Форум » Наши переводы и публикации » "Голубой замок" Люси Монтгомери, перевод Хелга » Ответить
"Голубой замок" Люси Монтгомери, перевод Хелга
Хелга: Случилось так, что я влюбилась в эту книгу. И потихоньку начала свой перевод, для собственного удовольствия, ну и чтобы так долго не ждать продолжения. И хочется, чтобы народ прочитал эту книгу. Лаванда, которая начала перевод и заинтересовала книгой, за что ей огромное спасибо , выкладывает текст на нескольких ресурсах, если продолжит. А я только здесь. Начну пока с 10-й главы, на которой чтение остановилось. 9 глава, перевод Лаванда Тапки, замечания, обсуждения, реплики, розочки и кирпичи привествуются в любом виде, размере и количестве.
apropos: Хелга Чудесное продолжение, а Барни просто душка. ДА, пока неясно, что он там испытывает - и испытывает ли вообще что-то к Валенси, но его желание сделать ей приятное, его к ней доброта - восхитительны.
Скрипач не нужен: Хелга Наше стародевное создание вверглось в пучину разврата - катается на старом "ведре с гайками" Леди Джейн, смотрит кино и ест жареную курицу в компании с атеистом. "Как страшно жить!" Хелга пишет: Губы Валенси кривились в улыбке, когда она думала об этом. Как вариант: при мысли об этом губы Валенси дрогнули в улыбке. Хелга пишет: Дамы, пожалуйста, какие-то соображения о "втором угле" Никакой достоверной информации у меня нет. Но в порядке версии. Если отталкиваться от одного из значений corner - грань, граница, то, может быть, имеется в виду приближение к границе возраста зрелости или что-то в этом роде? Помните, все эти аллегорические картины - "три возраста", "четыре возраста" - сначала пупс, потом упругая дева, потом "cappy and hairless"?
Хелга: Скрипач не нужен пишет: Помните, все эти аллегорические картины - "три возраста", "четыре возраста" - сначала пупс, потом упругая дева, потом "cappy and hairless"? Да, мысль такая, как бы получше сформулировать?
Armillaria: Хелга Как же это прекрасно... И как прекрасно написано Хелга пишет: «Валенси, как ты здесь оказалась?» – сурово спросил он. «С божьего благословения», – ответила Валенси. Тоже так думаю! Всё сильнее сопереживаю Валенси, всё сильнее ненавижу мерзких "родственничков". Хелга пишет: «Неужели это все, – глухо вопросила она, – за мои материнские страдания?» «Я не верю, – торжественно произнесла кузина Стиклз, – что наши молитвы не будут услышаны». «Кто, кто защитит это несчастное дитя, когда я уйду? – простонала миссис Фредерик. ... Она заявила, что они должны нести этот крест. etc, etc, etc... *шёпотом: Как только их липкие языки поворачиваются...* Кровь закипает, когда появляются эти проклятые лицемеры, мне доводилось встречать подобных особей; и сейчас попадаются время от времени. Теперь вот в книге попались Хелга пишет: «Обидно, Олив?» Олив, холодным тоном. «Что обидно?» «Обидно, Олив?» «Что обидно?» - откликнулась Олив холодным тоном.
Хелга: apropos пишет: ДА, пока неясно, что он там испытывает - и испытывает ли вообще что-то к Валенси, но его желание сделать ей приятное, его к ней доброта - восхитительны. Однозначно то, что она ему не противна. Скрипач не нужен пишет: Наше стародевное создание вверглось в пучину разврата - катается на старом "ведре с гайками" Леди Джейн, смотрит кино и ест жареную курицу в компании с атеистом. "Как страшно жить!" Ох, и не говори. Кровь стынет... Armillaria пишет: Кровь закипает, когда появляются эти проклятые лицемеры, мне доводилось встречать подобных особей; и сейчас попадаются время от времени. Теперь вот в книге попались Те же чувства! Armillaria пишет: «Обидно, Олив?» «Что обидно?» - откликнулась Олив холодным тоном. Спасибо, так лучше. Это место, то есть суть реплик, вообще перевела не совсем точно, но не придумалось пока иного.
федоровна: Хелга Хелга пишет: Дамы, пожалуйста, какие-то соображения о "втором угле". Вот на что я набрела. Статья из The Evening World Daily Magazine, аж от December 3, 1919. Статья называется You Are Not an Old Maid at 25! Now, it is unfortunately true that in France, and indeed throughout Europe, many young women, both those over and those under twenty five, will never find husbands because the World War so cut down the available supply of men. That situation, however, has nothing to do with the theory that the woman unmarried on her twenty-fifth birthday is out of the race, matrimonially speaking. According to a good New England saying, she has only turned the first corner. Thirty is the second corner; thirty-five, the third, forty, the fourth and last before the goal of spinsterhood comes in sight. Вот те раз! От второго угла Валенси еще 10 лет шагать, тогда уж и стародвичество в поле зрения появится.
Хелга: федоровна пишет: Вот те раз! От второго угла Валенси еще 10 лет шагать, тогда уж и стародвичество в поле зрения появится. О, какая ценная информация! Главное, что про углы упомянуто. А статья, видимо, в поддержку потерявших надежду дев.
Хелга: Глава XXIII В одну из бессонных ночей Сисси рассказала Валенси свою грустную историю. Они сидели у открытого окна. В эту ночь Сисси не могла лежать — она задыхалась, когда ложилась. Выгнутая тонким серпом луна повисла над лесными холмами, и в ее призрачном свете Сисси казалась совсем хрупкой, милой и невероятно юной. Дитя. Трудно было представить, как смогла она пережить свою страсть, боль и позор. «Он жил в отеле за озером. Приплывал вечерами в каное, и мы встречались в сосновом лесу на берегу. Он был студентом колледжа, сыном состоятельного человека из Торонто. О, Валенси, он не был плохим, – нет, не был. Но я так любила его, я и сейчас его люблю и всегда буду. Но я… не знала… кой-каких вещей. Не понимала. Потом приехал его отец и увез его. И… через некоторое время… я узнала… о, Валенси… я была так напугана. Я не знала, что делать. Я написала ему, и он приехал. Он… он сказал, что женится на мне, Валенси». «Но почему… почему..?» «Ах, Валенси, он больше не любил меня. Я прочла это в его глазах. Он… он просто предлагал жениться, потому что думал, что обязан сделать это… потому что жалел меня. Он не был дурным, но он был так молод – и с какой стати он должен был продолжать любить меня?» «Не стала бы искать для него оправданий, – сказала Валенси, немного помолчав. – Поэтому ты не пошла за него замуж?» «Я не могла… ведь он больше не любил меня. Отчего-то, я не могу объяснить почему, это казалось хуже, чем согласиться. Он… он немного поспорил… и уехал. Думаешь, я сделала правильно, Валенси?» «Да, думаю. Ты сделала все правильно. Но он…» «Не обвиняй его, дорогая. Пожалуйста. Давай больше не будем о нем говорить. Не нужно. Я хотела рассказать тебе, как это было… я не хотела, чтобы ты дурно думала обо мне…» «Я никогда так не думала». «Да, и я поняла это, как только ты пришла. О, Валенси, сколько ты сделала для меня! Я не могу выразить… но Бог благословит тебя за это. Я знаю, Он “воздаст твою меру”». Сисси поплакала, обняв Валенси. Затем вытерла слезы. «И это почти все. Я вернулась домой. И я не чувствовала себя очень несчастной. Думала, что должна бы, но не чувствовала. Отец не был суров со мной. А ребенок родился таким славным, Валенси, у него были такие чудные голубые глазки, волосы золотистыми колечками, гладкие как шелк, а пальчики крошечные и пухленькие. Я даже покусывала его нежное личико – нежно, так чтобы не сделать ему больно, да…» «Я понимаю… – почувствовав легкую дрожь, сказала Валенси. – Я знаю, женщина всегда знает… и мечтает…» «И он весь был мой. Никто больше не имел на него права. Когда он умер, о, Валенси, тогда я думала, что тоже должна умереть – не понимала, как можно перенести такую муку и жить. Видеть его глазки и знать, что он никогда не откроет их снова, тосковать о нем, маленьком и теплом, каждую ночь лежавшем рядом со мной, и думать, что он спит одинокий и холодный, под тяжелой мерзлой землей. В первый год было ужасно, потом стало немножко легче, никто ведь не думает об “этом самом дне в прошлом году”, но я была рада, когда узнала, что умираю». «Кто бы мог перенести жизнь, не будь надежды умереть?» – тихо пробормотала Валенси – конечно, это была цитата из одной из книг Джона Фостера. «Я рада, что рассказала тебе все», – вздохнула Сисси. – Я хотела, чтобы ты знала». Сисси умерла несколько дней спустя. Ревущего Абеля не было дома. Когда Валенси увидела изменившееся лицо Сисси, он хотела позвонить, чтобы вызвать врача, но Сисси не позволила ей. «Зачем, Валенси? Он ничего не сможет сделать. Я уже несколько дней знаю, что это… близко. Позволь мне умереть спокойно, дорогая – просто подержи меня за руку. О, как я счастлива, что ты рядом. Попрощайся с отцом за меня. Он всегда был добр ко мне, как умел… и Барни. Почему-то я думаю, что Барни…» Но приступ кашля не дал ей закончить и лишил последних сил. Она уснула, когда приступ прошел, все еще держа Валенси за руку. Валенси тихо сидела рядом. Она не была испугана и даже не чувствовала сожаления. На рассвете Сисси умерла. Она открыла глаза и посмотрела мимо Валенси на что-то, вызвавшее у нее внезапную и счастливую улыбку. И так, улыбаясь, она умерла. Валенси сложила руки Сисси на груди и открыла окно. На востоке, среди всполохов восхода, висела полная старая луна – ровная и прекрасная, словно новая. Валенси никогда не видела прежде такой старой, старой луны. Она наблюдала, как она бледнеет и тает, пока совсем не исчезла из виду в свете вновь рожденного дня. Маленький водоем на просеке сверкал на солнце, словно золотая лилия. Но мир вдруг похолодел для Валенси. Она вновь никому не была нужна. Ей не было жаль умершую Сисси. Она жалела ее живую, за все ее страдания. Никто больше не мог обидеть ее. Валенси всегда считала, что смерть ужасна. Но Сисси умерла так тихо, так радостно. И в последний миг… что-то… вознаградило ее за все. Сейчас она лежала, на своей белой постели, как ребенок. Прекрасная! И весь стыд и вся боль ушли навсегда. Ревущий Абель приехал, оправдывая свое прозвище. Валенси вышла из дома и сказала ему. Известие тотчас отрезвило его. Он спустился с двуколки, склонив свою огромную голову. «Сисси мертва… Сисси мертва, – рассеянно произнес он. – Я не думал, что это произойдет так скоро. Мертва. Когда-то она бежала по этой тропинке встречать меня, с маленькой белой розой в волосах. Сисси была чудесной малюткой. И хорошей девочкой». «Она всегда была хорошей девочкой», – сказала Валенси.
bobby: Хелга Как все грустно. Почему-то надеялась на лучший исход для Сисси, что с приходом Валенси она оживет, окрепнет... И что теперь делать Валенси? Вряд ли она может остаться жить в доме Ревущего Абеля. Вопрос вопросов. Жду продолжения...
Wega: bobby пишет: Как все грустно. Почему-то надеялась на лучший исход для Сисси, Хелга Действительно, теперь многое должно измениться... Как?!
Юлия: Хелга bobby пишет: Почему-то надеялась на лучший исход для Сисси Я хоть и не надеялась, но не думала, что все так быстро произойдет. А дядюшка предупреждал... bobby пишет: Вопрос вопросов Не перечесть. И что хотела Сисси сказать о Барни?.. Хелга пишет: Кто бы мог перенести жизнь, не будь надежды умереть? Джон Фостер может потягаться с Екклесиастом. Он мне все больше нравится.
apropos: Хелга Печальна история с Сисси - и очень проникновенна. Хелга пишет: Валенси всегда считала, что смерть ужасна. Но Сисси умерла так тихо, так радостно. И в последний миг… что-то… вознаградило ее за все. Описывать смерть - и читать о ней всегда трудно, но автору удалось это сделать как-то... легко и умиротворенно. Поразительно. Очень жаль Сисси, но еще больше - Абеля и Валенси. Как-то они теперь?
Armillaria: Хелга Прощай, Сисси... R.I.P. apropos пишет: Описывать смерть - и читать о ней всегда трудно, но автору удалось это сделать как-то... легко и умиротворенно +1 и так проникновенно, философски... Мне теперь отчётливее видится высота духа и внутренняя сила Сисси. И мне ещё сильнее теперь кажется, что Барни полюбил Валенси, - думаю, именно это Сисси хотела сказать, ей это открылось. Похоже, папаша "жениха" из тех же мерзопакостных, что и "стирлинг-банда"; верно, "промыл мозги" сыну, а может быть, и обрабатывать не пришлось - яблоко от яблони.
федоровна: Хелга apropos пишет: Описывать смерть - и читать о ней всегда трудно, но автору удалось это сделать как-то... легко и умиротворенно. Поразительно. Написать так может только тот, кто пережил уход из жизни близкого человека, который долго болел. Сисси из тех, кто добровольно идет на муки. Из тех, кто никогда и никому не сделает малейшего зла. Которые подставят вторую щеку... Хелга пишет: “воздаст твою меру” Может, " воздаст твоей мерой" или дать дословно " какою мерою мерите"?
Скрипач не нужен: Хелга Тяжелое время у Валенси. Распутье. Но куда ни пойди, перспективы безрадостные.
Хелга: Глава XXIV Валенси сама подготовила Сисси для похорон. Только ее руки касались несчастного измученного маленького тела. В день погребения старый дом был вычищен до блеска. Барни Снейт удалился. Он сделал все, что мог, чтобы помочь Валенси, убрал тело Сесилии белыми розами из сада, и уехал к себе на остров. Но все прочие были тут как тут. Весь Дирвуд и вся «чащоба». Они благородно простили Сисси. Мистер Брэдли провел красивую церемонию. Валенси хотела попросить об этом старого проповедника из церкви Свободных методистов, но воспротивился Ревущий Абель. Он был пресвитерианцем и никто, кроме пресвитерианского священника, не должен был отпевать его дочь. Мистер Брэдли проявил большой такт. Он обошел все подводные камни и, очевидно, старался от всей души. Шестеро уважаемых граждан Дирвуда опустили Сесилию Гей в могилу на аккуратном кладбище Дирвуда. Среди них был и дядя Веллингтон. Стирлинги явились на похороны в полном составе, мужчины и женщины. Но прежде собрался семейный конклав. Они были уверены, что теперь, когда Сисси мертва, Валенси вернется домой. Она просто не могла оставаться в доме с Ревущим Абелем. В свете этого, самым разумным решением – постановил дядя Джеймс – было прийти на похороны, чтобы своим присутствием узаконить ситуацию, то есть показать всему Дирвуду, что Валенси совершила весьма похвальный поступок, решив ухаживать за бедняжкой Сесилией Гей, и вся семья поддерживала ее в этом. Смерть, таинственная труженица, вдруг преобразила всю историю в достойную уважения. Если Валенси вернется домой и к соблюдению приличий, пока общественное мнение находится под влиянием момента, все сложится хорошо. Общество внезапно позабыло все дурные поступки Сисси и теперь помнило ее лишь, как милую скромницу – «сироту, выросшую без матери, без матери!» Это вопрос психологии, – подвел итог дядя Джеймс. Итак, Стирлинги явились на похороны. Даже неврит кузины Глэдис не помешал ей прийти. Кузина Стиклз в шляпке с вуалью, закрывающей все лицо, рыдала так скорбно, словно Сисси была для нее ближайшей и дражайшей. Похороны всегда напоминала кузине Стиклз о «своей собственной утрате». А дядя Веллингтон был среди несущих гроб. Валенси, бледная, чуть подавленная, с блеском в раскосых глазах, в своем потертом коричневом платье, спокойно расхаживала вокруг, усаживала присутствующих, беседовала со священником и гробовщиком, провожала «скорбящих» в гостиную и выглядела настолько чинной, благопристойной и настолько Стирлинг, что семейство прониклось чувством благосклонности. Разве это она – та девица, что просидела целую ночь в лесу с Барни Снейтом, что мчалась без шляпы через Дирвуд и Порт Лоуренс? Это была Валенси, которую они знали. Очень способная и умелая. Возможно, ее всегда немного принижали – Амелия на самом деле излишне строга – и у нее не имелось возможности проявить себя. Так думали Стирлинги. А Эдвард Бэк, живущий на полпути в Порт, вдовец с большой семьей, вдруг обратил и остановил на ней свое внимание, задумавшись, не подойдет ли она ему в качестве хорошей второй жены. Не красавица, но – как пятидесятилетний вдовец мистер Бэк резонно заметил самому себе – нельзя заполучить все и сразу. Короче говоря, матримониальные шансы Валенси никогда не были столь блестящи, как во время похорон Сесилии Гей. Что бы подумали Стирлинги и Эдвард Бэк, прочитай они мысли Валенси, остается лишь предполагать. Валенси ненавидела эти похороны, ненавидела людей, что пришли из любопытства, поглазеть на мраморно-белое лицо Сесилии, ненавидела их самодовольство, ненавидела надрывное меланхоличное пение и осторожные банальности мистера Брэдли. Если бы она могла выбирать, всей этой церемонии не было бы совсем. Она бы убрала Сисси цветами, спрятала бы ее от назойливых взглядов и похоронила рядом с ее безымянным малышом под соснами на заросшем травой церковном кладбище, что на границе с «чащобой», после короткой молитвы, прочитанной старым методистским священником. Она помнила, как Сисси сказала однажды: «Я хотела бы быть похороненной в чаще леса, куда никто не смог бы добраться, чтобы сказать, ‘’Здесь лежит Сисси Гей’’, и рассказать мою грустную историю». Но это! Так или иначе, все скоро закончится. Валенси абсолютно точно знала — и о том не подозревали ни Стирлинги, ни Эдвард Бэк — что намерена делать,. Она провела всю прошедшую ночь без сна, в раздумьях и в конце концов решила. Когда похоронная процессия покинула дом, миссис Фредерик нашла Валенси на кухне. «Дитя мое, – робко спросила она, – теперь ты вернешься домой?» «Домой, – рассеянно произнесла Валенси. Она надела фартук и прикидывала, сколько чая нужно приготовить к ужину. Должны были прийти несколько гостей из «чащобы» – дальние родственники Геев, годами не вспоминавшие о них. И она так устала, что была не прочь занять пару лишних лап у кошки. «Да, домой, – чуть суровей сказала миссис Фредерик, – Полагаю, ты не думаешь оставаться здесь теперь, одна с Ревущим Абелем». «О, нет, я не собираюсь здесь оставаться, – ответила Валенси. – Конечно, мне придется побыть здесь пару дней, чтобы навести порядок в доме. Но не дольше. Извини, мама, но мне так много надо сделать, все эти люди из «чащобы» придут на ужин». Миссис Фредерик ушла, весьма успокоенная, да и все Стирлинги с легкими сердцами отправились по домам. «Мы будем относиться к ней, словно ничего не произошло, когда она вернется, – постановил дядя Бенджамин. – Это лучший план. Так, словно ничего не произошло».
Хелга: Спасибо, дамы дорогие, за отклики и замечания! федоровна пишет: Может, " воздаст твоей мерой" или дать дословно " какою мерою мерите"? Первое, наверно, лучше ляжет.
Wega: Хелга Какая минорная и интригующая часть: не могу себе даже представить, что же решила Валенси. Вряд ли её решение обрадует родню.
apropos: Хелга Потрясающее продолжение! Понимаю Валенси, как ей тяжело видеть эти показательные респектабельные похороны. Теперь буду мучиться, что же она решила. Но это явно не возвращение домой. А Барни какой молодец - он мне все больше и больше нравится. Не словами, но делами проверяется настоящий мужчина. Можно тапочек: Хелга пишет: Она надела фартук и прикидывала, сколько чаю нужно приготовить к ужину - сколько чая, как мне кажется.
Хелга: Wega пишет: Вряд ли её решение обрадует родню. Такую родню может обрадовать лишь послушание и жизнь по их фарисейским правилам. apropos пишет: А Барни какой молодец - он мне все больше и больше нравится. Не словами, но делами проверяется настоящий мужчина. Сказала бы больше, но не могу. Спасиб за тапок!
полная версия страницы