Форум » Произведения в соавторстве » Виленские игры - 2 » Ответить
Виленские игры - 2
Хелга: Виленские игры Авторы: Apropos, Хелга Жанр: авантюрный исторический шпионский роман Время действия: весна 1812 года Место действия: Вильна
Хелга: apropos пишет: Но они такие яркие получаются - ну мне так кажется, конечно. Но удовольствие их писать. Ну правда яркие, потому что в них много всего намешано. Хотя, в положительных героях тоже всего хватает.
Юлия: apropos УжОс-то какой! Только бедная Плакса пережила дуэль - и на тебе!... А Кузякин-то - просто стахановец какой-то. Никого не обошел, всех охватил своей кипучей деятельностью. Один барон остался... На него, милейшего, одна надежда у нас с Плаксой...
Малаша: Ничего себе ситуация, просто бомба. Теперь и Плаксу шантажируют. Интересно, как он раскопал эти документы. Неужели все правда? Очень серьезные последствия для Шураши могут быть, если такие законы, как Кузякин описывает. Плакса, наверное, в шоке. Юлия пишет: На него, милейшего, одна надежда у нас с Плаксой... Мне кажется, только он и сможет ее спасти. Хотя там пан Казимир ей повстречался, опередит? apropos Заметила пару мелочей. apropos пишет: Захаром Ильичем А не Ильичом? apropos пишет: Федот Михалович Й пропущено.
Хелга: Юлия пишет: А Кузякин-то - просто стахановец какой-то. Никого не обошел, всех охватил своей кипучей деятельностью. Не слишком активный получается? Малаша пишет: Хотя там пан Казимир ей повстречался, опередит? Вполне может, он же энергичный!
Klo: Хелга Значит, все-таки "катавасия" подстроена! А вот что там с Розеном? Тоже мне что-то чудится-мерещится... apropos Вот те раз! Как всерьез авторы за бедняжку Плаксу взялись! Не знаю я про пана Казимира, не тянет он на спасителя Разве что шантажиста пришибет сгоряча!
apropos: Дамы, спасибо! Юлия пишет: Один барон остался... Барона страшно должно быть шантажировать. И главное: чем? Он такой... такой... почти безупречный и очень осторожный. Малаша пишет: если такие законы, как Кузякин описывает Да, в те времена без дворянского происхождения службу с солдата надо было начинать (дворяне сразу получали офицерский чин) и т.д. Малаша пишет: только он и сможет ее спасти. Хотя там пан Казимир Посмотрим, что из этого получится. Klo пишет: Как всерьез авторы за бедняжку Плаксу взялись! Ну, одно из главных действующих лиц, должно было что-то произойти по всем правилам искусства. Малаша, спасибо за тапки.
Хелга: Klo пишет: А вот что там с Розеном? Тоже мне что-то чудится-мерещится... Пока он проходной персонаж, хотя, кто знаеть. Klo пишет: Не знаю я про пана Казимира, не тянет он на спасителя Разве что шантажиста пришибет сгоряча! Ну вот сразу и не тянет. Прибить-то может ведь. apropos пишет: Он такой... такой... почти безупречный и очень осторожный. Аки айсберг, подплывающий к Титанику.
apropos: Хелга пишет: Аки айсберг, подплывающий к Титанику. Что есть, то есть. Плакса вскочила, глаза ее наполнились слезами, она пыталась заговорить, возмутиться, воззвать к справедливости, но слова не шли, горло перехватило. Этот человек, явившийся к ней в этот теплый майский день, словно гром среди ясного неба. Кто дал ему право лезть в ее семейные дела? Утверждать, что ее Шураша не сын дворянина? Плакса закашлялась и сдавленно прошептала: – Как вы смеете, милостивый государь? Это неправда! Какая-то ошибка! – Никаких ошибок – при таких-то серьезных делах, мадам, – Кузякин с немым укором покачал головой. - Бумажки на сей счет имеются, все, как полагается, с доказательствами происхождения вашего мужа... Да-с. Документик к документику, я к порядку сызмальства приучен. И ежели я и решил повидаться с вами и рассказать сию историю, так исключительно потому, что понимаю злощасное положение, в кое может попасть ваш сынок, ежели – не дай бог! – о сем прискорбном факте его рождения кто-либо узнает... – Вздор! Где вы взяли эти бумаги? – вскричала Плакса. Испуг, растерянность уступили место праведному гневу, который вернул ей дар речи. Она выпрямилась, сверкая глазами, и будь у нее сейчас в руках какой-нибудь предмет, он непременно полетел бы в физиономию этого наглого, отвратительного господина. – Вы! Бессовестный вы человек! Это ложь, все это ложь! Хотите возвести напраслину на моего сына?! Вы не посмеете! Не позволю! Слезы лились по ее щекам, но она не замечала этого. – Слова ваши несправедливые слышать мне обидно, голубушка, – сочувственно-заискивающий тон Кузякина поменялся на резкий и грубоватый. – Где напраслина? В чем ложь, как вы изволите выразиться? Документики у меня все имеются, даже странички из церковных книг – дабы на посторонний, так сказать, глаз не попались. И смею вас уверить, голубушка, окажись сии бумажки не в моих руках, а у менее щепетильного человека, тем паче у представителя закона, с вами и разговаривать бы не стали... Кузякин оперся на подлокотники, подался к своей жертве: – Так как вы желаете, любезная Евпраксия Львовна? Дождаться, покуда обстоятельства происхождения вашего сына выплывут наружу? – а рано или поздно это случится. И тогда пойдут слушки по обществу – сначала тихие, потом все громче, откровеннее… Когда Александру Захаровичу начнут отказывать от домов, когда от него отвернутся товарищи, и он окажется разжалованным в солдаты? И вновь откинулся в кресле, замахал пухлыми руками, сокрушено запричитал: – Ай-яй, это ж какая огласка, сколько неприятностей! Молодой, пылкий юноша... Тут один как-то узнал, что мать его не из благородных, хотя по отцу имел все права называть себя дворянином, – от горячности-то взял и застрелился... Но ведь мы можем решить дело полюбовно-с, так сказать. Я ведь не судия какой, с пониманием войду в ваше положение... Сам пришел, заметьте, дабы предупредить какое несчастье... – Фекла, Фекла! – вдруг закричала Плакса. Горничная быстро явилась на зов, словно стояла за дверью, и замерла, переводя изумленный взгляд с заплаканной раскрасневшейся барыни на посетителя – Принеси воды! – велела Щербинина, села на диван, вскочила, заходила по комнате, не глядя в сторону посетителя. Воду, принесенную Фелушей, пить не стала, отставила стакан. – Значит, вы пришли по мою душу, насобирали бумажек, чтобы опозорить моего сына, лишить его всего… И каким же образом желаете вы войти в мое положение? – Опозорить?! Никогда, голубушка! Как же посмею?! Ведь я так сострадаю вам, Евпраксия Львовна, – Кузякин изобразил живейшее участие на своем лице. – Именно потому документики у меня, а не где еще. Из уважения к вам, к вашему сыну – такому достойному молодому офицеру, я как раз и хочу помочь избежать... Всего-навсего десять тысяч рубликов, да-с. Он сладко ухмыльнулся и сцепил руки на животе, умильно глядя на заплаканную мадам. – Де… Десять тысяч?! – ахнула Плакса. – Сударь, да вы с ума сошли! Являетесь к несчастной вдове и требуете десять тысяч! Это же разорение, полное разорение! Побойтесь бога десницы! – Какое же разорение, голубушка? Именьице у вас весьма доходное, ценные бумажки, то да се... Разве ж я посмею потребовать что непосильное? И войдите в положение, сколько трудов понадобилось, времени, дабы документики все собрать и к вам доставить, одних расходов немерено, а хлопот... Да и разве судьба вашего сыночка не стоит той малости, что я покорнейше прошу? – Вы и о моем имении сведения собрали? – выдохнула Плакса. Замолчала, обдумывая. Он ухмыльнулся. – А как же! Надо ж знать, с кем имеешь дело, представлять возможности… Впрочем, я человек не жадный, покладистый, со мной легко договориться – всегда войду в положеньице, так сказать... а у вас оно непростое, да-с, непростое... Так и быть, скину чуток – девять тысяч – и мы в расчете. И времени вам дам денежек собрать. Но сразу должен оговорить, – голос его вновь стал жестким, – что документики хранятся в надежном месте, и ежели вы кого на меня напустите или, там, обмануть захотите, то дело ваше немедля будет предано огласке, да-с. Хотя, видит бог, как я хочу этого избежать... – Семь! Семь тысяч! – попыталась поторговаться Плакса. – Семь тысяч – хорошие деньги, очень хорошие! Я ведь не так богата, даже эту сумму мне будет нелегко найти… Кузякин всплеснул руками и поднялся. – Восемь с половиной – и на том остановимся. Я и так по доброте душевной вишь сколько скинул, исключительно из уважения и сострадания, мадам. Через недельку загляну, справлюсь, а там и произведем наш обмен ко всеобщему удовлетворению. – Погодите! Как мне знать, что вы отдадите все документы и никогда более не посмеете даже вспоминать об этом? – Даже не сомневайтесь, мадам! Как можно-с? – казалось, Кузякин был оскорблен сомнением в его порядочности. – Я человек простой, но имею свои убеждения, да-с, дела веду честно. И вы в том сами вскорости убедитесь. Он шаркнул ногой, поклонился и вышел.
Klo: apropos Как всегда тягостны и унизительны сцены с шантажистами! Но в какой-то момент мне подумалось, что у Плаксы есть потенциал справиться с этим и самой. Не дожидаясь всяких спасителей.
Хелга: apropos Так мы жестоко обошлись с Плаксой, одна невзгода за другой. Klo пишет: Но в какой-то момент мне подумалось, что у Плаксы есть потенциал справиться с этим и самой. Не дожидаясь всяких спасителей. Очень хорошая мысль!
Малаша: Все-таки полторы тысячи под нажимом Плаксы он скинул. Klo пишет: Но в какой-то момент мне подумалось, что у Плаксы есть потенциал справиться с этим и самой. Я не представляю, как она справится с этим. Побить его и отнять силой бумаги она вряд ли сможет. Не выкупать бумаги рискованно. Вдруг он их Шураше покажет или кому-то еще. Это ее больше всего пугает наверное.
bobby: apropos Хелга Спасибо за продолжения! Столько событий! С Плаксой неожиданный поворот. Как ей теперь выкручиваться? Даже если она соберет эти деньги и отвяжется от Кузякина, факт остается фактом: Шураша не является дворянином по рождению... Как мог её муж скрыть сей факт? Или сам не знал? Все очень странно. Хотелось бы надеяться в итоге, что закралась какая-то ошибка в составлении бумаг и т. д. Кузякин - тип преотвратный...
apropos: Всем спасибо! Klo пишет: у Плаксы есть потенциал справиться с этим и самой Ну, посмотрим, справится ли она. И как. Хелга пишет: Так мы жестоко обошлись с Плаксой, одна невзгода за другой. Зато какое разнообразие. Сидела она в своем имении, скучала, а в Вильне... Водоворот событий. Малаша пишет: Побить его и отнять силой бумаги она вряд ли сможет. Может, что-то другое придумает? bobby пишет: факт остается фактом: Шураша не является дворянином по рождению... Сие пока не подтверждено. Мало ли какие бумаги показывает шантажист. Вдруг оне фальшивые? Вот и Плакса тоже засомневалась. Плакса посидела несколько минут в оцепенении, пытаясь осознать, что произошло. Полчаса назад она жила в мире, пусть далеко не совершенном, но своем, так или иначе сложившемся, и вдруг он рухнул в одночасье. Ах, что за напасти! Едва пережита дуэль, и вот опять над головой Шураши сгустились тучи. Она не верила, что муж мог обмануть ее – он был слишком благороден и честен, и никогда бы не унизился до лжи. Хотя мог и не знать правды о своем происхождении, и бумаги указывают… Впрочем, что за бумаги?! Она же не видела их, кроме этой дворянской грамоты, к тому же копии… Что если ее просто водят за нос, и никаких документов нет? Догнать, догнать негодяя и потребовать показать их… Или проследить, куда он пойдет, где живет, а потом тайком пробраться к нему?.. С криком «Корней! Корней!» Плакса ринулась из комнаты, вниз по лестнице, выскочила на улицу, но шантажиста и след простыл. Корней так и не появился, на крики барыни прибежала Феклуша, от которой не было никакого прока. Обеспокоенный привратник выглянул было из своей комнатенки, но, не увидев никакой угрозы жилице с верхнего этажа, скрылся за дверью. Слуга барона Леопольд – невозмутимый и церемонный – также не остался глух к воплям соседки. – Ваша милость, что случилось? – поинтересовался он, делая вид, что не замечает растрепанного вида мадам Щербининой, позволившей себе в домашнем платье, без шляпки и перчаток, с всклокоченными волосами и заплаканным лицом выйти из дома и кричать на всю улицу. – Ничего, – встрепенулась она и вдруг, словно цепляясь за соломинку, спросила: – Господин барон дома? – Изволили отбыть и раньше вечера вряд ли вернутся, – ответил Леопольд, а Плакса вспомнила, что и сама видела, как барон уходил из дома, кивнула, всхлипнула и побрела домой. Проплакав пару часов, она написала письмо поверенному в Петербург, с просьбой спешно продать ценные бумаги на нужную сумму и прислать в Вильну деньги с надежным человеком. Письмо положила на бюро и забегала по комнате, не в силах усидеть на месте. Объявился ненужный уже Корней и был отослан. Пару раз в дверь заглядывала Феклуша, спрашивала, не угодно ли барыне чаю или квасу, но та только отмахивалась, составляя разнообразные по степени сложности планы по выводу шантажиста на чистую воду и изъятия у него документов, ежели они вообще существуют. Обратиться в полицию? Но объяснять им причину шантажа было решительно невозможно. Устроить засаду, когда негодяй явится за деньгами? Тогда ей потребуется помощь… Плакса мысленно перебрала всех знакомых, сразу отбросив сына – Шураша вообще ничего не должен знать – и его приятелей. Попросить Борзина? Нет, стыдно рассказывать про такое старому товарищу Захара Ильича, да и осторожен Федор Гаврилович, не станет впутываться в сомнительные истории. Пан Пржанский? Но она плохо знает его, да и то, что произошло на прогулке, не позволяет обратиться к нему. Или наоборот, позволяет? Впрочем, разве может она хоть кому довериться в таком щекотливом деле? Только если барону… Плакса вздохнула. Он такой спокойный, холодный и надежный. Отчего-то она была уверена, что на него можно положиться – он все поймет и поможет… Но как признаться в этих возникших вдруг семейных проблемах, когда честь и достоинство ее мужа и сына поставлены под сомнение каким-то отвратительным шантажистом? Внезапно ее озарила мысль, позволившая ей гордо вскинуть голову и распрямить поникшие было плечи. Она все сделает сама! Неужто Евпраксия Щербинина, которая никогда не пасовала перед трудностями и не боялась проявить решительность в самых сложных жизненных ситуациях, не справится с каким-то ничтожным Кузякиным? Да она просто застрелит негодяя, вознамерившегося разрушить жизнь ее сына! Да, да, застрелит его и заберет бумаги. Впрочем, шантажист не стоит того, чтобы из-за него брать на себя грех убийства. Наверняка, он трус, и ей достаточно будет просто пригрозить ему пистолетом или, на худой конец, ранить. Метким выстрелом в плечо или ногу…
Klo: apropos Вот это я понимаю! Бей негодяя, он с перепугу все сам отдаст, не ожидая подобной решимости от такой дамы. На самом деле - какой-то негодяй посягает на честь и будущее сына... Не потерпит она такого!
Хелга: bobby пишет: Как мог её муж скрыть сей факт? Или сам не знал? Скорее, не знал, дело-то запутанное. apropos Такой характерный для Евпраксии Львовны поворот мыслей. Klo пишет: Бей негодяя, он с перепугу все сам отдаст, не ожидая подобной решимости от такой дамы. А он же скользкий, как уж.
Юлия: apropos apropos пишет: Да она просто застрелит негодяя, вознамерившегося разрушить жизнь ее сына! Да, да, застрелит его и заберет бумаги. Впрочем, шантажист не стоит того, чтобы из-за него брать на себя грех убийства. Чудная, чудная Плакса! Несмотря на всю предосудительность профессии, господин Кузякин совершенно великолепен Эх, смилостивились бы авторы над несчастным читателем – там Плакса готовится к смертоубийству негодяя, Кузякин подличает, барон с Нарбонном, а читатель, бедный, ни сном ни духом…
apropos: Всем спасибо! Klo пишет: Вот это я понимаю! Она даже стрелять не умеет. И одно дело - решить, другое - сделать. Ну посмотрим, что из этого плана получится. Хелга пишет: Такой характерный для Евпраксии Львовны поворот мыслей. Импульсивная дама - поплакала, но не отчаялась и нашла какое-то, подходящее, на ее взгляд, решение. Юлия пишет: господин Кузякин совершенно великолепен О, спасибо за Кузякина. Нежно его люблю, шантажиста несчастного. Юлия пишет: смилостивились бы авторы над несчастным читателем Скоро, надеюсь, будет очередное продолжение сей запутанной истории.
Klo: apropos пишет: Она даже стрелять не умеет. И одно дело - решить, другое - сделать. Импульсивная дама - поплакала, но не отчаялась и нашла какое-то, подходящее, на ее взгляд, решение. Вот чего не призываю, так это стрелять и "морду бить" Ее сила в импульсивности и убежденности в своем праве защитить ненаглядного сыночка. Это очень сильный фактор, Кузякин к такому не может быть готов, как мне кажется.
Хелга: Юлия пишет: Эх, смилостивились бы авторы над несчастным читателем – там Плакса готовится к смертоубийству негодяя, Кузякин подличает, барон с Нарбонном, а читатель, бедный, ни сном ни духом… Ружья уже развешаны. Klo пишет: Ее сила в импульсивности и убежденности в своем праве защитить ненаглядного сыночка. Это очень сильный фактор, Кузякин к такому не может быть готов, как мне кажется. Это да, для Кузякина непостижима импульсивная жертвенность.
Хелга: Плакса промокнула глаза, с ожесточением высморкалась в пятый или шестой за последний час носовой платок и стала продумывать свои действия. Во-первых, надобно купить пистолет, во-вторых – научиться стрелять. Не откладывая, она собралась и в сопровождении Корнея отправилась искать оружейную лавку. – Барыня, ваша милость, громыхает-то как, неровен час, попадем в грозу, – ворчал Корней. – Почто вам в ружейную лавку? – Да что тебе за дело, Корней? Александру Захаровичу в подарок хочу что-нибудь присмотреть, – неопределенно отвечала Плакса. – Подарок в ружейной лавке? – засомневался слуга. – Только там можно найти подарок для настоящего мужчины и офицера! И что тебе вздумалось прекословить? – возмутилась Плакса. – Барыне в ружейную лавку… Неловко, право. Да и лавки, небось, закрыты уже. – Уймись, Корней! Ничего, очень даже ловко. Здесь меня никто и не знает, – отрезала Плакса. Впрочем, последние ее слова были тотчас опровергнуты восклицанием, раздавшимся из двуколки, остановившейся напротив: – Пани Эпракса, бриллиант моего сердца! Несказанно удивлен встретить вас гуляющей здесь в одиночестве, в такую погоду... В двуколке восседал, держа вожжи, пан Пржанский. Она обернулась и от смущения и неожиданности зачастила: – Ах, господин Пржанский! Я ведь тоже не ожидала встретить вас, хотя, что же в том удивительного, вы, вероятно, едете по делам? А я люблю гулять пешком, знаете ли. – Но не устали ли ваши ножки? Осмелюсь предложить мой экипаж и мое общество, дражайшая пани Эпракса, – предложил Пржанский, спускаясь с сидения двуколки. – Благодарю вас, пан Казимир, но нет, я, знаете ли, люблю гулять… впрочем, – Плакса оглянулась на Корнея, который внимательнейшим образом разглядывал что-то в небесах, – пожалуй, я воспользуюсь вашим любезным приглашением. Пржанский живо подхватил ее руку, сжал крепко, помогая усесться на обтянутое мягкой кожей сиденье. – А мне-то как, барыня? – поинтересовался слуга. – Ступай домой, ступай, ступай! – махнула рукой Плакса. Само провидение послало ей пана Казимира, так отчего же не воспользоваться его помощью. – Куда направляетесь, пани Эпракса? – спросил Пржанский, взявшись за вожжи и трогая лошадь. – Подвезу, куда пожелаете. По каким надобностям, позвольте спросить? Ленты, кружева? – Ленты, кружева… – с укором отвечала Щербинина. – Вот вы как думаете о женщинах, пан Казимир? Считаете, нам нужны лишь ленты да кружева? А мы, скажу я вам, матери, и беспокойство о детях – это всепоглощающее чувство, которое недоступно вашему мужскому разумению. – Отчего же? – запротестовал Пржанский. – Разумению доступно. А о вас, чудеснейшая пани Эпракса, я думаю исключительно как о прекраснейшей и разумнейшей женщине! – Вы чересчур любезны, пан Казимир, – зарделась Щербинина и, вероятно, опять же от смущения, спросила в лоб: – У вас есть дети? – Дети? – растерялся он. – Нет, пока, видимо, нет. – Ах, простите, я задала не совсем уместный вопрос, – пробормотала она и замолчала, тяжко вздохнув. – У вас, пани Эпракса, очень славный сын, но вы словно сестра ему, а не мать, – не слишком оригинально заявил Пржанский. – Что вы такое говорите, пан Казимир? То же самое сказал государь, когда почтил нас с Шу… Александром Захаровичем своим вниманием. – Что есть доказательство правдивости моих слов. И я позволил себе подумать, позволил надеяться, что вовсе не безразличен вам. И наша случайная встреча сегодня отнюдь не случайна, я думал о вас…. – Отвезите меня в ружейную лавку, пан Казимир, – перебила его излияния Щербинина, – я слышала, на Замковой есть такая. – В ружейную лавку? – опешил упавший с небес пан Казимир. – И что же вы бы хотели там приобрести, лучезарная пани? Неужели оружие? Дабы пронзить мое и без того пронзенное вами сердце? – Право же, пан Пржанский… присмотреть что-нибудь, – замялась она, – – Я не очень хорошо разбираюсь... – Да, да, понимаю, – сообщил он, хотя ему трудно было представить, зачем даме вдруг понадобилось оружие. «Разве что мать решила последовать по стопам сына и вызвать кого-то на дуэль?» – не без удовольствия подумал он вдруг. – Но позвольте предупредить вас, милая пани, что, пользуясь вашей неопытностью в оружейных делах, лавочники вполне способны уговорить вас приобрести нечто негодное. – Вы думаете? – встревожилась она. – Боюсь, именно так, – заверил ее Пржанский. Не то, чтобы он подозревал всех лавочников в нечестности, но надобно было оказаться полезным пани, посему пан Казимир продолжил: – Конечно, я сопровожу вас в лавку и помогу выбрать оружие наилучшего качества. Что вы хотите купить? Ружья, пистолеты, кинжалы, охотничьи ножи? – Пи… пистолет, пожалуй. – Прекрасно! – с энтузиазмом воскликнул Пржанский. – Чудный пистолет, удобный, надежный… ежели, конечно, таковой обнаружится в городе... А знаете, – вдруг перебил он сам себя, словно осененный блестящей идеей. – Чем искать по всем лавкам то, чего, скорее всего, там и не окажется, – да и время к вечеру, лавки скоро закроются, – буду счастлив прислать вам пистолет из своей коллекции. Я выписываю оружие лучших мастеров Европы. Вы не будете разочарованы, а для меня окажете величайшую честь, ежели позволите преподнести скромный сувенир в память нашего – столь приятного для меня и, надеюсь, для вас – знакомства. – Но я не могу принять от вас подарок, – пробормотала Плакса. Пан Казимир открыл было рот, чтобы привести следующую партию аргументов и комплиментов, но не успел ничего сказать, потому как его спутница внезапно, с криком: – «Это он! Остановитесь, остановитесь!» – вскочила с места. – Что случилось? Кто он? – вскричал Пржанский, одной рукой натягивая вожжи, а другой пытаясь подхватить свою неспокойную пассажирку в опасении, что она свалится с двуколки. Щербинина же, подобрав юбки, спрыгнула на землю, словно юная девица, и, бросив пану Казимиру неопределенное «Благодарю… извините…», чуть не бегом кинулась через улицу и, пока Пржанский, ошарашенно оглядываясь в поисках загадочного «его», бормотал: «Do widzenia, panie», скрылась за углом.
полная версия страницы