Форум » Произведения в соавторстве » Виленские игры » Ответить
Виленские игры
Хелга: Виленские игры Авторы: Apropos, Хелга Жанр: авантюрный исторический шпионский роман Время действия: весна 1812 года Место действия: Вильна
Tanya: Авторы, дорогие, спасибо Я отстаю читать и кидаться тапками, но понемногу всё же буду выкладывать. Эти на пост Apropos от 26 августа: "Тихий голос Леопольда перебивался высоким и громким, определенно принадлежащим молодому человеку" - если "перебивался" (пр. время), то, наверное, "принадлежавшим" "Представившись барону по всей форме, Щербинин, звенящим от волнения ломающимся голосом объявил:" - лишняя запятая после "Щербинин" "Ее задорный желтый чепец съехал на затылок, свободное домашнее платье, фисташковое, украшенное желтыми же ленточками кружевами под цвет чепчика, весело шуршало при порывистых движениях." - ленточками или кружевами? Или кружевными ленточками? "– Я переезжаю к приятелю, дабы освободить для маменьки квартиру, – меж тем говорил Шураша, столь же словоохотливый, как его мать." - "столь" (то есть настолько) предполагает "сколь" (насколько), но не "как". "– Проверить, можно ли между почтовым трактом и четвертой дорогой продолжить еще одну, – воодушевленно перечислял тот." - "проложить"? – Осмотреть местечко Антокол – удобно ли там будет арьергарду задержать на время неприятеля," - "удобно ли будет арьергарду задержать там на время неприятеля" (придираюсь) "Нанести все на карты, подготовить карты Пруссии и Варшавского герцогства…" - карты, карты... "Мы прямо с ног сбились, – пожаловался он, хотя было видно, что его одновременно вдохновляет собственная причастность в подготовке к военным действиям." - "причастность" просит "к", а не "в" "– Зачем им бы его убивать?" - "было"? "После ухода Щербининых Вестхоф приказал Леопольду на все попытки соседей навести ему визит отвечать, что барина нет дома, и когда будет – неизвестно." - "нанести"
Хелга: Tanya пишет: Я отстаю читать и кидаться тапками, но понемногу всё же буду выкладывать. Тапками можно кидаться и вслед, неважно, главное - Тапки! Спасибо огромное!
Хелга: Тем временем Пржанский с нетерпением ждал своего подручного. Он устроился в кабинете с привычной чашкой кофию и трубкой, пытаясь обрести внешний комфорт при отсутствии внутреннего и прикидывая, как бы сегодня нанести визит виленскому полицмейстеру Анджею Вейсу, доброму знакомцу, и разузнать известные подробности трагического происшествия, не выказав заинтересованности в предмете. Дверь наконец отворилась, но то был не ожидаемый подручный, а маршалек Петр с сообщением, что приехал полицмейстер по неотложному делу – прибыл сам, словно карп в рыбацкие сети. Пржанский, весьма довольный удачным разрешением вопроса, но обеспокоенный, двинулся в гостиную, где его уже ждал ранний посетитель, устроившись в кресле со стаканом лимонаду, принесенном расторопным лакеем. – Доброго здравия, ясновельможный пан, – утолив жажду, сказал Вейс. – Позволил себе потревожить вас в столь неурочный час, поскольку дела таковы, что требуется ваше участие. Пржанский отправил лакея с поручением собрать в столовой закуски – все, что бог послал. Через четверть часа, с удовольствием уплетая вчерашний капустный пирог и нежно-розовую ветчину, полицмейстер поведал то, что уже было и не было известно пану Казимиру: вчера на пустыре возле Хлебного рынка обнаружено бездыханное тело штабс-капитана Платона Митяева, смерть наступила от удара в спину кинжалом, который убийца так и оставил в роковой ране. Кинжал этот – изящный, стальное лезвие длиной с три ладони, с резной костяной рукоятью – полицмейстер даже привез с собой и продемонстрировал Пржанскому на предмет возможного узнавания. – Оставил супостат в ране, видимо, спешил или побоялся кровью забрызгаться, – сказал Вейс. – А кинжал справный. Вы же, пан Казимир, известный знаток... Взгляните-ка, на рукояти приметный вензель, буквы А и Т. Может, видели у кого сей клинок? Раньше или вдруг вчера у Миллера... Вы там были вечером, как я слышал? Как и господин Митяев... – У Миллера был… – согласился пан Казимир, осматривая кинжал. – Раскинули партию в бостон, как обычно. А кинжал знатный, верно говорите, пан Вейс. И клинок, и резьба мастерски сделаны. Нет, не знаком мне сей кинжал. Виданное ли дело – офицера ударом в спину уложили! Ограбили? – Не похоже. И оружие, и деньги, все при нем. И это в такое-то время, когда его величество, государь прибыли в Вильно. Господин де Санглен шпионов ловит, не далее, как на той неделе у одного под полом бумаги секретные нашли. А тут еще и это убийство, будь оно неладно. Не припомните, не был ли штабс-капитан пьян, когда уходил? Не случилось ли ссоры либо конфликта с кем? Пржанский пожал плечами и осушил одним глотком полстакана сливовицы. – При мне ничего такого. И офицер этот мне плохо знаком. Ныне столько народу в городе. Был ли пьян? Не припомню, да и на что мне было за ним наблюдать? Хотя, вроде, трезв не был. Болтал почем зря. – Так и выходит – людей у Миллера было немало, а рассказать что-то толковое никто не может, – посетовал Вейс. – Мало забот на мою голову, так еще и этот карамболь. Война грядет, армия по всей Литве квартирует. Приезжих видимо-невидимо, офицеров. А тут – раз и зарезали. Кинжал в спину и в кусты. Странное дело. – Глупейшая гибель, – согласился Пржанский, краснея лицом то ли от выпитого, то ли от разнородных чувств. Прикончив напоследок изрядную порцию орехов в меду, полицмейстер откланялся, взяв с пана Казимира обещание, что, если тот что-либо вспомнит, тотчас же сообщит лично ему. Пржанский, разумеется, обещание дал, а вернувшись в кабинет, обнаружил там долгожданного Кучинского, и тотчас накинулся на него с расспросами, уже не сдерживая нрав: – Ну что, что узнал? Говори быстрей! Кучинский не спешил выкладывать результаты изысканий, проведенных за вчерашний день с помощью своих подручных и знакомств – хранил достоинство, напускал значительности. – Узнал важное, пан… – Что? Что важное? – Пржанский, севший было на стул, вскочил и уставился на Стася. – Штабс-капитан вчера заходил к пани Агнешке… – Когда? – рявкнул Пржанский. – Видать, после Миллера… за полночь. Но пробыл там недолго, с полчаса, не более. Пани Агнешка была особой весьма популярной среди сильной половины населения Вильно, являясь патронессой компании веселых девиц самой древней профессии. – И почему ушел? Девка не по нраву пришлась или что иное? – Иное, видать. Парнишка принес записку для него. Тот прочел и сразу ушел, немедля. Агнешка сказала, так спешил, что едва кушак не оставил. – От кого записка? – Неведомо пока. Парнишку отыскали, он в трактире напротив Агнешкина дома прислуживает. Сказал, передал пан, описать не может, сонный был, не разглядывал. Но щедро одарил. – Стало быть, он и убил, этот пан… – воскликнул Пржанский, вскакивая на ноги. Хлопнув себя по губам за несдержанность, он несколько раз промерил кабинет во всевозможных направлениях, затем рухнул на стул с таким размахом, что бедолага жалобно скрипнул всеми своими деревянными суставами. – Мальчишку надо еще потрясти, осторожно. Не сам, пошли кого надежного… Он оборвал фразу, поскольку тишину дома нарушили посторонние, но хорошо знакомые звуки – возмущенный женский голос, падение какого-то, явно тяжелого предмета, топот бегущих ног, увещевания Петра.
MarieN: Хелга Немного повезло пану Казимиру. Информация сама к нему пришла, только вот попал в невольные свидетели, ведь видел Митяева накануне гибели, в карты с ним играл, но пока вроде только как знатоку оружия к нему полицмейстер пришел. Хелга пишет: Кинжал этот – изящный, стальное лезвие длиной с три ладони, с резной костяной рукоятью Хелга пишет: на рукояти приметный вензель, буквы А и Т Это ж надо такое приметное орудие оставить на месте преступления, может не спроста? Похоже расследование пана Пржанского идет расторопнее полицейского. И про посещение дома пани Агнешки уже выяснил, и про записку. Одна надежда на полковника Родионова, что сумеет быстро войти в курс дела, и во всем разобраться. Противник не дремлет. Хелга пишет: тишину дома нарушили посторонние, но хорошо знакомые звуки – возмущенный женский голос, падение какого-то, явно тяжелого предмета, топот бегущих ног, увещевания Петра И кто ж такой, решил нарушить тишину дома посторонними, но хорошо знакомыми звуками?
apropos: Читателям спасибо! ДюймОлечка пишет: в голове в качестве мудрого шпиЁна сидит Штирлиц, а он старше. Ну, в принципе, можно уравнять силы, т.е. добавить Родионову годков. MarieN пишет: Только одному ему не справиться, ведь шпион не один, их много, целая сеть. У шпионов пока Казик только и барон, еще Стась на подхвате. А у Родионова вся полиция за спиной, Санглен еще. Не пропадет, думаю. Юлия пишет: сразу понятно, умен чертяка. Надеюсь, хотя на каждую косу может найтись свой камень. Tanya Спасибо за тапки! MarieN пишет: Похоже расследование пана Пржанского идет расторопнее полицейского Дык он заинтересованное лицо, вот и роет. Хотя неизвестно еще, что там у полиции. Скорее всего, Вейс все карты не станет раскрывать.
Юлия: Хелга Эко все закручивается - все гуще и гуще щи шпиёнской кухни. apropos пишет: Ну, в принципе, можно уравнять силы, т.е. добавить Родионову годков. А надо ли? Как там наша Плакса дорогая?
Хелга: MarieN пишет: но пока вроде только как знатоку оружия к нему полицмейстер пришел. Ну и они приятели давние, так что пока опасности нет для пана. apropos пишет: Ну, в принципе, можно уравнять силы, т.е. добавить Родионову годков. Пару, не больше, если что, думаю. Юлия пишет: Как там наша Плакса дорогая? Печет пирожки для Шураши, да слезы утирает. Спасибо за чтение и отзывы!
Хелга: – Бася, разрази меня гром, – пробормотал Пржанский и спешно выпроводил Кучинского, на ходу перечисляя пункты заданий. Гостиная на сей раз превратилась в цветущую клумбу, поскольку на софе расположилась прелестная во всех отношениях пани Болеслава Кульвец. Ее немолодой супруг безвыездно проживал в своей усадьбе Кульвы, щедро позволяя молодой жене развлекаться в городе. Но Пржанского связывало с пани совсем не личное пристрастие, а сугубо деловые отношения, хотя она была и не прочь заполучить его в свои сети. — Ужасный ветер, — сказала вместо приветствия Болеслава, развязывая ленты капора, — пока шла от экипажа, чуть не сорвал шляпку, и всю прическу растрепал. Пржанский хмыкнул, не заметив никакого беспорядка в идеально завитых локонах. — С каких пор, радость моя, Бася, ты начала наносить ранние визиты холостым мужчинам? — спросил он, несколько рассеянно, все еще думая о человеке, передавшем записку Митяеву. Его рассеянность не укрылась от зоркого глаза Баси. — Ты не рад мне, Мирек? О чем ты думаешь? Почему не заехал вчера? Я ждала тебя весь вечер, даже не поехала играть в карты к пани Марыле. — Занят был, дела важные. – И ты чем-то озабочен, Мирек, душа моя, – повторила она. – Не твои заботы, Бася, – по-мужски ответствовал Казимир, приглаживая усы. – А русские офицеры, значит, мои заботы? – язвительно спросила пани Кульвец. – Твои, радость, твои! – Лайдак ты, Мирек, ох, какой лайдак! Бессердечный и жестокий! Не то что Осип, кра-асавец, капитан, ах, душка! И при штабе... Занимается, между прочим, этой... топографический реконцировкой... нет, реког... ну что за слово, право! – Рекогносцировкой? – осторожно подсказал Пржанский. – Вот-вот именно этим. Который день с прапорщиком ездят по окрестностям, срисовывают местность. Завтра обещал меня с собой взять, в Верки. А прежде Антокол осматривали на предмет сражения. Записала тут кое-что со слов душки Осипа... думала, вы вчера заедете, ясновельможный пан! Болеслава изящным движением извлекла из крошечного расшитого бисером ридикюля крошечную расшитую же бонбоньерку, из которой достала круглую конфету в золотистой обертке, а затем – скомканный листок бумаги. – Что за душка Осип? – поинтересовался пан Казимир, изучая записку, заполненную неровными строчками. – Я тебе уже час о том толкую, Мирек! Осип – виконт Огюст де Визе, капитан, служит в штабе армии. При князе Волконском, что недавно прибыл. Он от меня без ума... Не князь, а виконт без ума, пока... Очаровательный француз, не чета тебе, неуклюжему... Кстати, ты слышал про убитого офицера, которого нашли возле Хлебного рынка? Представь – убит ударом кинжала в сердце. Не удивлюсь, если его закололи из-за женщины... – Слышал... – рассеянно кивнул Пржанский. – Из-за какой такой женщины? – Не знаю, мало ли... Но у меня есть еще одна чудесная новость! – возопила пани Кульвец. – Скоро дают бал в честь русского императора, и кому-то из светлых голов пришло на ум устроить в зале живую статую — Польшу в женском образе, в цветах и венках. И Польша сия будет подавать его величеству хлеб да соль. Я уже все придумала: платье в римском стиле, на плече брошью прихватить складочки, руки обнажены, тонкая-тонкая шаль… А цвет … примула или gris de perle. (жемчужный серый) И окантовка лентой помпадур, узкой, с розочками… и кружева… Пржанский напряженно уставился на Болеславу, пытаясь поймать в ее речи паузу, чтобы вставить вопрос. Поскольку сделать это в ближайшую четверть часа ему не представилось возможным, он пошел ва-банк. — Нет, только не о кружевах, Бася! Уволь! К чему ты описываешь это? Не хочешь ли сказать, что сию живую статую будешь представлять ты? — Так об этом я и твержу тебе, Мирек! — пани даже вскочила с софы и будь девчонкой, вероятно бы запрыгала на одной ножке. — Ты твердишь о лентах и кружевах, — напомнил ей Пржанский. — Но как же, платье… я же еду к портнихе, а по пути заскочила к тебе, узнать, почему ты так жесток со мной и рассказать эту новость. Но мне пора… — заспешила она. — Подумай, что может из этого получиться, а? Кстати, ты ведь будешь сегодня на приеме у пана***? Там и увидимся... Она чмокнула Казимира в щеку, схватила шляпку, и через мгновение в гостиной остался лишь терпкий аромат ее духов и нечто необъяснимое словами, что витает в воздухе там, где только что присутствовала красивая женщина. Принесенное ею известие заставило Пржанского на какое-то время забыть о Митяеве, загадочном письме и неизвестном с запиской. Бася в роли Польши, подносящая хлеб-соль русскому императору — здесь имелись захватывающие дух перспективы, которые стоило обдумать. И поделиться ими с Вестхофом, мрачно напомнил себе Пржанский. Решив, что визитеров на сегодня достаточно, и отложив насущные дела до вечера, который был занят приемом в доме упомянутого Болеславой пана***, Пржанский приказал седлать коня, облачился в темно-зеленый фрак, светлые панталоны, водрузил на темные кудри цилиндр и пустился верхом по пыльному грунтовому Трокскому тракту в сторону Закрета, где воды реки Вилии, пробивая себе путь, сотворили два крутых поворота, словно огромная змея изогнула в две петли гибкое тело. Пан Казимир придержал жеребца на вершине холма, с восточной стороны которого открывался весь город, с его черепичными крышами, шпилями и башнями костелов, с без малого тридцати саженной колокольней православного Свято-Духова монастыря, а на север, в сторону Лукишской базарной площади, и на запад, к пограничной заставе, плавно спускались сады и огороды. Не то, чтобы Пржанский хотел полюбоваться красотами родного города, но всегда делал здесь остановку, по неясным ему самому причинам. Затем, выбравшись на простор широкой тропы, что извилистой лентой пролегла через сосновый бор Закрета, он пустил коня галопом, чтобы охладить разгоряченную размышлениями голову быстрой ездой, которую любит каждый поляк. На обратном пути случилось небольшое происшествие. Довольный прогулкой жеребец ступил в лужу, обрызгав прохожего, который, ничуть на то не сердясь, остановился, стащил с головы картуз, поклонился, расплывшись в улыбке, и произнес по-русски, растягивая слова: – Здравствуйте, ваше благородие. Какой упоительный сегодня выдался денек, не правда ли-с? Пржанский, бегло оценив дешевый, но добротный с претензией сюртук прохожего, вглядевшись в его слегка одутловатое, окаймленное густыми бакенбардами лицо, знакомого в нем не признал, извинительно кивнул и продолжил путь, размышляя, встречал ли он когда-либо этого человека, и отчего тот решил с ним заговорить. Впрочем, он вскоре забыл о нем, как о мелочи, не стоящей внимания.
apropos: Хелга Вот и Бася - еще одна болтушка на головы наших кавалеров. Интересно, какую женщину не вдохновят новые наряды? (Риторический вопрос). Хелга пишет: Пару, не больше, если что, думаю. Ну... лет тридцати - вполне может быть, как мне кажется. А там - плюс-минус год-другой - уже неважно.
Klo: apropos, Хелга Ой, какой Казик-Мирек неосмотрительный! Такую даму - да в агенты! Хотя кто знает, что там скрывается под этими кружевами-локонами! Я бы хотела "посмотреть" на встречу этих двух героинь!
MarieN: Хелга Хелга пишет: Гостиная на сей раз превратилась в цветущую клумбу, поскольку на софе расположилась прелестная во всех отношениях пани Да, наступила у пана Казимира полоса везения, информация сама к нему в дом приходит, теперь в лице такой прелестной пани. Просто диву даешься насколько оказывается болтливы офицеры, чтоб произвести впечатление на даму расскажут во всех подробностях про свои дела на службе, и для полноты картины еще и с собой, как на прогулку повезут.
Юлия: Хелга Кака Бася! Klo пишет: Такую даму - да в агенты! Хотя кто знает, что там скрывается под этими кружевами-локонами! Вот-вот. Хелга пишет: Впрочем, он вскоре забыл о нем, как о мелочи, не стоящей внимания. Не дал ли маха наш ясновельможный пан? Господин-то пренеприятнейший нарисовался, как бы неприятностей от него не получить. apropos пишет: Ну... лет тридцати - вполне может быть, как мне кажется. Да оставьте его, как есть. Вот же взялись кромсать да старить. И так он хорош. Очень славный возраст - все на подъеме.
Хелга: MarieN пишет: Просто диву даешься насколько оказывается болтливы офицеры, чтоб произвести впечатление на даму расскажут во всех подробностях про свои дела на службе, и для полноты картины еще и с собой, как на прогулку повезут. Рядом с красивой женщиной мужчины расслабляются и теряют чувство ответственности. Не все, конечно. Юлия пишет: Не дал ли маха наш ясновельможный пан? Кто знает, кто знает... Юлия пишет: И так он хорош. Очень славный возраст - все на подъеме. Ну да, молодые, сильные. Палевскому - генералу сколько годков было в 1812?
apropos: Девочки! Хелга пишет: Палевскому - генералу сколько годков было в 1812? Ох, не помню - 32 или 34. А я с продолжением. Глава IV Барон Вестхоф также получил приглашение на прием к пану***, куда прибыл с небольшим опозданием. Войдя в ярко освещенный дом, он поднялся по парадной лестнице и на миг задержался у зеркала: благодаря усилиям Леопольда, шишка – подарок от госпожи Щербининой – почти рассосалась, на ее месте остался ныне тщательно припудренный синяк. Поприветствовав хозяев вечера, барон затем произвел рекогносцировку на местности, отметил нескольких особ, с коими было бы небесполезно пообщаться, а также пана Пржанского, ведущего довольно энергичную беседу с дамой яркой внешности и, по всей видимости, темперамента. Вестхоф предпочитал не касаться деловых вопросов в публичных местах, но до него дошли слухи о том, что полиция интересуется всеми, кто сталкивался с убитым штабс-капитаном в последние часы его жизни. Среди прочих упоминалось и имя Пржанского, который, как говорили, накануне убийства играл в карты с погибшим офицером. Посему барон решил воспользоваться оказией, дабы удостовериться, что пан Казимир не имеет никакого отношения к известному прискорбному случаю. Дожидаясь, пока поляк отделается от своей пылкой дамы, Вестхоф обсудил последние политические события с неким именитым сановником, узнал новые войсковые сплетни от знакомого гвардейца и был представлен паре штабных офицеров. Последние представляли для него особый интерес не только в качестве возможных информаторов о состоянии дел в штабе русской армии. Барона весьма занимала личность «Невидимки», как он про себя называл агента, служившего в Главном штабе армии и доставлявшего ему копии весьма важных документов. Невидимка был завербован нынешней зимой в Петербурге кем-то из людей французского посланника. Имя агента содержалось в глубокой тайне, и даже Вестхоф, получая шифрованные послания на конспиративный адрес, не имел представления, от кого они исходит. Подобная ситуация крайне не устраивала барона, поскольку он всегда предпочитал знать, с кем имеет дело, и держать все нити в своих руках. Несколько раз Вестхоф пытался выследить посланников Невидимки, но все они окончились неудачей. В итоге погоня за сиим агентом превратилась у барона в своего рода азартную игру. Тот был хитер и осторожен, но Вестхоф не отчаивался, обладая отменным терпением, хладнокровием и расчетливостью. Нынче Невидимка вместе с Главным штабом находился в Вильне, и сейчас, беседуя с офицерами и наблюдая за ними, Вестхоф прикидывал, кто из них мог подойти на роль агента, и несколько имен уже были им помечены вопросительными знаками. Увидев, что Пржанский наконец остался в одиночестве, Вестхоф подошел к нему. – Добрый вечер, пан Казимир. Вижу, вы пользуетесь популярностью у представительниц прекрасного пола, – сказал барон, показал глазами на уединенную полукруглую нишу, в которой стояла статуя обнаженной то ли наяды, то ли сильфиды, и, не торопясь, направился к облюбованному месту. Пржанский почти сразу заметил среди гостей барона и мысленно пожелал ему всех возможных невзгод. Приметил он и замаскированный синяк, злорадно озадачившись, где аккуратный немец мог его заполучить. Неужели повздорил с кем? Или в подпитии столкнулся с твердым предметом? И то и другое представить было непросто, но так или иначе наличие синяка свидетельствовало, что хладнокровие немца не спасает его от неприятностей. Пржанскому не слишком хотелось сейчас разговаривать с бароном, – разве что поинтересоваться о происхождении синяка – но по взгляду соратника он понял, что беседовать придется. Да еще и Бася налетела орлицей. В результате ироническое замечание Вестхофа мгновенно и окончательно вывело пана Казимира из себя, и он не удержался от резкого ответа. – Возможно, вечер и добрый, господин барон... А что касается моей популярности, то, будучи человеком неженатым, могу позволить себе полюбезничать с дамами, что, по всей вероятности, не чуждо и вам? – Не чуждо. Всегда с удовольствием любезничаю с дамами, – спокойно ответствовал барон. – Разве что стараюсь избегать слишком болтливых и любопытных женщин. Сказал и про себя скривился: освободиться от общества неумеренно болтливой и очевидно любопытной соседки, в недобрый для него час занесенной в Вильну и поселившейся в том же доме, у него самого получалось не слишком удачно. – Говорят, вы общались с убитым офицером накануне его гибели, – продолжил он, резко прекратив обмен «любезностями», и в ожидании ответа с видом скучающего светского завсегдатая принялся наблюдать за оживившимися гостями – лакеи начали разносить шампанское и прочие напитки. «Немец, как свет свят, поляку не брат», – недобро подумал пан Казимир, пригладил ус, который и не думал топорщиться, и ответил вполголоса, глядя не на барона, а на статую обнаженной богини: – Весьма неприятное дело. В тот вечер у Миллера раскинули партию в бостон, и случилось так, что те, кто играл с этим Митяевым, оказались последними, кто его видел живым. – Смею ли я надеяться, что вы, пан Казимир, с этим офицером не ссорились и никаких других дел не имели? – спросил барон, учтиво улыбаясь и кивая знакомым, дабы создать для случайного стороннего наблюдателя видимость светской беседы ни о чем. Про себя Вестхоф просто досадовал, что Пржанский по пустой случайности попал в поле зрения полиции, так же как и он сам, благодаря милейшей соседке с трудновыговариваемым именем. – Разумеется, нет! – процедил сквозь зубы Пржанский, – не ссорился, никоим образом. Вы не находите, барон, что у этой красотки тяжеловаты бедра? – кивнул он на статую. – Предпочел бы более плавную линию... Барон бросил машинальный взгляд на крутые бедра мраморной богини, мысленно было согласился с Пржанским, но от его внимания не ускользнуло внезапное раздражение собеседника. «Что так взволновало пана? – насторожился Вестхоф. – Вряд ли его рассердили, пусть и не совершенные, формы женского изваяния. Опять же, как говорится, каждому на свой вкус... До чего несдержанный народ, эти поляки...» Барон слегка вздохнул, поправил накрахмаленный манжет сорочки, выглядывавший наружу из рукава сюртука ровно настолько, насколько положено, и с возросшим интересом посмотрел на пана Казимира. – Значит – разумеется, нет? Он почувствовал – что-то не ладно, а интуиция редко его подводила. – Рассказывайте, пан Казимир, в чем дело, – сказал Вестхоф ледяным тоном. – Тяжеловаты, однако, – повторил Пржанский и попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой и невеселой. – Сей офицер попался мне на крючок и уже пару месяцев снабжает штабными документами. Кхм… Вы видели копии, – одними губами добавил он. Если Вестхоф и был поражен известием, это было нелегко заметить. Врожденное – или благоприобретенное, выработанное годами хладнокровие всегда выручало барона. Вот и теперь он просто медленно поворотился к Пржанскому, упорно изучающему округлости статуи, и вперил в него немигающий взгляд. – Вот как, стало быть. – Я… пожалуй, выпью. Не желаете? – пробормотал Пржанский. Не дожидаясь ответа собеседника, пан Казимир добрался до подноса и вернулся в нишу с бокалом шампанского, отпил добрый глоток и сжал тонкое стекло так, что оно тихо хрустнуло, прижатое массивным ободком перстня с гранатом. Осторожно разжав пальцы, он перехватил бокал за ножку – тонкий хрусталь был испорчен трещиной. Вестхоф ждал, скользя равнодушным взглядом по залу. – Стало быть, дело становится запутаннее и опаснее... для всех нас. Надеюсь, он не знал, что работает на вас? Пан Казимир поставил поврежденный бокал на пьедестал к ногам несовершенной богини. – Разумеется, барон. – У вас имеются какие-либо соображения? Пржанскому очень хотелось спросить, каким образом сам Вестхоф оказался на месте происшествия возле тела убитого, и нещадно жалел, что не может сделать этого. Ничего, еще не вечер, господин барон. – Я кое-что предпринял… – начал он. – Обсудим позже и в другом месте, – оборвал его Вестхоф и весьма вовремя, поскольку к ним направлялась миловидная дама в шелковом муаровом платье цвета помпадур[1], утопающем в зеленых лентах и пышных кружевах. На локте у нее висел уже знакомый барону ридикюль – невообразимое изделие, представляющее собой внушительного размера мешок из фиолетового бархата и бахромы, на котором, в обрамлении громадных ранжовых роз, блистал расшитый бисером изумрудный павлин с ослепительным хвостом. Даму сопровождал высокий сухопарый, мрачноватый на вид офицер. ----- помпадур - темно-розовый.
apropos: Хелга пишет: компания все насыщенней. Кстати, да, все новые и новые персонажи появляются (как тараканы изо всех щелей ), и чет конца и края этому нет. Хелга пишет: Кто же эта красотка в муаре? Как говорится, угадайте с трех раз.
Хелга: apropos пишет: Кстати, да, все новые и новые персонажи появляются (как тараканы изо всех щелей ), и чет конца и края этому нет. А дальше что будет, аж страшно. Как бы читатели не утонули в наших персонажах. apropos пишет: Как говорится, угадайте с трех раз. Дык, похоже, это она?
apropos: Хелга пишет: Как бы читатели не утонули в наших персонажах. Надеюсь, что разберутся. В таких случаях - массовых сценах скопления персонажей, всегда почему-то вспоминаю начало ВиМ - прием у Анны Шерер, где мало того, что полно действующих лиц, так еще на двух языках.
Хелга: apropos пишет: В таких случаях - массовых сценах скопления персонажей, всегда почему-то вспоминаю начало ВиМ - прием у Анны Шерер, где мало того, что полно действующих лиц, так еще на двух языках. Там ужас-ужас. К тому, что, если исходить из мысли, что читателя стоит зацепить сразу в начале книги, то в ВиМ Лев Николаевич сделал с точностью до наоборот. Как мне кажется.
apropos: Хелга пишет: Лев Николаевич сделал с точностью до наоборот. Как мне кажется. Ну, поскольку я к нему неровно дышу (как к писателю, разумеется), меня та сцена никогда не пугала, даже когда читала в первый раз. Было интересно.
Klo: apropos пишет: А я с продолжением И это правильно! Как интересно: темпераментную собеседницу поляка барон почти и не заметил, а вот миловидную "радужную" даму рассмотрел во всех подробностях
полная версия страницы