Форум » Наши переводы и публикации » "Голубой замок" Люси Монтгомери - 2, перевод Хелга » Ответить
"Голубой замок" Люси Монтгомери - 2, перевод Хелга
Хелга: Случилось так, что я влюбилась в эту книгу. И потихоньку начала свой перевод, для собственного удовольствия, ну и чтобы так долго не ждать продолжения. И хочется, чтобы народ прочитал эту книгу. Тапки, замечания, обсуждения, реплики, розочки и кирпичи привествуются в любом виде, размере и количестве.
bobby: Я подумала о реакции Стирлингов на брак Валенси. Даже представить страшно... Хелга пишет: Потерпи еще глав 15 и все разрешится. Вроде так много (для нетерпеливых читателей) и в то же время так мало (уже сожалея о расставании с героями).
bobby: Хелга, вот тут еще такой момент, немного смутил... Но я хотела, чтобы ты говорил. Я не хочу, чтобы ты любил меня, но хочу, чтобы вел себя со мной, как обычный человек. Все-таки, наверное, Валенси в глубине души мечтает о том, чтобы он её полюбил, а такие слова звучат слишком резко, она не может такого хотеть. Может, смягчить как-то: Я не могу (не стану, не смею) требовать ( настаивать, претендовать, притязать) на твою любовь ко мне, но хочу... и т. д.
Tanya: bobby пишет: Я не могу (не стану, не смею) требовать ( настаивать, претендовать, притязать) на твою любовь ко мне, но хочу... и т. д. Хелга пишет: Я не хочу, чтобы ты любил меня Дело в том, что здесь у автора речь идет о физической любви, а не о влюбленности. Хелга, как мне кажется намеренно, смягчила это место. Точнее было бы перевести как: "Я не хочу, чтобы ты стал моим любовником" (дословно "делал со мной любовь"). Хотя, я бы все-таки отступила от оригинала и заменила "хочу" на "прошу". Барни, конечно, понимает, как ей неловко во всей этой ситуации и ценит её деликатность, готовность обходиться малым. Но он не позволяет ей думать, что их брак только формальность, и совершенно искренне целует её и называет "дорогая". Ведь он решил, что они будут мужем и женой со всеми вытекающими последствиями, а своих решений он, как мы уже знаем, не меняет.
apropos: Tanya пишет: он решил, что они будут мужем и женой со всеми вытекающими последствиями, а своих решений он, как мы уже знаем, не меняет. Как это чудесно выглядит - по-мужски. Решил - и точка. При условии, конечно, что мужчина нравится. А Валенси, конечно, неловко. Мало того, что сама предложение сделала, так еще и этот щекотливый момент надо как-то решать.
Хелга: Федоровна пишет: А чем пролитое молоко не подошло? А это место сомнительное, да и вспомнились дебаты по поводу невосстановимых яиц. Молоко лучше в данном контексте? Прямо как про корабль или яхту. Может, кота Везунчиком обозвать? О, точно! Беру не глядя! Tanya пишет: Интересно, откуда у него взялись шикарные ботинки? Украл? Купил на доходы от печатанья денег? Tanya пишет: Вообще-то, на нем был комбинезон, разве нет? Вот здесь с комбинезоном, каюсь, терзалась. Нашла вариант «широкие рабочие брюки» (вероятно, с помочами) и как-то решила обойти комбинезон. Как с нижней юбкой. Как тут поступить лучше? bobby пишет: Вроде так много (для нетерпеливых читателей) и в то же время так мало (уже сожалея о расставании с героями). Это две трети книги, так что осталось, в общем, не так уж много. bobby пишет: Все-таки, наверное, Валенси в глубине души мечтает о том, чтобы он её полюбил, а такие слова звучат слишком резко, она не может такого хотеть. Tanya пишет: намеренно, смягчила это место. Точнее было бы перевести как: "Я не хочу, чтобы ты стал моим любовником" (дословно "делал со мной любовь"). Да, здесь такой момент, что по-русски и не сформулируешь так, чтобы была понятна суть слов Валенси. В русском физическая любовь практически табуирована. «Не хочу, чтобы ты спал со мной» – тоже ведь не скажет так Валенси, хоть и смысл именно таков. Tanya пишет: Хотя, я бы все-таки отступила от оригинала и заменила "хочу" на "прошу". Да, может быть, и стоит. Но, мне кажется, здесь это «не хочу- хочу», несколько раз повторенное у автора, как-то подчеркивает состояние Валенси. Она хочет, смущена, взволнована, в смятении и потому именно так резка в речи. Tanya пишет: Барни, конечно, понимает, как ей неловко во всей этой ситуации и ценит её деликатность, готовность обходиться малым. Но он не позволяет ей думать, что их брак только формальность, и совершенно искренне целует её и называет "дорогая". Ведь он решил, что они будут мужем и женой со всеми вытекающими последствиями, а своих решений он, как мы уже знаем, не меняет. В 25-й, в сцене объяснения есть слова, что Барни понял больше, чем хотела Валенси. Он способен понимать многое, судя по всему, и не только не меняет решений, но и не делает ничего, что не желает делать, а если делает, то в полную силу. Юлия пишет: Это осознанный (насколько можно осознать и вместить его за короткий промежуток времени), и все же это именно взвешенное решение, и его внешний вид на свадьбе, конечно, свидетельствует о том же. Было бы, конечно, очень интересно увидеть Барни не только глазами Валери. Но даже наблюдение за его поступками дает чрезвычайно интересную картину внутреннего мира нашего Дроздоборода. Ощущается так, что его присутствие дает чувство надежности, а внутренний мир проглядывает даже в одежде, как пренебрежении атрибутами. Между ангелом и бесом.
bobby: Tanya пишет: десь у автора речь идет о физической любви, а не о влюбленности А я поняла в глобальном смысле, как именно о любви-влюбленности. Все равно получается несколько двусмысленно. Мне про интимную близость в данном случае даже в голову не пришло. Хелга пишет: «Не хочу, чтобы ты спал со мной» – тоже ведь не скажет так Валенси, хоть и смысл именно таков. Может, не прошу делить со мной постель? Так не пойдет?
Скрипач не нужен: Про постель хорошо. Можно ещё близость приплести))) Я не хочу/прошу близости.
Wega: Скрипач не нужен пишет: Я не хочу/прошу близости Отличное предложение! Вспоминается Маяковский: "Изводишь единого слова ради, Тысячу тонн словесной руды.." Из контекста ясно, о чём речь, и в то же время оно звучит целомудренно (деликатно), как и оно и должно в подобной ситуации звучать у Валенси.
Tanya: Хелга пишет: Нашла вариант «широкие рабочие брюки» (вероятно, с помочами) и как-то решила обойти комбинезон. Overalls (поверх всего) употребляется в значении "комбинезон" - т.е. да, первоначально были широкие брюки, но с нагрудником и широкими лямками, надевался для работы, поверх обычной одежды. Например, на спичечных фабриках в Англии был обязательным для всех рабочих, кроме тех, что укладывали спички в коробки. Overalls с длинными рукавами был затем взят как одежда для армии. Wiki Потом постепенно вошел в обиход как просто повседневная одежда, а далее - и нарядная, со всякими "вариациями на тему". Вот здесь навалом всяких. bobby пишет: не прошу делить со мной постель Валенси еще не знает, что там в его хижине на острове, есть ли там вообще отдельное место для нее, поэтому не может так сказать. И, Хелга права, Барни понимает больше, чем сказано - он понимает, что она хочет испытать в оставшееся ей время всё, но все же пытается дать ему право выбора в этой ситуации, якобы не претендуя на физическую близость.
Хелга: Tanya пишет: Вот здесь навалом всяких. Глаза разбежались. Хотела вопреки автору одеть Барни в штаны, но, смирившись с оригиналом, остается выбирать ему комбинезон. Tanya пишет: Барни понимает больше, чем сказано - он понимает, что она хочет испытать в оставшееся ей время всё, но все же пытается дать ему право выбора в этой ситуации, якобы не претендуя на физическую близость. Момент для нее такой хрупкий. Не пожелаешь, ейбо. Еще вариант ко всем предыдущим : любил, как жену? Но как-то формально звучит. Хотя, здесь она может чуть формально высказаться.
Хелга: Глава XXVII Кузина Джорджиана шла по тропе, ведущей к ее маленькому дому. Она жила в полумиле от Дирвуда и хотела зайти к Амелии, чтобы узнать, вернулась ли Досс домой. Кузина Джорджиана очень хотела увидеть Досс. У нее имелось кое-что важное для нее. То, что, по ее мнению, она будет рада услышать. Бедняжка Досс! У нее была такая скучная жизнь. Кузина Джорджиана призналась себе, что не хотела бы жить под каблуком у Амелии. Но отныне все изменится. Кузина Джорджиана ощущала себя невероятно значимой. Она даже на время почти забыла о размышлениях, кто же из них будет следующим. А навстречу ей, от дома Ревущего Абеля, по дороге шла Досс, собственной персоной, в довольно вызывающем зеленом платье и шляпке. Какая удача! Кузина Джорджиана могла сообщить свою чудесную новость прямо сейчас, и никто ей не помешает. Само Провидение, можно сказать, пришло на помощь. Валенси, прожив четыре дня на своем чудесном острове, решила, что может наконец сходить в Дирвуд и сообщить родственникам, что вышла замуж. Иначе, обнаружив, что она исчезла из дома Ревущего Абеля, они кинутся на поиски. Барни предложил подвезти, но она предпочла пойти одна. Валенси лучезарно улыбнулась кузине Джорджиане, которая, как она помнила, была одной из тех, кого она знала много лет назад, и совсем не плохим созданием. Валенси была так счастлива, что могла бы улыбнуться любому, даже дяде Джеймсу. Ее вполне устраивала компания кузины Джорджианы. С того момента, когда число домов вдоль дороги стало расти, она начала подозревать, что любопытные глаза наблюдают за ней из каждого окна. «Полагаю, ты идешь домой, Досс?» – спросила кузина Джорджиана, пожимая руку Валенси, осматривая ее платье и размышляя, имеется ли под ним белье. «Так или иначе», – уклончиво ответила Валенси. «Тогда я пойду с тобой. Очень хотела увидеть тебя, Досс, дорогая. У меня есть замечательные новости». «Да?» – рассеянно спросила Валенси. С какой такой радости у кузины Джорджианы столь таинственный и важный вид? Да какая разница? Никакой. Ничто не имело значения, кроме Барни и Голубого замка на Мистависе. «И с кем, как ты думаешь, я разговаривала на днях?» – игриво спросила кузина Джорджиана. Валенси не смогла догадаться. «Эдвард Бэк, – кузина Джорджиана понизила голос почти до шепота. – Эдвард Бэк». И к чему такая таинственность? И отчего кузина Джорджиана покраснела? «И кто же он, этот Эдвард Бэк?», – безразлично спросила Валенси. Кузина Джорджиана уставилась на нее. «Конечно же ты помнишь Эдварда Бэка, – с упреком сказала она. – Он живет в том прекрасном доме по дороге в Порт Лоуренс и регулярно посещает нашу церковь. Ты должна помнить его». «О, да, думаю, поняла, кто это, – сказала Валенси, напрягая память. – Это тот старик с шишкой на лбу и дюжинами детишек, что всегда сидит на скамье у двери, да?» «Не дюжины, дорогая, нет, совсем не дюжины. Даже не дюжина. Всего девять. По крайней мере, только девять живых. Остальные умерли. И он не старик – ему всего сорок восемь, это расцвет сил, Досс. И что тебе за дело до шишки?» «Конечно, никакого дела», – искренне ответила Валенси. Ей определенно было все равно есть ли у Эдварда Бэка одна или дюжина шишек, или их нет совсем. Но Валенси начала что-то подозревать. Кузина Джорджиана старательно сдерживала некий восторг. Неужели она вновь задумалась о замужестве? Замуж за Эдварда Бэка? Абсурд. Ей шестьдесят пять, если не больше, а ее маленькое нервное личико покрыто морщинами, словно ей все сто. Но все же… «Дорогая, – сказала кузина Джорджиана. – Эдвард Бэк хочет жениться на тебе». Валенси в свою очередь уставилась на кузину Джорджиану. Затем едва не расхохоталась, но, сдержавшись, лишь переспросила: «На мне?» «Да, на тебе. Он влюбился в тебя на похоронах. И пришел ко мне за советом. Ты знаешь, что я была хорошей подругой его первой жены. У него серьезные намерения, Досси. Это прекрасный шанс для тебя. И он очень обеспеченный, а ты ведь, ты… ты…» «Нет так молода, как прежде, – согласилась Валенси. – ”Ей уже дано то, что она имеет”*. Вы действительно думаете, что я стану хорошей мачехой, кузина Джорджиана?» «Уверена. Ты всегда любила детей». «Но девять все же многовато для начала», – серьезно возразила Валенси. «Двое старших уже взрослые, а третий почти. Остается всего шестеро, тех, что считаются. И большинство из них мальчики. Их проще воспитывать, чем девочек. Есть отличная книга «Забота о здоровье подрастающего ребенка» – наверное, у Глэдис имеется копия. Это очень поможет тебе. И есть книги о воспитании. Ты прекрасно справишься. Конечно же, я сказала мистеру Бэку, что я думаю, ты… ты…» «Прыгну на него», – поддержала ее Валенси. «О, нет, нет, дорогая. Я не выразилась столь неделикатно. Я сказала ему, что считаю, ты благоприятно отнесешься к его предложению. Это ведь так, да, милая?» «Есть только одно препятствие, – задумчиво ответила Валенси. – Дело в том, что я уже замужем». «Замужем! – кузина Джорджиана, остолбенев, уставилась на Валенси. – Замужем!» «Да. Во вторник вечером, в Порт Лоуренсе, я вышла замуж за Барни Снейта». К счастью для кузины Джорджианы рядом оказался воротный столб. Она схватилась за него. «Досс, дорогая, я немолодая женщина, а ты пытаешься насмехаться надо мной?» «Вовсе нет. Я говорю чистую правду. Ради Бога, кузина Джорджиана, – Валенси встревожилась, заметив знакомые симптомы, – не нужно рыдать посреди дороги!» Кузина Джорджиана проглотила слезы, но в качестве компенсации издала слабый стон отчаяния. «Ах, Досс, что ты наделала? Что ты наделала?» «Я же только что сказала вам, что вышла замуж», – сказала Валенси, спокойно и терпеливо. За… этого… этого… ужа… этого… Барни Снейта. Но почему? Говорят, у него уже есть дюжина жен». «Сейчас только я одна». «Что скажет твоя несчастная мать?» – простонала кузина Джорджиана. «Пойдемте со мной и услышите, если хотите узнать, – ответила Валенси. – Я как раз иду, чтобы сообщить ей». Кузина Джорджиана осторожно отпустила воротный столб, чтобы проверить, может ли стоять самостоятельно. Она кротко затрусила рядом с Валенси, которая внезапно обрела в ее глазах совсем иной облик. Кузина Джорджиана глубоко уважала замужних женщин. Но она с ужасом думала о том, что совершила эта бедная девочка. Так опрометчиво. Так безрассудно. Конечно же, Валенси сошла с ума. Но она казалась такой счастливой в своем безумии, что кузина Джорджиана вдруг на мгновенье ощутила, что будет жаль, если семья попытается вернуть ей рассудок. Никогда прежде у Валенси не бывало такого взгляда. Но что скажет Амелия? А Бен? «Выйти замуж за человека, о котором ты ничего не знаешь», – вслух подумала кузина Джорджиана. «Я знаю о нем больше, чем об Эдварде Бэке», – ответила Валенси. «Эдвард Бэк ходит в церковь, – сказала кузина Джорджиана. – А Бар… твой муж?» «Он пообещал, что будет ходить со мной по воскресеньям, когда будет хорошая погода». Когда они свернули к дому Стирлингов, Валенси удивленно воскликнула: «Посмотрите на мой розовый куст! Неужели он расцвел?» Так и было. Он покрылся бутонами. Огромными, малиновыми бархатистыми бутонами. Ароматными. Мерцающими. Чудесными. «Я искромсала его на части, и это, должно быть, пошло ему на пользу», – смеясь, сказала Валенси. Она нарвала целую охапку цветов – они будут так хороши на обеденном столе на веранде в доме на Мистависе – и пошла, все еще смеясь, вверх по ступенькам, осознавая, что там, глядя на нее сверху вниз, нахмурив лоб, стоит Олив, роскошная, как богиня. Олив, красивая и дерзкая. Ее изящные формы упакованы в розовый шелк и кружева. Ее золотисто-каштановые волосы густыми локонами струятся из-под большой белой шляпы с оборками. У нее нежная здоровая кожа. «Красавица, – спокойно думала Валенси, – но – она словно увидела кузину иными глазами – без толики индивидуальности». Итак, слава богу, Валенси вернулась домой, думала Олив. Но она совсем не похожа на раскаявшуюся блудную дочь. По этой причине Олив хмурилась. Валенси выглядела бесстыже триумфально! И это нелепое платье, эта странная шляпка, эта охапка кроваво-красных роз в руках. Олив вдруг почувствовала, что в этих платье и шляпке имелось что-то, чего совершенно не хватало ее собственному наряду. Это углубило складку на лбу. Она снисходительно протянула руку. «Ты вернулась, Досс? Какой теплый день, не правда ли? Ты гуляла?» «Да. Зайдешь?» «О, нет. Я только что вышла. Я часто прихожу, чтобы успокоить бедную тетушку. Она так одинока. Иду на чаепитие к миссис Бартлетт. Я должна помогать разливать чай. Она устраивает его по случаю приезда кузины из Торонто. Такая очаровательная девушка. Тебе она очень понравится, Досс. Думаю, миссис Бартлетт пришлет тебе приглашение. Возможно, ты забежишь чуть позже». «Нет, я так не думаю, – равнодушно ответила Валенси. – Я должна идти домой, чтобы приготовить ужин для Барни. Сегодня мы отправляемся поплавать на лодке по Миставе в лунном свете». «Барни? Ужин? – Олив разинула рот от удивления. – Что ты имеешь в виду, Валенси Стирлинг?» «Валенси Снейт, милостью Божией». Валенси покрутила пальцем с обручальным кольцом перед лицом потрясенной Олив. Затем легко миновала ее и вошла в дом. Кузина Джорджиана последовала за ней. Она не могла пропустить столь важную сцену, пусть даже Олив готова рухнуть в обморок. Олив не рухнула. Она тупо пошла по улице в сторону дома миссис Бартлетт. Что Досс имела в виду? У нее не могло быть… этого кольца… о, в какой очередной скандал эта умалишенная девица втянула свою несчастную семью? Ее следовало заткнуть… давным- давно. * ‘Whosoever hath, to him shall be given, and he shall have more abundance: but whosoever hath not, from him shall be taken away even that he hath.’— MATT. xiii. 12. …ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; - Евангелие от Матвея 13:12
Скрипач не нужен: Хелга Да можно же и не комбинезон, а штаны на помочах Широкие и временами грязные штаны на помочах. По-моему, очень живописно)) Практически Гекльберри. Как хорошо его Галкин в говорухинском фильме сыграл. И штаны на одной помочи там что надо Wega О, продолжение! Хелга, спасибо! Чудесно! Уж такая кузина Джорджиана заботливая
Хелга: Валенси открыла дверь гостиной и шагнула прямо в мрачное сборище Стирлингов, совершенно неожиданно для них. Собрание не было намеренным, по некому злому умыслу. Тетя Веллингтон и кузина Глэдис, тетя Милдред и кузина Сара просто зашли по пути домой после собрания миссионерского общества. Дядя Джеймс зашел, чтобы поделиться с Амелией информацией, касательно сомнительных вложений денег. Дядя Бенджамин, очевидно, забежал сообщить, что день жаркий и спросить, в чем различие между пчелой и ослом. Кузина Стиклз нетактично знала ответ: «одна получает весь мед, а другой весь воск», – и дядя Бенджамин был мрачен. Но все они, само собой, хотели узнать, вернулась ли Валенси домой, и, если нет, то какие шаги стоит предпринять в этом направлении. Итак, Валенси наконец явилась, уверенная и смелая, а вовсе не смиренная и униженная, какой ей следовало быть. И так странно, неприлично молодая. Она стояла в дверях и смотрела на них. Из-за ее спины выглядывала робкая любопытствующая кузина Джорджиана. Валенси была так счастлива, что перестала ненавидеть этих людей. Она даже готова была найти в них множество хороших качеств, которые прежде не замечала. И ей было жаль их. Жалость сделала ее мягкой. «Что ж, мама», – любезно начала она. «Итак, ты наконец-то пришла домой!» – сказала миссис Фредерик, доставая носовой платок. Она не осмелилась возмутиться, но право на слезы оставила за собой. «Ну, в общем, нет, – сказала Валенси и швырнула бомбу. – Я подумала, что должна зайти и сказать вам, что вышла замуж. Во вторник. За Барни Снейта». Дядя Бенджамин подскочил на стуле и плюхнулся обратно. «Господи, помилуй!» – тупо сказал он. Остальные, кажется, окаменели. Кроме кузины Глэдис, которая почувствовала себя дурно. Тете Милдред и дяде Веллингтону пришлось вывести ее на кухню. «Она должна соблюдать викторианские традиции», – с усмешкой сказала Валенси и без приглашения уселась на стул. Кузина Стиклз начала всхлипывать. «Был ли хоть один день в вашей жизни, когда вы не рыдали?» – поинтересовалась Валенси. «Валенси, - сказал дядя Джеймс, став первым, к кому вернулся дар речи, – ты имеешь в виду именно то, что ты только что сказала?» «Да» «Ты хочешь сказать, что ты на самом деле пошла и вышла замуж… замуж за этого дурного Барни Снейта… этого… этого… преступника, что….» «Да». «Тогда, – жестко заявил дядя Джеймс, – ты – бесстыжее создание, потерявшее чувства приличия и добродетели. Я умываю руки. И больше не хочу видеть тебя». «Что же вам останется сказать, когда я совершу убийство?» – спросила Валенси. Дядя Бенджамин вновь обратился к Богу, прося его милости. «Этот пьяный бандит… этот…» Глаза Валенси опасно блеснули. Они могут говорить все, что угодно, ей и о ней, но они не смеют оскорблять Барни. «Скажите, “чертов”, и вам станет легче», – предложила она. «Я могу выражать свои чувства, не употребляя ругательств. И я говорю тебе, ты покрыла себя вечным позором и бесчестием, выйдя замуж за этого пьяницу…» «Вы не были бы столь невыносимы, если бы хоть иногда выпивали. Барни не пьяница». «Его видели пьяным в Порт Лоуренсе… до поросячьего визга», – сказал дядя Бенджамин. «Если это правда, – а я не верю в это – у него была на то веская причина. А теперь предлагаю вам всем перестать корчить трагедию и принять все так, как есть. Я замужем – и вы ничего не можете с этим поделать. И я совершенно счастлива». «Полагаю, мы должны быть благодарны ему, что он женился на ней», – сказала кузина Сара, пытаясь взглянуть на светлую сторону дела. «Если он на самом деле это сделал, – заявил дядя Джеймс, только что умывший руки, – Кто обвенчал вас?» «Мистер Тауэрс из Порт Лоуренса». «Свободный методист!» – простонала миссис Фредерик, словно, будь этот методист заключенным, дело стало бы менее позорным. Это были первые слова, которые она промолвила. Миссис Фредерик не знала, что сказать. Все было слишком ужасно –– слишком ужасно – слишком кошмарно. Она надеялась, что, должно быть, скоро проснется. И это после столь прекрасных надежд на похоронах! «Волей-неволей задумаешься обо всех этих «не буди лихо… – беспомощно пробормотал дядя Бенджамин. – Эти небылицы, знаете ли – о феях, что забирают младенцев из колыбелей». «Едва ли Валенси в свои двадцать девять похожа на дитя, подкинутое эльфами», – насмешливо заметила тетя Веллингтон. «Она была самым странным младенцем из всех, что я видел, – парировал дядя Бенджамин. – Я говорил об этом, помнишь, Амелия? Я сказал, что ни у кого не видел таких глаз». «Я рада, что у меня никогда не было детей, – сказала кузина Сара. – Так или иначе, но они разбивают вам сердце». «Не лучше ли иметь разбитое сердце, чем увядшее? – поинтересовалась Валенси. – Прежде чем разбиться, оно, должно быть, ощущает что-то великолепное. Это стоит всей боли». «Чокнутая, определенно чокнутая», – пробормотал дядя Бенджамин со смутным ощущением, что кто-то уже говорил эти слова. «Валенси, – торжественно объявила миссис Фредерик, – молишься ли ты о прощении за непослушание своей матери?» «Мне следует молиться о прощении за столь долгое подчинение вам, – упрямо ответила Валенси. – Но я совсем не молюсь об этом, а просто благодарю Бога за свое счастье». «Лучше бы, – сказала миссис Фредерик, начиная запоздало плакать, – я увидела тебя мертвой, чем слушать то, что ты говоришь мне сейчас». Валенси смотрела на мать и теток и думала, понимали ли они хоть когда-нибудь настоящее значение слова «любовь». Ей стало жаль их больше, чем прежде. Они были так убоги. И даже не подозревали об этом. «Барни Снейт – мерзавец, который обольстил тебя, чтобы ты вышла за него», – сурово заявил дядя Джеймс. «О, это я его обольстила. Я попросила его жениться на мне», – ответила Валенси со злой усмешкой. «У тебя нет гордости?» – спросила тетя Веллингтон. «Есть и очень много. Я горжусь, что получила мужа, благодаря своим собственным усилиям. Кузина Джорджиана хотела помочь мне выйти замуж за Эдварда Бэка». «Эдвард Бэк стоит двадцать тысяч долларов и у него самый лучший дом между Дирвудом и Порт Лоуренсом», – сказал дядя Бенджамин. «Звучит прекрасно, – с издевкой в голосе сказала Валенси, – но не выдерживает, – она щелкнула пальцами, – сравнения с объятиями рук Барни и его щекой, прижавшейся к моей». «О, Досс! – воскликнула кузина Стиклз. Кузина Сара воскликнула: «О, Досс!» Тетя Веллингтон сказала: «Валенси, тебе не следует быть столь нескромной». «Почему, разве неприлично любить, когда тебя обнимает муж? Напротив, неприлично, если это не нравится». «Ждать от нее приличий? – саркастически спросил дядя Джеймс. – Она навсегда отрезала себя от всяких приличий. Она нашла свою яму. Пусть там и лежит». «Спасибо, – с признательностью ответила Валенси. – Как вам нравится роль Торквемады**! А теперь я и правда должна идти. Мама, можно мне забрать три шерстяные подушки, что я сшила в прошлую зиму?» «Бери их, забирай все!» – сказала миссис Фредерик. «Нет, я не хочу все, совсем немного. Не хочу захламлять свой Голубой замок. Только подушки. Я заеду за ними на днях, когда мы будем проезжать на машине». Валенси встала и направилась к двери. Там она обернулась. Ей было так жаль их всех. У них не было Голубого замка в сиреневой глуши Мистависа. «Все ваши невзгоды оттого, что вы мало смеетесь», – сказала она. «Досс, дорогая, – возопила кузина Джорджиана, – когда-нибудь ты узнаешь, что кровь гуще воды». «Разумеется. Но кому нужна густая вода? – парировала Валенси. – Мы хотим, чтобы вода была жидкой, сверкающей, кристально-чистой». Кузина Стиклз застонала. Валенси не пригласила их к себе – она боялась, что они явятся из любопытства. Но она спросила: «Мама, вы не против, если я буду заходить время от времени?» «Мой дом всегда открыт для тебя», – скорбно возвестила миссис Фредерик. «Ты не должна признавать ее, – сурово сказал дядя Джеймс, когда за Валенси закрылась дверь. «Я не могу забыть, что я мать, – возразила миссис Фредерик. – Моя бедная, несчастная девочка!» «Осмелюсь сказать, что это венчание незаконно, – уверенно объявил дядя Джеймс. – Вероятно, он уже был женат раз шесть. Но я снимаю с себя ответственность. Я сделал все, что мог. Думаю, вы согласитесь с этим. С этого момента, – дядя Джеймс вложил в голос весь пафос, на какой был способен, – Валенси мертва для меня». «Миссис Барни Снейт, – произнесла кузина Джорджиана, словно пытаясь услышать, как это звучит. «Без сомнения, у него пара десятков кличек, – сказал дядя Бенджамин. – На мой взгляд, этот человек наполовину индеец. Не сомневаюсь, что они живут в вигваме». «Если он женился под именем Снейт, и это не его настоящее имя, не значит ли, что брак не имеет законной силы?» – с надеждой спросила кузина Стиклз. Дядя Джеймс покачал головой. «Нет, женится человек, а не его имя». «Вы знаете, – сказала кузина Глэдис, которая пришла в себя и вернулась, но все еще дрожа, – У меня было отчетливое предчувствие на обеде по поводу серебряной свадьбы Герберта. Я все время вспоминала об этом. Когда она защищала Снейта. Вы все, конечно, помните. Это снизошло на меня, как откровение. Я сказала об этом Дэвиду, когда мы возвращались домой». «Что… что, – потребовала у космоса тетя Веллингтон, – что снизошло на Валенси? Валенси!» Космос промолчал, в отличие от дяди Джеймса. «Помните, недавно что-то говорили о раздвоениях личности ? Я не очень-то согласен со всеми этими новоиспеченными теориями, но в этом, возможно, что-то есть. Согласуется с ее необъяснимым поведением». «Валенси так любит грибы, – вздохнула кузина Джорджиана. – Боюсь, она отравится, наевшись по ошибке поганок, что растут в чащобе». «Есть вещи похуже смерти», – сказал дядя Джеймс, уверенный, что эта мысль озвучена им впервые на свете. «Никогда такого не бывало!» – прохныкала кузина Стиклз. Валенси, торопясь по пыльной дороге к прохладному Миставису и своему сиреневому острову, уже забыла о них – также как о том, что может упасть замертво в любой миг, если будет очень спешить. ** Торквемада – жестокий инквизитор, нарицательное по имени испанского инквизитора XV века.
Хелга: Дамы, здесь опять загадка этого дяди Бенджамина. У меня мозгов не хватает придумать. Uncle Benjamin had called, apparently, to tell them it was a hot day and ask them what was the difference between a bee and a donkey. Cousin Stickles had been tactless enough to know the answer--"one gets all the honey, the other all the whacks"-- Скрипач не нужен пишет: Да можно же и не комбинезон, а штаны на помочах Широкие и временами грязные штаны на помочах. Аха, подумала о таком варианте. Скрипач не нужен пишет: Как хорошо его Галкин в говорухинском фильме сыграл. И штаны на одной помочи там что надо Он там такой лапа!
Tanya: Хелга Хелга пишет: любил, как жену Может как-то так: относился ко мне, как к настоящей (взаправдашней) жене?
Tanya: Хелга пишет: what was the difference between a bee and a donkey. Cousin Stickles had been tactless enough to know the answer--"one gets all the honey, the other all the whacks"-- Задумалась . Загадка снова построена на одинаковом звучании (омофоне) слов whacks-wax, в переводе будет "тумак (пинок, удар) - воск". Нашла употребление этой загадки в Ново-Зеландской газетной публикации от 17 октября, 1863 года .
bobby: Хелга Спасибо за продолжение. Стирлинги повели себя, в общем-то, как и следовало ожидать. Кстати, дамы были не столь нетерпимы, нежели мужчины, пытаясь найти в браке с Барни хоть что-то положительное. Удивила миссис Фредерик, не ожидала от неё такой снисходительности. Похоже, смирилась уже с "чудачествами" дочери. Барни, похоже, надлежащим образом принял на себя супружеские обязанности.
Юлия: Хелга Отличная сцена! Триумф Валенси. Она их победила своей независимостью, счастьем и любовью! Счастье Валенси ощущается во всем - в теплом сияющем дне, в ее платье свежей зелени, в ее светлом без тени обид или раздражения отношения к родственникам и, конечно, в расцветшем кусте роз. И Валенси , срезав все лишнее, расцвела. Мне кажется, образ зацветшего куста перекликается и с расцветшим посохом Аарона (символ избранничества – другие люди могут не видеть его и отрицать, но посох расцвел, хотят они признавать это или нет), и с притчей о бесплодной смоковнице. Помните в евангелии от Луки: хозяин приказал срубить не приносящее плоды дерево, чтобы не истощало зря землю. Но садовник отказался срубить, а предложил удобрить, окапать и дать ей время до следующего года. Валенси, конечно, использовала свой шанс и "зацвела", не смотря на то, что уже никто, даже она сама, не надеялся на чудо.
Wega: Хелга! Спасибо за продолжение!! Приношу своё извинение на отсутствие положенных атрибутов вежливости: у меня вчера обновился браузер и теперь сплошная неразбериха!! Юлия! Спасибо! Цитата: Помните в Евангелии от Луки: хозяин приказал срубить не приносящее плоды дерево, чтобы не истощало зря землю. Но садовник отказался срубить, а предложил удобрить, окапать и дать ей время до следующего года. Валенси, конечно, использовала свой шанс и "зацвела", не смотря на то, что уже никто, даже она сама, не надеялся на чудо. Очень уместным и красноречивым оказалась это сравнение.
apropos: Хелга Ох, как события разворачиваются! Семейка Валенси в шоке, выглядят смешно и жалко, и их действительно жаль - вряд ли они когда испытали хотя бы сотую долю того сияющего счастья, в каком купается она сама. Барни сделал для нее чудо своими руками (с). Юлия пишет: Валенси , срезав все лишнее, расцвела. Очень символично, да, именно так все и произошло. bobby пишет: дамы были не столь нетерпимы Дамы уважают статус замужней женщины. И где-то даже завидуют Валенси (Олив, например). Мужчины же брюзжат и негодуют, как мне кажется, частично от собственного бессилия - что не могут руководить и указывать в создавшейся ситуации, а еще больше - из упрямства, не желая признавать свое поражение.
полная версия страницы