Форум » Коллективное творчество » Готовые фрагменты Готического романа » Ответить

Готовые фрагменты Готического романа

apropos: (Потом заменю на название романа, когда оно будет) Тема только для готовых отрывков - все обсуждения и комментарии в теме Пишем готический роман

Ответов - 32, стр: 1 2 All

Jerrie Baxton: Джеймс Боналли - м-ль Шуаз Итон, 20 сентября 1772 года (писано по-французски) Моя дорогая м-ль Шуаз, Пользуюсь старым проверенным способом, чтобы написать Вам (наш итонский садовник по-прежнему имеет неплохой дополнительный доход, относя письма нескольких студентов на ближайшую почту; правда, прокрадываться к нему приходится все больше по ночам, и мы договорились, что будем делать это по очереди. В прошлый раз была моя очередь, и воспоминания об этом еще долго будут преследовать меня; никогда до этого я не думал, что обыкновенный скрип обыкновенной двери, но в полной темноте, может быть таким душераздирающим!). Помните об этом, м-ль Шуаз, и не ругайте меня, что пишу Вам столь редко... Я невероятно счастлив сообщить Вам, что вопрос о том, чтобы я мог приехать в Мисом-Мэнор на Рождественские праздники и провести пару свободных от занятий недель и заодно познакомиться, наконец, с моими кузинами, о которых Вы писали мне столько и так подробно, что, кажется, я могу с лету - простите мне это школьное словечко! - ответить на любой вопрос, который касался бы этих очаровательных девочек. Я уже вижу себя объектом их шалостей. Надо будет подготовиться и тоже придумать какой-нибудь невинный розыгрыш, чтобы позабавить этих замечательных выдумщиц. Да, вот еще вопрос: мне не хотелось бы являться в гости с пустыми руками, что Вы посоветуете в качестве подарков миссис Уиллард и девочкам? Им, кажется, десять? Я совершенный профан в этом деле, а мне не хотелось бы выглядеть нелепо в глазах моих родственников, которых у меня, кстати, осталось не так уж много... Для Вас, моя дорогая м-ль Аньез, подарок уже готов, но если Вы напишете, чего Вам очень хочется из того, что можно купить только в Лондоне (я как раз поеду через него, у мистера Келлингтона назначена встреча со стряпчими, где и мистер Карсон должен будет появиться для отчета, и мистер Келлингтон изъявил желание, чтобы я при этом присутствовал; не далее как вчера я получил от него письмо, где он пишет, что мне уже пора учиться, как вести дела; до моего совершеннолетия остается около четырех лет с небольшим, так что за это время я должен буду многое постичь), я обязательно найду это, даже если мне придется перевернуть весь Лондон вверх дном. Надеюсь, Вы простите мне некоторые вольные выражения моего письма, но в Итоне среди студентов они очень в ходу, и это даже является отличительным знаком тех, кто имел честь получать знания в этом учебном заведении... Жду с нетерпением Вашего ответного послания (Вы помните, кому его следует адресовать?), и отвечу на него, уже будучи в Мисом-Мэноре! Остаюсь искренне Ваш воспитанник Джеймс P.А. Боналли

Джастина: София Уиллард, дневник Мисом-Мэнор, 10 октября 1772 года Папенька сегодня с утра заходил к нам в комнату во время занятий, обычно он зовет нас в гостинную с камином после обеда, ему нравится спрашивать у Лины и у меня какие книги мы читали сегодня, и что мы об этом думаем, или где находится Африка, и какие там живут звери. А сегодня папенька пришел с утра, попросил нас с Линой сесть поближе, просто посидел с нами, погладил меня по голове и ничего не сказал. И м-ль Аньез тоже почему то ничего не говорила, а потом он встал и ушел и м-ль Аньез вышла за ним. Лина сказала, что у папы настроение такое, а я думаю -это из-за мамы, из-за того, что она последние дни еще сильнее болеет.

Элайза: Дневник мисс Эвелины Фэйрчайлд Мисом-Мэнор 12 октября 1772 Сегодня маменька (она еще очень слаба и пока не встает, поэтому нас провели к ней наверх) очень похвалила мою новую вышивку, на которой я изобразила аббастство Сейнзберри. Маменька, правда, не поняла, что это именно Сейнзберри, но ей все равно понравилось. Особенно ей понравились яркое солнце и раскидистые ветви дуба на переднем плане. Маменька была так слаба и бледна, мне было так ее жалко, что я не стала ее разубеждать и объяснять, что это на самом деле не солнце, а полная луна, и не ветви дуба, а призрак прадедушки мистера Пьюрфоя в цепях и латах (эх, как жалко, что у меня не было серебряной нитки! поэтому пришлось взять коричневую), парящий в трех ярдах над землей. Видимо, м-ль Аньез права, люди у меня на вышивках получаются хуже всего. Маменьке так понравилась моя работа, что она приказала вставить ее в рамку и повесила у себя над кроватью, сказав, что этот пейзаж ее очень умиротворяет. Я рада, что смогла хоть чем-то порадовать маменьку. А вышивка Софи пока не готова - она успела вышить лишь розовые кусты, а на канарейку у нее желтых ниток не хватило...


Джастина: София Уиллард, дневник Мисом-Мэнор, 23 декабря 1772 года Сегодня нас наконец-то представили, или нам представили, надо спросить у м-ль Аньез как правильно, нашего кузена Джеймса Боналли. Я не понимаю почему м-ль Аньез многократно рассказывала, что Джеймс хорошо воспитанный и достойный того что-бы с него брали пример ребенок. Какой же он ребенок? Он мистер, и понятно, что он не шалит, как же он может это делать, если он такой большой. Если бы мы с Линой не отложили на завтра, а достроили бы шалаш за креслами, то Джеймса звать бы не стали, он бы туда не поместился. И в наши игры, я бы его тоже не позвала, потому что он взрослый. Он конечно не похож на мистера Келлингтона, дядю я просто боюсь, когда он говорит, мне кажется, что его голос звучит где-то внутри моей головы и еще он любит подойти близко-близко, так что смотреть на него становится тяжело, и спросить что-нибудь совсем непонятное. Джеймс совсем другой, он не такой старый, он улыбается очень красиво, мне очень понравилось, когда в ответ на мой реверанс, м-ль Аньез научила нас делать реверанс, так положено, когда мисс представляют кому-либо она должна сделать реверанс, Джеймс поклонился, вернее он кивнул мне головой, так медленно и учтиво, и еще он сказал: «Очень приятно». Я почувствовала себя королевой Анной. В присутствии Джеймса я робею, вот Лина она ничего не боится, я смотрю на нее и думаю, как же хорошо, что она может вот так просто подойти к нему и показать свой рисунок, я так не смогу, а мне бы очень хотелось, я, если бы решилась, то показала бы ему свою канарейку и еще коллекцию цветных камешков, в которых есть два точь в точь как глаза собаки Бакстера, но об этом нам строго-настрого запрещено говорить, так что это даже хорошо, что я не показала Джеймсу свою коллекцию камешков.

chandni: Вильямина Блейк - Софии Уиллард, Роузленд, 8 января 1773 года Моя милая кузина София! Спешу рассказать тебе о нашей поездке. Ты уже знаешь, как трудно нам было собраться и поехать. Папа совсем не любит никуда ездить, а нам с мамой и Робертом очень хотелось познакомиться с нашей милой тетушкой и дядюшкой-адмиралом. И вот 20 декабря с утра мы выехали в М. Дорога была трудной, но я этого совсем не ожидала. К вечеру у нас сломалось что-то в карете и мы едва не перевернулись. Мне было страшно, очень страшно, кругом лес, солнце уже почти село, а кругом огромные деревья и густые кустарники, хорошо, что со мной был Роберт и родители, а то бы я совсем испугалась, к тому же нам очень повезло, что до ближайшего постоялого двора было недалеко. Дядюшка Голсуори несмотря на все мои страхи и опасения оказался очень даже приятным человеком, а тетушка просто прыгала от радости при виде нас. Она была очень рада, что мы приехали к ним сейчас, когда их дорогие сыновья в море и им грустно без детей. Тетя не знала, куда нас посадить и чем накормить. Поначалу мы дичились их, но когда они узнали, что Роберт мечтает о море, тетушка позволила нам пойти в морскую комнату и все рассмотреть. Ты же помнишь, наш дядя раньше плавал на знаменитом «Меркурии» и привез много всего интересного из дальних стран. Мы привезли наши свечи. Признаться, твоя свеча произвела просто замечательное впечатление на тетушку, а Эвелину тетя просила поблагодарить особо – не каждой девочке удается так тонко подобрать цвета и оттенки – уж тетя это точно знает, она сказала по секрету, что ее свечи всегда вешали на самые видные места в церкви. Роберт очень доволен своими подарками, а я со своей Кристиной просто не расстаюсь. Мадемуазель Люси обещала сшить ей такое же платье, какое она сшила твоей Кити. Я пишу, пишу… Правда, я не знаю, когда мне удастся отправить тебе письмо, ведь после смерти тетушки многое изменилось в нашей жизни… Очень жду твоего письма, я слышала, что Джеймс все-таки приезжал на Рождество и надеюсь узнать все-все о Рождестве и вашей долгожданной встрече. P.S. Сегодня нам прислали бочку соленой рыбы, а мама знает, как дядюшка любит полакомиться соленой рыбкой, и я надеюсь, что вместе с рыбой и мое письмо будет доставлено к вам. Шлю тысячу поцелуев тебе, Эвелине и моему дорогому дядюшке. Остаюсь навеки преданная тебе кузина Вильямина Блейк

Джастина: София Уиллард, дневник Мисом-Мэнор, 17 января 1773 года Я написала письмо Вильямине, о нашем знакомстве с Джеймсом и о смерти матушки. М-ль Аньез вдруг переменила свое мнение и решила, что нам пора учиться писать письма, а кому же мне писать как не Вильямине, которая нам написала уже ни одно письмо, а мы ей не ответили. И даже тот факт, что кузены наши вместе с родителями сейчас в отъезде и доставка письма будет дорого стоить уже не является достаточным поводом отсрочить с ответом. Я конечно написала - м-ль Аньез проверила и поправила, только она все это придумала напрасно, я то знаю зачем все это. Не нравится ей, что мы с Эвелиной не стали ей рассказывать почему это мы, как она сказала: «вдруг притихли». А мы не притихли мы просто понимаем, вернее Лина понимает где у меня болит, а я понимаю почему она не хочет говорить, нам не надо договариваться, я видела, что Эвелина поняла меня сразу как только я на нее посмотрела. И вообще взрослые слишком много говорят, и папа, и м-ль Аньез, и тетушки с дядюшками все вместе, они говорят слишком много, ни то и ни так. Вот Джеймс, по-моему он что-то понимает, потому как смотрит он определенно ни так как они все, а может мне это показалось, но на сколько я знаю у него тоже нет мамы... не могу писать, продолжу эту запись в дневнике завтра.

Джастина: София Уиллард - Вильямине Блейк Мисом-Мэнор, 17 января 1773 года Милая моя кузина Вильямина Ты конечно знаешь, но я не могу ни писать тебе о том страшном горе, которое постигло нашу семью. Наша маменька, здоровье которой и без того было предметом наших ежедневных молитв, так не вовремя простыла, и эта простуда оказалась не под силу ее слабому организму. Маменька умерла и мы денно и нощно скорбим об этой утрате. Кузен Джеймс, что приехал к нам на Рождество оказался свидетелем этих печальных событий и скорбит вместе с нами. Извини, что письмо мое не содержит радостных для тебя известий, но их нет и у нас. Всегда твоя, любящая кузина София Уиллард.

Jerrie Baxton: Джеймс Боналли - м-ль Шуаз, Эвелине и Софии Итон, 2 февраля 1773 года (писано по-французски) Моя дорогая м-ль Шуаз, Пользуюсь очередной возможностью написать Вам: наш садовник мистер Джарвис помер, пока я гостил в Мисом-Мэноре, и какое-то время его обязанности – кроме доставки писем от учеников – выполняли все студенты, однако теперь у нас появился новый садовник, мистер Леннокс, очень приятный человек; он не отказался присоединить к своему заработку шиллинг-другой, так что мы вновь прекрасно договорились. Итак, добрался я без особых происшествий, особенно учитывая мое настроение после двух недель, когда я развлекался, как только мог, вознаграждая себя за долгие дни, проведенные за партой и в библиотеке Итона, и последовавшие за сим печальные события... Дорогая м-ль Шуаз, я совершенно очарован Вашими воспитанницами, моими кузинами! Особенно меня очаровала София: когда я увидел ее в первый раз, она показалась мне феей из сказки, чем-то совершенно неземным и нереальным. Если бы она в тот же момент не заговорила, я бы так и оставался в своей уверенности, что повстречал ангела, по ошибке попавшего на нашу грешную землю... Эвелина поразила меня своей энергией и фантазией, никогда я не видел в девочке столько выдумки и стремления к приключениям, сколько я нашел в ней. Уже одни мечты и рассказы о пиратских походах заставляют думать, что произошла какая-то ошибка, и дух мятежного капитана прошлого вселился по ошибке в это дитя. Как они теперь будут без своей милой матушки, моей любезной тетушки, я даже не представляю! Как коварна судьба! В один день ты строишь планы на будущее – а через неделю тебя хоронят в холодной земле, и как же сразу все меняется без тебя! Не могу не отметить и того, что зловещий призрак беды показался мне еще в церкви, когда мы прибыли туда на Рождественскую мессу. София и Эвелина, конечно же, показали мне свечи, которые они украсили собственноручно для обиталища Божия; так вот, когда месса началась, мне показалось, что свечи как бы накрыла тьма, да и во все продолжение службы неясные колебания света, гонимые то ли ветром, то ли духовными созданиями рисовали на стенах рядом с нашей скамьей диковинные узоры, в котрых чудилось мне предвещение несчастья. Помните, как я сказал Вам, что у меня есть нехорошее предчувствие, что что-то должно было случиться - вскорости после того, как мы покинули церковь? И ведь я оказался прав – бедная, бедная миссис Уиллард! Не стоило ей выбегать на холод без накидки! – а я-то так надеялся, что самой крупной неприятностью, которая могла бы нас подстерегать, была бы новость, что праздничный пудинг, которого мы все ждали с нетерпением, подгорел... Никак не могу забыть, насколько были София и Эвелина потрясены смертью миссис Уиллард, как они рыдали обе, и Вы никак не могли их успокоить. Мистер Уиллард сильно сдал после смерти жены, есть ли опасения по поводу его здоровья? Пишите мне, пишите подробно обо всем, что будет переменяться в жизни Мисом-Мэнора и в Вашей тоже. Вы знаете мою к Вам искреннюю привязанность: Вы – единственное, что связывает меня с моим детством, которое, впрочем, понемногу вытесняется из моей памяти все новыми и все более и более удивительными событиями. Остаюсь в совершеннейшем почтении, Ваш воспитанник Джеймс Р.А. Боналли Вложенные письма для Софии и Эвелины Джеймс – Эвелине Итон, 3 февраля 1773 года Моя дорогая кузина, Позвольте еще раз выразить Вам свои глубочайшие соболезнования по поводу утраты Вашей чудесной матушки и заверить Вас, что Вы всегда и во всем можете положиться на Вашего кузена. Искренне Ваш, Джеймс Р.А. Боналли Джеймс – Софии Итон, 3 февраля 1773 года Моя дорогая София, Позвольте мне еще раз выражазить Вам свои глубочайшие и искренние соболезнования по поводу утраты Вашей замечательной матушки и заверить Вас, что Вы всегда и во всем можете положиться на Вашего кузена - отныне и навсегда. Позвольте мне писать Вам, когда появится у меня такая возможность, ибо мне представляется, что наше общение поможет Вам справиться с Вашим горем и заодно скрасит мое томительное пребывание в школе, а впереди еще и Оксфорд... Остаюсь искренне преданный Вам, Ваш – смею надеяться! – друг Джеймс Боналли

Хелга: Эмма Гилберт - Луизе Хэнвик Аббатство Сейнзберри ___ сентября 1773 года Дорогая Луиза, С облегчением прочитала в твоем письме, что ты оправилась после смерти мистера Хэнвика, да упокоит Господь его грешную душу, и что жизнь твоя в семействе кузена Хейса проходит спокойно. Прошу тебя не отказывайся от той небольшой суммы, что я сумела послать тебе (мое жалованье стало немного больше) и купи что-нибудь приятное, чтобы порадовать себя. Моя же жизнь, наоборот, становится все беспокойнее. Я уже рассказывала тебе о новой жене моего хозяина, сэра Говарда, молодой леди Пьюрфой. Помнишь, я писала тебе, что она удивительным образом напоминает прежнюю жену хозяина и внешностью и своим кротким нравом; она оказалась также слаба здоровьем и также беспомощна. Неведомо, то ли сэр Говард намеренно выбирает себе в жены столь тихих созданий, либо рука Провидения вручает ему таковых, но, думаю, она принесла ему неплохое приданое, во всяком случае, за два последних года здесь, в аббатстве, кое-что изменилось к лучшему. Хозяин распорядился привести в порядок жилое западное крыло, и все было сделано как раз к прошлогоднему Рождеству, (правда, каменщики, маляры и плотники месяца полтора громыхали своими башмаками по всему дому), да и за эти два года он не скупился, и я даже смогла навести кое-какой порядок в своем хозяйстве. Но, видимо, злой рок упрямо возвращается в эти края, потому что аббатство опять охвачено скорбью, – мой хозяин вновь стал вдовцом не далее как неделю назад, и произошло это при очень странных обстоятельствах. Как я уже упомянула, леди Пьюрфой не отличалась пылкостью нрава и крепким здоровьем, поэтому, видимо, не любила прогулки и проводила почти все дни в гостиной, иногда довольно дурно играя на клавикордах, иногда что-то вышивая, а чаще всего просто сидела в тишине. Редкие приемы гостей, которые сэр Говард начал устраивать для своей жены, заканчивались для нее приступами болезненной слабости, и леди по нескольку дней не вставала с постели. Так вот, неделю назад, в тот злополучный день с утра я отправилась в деревню, чтобы лично поговорить с мясником о качестве баранины, которую он поставляет в аббатство. Вернувшись, я не обнаружила леди в гостиной в ее любимом кресле, не было ее и в своей комнате, а Молли сообщила мне, что леди пошла прогуляться к морю. Удивленная этим необычным поступком, я все же не предала этому значения и занялась своими нескончаемыми делами. Прошло часа два, но леди так и не вернулась. Забеспокоившись, я отправила нашего грума, Джима (очень толковый паренек, надо признаться) на берег, и вскоре он прибежал, весь красный, возбужденный, и сообщил, что только что на берегу, под обрывом, на котором стоит аббатство, обнаружено тело утопленницы, несчастной молодой леди Пьюрфой. Представь, сестра, мое состояние в эти минуты. Я бросилась на берег, где уже собралась толпа, леди лежала на мокрых камнях пляжа, не могу описать, сколь жуткое и печальное зрелище предстало перед моими глазами, пусть оно останется только в моей памяти. На следующий день тело несчастной хозяйки было погребено в фамильном склепе рядом с ее предшественницей. Сэр Говард стойко перенес смерть жены, хотя, мне кажется, что в его стойкости есть доля некоторого равнодушия, да простит мне Господь эту недостойную мысль. Как леди оказалась в море? Почему она, тихоня и домоседка, отправилась гулять в тот день, остается загадкой. Но, сестра, чувствую, что мой рассказ снова разволнует твое воображение, поэтому заканчиваю и, чтобы немного повеселить тебя, хочу добавить, что мои мрачные вечера здесь скрашивает история Молли Фландерс, которую я ныне читаю с тайным удовольствием, хотя наш викарий и отозвался о книге, как о недостойном чтении, но я пытаюсь оправдать свою маленькую слабость тем, что это хорошее средство от уныния. Мои поклоны кузену, дорогой миссис Хейт и племянникам. Преданная тебе сестра, Эмма Гилберт

deicu: Джеймсу Боналли - от миссис Келлингтон Брей, коттедж "Ракиты", 17 марта 1775 г. Дорогой Джеймс! Я не могу более обращаться к тебе "дорогой наш подопечный", поскольку Провидение в своей неизреченной мудрости призвало мистера Келлингтона в лучший мир, идеже несть ни печали, ни воздыхания. Он направился дать последнее утешение стариннейшему прихожанину Джошуа Рэкхему, по дороге лошадь оступилась, и его открытая двуколка опрокинулась в ледяной поток. Хоть то был маленький ручей, но достаточный, чтобы промочить всю одежду мистера Келлингтона, и когда он добрался домой наконец, то уже весь закоченел и слег. Последующие усилия мои и кузины миссис Блейк, которая немедля поспешила мне на помощь, оказались напрасны, и мистер Келлингтон скончался от воспаления легких, точно как покойная сестра миссис Уиллард два года назад. Его похоронили на том же церковном кладбище, где он проводил в последний путь столько покойников, и смею сказать, что церемония была весьма торжественная и чувствительная. Был мистер Уиллард с дочерью и воспитанницей, а также их гувернанткой, которая заняла в доме неподобающе важное положение после кончины покойной сестры Уиллард, и все семейство Блейков почтило нас своим присутствием. Пока за церковными службами следит помощник мистера Келлингтона, известный тебе. Несомненно, епископ вскоре назначит нового викария, и я уже освободила дом, не дожидаясь, когда буду вынуждена это сделать, и переселилась в небольшой жантильный коттедж тут же в деревушке. Мои средства в настоящее время стеснены, но я не ропщу на Провидение, которое, верю, не оставит бедную вдову. Мистер Доджем, лондонский поверенный по опеке, сообщил мне, что твоим новым опекуном будет сэр Говард Пьюрфой. Оказалось, что такова была договоренность между мистером Келлингтоном и сэром Говардом, заключенная много лет назад, когда тот желал присоединиться к опеке над твоим имением, и только таким способом мистеру Келлингтону удалось от него избавиться. Мистер Келлингтон со всей ответственностью готовил тебя к управлению поместьем, и надеюсь, сообщил тебе достаточно благоразумия, чтобы следить за тем, как тратятся твои деньги. Я не буду ожидать тебя на каникулы, поскольку ни мои средства, ни размер моего жилища не способствуют приему гостей. София просила меня, чтобы я повлияла на мистера Уилларда, и он позволил тебе провести летние каникулы в Мисом-Мэнор, но я, надеюсь, внушила ей со всей строгостью, что мистер Уиллард не столь хорошо себя чувствует, чтобы зазывать гостей и сносить детские шалости. Теперь сэр Говард ответствен за тебя, да и каникулы в старинном замке наверняка более привлекут образованного человека. Остаюсь твоя скорбящая кузина, Д. Келлингтон

Хелга: Эмма Гилберт – Луизе Хэнвик Аббатство Сейнзберри ___ июля 1775 года Дорогая Луиза, Боюсь обнадеживать тебя, но в начале августа, я, возможно, смогу приехать к вам в Рамстон, хозяин настроен весьма благодушно, да и новая леди Пьюрфой довольно уверенно взялась за дела в доме, правда, признаюсь, я уже привыкла хозяйничать сама, и иногда ее распоряжения приводят меня в недоумение, впрочем, я напрасно ворчу, и ты скажешь, сестра, что на меня не угодить: ни тихая, ни энергичная хозяйки чем-то мне не по душе, и будешь права. У нас в доме оживление: приехал мистер Джеймс Боналли, подопечный сэра Говарда; хозяин стал его опекуном, насколько я поняла, этой весной, после смерти прежнего, бывшего викарием в Брей. Мистер Джеймс приходится каким-то родственником сэру Говарду со стороны его первой жены, он очень приятный и лицом, и нравом, да и умом молодой человек, студент Оксфорда. Хозяйка окружила мистера Джеймса заботой и вниманием, ему выделили лучшую гостевую, недавно отремонтированную, комнату, хотя хозяин, кажется, был этим не очень доволен, но возможно, я и ошибаюсь, поскольку, как я тебе уже не раз упоминала, всегда трудно понять состояние его духа. Мистер Джеймс очень разговорчив и любопытен, или, возможно, я употребила не то слово, лучше сказать, любознателен, и весьма энергичен, хотя последнее и не удивительно для молодого человека девятнадцати лет от роду. Он носится по лестницам, и иногда я боюсь, что от его молодого задора рухнет какое-нибудь перекрытие старого дома. Признаться, я даже загрустила, наблюдая за ним, вспомнив наши с тобой давние дни, когда мы были молоды и полны надежд, которым не суждено было сбыться. Вспомнила я и о тех временах, когда поселилась здесь, в аббатстве. Сэр Говард был еще молод, но мрачность характера уже тогда сильно поразила меня. Помнишь, я писала тебе, что у него был брат. Когда я появилась в аббатстве, была еще жива старая домоправительница, что прослужила здесь с девичества, и рассказала, что он умер в тот самый год, который стал короче на три месяца. Можно предположить, что потеря брата сказалась на нраве сэра Говарда. Впрочем, Господу, вероятно, было угодно устроить в жизни так, а не иначе, и остается принять свою жизнь такой, какая она есть. А что касается любознательности мистера Джеймса, вчера я, спустившись на первый этаж, в кладовую, столкнулась с ним, он был очень возбужден, и одежда его перепачкана. Я спросила, что он делает здесь, а он как-то весело и загадочно посмотрел на меня (глаза у него, когда он в добром расположении духа, прямо-таки искрятся) и ответил, что занимался осмотром замка и обнаружил много интересного. Я сразу же подумала про подземный ход, который, как говорят, ведет из подвала замка куда-то к морю, хотя сама я, прожив здесь уже без малого шестнадцать лет, никогда там не была и не могу представить, где он может находиться. Я предостерегла мистера Боналли от опрометчивых поступков, он со всем пылом заверил меня, что ничего опрометчивого не делает и не верит в привидения, о которых рассказывают в округе. Почему он упомянул об этом, я не знаю, мне кажется, в душе он посмеялся надо мной. Впрочем, сестра, я опять утомляю тебе подробностями чужих жизней, но не пишу о своей, но тогда мне пришлось бы рассказывать о столовых приборах и белье, гардинах и мебели, расходных книгах и бесконечных попытках усмирить бестолковость и неаккуратность служанок. Хотя, ты знаешь мою слабость, - чтение, - правда, в последнее время я стала замечать, что зрение меня подводит. Мистер Джеймс привез несколько книг и любезно откликнувшись на мою просьбу, дал мне сочинение, которое я сейчас читаю по вечерам, хотя это чтение немного смущает меня, потому что автор, мистер Стерн, написал весьма фривольную историю. С надеждой на скорую встречу. Мои поклоны кузену, Эдит и племянникам. Твоя сестра, Эмма Гилберт.

Хелга: Аббатство Сейнзберри ___ июля 1776 года Эмма Гилберт – Луизе Хэнвик Дорогая Луиза, Спешу поздравить кузена и Эдит с рождением дочери. Как назвали девочку? Ты пишешь, что она родилась крепкой, и все в доме радуются пополнению в семействе, а ты занимаешься вышиванием чепчиков и рубашек. Признаюсь, немного завидую тебе, сестра, но не сочти это за упрек, лишь как выражение своих чувств. Дети – это счастье, которое, к сожалению, даровано не всем. Прости, сестра, что вношу грустную ноту в твое настроение, но радость и печаль ходят по жизни рука об руку, а мне вновь приходится жить не среди радостных детских голосов, но среди скорби и уныния. Не знаю, какой рок навис над головой несчастного хозяина Сейнзберри, но в эти дни аббатство вновь погружено в траур. Я писала тебе, что леди Пьюрфой ожидала наследника и все последние месяцы жизнь в аббатстве очень оживилась, леди, женщина не юного возраста и довольно энергичная (сэр Говард, возможно, умудренный печальным опытом, все-таки решился взять в жены не столь кроткое создание, какими были его прежние жены) решительно взялась за дела аббатства, поменяла темные гардины в комнатах на светлые, соседи стали часто наведываться к нам, а когда оказалось, что сэр Говард должен стать отцом, появились надежды, что жизнь здесь совсем переменится. Но оказалось, что этим надеждам не суждено сбыться. Леди Пьюрфой скончалась в родах не далее, как три дня назад. Кончина ее была неожиданна и тем еще более невообразима, что леди была полнокровной цветущей женщиной, хотя родильная горячка и судьба не разбирают, кто бледен, а кто ярок лицом и телом. Утром того дня леди направилась в парк на свою обычную прогулку, но вскоре вернулась и позвала меня. Она была чем-то сильно обеспокоена, но то не было удивительно, поскольку разрешение от бремени ожидалось на этих днях. Леди начала расспрашивать меня о Салли, помнишь ли, сестра, я писала тебе про эту безумную девочку, что живет в деревне. Она давно не появлялась в поместье, и я была удивлена, почему леди расспрашивает о ней. Но я не успела ответить на вопросы леди, так как в то же мгновение она вскричала и схватилась за живот. Начались роды, которые продолжались почти сутки, несчастная разрешилась младенцем лишь на заре следующего дня. Рожденное дитя, мальчик, прожило только час, а к вечеру леди скончалась от родильной горячки. Молли, которая носила горячую воду и простыни для роженицы, рассказала, что перед своей кончиной, леди вскрикнула: «Уйди прочь, прочь, безумная!». Я строго-настрого наказала ей, не передавать эти слова в округе, хотя подозреваю, что ее язык действует независимо от воли его хозяйки. Мои надежды на встречу с тобой и семьей кузена, о которых я писала, остаются призрачными, поскольку хозяин находится в более чем мрачном расположении духа, и не находит себе места, да и покинуть аббатство после такого печального события, я вряд ли смогу. Заканчиваю письмо, поскольку явился посыльный Джон Хоггарт, чтобы забрать письма. Твоя преданная сестра, Эмма Гилберт



полная версия страницы