Форум » История и повседневная жизнь Англии и других стран » Прекрасная Франция » Ответить
Прекрасная Франция
Цапля: Все об истории Франции, традициях, личностях, оставивший свой след в истории удивительной, загадочной и прекрасной страны.
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Цапля: Первой королевской династией во Франкском государстве считаются Меровинги (кон. V в. — 751). Названа династия по имени полулегендарного основателя рода — Меровея. Наиболее известный представитель — Хлодвиг I (правил с 481 по 511, с 486 король франков). Последним считается Хильдерик III (правил с 743 по 751, умер в 754). Их столицей с 561 г был Мец. С 751 года Франкским государством правили Каролинги. Несмотря на то, что они с 800 года назывались римскими императорами, столицей Каролингов был город Ахен. Империя франков распалась на три части в 843 году. Верденский договор 843 г., создавший Западно-Франкское королевство (будущую Францию), отделил от территории прежней Галлии всю восточную часть, от устьев Рейна до устьев Роны, составившую узкую полосу между Западно-Франкским королевством и Восточно-Франкским королевством (Германией), но населённую в значительной мере романским племенем. Здесь скоро образовалось два королевства: Лотарингия на севере и Бургундия на юге , оба надолго соединившиеся с Германией (Священной Римской империей германской нации). У Франции была ещё область вне Галлии — на юг от Пиренеев (Испанская марка Карла Великого). При последних Каролингах Франция начала дробиться на феодальные владения, и при восшествии на престол династии Капетингов (в 987 г.) в королевстве насчитывалось девять главных владений: 1) графство Фландрия, 2) герцогство Нормандия, 3) герцогство Франция, 4) герцогство Бургундия, 5) герцогство Аквитания (Гиень), 6) герцогство Гасконь, 7) графство Тулузское, 8) маркизат Готия и 9) графство Барселонское (Испанская марка). С течением времени дробление пошло ещё дальше; из названных владений выделились новые, из которых наиболее значительными были графства Бретань, Блуа, Анжу, Труа, Невер, Бурбон. Непосредственным владением первых королей из династии Капетингов была узкая территория, тянувшаяся к северу и югу от Парижа и очень медленно расширявшаяся в разные стороны; в течение первых двух веков (987—1180) она увеличилась лишь вдвое. В то же самое время под властью английских королей находилась большая часть тогдашней Франции. В 1066 г. герцог нормандский Вильгельм завоевал Англию, вследствие чего Нормандия и Англия соединились между собой. Через столетие после этого (1154) королями Англии и герцогами Нормандии сделались графы Анжуйские (Плантагенеты), и первый же король из этой династии, Генрих II, благодаря браку с наследницей Аквитании, Элеонорой, приобрёл весь юго-запад Франции. Начало «собиранию» Франции. положил Филипп II Август (1180—1223), который, между прочим, приобрёл Вермандуа, часть Артуа, Нормандии, Бретань, Анжу, Мэн, Турень, Овернь и др. более мелкие земли. Внук Филиппа II, Людовик Святой (1226—1270), сделал важные приобретения на юге Франции; графы Тулузские должны были признать над собой власть короля Франции. и уступить ему значительную часть своих владений, пока прекращение в 1272 г. владетельного тулузского дома не повлекло за собой, при Филиппе III, присоединение к королевским землям и остальной части этих владений. Из Википедии.
Цапля: Поскольку невозможно объять необъятное, выделю самые интересные с точки зрения не-историка события Средневековой Франции. Итак. Успокоившись после ряда Крестовых походов, французские короли стали активно укреплять королевскую власть, которая в ту пору представляла из себя еще достаточно непрочную структуру. Для справки. Крестовые походы, из коих самыми запоминающимися были Третий крестовый поход, где поссорились французский король Филипп II Август и король Англии, небезызвестный Ричард I Львиное Сердце и Седьмой крестовый поход. Седьмой поход (1248-1254) был делом почти исключительно Франции и ее короля Людовика IX Святого. В июне 1249 крестоносцы вторично взяли Дамиетту (Египет), но позднее были блокированы и в феврале 1250 сдались в плен в полном составе, включая короля. В мае 1250 король был отпущен за выкуп в 200 тыс. ливров, но не вернулся на родину, а переехал в Акру, где напрасно дожидался помощи из Франции, куда и отплыл в лишь апреле 1254. Рыцарские ордена, изрядно разбогатевшие к началу XIV века, представляли для одного из выдающихся королей династии Капетингов, Филиппа IV Красивого, большой интерес. Легендарный орден рыцарей-храмовников был в ту пору богат и могущественен. Именно против него король Франции, в пору правления которого королевская власть упрочила свои позиции, жестоко подавляя недовольства вассалов, и начал судебный процесс, который длился семь лет, и закончился казнью Жака де Молэ, двадцать третьего и последнего великого магистра Ордена Тамплиеров. Существует легенда о проклятии де Молэ. Согласно Жоффруа Парижскому, Жак де Молэ, взойдя на костёр, вызвал на Божий суд французского короля Филиппа IV, его советника Гийома де Ногарэ и папу Климента V. Уже окутанный клубами дыма, тамплиер пообещал королю, советнику и папе, что они переживут его не более чем на год. Папа Климент! Король Филипп! Гийом де Ногарэ! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!.. Климент V скоропостижно скончался уже спустя месяц, 20 апреля, де Ногаре умер через месяц после папы, Филипп IV — 29 ноября. По поводу причин их смерти до настоящего времени существуют различные версии: от обычных физических до оккультных. Эта история и последствия ее описаны в знаменитой серии Мориса Дрюона «Проклятые короли». Вот ссылка на любопытнейший (и очень красочный ) сайт экранизации этой серии романов.
Цапля: Авиньонское пленение пап. Не знаю, с какого перепуга в старшем школьном возрасте меня, крещенного в православии агностика, заинтересовала история понтификата, но я прочла с удовольствием книгу С. Лозинского «История папства». За время существования папства был короткий (во временном аспекте) промежуток времени – чуть меньше 70 лет, когда папский престол находился во французском Авиньоне. Столь странное перемещение объяснялось многими причинами, первейшими (на мой взгляд) из которых были желания французского монарха, того же Филиппа Красивого, контролировать церковные институты. Из Лозинского Государственный совет Франции по инициативе ближайшего советника Филиппа IV - Гильома Ногаре обвинил Бонифация VIII в том, что он противозаконно занимает папский престол, и вынес решение о немедленном созыве церковного собора, который осудил бы папу как еретика, симониста и чудовищного преступника. В то же время королевские чиновники начали сильнейшую агитацию по всей стране против Бонифация VIII и о необходимости спасти Францию и церковь от угрожающей им опасности со стороны преступника папы. По поручению Филиппа IV Ногаре отправился в Италию, организовал противников папы в небольшой отряд, подкупил многих и вместе с двумя кардиналами, которых Бонифаций VIII преследовал по личным мотивам, настиг папу в его резиденции - Ананьи, арестовал и избил его. Однако в Ананьи начались манифестации "против иностранцев", а вскоре из Рима прибыли для спасения сошедшего с ума Бонифация VIII 400 всадников, с которыми 86-летний папа перебрался в Рим, где через месяц (11 октября 1303 г.) умер. Начались долгие поиски кандидата в папы. Общая растерянность привела к тому, что избран был безвольный монах Бенедикт XI (1303-1304), который должен был все и всех простить, за исключением Ногаре и некоторых других "прямых виновников чудовищного преступления, совершенного разбойниками". Однако "разбойники" не предстали перед судом, ибо некий молодой человек, одетый в монашеское платье, предложил Бенедикту XI от имени одной аббатисы несколько свежих винных ягод, от которых тот и умер. Снова начались лихорадочные поиски нового папы. В течение 11 месяцев велась борьба вокруг кандидатов; одни жаждали мести за поругание Бонифация VIII, другие настаивали на примирении с Францией. Филиппу IV мало было примирения - он требовал полного подчинения, а Ногаре угрожал сторонникам Бонифация суровыми карами. Франция определяла дальнейшую линию папской деятельности, и бесцветный, никому не известный гасконский прелат Бертран де Го стал папой Климентом V (1305-1314), открыв новую эпоху в истории папства, известную под названием "авиньонское пленение пап". Новый папа, которому был предоставлен для постоянного пребывания город Авиньон, прежде всего, назначил в кардинальскую коллегию несколько французов и тем обеспечил избрание и в будущем "французских" пап. Сняты были отлучения, провозглашенные Бонифацием VIII. Усердие Филиппа IV в деле Бонифация VIII было объявлено "добрым и справедливым", а сам король - "чемпионом религии"; не исключен был из списков "новых поборников церкви" и Ногаре, о котором тогда говорили, что он дал пощечину Бонифацию VIII, оказавшуюся для него смертельной. Все это казалось требовательному королю недостаточным. Папство вынуждено было принести в жертву ему орден храмовников. Орден этот был очень богат, занимался ростовщичеством и не раз за высокие проценты предоставлял займы французскому королю и прочим высокопоставленным лицам. Аббат Иоанн Триттенгейм категорически заявляет, что орден храмовников был самым богатым орденом, владевшим не только огромными деньгами, но и землями, городами, замками, разбросанными по всей Европе. Вильке определяет доход храмовников в 20 млн. золотых талеров и утверждает, что в одной лишь Франции храмовники могли выставить армию в 15 тыс. всадников. Отто Цеклер приводит еще большие цифры и говорит о 54 млн. талеров и о собственном войске ордена, насчитывавшем 20 тыс. всадников. Гавеман утверждает, что храмовники по своему могуществу и богатству могли соперничать с сильнейшими князьями своего времени. В их храмах, напоминавших настоящие крепости, хранилась масса золота и драгоценностей, и даже короли часто прятали там свои сокровища: в то время не было лучшего запора, чем вывеска храма ордена. Так, в 1261 г. на десять лет была положена в парижский орденский храм английская корона, так как при том недовольстве, которое охватило тогда часть английских баронов, король боялся держать ее в Лондоне. Оригинал договора 1258 г. между Англией и Францией хранился у парижских храмовников, равно как образцовый золотой ливр (фунт), служивший идеальной монетой для французского королевства. Авиньонский замок (Франция), резиденция пап с 1309 по 1377 г. Так как храмовники не занимались тем делом, которое служило поводом к организации в начале XII в. этого ордена, - борьбой за освобождение "святой земли" от мусульман, то желание короля воспользоваться богатством храмовников встретило сочувствие со стороны многих сеньоров, рассчитывавших получить при этом некоторую долю для себя. За конфискацию имущества храмовников стояло и купечество, видевшее в ордене конкурента, занимавшегося, как и они, ростовщическими и иными коммерческими операциями. Кроме того, они были заинтересованы в усилении королевской власти. В целях создания моральной атмосферы, благоприятной для нанесения удара ордену, были пущены компрометирующие его слухи: говорили, что храмовники впали в ересь, занимаются чернокнижием, водятся с дьяволом, развратничают, прибегают к содомскому греху. На такой, в духе средневековья, хорошо подготовленной почве нетрудно было получить разрешение папы пустить в ход против храмовников и инквизицию. Авиньонские папы: 1305-1314 Климент V 1316-1334 Иоанн XXII 1328-1330 Николай V (антипапа) 1334-1342 Бенедикт XII 1342-1352 Климент VI 1352-1362 Иннокентий VI 1362-1370 Урбан V 1370-1378 Григорий XI В 1377 Григорий XI вернулся в Рим. На этом закончилось «Авиньонское пленение пап», но не история папства в Авиньоне. После кончины Григория в 1378 г. кардиналы, недовольные его преемником Урбаном VI, избрали антипапу Климента VII, который вернулся в Авиньон. Так уже через год после окончания «Авиньонского пленения» начался Великий западный раскол, когда и в Авиньоне, и в Риме находились конкурирующие папы, разделившие между собой весь католический мир. Преемником Климента VII был Бенедикт XIII, низложенный и отлучённый Констанцским собором в 1417, после чего бежал в родную Испанию. Он и был последним авиньонским папой.
Хелга: Цапля Как все увлекательно! И как жестко обходились с наместниками Бога на земле!
Мисси: Цапля А дальше? В свое время очень увлекалась серией "Проклятые короли" М.Дрюона, но где там сказка, где факт, тогда не разобралась.
novichok: Мисси пишет: В свое время очень увлекалась серией "Проклятые короли" М.Дрюона, но где там сказка, где факт, тогда не разобралась. Хм... а мне кажется, что Дрюон не слишком покривил против истории (не в пример Дюма ). Но специально этим вопросом не занималась.
К: novichok пишет: Хм... а мне кажется, что Дрюон не слишком покривил против истории (не в пример Дюма ). Да, Дюма переписал в истории все, что мог. Теперь совершенно невозможно искоренить всеобщее убеждение в том, что Ришелье был этаким коварным интриганом при слабом дурачке Людовике. А это совсем не так, и настоящий Ришелье гораздо интереснее! Он в самом деле верил в божественное происхождение королевской власти и не думал плести интриги вокруг своего короля. По иронии судьбы, они умерли в один год. Людовик - один из самых поэтичных французских королей. Он серьезно занимался музыкой и написал знаменитый по фильму "Три мушкетера" "Марлезонский балет". Склонный к меланхолии, утонченный король страстно любил соколиную охоту и часто уезжал в местечко Версаль, чтобы предаваться любимому занятию. Он не желал роскоши, грандиозного величия эпохи своего сына, Короля-Солнца. Он достойно правил Францией, хотя, думаю, ему лучше было бы реализоваться как композитору или коллекционеру (у него была потрясающая коллекция ракушек), это было его. Но тем благороднее выглядит его преданность поприщу, выбранному судьбой.
Хелга: К пишет: Он достойно правил Францией, хотя, думаю, ему лучше было бы реализоваться как композитору или коллекционеру (у него была потрясающая коллекция ракушек), это было его. Вероятно, он был бы счастлив, но забыт.
К: Хелга пишет: Вероятно, он был бы счастлив, но забыт. Вполне возможно. Что ж, зато теперь его помнят все без исключения. "Людовик, а-а! Тот, которого сыграл Табаков!" - расплываются в улыбке благодарные зрители.
К: Когда-то Дюма был для меня очень и очень авторитетным источником в отношении истории Франции. Потом я поняла, что его романы, несмотря на увлекательный сюжет, героев, все-таки не пособия для изучающих французскую историю У меня с ним давние счеты, и я их переодически рвусь свести, вслед за пушкинским Сильвио наслаждаясь оставшимся за собой выстрелом
Хелга: К пишет: что его романы, несмотря на увлекательный сюжет, героев, все-таки не пособия для изучающих французскую историю Но какую фору он дал последующим романистам-историкам, легко оправдав столь отважное обращение с историей. И четко поделил всех на хороших и плохих.
Wega: К пишет: Да, Дюма переписал в истории все, что мог. Так Дюма и говорил, что история - это гвоздь, на который он вешает свою картину!! Так почему же следует сводить с ним счёты? Кому интересна история, тот не станет изучать её по романам, а возьмёт что-либо более подходящее для этого. Мне так представляется.
apropos: Кстати, исторические романы являются прекрасным толчком и стимулом к изучению истории. Некогда именно романы Дюма увлекли меня историей Франции определенного периода. )) К Спасибо за интересный рассказ о Людовике XIII - не знала, что он обладал подобными талантами и увлечениями.
К: Хелга пишет: Но какую фору он дал последующим романистам-историкам, легко оправдав столь отважное обращение с историей. Это точно. Тут его никто не перегнал! apropos пишет: Кстати, исторические романы являются прекрасным толчком и стимулом к изучению истории. Некогда именно романы Дюма увлекли меня историей Франции определенного периода. )) Это мне знакомо. Несмотря на все недостатки романов Дюма (в смысле их достоверности), они все-таки расцвечивают историю, делают ее интересной. Я благодаря им влюбилась во Францию на всю жизнь) Правда, сейчас я предпочитаю Гюго Дюма. Гюго духовнее, он - воплощение романтизма. А какие объемные образы он рисует! Один Людовик XI чего стоит в "Соборе Парижской Богоматери". Мы все знакомимся с французской историей еще в детстве, когда слушаем увлекательную сказку про Синию Бороду (первое знакомство с готикой)). Бедный Жиль де Рец, если бы он знал, что с ним сделала народная молва и неутомимое перо сказочника!
apropos: К пишет: Гюго духовнее, он - воплощение романтизма. О, я Гюго читала в детстве и вряд ли буду перечитывать, но его описания Парижа, помню, мне очень нравились. Атмосферные.)) Но Дюма, конечно, был на первом месте - и до сих пор нежно любим. К пишет: Бедный Жиль де Рец Но там вообще очень темная история, а народная молва иногда такое напридумывает, что ни в сказке сказать, ни пером... Хм. Синей бородой я скорее назвала бы Генриха 8-го Тюдора, но это уже Англия, другая тема.
Хелга: К пишет: Правда, сейчас я предпочитаю Гюго Дюма. Гюго духовнее, он - воплощение романтизма. А какие объемные образы он рисует! Один Людовик XI чего стоит в "Соборе Парижской Богоматери". Да, Гюго очень хорош своими многогранными образами. Даже если его и заносит в пафос, все равно герои остаются объемными, емкими, как тот же Жавер, например. Да, и его размышления и описания. Очень люблю их перечитывать. Причины поражения Наполеона при Ватерлоо, парижские клоаки, да и вообще Париж на страницах "Отверженных" совершенно осязаем. У меня как-то сложилось, что Гюго прочитала раньше и в большем объеме, чем Дюма. В юности все тянуло на трагический романтизм. А Жана Вальжана всегда тянет сравнить с Эдмоном Дантесом. Возвращяясь к Дюма. Есть в них много общего, точнее, решение одной идеи разными авторами и разными способами.
К: Хелга пишет: Да, Гюго очень хорошо своими многогранными образами. Даже если его и заносит в пафос, все равно герои остаются объемными, емкими, как тот же Жавер, например. Жавер неподражаем. Есть в нем что-то дьявольское, пугающее и отталкивающее, но Гюго сумел в этой бездне отыскать человека. Он следует своему долгу, вот и все. Воплощение беспощадного правосудия. Мне всегда было его жаль за верность идее, обреченной на гибель: Правосудие - превыше всего. И когда, в самом конце, он все же переломил себя, увидел человеческое в "звере" Жане Вальжане, он не выдержал прикосновения Сострадания и Милосердия. Помню, мне даже казалось, что Жавер вышел сильнее и трагичнее других. Единственное, что у Гюго чрезмерного, так это детали. Он очень любит детализировать все и вся, поэтому иногда становится тяжело. Просто, я, к примеру, не знаю исторических нюансов, на которые он ссылается, как бы заранее считая читателя таким же осведомленным, как автор. Но это опять придирки Хелга пишет: А Жана Вальжана всегда тянет сравнить с Эдмоном Дантесом. Возвращяясь к Дюма. Есть в них много общего, точнее, решение одной идеи разными авторами и разными способами Знаете, я никогда не задумывалась об этом. И сейчас, поразмыслив, поняла, что согласна с Вами. Да-да, Вальжан и Дантес похожи, даже очень похожи. Но Вальжан лишен самой мысли о мщении, он противопоставляет милосердие всему темному, что преследует его. А Дантес, также являясь "отверженным", отвечает ударом на удар. Словом, Хелга пишет: Есть в них много общего, точнее, решение одной идеи разными авторами и разными способами. Дюма, все-таки, остается автором приключенческих романов, может быть, отсюда выбор в сторону мрачного мстителя. А Гюго пишет вещи философского толка. Его романы - размышление в образах, лицах, когда мысли обращаются в героев и взаимодействуют друг с другом. Гюго в этом отношении похож на Достоевского.
К: apropos пишет: Но Дюма, конечно, был на первом месте - и до сих пор нежно любим. Да-а, когда я много читала приключенческой литературы, лучше Дюма для меня никого не было Собственно, как к писателю, к нему, думаю, претензий быть не может: он сумел заинтересовать, заинтриговать своего читателя, создать интересных героев. Один Атос чего стоит.) Поэтому, как романист, Дюма один из лучших. Вот, скоро панегирик писать будем
Хелга: К пишет: Есть в нем что-то дьявольское, пугающее и отталкивающее, но Гюго сумел в этой бездне отыскать человека. Он следует своему долгу, вот и все. Воплощение беспощадного правосудия. Мне всегда было его жаль за верность идее, обреченной на гибель: Правосудие - превыше всего. Он машина, почти робот, словно идея эта заложена в него программой. Такие люди страшны в своем фанатизме, вне зависимости, насколько идея, которой они преданы, гуманна или наоборот. Это как "благими намерениями..." и далее по тексту... Для них человеческие порывы не имеют смысла. Хорошо, хоть Гюго одарил своего героя прозрением. Да, его жаль, только они, такие, никого не жалеют, если только сами не оказываются в роли преследуемого. Но фигура да, очень яркая, сильнее апостола Вальжана. К пишет: Его романы - размышление в образах, лицах, когда мысли обращаются в героев и взаимодействуют друг с другом. Гюго в этом отношении похож на Достоевского. Да, ведь действительно! Страдающие герои, каждый из которых несет в себе философскую идею-размышление, каждый - воплощение какой-то человеческой проблемы. И путь к прозрению через страдание и несправедливость бытия, когда жертвы и всепрощение не оцениваются, вернее, если и оцениваются, то не в земной жизни. К пишет: Поэтому, как романист, Дюма один из лучших. Вот, скоро панегирик писать будем Пора уже, пора. Он один единственный Дюма, блестящий!
К: Хелга пишет: Но фигура да, очень яркая, сильнее апостола Вальжана. Иногда становится очень грустно оттого, что герои отрицательные (или близкие к таковым) выходят у писателей сильнее положительных. "Зло" получается мятежным, страдающим, ошибающимся, а "Добро" статичнее и понятнее, что ли... Даже у Данте, например, из всех частей "Божественной комедии" именно "Ад" самая яркая и запоминающаяся. Хелга пишет: Пора уже, пора. Он один единственный Дюма, блестящий! О-о, это точно! Дюма - неподражаемый мастер инриг, перепетий, действия. И герои тоже не занимают обаяния. Один его Шико чего стоит - не хуже, а, может быть, и лучше шутов Шекспира! Когда я читала "Графиню де Монсоро", меня не столько любовная линия увлекала, а сколько развития отношний Шико с другими героями, его диалоги с меланхоличным Генрихом III... Кстати, не один Людовик XIII был одаренным творчески. Генрих III обладал литературным талантом, сочинял стихи, и вообще был человеком искусства. Вот только королевская корона оказалась соблазнительнее пера поэта. И Генриха мы тоже запомнили благодаря Дюма (во многом). Он не самый заметный из французских королей.
Хелга: К пишет: Иногда становится очень грустно оттого, что герои отрицательные (или близкие к таковым) выходят у писателей сильнее положительных. "Зло" получается мятежным, страдающим, ошибающимся, а "Добро" статичнее и понятнее, что ли.. Видимо, потому, что у зла больше возможностей для развития, если так можно выразиться. То есть оно может, осознав, что является злом, пробиваться к добру, у зла больше средств для действия - они у него практически не ограничены, в то время, как добро связано по рукам и ногам тем, что оно добро и обязано выбирать достойные средства. Так и получается, что у негодяев больше возможностей и ярче личности. Что-то меня уносит не в тему. К пишет: Когда я читала "Графиню де Монсоро", меня не столько любовная линия увлекала, а сколько развития отношний Шико с другими героями, его диалоги с меланхоличным Генрихом III... О, да! Шико бесподобен! Какая там любовная линия и совершенно скучная графиня, даже близко не стояла. Не в пику Дюма, а лишь сравнения ради.
К: Хелга пишет: совершенно скучная графиня О, Диана де Монсоро действительно не впечатляет. Самая обыкновенная добродетельная героиня - таких сотни в романах всех сортов, ничего цепляющего. Она казалась лучше, когда была "загадочной незнакомкой" для Бюсси. Хотя и тогда я предчувствовала, что будет блекло-возвышенная серость в даме его сердца. Увы, он с самого начала задал такой рыцарственно-романтический тон, что иного ожидать было сложно. У Дюма есть женские персонажи, которые гораздо сильнее графини де Монсоро. Отрицательные героини (Миледи, к примеру) даются ему лучше положительных. Это в продолжение темы о том, что Зло имеет Хелга пишет: больше возможностей для развития, Мефистофель у Гете вышел ярче и интереснее образа Господа, Воланд у Булгакова - объемнее Иешуа. Единственная книга, которой удалось сохранить сияние и чистоту Добра, не сделав его бесцветным - Евангелие. Может быть, из-за религиозности это удалось и Достоевскому. В конце концов, Соня Мармеладова - воплощеие Веры - очень сильный, неординарный персонаж. Неординарный потому, что Достоевский "обыграл" образ добротельной и "честной девицы", принесшей себя в жертву во имя чего-то (как Фантина в "Отверженных".) Но это я тоже ухожу от темы Хелга пишет: О, да! Шико бесподобен! Да, его остроумие и харизма заставляют влюбляться в него с первых строк! Несмотря на то, что он - реальное историческое лицо, что у него много поклонников благодаря Дюма, о нем практически ничего нет, кроме отдельных скудных сведений. И это очень жаль. Наверное, Шико - образ настоящего француза, каким он мне видится. Перефразируя Вольтера, для французов все люди хороши, кроме скучных. А скучный и глупый человек для них одно и то же. Смех - универсальное средство от всего, ставшее настоящим искусством во Франции благодаря салонам XVIII века, и раньше, благодаря культуре Прованса, литературным обществам и кружкам. Во время французской революции люди, шутя, всходили на эшафот. Умереть с утонченным, ярким, остроумным афоризмом на устах стало почти правилом хорошего тона. Остроумие и смех, конечно, ширма для серьезных размышлений, идей, для сложной внутренней жизни, как это было с Вольтером. Может быть, отсюда, из этой природной склонности к остроумию, французская страсть к театру, высокой комедии, переодеваниям, маскарадам..."Жизнь - театр, в нем женщины, мужчины - все актеры." По крайней мере, во Франции.
Хелга: К пишет: Может быть, из-за религиозности это удалось и Достоевскому. В конце концов, Соня Мармеладова - воплощеие Веры - очень сильный, неординарный персонаж. Неординарный потому, что Достоевский "обыграл" образ добротельной и "честной девицы", принесшей себя в жертву во имя чего-то (как Фантина в "Отверженных". Кстати да, опять параллель, Сонечка - Фантина. И в связи с мыслями о положительных образах, подумалось, а возможно ли вообще написать интересный яркий совершенно положительный образ, чтобы он не был приторно скучным? С утра не вспоминается такого (надо с этой темой куда-то перебираться, однако) К пишет: Перефразируя Вольтера, для французов все люди хороши, кроме скучных. А скучный и глупый человек для них одно и то же. Смех - универсальное средство от всего, О, это да! Что бы сталось с миром, не будь он одарен такой способностью! Хотя, именно у французов в литературе тянется трагическая нота. Что тот же Гюго, Стендаль, Золя... собрала всех в "кучу". В этом отношении сдержанные англичане со своей самоиронией кажутся более легкими, у них в каждой трагедии есть доля сарказма.
К: Хелга пишет: И в связи с мыслями о положительных образах, подумалось, а возможно ли вообще написать интересный яркий совершенно положительный образ, чтобы он не был приторно скучным? С утра не вспоминается такого (надо с этой темой куда-то перебираться, однако) Абсолютно согласна - пора перебираться, а то мы уходим немножко в сторону от собственно "Прекрасной Франции" Не знаю, можно ли создать образ, воплощающий в себе Абсолютное Добро, и сделать его настолько интересным, чтобы читатель предпочел его всем другим. Гюго пытался: диньский епископ - это Милосердие и Сострадание. Но он не целиком положителен, он тоже ошибался. Например, монсеньер Бьенвеню, с трудом преодолев отвращение, пошел к умирающему члену Конвента. А причина столь сильной антипатии - в роялистских воззрениях. Конечно, какая разница священнику, кто жаждает утешения? Кто умирающий, если он отходит к Господу, и нужно его подготовить к этому? Однако, епископ придавал этому большое значение. Такого рода нетерпимость уже исключает мысль о том, что перед нами полностью положительный персонаж. Возникает встречный вопрос: а можно ли написать интересным образ, отрицательный во всех отношениях? Чтобы он не был скучным и плоским? Думаю, что Абсолютное Зло так же трудно удается воплотить писателю, как и Абсолютное Добро. Жавер, например, все-таки "оттаял". Он не был злым, он был убежден в своих идеалах. Есть, конечно, Мефистофель и Воланд. Но это скорее исключение, чем правило. Хелга пишет: Хотя, именно у французов в литературе тянется трагическая нота. Что тот же Гюго, Стендаль, Золя... собрала всех в "кучу". В этом отношении сдержанные англичане со своей самоиронией кажутся более легкими, у них в каждой трагедии есть доля сарказма. Англичане, мне кажется, отстраняются от жизни и смотрят на нее со стороны, немного свысока. Отсюда - спокойная ирония и "легкость". А французы "внутри" жизни, какой бы пугающей и безнадежной она не была. Так, наверное А про разное восприятие жизни англичан и французов интересно писал Честертон. Вот ссылка на статью: http://at-french.com/gilbert-chesterton-francuz-i-anglichanin
Хелга: К пишет: Абсолютно согласна - пора перебираться, Ушла сюда А про разное восприятие жизни англичан и французов интересно писал Честертон. Замечательные мысли! Ушла размышлять.
MMaria: Добрый день! после правовых объяснений по "Грозового перевала", который по моей просьбе мне любезно дала deicu (за что ей огромное спасибо) так и тянет наконец-то разобраться с еще одним романтиком - Гюго. Всегда было интересно, насколько реальна судьба Жана Вальжана. Правда ли можно было, украв буханку хлеба, попасть на каторгу на 19 лет? Правда ли условия там были настолько ужасающими, что, сев на 3 года (или 5?) стоило рисковать добавочным сроком и неоднократно бежать? (Уж очень тут Жан Вальжан похож на Алибабаевича из "Джентльменов удачи"). Правда ли, что каторжника так легко было найти, как это делают трактирщики в начале книги? Понимаю, что Торвальд может быть так же пристрастен, как и Гюго, но в другую сторону, но в его "Веке криминалистики" ситуация на то время противоположная - любой каторжник, может сменив ФИО и отпустив усы жить неузнанным сколько влезет. Очень интересно, короче, насколько Гюго выдумал.
deicu: Хмм... Вижу, нам с Вами судьба встречаться. Ответы на Ваши вопросы (не знаю, насколько полные) литературоведы дают. Опираюсь на книгу Романа Белоусова "Тайны великих литературных преступлений" (М.: РИПОЛ Классик, 2004). Прототипы Жана Вальжана рассмотрены на стр. 453-476. Если вкратце, то еще до "Отверженных" Гюго писал повесть "Последний день приговоренного к смерти", где описывается судьба Клода Ге, укравшего хлеба и дров для семьи и попавшего в тюрьму на пять лет. В тюрьме он убил надзирателя, отличавшегося своей жестокостью, и был казнен. Впрочем, даже Гюго признает, что это не правило даже на каторге. Многие считают, что на роль прототипа Вальжана больше годится Пьер Морен, который попал на тулонскую каторгу в 1801 году, а в 1806 году, освобожденный, пытался начать новую жизнь. Епископ города Динь принял в нем участие, дал рекомендательное письмо для своего брата, наполеоновского генерала. Морен показал себя храбрым солдатом и погиб под Ватерлоо. Собственно, ведь Гюго поначалу интересовал именно образ епископа. Что ж, событие похвально его аттестует, как человека и христианина, но Гюго - романтик ведь! - было мало. Если уж христианское милосердие, то пусть каторжник украдет у епископа серебро, а тот не только не обидится, а еще и сам добавит канделябры. Да и пять лет каторги - нормальному человеку более чем достаточно, но романтику (не самому сидеть, конечно, а в романе описывать) - ну-у-у, разве это срок? Такой уж литературный метод, меры он не предусматривал. Сами романтики это за собой знали. Та же Шарлотта Бронте писала своему издателю, жаловалась на критиков, посмевших ей похвалить Джейн Остен и ее реалистический метод: "Они меня станут обвинять в защите преувеличенных страстей" [they would accuse me of advocating exaggerated heroics - я бы даже перевела "страсти-мордасти"] - простите за офф-топик, но из песни слова не выкинешь. Что касается возможности для бежавшего каторжанина скрыться в те поры, правы, разумеется, Вы и Торвальд. Гюго, разумеется, читал мемуары Франсуа Видока и даже лично встречался со знаменитым префектом полиции, который не только очень ловко бежал с каторги, но и совершенно сменил волчью шкуру на овечью (либо наоборот), стал зарабатывать на жизнь ловлей преступников - благодаря чему и послужил великому писателю прототипом сразу и Вальжана, и Жавера. Весьма удобно! А учитывая, что Видок, когда вышел в отставку, завел бумажную фабрику - ясно, что его роль как прототипа не подлежит сомнению.
MMaria: Спасибо огромное! Про прототипа-Видока даже не задумывалась, а здорово получается. Мне бы тут быстро перебежать в тему о авторах-французах, но как-то глупо так метаться. Вот за что я в т.ч. не люблю Гюго, так это за то, что все его страсти очнь крепко приправлены гражданским пафосом, а в его романах так много отступлений и при том, что веры фактам - не на много больше, чем у Шарля Перро. А отступления, фактами не подкрепленные, для меня называются пустым трепом (вот подкрепленные, как у Фаулза - ценнейшая и интереснейшая для меня штука). Кто раз соврал, тому веры нет, а простить осьминога, выпивающего человека, я Гюго не могу. А уж гражданский пафос, построенный на выдумке - и вовсе вещь опаснейшая. Вот когда читаешь про то, как Хитклиф лишает людей наследства или Эдмон Дантес годами безвинно сидит в одиночке - это воспринимается просто как сюжет и не больше - негодуешь именно на Хитклифа или Данглара, но не Англию или Францию. А тут прямо так подчеркивается, сколько сидел Вальжан и за что, с указанием готов начала-конца отсидки- прям хочется местный Зимний брать и из местной Авроры стрелять... пока в фактах не разберешься. Да и при ближайшем рассмотрении это нагромождение страстей-мордастей рушится и обнаруживаются (ну или я вижу) нечно совершенно противоположное - и Жавер кажется человеком за мелочью не видящим крупного (колько во 2м томе у него на участке профессиональных преступников - не один Тенардье, а целая банда, а он охотится за бедным Вальжаном), и Козетта - холодной, неблагодарной и расчетливой. А ведь всего надо было не делать добро кипенно белым, сделать Вальжана бывшим убийцей, убежавшим с каторги и все стало бы гораздо более логично и понятно.
MMaria: Что-то я сегодня преисполнилась очередной порции скептицизма и вопросов. Скажите, а за что Жавер в реальности мог преследовать Вальжана? Не смотря на все побеги Вальжан отсидел свои сроки полностью, а не сбежал. Насколько серьезным правонарушением было то, что вышедший на свободу с чистой совестью занимался коммерческой деятельностью и был мэром, причем под чужим именем? Спасибо
полная версия страницы