Форум » Наши переводы и публикации » "Голубой замок" Люси Монтгомери, перевод Хелга » Ответить
"Голубой замок" Люси Монтгомери, перевод Хелга
Хелга: Случилось так, что я влюбилась в эту книгу. И потихоньку начала свой перевод, для собственного удовольствия, ну и чтобы так долго не ждать продолжения. И хочется, чтобы народ прочитал эту книгу. Лаванда, которая начала перевод и заинтересовала книгой, за что ей огромное спасибо , выкладывает текст на нескольких ресурсах, если продолжит. А я только здесь. Начну пока с 10-й главы, на которой чтение остановилось. 9 глава, перевод Лаванда Тапки, замечания, обсуждения, реплики, розочки и кирпичи привествуются в любом виде, размере и количестве.
Скрипач не нужен: Хелга пишет: Может, взять такой вариант "перешептывались в вышине"? Но все-таки не гудели. Хороший вариант! Мы лет 15 ездили на Селигер дикарями и жили как раз среди сосен на берегу. Может, где-то там в верхотуре они и гудят сами с собой, но тут, внизу, за гвалтом всей лесной живности их просто не слышно. Там что днём, что ночью всегда кто-то "разговаривает". Ну, а если уж ветер с ног валит, тогда всё гудит, включая улетающую палатку, "начинённую" собакой Tanya Замок роскошен! Только мне кажется, он в пору не Валенси, а Синей бороде. Неприступный, огромный, с окнами-бойницами и единственной подъездной дорогой через ров. И цвет бороды в тон
Хелга: Скрипач не нужен пишет: Может, где-то там в верхотуре они и гудят сами с собой, но тут, внизу, за гвалтом всей лесной живности их просто не слышно. Там что днём, что ночью всегда кто-то "разговаривает". Ну, а если уж ветер с ног валит, тогда всё гудит, включая улетающую палатку, "начинённую" собакой Вот-вот, у меня такие же впечатления от жизни среди сосен. Tanya пишет: Ждала, что кто-нибудь поинтересуется. Нет, не секрет совершенно. Это замок Бург Эльц (Burg Eltz) в Германии. Из шерлокхолмовских соображений искала замок в инете. Оказывается, была на верном пути, до Германии добралась. Удивительно, как играет цвет. Он выглядит совсем иначе, чем на других фотографиях из инета. Видимо, это еще связано с камнем, из которого стены выложены. И точка съемки, больше такой не нашла. А еще возникла ассоциация с замком из книги Мэри Стюарт "Полеты над землей".
Armillaria: Почему-то всегда слышу (точнее, наверное, ощущаю) некое напряжение воздуха в сосновом бору - как будто высокие деревья издают низкочастотные звуки... или это ветер в кронах Tanya, спасибо за интересный рассказ! Бург Эльц прекрасен!..
apropos: Tanya Чудный замок - словно по волшебству, как в сказке - неожиданно - из-за холмов и лесов - открывается усталым путникам и радует их глаз. Скрипач не нужен пишет: он в пору не Валенси, а Синей бороде. Мне показалось, он подошел бы для обители Спящей красавицы - скрыт от посторонних взоров, но существует. В тишине и великолепии. Хелга У читателей естественная ассоциация с первым балом Золушки, которые оказался... несколько своеобразным. Но явился решительный Принц - и убегать уже нужно не от него, а с ним, и незачем терять хрустальную туфельку. Барни хорош во всех появлениях и проявлениях.
Tanya: Armillaria apropos Спасибо, не могла не поделиться. Когда Хельга начала выкладывать перевод, сразу вспомнился наш прошлогодний вояж. apropos пишет: он подошел бы для обители Спящей красавицы Действительно, что-то было там от Спящей Красавицы - тишина, нарушаемая только пением птиц, вид замка внизу и никого вокруг...
Хелга: Глава XXI «Просто посидим здесь, — сказал Барни, — а если кому-то в голову придет стоящая мысль, обсудим ее. В ином случае, помолчим. Не считайте себя обязанной разговаривать со мной». «Джон Фостер говорит, — процитировала Валенси, — что, “если вы полчаса сидите рядом с человеком, молчите и чувствуете себя совершенно уютно, вы сможете стать друзьями. Если нет, вы никогда не подружитесь, и даже не тратьте понапрасну время”». «Очевидно, иногда Джон Фостер изрекает разумные вещи», — признал Барни. Они долго сидели в тишине. Маленькие кролики прыгали, пересекая дорогу. Пару раз где-то весело расхохоталась сова. Далеко на юго-западе в небесах собирались серебристые облака, как раз над тем местом, где, должно быть, находился остров Барни. Тени деревьев кружевами расчертили дорогу. Валенси была совершенно счастлива. Бывает, что-то рождается внутри медленно, а что-то – словно вспышка молнии. Валенси настигло последнее. Теперь она точно знала, что любит Барни. Еще вчера она принадлежала самой себе, сегодня же – этому мужчине. Хотя он еще ничего не сделал и не сказал. Он даже не смотрел на нее, как на женщину. Но это не имело значения. Как и то, кем он был и что совершил. Она любила его безо всяких оговорок. Все в ней стремилось к нему. Она не хотела душить в себе эту любовь или отказываться от неё. Оказалось, что она настолько принадлежит ему, что мысли не о нем, мысли, в которых он был не на первом месте, стали невозможны. Она вдруг и полностью осознала, что любит его, в тот момент, когда он наклонился над дверью, объясняя, что у Леди Джейн закончился бензин. Она взглянула в его глаза в лунном свете и поняла это. За одно короткое мгновение все изменилось. Старое ушло прочь, пришло новое . Она больше не была маленькой старой девой, незаметной Валенси Стирлинг. Она стала женщиной, которая любит, и от этого богатой и значительной — для себя самой. Жизнь потеряла пустоту и бесполезность, а смерть больше не могла обмануть ее. Любовь уничтожила последний ее страх. Любовь! Нечто обжигающее, мучительное, невыносимо сладкое, овладевшее телом, душой и мыслями! Нечто прекрасное, неуловимое, чисто духовное в своей сердцевине, словно легкое голубое сияние внутри нерушимого бриллианта. Никакие мечты не могли сравниться с этим. Больше она не была одинока. Она стала одной из многих своих сестер – женщин, которые когда-либо любили. Барни не нужно знать об этом – хотя, она бы не возражала, если бы он знал, хоть чуть-чуть. Но теперь любовь была в ней самой, и все вокруг удивительным образом изменилось. Просто любить! Она не просила, чтобы любили ее. Ей было достаточно вот так сидеть рядом с ним в тишине, вдвоем, этим летним вечером, в белом лунном сиянии, на ветру, что прилетал из сосновых лесов. Она всегда завидовала ветру. Свободный. Гуляющий сам по себе. Через холмы. Над озерами. Каким вкусом, какой мелодией он обладал! Какой магией приключений! Валенси казалось, что она обменяла свою изношенную душу на новую, еще горячую, с наковальни из кузницы богов. Оглядываясь назад, она видела лишь скучную, бесцветную, безвкусную жизнь. Теперь же перед ней появилась поляна фиалок, пурпурных и ароматных – своих собственных. Неважно кто был или что произошло в прошлом Барни – неважно, кто будет или что произойдет в будущем – никто никогда не отнимет у нее этот прекрасный миг. Она полностью отдалась очарованию момента. «Когда-нибудь мечтали о воздушном шаре?» – вдруг спросил Барни. «Нет», – ответила Валенси. «А я да… часто. Мечтаю лететь через облака, видеть пожар заката, побывать в центре сильной бури, чтобы молнии сверкали вокруг; посмотреть на серебряный покров из облаков при полной луне – чудесно!» «Это так и звучит, – подтвердила Валенси. – А я остаюсь в своих мечтах на земле». И она поведала ему о своем Голубом замке. Ей было легко рассказывать ему. Казалось, он понимал все, даже то, о чем ничего не было сказано. А затем она коротко описала как жила до того, как пришла к Ревущему Абелю. Она хотела, чтобы он понял, почему она отправилась на танцы в «чащобу». «Знаете – у меня никогда не было настоящей жизни. Я просто… дышала. Все двери всегда были передо мной закрыты. «Но вы еще молоды», – сказал Барни. «О, я знаю. Да, я «еще молода» – но это совсем не то, чтобы быть просто молодой», – с горечью ответила Валенси. В какой-то момент она чуть было не призналась Барни, почему ее возраст не имеет отношения к ее будущему, но вовремя спохватилась. Она не станет в эту ночь думать о смерти. «Хотя, я никогда не была по-настоящему молодой, – продолжила она – «до сегодняшней ночи – добавила про себя» – У меня никогда не было такой жизни, как у других девушек. Вам не понять. Почему, – у нее возникло отчаянное желание, чтобы Барни узнал худшее о ней, – Я даже не любила свою мать. Разве это не ужасно, не любить свою мать?» «Довольно ужасно – для нее», – сухо ответил Барни. «О, она об этом не знала. Она принимала мою любовь, как должное. А я не была для нее или кого-либо еще полезной или приятной. Я была просто… э-э-э… овощем. И я устала от этого. Поэтому я пришла вести хозяйство у мистера Гея и ухаживать за Сисси». «И, я полагаю, ваши родственники посчитали вас сумасшедшей». «Да… они и сейчас так считают, – сказала Валенси. – Но это для них удобно. Им лучше думать, что я сумасшедшая, чем дурная. Другого выбора нет. Но я живу по-настоящему с тех пор, как пришла к мистеру Гею. Это чудесный опыт. Думаю, я расплачусь за него, когда придется вернуться, но он останется со мной». «Это правда, – согласился Барни. – если ты приобретаешь опыт, он только свой, собственный. И неважно, сколько ты платишь за него. Чей-то чужой опыт никогда не станет твоим. Да, таков наш забавный старый мир». «Вы думаете, он и правда старый? – мечтательно спросила Валенси. – Никогда не верила в это в июне. Все кажется таким молодым. В этом трепещущем лунном свете – как юная, вся в белом, девушка – в ожидании». «Лунный свет здесь, на краю чащобы, иной, чем в других местах, – согласился Барни. – Он всегда каким-то образом дает ощущение чистоты – и тела, и души. И конечно, золотой век всегда возвращается весной». Было уже десять часов. Черное облако драконом поедало луну. Весенний воздух становился холодным – Валенси задрожала. Барни порылся во внутренностях Леди Джейн и вытащил старый пропахший табаком плащ. «Наденьте его», – приказал он. «А вы не хотите сами?» – запротестовала Валенси. «Нет. Не хочу, чтобы вы простудились прямо на моих глазах». «О, я не простужусь. У меня не было ни одной простуды с тех пор, как я пришла к мистеру Гею – хотя и делала всякие глупости. Это так забавно – я их так много натворила. Чувствую себя эгоисткой, надевая ваш плащ». «Вы три раза чихнули. Зачем доводить свой “опыт” с чащобой до гриппа или пневмонии? Он завернул ее в плащ и застегнул его на все пуговицы. Валенси подчинилась с тайным удовольствием. Как приятно, когда кто-то так заботится о тебе! Она уткнулась в ворот, пропахший табаком, и пожелала, чтобы вечер продолжался вечно.
Хелга: Спустя десять минут со стороны «чащоб» показалась машина. Барни выскочил из Леди Джейн и замахал рукой. Машина остановилась рядом. Валенси увидела дядю Веллингтона и Олив, в ужасе уставившихся на нее. Итак, у дяди Веллингтона есть автомобиль! И он, должно быть, провел вечер на Мистависе с кузеном Гербертом. Валенси чуть не расхохоталась в голос, заметив, как изменилось его лицо, когда он узнал ее. Старый надменный лгун! «Не могли бы вы поделиться бензином, чтобы я мог добраться до Дирвуда? – вежливо спросил Барни. Но дядя Веллингтон не слушал его. «Валенси, как ты здесь оказалась?» – сурово спросил он. «С божьего благословения», – ответила Валенси. «С этим беглым арестантом в десять часов вечера!» Валенси повернулась к Барни. Луна сбежала от своего дракона и осветила чертиков в ее глазах. «Вы беглый арестант?» «Это важно?» – вопросом ответил Барни – усмешка заиграла в его глазах. «Для меня нет. Просто спросила из любопытства», – продолжила Валенси. «Тогда не скажу. Никогда не удовлетворяю любопытство». Он повернулся к дяде Веллингтону, и его голос тотчас изменился. «Мистер Стирлинг, я попросил одолжить мне бензина. Если можете, очень хорошо, если нет – мы понапрасну вас задерживаем». Дядя Веллингтон оказался перед жуткой дилеммой. Одолжить бензин этой бесстыжей парочке! Но как отказать им! Уехать и оставить их здесь, в лесах Мистависа, возможно, до утра? Уж лучше дать им его, и пусть они скроются из виду, пока еще кто-нибудь их не увидел. «Есть во что налить бензин?» – угрюмо проворчал он. Барни достал из Леди Джейн двухгаллоновую меру. Мужчины отправились к задку машины Стирлинга и занялись краном. Валенси бросала хитрые взгляды на Олив из-под воротника плаща Барни. Та сидела с возмущенным видом, глядя прямо перед собой. Она не собиралась обращать внимание на Валенси. У Олив были личные причины для негодования. Сесил недавно был в Дирвуде и, конечно, слышал о Валенси. Он согласился, что она сошла с ума, и чрезвычайно озадачился, передается ли умопомешательство по наследству. Важный вопрос в деле обретения семьи – очень серьезный вопрос. Следовало подумать о наследниках. «Это у нее от Вансбарра, – оптимистично заявила Олив. – У Стирлингов никогда не было ничего подобного – никогда!» «Надеюсь, что это так, очень надеюсь, – с сомнением отвечал Сесил. – Но так или иначе – пойти в служанки – как еще это можно объяснить? Твоя кузина!» Бедной Олив послышался скрытый намек. Портлоуренсовские Прайсы не привыкли объединяться с семьями, члены которых «работали». Валенси не могла сопротивляться искушению. Она повернулась к Олив. «Обидно, Олив?» Олив, холодным тоном. «Что обидно?» «Вот так попасться». На мгновение Олив решила, что больше не посмотрит на Валенси. Но долг пересилил. Она не должна потерять шанс. «Досс, – умоляюще сказала она, повернувшись к Валенси, – возвращайся домой, сегодня же». Валенси зевнула. «Ты говоришь, словно на собрании секты возрожденцев, – сказала она – Да так оно и есть». «Если ты вернешься…» «Все будет прощено». «Да», – горячо сказала Олив. Не блестяще ли было бы, сумей она уговорить вернуться эту блудную дочь? «Мы никогда не напомним об этом. Досс, иногда я ночами не сплю, думая о тебе». «Обо мне, живущей своей жизнью», – смеясь, сказала Валенси. «Досс, не могу поверить, что ты такая дурная. Я всегда говорила, ты не можешь быть дурной…» «И я не верю, что могу, – сказала Валенси. – Боюсь, что я безнадежно правильная. Я просидела здесь с Барни Снейтом целых три часа, и он даже не попытался поцеловать меня. Но я бы не возражала, если бы он сделал это, Олив». Валенси все еще сидела, наклонившись. Шляпка с малиновой розой сползла ей на глаза… улыбка… что произошло с ней! Она выглядела – не хорошенькой – Досс не могла быть хорошенькой, но соблазнительной, дразнящей – да, именно так, и это просто отвратительно. Олив откинулась назад. Продолжать разговор было ниже ее достоинства. В конце концов, Валенси, должно быть, и сумасшедшая, и дурная. «Спасибо, этого достаточно, – сказал Барни из-за машины. – Премного обязан, мистер Стирлинг. Два галлона – семьдесят центов. Благодарю вас». Дядя Веллингтон неловко вскарабкался в машину. Он хотел высказать Снейту свое мнение, но не осмелился. Кто знает, что этот тип может сотворить, если его спровоцировать? Нет сомнения, что у него имеется оружие. Дядя Веллингтон нерешительно взглянул на Валенси. Но она отвернулась, наблюдая, как Барни заправляет бензином утробу Леди Джейн. «Поехали, – потребовала Олив. – Ждать нет смысла. Сейчас я расскажу тебе, что она мне наговорила». «Маленькая потаскушка! Бесстыжая маленькая потаскушка!» – сказал дядя Веллингтон.
Мими Малфой: Хелга! Мне очень понравился ваш перевод! Роман замечательный! Как будто проживаешь жизнь Валенси сама - настолько для меня живо и ярко все написано.
Мими Малфой: Оох... Сколько же у них всех заморочек и предрассудков! Нет ничего более глупого, чем придумывать миллион правил и ограничений и упустить в жизни нечто важное из-за надуманной невозможности обойти запреты. Какое счастье, что Валенси пытается (и успешно) вытянуть себя за уши из этого сонного болота.
федоровна: Хелга Хелга пишет: Бывает, что-то рождается внутри медленно, а что-то – словно вспышка молнии. Валенси настигло последнее. И дальше - такое чарующее описание озарения, прочувствования любви, счастья растянувшегося до вечности мгновения. Конечно, любовь зрела в ней все последнее время, и этот овеваемый ветром момент самопознания, обновления души - первый ее росток. Хелга пишет: Каким вкусом, какой мелодией он обладал! zip cпециально стал мелодией? А Барни со своим воздушным шаром великолепен! Хелга пишет: посмотреть на серебряный покров из облаков при полной луне – чудесно!» Скользить над серебряными облаками...? Хелга пишет: Он всегда каким-то образом дает ощущение чистоты И такое же ощущение от всей их встречи..
Юлия: Хелга Спасибо тебе! Милая Валенси, вкусившая свободы! Очень интересно и волнующе. Я не смею советовать, потому что не знаю английского. Но у меня возникло несколько вопросов, я напишу, а ты уж сама решишь насколько это в тему. В 20 главе Хелга пишет: Он … приезжал по озеру на легкой моторной лодке, чтобы провести службу для прихожан из небольших ферм на холмах – у них не было другой возможности послушать послания Евангелия. Прости, что влезаю, не зная ни английского, ни особенностей методистского богослужения. Но в русском религиозном обиходе говорят либо (богослужебные) чтения Евангелия или просто - Евангелия. Есть послания Апостолов , иногда просто говорят "чтение Апостола". Но так чтобы: послания Евангелия... Я не встречала никогда. Хелга пишет: Старый мистер Тауэр значительно отличался тем, что верил в то, что проповедовал. Как-то смутило - значительно отличался. Не смею советовать, но есть устойчивое выражение - выгодно отличался. Хелга пишет: Барни Снейт, сбежавший из тюрьмы атеист, фальшивомонетчик и растратчик. Губы Валенси кривились в улыбке, когда она думала об этом. Но ей было стыдно. Опять же не смею возражать - есть исходный авторский текст. Но в качестве ощущения. Когда губы, кривятся в улыбке, улыбка представляется недоброй, коварной, издевательской. Но когда радость переполняет сердце, у человека непроизвольно губы растягиваются в счастливой улыбке.
apropos: Хелга Отличный перевод, чудесная прогулка на Леди Джейн - и сердце мое теперь разрывается между Барни Снейтом, инспектором и Персиком. Как кстати они наткнулись на родственничков.
Wega: Хелга! Ощущение свободы от прошлого нарастает, ровно настолько же нарастает оторжение от семьи.... Но как-то мне немного не по себе от этого.. Как-бы велико оно (это оторжение) не было, чувство, похожее на ненависть к близким, в моём представлении не к лицу Валенси.
Хелга: Мими Малфой пишет: Нет ничего более глупого, чем придумывать миллион правил и ограничений и упустить в жизни нечто важное из-за надуманной невозможности обойти запреты. Увы, люди живут среди множества общественных и самоограничений. И никуда от этого не деться. Немногим удается выйти на свободу. федоровна пишет: И такое же ощущение от всей их встречи.. Юлия пишет: Милая Валенси, вкусившая свободы! Очень интересно и волнующе. Правда, здорово? Такое удовольствие читать и переводить, никогда не было такого при переводе. федоровна пишет: zip cпециально стал мелодией? Ну да, крутила и так и этак, остановилась на мелодии, хотя надо бы что-то погрубее, чтобы zipу соответствовало. Юлия пишет: Но так чтобы: послания Евангелия... Здесь сделала прямой перевод. Возьму просто Евангелия. Юлия пишет: есть исходный авторский текст. Но в качестве ощущения. Когда губы, кривятся в улыбке, улыбка представляется недоброй, коварной, издевательской. Но когда радость переполняет сердце, у человека непроизвольно губы растягиваются в счастливой улыбке. Да автор часто использует такой глагол относительно улыбки. Надо поискать другое слово, но чтобы оно соединяло иронию и счастье. Пока не соображу. apropos пишет: и сердце мое теперь разрывается между Барни Снейтом, инспектором и Персиком. А-а! Барни таки занял свое место. Ужасно рада. Wega пишет: Ощущение свободы от прошлого нарастает, ровно настолько же нарастает оторжение от семьи.... Но как-то мне немного не по себе от этого.. Как-бы велико оно (это оторжение) не было, чувство, похожее на ненависть к близким, в моём представлении не к лицу Валенси. Не к лицу? Ох, не согласна. Девочку душили и давили всю жизнь, глупыми правилами, насмешками, привили ей чувство неполноценности, читали ее письма, не давали никакого личного пространства, а она должна испытывать к ним любовь? Бунт зрел очень долго, и на краю жизни бомба взорвалась. И я, целиком и полностью разделяю ее неприязнь и отторжение от таких родных. Люди не всегда близки по крови, они близки по душам. Дамы, спасибо, что читаете, спасибо за тапки! И еще малепусенькая главка номер 22.
Хелга: Глава XXII Следующим, что услышали Стирлинги, стало то, что Валенси видели в кинотеатре в Порт Лоуренсе вместе с Барни Снейтом, а затем – за ужином в китайском ресторане. Истинная правда, которой более всех удивлялась сама Валенси. Однажды вечером, когда едва начали сгущаться сумерки, Барни приехал на своей Леди Джейн и без особых церемоний спросил у Валенси, не желает ли она прокатиться. «Я направляюсь в Порт. Поедете со мной?» Его глаза дразнили, а голос звучал чуть равнодушно. Валенси, больше не скрывая от себя, что поехала бы с ним куда угодно, в любое место, не заставила себя упрашивать и согласилась. Они проехали через Дирвуд. Миссис Фредерик и кузина Стиклз, выйдя подышать на веранду, увидели их несущимися в облаке пыли и растерянно уставились друг на друга, ища поддержки. Валенси, которая в неком своем темном прошлом боялась машин, была без шляпки, и ветер свободно трепал ее волосы. Она определенно схватит бронхит и умрет в доме Ревущего Абеля. На ней было платье с низким вырезом и короткими рукавами. А этот тварюга Снейт – без пиджака и курил трубку. Они мчались на скорости сорок – шестьдесят миль в час, как утверждала кузина Стиклз. Леди Джейн могла побить рекорд, когда хотела. Валенси весело помахала рукой своим родственникам. Что касается миссис Фредерик, она жалела, что не знает, как впасть в истерику. «Неужели это все, – глухо вопросила она, – за мои материнские страдания?» «Я не верю, – торжественно произнесла кузина Стиклз, – что наши молитвы не будут услышаны». «Кто, кто защитит это несчастное дитя, когда я уйду? – простонала миссис Фредерик. Что касается Валенси, она с трудом могла представить, что несколько недель назад сидела с ними на той веранде. Ненавидя фикус. Преследуемая дразнящими вопросами, словно черными мухами. Всегда думая о приличиях. Дрожа из-за чайных ложек тети Веллингтон и денег дяди Бенджамина. Боясь нищеты. Боясь всех. Завидуя Олив. Рабыня поеденных молью традиций. Ни на что не надеясь и ничего не ожидая. А теперь каждый день становился веселым приключением. Леди Джейн промчала пятнадцать миль, разделяющих Дирвуд и Порт, затем – через Порт. Барни проезжал мимо транспортных полицейских отнюдь не безупречно. Фары начинали мигать, словно звезды в чистом ночном, благоухающем лимоном воздухе. Валенси впервые понравился город, и она была в восторге от скорости. Неужели она когда-то боялась автомобилей? Она была совершенно счастлива, сидя рядом с Барни. Не то чтобы она обманывала себя, думая, что это имеет какое-то значение. Валенси прекрасно знала, что Барни пригласил ее, повинуясь внезапному порыву, рожденному жалостью к ней и ее маленьким жадным мечтам. Она выглядела усталой после сердечного приступа бессонной ночью и суетливого дня. Ей нужно было немного развлечься. Он пригласил ее в виде исключения. Кроме того, Абель был на кухне, в той стадии опьянения, когда начинал декларировать, что не верит в Бога, и петь похабные песни. На это время ей как раз стоило быть где-то подальше. Барни знал репертуар Абеля. Они пошли в кино – Валенси никогда не бывала в кино. Затем, обнаружив, что голодны, отправились есть жареных цыплят в китайский ресторан. А после покатили домой, оставив за собой разрушительный след скандала. Миссис Фредерик отказалась ходить в церковь. Она не могла выносить сочувственные взгляды и вопросы знакомых. Но кузина Стиклз ходила каждое воскресенье. Она заявила, что они должны нести этот крест.
Мими Малфой: Такое чувство, что Барни не отвечает Валенси взаимностью..:( Или умело это скрывает.
bobby: Хелга Великолепно! Хочется верить, что Барни приглашает Валенси, движимый не только Хелга пишет: повинуясь внезапному порыву, рожденному жалостью к ней и ее маленьким жадным мечтам. Наверное, чем-то она его привлекла, хотя изначально, думается, это было простое любопытство, сначала связанное с удивлением её необычным поведением, а после уже даже с некоторым её провоцированием, до каких же границ в соблюдении приличий и т. д. может Валенси дойти. Губы Валенси кривились в улыбке, когда она думала об этом. Но ей было стыдно. Хелга пишет: Надо поискать другое слово, но чтобы оно соединяло иронию и счастье. Может быть, такие варианты? Губы Валенси трогала легкая усмешка, когда она думала об этом. Или На губах Валенси начинала блуждать улыбка... Улыбка приподнимала (изгибала) уголки губ Валенси, когда она думала об этом.
Хелга: Мими Малфой пишет: Такое чувство, что Барни не отвечает Валенси взаимностью..:( Или умело это скрывает. А разве отвечает? bobby пишет: Наверное, чем-то она его привлекла, хотя изначально, думается, это было простое любопытство, сначала связанное с удивлением её необычным поведением, а после уже даже с некоторым её провоцированием, до каких же границ в соблюдении приличий и т. д. может Валенси дойти. Плюс еще жалость, думаю. И какое-то, может, подспудное стремление поиграть в покровителя? bobby пишет: Губы Валенси трогала легкая усмешка, когда она думала об этом. Или На губах Валенси начинала блуждать улыбка... Улыбка приподнимала (изгибала) уголки губ Валенси, когда она думала об этом. Все такие славные! Наверное, второй.
Хелга: Вопрос на засыпку. В главе V в начале, там где Валенси заходит в лавку к дяде Бенджамину есть такая фраза: "Twenty-nine," Uncle Benjamin was saying. "Dear me, Doss, you're dangerously near the second corner and not even thinking of getting married yet. Twenty-nine. It seems impossible." Дамы, пожалуйста, какие-то соображения о "втором угле".
Мими Малфой: Вроде должен быть хэппи-энд... Но тогда как? Просто для меня счастливый конец в таких историях - это взаимная любовь. А так получается, героиня будет счастлива, но не получая любви взамен, то есть дурнушка сумела найти радость в своих чувствах, не надеясь на взаимность. Автор - реалист.
полная версия страницы