Форум » Коллективное творчество » Новые рассказы о мистере Киббле » Ответить
Новые рассказы о мистере Киббле
W.Kitten: С разрешения администрации объявляю набор желающих писать рассказы о мистере Киббле. Особенно приглашаю тех, кто (лишь на время, разумеется!) не в силах сейчас писать большие романы. Обратитесь к коротким рассказам, накопите силы и опыт, а там вернетесь к тому, чего душа просит. Рассказы о мистере Киббле хороши здесь еще и тем, что опираются на конкретный литературный источник (у каждого свой, по выбору), цитаты из которого создают удобную набивку. Для робких и потерявших веру в себя возможно предварительное редактирование.
W.Doggie: Назвав главных героем графами Кроунами, и сделав виконта мистером Фицричардом, попытюсь исправить ошибки. Спасибо за тапки! )) Продолжение... и очень прошу не жалеть обуви для закидывания! ********************** Мистер Киббл, держа в руках внушительных размеров тетрадь в желтоватом кожаном переплете, устроился в гостиной в уже облюбованном прежде кресле и даже позволил себе вытянуть уставшие ноги в ожидании графини, с которой он пожелал побеседовать. Он исходил ни одну милю по парку, осмотрел место, где был обнаружен спящий тигр, затем —пруд и конюшни, и, вернувшись в дом, побывал в спальне и кабинете пропавшего графа, побеседовал с валетом, горничной и другими слугами. Он поднялся навстречу вошедшей в гостиную графине; она, кивнув ему с грацией греческой богини, устроилась на оттоманке. — Леди Кроун, как часто за последнее время ваш муж покидал дом в ночное время? — спросил мистер Киббл, взирая на красавицу невинно-голубым взором неродившегося младенца. По лицу графини было невозможно прочесть, как она отнеслась к столь прямому вопросу. Помедлив, она ответила: — Я не могу ничего сказать по этому поводу. Он часто довольно поздно возвращался… возвращается из клуба, но чтобы он уходил из дома ночью… Что вы имеете в виду? — А что вы можете сказать об этом? — продолжил мистер Киббл, словно не услышав вопроса, и протянул графине тетрадь. — Это тетрадь моего мужа, он ведет в ней записи по управлению поместьем… — ответила графиня, взглянув на предмет. — У вас нет управляющего, миледи? — Есть, но граф предпочитает делами заниматься лично… — А что означают эти записи? — мистер Киббл раскрыл тетрадь и показал графине исписанные цифрами страницы. — Но… я никогда не вникала в дела мужа, здесь какие-то цифры, значения которых я не понимаю. Вы думаете, это может иметь отношение к… Но какое? Где он? Тигр, этот зверь, это чудовище, он не мог…— на лице графини мелькнула тень волнения, и вновь бледные черты сковало тщательно разыгранное спокойствие. — В чем я могу вас уверить, так это в том, что, фигурально выражаясь, тигр не употребил графа в качестве ужина. Во-первых, нет никаких следов, каким-либо образом указывающих на это, и я не стану волновать ваше воображение примерным описанием картины, которая могла бы представиться взорам в противном случае. А где же ваш управляющий? — мистер Киббл резко сменил тему. — Его нет в доме. — Его отпустили на несколько дней, что-то произошло в его семье, так кажется… Но вы знаете, что случилось с моим мужем? Он жив? — голос графини звучал совсем безжизненно. — Я хотел бы еще раз побеседовать с мистером Фицричардом, если позволите, наедине. Графиня молча кивнула, поднялась с оттоманки и вышла. Мистер Киббл в ожидании прошелся по гостиной с интересом разглядывая своих близнецов — лепных купидонов, порхающих под потолком в четырех углах комнаты. Фицричард появился через несколько минут. — Мистер Фицричард, я уже задавал вопрос о ваших утренних привычках, не расскажите ли мне о дневных и вечерних… Как вы провели вчерашние день и вечер? — спросил старший служащий Вестминстерского магистрата. — Я? Но какое это имеет отношение к исчезновению брата? Впрочем… с утра… с утра я сопровождал на прогулке графиню, затем занимался делами, обедал в доме, а вечером — Ковент Гарден… я сопровождал леди Кроун. — Ваш брат не любитель театра? — Нет, он предпочитает иные занятия. — И часто ли вы сопровождаете леди Кроун? — Но какое это имеет отношение делу? Мистер Киббл ничего не ответил, но его голубые глаза были полны невинного интереса. — Да… — продолжил мистер Фицричард, — я иногда сопровождаю графиню, когда ее муж очень занят. — А вы уверены, что вещи, найденные в клетке Афима, именно те, в которых граф ушел вчера из дома? — Афима? Почему Афима? — воскликнул мистер Фицричард. — Так зовут тигра, по словам Уотера. А вы не знали этого, сэр? — Нет, впервые слышу. Но я и не интересовался, как его зовут, терпеть не могу хищников, эти забавы брата, я знал, что они не доведут до добра, я чувствовал, что случится несчастье… — Чувствовали? Вы не ответили на мой вопрос о вещах вашего брата. На нем были именно эти вещи? Что там… цилиндр… — Да, шейный платок, цилиндр и фрак… — Отчего же вы чувствовали, что случится несчастье, сэр? Что-то предвещало его? — Не могу объяснить, знаете ли, мистер Киббл, так бывает… ощущения, этот тигр, пристрастие к нему брата… — Когда вы вчера видели графа Кроуна? — Утром, за завтраком, потом за обедом, а затем слышал, как он вернулся из клуба, но было поздно, и я не выходил из своей комнаты. — Вам знакома эта тетрадь? — спросил мистер Киббл. — Кажется, это тетрадь моего брата, он любитель заниматься делами. — А что вы можете сказать об этих записях? — мистер Киббл раскрыл желтоватую обложку и подал тетрадь мистеру Фицричарду. Понед., июнь 24..... 130 ... 25......14 ... 26......100 ... 27...... 80 ... 28...... 80 ... 29...... 80 ... 30...... 80 Понед., июль 1...... 80 ... 2....... 80 ... 3....... 90 ... 4..... 100 ... 5....... 80 ... 6....... 80 ... 7....... 80 Понед., июль 8.... 300 ... 9..... 50 ... 10 — ... 11 ... 12….. 80 ... 13…..120 ...14.... Понед., июль 15... 76 ... 16... 73 ... 17... 73 ... 18... 70 ... 19... 240 ... 20... 400 ... 21... 550 Понед., июль 22... 60 ... 23... 300 ... 24... 400 ... 25... — ...26... 700 ... 27... 800 — Но я совершенно не занимаюсь такими делами… — произнес тот, взглянув на страницу. — Но вы не находите странными эти записи? Они совершенно не похожи на, скажем, вот эти… — мистер Киббл пролистал тетрадь. — И взгляните, вот здесь и здесь, вновь похожие… Я теряюсь в догадках: о чем могут говорить эти цифры? — Но какое отношение это имеет к исчезновению или возможной гибели моего брата? При чем здесь цифры? Вы не тем занимаетесь, мистер Киббл! Вероятно, его уже нет в живых, а все этот проклятый тигр! — Но вы прекрасно понимаете, что тигр здесь не при чем, или, точнее, почти не при чем. Не так ли, сэр? — губы мистера Киббла растянулись в невинной улыбке. Мистер Фицричард уставился на собеседника, поедая того глазами. — Что вы хотите этим сказать? — Вы неравнодушны к леди Кроун? — Вы забываетесь, сэр! — Отнюдь, я просто пытаюсь восстановить цепочку событий, которая волей-неволей, как я полагаю, привела ко вчерашней ночи, и очень хотел бы услышать ваш рассказ, прежде чем здесь появится прекрасная графиня, которую вы, осмелюсь предположить, хотели бы видеть вдовой, даже несмотря на то, что мужем ее является ваш родной брат. И я могу вас понять, как мужчина, — купидон застенчиво улыбнулся, и щечки его слегка порозовели, — но не как человек. Мистер Фицричард вскочил с кресла и пустился в поход по гостиной, к высокому окну и обратно. Вопрос старшего служащего магистрата остановил его на полпути от окна к дивану. — Как давно ваш брат употребляет опиум? — Откуда вы узнали об этом? — Как давно, сэр? Ответьте, и я объясню вам, как я понял это. — Лет десять, — помолчав ответил Фицричард. — Сначала он пользовал лаудан, как лекарство, у брата были с детства боли в желудке, затем — Индия, после того как он вернулся оттуда, опиум стал смыслом его жизни. — Как давно он женат? — Три года… — Леди Кроун знает об пристрастии своего мужа? — Возможно, догадывается… мы никогда не обсуждали это. — И все три года вы любите его жену? Мистер Фицричард провел рукой по лицу и, помедлив, ответил: — Нет, это продолжается еше дольше. Он равнодушен к ней, ему не нужно ничего, кроме опиума… — остатки деланного спокойствия стекали с него, как грим с лица фигляра. — Но как вы узнали?! — Во-первых, на эту мысль навели меня пятна на шейном платке вашего брата, во-вторых, записи в тетради, что они могут означать? — мистер Киббл снова раскрыл злополучную тетрадь. — Количество капель лаудана… записи человека, который тщетно пытается справиться со своим недугом. А в-третьих, спящий тигр… и его имя. Хотя, последовательность фактом можно варьировать. — Но он и не пытался! Он отмахивался от моих слов и уговоров, от меня, словно от назойливой мухи! Он губил себя и ее… — И вы решили убить его? — Вам не кажется, что вы забываетесь, сэр? — Вы уже говорили мне это, мистер Фицричард. Когда же вы в последний раз видели своего брата? — Я уже сказал вам… — Вы солгали, сэр. Если вы видели его за обедом, то откуда вы могли знать, во что он был одет, когда уходил из дома вечером? — Но он всегда так одевается… — Мистер Фицричард, у вас есть блестящая возможность избежать грядущих мук совести, на которые вы будете обречены, если сейчас не расскажите мне обо всем, что произошло вчера. Иначе, я вынужден буду пригласить сюда графиню и представить ей историю в собственной интерпретации. — Но она не поверит ни слову, сказанному вами. — Пусть так, но зерно сомнения будет посеяно, а во что оно разрастется, неведомо никому. Ведь вы любите ее, сэр… Фицричард снова бросился мерять гостиную шагами, нервно дергая шейный платок, словно задыхаясь. Наконец он остановился перед мистером Кибблом. — Хорошо, я расскажу вам, но прежде, прежде… я должен вернуть его! — Так распорядитесь же! — Я не могу… нельзя, чтобы в доме говорили об этом… — Странный вы человек, мистер Фицричард. Исчезновение брата не кажется вам предметом для пересудов, но вопрос его возвращения почему-то вызывает у вас подобного рода тревогу. Попытайтесь найти способ решения, я жду вас здесь, чтобы услышать ваш рассказ до возвращения графа. — Все произошло почти случайно, — начал мистер Фицричард свой рассказ, вернувшись в гостиную. — Поверьте, я не планировал… я не смог бы…, я был, словно в тумане, в бреду. Последнее время он каждый вечер приходил и подолгу беседовал с тигром, стоя у клетки. Вчера, вернувшись из театра, я хотел поговорить с братом, я спустился, когда он кормил тигра, Афима… надо же он даже тигру дал имя проклятого зелья*. Я остановился у выхода из дома, когда он открыл клетку и вошел в нее, держа в руке бокал, я словно оцепенел, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, слова застыли у меня на языке. Мысль, что сейчас разрешатся все мои страдания дала мне силы обозревать происходящее с холодностью стороннего наблюдателя и обрести ту степень душевной крепости, которая позволила мне стоять и ждать ужасного конца. Он выпил содержимое бокала, пролив часть себе на грудь, бросил в тигра цилиндр, затем снял фрак и стянул шейный платок. Я ждал, но тигр, потерзав вещи, вдруг прошел мимо брата, как будто не замечая его, вышел из клетки и побежал по аллее. Брат кинулся за ним. Третьим последовал я. Я наблюдал, как тигр обошел пруд и улегся под дерево, словно устав от перехода, столь долгого для зверя, уже привыкшего к узкому пространству клетки. Брат мой лег рядом, будто бродячий циркач. Бешенство и злоба охватили меня при виде такого падения. Я был как в дурмане, словно тоже принял лаудан. Я вернулся к дому, вошел в конюшню, вывел гнедого и взгромоздил спящего брата поперек седла. Я не могу описать путь, который проделал по ночным улицам города, пока добрался до того дома в Ист-Энде, что был известен мне со слов брата. Я оставил его там… — Фицричард замолчал, не в силах продолжать свой рассказ. — И на что вы рассчитывали, сэр, после того, как тигр, опьяненный опиумом, который, видимо, ваш брат добавил к его ужину, отказался закусить вашим ближайшим родственником? — спросил мистер Киббл. — Что брат ваш, приняв столь огромную дозу опиума, уже не придет в себя и умрет в том притоне? Что он исчезнет с лица земли? Знаете ли, мистер Фицричард, подобный способ ухода со сцены жизни был довольно хорошо известен в XVII веке, но считался в то время привилегией особ королевской крови и ни в коем случае не был позволителен иным лицам. Впрочем, это, действительно, к делу не относится. — Я не знаю, не знаю! — в отчаянии воскликнул Фицричард. — Я должен был избавить ее от кошмара, в котором она жила…— он опустился на оттоманку и закрыл лицо руками, издав звук, похожий на рыдание. Мистер Киббл остановился, наблюдая за экипажем, который приближался к дому. Сидящий на козлах Джон Уотер бросил на него быстрый взгляд, мистер Киббл слегка приподнял цилиндр, то ли приветствуя спящего в глубине кареты графа Кроуна, то ли прощаясь со стоящим на ступенях мистером Фицричардом. *************** Особенности моего недуга тягостны и мучительны, ведь заключаются они в слабости и беспомощности, в растерянности, кои свойственны людям, пренебрегающим делами своими и не спешащим к оправлению обязанностей, а также — в угрызениях совести, что жалит стыдливые умы. Сны мои мучительны и опасны, но, поддавшись порыву, могу ли я свершить то, к чему стремятся душа и тело мои, скованные недугом. Имя недугу моему — опиум. Особенности моего недуга тягостны и мучительны, ведь заключаются они в слабости и беспомощности, в растерянности, а также — в угрызениях совести, что жалит стыдливые умы. Моя нравственная чувствительность и душевные порывы, и жажда воплощенья замыслов своих, и взыскующий долг требуют действия; но, поддавшись порыву, должен ли я свершить то, к чему стремятся душа и тело мои, скованные недугом. Имя недугу моему — любовь. **************** * afim — опиум (хинди) Конец
Надина: W.Doggie Спасибо! рассказ очень интересный Правда, меня смущает один факт. Если я не ошибаюсь, то английские законы запрещали тогда женится на вдове своего брата. Это считалось кровосмешением. Так что в данном случае, смерть графа ничего не меняла, хотя, разумеется, может быть Фицричард просто хотел избавить любимую женщину от наркомана мужа без матримониальных намерений Простите за придирку, вообще-то мне нравится как вы пишете.
W. Doggie: Надина пишет: Если я не ошибаюсь, то английские законы запрещали тогда женится на вдове своего брата. Это считалось кровосмешением. Официально нет. Что-то подобное закону появилось в 1835, до того не было запрещено, просто не приветствовалось, и родственники могли запретить. Но в рассказе ведь негде прямо не сказано о матримониальных намерениях Фицричарда, да и мистер Киббл намекает на трудности осуществления подобного союза. Может, слишком скрыто. Спасибо! ))
Надина: W. Doggie пишет: Но в рассказе ведь негде прямо не сказано о матримониальных намерениях Фицричарда, да и мистер Киббл намекает на трудности осуществления подобного союза. Согласна
Юлия: W. Doggie Я ничего не понимаю в реалиях английской жизни, потому не могу оценить с этой стороны, но рассказ мне понравился. И хотя младший брат сразу был под подозрением, психологическая подоплека придала финалу особый вкус. Очень жалко братьев...
Цапля: W.Doggie как интересно! Весьма неожиданный финал, несмотря на кажущуюся предсказуемость оного. Ах, как великолепны финальные параллели любви и наркотика. Ведь есть что-то, а?
Надина: Цапля пишет: Ах, как великолепны финальные параллели любви и наркотика. Ведь есть что-то, а? Еще бы. Нам, например, наш профессор говорил, что любовь, наркотики, алкоголь и наука имеют много общего... Хотя, конечно, поспорить тоже можно...
Леона: Да, любовь и наркотики... Почти одно и то же... W.Doggie спасибо за новую историю о мистере Киббле!
apropos: W.Doggie Чудный получился рассказ! Грустный, как наша жизнь, в которой всего намешано - и хорошего, и дурного, и благими намерениями все так же вымощена известная дорога. И да: любовь - дурман. Очень верно подмечено, и трудно, а порой и невозможно избавиться от этой зависимости, «тягостной и мучительной».
W. Doggie: Благодарю снисходительных читателей с надеждой, что сборник будет продолжен кем-то из вас, тем более, что поле для деятельности достаточно широко. ))
apropos: W. Doggie пишет: снисходительных читателей Мы не снисходительные, мы благодарные. W. Doggie пишет: с надеждой, что сборник будет продолжен Тоже очень на то надеюсь.
Бэла: W. Doggie спасибо за новую главу Киббла! Прочла вчера всю целиком, понравилось. И всего намешано: и печального, и веселого, забавного, смешного. Впрочем, как и в жизни - все рядышком находится. Надеюсь на продолжение. Такой сборничек получится.
Элайза: W. Doggie От от меня большое спасибо! Получился очень милый этюд с вариациями на тему де Квинси, и с юмором, и с толикой трагизма, и все в нужных дозах. А братьев, в принципе, можно было бы сделать и кузенами — по-моему, закон не запрещал женитьбу на вдове кузена, это касалось только родных братьев, если мне память не изменяет. Хотя в Вашем случае, пожалуй, драматизму даже больше — получается, что Фицричард пошел на этот шаг даже без особой выгоды для себя, просто из жалости к любимой женщине, эдакое рыцарство с братоубийственным уклоном. Тоже очень жду и надеюсь, что появятся следующие авторы и следующие рассказики о подвигах славного мистера Киббла. Авторы, ау! Кто у нас теперь на очереди?.. W. Rabbit?
Леона: Элайза пишет: Кто у нас теперь на очереди?.. W. Rabbit? Ну, вариантов много... Были бы авторы! Ав-то-ры!!!
Хелга: Элайза пишет: Кто у нас теперь на очереди?.. W. Rabbit? Кстати, замечательный псевдоним... Леона пишет: Были бы авторы! Ав-то-ры!!! Они бродят вокруг...
W.Elephant-Child: W. Doggie, у Вас получилась замечательная история, такая таинственная и немного (даже больше, чем немного) грустная. Для антракта предлагаю читателям другую, полегче и попушистее.
W.Elephant-Child: Как мистер Киббл нашел капитану жену Лавиния Кример приняла чашку чая из рук лейтенанта Стабблза, со всей утонченностью приложила пухлые губки к фарфоровому краешку и подняла благодарный взор на любезного кавалера. Тот расцвел ответной улыбкой и присел справа, всем своим видом показывая, что готов к дальнейшим услугам. Скромно потупив глаза, девушка метнула из-под опущенных ресниц взгляд налево и успела заметить - к немалому удовольствию – нахмуренное чело капитана Хейвуда, сидящего с другой стороны. Как хорошо, что маменька настояла на том, чтобы погостить у тети Мейджнис! Едва лишь полк вернулся из Вест-Индии и занял казармы в Лондоне, как тетя пригласила их и обещала выезды в магазины и театры, да и на месте танцы и концерты в офицерском собрании. Хоть полковник Мейджнис и извиняется время от времени, что не столь близко расквартирован к центру города, как гвардейцы в королевских казармах, но расположил их с маменькой очень удобно в отличных комнатах. В постоянных казармах всем женатым офицерам положена квартира, а ведь узами брака связаны не все, как Лавиния быстро убедилась. С другой стороны, и дамского общества они не лишены – помимо полковника, женаты еще четыре капитана и один майор. После обеда все полковые дамы и практически все офицеры сиживали на веранде перед зданием офицерского собрания – полюбоваться на расстилающийся вдаль ровный плац, выпить чаю или кофе и развлечь друг друга разговорами. По мнению Лавинии, никто не преуспевал в том лучше капитана Хейвуда. Вот и сейчас, переждав, пока лейтенант поднесет ей чаю, тот продолжил занимательный рассказ, как разыгрывал прапорщика Фэйзанна, посылая ему письма от лица некоей таинственной дамы. - Я старался вовсю, заполнял лист за листом, и, вживаясь в дамскую роль, подчеркивал самые неожиданные слова так, что только кляксы разлетались – а еще не забывал поворачивать бумагу и писать поперек строчек. - Ах, вот как, по-вашему, дамы пишут письма? – грациозно грозила пальчиком Лавиния. - О, мэм, вы не знаете этого человека, - настойчиво дудел в другое ухо лейтенант Стабблз, - настоящий Дон-Жуан. В Демераре дочка местного судьи почти попала в сумасшедший дом из-за него, а одна очаровательная квартеронка в Сент-Винсенте... или на Сент-Китсе?... Капитан ловко воспользовался замешательством неловкого рассказчика и ввернул: - Напротив, я старый солдат и не знаю слов любви. Мне пришлось выписывать целые страницы из поэтических сборников, не жалея ни себя, ни моего юного адресата. - А он? - Должен признать, он отвечал вежливо и по-военному кратко, хотя я предлагал ему модный письмовник. Там были замечательные пассажи, например, описание, как иссохшее в походах и сражениях сердце забилось сильнее и ожило, выпуская молодые побеги расцветающего чувства... Сумерки сгущались, и в таинственном свете мерцающих на веранде свечей Лавиния различала лишь блистающий взор Хейвуда, да слышала, как низкий голос с хрипотцой произносит прочувствованные строки будто для нее одной: - Изможденным путником, изнемогающим от усталости, жажды и одиночества, я провел все эти годы, не зная отрады, пока счастливый случай не свел меня с самой очаровательной, нежной и доброй женщиной на свете... Компания позевывала, как вдруг зашелестели юбки и из темноты раздался слабый утомленный голос: "Вы не знаете, где мой муж?" В тесном круге света от свечей появилась женщина. Она протягивала руки в темноту, туда, где находился капитан Хейвуд, и всхлипывала: "О, Лайонел!" Случайно Лавиния знала, что данное при крещении имя капитана – действительно Лайонел. Он был женат?! Если так, то у него было оправдание – эта женщина из ниоткуда, в сером дорожном платье дешевой материи, была очень красива. Брюнетка с огромными, наполненными слезами очами, высокая и статная, с отличной фигурой – и певучей, пробуждающей жалость ноткой в голосе. Мужчины встали при ее появлении, и как только Хейвуд поднялся на ноги, она обвила его шею руками и, называя его "мой дорогой", стала говорить, что не могла больше ждать в Вест-Индии совсем одна, а он писал такие холодные и короткие письма, и она отправилась в Англию, и он на нее не сердится? Лавиния была, как никогда, близка к обмороку, тем более что все это звучало не слишком подобающе для настоящей леди. Чересчур откровенно. Несчастный Лайонел был полузадушен обнимавшими его шею руками, но сумел выдохнуть: - Гнусная ложь! Клянусь, я в жизни не был женат! Несчастная женщина, то захлебываясь от слез, то гордо выпрямляясь и протягивая руки к капитану Хейвуду, рассказывала, как тот женился на ней полтора года назад, когда полк находился в Вест-Индии. Ей, казалось, было известно все о его родне и его прошлом. Он был бледен и с пепельным лицом, то и дело пытался остановить поток ее слов. Она была так хороша, а он имел настолько преступный вид, что Лавиния изо всех сил желала бы считать его последним негодяем. И все равно ей было его жаль. Капитанские жены и одна майорская оглядывали холостого капитана из-под нахмуренных бровей, глаза у них горели, и было ясно, что Хейвуд уже приговорен, и приговор приведен в исполнение. Полковник выглядел постаревшим лет на пять. Женщина закончила заявлением, что у Лайонела навечно вытатуированы на левом плече ее инициалы, двойные буквы: Ф.М. Но один из майоров – холостяк – очень вежливо произнес: - Быть может, уместнее было бы предъявить брачное свидетельство? Женщина взорвалась. Она выпрямилась во весь свой царственный рост, назвала капитана Хейвуда трусливым щенком и осыпала оскорблениями полковника и всех остальных. Потом разрыдалась и убежала с веранды, бросив на прощание: "Вы его еще увидите!"
apropos: W.Elephant-Child О, какая интрига разворачивается! Сразу масса предположений, хотя думается мне, что среди них нет ни одного верного. Ответ знает только автор.
Хелга: W.Elephant-Child Как замечательно, что Вы взялись за мистера Киббла! Письма, ах, ностальгия... А интрига хороша!
Цапля: W.Elephant-Child W.Elephant-Child пишет: Там были замечательные пассажи, например, описание, как иссохшее в походах и сражениях сердце забилось сильнее и ожило, выпуская молодые побеги расцветающего чувства... Сдается мне, знаю я нескольких джентльменов, пользовавшихся подобного рода шпаргалками Браво! И страшно любопытно, что же это за казус мог быть ... Или-таки женат? (предположения имеются)
полная версия страницы