Форум » apropos » Водоворот-7, apropos,Л-ИР, 11.2.08 » Ответить
Водоворот-7, apropos,Л-ИР, 11.2.08
apropos: Название: Водоворот Автор:apropos Жанр: любовно-исторический роман Обновление: 11.2.08 Главы на сайте: http://www.apropospage.ru/lit/avtor/w_1.html
chandni: Павел в переводе - младший вообще, мягкое имя. А в сочетании с фамилией - просто то что надо!
apropos: Хелга пишет: сей же иррациональный присутствует и у меня... Павел - значит Павел... chandni пишет: Автору - Оскара! Тогда уж Нобелвскую... по литературе... за любовный роман... Леона пишет: А ему - её Павел, если он для других Поль. Словом, прошептали другу ласковые и нежные слова... Они их теперь должны согревать в разлуке.
chandni: apropos пишет: Нобелвскую... по литературе... за любовный роман согласна. Пусть будет Нобелевская. А, кстати, есть такая номинация? А за последующую экранизацию - оскара.
apropos: chandni пишет: есть такая номинация? За любовный роман?! *решительно, но скромно* Буду первой.
chandni: apropos пишет: Буду первой. ежели чего - мы голоснем!
Кумушка: apropos Под впечатлением от прочитанных сцен Замечательное преображение Докки в Дотти, так трогательно Деликатнейший, все понимающий Афанасьич, я его обожаю! apropos пишетпрошептали другу ласковые и нежные слова... Они их теперь должны согревать в разлуке. грустно...
apropos: Кумушка Кумушка пишет: Замечательное преображение Докки в Дотти, так трогательно Я имя Дотти специально приберегла для Палевского. Это будет их маленький секрет. Кумушка пишет: Деликатнейший, все понимающий Афанасьич И ведь надо же - поначалу он планировался просто преданным слугой, а стал дуэнем, наперсником и вообще редкой души человеком.
chandni: apropos пишет: дуэнем, наперсником и вообще редкой души человеком. какой емкий образ получился! Неким слабым аналогом на ум приходит только слуга Гринева в Капитанской дочке
apropos: Глава 16. Через два дня, на постоялом дворе, на полпути до Пскова, Докки и Афанасьич встретились со слугами, которых оставили за рекой во время сражения. - Успели мы экипажами через мост перебраться, - рассказывал кучер Прохор Афанасьичу. – Потом через Друю напрямик к Пскову поехали. Расспрашивали о вас по дороге. Намедни нам сообщили, что было двое верховых – барыня со слугой. Ну, мы тут же припустили вас догонять. - Молодец, Прохор, - кивал Афанасьич, устраивая измученную Докки со всеми удобствами в карете. - Теперь нашей барыне хоть передышка будет. Намаялась верхами сколько дней… Докки с наслаждением опустилась на подушки и вытянула ноги. Ее радовало и то, что слуги выбрались целыми и невредимыми, и что теперь в ее распоряжении есть карета, в которой так удобно путешествовать, и что она наконец может побыть одна, расслабиться и предаться своим раздумьям и воспоминаниям, скрывшись от наблюдательного ока Афанасьича. В тот день она до самой Двины ждала, что вот-вот появится знакомый силуэт всадника. Даже перейдя мост и распрощавшись со своими провожатыми, в ней еще теплилась надежда, что Палевский догонит ее, но его не было, и чем дальше она уезжала, тем сложнее ей было осознать разлуку с ним. Докки ужасно хотелось говорить о нем. Она с трудом удерживалась, чтобы не рассказать Афанасьичу, какой это чудесный человек, как она его любит, как надеется на его ответное чувство, как мечтает о новой с ним встрече. Но она не могла позволить себе быть настолько откровенной даже со своим преданным слугой, и молча несла свои переживания и свои чаяния. Афанасьич тоже не вспоминал Палевского, вообще не упоминал вчерашний день и прошедшую ночь, больше отмалчивался, а если и говорил что, то только о предстоящей дороге, выказывал беспокойство о слугах и был весьма озабочен тем, как барыня перенесет столь долгий путь верхом. Он пытался найти для нее экипаж, но это оказалось невозможным, потому что не было лошадей – всех забрали для армии, а их верховые лошади не были приучены ходить в упряжи. Но вот она в своей карете, и они едут в Ненастное. Докки не хотела сейчас появляться в Петербурге, желая сначала обрести подобие душевного спокойствия в уединении поместья и попытаться обдумать все, что с ней произошло. «Павел, - с нежностью думала она, покачиваясь на мягких рессорах удобного дорожного экипажа. – Павел… Павел и Дотти…» Ей ужасно нравилось, как он ее назвал. С детства она для всех была Докки, привыкла к этому имени, не замечая его холодности. Только той ночью она поняла всю разницу в звучании имен, особенно когда он так ласково и проникновенно произносил: «Дотти». У нее до сих пор кожа покрывалась мурашками, едва она вспоминала, каким при этом был его голос. Ей казалось, что равнодушный человек, ищущий лишь развлечения, не был бы так терпелив и нежен с нею, не придумывал бы ей ласкательного имени, и все это давало ей некоторую надежду на будущее. Теперь у нее было совсем другое настроение, - в ней уже не было того отчаяния, какое она испытывала, уезжая из Вильны и находясь в Залужном. Она по-прежнему ужасно беспокоилась за него, но теперь ее согревали воспоминания о дне, проведенном с ним, и о той волшебной ночи, которая была подарена ей судьбой. Они благополучно добрались до Ненастного, где Докки коротала время в ленивой праздности, вновь и вновь перебирая в памяти счастливые часы встречи с Палевским. Она почти не занималась хозяйством, - да на это и не было нужды, поскольку здесь был отличный управляющий, прекрасно справляющийся со своими обязанностями. Поэтому у Докки было вдоволь времени для прогулок, чтения, игре на фортепьяно и… бесконечных воспоминаний о своем возлюбленном. Тем временем поступили известия, что французами взяты Динабург и Борисов, а русская армия отступает к Полоцку. - Куда они идут? - ворчал Афанасьич. – Ну как французы на Петербург повернут? - Дорогу на север перекрывает целый корпус, - сказала Докки, памятуя о рассказе Палевского за ужином, когда он вернулся из Главного штаба армии. – Бонапарте же скорее всего пойдет за нашей армией: он ищет сражения. Она сидела на террасе в кресле-качалке и лакомилась земляникой со сливками, заботливо принесенной ей слугой. - Ага, он ищет, а наши избегают, - хмыкнул он в ответ и положил перед ней на столик письма. – Почта пришла. Докки отставила миску с ягодами и в волнении схватилась за письма. Сразу по прибытии в Ненастное она написала матери и некоторым знакомым о том, что с ней все в порядке, и она находится в своем новгородском поместье. И еще она просила своего дворецкого в петербургском доме пересылать сюда всю ее почту, поскольку очень надеялась, что Палевский пришлет ей хотя бы короткую записку, с известями о себе. Он не спрашивал ее адреса, но вполне мог раздобыть его у того же генерала Кедрина, который не раз бывал у нее в доме. Увы, от Палевского ничего не было – только записочки от знакомых, да три письма: от матери, Мари и Ольги Ивлевой. С трудом скрывая свое разочарование, Докки пробежала глазами послание от матери. В нем сообщалось, что Алекса с Натали благополучно прибыли в Петербург, что мать крайне недовольна поведением дочери в Вильне и ее отношением к невестке и племяннице. «Вы бросили их без средств в чужом городе накануне войны, - писала Елена Ивановна, - и они чудом смогли выбраться оттуда в Петербург до прихода французов…» Докки отложила письмо от матери и распечатала следующее. Мари, как ни в чем не бывало, обращалась к ней «Сhére cousine» и описывала их пребывание в Вильне после отъезда Докки: «Мы были ужасно удручены твоим отъездом, cherie, - сообщала Мари. – Особенно я, потому что оказалась лишена общества своей любимой подруги. Мне очень не хватало тебя и дома, и на вечерах, которые нам пришлось посещать уже без твоей компании. Я в который раз была вынуждена убедиться, что весь свет состоит из ужасных снобов: можешь себе представить, нам даже не прислали приглашений на бал к генералу Беннигсену, на который были приглашены решительно все, кроме нас. К счастью, Вольдемар все же смог достать нам билеты. Это был изумительный бал, на котором присутствовал и государь. Там же были и графиня Сербина с дочерью, - возможно, ты их помнишь. Они были на обеде у министра, на котором ты тоже присутствовала в свой последний вечер в Вильне. Надо признать, юная Надин очаровательна и прекрасно смотрится в паре со своим женихом, Палевским, который тоже был на бале и танцевал с ней. Видимо, не начнись война, они были бы уже обвенчаны, поскольку графиня всем говорит, что дело со свадьбой уже решено. Кстати, все были весьма заинтригованы твоим исчезновением. Катрин Кедрина расспрашивала меня о тебе, как и барон Швайген, и князь Рогозин, и Загорский. Мне было очень приятно, что ты пользуешься таким успехом в обществе и имеешь столько преданных друзей. Должна тебе признаться, что madame Жадова меня окончательно разочаровала. Не поверишь, она вдруг обвинила меня, что Ирина отбивает ротмистра Зорина у ее Лизы. Моему негодованию не было предела, как и удивлению, что Алекса с ней так сдружилась. Но твоя невестка еще узнает, что из себя представляет ее новая подруга, которая горазда лишь сплетничать, да возводить на других напраслину. Едва мы узнали о том, что началась война, а французы идут на Вильну, мы тут же стали готовиться к отъезду, хотя нам до последней минуты не верилось, что наша армия отступает, - ведь девочки очень хотели увидеть сражение. Но все вдруг стали в лихорадочной спешке покидать город. Поляки, конечно, остались, а русские жители начали уезжать со своими семьями и пожитками. Улицы были запружены битком набитыми экипажами с людьми и повозками с имуществом. Во всем городе не осталось ни одной лошади, можешь себе представить. К счастью, у нас были свои лошади и экипажи, благодаря которым мы смогли оттуда выбраться. С нами поехал и Вольдемар, который очень сетовал на то, что не смог нанять почтовых лошадей, и вынужден стеснять нас своим присутствием…» Письмо заканчивалось признанием в вечной дружбе и надеждой на скорое свидание. Докки отбросила письмо на столик, жалея, что вообще его прочитала.
Леона: Ах, apropos , как у тебя всё зримо получается! В этом отрывке такие явные две части прослеживаются: первая - спокойная и умиротворённая, несмотря на войну, и резкая смена настроения во второй, когда Докки читает это злополучное письмо. Я даже представила (тут говорили про оскароносную экранизацию ), как этот момент в фильме можно было бы снять, с нагнетанием напряжения в музыке, резким аккордом в момент отбрасывания письма...Это она, дама из серпентария, специально всё сочиняет? Чтобы позлить бедную Докки? Не удивлюсь, если так. Как же она теперь распереживается-то? Ведь его рядом нет! А французские слова определённо добавляют колорита времени!
Хелга: apropos Чувствую, разлука будет долгой и трудной, да еще дамочки усугубят положение....
chandni: мило! apropos получились очень зримые образы Письмо мамы - нечто. Хочется врезать! А подруга - лиса надеюсь, что Докки теперь не будет плясать под их дудочку.
apropos: Леона Леона пишет: спокойная и умиротворённая, несмотря на войну, и резкая смена настроения во второй, когда Докки читает это злополучное письмо Письмо у меня пока черновое, т.е. я над ним еще буду работать, т.к. не успела все до конца продумать. Ну, как и следовало ожидать, дамы там между собой перегрызлись и т.д. - впрочем, эти размышления Докки еще будут, так что не стоит забегать вперед. А сочиняет Мари или нет - это мы тоже когда-нибудь узнаем. (кстати, а почему бы Палевскому не потанцевать с Надин? Выросли они вместе, семьи дружат...) Хелга Хелга пишет: Чувствую, разлука будет долгой и трудной Не легкой, так скажем. Она и не могла быть легкой, поскольку кроме житейских трудностей и взаимоотношений, еще и война идет.
chandni: apropos пишет: А сочиняет Мари или нет - это мы тоже когда-нибудь узнаем. (кстати, а почему бы Палевскому не потанцевать с Надин? Выросли они вместе, семьи дружат...) мне показалось, что Мари совсем не сочиняет. и потанцевать он мог запросто. А что тут такого? кстати сказать, письма мне очень понравились: живые и настоящие, полностью в духе своих авторов
Леона: chandni пишет: потанцевать он мог запросто. А что тут такого? Да нет, конечно, ничего криминального. Вопрос в другом: что тут дофантазирует влюблённая и потому иррационально мыслящая Докки? Ведь в её состоянии она может напридумывать Бог знает что, даже того, чего и в помине не было! Но что-то гложут меня смутные сомнения, что Мари тут нечиста на руку... Даже если это и правда, уж написала-то она явно не без задней мысли зацепить бедняжку Докки!
chandni: Леона пишет: написала-то она явно не без задней мысли зацепить бедняжку Докки! ну это понятно. потому я и сказала, что письма вполне в характере авторов. какая же мать не подколет предполагаемую соперницу своей ненаглядной доченьки! В глазах Мари вдова Докки уже сброшена со счетов истории. А вот ее доченьке жених нужен.
apropos: chandni chandni пишет: потанцевать он мог запросто. А что тут такого? Дело в том, что Палевский редко танцевал на балах, тем более, - с девицами. И Докки это знает. Леона пишет: уж написала-то она явно не без задней мысли зацепить бедняжку Докки! Понятное дело. Она же знает, что Докки... хм... общалась с Палевским в Вильне. Могла бы просто не упоминать о Надин, если бы была чуть добрее.
chandni: ну, страдать, ревновать, перемалывать, терзаться... - конечно придется... что еще остается бедной Докки?
apropos: chandni пишет: страдать, ревновать, перемалывать, терзаться... - конечно придется... Иначе роман можно было бы уже давно закончить.
Кумушка: apropos Покой и счастливые воспоминания улетучились, Докки вернулась на землю. А эта лицемерка Мари, знала как задеть побольнее "свою любимую подругу". Жааалко нашу девочку, придется ей "холодненькой лечиться".
полная версия страницы