Форум
Литературная игра: "По ассоциации" - 11
Wega: Любители всех жанров поэзии! Предлагается вашему вниманию литературная игра: к приведённому стихотворному тексту подобрать и привести новый, ассоциативно как- либо связанный с уже приведённым. Например. Кто-либо написал: Мы говорим не штормы, а штормА, Слова выходят коротки и смачны! ВетрА, не ветры сводят нас с ума, Из палуб выкорчёвывая мачты! (В.Высоцкий) Возможен ответ: А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер, Весёлый ветер, весёлый ветер! Моря и горы ты облазил все на свете И все на свете песенки слыхал! Ответить можно так: Легко на сердце от песни весёлой, Она скучать не даёт никогда! И любят песню деревни и сёла, И любят песню большие города!
Wega: Marusia пишет: Фонтаны били Совсем не по законам жанра Паван, элегий и бурре, Непредсказуемо, нежданно Фонтаны били в октябре. И, пряча в нежной голубени И терпких дух, и звон монист, Искрящейся шампанской пеной, Клубясь, летели брызги вниз. В шатре рябиново-закатном Дышалось осени легко И Ниагарским водопадом, И Павловском, и молоком… А у прохожих в те мгновенья Сияли души и тела, Как в первый день Благодаренья, Как в день последнего тепла. Саша Ник.
Marusia: Wega пишет: шампанской пеной Мой читатель драгоценный, За моё здоровье выпей, За второе за июня, За Поэтки Деньрождень, Дай салют шампанской пеной – За стихи не крови рыбьей!.. Этот Мориц в этой Юнне Распускает строк сирень. Мой читатель ненаглядный, Выпей за моё здоровье, За стихи не рыбьей крови, За неправильность мою, За характер не плеядный, За люблёвый счёт Поэтки, За люблей твоих монетки, И за то, что в чёрных списках На свету своём стою. Юнна Мориц, 2004 Из книги "Не бывает напрасным прекрасное"
Wega: Marusia пишет: шампанской пеной Вдовы Клико или Моэта Благословенное вино В бутылке мерзлой для поэта На стол тотчас принесено. Оно сверкает Ипокреной; Оно своей игрой и пеной (Подобием того-сего) Меня пленяло: за него Последний бедный лепт, бывало, Давал я. Помните ль, друзья? Его волшебная струя Рождала глупостей не мало, А сколько шуток и стихов, И споров, и веселых снов! XLVI. Но изменяет пеной шумной Оно желудку моему, И я Бордо благоразумный Уж нынче предпочел ему. К Аи я больше не способен; Аи любовнице подобен Блестящей, ветреной, живой, И своенравной, и пустой... Но ты, Бордо, подобен другу, Который, в горе и в беде, Товарищ завсегда, везде, Готов нам оказать услугу Иль тихий разделить досуг. Да здравствует Бордо, наш друг! .............................................. "Евгений Онегин"
Marusia: Wega пишет: Да здравствует Бордо Она любила пить бордо с тяжёлым привкусом ванили, ходить зимою без пальто, не пряча раненные крылья. Она любила пить бордо Она любила сквозняки ловить своим шуршащим платьем, кормить воробышка с руки, и уклоняться от объятий. Она любила сквозняки Она любила, как никто, но знал ли кто ещё об этом: легко-невыносимо что - жить ведьмам этим и поэтам?! Она любила, как никто Она сожгла черновики, и ночью поднялась на крышу, волчицей гордо - за флажки рванула, думая, что выше... Она сожгла черновики Она любила пить бордо. Она любила сквозняки. Она любила, как никто. Она сожгла черновики. Она любила ... Борис Бударин
Wega: Marusia пишет: Она любила пить бордо Он не любил цветА бордо, любил всегда цветА индиго, любил рулетку и авто, ноктюрны Моцарта и Грига Он не любил цветА бордо Он не любил шампань-вина, предпочитая вина Крыма. Его душа была больна святою волей пилигрима. Он не любил шампань-вина Он не сумел понять то что - равны и ведьмы и поэты Черновиков своих не жёг - любовь была всего монетой. Он не сумел понять то что На крышу поднялась она, до сантиметра путь измерен... Шагнула в высь... и тишина... Он не любил досужих сплетен... На крышу поднялась она... Он не любил цветА бардо. Его душа была больна. Он так и не узнал то что - на крышу поднялась ОНА... Он не любил... Борис Бударин
мариета: Wega пишет: любил рулетку Русская рулетка есть про это повесть есть кино про это там уходит поезд там уже не лето под ногою хрустнет словно выстрел ветка есть обычай русский – русская рулетка на пустом перроне как на старом фото пистолет уронит и промолвит что-то но теперь про это ты услышишь редко выдумка поэта русская рулетка крутит судьба-рулетка крутит стреляет метко глупо ставить на случай если ты невезучий но когда без стука – только скрипнет дверца – в дом войдет разлука и заполнит сердце пустотою пляжа желтизною леса – вот тогда и ляжет палец на железо есть про это повесть есть кино про это там уходит поезд там уже не лето и стоит без толка лес – пустая клетка и осталась только русская рулетка крутит судьба-рулетка крутит стреляет метко глупо ставить на случай если ты невезучий В. Шиленский
Marusia: мариета пишет: судьба-рулетка пятна акрила на витражах городов в облаке пыли дворник сметает в комнате смеха судьбы цифры с рулетки красные листья сожгли чёрные мысли осень прошу сохранить мятые письма Лариса Васильева
Wega: Marusia пишет: дворник сметает Бедный дворник! Зря тебя ругаю. Просто взглядом о тебя споткнулась. Я нелёгкий труд твой уважаю И твои обветренные скулы. Мы с тобой плоды одной культуры, Одного – российского розлива. Ты – с метлой, а я с клавиатурой Обнимаемся весь день счастливо. На рассвете ты уже в работе, ПОтом обливаешься, бедняга! У меня – расчёты и отчёты. Та ещё, скажу тебе, бодяга! За мои «Полезные советы» Ты прости, коль, что не так сказала, Просто моя муза шлялась где-то И случайно под метлу попала! Брат мой, дворник, я тебе желаю Меньше листьев, снега и окурков, Меньше грязи в тёмных переулках, А ещё что пожелать, не знаю! Пусть прохожий не сорИт нахально; Будет тёплым утро, день – прекрасным! Твой оранжевый жилет сигнальный, Не такой, по сути, и ужасный. Рыжая Соня.
Рамина: Schenja пишет: Темницы рухнут - и свобода Вас примет радостно у входа Свобода приходит нагая, Бросая на сердце цветы, И мы, с нею в ногу шагая, Беседуем с небом на «ты». Мы, воины, строго ударим Рукой по суровым щитам: Да будет народ государем Всегда, навсегда, здесь и там! Пусть девы споют у оконца, Меж песен о древнем походе, О верноподданном Солнца - Самодержавном народе. Велимир Хлебников
Wega: Рамина пишет: Пусть девы споют у оконца, ЛЕГКОСТЬ (За книгой Пушкина) Все это так: неправда, зло, забвенье... Конец его друзей (его конец). И столько есть безрадостных сердец, А мы живем всего одно мгновенье. Он каждый раз об это разбивался: Взрывался... бунтовал... И - понимал. И был он легким. Будто лишь касался, Как будто все не открывал,- а знал. А что он знал? Что снег блестит в оконце. Что вьюга воет. Дева сладко спит. Что в пасмурные дни есть тоже солнце Оно за тучей греет и горит. Что есть тоска, но есть простор для страсти, Стихи и уцелевшие друзья, Что не теперь, так после будет счастье, Хоть нам с тобой надеяться нельзя. Да! Жизнь - мгновенье, и она же - вечность. Она уйдет в века, а ты - умрешь, И надо сразу жить - и в бесконечном, И просто в том, в чем ты сейчас живешь. Он пил вино и видел свет далекий. В глазах туман, а даль ясна... ясна... Легко-легко... Та пушкинская легкость, В которой тяжесть преодолена. Наум Коржавин.
Галина: Можеи не совсем то... И все, же я рискну. Wega пишет: Что в пасмурные дни есть тоже солнце Оно за тучей Плыли по небу тучки. Тучек - четыре штучки: от первой до третьей - люди; четвертая была верблюдик. К ним, любопытством объятая, по дороге пристала пятая, от нее в небосинем лоне разбежались за слоником слоник. И, не знаю, спугнула шестая ли, тучки взяли все - и растаяли. И следом за ними, гонясь и сжирав, солнце погналось - желтый жираф. Владимир Маяковский
Арабелла: солнце погналось - желтый жираф. Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далеко, далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот. Я знаю веселые сказки таинственных стран Про черную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав... - Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Николай Гумилев
Wega: Арабелла пишет: Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав... ТРИ ПАЛЬМЫ (Восточное сказание) В песчаных степях аравийской земли Три гордые пальмы высоко росли. Родник между ними из почвы бесплодной, Журча, пробивался волною холодной, Хранимый, под сенью зеленых листов, От знойных лучей и летучих песков. И многие годы неслышно прошли; Но странник усталый из чуждой земли Пылающей грудью ко влаге студеной Еще не склонялся под кущей зеленой, И стали уж сохнуть от знойных лучей Роскошные листья и звучный ручей. И стали три пальмы на бога роптать: "На то ль мы родились, чтоб здесь увядать? Без пользы в пустыне росли и цвели мы, Колеблемы вихрем и зноем палимы, Ничей благосклонный не радуя взор?.. Не прав твой, о небо, святой приговор!" И только замолкли - в дали голубой Столбом уж крутился песок золотой, Звонком раздавались нестройные звуки, Пестрели коврами покрытые вьюки, И шел, колыхаясь, как в море челнок, Верблюд за верблюдом, взрывая песок. Мотаясь, висели меж твердых горбов Узорные полы походных шатров; Их смуглые ручки порой подымали, И черные очи оттуда сверкали... И, стан худощавый к луке наклоня, Араб горячил вороного коня. И конь на дыбы подымался порой, И прыгал, как барс, пораженный стрелой; И белой одежды красивые складки По плечам фариса вились в беспорядке; И с криком и свистом несясь по песку, Бросал и ловил он копье на скаку. Вот к пальмам подходит, шумя, караван: В тени их веселый раскинулся стан. Кувшины звуча налилися водою, И, гордо кивая махровой главою, Приветствуют пальмы нежданных гостей, И щедро их поит студеный ручей. Но только что сумрак на землю упал, По корням упругим топор застучал, И пали без жизни питомцы столетий! Одежду их сорвали малые дети, Изрублены были тела их потом, И медленно жгли до утра их огнем. Когда же на запад умчался туман, Урочный свой путь совершал караван; И следом печальный на почве бесплодной Виднелся лишь пепел седой и холодный; И солнце остатки сухие дожгло, А ветром их в степи потом разнесло. И ныне все дико и пусто кругом - Не шепчутся листья с гремучим ключом: Напрасно пророка о тени он просит - Его лишь песок раскаленный заносит Да коршун хохлатый, степной нелюдим, Добычу терзает и щиплет над ним. М.Лермонтов
марианна: Wega пишет: И черные очи оттуда сверкали... Чёрное солнце над жёлтой землёй поднималось; Властные руки простёрлись на запад - и вот Стягом кровавым над Русью заря загоралась, Звон колокольный будил среди ночи народ. Чёрное солнце над жёлтой землёй Керулена; Чёрные очи сверкали в кромешной ночи; Чёрные дни красным зорям спешили на смену; Гул тишины не проймёшь - сколько хочешь кричи... Эта ли кровь до сих пор в моих жилах играет? Этот ли блеск до сих пор в черноте моих глаз? Слышишь: над озером Ильмень полки собирают, - Снова зима, и пространство, и время за нас! Чуяли кони незримо присутствие смерти, Чуяли люди бессмертья пьянящий накал. Псы ледяные не любят, когда против шерсти; Латы стальные не прочны, когда из зеркал. Хочешь уйти - ради Бога, в Сибири не тесно! Хочешь сказать - золотой свою речь не зови. А над страной - неубитая русская песня Жизни, добра, вечной мудрости, вещей любви. Русская женщина встала над станом Мамая, - Через века над курганами реет её красота, - Снова на бой и на подвиг народ поднимая, Вечно с тяжёлым мечом, и опять без щита. Екатерина Аэрова
Wega: марианна пишет: Звон колокольный Колокольным звоном степь колышет травы, В предрассветной дреме сонные дубравы. И туманной ранью по покосам росным За лесною данью мал спешит и взрослый. На пути осинник паруса раскинул, И прохладной синью нас он в гости принял. Травы расступились, видно гостям рады, Шелком расстелились. Дарят нам усладу. На ковре душистом дрема слепит очи. Видно, ребятишки утомились очень. В тишине чудесной свиристит кузнечик, Словно звонкой песней он усталость лечит. Вера Боголюбова
Одинец: Wega пишет: В тишине чудесной свиристит кузнечик, Вовеки не замрет, не прекратится Поэзия земли. Когда в листве От зноя ослабев, умолкнут птицы, Мы слышим голос в скошенной траве Кузнечика. Спешит он насладиться Своим участьем в летнем торжестве, То зазвенит, то снова притаится И помолчит минуту или две. Поэзия земли не знает смерти. Пришла зима, в полях метет метель, Но вы покою мертвому не верьте; Трещит сверчок, забившись где-то в щель. И в ласковом тепле нагретых печек Нам кажется - в траве звенит кузнечик. Джон Китс
Marusia: Одинец пишет: Трещит сверчок, забившись где-то в щель. Михайловское И не видать в окне Россию, Всю погруженную во мглу, И только перышком гусиным Скрипит сверчок в своем углу. И льются нянюшкины песни, Как будто слезы по щеке, И драгоценных женщин перстни Горят на пушкинской руке. И на одной из стен лачужки В глухом неведомом краю Тень стихотворца тенью кружки Пьет участь горькую свою. Алексей Решетов
Schenja: Marusia пишет: Скрипит сверчок в своем углу. В Зальцбурге старом в камзолах в ночи Снова играют концерты сверчки; Снова струится сквозь времени бег Песня смычка и фиалковый цвет. В стрельчатых окнах забьется свеча, Вновь озарив силуэт скрипача. В старом соборе орган запоет, Старая сказка вновь оживет, Добрая сказка вновь оживет. *** В Зальцбурге старом вновь стража не спит, Шпорами в такт менуэта стучит. Звездный гавот над манжетами крыш Пой, сочиняй, маэстрино-малыш. Ветра улыбка и память дождя В музыке этой сложились не зря. Этот мотив, усмехаясь векам, Солнца лучом возвращается к нам. *** В Зальцбурге старом в камзолах в ночи Снова играют концерты сверчки; Снова струится сквозь времени бег Песня смычка и фиалковый цвет. Снова карета кометой летит - Шпага, камзол, паричок, клавесин. Эхом звучит и не знает границ Вечной музыки маленький принц! Жигалко Е.В. для школьного спектакля
Одинец: Schenja пишет: Песня смычка и фиалковый цвет. Какой тяжелый, темный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны! Кому ж нас надо? Кто зажег Два желтых лика, два унылых... И вдруг почувствовал смычок, Что кто-то взял и кто-то слил их. "О, как давно! Сквозь эту тьму Скажи одно: ты та ли, та ли?" И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали. "Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? довольно?.." И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно. Смычок все понял, он затих, А в скрипке это все держалось... И было мукою для них, Что людям музыкой казалось. Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели... Лишь солнце их нашло без сил На черном бархате постели. Иннокентий Анненский
Wega: Одинец пишет: И вдруг почувствовал смычок, В РЕСТОРАНЕ Никогда не забуду (он был, или не был, Этот вечер): пожаром зари Сожжено и раздвинуто бледное небо, И на жёлтой заре - фонари. Я сидел у окна в переполненном зале. Где-то пели смычки о любви. Я послал тебе чёрную розу в бокале Золотого, как нёбо, аи. Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко Взор надменный и отдал поклон. Обратясь к кавалеру, намеренно резко Ты сказала: "И этот влюблён". И сейчас же в ответ что-то грянули струны, Исступлённо запели смычки... Но была ты со мной всем презрением юным, Чуть заметным дрожаньем руки... Ты рванулась движеньем испуганной птицы, Ты прошла, словно сон мой легка... И вздохнули духи, задремали ресницы, Зашептались тревожно шелка. Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала И, бросая, кричала: "Лови!.." А монисто бренчало, цыганка плясала И визжала заре о любви. А.Блок
полная версия страницы