Форум » Наши переводы и публикации » "Голубой замок" Люси Монтгомери - 2, перевод Хелга » Ответить
"Голубой замок" Люси Монтгомери - 2, перевод Хелга
Хелга: Случилось так, что я влюбилась в эту книгу. И потихоньку начала свой перевод, для собственного удовольствия, ну и чтобы так долго не ждать продолжения. И хочется, чтобы народ прочитал эту книгу. Тапки, замечания, обсуждения, реплики, розочки и кирпичи привествуются в любом виде, размере и количестве.
Хелга: apropos пишет: И, кстати, вспоминая некогда развернувшийся разговор о "жизненности" в литературе - Голубой замок одновременно и очень жизненный, и при этом не опускает и не макает читателей в грязь, но поднимает его над ней, показывая красоту жизни и красоту любви. И поднимает массу жизненных вопросов, трагических, драматических, не лишая надежды, но даря ее. Книги разные нужны и важны, но вот такие, по моему глубокому убеждению, есть соломинка, за которую можно схватиться утопающему.
apropos: Хелга пишет: И поднимает массу жизненных вопросов, трагических, драматических, не лишая надежды, но даря ее. Вот-вот. И как важно, что дает книга - гнетущее чувство обреченности, грязи и фальши - или надежды и чистоты.
bobby: Хелга Какие продолжения! Барни - человек-загадка... Поэт, бродяга, романтик... Валенси несколько скучноватую историю про него напридумывала. На кассира в банке Барни никак не тянет. Хелга пишет: У лесов свой собственный образ жизни, даже с этими нарочитыми одуванчиками. Скоро вся эта назойливая желтизна и самодовольство исчезнут, и мы обнаружим туманные, словно призраки, шары, парящие в высокой траве в полной гармонии с традициями леса». «Это прозвучало так по-фостерски», – поддразнила его Валенси. Точно Фостер... Или как-то связан со всем этим... Хелга пишет: Мать и кузина Стиклз мрачно вязали. Как всегда, целеустремленные и сердитые. Эти не изменятся... никогда apropos пишет: читая эту книгу, появляется удивительное ощущение добра, чистоты и красоты apropos пишет: Голубой замок одновременно и очень жизненный, и при этом не опускает и не макает читателей в грязь, но поднимает его над ней, показывая красоту жизни и красоту любви.
Хелга: bobby пишет: Барни - человек-загадка... Поэт, бродяга, романтик... Валенси несколько скучноватую историю про него напридумывала. На кассира в банке Барни никак не тянет. Точно-точно, ну какой там кассир! Но мужчина - бродяга, поэт, романтик, да еще добрый и не меняющий своих решений - это нечто!
apropos: Хелга пишет: мужчина - бродяга, поэт, романтик, да еще добрый и не меняющий своих решений И очень надежный, да, это подкупает. Хелга пишет: ну какой там кассир! На кассира никак не тянет. bobby
Галина: Хелга пишет: Не знаю, пафосно, конечно, но для меня это просто родник какой-то. Хорошо, что Вы это сказали. Я думаю как-то так же. Для меня произведения Люси Монтгомери и Элизабет Гаскелл стали какими-то поразительными открытиями и совершенно необходимыми вещами. Большое спасибо за перевод. И что немаловажно - за хороший перевод, который не стоит на месте.
Юлия: Хелга Нет слов! Так красиво и проникновенно! И Фостер незримо витает над счастливой четой
Klo: Юлия пишет: И Фостер незримо витает над счастливой четой Как бы это сказать... Свечку держит!
Хелга: Галина пишет: Для меня произведения Люси Монтгомери и Элизабет Гаскелл стали какими-то поразительными открытиями и совершенно необходимыми вещами. Для меня тоже! Юлия пишет: И Фостер незримо витает над счастливой четой Klo пишет: Как бы это сказать... Свечку держит! Ох уж этот Фостер. Да Барни ревнует к нему, определенно.
apropos: Хелга пишет: Барни ревнует к нему, определенно Валенси слишком часто упоминает этого типа - Фостера и явно увлечена если не им самим, то его книгами. Барни можно понять.
Скрипач не нужен: Хелга Живая, по-настоящему живая вещь. Столько всего в ней описано, но совсем не утомляет. Наоборот - читается взахлёб. Кстати, о живом. Это не тапок! Просто интересно, что Монтгомери имела в виду за растение, которое называет можжевеловым деревом. Можжевельники - хвойные и вечнозеленые. apropos пишет: Голубой замок одновременно и очень жизненный, и при этом не опускает и не макает читателей в грязь, но поднимает его над ней, показывая красоту жизни и красоту любви. Подписуюсь! Хелга пишет: "Голубой замок" беру без сомнения. Есть один момент, который меня немножко расстроил. Хочется обсудить. Но это уже потом. Объяснить без спойлерения не получится)) Галина И что немаловажно - ... который не стоит на месте. Ох! Если это про меня, то не бейте сильно. Мне и так стыдно. Зашиваюсь. Совсем на перевод времени нет. Но он ползёт. Чесслово!
Хелга: Скрипач не нужен пишет: Есть один момент, который меня немножко расстроил. Хочется обсудить. Но это уже потом. Объяснить без спойлерения не получится)) Да, у меня тоже есть такой момент, даже два. Скрипач не нужен пишет: Просто интересно, что Монтгомери имела в виду за растение, которое называет можжевеловым деревом. Можжевельники - хвойные и вечнозеленые. Тоже этим озадачилась, порылась в сети, но ничего иного не нашла.
mario83: Эх, так жаль знать продолжение!!! В который раз себя ругаю за привычку обязательно прочитать конец книги....
федоровна: Хелга mario83 пишет: Эх, так жаль знать продолжение!!! В который раз себя ругаю за привычку обязательно прочитать конец книги.... А я рада, что устояла, не ведаю ни сном ни духом ни о каких моментах, вообще получается, что не читала нескольких глав оригинала, перевод затянул, да и тимьяну не хватает.
Хелга: mario83 пишет: В который раз себя ругаю за привычку обязательно прочитать конец книги.... Сочувствую, но, увы, помочь нечем. Осмелюсь дать совет: не читайте конец перед началом. федоровна пишет: да и тимьяну не хватает. Да, тимьян это дело такое, всегда мало.
Хелга: Глава XXXIV В эту весну у Валенси было два чудесных момента. Однажды, возвращаясь домой через лес, с охапкой цветущей эпигеи и веток карликовой сосны в руках, она встретила знакомого ей человека – Алана Тирни. Алан Тирни был знаменитым художником, пишущим женские портреты. Зимой он жил в Нью-Йорке, но едва озеро освобождалось ото льда, приезжал на Миставис, где имел собственный коттедж на острове в северной части озера. У него была репутация любящего одиночество, эксцентричного человека. Он никогда не льстил своим моделям. В том не было нужды, потому что он никогда не писал тех, кому требовалась лесть. Стать моделью для кисти Алана Тирни — лучшее признание своей красоты для любой женщины. Валенси так много слышала о нем, что не удержалась, чтобы не обернуться и бросить на него застенчивый любопытный взгляд. Прозрачные лучи весеннего солнца, просочившись сквозь ветви огромной сосны, наискосок упали на ее черные волосы и раскосые глаза. На ней был бледно-зеленый свитер, а волосы перехвачены венком, сплетенным из линней. Зеленый фонтан дикого букета струился из ее рук. У Алана Тирни загорелись глаза. «У меня был посетитель», — сказал Барни на другой день, когда Валенси вернулась из очередной прогулки по лесу. «Кто?» — удивленно, но без интереса спросила Валенси и начала наполнять корзину цветами эпигеи. «Алан Тирни. Он хочет писать тебя, Лунный Свет». «Меня? — Валенси уронила и корзину, и цветы. — Ты смеешься надо мной, Барни». «Нет. Ради этого он и приходил. Спросить моего согласия написать портрет моей жены — в образе Духа Маскоки или что-то в этом роде». «Но… но, — промямлила Валенси, — Алан Тирни никогда не пишет каких-то… но только… «Красивых женщин, — закончил Барни. — Признано. Что и требовалось доказать, мистрис Барни Снейт – красивая женщина». «Чушь, — сказала Валенси, наклонившись, чтобы собрать упавшие цветы. — Ты знаешь, что это чушь, Барни. Я понимаю, что стала выглядеть немного лучше, чем год назад, но я не красива». «Алан Тирни никогда не ошибается, — сказал Барни. — И не забывай, Лунный Свет, существуют разные типы красоты. Твое воображение ослеплено образом твоей кузины Олив, безупречной красавицы. О, я видел ее — она изумительна — но ты едва ли поймаешь Алана Тирни на желании писать ее портрет. Я бы сказал о ней так – пусть грубо, но точно — она выставила весь свой товар на витрину. Но ты подсознательно убеждена, что никто не может считаться красивым, если не выглядит, как Олив. А еще ты помнишь себя такой, какой была в те дни, когда душе не дозволялось светиться на твоем лице. Тирни что-то говорил об изгибе твоей щеки, когда ты оглянулась через плечо. Ты же знаешь, я часто говорил тебе — этот жест приводит в смятение. А твои глаза добили его. Если бы я не был совершенно уверен, что его интерес чисто профессионален — он на самом деле старый сварливый холостяк — я бы заревновал». «Все это хорошо, но я не хочу, чтобы меня писали, — сказала Валенси. — Надеюсь, ты сказал ему об этом». «Я не мог ему так сказать. Я не знал, что ты хочешь. Но я сказал, что не желаю, чтобы он написал портрет моей жены, а потом вывесил в салоне, и толпа глазела бы на нее. Принадлежащую другому мужчине. Потому что я, разумеется, не смогу купить эту картину. Но даже если бы ты захотела, Лунный Свет, твой муж-тиран не разрешил бы тебе. Тирни был слегка поражен. Он не привык, чтобы ему отказывали таким образом . Его просьбы всегда звучат по-королевски». «Но мы вне закона, — засмеялась. — Мы не кланяемся перед указами и не признаем власть». Про себя же она беспощадно подумала. «Хочу, чтобы Олив узнала, что Алан Тирни хотел писать мой портрет. Мой! Маленькой старой девы Валенси Стирлинг, какой она была». Второй момент случился одним майским вечером. Она узнала, что действительно нравится Барни. Она всегда надеялась, что это так, но иногда ее охватывало противное ощущение, что он лишь из жалости так добр, мил и дружелюбен с нею. Зная, что ей недолго жить, он решил помочь хорошо провести то время, что ей осталось, но в глубине души с нетерпением ждет, когда вновь станет свободным, избавившись от женского существа, вторгнувшегося в его крепость на острове, от болтуньи, семенящей рядом в его лесных скитаниях. Она знала, что он не любит ее. Да и не хотела этого. Если бы он полюбил ее, то стал бы несчастен после ее смерти — Валенси никогда не избегала этого слова. Никаких «покинула этот мир». Она не хотела, чтобы он был хоть сколь несчастлив. Но ей не хотелось, чтобы он был рад — или почувствовал облегчение. Она желала, чтобы он любил и скучал по ней, как по хорошему другу. Но ни в чем не была уверена до того вечера. Они гуляли на закате по холмам. В поросшей папоротником расщелине набрели на нетронутый родник и напились воды из берестяной чашки; затем вышли к старой сломанной изгороди и уселись отдохнуть на перекладину. Они почти не разговаривали, но Валенси вдруг ощутила странное единство. Она не могла бы почувствовать это, если бы не нравилась ему. «Ты милая маленькая штучка, — вдруг сказал Барни. — О, ты милая маленькая штучка! Мне кажется, ты слишком хороша, чтобы быть настоящей — и только снишься мне». «Почему я не могу умереть сейчас — в эту минуту — когда так счастлива», — подумала Валенси. Впрочем, ей оставалось совсем немного. Однако, отчего-то, она чувствовала, что переживет год, который определил ей доктор Трент. Она не берегла себя, даже не пыталась. Но, тем не менее, всегда рассчитывала пережить свой год. Она не давала себе думать об этом. Но в этот миг, сидя рядом с Барни, ощущая, как он сжимает ее руку, она внезапно осознала, что у нее уже давно, по меньшей мере, два месяца, не было сердечных приступов. Последний случился за две или три ночи перед тем, как Барни попал в бурю. С тех пор она забыла, что у нее есть сердце. Скорее всего, это предвещало приближение конца. Природа прекратила борьбу. Больше не будет боли. «Боюсь, меня ожидают мрачные небеса после такого года, – думала Валенси. – И, может быть, кто-то забудет. Это было бы… хорошо? Нет, нет. Я не хочу забывать Барни. Лучше быть несчастной на небесах, помнящей его, чем счастливой, но забывшей. А я всегда, вечно, буду помнить, что и правда, правда, нравилась ему».
apropos: Хелга Просто таю от Барни и Валенси. Барни влюблен и ревнует. И до чего умны и точны их мысли и слова. Действительно, не книга, а родник. она выставила весь свой товар на витрину Именно, красота, за которой ничего нет, одна картинка. всегда рассчитывала пережить свой год. Хочется надеяться, что автор пощадит свою героиню и своих читателей. И сколько мудрости в рассуждениях Валенси. Скрипач не нужен пишет: Но он ползёт. Чесслово! Чудесно! Читатели терпеливо ждут.
Хелга: apropos пишет: Чудесно! Читатели терпеливо ждут. Терпеливо и вежливо.
mario83: Хелга пишет: Осмелюсь дать совет: не читайте конец перед началом. Безнадёжно, к сожалению!!! Сколько раз уже обжигалась и зарекалась! А всё равно - прочитаю первые пару-тройку глав и обязательно сразу же читаю последние пару страниц, чтобы знать, чем же дело закончится. Единственный роман, который при таком способе чтения только добавил интриги - был "Милый друг", настолько было непонятно, кто все эти люди на последних страницах А ваш перевод чудесен!!!
Галина: Я ни к кому не была невежлива. Просто порадовалась, что перевод "Голубого замка" идёт очень шустро. Никаких аналогий не проводила. И второго смысла в моих словах не было.
полная версия страницы