Форум
Сергей да Марья (повесть) Ирбис
Ирбис: Автор: Ирбис Название: Сергей да Марья (рабочее) Место действия: СССР, 1986 год, Сибирь. Редактор: Marusia От автора: Поначалу я не хотел опубликовывать эту повесть, писал больше для себя и друзей, чтобы не забыть дурную молодость свою, про тех, кто тогда был со мной рядом. Ведь в то время все мы были молодые, да и к тому же совсем другими…. Критику выслушаю.
Ответов - 55, стр:
1 2 3 All
Ирбис: Начало Прошло четверть века после тех событий, которые я описал в этой книге, – просто яркой картинкой всплыли воспоминания. Человеческая память слаба, и мне просто нестерпимо захотелось записать всё, пока время не сотрет это окончательно. Вспомнилось совершенно отчетливо, и писать было легко с любого места, так как выдумывать было практически нечего. Однажды в разгар трудового дня ко мне подошел мой начальник и торжественно объявил: «Завтра вы, Владимир, едете в совхоз!». Моему возмущению не было предела: «Опять я! Я уже ездил! И не один раз!». Он не стал слушать меня, просто развернулся и ушел, он никогда никого не слушал. Повернув огромный живот на сто восемьдесят градусов, бросил мне на прощанье: «Ты у нас самый молодой». Сборы прошли быстро, что там собираться: две пары обуви и одежды, простой и чуть получше, бутылка водки для дезинфекции желудка, сухой паек на два дня, и все. Да и что по тем временам, при талонной системе, можно было набрать? Раздосадованный решением нашего самодура, я лег спать. Я был в то время обыкновенным молодым человеком, очень живым и полностью определившим для себя жизненные цели и приоритеты. Правда, был еще слишком добрым и чересчур наивным, можно сказать, один из миллионов, о которых Александр Градский пел тогда в песне «Как молоды мы были». В совхозы ездить я не любил, и для меня такие поездки превращались в дни, вырванные из жизни. Но при социализме никого и никогда не спрашивали: хочешь или не хочешь; сказали надо - значит надо… Социалистическое сельское хозяйство в те времена было малоэффективно, страдало из-за слабой механизации и для уборки урожая требовалось много людей, которых и привлекали из города: рабочих и студенчество в виде стройотрядов. Зарплату при этом получали - часть от совхозов, часть от предприятий. Утром, попрощавшись с женой и пообещав ей, что буду себя хорошо вести и в пьянках участвовать не стану, я прибыл на одну из театральных площадей нашего славного города и увидел, можно сказать, целую демонстрацию трудящихся. Похоже, собрали всех трудоспособных со всех городских организаций. Бегал какой-то мужичок с мегафоном и орал в него громко, но малопонятно. К сожалению, духового оркестра не было. Человек, очутившийся на демонстрации, первым делом начинает искать знакомые лица. После изнурительного десятиминутного поиска в толпе, я понял: к сожалению никого нет. Но вдруг кто-то схватил меня за руку – это был наш Андрей Павлович, мой знакомый со старого места работы. Молодежь у нас звала его Дедом, а те, кто постарше - Палычем. Он был с Геннадием Петровичем, которого я немножко знал. Крепкий и чуть кругленький, Геннадий Петрович жил неподалеку, имел двух внучек-близняшек и красивый голубой «Москвич» Московского автозавода. Считался образцово-показательным дедушкой, и каждый год с завидной регулярностью выходил во двор зимой с деревянной лопаткой, ведя за собой таких же крепеньких и чуть кругленьких внучек, и начинал строить им горку. Сам Палыч был мне очень рад и спросил, куда я еду. Услышав название деревни «Борино», обрадовался еще больше и предложил держаться с ними. Палыч был мужичонка среднего роста, чуть плешив и вдобавок носил козлиную бороденку. Лет ему было под пятьдесят пять, но выглядел он еще на лет десять старше. Всю жизнь он прожил в общежитии, был холост и глубоко презирал женщин. Питался пищей из общаговского буфета, приобрел язву и очень дурной характер. Женатые мужики его особенно ненавидели и также глубоко презирали. Он со всеми конфликтовал, меня, правда, безмерно уважал: ведь я с ним никогда не ругался и к тому же раза два ремонтировал ему радиоприемник. Просто тогда я еще ни с кем особо-то и не воевал. - Держись за нас, - предложил Палыч. Но перспектива проводить время с людьми намного старше меня сильно омрачала. Я уже нехотя собирался дать утвердительный ответ, так как молодых практически не было, да и знакомые больше не попадались. Но в этот момент меня просто оторвали от них - рядом стоял наш улыбающийся сапожник Женька, который при виде меня уже весь светился. Женька слыл у нас самым услужливым сапожником, бегал быстро, ремонтировал тоже быстро, денег брал мало, был старше меня года на два. Всегда с улыбкой, принося обувь, он чуть наклонялся, держа руки с ботинками, прижатыми у плеч. Довольно приятный парень, но с какой-то детской мимикой на взрослом лице, хотя рассуждал он вполне адекватно и логично. У нас там, в «Доме Быта», много еще инвалидов работало, которых не могли послать в совхоз - это были либо глухонемые, либо на костылях. Хотя к Женьке это относилось с трудом, но всё же… - Я тебе ору, ору. А ты как глухой не слышишь меня, ты в Борино? - Да, - я уже был безмерно рад ему. Хоть какое-то знакомое лицо. Он тут же потащил меня через толпу, как прицеп, за собой. - Тебе Сергей тоже орал, а ты ничего не слышишь. - Какой Сергей? Он уже притащил меня на место, на краю цветочной клумбы сидели четверо. Двоих я уже видел. Эти двое, еще совсем маленькие худенькие, совсем как пацаны, хотя как потом узнал, что им было по двадцать лет, а третий, как я понял, был отец одного из них. Четвертый был нерусский, здоровый и почти квадратный, как и я, выше среднего роста, то ли парень, то ли мужик, раньше я его никогда не встречал. В первую секунду он мне не понравился, но когда он вскочил и снял с себя рюкзак и быстро протянул мне руку, и я услышал его, так сказать, высокий тенор, никак не согласующий с его фигурой, точка зрения моя поменялось. - Здравствуй, Вова! Сергей! - представился он. Темноволосый и черноглазый, но со светлой кожей; слегка выраженные монгольские черты, указывали явно на восточносибирское направление. Однако умный и добрый взгляд сразу вызвал сомнение, что он из той же спецшколы, откуда те «пацаны», и куда меня учителя хотели определить еще в первом классе. Я поздоровался с ним, он продолжал: - Ты в первый раз едешь? - Нет, я уже был в том совхозе, но давно, года три-четыре назад. - Ну и хорошо, значит опытный. - Я неопытный, где там за два месяца опыта наберешься? - Ладно, зато я опытный. Я из деревни, всю жизнь прожил там, мне в деревне легко будет. Давай вместе держаться? Думаю про себя: «Из деревни так из деревни, мой папа инженер, но тоже из деревни – какая разница». Я никогда не страдал снобизмом, и с людьми, страдающими этой болезнью, никогда не дружил. - Ну конечно, я согласен. Водку сильно пьешь? - улыбнулся я. - Да не очень, я ее не люблю, вино предпочитаю. В последствии я уже никогда не жалел, что присоединился именно к ним. Тут мегафон разорался не на шутку. Все зашевелились - начали подходить наши знаменитые Столыпинские вагоны Ликинского автозавода. В СССР тогда любили цифру «сто» как священную. Столетие Владимира Ильича (кстати, я родился с ним в один и тот же день, потому и назвали так), 100 % плана и самая большая купюра тоже сотней была. Говорили также: «Я туда даже за сто рублей не пойду», внутренне понимая, что все равно больше никто не даст. На каждом столыпинском вагоне, изготовленном для ста пассажиров, виднелась табличка с местом отбывки сибирской ссылки. Мегафон стал орать как ненормальный, и я подумал: «Хоть бы он сломался», так и случилось. Мегафон затрещал и отключился. «Вот так тебе!», - обрадовался. Но мужик оказался не дурак, он просто осуществил наш родной и исконно-русский ремонт - просто постучал им по асфальту и снова заорал в свой «матюгальник». Мы выбрали автобус посвободнее, сели сзади и, слава богу, никто не стремился приблизить загрузку к цифре указанной в его характеристиках. Отец того пацана, высокий, худой, в очках, посадил своего такого же худого, но очень маленького сына и сказал, обращаюсь к Сереге: «Последите, пожалуйста, за Максимом, я очень надеюсь на вас Сергей Иванович, я вас навещать буду, у меня мать в Ювале живет». Серега утвердительно помахал головой и клятвенно заверил, что с него глаз не спустит. Тут автобус тронулся, и народ зашевелился. Все стали доставать водку, я по собственному уже горькому опыту знал: сейчас не надо, а лучше просто поговорить. - Серег, я чего-то не видел тебя раньше? - Ты просто не замечал меня, а я каждый день тебя видел, ты раньше всех приходишь, сколько раз проходил мимо меня, ни разу не посмотрел. Деловой наверно слишком? - улыбнулся мне уже как старому знакомому. - Нет не деловой, наверное, голова чем-то забита была. А ты давно работаешь у нас? - Да года два, я служил здесь у вас, здесь и жену нашел, да и остался. - А почему в сапожники пошел? Такой мужик здоровый, руки-ноги, как говорится, есть. Я уж думал, ты такой же, как они, - показал напротив, где сидели Максим с Андреем. - А куда я пойду? В слесари? Не хочу… - Ну, допустим в строители. - Я только брусовые могу строить, я охотник, настоящий охотник-промысловик, у нас и звероферма там есть. Я шить зато умею, шапки, унты, шкуры могу выделывать и все такое прочее, обувь любую сделаю. Хочешь унты сошью, ни у кого таких не будет. - Нет Серег, унтов мне не надо. - Хм…глупый ты, в Сибири и без унтов? - хмыкнул язвительно. - А сколько тебе лет, Сергей? - Двадцать четыре. - Хм … мы ровесники. А я подумал, ты старше меня. - А ты как в мастерскую попал? Кончал что-нибудь? - Ничего я не кончал, в институте год проучился и бросил. Так получилось, что в десять лет друзья подарили радиоконструктор, я увлекся, потом сам дошел до всего. А до этого слесарем работал, два года подряд просился сюда, потом взяли. Вернее, я взял - измором… Между тем пьянка в автобусе разгоралась, народ уже орал все громче и громче. А мы, беседуя между собой, постепенно стали все больше друг другу нравиться. Мне нравилась его добродушность и серьезность, житейская рассудительность. И даже некоторая напускная грубоватость вызывала улыбку. Да и с первого общения уже стало ясно, что никто из нас не будет ставить себя выше другого. Скоро хорошая дорога кончилась, и начало довольно сильно потряхивать пассажиров - как «пуговиц банке». Автобус, не предназначенный для езды по проселочным дорогам, превратился в камеру пыток. Мужики матерились оттого, что много водки уходит мимо стаканов, а еще самое страшное - мимо их ртов, заливая нос, уши и щеки. - Серега! А ты знаешь, что в деревне сейчас сухой закон сделали на период уборки. - Нет, а что? - Да просто они сейчас все вылакают, а вечером всю деревню в поисках самогонки затерроризируют. Колонна автобусов постепенно редела, увозя каждую группу несчастных в свою «глубину сибирских руд». Через пару часов и наши четыре автобуса свернули налево, и тряска еще больше усилилась. Нас сзади подбрасывало вверх чуть ли не на метр. Наливать больше никто не мог. Но водка, похоже, тоже не хотела трястись в мужицких желудках, и у некоторых просто стала выливаться через форточки за борт автобуса. Опыт прошлых поездок доказал, что так и будет.
Хелга: Ирбис Спасибо! Сразу окунулась в ту атмосферу, описание которой вам так хорошо удается! Суровые будни....
Muelle: Ирбис Спасибо за экскурс в прошлое! Самой в совхозы и "на картошку" не посчастливилось поездить, но описание вами сего действа очень походит по ощущениям на то, о чем рассказывали родители. )))) Будем ждать дальнейшего "погружения в эпоху"! Классный авик!
мариета: Я пыталась понять - эти поездки, они были, чтобы помочь совхозов собрать реколту, да? Что-то в роде средношкольские или студенческие бригады, когда надо было летом на месяц отработать где-нибудь в сельском хозайстве? *прочитав пост Muelle* видимо то же самое имелось ввиду Ирбис пишет: кстати, я родился с ним в один и тот же день, потому и назвали такА у меня сын тоже тогда родился - 22.04.
Ирбис: мариета дала первый щелчок по носу Прилется добавить абзац, для объяснения этой поездки. Завтра перепишу. Хелга заменит. И милой представительнице болгарского народа будет уже понятно.
Ирбис: СОВХОЗ Показалась знакомая деревня, некоторые зашевелились, другие уже не могли и находились в невменяемом состоянии. Этот совхоз объединял три деревни, которые почти слились друг с другом, но до мегаполиса так и не доросли. Посередине деревни протекала вялотекущая речушка, которая впадала в пруды, находящиеся за ней. Пролетев по деревне, мы притормозили у общежития, в котором я уже бывал и раньше. Автобус фыркнул и остановился. В открытые двери выйти смогли не все, некоторых выносили и укладывали на траву. Оглядевшись, практически не заметил никаких изменений, только деревья стали больше. Тот же чистый, целебный воздух, та же целебная пыль с дороги, забивающая легкие, да и свиньи вроде такие же. - И куда теперь? Неужели в этом бараке жить будем? - обращаясь ко мне, спросил Серега как у «опытного». - Вон видишь дверь с той стороны, - показав на правление, - там и определять нас будут. А эти две общаги барачного типа самые большие, и мне бы туда не хотелось, хотя до столовой от них ближе всего. Несколько на той стороне, за речкой, есть дальние общежития, но для шоферов - там спокойней. А здесь местные постоянно лазят – просто раздражает. Серег, смотри. Вон в первом автобусе несколько женщин, среди них девушка красивая. Дай хоть маленько рассмотреть, успеешь еще поселиться... Но Серегу, равнодушно посмотревшего в их сторону, они не интересовали, и вижу, расстроился не на шутку, но что сделаешь - условий в ссылке не выбирают. Какой-то мужик стоял рядом и внимательно ко мне прислушивался, и я, толкнув Серегу, взглядом показал, что нам надо отойти. Бросив сумки, приказали Женьке и тем «пацанам» сидеть караулить. - Пошли, Серег, прогуляемся, - и двинулись по знакомым мне местам. - Я тебе другую общагу покажу - рядом с клубом, и посмотрим: есть там места или нет. Там общага почти новая и баня там новая. Заодно не будем торопиться, пусть эти сарайки заполнят. Пока шли, Серега все осматривался по сторонам, зачем-то здоровался со всеми местными. Пройдя полпути, я кое-что вспомнил. - Слушай! А ведь там на той стороне домики есть очень старые, раньше их тоже давали, но не знаю, сохранились они или нет. У нас кому места не хватило, жили там и, говорят, довольны были. Но состояние их ужасное. А заведовала всем этим делом Колотушкина Антонина Петровна, тетка очень грозная, и бывает так орет, что просто…. В кино такие как она обычно женщин-революционеров играют. В тот прошлый приезд ее все боялись. Правда, не знаю: осталась ли она при этой должности - начальник по быту. Я уговаривать женщин не умею, тем более таких, но учти: до столовой переться…. Услышав слово «домик», Сергей облизнул губы и, испытывая сильнейшее возбуждение, схватил за руку. - Пошли назад, я уговорю. - Успокойся, подождем часика два, пошли, покупаемся пока тепло. До пруда шли очень долго, он за километр от конца деревни находился. Купались почти час, пруд был очень теплый, хотя погода была уже прохладной. Когда вылезли, спросил, оглядываясь по сторонам. - Смотри, как красиво вокруг, правда? - Нет, некрасиво. У нас в Бурятии намного красивее, а ты на Байкале был? - Нет. - Тогда ты красоты не видел. Ну, все, пошли назад. - А ты что бурят? Хотя заметно, что ты откуда-то оттуда. - Да, почти бурят, у меня и имя настоящее - Батар. Но отец, правда, русский, и когда паспорт получал, заменили на «Сергей» - он так заставил. - А можно я тебя Батаром звать буду? - Можно, но не путай с Батыром, хоть это одно и тоже, но мне не нравится. Но впоследствии настоящее имя как бы и не прижилось. Нагулявшись, дошли до своих парней, Женька нервничал и явно устал ждать. - Где вы ходите? Уже почти все разошлись. Подъехал бортовой ЗИЛ, в него стали грузить лиц, пострадавших то ли от водки, то ли от «морской болезни», и закидывать их вещи. Похоже, повезут в то общежитие, что возле клуба. - Ну что, Вова, пошли к тетке… В комнате ее не было, только молодая женщина лет тридцати. Я уже подумал: «наверно ушла на другую работу, и может эта девушка добрее будет». - Здравствуйте, мы оформляться… - начал Серега. - Подождите, сейчас Антонина Петровна придет. Ну вот, а я надеялся…. Мы стали ждать, Серега сел на стул, мы просто размазались в коридоре по стенкам, Андрей навалился на косяк. И тут появилась она, нисколько не изменившись, только чуточку поправилась килограммов на пятнадцать. Все тот же не застегивающийся на груди синий пиджачок со значком «Ударник Коммунистического труда». Несмотря на большие размеры, женщина была довольно шустрая. Влетела в проем, оцарапав при этом бедному мальчишке полщеки. - Так, молодые люди, а вы где шляетесь?! - рявкнула грозная и боевая женщина, владелица всех этих фешенебельных бараков. - Мы слышали: у вас домики есть. Нам бы в домик, мы не хотели бы в общежитие, - жалобно заскулил Серега. - Нет у меня никаких домиков! Кто вам сказал?! Серега показал на меня. - Есть! Я знаю, я здесь уже был три года назад! - гордо утвердил я. Домовладелице было все равно на мое гордое заявление, с такими как я она расправлялась одним указательным пальцем, направленным в сторону двери. - Есть! Но не про вашу честь! Знаете такое слово, молодые люди? Пойдете в ту, что возле клуба - прекрасное помещение! Сергей пошел в атаку. - Хотите, я вам и всей вашей семье обувь отремонтирую, прошью - еще лет пять ходить будете. У меня и инструмент есть, и все что надо. Удар попал точно в цель, я даже удивленно посмотрел на Серегу, а почему мне не пришло в голову паяльник с собой захватить? - И такие сможешь? - недоверчиво спросила уже почти не грозная тетка, достав из-за сейфа видавшие виды сапоги, стоптанные до невозможности и вдобавок огромного размера. - А то мне трудно купить и подобрать. - Запросто, завтра готовы будут! – сперва оглядев, пообещал Серега. Лицо тетки сразу изменилось, и тут впервые увидел, что она может быть еще и доброй. - Ой, ты мой мальчик маленький, - подбежала к Андрею, достала платочек, поплевав на него, давай вытирать царапину, оставленную заслуженно полученной наградой. - Нина! Оформляй мальчиков, самый лучший дам! Правда, за рекой - далековато, но ничего: молодые - дойдете. - А мне тоже сапоги надо сделать, - заверещала Нина. Сергей уже был в таком счастливым духе, что пообещал и ей. Посмотрел на меня торжествующим взглядом: «Вот как надо, учись!». Потопали за быстроходной теткой, ели поспевали, шли наверно минут двадцать, да еще и через мост. Пока шли, начальник по быту переквалифицировалась в экскурсовода. - Вот столовая, вот ток, вон там МТС… Я, кстати, там рядом живу, уходя на работу, вам в окно стучать буду, чтоб не проспали. Да и заходить буду иногда. Только не спалите мне дом и с печью поосторожней. Подошли к низенькому домику. Самый лучший оказался обыкновенной деревенской развалюхой, но вполне пригодной для жилья. Две проходные комнаты, в маленькой - две кровати, в большой - четыре, печь на полдома. Даже водопровод, правда, вода грязная, но колодец рядом. Баня метров двадцать от дома, и обычный деревенский туалет тоже на улице. Когда наша начальница ушла, Серега начал прыгать, топать ногами, и от счастья стал похож на идиота. Мне стало смешно. - Чему ты радуешься? - спросил Женька, - до столовой вон сколько идти! Максим его поддержал, а Андрею было все равно, как оказалось потом - ему всегда было все равно. - Глупые вы, ничего не понимаете! А ты что скажешь, Вова? - Так это же моя идея. Я знаю в общагах одни пьянки, шум и драки. Местные такие же пьяницы, постоянно мешают. Вы знаете, что мне в прошлый раз здесь в шутку сказали: каждый третий у нас не сидел. И все по пьянке… - Ну и народ у вас здесь…, - оборвал Сергей - А у вас можно подумать не пьют?- съязвил я. - Да пьют… еще как пьют, что говорить. Ну что мы валяемся, тут же баня есть, давайте дров наколем. Я буду у печки спать, ты, Вов, напротив меня на деревянную ложись, Женя иди на ту койку. Женька он добрый, спорить не стал. Так мы и заселились, как единая команда. Правда, одна койка осталась свободна, но как потом оказалось ненадолго. Потом Сергей, ни на секунду не переставая сиять от радости, заявил: - Что делают люди, когда заселяются? - …? - пожали мы плечами. - Балбесы вы, с соседями знакомятся! Я пойду, разведаю, что там за люди. Найду, может бабку какую-нибудь, может, чем помогу ей, она нам картошки, молоком или еще чем-то поможет. Я сам из деревни, и знаю, как жить здесь. Я обещаю вам: как у Христа за пазухой вы со мной жить будете! Главное - дом, и свой, мне больше и ничего не надо, - закончив речь, треснул ладонью по плечу меня так, что я улетел на кровать. - Осторожней, убьешь ведь. Как медведь… - поморщился я. - А я и есть медведь. Настоящий, забайкальский - меня так жена называет. Идите дрова рубить, ну что вы валяетесь, - и умчался. Носился по окрестностям наверно час, если не больше. За время его отсутствия мы с Женей нарубили немного, ну совсем немного. Но зато чуть не поотрубали друг другу руки, ноги и головы. Потом он появился, подошел к нам и удивленно спросил: - Это что, все? Опустив глаза в землю, мы просто скромно переминались с ноги на ногу. - Давайте топор, учитесь как надо, - и начал рубить, а мы еле поспевали оттаскивать. - А бабки тут есть и не одна, так что если все хорошо будет, жизнь будет сносная. Завтра пойду, навес бабуле подремонтирую, может и молока даст. Вечером помывшись, сели за стол, достали продукты - водка оказалась только у меня, да и у Сереги. Консервы, кильки, да «Завтрак туриста» - у всех кроме меня, никогда их не любившего. «Шпана», как потом мы в шутку между собой с Серегой и Женькой называли Максима с Андреем, от спиртного сразу отказалась, Женька тоже почти не пил, все время прикладывал палец на стол возле стакана – мол, всё. Так что, выражение «пьет как сапожник» не всегда уместно. Хотя матерился Серега точно как они… Тут и выяснилось, что наш богатырь пьянеет махом, даже не знаю почему. Через полчаса он уже нес всякую чепуху, без конца хвастался. - Серый, - я у него спрашиваю, - а чего ты так быстро косеешь? - Да вроде все нормально со мной, а что тебе не нравится? - Я тут как-то читал, что буряты и монголы - это одно и тоже. - Чего ты сказал? Да монголы… - они глупые! Не надо меня даже с ними сравнивать! - Да…?! - ошарашено и уважительно посмотрел на гордого бурята. - Да…! Приезжали тут к нам как-то двое монголов, мы их провели как дурачков. Не надо меня с ними сравнивать, а то, что почти на одном языке говорим, еще ничего не значит, - доказывал пьяный Сергей. Потом, он начал нам показывать свой красивый охотничий нож. - Дедовский! Он, может, фрицев на войне им резал! - Серега, не гони! - меня уже разбирал хохот. - Я говорю - может…, зато шаманами заговоренный… смотри! С этими словами он стал кидать нож то с ручки, то с лезвия, и нож всегда втыкался в деревянную дверь. - Ничего себе… - согласились мы. - А ты, что шаманам веришь? Вот темнота! - смеялся я тогда в то время, будучи воинствующим безбожником. - Верю! Еще как верю! А ты не знаешь их - лучше молчи, - злился на меня бурят. Так и состоялось первое знакомство, из которого про Андрея я, например, ничего и не узнал. Он молчал почти все время. Зато Серега рассказал про себя всё: из какой байкальской деревни, сколько у него там родственников, как туда к нему добираться. И что у него здесь дочь родилась, а он хотел бы сына. Женьку я и так знал. У Максима не было матери, не знаю почему, и все это время им занимался отец. И все годы на каникулах он проводил у бабушки. Обувь ремонтировать умели только Женька и Серега, а те ходили в вечных учениках да подмастерьях. - Серега, а у тебя, что отец из ссыльных каторжников? - шутя, спросил у него, - раз ты наполовину русский. Шуток он тогда моих еще не понимал. Сразу обиделся. - Почему из ссыльных? Он просто из русской деревни. Он всю жизнь хотел, чтобы я в город перебрался. А мать и бабка всегда против были. - Не обижайся, я шучу, просто мы сами здесь как в ссылке. На следующий день всей толпой пошли в столовую и заодно получать себе работу. Столовая обычная, ресторанного типа: без подносов, салфеток и вилок, на самообслуживании, как и в каждом совхозе. Своим меню друг от друга не отличались: суп «Полевой», да слипшаяся лапша с котлетой. А нет, забыл: компот еще - национальный советский напиток. Пришли, а народа в первый день уже так много – половина даже на улице стоит. Пришлось стоять и болтать между собой. - Ели когда-нибудь в таких? - поинтересовался я. - Нет, но скорей не лучше чем в армии, - сказал Серега, повернувшись ко мне небритым лицом. Вчера он всем заявил, что побреется только дома, когда уже все закончится. Ну а ссылка обещала быть долгой, и борода, по моему мнению, уже должна быть потом внушительной. - Серег, смотри, - показал ему головой в сторону двери. Вошли: очень миловидная женщина - чуть старше тридцати, немного выше среднего роста, и девушка - на вид лет двадцать, почти маленькая. Я ее уже видел вчера издалека, а тут совсем близко. Сердце сразу ёкнуло, и пришлось вспоминать жену, которую оставил дома, и для того чтоб больше не ёкало. Но жена никак в голову не лезла, потому что, глядя на нее, почувствовал, что она мне нравится, и я не переставал ее разглядывать. Мне нравилось в ней все: и ее красная импортная куртка с черно-красно-желтыми полосами на рукавах, и ее прямые почти черные волосы, бесподобно красивые черные глаза, в которых даже зрачков почти не видно, смотревшие на всех из-под черных бровей. Даже чуть крупноватый нос (по мнению Сереги!) ее нисколько не портил, просто в нем угадывалось влияние южных цивилизаций. Да и по ее движениям можно понять, что человек она достаточно эмоциональный. Вторая была тоже не менее красивая, с серыми глазами и со светлыми волосами. Одета в яркую голубую куртку, тоже импортную. Сразу было видно: не в магазине они их покупали. Хотя времена были уже не такие как в «Стилягах», все равно красивых и ярких вещей в магазинах еще не было. Но она была гораздо выше другой, и в ней чувствовалась какая-то уверенность, как у женщин, не обделенных мужским вниманием. Что и сразу подтвердилось - мужики до этого не пропускавших женщин вперед, сразу расступились и предложили им пройти к раздаче. Им дарили комплименты, на что высокая отвечала улыбкой, вторая начинала смеяться и кокетничать. Я как всегда съел за минуту, и все рассматривал их, чем вызвал неодобрение Сергея. - Вова, нехорошо. Я перевел взгляд на Серегу, кое-как собрался с мыслями. - Серега, если на силосную яму пошлют, я застрелюсь, нет лучше ты меня зарежь своим охотничьим. - А что, там так плохо? Тяжело слишком? - Не столько тяжело, как надоело, я уже три раза ездил и все время на ямах, не хочу… У нас в прошлом году помощниками комбайнеров трое мужиков пошли, так потом хорошие бабки привезли, правда, они приходили домой в десять и уходили полшестого. Отзавтракав, пришли в совхозное правление, народ шумит, все куда-то носятся. Зашли к Антонине Петровне, тетка сегодня была почему-то очень нервная и грубовато послала нас, правда, к агроному. Отыскали главного агронома. Агроном, молодой мужик интеллигентного вида, странного для такой деревни, в очках, сразу произвел приятное впечатление, полистал разнарядки, зачитал наши фамилии - мою, Серегину, Женькину и еще четвертую. А, посмотрев на маленьких ростом Андрея и Максима, отправил их к какой-то женщине собиравшей другую группу. - Пойдете на силосную яму, - прозвучало для меня как выстрел. - Блин! - сорвался я, правда, тихонько. Серега с Женькой покатились со смеху. - Что такое молодой человек? - удивился агроном. Серега ему все объяснил, на что интеллигентный агроном улыбнулся. Мне почему-то от его улыбки стало совсем тоскливо - сплошная невезуха. - Ну, опыт есть, ничего страшного, еще поработаете, заодно и их научите. А где четвертый? К вам вчера в домик отправили, мест просто больше не было. Он отстал от автобуса приехал вчера под вечер. - Мы его вообще не знаем, и никто не приходил. - Странно… показывать я вам не буду. Владимир, я думаю, раз уже здесь был, помнит куда идти. Можете идти работать. Андрея и Макса отправили на зерновой ток. И я видел, как они с группой, в составе которой были те красавицы, направились на работу. - Везучие, - вздохнул я. - Ты про что?- но, посмотрев направление моей головы, сразу понял. - Ах, вон ты… про этих бабенок что ли? - Ну да. - Вов, а ты жене изменяешь? - Ни разу еще, и не собираюсь. - Ну, так выбрось из головы. Показывай куда идти. Чем мне нравилось в этой деревне, так это что от любого места работы в столовую добираться можно довольно быстро. В другом месте, где когда-то был, обед нам привозили на машине, и часто бывало так, что могли остаться без обеда. Когда пришли, стало видно, что на этом месте ничего не изменилось. Даже пожилой тракторист дядя Ваня, прекрасный и порядочный мужик, и тот на месте; второго - как оказалось, звали Пашей - я, правда, не знал. Паше было на вид лет тридцать пять - сорок, веселый мужик с тремя детьми и уже готовился стать отцом четвертого. - Здравствуйте, дядя Ваня. Удивительно, но он меня узнал. Похоже, я не изменился - до двадцати двух лет водку по паспорту покупал. - О! Владимир к нам опять пожаловал, проходите гостями будете. Работать? - Да вот приехали, сами-то справиться не можете. Для непосвященных: приезжает машина, нагруженная перемолотой зеленой кукурузой. Из машины торчит трос, который цепляют трактору. Двое заскакивают на кабину грузовика. Трактор начинает тащить трос, деревянная волокуша под кукурузой приходит в движение, и вся масса начинает двигаться. Двое спрыгивают и плечами поддерживают, чтоб не свалилась назад, и доводят до края борта. Масса падает из машины, трактор вытягивает волокушу из массы, и двое других приносят и кладут эту чертову тяжелую дрыну в машину. Те, кто наверху, ставят ее на место, спрыгивают - и так каждый день. Если много машин, можно порядочно умаяться. Женька утомился сразу, я и Серега – ничего, справились. Хотя четвертый напарник нужен позарез. В серой и скучной совхозной жизни многие находят утешение в пьянке. Мы с Серегой не знали раньше друг друга, нам поболтать гораздо интересней, чем пить. Захлопнув борт последней машины, отправились на ужин, Женька чуть живой плелся сзади чуть не километр от нас, и мы не торопились. С тока, находящегося по правой стороне, тоже шли наш Макс с Андреем, а на некотором отдалении - группа деревенских и наших женщин, и опять те. У меня ни с того ни с чего немного ускорился шаг, и я чуть оторвался от товарища. - Вов, а ты куда побежал? - Я есть хочу. - Не ври, я-то вижу. Пришлось сбавить ход. В столовой меня ожидала удача: Женька еще не подошел, а мы взяли тарелки и сидели вдвоем. Тут стулья с другой стороны стола отодвинулись - это красная и голубая куртка сели напротив, испуганно покосившись на небритого здоровяка, на меня они даже при этом не глянули. На фоне медведя я не смотрелся. «Разбойничья рожа!» - подумали наверно, косясь на своего соседа по столу. Я уже поел и ждал, когда же Сергей закончит. Захотелось дамам сделать какой-нибудь комплимент, но в голове вертелись одни восточные глупости, наподобие: «Ты прекрасна как свет утренней зари»; вторая мысль крутилась чуть умнее - мне почему-то захотелось пригласить их в гости. Но так и просидел, глядя в тарелку, краем глаза все посматривая на темненькую… Когда вышли на улицу Серега, посмотрев на меня, улыбнулся, но ничего не сказал. А может, мысли мои прочитал.
мариета: Ирбис Бога ради, пишите как вам пишется! «Милая представительница болгарского народа» сумеет понять вас! Мне почему-то кажется, что столовая имеет в вашем рассказе очень существенное место. Вот еще одна характерная черта мужского стиля - если автор была женщина, она никак бы не подумала заботиться о том где находится столовая
Muelle: мариета пишет: если автор была женщина, она никак бы не подумала заботиться о том где находится столовая мариета! И да, просинхроню с предыдущим оратором ))): мариета пишет: Бога ради, пишите как вам пишется! Ирбис , Вы узнаваемы, неповторимы и непохожи ни на кого (хоть в рассказах, хоть в повестях)! И это здорово! Одни ваши темы для сюжетов многого стоят, чесслово! Надеюсь только, повесть закончится благополучно?! Для всех героев?!
Ирбис: мариета не служила в армии .Хотя я тоже.Но свежий воздух , тяжелая физическая работа, возможность с кем-то пообщаться, замкнутое пространство... путь к сердцу мужчины(лишнее)... просто отдых. Столовая собирала на некоторое время людей разношерстных, разновозрастных... а потом опять, тяжелый труд. для Muelle Для героев закончится благополучно? - Вам решать после последней буквы Неужели в Болгарии в то время был рай? Сказали-бы давно бы эмигрировал... и женился бы на вас
Леона: Ирбис а я вот хорошо помню эти совхозные обязаловки! Эх, неужели это было так давно? И неужели в Болгарии такого не было? Спасибо!
мариета: Ирбис пишет: Неужели в Болгарии в то время был рай? Нет, просто у нас размеры на все (включая и совхозы) были куда меньше, что значительно упрощало нашу жизнь. Например комбайн два раза прогуляет по поле и хлеб уже собран. Но по вашим моделом у нас тоже было что-то такое. Называлось "бригада" - летняя и осенняя. С 9 класса и потом в институте все мы должны были отработать по месяц в сельском хозяйстве или в консервенных комбинатах. Только зачастую там просто не было столько работы, и нам с трудом находили что-то делать, чтобы мы могли выполнить комсомольское поручение
Ирбис: Томская область 319 тысяч кв.км , Болгария -111. что сравнивать Как такая маленькая страна всю Россию "Варной" споила?
Леона: Ирбис пишет: Как такая маленькая страна всю Россию "Варной" споила? "Слънчев бряг" ещё был.
Хелга: Леона пишет: "Слънчев бряг" ещё был. А «Алиготе»? «Медвежья кровь»?
мариета: Не будем отвлекаться! Ждем что будет с Сергея и... Марьи
Ирбис: Толик Когда мы уже пришли домой, нас ожидал довольно неприятный сюрприз. На кровати в маленькой комнате, уже натоптанной грязными ногами, спал здоровый мужик в вымаранном уличной грязью комбинезоне. Ясно, что он был пьян. - Вот он какой - шестой жилец, - удивился Женя, потом подняв с полу фляжку и понюхав содержимое. - Химия какая-то. Андрей уже переоделся и лег напротив, на свою койку, слава богу этот пьяница хоть правильно свою кровать нашел. Андрею, видать, опять было все равно. Да… похоже в ссылках и соссыльников тоже не выбирают. Пьяный, видно, уже проспался, сел на кровать, мы от него немного отошли. Он мутными немигающими глазами смотрел и ничего не понимал. - Привет, мужик! - крикнул я, чтобы привести его в чувство. Мужик наморщил лоб, вроде начал соображать. - О, ребята! Выпить есть чего? Глядя на Серегу, вижу, ему похоже хочется сделать ему немножко больно, но причины найти пока не может. - Ты бы сходил да помылся, там в бане вода теплая есть. - Ребята сходите, принесите чего-нить, я помираю. - Да пошел ты… не сдохнешь - начал злиться Сергей и пошел ремонтировать сапоги нашей начальнице. Но мужик, который как потом уже нам представился Толиком, не собирался ни мыться, ни бриться. Так и лег дальше спать. Проснувшись утром, Толик все-таки сходил в баню и стал собираться на работу, взгляд его значительно улучшился. После бани он повеселел, и я думал, что просто хмель вышел, а от него просто пахло Женькиным лосьоном после бритья. Женька ему это простил - добряк он у нас. Постучала Антонина Петровна, сказала «спасибо» Сергею за отремонтированные сапоги, а на меня почему-то покосилась недобрым взглядом. Зная ее довольно давно, чувствовал: тут что-то не так. Женщины-революционеры всегда жестоки и беспощадны, для них только одно подозрение - уже доказательство преступления, требующего незамедлительного расстрела. Серега, глядя неприязненным взглядом на Толика, спросил ее: - Откуда он здесь взялся? Мы же договаривались. - Извини, Сергей, ни одного места не осталось. Нина его сюда направила, но сейчас все исправим. Мужчина, давайте я вас за реку переведу. - Нет, мне и здесь хорошо! Никуда я не пойду, - заявил любитель отечественной химии. Работать вчетвером и, правда, было легче, заодно узнали тайну появления нового жильца. На автобус он опоздал, так как накануне пил по-черному, и ему пришлось добираться через автовокзалы и автостопом. А вечером он просто напился в общаге у «корешей», где-то «вырубился», спал в кустах и потому появился только на следующий день. Мне даже в первый день на яме показалось, что мужик-то он в принципе неплохой. Однако, протрезвев на работе, с него не спадала озабоченность, как с пользой провести вечер. Он никогда не ужинал и после работы уезжал на последней машине в деревню, чтобы найти, что-нибудь такое, чтобы ввергло его в привычное состояние. А состояние всегда изо дня в день одно и тоже: где-то часов в десять-одиннадцать распахивалась дверь, затем грузно вваливался Толик, держа руки чуть-чуть вперед, при этом, высоко подбрасывая колени и мельтеша ногами, пролетал до стоящей напротив двери кровати с Женькой. -…, осторожно! - ругался никогда не матерящийся добрый Женька. Затем, оттолкнувшись, Толик бился плечом об косяк, и его отбрасывало на койку, где лежал Андрей. - Ой, больно, - пищал никогда не говорящий Андрюха. Ночью, включив свет, шумно сосал из чайника, потом падал обратно, забыв его выключить. Да и мог просто ночью нагадить в комнате, что уж совсем приводило в ярость Серегу. И так почти каждый день. Я еще терпимо к нему относился, но не Серега. - Вова, пусть они с Толяном вперед идут, а мы минут на пять позже пойдем, ну не хочу я с ним за одним столом сидеть. Я вздохнул, но согласился. Серега моего вздоха не понял или не обратил внимания. А, приходя в столовую, видел, что обладательницы красивых курток и такой же внешности уже были вдалеке, по пути на работу. Придется привыкать к Серегиному капризу… Пьяница он пьяницей, да и бог с ним. На третий день произошел довольно курьезный случай. Сергей принес первый тимуровский трофей - пятилитровую банку молока. Меня все время удивляло: ну как после тяжелой работы, даже пусть и не каждый день, он может еще куда-то идти? После тяжеленных волокуш до койки бы добраться. Молоко выдули сразу. Когда легли спать, я вдруг ощутил в животе странное ощущение. Похоже, все это почувствовали. Первым вылетел за дверь Андрей, потом Женька, а потом все остальные кроме Сереги и спящего Толика. Серега начал потешаться. - Что это с вами? Смешного тут мало, да и что смешного, когда очередной болид на огромной скорости распахивал дверь, шурша бурьяном, уходил в темноту красивой августовской ночи и, закатив глаза, чтобы полюбоваться бесподобными звездами, присаживался в кустах для исполнения мучительного обряда жертвоприношения. Время шло, но болиды летали все чаще и чаще. Серега уже просто рыдал, лежа на кровати. - Серега, гад, ну хватит ржать, помоги нам, придумай что-нибудь! Иди хоть ромашки нарви! - в конце концов, разорался я. Серега поставил чайник на электроплитку, взял керосиновую лампу и пошел искать нам спасение. Принес он ромашку и еще что-то. Через час нам дал выпить по полстакана травяной бурды. Болиды стали летать гораздо реже. Нам даже удалось малость поспать. Утром он сходил к бабке, вернулся, без конца прыская от смеха, со стаканом крахмала и четырьмя таблетками. Разведенный крахмал выпили, закусили таблетками. На этом наши мучения прекратились навсегда. Утром у Женьки возникла идея: напоить Толика молоком. Но тот сказал, что подобную гадость он не употребляет, зато он знает способ, как превратить молоко в брагу. К молоку потом привыкли. Он часто приносил его, даже прокисало иной раз. Так и шла у нас жизнь совхозная - скучная и однообразная. Утром - работа, вечером - карты, шашки, да шахматы. Мне все время как-то хотелось снять с Максима да Андрея «потолковый» рефлекс. Это когда они приходили и укладывались на кровать и смотрели в потолок до самого сна. Книг и журналов, оставленных прошлыми жильцами, было великое множество, но заставить их хотя бы полистать оказалось просто невозможным. Если Максима еще как-то удавалось привлечь к игре в карты или в шашки, то Андрея - просто бесполезно. Правда, я им нашел дурацкое занятие - они наверно неделю этим развлекались. Для этого берется две консервных банки. В одну насыпаешь черных муравьев, в другую рыжих. Потом все это высыпаешь в одно место. Долго они потом веселились, глядя на гладиаторские бои. Да и чтобы они шибко не валялись, мы с Серегой частенько злобоупотребляли просьбами «принеси», «подай». Может, это было нехорошо, но все-таки мы были старшие… Серега, чтобы еще как-то развеяться, развлекался в стычках с Толиком. Но последний случай с Толиком Сергея просто добил. Была у Андрея странная привычка: он мог долго шариться в своей сумке, ничего оттуда не взяв. Через час история повторялась, и так без конца. Но сегодня Андрюха это делал с завидной регулярностью каждые пять минут, и я просто не выдержал. - Андрей! Что ты там ищешь?! - Мне деньги нужны. Мне конверт купить надо. Он регулярно ходил на почту, покупал конверт, потом писал письмо три-четыре предложения и уносил обратно, но пусть и так - мама его тогда хоть не беспокоилась. - Дай сюда сумку! Он послушно принес; в небольшой спортивной сумке было всякое барахло: мыло, носки, трусы, детская машинка, радиоприемник «Вега». Во внутреннем карманчике лежали таблетки, уложенные рукой заботливой мамы. Да еще, как назло, среди них именно те, которые нужны были для спасения нас во время событий той ужасной ночи. - Это что? Ты почему молчал, что у тебя таблетки есть? Я тяжело вздохнул, а он только плечами пожал, да и что с него взять. - Но денег нет там, ты же видишь, - развернул ему сумку так широко, что чуть не порвал ее. - Вчера были, - и начал перечислять достоинства пропавших купюр голосом автоответчика. - Вот гад! - вскочил Серега, все это время за нами наблюдавший. – Взял, у парня деньги вытащил! Но подождите, придет он в хоть каком состоянии, я ему влеплю так, что мало не покажется. Мы с Женькой - люди добрые - конечно испугались. Сама мысль - о переворачивающемся в воздухе Толика после Серегиного удара - показалась слишком уж страшной. - Сереж, не бей его, протрезвеет, поговорим с ним. Еле успокоили его. Когда Толик, наконец, пришел - довольно пьяный, но еще что-то соображал - все претензии отверг и клятвенно божился, что ничего не брал. Ну как еще с ним было говорить - не пойман не вор. А приемник поставили на окно и теперь всегда слушали новости. *** продолжение следует....
мариета: Ого! На почетной доске появился новый герой труда! И опять такой колоритный
Ирбис: А было уже поздно, суббота. Из всех завоеваний социализма в деревне остался один выходной - воскресенье, и потому завтра можно было выспаться. Хотя выходного тоже не полагалось, но воскресенье выпадало всегда. И виной не профсоюз или другие формы защиты трудящихся. Объяснялось все просто - все шоферские общаги дружно в этот день напивались, опустошая самогон со всех окрестных деревень. Они и в простые дни пили, но в воскресенье начинали с утра. Все бабы Нины, Веры и т.д., умеющие производить «огненную воду» в этот день имели невероятную прибыль. Местные производили его из чего только можно, особой ценностью пользовался самогон на пшенице, но местные прятали его для себя. Тут неожиданно к нам кто-то постучался. Зашел главный агроном, тот самый очень культурный мужик, как потом сказал Толик, «из кулаков». - Добрый вечер, господа, - улыбаясь, произнес он. - Здравствуйте, Аркадий Андреевич. - Аркадий Андреевич, - вода из под крана грязная идет, - начал ругаться Серега. - Ну, за воду я не отвечаю, у меня самого такая же дома идет. Ладно, успокойтесь, я не затем в поздний час. - Чай будете, товарищ главный агроном? - предложил наш охотник. - Ну не откажусь, заодно поговорим. - Женя! Человеку чаю быстро налей! - приказал Серега. Женька быстро кинулся обслуживать человека. Никогда не "просыхающий" Толик уставился на гостя соловыми глазами и грустно спросил: - А выпить ничего нет? - Будет выпить, но не сейчас, а завтра. - Завтра?! Завтра и приходи! - Ну да, завтра я предлагаю вам подработать. Мне к вам посоветовали обратиться. На сенокос поедем. Денег не дам, но накормлю и на стол вина поставлю. Будет и обед на поле, и ужин хороший у меня дома. Думаю, не обижу. У Толика и у Сереги вспотели руки, только по разным причинам. - Кто пойдет? Руки подняли четверо: я, Сергей, Женька, и Толик. А те остальные как всегда смотрели в одну точку, и перспектива работать им ну никак не улыбалась. Агроном, попрощавшись, ушел, а Толику показался оскорбительным сам визит. Уже и свет погасили, и спать легли, а он все бубнил, как старый дед: - Обнаглел народ, приходит без бутылки, а о таких вещах говорит. Развелось тут кулачьё. На этот раз Серега разозлился не на шутку: - Да ты всех достал уже, своим пьянством. Старый дебил, откуда ты взялся, без тебя было хорошо, пока ты не появился. Ты заходишь - тебя сразу в колодец головой опустить хочется. - Заткнись, урод нерусский, - огрызнулся Толян. Затем Серега встал, и я услышал пару крепких шлепков. После первого - недовольное мычание, после второго - полную тишину. Все-таки не стерпел наш медведь. - Серег, а ты чего разошелся? - поинтересовался я, но в ответ - тишина. Агроном прикатил с такого ранья, с какого я еще никогда и не вставал. Пьяного Толика еле разбудили, и то пришлось воду из чайника лить. На левой щеке начал проступать хороший, еще только зарождающийся синяк, похоже он ничего не помнил или его просто не замечал. Матерясь на весь белый свет, он кое-как оделся и пошел с нами. Совхозный «бобик» докатил быстро, я пытался еще поспать, но из-за тряски по ухабам, да когда голова вдобавок в нем бьется как язычок в колокольчике, пришлось от этой затеи отказаться. На сенокосе Сергей махал косой так, что вызывал восхищенные взгляды деревенских женщин. Но думаю: не в косе дело – только зарождающаяся борода, крепкий без следов жира торс, сильные руки и набросанные кругом кучи сена будоражили воображение женщин. Толику пришлось тяжело, вчерашнее похмелье никак не отпускало, он нервничал и осторожно узнавал у агронома, сколько же ему поставят. Мы с Женькой, как более слабый контингент, вместе с женщинами подгребали сено и грузили его на трактор. В обед перекусили: до этого никогда не ел настоящего деревенского масла и не мог остановиться, проглатывая кусок за куском. А Сергея просто затерроризировали вопросами: откуда он родом, сколько лет. Узнав, что женат, расстроились – все их мечты о том, что он отхватит какую-нибудь пышногрудую красотку из их деревни, сразу развеялись. На нас Женей никто так и не взглянул, и даже когда за обедом Серега сказал, что я много книжек прочитал, просто поглядели на меня с презрением, всем видом показывая: умники им здесь не нужны, а потом и вовсе посмотрели как на ненормального из-за брачного предложения по поводу Женьки. Деревенские тетки мне самому не понравились: простоватые, да и силой такую непросто взять. Это так у нас шутливо любят мужики говорить, намекая, зачем такая жена нужна, если потом с ней не справишься. После того как сенокос закончился, оправились к агроному домой, где он закатил настоящий деревенский банкет. Пили «Иверию», которую я чрезвычайно ненавидел. Мне даже кажется, что по истечении стольких лет, её противный вкус до сих пор стоит у меня во рту. Женька почти не пил, зато Сергей как всегда быстро охмелел. Его охотничьи истории сыпались как из рога изобилия, хотя, если честно говоря, в правдивости и достоверности многих историй я сильно сомневался. Особенно – в количестве добытых Серегой животных. Получалось по его словам: он уничтожил весь животный мир Забайкалья. Но это просто наверно профессиональная болезнь, которой страдают все охотники. Я тоже участвовал в разговорах, тем более время такое было: Михаил Сергеич у власти тогда был. Ну как о нем не поговорить? «Гласность» начиналась, газеты и телевидение совсем другие стали. Помню, жена агронома сказала: - Ой, что сейчас творится! Я слышала: в городах мужики с мужиками стали жить; не понимаю как так можно? А как им детей заводить-то? - Да как заводить… заводят. Обычная беременность потом возникает, только внематочная, - пошутил я. Тетка долго потом смотрела на меня недоверчиво, даже подозрительно, но спорить не стала. Странные они деревенские - не понимают наших шуток. Когда наелись, отвалились от стола как гусеницы от листа и пошли домой. Бурят идти не хотел. То порывался бороться с нами, то начинал орать бурятские песни, то переходил на русские, причем больше куплета не пел. Было уже очень темно. Ночь, огни где-то далеко, а он все куражился. Женька и я тащили его за руки и умоляли его: - Серега, пошли домой, поздно уже. А Толик все время удивлялся: - Там и пить-то нечего было. А он так напился, да еще и от вина. Я уже не знал, как упрашивать: - Батар пошли, тебе проспаться надо. Если ты не выйдешь завтра на работу, мы без тебя не справимся. - Выйду, я бы еще выпил, - орал он на всю улицу, сгребая нас в охапку, и кидал в траву. - Хватит тебе! – опять накидывались мы на него, как шавки, но без толку. А Толику мысль про выпивку очень понравилась. И он стал ругаться и возмущаться: - Мы им столько помогли, а они даже не напоили меня как следует, я пойду назад, пусть еще наливают... - Не ходи, совесть-то имей, - несмотря на то, что меня немного мутило от «Иверии», разум мой был чист. Алкаш Толик про такое понятие как совесть никогда не слышал, зачем ему такая роскошь в наше время. - Это у них совести нет, кулаки проклятые. Пойду и раскулачивать их буду. С этими словами он повернулся и ушел в темноту. Ну, думаю, и черт с ним, пусть идет. Решил попробовать последний прием для своего пьяного товарища. - Монгол проклятый, всю кровь нам уже выпил! - Это кто монгол? В ухо хочешь?! Я побежал в сторону дома, а он за мной. Бегал я быстро, но бурят оказался более выносливым, да и сигаретами я уже баловался. На конце моста он все-таки меня догнал. Повалил на доски, и вырваться из его медвежьих лап не удалось. - Отпусти… мне больно... - Проси прощения у сына бурятского народа! А то в воду сейчас сброшу! - сидя на мне, он стал мне выкручивать руку за спину. - Прошу прощения, я больше не буду… - Вот так. А то монголом меня обозвал… Подбежал Женька, и мы уже спокойно дошли домой, где попадали на койки и спали до утра. Наступило утро, бурят без конца пил воду – похмелье, похоже, переносил плохо. Тут стало слышно, что к нам кто-то идет. Подумали: Антонина Петровна будить на работу пришла. Скрипя, открывается дверь, и на пороге стоит… милиционер. Милиционера в деревне я видел наверно в первый и последний раз. А за ним в сенях агроном Аркадий Андреевич, мрачнее тучи. По лицу агронома было ясно, что-то случилось, и явно что-то ужасное… Милиционер представился и сказал сухим официальным голосом: - Ваши документы предъявите. Мы недоуменно смотрели на обоих, ждали когда, наконец, скажут что-то более существенное. Милиционер, присев за стол, открыл папочку, стал записывать наши данные. Первая мысль была, что косили не то сено и нам теперь грозит срок как подельникам. В голове возникли ехидные глаза моей жены: «Что, Вова, опять вляпался?». - Так… а теперь ответьте - где вы были вчера вечером? Агроном за его спиной стал показывать нам кулак, что еще больше ввергло в недоумение, и стало немного не по себе. - Дома сидели, - робко ответили мы, присев как птенцы на краешках кроватей. - А Анатолия П. когда последний раз видели? - Вчера. - Вы с ним выпивали? – спросил, подозрительно посмотрев на совсем узкие глаза Сергея. Агроном из-за его спины продолжал нам трясти кулаком, но уже с удвоенной силой, и выглядел он в этот момент не так интеллигентно. - Да нет, а что случилось? - Пройдемте со мной. Шли за милиционером, не проронив ни слова. По пути все оглядывались на агронома, его сердитое лицо ничего не объясняло, я уже терялся в догадках, что же все-таки произошло. Если из-за сена, то сколько нам за него придется платить? Тут мы уже подошли к мосту и увидели на той стороне речушки лежащего без движения Толика, лицом в воде. Под его ногами были следы, вероятно, в какой-то момент пытался еще вылезти. Рядом стояла милицейская машина, и возле трупа суетился эксперт. - Ничего себе! - удивился сын бурятского народа. Поблизости с Толиком лежала почти пустая бутылка, по виду самогон. Эксперт повернулся и говорит, обращаясь к милиционеру: - Похоже, был пьян, не дошел видать, выключился и упал в воду лицом. Просто захлебнулся. Следов насильственной смерти не обнаружено. Можно увозить. После короткого допроса милиционером, подошли к перепуганному агроному и спросили почти шепотом: - А ты чего нам кулак-то показывал? - Да он мне такую Варфоломеевскую ночь сегодня устроил…! Пришел, стал скандалить, окно разбил… дай ему еще выпить и все тут. У меня ничего не было, я пошел и у Даниловны, соседки, купил, да сунул ему две поллитры. Он одну при мне выпил, а вторую с собой забрал. Орал, мол, два пузыря мне давай, парням тоже надо. А вы знаете же, что мне да ей за это будет. Молчите и все. Всех детей он мне ночью перепугал. Его три часа назад нашли здесь, - тихонечко бормотал агроном. - Договорились, мы тебя понимаем, а самогон мы у него для себя не просили, живи спокойно, - пообещал за себя и за меня Серега. По дороге на яму жалостливый Женька грустно проговорил: - Только неделю как приехал - и погиб. - Мне его не жалко, - резко ответил Сергей, а я просто промолчал. - От него вином и г… постоянно воняет, я спать не могу. Даже под одеялом все равно сильно пахнет, - неожиданно за три дня Андрей что-то сказал, и так много. Несмотря на трагизм ситуации, стало немного смешно, и Сергей ласково обнял Андрея. - Ничего Андрюха, проветрим сегодня. После столовой идите без меня, я к Тоньке зайду и скажу, что бы к нам больше никого не селила. Я шел сзади них, все думал и представлял Толика идущего на «автопилоте». Мост. Ступеньки. Поручни. А в глазах такой туман и все двоится, он не может никак удержаться и слетает в воду… Человеческая жизнь так хрупка, и погибнуть так глупо… никому не хочется. Слух о гибели Толика быстро облетел всю деревню, в столовой к нам без конца подходили его бывшие собутыльники и высказывали нам соболезнования. У Сереги при этом были такие ноздри, что мне туда невыносимо хотелось плеснуть компоту. По дороге в столовую, когда уже шли на обед, нам навстречу попалась, та самая милицейская машина. Глядя на нее, я вспомнил одно событие из своей недавней молодости: - Серега, мне восемнадцать лет было, я вместе с собакой ночным сторожем устроился. Охранял возле магазина киоск и бочки с пивом, у меня ключ был от тамбура дверей магазина и стул там стоял. Похожу, покараулю и опять туда. Раз сижу, смотрю - собака напряглась; я выглядываю и вижу, кто-то под бочкой с пивом копошится. Тихонечко открыл дверь, собаке жестом приказал сидеть, подкрадываюсь к бочке и выдергиваю оттуда мужика. Он упал на задницу, и к моим ногам выкатилась… милицейская фуражка! - Мент, что ли?! - захохотали Серега с Женькой. - Ну да, он испугался, я еще и собаку к себе подозвал, он тут же фуражку надел, оправился и говорит: - Надо же, как сторожа оперативно работают. Слушай, налей в бидончик, а завтра деньги отдашь продавщице. Но я оказался непреклонен, пригрозил, что вызову милицию, и его туда заберут. Он забрал свой бидон и ушел. - Милиционера… в милицию забрать! - они уже развеселились, и никто не хотел вспоминать сегодняшнее утро. - Ты бы собаку спустил на него, да пока бы сигаретку покурил, а потом сказал, что ты не знал кто там. - Нет, ребята, нельзя собак на людей травить, вот однажды… Повернув голову, увидел ту темненькую. Она стояла на весовой и разговаривала с какой-то женщиной – рассказывать ничего больше не захотел. - Серег, давай подойдем, познакомимся, один я стесняюсь… - Зачем тебе? Что ты все о бабах думаешь? - Здесь в деревне скучно вечером, может, познакомимся, в гости пригласим… В прошлом году с нами женщины были, нормально общались, без всякой пошлости. - Делом надо заниматься, тогда скучно не будет. - Толку-то от твоих дел, Серега… - Как это толку-то, - возмутился Серега, - вы позавчера с Максимом целую банку сметаны стрескали, даже Андрею не оставили. Я тяжело вдохнул и с этой минуты понял: в Бурятии можно поменять банку сметаны на женщину… Работали уже втроем и отсутствие одного помощника почувствовали сразу. «Битвы за урожай» редко обходились без человеческих жертв, чаще всего к самой «битве» отношения совершенно не имевших и никто этому не удивлялся. Между прочим, шофер, передававший труп его жене, нам рассказал, что жена по нему не плакала, похоже нервы потрепал ей изрядно. Но когда его с нами в избушке не стало, мы почувствовали неимоверное облегчение, хотя наверно грех так говорить. Потихонечку щуплый Женька уже стал привыкать к такому труду. Как-то сидели на яме у костра, я спросил у Сереги: - Серый, слушай, а как ты думаешь, судьба есть? - Есть, и шаманы наши говорят, что есть, только изменить ее никак нельзя. А к чему ты спрашиваешь? - Да к тому, что ведь если бы Толька послушался Антонину Петровну, ничего бы случилось, и пил бы в той общаге себе спокойно… - Значит, и начертано ему так закончить. Слушай, не напоминай мне о нем, мне его вспоминать, ну ни капли не хочется. - Да я не только про него, но и про себя. Вот у меня все время так получается: куда бы я ни приехал или ни пришел – либо невезуха, либо приключения. Мать с отцом все время мне говорят: «Ну что ты на свою задницу приключений ищешь!». Так не хотел опять на яме работать, и опять - вот тебе «на». В магазине дефицит и тот всегда перед моим носом кончается, невезучий я… - А мне нравится здесь, и мужики хорошие, особенно тот - дядя Ваня, - перебил он меня. - А судьба тоже знаешь…У меня дед всю войну прошел, а погиб также по-дурацки. - А как так? - Они договорились перекупщикам шкуры продать, а это незаконно, сам понимаешь. Но хотели денег побольше заработать. Поехали на встречу вчетвером, шкуры им продали. Перекупщики были рады и предложили им спирта выпить, налили им, а спирт древесный подсунули - они все вчетвером при них и скончались в страшных муках. Так не стало ни шкур, ни денег, ни деда. Всю войну судьба берегла деда, а в мирное время погиб. Мне от него и нож достался… Через день опять пожаловала незабвенная Антонина Петровна. Все в том же пиджаке, неужели кожаный до сих пор не могла себе купить? И дурацкий зеленый платок на голове, ведь продают же красные? Поздоровавшись со всеми кроме меня, она резко оборачивается ко мне и как кувалдой бьет по голове: - Я тебя вспомнила! Ты как в прошлый раз приезжал, так у меня мак на огороде стал пропадать. И опять история повторяется: вчера ночью вышла, видела, как ты удрал. Я еще из окна приметила твою белобрысую голову. А мак у меня опять порезанный! Я растерялся, очень покраснел, таких обвинений я еще никогда в лицо не получал. В то время о наркомании знали больше понаслышке, тогда еще не было той эпидемии, которая потом захлестнула всю страну. Поэтому и обвинение прозвучало для меня как дикая нелепость. А Серега стал хохотать как ненормальный. - Наркоша! Наркоша есть у нас! Потом он перестал, серьезно посмотрел на грозного начальника по быту и твердо сказал: - Нет, это не он, я его хорошо знаю. Мне поверьте Антонина Петровна. Он все время со мной. Но убедить Антонину Петровну оказалось делом непростым; она ушла, косясь на меня как на исчадие ада, так никому не поверив. Пообещала на прощанье, что для меня это может окончиться плачевно. В столовой вечером Сергей показал на белобрысого парня стоящего в очереди. - Видишь вон того парня. Это он ворует у Тоньки мак, - тихонечко, чтобы никто не слышал, в ухо, сказал мне. - А откуда ты знаешь? - Я бабке забор ремонтировал и видел его два раза поздно вечером. Он все время через дальний мост ходит, и в темноте его запросто с тобой можно спутать. Что ему еще делать в нашем районе?
Ирбис: Эта глава большая, я ее не хотел бы для читателей разделять на разное время. И публикую на два поста. С этой главы повествование несколько меняется. Как события разделившую совхозную жизнь на две части: до и после. Местные
Ирбис: Так и прошло, наверно, дней десять, может чуть больше. Совхозная жизнь быстро наскучила. Вот и в этот вечер занять все равно себя нечем, валяться на кровати тоже надоело. Серега где-то опять работал, а с малоговорящими обувщиками мне было скучно. Лежа на кровати, подумал: «А не сходить ли мне на ту сторону, в общежитие, вроде говорили: еще кто-то приехал». Сейчас я уже думаю: судьба меня туда направила. Перешел через мост на улице, было так тепло в этот вечер, что шел в одной рубашке. Пришел в первое самое большое общежитие, жизнь там била ключом, почти все комнаты открыты: где музыка играла, кто-то резался в карты, кто в домино. Многие просто валялись на кроватях и читали. В некоторых комнатах народ культурно отдыхал, сидя за бутылочкой спиртного местного разлива. Обойдя несколько комнат, убедился, что знакомых не появилось – все были чужие, хотя вроде все с моего города. Зашел в одну из открытых комнат, где играли в карты. Посередине стоял круглый стол, обставленный вокруг кроватями. Вдоль комнаты чинно прохаживался мужик по прозвищу Ахмед, по виду похожий скорей на азербайджанца, а может и на цыгана. Он здоровый крепкий мужчина лет пятидесяти, правда, с большим пузом, страшно любил изображать из себя то ли вора в законе, то ли простого пахана. - О! Что это за незнакомец к нам пожаловал? Проходи, гостем будешь! Правда, почему без бутылки? - с наигранным гостеприимством спросил Ахмед. - И как зовут незнакомца? - Владимир меня зовут, я случайно зашел. Да и пить я не собирался, думал: может, кто из знакомых появился. - На сегодняшний день прощаю, завтра не пущу, а сейчас присаживайся, - заявил дутый авторитет. Делать все равно было нечего, и я присел к мужикам играть в карты. Все еще и курили так, что дым коромыслом. Заигрался, не заметил, как свечерело. Пока играли, пришли местные парни человек пять. Двое вошли и встали возле стола – смотрели, как игра идет, трое – стояли на крыльце и курили. Понял из разговоров, что одного – совсем мелкого, лет двадцати – звали, вроде как, Гриша; второй – высокий, моего возраста – был Васькой, и если бы он был худой, то их вид напоминал бы картинку из книжки «Дон Кихот». Но видно было по их пьяным глазам: явно не за этим пришли. Васька спросил у Ахмеда: «Они на месте?», на что тот утвердительно махнул головой. Они отошли от стола и, повернув от двери направо по коридору, куда-то вышли. Малёк на прощанье сказал Ахмеду: «Мы прогуляемся с ними». Ахмед ничего не сказал и продолжал смотреть на карточную игру. А я просто в этот момент не обратил внимание на эти слова, даже не понимая про кого они там говорят. Через какое-то время в конце коридора послышался громкий женский крик, затем второй. Я глянул на Ахмеда - его лицо ничего не выражало, да и игроки вдруг стали говорить громче и играть сосредоточенней, а у меня в душе появилось какое-то необъяснимое беспокойство. Хотя мне все еще казалось, что какие-то дамы просто перепили. Соскочив с кровати, запрыгнул в ботинки, но сидящий рядом какой-то заика схватил за руку и произнес: «Н-н-е х-х-о-ди ту-т-да, о-н-ни уб-б-ь-ю-т т-тебя». Но крик усиливался, и я ни как не мог понять странного поведения обитателей этой общаги. Я вырвал руку и выскочил в коридор, а там эти местные парни в одной из дверей пытались вытащить кого-то из комнаты. Несмотря на то, что многие двери в этом общежитии барачного типа были открыты, оттуда никто не выходил. Я растерялся и повернулся к Ахмеду: - Ахмед, а что вы сидите?! - Это не наше дело, и ты лучше не связывайся, - довольно грубо ответил мне и даже не повернулся. Игроки тоже голов не повернули, продолжая шлепать картами. Мне на секунду даже показалось, что они к этому давно привыкли. Но если кто-то кричит, значит ему нужна помощь, ну а как иначе? Если кому-то больно, то боль эту надо остановить. «Да что ты так боишься, прогуляемся и всё», – услышал я, когда подбежал к той комнате. Видно было, как Гриша вытащил обладательницу красной куртки, виденную мною не раз в столовой, за дверь. Вторая – Лариса – пыталась вырвать ее, но бесполезно, так как длинный пихал ее обратно в комнату. Хотя поддатые лица у местных выражали не явную страсть к прогулкам. Я кинулся, вырвал заплаканную девчонку из рук мелкаша, и тот вцепился мне в ворот рубахи. «Тебе что здесь надо!», - заорал плюгавый. Но я не слушал его, выдернул ворот из его руки, просто протолкнул девчонку назад за Ваську, при этом он попытался пнуть меня, чтобы освободить проход, но мимо. Я крикнул женщинам: «Бегите!». Те сразу бросились в свою комнату и заперлись там. Гриша с размаху влепил мне в скулу: «Ты кто такой, мы тебя здесь никогда не видели, что тебе здесь надо?». Второй схватил меня за ворот с другой стороны и прижал к стене, дыхнув в лицо перегаром: « А ты что? За б… заступаешься?». Из комнаты вышел Ахмед и хмуро произнес: - В коридоре мне драк не устраивайте, хотите драться - идите на улицу. Местные хулиганы потащили меня на улицу. Стоящие на улице остальные трое крайне удивились, когда вместо особи женского пола вытащили мужского. Им явно показалось, что те что-то перепутали. - Не понял? - произнес один из них. - Этот п… за б... заступается! – орал, как недорезанный, Гриша. - А ты кто такой? Смелый, что ли? - спросил еще один. - Да нет. Зачем женщин обижать? Тут они заржали: - Где он тут «женщин» нашел? Городские – одни шлюхи да б…! Тебе просто по роже дать, или драться будешь? Отвечать за свои поступки надо как-то!? Или как? - Один на один? - с тихой надеждой в голосе спросил я, при этом Ахмед тоже вышел и стоял рядом. В этот момент мне уже стало страшновато. - Конечно! - засмеялись они. - Гриня, иди развлекись! - и толкнули на открытую освещенную прожектором площадку перед домом. Гриня, он же Гриша, выскочил на середину и с криками «Ки-ай», которые слышал наверно в фильмах про Брюса Ли, стал носиться вокруг меня, при этом прыгая и высоко задирая ноги, изображая нечто похожее на каратэ. Но у меня руки были намного длиннее, и он так и ни разу в меня не попал. В конце концов, я его просто толкнул и он упал. Поднявшись, он отряхнул штаны и отошел. Да и как его бить – такого маленького? С удивлением посмотрел на деревенских, и показалось, что они мне устраивают какой-то балаган. Я опустил руки, ничего не понимая, казалось, что балаган этим и закончится, но я глубоко ошибался. А из общаги на шум начали выходить зрители, полагая увидеть настоящее цирковое представление с потешными клоунами. Но цирк заканчивается с того момента, когда я повернулся лицом к благодарным зрителям. Ко мне резко подскакивает тот самый Васька и бьет прямым ударом по лицу. Он был выше меня ростом, да и покрепче – типичный представитель отвязных деревенских отморозков. По тому, как он держал руки, сразу понял: с ним на кулаках я не справлюсь; и первый пропущенный удар подтвердил это. Дрался я из рук вон плохо и потому пошел на то, чему меня обучали еще тогда, когда ходил в борьбу. Резко пригнувшись, я поймал его ниже талии, обхватил и также резко оторвал от земли. Васькины ноги, потеряв опору, беспомощно болтались в воздухе, и я тут же со всего размаху рухнул прямо на него. Матов как в спортивном зале здесь не было, и от удара спиной об землю ему наверно было очень больно, и он заорал: «С-с-ука! Я убью тебя!». Он пыхтел, матерился, пытаясь выбраться из захвата. Но я так обхватил его руками и ногами, что не давал ни одного малейшего шанса вырваться. К сожалению, у меня не было опыта дальнейших действий в этой ситуации и, держа его мертвой хваткой, просто не знал, что же надо делать дальше. В секции нам про это не говорили. А шеи сворачивать я так не научился до сих пор. Вдобавок по детской наивности рассчитывал на некое благородство деревенских парней. Но поражений на их земле быть не должно. Никогда. Так всегда было и будет. Дальше было то, что не забудется и по сей день. Сильнейший удар ногой в лицо просто отрывает меня от Васьки. Это вступились за Ваську остальные. Васька, почувствовав свободу, вскакивает и также с размаху начинает бить меня ногами, даже не видя куда. В этот момент я увидел, что на крыльце стоит уже много зрителей, может человек тридцать, и тот пятый, самый старший из местных, стоит рядом с Ахмедом и что-то говорит ему, а тот по-прежнему с мрачным видом, молча, его слушает. О чем он ему тогда говорил – я так никогда и не узнал. Я даже не узнал никогда, что испытывали те стоящие рядом люди, когда четверо буквально месили одного. Может какой-то восторг? Или может жалость? Если жалость, то впредь они никогда не будут на это смотреть, потому что здесь уже далеко не кино – но никто не проронил ни слова. Все-таки они, наверно, верили, что это цирк, и притом бесплатный. Тем временем все четверо, не переставая ни на секунду, продолжали готовить для себя отбивную. Я вертелся, отбивался руками и ногами как мог, все стараясь хоть как-то закрыться, хотя левый глаз уже почти ничего не видел. Мне даже удалось раз вырваться, но вовремя поставленная подножка перечеркнула эту попытку, и бить от этого стали только сильней. Понимал, что единственный шанс остаться в живых - только побег, но до спасительного плетня было всего два метра, а шансов выбраться из адского котла оставалось все меньше и меньше. Хотя и говорить, что я что-то понимал – не стоит, скорей уже – инстинкт самосохранения. Больше всего усердствовал маленький Гриня: ему казалось, что из-за маленького роста его удары не причиняют мне никакого вреда, и когда они очередной раз сбивали меня с ног, он остервенением начинал прыгать на мне, старясь втоптать мою грешную голову в землю. Я не был тогда еще верующим и не просил Бога мне помочь, я еще надеялся, что хоть что-то их остановит. Или кто-то из благодарных зрителей захлопает в ладоши и крикнет: «Хватит!». Или это все неожиданно закончится как мучительный поход к стоматологу. Я видел, как в кино убивают людей - теперь я знал, как это делается. Потом какой-то сильнейший удар, наверно в висок, и для меня, похоже, все закончилось. Я увидел в голове багровый закат, сил уже не было, и я уже почти ничего не чувствовал. Да и незачем было чувствовать – все же ведь закончилось. Мне даже было наплевать на голос Женьки, которой с трудом попал в мой мозг: - Вы что делаете, разве так можно?! Как потом мне Женька сам рассказывал: он подбежал и оттолкнул одного из них, но тут же испугался, отбежал и стал петлять как заяц. Трое бросились за ним и безуспешно пытались его поймать. Но в этот момент багровый закат начал темнеть, и мне было уже все равно. Закат просто превратился в черное теплое одеяло. Но тут кто-то в замутненном мозгу буквально крикнул: «Вова, вставай!!!». Вспоминая этот момент, иногда мерещится, что это был голос моей матери – тот самый голос, который с утра поднимал меня в школу. Этот голос не дал мне силы – он дал мне ярость… дикую ярость. Я уже в этот момент не был человеком. Это состояние я пережил два раза в жизни: сейчас и гораздо позже, через несколько лет. Закат пропал, и я почувствовал: кто-то на мне стоит. Это был Гриня, уже порядочно уставший прыгать, - просто стоял на мне и ждал, когда поймают Женьку. Я поднялся, собрав все оставшиеся силы, и шпендик просто взлетел в воздух и рухнул рядом. Он заорал как раненый заяц и сразу вцепился мне в ногу, и я упал рядом с ним. На этот раз я не стал с ним церемониться, он увидел в моих глазах нечто такое, что сразу сообразил, что сейчас с ним будет…. Не помню, сколько раз я его ударил, помню только его крик ужаса, от которого казалось, что можно оглохнуть, и бегущих ко мне его друзей… Не дожидаясь, когда подбегут дружки, я вскочил и сделал, наконец, эти спасительные два шага к забору. Перевалившись через высокий плетень, раздирая себе живот, упал, так как одна палка зацепилась за меня, потом оторвалась и увлекла меня за собой. Одним глазом видел, как они все бегут к забору. Я не видел кто из них кто, лица были как белые пятна. Схватил палку и хотел ударить по первому, кто перелезал. Но он не удержался на качающемся плетне и, матерясь, упал, рвя при этом рубаху, которая зацепилась за плетень. Другие уже пытались перелезть в другом месте, и я с палкой в руках рванул в темноту. Я бежал через грядки, не разбирая дороги, и боялся: лишь бы не споткнуться. Бежал, ничего не видя перед собой. Но они уже перелезли и мчались, пытаясь в темноте разглядеть меня. И тут на пути какой-то сарай. Я с ходу взлетаю на низкий чердачок, падаю на пол и полностью выключаюсь. И ничего не знаю, что же там дальше происходит. Похоже, они пробежали мимо – ведь темнота была кромешная. Я даже не знаю, как долго я лежал без сознания: может час, может три. И когда очнулся, то долго не мог понять, где же я все-таки нахожусь. Сначала вернулся слух: я услышал какой-то шум внизу и, повернув голову, понял, что лежу над чьим-то коровником; потом начала болеть голова. Через какое-то время начало выворачивать наизнанку, вытирая губы соломой, долго не мог никак остановиться. После этого, когда отпустило, сел и увидел птицу – я даже не знаю, как она называется – с таким ярким и оранжевым брюшком. Она сидела и, казалось, пела, но я только видел, что она поет. Кроме кукушек, я никогда не слышал пения птиц. Видел, как они открывают рот… но никогда не слышал…. Потом увидел лежащую со мной рядом палку, и события вчерашней ночи постепенно стали возвращаться в мою разбитую голову. Я обернулся, прислушивался, но вокруг, кроме топчущей под низом коровы, ничего не было слышно, и уже начинало подниматься солнце. Наверно было уже часа четыре. Я слез, все тело болело, потрогал нос – нос болел, но вроде не сломан. Идти вокруг через мост не было сил, и я перебрался через речушку, забыл в ней даже умыть лицо. Перебираясь через реку, неожиданно вспомнил: «А как же Женька, откуда он там взялся? А если они что-то с ним сделали?». Они меня ждали.… Да конечно не те, а свои. Сидели на лавке и все глядели в сторону моста, но я пришел с другой стороны… Напуганный Женька жался к Сергею. Увидев его, я сразу успокоился. Потом я уже узнал: когда они бросились за мной, он догадался смыться. Слава богу, что моему спасителю ничего не досталось. Говорят, господь является человеку три раза в жизни, я уже даже думал, что он и прислал Женьку ко мне на помощь, хотя оказалось куда прозаичнее… Я осторожно присел на лавку. Меня штормило, и похоже, на первый взгляд, им даже показалось, что я пьян. Увидев меня мокрого, грязного, да еще с таким лицом, вздрогнули, выпучили глаза, мой вид их шокировал: - Это что они с тобой сделали?! - А что не видно? Сергей стал материться. - Вот уроды! А ты-то, зачем туда поперся?! Ну они тебя и уделали… зубы целые? - Да вроде. Тошнит сильно. - Сотрясение, значит. Здорово они тебе по чайнику настучали. А ты своё лицо видел? - притащил зеркало и поднес к моему лицу. Лицо было как сплошной синяк, абсолютно грязное и все в крови. - Пошли в дом… Потом Серега гонял парней то за водой из колодца, то за лопухами, то за подорожниками. Они сами были сильно напуганы. Затем всю растительную массу растер в мокром холодном полотенце, уложил мне на горящее лицо и без конца поливал холодной водой, когда полотенце нагревалось. Все сокрушался: - Ну что ты туда поперся?! - Скучно было. А ты сам-то, где был? - Я корову бабке ходил поднимать – подыхала. - А откуда Женька там взялся? - Да вот, я у бабки картошки взял, нажарил и послал его за тобой на ужин. А ты болтался где-то…Я уже туда два раза ходил…но там мертвая тишина, все окна темные. Я даже не понял, что там произошло. Женька сам испугался, два часа в кустах прятался. Значит, не господь его прислал… Серега ухаживал за мной как за ребенком и все ждал, когда я расскажу, но сил рассказывать не было, и я уснул. Да и не мог я ничего рассказывать. Уже почти засыпая, услышал: - Меня в армии на первом году тоже хорошо избили, но не по лицу. Хорошо, что на них сапог не было… - На ком? - не понял я и заснул...
Ирбис: Утром они ушли на работу, и я, проснувшись в обед, все переживал, что им тяжело будет вдвоем. Потом возникло состояние тревоги, продолжавшейся до самого вечера. Вечером Женька пришел с «пацанами», принес пакет с котлетами, но меня тошнило, и есть отказался. Сереги с ними не было. Я забеспокоился: « А Серега-то где?». Тот только плечами пожал. Уставший Сергей пришел через два часа. Смотрел на меня странным взглядом, похожим на то, когда какой-нибудь уважаемый человек вдруг начинает показывать клоунаду или снимать штаны перед всеми. Я вопросительно смотрел на него одним глазом, второй закрывая зеленым травяным полотенцем. - Что?! - приподнимаюсь на кровати. Он, при этом, не меняя выражения лица: - Я с Ахмедом разговаривал. - И что тебе этот урод сказал. - Почему урод? Он сказал, что ты первый начал, оскорбил деревенских, ударил какого-то Гришу. Тебе замечание сделали, а ты не понял. Рубашку на Ваське порвал. Вот они тебя и проучили. Чего это с тобой вчера случилось? Выпил что ли? - Вот сука….а про девчонок спросил? - Каких девчонок? Ты мне ничего не говорил! Я уже начал злится, хотел на него крикнуть, но передумал и только попросил его: - Сходи и узнай – слушаешь кого попало. Там не так все было. Про тех, которые в столовой одна в голубой, а другая в красной куртке, мы их все время видим. - Они-то причем? - удивился Серега. - Притом… Серый, я прошу: сходи опять за реку, узнай. Прямо сейчас. Я тебе потом все расскажу. Он, чертыхаясь, ушел и появился опять через два часа, взгляд его выражал еще более странное выражение. Вроде не как на идиота, но вроде уже получше. - Ну?! - Да вроде с ними все нормально, я их еле нашел у бабки какой-то, спрятались у неё. Мужики не знали, а женщины не хотели говорить, где они. Они даже не знают, кто их оторвал от этих ублюдков, так напугались, даже лица твоего не разглядели. Им потом рассказали, что произошло дальше. Они теперь переживают за тебя, Лариса хотела сейчас со мной пойти, но я сказал: не надо. А зачем Ахмед врал тогда? - Я не знаю, Серег, они в той общаге все странные. - Да я видел… на первый взгляд мужики как мужики… - Слушай, Сергей, ты сходи, купи самогонки, мне выпить надо. - Сдурел, что ли? Зачем тебе? - Нет, не сдурел, мне мать говорила: когда стресс сильный, надо всегда водки выпить. Сходи, деньги у меня в кармане. - Да ты меня загонял уже! Но вредничать не стал. Когда разлил: мне в кружку, себе и Женьке поменьше. Давясь этой сивушной гадостью, выпил в четыре присеста. Захмелел сразу, почувствовал хоть какое-то облегчение. Серега все ходил и ходил по комнате, Андрей уже спал. Максим все сочувственно смотрел на меня, наверно никогда не видел такие живописные лица. Женька что-то жевал, похоже вчерашнюю картошку, на которую я так и не попал. - Серег! - позвал его, когда уже выключили свет, - у меня была уже в жизни история, тоже хорошо из-за женщины досталось. - Какая? - Друг у меня рядом жил, они рано поженились, мне тогда девятнадцать лет было. Он в ночь на работе был, а жена с ребенком дома. Ее на работу вызвали, смену поменяли. Ей в пять утра надо было уходить, а она, сколько бы ни пыталась до него дозвониться, ничего не получилось – хотела, чтобы он пораньше пришел. И бесполезно. Позвонила мне, а время четыре утра, и говорит: «Вова выручай, посиди с Сережей до прихода Игоря». Но я-то, добрая душа, приперся к ней ночью, сел в кресло и заснул. А спал я так крепко, что даже не слышал, как он зашел. Проснулся, когда он – дурак здоровый, почти двухметрового роста – молотить меня начал, чуть нос мне не сломал, орет: «Сволочь, мою жену под себя подминаешь!». Я ору ему: «Позвони Ольге! Позвони Ольге!». Да куда там… пока соседи не начали в дверь ломиться. Еле ситуацию ему сумел объяснить. Долго он потом извинялся. А я с двумя фингалами на работу ходил. - Вов, - слышу: приподнялся, - так он дурак был! К тому же, полный. - Я знаю, психопат он ревнивый. - Я не об этом,- с некоторой иронией в голосе, - они на каком этаже живут? - На четвертом, - даже не понимая, к чему он клонит. - Не надо было будить тебя. Надо было вынести тебя на балкон - и «пущай полетает»! И тут же гомерический смех моих друзей взорвал тишину деревенской ночи, проснулся в другой комнатке Андрей, залаяла собака в соседнем дворе, вслед за ней и другие начали перелаиваться, где-то даже и свет зажегся. Я разобиделся: - Да пошли вы …, никакого сочувствия от вас. Серега подсел рядом, весь трясясь от смеха: - Нет, просто та Ольга дура, могла бы табличку повесить «Не бить и не будить!» - и ушел ухахатываться дальше. В эту ночь тошнило сильней, самогон явно дерьмовый, и я уже почти заснул, слышу: Серега опять рядом сел – не спится заразе. - Судьба у тебя такая, Вов! Не меня же она туда прислала, а тебя. Хотя, честно говоря, я никогда и подумать про тебя не мог, что ты можешь в это ввязаться. Ладно, спи, Вовка - добрая душа. Правильно твои мама с папой говорили… Утро… Серега будит меня по плечу, все уже одеты, и я, кряхтя, подымаюсь: - А меня-то, почему не берете? - Да лежи ты… успеешь. - Ладно, но завтра я пойду с вами. Оставшись в одиночестве, появилось ощущение, что я просто начинаю сходить с ума. Я уже не мог спать. Стояла такая тишина, если только мух не считать, а мне все мерещилось, что там за рекой происходит нечто страшное, а я здесь просто лежу и валяю дурака. Казалось, что я что-то недоделал, и надо срочно куда-то бежать. А головная боль и шум в ушах только усиливали чувство невыносимой тревоги. К обеду я ничего уже не мог думать, казалась, голова сейчас лопнет, и тут я вспомнил о таблетках, имевшихся у Андрея. Это было спасение. Когда боль стихла, неожиданно заснул. Я не слышал, как мне кричали, как выламывали двери. Проснулся уже только тогда, когда неожиданно мне в бок воткнулась палка. Это Сергей, вытащив одно стекло, просунул палку и попытался пошевелить меня. Я проснулся, открыл глаза и увидел его насмерть перепуганное лицо. - Ты зачем так пугаешь?! Я уже думал: ты все… Поднялся и открыл им дверь. - С тобой все в порядке? - спросил такой же напуганный Женька, похоже, после Толика им вполне могло примерещиться и что-то похуже. - Да, я просто заснул, но завтра я в любом случае с вами пойду, ребята, я с ума схожу один дома, пока вы придете. Я помаленечку, хотя бы за тросом ходить буду. Слава богу, принесли поесть, и вечный тимуровец Серега вдобавок еще и банку молока от бабки притащил. Невооруженным глазом было видно, что без меня они там сильно устали, рассказали, что шоферам пришлось помогать, а то бы не справились. На следующее утро, когда проснулся, опять возникло знакомое ощущение тревоги, и я уже начал догадываться о причине этого состояния. Доковылял, придерживаясь за Серегу, до столовой, но заходить вовнутрь не стал. Пошел на задний двор, где имелся пенек, на который можно было поставить тарелки. - Андрей, поесть мне вынеси. Я присел на пенёк, неожиданно откуда-то взялся Гришка, похоже, где-то рядом крутился или специально караулил. Остановился в метрах пяти от меня, и мы некоторое время разглядывали друг друга. Он оценивал работу местных художников, а я свою. - Ты покойник! Мы тебя не нашли тогда, куда ты спрятался-то? Тебе просто повезло… - Да пошел ты… - Не дай бог, тебя одного встретим… - объявил он мне и ушел. Вышел Сергей, увидел быстро прошмыгнувшего перед ним Гришу. - Это кто к тебе подходил, один из тех, что ли? Я-то думаю: что он тут по утрам второй день крутится; здорово ты ему припечатал. Он тебе этого никогда не простит, - улыбнулся Серега. - Убить грозился. - Они тебя не тронут больше, я так думаю. - Почему ты так считаешь? - Те большие придурки не так страшны, если б захотели - давно бы к нам привалили… я сам из деревни - знаю все, как тут есть. Самый опасный, по идее, он - Гриня. Из-за угла выстрелит и дом спалит. А один никогда не нападет. Мелкий, пакостный, он единственный, кто может мстить исподтишка. До сих пор успокоиться не может. Ладно, не бери в голову, держись за меня, один не ходи, и никто нас не тронет. Ты кстати, пожрал уже? - А вы принесли мне? - Ой, блин, забыли. Максим, принеси Вовке поесть. Максим принес тарелку холодной каши и хлеб с кусочком масла. Хлеб я есть не стал: сильно болели щеки. Кое-как съев завтрак, побрели на работу. - Слушай, Вов, а ты что – драться вообще не умеешь? - Не умею, я и не дрался никогда, нет, подожди, один раз было. Я просто в борьбу ходил в вольную, да самбо – бороться немного я умею. - Как медведь? - Это ты как медведь, а мне мать все время внушала: «драться - не хорошо». - Значит, маменькин сынок? - Нет! - обиделся я. - Да я шучу, а знаешь, как в деревне у нас дрались? Тебе и не снилось: и кольями, и чем только можно. Страшные драки бывали, и людей калечили. - Я под конец, тоже палку схватил, но никого не ударил. - Вот и правильно, а то… борется… - А я в жизни даже ни разу ни на кого не замахнулся, - вставил наш добряк Женька. - Ну и команда у меня… – сокрушенно покачал головой наш бородач. - Да хватит тебе, – говорю, – ты, Серега, лучше скажи мне, а тебе кто больше нравится: Лариса или вторая – не знаю, как её зовут. Серега резко обернулся и, опустив брови, посмотрел на меня взглядом… я такой же взгляд, помню, был у психиатра, которого я просил поставить мне печать в справке медкомиссии, забыв медицинскую карточку дома. Подобная наглость, как он мне тогда сказал, – лишнее свидетельство того, чтобы карточку я принес ему незамедлительно. - Похоже, они тебя не добили… еле-еле идет, а все о бабах думает, или наоборот, все мозги выбили… - Перестань…все нормально… отвечай на вопрос. - Слышал, вроде Марьей ее все зовут. Мне Лариса нравится, чем-то на жену мою похожа – такая же светлая, только повыше гораздо, - а тебе тоже? - А мне наоборот – та черненькая. - Ну, ты выбрал... Лариса спокойная, держится с достоинством, а та все время хихикает и кокетничает в столовой – бесит прямо. Из-за своего кокетства – я на сто пудов уверен - все из-за неё! Вела бы в деревне подобающе, может быть, и ничего бы не произошло. Там же еще четыре женщины в общежитии были, их ведь никто не тронул и не трогает. Да и мелкая она какая-то. - Не, она красивее. А другие, Серега, и не такие совсем – серые, да и в возрасте. А эти сразу в глаза бросаются. - Я и вижу, что она тебе в глаза бросается… и что в ней? Она и не поймешь кто. То ли грузинка, то ли армянка, нос какой-то не такой… а ты случайно не бабник? - уже довольно язвительно подколол он. - Да нет, мне она как приехала, еще в первый день, чем-то понравилась. Вот познакомились бы мы с ними, может, такого бы не произошло… Серега уже смотрел на меня с сожалением: он искренне считал, что я уже, наверно, потерян для общества. - А может, и чуть раньше ты бы от них получил.
Марти: Даже не знаю, что сказать, точнее, как сказать. Впечатляет. И история, и герой. Мне главный герой напоминает Серегу Глухарева из сериала. В меру хороший, в меру плохой и насквозь благородный. Если кому-то больно, то боль эту надо остановить. А вот за эту фразу отдельное спасибо.
Ирбис: Марти пишет: напоминает Серегу Глухарева из сериала Глухарев то покруче будет.
мариета: Честно скажу, в самом начале Сергей мне не очень понравился из-за этой фразы «- Здравствуй, Вова! Сергей! - представился он. » Мне кажется, что к незнакомому нельзя обратится так фамилиарно... А вот сейчас я уже начинаю его любить. Очень действенная натура!
Ирбис: мариета пишет: Мне кажется, что к незнакомому нельзя обратится так фамильярно Думаю можно .Мы с ним ведь в этот момент молодые парни, зачем условности. Если бы он обратился ко мне: "Здорова, Вова!" - тогда точно фамильярно.
Wega: Ирбис Тема интересная, написано по-мужски! Собственно, как и следует из темы. Полагаю, что рассказ не завершён и следует ждать продолжения. А когда оно последует?
Ирбис: Wega пишет: А когда оно последует? Состояние законченное, поэтому выкладываю после правки уважаемой Marusia по главе в 1-2 дня. Вечером может следующая глава выйдет. Я беспокоюсь, что читатели будут не успевать.Ведь вдруг у кого-то критические замечания возникнут?
Ирбис: Марья Трактористы нас ждали, увидев меня, покачали головой, спрашивать ничего не стали. Я, как мог, помогал Женьке и Сереге. Да вру, конечно, я еще дня три только трос с крючка изредка снимал, да костер жег. Наконец подошло время обеда. Я опять зашел за столовую и стал ждать, когда мне принесут мою заработанную порцию отвратительных совхозных харчей. На крыльце появился Сергей с тарелками. Сидя на лавочке, что за столовой, заметил, как от автобусной остановки к нему направляются те самые женщины. Подошли к нему, что-то спросили, и он показал в мою сторону. Женщины, посмотрев, куда он показал, подошли ко мне вместе с ним. Я не знал, куда деваться; почему-то не хотелось, чтобы они подходили ко мне именно сегодня. Вид мой явно их пугал; Лариса, стоявшая впереди, тихо произнесла: - Больно? - Немножко. Да ничего, пройдет… Следом появился Сергей с тарелками, но есть при них не хотелось. - Спасибо вам, - обратилась ко мне Лариса. - Да не за что. - Вы же наш заступник. - Да какой из меня заступник, - поморщился я, еще и слово почему-то идиотским показалось. - Владимир, ну других просто не было. Все-таки вы из-за нас пострадали. - Я ничего не знал, - мрачно пробурчал Сергей. - Видите ли, я уезжаю. И мне хотелось бы, чтобы Марья пошла с вами. Сергей говорил: у вас там одно место свободное есть. В общежитии она не останется. Я знаю, Владимир, вы ее не обидите. Я с Марьей уже разговаривала, но не знаю, как вы на это смотрите? Посмотрел на Марью, вижу, она за Ларису прячется, от хохотушки и следа не осталось – перепуганный котенок какой-то. - Как я могу быть против? Пусть перебирается. Никто ее у нас не тронет. - Ну что, Марья, пойдешь? - с надеждой в голосе спросила Лариса. Испуганно посмотрев на бурята и на меня, она кивнула головой. - Ну тогда сходите с ней, заберите ее вещи. Я теперь хоть спокойна буду и могу ехать домой. Серега крикнул стоявшим неподалеку ребятам: - Женя, Максим! Давайте до общаги пройдемся. Они ушли, я остался с Ларисой наедине. Несмотря, что она на меня смотрела уважительным взглядом, я чувствовал себя как не в своей тарелке. - А вы что - уезжаете? - спросил я, уставившись вниз и не смотря на неё, чтобы хоть как-то продолжить разговор. - Зачем на «вы»? Да, я уезжаю, а ей еще рано. Она недавно приехала. - А вы-то, как убежали? - Ты как сказал: «Бегите!», мы в комнате заперлись. Потом окно с другой стороны открыли и убежали. Постучались к одной бабушке, она нас пустила. У неё и переночевали... Я расчет получила, моя колхозно-трудовая повинность закончилась. А почему ты на задворках ешь? Я ничего не ответил и стал есть. - Ясно, стесняешься своего вида. Мы и вчера на работу не ходили. Хотели даже до вас добежать, узнать как ты, но Марья была так напугана и боялась выйти. Мы до этого вас как-то не замечали, я даже и не поняла, кто тогда в коридор выскочил, думала какой-то из местных. Сами не видели, что там на дворе происходило, нам другие рассказали. - С восторгом? - Да вы что! Я даже представить себе такое не могла, и думаю: если заявление будете писать на них, я подпишусь. - Я тоже не ходил, отлеживался и тоже про вас думал. Но заявление я писать не буду. Лариса вздохнула и задумалась, покачала сокрушенно головой. - Все боялась: вот уеду, и вас не найдем. Но хорошо, Сергей нас сам нашел. Я уже поел и сидел, ожидая, когда вечно тормозной Андрей поест и заберет мои тарелки. Она продолжала с жалостью смотреть на меня. - Надо примочки и компрессы делать. - Сергей делает мне и примочки, и все на свете. Не переживайте. - Он хороший человек? - Конечно, порядочный, добрый, только пить совсем не умеет, - улыбнулся я. - Ну умение пить, думаю, не такое и важное. А черная борода просто ужас наводит. Владимир, у меня скоро автобус подойдет, не обижайте ее, присмотрите за ней, - еще раз попросила меня и достала бумажку с телефоном из кармана, - как вернетесь, позвоните ко мне обязательно. - Даю вам слово – никто ее и пальцем не тронет. А то, что борода пугает, это думаю и к лучшему. Мы немножко засмеялись. Тут подошел Андрей, равнодушным взглядом посмотрел на женщину, забрал посуду и понес в столовую. Я закурил сигарету, она посмотрела в даль. - Ну вот и ребята наши идут. Подошли парни с Марьей. Сергей поставив сумку на лавку, крикнул: - Мы всё, готовы. - Ну вот и все, - сказала Лариса, - а вон и автобус. Владимир, спасибо вам, я надеюсь, что все будет хорошо. Женщины о чем-то еще некоторое время беседовали на остановке, видно было по губам, как Лариса несколько раз повторила: «Ты поняла?», а Марья ей кивала головой. Затем старый деревенский «Пазик» забрал Ларису и, обдав нас дымом и пылью, помчался по проселочной дороге. Скоро пыль окончательно заволокла его… Провожая взглядом автобус, на секунду задумался: «Три пересадки, пять часов и в городе. Цивилизация. Она приезжает, муж встречает… а есть ли муж? Наверно есть… у такой женщины должен быть наверняка». Резко повернувшись к Марье, я спросил у неё: - А у неё муж есть? - Есть… - удивленно посмотрела на меня девушка, с которой так хотел познакомиться и которая теперь стоит рядом. Сергей обвел всех взглядом и сказал: - Ну что, в дорогу – после обеда надо и на работу. - Пойдем? Не бойся, тебе у нас понравится, у нас дом как крепость, у нас там и баня есть, - позвал я Марью. Тронулись в путь, опять обозрев меня каким-то странным взглядом, Марья осторожно взяла меня под руку. От приятного ощущения женской руки сразу поднялось настроение и захотелось жить. Мы пошли чуть быстрее, а парни, неся сумки, быстро отстали. С чего начать разговор, я даже не знал. - Ты что так разогнался, я не могу так быстро идти, давай остановимся, - жалобным почти детским голоском произнесла она. - Хорошо, давай постоим, ребят подождем, - мы уже дошли до моста. Парни были еще далеко. Они с трудом волокли ее сумки, непонятно чем набитые, при этом обливаясь семью потами. Женька уже не мог нести один и тащил за ручки вместе с Максимом. - Что ты там наложила? Уехать на месяц в совхоз, а вещей как на необитаемый остров приготовила. - Но я же женщина, мне много чего надо. Вам-то мужикам проще. Комплект трусов и кусок мыла. Я облокотился на перила моста и смотрел, как в прозрачной полустоячей воде плавают мальки, а сверху без конца бегают водомерки. Краем глаза заметил, что она меня внимательно рассматривает. - Не надо смотреть на меня, - сказал я; не хотел, но получилось резко. Хотя толком не видел с высоты моста свое отражение, но мне почему-то казалось, что любому человеку, увидевшему меня, захочется добавить еще. Она смутилась и отвернулась. Стала смотреть в сторону. А Серега с двумя другими архаровцами были все еще далеко. - Я понимаю тебя, ты уже жалеешь, что за меня заступился. - С чего ты взяла? - Грубишь потому что, я смотрела и пыталась вспомнить тебя, будто где-то видела. - Нет, мне просто-напросто неприятно, что рассматриваешь мою битую рожу, а по поводу, что заступился - не жалею ни капли. Меня мама не так воспитывала. - Да-а …? И как она тебя воспитывала? - Да никак, любила и всё. - Ты сам только, что сказал, что воспитывала. - Она мне говорила: «Ты должен быть добрым». - Тогда я не понимаю, при чем тут «добрым»? Ты же противоречишь сам себе. - Никакого противоречия. Когда вы стали кричать, а я сидел бы как все? А если бы что-то случилось? Я же ведь знал, что там происходит что-то не хорошее. - Но другие же сидели. - Бог им судья, я за себя отвечаю. Хотя я их тоже не понимаю: четыре общаги, если бы собрались, деревню бы с землей сровняли. - Владимир, я так ничего и не поняла, - чуть сдвинув черные брови, вопросительно смотрит на меня. - Чего ты не поняла? - Из всего, что ты сказал. - Понимай, как хочешь, и не называй меня Владимиром, а еще более того – Володей, - твердо сказал ей и улыбнулся. - А как? - Лицо ее приняло изумленное выражение. - Вова! Для своих я всегда - Вова, и всё! - Мне и никогда в голову не приходило, что «Владимир» может быть неприятен. - Слишком официально, да и просто не нравится. А с Володей у меня другие ассоциации... Есть тут один… пионер-герой… - Хорошо, Вова! - смеется, похоже, уже меня не боится, да разве можно меня бояться? - А меня Машей тогда не надо называть, тоже не нравится. А «Машенька» вообще бесит, звучит по-деревенски. Я достал пачку «Тушки», засунув в разбитые губы, прикурил. - Курить будешь? - Я курила, но бросила. Совсем недавно. Я другие курила. - Какие? - «Опал». У меня и муж такие курит. - А ты что - замужем? - Да совсем недавно, полгода еще нет. - Я тоже женился, и года нет еще. - Молодожены значит мы, - сказала и улыбнулась. Парни остановились на краю моста передохнуть, мы пошли дальше. - Вова! - обратилось ко мне черноглазое создание. - Что? - искоса бросив на нее взгляд: и что Серега говорил, что у нее нос большой? Красивый нос… привык наверно к своим буряткам… - Сережа он как будто бы не русский. Татарин? - Нет, он бурят, при том настоящий. Родом из Бурятии - недавно приехал. Хотя нет - наполовину русский. Сергеем Ивановичем можно даже звать. - Хм, Иванович… - хмыкнула Марья - Его настоящее имя Батар. - Как, как? Батыр? - Нет, Батар. Даже фамилия русская - Еремин. - Нет, я лучше Сережей буду звать. А тот парень и еще один из ваших на току у нас работают. Немножко странные какие-то, весь день молчат, даже между собой не разговаривают, - сказала Марья, имея ввиду явно Андрея с Максимом. - А эти парни к нам из спецшколы пришли, потому и такие. Я тоже оттуда, между прочим, - я уже пытался шутить с серьезным видом. Посмотрела недоверчиво, пытаясь во мне найти то, что по ее мнению должно соответствовать выпускнику такой школы. - С первого взгляда и не подумаешь... - Ну, слава богу, сомневаешься, а то думал, поверишь, - засмеялся я, хотя я просто побоялся, что идти дальше передумает. - Ну зачем ты врешь? Я уже и правда грешным делом подумала, - засмеялась, дернув меня за руку. Я ей уже потом рассказал, как я пропустил Первое сентября на месяц по болезни, и в школе меня посадили в довольно переполненный класс на самую последнюю парту. Я глупо хлопал глазами и ничего не понимал. Учительнице надоела моя непонятливость, привела за руку к директору и сказала: - Посмотрите на него, он же полностью дебильный, отправьте его в соответствующую школу. Вызванные родители, страдающие непомерными амбициями в отношении своего чада, никак не могли согласиться с учителем. В результате после долгих переговоров полностью дебильного мальчика, научившегося читать еще в пять лет, перевели в параллельный класс. Где старенькая, но очень добрая учительница, за месяц превратила меня в одного из первых учеников класса. Серега встал и, взвалив сумку, кричит: - Подождите. Мы остановились. Он подошел к нам. С черной бороды капали капли пота. Футболка была вся мокрая. - Я с вами пойду, мне скучно одному. До дому уже оставалось пять минут ходьбы. - Марь, - тяжело дыша, промычал Серега. - А ты здесь где работаешь? - Я-то? На току. То зерно кидаю, то на весовой. - Ясно, на легком труде. - А вы? - Мы волокуши таскаем. - А что это такое? Дальше он стал объяснять ей про наш тяжелый, рабский и подневольный труд, который, по его мнению, должен оплачиваться золотыми слитками. Наконец мы подошли к домику. Зашли в старую развалюху, бурят внес тяжелейшую сумку, поставил на пол и рухнул на кровать. - Уфф … все. Марья осмотрелась, не вынимая рук из куртки, прошлась по комнатам. - Сразу видно: одни мужики живут. Мне стало смешно. - Ну знаешь, женщин нам здесь не полагается. Тут вошли остальная команда: Женька, Максим. - Спасибо, мальчики. Поставив сумку, Женя подобострастно кивнул головой и удрал в туалет. Максим сразу упал на койку. - Вы не разлеживайтесь, - говорю им, - нам на работу еще идти. Марья, еще раз поглядев на наше хозяйство, походив по нему, посмотрев на нас черными глазами, которые приводили меня в некоторое состояние, при котором слегка меняется пульс, глубокомысленно изрекла: - В принципе - неплохо, и дом главное отдельный. Через пять минут пошли обратно. На работу уже опаздывали, Марья спросила: - А вы все с одного места работы? - Да, - ответил за всех Серега, - сапожники мы. Она засмеялась, Серега обиделся. - А что смешного, хочешь унты сошью, ни у кого в городе таких как у тебя не будет. Зимой сто километров пройдешь, и пальчиков не отморозишь. Марья подхватила Серегу под руку, он засмущался, но было видно, что ему это нравится. Затем повернула голову ко мне, черные глаза уже искрили весельем. - Нет, унтов мне не надо. Вова, а ты тоже сапожник? - В какой-то мере, да. - Не поняла? - Я аппаратуру ремонтирую, когда получается хорошо, то мастер, а когда плохо и брак - сапожник. Серега бросил на меня презрительный взгляд. - У меня нет брака, а ты не сапожник - ты просто бракодел. - А я пока еще учеником парикмахера. Но, честно говоря, мне там не нравится, хочу что-нибудь другое, а что и сама пока не знаю, - вздохнула Марья. Так и дошли до ее зернотока, Максим пошел с ней, он тоже там работал, а мы на свою работу опоздали, больше из-за меня. Шофера нас нещадно материли и волокуши вытаскивали сами. Но Серега с Женькой быстро впряглись и кучу машин выгрузили буквально за час. Не знаю как у парней, но лежа на фуфайке у костра, настроение у меня было уже другое.
Ирбис: Вечером, разгрузив последнюю машину, пошли за Марьей, она уже ждала на выходе, разговаривая с весовщицей Ниной. - Привет, - говорю я, - отработала? - Я уже давно отработала, я боюсь идти одна, даже до столовой одна боюсь, - и смотрит на нас с таким видом, от которого ее хочется сразу укрыть и спрятать. - А нас не боишься? – сдвинув брови и сузив глаза, низким голосом сказал Сергей. - Нет, уже нет, - засмеялось уже повеселевшее создание и, взглянув на меня, - у меня очки темные есть, дать тебе? - Нет, я не хочу по деревне в темных очках ходить, - морщусь я, представляя себя виде шпиона из старых фильмов. Придя в столовую, я опять зашел на задворки. Через пять минут вышла Марья, держа в руке тарелку с двумя котлетами и слипшейся лапшой. - Почему две? - Это моя, я не хочу. - С мухами котлеты, поди, опять? - вздохнул я, сколько себя в совхозах помнил: как необходимый элемент биологической добавки, мухи всегда входили в наше питание. - А что, тебе тоже попадались? - засмеялась Марья. - Постоянно, - пробурчал и стал есть. Подняв глаза, я увидел, что она смотрит на меня и чуть улыбается. - Не смотри, - недовольно сказал я ей, глядя утром на себя в зеркало, мне казалось: что лицо таким останется навсегда. - Да ладно тебе… вон и Сережа идет. Серега присел рядом. - Жри давай быстрей, я баню топить хочу. - Какой ты бессовестный, Сережа, - заступилась Марья. На пороге дома мы с Серегой открыли дверь и, как галантные кавалеры, пропустили даму вперед, не успев даже зайти за ней, как она тут же закричала: - Это что такое?! Мы испугались, посмотрели недоуменно в сторону, куда она показывала. На веревке, протянутой возле печки, висели Женькины портянки. - Немедленно убирайте! Безобразие! Женька заныл: - Куда? - Хоть куда! Я почувствовал, что с появлением этой принцессы в доме будет все по-другому. Да и все это почувствовали. Женьке пришлось бегать и думать: куда девать эти необходимые нам вещи, но так ненавидимые женщинами. Я поставил Марьины сумки на кровать Толика. - Это чья кровать? - Это Толькина, бывшая. - Да ты совсем с ума сошел, убери сумки. На кровать покойника? Совсем, что ли? - можно сказать, крикнула мне, эмоции у неё действительно бьют через край. - Ладно, спи на моей, я тогда туда пойду, - не стал вредничать я. - И ты там не будешь спать, я буду спать здесь с тобой, у стенки, за твоей спиной. Рука не дрогнула, сумки не выронил, просто подумал: наверно ослышался. Сергей посмотрел на меня и захихикал. - А ты что хихикаешь, я буду только спать, и ничего больше, и прекрати ржать. Вова, поставь, пожалуйста, сумки на свою кровать. И мне нужно переодеться, выйдите на минутку. - Слышал, что она сказала? - заулыбался Сергей, когда вышли в сени, - не вспугни птичку, Вова. - Да перестань ты, терпеть не могу такие подколы… особенно от тебя, - довольно грубо и сердито сказал ему еще в сенях. - Почему? - удивленно и обиженно спросил он. - Потому… не к лицу они тебе, - полностью его озадачив, взял сигарету и вышел на улицу. Все равно было заметно, что из напуганного воробья она превращалась совсем в другую птицу, тоже воробья, но с другим настроением. Когда зашли обратно в комнату, увидели: она была уже переодета в спортивный костюм, явно тоже не с магазина. После одевания костюма волосы были еще взлохмачены, и точно воробей. Потом я посмотрел на ее раскрытые сумки, и чего там только не было: и одежда, вешалки, косметика, зеркала, куча посуды и просто всего не перечислить. Но больше всего поразило: там лежало то, что мне в совхоз не пришло бы никогда в голову взять. Настоящий электрический утюг! - Да-а …, и как ты это до автобуса донесла? - Муж довез, на машине. Сергей стал топить баню, мы все помылись, переоделись. Марья одна боялась, и потому мне пришлось нести караул у дверей бани, пока она там плескалась и без конца беспокоилась: «Ты здесь, не ушел?». А караул по очереди с Серегой пришлось нести до самого последнего дня, ей всегда казалось, что когда-нибудь туда войдет чужой непрошеный гость. Когда наступило время ложиться спать. Серега напомнил мне: - Вов, ты про компресс не забудь. Компресс был в кастрюле. Марья спросила, как им пользоваться. - Траву со дна распределяешь по Вовкиной морде, потом накрываешь полотенцем, смоченным этим отваром, и периодически проверяешь, может он там уже давно задохнулся. Если задохнется, сделаешь искусственное дыхание. Через час снимите. Меня такой компресс бабка научила делать, когда мы свои морды после драк отмачивали, - веселым тоном разъяснял знаток бурятской фитотерапии. Конечно, что и говорить, когда за тобой ухаживает женщина, ощущения совсем другие. И всю неделю потом своими маленькими ладошками разглаживала мне полотенце на лице. Все в этот день хотел посмотреть: в чем спать она ляжет. Легла в какой-то дурацкой пижаме, притом старалась не смотреть на меня. Ночью не спалось. Тело болело, и наличие второго человека, пусть даже и маленькой женщины, комфорта не добавляло, но согнать меня на Толькину кровать уже не смогли бы никакие силы. Да и, в конце концов, мне просто хотелось до нее дотронуться, но как только я случайно прикоснулся к ее плечу, сразу вздрогнула. Я поднялся и пошел курить на улицу. Она тут же вскочила испуганно: - Ты куда? - Курить пошел, спи давай. - Я с тобой, - вскочила с кровати. На улицу не пошли, сели в сенях на старые табуретки, при этом огромная Серегина куртка почти полностью поглотила ее. - А ты чего не спишь? - поинтересовался я у неё. - Мне страшно, мне кажется, они и сюда придут, - глядя взглядом ребенка, которому рассказали страшную сказку на ночь про волков. - Сергей сказал, что не придут. Все равно они чувствуют себя победителями, да и, похоже, они сами понимают, что переборщили, - тут просто наврал ей, хотя сам я не имел ни малейшего понятия, что они чувствовали или понимали сейчас. - Сергей - охотник, он и с медведем дрался, и нож у него шаманами заговоренный. Ему они нипочем, - продолжая врать, косясь на Марью, переживая, вдруг не поверит. Я был не в курсе, ходил Сергей на медведя с ножом или нет, хотя, как и предполагал - сказка подействовала. - Пошли спать, а то завтра не встанем, - повеселела опять, - а откуда ты Ларису знаешь? - Ларису? Я ее никогда раньше не видел. А что? - Она мне сказала, что тебя хорошо знает уже много лет. - Ну, может быть … В конце концов, заснули, но проснулся я раньше всех. Проснулся оттого, что она во сне обняла меня, а носом уткнулась в мою спину, и я просто открыл глаза, так и лежал, ожидая пока не проснется Андрей. Иногда он мне напоминал мальчика-робота из одного детского венгерского фильма. Сколько помню, он всегда вставал самый первый без всякого будильника. Шуршание в сумке, когда он доставал свою зубную щетку и пасту, действовало на всех как звонок, и вслед за ним поднимались остальные. Неизвестно по какой причине он не держал это в бане, а складывал в сумку. Но времени до подъема оставалось еще много. И тут я кое-что понял, вернее, почувствовал: нет больше того состояния тревожности, более того - просто полный душевный покой. Непонятный страх, неустроенность, беспокойство просто испарились. Так судьба положила за мою спину женщину, которую я должен защищать от местных волков, а я оказался немного не подготовленный. Проснувшись утром, Марья первым делом спросила: - Сережа, а ты на медведя охотился? Всё думаю …сейчас начнет расспрашивать…. - Ходил и не раз. Но расспрашивать не стала, просто лицо стало как у ребенка, которого убедили, что Дед Мороз существует. - Как спалось? – спросил Серега, осторожно посмотрев на меня, на что я в ответ ему улыбнулся. - Нормально, - ответила Марья, - тесновато, но спать можно. Не успели даже встать и одеться, как пришла наша кураторша, Антонина Петровна. - Здравствуйте, молодые люди, - улыбнулась улыбкой, от которой сразу становилось не по себе, обращаясь как всегда ко всем, но не ко мне. - Здравствуйте, здравствуйте, - загалдели мы. Услышав среди мужского хора женский голос, ее лицо перекосилось, от ужаса, а может скорей от гнева. Женщины-революционеры наверно не ощущают ужасов, они только испытывают ненависть к врагам народа. Мы с Марьей еще не вставали и лежали на кровати. Она стала часто дышать, лицо покрылось багровыми пятнами. Казалось, она сейчас просто взорвется. Я понял - приехали.... - Это что такое? Это как понимать? Я для чего вам дом дала - притон устраивать? - завопила так, что казалось ее услышат за рекой. - Мало того, что наркоман, еще и развратник. Правильно, что тебе наши морду набили. И бабу еще притащил в постель, а ты, проститутка, чего разлеглась, глаза твои бесстыжие… Марья неожиданно перескочила через меня, схватила веник, стоящий у порога, но тетка предусмотрительно выскочила в сени, но наверно она испугалась больше меня, так как я тоже вскочил, испугавшись: вдруг она своей железной рукой что-нибудь ей сделает. - Пошла вон, дура чокнутая, - потом резко повернулась ко мне и, испуганно глядя на меня широко раскрытыми глазами, спросила шепотом: - Ты что, правда, наркоман? - Да нет, - Сергей засмеялся, и ему пришлось рассказывать историю с маком. - Ты Марья, поосторожней с ней. В прошлый приезд у нас один привел себе местную пьянчужку на ночь в общагу. Так она ее за волосы из общаги выкинула, - предупредил я. А за окном слышался удаляющийся крик, что-то там про письмо на работу и о городских проститутках. Писем на работу я никогда не боялся, все меня знали и тому, что там было написано, никогда не верили. Пора было на работу, да на завтрак. Я подошел к зеркалу, бриться еще не мог, и мой вид с не проходящими синяками и небритостью делал меня похожим на полностью опустившегося бомжа. Я уже собрался выходить, как меня остановила Марья. - Подожди, сядь, я припудрю тебя хоть маленько. - Не надо меня припудривать, - возмутился я. - Да я чуть-чуть, не так уже видно будет. Пока занималась противоестественным для мужчины делом, я смотрел в ее глаза, через некоторое время понял, что лучше не надо, а то….
мариета: Ирбис Наши рыцари, кажется, не подозревали что значит пустить женщину в мужскую крепость Ирбис пишет: «Опал». У меня и муж такие курит. Это наш "Опал"? Я на одной студенческой бригаде на табачном заводе работала, делали тот же самый "Опал" для экспорта в соцстранах...
Ирбис: мариета пишет: не подозревали что значит пустить женщину в мужскую крепость ничего мы не подозревали. -думали так , а оказалось наоборот мариета "Опал", "TU-154" все ваше родимое, близость Болгарии ощущали даже на Дальнем востоке
Wega: Ирбис ! Спасибо! Очень нравится Ваша повесть! Некоторые "размышлизмы" для меня весьма близки и понятны, а иные - неожиданно остроумные и смешные! Занятно, что моя дочь, тоже Маша, не любит, чтобы её звали Машей, Марусей... Только - Мария! Жду продолжения.
Марти: Все равно было заметно, что из напуганного воробья она превращалась совсем в другую птицу, тоже воробья, но с другим настроением. Миленькая картинка Спасибо, прочитала и настроение поднялось.
Ирбис: Ахмед Обед - самое святое время в совхозной жизни, оставить народ без обеда означало бунт. Поэтому я не помню, чтобы в совхозах вдруг по какой-то причине его не было. Без ужина оставались, но раза два – не больше. Я уже по привычке опять пошел на задний двор, но Марья схватила за руку. - Не ходи туда, я хочу, чтобы ты был с нами. Я, немного помявшись, зашел в зал столовой, и при этом старался ни на кого не смотреть. Марья держала меня под руку и нисколько не стеснялась моего вида. Комплиментов ей больше никто не делал и вперед никто не приглашал пройти. Все смотрели на меня и притихли. А я, не выдержав взглядов, выдернув руку, прошел в дальней угол и сел за стол спиной ко всем. Парни принесли мне мой завтрак. Кавказец, сидящий неподалеку, помахал мне рукой – я, сразу уткнувшись тарелку, не ответил. Ахмед подошел к столу и, широко улыбаясь, протянул мне руку. - Здравствуй, Владимир! Я, не подавая руки, продолжал молча есть. Марья, зажав в зубы ложку, с интересом смотрела то на меня, то на него. - Ты настоящий джигит, - стал продолжать сын гор. - Мы гордимся тобой. Я после этого случая глубоко презирал его и весь его коллектив. И потому просто процедил сквозь зубы, но получилось громко: - Шел бы ты на х… «джигит» Культурная Марья не ожидала такого и тут же захохотала. Джигит, стушевавшись, робко спросил: - Ты что такой злой. Я разве тебя обидел? - Да нет, - сказала за меня Марья. - Ты просто трус и не джигит: его четверо били, а ты смотрел. Да еще и трепался с кем-то из тех. Горец сконфуженно, даже больше обиженно, взглянул на Марью такими же черными глазами как у нее и отошел. Когда вышли, Марья, повернувшись ко мне с виноватым видом, сказала: - Зря ты его послал… Честно говоря, Вова, мне кажется, мы не правы. Я просто тебя поддержала, так как должна была это сделать. Мне Лариса говорила: он единственный, нормальный мужик среди них. Ахмед всегда у них за порядком следит. Если мужики напьются и начинают к нам ломиться, то она всегда обращалась к нему, он быстро всех утихомиривал. Они там побаиваются его. А на деревенских его авторитет не распространяется…. - Да ты что говоришь, Марья?! - Серега даже побагровел. - Да Вовка его даже не оскорбил, просто указал ему свое место. Ахмед из себя там корчит неизвестно кого, он даже не вожак стаи, а хозяин стада! Наш Женька и то оказался в сто раз лучше, чем кто-либо из всех, кто там находился! И врал мне потом всё… Женька, шедший рядом, внимательно слушал и все никак не мог понять, про что идет разговор. - А что Женька? Я причем? Вы про что говорите? Серега обнял Женьку за шею так, что тот поморщился. - Про тебя говорим! Замечательный ты мужик, Женька! Женьку, похоже, в жизни так не хвалили, и он ушел немного вперед, без конца оборачивался и улыбался нам. … я его и сейчас вижу. Он в соседнем дворе живет. Давно уже на инвалидности, да и живет не один. После смерти матери квартира осталась ему: куда он привел опустившуюся женщину и уже довольно много лет проживает с ней. Частенько замечаю, как они идут вместе в магазин, при этом всегда бережно поддерживает покачивающуюся подругу под локоток. Она покупает себе бутылку, и они идут домой, при этом Женя неизменно трезв. Дочка моя раз спросила: «Ты зачем здороваешься с этим опустившимся типом?». Я ответил просто: «Это не опустившийся тип, а хороший человек, он даже не пьет. Он меня от смерти спас». - Сережа, а что ты будешь у нас вожаком стаи? - иронически хихикнула Марья. - Буду! Если будете меня поддерживать – буду! - Маловато нас для стаи, - с сомнением посмотрев на идущих сзади Андрея с Максимом, ответил я. На силосной яме заметны были маленькие изменения. Трактористы жгли костер, только сидел еще и незнакомый мужик из местных. Мужичонка был довольно щупленький, как наш Женька. - Здорово, мужики! - Здорово, - отвечают, - вам подмогу вместо Толяна дали из наших. - Николай, - представился он. - Как дела, ребята. Садитесь, там чай в котелке есть. - Да нормальные дела, только эта сучка мне всё настроение испортила с утра. - Кто? - Да начальница наша, Антонина Петровна, пришла, оскорбила, - дальше я уже просто перешел на непечатные выражения, какие только знал. А они вдруг попадали с бревна, стали кататься по земле от смеха, а Николай качал головой и глупо улыбался. И я почувствовал: что-то тут не так. - А чего вы ржете? Тракторист Паша, утирая слезы, еле выговорил, показывая на Николая пальцем: - Э-т-о е-г-о ж-е-н-а!!! - и повалился под бревно дальше. - Да, вот такая у меня жена, я бы ее не смог, конечно, как ты… - грустно произнес несчастный муж Антонины. А я покраснел так, что на лице синяков не стало видно. - Извините, пожалуйста, я не знал. Заодно нам стала понятна цель ее визита, и наличие четвертого помощника очень нас обрадовало. Да я и подумать не мог, что у такой грозной женщины может быть такой тихий и спокойный муж. Он не обиделся на меня, и впоследствии мы с ним очень сдружились. И дети его один раз приходили, такие же, как папа - тихие и спокойные.
Марти: Даже и сказать-то нечего, кроме "А дальше?"
Wega: Ирбис ! Спасибо! Так читала бы и читала. Очень жаль, что подаётся "капельно", т.е. очень дозировано. А так, чтобы предъявить всю повесть разом? А почему был ирбис на автаре, а теперь - тигр?
Ирбис: Спокойная жизнь А жизнь опять вошла в спокойную колею. Наличие в доме женщины существенно поменяло климат в нашей избушке, исчезла жуткая вечерняя рутина и скука. Марья была веселым человеком и неимоверной болтуньей, ее голос, сколько помню, никогда не умолкал. Даже у Максима «потолковый рефлекс» практически исчез – я потом догадался, почему он все время смотрит на нее, не отрываясь. Разгадывая кроссворды, в которых остались хоть какие-то не заполненные строчки, при этом лежа на кровати и болтая пятками в воздухе, Марья иногда просила Макса выполнить для неё какую-нибудь просьбу. Он всегда вскакивал и бежал – казалось, вот-вот расшибется. Как-то она спросила его: - Максим, а где у тебя мама? - Она уехала в другой город, она нам никогда не пишет, я ее забыл и не помню, как она выглядит. Наверно ему всю жизнь не хватало матери, а ее, ровесницу, воспринимал, как будто она его намного старше. Мы частенько играли вечером в карты «пару на пару», при этом мы с Марьей, без конца подмигивая друг другу, нещадно мухлевали – несчастные и доверчивые Серега с Женькой без конца проигрывали и ничего не замечали. Иногда гуляли перед сном: либо втроем, либо вчетвером. Синяки проходили быстро – может, организм молодой, а может, и Серегина трава хорошо помогала. Синяк под левым глазом, правда, дольше всех продержался. Ночью я иногда обнимал Марью, она поначалу испуганно сжималась в комочек, но я не позволял себе ничего лишнего, и она успокоилась. Потом я начал наглеть и просил обнять меня – под предлогом того, что освобождается свободное место и не так тесно. Мы с ней за неделю сдружились так, как будто знали друг друга с детства. Из местных нас никто не беспокоил, тех парней я видел раз где-то вдалеке. Похоже, мы их больше не интересовали. Да наверно, и зачем после драки кулаками махать. Я постепенно опять втянулся в работу. Работа в совхозе – это тяжелый деревенский труд, который сделал обезьяну человеком, но никогда не сделал ни одного совхозника миллионером. Да и вспоминая про те несчастные сто семьдесят шесть рублей, что нам заплатили в конце уборочной, вообще удивлялись: как они там живут, ведь зимой работы нет. Особым уважением у нас на яме пользовались шофера, использующие легкие волокуши; лютой ненависти заслуживали те, которые изготавливали их из железнодорожных шпал. Серега без конца их обзывал «железнодорожниками». На силосной яме Серега сегодня травмировался: немного отвлекся, и одна из таких шпал здорово съездила ему по ноге. Обматерив несчастного водителя, хотя тот был ни в чем не виноват, Серега ушел к костру и просидел там до обеда, без конца растирая ушибленную ногу. А мне с Николаем и Женькой пришлось работать без него. На обед поплелся, сильно хромая, и продолжал вспоминать водителя, без конца зачитывая ему характеристику, которую, к сожалению, невозможно опубликовать. Марья нас встретила на своем привычном месте, увидев хромающего Серегу, завздыхала, закачала головой. - Опасная у вас работа, глядишь, и без ноги останешься, - жалостливо сочувствовала Сереге. Сереге почему-то было неловко, что его жалеет женщина. И без конца бормотал: - Да ничего…ничего… - Да это ерунда, у меня в городе профессия гораздо опасней, - высокомерно заявил я, заслужив в ответ презрительные взгляды своих друзей. - Не верите? Расскажу вам один из немногих опасных случаев, когда моя жизнь висела на волоске, - начал я, и гляжу, как у них уже начинает подниматься настроение. - Тогда был обычный день, только заявок на ремонт дали чуть побольше, и я, нервничая, что не укладываюсь по времени, побежал по клиентам. В одной из квартир меня встретили бабушка с внуком, с нетерпением ожидающих, когда им, наконец, отремонтируют телевизор. Телевизор марки «Рубин» был один из моих любимых по линии ремонта, и я клятвенно заверил бабульку, что телевизор будет работать, а над душой стоять не надо. И пока она может быть свободной. Бабулька обрадовалась, сказала: „Я тогда на кухню пойду, на внучка моего не обращайте внимания, он у нас не вполне здоров, немножко «как бы не в себе”. Посмотрел на внучка: крупненький мальчик, круглолицый, лет десяти-двенадцати, сидел на диване и с интересом разглядывал меня – никаких признаков, отличающих его от других, во взгляде я не уловил. Раскрыв чемоданчик, достал паяльник, инструменты и приступил к ремонту. В этот момент мальчик, очень заинтересованный содержимым моего чемодана, вскочил, подошел и, взяв одну из коробок, высыпал все детали в чемодан. Мне этот бардак очень не понравился. Я, грозя ему пальцем, недовольно и очень строго заявляю: «Мальчик, не лезь и не трогай». Мальчик, раздув ноздри и поджав губы, недовольно сел опять на диван. Но через несколько секунд он опять встал, и руки его опять оказались в чемодане. Я уже начал злится: «Слушай! У меня паяльник горячий. Если ты еще раз полезешь туда, я тебя обожгу». Он меня не послушался и опять протянул руки, я тут же сделал вид, будто сейчас приложу к ним паяльник. Мальчик руки отдернул, сильно обиделся и ушел. Я вздохнул с облегчением, развернул телевизор кинескопом к окну и спокойно продолжаю заниматься ремонтом. Я так увлекся и даже не слышал, как он подошел со спины… В одно мгновение мальчик надел на меня полиэтиленовый пакет и стал тянуть вниз, от неожиданности я ухватился за телевизор, который тоже начал падать, а в другой руке был паяльник, и я его боялся бросить на ковер. Мне вдобавок при этом с трудом удалось удержаться на стуле. Мальчика взбесило мое сопротивление и раздающиеся из пакета крики: «Бабуля! Бабуля!», и он, недолго думая, одной рукой обхватил мне шею в районе горла, а другой стал затягивать пакет, стараясь, чтобы я не орал. Бабушка услышала шум, прибежала с кухни, увидела такую картину: телевизор вот-вот грохнется, а ее внучок душит несговорчивого телемастера. «Сереженька! Сереженька!» - кричала она, оттаскивая разбушевавшегося внука. Серега уже не мог идти, он повис у меня на одном плече, а Марья на другом. - Я что думаю? - смотря на Сергея. - А если бы Серёженькой был ты? - Да ты бы уже не вышел… сам виноват…зачем детей пугать и обижать, - хохотал он до самой столовой. - Так ты доделал телевизор им? - закатывались вслед за Серегой Марья с Женькой. - Доделал… пусть смотрит, он без телевизора потому, наверно, и озверел. Кстати, судьба меня часто сталкивала с подобными людьми, которые «как бы не в себе». Это для меня единственный агрессивный случай от них в жизни, думаю, действительно по моей вине. Да не то что часто, а постоянно они почему-то липнут ко мне, как и кошки: к кому бы я ни приходил – всегда сидят у меня на коленях. В парке, где я в это время подрабатывал, ходила ко мне больная девушка, Жанной звали. Девушка всегда садилась рядом и сидела со мной до самого закрытия. Она с радостью откликалась на какое-нибудь поручение, и я, бывало, оставлял ее за себя минут на пятнадцать, пока бегал напротив поужинать в кафэшку, в которой я всегда покупал ей мороженное. Надо же как-то благодарить человека за помощь. Потом я заметил, что у неё подозрительно растет живот, и мой напарник Витька без конца подкалывал меня: «Ты смотри – будешь потом доказывать всем, что ты не верблюд». Но в один из дней Жанна пришла не одна, с ней был парень, по виду такой же, как она, и сидели вместе… Но однажды девушка пришла уже со своей мамой и сказала всего одну фразу: «Это он», и села рядом. Мама внимательно на меня смотрела, я чувствовал себя при этом почему-то очень неловко и все-таки поднял на неё глаза, в ее глазах не удалось прочитать ничего, кроме интереса к моей персоне. Постояв, ничего не сказала и ушла. Что это обозначало, я так и не узнал, сколько бы ни пытался. На все мои вопросы по этому поводу Жанна отвечала загадочной улыбкой. Намек в сторону живота, вспомнив подколы товарища, тоже не подтвердился - с той же улыбкой, отрицательно покрутила головой. Был и такой случай: я сел в свою машину и уже собрался ехать, но она постучала мне в окно и попросила: «Свози меня на речку». Я вздохнул, были и другие дела, но взглянул в ее просящие глаза и сказал: «Садись». Потом смотрел, как она бегает по воде и зовет меня. Я не пошел, сидел с открытой дверью и слушал радио. Когда привез назад, парень уже ждал, и Жанна ему с гордостью похвалилась: «Я на речке была!». В душе я улыбнулся: много ли им для счастья надо? С тем парнем она и до сих пор живет и, встречаясь в городе, всегда со мной здороваются, забавно при этом толкая друг друга локтями. Первая жена надо мной постоянно по этому поводу смеялась и издевалась: «Ты где их находишь?». Особенно после того, как еще одна из тех, кто «не в себе», пришла к нам домой и изъявила желание нянчиться с моим маленьким сыном…
Марти: Ирбис, случай с мальчиком это же ужас сплошной! Марья иногда просила Макса оказать ей какую-нибудь просьбу. Он всегда вскакивал и бежал – казалось, вот расшибется. Оказывают помощь, а не просьбу, может лучше выполнить какую-нибудь просьбу. Правильнее вот вот расшибется.
Ирбис: Охотник за поросятами и другие истории В один из дней наш тракторист дядя Ваня посмотрел на Серегу хитрым взглядом и спросил. - Слышь, здоровяк, а ты что, правда, нашей бабке Зине помог корову спасти? - Да, было дело. Прибежала вечером, кричит: «Сережа, помоги, корова подыхает». Я и прибежал к ней, давай корову спасать – что-то там сожрала не то. Я пока с коровой возился, Вовка на свою голову приключения искал. - Ну ты даешь, все уши про тебя мне прожужжала. Ты прямо настоящий деревенский мужик. Я тут же влез в разговор, как же его не похвалить: - Он не то, что деревенский - он настоящий охотник. Промысловик. «Суперохотник» можно сказать. Сереге стало неудобно за мою лесть, даже смутился. - Ну если настоящий охотник, да еще такой человек хороший, получай в подарок поросеночка, - хитро заулыбался тракторист. Чувствуя какой-то подвох, Серега смотрел не понимающим взглядом. Не понимал, где тут свинья зарыта, так сказать. - Да вон свинья бегает с поросятами. Поймаешь одного - берите себе, а то совхозные харчи скоро совсем вам желудки испортят. Но и смотри: чтобы никто и не заметил. И бесшумно! Да… Сереге только дай команду поохотится. Но и мне интересно посмотреть, как медведи охотятся. Серега буквально преобразился. Вытащив из-под сиденья трактора здоровый гаечный ключ, он сразу превратился из медведя в настоящую рысь. Потихоньку, вытягивая шею, как бы скрадывая, пошел за поросятами. Наконец, выждав нужный момент, пуляет в поросенка гаечный ключ. Оглушенный Пятачок подскакивает, и Сергей как рысь набрасывается на него, резко вытаскивая охотничий нож и… я тут отвернулся. - Вот это да! Мы бы так быстро не смогли, - обалдели трактористы. Охотник утащил добычу в кусты и стал махать мне рукой: давай, мол, ко мне. - Принеси тряпку чистую, у дяди Вани есть. Сейчас разделывать буду. Тряпку я принес и стал ждать, когда приступит к разделке. Серега достал свой нож. - Не отворачивайся, а смотри. Пришлось смотреть – от начала до конца. Наверно воспитывал во мне боевой дух. И скорей всего не зря. На следующий год я повторил то же самое, начиная от охоты до приведения поросенка в соответствующее кулинарное состояние. Вечером зашли за Марьей. Она, сидя на лавке возле весовой, кормила булкой здоровенного деревенского пса. - Зря ты его булками кормишь, Марья, - заулыбался Серега, придерживая разделанного поросенка под курткой. - Почему? - Унты из него плохие потом получатся. - Живодер ты, Серега, не любишь ты животных. Умный пес согласился с Серегой и булку есть перестал. Он внимательно принюхался к Сереге, но говорить не умел и, видать, догадался, что тот там прячет под курткой. - В столовую, Марь, не пойдем, я сегодня сюрприз приготовлю. - Какой? - Узнаешь потом. Странно, но пес тоже захотел узнать, что там за сюрприз и, не отставая, побежал за нами. - У меня тоже дома собачка осталась, кобелек. Тофиком зовут. Он беспородный, зато знаете какой умный. Я его так люблю и скучаю по нему, наверно, больше чем по мужу, - расхвастывалась Марья. - У меня тоже была собака - «водолаз», мы с ним однажды вместе чуть не утонули, - стал вспоминать я. - Это как вы умудрились? - засмеялся Женька. - Мы с ним на реку пошли в конце апреля, друзья со мной были. Лед уже как неделю сошел, река только разлилась, и вода выше кустов была. Я стал кидать палки в воду, он вытаскивал их. Рядом отдыхали школьники с учительницей. Она мне без конца говорила: «Ну зачем? Вода холодная, а вы издеваетесь над своей собакой». Кончилось тем, что он зацепился хвостом за куст и греб лапами, а отцепиться не мог. Прошло минут десять, он уже устал и осталось только ждать, когда река проглотит его. - Бессовестный ты, Вова! - стала возмущаться хозяйка Тофика. - Подожди…, в конце концов, друг мой Колька говорит: «Добаловался? Плыви теперь за ним!». Разделся до плавок, пришлось плыть, хотя в секцию моржей я не ходил, но времени на раздумье уже не было. Через несколько секунд я добрался до него и отцепил от куста. Но вдруг резко свело судорогой ногу… - Ой… - испугалась Марья - Я подумал: ерунда, на одной ноге доплыву. Но через секунду вторая нога тоже отключилась. Собака уже гребла к берегу, и я испугался и как заору: «Индус! Ко мне!». Он развернулся, и я схватил его за ошейник – так он меня и потащил к берегу. Потом друзья и даже та училка скинули обувь, засучив брюки, подбежали ко мне, вытащили из ледяной воды. Она, добрая женщина, растирала мне ноги и ругала: «Чувствовала, что добром ваш идиотизм не кончится». - Правильно! Ты и есть идиот, - заключила Марья. - Подумаешь, - презрительно сказал Серега, - я зимой под лед проваливался в одежде, и меня тоже вытаскивали. Вся одежда намокла, а унты мои сверху мокрые были, а вовнутрь вода не попала. Кстати, «унты» бегут за нами и не отстают. Действительно, пес бежал рядом с твердым намерением попасть на ужин. - Слушай, Марь, давай я из него тебе шапку сошью. Теплая будет, да и шкура у него красивая. - Перестань, живодер! - Вов! А ты будешь собачью шапку носить? - предложил мне Серега. - Нет. - Вы, городские, избалованные: это буду, это не буду. А ты, Жень? - Мне без разницы, могу и собачью. Через год я встретил Женьку на улице зимой, он был в собачьей шапке, производителя этой шапки я спрашивать не стал… да и носил он ее потом наверно лет десять. Пса на ужин не пустили, мало ли что у Сергея на уме… А поросенка Серега приготовил, он все время у нас готовил сам, а мы с Женькой всегда чистили картошку. Этому занятию пытались научить Максима и Андрея, но у нас ничего не вышло. Не забуду, как Марья долго не могла понять, что же все-таки она ест. Вкус (по сравнению с импортной свининой, купленной на талоны) отличался как небо от земли – от свинины, бегающей на свободном выгуле и питающейся чистым сибирским воздухом. Через три часа, почти перед сном, выйдя на улицу, обнаружил, что пес так и сидит возле дома. Постучал в окно, все вышли, а Серега отдал псу обглоданные нами кости. Пес брезговать не стал, такой настырный оказался, столько времени ждал. Мы сели на лавку и смотрели, как он хрустит этими костями. - Смотрите, какие у него глаза благодарные, - смотрела на него довольная Марья. - Знаешь, Марь, я раньше собак любил, а потом почему-то стал их ненавидеть – сам не знаю почему. Хотя как вспомню лет пять назад – на меня овчарка напала – до сих пор мурашки по коже, может из-за этого. - А почему она на тебя напала? Ни с того ни с чего? - Не знаю…я шел мимо гаражей, то ли споткнулся, то ли рукой взмахнул… не помню уже, там мальчишка лет тринадцати-четырнадцати выгуливал свою здоровенную восточно-европейскую овчарку. Она, неожиданно развернувшись и оскалив зубы, резко кинулась на меня – я в этот момент натурально оцепенел от ужаса – сбила с ног и неожиданно вцепилась зубами выше колена. Мальчик отреагировал мгновенно, сразу в три прыжка подскочил к ней, схватил за ошейник и стал тянуть. Но собака вцепилась мертвой хваткой в ногу и стала мотать головой и тащить меня к себе, и я понял: сейчас она просто вырвет из меня кусок. Я ору пацану: «Не тяни собаку! Держи ей голову, она же сейчас разорвет мне ногу». Пацан полностью растерялся, и мне, лежа на земле, пришлось извернуться и схватить ее за ошейник. Тут и мальчишка обхватил ее за голову двумя руками и держит. Кровь уже хлещет, все брюки в крови. Сначала я попытался зажать нос, бил по носу кулаком. Эта кобелина только хрипит и фыркает - толку нет, и всё пытается мотать головой. Мальчик ей без конца кричит в ухо: «Фу, нельзя!», но бесполезно - мертвая хватка… - Да что толку-то нос зажимать…, - начал Серега. - Мимо мужик проходил, я ему ору: «Помоги нам!», а мужик как увидел эту картину, спрятался за угол гаража. И смотрит оттуда испуганно: «Я боюсь!». А пес еще больше разъярился, из-за того что я бить по носу его стал. Он стал еще сильнее вырываться и рычит, как бы повизгивая от злости. Я уже стал бояться, вдруг мальчишка его не удержит. Пацан лежит на нем всем весом, а овчарка сама килограмм семьдесят пять точно, больше чем у меня, - удержи такую… Лицо у него все белое, и смотрит на меня с таким ужасом... да я и за пацана боюсь, зная: не дай бог, обезумевшая овчарка его и меня может без лица оставить. «Мужик! - я ему опять кричу. - Кинь мне…, вон там кирпич лежит!». Мальчишка уткнулся в шею своей собаки, как заревет: «Не надо его кирпичом бить!»... - Вот сучонок…, собака человека рвет, а он…, - возмущался Серега. - Я уже боли не чувствовал, нога полностью онемела. Овчарку сам держу за ошейник, не отпускаю. Смотрю на пацана, как он рыдает, говорю: «Ты не реви, а голову крепче держи, может отцепится, я потерплю минут пять ещё». В конце концов, овчарка от меня отцепилась сама, наверно, просто-напросто устала: почти полчаса мертвой хваткой висела… - Ну а дальше что? - спросил Женька, смотря на меня широко раскрытыми глазами. - Я в книжках читал, что она по идее должна была, перехватывая зубами, до горла добраться. - Что дальше… когда отцепилась, мальчик ее оттащил. А этот мужик сходил в свой гараж, кое-как замотали ногу бинтами, и на своем «Урале» с коляской отвез меня в больницу. Женя… по поводу того, как ты сказал «перехватывая повыше»…. - я взглянул на Марью, стараясь подобрать соответствующее слово, - там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находятся… - Не умеешь ты, Вова, с собаками воевать. В ухо палец надо было засунуть или…, - Серега уже приготовился давать ликбез по этому поводу. Но Марья, зная Серегу, стукнула кулаком ему по плечу. - В больнице меня долго расспрашивали: что за собака, может, она бешеная. Я им наврал: мол, на реку ходил, там и поранился. А они мне: не ври, мы же видим, что тебя собака покусала; а мне просто не хотелось – начнут уколы ставить в живот. Девчонке знакомой ставили, потом рассказывала: довольно неприятная процедура. Обошлись одним уколом от столбняка, да раны обработали. Самое интересное: мужик ждал меня возле приемного покоя и даже домой потом отвез. - А мальчик? - удивленно спросила Марья. - Мальчик…? А что я все время говорю «мальчик»? Мне самому тогда только восемнадцать исполнилось. Мальчик домой, наверно, пошел. Не видел я его больше…да и зачем он мне нужен? - Как…?! - Простил я мальчику: не он же виноват, а собака дурная, и потому не люблю я их сейчас. - А как ты еще сообразил, что ей надо голову держать…не понимаю…я, наверно, давно бы в обмороке была, или разрыв сердца... - Жить захочешь – сообразишь, за сотую долю секунду сообразишь! Правильно, Серега? Да и собаку я ведь держал, знаю, на что они способны. - Конечно, правильно! Мы с братом на охоту ходили на уток, он как-то выстрелил, а стоял у меня за спиной – не знаю, кожей почувствовал, наверно, а может, слишком громкий звук спускаемой пружины услышал. Еле пригнуться успел – порох с его ружья все волосы мне на голове опалил. Он моложе меня, я хотел побить его, но передумал… а как с собаками бороться, Вов, я завтра на работе тебе расскажу. - Может, хватит на сегодня ужасов? - робко попросила наша девушка. - Приснится что-нибудь теперь. Она была права: прошло тридцать лет после этого, но до сих пор, хоть раз в месяц, по ночам, во сне, рвут меня собаки, много собак – только крови почему-то нет никогда. Когда зашли в дом, Серега приказал мне снять штаны, и даже Андрею захотелось посмотреть на четыре шрама, оставленных собакой. Спать легли, вдруг Серега спрашивает, улыбается наверно гад в темноте: - Ты как там сказал при Марье? Жизненно важные для мужчины органы…а если бы без них тебя бы собака оставила? - Повесился бы… и все. Марья шлепнула легонько по моей щеке. - Не болтай! Повесился бы… - А что? Так оно и было бы… - Слушайте вы, мужики, вы мне надоели уже с такими разговорами, я уже заметила: вы иногда забываетесь, что с вами рядом женщина есть. Как начнете что-то говорить, уши вянут. Я вчера подкралась к бане, подслушала, как вы там разговариваете между собой, даже покраснела от услышанного. - А ты не слушай! - засмеялись мы с Серегой. - Завтра аванс, - неожиданно подал голос Женька. - Мне Тонька сказала: по двадцать рублей выпишут… Договорить не успел, смехотворность суммы вызвала мощный хохот, и потом каждый начал комментировать, на что это можно потратить. Получив аванс, переодевшись после работы, устроили культпоход в сельпо. Сельпо представлял собой избушку, поделенную на две части, которые для простоты мы с Серегой назвали «несъедобная» и «полусъедобная». Оказалось, что вчера смеялись мы зря – в местном сельпо потратить деньги практически не возможно: половину прилавков занимал чай № 36, чай зеленый, печенье с истекшим сроком годности, рыбные консервы, "Завтрак туриста", резаные огурцы в банках, непонятно зачем они в этой деревне. В несъедобной части лежали никому не нужные товары народного потребления, вплоть до одежды, которую даже в деревне никто не собирался носить. Нам в этот день еще повезло: два раза в неделю привозили в коробках пряники, за ними пришлось постоять – местные брали по пять килограммов, и то в одни руки больше не давали, и брали явно не на еду. Еще Толик при жизни говорил: и из пряников самогон можно гнать. Помимо пряников Марья набрала какой-то хозяйственной ерунды и на мой вопрос: «Зачем ей это белиберда нужна?» смерила меня таким взглядом, что больше я этот вопрос женщинам не задаю – надо так надо. На следующий день Сергей спросил у Марьи: - Марья! А кто ты по национальности, то что «русская» и не скажешь. Уж больно смуглая ты. - Сережа, я точно не знаю. Я на папу похожа, а он на деда. У меня дедушка с бабушкой на Украине живут. Но так получилось, что дед и сам не знает своей национальности. И мама думает, что папа у нас - грек. - Твоя мама неверно думает. Я-то невооруженным взглядом вижу, что ты - еврейка! - Почему еврейка? - Мы вчера в сельпо заходили, я видел, как ты сначала кошелек с деньгами вытащила, потом передумала, повисла на Вовке: «Вова, я деньги забыла. Вова, купи мне это, купи мне то», - передразнил Марью Серега. Марья сощурила глаза, раздула ноздри на своем южном носу, превратившись в перевозбужденную хищную птицу, и с придыханием выплеснула: - Ты - предатель, Сережа! - Так если ты еврейка, что на правду обижаться, - захихикал представитель бурятского народа, да и непросто представитель, а наверно - гордость бурятского народа. В следующее мгновение журнал «Огонек», которых тут водилось великое множество, прошелестев в воздухе и распахнув страницы, скрыл на миг лицо предателя и разжигателя межнациональных конфликтов. Ждать, когда совершится обратный полет возмездия, она не стала и спряталась за меня. - Серег, - я вступился за Марью, - я знал, что у Марьи есть деньги, просто захотелось сделать для неё что-нибудь приятное. Это же мелочь. - Вот так, Сережа! Хотел мое честное имя опорочить? - торжествующе из-за моей спины произнесла Марья и отправила адресату еще один журнал, но мимо. Так первый и последний межнациональный конфликт закончился перемирием и печатью губной помады на моей щеке. А жизнь продолжалась, ощущение «ссылки» исчезло и больше не возникало.
Марти: Ирбис замечательная летопись жизни получается, и не только деревенской. [quote]бегающей в свободном доступе То есть кто хошь, тот лови На свободном выгуле. там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находились… Ээээ, а почему прошедшее время
гость: Ирбис А так говорятВ один из дней?
Ирбис: Судя по другим произведениям, говорят: В один из дней календаря - В какой не знаем мы. В последних числах декабря Или в начале января Не стало больше тьмы.
Marusia: Wega пишет: Очень нравится Ваша повесть! Некоторые "размышлизмы" для меня весьма близки и понятны, а иные - неожиданно остроумные и смешные! Те же ощущения от прочитанного. Я тороплюсь причесать текст (у меня новый семестр близко ). так что многое могу и пропустить Да и текст в Ворде и на форуме - это две большие разницы, абсолютно разное восприятие
мариета: Так это значит ты его причесываешь? А я удивлялась как наш мальчик вдруг пунктуацию освоил и начал писать без ошибки У вас тандем получается замечательный!
Ирбис: Рыбалка Выходной… Серега с утра неожиданно обратился ко мне: - Слушай, Вова, ты помнишь тот пруд, где мы купались? Там рыба-то есть? - Есть, там и второй пруд дальше есть, километра два от него, там много карасей. - А почему ты молчал? Рыбы бы поели. - Я не ем рыбу. - Ты эгоист, Вова! Другие едят! Всё, все идем. Марья, ты идешь с нами? - Конечно, я же не останусь дома одна, - согласилась Марья. Все ушли за червями, даже Андрей проявил интерес. Я остался с ней наедине. - Ты что, правда, рыбу не ешь? - Почти не ем, у меня теща обожает ее: как начнет жарить…, так хоть из дома беги… - И как вы с тещей… не ругаетесь? - Нет…, что мне с ней ругаться? Наоборот…. - Мой недолюбливает мою маму, она против была, чтобы я за него замуж выходила. - Значит, чем-то не понравился, меня они с тестем тепло приняли. Марья села рядом, и вижу, женское любопытство растет. - А где вы с женой познакомились? - У друга. Он с ней познакомился, привел в нашу компанию. Бывает же так в жизни: она меня увидела и не захотела с ним больше дружить, а захотела со мной. Вот и вся история. - Чем ты так ее удивил? - Не знаю…никогда об этом не спрашивал. - Совести у тебя нет, Вова… взял у друга девушку отбил… - Я не отбивал, она сама сделала выбор. Ты знаешь, в природе два оленя, допустим, бьются на поле перед самками. В этот момент самки, ожидая своей очереди, стоят строго по рангу, почти друг за другом, для того чтобы сделать свой выбор относительно мужа, так скажем. И бывает даже так, что первой самке не нравится победитель, и всё тут. Она пропускает заднюю самку, и если той нравится победитель, то она уходит с ним. А та первая опять будет смотреть следующую битву. У многих животных так. - Спрошу у Сереги… - Спрашивай… а есть еще птичка шалашник, в Индии живет. Как брачный сезон начинается, самцы начинают гнездо строить в виде шалаша. Так они так разукрашивают свои гнезда лепестками цветов, стеклышками и чем только можно… целое произведение искусства. Потом прилетает какая-нибудь пи…, и начинает … ой, извини…не сдержался…, порхать и выбирать, какой ей больше нравится. И у нас в жизни так, только не все осознают это. Все равно последнее слово за женщиной… Марья смеется, начинает одеваться, заодно и издеваться. - Ты хочешь сказать: она из двух оленей тебя выбрала? Шалашика-то у тебя нет… - Может и так, - мне уже тоже смешно, - а шалашик я получу лет через пять. Через шесть лет «шалашик» в виде двухкомнатной хрущевки я все же получил. - А друзья у меня тоже девчонок отбивали. Один был: с кем не познакомлюсь, сразу начинал искать ее телефон. Начинал названивать… встречи тайные… с девушкой мне приходилось расставаться, дня через три и он ее бросал. - Зачем он так делал? - Не знаю… мне объяснял тем, что для моего же блага он проверял на «вшивость». Потом я с ним расстался – не нужен мне такой благодетель. Свинья он и есть… Предварительно взяв у нашего тракториста Паши удочки, на рыбалку съездили. Шофера в этот день были добрые, и машину, предварительно проверив меня на трезвость, дали без проблем. За руль «ЗИЛа» сел я. Очень удивился, что житель из деревни Серега не умеет водить автомобили. Подъехав к пруду, похожему на русло какой-то старой реки, заметил деревенских мальчишек с удочками. Мальчишки побросали удочки, обрадовались, подбежав к нам, наперебой стали кричать: - Дяденька, а вы нас возьмете с собой обратно? «Дяденька», то есть я, важно посмотрел на них и сказал: - Мы только рыбачить приехали, наловим рыбы, да заберем. Хотите ехать - показывайте места, где рыба клюет. «Где рыба клюет» – оказалось еще километра три, у самого леса. Мальчишки поехали с нами, взяв с нас «честное пионерское», что никому больше не скажем о секретном месте. Рыбалка как рыбалка, для меня занятие неинтересное. Не люблю ни футбол, ни рыбалку. Зато очень поразился, видя как «робот» преобразился в человека и иногда даже нервничал. Андрей внимательно слушал главного спеца Серегу по добыванию пищи и старался делать все, что он говорит. Серега заодно спорил с деревенскими пацанами до хрипоты по поводу всякой дряни (от автора), которую насаживают на крючок. Были б мужики, точно бы подрался. Мы сидели у костра втроем, Женька тоже оказался не любитель этого священного дела. Наконец начали таскать, правда, не так часто как мне хотелось. Но остальные почему-то утверждали: клев хороший. У Андрея руки тряслись, когда он поймал первый трофей – неужели за двадцать лет его никто ни разу на рыбалку не свозил? Пару первых трофеев я насадил на прутья и жарил просто над пламенем. Марья сказала, что время дикарей давно прошло, и так есть нельзя. Серега же, наоборот, отобрал у меня эту рыбу и со словами: «Учись», стал вертеть над пламенем, пока рыба не начала обугливаться. Разложенная на газетке рыба, разломанная на две белые половинки, не мучающая меня запахом, вызывала аппетит. Но никто трапезу разделить со мной не захотел. Марья на меня не смотрела: ей, по ее словам, было противно, как едят описторхов. Когда я закончил обычный завтрак моих древних предков, смял газету и, бросив в костер, сказал: - Неплохо. Неожиданно Марья спросила: - Я тут вспомнила, что ты там про пионеров говорил? Про пионера-героя, который тебе не нравится? - Отстань с этим вопросом… я сам пионер-герой, - засмеялся я, - я через час, после того как меня в пионеры приняли, отстоял честь пионерской организации. - Ну ты даешь, и как? – смотрю весело им опять, а мне не до смеху было. - Представьте себе торжественный день, пятиклассника Вову, у которого сегодня не только день рождения. А еще и День рождения Ленина, и торжественный обряд принятия в пионеры. Я шел по улице такой счастливый… и мой сияющий вид произвел должное впечатление на местных дворовских хулиганов постарше…. Хулиганы затащили меня в беседку, заломили руку и стали требовать отречения от пионерского галстука. Говорили: пока не сожгу эту красную тряпку, они меня не отпустят. Я плакал, мне было очень больно… но не отрекся. Они устали меня мучить и отпустили. Ну что смешного…? Не знаю, что смешного, но они покатывались. - Ну и сжег бы, потом пошел бы, да новый купил … - смеялись они. – Семьдесят пять копеек всего… - Нет, я не могу опорочить имя, в честь которого меня назвали родители. Неужели вы сами не понимаете, эти хулиганы первые бы потом презирали меня, и всему двору растрепали бы, и все на меня бы показывали пальцем, - упрямо ответил я. Потом зашевелились воспоминания у Марьи: - А знаете, какие у меня фотографии есть цветные? Там я в пионерском галстуке, в белой рубашечке, в синей юбочке, и несем караул возле флага с разных сторон с нашим отличником Мишкой Снегиревым. Стоим и пионерский салют отдаем, а я там та-а-кая красивая… Мне так нравился этот алый галстук! - Не сомневаюсь, - согласился с ней, - поди, еще и активисткой была… - Да, была! - По тебе и видно, - засмеялся Серега. Рыбы наловили не так много, но им хватило. Вечером я есть отказался, все держал двери открытыми, пока жарили рыбу на подсолнечном масле с запахом семечек.
Wega: Marusia Рада нашему с тобою совпадению! А ты - умница, что потрудилась редактором!
Хелга: Ирбис Душевное у Вас получается повествование, такая яркая картинка прошлого рисуется.
Ирбис: Все таки пионерский галстук не только треугольник из ткани, это целая эпоха, а он один из символов этого времени и я до сих пор считаю не таким уж плохим.
Ирбис: Клуб Наконец первый раз открыли клуб: привезли индийский кинофильм «Танцор диско». Хотя все его видели по нескольку раз, захотели посмотреть снова. Возле дверей клуба народу было много, для такой деревни это всегда событие, приравненное к Каннскому кинофестивалю. Из соседней деревни даже татары приехали на мотоциклах, они индийскую музыку не меньше своей обожают. Перед этим наша девушка красилась так долго, что думали – опоздаем. Процесс, когда женщина раскладывает инструменты и все такое, для придания себе особого облика, никогда не поддается описанию мужской рукой. Серега показывал мне взглядом, мол, поторопи ее, сам он боялся уже. Дня три назад произошла какая-то стычка между ней и Серегой – уже не помню из-за чего – и словесная баталия закончилась полным Серегиным поражением. В конце концов он махнул рукой и больше с ней не связывался. На каждый красноречивый взгляд Сереги в мою сторону я отвечал просто: поднимал глаза в потолок и торопить ее тоже побаивался. Когда мы подошли к клубу, Марья увидела тех парней, что были во время той злополучной ночи, и встала как вкопанная. - Я туда не пойду! - А кто там? - спросил Серега. - Они там все, - показала Марья взглядом. В стороне стояли все пятеро и еще какой-то парень, но его я раньше не видел. Они тоже нас заметили и стали смотреть в нашу сторону, взгляды их до сих пор помню. Их лица не выражали ничего! Ни ненависти, ни ехидства, ни злобы. Просто вообще ничего! Серега их раньше не видел и стал рассматривать внимательно. - Сережа, пойдемте назад, я не хочу туда, я там буду сидеть как на иголках, - захныкала Марья. - Нет, - твердо сказал Сергей, - мы никогда не повернемся к ним спиной (он другое сказал, но приводить не буду). Тем более сейчас, стой и ничего не бойся. Я посмотрел на Серегу и очень удивился: он смотрел на них с такой ненавистью, как будто все это приключилось с ним. Эх, Серега! Это я да Марья должны их так ненавидеть, а ты так за нас переживаешь… Максим с Андреем давно уже ушли в зал, наступило время и нам сделать выбор. - Идем! - буквально приказал наш медведь. Гриша, вечный паяц, заулыбался, глядя в нашу сторону, что-то сказал своим соратникам, и они пошли занимать свои места. Кино мы посмотрели. Марью посадили между мной и Серегой, при этом каждый взял её руку в свою. Прав Серега: не надо никого бояться, никто к нам не подходил и домой мы пошли спокойно. Идя по дороге в хорошем настроении, я все же спросил Марью. - Марь, а когда они пришли в тот день, мне кажется, что это не первый их приход был? - Конечно, не первый. Они на второй день пришли как я приехала. Первый раз вроде еще прилично вели, шутили, смеялись. Потом, в следующие дни, стали вести себя все наглее и наглее. Лариса их один раз не захотела пускать, но они уже начали грозить ей: мол, для тебя плохо кончится. Гриша без конца меня хватал руками, пытался посадить к себе на колени, всё обниматься лез. Знаешь, вспоминая это, становится до невозможности противно. А в тот день они пришли поддатые, он взял меня за руку и потащил – я испугалась, начала плакать и вырываться. Лариса в меня вцепилась, и тогда появился ты… - слегка толкнула меня плечом. Больше вспоминать про это ей не хотелось, да и мне тоже. Женька и остальные двое уже давно ушли вперед. - Сереж, а у тебя дочку как зовут? - спросила Марья, чтобы хоть как-то сменить тему. - Настенька. А я так сына хотел. Не нравится мне, когда бабы только девочек рожают. Не дай бог, следующая тоже девка родится… - Ну Серега, - вставил я, - сам виноват, она-то причем? Ты темнота деревенская и наивно думаешь так. На уроки ходить надо было, а не по лесам бегать. - Ну-ка, ну-ка, это почему я виноват? Тут я задумался, как ему объяснить генетику на таком уровне, чтобы он хоть немного что-то мог понять. - Серег, ты хоть знаешь, что такое сперматозоид? Марья слегка ущипнула за локоть: уже к этому времени хорошо зная меня, похоже, ожидала веселое представление. - Это я знаю, не надо меня совсем тупым-то считать. Представив в мозгу хромосомный аппарат, никак не мог сообразить и подобрать нужных слов для объяснения назначения хромосом X и Y, в конце концов подобрал сравнение несколько неудачное. - Как бы тебе объяснить попроще? Женские сперматозоиды имеют четыре ножки, а мужские – три... После этих слов Марья потеряла способность к передвижению. - Ой, не могу… четыре ножки! Затем Серега выдал перл, который я не могу забыть до сих пор. - Все ясно, - при этом почему-то очень сердито посмотрел на Марью. - Эти сучки – на четырех, а мы как хромые кобели – на трех! Везде нас обскачут! После этого я тоже не мог идти… Серега, глядя на нас, стал злиться. - Хватит вам ржать. Ты мне, Вова, скажи: выход есть какой-нибудь? - Серега, я как-то давно читал книгу «Биология пола», там прибор был… – ответил ему, когда уже отсмеялся. Взяв в руку палочку, стал на дороге рисовать конструкцию этого прибора. - Вот провода, сюда плюс… сюда минус… потенциалы у нас разные с ними, потому и притягиваемся к другу, соображаешь? И вот из одной трубки выходят женские, из другой - мужские. - И как я им буду пользоваться? - Как? Искусственным путем, с помощью шприца… главное, плюс с минусом не перепутать… - Сам шприцом пользуйся, – обиделся он, – я думал, ты что-нибудь дельное скажешь. - Ну, тогда не знаю… иди к своим шаманам тогда, – вздохнул я и пошел подымать с травы валяющуюся от смеха Марью. Как мне Марья сказала потом, Серега спрашивал у неё: «Как ты думаешь: Вовка про прибор врёт или нет?». Она ему ответила: «Скорей всего нет». Заснуть Марья долго потом не могла. - Представляешь, как Серега ходит с этим прибором, с проводами, трубками и предлагает всем: кому какую? – без конца прыская в подушку. А фильмов, к сожалению, больше не привозили.
Марти: Затем Серега выдал перл, который я не могу забыть до сих пор. - Все ясно, - при этом почему-то очень сердито посмотрел на Марью. - Эти сучки – на четырех, а мы как хромые кобели – на трех! Везде нас обскачут! После этого я тоже не мог идти… Ой не могу, готовый анекдот Ухохоталась.
Хелга: Ирбис пишет: а он один из символов этого времени и я до сих пор считаю не таким уж плохим. Поспорила бы, только это будет оффтопом. Время хорошо тем, что то была молодость....
Ирбис: Родственник Напрасно я надеялся, что нас никто не будет беспокоить – нам, честно говоря, никто и не нужен был. Вполне нашей компании хватало для общения, и мы у себя никого не ждали. Не знаю, откуда он взялся: этот слегка симпатичный – на Марьин взгляд, этот полный и длинноволосый … – на мой. Он появился неожиданно, буквально через неделю, как с нами стала жить Марья. Заходит этот отвратительный тип и спрашивает девушку, над которой в душе я уже сидел как коршун над гнездом. - Я случайно узнал твою фамилию и мне интересно: Наталья Тимофеевна Е., часом, не твоя родственница? - Да моя, а что? - удивилась Марья. Потом из пространных объяснений и раскладки своего генеалогического древа он убедил Марью, что он ее родственник, примерно двадцатая вода на киселе. Но мы с Серегой почувствовали: ну не смотрят так родственники на своих родственниц. Он ходил дня три подряд, сидел допоздна. У меня было ощущение, что он у нас прописался, хотя Серега в первый день мне сделал замечание, у тебя мол, много дури в голове, но на третий день он и ему надоел. Ходил с нами на вечерние прогулки. Без конца приглашал Марью в гости. На меня он производил впечатление обычного неотесанного деревенского нахала, даже на мой красноречивый взгляд никак не реагировал. Одно из двух: он был для меня либо слишком туповатый, либо слишком наглый. На четвертый день сообщил, что его мама хотела бы её видеть и зайдет после работы, в полседьмого. После работы явился пунктуально, Марья рылась в своих вещах и потом предстала перед нами во всей красе. Красота заключалась в черных вельветовых брюках и красивой белой вязаной кофте. Да плюс красивое и смуглое личико, удачно гармонирующее с белой кофтой. К тому же пушистая белая кофта на вид прибавила ей несколько килограммов, что отразилось для нее в лучшую сторону. Ну не люблю я худых женщин. Я взглянул на нее, вздохнул и перевел взгляд на родственника. Родственник нервничал и все торопил ее. Повернувшись к нам уже на выходе, удивленно посмотрела на нас. - А что вы все на меня такими взглядами смотрите? Что это с вами? - Да так, - сказал Сергей. Она, уже опять повернувшись, сделала шаг за дверь, но неожиданно подскочила ко мне, поцеловала в щеку и тихо сказала: - В десять меня с Серегой заберете… Дверь закрылась, наступила тишина. Я лег на кровать и уставился в потолок, появилось нестерпимое желание догнать волосатика и хорошо напинать ему под зад, или взять его за длинные волосы и треснуть мордой об колено. Я понимал, что веду себя неправильно, но сделать с собой ничего не мог. Тишину нарушил Андрюха, который опять вытащил свою сумку и начал рыться, чем окончательно вывел из себя. - Андрей! Если ты сейчас не оставишь сумку в покое, я ее на голову тебе одену! - Вова, ты чего это? Что с тобой, он-то при чем? - заступился Серега. - Давай-ка в шахматы сыграем. - Не хочу, ты меня обыгрываешь постоянно, дай мне лучше нож. - Зачем? - смотрю, даже испугался. - Хочу научиться, как ты, кидать его. Вышли во двор, еще и Женька с нами, и начал показывать: как правильно держать нож, как надо точно кидать. Расстояние до двери бани было метров восемь. Но заговоренный шаманами нож упорно не хотел у меня втыкаться в дверь, вероятно, Серега был сам заговорен шаманами. Но где-то уже через полчаса появились первые успехи. - Смотри-ка, уже получается! Это ты к встрече с Марьиным ухажером готовишься? - все подкалывал меня. Я молчал, просто все более яростно кидал и кидал, стремясь уже пробить дверь навылет, пока он все-таки не отобрал у меня опасную игрушку. Наступило девять – я уже не мог спокойно сидеть. Стал потихонечку собираться. - Вов! Ты куда? Она же к десяти сказала. - Не хочешь – не иди, я один схожу. Серега ничего не ответил, быстро оделся и послушно поплелся за мной. Всю дорогу шли молча, я еще, как назло, забыл сигареты. Через десять минут догнал Женька вместе с моими сигаретами и вдобавок еще и насмерть обиженный, что его не взяли с собой. Хотя, что его брать - он никогда ничего интересного не рассказывал. Наконец через двадцать минут увидели тот дом. В доме играла музыка, похоже, играла какая-то допотопная радиола; двор был освещен, и народу было прилично – явно большую встречу родственнице организовали. На освещенном дворе было довольно много народу, и я с ужасом подумал: неужели это все ее родственники? Марья с волосатиком стояли чуть в сторонке, с большими алюминиевыми кружками в руках. Нас увидела сразу и, поставив кружку на стол, стала со всеми прощаться; волосатик, чрезвычайно недовольный нашим приходом, подошел к забору и сделал замечание: - Она сказала вам к десяти, а вы чего так рано приперлись? - Нормально они пришли, могли бы и пораньше, - недовольным видом в его сторону, она ответила за нас. - Марья, подожди минуточку, - волосатик пытался поговорить с ней. Но она отрицательно помотала головой, и даже когда он позвал ее во второй раз, она не обернулась. - Все в порядке? Может, морду успею набить? - поинтересовался наш обеспокоенный медведь. - Не надо, просто никакие мне они не родственники, это моя тетя Наталья Тимофеевна – знакомая его матери, и приезжала сюда очень давно. Его мама учетчицей работает, она и сказала ему, когда увидела фамилию. Он мне предлагал остаться у него жить, пока я здесь. Даже приставал в комнате, но я довольно резко ответила. Мне они не понравились никто, а он тем более. Тут меня какой-то черт начал дергать за язык. - А если бы понравился, осталась бы? Он бы тебя на работу на мотоцикле каждый день возил и забирал. И в столовую в эту поганую ты бы не ходила. Серега укоризненно покачал головой и посмотрел на меня: мол, ну что ты несёшь? - Вова! А Палыч, тот твой старый знакомый, придурок полный, случайно, не твой родственник? Такие же гадости обо мне думаешь? - начала обижаться на меня. Палыч, после того как она у нас поселилась, очень любил всем рассказывать о зареченской «проститутке» Марье, которая спит с пятью мужиками сразу. Но она никогда не реагировала на все сплетни, что про нее собирали, да и нам запрещала вести какие-то разборки. Хотя всё-таки в столовой я подходил к Палычу и просил его прикусить язык…, больше он со мной не здоровался. - Извини. - Извини… глупый ты, Вовка. Чем занимались, пока меня не было? Тут Серега с Женькой развеселились. - Представляешь, Марь, пока тебя не было, Вовка полтора часа учился мою финку кидать. Он сейчас хоть в кого с двадцати метров попадет! - Зачем?! - Ну как зачем, твоего ухажера Лешку хотел прямо в сердце поразить. Он меня и потащил раньше времени за тобой. Утверждал, что Леша… Но договорить я ему не дал, просто дал по спине… зачем меня так выставлять? - Ой, ну ты совсем чокнутый, Вова, - сказала, глядя на меня блестящими от настойки глазами.
Ирбис: Тофик Ночью Марья неожиданно проснулась. Похоже, приснился кошмар, вызванный настойкой, выпитой у «родственников». - Ты чего, Марь? - Мне сон приснился, будто Тофика машина задавила. Мне почему-то стало смешно. - Это у тебя белая горячка, вызванная употреблением настойки из черноплодной рябины. Не верь снам. Спи давай… - Что ты смеешься? - неожиданно заплакала. - Я уже не смогу спать пока не узнаю, что с ним. - Вот дурная, спи давай, завтра попробуем узнать. Но спать уже не получилось, просто положила мне голову на плечо, так до утра и пролежали, вдобавок при этом взяла с меня клятвенное обещание, что ей будет завтра известна вся правда о Тофике. Да ее беспокойство можно понять: это сейчас мобильники у всех - позвонил и всё ясно, а тогда любая неизвестность рождала тревогу. Я еще и пороха в огонь подбросил… ну кто меня все время за язык дергает…? - Мне, Марь, года четыре тогда было. Бабушка, мать отцова, приехала и спала в моей комнате. Я спал между родителями. Однажды просыпаюсь, а по комнате какой-то мужик ходит, ищет чего-то. Я зажмурил глаза, думал сон, открываю, а он не исчезает. И так несколько раз зажмуривал, а он все ходит и ходит, и совершенно бесшумно... Я залез под одеяло, через некоторое время вылез – его нет. Потом уснул, так и думал, что это сон. Бабушка стала меня в сад одевать, а шапки-ушанки моей нет…. Надели другую, вышли из подъезда – моя шапка на улице валяется… - А что это было? - удивленно спрашивает у меня. - Зэк. Ты же помнишь: наш город заключенные и военные строители строили. Он сбежал и ходил по квартирам, деньги искал, видать, опытный вор был. - Если бы ты проснулся и закричал, он наверно взял бы и убил вас всех. - За что? - засмеялся я. - Да ни за что… смеешься ещё…, теперь попробуй только про Тофика мне не узнать… Утром Серега еще только проснулся, но, даже не продрав глаза, был атакован Марьей с требованием принять участие в судьбе этой дворняжки. Серега недовольно ворчал. - Здесь знаешь, сколько Тофиков по деревне бегают? Хочешь, я тебе любого на выбор поймаю. Но, взглянув на несчастное лицо Марьи, вздохнул. - Я не знаю, как узнать: отсюда мы не позвоним в город. - Одевайтесь прямо сейчас, три минуты всем на туалет, и вперед. Я знаю, что делать – может, повезет, - сказал я, ведь всю ночь над этим вопросом думал. Они удивленно посмотрели на меня, но стали торопиться. Я уже не первый раз приезжал в совхоз и знал, что шофера часто ездят в город. При этом с раннего утра, и потому надо было спешить. Быстрым шагом пролетели через дальний мост и скоро уже были возле удаленного шоферского общежития, где жили много знакомых шоферов с нашего города. Шофера уже проснулись, возились возле машин, и, поспрашивав, мы нашли такого, который должен ехать. На наше счастье, мы с Серегой его прекрасно знали: он обслуживал нашу организацию. Ему тогда было лет тридцать пять – до сих пор так и не женился. Я не раз ремонтировал ему аппаратуру и знал, что он мне никогда не откажет. - Привет, Саша, в город? - Привет, мужики, - поздоровался с нами за руку, - но извините, вас не возьму, я уже договорился других везти, надо было заранее подойти. Но нам не надо было ехать, Марья вручила ему тетрадный листок с рабочими и домашними телефонами мамы, папы, мужа. - Вот, пожалуйста, найдите хоть кого-нибудь и узнайте про мою собаку: жива или нет. Сашка посмотрел на нее странным взглядом – похоже, он соображал о постановке правильного диагноза для этой барышни – потом на меня, но листочек взял. - Сань, и когда ты назад? Завтра? - спросил я у него. - Послезавтра. Тут принцесса, хорошо, что еще не топнула ножкой: - Я сегодня хочу знать! Мы растерялись, но никому в голову уже ни одна умная мысль не приходила. Тут подал голос Женька и сказал, пожалуй, самую умную мысль за все время пребывания в совхозе: - Может, телеграмму они дадут? До востребования. Да, конечно, и как мы не догадались. Марья сразу обрадовалась и продолжала давать наказы. - Если дозвонишься до мужа, передай: если он не пришлет мне сразу телеграмму, я с ним жить больше не буду. Всю жизнь потом его буду ненавидеть, и даже пусть не ждет меня! Пусть срочно телеграмму дает! Сашка очень удивился, похоже, диагноз он ей так и не поставил. Для того чтобы ставить правильные диагнозы женщинам, надо было с ними жить, а он был холост. - Прямо так и передать? - Да! - Ну ладно. Я в городе уже буду примерно в два часа, сразу им позвоню, - и посмотрев на меня, когда она отвернулась, покрутил в ее сторону у виска. Я только развел руками. Мы доехали с другими шоферами до столовой, позавтракали, и уже думал: инцидент с Тофиком исчерпан. - Вова! Я в три зайду к вам, и мы пойдем с тобой, на почту сходим. Я уже поморщился. На яме еще не начался час пик, а бессонная ночь начала сказываться, правда, удалось немного поспать у костра. Марью мы в обед в столовой не видели, похоже, от переживаний у неё пропал аппетит. Но в три часа прилетела. Паша ее увидел и буквально преобразился в галантного кавалера – довольно удивительное явление для такой глуши. - Ой, какая к нам красавица пожаловала, садитесь, я вам на ящик сейчас постелю, самой теплой курточкой укрою. Так и прыгал возле нее, гадая, чем угодить. Они знали всю эту историю, знали, что она с нами. Но никакого негатива, как у Палыча, к ней не испытывали. Марья прямо цвела от таких ухаживаний. - Красавица, ну чем тебя угостить даже не знаю. Может, пива хотите? - Пиво? Откуда здесь? - У меня мать сегодня варит, я завтра целый бидон принесу – все попробуем, а тебе Машенька я самой лучшей рыбки вяленой принесу, и яблок. Дядь Ваня только головой качал и посмеивался над Пашей. На следующий день он сдержал свое обещание и на одной из последних машин действительно все привез. Вкус и запах желтого и мутного деревенского пива до сих пор помню. Но это было завтра. - Вова, пошли на почту. Серега нас проводил немного. Все ворчал: - Толку от этого Тофика – даже на унты не хватит. - Сережа, прекрати, он мне как ребенок! На почте телеграммы не было. Села, расстроенная, на ступеньки. - Может, он ничего не передал? - Нет, Марь, он мой постоянный клиент, и мы друг друга никогда не подводили. Я сколько раз по своим делам к нему обращался. Он мне никогда не отказывал. Телеграмма, кто его знает, как в деревню идет? Пошли назад, в пять часов сходим. В пять я зашел за ней, и пришлось остаться без ужина. Но телеграмма так и не пришла. Она опять села на ступеньки, и слезы снова закапали из глаз. Да ладно, если б только слезы, я впервые от нее услышал все выражения, которые она знала и стала произносить в адрес мужа. Так и сидели, пока почта не закрылась. Хотя, честно говоря, мне в душе было немного смешно, я понимал: что этот «детский сад», по выражению Сереги, окончится тем, что собака ее жива и страхи были напрасны, но убедить ее было невозможно. Потом и свою порцию о мужском эгоизме, равнодушии, черствости мне тоже пришлось получить от нее – тем самым окончательно поставила знак равенства между мной и ее мужем. Третью тарелку вечером получил Серега. На что он значительно расширил свое определение: помимо «натурального детского сада», он обозвал нас «клоунами из зоопарка». Всю ночь она ворочалась, а я без конца ходил курить, чтобы не заснуть. Я понимал: несмотря на первую бессонную ночь этого делать лучше не надо. - Ты чего не спишь? - говорит мне, как сейчас помню. - Не хочу. - Спи… что тебе до меня… это же мои проблемы…никому до них дела нет…попросила один раз... друг называется… Серега несколько раз поднимал голову, при этом со злостью смотрел на меня. Да и что я мог сделать? Потом он, чертыхаясь, пренебрегая всеми предрассудками, перебрался на кровать Толика. Я вышел опять на улицу: от частых перекуров начала болеть голова, а может и не от перекуров. Я был на улице очень долго, пока Марья высунулась из дверей и сердито спросила: - Ты долго еще торчать на улице будешь? Я что, тут одна дома сидеть должна? А дома-то все – почему одна? Пришлось идти и питаться змеиным ядом до утра. У Сереги шкура толстая, ему все нипочем, а я как-никак лучше подходил для этой роли… На завтрак мы не пошли, я пожевал пару пряников, запил чаем, пошли опять на почту. Пришлось опять сидеть целый час, пока откроют. Пока ждали, я, уткнувшись головой в перила, сидя на ступеньках, неожиданно заснул. И не слышал, как пришла почтальонша. Проснулся от того, что Марья на радостях обхватила меня за шею. Показала телеграмму, там было всего три строчки: «Тофик здоров тчк Зачем тебе туда Тофик тчк Саша». - Марья, я что-то не пойму, а почему шофер прислал нам телеграмму? - Это не шофер, моего мужа тоже Сашей зовут. Ты рад, что мой Тофик жив? -Угу, – больше мне говорить ничего не хотелось. Поднялся, и мы пошли. - Ты сердишься на меня? – радостно смотрела на меня. - Нет. Я не сердился на нее, я хотел ее убить… но, она без конца дергала меня за локоть и смотрела на меня такими счастливыми глазами – я передумал… **** продолжение следует...
Ирбис: Придя на яму, чувствовал себя как выжатый лимон. - Серега, я пойду наверх, посплю. Марья мне всю ночь своим Тофиком покоя не давала. Машины еще не ходят, приедут - разбудите. Пошел наверх, натаскал соломы и уже хотел лечь, но Серега, смотревший на это занятие, прервал его. - Смотри, как настоящие охотники себе гнездышко обустраивают. Он старательно свил из соломы нечто, похожее на гнездо птицы, – я видел уже такое в детстве, находил где-то на лугу с лежащими в нем тремя яичками. - А теперь ложись, Ромео. - Серег, а ты хоть знаешь, кто такой Ромео? - Конечно знаю. Это тот, кто в средневековье всех попавшихся на пути женщин укладывал. Я так захохотал, и мне пришлось дать ему маленький ликбез по поводу Ромео, Дон Жуана и Казановы. - Ну знаешь, Вова, я в отличие от тебя по пять книжек в день не читал, у меня другая жизнь была – мне о книжках некогда было думать. Ложись и спи, умник, я тебя закидаю сверху до пояса, теплее будет. Заснул крепко, не слышал, даже как Паша завел «Топтыгина». «Топтыгин» - трактор без ковша, который давит силос как капусту в бочке. Парни с дядей Ваней сидели у костра и ничего не подозревали, что там происходит наверху. Солома была накидана по всей яме, и Паша трактором вминал ее. Проснулся я от какого-то толчка и увидел, как буквально в полуметре, трактор уже накатывался на меня гусеницами. Я попытался крикнуть, но горловой спазм не дал это сделать. Я просто согнулся пополам, успев уберечь ноги и голову от гусениц, и с силой вцепится в крюк, торчащий спереди у трактора. А Паша ничего не замечал. Трактор весело тащил меня на крючке, как собака щенка в зубах, периодически пофыркивая: то замедляя, то увеличивая ход. Наконец он заботливо положил меня на самый верх и весело покатился назад. Говорить я не мог, просто встал и постучал по голове, показывая ему, что он чокнутый. Он удивленно вылез. - А ты откуда здесь взялся? - Я спал в соломе вон там, - еле проговорил, когда голос начал возвращаться, - я еле успел за крюк зацепиться. Хотя по указанному направлению соломы уже давно не было. Он сам тоже испугался, начал орать на меня. - Надо было предупредить меня, а то бы закатал тебя, и кормили бы тобой наших коров зимой. Так и не переставая ругаться, рассуждая о пригодности проживания городских жителей в сельских условиях, спустился со мной до костра, нервно закурил. Когда остальные узнали о происшествии, то дядя Ваня покачал головой и сказал: «Вот так и погибают у нас: кто по пьянке, кто по глупости. Конечно, надо было предупредить». Спать после этого уже не хотелось. Зато рассуждали на тему о целесообразности включения в меню коровы человеческих ингредиентов. Я тогда сказал Сереге, что раз не погиб под гусеницами, значит, я нужен судьбе для других испытаний. Он со мной согласился, но спросил: «А может лучше не надо?».
Ирбис: После работы Серега уехал к дяде Ване, я и Женька пошли за Марьей. Тимуровец домой пришел очень поздно, уже все спать ложились. - Ну что, жив твой Тофик? - Жив! - Жив… а Вовка чуть не погиб из-за твоего ни к чему непригодного Тофика. Заснул, его чуть Паша не задавил своим трактором. Нервы всем вымотала своим «детским садом». Сделала виноватое лицо и глядя на меня: - Простите дуру. - Да ладно, Серега, не ругайся, слава богу, все обошлось. Ты ложись, я расскажу вам, как сам тоже сну поверил. До сих пор смешно. Приснился мне тогда сон, все было бы ничего, но во сне симпатичная девушка утверждала, что она моя судьба. Потом несколько раз поцеловала и сказала адрес: поселок Самусь, улица Спортивная 30, и зовут ее Татьяна. И даже ждать она меня будет обязательно. Хотя снам я не верил, но такие подробности, и ощущение, что она только что была рядом… Самое интересное: когда утром проснулся, я все это запомнил. Просто подумал тогда: если судьба закинет меня туда, то обязательно зайду, посмотрю – может, такого дома в природе не существует – да потом и просто забывать об этом стал. В один из дней пригласил меня к себе друг детства Колька. Набрали пива, да ивасей. Тут я ему и выложил про сон и говорю: «А может это вещий сон?» Кольку этот сон страшно заинтриговал. - Так ты не ездил туда? - Нет, на чем я туда поеду? Да может, и дома в природе такого нет? Сон – он и есть сон. Он закурил, нервно заходил по комнате, музыку, орущую из колонок, сразу выключил. Мы с ним тогда были друзья - «не разлей вода». Ему сразу, немедленно, захотелось принять участие в моей судьбе. - У тебя же мотоцикл есть, долго ли слетать туда? Я бы давно все проверил бы! - Не работает мотоцикл, Коль, давно уже. - У меня зато работает, завтра суббота – с утра поедем. Потом мы еще долго, два романтически настроенных мечтателя, болтали о завтрашнем дне. Утром пришли к нему, у него дом был на «Сосновке», возле профилактория. В этом доме он и хранил свой мотоцикл. Мотоцикл действительно оказался полностью исправным, и мы, надев шлемы, оседлали «Иж-Планету-Спорт» – и вперед, в Самусь. Долетели за час. Остановились на краю поселка возле первого попавшегося местного жителя. Спросили, есть ли такая улица. Житель утвердительно покачал головой и показал направление, куда нам ехать. Я сразу страшно занервничал, друг детства смотрел на меня торжествующе. - Коль, подожди, не гони, давай перекурим. - Не волнуйся, Вова! Мы уже почти у цели. Дом нашли без труда, дом как дом, зеленый, с забором вокруг и звонком на уличной двери. Мы встали неподалеку. Нервничать начал еще больше и дымил при этом как паровоз. Но надо идти. Деревянной рукой я нажал звонок, время было утреннее и, похоже, все были еще дома. Слышно было, как открылись ставни в окне. И молодой женский голос спросил: - Кто там? - Это…Владимир…с почтового… - произнес таким чужим и хриплым голосом. - Минуточку. Потом я услышал шаги – пульс в висках начал стучать, как машина для забивки свай, а сердце, казалось, сейчас просто вылетит. Дверь открылась… Тут я замолчал: видел, как все приподнялись, а Серега и Женька даже сели. Марья тоже занервничала и стала щипать плечо со всей силой, я даже поморщился. - Ну! Что дальше! …Но это была не она, совершенно непохожа на гостью из сна. Во сне была темненькая, а эта - полностью рыжая с косой и веснушками, похожая на актрису Ию Савину. Да и старше меня года на два. Увидев незнакомого паренька, с мотоциклетным шлемом в руках спросила: - Вам кого? - Мне Татьяну. - Здесь нет никаких Татьян! Какой-то девичий голос крикнул из окна: - Света! Кто там? Мне показалось, еще не все потеряно. - А это кто? - Это сестра моя Ира. - А можно взглянуть на нее, понимаете, мне дали адрес, и я уже не совсем уверен, что Татьяна. - Ира! Выгляни! В окно высунулась еще одна Ия Савина – помоложе, а веснушек побольше. Девушка из сна стала превращаться в туман. Я вздохнул, повернулся и пошел. - Подождите! - крикнула мне деревенский двойник актрисы. - А как ее фамилия? Может, я попробую вам помочь. - Не знаю, - ответил я, ночная гостья ведь мне ее не сказала. - Вон на той улице живет Татьяна, через десять домов примерно, видите вон ту синюю крышу? Сходите туда. Но туда я не пошел, мы сели и уехали. Нельзя верить снам. Серега вскочил, подошел к нам, непонятно, но его эта история задела. Оказывается, еще не перевелись люди, которые могут верить в сказку также как и я. - А почему ты не пошел туда, куда тебе показали? - Там Сереж другая улица уже была, я что, по-твоему, весь Самусь должен прочесать? - Ты где-то умный, а где-то просто дебил: тебе, может, судьба человека послала, а ты шансом не воспользовался. Я бы сходил. Может, как раз она и должна была тебе показать. Однажды дедовский нож потерял – знали бы, как я переживал. И мне тоже сон приснился: я увидел, где он лежит. Утром пришел туда, а он там и валяется. Так что, проверять лишний раз - надо! Я поднялся, достал сигарету и направился к выходу, вслед за мной вышли и Марья с Сергеем. - А на кого она была похожа – та, которая приснилась? - интересовалась Марья. - Я уже не помню, Марь, но ты только что была похожа на лошадь. - Почему на лошадь? - Щиплешься прямо, как лошадь кусается. - Ой, какие мы нежные… а тебя уже и лошади кусали? - Конь кусал, который у нас в парке детей возил. - А помню… его потом на пельмени пустили. Серега тут уже ничего не понимал – смотрел на меня, на Марью. - Какой конь? Какие пельмени? Пришлось Марье рассказывать. - Да конь у нас был, некастрированный, черный такой с разными глазами. Мужик из Иглаково на нем детей катал в парке. Он с кем-то договорился свести его с кобылой, а по цене не сошлись. Мужик хотел увести коня, но конь вдруг разозлился, набросился на хозяина, повалил его и стал кусать спину, плечи и шею. Так и закусал до смерти. Его потом пристрелили и, говорят, в пельменную сдали. - Слушайте! - озадаченно сказал бурят. - Ты докурил? Пойдемте спать, а то чувствую, мне Вовкины видения с Марьиными пельменями до утра не переварить. На следующий день снова пришел «родственник». Я, правда, в этот момент сидел с Женькой на лавке возле дома, да рассказывал Женьке что-то про животных: он окончил всего семь классов, потом из-за какой-то болезни ему пришлось оставить школу. Ему из моих рассказов всегда больше всего нравилась биология и происхождение человека. Я в то время этим увлекался и помнил из различных источников очень много. Да Женька и сам, наверно, все книжки в нашем домике прочитал. Родственник поздоровался и попытался пройти через калитку, но я его остановил. - Не ходи туда! Мне Марья сказала, чтобы я тебя не пускал, - наврал я ему и посмотрел на него наглым и честным взглядом. Он очень удивился. - Так и сказала? - Да! Не ходи больше к нам. Я не пущу тебя. Он постоял, подумал, потом повернулся и ушел. Больше он к нам не приходил. Не честно? А мне наплевать. Марья, правда, об этом никогда не узнала.
полная версия страницы