Форум » apropos » Башмачок - 6 » Ответить
Башмачок - 6
apropos:
apropos: И что там у них? Сан была совершенно ошеломлена произошедшим. Она очень хотела, чтобы он ее поцеловал, мечтала о том, но воображение ее не простиралось далее той сцены, что случилась в зимнем саду. Ей представлялись такие же объятия и поцелуй, и она не предполагала, что может быть и по-другому. Потому ее просто потрясли сладостная тяжесть его сильного, мускулистого тела, необычайно чувственные ласки и обжигающие страстью и нежностью поцелуи, под которыми огнем воспламенялась ее кожа, плавилось все внутри и кружилась голова. Последнюю она, кажется, совсем потеряла, и не сразу поняла, что он остановился и отстранился от нее, хотя остро это прочувствовала – ей вдруг стало зябко, неуютно и отчаянно одиноко. – Иньяс… – хотела она позвать, но губы ей не повиновались и куда-то пропал голос, а из горла выдавился только какой-то полу шепот, полу хрип. Сан откашлялась и попыталась приподняться, но ее тело, совсем ослабевшее и более напоминавшее полужидкий кисель, не подчинялось ей. Она сделала еще одну неудачную попытку и, наверное, никогда больше не смогла бы даже сесть, не подхвати ее сильная и надежная рука. – Княжна, – услышала она над ухом голос Муравского, и в следующий момент по крайней мере уже сидела. Сан потрясла головой и наконец увидела его – он как раз подобрал подле нее с земли нечто бесформенное и сунул ей в руки, после чего взял валяющийся неподалеку сюртук, встряхнул и натянул на себя, после чего чуть поодаль опустился на траву и посмотрел на нее. – Вечереет, – сказал он. – Нам пора выбираться отсюда. Сказал так спокойно и ровно, словно еще минуту – или сколько? – назад не сжимал ее в своих объятиях и не целовал так, что у нее до сих пор подпрыгивало сердце и дрожали руки, а губы еще хранили вкус его губ. Она почувствовала, как ее щеки заливаются краской, опустила голову и посмотрела на комок чего-то, что он всучил ей, и наконец поняла, что это ее шляпка, точнее, останки того, что было шляпкой, которая, похоже, оказалась под ними в тот момент, когда… Сан смущенно кашлянула и попробовала распрямить безнадежно помятые тулью и поля того, что недавно представляло собою уникальное изделие лучших парижских шляпных мастеров. Кое-как приведя шляпку в относительный порядок, она обнаружила, что прическа ее совсем растрепалась – гребень еле держался, шпильки и вовсе были безнадежно потеряны. Вспомнила, как Муравский ласкал пряди ее волос, еще пуще покраснела, оборотилась назад и попыталась нащупать в траве шпильки, нашла всего пару, собрала волосы, кое как закрепила их на затылке имеющимися средствами, после чего почувствовала себя немного увереннее и наконец смогла посмотреть на возмутителя своего спокойствия. – Вы так спешите? – съязвила она – голос ее, по счастью, звучал уже нормально, весьма задетая как его хладнокровностью, так и желанием поскорее отсюда уехать, то есть, расстаться с нею. И это после всего того, что между ними произошло! – Я-то не спешу, – сказал он. – Но, боюсь, вас уже могут начать искать. Ваши домашние знают, куда вы уехали? И когда ждут вас обратно? Сан посмотрела на косые лучи солнца, падающие на лужайку, с ужасом поняла, что отсутствует слишком долго, и, возможно, уже или вот-вот наступит время вечернего чаепития, на которое она безнадежно опаздывает. Наверняка, все уже спохватились и ищут ее… И не найдут в саду… Это была почти катастрофа. Точнее, именно катастрофа. Она в панике вскочила, оглянулась на мирно пасущуюся Фортуну, вспомнила, что кобыла хромает, и даже если бы не хромала, на ней все равно невозможно ехать из-за сломанного седла, схватилась за голову и опустилась на траву. – Да, наверняка ищут, – обреченно признала она. – И я так думаю. Вам надобно возвращаться домой. Разумеется, я вас провожу. – Нет, погодите! Мне нужно подумать, – пробормотала Сан. – Конечно, я не могла сказать, что поеду одна на каменоломню. Меня бы не отпустили без сопровождения… Более всего она боялась, что начнется переполох, и если насчет Тяши, Хильды и Черпакова ей не надо было слишком беспокоиться – они не выдадут ее, то управитель, который никак не останется в стороне и обо всем узнает, наверняка сообщит о том ее отцу. Это следовало как-то предотвратить. – Нужно что-то придумать, чтобы мое отсутствие, как и травма лошади не вызвали особой тревоги… Без подробностей о падении и прочем… Ох… – Придумать – это по вашей части, – усмехнулся Муравский. Сан кинула на него укоризненный взгляд, но спорить не стала, потому как он был прав. По выдумке было мало ей равных. Впрочем, как ни странно, на этот раз самый разумный план по возвращению в Пригожее был предложен именно им. Когда Муравский узнал о подробностях ее избавления от грумов и побега из сада, то сказал: – В любом случае я бы отвез вас – вы так и так не можете идти пешком вместе с хромающей лошадью, учитывая, что мы находимся довольно далеко от вашего дома. Сей путь тогда занял бы несколько часов, вы бы устали и в лучшем случае появились там уже в сумерках. Но, учитывая, что надобно как-то объяснить не только ваше отсутствие, но и кобылы… Сделаем так: я привезу вас к той калитке, вы сможете незаметно проскользнуть в сад и сделать вид, что все это время там гуляли. Тем временем я вернусь за вашей лошадью и подведу ее поближе к Пригожему – мы договоримся, где ее оставить. Вы же скажете, что она чего-то испугалась и сбежала, и отправите на ее поиски людей, в том числе направив их на обговоренное нами место. Они быстро ее найдут и вернут домой. Но прежде вам придется показать в другую сторону, чтобы я успел привести кобылу. План был отличный и позволял ей избежать иначе неизбежного скандала. – Кто-то утверждал, что якобы не умеет придумывать, – поддела она его, несколько успокоившись. – Только в чрезвычайных ситуациях, – улыбнулся он, встал и помог ей подняться. – Просто у меня, видимо, больше этих чрезвычайных ситуаций, – сказала Сан и, увидев, что он подбирает валяющийся в траве протез, предложила: – Я могу положить его в вашу седельную сумку, ежели там застежки… – Благодарю, но на ней специальные, рассчитанные на меня ремни, – сказал Муравский. – А вы пока… поправьте… И взглядом показал на лиф амазонки. Сан опустила глаза и со смущением увидела, что он расстегнут, как и блузка под ним… Она схватилась за пуговицы и поспешно начала их застегивать. Тем временем Муравский сунул протез в сумку на седле, вытащил оттуда веревку и, взяв под уздцы кобылу, подвел ее к Сан. – Надобно привязать к поводу веревку, а другой конец – к вот этому дереву. Он показал на росшую неподалеку осину. – А как вы потом ее отвяжете? – спросила она, делая, что он сказал. – Отрежу, – усмехнулся Муравский, проследил, чтобы узлы веревки были крепкими, после чего оставил кобылу пастись, а сам подал Сан шляпку, предварительно, правда, поправив выпавшую из узла прядь волос. Эта мимолетная ласка, пусть только знаком внимания, согрела ее необычайно – после того, как они разжали объятия, он ничем не выдавал тех чувств, с какими совсем недавно целовал ее. «И признался, что не устоял, не может устоять передо мною», – вспомнила Сан с немалым удовольствием. Теперь Муравский должен будет объясниться и сделать предложение. Верно, сие последует во время дороги, сейчас же им следовало спешить. Пока она надевала шляпку, завязывала ленты на ней и натягивала перчатки, он тихо свистнул, жеребец тут же поднял голову от травы и неспешным шагом направился к ним. – Подемте к краю оврага, там будет удобнее, – сказал Муравский, вскочил в седло и поехал к ручью, Сан последовала за ним, где, встав на высокое место и использовав носок его сапога как подножку, быстро забралась на лошадь, усевшись боком ему на колени. Он прижал ее к себе, она обхватила его за талию. – Что ваша рука? – спохватилась Сан, прильнув головою к его плечу. – В порядке. Держитесь крепче, – сказал он, собирая повод левой рукою. Жеребец было недовольно всхрапнул, но покорно перебрался на другую сторону и легко вынес свою двойную ношу на дорогу, где, повинуясь воле всадника, перешел на галоп – мощный, очень быстрый и необычайно плавный. Менее чем через четверть часа Муравский остановился в рощице, неподалеку от бокового входа в сад Пригожего. – Бегите! – он коротко поцеловал ее, спустил на землю, сказал, куда приведет кобылу, и тут же повернул обратно. Сан коснулась рукою своих губ, поправила шляпку и помчалась к калитке.
Хелга: apropos Как удачно я зашла! Вот теперь не знаю, которая из сцен эротичней (прошу прощения за термин) - предыдущая или эта, с хитрым планом, поправленным локоном и бегом к калитке.
apropos: Хелга Хелга пишет: Вот теперь не знаю, которая из сцен эротичней А в этой-то что эротичного? Ни поцелуев, ни объятий, ни... Хелга пишет: хитрым планом, поправленным локоном и бегом к калитке Ну да, мило, вроде, так получилось. Надеюсь.
Хелга: apropos пишет: А в этой-то что эротичного? Ни поцелуев, ни объятий, ни... Настроение и атмосфера... Жесты, слова, взгляды...
lapkin: apropos Хорошее продолжение. apropos пишет: Теперь Муравский должен будет объясниться и сделать предложение. Как-то мне боязно за героев. Бедная Сан сейчас будет ждать немедленного предложения, а бедный Муравский, боюсь, опять начнет рефлексировать Но с локоном красиво получилось. Может сумеют понять друг друга. apropos пишет: – Бегите, – сказал он, коротко поцеловал ее, спустил на землю, сказал, куда приведет кобылу и тут же повернул обратно. Финал сцены вселил надежду.
Klo: apropos Герой-то каков!
Малаша: apropos Как все у них чудесно! Он сдержанный, мужественный, нежный. Сан растаяла немного, и я вместе с ней. Муравский уже планы составляет наряду с Сан по ее спасению. Умница! Бесподобный эпизод! apropos пишет: А он должен понимать и уметь отвечать за свои поступки. Поэтому он понял, что пора остановиться. Хотя было тяжело.
apropos: Хелга пишет: Жесты, слова, взгляды... Гы. Да там одни глаголы - встал, сел, посмотрел, подумал. lapkin lapkin пишет: Бедная Сан сейчас будет ждать немедленного предложения, а бедный Муравский, боюсь, опять начнет рефлексировать С них станется. Такие странные. lapkin пишет: Но с локоном красиво получилось. Да просто поправил. Ничего особенного, на мой взгляд. lapkin пишет: Финал сцены вселил надежду. Думаешь, не просто так поцеловал? Klo Klo пишет: Герой-то каков! Ох! Малаша Малаша пишет: Он сдержанный, мужественный, нежный. Вроде, ничего не сделал. Молчал все. Разве план придумал по спасению утопающих.
chandni: apropos Какие восхитительные кусочки! Очень переживательно за них... Такой волнительный момент! apropos пишет: Кое как приведя шляпку в относительный порядок, она обнаружила, что прическа ее совсем растрепалась Вспомнила, как Муравский ласкал пряди ее волос, еще пуще покраснела, оборотилась назад и попыталась нащупать в траве шпильки, нашла всего пару, собрала волосы, кое как закрепила их на затылке имеющимися средствами кое-как apropos пишет: Вспомнила, как Муравский ласкал пряди ее волос, еще пуще покраснела, оборотилась назад и попыталась нащупать в траве шпильки, нашла всего пару, собрала волосы, кое как закрепила их на затылке имеющимися средствами, после чего почувствовала себя немного увереннее и наконец смогла посмотреть на возмутителя своего спокойствия. – Вы так спешите? – съязвила она – голос ее, по счастью, звучал уже нормально, весьма задетая как его спокойствием, так и желанием поскорее отсюда уехать, то есть, расстаться с нею. apropos пишет: План был отличный и позволял ей избежать иначе неизбежного скандала. apropos пишет: Эта мимолетная ласка, пусть только знаком внимания, согрела ее необычайно – после того, как они разжали объятия, он ничем не выдавал тех чувств, с какими совсем недавно целовал ее. пропущено будучи?
apropos: chandni chandni пишет: Очень переживательно за них... Понятное дело. chandni пишет: кое-как Ага, спасибо! Пропустила. И два спокойствия. Остальное правильно - по авторскому замыслу.
bobby: apropos То, что произошло (наконец-то!), повлияло на героев и сблизило их. Муравский, несмотря на всю сдержанность, изменился - поправил локон, приобнял в седле, поцеловал на прощание. Скупо, но чувствуется нежность. Разве он позволил бы такие жесты до происшествия на лужайке?
apropos: bobby bobby пишет: Разве он позволил бы такие жесты до происшествия на лужайке? Не, ну ты даешь! Как бы он себе мог это позволить? А сейчас, после таких объятий, конечно, может себе позволить, нет? Даже больше, чем позволяет.
Rukel: Если голосовать об эротичности сцен, я за вторую!)) Как же сделает предложение, Сан размечталась, опять отмажется
Хелга: apropos пишет: А сейчас, после таких объятий, конечно, может себе позволить, нет? Даже больше, чем позволяет. Раскрылся мужик и нет теперь ему спасения, ни в полях, ни в лесах. Rukel пишет: Если голосовать об эротичности сцен, я за вторую!)) Очень солидарна!
apropos: bobby пишет: Шучу, конечно. Ну у тебя и шуточки. Предупреждать надо! bobby пишет: Но он вообще ничего не позволял. Шикарная сцена из фильма, обхохоталась! Кстати, по поводу: bobby пишет: приобнял в седле Это я неправильно, конечно, написала. Имелось в виду - прижал к себе, исключительно в целях удержания ее на лошади, иначе упадет. Будь у него здоровая рука, то обнял бы за талию, прижимая к себе, а с искалеченной "полу" и получается. Сейчас исправлю на прижал к себе, чтобы разночтений не было. Rukel Rukel пишет: я за вторую!) Ну славно, хотя и случайно так получилось. Rukel пишет: Как же сделает предложение, Сан размечталась, Не, ну девушка вправе рассчитывать после подобных... хм... признаний. Хелга пишет: Раскрылся мужик и нет теперь ему спасения, ни в полях, ни в лесах. Ну да. Жалко его, все страдает.
MarieN: apropos apropos пишет: Он прижал ее к себе, она обхватила его за талию. – Что ваша рука? – спохватилась Сан, прильнув головою к его плечу. Хелга пишет: Вот теперь не знаю, которая из сцен эротичней (прошу прощения за термин) - предыдущая или эта, с хитрым планом, поправленным локоном и бегом к калитке. Вот тоже не знаю, тут романтика, там страсть... Но, неужели, Муравский опять будет пытаться спрятаться от чувств и желаний, как теперь ему должно понятно, обоих?
Скрипач не нужен: apropos Оооо! Герои, волей случая, перестали ходить кругами и перешли к "нижней половине")) воображение ее не простиралось далее той сцены, что случилась в зимнем саду. Ей представлялись такие же объятия и поцелуй, и она не предполагала, что может быть и по-другому. "О, сколько нам открытий..." А кто-то, помнится, за барона замуж собирался. И как бы оно пошло там, это самое "по-другому"? Интересно, подумает ли она об этом? Теперь Муравский должен будет объясниться и сделать предложение. Предложение - это вряд ли, но объясниться придется непременно. Всё рассказать и о чувствах и об обстоятельствах, которые делают подобное предложение невозможным. Сделаем так: Вот, военная смекалка пригодилась! Очень интересно, как всё будет дальше! Автор, давай продолжение!!!
apropos: MarieN MarieN пишет: Он прижал ее к себе, она обхватила его за талию. Это она просто держится, чтобы не упасть с лошади. А он держит ее. MarieN пишет: неужели, Муравский опять будет пытаться спрятаться от чувств и желаний, как теперь ему должно понятно, обоих? Он и рад бы, возможно, но разве дадут? Скрипач не нужен Скрипач не нужен пишет: волей случая, перестали ходить кругами и перешли к "нижней половине" Только волею случая. А верхняя половина там вообще отключилась, похоже. Скрипач не нужен пишет: А кто-то, помнится, за барона замуж собирался. Это нам помнится, а княжна уже, небось, вообще забыла, кто это был. Скрипач не нужен пишет: Предложение - это вряд ли, но объясниться придется непременно. Ну, увидим, надеюсь, что из того получится. Скрипач не нужен пишет: военная смекалка пригодилась Деваться некуда было, пришлось придумывать, дабы эту тетеху спасти.
apropos: Один день из жизни Муравского. Не очень довольна - мягко говоря - этим фрагментом, потом еще буду думать, но пока так. Ему не следовало ее целовать на прощанье, тем паче позволить себе те вольности, что позволил на лужайке, вообще подходить к ней, но дело уж было сделано, и теперь надобно было решать, что с этим делать. В любом случае, продолжаться так более не могло, и мучения, терзающие Муравского теперь, не шли ни в какое сравнение с теми, что он испытывал прежде. Верно, ему плохо удавалось скрывать свое состояние от домашних, поскольку не раз замечал недоуменные и беспокойные взгляды тетушек и кузины, на него обращенные. Лукин подметил его рассеянность, а Густав Францевич прямо заявил, что у Муравского очевидное нервическое расстройство на почве переутомления, и посоветовал ему пустить кровь, пить козье молоко с медом и побольше спать. – Ты, барин, вскорости и вовсе доходягой станешь, – сетовал Прохор, – коли не перестанешь маяться дурью и не возьмешься за ум. При этом денщик бросал выразительные взгляды в ту сторону, где находилось Пригожее, и делал туманные намеки на некоторые события, почитаемые за случайность, кои на самом деле ею вовсе не являлись. Сам Муравский успешно избегал встреч с княжною последующие несколько дней, когда она по устоявшейся каким-то образом традиции являлась в Негожее в утренние часы для занятий с клумбами и прочими посадками на внешнем дворе, ее стараниями превращающегося в весьма живописное, приятное глазу пространство. Помимо цветов и кустов, она посадила там еще несколько экзотических на вид деревьев, одно из которых ему особливо нравилось – похожее на ель растение, но с мягкими, на ощупь шелковистыми иглами, что, покачиваясь при малейшем дуновении ветерка, переливались на свету, словно волны. При каждом случае Муравский подходил к нему, любуясь его видом, и сегодня, когда приехал домой после очередного объезда угодий, еще держа лошадь в поводу, задержался у дерева и погладил нежные его иголки, словно касаясь… Он вздохнул и оглянулся на шум – на двор подали коляску, и вспомнил, что дамы нынче намеревались посетить кого-то из соседей. Из дома вышла Мария Григорьевна в шляпке, на ходу натягивая перчатки. Приметив Муравского, подошла к нему. – Может, передумаете и поедете с нами? Чем дома сидеть? – спросила она. – Я так мало в нем бываю, что не грех лишний раз и посидеть, – отшутился он. – Ее сиятельство сегодня спрашивала о вас, – помедлив, сказала Мария Григорьевна. – Похоже, ей кажется, вы нарочито сторонитесь ее. – Женщинам вечно что-то кажется, – пробормотал Муравский, разом приходя в еще худшее настроение, нежели был. Прежде княжна никогда не спрашивала о нем – или ему не говорили? – и у него усилилось ощущение затягивания силков, в коих запутался волею судьбы, и которые ему было так сложно разорвать, не говоря о том, чтобы из них выпутаться. Дамы, конечно, не могли сговориться, сие было исключено, хотя, зная княжну, от нее можно было ожидать чего угодно… Он с подозрением посмотрел на Марию Григорьевну. У той был немного беспокойный, но обычный вид, и, похоже, она не участвовала в заговоре против него, ежели он был. А без нее ничего не могло состояться – она была предводителем кружка домочадцев, его мозгом и движущей силой. – Очень жаль, – сказала она, впрочем, не настаивая. – И, пожалуйста, поешьте, Иньяс. Нельзя морить себя голодом. Сегодня у нас весьма вкусная рыба и ваши любимые телячьи котлеты… Курник получился просто великолепный – тает во рту… Превосходный бульон с профитролями и сладкие пироги с ревенем. Мария Григорьевна говорила с ним мягким, уговаривающим голосом, словно с больным ребенком, коего упрашивают выпить необходимую ему микстуру. В последнее время они вообще старались исполнить любое его пожелание, на кухне заказывали его любимые блюда и, по всему, уж не знали, как еще больше ему угодить. История с протезом, порчу которого ему пришлось свалить на невинного Кая Фредерика, и вовсе вызвала в доме целый переполох. Пока умелец Егорка чинил покореженную деревяшку, дамы замучили Муравского примочками, были готовы чуть не ночи напролет дежурить у его постели, дабы вовремя менять повязки, и умоляли его и близко не подходить к столь злому и норовистому жеребцу, коему неизвестно, что в любой момент может взбрести в голову, а дети вызывались читать ему вслух любые книги, даже самые для них скучные, словно с синяком на руке он заодно испортил себе и зрение. Лукин и Густав Францевич, по счастью, проявили мужскую солидарность и, напротив, пытались приостановить излишнюю ретивость женщин и лишний разок распить с ним бутылочку рейнского, специально съездив в уезд, дабы пополнить запасы сего вина. Муравский усмехнулся, подумав, что княжне, по-видимому, не сообщили о сем происшествии, иначе она вряд ли осталась в стороне и наверняка прислала бы для него какую мазь или что в этом роде, чего не могла сделать, пребывая якобы в неведении по поводу ушиба его руки. – Непременно поем, – заверил он Марию Григорьевну, поцеловал ее в щеку и проводил до коляски, где сидели остальные домочадцы, исключая Лукина, что ехал верхом. Они с кузиной уж сообщили о своем намерении пожениться. Венчание было назначено на август, и о том знали только домашние, не распространяя пока сие известие среди соседей. Коляска и Лукин тронулись в путь, Муравский передал лошадь конюхам, а сам пошел в дом, где таки немного поел, а после сел с книгою на веранде. Читать не получалось – ему приходилось по нескольку раз перечитывать одну и ту же фразу, чтобы хоть как понять ее смысл, потому он прекратил сие бесполезное занятие, прошелся по саду и огороду, вышел на луг, где дети играли в салки с участием Фабия. Отослал детей в дом – пить молоко и ложиться спать, потому как уже сгущались сумерки и время подходило к десяти часам, а собаку передал подоспевшему Прохору. Спать не хотелось, но, памятуя, что вскоре из гостей вернутся домашние, отправился в дом. Дети, понукаемые слугами, уж легли, Муравский тоже пошел в свою спальню, дабы не добавлять беспокойства дамам, кои непременно всполошатся, отчего это он еще не лег. Не зажигая свечи, он сел в кресло и, видимо, на какое-то время забылся, в полудреме слыша, как приехали домочадцы и разошлись по своим комнатам, и все затихло в доме и вокруг. Он даже не понял, что его разбудило. То был шорох или какое шевеление, но он молниеносно – по армейской привычке – очнулся и насторожился, тут же раздался очень громкий в ночной тиши грохот, что-то упало на пол и по нему покатилось. Муравский метнулся к раскрытому окну и схватил кого-то, кто лез через подоконник в его комнату, дернув на себя и одной рукою сжав горло, другой – обхватив грудь и руки вора или кто это был, так, что тот не мог шелохнуться. Но в следующее мгновенье чуть разжал, смягчил свой захват и прошептал в ухо злоумышленника: – Княжна, какого черта вы здесь делаете?! В коридоре зашумели, затоптались люди, видимо, встревоженные шумом, в дверь его застучали, затарабанили и голосом Марии Григорьевны воскликнули: - Иньяс! Иньяс! Что происходит?! У вас все в порядке?!
lapkin: apropos Если гора не идёт к Магомету Вот знала я, что он опять начнёт свои фокусы и игры в прятки Вообще, мог бы поговорить с девушкой. Объяснил бы, что мешает Она там поди понять не может, что с ним случилось
полная версия страницы