Форум » apropos » Водоворот-15 » Ответить

Водоворот-15

apropos:

Ответов - 470, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 All

chandni: apropos выложи, что есть!!!

Хелга: chandni пишет: выложи, что есть!!! Дайте автору дописАть!!!

novichok: Хелга пишет: Дайте автору дописать!!! Да, лучше не торопить. Ждали ведь целый день


Леона: Опа! Девочки, я ж сюда бегом, едва домой вошла, работала - мысли лезли посторонние, сами понимаете, какие. Думала, тут уже вовсю праздник и шампанское (мартини? кофе?) рекой, а тут... Ну что ж, придётся ещё терпением запасаться!

apropos: Все бегом, кое-как - половина недописана, половина пропущена, возможны опечатки, нестыковки, повторы и полный бардак в тексте и голове. Но, надеюсь, вы меня простите.

Цапля: Леона пишет: Девочки, я ж сюда бегом Аналогично Леона пишет: Думала, тут уже вовсю праздник и шампанское (мартини? кофе?) рекой, а тут... Аналогично! Леона пишет: Ну что ж, придётся ещё терпением запасаться! Куда денемся? Штабель, предлагаю в ожидании автора наполнить бокалы!

apropos: Тяжелые большие снежинки кружились в воздухе и плавно опускались на землю, на деревья, на озеро, у берегов затянувшееся тонкой пленкой льда. Докки, хорошенько укутанная в пуховой платок и соболью шубку, в теплых меховых сапожках, остановилась, любуясь парком, будто зачарованным под снежной белой пеленой, и похожим сейчас на сказочную картину. Она жила здесь уже два месяца, с трудом привыкая к незнакомому дому, даже к этому парку – до сих пор чужим для нее, в этой чужой стране. Она тосковала по Петербургу, по своему особняку, но запрещала себе думать как о них, так и о тех событиях, приведших ее в этот глухой уголок Швеции. Тогда, увидев приглашение на помолвку, от потрясения Докки лишилась чувств, и теперь смутно помнила, как ее перенесли из библиотеки в спальню, как заплаканная Туся растирала уксусом ее виски и запястья, а Афанасьич поил ее каким-то отваром, который помог ей на какое-то время забыться блаженным сном… Потом, еще слабая, она нацарапала невнятные записки знакомым, сообщая о безотлагательных делах, призывающих ее покинуть Петербург, пока слуги, под руководством ее верного слуги, суетливо паковали вещи. Была написана и записка Палевскому, в которой она поздравляла его с помолвкой и желала ему счастья. Она не плакала, потому что у нее не было сил на слезы. А перед глазами почему-то все время возникали те изломанные, раздавленные останки цветов и испачканные измятые ленточки, втоптанные копытами лошадей в булыжник мостовой виленской площади… И так, не проронив ни единой слезинки, она позволила посадить себя в экипаж, затем – на корабль, а потом - довезти до этого дома. С ними был ее поверенный, к которому Афанасьич обратился за помощью, поскольку она была не в состоянии что-либо делать, а сам он не знал иностранных обычаев и языков, чтобы без чьей-либо подсказки освоиться в заморской стране. Петр Иванович же позаботился о местах на корабле, в Швеции быстро нашел жилье, оформив все необходимые бумаги, сопроводил в него баронессу и помог устроить ее со всеми удобствами, прежде чем вернулся в Россию. Долгое время Докки пребывала в каком-то отрешенном и равнодушном состоянии – до тех пор, пока однажды не почувствовала, как в ней зашевелился ребенок, который не был виноват, что его отец нашел себе более подходящую жену, а его мать была полностью поглощена своими переживаниями. После этого, всячески коря себя за пренебрежение собственным ребенком, она стала стараться лучше питаться, совершать долгие прогулки по парку, не поддаваться печалям и думать только о настоящем и будущем, занимая свои мысли и свое время чтением, игрой на фортепьяно, вышиванием и изучением шведского языка. Доки дотронулась рукой в варежке до своего заметно округлившегося живота, набрала полной грудью свежий морозный воздух и повернула обратно, к дому, медленно бредя по узкой аллее между вековыми темно-зелеными соснами и елями. Сегодня должен был приехать ее шведский поверенный господин Арно Бьерн, запиской предупредивший о своем визите. Он должен был привезти ей письмо от Букманна и переданную им почту для нее из дома. За это время – учитывая витиеватость пересылки (через Ненастное) и трудность транспортировки – она получила всего один, но довольно увесистый пакет с письмами, который, впрочем, так и лежал невскрытый. Докки была уверена, что в письмах и записках от знакомых на все лады обсуждается помолвка, а, может быть, и уже состоявшееся венчание Палевского и Надин. Она же не хотела ничего об этом знать, поэтому оставила разбор писем на другое, более удобное для нее время, хотя сейчас ей трудно было предугадать, когда оно настанет. Когда она подошла к дому – низкому, каменному, с высокой крышей, - то увидела у подъезда экипаж, и заспешила к дому, радуясь приезду гостя, способного внести хоть какое разнообразие в ее унылую жизнь. - Осторожно, барыня, - навстречу ей выскочил Семен и подхватил под локоть, когда она чуть не споткнулась на пороге. Некогда они с Афанасьичем предполагали ехать вдвоем, и на месте нанять прислугу. Но слуги так и так оказались свидетелями ее романа с Палевским. А учитывая, как плоха была барыня при отъезде, Афанасьич решил взять в поездку и надежную часть челяди, в том числе дворецкого, повара Прохора и даже Тусю, чему Докки теперь весьма радовалась – в ее новом доме не было посторонних, только свои. - Приехал господин Бьерн? – спросила она, входя в теплую прихожую. Она потопталась на месте, стряхивая с сапожек снег и на ходу развязывая платок на голове, который она надевала вместо шляпки – в нем было теплее. - Э-э… - замялся Семен, и только хотел что-то сказать, как Докки уже нетерпеливо распахнула дверь в гостиную и от неожиданности застыла на входе: в комнате она с изумлением увидела Петра Букманна и… Палевского. Она ахнула и ухватилась ослабевшими руками за ручку двери, он же шагнул ей навстречу, глядя на нее сузившимися от гнева ледяными глазами. - Так вот вы где, madame la Baronne, - процедил он сквозь зубы, издевательским тоном, будто это ругательство, произнося ее титул. Из-за его спины выглянул взволнованный Афанасьич и бросился к своей барыне. - Вам надобно присесть, - слуга подхватил растерянную Докки и подвел ее к стулу, на который она тяжело опустилась – все в шубе и в платке на голове, со спускающимися развязанными концами. Палевский молча взглянул на Букманна и Афанасьича, отчего они как-то смешались и через мгновение вышли, оставив Докки и генерала наедине. - Зачем вы здесь? – слабым голосом спросила она, не в силах поверить, что он – перед ней, и не в силах отвести от него глаз, жадно впитывающих в себя такие родные, такие любимые черты его лица и очертания его статной фигуры в генеральском мундире. - Зачем?! – его бровь изогнулась, а его взгляд, казалось, хотел прожечь ее насквозь. – Вот уж, действительно, вопрос вопросов. Зачем я полгода только и занимаюсь тем, что разыскиваю вас, в то время как вы норовите скрыться от меня… Знаете, эта игра в прятки мне уже надоела… Он вздохнул, устало провел рукой по своим волосам и заходил по гостиной. Докки напряженно следила за ним. Она была неимоверно счастлива видеть его, настолько счастлива, что ей даже стало больно – в груди все заныло, а подушечки пальцев закололо тысячами мелких иголок. Но она не понимала, зачем он здесь, почему злится, - ведь у него есть невеста, может быть, уже жена. Докки сглотнула ком, образовавшийся в ее горле и мешающий ей дышать, внезапно почувствовав ужасную горечь во рту от собственных мыслей. И вообще он должен быть на войне – ведь еще идет война… Букманн – только его письма она читала – писал ей, что французы ушли из Москвы, отступили к Смоленску, и Палевский вряд ли мог уехать из армии. Или он опять был ранен? Или из-за женитьбы он взял отпуск?.. Нет, он никак не мог быть в отпуске во время войны… И что он делает здесь, в Швеции, в ее доме? Зачем приехал, как нашел ее?.. - Ну, что вы молчите? – тем временем обрушился он на нее. – Вы можете мне объяснить, почему уехали, исчезли из Петербурга? И куда?! – в Швецию! Удрали от меня в Швецию… Бог ты мой! Он остановился и злыми пронизывающими глазами уставился на нее. - Объяснить?! – Докки сначала оторопела, но тут же в ней все возмутилось. От негодования, которое придало ей силы, она выпрямилась на стуле и подозрительно дрожащим ядовитым голосом спросила: – Неужели вы действительно считали, что я останусь вашей любовницей и после вашей помолвки и женитьбы? Он вскинул брови и с недоуменным видом уставился на нее. Это разозлило ее еще сильнее. - Никогда! - вы слышите? – никогда я не пойду на столь унизительную связь. Одно дело, когда вы не были связаны обязательствами с другой женщиной, но теперь… Палевский переменился в лице. - Что вы такое несете?! Вам же все объяснили! Моя мать завалила вас записками, обивала порог вашего дома, я тоже несколько раз писал вам… - Не стоило трудиться, - сухо ответила Докки. – Я прекрасно понимаю мотивы вашего поступка и не осуждаю вас за желание заполучить в жены юное невинное создание, не запятнанное ни… - Но у меня не было никакого желания заполучить это юное и незапятнанное создание! – перебил он ее. – Вы что, не прочитали моих писем, как и записок моей матери? Докки непонимающе посмотрела на него и невольно покосилась на бюро, где под крышкой уже несколько недель сиротливо лежал нераспечатанный пакет с почтой. Палевский проследил за ее взглядом, подошел к столику и дернул крышку, закрывающую внутренние ящички. Увидев там пакет, он с треском разорвал его и высыпал на столешницу разноцветные продолговатые и квадратные записки и письма. Докки даже не возмущалась его хозяйничаньем в ее вещах – она с тревожным холодком в груди наблюдала, как он перебирал ее почту, разворачивал и просматривал письма, а затем некоторые из них сунул ей в руки . - Прочтите, - сухо сказал он. Затрясшимися от волнения пальцами она взяла развернутые листы бумаги. «Мы ужасно обеспокоены, что вы введены в заблуждение…» - эта записка была написана изящным мелким почерком – подпись внизу принадлежала графине Нине Палевской. «…я заезжала к Вам несколько раз, но молоток на Вашем доме снят, а сторож уверяет, что не знает, куда Вы уехали… Поль нам этого никогда не простит… Досадное недоразумение…» Докки перебирала записки, пока не наткнулась на одну, судя по дате, написанную в день ее отъезда из Петербурга. «Баронесса! Спешу сообщить Вам, что произошло ужасное недоразумение: это помолвка не Поля, а его брата и нашего младшего сына Петра. Он приехал в Петербург, пока мы были в отъезде и, едва встретившись с нами, сообщил, что они с Надин давно влюблены друг в друга и мечтают пожениться. Он попросил руки Надин у ее матери, и та, хотя и считает свою дочь еще слишком юной для замужества, все же дала согласие на этот брак. Поскольку Петра вот-вот должны были командировать в армию, то он хотел как можно скорее объявить о своей помолвке с кузиной. Поэтому мы решили отпечатать приглашения в типографии, и отправили туда текст уведомления и список гостей, по которому должны были быть разосланы готовые приглашения в пакетах с нашим родовым гербом. Можете представить, в какой ужас мы все пришли, когда к вечеру обнаружили, что на приглашении стоит не то имя. Как выяснилось позже, какой-то ретивый наборщик, не обратив внимания на то, что рядом с титулом графа не стоит чин генерала, но премного наслышанный о командире корпуса Павле Палевском, посчитал, что имя «Петр» было указано ошибочно, и самолично переправил его на имя «Павел». И с этим именем приглашения и были напечатаны и разосланы…» Докки прерывисто вздохнула и раскрыла письмо с четким почерком самого Палевского: «Радость моя, Дотти! Матушка сообщила мне о помолвке брата и той досадной опечатке, повлекшей за собой цепь недоразумений. Я поручил ей не медля объясниться с Вами, а сам вслед также спешно посылаю к Вам нарочного с этим письмом, чтобы Вы ни в коем случае не думали обо мне, как о лицемерном и бесчестном человеке…» Она бессильно опустила руки с письмами на колени и закрыла глаза. Столько боли, столько страданий ей пришлось пережить из-за типографской ошибки и собственной дурости… Как она могла усомниться в порядочности Палевского? Теперь она не понимала этого, но тогда, когда она вглядывалась в отпечатанный текст приглашения, она поверила, - да кто бы не поверил?! – что он женится на более подходящей ему по всем статьям девушке. - Простите меня, - прошептала она. – Мне ужасно жаль… - О, Господи, что вы со мной делаете?! - пробормотал Палевский. Голос его было смягчился, когда он увидел ее растерянность, но тут же он рявкнул: - Какого черта вы удрали? Взрослая женщина, а ведете себя хуже какой-нибудь импульсивной девчонки без капли мозгов в голове. Моя мать искала вас по всему городу, даже ездила к вашим родственникам, безуспешно пытаясь вас увидеть. Она чувствовала себя крайне угнетенно из-за этой идиотской ситуации, и считала себя бесконечно виноватой перед вами и передо мной. Когда я вернулся в Петербург, она была в самом ужасном состоянии из-за вашего исчезновения и из-за того, что так и не смогла объясниться с вами. А я, бросив все, помчался в ваше имение, где вас также не оказалось… - Вы поехали за мной? – Докки встрепенулась. Оказывается, когда она представляла его, сжимающего в объятиях кроткую Надин, он искал ее… Ох, ну почему она не удосужилась прочитать эти письма?! Хотя… хотя все равно бы она уже не смогла вернуться в Петербург. Докки украдкой посмотрела на свой живот, почти незаметный под широкими складками шубы и ниспадающими концами большого платка. - Да уж, погоняли вы меня, - Палевский мрачно уставился на нее. - Ваш управляющий в конце концов признался, что переправляет почту на адрес вашего поверенного. Но я уже не мог вернуться в Петербург – мне нужно было возвращаться в армию. Как раз тогда пришло известие, что французы покинули Москву… Палевский рукой рубанул воздух и вновь зашагал по комнате. - И ни письма от вас, никакого известия… А я так ждал, опять, как идиот, ждал ваших писем… Докки заерзала на стуле. Она чувствовала себя ужасно виноватой перед ним, но что бы она могла написать ему?.. - Из армии я писал Букманну, - продолжал Палевский. – Но ваш хитрый лис поверенный весьма уклончиво отвечал, что-де не знает, где вы… Тогда я попросил отца выяснить у Букманна ваш адрес. Но когда граф поехал к нему, Букманна не оказалось в городе. У его дома круглосуточно дежурили наши лакеи. Представляете, какой переполох вы нам устроили? А я должен был сражаться, когда мысли мои были совсем о другом… Он потер лоб и сердито посмотрел на бледную Докки. - Когда Букманн появился в Петербурге, я уже сам к нему отправился. - А как же служба? – удивилась она. - После Березины я взял отпуск по болезни – впервые за время службы в армии. - Ваша рана?! – всполошилась Докки, всплеснув руками. Палевский усмехнулся. - С моей раной все в порядке. Я солгал врачам, уверяя что меня сильно беспокоит старое ранение в грудь, морщился, кашлял и всячески притворялся. Мне дали отпуск и я помчался в Петербург – прямиком к Букманну, взял его за шкирку и он был вынужден привезти меня сюда. Палевский окинул взглядом скромную обстановку гостиной и посмотрел на окно, за которым виднелся парк. - Я до сих пор не могу поверить! – его глаза бешено сверкнули, а шрам на скуле побелел. – Мне пришлось ехать в Швецию! Это же надо! Вы удрали от меня в Швецию, в медвежий угол, - словом, сделали все, чтобы я не нашел вас. Неужели я вам уже не по душе, а ваши чувства ко мне изменились за это время? Или вы не верите мне, что у меня нет никакой невесты? - Верю, я верю вам, - прошептала Докки. – И мои чувства… Мои чувства остались прежними… - Тогда собирайтесь. Завтра же мы возвращаемся в Петербург. Она покачала головой. - Нет, я не могу вернуться. - Отчего же? – взревел он и что есть силы хлопнул ладонью по столу, возле которого стоял. Она должна была сказать ему о своей беременности. Сейчас же. Если он искал ее, если оставил службу, приехал за ней сюда, то, значит, он любит ее… Но вдруг страшное сомнение охватило ее. «А если я лишь задела его самолюбие? – неожиданная мысль поколебала ее решимость. – Вряд ли кто раньше бросал его. Уверена, что он сам всегда сообщал о конце отношений. А тут получилось так, что это я его оставила. И он хочет вернуть меня, чтобы самоутвердиться… Или все же он любит меня?..» И все равно ей нужно было объясниться с ним, независимо от тех причин, по которым он искал ее. Она посмотрела на него и только открыла рот, как он опередил ее. Он подошел к ней, рывком поднял со стула и прижал к своей груди. - Вы хоть понимаете, что я пережил за это время? – прошептал Палевский, и его губы закрыли ее рот таким страстным поцелуем, что она, чтобы не упасть, уцепилась за него изо всех сил. А он яростно сминал ее губы, все сильнее сжимая ее плечи, и дыхание его было прерывистым, когда он оторвался от нее и прижался лбом к ее голове. - Как я тосковал, как тосковал без вас… - хрипло прошептал он и привлек ее к себе, но тут же отстранился, пробормотав: – Как много всего на вас надето... И не успела она перевести дыхание, как он ловким движением стянул с нее платок и расстегнул шубу. И замер, глядя на ее выпирающий живот. - Это что еще такое?! – воскликнул он. Докки замерла, инстинктивно запахнув полы шубы и скрестив руки на животе. - Вы в тяжести! – Палевский, будто не веря своим глазам, отвел ее руки в стороны и вновь распахнул ее шубу. – Дьявол меня раздери! Вы беременны! Вы носите ребенка. Моего ребенка! Он потрясенно смотрел на ее живот, потом осторожно положил на него ладони и так нежно погладил его, что Докки чуть не расплакалась – она даже не могла мечтать, чтобы он вот так дотронулся до нее, до их ребенка, еще находящегося в ее чреве. - Ребенок! – повторил он. – Мой ребенок… - Конечно, ваш, - она испугалась, что он начнет сомневаться, его ли ребенок. Но ни тени сомнения в нем не было, когда он начал круговыми движениями водить ладонями по ее животу. - Сколько? – наконец спросил он. - Пять, пять с половиной месяцев, - быстро сказала она. – С той ночи на Двине… - С нашей первой – и как я всегда считал – неудачной попытки, - он ухмыльнулся. – Но оказывается, она была весьма плодотворной. Он вновь довольно хмыкнул, но в следующее мгновенье вдруг рассвирепел: - Так вы его скрывали от меня! Вы скрывали, что носите моего ребенка! И поэтому удрали в Швецию. - Я… я не знала, как вы к этому отнесетесь. Нужен ли вам этот ребенок. - Так вы собирались его здесь рожать, а потом – что? Хотели кому-нибудь отдать? Его глаза заледенели. - Нет! – воскликнула она. – Я никогда бы не отдала его. Никогда! - Но вы понимаете, что наш ребенок родился бы незаконнорожденным, если бы я не бросился вас искать?! - Я понимаю, но… Но он не хотел уже ее слушать. - И, насколько я понимаю, вы не собирались мне о нем рассказывать. Вы решили скрыться, чтобы лишить меня не только вашего общества, но и моего ребенка. - Я… - Мы немедленно венчаемся! – заявил он таким тоном, что Докки стало ясно: скажи она «нет», он силой потащит ее под венец. Но она, бесконечно возмущенная тем, что он не захотел слушать ее оправданий, и тем, что он готов жениться на ней только из-за ребенка, чуть не завизжала. - Нет! Я не выйду за вас замуж! – крикнула она. - Вы станете моей женой и родите нашего законного ребенка, - безапелляционно заявил он, всем видом показывая, что не намерен более спорить с ней. - Нет! - Это еще почему? – он совершенно издевательски поднял бровь. - Потому что вам нужна не я! – в сердцах выпалила Доки, умирая от жалости к себе. - Чувство ответственности заставляет вас жениться на мне. Но я не могу, не могу, даже ради ребенка обречь вас на нежеланный брак… - Не можете?! Он чуть не испепелил ее взглядом. Потом повернулся и стремительно вышел из гостиной, хлопнув дверью. Докки в бессилье опустилась на стул и заплакала. То, о чем она так мечтала, и что казалось ей невероятным и совершенно невозможным, - свершилось. Он предложил ей обвенчаться с ним, а ведь она его так любит! И ее ребенок тогда будет законным, и обретет не только имя, но и отца. Так почему она отказалась от его предложения? Докки покачала головой и уткнулась лицом в ладони, понимая, что, может быть, сейчас совершает очередную глупость. Он не сказал, что любит ее? Но он же явно показывал, что неравнодушен к ней – и тогда, в Петербурге, и сейчас – когда искал ее и приехал за ней сюда… Может быть, ему нужен не только ребенок, но и она сама?... А если он сейчас уедет… Ей стало ужасно страшно. Она подняла голову и прислушалась, но за дверью было тихо. Панически испугавшись, что он оставит ее одну, она вскочила и бросилась к дверям. В прихожей его тоже не было. - Семен! Семен! Где он?! – закричала она. - На улицу пошел, - из коридора выглянул Афанасьич. Докки рванула на себя дверь и выскочила во двор. Палевский стоял у экипажа и что-то говорил кучеру. Он был в одном мундире и без шляпы, и его голова и плечи уже были запорошены все идущим снегом. - Поль, Павел! – Докки неуклюже побежала к нему, скользя по снегу. Он быстро повернулся и устремился ей навстречу, подхватил в объятия, крепкие и одновременно нежные. - Зачем вы выскочили на улицу? Не дай Бог, простудитесь… И, бережно поддерживая ее за талию, он повел ее обратно к дому. Но Докки уперлась, не желая никуда идти. - Не уезжайте, прошу вас! – прошептала она. – Не уезжайте… - Как я могу от вас уехать? – он ласково дотронулся губами до ее лба. - Но вы ушли, и я подумала… - Докки оглянулась на кучера, тронувшего лошадей. Они мотали головами, стряхивая сыпавшийся на них снег. – Мне нужно было отдать некоторые распоряжения кучеру, - ухмыльнулся Палевский. – Скоро он привезет сюда священника, и мы обвенчаемся. - Священника? – Докки уже не спорила, напротив, с отчаянием в голосе сказала: - Это невозможно. Мы не найдем здесь православного священника, а местные не будут венчать нас… - Любовь моя, я понял, что смогу удержать вас при себе, лишь привязав самыми крепкими узами. Поэтому, отправляясь в Швецию, я прихватил с собой попа, который обвенчает нас – скажете ли вы «да» добровольно, и я буду вынужден сделать это за вас. Но, надеюсь, вы более не захотите со мной спорить. - Вы взяли с собой священника? – ахнула Докки. – И он находится на ближайшем постоялом дворе. Я был намерен на вас жениться в любом случае. Так что то, что вы в тягости, уже не никак не могло повлиять на мое решение. - Но вы же определенно давали мне понять, - вспыхнула Докки, - что я не должна рассчитывать на брак с вами. - Неужели я такое говорил? – деланно ужаснулся он. - Да, когда я отказалась… отказалась вступить с вами в связь, и вы сказали… - Мало ли что я тогда наговорил, - Палевский пожал плечами и потянул ее к дому. - Я хотел назвать вас своей женой, чтобы никогда не разлучаться с вами. Но вы всячески дали мне понять, что я вам не нужен… Так что, говоря эти слова, я скорее смеялся над своими надеждами, чем что-то давал вам понять. Ведь я посчитал, что это вы как раз не хотите себя связывать со мной никакими обязательствами. Докки закусила губу, с трудом сдерживая слезы. - Только не плачьте, - прошептал он. - Это от счастья, - сказала она и рассмеялась. - Так вы согласны, вы станете моей женой? Или мне придется силой тащить вас к алтарю? Она посмотрела на него сияющими глазами - Мы, - она выразительно дотронулась до своего живота. – Мы согласны. Она потянулась и взъерошила его мокрые от снега волосы. Он поцеловал ее и повел в дом, а густые хлопья снега в сереющем сумеречном свете продолжали танцевать, сплетаться, кружиться в причудливом сказочном водовороте… К о н е ц

novichok: Леона пишет: Думала, тут уже вовсю праздник и шампанское (мартини? кофе?) рекой, а тут... А тут затишье перед бурей. Бурей положительных эмоций

apropos: огма пишет: там еще братец огма Ваша версия оказалась правильной! С чем я Вас и поздравляю! И вручаю:

Miss Jane: НЕТ СЛОВ!!!!!!!!!!!! ОБАЛДЕТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! (я знаю, что не по правилам форума, ну да Бог с ними!) apropos

Леона: АААААААААААААА!!! УРА АВТОРУ!!!!! ШТАБЕЛЬ, НАЛИВАЙ!

Miss Jane: apropos , потрясающий, яркий, светлый и счастливый конец, я поздравляю тебя с завершением твоего романа, и спасибо тебе за такое чудесное чтение! Как ты себя чувствуешь, автор, зная, что твое детище закончено?

Miss Jane: Леона пишет: АААААААААААААА!!! УРА АВТОРУ!!!!! ШТАБЕЛЬ, НАЛИВАЙ! Ура! Можно мне тоже со штабелем чокнуться?

Miss Jane: Танцуют ВСЕ! Пьем за здоровье apropos , нашего дорогого автора!

Леона: apropos Ща дух переведу... Ну, круто! Вот что может делать маааленькая ошибочка маааленького человека! Правы были мы, утверждая вчера, что по части интригастости тебе равных нет! А Палевский в истории поиска своей Дотти превзошёл самого себя! Надо же, священника приволок! Miss Jane пишет: Можно мне тоже со штабелем чокнуться? А то! Девчонки, чокаюсь об монитор приготовленным со вчерашнего дня шампанским "Павел Палевский" "Лев Голицын"

Marusia: огма конфетку заслужила. Она догадалась, что в приглашении речь шла о брате

Цапля: apropos ЭТО нечто! нет слов, нет связных выражений, чтобы передать восторг обжжжающей Палевского , совсем -свовем влюбленной Цапли Он - восхитителен, от начала и до конца, он восхитителен в своем возмущении вдвойне! А приглашение! все-таки недоразмение! Ты ужасная интриганка , apropos , и так нас заставила помучиться вчера Счас, я соберусь с мыслями, и речь поздравительную накатаю, вкупе с праздничными букетами, ибо мысли разбегаются, но в глазах у меня не пустота от их отсутствия, а огонек совершенного сиюминутного счастья

Хелга: apropos Браво! Браво! Браво! Это просто вихрь эмоций! Слов нет, слезы рекой! Чин-чин, люди!

Леона: apropos сегодня счастье на самом деле полное! Как ты нас вчера поистязала! Как тебе вчера было весело! Спасибо тебе за те эмоции, которые ты дарила нам аж с декабря, и отдельное спасибо - за НЕГО! Я не верю, что мы его больше вот так ждать не будем! Это абсолютно невозможно!

novichok: apropos Подобное недоразумение с именами - виртуозный ход. и чего мы только вчера не выдумывали, но такого.... apropos пишет: Я хотел назвать вас своей женой, чтобы никогда не разлучаться с вами. Но вы всячески дали мне понять, что я вам не нужен… Хотел жениться с самого начала Наверное сам птиц от себя этого не ожидал - долго и упорно уклоняться от брака, а тут сразу же, не раздумывая apropos пишет: - Любовь моя, я понял, что смогу удержать вас при себе, лишь привязав самыми крепкими узами. Поэтому, отправляясь в Швецию, я прихватил с собой попа, который обвенчает нас Вот он - гениальный тактик и стратег. Предусмотрел все возможные отговорки и отрезал пути отступления apropos пишет: - Вы в тяжести! – Палевский, будто не веря своим глазам, отвел ее руки в стороны и вновь распахнул ее шубу. – Дьявол меня раздери! Вы беременны! Вы носите ребенка. Моего ребенка! Как трогательно - суровый боевой генерал растаял, что его Дотти носит ЕГО ребенка И... слов не хватает для восторгов Я тут полетаю на крыльях радости чуть-чуть....



полная версия страницы