Форум » Произведения в соавторстве » Виленские игры - 3 » Ответить

Виленские игры - 3

Хелга: Виленские игры Авторы: Apropos, Хелга Жанр: авантюрный исторический шпионский роман Время действия: весна 1812 года Место действия: Вильна

Ответов - 300, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 All

Юлия: Хелга пишет: Но куда это заведет, вот вопрос? Вопрос к авторам... Читатель-то всегда надеется на его добрую волю... Довольно уж барону набирать обороты на холостом ходу - не одним рацио, как говорится, жив человек

apropos: Юлия пишет: Довольно уж барону набирать обороты на холостом ходу Да ему этого и не надо - он весь в своих шпионских делах и не расположен отвлекаться. Другое дело, что его беспрестанно провоцируют...

Хелга: Юлия пишет: Довольно уж барону набирать обороты на холостом ходу - не одним рацио, как говорится, жив человек Без женщин жить нельзя, но в деле они могут изрядно помешать.


Хелга: apropos пишет: Другое дело, что его беспрестанно провоцируют... Причем, не только наяву... Веселовская еще с четверть часа обсуждала достоинства и недостатки дочерей, затем заспешила и распрощалась, а Плакса, пометавшись, отправилась на кухню к Пелагее выяснять значение своего сна. – Что, барыня, наснилось? Сказывайте! – Сейчас вспомню… – заторопилась Плакса, – как же там все было? Кружева, я была в платье с кружевами, знаешь, много-много кружев, у меня в девичестве такое было… – Белые кружева? – Что? – Кружева, барыня, белые али иного покраса? – Ах, не помню, кажется, белые. А это что значит? – Кружева ежели белые, то к амурному свиданию, а коли иного цвету, то к слезам, – пояснила Пелагея. – Хотя, у вас, барыня, глаза и так всегда на мокром месте. – Что правда, то правда, – согласилась Плакса и всхлипнула. – А еще что припоминаете? – В лавку я пошла, в этом платье… или в другом уже, не помню. Лавка кондитерская, сладостей полон прилавок и вдруг… – Что вдруг? – замерла кухарка. – …. мясо… большой такой кусок, то ли грудинка, то ли лопатка, не припомню. – На конфектах? – с тревогой спросила Пелагея. – Да, как-то среди сладостей. Это плохо? – обеспокоилась Евпраксия Львовна. – Нехорошо, барыня, ох, нехорошо. Мясо сырое али вареное? – Сырое, красное, свежее, видимо… – Ох, барыня, то к немощи, к болести, как есть, к болести. А то и к смерти… А лавка со сластями – это обманные обещания, опять же по амурным делам. – И что же получается, Пелагея? Совсем плохо? Там еще была большая такая корова, в пятнах, пеструха… А на шее у коровы не колокольчик, а что-то, вроде медальона. – А это хорошо, барыня, – закивала кухарка. – Это к доброй вести, что-то будет к лучшему. – Ерунда какая-то получается, нонсенс. И хорошие вести и плохие, – пробормотала Плакса, утирая платочком увлажнившиеся глаза. – А медальён, барыня, то… к супружеству, – торжественно произнесла Пелагея. – К супружеству? Неужели Шураша жениться собрался? – Кому сон, тому и супруг, – возразила кухарка. – Глупости какие, какой-такой супруг? Иначе тут толкуется… – Иначе никак нельзя, барыня, медальён – к супружеству, как есть. Припомните, барыне вашей знакомой, что о прошлом годе заезжали в гости, приснился медальён. – Это ты про кузину Екатерину Гавриловну, что за Куницына замуж вышла через месяц? То-то свадьба была, и стол. А барону послали пироги? – Намедни относили. – Намедни? – возмутилась Плакса. – Сегодня же! И не только пироги… – Посылали, как его, штрюдель, прости господи…и колбаски – немцы, что с них возьмешь, – объяснила Пелагея. – Штрудель? И колбаски! – приятно изумилась Плакса. – Это славно… А если еще и щуку с начинкой приготовить? С луком, перцем… – Знаю я, барыня, как щуку готовить, не хуже вас, – обиженно заворчала кухарка. – Да и где ж щуку-то взять хорошую. На рынке ежели есть щуки, то такие замореные, глаза бы мои их не видали. Вот у нас в озере щуки, так щуки… – Да, наши щуки чудо как хороши! – согласилась Плакса. – А если телячьи котлеты? – Таки мариновать надо телятину. И хорошо бы с грибами… – Купи грибов, у нас разве нет? – Где же нынче найти свежих грибов? Токмо сушеные, – посетовала кухарка. – А ты с сушеными. Их кипятком обдать, да оставить на часок. – Барыня, как же можно, телячьи котлеты да с сушеными грибами? Вовсе иной вкус будет. Я что хочу сказать – господин барон нам уток прислали, может, фаршированных уток приготовить? – Уток? Что ж ты сразу не сказала, Пелагея? Как это мило с его стороны, как благородно. – Так я же и говорю, уток прислали, полдюжины, хорошие утки, жирные. – Конечно, утки! И огурчиков в фарш побольше, мелко крошенных. – Известное дело, барыня. Вчерась купила, крепкие да хрусткие, один к одному. – А на сладкое… Может, лимонных пирожных? Миндалю купить, лимонов, толченого сахару. Или бисквиты с фисташками! Или и то и другое! – Барыня, вы господина на ужин желаете пригласить или все в корзине передать? – поинтересовалась кухарка. – На ужин… Нет, передай, как обычно. Но чтобы горячее, с пылу, с жару. И пироги, или штрудели. Господину барону и Шураше чтобы было послано. – Пирог с мясом испеку, немцы любят, а молодой барин и подавно. Как его, этот пирог, Лепольд назвал… гундер… цундер… язык сломаешь. «А действительно, почему бы не пригласить барона на ужин? – подумала Плакса. – Шураша пусть пригласит своих товарищей, и будет чудесное домашнее торжество. О чем это я? – одернула она себя. – Какой ужин? Что, если не сложится дело? Ах, Николай Иванович, благороднейший из лучших! Ведь там, в кондитерской был он, как есть, он – волосы светлые, статный да серьезный». Барон присутствовал во сне Евпраксии Львовны молчаливой фигурой-наблюдателем. Этот факт она, разумеется, утаила от кухарки-толковательницы снов. «Корова – к доброй вести, это хорошо, очень хорошо. Медальон к супружеству, сладости – к обману в амурных делах. Все не про меня, от волнений да переживаний наснилось. Барон – мужчина молодой, видный, ему жениться нужно, да и амуры не помешают». Плакса загрустила, представив барона у алтаря, с юной красавицей невестой. Поплакала, объясняя себе, что это слезы радости за его предполагаемое семейное будущее.

Klo: Хелга Чудо какое: такая вся обуреваемая Плакса, причем, обуреваемая сразу всем, чем только можно И сон многозначительный, и барон, в сон проскользнувший А уж рассуждения об ужине! До шантажиста ли бедняжке!

Малаша: Плакса такая непосредственная и искренняя. Шантажисты, щуки, обеды, сны, а тут еще Веселовская со своею Бется и любовной запиской. Как не всплакнуть "слезами радости"? Хелга, спасибо!

Хелга: Klo пишет: такая вся обуреваемая Плакса, причем, обуреваемая сразу всем, чем только можно Малаша пишет: Шантажисты, щуки, обеды, сны, а тут еще Веселовская со своею Бется и любовной запиской. Как не всплакнуть "слезами радости"? Женщины, мы же вечно обуреваемы всем и сразу.

apropos: Хелга Барон нам во снах является, а наяву его чуть не пристреливают. Бедняжка Плакса - и так в полном раздрае, а тут еще какая-то записка и Бетси. Кормят оне барона как на убой. К рождеству.

Хелга: apropos пишет: Кормят оне барона как на убой. К рождеству. Ой, не говори! Потеряет ведь форму скоро.

Юлия: Хелга Хелга пишет: ‎ ‎Плакса загрустила, представив барона у алтаря, с юной красавицей невестой. Поплакала, объясняя ‎себе, что это слезы радости за его предполагаемое семейное будущее. ‎ ‎ ‎ Плакса великолепна, диалог с кухаркой - фейерверк! Сплошное удовольствие... И утки от барона меня ‎порадовали Действительно, какие в Вильне щуки?! А "огурчиков в ‎фарш побольше, мелко крошенных... " ‎ Хелга пишет: Потеряет ведь форму скоро. Всякая форма должна соответствовать содержанию. Изменение содержания (на которое всякий ‎чувствительный читатель надеется) неотвратимо влечет за собой изменение формы... Но сия ‎закономерность не отменяет и обратного влияния - формы на содержание

apropos: Юлия пишет: Но сия ‎закономерность не отменяет и обратного влияния - формы на содержание Барон сие учитывает. думаю. Впрочем, похоже, он вполне доволен уже имеющимся - и тем, и другим, и ничего менять пока явно не собирается. Ежели, конечно, обстоятельства не вынудят. Чуть продолжения. «Застрелился, стало быть, случайно либо нарочно», – думал Родионов, оглядывая небольшую гостиную в квартире, где до нынешнего утра проживал полковник Борзин. Представителя воинской полиции вызвали на место происшествия ранним субботним утром. Он прибыл в тот момент, когда под присмотром частного пристава полицейские выносили тело Борзина. Летюхин тоже оказался здесь. Он стоял и что-то рассматривал у стены, где выцветшие обои и пол были заляпаны бурыми пятнами крови, рядом валялся перевернутый стул. – Несчастный случай, – поведал Родионову частный пристав. – Чистил пистолет, ну и… Он показал на тряпицу в масляных пятнах, что лежала на тумбочке рядом с опрокинутым стулом. – Оружие рядом валялось. Забыл, верно, пулю-то вынуть из ствола. – И пороху с полки вытряхнуть, – с сомнением заметил Родионов. – Не поверите, чего порой не начудят… Помню, в прошлом году отставной один вот так же себя пристрелил, правда, не насмерть, но ухо свое снес подчистую… – Самоубийство исключаете? – Родионов взглянул на раскрытые ящики бюро, стоящего в простенке. – Не то, чтобы исключаю, – пристав задумчиво почесал подбородок. – Но записки никакой нету, да и стреляются они по-другому – в висок али в рот, а тут… Он махнул рукой и уже с уверенностью добавил: – Чистое дело. Взглянул на часы и засобирался: – Мне к восьми в управу с докладом, как бы не опоздать. Но еще с четверть часа жаловался Родионову на свою невероятную занятость, служебные и житейские неурядицы, после чего наконец уехал. – Когда обнаружили труп? – обратился Родионов к Летюхину. – Сразу после шести утра. Горничная понесла ему кофий, ну и наткнулась на тело. Сторож прибежал к будочнику, тот по привычке за мной отправил, ну а я сразу сюда. Тут переполох, едва понял, что произошло: хозяйка дома бесится, денщик сам не свой, горничная причитает да воет. Покойный вот на этом стуле сидел, к стене привалившись, половины головы нету, сплошное месиво, господи помоги, – квартальный перекрестился. – Жуткое зрелище. Теперь вот мертвым – покой, а живым – забота. – Да уж, – Родионов огляделся. Все походило на несчастный случай, но что-то вселяло в него беспокойство, причину которого он сам себе не мог объяснить. Верно потому, что многовато смертей случилось в последнее время. Смертей, похожих на несчастный случай. Кроме первого убийства. Теперь вот опять военный, штабной... Родионов прошелся по гостиной, заглянул в спальню – постель была несмята. – Кто-нибудь слышал выстрел? – Никто не слышал, вроде, – неуверенно ответил Летюхин, стоя в дверях спальни. – Лекарь сказывал, что труп уж холодный, значит где-то вечером или ночью… – А что говорят денщик и горничная? – Ничего не слышали и подозрительного не приметили. Сам с ними не беседовал, частный пристав расспрашивал. Прикажете позвать? – Погоди… Родионов приоткрыл стоящий подле кровати походный сундук. Нехитрые пожитки были аккуратно разложены по ящичкам и полочкам – бронзовый подсвечник, щипцы для снятия нагара, медная фляга, предметы туалета, стопка платков и белья. Вернулся в гостиную, осмотрелся. На вешалке висели шляпа и шинель. Родионов проверил ее карманы, нащупал сложенный лист бумаги. Письмо, точнее, записка, адресованная на улицу Рудницкую в дом Сташевского, барону Вестхофу в собственные руки. «Буду крайне признателен, ежели завтра Вы сможете уделить мне толику своего внимания в любое удобное для Вас время и в подходящем для Вас месте. По весьма важному и безотлагательному вопросу». Записка была датирована вчерашним днем, 10 мая. Интересно, почему Борзин не отправил ее? Отпала надобность, передумал, забыл? И что за важное и безотлагательное дело? Можно будет побеседовать с бароном, хотя несчастный случай не повод проводить расследование. Родионов вернулся в гостиную, подошел к раскрытому бюро, перебрал содержимое ящиков – тонкая пачка пожелтевших писем, аккуратно перевязанная бечевой, табакерка с потертым рисунком на крышке, нож, чтобы точить перья, стопка писчей бумаги… из которой вдруг выскользнул помятый лист, исписанный четким почерком. Полковник взял его и с изумлением прочитал: «Чем более я усматриваю состояние здешних 11 запасных батальонов, тем более удостоверяюсь, что оные к деятельной обороне крепости мало способны, и что ежели предвидится вероятность в нынешнем еще году учитывать сию оборону, то необходимо нужно, чтобы к слабым сим батальонам прикомандированы были еще не менее 10 тысяч человек хороших войск; при теперешнем гарнизоне Рига и Задвинские укрепления ни одного дня держаться не смогут, и поелику продолжают учреждать здесь большие магазины, то удержание Риги вяшщую еще важность получает… Если-ж сверх чаяния случится, что корпус ген.-лейт. Графа Витгенштейна будет отрезан от Риги, то важное сие место с многочисленною своею артиллерией и пребольшими казенными и партикулярными магазинами при теперешнем гарнизоне неминуемо тотчас будут в руках неприятеля…»* Сие была копия секретного рапорта, отправленного из Риги 3 мая на имя военного министра генерал-лейтенантом Опперманом, начальником инженерной службы Первой Западной армии. Родионов на какое-то мгновение остолбенел, потом медленно подтянул к себе ближайший стул, опустился на него и задумался. Копия секретного документа никак не могла случайно оказаться в квартире штабного офицера. Неужто полковник и есть тот самый шпион, о котором говорил Барклай де Толли? Скопировал бумагу в штабе, принес домой, чтобы затем переслать ее французам, но не успел, случаем лишился жизни, и вот теперь оказался разоблачен… Родионов перевел взгляд на то место, где находился труп Борзина – ржавые подтеки на стене, лужа потемневшей засохшей крови на полу, припомнил его живым – сухой, необщительный и неразговорчивый служака. Можно было представить его – пусть и с трудом – шпионом, но не хладнокровным убийцей, который, не задумываясь, лишил жизни по меньшей мере двоих, если не троих человек. – Ваше благородие, ваше благородие, – сквозь его раздумья прорвались настойчивые призывы Летюхина. – Что такое? – Хозяйка спрашивает, уборку можно делать? – Погоди с уборкой, – пробормотал Родионов. – Евдоким Матвеич, будем смотреть, что да как здесь. И не пускать никого! – крикнул он в сторону раскрывшейся было двери. – Что смотреть, ваше благородие? – Все и повсюду. Найдешь что интересное, тотчас сообщай мне. Родионов надеялся найти еще какие-нибудь доказательства шпионской деятельности Борзина, хотя, что может быть весомей копии секретного рапорта?

Хелга: apropos У нас получается, как на волнах - от комедии к трагедии и обратно.

Юлия: ‎apropos ‎ Упс! ‎ Борзин был подозрителен, но чтоб вот так - пол головы долой... Родионов-то каков молодец. ‎ Волнуюсь я за нашего барона - от этой записки добра не жди... ‎‎ ‎ Круто замешивают наши авторы ‎

Хелга: Юлия пишет: Волнуюсь я за нашего барона - от этой записки добра не жди... И правильно волнуешься - работа у него трудная, рискованная. Юлия пишет: Круто замешивают наши авторы ‎ Спасибо, стараемся! Очень увлекательно, хотя и нелегко, закручивать интригу.

apropos: Всем спасибо! Хелга пишет: как на волнах - от комедии к трагедии и обратно. Как-то не замечала этого, а сейчас да, стало заметно. Возможно потому, что ранее неприятности, так скажем, случались с какими-то совсем посторонними людьми, а тут уже знакомый персонаж пострадал. Юлия пишет: Борзин был подозрителен, но чтоб вот так - пол головы долой... Родионов-то каков молодец. Родионов, надеюсь, разберется, что к чему. Хелга пишет: работа у него трудная, рискованная Ну да, рано или поздно должно что-то случиться.

Klo: apropos И почему мне кажется, что это какая-то комбинация против барона? Очень уж сомнительная записка...

apropos: Klo пишет: Очень уж сомнительная записка... Ну не знаю, по содержанию, вроде, обычная записка. Просто обстоятельства ее нахождения необычны, в смысле, что у мертвого обнаружили.

Хелга: Klo пишет: И почему мне кажется, что это какая-то комбинация против барона? Очень уж сомнительная записка... В его работе каждый документ с упоминанием его имени опасен и сомнителен. apropos пишет: Просто обстоятельства ее нахождения необычны, в смысле, что у мертвого обнаружили. Мягко говоря, необычны. Юлия пишет: Изменение содержания (на которое всякий ‎чувствительный читатель надеется) неотвратимо влечет за собой изменение формы... Айсберги, они ведь только подтаивают, слегка, но столкновение с ними, как известно, катастрофично.

apropos: Хелга пишет: В его работе каждый документ с упоминанием его имени опасен и сомнителен. Это да. Но, с другой стороны, записка-то обычная, повседневная часть светского ритуала. Ведь всеми писалась куча записок (за неимением прочих средств коммуникации) - с благодарственностями, уведомлениями, сообщениями и проч., проч. Совсем избежать этого вряд ли было возможно светскому человеку, имеющему знакомства и вращающемуся в обществе. Бедолага барон может пострадать только за то, что Борзину вздумалось с ним пообщаться. А тем временем Родионов... Но что-то смущало его в этой бумаге, и он понял, что именно, вновь взглянув на нее – записка Борзина и копия рапорта были написаны разными почерками. Он подсел к бюро, достал и положил записку рядом с найденным документом. Хотя копия была написана намеренно измененным почерком и почти печатными буквами, складывалось впечатление, что писали их два разных человека. Родионов отметил несколько явных несхожестей – расстояния между словами и буквами, размер последних и форма запятых. Впрочем, у него будет еще время изучить манеру письма Борзина и сравнить ее более тщательно с копией рапорта. Родионов сложил бумагу, вместе с запиской положил себе в карман и продолжил осмотр ящиков бюро, но это уже не принесло новых интересных результатов. Обнаруженные им ранее письма в перевязанной стопке были присланы из ярославского поместья от некоей госпожи Алтуфьевой, судя по их содержанию, тетки покойного, и изобиловали бытовыми подробностями деревенской жизни и тамошними сплетнями. – Ваше благородие, гляньте-ка сюда, – услышал Родионов голос квартального. Полковник подошел к окну, где стоял Летюхин. На подоконнике отпечатались полосы, словно кто-то небрежно стирал с него грязь. – Скажи-ка мне, Летюхин, когда ты утром вошел сюда, ставни были закрыты? – спросил Родионов, глядя на распахнутое окно. – Закрыты, ваше благородие. Через прорези света мало шло, так я самолично все ставни пораскрывал, чтобы комнату осветить. И окно открыл, воздуху пустить свежего. Но вот что скажу: на том, правом окне, ставни были заперты на засов, а на этом – лишь прикрыты, но не заперты. И то же с оконными створками. Тогда я внимания на то не обратил, не до того было, а сейчас точно вспомнил. – Покажи, как это выглядело. Квартальный соединил створки окна и прикрыл ставни, оставив небольшую щель меж ними. – Понятно… Зови сюда денщика, – приказал Родионов. – Вот еще, хотел показать… Летюхин подвел Родионова к стене, у которой сидел погибший. – Видите, пуля… Полковник присмотрелся, заметил застрявшую в деревянной обшивке пулю от пистолета и, кажется, понял, что имел в виду его помощник. – Ну-ка, присядь здесь, Евдоким Матвеевич. Ты примерного одного роста с убитым… И пододвинул ему другой стул, парный с тем, заляпанным кровью. Летюхин сел возле стены, спиной к ней. Пуля оказалась вровень с его затылком, даже чуть ниже. – Так-так, – пробормотал Родионов. – При чистке пистолет находится примерно на уровне груди, от случайного выстрела пуля пойдет под углом, снизу вверх. А тут, похоже, стреляли-то вровень с лицом… Молодец, Евдоким Матвеевич, ладно заметил. – То-то и оно, – Летюхин поднялся. – Сам смекай, ваше благородие, где берег, где край. И пошел за денщиком Борзина, перепуганным веснушчатым парнем с помятым после сна лицом. – Когда господин полковник вернулся вчера? – спросил Родионов. – К ужину, где-то часам к восьми, – ответил денщик. – Один или в компании с кем? – Одни, как есть. – А позже к нему никто не приходил? Денщик помялся. – Так что, приходил кто-нибудь? – повторил Родионов. – Не могу знать, ваше благородие. – Отчего же? Тебя что, в доме не было? – Как его благородие вернулись, я лошадь повел до конюшни, там с конюхом заговорился, потом пришел и... спать лег. Его благородие полковник меня отпустили, сказали: отведешь лошадь и свободен, мол, до утра. А утром вон как все обернулось. Такое несчастье… – Ты слышал выстрел? – Виноват… не слышал, а может, и слышал, да заспал, – пробормотал денщик, отчего-то отводя глаза. – У меня комната там, под лестницей, а стены толстые… Марыля их утром нашла, а потом уже и я пришел, виноват… Отпустив денщика, Родионов вызвал владелицу дома и горничную. Хозяйка, сухощавая немка, плохо изъяснявшаяся по-русски и явно недовольная происходящим, сурово поджимала узкие губы. Девка, убирающая комнаты, шмыгала распухшим от слез носом. – Я ничего не зналь, крепко спаль, – заявила хозяйка. – Господин полковник поужинали вечером, – сказала горничная. – Я со стола убрала и спать пошла. – Что он собирался делать, не заметила? – С книгой на диване сели… – А другие постояльцы? – У нас только два офицера квартируют, но второй три дня как уехали, по военным делам верно, – сообщила горничная с одобрительного кивка хозяйки. – Не видели, приходил кто вчера к господину Борзину? – После ужин? – уточнила хозяйка. – Я не видель. Я спаль, утром меня разбудиль крик Марыля. Марыля так кричаль, мертвый разбудиль. – Ох, не, мертвого не разбудила, – простонала горничная. – Выстрел тоже не слышали? – Я? Может, слышаль, но не понял. Слышаль крик Марыля, сильно кричать. – А ты, Марыля? – Не знаю… Сквозь сон показалось, словно что-то хлопнуло, токмо не поняла, что это. Подумала, привиделось. А утром пошла к господину полковнику с кофием, они кофий по утрам завсегда пьют, захожу… а тут они, все в крови, ох… – Марыля всхлипнула. – Кто запирает ставни на ночь? Вчера все были закрыты на засовы? – спросил Родионов. – Мы всегда запереть ставень, – гордо сообщила хозяйка. – У меня в дом порядок, Sauberkeit… чистота. Как сметь стрелять в чистый квартира, пачкать стена? – она с отвращением ткнула пальцем в сторону кровавых пятен. – Ваши люди ходить, топтать пол, у меня в дом всегда биль чистый пол, чистый стена! – Так что со ставнями? – повторил он. – Я вечером их все запирала, – ответила горничная. – Точно? – выпытывал Родионов. – А утром не открывала? Девка испуганно покосилась на мрачную хозяйку. – Я запирала, как есть запирала… С утра и не подходила к окнам. – Марыля сразу кричаль, бежаль звать помощь! – вступила хозяйка. – Марыля – хороший Mädchen, только кричать громко. Родионов отпустил женщин и, дав Летюхину поручение расспросить соседей о выстреле и вчерашнем вечере, вышел из дома и отправился в ту часть двора, куда выходили окна квартиры Борзина. Они располагались довольно низко, под ними росли кусты жасмина. На одном из кустов – под тем окном, где обнаружились незапертые ставни, – несколько веток было надломлено, листва на их концах еще не успела завянуть. Родионов зашел к сторожу, расспросив его о выстреле и возможных ночных посетителях. Тот, после некоторых колебаний, сообщил, что ничего не слышал, спал де крепко, как убитый. – Что-то ни ты, ни денщик не слышали выстрела, – с недоверием сказал Родионов, заметив, как сторож – отставной солдат, при разговоре старательно отводит в сторону лицо, дабы не дыхнуть на собеседника запахом перегара. – Такого быть не могло, – насел на сторожа Родионов. – Оба служивые, да чтоб выстрел проспали? Чего скрываете? – Христом Богом клянусь, ничего не скрываем! – сторож отпирался недолго. Как выяснилось, едва хозяйка удалилась почивать, они с денщиком уселись в чулане играть в кости. Нашлась и фляжка с полугаром**. И так у них хорошо и весело пошло время, что, опорожнив флягу, они не заметили, как заснули – только не говорите хозяйке, господин хороший! – и лишь глубокой ночью, чуть проспавшись, разошлись по своим углам. Потому никаких выстрелов они не слышали и слышать не могли. – Но вот странная штука, – сказал сторож, растерянно почесав затылок. – Когда за будочником меня отправили, я из дома побежал и не заметил – не до того было, а теперича осенило: дверь-то на засов не заперта была… – Уверен? – Вот те крест! – перекрестился сторож и уточнил: – Хозяйка все воров боится, два засова на двери у нас поставлено, да еще крюк. Самолично перед сном проверяет, чтобы заперто все было. А с утра дверь сразу открылась, засовы не сдвигал, точно. На всякий случай, Родионов осмотрел и входную дверь. Сдвинуть массивные засовы и не заметить этого, было невозможно. «Значит, запертую дверь вечером, когда женщины легли спать, а мужики сели играть в кости, кто-то открыл, – подумал полковник. – И сделать это мог только Борзин. Впустил кого-то в дом, но не проводил, иначе бы, наверняка, снова запер дверь. А гость этот, похоже, вышел через окно, оставив за собой лишь прикрытые ставни…» Появился Летюхин. Он таки нашел одного свидетеля – жителя соседнего дома, чьи боковые окна выходили на тот же двор. Пожилой поляк, мучимый бессонницей, сообщил, что около, примерно, одиннадцати часов вечера слышал какой-то хлопок, значения ему не придал, теперь же уверен, что то и был звук выстрела. Посчитав, что осмотрел и увидел достаточно, чтобы озадачиться не одним вопросом и сделать определенные выводы, Родионов отпустил квартального и было собрался отправиться на службу, как появился курьер со срочным сообщением от одного из соглядатаев. В сопровождении Летюхина и двух полицейских полковник поспешил в назначенное место, где его присутствие на сей момент казалось необходимым. --------- * Переписка русских правительственных лиц и учреждений. Т. 12. Подготовка к войне в 1812 г. (май месяц) Рапорт от 3 мая. ** так называемое «хлебное вино» – спиртной напиток крепостью в 38,5%

Малаша: Не верю что-то в шпионство Борзина. В тихом омуте могут водиться черти, но он совсем не похож на шпиона. Тем более многое указывает на убийство. Еще эта записка барону. apropos пишет: Бедолага барон может пострадать только за то, что Борзину вздумалось с ним пообщаться. Тоже подумалось. Иногда незначительные мелочи способны сильно аукнуться. Пока ничего не понимаю, но все очень интригует. Спасибо!



полная версия страницы