Форум
Сергей да Марья (повесть) Ирбис
Ирбис: Автор: Ирбис Название: Сергей да Марья (рабочее) Место действия: СССР, 1986 год, Сибирь. Редактор: Marusia От автора: Поначалу я не хотел опубликовывать эту повесть, писал больше для себя и друзей, чтобы не забыть дурную молодость свою, про тех, кто тогда был со мной рядом. Ведь в то время все мы были молодые, да и к тому же совсем другими…. Критику выслушаю.
Ответов - 55, стр:
1 2 3 All
Ирбис: Утром они ушли на работу, и я, проснувшись в обед, все переживал, что им тяжело будет вдвоем. Потом возникло состояние тревоги, продолжавшейся до самого вечера. Вечером Женька пришел с «пацанами», принес пакет с котлетами, но меня тошнило, и есть отказался. Сереги с ними не было. Я забеспокоился: « А Серега-то где?». Тот только плечами пожал. Уставший Сергей пришел через два часа. Смотрел на меня странным взглядом, похожим на то, когда какой-нибудь уважаемый человек вдруг начинает показывать клоунаду или снимать штаны перед всеми. Я вопросительно смотрел на него одним глазом, второй закрывая зеленым травяным полотенцем. - Что?! - приподнимаюсь на кровати. Он, при этом, не меняя выражения лица: - Я с Ахмедом разговаривал. - И что тебе этот урод сказал. - Почему урод? Он сказал, что ты первый начал, оскорбил деревенских, ударил какого-то Гришу. Тебе замечание сделали, а ты не понял. Рубашку на Ваське порвал. Вот они тебя и проучили. Чего это с тобой вчера случилось? Выпил что ли? - Вот сука….а про девчонок спросил? - Каких девчонок? Ты мне ничего не говорил! Я уже начал злится, хотел на него крикнуть, но передумал и только попросил его: - Сходи и узнай – слушаешь кого попало. Там не так все было. Про тех, которые в столовой одна в голубой, а другая в красной куртке, мы их все время видим. - Они-то причем? - удивился Серега. - Притом… Серый, я прошу: сходи опять за реку, узнай. Прямо сейчас. Я тебе потом все расскажу. Он, чертыхаясь, ушел и появился опять через два часа, взгляд его выражал еще более странное выражение. Вроде не как на идиота, но вроде уже получше. - Ну?! - Да вроде с ними все нормально, я их еле нашел у бабки какой-то, спрятались у неё. Мужики не знали, а женщины не хотели говорить, где они. Они даже не знают, кто их оторвал от этих ублюдков, так напугались, даже лица твоего не разглядели. Им потом рассказали, что произошло дальше. Они теперь переживают за тебя, Лариса хотела сейчас со мной пойти, но я сказал: не надо. А зачем Ахмед врал тогда? - Я не знаю, Серег, они в той общаге все странные. - Да я видел… на первый взгляд мужики как мужики… - Слушай, Сергей, ты сходи, купи самогонки, мне выпить надо. - Сдурел, что ли? Зачем тебе? - Нет, не сдурел, мне мать говорила: когда стресс сильный, надо всегда водки выпить. Сходи, деньги у меня в кармане. - Да ты меня загонял уже! Но вредничать не стал. Когда разлил: мне в кружку, себе и Женьке поменьше. Давясь этой сивушной гадостью, выпил в четыре присеста. Захмелел сразу, почувствовал хоть какое-то облегчение. Серега все ходил и ходил по комнате, Андрей уже спал. Максим все сочувственно смотрел на меня, наверно никогда не видел такие живописные лица. Женька что-то жевал, похоже вчерашнюю картошку, на которую я так и не попал. - Серег! - позвал его, когда уже выключили свет, - у меня была уже в жизни история, тоже хорошо из-за женщины досталось. - Какая? - Друг у меня рядом жил, они рано поженились, мне тогда девятнадцать лет было. Он в ночь на работе был, а жена с ребенком дома. Ее на работу вызвали, смену поменяли. Ей в пять утра надо было уходить, а она, сколько бы ни пыталась до него дозвониться, ничего не получилось – хотела, чтобы он пораньше пришел. И бесполезно. Позвонила мне, а время четыре утра, и говорит: «Вова выручай, посиди с Сережей до прихода Игоря». Но я-то, добрая душа, приперся к ней ночью, сел в кресло и заснул. А спал я так крепко, что даже не слышал, как он зашел. Проснулся, когда он – дурак здоровый, почти двухметрового роста – молотить меня начал, чуть нос мне не сломал, орет: «Сволочь, мою жену под себя подминаешь!». Я ору ему: «Позвони Ольге! Позвони Ольге!». Да куда там… пока соседи не начали в дверь ломиться. Еле ситуацию ему сумел объяснить. Долго он потом извинялся. А я с двумя фингалами на работу ходил. - Вов, - слышу: приподнялся, - так он дурак был! К тому же, полный. - Я знаю, психопат он ревнивый. - Я не об этом,- с некоторой иронией в голосе, - они на каком этаже живут? - На четвертом, - даже не понимая, к чему он клонит. - Не надо было будить тебя. Надо было вынести тебя на балкон - и «пущай полетает»! И тут же гомерический смех моих друзей взорвал тишину деревенской ночи, проснулся в другой комнатке Андрей, залаяла собака в соседнем дворе, вслед за ней и другие начали перелаиваться, где-то даже и свет зажегся. Я разобиделся: - Да пошли вы …, никакого сочувствия от вас. Серега подсел рядом, весь трясясь от смеха: - Нет, просто та Ольга дура, могла бы табличку повесить «Не бить и не будить!» - и ушел ухахатываться дальше. В эту ночь тошнило сильней, самогон явно дерьмовый, и я уже почти заснул, слышу: Серега опять рядом сел – не спится заразе. - Судьба у тебя такая, Вов! Не меня же она туда прислала, а тебя. Хотя, честно говоря, я никогда и подумать про тебя не мог, что ты можешь в это ввязаться. Ладно, спи, Вовка - добрая душа. Правильно твои мама с папой говорили… Утро… Серега будит меня по плечу, все уже одеты, и я, кряхтя, подымаюсь: - А меня-то, почему не берете? - Да лежи ты… успеешь. - Ладно, но завтра я пойду с вами. Оставшись в одиночестве, появилось ощущение, что я просто начинаю сходить с ума. Я уже не мог спать. Стояла такая тишина, если только мух не считать, а мне все мерещилось, что там за рекой происходит нечто страшное, а я здесь просто лежу и валяю дурака. Казалось, что я что-то недоделал, и надо срочно куда-то бежать. А головная боль и шум в ушах только усиливали чувство невыносимой тревоги. К обеду я ничего уже не мог думать, казалась, голова сейчас лопнет, и тут я вспомнил о таблетках, имевшихся у Андрея. Это было спасение. Когда боль стихла, неожиданно заснул. Я не слышал, как мне кричали, как выламывали двери. Проснулся уже только тогда, когда неожиданно мне в бок воткнулась палка. Это Сергей, вытащив одно стекло, просунул палку и попытался пошевелить меня. Я проснулся, открыл глаза и увидел его насмерть перепуганное лицо. - Ты зачем так пугаешь?! Я уже думал: ты все… Поднялся и открыл им дверь. - С тобой все в порядке? - спросил такой же напуганный Женька, похоже, после Толика им вполне могло примерещиться и что-то похуже. - Да, я просто заснул, но завтра я в любом случае с вами пойду, ребята, я с ума схожу один дома, пока вы придете. Я помаленечку, хотя бы за тросом ходить буду. Слава богу, принесли поесть, и вечный тимуровец Серега вдобавок еще и банку молока от бабки притащил. Невооруженным глазом было видно, что без меня они там сильно устали, рассказали, что шоферам пришлось помогать, а то бы не справились. На следующее утро, когда проснулся, опять возникло знакомое ощущение тревоги, и я уже начал догадываться о причине этого состояния. Доковылял, придерживаясь за Серегу, до столовой, но заходить вовнутрь не стал. Пошел на задний двор, где имелся пенек, на который можно было поставить тарелки. - Андрей, поесть мне вынеси. Я присел на пенёк, неожиданно откуда-то взялся Гришка, похоже, где-то рядом крутился или специально караулил. Остановился в метрах пяти от меня, и мы некоторое время разглядывали друг друга. Он оценивал работу местных художников, а я свою. - Ты покойник! Мы тебя не нашли тогда, куда ты спрятался-то? Тебе просто повезло… - Да пошел ты… - Не дай бог, тебя одного встретим… - объявил он мне и ушел. Вышел Сергей, увидел быстро прошмыгнувшего перед ним Гришу. - Это кто к тебе подходил, один из тех, что ли? Я-то думаю: что он тут по утрам второй день крутится; здорово ты ему припечатал. Он тебе этого никогда не простит, - улыбнулся Серега. - Убить грозился. - Они тебя не тронут больше, я так думаю. - Почему ты так считаешь? - Те большие придурки не так страшны, если б захотели - давно бы к нам привалили… я сам из деревни - знаю все, как тут есть. Самый опасный, по идее, он - Гриня. Из-за угла выстрелит и дом спалит. А один никогда не нападет. Мелкий, пакостный, он единственный, кто может мстить исподтишка. До сих пор успокоиться не может. Ладно, не бери в голову, держись за меня, один не ходи, и никто нас не тронет. Ты кстати, пожрал уже? - А вы принесли мне? - Ой, блин, забыли. Максим, принеси Вовке поесть. Максим принес тарелку холодной каши и хлеб с кусочком масла. Хлеб я есть не стал: сильно болели щеки. Кое-как съев завтрак, побрели на работу. - Слушай, Вов, а ты что – драться вообще не умеешь? - Не умею, я и не дрался никогда, нет, подожди, один раз было. Я просто в борьбу ходил в вольную, да самбо – бороться немного я умею. - Как медведь? - Это ты как медведь, а мне мать все время внушала: «драться - не хорошо». - Значит, маменькин сынок? - Нет! - обиделся я. - Да я шучу, а знаешь, как в деревне у нас дрались? Тебе и не снилось: и кольями, и чем только можно. Страшные драки бывали, и людей калечили. - Я под конец, тоже палку схватил, но никого не ударил. - Вот и правильно, а то… борется… - А я в жизни даже ни разу ни на кого не замахнулся, - вставил наш добряк Женька. - Ну и команда у меня… – сокрушенно покачал головой наш бородач. - Да хватит тебе, – говорю, – ты, Серега, лучше скажи мне, а тебе кто больше нравится: Лариса или вторая – не знаю, как её зовут. Серега резко обернулся и, опустив брови, посмотрел на меня взглядом… я такой же взгляд, помню, был у психиатра, которого я просил поставить мне печать в справке медкомиссии, забыв медицинскую карточку дома. Подобная наглость, как он мне тогда сказал, – лишнее свидетельство того, чтобы карточку я принес ему незамедлительно. - Похоже, они тебя не добили… еле-еле идет, а все о бабах думает, или наоборот, все мозги выбили… - Перестань…все нормально… отвечай на вопрос. - Слышал, вроде Марьей ее все зовут. Мне Лариса нравится, чем-то на жену мою похожа – такая же светлая, только повыше гораздо, - а тебе тоже? - А мне наоборот – та черненькая. - Ну, ты выбрал... Лариса спокойная, держится с достоинством, а та все время хихикает и кокетничает в столовой – бесит прямо. Из-за своего кокетства – я на сто пудов уверен - все из-за неё! Вела бы в деревне подобающе, может быть, и ничего бы не произошло. Там же еще четыре женщины в общежитии были, их ведь никто не тронул и не трогает. Да и мелкая она какая-то. - Не, она красивее. А другие, Серега, и не такие совсем – серые, да и в возрасте. А эти сразу в глаза бросаются. - Я и вижу, что она тебе в глаза бросается… и что в ней? Она и не поймешь кто. То ли грузинка, то ли армянка, нос какой-то не такой… а ты случайно не бабник? - уже довольно язвительно подколол он. - Да нет, мне она как приехала, еще в первый день, чем-то понравилась. Вот познакомились бы мы с ними, может, такого бы не произошло… Серега уже смотрел на меня с сожалением: он искренне считал, что я уже, наверно, потерян для общества. - А может, и чуть раньше ты бы от них получил.
Марти: Даже не знаю, что сказать, точнее, как сказать. Впечатляет. И история, и герой. Мне главный герой напоминает Серегу Глухарева из сериала. В меру хороший, в меру плохой и насквозь благородный. Если кому-то больно, то боль эту надо остановить. А вот за эту фразу отдельное спасибо.
Ирбис: Марти пишет: напоминает Серегу Глухарева из сериала Глухарев то покруче будет.
мариета: Честно скажу, в самом начале Сергей мне не очень понравился из-за этой фразы «- Здравствуй, Вова! Сергей! - представился он. » Мне кажется, что к незнакомому нельзя обратится так фамилиарно... А вот сейчас я уже начинаю его любить. Очень действенная натура!
Ирбис: мариета пишет: Мне кажется, что к незнакомому нельзя обратится так фамильярно Думаю можно .Мы с ним ведь в этот момент молодые парни, зачем условности. Если бы он обратился ко мне: "Здорова, Вова!" - тогда точно фамильярно.
Wega: Ирбис Тема интересная, написано по-мужски! Собственно, как и следует из темы. Полагаю, что рассказ не завершён и следует ждать продолжения. А когда оно последует?
Ирбис: Wega пишет: А когда оно последует? Состояние законченное, поэтому выкладываю после правки уважаемой Marusia по главе в 1-2 дня. Вечером может следующая глава выйдет. Я беспокоюсь, что читатели будут не успевать.Ведь вдруг у кого-то критические замечания возникнут?
Ирбис: Марья Трактористы нас ждали, увидев меня, покачали головой, спрашивать ничего не стали. Я, как мог, помогал Женьке и Сереге. Да вру, конечно, я еще дня три только трос с крючка изредка снимал, да костер жег. Наконец подошло время обеда. Я опять зашел за столовую и стал ждать, когда мне принесут мою заработанную порцию отвратительных совхозных харчей. На крыльце появился Сергей с тарелками. Сидя на лавочке, что за столовой, заметил, как от автобусной остановки к нему направляются те самые женщины. Подошли к нему, что-то спросили, и он показал в мою сторону. Женщины, посмотрев, куда он показал, подошли ко мне вместе с ним. Я не знал, куда деваться; почему-то не хотелось, чтобы они подходили ко мне именно сегодня. Вид мой явно их пугал; Лариса, стоявшая впереди, тихо произнесла: - Больно? - Немножко. Да ничего, пройдет… Следом появился Сергей с тарелками, но есть при них не хотелось. - Спасибо вам, - обратилась ко мне Лариса. - Да не за что. - Вы же наш заступник. - Да какой из меня заступник, - поморщился я, еще и слово почему-то идиотским показалось. - Владимир, ну других просто не было. Все-таки вы из-за нас пострадали. - Я ничего не знал, - мрачно пробурчал Сергей. - Видите ли, я уезжаю. И мне хотелось бы, чтобы Марья пошла с вами. Сергей говорил: у вас там одно место свободное есть. В общежитии она не останется. Я знаю, Владимир, вы ее не обидите. Я с Марьей уже разговаривала, но не знаю, как вы на это смотрите? Посмотрел на Марью, вижу, она за Ларису прячется, от хохотушки и следа не осталось – перепуганный котенок какой-то. - Как я могу быть против? Пусть перебирается. Никто ее у нас не тронет. - Ну что, Марья, пойдешь? - с надеждой в голосе спросила Лариса. Испуганно посмотрев на бурята и на меня, она кивнула головой. - Ну тогда сходите с ней, заберите ее вещи. Я теперь хоть спокойна буду и могу ехать домой. Серега крикнул стоявшим неподалеку ребятам: - Женя, Максим! Давайте до общаги пройдемся. Они ушли, я остался с Ларисой наедине. Несмотря, что она на меня смотрела уважительным взглядом, я чувствовал себя как не в своей тарелке. - А вы что - уезжаете? - спросил я, уставившись вниз и не смотря на неё, чтобы хоть как-то продолжить разговор. - Зачем на «вы»? Да, я уезжаю, а ей еще рано. Она недавно приехала. - А вы-то, как убежали? - Ты как сказал: «Бегите!», мы в комнате заперлись. Потом окно с другой стороны открыли и убежали. Постучались к одной бабушке, она нас пустила. У неё и переночевали... Я расчет получила, моя колхозно-трудовая повинность закончилась. А почему ты на задворках ешь? Я ничего не ответил и стал есть. - Ясно, стесняешься своего вида. Мы и вчера на работу не ходили. Хотели даже до вас добежать, узнать как ты, но Марья была так напугана и боялась выйти. Мы до этого вас как-то не замечали, я даже и не поняла, кто тогда в коридор выскочил, думала какой-то из местных. Сами не видели, что там на дворе происходило, нам другие рассказали. - С восторгом? - Да вы что! Я даже представить себе такое не могла, и думаю: если заявление будете писать на них, я подпишусь. - Я тоже не ходил, отлеживался и тоже про вас думал. Но заявление я писать не буду. Лариса вздохнула и задумалась, покачала сокрушенно головой. - Все боялась: вот уеду, и вас не найдем. Но хорошо, Сергей нас сам нашел. Я уже поел и сидел, ожидая, когда вечно тормозной Андрей поест и заберет мои тарелки. Она продолжала с жалостью смотреть на меня. - Надо примочки и компрессы делать. - Сергей делает мне и примочки, и все на свете. Не переживайте. - Он хороший человек? - Конечно, порядочный, добрый, только пить совсем не умеет, - улыбнулся я. - Ну умение пить, думаю, не такое и важное. А черная борода просто ужас наводит. Владимир, у меня скоро автобус подойдет, не обижайте ее, присмотрите за ней, - еще раз попросила меня и достала бумажку с телефоном из кармана, - как вернетесь, позвоните ко мне обязательно. - Даю вам слово – никто ее и пальцем не тронет. А то, что борода пугает, это думаю и к лучшему. Мы немножко засмеялись. Тут подошел Андрей, равнодушным взглядом посмотрел на женщину, забрал посуду и понес в столовую. Я закурил сигарету, она посмотрела в даль. - Ну вот и ребята наши идут. Подошли парни с Марьей. Сергей поставив сумку на лавку, крикнул: - Мы всё, готовы. - Ну вот и все, - сказала Лариса, - а вон и автобус. Владимир, спасибо вам, я надеюсь, что все будет хорошо. Женщины о чем-то еще некоторое время беседовали на остановке, видно было по губам, как Лариса несколько раз повторила: «Ты поняла?», а Марья ей кивала головой. Затем старый деревенский «Пазик» забрал Ларису и, обдав нас дымом и пылью, помчался по проселочной дороге. Скоро пыль окончательно заволокла его… Провожая взглядом автобус, на секунду задумался: «Три пересадки, пять часов и в городе. Цивилизация. Она приезжает, муж встречает… а есть ли муж? Наверно есть… у такой женщины должен быть наверняка». Резко повернувшись к Марье, я спросил у неё: - А у неё муж есть? - Есть… - удивленно посмотрела на меня девушка, с которой так хотел познакомиться и которая теперь стоит рядом. Сергей обвел всех взглядом и сказал: - Ну что, в дорогу – после обеда надо и на работу. - Пойдем? Не бойся, тебе у нас понравится, у нас дом как крепость, у нас там и баня есть, - позвал я Марью. Тронулись в путь, опять обозрев меня каким-то странным взглядом, Марья осторожно взяла меня под руку. От приятного ощущения женской руки сразу поднялось настроение и захотелось жить. Мы пошли чуть быстрее, а парни, неся сумки, быстро отстали. С чего начать разговор, я даже не знал. - Ты что так разогнался, я не могу так быстро идти, давай остановимся, - жалобным почти детским голоском произнесла она. - Хорошо, давай постоим, ребят подождем, - мы уже дошли до моста. Парни были еще далеко. Они с трудом волокли ее сумки, непонятно чем набитые, при этом обливаясь семью потами. Женька уже не мог нести один и тащил за ручки вместе с Максимом. - Что ты там наложила? Уехать на месяц в совхоз, а вещей как на необитаемый остров приготовила. - Но я же женщина, мне много чего надо. Вам-то мужикам проще. Комплект трусов и кусок мыла. Я облокотился на перила моста и смотрел, как в прозрачной полустоячей воде плавают мальки, а сверху без конца бегают водомерки. Краем глаза заметил, что она меня внимательно рассматривает. - Не надо смотреть на меня, - сказал я; не хотел, но получилось резко. Хотя толком не видел с высоты моста свое отражение, но мне почему-то казалось, что любому человеку, увидевшему меня, захочется добавить еще. Она смутилась и отвернулась. Стала смотреть в сторону. А Серега с двумя другими архаровцами были все еще далеко. - Я понимаю тебя, ты уже жалеешь, что за меня заступился. - С чего ты взяла? - Грубишь потому что, я смотрела и пыталась вспомнить тебя, будто где-то видела. - Нет, мне просто-напросто неприятно, что рассматриваешь мою битую рожу, а по поводу, что заступился - не жалею ни капли. Меня мама не так воспитывала. - Да-а …? И как она тебя воспитывала? - Да никак, любила и всё. - Ты сам только, что сказал, что воспитывала. - Она мне говорила: «Ты должен быть добрым». - Тогда я не понимаю, при чем тут «добрым»? Ты же противоречишь сам себе. - Никакого противоречия. Когда вы стали кричать, а я сидел бы как все? А если бы что-то случилось? Я же ведь знал, что там происходит что-то не хорошее. - Но другие же сидели. - Бог им судья, я за себя отвечаю. Хотя я их тоже не понимаю: четыре общаги, если бы собрались, деревню бы с землей сровняли. - Владимир, я так ничего и не поняла, - чуть сдвинув черные брови, вопросительно смотрит на меня. - Чего ты не поняла? - Из всего, что ты сказал. - Понимай, как хочешь, и не называй меня Владимиром, а еще более того – Володей, - твердо сказал ей и улыбнулся. - А как? - Лицо ее приняло изумленное выражение. - Вова! Для своих я всегда - Вова, и всё! - Мне и никогда в голову не приходило, что «Владимир» может быть неприятен. - Слишком официально, да и просто не нравится. А с Володей у меня другие ассоциации... Есть тут один… пионер-герой… - Хорошо, Вова! - смеется, похоже, уже меня не боится, да разве можно меня бояться? - А меня Машей тогда не надо называть, тоже не нравится. А «Машенька» вообще бесит, звучит по-деревенски. Я достал пачку «Тушки», засунув в разбитые губы, прикурил. - Курить будешь? - Я курила, но бросила. Совсем недавно. Я другие курила. - Какие? - «Опал». У меня и муж такие курит. - А ты что - замужем? - Да совсем недавно, полгода еще нет. - Я тоже женился, и года нет еще. - Молодожены значит мы, - сказала и улыбнулась. Парни остановились на краю моста передохнуть, мы пошли дальше. - Вова! - обратилось ко мне черноглазое создание. - Что? - искоса бросив на нее взгляд: и что Серега говорил, что у нее нос большой? Красивый нос… привык наверно к своим буряткам… - Сережа он как будто бы не русский. Татарин? - Нет, он бурят, при том настоящий. Родом из Бурятии - недавно приехал. Хотя нет - наполовину русский. Сергеем Ивановичем можно даже звать. - Хм, Иванович… - хмыкнула Марья - Его настоящее имя Батар. - Как, как? Батыр? - Нет, Батар. Даже фамилия русская - Еремин. - Нет, я лучше Сережей буду звать. А тот парень и еще один из ваших на току у нас работают. Немножко странные какие-то, весь день молчат, даже между собой не разговаривают, - сказала Марья, имея ввиду явно Андрея с Максимом. - А эти парни к нам из спецшколы пришли, потому и такие. Я тоже оттуда, между прочим, - я уже пытался шутить с серьезным видом. Посмотрела недоверчиво, пытаясь во мне найти то, что по ее мнению должно соответствовать выпускнику такой школы. - С первого взгляда и не подумаешь... - Ну, слава богу, сомневаешься, а то думал, поверишь, - засмеялся я, хотя я просто побоялся, что идти дальше передумает. - Ну зачем ты врешь? Я уже и правда грешным делом подумала, - засмеялась, дернув меня за руку. Я ей уже потом рассказал, как я пропустил Первое сентября на месяц по болезни, и в школе меня посадили в довольно переполненный класс на самую последнюю парту. Я глупо хлопал глазами и ничего не понимал. Учительнице надоела моя непонятливость, привела за руку к директору и сказала: - Посмотрите на него, он же полностью дебильный, отправьте его в соответствующую школу. Вызванные родители, страдающие непомерными амбициями в отношении своего чада, никак не могли согласиться с учителем. В результате после долгих переговоров полностью дебильного мальчика, научившегося читать еще в пять лет, перевели в параллельный класс. Где старенькая, но очень добрая учительница, за месяц превратила меня в одного из первых учеников класса. Серега встал и, взвалив сумку, кричит: - Подождите. Мы остановились. Он подошел к нам. С черной бороды капали капли пота. Футболка была вся мокрая. - Я с вами пойду, мне скучно одному. До дому уже оставалось пять минут ходьбы. - Марь, - тяжело дыша, промычал Серега. - А ты здесь где работаешь? - Я-то? На току. То зерно кидаю, то на весовой. - Ясно, на легком труде. - А вы? - Мы волокуши таскаем. - А что это такое? Дальше он стал объяснять ей про наш тяжелый, рабский и подневольный труд, который, по его мнению, должен оплачиваться золотыми слитками. Наконец мы подошли к домику. Зашли в старую развалюху, бурят внес тяжелейшую сумку, поставил на пол и рухнул на кровать. - Уфф … все. Марья осмотрелась, не вынимая рук из куртки, прошлась по комнатам. - Сразу видно: одни мужики живут. Мне стало смешно. - Ну знаешь, женщин нам здесь не полагается. Тут вошли остальная команда: Женька, Максим. - Спасибо, мальчики. Поставив сумку, Женя подобострастно кивнул головой и удрал в туалет. Максим сразу упал на койку. - Вы не разлеживайтесь, - говорю им, - нам на работу еще идти. Марья, еще раз поглядев на наше хозяйство, походив по нему, посмотрев на нас черными глазами, которые приводили меня в некоторое состояние, при котором слегка меняется пульс, глубокомысленно изрекла: - В принципе - неплохо, и дом главное отдельный. Через пять минут пошли обратно. На работу уже опаздывали, Марья спросила: - А вы все с одного места работы? - Да, - ответил за всех Серега, - сапожники мы. Она засмеялась, Серега обиделся. - А что смешного, хочешь унты сошью, ни у кого в городе таких как у тебя не будет. Зимой сто километров пройдешь, и пальчиков не отморозишь. Марья подхватила Серегу под руку, он засмущался, но было видно, что ему это нравится. Затем повернула голову ко мне, черные глаза уже искрили весельем. - Нет, унтов мне не надо. Вова, а ты тоже сапожник? - В какой-то мере, да. - Не поняла? - Я аппаратуру ремонтирую, когда получается хорошо, то мастер, а когда плохо и брак - сапожник. Серега бросил на меня презрительный взгляд. - У меня нет брака, а ты не сапожник - ты просто бракодел. - А я пока еще учеником парикмахера. Но, честно говоря, мне там не нравится, хочу что-нибудь другое, а что и сама пока не знаю, - вздохнула Марья. Так и дошли до ее зернотока, Максим пошел с ней, он тоже там работал, а мы на свою работу опоздали, больше из-за меня. Шофера нас нещадно материли и волокуши вытаскивали сами. Но Серега с Женькой быстро впряглись и кучу машин выгрузили буквально за час. Не знаю как у парней, но лежа на фуфайке у костра, настроение у меня было уже другое.
Ирбис: Вечером, разгрузив последнюю машину, пошли за Марьей, она уже ждала на выходе, разговаривая с весовщицей Ниной. - Привет, - говорю я, - отработала? - Я уже давно отработала, я боюсь идти одна, даже до столовой одна боюсь, - и смотрит на нас с таким видом, от которого ее хочется сразу укрыть и спрятать. - А нас не боишься? – сдвинув брови и сузив глаза, низким голосом сказал Сергей. - Нет, уже нет, - засмеялось уже повеселевшее создание и, взглянув на меня, - у меня очки темные есть, дать тебе? - Нет, я не хочу по деревне в темных очках ходить, - морщусь я, представляя себя виде шпиона из старых фильмов. Придя в столовую, я опять зашел на задворки. Через пять минут вышла Марья, держа в руке тарелку с двумя котлетами и слипшейся лапшой. - Почему две? - Это моя, я не хочу. - С мухами котлеты, поди, опять? - вздохнул я, сколько себя в совхозах помнил: как необходимый элемент биологической добавки, мухи всегда входили в наше питание. - А что, тебе тоже попадались? - засмеялась Марья. - Постоянно, - пробурчал и стал есть. Подняв глаза, я увидел, что она смотрит на меня и чуть улыбается. - Не смотри, - недовольно сказал я ей, глядя утром на себя в зеркало, мне казалось: что лицо таким останется навсегда. - Да ладно тебе… вон и Сережа идет. Серега присел рядом. - Жри давай быстрей, я баню топить хочу. - Какой ты бессовестный, Сережа, - заступилась Марья. На пороге дома мы с Серегой открыли дверь и, как галантные кавалеры, пропустили даму вперед, не успев даже зайти за ней, как она тут же закричала: - Это что такое?! Мы испугались, посмотрели недоуменно в сторону, куда она показывала. На веревке, протянутой возле печки, висели Женькины портянки. - Немедленно убирайте! Безобразие! Женька заныл: - Куда? - Хоть куда! Я почувствовал, что с появлением этой принцессы в доме будет все по-другому. Да и все это почувствовали. Женьке пришлось бегать и думать: куда девать эти необходимые нам вещи, но так ненавидимые женщинами. Я поставил Марьины сумки на кровать Толика. - Это чья кровать? - Это Толькина, бывшая. - Да ты совсем с ума сошел, убери сумки. На кровать покойника? Совсем, что ли? - можно сказать, крикнула мне, эмоции у неё действительно бьют через край. - Ладно, спи на моей, я тогда туда пойду, - не стал вредничать я. - И ты там не будешь спать, я буду спать здесь с тобой, у стенки, за твоей спиной. Рука не дрогнула, сумки не выронил, просто подумал: наверно ослышался. Сергей посмотрел на меня и захихикал. - А ты что хихикаешь, я буду только спать, и ничего больше, и прекрати ржать. Вова, поставь, пожалуйста, сумки на свою кровать. И мне нужно переодеться, выйдите на минутку. - Слышал, что она сказала? - заулыбался Сергей, когда вышли в сени, - не вспугни птичку, Вова. - Да перестань ты, терпеть не могу такие подколы… особенно от тебя, - довольно грубо и сердито сказал ему еще в сенях. - Почему? - удивленно и обиженно спросил он. - Потому… не к лицу они тебе, - полностью его озадачив, взял сигарету и вышел на улицу. Все равно было заметно, что из напуганного воробья она превращалась совсем в другую птицу, тоже воробья, но с другим настроением. Когда зашли обратно в комнату, увидели: она была уже переодета в спортивный костюм, явно тоже не с магазина. После одевания костюма волосы были еще взлохмачены, и точно воробей. Потом я посмотрел на ее раскрытые сумки, и чего там только не было: и одежда, вешалки, косметика, зеркала, куча посуды и просто всего не перечислить. Но больше всего поразило: там лежало то, что мне в совхоз не пришло бы никогда в голову взять. Настоящий электрический утюг! - Да-а …, и как ты это до автобуса донесла? - Муж довез, на машине. Сергей стал топить баню, мы все помылись, переоделись. Марья одна боялась, и потому мне пришлось нести караул у дверей бани, пока она там плескалась и без конца беспокоилась: «Ты здесь, не ушел?». А караул по очереди с Серегой пришлось нести до самого последнего дня, ей всегда казалось, что когда-нибудь туда войдет чужой непрошеный гость. Когда наступило время ложиться спать. Серега напомнил мне: - Вов, ты про компресс не забудь. Компресс был в кастрюле. Марья спросила, как им пользоваться. - Траву со дна распределяешь по Вовкиной морде, потом накрываешь полотенцем, смоченным этим отваром, и периодически проверяешь, может он там уже давно задохнулся. Если задохнется, сделаешь искусственное дыхание. Через час снимите. Меня такой компресс бабка научила делать, когда мы свои морды после драк отмачивали, - веселым тоном разъяснял знаток бурятской фитотерапии. Конечно, что и говорить, когда за тобой ухаживает женщина, ощущения совсем другие. И всю неделю потом своими маленькими ладошками разглаживала мне полотенце на лице. Все в этот день хотел посмотреть: в чем спать она ляжет. Легла в какой-то дурацкой пижаме, притом старалась не смотреть на меня. Ночью не спалось. Тело болело, и наличие второго человека, пусть даже и маленькой женщины, комфорта не добавляло, но согнать меня на Толькину кровать уже не смогли бы никакие силы. Да и, в конце концов, мне просто хотелось до нее дотронуться, но как только я случайно прикоснулся к ее плечу, сразу вздрогнула. Я поднялся и пошел курить на улицу. Она тут же вскочила испуганно: - Ты куда? - Курить пошел, спи давай. - Я с тобой, - вскочила с кровати. На улицу не пошли, сели в сенях на старые табуретки, при этом огромная Серегина куртка почти полностью поглотила ее. - А ты чего не спишь? - поинтересовался я у неё. - Мне страшно, мне кажется, они и сюда придут, - глядя взглядом ребенка, которому рассказали страшную сказку на ночь про волков. - Сергей сказал, что не придут. Все равно они чувствуют себя победителями, да и, похоже, они сами понимают, что переборщили, - тут просто наврал ей, хотя сам я не имел ни малейшего понятия, что они чувствовали или понимали сейчас. - Сергей - охотник, он и с медведем дрался, и нож у него шаманами заговоренный. Ему они нипочем, - продолжая врать, косясь на Марью, переживая, вдруг не поверит. Я был не в курсе, ходил Сергей на медведя с ножом или нет, хотя, как и предполагал - сказка подействовала. - Пошли спать, а то завтра не встанем, - повеселела опять, - а откуда ты Ларису знаешь? - Ларису? Я ее никогда раньше не видел. А что? - Она мне сказала, что тебя хорошо знает уже много лет. - Ну, может быть … В конце концов, заснули, но проснулся я раньше всех. Проснулся оттого, что она во сне обняла меня, а носом уткнулась в мою спину, и я просто открыл глаза, так и лежал, ожидая пока не проснется Андрей. Иногда он мне напоминал мальчика-робота из одного детского венгерского фильма. Сколько помню, он всегда вставал самый первый без всякого будильника. Шуршание в сумке, когда он доставал свою зубную щетку и пасту, действовало на всех как звонок, и вслед за ним поднимались остальные. Неизвестно по какой причине он не держал это в бане, а складывал в сумку. Но времени до подъема оставалось еще много. И тут я кое-что понял, вернее, почувствовал: нет больше того состояния тревожности, более того - просто полный душевный покой. Непонятный страх, неустроенность, беспокойство просто испарились. Так судьба положила за мою спину женщину, которую я должен защищать от местных волков, а я оказался немного не подготовленный. Проснувшись утром, Марья первым делом спросила: - Сережа, а ты на медведя охотился? Всё думаю …сейчас начнет расспрашивать…. - Ходил и не раз. Но расспрашивать не стала, просто лицо стало как у ребенка, которого убедили, что Дед Мороз существует. - Как спалось? – спросил Серега, осторожно посмотрев на меня, на что я в ответ ему улыбнулся. - Нормально, - ответила Марья, - тесновато, но спать можно. Не успели даже встать и одеться, как пришла наша кураторша, Антонина Петровна. - Здравствуйте, молодые люди, - улыбнулась улыбкой, от которой сразу становилось не по себе, обращаясь как всегда ко всем, но не ко мне. - Здравствуйте, здравствуйте, - загалдели мы. Услышав среди мужского хора женский голос, ее лицо перекосилось, от ужаса, а может скорей от гнева. Женщины-революционеры наверно не ощущают ужасов, они только испытывают ненависть к врагам народа. Мы с Марьей еще не вставали и лежали на кровати. Она стала часто дышать, лицо покрылось багровыми пятнами. Казалось, она сейчас просто взорвется. Я понял - приехали.... - Это что такое? Это как понимать? Я для чего вам дом дала - притон устраивать? - завопила так, что казалось ее услышат за рекой. - Мало того, что наркоман, еще и развратник. Правильно, что тебе наши морду набили. И бабу еще притащил в постель, а ты, проститутка, чего разлеглась, глаза твои бесстыжие… Марья неожиданно перескочила через меня, схватила веник, стоящий у порога, но тетка предусмотрительно выскочила в сени, но наверно она испугалась больше меня, так как я тоже вскочил, испугавшись: вдруг она своей железной рукой что-нибудь ей сделает. - Пошла вон, дура чокнутая, - потом резко повернулась ко мне и, испуганно глядя на меня широко раскрытыми глазами, спросила шепотом: - Ты что, правда, наркоман? - Да нет, - Сергей засмеялся, и ему пришлось рассказывать историю с маком. - Ты Марья, поосторожней с ней. В прошлый приезд у нас один привел себе местную пьянчужку на ночь в общагу. Так она ее за волосы из общаги выкинула, - предупредил я. А за окном слышался удаляющийся крик, что-то там про письмо на работу и о городских проститутках. Писем на работу я никогда не боялся, все меня знали и тому, что там было написано, никогда не верили. Пора было на работу, да на завтрак. Я подошел к зеркалу, бриться еще не мог, и мой вид с не проходящими синяками и небритостью делал меня похожим на полностью опустившегося бомжа. Я уже собрался выходить, как меня остановила Марья. - Подожди, сядь, я припудрю тебя хоть маленько. - Не надо меня припудривать, - возмутился я. - Да я чуть-чуть, не так уже видно будет. Пока занималась противоестественным для мужчины делом, я смотрел в ее глаза, через некоторое время понял, что лучше не надо, а то….
мариета: Ирбис Наши рыцари, кажется, не подозревали что значит пустить женщину в мужскую крепость Ирбис пишет: «Опал». У меня и муж такие курит. Это наш "Опал"? Я на одной студенческой бригаде на табачном заводе работала, делали тот же самый "Опал" для экспорта в соцстранах...
Ирбис: мариета пишет: не подозревали что значит пустить женщину в мужскую крепость ничего мы не подозревали. -думали так , а оказалось наоборот мариета "Опал", "TU-154" все ваше родимое, близость Болгарии ощущали даже на Дальнем востоке
Wega: Ирбис ! Спасибо! Очень нравится Ваша повесть! Некоторые "размышлизмы" для меня весьма близки и понятны, а иные - неожиданно остроумные и смешные! Занятно, что моя дочь, тоже Маша, не любит, чтобы её звали Машей, Марусей... Только - Мария! Жду продолжения.
Марти: Все равно было заметно, что из напуганного воробья она превращалась совсем в другую птицу, тоже воробья, но с другим настроением. Миленькая картинка Спасибо, прочитала и настроение поднялось.
Ирбис: Ахмед Обед - самое святое время в совхозной жизни, оставить народ без обеда означало бунт. Поэтому я не помню, чтобы в совхозах вдруг по какой-то причине его не было. Без ужина оставались, но раза два – не больше. Я уже по привычке опять пошел на задний двор, но Марья схватила за руку. - Не ходи туда, я хочу, чтобы ты был с нами. Я, немного помявшись, зашел в зал столовой, и при этом старался ни на кого не смотреть. Марья держала меня под руку и нисколько не стеснялась моего вида. Комплиментов ей больше никто не делал и вперед никто не приглашал пройти. Все смотрели на меня и притихли. А я, не выдержав взглядов, выдернув руку, прошел в дальней угол и сел за стол спиной ко всем. Парни принесли мне мой завтрак. Кавказец, сидящий неподалеку, помахал мне рукой – я, сразу уткнувшись тарелку, не ответил. Ахмед подошел к столу и, широко улыбаясь, протянул мне руку. - Здравствуй, Владимир! Я, не подавая руки, продолжал молча есть. Марья, зажав в зубы ложку, с интересом смотрела то на меня, то на него. - Ты настоящий джигит, - стал продолжать сын гор. - Мы гордимся тобой. Я после этого случая глубоко презирал его и весь его коллектив. И потому просто процедил сквозь зубы, но получилось громко: - Шел бы ты на х… «джигит» Культурная Марья не ожидала такого и тут же захохотала. Джигит, стушевавшись, робко спросил: - Ты что такой злой. Я разве тебя обидел? - Да нет, - сказала за меня Марья. - Ты просто трус и не джигит: его четверо били, а ты смотрел. Да еще и трепался с кем-то из тех. Горец сконфуженно, даже больше обиженно, взглянул на Марью такими же черными глазами как у нее и отошел. Когда вышли, Марья, повернувшись ко мне с виноватым видом, сказала: - Зря ты его послал… Честно говоря, Вова, мне кажется, мы не правы. Я просто тебя поддержала, так как должна была это сделать. Мне Лариса говорила: он единственный, нормальный мужик среди них. Ахмед всегда у них за порядком следит. Если мужики напьются и начинают к нам ломиться, то она всегда обращалась к нему, он быстро всех утихомиривал. Они там побаиваются его. А на деревенских его авторитет не распространяется…. - Да ты что говоришь, Марья?! - Серега даже побагровел. - Да Вовка его даже не оскорбил, просто указал ему свое место. Ахмед из себя там корчит неизвестно кого, он даже не вожак стаи, а хозяин стада! Наш Женька и то оказался в сто раз лучше, чем кто-либо из всех, кто там находился! И врал мне потом всё… Женька, шедший рядом, внимательно слушал и все никак не мог понять, про что идет разговор. - А что Женька? Я причем? Вы про что говорите? Серега обнял Женьку за шею так, что тот поморщился. - Про тебя говорим! Замечательный ты мужик, Женька! Женьку, похоже, в жизни так не хвалили, и он ушел немного вперед, без конца оборачивался и улыбался нам. … я его и сейчас вижу. Он в соседнем дворе живет. Давно уже на инвалидности, да и живет не один. После смерти матери квартира осталась ему: куда он привел опустившуюся женщину и уже довольно много лет проживает с ней. Частенько замечаю, как они идут вместе в магазин, при этом всегда бережно поддерживает покачивающуюся подругу под локоток. Она покупает себе бутылку, и они идут домой, при этом Женя неизменно трезв. Дочка моя раз спросила: «Ты зачем здороваешься с этим опустившимся типом?». Я ответил просто: «Это не опустившийся тип, а хороший человек, он даже не пьет. Он меня от смерти спас». - Сережа, а что ты будешь у нас вожаком стаи? - иронически хихикнула Марья. - Буду! Если будете меня поддерживать – буду! - Маловато нас для стаи, - с сомнением посмотрев на идущих сзади Андрея с Максимом, ответил я. На силосной яме заметны были маленькие изменения. Трактористы жгли костер, только сидел еще и незнакомый мужик из местных. Мужичонка был довольно щупленький, как наш Женька. - Здорово, мужики! - Здорово, - отвечают, - вам подмогу вместо Толяна дали из наших. - Николай, - представился он. - Как дела, ребята. Садитесь, там чай в котелке есть. - Да нормальные дела, только эта сучка мне всё настроение испортила с утра. - Кто? - Да начальница наша, Антонина Петровна, пришла, оскорбила, - дальше я уже просто перешел на непечатные выражения, какие только знал. А они вдруг попадали с бревна, стали кататься по земле от смеха, а Николай качал головой и глупо улыбался. И я почувствовал: что-то тут не так. - А чего вы ржете? Тракторист Паша, утирая слезы, еле выговорил, показывая на Николая пальцем: - Э-т-о е-г-о ж-е-н-а!!! - и повалился под бревно дальше. - Да, вот такая у меня жена, я бы ее не смог, конечно, как ты… - грустно произнес несчастный муж Антонины. А я покраснел так, что на лице синяков не стало видно. - Извините, пожалуйста, я не знал. Заодно нам стала понятна цель ее визита, и наличие четвертого помощника очень нас обрадовало. Да я и подумать не мог, что у такой грозной женщины может быть такой тихий и спокойный муж. Он не обиделся на меня, и впоследствии мы с ним очень сдружились. И дети его один раз приходили, такие же, как папа - тихие и спокойные.
Марти: Даже и сказать-то нечего, кроме "А дальше?"
Wega: Ирбис ! Спасибо! Так читала бы и читала. Очень жаль, что подаётся "капельно", т.е. очень дозировано. А так, чтобы предъявить всю повесть разом? А почему был ирбис на автаре, а теперь - тигр?
Ирбис: Спокойная жизнь А жизнь опять вошла в спокойную колею. Наличие в доме женщины существенно поменяло климат в нашей избушке, исчезла жуткая вечерняя рутина и скука. Марья была веселым человеком и неимоверной болтуньей, ее голос, сколько помню, никогда не умолкал. Даже у Максима «потолковый рефлекс» практически исчез – я потом догадался, почему он все время смотрит на нее, не отрываясь. Разгадывая кроссворды, в которых остались хоть какие-то не заполненные строчки, при этом лежа на кровати и болтая пятками в воздухе, Марья иногда просила Макса выполнить для неё какую-нибудь просьбу. Он всегда вскакивал и бежал – казалось, вот-вот расшибется. Как-то она спросила его: - Максим, а где у тебя мама? - Она уехала в другой город, она нам никогда не пишет, я ее забыл и не помню, как она выглядит. Наверно ему всю жизнь не хватало матери, а ее, ровесницу, воспринимал, как будто она его намного старше. Мы частенько играли вечером в карты «пару на пару», при этом мы с Марьей, без конца подмигивая друг другу, нещадно мухлевали – несчастные и доверчивые Серега с Женькой без конца проигрывали и ничего не замечали. Иногда гуляли перед сном: либо втроем, либо вчетвером. Синяки проходили быстро – может, организм молодой, а может, и Серегина трава хорошо помогала. Синяк под левым глазом, правда, дольше всех продержался. Ночью я иногда обнимал Марью, она поначалу испуганно сжималась в комочек, но я не позволял себе ничего лишнего, и она успокоилась. Потом я начал наглеть и просил обнять меня – под предлогом того, что освобождается свободное место и не так тесно. Мы с ней за неделю сдружились так, как будто знали друг друга с детства. Из местных нас никто не беспокоил, тех парней я видел раз где-то вдалеке. Похоже, мы их больше не интересовали. Да наверно, и зачем после драки кулаками махать. Я постепенно опять втянулся в работу. Работа в совхозе – это тяжелый деревенский труд, который сделал обезьяну человеком, но никогда не сделал ни одного совхозника миллионером. Да и вспоминая про те несчастные сто семьдесят шесть рублей, что нам заплатили в конце уборочной, вообще удивлялись: как они там живут, ведь зимой работы нет. Особым уважением у нас на яме пользовались шофера, использующие легкие волокуши; лютой ненависти заслуживали те, которые изготавливали их из железнодорожных шпал. Серега без конца их обзывал «железнодорожниками». На силосной яме Серега сегодня травмировался: немного отвлекся, и одна из таких шпал здорово съездила ему по ноге. Обматерив несчастного водителя, хотя тот был ни в чем не виноват, Серега ушел к костру и просидел там до обеда, без конца растирая ушибленную ногу. А мне с Николаем и Женькой пришлось работать без него. На обед поплелся, сильно хромая, и продолжал вспоминать водителя, без конца зачитывая ему характеристику, которую, к сожалению, невозможно опубликовать. Марья нас встретила на своем привычном месте, увидев хромающего Серегу, завздыхала, закачала головой. - Опасная у вас работа, глядишь, и без ноги останешься, - жалостливо сочувствовала Сереге. Сереге почему-то было неловко, что его жалеет женщина. И без конца бормотал: - Да ничего…ничего… - Да это ерунда, у меня в городе профессия гораздо опасней, - высокомерно заявил я, заслужив в ответ презрительные взгляды своих друзей. - Не верите? Расскажу вам один из немногих опасных случаев, когда моя жизнь висела на волоске, - начал я, и гляжу, как у них уже начинает подниматься настроение. - Тогда был обычный день, только заявок на ремонт дали чуть побольше, и я, нервничая, что не укладываюсь по времени, побежал по клиентам. В одной из квартир меня встретили бабушка с внуком, с нетерпением ожидающих, когда им, наконец, отремонтируют телевизор. Телевизор марки «Рубин» был один из моих любимых по линии ремонта, и я клятвенно заверил бабульку, что телевизор будет работать, а над душой стоять не надо. И пока она может быть свободной. Бабулька обрадовалась, сказала: „Я тогда на кухню пойду, на внучка моего не обращайте внимания, он у нас не вполне здоров, немножко «как бы не в себе”. Посмотрел на внучка: крупненький мальчик, круглолицый, лет десяти-двенадцати, сидел на диване и с интересом разглядывал меня – никаких признаков, отличающих его от других, во взгляде я не уловил. Раскрыв чемоданчик, достал паяльник, инструменты и приступил к ремонту. В этот момент мальчик, очень заинтересованный содержимым моего чемодана, вскочил, подошел и, взяв одну из коробок, высыпал все детали в чемодан. Мне этот бардак очень не понравился. Я, грозя ему пальцем, недовольно и очень строго заявляю: «Мальчик, не лезь и не трогай». Мальчик, раздув ноздри и поджав губы, недовольно сел опять на диван. Но через несколько секунд он опять встал, и руки его опять оказались в чемодане. Я уже начал злится: «Слушай! У меня паяльник горячий. Если ты еще раз полезешь туда, я тебя обожгу». Он меня не послушался и опять протянул руки, я тут же сделал вид, будто сейчас приложу к ним паяльник. Мальчик руки отдернул, сильно обиделся и ушел. Я вздохнул с облегчением, развернул телевизор кинескопом к окну и спокойно продолжаю заниматься ремонтом. Я так увлекся и даже не слышал, как он подошел со спины… В одно мгновение мальчик надел на меня полиэтиленовый пакет и стал тянуть вниз, от неожиданности я ухватился за телевизор, который тоже начал падать, а в другой руке был паяльник, и я его боялся бросить на ковер. Мне вдобавок при этом с трудом удалось удержаться на стуле. Мальчика взбесило мое сопротивление и раздающиеся из пакета крики: «Бабуля! Бабуля!», и он, недолго думая, одной рукой обхватил мне шею в районе горла, а другой стал затягивать пакет, стараясь, чтобы я не орал. Бабушка услышала шум, прибежала с кухни, увидела такую картину: телевизор вот-вот грохнется, а ее внучок душит несговорчивого телемастера. «Сереженька! Сереженька!» - кричала она, оттаскивая разбушевавшегося внука. Серега уже не мог идти, он повис у меня на одном плече, а Марья на другом. - Я что думаю? - смотря на Сергея. - А если бы Серёженькой был ты? - Да ты бы уже не вышел… сам виноват…зачем детей пугать и обижать, - хохотал он до самой столовой. - Так ты доделал телевизор им? - закатывались вслед за Серегой Марья с Женькой. - Доделал… пусть смотрит, он без телевизора потому, наверно, и озверел. Кстати, судьба меня часто сталкивала с подобными людьми, которые «как бы не в себе». Это для меня единственный агрессивный случай от них в жизни, думаю, действительно по моей вине. Да не то что часто, а постоянно они почему-то липнут ко мне, как и кошки: к кому бы я ни приходил – всегда сидят у меня на коленях. В парке, где я в это время подрабатывал, ходила ко мне больная девушка, Жанной звали. Девушка всегда садилась рядом и сидела со мной до самого закрытия. Она с радостью откликалась на какое-нибудь поручение, и я, бывало, оставлял ее за себя минут на пятнадцать, пока бегал напротив поужинать в кафэшку, в которой я всегда покупал ей мороженное. Надо же как-то благодарить человека за помощь. Потом я заметил, что у неё подозрительно растет живот, и мой напарник Витька без конца подкалывал меня: «Ты смотри – будешь потом доказывать всем, что ты не верблюд». Но в один из дней Жанна пришла не одна, с ней был парень, по виду такой же, как она, и сидели вместе… Но однажды девушка пришла уже со своей мамой и сказала всего одну фразу: «Это он», и села рядом. Мама внимательно на меня смотрела, я чувствовал себя при этом почему-то очень неловко и все-таки поднял на неё глаза, в ее глазах не удалось прочитать ничего, кроме интереса к моей персоне. Постояв, ничего не сказала и ушла. Что это обозначало, я так и не узнал, сколько бы ни пытался. На все мои вопросы по этому поводу Жанна отвечала загадочной улыбкой. Намек в сторону живота, вспомнив подколы товарища, тоже не подтвердился - с той же улыбкой, отрицательно покрутила головой. Был и такой случай: я сел в свою машину и уже собрался ехать, но она постучала мне в окно и попросила: «Свози меня на речку». Я вздохнул, были и другие дела, но взглянул в ее просящие глаза и сказал: «Садись». Потом смотрел, как она бегает по воде и зовет меня. Я не пошел, сидел с открытой дверью и слушал радио. Когда привез назад, парень уже ждал, и Жанна ему с гордостью похвалилась: «Я на речке была!». В душе я улыбнулся: много ли им для счастья надо? С тем парнем она и до сих пор живет и, встречаясь в городе, всегда со мной здороваются, забавно при этом толкая друг друга локтями. Первая жена надо мной постоянно по этому поводу смеялась и издевалась: «Ты где их находишь?». Особенно после того, как еще одна из тех, кто «не в себе», пришла к нам домой и изъявила желание нянчиться с моим маленьким сыном…
Марти: Ирбис, случай с мальчиком это же ужас сплошной! Марья иногда просила Макса оказать ей какую-нибудь просьбу. Он всегда вскакивал и бежал – казалось, вот расшибется. Оказывают помощь, а не просьбу, может лучше выполнить какую-нибудь просьбу. Правильнее вот вот расшибется.
Ирбис: Охотник за поросятами и другие истории В один из дней наш тракторист дядя Ваня посмотрел на Серегу хитрым взглядом и спросил. - Слышь, здоровяк, а ты что, правда, нашей бабке Зине помог корову спасти? - Да, было дело. Прибежала вечером, кричит: «Сережа, помоги, корова подыхает». Я и прибежал к ней, давай корову спасать – что-то там сожрала не то. Я пока с коровой возился, Вовка на свою голову приключения искал. - Ну ты даешь, все уши про тебя мне прожужжала. Ты прямо настоящий деревенский мужик. Я тут же влез в разговор, как же его не похвалить: - Он не то, что деревенский - он настоящий охотник. Промысловик. «Суперохотник» можно сказать. Сереге стало неудобно за мою лесть, даже смутился. - Ну если настоящий охотник, да еще такой человек хороший, получай в подарок поросеночка, - хитро заулыбался тракторист. Чувствуя какой-то подвох, Серега смотрел не понимающим взглядом. Не понимал, где тут свинья зарыта, так сказать. - Да вон свинья бегает с поросятами. Поймаешь одного - берите себе, а то совхозные харчи скоро совсем вам желудки испортят. Но и смотри: чтобы никто и не заметил. И бесшумно! Да… Сереге только дай команду поохотится. Но и мне интересно посмотреть, как медведи охотятся. Серега буквально преобразился. Вытащив из-под сиденья трактора здоровый гаечный ключ, он сразу превратился из медведя в настоящую рысь. Потихоньку, вытягивая шею, как бы скрадывая, пошел за поросятами. Наконец, выждав нужный момент, пуляет в поросенка гаечный ключ. Оглушенный Пятачок подскакивает, и Сергей как рысь набрасывается на него, резко вытаскивая охотничий нож и… я тут отвернулся. - Вот это да! Мы бы так быстро не смогли, - обалдели трактористы. Охотник утащил добычу в кусты и стал махать мне рукой: давай, мол, ко мне. - Принеси тряпку чистую, у дяди Вани есть. Сейчас разделывать буду. Тряпку я принес и стал ждать, когда приступит к разделке. Серега достал свой нож. - Не отворачивайся, а смотри. Пришлось смотреть – от начала до конца. Наверно воспитывал во мне боевой дух. И скорей всего не зря. На следующий год я повторил то же самое, начиная от охоты до приведения поросенка в соответствующее кулинарное состояние. Вечером зашли за Марьей. Она, сидя на лавке возле весовой, кормила булкой здоровенного деревенского пса. - Зря ты его булками кормишь, Марья, - заулыбался Серега, придерживая разделанного поросенка под курткой. - Почему? - Унты из него плохие потом получатся. - Живодер ты, Серега, не любишь ты животных. Умный пес согласился с Серегой и булку есть перестал. Он внимательно принюхался к Сереге, но говорить не умел и, видать, догадался, что тот там прячет под курткой. - В столовую, Марь, не пойдем, я сегодня сюрприз приготовлю. - Какой? - Узнаешь потом. Странно, но пес тоже захотел узнать, что там за сюрприз и, не отставая, побежал за нами. - У меня тоже дома собачка осталась, кобелек. Тофиком зовут. Он беспородный, зато знаете какой умный. Я его так люблю и скучаю по нему, наверно, больше чем по мужу, - расхвастывалась Марья. - У меня тоже была собака - «водолаз», мы с ним однажды вместе чуть не утонули, - стал вспоминать я. - Это как вы умудрились? - засмеялся Женька. - Мы с ним на реку пошли в конце апреля, друзья со мной были. Лед уже как неделю сошел, река только разлилась, и вода выше кустов была. Я стал кидать палки в воду, он вытаскивал их. Рядом отдыхали школьники с учительницей. Она мне без конца говорила: «Ну зачем? Вода холодная, а вы издеваетесь над своей собакой». Кончилось тем, что он зацепился хвостом за куст и греб лапами, а отцепиться не мог. Прошло минут десять, он уже устал и осталось только ждать, когда река проглотит его. - Бессовестный ты, Вова! - стала возмущаться хозяйка Тофика. - Подожди…, в конце концов, друг мой Колька говорит: «Добаловался? Плыви теперь за ним!». Разделся до плавок, пришлось плыть, хотя в секцию моржей я не ходил, но времени на раздумье уже не было. Через несколько секунд я добрался до него и отцепил от куста. Но вдруг резко свело судорогой ногу… - Ой… - испугалась Марья - Я подумал: ерунда, на одной ноге доплыву. Но через секунду вторая нога тоже отключилась. Собака уже гребла к берегу, и я испугался и как заору: «Индус! Ко мне!». Он развернулся, и я схватил его за ошейник – так он меня и потащил к берегу. Потом друзья и даже та училка скинули обувь, засучив брюки, подбежали ко мне, вытащили из ледяной воды. Она, добрая женщина, растирала мне ноги и ругала: «Чувствовала, что добром ваш идиотизм не кончится». - Правильно! Ты и есть идиот, - заключила Марья. - Подумаешь, - презрительно сказал Серега, - я зимой под лед проваливался в одежде, и меня тоже вытаскивали. Вся одежда намокла, а унты мои сверху мокрые были, а вовнутрь вода не попала. Кстати, «унты» бегут за нами и не отстают. Действительно, пес бежал рядом с твердым намерением попасть на ужин. - Слушай, Марь, давай я из него тебе шапку сошью. Теплая будет, да и шкура у него красивая. - Перестань, живодер! - Вов! А ты будешь собачью шапку носить? - предложил мне Серега. - Нет. - Вы, городские, избалованные: это буду, это не буду. А ты, Жень? - Мне без разницы, могу и собачью. Через год я встретил Женьку на улице зимой, он был в собачьей шапке, производителя этой шапки я спрашивать не стал… да и носил он ее потом наверно лет десять. Пса на ужин не пустили, мало ли что у Сергея на уме… А поросенка Серега приготовил, он все время у нас готовил сам, а мы с Женькой всегда чистили картошку. Этому занятию пытались научить Максима и Андрея, но у нас ничего не вышло. Не забуду, как Марья долго не могла понять, что же все-таки она ест. Вкус (по сравнению с импортной свининой, купленной на талоны) отличался как небо от земли – от свинины, бегающей на свободном выгуле и питающейся чистым сибирским воздухом. Через три часа, почти перед сном, выйдя на улицу, обнаружил, что пес так и сидит возле дома. Постучал в окно, все вышли, а Серега отдал псу обглоданные нами кости. Пес брезговать не стал, такой настырный оказался, столько времени ждал. Мы сели на лавку и смотрели, как он хрустит этими костями. - Смотрите, какие у него глаза благодарные, - смотрела на него довольная Марья. - Знаешь, Марь, я раньше собак любил, а потом почему-то стал их ненавидеть – сам не знаю почему. Хотя как вспомню лет пять назад – на меня овчарка напала – до сих пор мурашки по коже, может из-за этого. - А почему она на тебя напала? Ни с того ни с чего? - Не знаю…я шел мимо гаражей, то ли споткнулся, то ли рукой взмахнул… не помню уже, там мальчишка лет тринадцати-четырнадцати выгуливал свою здоровенную восточно-европейскую овчарку. Она, неожиданно развернувшись и оскалив зубы, резко кинулась на меня – я в этот момент натурально оцепенел от ужаса – сбила с ног и неожиданно вцепилась зубами выше колена. Мальчик отреагировал мгновенно, сразу в три прыжка подскочил к ней, схватил за ошейник и стал тянуть. Но собака вцепилась мертвой хваткой в ногу и стала мотать головой и тащить меня к себе, и я понял: сейчас она просто вырвет из меня кусок. Я ору пацану: «Не тяни собаку! Держи ей голову, она же сейчас разорвет мне ногу». Пацан полностью растерялся, и мне, лежа на земле, пришлось извернуться и схватить ее за ошейник. Тут и мальчишка обхватил ее за голову двумя руками и держит. Кровь уже хлещет, все брюки в крови. Сначала я попытался зажать нос, бил по носу кулаком. Эта кобелина только хрипит и фыркает - толку нет, и всё пытается мотать головой. Мальчик ей без конца кричит в ухо: «Фу, нельзя!», но бесполезно - мертвая хватка… - Да что толку-то нос зажимать…, - начал Серега. - Мимо мужик проходил, я ему ору: «Помоги нам!», а мужик как увидел эту картину, спрятался за угол гаража. И смотрит оттуда испуганно: «Я боюсь!». А пес еще больше разъярился, из-за того что я бить по носу его стал. Он стал еще сильнее вырываться и рычит, как бы повизгивая от злости. Я уже стал бояться, вдруг мальчишка его не удержит. Пацан лежит на нем всем весом, а овчарка сама килограмм семьдесят пять точно, больше чем у меня, - удержи такую… Лицо у него все белое, и смотрит на меня с таким ужасом... да я и за пацана боюсь, зная: не дай бог, обезумевшая овчарка его и меня может без лица оставить. «Мужик! - я ему опять кричу. - Кинь мне…, вон там кирпич лежит!». Мальчишка уткнулся в шею своей собаки, как заревет: «Не надо его кирпичом бить!»... - Вот сучонок…, собака человека рвет, а он…, - возмущался Серега. - Я уже боли не чувствовал, нога полностью онемела. Овчарку сам держу за ошейник, не отпускаю. Смотрю на пацана, как он рыдает, говорю: «Ты не реви, а голову крепче держи, может отцепится, я потерплю минут пять ещё». В конце концов, овчарка от меня отцепилась сама, наверно, просто-напросто устала: почти полчаса мертвой хваткой висела… - Ну а дальше что? - спросил Женька, смотря на меня широко раскрытыми глазами. - Я в книжках читал, что она по идее должна была, перехватывая зубами, до горла добраться. - Что дальше… когда отцепилась, мальчик ее оттащил. А этот мужик сходил в свой гараж, кое-как замотали ногу бинтами, и на своем «Урале» с коляской отвез меня в больницу. Женя… по поводу того, как ты сказал «перехватывая повыше»…. - я взглянул на Марью, стараясь подобрать соответствующее слово, - там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находятся… - Не умеешь ты, Вова, с собаками воевать. В ухо палец надо было засунуть или…, - Серега уже приготовился давать ликбез по этому поводу. Но Марья, зная Серегу, стукнула кулаком ему по плечу. - В больнице меня долго расспрашивали: что за собака, может, она бешеная. Я им наврал: мол, на реку ходил, там и поранился. А они мне: не ври, мы же видим, что тебя собака покусала; а мне просто не хотелось – начнут уколы ставить в живот. Девчонке знакомой ставили, потом рассказывала: довольно неприятная процедура. Обошлись одним уколом от столбняка, да раны обработали. Самое интересное: мужик ждал меня возле приемного покоя и даже домой потом отвез. - А мальчик? - удивленно спросила Марья. - Мальчик…? А что я все время говорю «мальчик»? Мне самому тогда только восемнадцать исполнилось. Мальчик домой, наверно, пошел. Не видел я его больше…да и зачем он мне нужен? - Как…?! - Простил я мальчику: не он же виноват, а собака дурная, и потому не люблю я их сейчас. - А как ты еще сообразил, что ей надо голову держать…не понимаю…я, наверно, давно бы в обмороке была, или разрыв сердца... - Жить захочешь – сообразишь, за сотую долю секунду сообразишь! Правильно, Серега? Да и собаку я ведь держал, знаю, на что они способны. - Конечно, правильно! Мы с братом на охоту ходили на уток, он как-то выстрелил, а стоял у меня за спиной – не знаю, кожей почувствовал, наверно, а может, слишком громкий звук спускаемой пружины услышал. Еле пригнуться успел – порох с его ружья все волосы мне на голове опалил. Он моложе меня, я хотел побить его, но передумал… а как с собаками бороться, Вов, я завтра на работе тебе расскажу. - Может, хватит на сегодня ужасов? - робко попросила наша девушка. - Приснится что-нибудь теперь. Она была права: прошло тридцать лет после этого, но до сих пор, хоть раз в месяц, по ночам, во сне, рвут меня собаки, много собак – только крови почему-то нет никогда. Когда зашли в дом, Серега приказал мне снять штаны, и даже Андрею захотелось посмотреть на четыре шрама, оставленных собакой. Спать легли, вдруг Серега спрашивает, улыбается наверно гад в темноте: - Ты как там сказал при Марье? Жизненно важные для мужчины органы…а если бы без них тебя бы собака оставила? - Повесился бы… и все. Марья шлепнула легонько по моей щеке. - Не болтай! Повесился бы… - А что? Так оно и было бы… - Слушайте вы, мужики, вы мне надоели уже с такими разговорами, я уже заметила: вы иногда забываетесь, что с вами рядом женщина есть. Как начнете что-то говорить, уши вянут. Я вчера подкралась к бане, подслушала, как вы там разговариваете между собой, даже покраснела от услышанного. - А ты не слушай! - засмеялись мы с Серегой. - Завтра аванс, - неожиданно подал голос Женька. - Мне Тонька сказала: по двадцать рублей выпишут… Договорить не успел, смехотворность суммы вызвала мощный хохот, и потом каждый начал комментировать, на что это можно потратить. Получив аванс, переодевшись после работы, устроили культпоход в сельпо. Сельпо представлял собой избушку, поделенную на две части, которые для простоты мы с Серегой назвали «несъедобная» и «полусъедобная». Оказалось, что вчера смеялись мы зря – в местном сельпо потратить деньги практически не возможно: половину прилавков занимал чай № 36, чай зеленый, печенье с истекшим сроком годности, рыбные консервы, "Завтрак туриста", резаные огурцы в банках, непонятно зачем они в этой деревне. В несъедобной части лежали никому не нужные товары народного потребления, вплоть до одежды, которую даже в деревне никто не собирался носить. Нам в этот день еще повезло: два раза в неделю привозили в коробках пряники, за ними пришлось постоять – местные брали по пять килограммов, и то в одни руки больше не давали, и брали явно не на еду. Еще Толик при жизни говорил: и из пряников самогон можно гнать. Помимо пряников Марья набрала какой-то хозяйственной ерунды и на мой вопрос: «Зачем ей это белиберда нужна?» смерила меня таким взглядом, что больше я этот вопрос женщинам не задаю – надо так надо. На следующий день Сергей спросил у Марьи: - Марья! А кто ты по национальности, то что «русская» и не скажешь. Уж больно смуглая ты. - Сережа, я точно не знаю. Я на папу похожа, а он на деда. У меня дедушка с бабушкой на Украине живут. Но так получилось, что дед и сам не знает своей национальности. И мама думает, что папа у нас - грек. - Твоя мама неверно думает. Я-то невооруженным взглядом вижу, что ты - еврейка! - Почему еврейка? - Мы вчера в сельпо заходили, я видел, как ты сначала кошелек с деньгами вытащила, потом передумала, повисла на Вовке: «Вова, я деньги забыла. Вова, купи мне это, купи мне то», - передразнил Марью Серега. Марья сощурила глаза, раздула ноздри на своем южном носу, превратившись в перевозбужденную хищную птицу, и с придыханием выплеснула: - Ты - предатель, Сережа! - Так если ты еврейка, что на правду обижаться, - захихикал представитель бурятского народа, да и непросто представитель, а наверно - гордость бурятского народа. В следующее мгновение журнал «Огонек», которых тут водилось великое множество, прошелестев в воздухе и распахнув страницы, скрыл на миг лицо предателя и разжигателя межнациональных конфликтов. Ждать, когда совершится обратный полет возмездия, она не стала и спряталась за меня. - Серег, - я вступился за Марью, - я знал, что у Марьи есть деньги, просто захотелось сделать для неё что-нибудь приятное. Это же мелочь. - Вот так, Сережа! Хотел мое честное имя опорочить? - торжествующе из-за моей спины произнесла Марья и отправила адресату еще один журнал, но мимо. Так первый и последний межнациональный конфликт закончился перемирием и печатью губной помады на моей щеке. А жизнь продолжалась, ощущение «ссылки» исчезло и больше не возникало.
Марти: Ирбис замечательная летопись жизни получается, и не только деревенской. [quote]бегающей в свободном доступе То есть кто хошь, тот лови На свободном выгуле. там у меня уже жизненно важные для мужчины органы находились… Ээээ, а почему прошедшее время
полная версия страницы