Форум » Проба пера » Тунисская принцесса » Ответить
Тунисская принцесса
Лакшми: Здравствуйте, форумчане "Аpropos"! Предлагаю почитать и дать оценку началу романа, который я пишу. Буду благодарна за добрые советы и конструктивную критику, особенно по исторической части. Основной вопрос, мучающий автора: стоит ли продолжать начатое, или нет?
Энн: Shenat пишет: Будьте уверены, один читатель у вас точно есть! И про меня, про меня не забудьте ;)
Лакшми: Энн пишет: про меня не забудьте Энн , спасибо большое. Пенелопа пишет: они вполне в духе всего авантюрного духа. Все это с самого начала неправдоподбно Слишком перекручено. По моему мнению, эти главы надо было писать коротко, так как действие происходит стремительно. А я размазала... 38. …Тяжелое ранение Селим-Реиса деморализовало берберов. Они приписали эту рану козням Иблиса, чьим слугой, без сомнения, был Хранитель Сокровищ и, подавленные и охваченные суеверным ужасом, предпочли выпустить «Голубую жемчужину» из гавани, не пытаясь атаковать или преследовать ее. Бывшие рабы, окрыленные легкостью, с которой им удалось получить свободу, торжествовали победу. К вечеру, когда тонкая полоска берега африканского континента окончательно исчезла из вида, торжество это переросло в ликование, ибо капитан Лежю, собрав всю команду на шкафуте, сообщил ей потрясающую новость: «Голубая жемчужина» набита сундуками с мексиканским золотом! И его с лихвой хватит на всех! При этом известии такой вопль вырвался из пятидесяти мужских глоток, что, наверное, сам повелитель морей Нептун подскочил на своем подводном троне. Но Шамсинур не слышала этого крика; когда дон Эстебан принес ее в её каюту и уложил на постель, она так и не пришла в себя, погрузившись в какой-то полусон-полуобморок, продлившийся целые сутки. Арифа, которая из сухого холодного объяснения произошедшего, сделанного доном Эстебаном, поняла многое, решила, что это состояние принцессы даже к лучшему. «Бедная моя девочка, как ты за эту ночь и за этот день настрадалась! – думала старуха, накрывая спящую шелковым одеялом и ласково убирая с ее лба прядь влажных волос, - поспи, поспи, мой солнечный лучик! А я буду рядом и буду просить Аллаха, чтобы Он послал тебе добрые сны…» Но сны Шамсинур отнюдь не были добрыми; она вскрикивала, металась, стонала. Всю ночь провела верная служанка рядом с нею, не сомкнув глаз, прикладывая холодную ткань к пылающему лбу девушки, или заставляя ее пить приготовленный настой, или просто держа за руку. Дочь султана проснулась далеко за полдень и, едва она открыла глаза, Арифа поняла, что с юной госпожой произошла необратимая перемена. Нет, слез и стенаний больше не было; и даже о страшной смерти любимого брата Шамсинур рассказывала тусклым голосом, будто речь шла о чужом человеке. Но исчезли живость, непосредственность, озорство, которые были так присущи принцессе. Перед Арифой сидела холодная, спокойная, похожая на мраморную статую, женщина с безжизненным голосом и лишенными блеска глазами. И с тех пор она оставалась такой – равнодушной и ко всему безразличной. И только по ночам, во сне, девушка плакала и стонала, и душа верной служанки обливалась слезами за нее. Почти всё время Шамсинур проводила около окна, глядя на мерно плещущиеся волны. С тех пор, как мятежный галеон покинул Сиди Бу Саид, небо было затянуто облаками и дул сильный ветер, к счастью для «Голубой жемчужины», попутный. Принцесса не страдала от качки; наоборот, мерное переваливание тяжелогруженого судна успокаивало ее, а свинцово-серые волны, неумолчно стучавшие в борта, будто стремящиеся добраться до сокровищ галеона, навевали на девушку состояние дремотного оцепенения. Ничего не хотелось; не к чему было стремиться; и казалось, это будет вечно – море, волны и низко нависшие, лохматые, с сизым отливом, тучи, похожие на брюхо неведомого гигантского сытого животного, разлегшегося над морем... - Так что ты видел? - Я как раз с грот-брам-стеньги* спускался. Внизу вы с заложником дрались, я думал – может, помощь моя потребуется... И тут гляжу на галеру – а с носа такой высокий мужчина, весь в белом, женщину в воду кидает. - Она тоже была в белом, да? - Так точно. Потом чернокожий прыгнул в воду и к ней, не иначе, поплыл. Но она, видать, камнем на дно пошла, к тому же еще и стрелять в нее начали, не знаю уж почему. Господи, спаси ее душу басурманскую, - и матрос набожно перекрестился. – А потом и в чернокожего, кажись, попали, и он тоже под воду ушел. - Это всё, что ты видел? - Видел еще - голова утопленницы потом показалась. - Голова? - Ну... Волосы, то бишь, косы ее, длинные такие, по волнам плыли. А потом спустился я на палубу. И это все. Дон Эстебан отпустил матроса и в волнении принялся мерить шагами капитанскую каюту, которую занимал на галеоне. Он вспоминал стоявших на носу галеры. Да, там был Реис, ещё какой-то мужчина, лысый и высокий... И – женщина, в белом, расшитом золотом, покрывале. Почему-то дон Эстебан не обратил на нее особого внимания. Наверное, потому, что рядом с нею находился его злейший враг, и было не до какой-то женщины. Однако, теперь испанцу стало ясно: в том, что Реис выбросил женщину за борт, был некий смысл. Какой? Возможно ли, что эта несчастная была его, дона Эстебана, женой? Нет, конечно, нет! Она была слишком богато одета. А его женили на христианке, следовательно, рабыне… Бедной девушке, каким-то чудом сохранившей в этой развращенной стране свою невинность. Послышались грузные шаги, и дверь без стука распахнулась. На пороге возникла массивная фигура капитана Лежю. Дон Эстебан поморщился: никаких манер! - Ну что? – спросил француз. – Как вам рассказ этого матросика? - Пока я знаю только, что Реис сбросил в воду какую-то женщину, которая утонула. Лежю хмыкнул, почесал густо заросшую рыжей шерстью грудь, – рубаха на нем была распахнута до пояса. - А вам невдомек, что это за женщина? Я вот сразу догадался, что это была ваша женушка. Так что примите поздравления, дружище: вы недолго ходили в женатых мужчинах, и теперь снова свободны. Не каждому, кто такой якорь на шею повесил, удается настолько быстро его оборвать. - Но вы говорили, что принц крикнул: «Спаси его!». «Его» – а не «её», - напомнил капитану дон Эстебан. - Может, я ослышался. Не до того ведь было. - Может быть, Морис. А я хочу быть уверен. И вы не убедите меня, что это была моя жена. - Так что вам стоит убедиться окончательно? Мальчишка, который вынудил вас жениться, в ваших руках. И он-то знает, с кем вы там обвенчались. Допросите его… или поручите это мне. Я быстро развяжу щенку язык. – И он кровожадно потер волосатые руки. - Неужели вам нечем заняться, капитан, что вы предлагаете услуги заплечных дел мастера? - Попутный ветер – на наше счастье, он дует в правильном направлении и, дай Бог, будет дуть ещё не один день. Так что делать мне, и правда, особо нечего. - Кажется, мы договорились, что это мой пленник, - раздраженно сказал испанец. - Ваш-то ваш. Но вы уж слишком с ним няньчитесь. Оно и понятно – вы жили в Тунисе в холе и неге, во дворце, и берберская плеть да палка по вашей спине не прогуливались. Дон Эстебан зло усмехнулся. В холе и неге!.. - А моим ребятам, да и мне, пришлось несладко, - продолжал капитан. – И у меня руки чешутся пустить кровь этому малохольному сосунку. - А как же золото? Не пора ли начать подсчитывать барыш и распределять сокровища? При этих словах дона Эстебана алчный огонек вспыхнул в глазках Лежю. - А ведь правда! Пора спуститься в трюм и посмотреть на нашу добычу! - Не нашу, а вашу, - поправил его испанец. Капитан в недоумении воззрился на него: - Что это значит? - То, что, при распределении сокровищ, меня вы можете не считать. - Вы понимаете, что говорите? - Понимаю. Мне не нужно ни одной монеты из этого золота, - равнодушно произнес дон Эстебан. - На нем слишком много крови. Лежю опять хмыкнул, на этот раз выражая этим сомнение в рассудке командира, но сказал только: - Дело ваше. Мне и ребятам больше достанется. Если передумаете – дайте мне знать. - Ступайте, - отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, дон Эстебан. – Я хочу побыть один. …Он снова ходил по каюте, раздумывая, сопоставляя. Лежю был прав – нужно пойти допросить принца. Наследник знает, кто была эта женщина, недаром он умолял Нгумбу спасти ее! С тех пор, как галеон вышел из гавани Сиди Бу Саида, дон Эстебан лишь один раз видел своего пленника, зайдя справиться о его здоровье. Принц не покидал каюту; впрочем, и у испанца не было никакого желания встречаться со злобным мальчишкой. Но, похоже, время для встречи пришло… - Ваше высочество, там Хранитель Сокровищ. Он хочет вас видеть. - Скажи ему, что я не желаю с ним встречаться, - безжизненным голосом ответила Шамсинур. - Моя принцесса, вы не в своих покоях во дворце вашего батюшки. И, если вы даже откажетесь принять его, он все равно настоит на своем. - Хорошо. Пусть войдет. Девушка машинально оглянулась, ища покрывало, чтобы прикрыть лицо, но тут же вспомнила, кого она изображает. На какое-то мгновение ей захотелось покончить с этим затянувшимся маскарадом, предстать перед своим похитителем в истинном обличье… Но она опомнилась. Женщине, беззащитной и слабой, оказаться в руках своих врагов равносильно смерти. А что она окружена врагами – или, во всяком случае, мужчинами грубыми, с низменными желаниями, - в этом не было сомнений. Один капитан, с его гнусной физиономией, чего стоит!.. И вся команда ему под стать, - даже тот высокий заросший, худой как щепка матрос, который приносит в каюту поднос с едой и посматривает на Шамсинур как будто с состраданием. А самый ненавистный из всех – это, конечно, Хранитель Сокровищ. И то, что выглядит он так элегантно в черном европейском костюме, так щегольски и великолепно, делает его еще более отвратительным. Боже правый, как могла она очертя голову выйти за него замуж, пренебрежительно отмахнувшись и от сомнений Мустафы, и от советов мудрой Арифы? И с этим человеком, не будь которого, её брат остался бы жив, этим негодяем, так безжалостно расправившимся с бедным Рашид-беем, жестоко взявшим ее невинность, она соединена до конца своих дней?.. Невыносимо! Арифа, исподтишка внимательно наблюдавшая за госпожой, решила, что появление мужа благотворно подействовало на Шамсинур: в глазах девушки появились, пусть нехорошие, но огоньки, бледное лицо залил румянец. Про себя старуха вознесла хвалу Аллаху и, повинуясь Хранителю Скокровищ, начала переводить его слова. *грот-брам-стеньга – верхняя часть грот-мачты
Лакшми: 39. - Меня зовут дон Хосе Эстебан де Вийар дель Агила. – Легкий наклон головы в сторону наследника. - Я взял вас в заложники, чтобы выбраться из Туниса. Вы – мой пленник. Но я не желаю вам зла. Корабль приплывет в Сеуту, и в ее крепости вы и останетесь, пока ваш отец не выкупит вас... Дон Эстебан не мог не признать, что принц, даже превратившись в заложника, вел себя все это время мужественно и отважно. Вот и сейчас – как гордо и надменно смотрит он на того, кто пленил его, каким яростным огнем пылают его глаза! Этот юноша внушал уважение к себе, - уважение, смешанное с жалостью, ибо дон Эстебан помнил те два припадка, которые при нем произошли с наследником. - Мы слышали о жадности испанцев, - тихо, но отчетливо произнес Мустафа, презрительно скривив губы и прямо глядя в глаза дона Эстебана. – Но ваша, дон как-вас-там, превосходит все мыслимые пределы. Впочем, почему это нас удивляет? Что такое сто сундуков с золотом, когда за жизнь бедного больного мальчика можно получить в тысячу раз больше? - Не советую этому бедному больному мальчику испытывать мое терпение, - процедил дон Эстебан, чувствуя, что жалость его сменяется желанием отхлестать дерзкого щенка по щекам, и удивляясь, как быстро принцу, и не в первый раз, удается лишить его обычного хладнокровия. – Оно небезгранично. Да, за вас будет назначен выкуп. И, как только я получу его, - вы вернетесь к своему отцу. - Прекрасно. Это все, что вы имели сообщить нам? - Нет, не все. – Дон Эстебан на мгновение замолчал, затем спросил, стараясь, чтоб голос его звучал ровно и спокойно: - Что это была за женщина, которую сбросили в воду? Которую вы умоляли спасти? И почему вы крикнули Нгумбе: «Спаси его?» а не «её»? Дону Эстебану показалось, что, когда старуха переводила Мустафе его слова, она как-то странно кашлянула, будто о чем-то предупреждая пленника. Он намурился. Черт побери, ему это не нравится. Надо было переводчиком взять Лежю. Он устремил острый взгляд на принца. Он не ошибся – Мустафа напрягся и явно обдумывал ответ. - Так кто была эта женщина? Отвечайте! – почти грубо потребовал он. - Это была... – Наследник посмотрел на старуху, будто хотел получить у нее какой-то совет, но затем вновь прямо посмотрел в лицо дону Эстебану и отчеканил: - Это была ваша жена. Та, на которой мы вас женили. И мы не кричали «его». Мы крикнули: «Спаси её». Значит, Лежю был прав!.. Но почему тогда принц так колебался, прежде чем сказать это? - Кто она была? Как ее звали? И снова быстрый взгляд Мустафы на старую служанку. Что же это означает? - Моя сестра, - выдавил, наконец, наследник. – Ее имя было... Шамсинур. Дон Эстебан изумленно уставился на него, потеряв дар речи. Сестра?.. Та пышнотелая красавица, с которой вместо него, дона Эстебана, ночь несколько дней назад провел Нгумба? Что плетет этот щенок? И, главное, - зачем? - Вы лжете, - наконец обретя голос, сказал он, угрожающе надвигаясь на принца и почти отталкивая старуху, которая пыталась преградить ему путь. – Моя жена была невинной девушкой! А ваша сестра – развратная женщина. Мустафа, покраснев, вскочил будто ужаленный, и одним прыжком очутился лицом к лицу с доном Эстебаном. Похоже, он был в не меньшей ярости, чем дон Эстебан. - Только попробуй сказать еще хоть слово о моей сестре, гнусный пес, - и тебе не поздоровится! «Гнусного пса» Арифа переводить не стала. Но, если б и перевела, - это вряд ли больше подлило бы масла в огонь ненависти между испанцем и мнимым принцем. Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша, сверкая глазами, - будто два готовых к драке кота. И первым, как ни странно ему самому это было, отступил дон Эстебан. Мальчишка лгал – это было очевидно. Что за бред – что он заставил жениться христианина-испанца на своей родной сестре-мусульманке, обвенчав их по католическому обряду? Что он, сын султана, выдал сестру за раба, за невольника?.. Да и вовсе не сестра Мустафы провела с ним, доном Эстебаном, ту ночь. Та девушка, ставшая его женой, была тоненькая, как стебелек. У нее были длинные и очень стройные ноги и отнюдь не пышные бедра... Но принц не скажет правду. Он упрям и, произнеся эту ложь, упрется в неё. Если только впрямь не отдать его Морису, чтобы он развязал мальчишке язык. Но на это дон Эстебан никогда не пойдет. Пытки – это то, что любит его отец; вот дон Балтасар охотно отдал бы пленника в руки палача, да и сам с удовольствием присутствовал бы при истязаниях. Отец не видел в том, чем занимался, ничего низкого и ужасного; наоборот, он гордился своей «очистительной» деятельностью, ведь он избавлял Испанию от еретиков! Он и сына пытался привлечь к своей работе, надеясь со временем передать ему свой высокий пост; но дон Эстебан наотрез, с содроганием, отказался от этой «почетной» миссии. Поэтому сейчас дон Эстебан и отступил. Честь и кодекс дворянина не позволяли ему ни издевательств, ни пыток над пленником, находившимся в полной его власти. Он не мог даже ударить принца; это был бы несмываемый позор для идальго. Он вышел из каюты Мустафы, кипя от злости и уверенный в одном: принц солгал. Его жена жива. Что ж, мальчишка станет выкупом за нее. Рано или поздно, дон Эстебан встретится со своей женой. Во что бы то ни стало. ...- Ты слышала, что он сказал? Что я – развратная женщина! Да как он посмел?.. - Здесь что-то не так, - откликнулась Арифа. – Он почему-то думает так о вас – то есть, о сестре Мустафы... А, поняла! Сестрой Мустафы он считает Забарджад. Быть может, он о ней что-то слышал. И его друг наверняка рассказывал ему... Ну, о том, как я водила Нгумбу к вашей невестке. - Вот как? – Немного успокоилась Шамсинур. – Впрочем, мне нет дела до того, кем меня считает этот негодяй. Ты свидетель - его алчность не знает границ! Ему мало золота на этом корабле... Он хочет еще и выкуп за меня! Шамсинур в ярости бегала по каюте. - Быть может, моя принцесса, вы не так его поняли? И он имел в виду нечто другое, когда говорил о выкупе? - И что же он имел в виду? Нет, Арифа. Он жаден как Мидас!* О, как, как я могла так ошибиться в этом человеке! - Нам лучше подумать о том, что ждет нас дальше, ваше высочество, - сказала старая служанка. - Ты права. – Шамсинур остановилась, затем села на диван и перевела дыхание. – Сожаления бесплодны. Ничего не исправишь. А впереди нас ждет Сеута. Крепость, где наверняка будет охрана, откуда не сбежишь. И – как ты думаешь, сколько придется ждать этого выкупа? Когда отец пришлет его? И пришлет ли, если тело... моего брата... – Губы у нее задрожали, и она, чтобы не заплакать, до боли сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. – Если его тело найдут? - Могут и не найти. Могут прислать выкуп. Но возвращаться вам нельзя. Ах, моя принцесса, вы должны были открыться сейчас дону Эстебану! Он ваш супруг. Он обязан позаботиться о вас... - Да лучше смерть, Арифа! Сказать ему, что я – его жена? И отныне навсегда принадлежать ему, этому негодяю, без чести и совести? Скорее я бросилась бы в пасть крокодилу! - Во всяком случае, вы бы были под его защитой. Замужняя женщина, жена знатного испанского идальго – это не переодетая в мальчика беглянка из Туниса, без гроша в кармане. - Нет, нет, и нет! – Шамсинур яростно сверкала глазами. – Арифа, не вздумай рассказать ему! Если ты посмеешь... - Я не вижу иного выхода, моя принцесса. - Мы найдем его! Быть может, ты увидишь его во сне... - Сегодня ночью я видела сон, - задумчиво сказала старуха, присаживаясь в ногах дивана. - О чем же? – живо спросила Шамсинур. - О вашем отце. Мне кажется... я думаю, он мертв. - Да сохранит Господь его дни! – испуганно воскликнула девушка. - Боюсь, что он отошел в мир иной, - печально покачала головой Арифа. - А... Мустафа? – придвигаясь к служанке, шепотом спросила принцесса. – Его ты не видела? - Нет. Ни разу, хотя призывала к себе его дух. - Почему Селим убил его? За что? Мустафа не сделал ему ничего дурного! - Капудан-паша – лев. Лев, чтобы стать вожаком, уничтожает детенышей львиц от других самцов. Поэтому Селим-бей расправился с вашим братом. - Стать вожаком? Ты думаешь?.. Ты подозреваешь, что и смерть моего отца?.. - Да. И султан, и принц мешали Селим-бею, стояли на пути к власти. - Но в жилах Селима не течет царская кровь! Он не стал бы владыкой Туниса, даже если уничтожил бы и отца, и Мустафу! - Поэтому он хотел жениться на вас, моя принцесса. Вы открыли бы ему дорогу к трону. - Но я сбежала. Теперь капудан-паше не удастся его план, если он впрямь здумал столь черное дело! - Есть еще Забарджад, - напомнила Арифа. – Она – вдова вашего старшего брата и считается вашей и Мустафы сестрой. Если Селим-бей женится на ней, - а я полагаю, что так он и сделает, - то станет как бы вашим родственником, причем ближайшим. Шамсинур тяжело вздохнула. - Сколько зла таится в людских сердцах, Арифа! Раньше я не думала об этом. Не замечала. Хранитель Сокровищ... и он оказался не таким, каким я представляла его. Я одинока. У меня никого нет... кроме тебя. Она положила голову на колени старой служанки и закрыла глаза. Из-под длинных черных ресниц сверкнули слезы и медленно покатились по бледным щекам девушки. Арифа ласково положила свою сморщенную ладонь на лоб девушки, погладила темные волосы Шамсинур. - Поспите, моя принцесса, и да благословит вас Всевышний за ваши слова обо мне, жалкой никчемной старухе. Он не оставит нас в беде. До Сеуты еще далеко. Мы что-нибудь придумаем! *Мидас - согласно одному из древнегреческих мифов, бог Дионис наделил Мидаса по его просьбе способностью обращать в золото всё, к чему бы он ни прикасался; т.к. в золото превращалась даже пища, Мидас был вынужден освободиться от этого дара, выкупавшись в реке Пактол, ставшей после этого золотоносной.
Пенелопа: Лакшми пишет: Она – вдова вашего старшего брата и считается вашей и Мустафы сестрой. А откуда это? Просто предположение? не видел в том, чем занимался, ничего низкого и ужасного; наоборот, он гордился своей «очистительной» деятельностью, ведь он избавлял Испанию от еретиков! А у Вас есть какой-то если не год, то век, когда все это происходит?
птица-синица: Дочитала, как кино посмотрела, очень живо написано. Жду продолжения.
Лакшми: Пенелопа пишет: откуда это? Просто предположение? Нет, это из текста ясно, ведь сам Мустафа называл её сестрой. Пенелопа пишет: у Вас есть какой-то если не год, то век, когда все это происходит Приблизительно конец 15 - начало 16 века. птица-синица , благодарю Вас, но на сегодняшний момент это практически все, и продолжения в ближайшее время не будет. (Если вообще будет...)
Пенелопа: Лакшми пишет: Нет, это из текста ясно, ведь сам Мустафа называл её сестрой. Я про правила. Никогда не слышала, что бы на востоке так наследство передавали. Лакшми пишет: Приблизительно конец 15 - начало 16 века. Конечно, там же индейцев обсуждали.
Энн: Лакшми пишет: на сегодняшний момент это практически все, и продолжения в ближайшее время не будет Жаль...
Лакшми: Пенелопа пишет: Никогда не слышала, что бы на востоке так наследство передавали. Пенелопа, возможно, Вы и правы . Я не такой знаток восточных обычаев. В таком случае, пусть это будет просто предположение. Энн , мне самой жаль. Меня повело в сторону, но, очень надеюсь, к этому роману ещё вернусь. Тем более, герой ещё даже не влюбился в героиню, а ведь уже столько написано...
Пенелопа: Лакшми пишет: Энн , мне самой жаль. Меня повело в сторону, но, очень надеюсь, к этому роману ещё вернусь. Тем более, герой ещё даже не влюбился в героиню, а ведь уже столько написано... И хорошо, что не влюбился. Так оригинальнее. Мне нравится как вы пишите. Не сюжет и пиратские страсти, но как все в результате получается.
Lara: Лакшми пишет: произведение настолько всех потрясло своей гениальностью, что все в восторге и безмолвном восхищении замолкли; Да, уж, потрясло! Очень яркие описания сцен... И несмотря на ляпы (пусть от этом говорят профи), жду продолжения.
Лакшми: Пенелопа и Lara, спасибо за отклики. С продолжением пока не получается, но, очень надеюсь, я ещё к "Принцессе" вернусь.
Гелла: Меня, конечно, лучше не спрашивать, я тут уже однажды выступила в роли критика Латунского. Но, все же, прошу прощения, позволю себе кое-какие замечания. Первое, что бросается в глаза то, что у принцессы ярко выраженные садисткие наклонности. Взять хотя бы эту идею стравить раненого испанца с этим Реисом. Это что ж за любовь такая? Человек потерял много крови, едва жив остался, лежал в бреду, а едва на ноги встал, его выставляют как ринг, как бойцовского пса. А сцена с массажем... Это же конкретное издевательство над мужиком. Если сама принцесса пребывает в полном неведении по поводу устройства мужского организма, то уж старая Арифа могла бы ее просвятить, что это, мягко говоря, нехорошо и называется игра "Динамо", за которую можно и в глаз схлопотать. То, что происходит после ее так называемого замужества, вполне закономерно. Вот тут автор совершенно прав. Эту юную даму надо учить и учить жестко, в противном случае она так и не научится видеть вокруг себя людей, а не предметы для личного пользования.
Лакшми: Гелла пишет: у принцессы ярко выраженные садисткие наклонности Гелла , да, так оно и есть. У меня не в одном произведении такое происходит. Причем садистки именно женщины.
где-то так: Лакшми пишет: «Пожалуй, мои люди правы. Убить его я всегда успею, - раздумывал Реис, поглаживая эфес сабли. – Я возьму его живым. И не стану выставлять на невольничьем рынке. Он будет моим рабом - и только моим. И он дорого заплатит за смерть моего друга! Он будет молить меня о смерти, молить на коленях!» Ну, зачем же о смерти - это же восточный пират, а не западный. Думать он должен о другом: Да, ребятки правы. Глупо убивать такого дорогого раба. - Неверная собака! - Ублюдок! - ответил испанец, оскалившись. - Селим! - расхохотался один из пиратов. - Да он уже почти твой. - Он полюбит тебя сильно-сильно... Селим оценивающе посмотрел на врага. Да, хорош. Высок, строен, узкобедр... От этой мысли у Селима слегка закружилась голова. Потом, остановил себя Селим. Все потом. Когда испанская собака узнает свое место. - Ребята, сеть!
полная версия страницы