Форум » Произведения в соавторстве » Виленские игры - 3 » Ответить
Виленские игры - 3
Хелга: Виленские игры Авторы: Apropos, Хелга Жанр: авантюрный исторический шпионский роман Время действия: весна 1812 года Место действия: Вильна
bobby: apropos Хладнокровный и невозмутимый барон! Такой контраст с Сангленом. Думается мне, скоро его отпустят. Санглен, как всегда, суетится, но толку от его суеты мало. Юлия пишет: А что же Плакса?.. Наверное, в себя приходит... Может, думает, как это её угораздило, почтенную мать семейства, имеющую взрослого сына, в её-то годы... Мне тоже очень интересно, что же с ней? Авторы сделают подарок к Новому году?
apropos: bobby bobby пишет: Хладнокровный и невозмутимый барон! Это его и спасает в трудных ситуациях, головы не теряет. Ну, почти никогда не теряет, хотя иногда и такое случается, как мы теперь знаем. bobby пишет: Авторы сделают подарок к Новому году? Авторы постараются, но, к сожалению, Плакса по сюжету немного позже, сейчас идут другие события. Так что о Плаксе какое-то время не будет известий.
Хелга: bobby пишет: Может, думает, как это её угораздило, почтенную мать семейства, имеющую взрослого сына, в её-то годы... Думает, ох, думает... Но пока, да, на сцене другая пара. Ведь пани Болеслава была похищена неизвестным...
Хелга: Похищение пани Болеславы из ратуши, невольным свидетелем которого стала Плакса, осуществил Стась Кучинский. Он передал записку для пани, написанную рукой Пржанского и, когда недовольная Бася вышла из зала, увлек ее в экипаж. Пан Казимир ждал прекрасную предательницу в Антоколе, в уютном домике, скрытом в глубине большого сада. Он удобно расположился в столовой хозяйского дома за столом, обильно уставленном снедью. Возбуждение от ожидания скорой расправы над коварной Басей многократно усилили его и без того по обыкновению изрядный аппетит. – Мирек! – завопила Болеслава, едва переступив порог комнаты. – Куда меня привезли? Негодяй, мерзавец, как ты смел отправить за мной этого своего хама! Он за руку меня хватал. Посмотри, посмотри… – она швырнула на стул ридикюль, стащила рукав спенсера и продемонстрировала воображаемые следы пальцев Стася на предплечье. – Ничего, пани Болеслава, это не самое страшное, – сказал пан Казимир, вставая и подходя к ней. – Боюсь, вам придется вспоминать это насилие, как легкую прелюдию к тому, что вам предстоит! Наклонился, чтобы рассмотреть нанесенные повреждения, удовлетворенно хмыкнул, обнаружив легкое покраснение. – Что это за место? Куда ты меня привез? Что ты хочешь от меня, Казик? Неужели… поверить не могу, это тайное свидание? Явственное предчувствие бури помешало пани выдержать ядовитость тона – последние слова прозвучали позорно визгливо. – Да, дражайшая моя, я жаждал видеть вас, – вкрадчиво сказал пан Казимир, – изнемогал от нетерпения… – Что случилось, Казимир? Вы не больны ли? Дурно себя чувствуете? – Не болен ли я, спрашиваете вы, – зловещим шепотом произнес Пржанский. – Нет, душа моя, я здоров, как никогда, но имею сомнения по поводу вашего здравия… Вы здоровы, пани?! – Я… я… почему вы спрашиваете? Никогда вас прежде не интересовало мое здоровье. Даже когда в прошлом году я упала с лошади, повредила ног и хромала целую неделю, вы не только не навестили меня, но даже не прислали записку со словами сочувствия… – зачастила Болеслава. – К дьяволу сочувствие и вашу ногу! – рявкнул пан Казимир. – Расскажите лучше, любезнейшая моя, про рубашку! – Ка… какую рубашку? – побледнела пани Кульвец. – Белую мужскую сорочку с пятнами невесть чьей крови! Ту, что вы всучили какому-то негодяю! И заявили, что это улика! Что я – убийца! Если я таковым не был, то стану через несколько минут, если вы сей же момент не расскажите мне, зачем это сделали?! Пани Кульвец, побелев, как та сорочка, отступила в сторону с явным намерением спасаться бегством, но маневр сей был напрасен, поскольку Пржанский тотчас поймал ее и поставил прямо перед собой. – Итак… – прохрипел он в лицо Болеславы. – Казимир, Мирек… – Ну… – Ты делаешь мне больно, у меня все руки будут в синяках! – простонала она. – Отпусти меня … Или нет, не отпускай, ты так прекрасен в гневе, о, Казимир! Пани Болеслава прижала ладони к щекам Пржанского, глядя ему в глаза. – Вы на самом деле сошли с ума, пани! Рассказывайте, иначе я…! – взревел пан Казимир. – Иначе что? Убьете меня? Что ж, убивайте, убивайте, может быть, мне будет сладостно умереть от вашей руки! – Болеслава гордо вскинула голову, ее глаза сверкали не менее ярко, чем глаза взбешенного Пржанского. – Холера ясна, Бася, я вам кто, гаер святочный? Хватит ломать комедию! Вы хоть понимаете, что могли подвести меня под суд? Смерти моей хотели? Как вам в голову пришло такое? Сами придумали или кто подсказал? – Не хотела, не хотела… сама придумала, Миречек, – задыхаясь, зачастила Болеслава. – Этот лайдак, Козявкин явился, денег требовал, угрожал… ну я и… – Решила мной прикрыться? Да вы хоть соображаете, чем это все может обернуться, дура вы этакая? – Ты не смеешь меня оскорблять! – заорала Болеслава и тотчас разрыдалась, рухнув Пржанскому на грудь, обильно орошая его сюртук слезами. – И чем же он вам угрожал? – За- апи-и-ской, одному князю, – раздалось сквозь рыдания. – Что мужу покажет… – И поделом, – заметил Пржанский с видом убежденного моралиста. – Дальше! – Я ему денег обещала дать… – И… – И… черт попутал, я в обиде на тебя была, вот и придумала с рубашкой… Хотела немного попугать. Ведь никто бы не поверил этому шантажисту! – А если бы поверили? Рубашка пана Кульвеца? Болеслава, оторвавшись от промокшей груди пана Казимира, кивнула. – А кровь чья? Тоже его? Уж не зарезали ли вы, часом, своего незадачливого муженька, пани? – Что ты, матка Боска Ченстоховска! – ахнула она. – Это курица… я на кухню сбегала, кухарка как раз птицу разделывала. – Курица? Пани Болеслава, да вы – Макбет во плоти! – Как вы узнали? – А как вы думаете, дражайшая? От офицера военной полиции, который явился ко мне сегодня. – Военной полиции? – ахнула Болеслава. – А вы как думали? Оклеветали меня, сунули улику проходимцу, обвинили в убийстве русского офицера, а теперь удивляетесь? Молите бога, чтобы он поверил, что все это чушь собачья, иначе я не посмотрю ни на ваши глазки, ни на ваше имя! Что вы ему наплели? Что рассказали? – Я? Кому? Я никому ничего не рассказывала, кроме этого подлого шантажиста! – Лжете! Сегодня к вам приходил полицейский чин! – Ко мне? Побойся бога, Мирек! Никто ко мне не приходил! Да меня и дома-то целый день не было: ездила к Осипу, потом обедала у пани Новицкой, а вечером поехала в театр. Какой еще полицейский чин? – Так вот, дражайшая моя, – сказал пан Казимир, – стало быть, к вам придут, обязательно придут. И не дай вам бог распустить свой бойкий язычок. Заварили эту кашу, теперь надо думать, как расхлебать ее с меньшими потерями. Отправить бы вас к пану Кульвецу, да нельзя. – Не беспокойтесь, дорогой, я найду, как разговаривать с полицейскими. – Найдете… вы уже нашли. Но это еще не все… Мало того, что вы всучили сикофанту эту чертову рубашку, так еще и расплатились фальшивыми ассигнациями! – Неужели я должна была отдать настоящие деньги этому мерзавцу? – искренне изумилась пани Болеслава. – Ты же не желаешь вернуть мне все, что причитается! Взявший было себя в руки, пан Казимир вновь вскипел, словно в остывшую воду плеснули раскаленного металла. – Так вот в чем истинная причина! Даже не надейтесь! – взревел Пржанский. – Ежели бы в вашу пустую голову не пришла идея с куриной кровью и рубашкой, то фальшивки сошли бы вам с рук, но вы сделали все, чтобы привлечь внимание полиции! Вы соображаете, что может произойти, если там всерьёз отнесутся к вашей, черт бы вас побрал, шутке, и станут разбираться, как к вам попали фальшивки? Убийство, шантаж, фальшивые деньги… И все это связано со мной! Здесь не просто каторгой пахнет, а чем похуже! Вас следовало бы четвертовать! – Так-таки и четвертовать? – простонала Бася. – Четвертовать, – кивнул пан Казимир. – Вот этими самыми руками. Он протянул к пани руки, раскрыв широкие ладони, она испуганно шарахнулась, но, тотчас выпрямившись, приняла гордый вид. – Только попробуй тронуть меня, неблагодарный! Синяки на моих руках очень не понравятся сам знаешь кому, а я не стану молчать! – Что-о?! Ты смеешь мне угрожать? Да я запру тебя здесь, и никто, даже сам-знаешь-кто не найдет и следа твоего! – заорал Пржанский, хватая и встряхивая пани, как куклу. Едва он отпустил ее, как она ударила его по щеке с неожиданной для хрупкой женщины силой. Пан Казимир зарычал и схватился за щеку. Болеслава бросилась к выходу, пытаясь спастись бегством. Он нагнал ее одним прыжком, развернул к себе. Она обхватила его за шею, прижалась к нему и, глядя в глаза, заговорила: – Мирек, прости меня, прости! Не в себе была, очень ты обидел меня! Потому что ты мне небезразличен, ведь если бы было не так, мне бы и в голову не пришло такое сделать! – Вот как? Небезразличен? Странные у вас способы, пани, показать свое небезразличие! Не ко времени, дражайшая, не сейчас! Пан Казимир с трудом, но оторвал ее от себя и усадил в кресло, а сам, тяжело дыша, закружил по комнате. Остановился у стола, плеснул коньяку в бокал, залпом осушил. – Дела ждут, дела! Кстати, ты не позабыла, что твои встречи с сам-знаешь-кем должны приносить пользу общему делу? – Негодяй! Какой же ты негодяй, Мирек! После того, что ты со мной сделал… – она протянула руки и продемонстрировала покрасневшие запястья, – ни слова не скажу! Пржанский прорычал что-то и добавил себе коньяку. – Налей мне вина, – прошелестела пани Болеслава. Он налил золотистого вина в бокал и протянул ей. – Хорошо, расскажу, но сначала поем, я ужасно голодна. Целый день ездила по гостям, вечером в театр. Кстати, беседовала с твоей пассией, – как ни в чем не бывало защебетала она, устроившись за столом и заполняя тарелку закусками. – Пани Щербинина, так ее зовут? Она оказалась по соседству в ложе. Забавная пани, но что ты в ней нашел, Мирек? – Какой еще пассией? – рявкнул Пржанский. – Ту, с которой вы, ясновельможный пан, целовались в Снипишках! – проворковала Болеслава, уплетая ветчину с аппетитом, неприличным для светской дамы, и запивая ее вином. – Уже соблазнили вдовушку или крепость еще не взята? – Не твое дело, Бася, – прорычал пан Казимир. – Не забывайся, дражайшая! – Значит, крепость еще держит оборону… Не знаю, чем она тебя привлекла? Наряды, как у павлинихи, глупа… Хотя, понимаю, миловидна и по фигуре есть на что взглянуть. Неужели, я хуже? Впрочем, ладно, твое дело… Пожалуй, я сыта, – пани поспешила закруглить свои размышления о Щербининой, увидев, как побагровел Пржанский. – Нас ждут дела, – продолжила она, доставая из ридикюля свиток бумаги. – Здесь я кое-что записала, из разговоров, но немного. Я же была так расстроена, так переживала… А сам-знаешь-кто очень скрытен. Едва заведу разговор о делах, он тотчас переводит на другое, на всякие… знаешь, о чем мужчины любят говорить. Но, намедни, на прогулке, когда я заговорила о том, как красят воинские победы мужчину, он вдруг живо поддержал разговор, сказал, что победу может обеспечить наступление – я записала, чтобы не забыть – что лучше защиты нападение или лучшая защита нападение, как-то так. – Хорошо, – молвил Пржанский. – Что еще? – И тебе этого мало, Мирек? Как же ты неблагодарен! Это слова самогО, а тебе этого мало? И кстати, мне нужны новые наряды, не могу же я встречаться с Ним в одном и том же платье? Пан Кульвец так прижимист, а я поиздержалась. Вы мне должны, пан Казимир, и немало! – Нет, прелестная, на этот раз нет, – мрачно произнес Пржанский. – Это будет ваша плата за предательство. Неплохая плата, согласен. И послушайте внимательно, что вы будете говорить полицейскому, который непременно к вам придет. Пан Казимир, не обращая внимания на возмущенное шипение Болеславы, приступил к инструктажу, а затем вызвал экипаж и отправил соратницу домой, все же выдав ей некоторое вознаграждение в звонкой монете.
Klo: apropos Хелга Ух, как все закрутилось! Басю ничем не проймешь Беспокоюсь о бароне: и ситуация неприятная и непредсказуемая, да и соратники у него, прямо скажем... Ненадежные Не побежит ли Плакса "штурмовать" Санглена и спасать барона?
Малаша: Хелга Бася и пан Казимир друг друга стоят. Он ее хорошо прищучил, но можно ли такой доверять. Предаст и не заметит, очень легкомысленная и недалекая особа. Кажется, она так и не поняла, чего натворила. Klo пишет: Не побежит ли Плакса "штурмовать" Санглена и спасать барона? Плакса может.
Малаша: Чуть не забыла: всех поздравляю с наступившим Новым годом!!!
Хелга: Klo пишет: Беспокоюсь о бароне: и ситуация неприятная и непредсказуемая, да и соратники у него, прямо скажем... Ненадежные И правильно, о бароне нужно волноваться, он слишком самоуверен. Малаша пишет: Кажется, она так и не поняла, чего натворила. Понять-то поняла, наверно, но таким натурам все нипочем. Малаша пишет: всех поздравляю с наступившим Новым годом!!! Спасибо! С Новым годом!
Юлия: Хелга Оба - и пан, и пани - прекрасны. Диалог блестящий Klo пишет: Не побежит ли Плакса "штурмовать" Санглена и спасать барона? Очень на нее похоже... С новым годом, авторов и читателей! Всем - здоровья, благополучия, радости и вдохновения!
Хелга: Юлия Спасибо!
apropos: С Новым годом! Разболелась (в самые праздники!!!) и выпала на какое-то время. Но уже с вами! Klo пишет: Беспокоюсь о бароне Да, нелегко ему, должно быть. Малаша пишет: очень легкомысленная и недалекая особа Зато красивая. И истинная патриотка, это многого стоит. Ну, иногда ее куда-то уводит, не туда. Юлия пишет: Диалог блестящий Мне тоже очень нравится это их бодание. Хелга Бася и Казик чертовски хороши!
apropos: Продолжаем-с. Если барону Вестхофу пришлось ночевать в месте, в коем он никак не предполагал очутиться, Кузякин также оказался в непредвиденном, но, надобно признать, куда более приятственном положении. После допроса Агафона Матвеевича отправили в арестантское помещение, тесное и душное, битком набитое весьма подозрительными типами. Не успел он посетовать на судьбу, как его увели в какую-то комнату, где произошло и вовсе неожиданное: полицейский чин вручил Кузякину его саквояж, попросив проверить, все ли изъятые деньги и вещи возвращены в полном порядке и объеме. Разумеется, в сию опись не входили фальшивые ассигнации, кое происхождение полиции еще предстояло расследовать, да окровавленная сорочка, принадлежащая, как известно, не задержанному, а совсем другому господину. После чего Агафон Матвеевич был благополучно выдворен из полиции и отпущен на все четыре стороны. Не в силах поверить сему счастливому обороту событий, Кузякин, как зачарованный, какое-то время стоял на улице и смотрел на парадную дверь Частного дома, но вскоре ринулся в первый же проулок, после чего долго плутал по виленским улочкам, унося ноги подале, пока в полиции не спохватились и не вернули его назад. «Верно, перепутали с кем, – повторял он про себя, мелкой рысью перебегая очередной перекресток. – Перепутали, а ну – возвертают?!». Но ведь отпустили именно его, и саквояж вернули, да еще сказали, что понапрасну, мол, задержали, вины никакой на нем, на Кузякине, нету, иначе говоря, не имеется у полиции оснований предъявлять ему какие-либо обвинения. Отдышавшись и поверив наконец в свою удачу, Агафон Матвеевич отправился на поиски комнаты, дабы переночевать, – вернуться в трактир, откуда его увела полиция, он так и не рискнул. Конечно, многое было потеряно из-за всего происшедшего, но стезя у него, у Кузякина, такая – без риску не обойтись. Зато неподалеку от города, в лесочке им была прикопана коробочка с тысячей рублей, что успел здесь получить. Дома же, в Петербурге, в тайнике лежали еще немалые деньги и кое-какие любопытные бумажки, владельцы которых будут весьма заинтересованы в их получении. «Не все так плохо», – подбадривал себя Кузякин, входя в номер на постоялом дворе – неказистый, но для одной ночи сойдет. Плотно поужинал и лег спать с твердым намерением назавтра покинуть сей негостеприимный край. Но с утра, особливо после сытного завтрака, его начали обуревать уже другие мысли. «Уехать всегда успею, – говорил он себе. – Полиции можно не опасаться – ведь меня отпустили подобру-поздорову… А намекнуть, поднажать на кого можно и без улик – глядишь, и поддастся кто, вознаградит за молчание...» Конечно, списка, якобы уничтоженного в огне, у него отродясь не было: Агафон Матвеевич на память знал все о своих жертвах. Что-то вынудило его солгать – наверное, подспудное желание самому воспользоваться известными фактами, хотя на тот момент у него не осталось не только уличающих документов, кои можно было разменять на деньги, но и собственной свободы. Теперь он оказался на воле и мог действовать по своему усмотрению, а разве кто откажется от попытки заполучить еще немного деньжат, кои, как известно, лишними никогда не бывают? Тем более, в полиции вернули его собственные семь с половиной рублей – на них не разживешься, а припрятанную тысячу разменивать было жалко. Итак, он задержится в Вильне – всего-то на несколько дней, дабы кое с кем встретиться. Агафон Матвеевич прикинул, не поменять ли себе имя – в той коробочке, что в лесочке, лежали справленные на такой случай документики, но быстро от этой идеи отказался. В местной полиции его видели под нынешней фамилией, вдруг кто из них зайдет в гостиницу и обнаружит, что Кузякин стал Медведковым? Нехорошо, да-с. Агафон Матвеевич перебрал имена своих, как он называл, «кредиторов» в Вильне. Во-первых, девица, что позволила себе некоторые фривольности в общении с молодыми людьми. С барышень, конечно, много не возьмешь, у них своих денег обычно нету, но они получают некоторые суммы на булавки, колечко какое али сережки прибрать тоже не помешает... Хоть мороки много, а выгоды маловато, Агафон Матвеевич никогда не брезговал и мелочевкой. В хозяйстве, как говорится, все пригодится… Еще мамаша Щербинина – самый большой куш его вояжа. Документы она видела, денежки непременно выложит, а он сунет ей пакет с состряпанными на скорую руку бумагами, она и не догадается… Тут Кузякин вспомнил о немце, этом злодее, никак от нее пришел? Хотя нет, мамаша бы ни в жизнь не рассказала никому о шантаже, когда на волоске висит судьба ее сыночка. Наверное, его прислал тот бешеный поляк, хотел уничтожить улики против себя. Но бумаги все сожжены, а пану своих бы неприятностей избежать. Стало быть, не о чем Кузякину и беспокоиться… Составив план, Агафон Матвеевич пошел на Завальную улицу, где, как ранее он разузнал, проживало интересующее его семейство девицы Натали. Увы, в доме том таковых не оказалось - жильцы съехали неделю назад в связи со свадьбой своей дочери и навсегда покинули Вильну. Тогда Кузякин решил найти офицера, чье имя столь жаждал узнать полицейский чин. Надавить, припугнуть связью со шпионкой, пригрозить рассказать о том его начальству и запросить разумную сумму, учитывая его жалование и доходы папаши, о коих имелись кое-какие сведения. Правда, адрес его был Кузякину пока неведом, но разве трудно найти в этом городе, где сейчас находится Главный штаб, служащего в нем офицера? И направил свои стопы к зданию, где располагались, как он слышал, воинские канцелярии. Было воскресенье, на службе только дежурные, остальные отдыхают, в том числе гуляя по улицам сего славного городка. Вскоре он приметил молодого офицера в соответствующем мундире и подошел к нему. – Ваше благородие, – с поклоном сказал Кузякин, – волею случая здесь оказавшись, решил самолично засвидетельствовать почтение и передать привет от батюшки вашему, вероятно, сослуживцу – некоему Сомову Крестьяну Алексеевичу, адресом коего, к сожалению, не располагаю, но, возможно, вы могли бы подсказать мне... – Сомова? Конечно, могу подсказать, – радостно воскликнул молодой офицер, словно только и ждал, когда к нему подойдут с вопросами о Сомове. – Так вы от его батюшки? Он будет весьма счастлив... Я как раз к нему направляюсь, изволите пройти со мной? С этими словами молодой человек подхватил Кузякина под руку и, забрасывая его вопросами: откуда приехали, давно ли, как устроились в Вильне, каково самочувствие Сомова-старшего, – поволок несколько опешившего Агафона Матвеевича по улице, свернул в проулок, потом в другой и наконец стукнул в дверь какого-то дома. – Сомов! - крикнул он. – Сомов, я вам знакомца привел! Дверь распахнулась, на пороге появился рыжеволосый юноша в небрежно наброшенном на плечи мундире. – Щербинин, что кричите на всю улицу? Входите. А что за знакомец? И уставился круглыми зелеными глазами на Кузякина. – От вашего батюшки с приветом. Проездом тут, решил засвидетельствовать, так сказать, самолично... – Письмо привезли? – Сомов пропустил Кузякина в полутемную прихожую. – Никак нет, на словах кое-что надобно передать, – Агафон Матвеевич оглядел невзрачную обстановку: потертый диван, заваленный газетами, покосившийся столик, облупленную краску на дощатых стенах, щербатый пол. – Наедине…
Малаша: Так Сомов - убийца и шпион?! Еще и приятель Шураши. Но Кузякин-то каким образом оказался на воле? Авторы, что ж такое делается? Родионова отстранили, Кузякина выпустили. Другой сбежал бы сразу, куда подальше, а этот за старое. И Шурашу с Кузякиным свели. Ведь Щербинин - это Шураша наш?
apropos: Малаша пишет: Ведь Щербинин - это Шураша наш? Ну да, фамилие его такая. Малаша пишет: что ж такое делается? Родионова отстранили, Кузякина выпустили. Интрига развивается, колода тасуется. Малаша
bobby: apropos Все интереснее и интереснее. И запутаннее... Может, Кузякина отпустили, чтобы за ним последить? Было бы неплохо... А то счас он как ляпнет Шураше что-нибудь относительно его родословной... Боюсь представить, что тогда будет
apropos: bobby bobby пишет: Все интереснее и интереснее. Очень на то надеемся. bobby пишет: Может, Кузякина отпустили, чтобы за ним последить? Кто знает? Впрочем, читатели узнают, конечно. В свое время. bobby пишет: А то счас он как ляпнет Шураше что-нибудь относительно его родословной... Кузякин, душка, конечно, может ляпнуть. Хотя прежде, по идее, ему бы денежки получить с мамаши. А то что за тайна, которую все знают?
Хелга: apropos пишет: Но уже с вами! Ура! Отважный парень, наш Кузякин! Никак не уймется...
Klo: apropos Да уж, Кузякин - авантюрист, каких поискать apropos пишет: Кузякин, душка, конечно, может ляпнуть. Хотя прежде, по идее, ему бы денежки получить с мамаши. А то что за тайна, которую все знают? Вот тут так все перемешалось, что Кузякин уже может натворить что-то сгоряча. И отпустили его как-то странно
Юлия: apropos Здоровья всем, а авторам - в особенности Ох уж этот Кузякин... Доиграется Агафон наш Матвеевич, ох доиграется... А как же там наш барон да Плакса?.. Сердце о ней, бедной, изнылось... Klo пишет: Не побежит ли Плакса "штурмовать" Санглена и спасать барона? А по дороге еще порвет в клочки Агафона Матвеевича bobby пишет: А то счас он как ляпнет Шураше что-нибудь относительно его родословной... Агафон-то наш Матвеевич - психолОг, знаток душ человеческих, он так просто ляпать, да еще и Шураше не станет - все с расчетом человек делает... А у Шураши на лбу написано - юноша неосмотрительный и горячий. Заколет к чертовой матери и никакого тебе дохода, один расход... bobby пишет: Может, Кузякина отпустили, чтобы за ним последить Мутная история... Наверняка с подвохом... Чтоб так просто да так скоро отпустить - не в российской то традиции Барона арестовали, Кузякина отпустили- авторы закрутили...
apropos: Дамы! Klo пишет: Кузякин уже может натворить что-то сгоряча Нервы пошаливают наверняка, но вообще он тип расчетливый и хитрый. Юлия пишет: Чтоб так просто да так скоро отпустить - не в российской то традиции Это точно, но, может, просто повезло. Юлия пишет: Барона арестовали, Кузякина отпустили- авторы закрутили... Чтобы читатели не заскучали.
полная версия страницы