Форум » Произведения в соавторстве » Виленские игры - 3 » Ответить
Виленские игры - 3
Хелга: Виленские игры Авторы: Apropos, Хелга Жанр: авантюрный исторический шпионский роман Время действия: весна 1812 года Место действия: Вильна
apropos: Юлия пишет: Но нынче барон свалился на его буйну головушку и всякий раз умудряется отчитать как мальчишку Дык вот это его и заводит не по-детски, как мне кажется. А так, без барона, Казик наверняка белый и пушистый. Ну, может, не совсем тихий. Малаша пишет: О чем она думала, когда это все устраивала? Мне кажется, она вообще не думала. Импульсивная дамочка. Девочки, спасибо! Хелга, чет мне кажется, что обращение Леопольда к барону - ваше благородие - как-то слишком уж официально звучит. Может, заменим на - ваша милость - ? Чтобы помягче звучало.
Хелга: Малаша пишет: О чем она думала, когда это все устраивала? Надеялась, что он ничего не узнает? Так она и не думала совсем, сплошная эмоция. Юлия пишет: Но нынче барон свалился на его буйну головушку и всякий раз умудряется отчитать как мальчишку - обидно, и главное - не пойми чем крыть... Причем, он старается, работает, а все невпопад. apropos пишет: чет мне кажется, что обращение Леопольда к барону - ваше благородие - как-то слишком уж официально звучит. Может, заменим на - ваша милость - ? Чтобы помягче звучало. Проблема у меня с обращениями. Заменим на милость, ага.
apropos: Ввечеру, после очередного бесплодного визита к пани Кульвец, Родионов заехал в частный дом, дабы более обстоятельно побеседовать с задержанным шантажистом. Но перед тем встретился с дожидавшимся его там Летюхиным. – Разузнал я насчет фальшивок, как вы просили, – сказал квартальный, завидев полковника. – Ложных бумаг всяко разных много, делают их умельцы по всему государству, но зачастую весьма небрежно: листы толще, чем положено, в нужный цвет редко попадают, да и подписи, и печати у них размытые… Издали и так, и сяк, а вблизи – ни то, ни се. Обнаруженные у Кузякина фальшивки, не в пример, довольно искусны. – Искусны, но с ошибками, – заметил Родионов. – В слове «государственный» вместо буквы «Добро» стоит «Люди». Потому я их и опознал. Видел такие же, изъятые при обыске на квартире Митяева. – Вот-вот, – закивал головой Летюхин. – Подобные от французов к нам переправляются, и тому сомнений ни у кого нет. С умом задумано, да без ума сделано. – Выяснили что-нибудь о пани Кульвец и пане Пржанском? – Заметные фигуры в местном обществе, именитые и состоятельные. Пани живет в Вильне, муж ее – годами много старше – безвыездно сидит в своем поместье недалече от Друзкеников* (Друскининкай). Дама любит окружать себя поклонниками и ведет… эммм… несколько вольготную жизнь. – Весьма подходящий объект для шантажа, - пробормотал Родионов. – Деньги у нее есть, зачем расплачиваться фальшивками?.. – Возможно, она и не знала, что это фальшивки. Не всякий может отличить ложные бумаги от настоящих. – Тогда любопытно будет узнать, за что она их получила и от кого. Говорят, пани большая патриотка Речи Посполитой, – добавил Летюхин. – А что Пржанский? – С положением и деньгами, вхож во все дома, приятельствует, в том числе, с нашим полицмейстером господином Вейсом… Во время восстания выступал на стороне Костюшко, был взят в плен и после амнистирован. С тех пор живет все время в Вильне, в сношениях с Варшавой или французами не замечен. Присмотреть за ним? – Пока отправь людей на поиски пани, и пусть дадут мне знать, когда ее найдут. Что до господина Пржанского… Родионов коротко описал Летюхину свою беседу с паном Казимиром. – Похоже, он, действительно, не при чем, но надобно выслушать разъяснения пани Кульвец… Что Кузякин? Следует мне с ним побеседовать. Вели привести. – Притих и отмалчивается, – сказал Летюхин и отправился за задержанным. – Знать ничего не знаю и ведать не ведаю, – с порога заявил Кузякин, притулился на предложенном стуле и угрюмо замолчал. – Вы попали в очень неприятную ситуацию, – мягким тоном проинформировал его Родионов. – Факт захода в дом, где проживал французский посланник, зафиксирован в протоколе, вас видели, и тому есть свидетельства. Фальшивые ассигнации говорят сами за себя. – За фальшивки не отвечаю, у пани той спрашивайте, откуда она их взяла и зачем мне подсунула, а с французом этим я не говорил, даже не видал его, незачем мне. И какие у меня с ним дела могут быть, сами подумайте?! Кузякин занервничал и заерзал на стуле. – Ваши свидетели тогда должны признать, что я с ним и словом не обмолвился, с половым только по поводу комнат говорил. У полового спросите! – Хорошо, спросим, – кивнул Родионов. – Но, может, вас кто-то попросил зайти туда и передать, допустим, записку или пакет… – Никаких поручений! – вскричал Кузякин. – Я что – посыльный?! Зачем мне по чужим делам бегать, да еще к французам? Сроду таким не занимался! Родионов слушал его и все более склонялся к мнению, что Кузякин, действительно, случаем оказался в месте проживания Нарбонна. Слишком мелкая и ненадежная пташка для серьезных шпионских дел. – Пан Пржанский утверждает, что никогда о вас не слышал и с вами не встречался, – сменил он направление разговора. – Как же это? Да на той неделе в трактире… как его?! «Поющий когут»! Самолично со мной разговор вел и пиво пил… Вы спросите, нас видели, там еще драка была…Некто Микола Рыжий за меня вступился, здоровяк такой… – Зачем этому Миколе за вас вступаться? – поинтересовался Родионов. – Пан Пржанский на вас напал? – Нет, другой меня схватил, – признал Кузякин. – А как драка началась – я и сбежал. – Кто другой? – Шут его знает, не разглядел, вцепился, что клещ. Родионов записал название трактира, взяв себе на заметку там побывать, и продолжил допрос. – Что за документы были сожжены в вашей комнате? – Какие такие документы? – Кузякин встрепенулся, начал было на всякий случай отрицать, но потом признал, что были у него при себе некоторые служебные записки, письма частных людей… – …написанные по неосторожности, вы понимаете? Когда мне такое попадается, я всегда рад помочь… сохранить в тайне, возвернуть владельцам. Исключительно по доброте душевной и вхождению в ситуацию… Прошу только возместить расходы при доставке, дорожные издержки, так сказать… Некоторые пытаются отблагодарить… от всего сердца, не то, что эта змея: ах, я вам так благодарна! – и подсунула фальшивки! – Барон Вестхоф тоже хотел отблагодарить? – С этим господином у меня никаких дел не было, – честно ответил Кузякин. – Вдруг явился ко мне, начал угрожать… – А он утверждает, что вы требовали от него денег за письмо некой дамы. – Напраслину возводит! – Кузякина аж затрясло от негодования. – До сего часа, как явился ко мне, я его и не видывал! Сроду не видывал, тем паче денег не требовал! Да как я бы от него чего требовал, коли впервые в жизни его встретил? – И письма не было? – Не было никакого письма для этого господина. – Тогда каким же образом он о вас узнал, ваш адрес? – Понятия не имею, у него спросите. Вломился ко мне, нахватал моих бумаг – и в огонь! – заскулил Кузякин. – Ни за что, ни про что… Родионов, как и в случае с Пржанским, оказался в затруднении из-за противоречивых показаний задержанного и свидетеля, но сейчас верил более словам Вестхофа, нежели Кузякина. Разумеется, шантажист скорее будет все отрицать, нежели признается в своем преступном деянии. К тому же барону было известно не только местонахождение сего пройдохи, он искал у него компрометирующие документы, а кто может знать об их существовании, ежели не сам объект шантажа? Придется еще раз побеседовать о том с бароном. – Когда я пришел, ваш посетитель держал в руке какое-то письмо. Чье письмо, о чем? – решил он уточнить. – Понятия не имею! Кузякин юлил, а Родионов хотел во что бы то ни стало добиться ответа. Его с самого начала заинтересовало сожженное на его глазах письмо, точнее тот уже обгорелый обрывок. – Не выйдете отсюда, пока не расскажете всю правду, – жестким тоном сказал он, рассчитывая хорошенько припугнуть Кузякина. – И ежели мы столкуемся – помогу вам избежать тюрьмы… Родионов, конечно, лукавил: улик против Кузякина у него толком и не было. Факт шантажа недоказуем, как, впрочем, и шпионажа, фальшивки не были изготовлены Кузякиным, а лишь получены от другого лица. – Как мы можем столковаться, коли вы не верите ни одному моему слову?! – взвыл шантажист. – Говорю же: пани подсунула мне эту сорочку – будь она неладна! И ассигнации. И адрес пана Пржанского дала. Я ему написал – дескать, переговорить надо, и в трактире с ним встретился. А барона этого вашего я впервые увидел, когда он ко мне вломился и начал все сжигать… Будь он неладен! А ведь какие документики были – загляденье, годами собирал, бумажка к бумажке! Кузякин, раскачиваясь на стуле, начал исступленно загибать пальцы: – Поддельное завещание – раз! Дворянская грамота – два! Закладная на усадьбу – три! Письмо шпионке – четыре!.. – Что за шпионка? – мигом подался вперед Родионов. – Кто его написал? Кузякин враз осекся, на мгновенье застыл, но тут же заканючил: – Откуда ж я помню?! Он же все сжег! Все! Документы и… список, список сжег с именами. Записывал для памяти, как все упомнить-то? Родионова вдруг охватило странное чувство, что сейчас случилось нечто очень важное. Неужели напал на след? Или то ему только кажется, после долгих и, увы, пока бесплодных поисков непонятно кого? – Имя шпионки, что за письмо, кому или от кого написано – все подробности, какие только вспомните. И, кстати, откуда знаете, что шпионка? – Имя не помню, – отвел глаза Кузякин. – Что шпионка знаю, потому как мадам выслали из Петербурга во Францию, письмо от офицера, вроде бы… – Вроде бы или точно? Это вы должны помнить! – наседал на сжавшегося шантажиста Родионов. Кузякин отвечал уклончиво, ссылался на плохую память и на чем свет клял барона Вестхофа, что сжег все его памятные записки. Но вскоре допрос очень некстати был прерван нарочным: директор воинской полиции сей же час желал видеть своего подчиненного. Родионову пришлось спешно отправиться в канцелярию на встречу с де Сангленом.
Хелга: apropos Летюхин - умница! Повезло Родионову с помощником. И с Кузякиным, можно сказать, повезло, столько информации из него можно выудить.
Klo: apropos Ага! "Письмо шпионке"! И сплошные несоответствия в рассказах всех участников... Да, барону, пожалуй, придется труднее всех...
Хелга: Klo пишет: И сплошные несоответствия в рассказах всех участников... Да, барону, пожалуй, придется труднее всех... На то он и барон.
apropos: Девочки! Хелга пишет: Летюхин - умница! Он мне уже как родной. И помощник отличный, да. Klo пишет: "Письмо шпионке"! И сплошные несоответствия в рассказах всех участников... Дык все уже заврались и запутались. Родионову придется, похоже, приложить титанические усилия, чтобы сии клубки хоть как-то распутать. А барон вообще влип, получается.
Малаша: Если Родионов узнает, что барон интересовался именно этим письмом, ему будет трудно оправдаться. Он что-то придумает, но поверит ли ему Родионов? А Кузякин ведь знает имя офицера, написавшего это письмо. Авторы зачем-то прервали допрос на самом интересном месте, услали Родионова. Нам остается гадать, что будет дальше. Впечатление, что интрига закручена а такой тугой комок и вот-вот начнет раскручиваться.
Хелга: Малаша пишет: Он что-то придумает, но поверит ли ему Родионов? А Кузякин ведь знает имя офицера, написавшего это письмо. Должен придумать, а уж дело Родионова - верить или нет. Знает ли Кузякин? Это вопрос.
Малаша: Хелга пишет: Знает ли Кузякин? Это вопрос. Он должен знать, кого собрался шантажировать. Конечно, тот офицер может сделать удивленное лицо, мол, я не я и письмо не мое, тем более, что у Кузякина улики уже нет. Трудно будет доказать и выманить деньги. Хелга пишет: дело Родионова - верить или нет Он умный, барону будет нелегко.
apropos: Малаша пишет: Он умный, барону будет нелегко. Вот и выяснится, кто умнее.
Юлия: apropos Родионов с Летюхиным - отличная парочка. Подбираются они к нашим шпионам... Ох, подбираются... Что-то я по Плаксе соскучилась. Барон уже рассказал ей о визите к Кузякину? Она ж там с ума сходит, бедная…
apropos: Юлия Юлия пишет: Подбираются они к нашим шпионам... Ох, подбираются... В затылок начинают дышать. Но мы еще поборемся. Юлия пишет: Что-то я по Плаксе соскучилась. Барон уже рассказал ей о визите к Кузякину? Ну, была фраза о том, что барон к ней зашел после "беседы" с Кузякиным. В подробностях Плакса сама уже расскажет. Ее час близится.
Хелга: Юлия пишет: Что-то я по Плаксе соскучилась. Барон уже рассказал ей о визите к Кузякину? Она ж там с ума сходит, бедная… Да еще как переживает! apropos пишет: В подробностях Плакса сама уже расскажет. Ее час близится. Практически настал...
Хелга: Тем временем Евпраксия Львовна, управившись с домашними заботами, принялась выбирать наряд. После душевных волнений, когда все валилось из рук, она с удовольствием примеряла платья, вертелась перед мутноватым зеркалом, незнамо в который раз перебирая в памяти сегодняшний короткий разговор с бароном. Он зашел где-то около полудня, без докладу. Она в волнении бросилась ему навстречу, но он взял ее под локоть, усадил на стул и сказал: – Сядьте и успокойтесь. Бумаги уничтожены. – Уничтожены?! – воскликнула она, вцепившись в рукав его сюртука. – А вы их видели? Они действительно… Настоящие? Точно уничтожены? Как? Слезы потоком хлынули из ее глаз, но она даже не подумала о платке. – Видел и сжег в печке, – отвечал барон. – А они… были настоящие? В смысле, что Захар Ильич действительно не… – Какое это имеет значение? – спросил барон, подавая ей носовой платок, в который она, всхлипывая и бормоча слова благодарности, и уткнулась. Признаться, она получила бы еще большее облегчение – хотя, куда уж больше – если бы осмелилась выплакаться на груди барона. «Какой же беды мы избежали с Шурашей, какой невзгоды, какого позора! Сжег в печке документы, ах, отважный человек! Но так и не сказал, настоящие ли они были. Как мне отблагодарить его за все, что он для нас сделал? Если бы не Николай Иванович, что было бы?» В размышлениях и волнениях пересмотрев привезенный в Вильну гардероб, Евпраксия Львовна остановилась на синем платье, отделанном золотистыми блондами. Феклуша помогла уложить локоны в прическу, как обычно нахваливая красоту барыниных волос. Красная с каймой, украшенной гирляндой из желтых роз, нижегородская шаль и ридикюль, расшитый птицами, наполненный необходимыми вещами, завершили туалет. К половине пятого подали наемный экипаж, и она отправилась на прием к Веселовской, а затем и в театр. Театр пани Моравской давал спектакли в городской ратуше. Несколько лет назад ее муж, пан Моравский, приобрел и восстановил для театра дворец Радзивиллов, но после его смерти его жене пришлось продать театральные помещения Мацею Кажинскому, труппа которого ныне соперничала с актерами пани Моравской. В этот вечер в ратуше собрались сливки виленского общества, как местные, так и приезжие. Зал живописно сиял разноцветьем дамских нарядов, подчеркнутых строгостью и блеском офицерских мундиров и цивильного платья. После приема граф Ардаевский, бывший среди гостей Веселовской, галантно сопроводил дам в театр. Щербинина с подругой и ее дочерьми устроились в ложе и живо обсуждали не слишком роскошный, потрепанный временем зал, предстоящий спектакль и прочие житейские дела, когда в соседнюю ложу вошла красивая молодая дама в роскошном вечернем наряде. – Смотрите, Eupraxia, эта та полька, – прошептала Веселовская и во все глаза уставилась на пани Кульвец, после известного бала сделавшуюся притчей во языцех всего общества. Плакса обернулась и наткнулась на насмешливый взгляд прекрасной полячки, которым та окинула ее яркое одеяние и расшитый ридикюль. – Это… петух? – вопросила пани, разглядывая затейливый узор вышивки. – Павлин, – с вызовом ответила Евпраксия Львовна, распознавая издевку в вопросе мадам Кульвец, и покраснела, смешалась, вспомнив обстоятельства их последней встречи. – Ах, павлин, – протянула полька, – какой, однако … экзотичный… И, не давая возможности Плаксе ответить, продолжила: – Кажется, мы были друг другу представлены… на пикнике. Прапорщик Щербинин – ваш сын, ежели не ошибаюсь. – Не ошибаетесь, – мрачно подтвердила Плакса, начиная сожалеть, что именно в этот вечер ее угораздило посетить театр. – Такой милый молодой человек, – сказала пани Кульвец. – Он сейчас с вами, здесь? – Нет, его нет, – поспешно ответила Плакса, мысленно возрадовавшись, что Шураша, который присутствовал сегодня у Веселовской, не смог сопроводить свою матушку в театр и умчался куда-то по делам. – Как жаль… С удовольствием встретилась бы с ним… Как в прошлый раз, на той поляне… Когда это было? Третьего дня? Согласитесь, в загородных прогулках есть своя, особая прелесть… – Отчего ж не дали мне знать, chére Eupraxia, что поехали за город? – в разговор вмешалась ничего не подозревающая Веселовская. – Мы с девочками с удовольствием составили бы вам компанию. – У пани Эпраксы уже имеется компания… Ах, что за компания! – не унималась Болеслава, многозначительно изогнув тонкую бровь. Плакса в отчаянии стиснула ручки ридикюля, что лежал на ее коленях, более всего опасаясь, что сейчас прозвучит имя Пржанского, и ей придется объясняться с любопытствующей приятельницей по поводу ухаживаний пана Казимира. – Элен, дорогая, с радостью прогуляюсь с вами… – пробормотала она и, вдруг развеселившись, добавила в сторону польки: – Разумеется, пани Кульвец, прогулки на природе, особливо в приятственной компании… даруют истинное наслаждение, и вам сие известно, как никому другому. Веселовская вопросительно округлила глаза, ее дочери молчали, прислушиваясь к разговору. Полька хотела ответить, но тут в ее ложу с приветствиями вошел какой-то офицер, а со сцены раздались первые звуки увертюры. В первом акте Евпраксия Львовна немного заскучала, задумавшись о своем. Светловолосый актер, исполняющий партию главного героя, нежеланного жениха, отдаленно напомнил ей барона Вестхофа, но пение его Плаксе не понравилось – он изрядно путал ноты, а один раз чуть не пустил петуха, забравшись голосом выше, чем следовало. Плакса даже тихонько ахнула, распереживавшись за жениха-неудачника. – Я очень довольна спектаклем, – заявила Веселовская, когда закончился первый акт. – Тенор ах, как хорош, а девица, что поет Наташу, – чудное сопрано. – Хочу пройтись. Не желаете, Элен? – Плакса поднялась с кресла. – Я, пожалуй, останусь, но, может, девочки пойдут с вами? Жюли покидать ложу отказалась, но Бетси вызвалась пойти с Плаксой, и они вдвоем спустились по узкой лестнице в фойе. – Евпраксия Львовна, – вдруг сказала Бетси, – maman считает, что барон Вестхоф – хорошая партия для меня… – Да, партия, вероятно, хорошая, – пробормотала Плакса. – Он… барон – благородный человек. – Как вы знаете, что благородный? – Немного знаю… Он вам нравится, Бетси? – Я, право, теряюсь. На вид он приятный, но ведь старый, – уныло протянула Бетси, явно не испытывая энтузиазма в отношении барона. – Хотя чин у него высокий, и титул имеет… Вы не знаете, что его дом в Петербурге? Большой? Каково имение? – Не могу сказать, Бетси, – растерялась Плакса. – Maman считает, что он обращает на меня внимание, а мне кажется, вовсе нет – он такой равнодушный… – Ледовитый, – задумчиво кивнула Плакса. Она была смущена неожиданными откровениями Бетси и растеряла свое обычное красноречие. Юная Веселовская продолжала что-то говорить о бароне, а Плакса рассеянно слушала ее, вспоминая свой сон, нелепый, но удивительно вещий. Будь Бетси Веселовская ей подругой, она бы не преминула поведать ей о нем. – … и представьте себе, Евпраксия Львовна, на розовой бумаге, я даже запомнила: Томление свое бумаге доверяю, Явление твое со страстью ожидаю… – На розовой бумаге? – переспросила Плакса. – Надо же, опять на розовой бумаге! – Да-да, на розовой бумаге! А что, если это написано бароном? Представляете, он состоит в переписке с какой-то дамой, в поэтической переписке! Хотя, не верится, он такой, как вы верно сказали, ледовитый… – Я тоже сомневаюсь, что это мог быть барон. Не выдумывайте, Бетси. И… Она не договорила, почувствовав легкий толчок в плечо.
Малаша: Хелга, спасибо! Барон во всей красе: для него не имеет значения, настоящие бумаги или поддельные, Шураша настоящий дворянин или нет. Стервозная Бася не может удержаться, чтобы не задеть Плаксу. К павлину прицепилась и на поцелуй с Казиком намекает. Веселовская и не подозревает, какие страсти рядом кипят. И Бетси может не переживать, барон уже вычеркнул ее из списка подходящих невест.
apropos: Хелга Малаша пишет: Барон во всей красе: для него не имеет значения, настоящие бумаги или поддельные, Весьма практичный подход, как на мой взгляд. Ну или циничный. Хелга пишет: Представляете, он состоит в переписке с какой-то дамой, в поэтический переписке! Представила барона, ночью, при свече сочиняющего романтические вирши.
Хелга: Малаша пишет: Барон во всей красе: для него не имеет значения, настоящие бумаги или поддельные, Шураша настоящий дворянин или нет. Практичный, циничный и демократичный. Человеческий, в общем, подход. Малаша пишет: И Бетси может не переживать, барон уже вычеркнул ее из списка подходящих невест. А вдруг нет? apropos пишет: Представила барона, ночью, при свече сочиняющего романтические вирши. А что, милая картина. (заодно и ошибку нашла в тексте)
Юлия: Хелга Наконец-то Плакса! ТАкая трогательная, чудная... Хелга пишет: Практичный, циничный и демократичный Одним словом ( ) - либерте, эгалите, фратерните... Эх узнать бы, что приснилось Плаксе?.. А что еще было на розовой бумаге?.. Заинтриговали авторы, как обычно... Не томите уж
Klo: Хелга Юлия пишет: Эх узнать бы, что приснилось Плаксе?. Я думаю, речь вот об этом сне: click here Про розовую бумагу я не вспомнила
полная версия страницы