Форум » Произведения в соавторстве » Виленские игры » Ответить
Виленские игры
Хелга: Виленские игры Авторы: Apropos, Хелга Жанр: авантюрный исторический шпионский роман Время действия: весна 1812 года Место действия: Вильна
MarieN: apropos Сложная задача стоит перед Александром, столько советчиков вокруг. Кому поверить, на кого опереться? apropos пишет: – Я делаю вид, что прислушиваюсь к мнению каждого, что ценю их знания, опыт и рвения, раздаю им чины и награды, – в голосе государя послышалась обида, – они же требуют все большего и большего… маленький может быть тапок, может быть "опыт и рвение" Александр Первый внимательнейшим образом слушал доклад своего военного министра генерала графа Барклая де Толли – Какими вы видите наши действия? – Я по-прежнему придерживаюсь стратегического плана, о котором писал вам… – Да, да, – кивнул государь, – и мы его приняли, но… – Оборонительно-отступательная тактика, ваше величество. Надо отдать должное, что благородства, решительности и уверенности Барклаю не занимать, всю ответственность готов взять на себя. – Вы готовы поступить благородно, генерал, – ласково сказал он, – но я не имею права отдать вас на растерзание общественного мнения, а оно последует – и в весьма предсказуемом ключе. Я выдержу все ради того, чтобы наша армия, а, следовательно, и Россия, и мой император были спасены, а враг разбит. А он будет разбит, ваше величество.
apropos: Всем спасибо! bobby пишет: Читаю с интересом. Это славно. MarieN пишет: Надо отдать должное, что благородства, решительности и уверенности Барклаю не занимать, всю ответственность готов взять на себя. Мы с Хелгой его любим. Я еще в Водовороте попыталась его реабилитировать, а тут уж совсем развернулись. MarieN пишет: может быть "опыт и рвение" Ага, спасибо большое!
Молли: Ой, мамочки! Дух захватило! apropos пишет: Дык оно самое, очередной роман века совместного производства. Леди-авторы Я тоже на лавочке читающих-ожидающих продолжения.
MarieN: apropos пишет: Мы с Хелгой его любим. Это просто замечательно и очень чувствуется. Присоединяюсь. Маленький такой вопрос. В описанный момент разговора с Александром Первым (апрель 1812 г.), Барклай де Толли не был графом. Графский титул ему будет пожалован позже за победу под Лейпцигом и др. только в 1814 г., по крайней мере так написано в Википедии. Может быть у вас другие сведения, или это желание автора? Все таки вы пишите исторический роман, а не биографию Барклая де Толли.
apropos: Дамы! Молли пишет: Дух захватило! Уже?! MarieN пишет: Присоединяюсь. MarieN пишет: Может быть у вас другие сведения, или это желание автора? Ну какие там сведения или желания... *посыпая пеплом голову* Просто позорный ляп. Конечно, титула у него еще не было, это я опростоволосилась. Ужасно благодарна за такой чудесный тапок, который не столько тапок, сколько настоящий подарок авторам! Побежала исправлять!
apropos: *** Третья встреча, о коей упоминалось прежде, по странному совпадению произошла тем же днем и часом, что и две первые. В Вильне, в неприметном домишке по Цветному переулку, находилось двое господ, чьи манеры, речь и изысканная одежда указывали на принадлежность к высшему обществу. Но обсуждали они отнюдь не светские новости, дела своих поместий, лошадей, женщин или политику, коя в последнее время занимала главенствующее положение в досужих разговорах. – Будете получать от меня указания и поступать сообразно, пан Казимир, – говорил один из них, по виду типичный немец с холодными бледно-голубыми глазами, большим шишковатым лбом и редкими белесыми волосами, не по моде гладко зачесанными назад. – Вы что-то путаете, господин барон! – с горячностью, столь присущей представителям гордой польской шляхты, возразил его собеседник. Он криво улыбнулся, подкрутил пышные усы и уже спокойнее добавил: – Речь шла о нашей совместной, – пан Казимир выделил последнее слово и даже повторил его, – совместной деятельности. Вы нуждаетесь в моей помощи по налаживанию работы в Литве, я же, разумеется, готов оказать вам в том поддержку, учитывая мои связи и возможности. На столь вызывающий ответ светлые глаза немца на миг опасно блеснули и полузакрылись, придав лицу их владельца сонное выражение. Он определенно не собирался вступать в распри с поляком, который, словно только того ждал и нарочно его провоцировал. – Разумеется, окажете, вельможный пан, – по губам барона пробежала едва заметная усмешка. – Даже не сомневайтесь. И я никогда ничего не путаю, – веско добавил он. И, не давая вновь разгорячиться своему собеседнику, продолжил холодным деловым тоном: – Вашим агентам надобно продолжать собирать сведения о дислокациях русских военных частей, их численности, вооружениях, о количестве арсеналов, парков и магазинов с продовольствием и фуражом. Все данные будете передавать мне для обработки и шифровки, после чего по своим каналам переправлять в Варшаву некоему лицу, которое я вам назову. – А что прежний связной? – насторожился пан Казимир. – Мы с ним работаем уже около года, не было причины ему не доверять. – Ситуация изменилась, – после некоторой паузы ответствовал барон. – Русские активизировались, разослали повсюду своих агентов, в том числе в Варшаву. Пришлось временно отстранить от дел некоторых наших людей во избежание провала и назначить других на их место. – Там становится горячо, – пробормотал поляк, лихорадочно прикидывая, как эти перемены могут отразиться на нем самом и его подручных. – Здесь будет не менее жарко, – барон аккуратно положил ногу на ногу и откинулся в кресле, не преминув тщательно разгладить чуть примявшийся манжет сорочки. «Немец, педант и аккуратист, пся крев», – подумал пан Казимир, наблюдая за движениями гостя. – У вас есть для меня что-то сейчас? – спросил тот. Пан Казимир зашуршал бумагами, вытаскивая из кармана сложенные листы, разворачивая их и просматривая перед тем, как передать гостю. – Сведения о пехотном корпусе в районе Оржишек и Янова, – перечислял он. – Еще один корпус в районе Олкеника, гвардейский в Свенцянах… Указаны командующие, количество пехоты, кавалерии и пушек… Скоро прибудут данные по кавалерийскому корпусу в Сморгони и Лебиоде… – Неплохо, неплохо, – барон стал изучать переданные ему материалы. «Без меня вы – со всем своим чванством – ничего не стоите, милостивый государь», – удовлетворенно подумал пан Казимир, несколько смирившись с тем положением, в каком оказался в связи с приездом этого чинуши. – Еще по поводу планов русского командования, которые, как я полагаю, имеют немаловажное значение для Франции, – продолжил он, окрыленный собственными успехами. – Недавно мне удалось привлечь к сотрудничеству офицера Главного штаба… – Да-с? – барон оторвался от бумаг и бросил на поляка заинтересованный взгляд. – И что вы предполагаете от него получать? – Стратегические планы русских на случай войны, – с важностью изрек пан Казимир, жестом фокусника извлек еще одну бумагу и помахал ею перед бароном. – Это копия служебной записки, посланной военным министром командующему первым пехотным корпусом… Немец взял протянутый ему листок, на котором корявым почерком с убегающими вниз строчками было написано: «Воен.министр – гр.Витгенштейну, 3 апреля с.г. По существующим обстоятельствам корпус вашего сият-ва при операциях не может далеко следовать во внутрь Пруссии, а первым предметом будет вашего корпуса занятие Мемеля; почему рекомендую вашему сият-ву для сего составить отряд войск…» [3] Далее следовало перечисление определенных батальонов, начиная от пехоты и заканчивая казаками, которым предписывалось выдвинуться ближе к границе и затаиться до особого на сей счет распоряжения. – Очень хорошо, – одобрительно кивнул он и стал складывать бумаги. – Как вам пришлась квартира? – спросил пан Казимир. Перед приездом из Петербурга барон Вестхоф связался с ним и поручил подыскать для себя жилье в Вильне, а также доверенного человека, через которого намеревался здесь держать с кем-то связь. Пан Казимир весьма желал узнать, для чего немцу понадобилась сия дополнительная конспирация. Поэтому, когда услышал, что тот вполне доволен квартирой, не удержался и спросил: – Тот тайный адрес, что я вам послал… Понадобятся ли там мои посыльные или… – Не утруждайте себя и своих людей по этому поводу, вельможный пан, – холодно отрезал немец и встал, давая тем понять, что разговор закончен. Через несколько минут барон Вестхоф проулками вышел на Завальную улицу, направляясь в сторону видневшихся неподалеку куполов церкви Всех Святых, что расположена на Рудницкой улице, где находилась снятая им квартира. Проводив гостя, пан Казимир также покинул тайное пристанище, сел в поджидавший его неподалеку экипаж и отправился домой. ------ [3] Здесь и далее: документы взяты из сборника «Отечественная война 1812 г. Переписка русских правительственных лиц и учреждений. Подготовка к войне в 1812 г.». СПБ., 1909.
Юлия: Хелгаapropos apropos пишет: Дык оно самое, очередной роман века совместного производства. Я трепещу - поднять такую историческую махину! Несметное количество фактов, психологические портреты исторических личностей... Авторы, снимаю шляпу. Хелга пишет: Не был бы хитрецом, не завоевал бы полмира. Может быть, даже гений. MarieN пишет: Надо отдать должное, что благородства, решительности и уверенности Барклаю не занимать Уж точно. Только благородство не распространяется на население тех самых Западных земель. Тактика выжженной земли обрекает местных жителей на вымирание. Но в России такие мелочи, как жизни людей, обычно не идут в расчет у великих. Колоритные шпиёны. С поляком понятно, а вот немец на стороне французов удивил. Но будем ждать развития сюжета. Может быть, он только прикидывается. Хелга пишет: Апрельская ночь была прохладна и хороша свежим воздухом, и запахом вступающей в свои владения весны Лишняя запитая.
MarieN: apropos Огромное спасибо за продолжение. Пан Казимир, барон Вестхоф, я надеялась что они будут присутствовать в вашем повествовании, и, просто нет слов, чтоб выразить мои чувства от того что они появились. Очень надеюсь что этим не ограничится число персонажей из "Вильны, 1812". Очень жду, хотя, конечно, все это только по желанию авторов. А за этих господ, большое спасибо, они очень колоритны. Еще бы их первое свидание как-то вспомнить? Читала, с большим удовольствием, просто умопомрачительно смешно. Юлия пишет: Только благородство не распространяется на население тех самых Западных земель. Это, конечно, так, но что было делать? Давать сражение на границе, и потом позорный мир? Это было очень трудное решение, но другого выхода не было. Конечно людей жалко, и я бы никаким образом не хотела оказаться на их месте. Но это закон войны, кем-то приходиться жертвовать. И в конечном итоге эти земли остались в России. И, в данном случае, благородство, мужество, верность долгу, состоит именно в том, что Барклай де Толли взял на себя всю ответственность за столь не популярное решение. Он понимал, что другим манером победить Наполеона, почти невозможно. apropos пишет: Ужасно благодарна за такой чудесный тапок, который не столько тапок, сколько настоящий подарок авторам! Всегда, пожалуйста, и опять же, признаюсь в любви к Барклаю де Толли, пока еще не графу, и не князю.
Хелга: Юлия пишет: Несметное количество фактов, психологические портреты исторических личностей... Так тонем, просто тонем. Материалов масса, хочется все прихватить... Юлия пишет: Только благородство не распространяется на население тех самых Западных земель. Тактика выжженной земли обрекает местных жителей на вымирание. Увы, война страшное дело. apropos пишет: Конечно, титула у него еще не было, Но все равно он был дворянином. Но тапок классный! MarieN пишет: А за этих господ, большое спасибо, они очень колоритны. Мы их очень любим. Молли пишет: Дух захватило! Приятно слышать. Дальше - больше. MarieN пишет: и опять же, признаюсь в любви к Барклаю де Толли, пока еще не графу, и не князю. Фигура несправедливо отодвинутая в тень, хотя памятник ему, справедливости ради, стоит на почетном месте, возле Казанского в Петербурге. Кутузову отдали лавры победителя, а Барклай оказался на вторых ролях, хотя именно ему досталось самое тяжкое - ответственность и спасение.
Скрипач не нужен: Дамы! Какая нас ждёт многослойная и богатая вещь! Юлия пишет: Я трепещу - поднять такую историческую махину! Несметное количество фактов, психологические портреты исторических личностей... Авторы, снимаю шляпу. Присоединяюсь и подписываюсь! Юлия пишет: Только благородство не распространяется на население тех самых Западных земель. Тактика выжженной земли обрекает местных жителей на вымирание. Но в России такие мелочи, как жизни людей, обычно не идут в расчет у великих. И к этому. Те же мысли, когда читала. Чудная тактика. Всё выскрести, отлично понимая, что французы доскребут последние крохи совсем до дна. Это верная смерть огромной части населения. Ну да. "Бабы ещё нарожают"
apropos: Всем спасибо! Юлия пишет: поднять такую историческую махину! Ну, это только попытка, а как она поднимется, еще вопрос. Юлия пишет: Колоритные шпиёны. С поляком понятно, а вот немец на стороне французов удивил. Немцы тоже разные бывают, да и обстоятельства... MarieN пишет: Еще бы их первое свидание как-то вспомнить? Это Немецко-польский экзерсис имеется в виду? Не, ну там сюр такой... А тут у нас все серьезно. Ну, почти все... Этот роман мы стали писать, потому что полюбили своих персонажей в игре и не смогли с ними просто так расстаться, хотелось дописать таки историю, тем более и время интересное, и сама ситуация. Юлия пишет: Только благородство не распространяется на население тех самых Западных земель. Скрипач не нужен пишет: Чудная тактика. Всё выскрести, отлично понимая, что французы доскребут последние крохи совсем до дна. Очень понимаю ваши эмоции, но война - дело такое, что страдания и смерти, в том числе, мирного населения, увы, неизбежны. Барклай - военный министр, его обязанность - разрабатывать стратегические и тактические планы на случай войны и стремиться к победе над противником, а не к поражению. Не, можно, конечно, умыть руки и уйти в отставку, но и тогда кому-то другому все равно бы пришлось этим заниматься, потому что жизнь бы заставила... У нас в тексте затрагивается этот вопрос (стратегии), но чуть позже. А я пока так тезисно (минут на 40) набросаю вероятности развития ситуации в 1812 году. Война была неизбежна, к сожалению. При этом могли быть такие варианты: 1. Сразу сдаться, подписать мир (второй Тильзит, но на несравнимо худших условиях). 2. Пойти на сражение с Наполеоном - неминуемая гибель десятков (если не больше) тысяч человек - как следствие: армии нет, заключение принудительного мира и соответствующие последствия. 3. Отступление - неминуемое разорение территорий (соответственно и жертвы среди мирного населения), т.к. противник в любом случае кормился бы по пути (600 тыс. - не шутка), но при этом сохранил бы свои силы и численность. И в итоге - его победа, наше поражение. MarieN пишет: Это было очень трудное решение, но другого выхода не было. То-то и оно. И в этом раскладе Барклай проявил себя как блестящий стратег, найдя единственно верный способ победить армию Наполеона и, соответственно, выиграть войну. Хелга пишет: Кутузову отдали лавры победителя, а Барклай оказался на вторых ролях, хотя именно ему досталось самое тяжкое - ответственность и спасение. И он не побоялся эту ответственность взять на себя.
MarieN: apropos пишет: Это Немецко-польский экзерсис имеется в виду? Не, ну там сюр такой... Но сюр просто замечательный, и как игровой эпизод он, по-моему, тоже присутствовал. apropos пишет: Этот роман мы стали писать, потому что полюбили своих персонажей в игре и не смогли с ними просто так расстаться, хотелось дописать таки историю О, за это огромное спасибо. Очень надеюсь на встречу с полюбившимися героями. Заранее выражаю свою благодарность. И с нетерпением жду встречи.
Хелга: Глава 1 22 апреля 1812, Вильна Небеса на западе окрасились в предзакатные тона, словно мастер-живописец плеснул на ультрамариновый фон желти и кармина из огромного ведра. На вершине горы чернел неровный силуэт башни. После шлагбаума дорога втянулась в узкую улицу, и почтовый экипаж в очередной раз тряхнуло на повороте. «Ужели добрались? Слава тебе, господи, до темноты», – Евпраксия Львовна Щербинина с любопытством смотрела в окно кареты. Деревянные домишки вдруг сменялись каменными зданиями, а последние вновь уступали место невзрачным строениям. – Надо спросить, узнать, куда ехать! Темнеет уже! – засуетилась она. – Стой, стой! Корней! Корней! – Не гоношитесь, барыня, – весело откликнулся слуга, – кучер свое дело знает. – Рудницкая улица, дом господина Стаховского! – крикнула Евпраксия Львовна, – скажи ему, скажи, Корней! Слуга и кучер обменялись понимающими взглядами, Корней – мол, вот такая у нас барыня, кучер – да что там, бывает и хуже. В доме по Рудницкой улице, куда стремилась Евпраксия Львовна, квартировал ее единственный сын, прапорщик Александр Щербинин, адъютант управляющего квартирмейстерской частью князя Петра Михайловича Волконского. Преодолев шестьсот верст за неделю – в чем ей помогли добрая подорожная, полученная благодаря влиятельным связям, да собственный живой взрывной характер, – Евпраксия с волнением предвкушала встречу с горячо любимым сыном Шурашей, как его называли домашние. Она задернула шторку, поерзала на сиденье, накинула на плечи шаль, приказала горничной Феклуше подать шляпку, вновь отдернула шторку и выглянула в окно. Карета проезжала перекресток, образованный двумя улицами, острым углом расходящимися от костела с высокой башней-колокольней. Колеса и копыта загремели по булыжной мостовой, и вскоре экипаж остановился. – Прибыли, барыня! – возвестил кучер. Евпраксия подхватила внушительных размеров расшитый ридикюль и толкнула дверцу, которую снаружи уже открывал подоспевший Корней. – Шляпку-то, шляпку, барыня! – воскликнула Феклуша, спеша следом за взволнованной хозяйкой. Последней из кареты вышла Пелагея – кухарка, ее Евпраксия взяла с собой, чтобы покормить домашними разносолами любимого сыночка. Шляпку пришлось надевать на ходу, да еще завязывать ленты, нести ридикюль и застегивать брошь на шали. Возле дома Евпраксия задержалась, осматривая критическим взором добротное каменное здание о двух этажах, ободрительно кивнула и нырнула в проем парадного входа. На второй этаж спиралью уходила лестница, туда и последовала Щербинина, памятуя описание дома, данное сыном в письме. За дверью в квартиру слышался гул голосов. Разволновавшись, словно девушка перед первым свиданием, Евпраксия на мгновение замерла, пытаясь упорядочить дыхание, сбившееся от бега по лестнице и волнения, затем толкнула незапертую дверь. Зрелище, открывшееся взору, заставило ее вновь замереть и на секунды потерять дар речи – из-за чего слова, что она мысленно подготовила для встречи с сыном, были безнадежно растеряны. В комнате расположилась компания молодых офицеров, собравшихся, без сомнения, на дружескую вечеринку, о чем свидетельствовали вольно расстёгнутые мундиры или отсутствие оных, стол, заставленный тарелками со снедью и бутылками. Четверо раскидывали карты за ломберным столиком, один из сидящих на диване перебирал струны гитары, а другой углубился в книгу, еще двое стояли посреди комнаты, увлеченные разговором, который походил на жаркий спор. – Ваш Баррюэль[] – роялист и провокатор, повторяю это и буду повторять, и идеи его ложны. Французская революция была результатом заговора… тамплиеров, что за бред! А подготовка революции заняла у них почти пятьсот лет? Вы сами подумайте, Ушаков, разумно ли утверждать подобное? – пылко провозглашал один из спорящих, высокий рыжеволосый офицер. Его оппонент, не уступая в горячности, начал было живо возражать: – В вас, Сомов, говорит масон и… – осекся на полуслове, узрев нежданную гостью. – Вы по какой надобности, мадам? – Мама-Плакса! – изумленно воскликнул один из офицеров и вскочил со своего места. – Как? Как вы… сюда? Домашние с детства звали Евпраксию Львовну Плаксой отнюдь не за унылый характер – просто глаза ее оказывались на мокром месте и от печали, и от радости. К своим тридцати пяти она так и не научилась хоть отчасти сдерживать слезы. Носовые платки, собственноручно вышитые гладью, крестом и мережкой, стали одним из основных аксессуаров ее гардероба, хотя, кропотливое рукоделие не очень давалось непоседливой Плаксе. Вот и сейчас ее глаза увлажнились слезами умиления. Офицеры повскакивали с мест, набрасывая и застегивая мундиры. – Щербинин, ваша матушка прибыли?! – воскликнул противник Баррюэля. Плакса бросилась к своему отпрыску с возгласом «Шураша, сынок! Как ты вырос!», что произвело несравненный эффект среди присутствующих. Улыбки, разумеется, были старательно упрятаны, но главный герой сцены покраснел, как маков цвет, и громко прошептал, умоляюще глядя на мать: – Я же просил, сколько раз просил, не называть меня так! – Ох, прости, Сашенька, дорогой, это от радости, что вижу тебя! – виновато воскликнула Евпраксия Львовна, обнимая сына. Тот же, стукнувшись подбородком о макушку матери, неловко коснулся ее плеч и отстранил. – Матушка, я рад, но… здесь… – Ах, да, твои друзья, Шу… Сашенька. Представь мне, дорогой, своих приятелей, – Евпраксия промокнула слезы радости вышитым неровной гладью батистовым платочком. Последовала церемония знакомства, из которой выяснилось, что рыжеволосый поручик Сомов, а также прапорщик Ушаков и капитан де Визе проживают на этой же квартире, вместе с ее ненаглядным Сашенькой, остальные же зашли по-дружески в гости. – Господа, прошу вас, не смущайтесь, – засуетилась Евпраксия Львовна, видя, как офицеры после короткой неловкой беседы, засобирались к выходу. – Мы с дороги, но с угощением. Шу… Александр Захарович, распорядитесь подать чаю, а у нас и мед древковский липовый и варенье всякое есть. Чай он завсегда полезней вина. Есть ли самовар в доме? – Самовар есть, но благодарствуем, как-нибудь вдругорядь, вы с дороги устали, а у нас тут полнейший кавардак, – сказал Сомов. – Идемте, господа, у Миллера нынче должно быть славно. А вы, Щербинин, оставайтесь, матушка по вам соскучилась, – добавил он, похлопав по плечу смущенного Александра. – А я бы и чаю отведал, – заявил лысоватый невысокого роста офицер, который казался самым старшим по возрасту из компании. – Идемте, идемте, Митяев, негоже мешать матери с сыном повстречаться, – хором вразумили его сотоварищи и заспешили собираться. – Шураша… Сашенька! – заворковала Евпраксия, когда комната опустела – остались лишь разбросанные повсюду вещи, да неубранный стол. – Как ты похудел, осунулся! Вырос! – Мама-Плакса, я уже не расту, ну что вы, право! – отбивался восемнадцатилетний отпрыск. – Как, зачем вы приехали? Здесь армия, служба, ваше присутствие… Он осекся, понимая, что говорит грубости в отчаянии от неуместного и нежданного появления родительницы. Он любил мать, но предпочел бы встретиться с нею в родовом имении Древково под Новгородом, где с удовольствием бы на время обратился в бездельника-сына, окруженного заботой, но не здесь, в Вильне, где был мужчиной и воином. Плаксу, напротив, вовсе не волновали подобные нюансы. Она ринулась вслед за командированным в Вильну сыном, едва получила от него первое письмо – не сидеть же в имении, когда нужно быть рядом. Весь Петербург и вся Москва, как говорили, направились сюда, мамаши повезли дочерей на выданье в надежде обручить их в Вильне, где в эти апрельские дни 1812 года собрался весь цвет молодых и не очень офицеров, потенциальных мужей. Евпраксия Львовна не могла допустить, чтобы ее Сашенька остался без родительского пригляда в столь опасной обстановке – мало ли какая барышня вскружит голову неопытному мальчишке. «Красавец, красавец, мой Шураша, – думала Евпраксия, с удовольствием разглядывая сына, – возмужал, и эта легкая худоба его красит, хотя, наверняка, мальчик плохо питается… и балуется вином с приятелями». Она неодобрительно взглянула на бутылки, что стояли на столе. Сын перехватил ее взгляд. – Мама-Плакса, сегодня отмечали… отмечали, впрочем, неважно, я сейчас велю все убрать. Я… э-э-э… рад, что вы приехали. – Ты здоров? Как ты здесь устроился? Где твоя комната? Стало быть, ты живешь с приятелями, как их… Сомов и… – Ушаков и де Визе, – напомнил Александр. – Вы где-то остановились? Нашли квартиру? – Что ты, Сашенька, я же сразу к тебе, по адресу, мы только что прибыли! – Гм… – пробормотал Щербинин. – Боюсь, вам будет нелегко найти здесь жилье, в городе квартирует целая армия, да и штатских полным-полно. – Вот как? И что же делать? Неужели не найти приличную квартиру? – Приличную как раз и не найти… – Тогда я… – Оставьте, матушка, – перебил Евпраксию сын, подозревая, что бурная энергия матери способна нанести урон уже поселившимся в городе ничего не подозревающим приезжим. – Вы останетесь здесь, на этой квартире, она удобна и достаточно просторна, а приятели мои… я переговорю с ними… думаю, согласятся переселиться в другое место. Офицерам проще сыскать жилье. – Ты уверен в этом, Шураша? Милый, милый мальчик! А твои приятели не станут сердиться на тебя? Впрочем, я сама с ними поговорю и отблагодарю… – Ох, нет, нет, я сам разберусь, матушка! Плаксе ничего не оставалось, как всплакнуть и смириться, не без чувства неловкости перед невинно пострадавшими товарищами сына. Впрочем, ее деятельная натура не позволяла надолго предаваться сомнениям. Она осмотрела квартиру, распорядилась подать самовар, принести и распаковать съестные припасы и деликатесы, привезенные с собой из Древково. Феклуша была призвана убрать со стола, а сама Евпраксия Львовна продолжила выспрашивать у сына подробности его жизни здесь, в Вильне. – Где же вы столуетесь, сынок? Хороша ли здесь кухарка? Я спрашивала в письме, но ты так и не ответил. – В трактирах, недурно готовят, в «Четырех нациях» либо в «Литовце». – Ох, как же недурно, это в трактире-то! Я привезла с собой Пелагею, будешь теперь питаться дома. – Что вы, мама-Плакса! Я на службе занят, мне недосуг. – В трактир ходить время есть, так и домой придешь, подождет служба. Ах, какой ты взрослый, Шураша, – вздохнула она, глядя на сына увлажнившимися глазами. – Право же, маменька… – И частенько вы так собираетесь с товарищами, Шураша? – продолжила Плакса, трогая струны гитары, оставленной на диване. – Это чья гитара? – Стоврича, – отвечал Шураша. – Он славно играет, и романсы сам сочиняет. – А карты? Ты в карты играешь, Шураша? – Все офицеры играют, мама-Плакса, это comme il faut! – Если без излишнего азарта, а умеренно, Шураша. Ты же помнишь, как дядюшка Зворыгин проиграл в карты свое имение и всех дворовых в придачу! Сгубила его эта страсть, напрочь сгубила. Не переставая задавать вопросы, и время от времени сама на них и отвечать, Плакса провела пальцами по струнам гитары, извлекая вполне гармоничный аккорд, сложила в колоды карты, рассыпанные по ломберному столику, посетовав, что не хватает бубнового короля и пиковой дамы, полистала книгу, брошенную на диване, прочитала вслух строки, попавшиеся на глаза: Comme ils buvalent, arrive a tire-d’aile L’oiseaur divin qui porte Jupiter…[] – Что за сочинение? Вот ведь придумают… – Мама-Плакса, право же, – Шураша вытащил книгу из рук матери. – Вы не понимаете… Это гениальная поэма! «La guerre des dieux» Эвариста Парни![] Он опровергает основы, описывая битву старых и новых богов. – Ох, Шураша, основы легко опровергать, как бы без них вовсе не остаться. Я смотрю, твои товарищи горазды почитать. Я тоже люблю читать, но ты же знаешь, как нелегко найти хорошую книгу. Но недавно прочла французский роман, не так, чтобы очень, но весьма… Роман был довольно фривольным, и Плакса осеклась на своем «весьма». – Пойду потороплю с самоваром, – сказал Шураша, с удовольствием глянув на горшочки с вареньями и медами, которые горничная выкладывала из дорожного плетеного сундучка. – Феклуша, липовый, липовый открывай, а варенье крыжовенное, Шурашино любимое, – распорядилась Плакса, поднимая лежащую на полу книгу. К ее удивлению, это оказался тот самый фривольный роман, который она только что упоминала, «Les aventures du cavalier Morseryac, décrites par lui-même».[] Ища, куда бы положить его, подальше от глаз сына – хоть и прапорщик, и служит, а все же отрок, негоже ему такие книги читать, обнаружила в углу комнаты бюро красного дерева, довольно роскошное для общей скромной обстановки. Имелись здесь и отточенные перья, и чернила, и стопка чистой бумаги. «“Traite des grandes operations millitaires” par le general baron de Jomini»[], – прочитала она название одной из книг. «Вот это другое дело, серьезное сочинение, – сказала вслух. – Но сколько же народу гибнет в этих великих операциях. Ох, не пересчитать». Стала прятать легкомысленный роман под серьезный, вышло неловко – уронила книги, а следом и какие-то бумаги рассыпались. Едва собрала, сокрушаясь своей неуклюжестью, раздался стук в дверь. Плакса, оставив свои занятия, ринулась туда, подумав, что несут самовар, но вместо ожидаемых Шураши и Корнея, явился один из офицеров, лысоватый – тот, который пожелал остаться на чаепитие. – Вернулись чаю отведать? – спросила она, не в силах вспомнить его имя. – Сейчас подадут, располагайтесь. – Благодарю покорно, я бы с радостью, да приятели ждут, недосуг, – отвечал вошедший. – Трубку вот забыл в суматохе, а без трубки мне никак. – Без трубки плохо, коли курите, – согласилась Плакса. – Да вот и Корней с самоваром… Слуга вошел, торжественно сопя, водрузил пышущий жаром ведерный самовар на край стола. Следом – Пелагея с чайным сервизом, привезенным из Древково, а за ними и Шураша. Владелец трубки покружил по комнате, обнаружив ее в конце концов на буфете, распрощался и удалился, невзирая на уговоры Щербининых. Впрочем, это нимало не огорчило Плаксу, а даже наоборот – ей хотелось побыть вдвоем с сыном. Баррюэль Огюстен (1741–1820) – аббат, иезуит, критик европейского масонства и Французской революции, в своей книге разоблачал «масонский заговор», направленный на свержение европейских монархий и католической церкви. * «В разгаре пир… Внезапно прилетает Встревоженный Юпитера орел…» Строка из поэмы «Война богов» Эвариста Дезире де Форж Парни, французского поэта, члена Французской академии с 1803 года. Написана в 1799 году. «Похождения кавалера де Морсерьяка, описанные им самим», один из многочисленных популярных фривольных романов, публикуемых под псевдонимом Фурфюрье в конце XVIII века. ** «Трактат о великих военных операциях» Антуана-Анри Жомини, французского и русского военного писателя, французского бригадного генерала, российского генерала от инфантерии. Оставил мемуары по истории наполеоновских войн.
apropos: Хелга Ага, очень славно, на мой взгляд. Мамочка приехала к сыночку, а тот как-то не слишком рад. MarieN пишет: и как игровой эпизод он, по-моему, тоже присутствовал. Но с пометкой "Вне игры". Просто захотелось тогда немного подурачиться, а потом оформили в рассказ, на память.
Хелга: apropos пишет: Мамочка приехала к сыночку, а тот как-то не слишком рад. Как снег среди апреля на голову свалилась, будешь тут рад!
apropos: Хелга пишет: будешь тут рад Ну да, он же взрослый уже, офицер, а тут мамаша с причитаниями и хлопотами. Кстати, я его понимаю в каком-то смысле.
Хелга: apropos пишет: Кстати, я его понимаю в каком-то смысле. Да во всех смыслах. Зачем ему матушка на службе? Парень в мужчину превращается, а она тут со своими батистовыми платочками. Как французские названия, вроде, вписались?
apropos: Хелга пишет: Как французские названия, вроде, вписались? На мой взгляд, хорошо вписались. И колориту придают.
Юлия: Авторы Чудесное начало. Картинка самая живейшая. И суетящаяся барыня, и спорящие офицеры, и смущенный сынок, и слуги - очаровательно! А мама-Плакса! Чудная мама. И романы фривольные почитывает. Мила до невозможности. А за что вы ее так - Евпраксией аж? Хелга пишет: Так тонем, просто тонем. Материалов масса, хочется все прихватить... Двое на веслах - отличный тандем. Обязательно справитесь. Мы здесь все кулаки держим. apropos пишет: А я пока так тезисно (минут на 40) набросаю вероятности развития ситуации в 1812 году. Война была неизбежна, к сожалению. При этом могли быть такие варианты: Я не в плане спора или открытия дискуссии. Ни к чему здесь это. А вот с сожалением и в качестве размышления на тему. С логикой не поспоришь - государственная необходимость. Стойкий примат государства в российском менталитете. В России всегда спасают государство и никогда народ. "Может, что-то в консерватории подправить?" Может быть, если б начинали с народа, так и до ситуации такой не дошло? – вопрос, не требующий ответа. Умолкаю.
bobby: Авторам Замечательное начало. Образы такие живые и зримые. Шураша... Мама без комплексов, конечно, так оконфузить сынка. Неужели ей только тридцать пять? Создается образ такой уже зрелой дамы, чуть ли не в годах... А сейчас в тридцать пять - молодая женщина... Как все-таки сдвинулись границы возрастов.
полная версия страницы