Форум » apropos » Водоворот-7, apropos,Л-ИР, 11.2.08 » Ответить
Водоворот-7, apropos,Л-ИР, 11.2.08
apropos: Название: Водоворот Автор:apropos Жанр: любовно-исторический роман Обновление: 11.2.08 Главы на сайте: http://www.apropospage.ru/lit/avtor/w_1.html
Хелга: Могу с большой долей уверенности заверить штабель, что слово "кураж" присутствовало в русском языке в начале 19 века в смысле: удаль, бесшабашность. Даже исходя из того, что французский был вторым. Кстати, в английском тоже есть слово courage - мужество
SlavnaYa: Хелга пишет: в русском языке в начале 19 века в смысле: удаль, бесшабашность. Ну, да, в основном оно употреблялось, если кто-то любил покутить и совершал безбашенные поступки и т.д. Но применительно к военным сражениям, мне кажется вместе с контролируемой яростью, оно как раз поможет передать их состояние. Потому как веселость во время боя может быть бесшабашной, но не веселой в общем смысле.
apropos: Хелга Бэла SlavnaYa Джастина Девочки! Всем огромное спасибо и моя безмерная благодарность, что читаете сие творение (хотя уже не все могут найти слова, чтобы выразить... ) SlavnaYa Кураж, мне кажется, все же не совсем подходит. Кураж, куражиться - этакое бесшабашество, выпендреж, да еще спьяну, обычно. Кураж - это когда Долохов на подоконнике сидел и бутылку рома на спор выпивал. По крайней мере, в моем представлении. Но в любом случае, спасибо! Джастина пишет: слово "веселье" мне кажется неподходящим совсем, слово "радость" с небольшим натягом Вы когда-нибудь скакали галопом на лошади? Не знаю, что там испытывала пехота, - там все сложнее, может быть. Но кавалерия... Как Ростов хотел проскакать по ровному полю. Вообще, в этих ощущениях я доверяю Толстому - у него чутье на человеческие переживания - потрясающее. А по его описаниям кавалерийских сражений - весело ( не радостно, - радости там мало, а именно весело (не хохотать, как от анекдота, конечно, - но веселое кипение в крови - скакать по полю. И страшно - убивать или быть убитым) А про адреналин - это Вы зря не отправили. Интересно было бы почитать.
apropos: Очень сложный для меня эпизод. У меня было много сомнений, стоит ли его писать, затем - стоит ли выкладывать на форуме... Но все же решила, что он, пожалуй, нужен. И не в пересказах и воспоминаниях, а вот так - в реальном времени. Балансирую на грани. Глава 15-я. Продолжение. Все получилось быстро – вот они только стояли на балконе, а через миг он на руках внес ее в комнату и положил на лежанку, не переставая покрывать поцелуями ее лицо, шею и руки. - Я ждал вас, - прошептал он, развязывая ее чепчик и распуская заплетенные косы. Он погрузил в них свою ладонь, пропуская между пальцев пряди ее волос. – Так ждал… Он нашел ее губы, и Докки даже всхлипнула, прочувствовав всю чувственность его поцелуя. Теперь он не просто касался ее губ, а раскрыл их своими, и она ощущала его тепло, влагу и дыхание, и была потрясена этим новым для нее ощущением, упоительным и сладострастным. Эта неожиданная ласка околдовывала ее и туманила ее сознание, вызывая в душе и теле ответный порыв, и она отвечала ему со всей накопившейся в ней страстью и нежностью. Его руки сжимали ее тело, ласкали его, порой слишком смело, но она не смела отказать ему в его желаниях, потому что добровольно вошла в его объятия и теперь не должна останавливать его. Она сама уже как-то запуталась в своих ощущениях от его прикосновений, которые, хоть и приводили ее в замешательство, одновременно были и невыразимо приятными. Он же прижимался к ней все настойчивее, и ей нравилась и не страшила тяжесть и сила его разгоряченного тела. Она не заметила, когда он сбросил свою сорочку, но с наслаждением обнаружила, что уже дотрагивается и гладит его обнаженные руки и спину. Кожа его была шелковистой на ощупь, а под ней перекатывались крепкие мышцы, и ей казалось, что не может быть ничего более прекрасного, чем эти мгновения их близости. В какой-то момент она поняла, что он уже не только целует и обнимает ее, но пытается войти в нее. Она знала, - еще на балконе, - на что идет, и думала, что готова к этому испытанию. Но помимо воли в ее памяти сейчас вдруг ожили воспоминания о ночах с мужем, и все в ней, - как некогда, – вдруг восстало против ожидаемого ужасного надругательства над ее телом. Ее пыл тут же угас, она замерла, чувствуя, как все внутри нее сжимается и немеет. - Пустите меня, пустите, - тем временем говорил он ей, обжигая дыханием ее щеку. - Прошу вас… я знаю, вы тоже хотите меня… - и вновь пытался протолкнуться через ее оцепеневшие мышцы. На удивление, он не причинял ей боли. Он был упорен в своем стремлении овладеть ею, но при этом не был груб или резок. Она ощущала его – живого, горячего, страстного, - и ей будто передались его страдания, которые он испытывал от невозможности войти в нее и удовлетворить свою страсть. Его кожа покрылась испариной, дыхание стало хриплым и прерывистым, и в ней всколыхнулось желание подарить ему то, чего он так хочет. «Мне не нужно удовольствие, - с отчаянием думала Докки. – Пусть мне будет больно, пусть тяжело и неприятно, но я вытерплю, вынесу это. Я не хочу мучить его и сделаю все, что нужно, только бы ему было хорошо…» Она с паническим усилием попыталась расслабиться и дать ему то, чего он так жаждал, но так ничего и не смогла поделать со своим телом, которое не пускало его в себя, а он уже вздохнул, что-то пробормотал ей в шею, содрогнулся и со стоном откинулся от нее, переводя дыхание. Докки помертвела. Когда ее муж вот так – но не откидываясь в сторону, а наваливаясь прямо на нее и вдавливая в кровать, что она начинала задыхаться, - освобождался от своего желания, то потом, из-за того, что в очередной раз не мог проникнуть в нее, говорил ей ужасные вещи и бил по лицу, и уходил, хлопая дверью. Она всегда со страхом и надеждой ждала этого момента, чтобы потом со вздохом облегчения остаться в своем долгожданном одиночестве. Но теперь она до боли сожалела, что не смогла в этот единственный раз дать Палевскому то, что ему было нужно, и доставить ему радость и наслаждение. Она лежала неподвижно, даже не опустив поднятую до талии ночную кофту, ожидая, что он сейчас уйдет, и тогда она сможет привести себя в порядок, свернуться клубочком и постараться забыть все то, что произошло в эту злосчастную ночь. Она жаждала остаться одна, хотя это предстоящее одиночество теперь казалось ей беспросветным и невыносимым. «Конечно, он уйдет, уйдет навсегда, и если и вспомнит меня когда, то с отвращением и досадой, - с обреченностью думала Докки. – Ах, зачем, зачем мы встретились, зачем я полюбила его, зачем пробудила в нем желание и вошла в его объятия, если знала, - ведь знала же! - что не смогу дать ему ничего, кроме разочарования. На что я надеялась, зачем играла с огнем, зачем дала ему возможность узнать всю мою несостоятельность?.. Все, теперь все конечно, и больше никогда, никогда он не посмотрит на меня…» Палевский зашевелился и встал с лежанки. Докки напряженно следила за его темным силуэтом, напряженно ожидая его ухода. Душа ее тревожно и больно сжалась, на глаза навернулись слезы, и вдруг с ней случилось то, чего она никогда не могла сделать при муже: она заплакала. Заплакала беззвучно, горько, мучительно. Слезы накапливались в уголках ее глаз, переполняли их и бежали, катились холодным соленым потоком по вискам, волосам - вниз, на подушку. Она закусила губу, чтобы случайно вслух не вырвалось ее страдание, закрыла глаза, чтобы не видеть, как он уходит, и только молила его про себя, как когда-то: «Уходи, уходи, не терзай меня, оставь меня одну, чтобы я могла свободно выплакать свою боль…» Но одновременно в самом потайном уголке своей души она умоляла его остаться, не покидать ее, и знала, что этим ее чаяниям никогда не суждено сбыться. Она слышала, как он ходит по комнате, и представляла, как он собирает свои вещи, одевается… Но вместо ожидаемого шороха одежды, раздалось плескание воды в чане, в котором она мылась перед сном. А потом она почувствовала, как он подошел к ней и молча начал обтирать ее тело, - там, где было липко и постыдно, - влажным полотенцем. Она могла только надеяться, что в темноте он не заметит ее слез. И хотя ей было бесконечно неловко и уже неприятно выносить эти его прикосновения, она покорно терпела их, не вырываясь и не понимая, зачем он это делает, и почему он еще здесь. «Неужели он хочет еще больше унизить меня, чем я уже унижена?» – пыталась понять Докки. И когда он вновь отошел, она решила, что сейчас он все же уйдет, и вновь начала мысленно заклинать его об этом. Но он не ушел. Он вернулся к ней и лег рядом, а его руки обхватили ее и прижали к своей груди. Докки от неожиданности вздрогнула, а он своими губами стал собирать ее слезы, осушать ее лицо, целовать глаза, и она не выдержала этой его нежности и теплоты и самым ужасным образом, навзрыд, расплакалась в его объятиях. Слезы душили ее, выплескивались наружу, она содрогалось в рыданиях, будто стремилась излить из себя весь ужас своего замужества, годы одиночества и предстоящую пустую и постылую жизнь. Он говорил ей какие-то ласковые слова, баюкал в своих руках и прижимал ее к своему такому сильному и надежному телу, пока она не выплакалась и не затихла.
Хелга: apropos Правильно решила, нужен. Важный, важнейший момент в их отношениях и ты так тонко и деликатно и с такой горечью написала его. А по поводу боя и куража, весь день что-то кружило, а, почему -то, прочитав эту сцену, сейчас вдруг поняла что. Пушкин! Вот это: Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане, Средь грозных волн и бурной тьмы, И в аравийском урагане, И в дуновении Чумы. Все, все, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог.
Цапля: apropos вот тебе и День святого Валентина. не нарочно ты это, понимаю. Совпадение. Написано сильно, потрясающе. Страшно и жалко Докки. Одно утешает, несомненно - у нее есть Он. Не на час, не на одну ночь. Тяжелая глава, но с проблеском надежды. Спасибо
apropos: Хелга Боюсь, что меня заносит в мелодраму. Я с самого начала не предполагала веселое произведение, скорее, обычное - в меру любви, в меру войны. А получается нечто совсем другое. Хелга пишет: Пушкин! Вот это Да, Пир во время чумы. Я эти строки наизусть помню и, надо признаться, они во мне вертелись во время написания. (как строчки Цветаевой верттятся во время описания Палевского и прочих генералов.)
apropos: Цапля Цапля пишет: Тяжелая глава, но с проблеском надежды Хм... Он же не ушел. А Докки, бедняжка, так переживала.
Цапля: apropos пишет: Он же не ушел. А Докки, бедняжка, так переживала. Да, и штабель снова покорен своим героем. Лучшее, что могло случиться с нашей девочкой - это Палевский. Я в него верю.
chandni: apropos очень сильно написано! Я, честно говоря, ждала такой главы (правда, признаюсь, не так скоро, но чего только на войне не бывает...) и рада, что получилось не так жутко, как могло бы Ведь хорошего опыта у нее не было Очень рада, что ОН такой чуткий и деликатный. Мне верится, что все у них будет хорошо
apropos: Цапля пишет: штабель снова покорен своим героем Но штабель как-то притих. Замер в нерешительности. Но мне показалось, что нужно описать их ночь. Да и по законам жанра без этого никак не обойтись. И все чувства и переживания Докки так лучше объясняются, на деле. Теперь становится ясно, чего она боялась и почему обрекла себя на одиночество. Палевский, бедолага, хотел получить ночь любви, а получил... Хм...
Miss Jane: apropos пишет: Палевский, бедолага, хотел получить ночь любви По-моему, бедная Докки.
apropos: chandni chandni пишет: получилось не так жутко, как могло бы Ведь хорошего опыта у нее не было Ну, еще ужаснее? Куда ж? Ужаснее было бы, если б Палевский повел себя как ее муж. Ну, бить, может, и не бил - у прав на это нет (хотя и такое бывает), но могли бы найтись такие мужчины, которые бы наговорили ей кучу гадостей и слиняли, хлопнув дверью. Мужчины народ самолюбивый, особенно в этом деле. Это для них прямое оскорбление собственного эго. Но, к счастью, наш Птиц - Птиц высокого полета. Он врага не боится, и перед женскими истериками устоять может.
Хелга: apropos пишет: Палевский, бедолага, хотел получить ночь любви, а получил... Хм... А получил проблему, которую придется решать, коли его так влечет к этой женщине. apropos пишет: что меня заносит в мелодраму. Так тебя давно туда занесло, по моему скромному...
apropos: Miss Jane Miss Jane пишет: По-моему, бедная Докки Предполагалось что-то в этом роде. Не зря она мужчин, как ладана чурается. Я подумала, что лучше показать ее такой, чем - как грешат многие писательницы в ЛР - когда заводят мужчину, а в последний момент его прогоняют. Докки не могла оттолкнуть Палевского. А если бы это сделала - после поцелуев и ласк вдруг встала бы в позу - мне кажется, он вряд ли захотел с ней иметь еще какие-то дела.
apropos: Хелга пишет: тебя давно туда занесло, по моему скромному... Ну все, получила приговор, которого ожидала, надо признаться, но которого и боялась. Уф...
Цапля: apropos пишет: Но штабель как-то притих. Замер в нерешительности. да? Смотря что ты имеешь в виду, в смысле - что ты ожидала услышать от штабеля? Ты написала все верно, и важно, и нужно. О том, что написано очень хорошо, в смысле великолепно переданных переживаний Докки, я говорила . Верно, тебя смущают некогда ранее озвученные мною подходы к описанию интимных подробностей. Да, я по прежнему считаю, что должна быть грань между необходимостью написания подобной сцены, ее качеством и пошлостью, куда очень легко скатиться, особеннно на взгляд такого придирчивого читателя, каким я бываю. это тебя смущало? Тебе удалось остаться в фаворитах
Цапля: apropos пишет: Ну все, получила приговор, которого ожидала, надо признаться, но которого и боялась Ха! А что тебе смущает? Что пишешь мелодраму? так нас же не смущает, что мы ее читаем В данном конкретном случае я слово мелодрама ругательным не назову. *с наездом на предполагаемых оппонентов* а кто назовет?!
apropos: Цапля пишет: должна быть грань между необходимостью написания подобной сцены, ее качеством и пошлостью, куда очень легко скатиться Не случайно я предварила эпизод словами: балансирую на грани. Мне, конечно, труднее представить, как эта "постельная" сцена выглядит со стороны. Уверена, что я не скатилась в пошлость. Сама ее не люблю и сама часто на нее натыкаюсь в ЛР (там я давно просто пропускаю эти описания). Пошлость - это "ножны" и "пещерки", извините за пошлость. Пошлость - это подробное описание техники (не любви, а секса) штампованными банальными фразами. Я пыталась уйти от банальностей (хотя лексический состав меня, конечно, ограничивает в этом). Мне был важен не сам процесс, а ощущения и переживания героини. Я сомневалась в необходимости этой сцены, но я в итоге ее все же написала, потому как решила, что это нужно. И именно в таком виде. Другое дело, что могут встречаться неточные слова, корявые предложения - ну, я же графоман, в конце концов.
chandni: apropos пишет: Ну все, получила приговор, которого ожидала, надо признаться, но которого и боялась. Уф... а по-моему - интересный исторический ЛР. А чем, собственно, мелодрама отличается от ЛР? И чем она так страшна?
полная версия страницы