Форум » Наши переводы и публикации » "A Tangled Web" - "В паутине" Люси Монтгомери, перевод » Ответить
"A Tangled Web" - "В паутине" Люси Монтгомери, перевод
Хелга: Роман написан в 1931 году.
Хелга: В паутине Люси Мод Монтгомери Montgomery, L. M. (Lucy Maud), 1874-1942 1931 Моим добрым друзьям мистеру и миссис Фред В. Райтам в память об одной веселой неделе Прием у тети Бекки I О старом кувшине Дарков рассказывают дюжину историй. Эта что ни на есть подлинная. Из-за него в семействах Дарков и Пенхаллоу произошло несколько событий. А несколько других не произошло. Как сказал дядя Пиппин, этот кувшин мог попасть в руки как Провидения, так и дьявола. Во всяком случае, не будь того кувшина, Питер Пенхаллоу, возможно, сейчас фотографировал бы львов в африканских джунглях, а Большой Сэм Дарк, по всей вероятности, никогда бы не научился ценить красоту обнаженных женских форм. А Дэнди Дарк и Пенни Дарк не поздравляли бы себя с тем, что выбрались из своей истории без потерь. Этот кувшин по праву принадлежал тете Бекки Дарк, урожденной Ребекке Пенхаллоу. Фактически, большинство Дарков были урожденными Пенхаллоу, а большинство Пенхаллоу – урожденными Дарками, за исключением изрядного меньшинства Дарков, что были урожденными Дарками или Пенхаллоу, урожденных Пенхаллоу. В трех поколениях шестьдесят Дарков заключили брак с шестьюдесятью Пенхаллоу. Полученное в результате генеалогическое переплетение озадачивало всех, кроме дяди Пиппина. Ни один Дарк не мог вступить в брак с кем-то иным, кроме Пенхаллоу, и ни один Пенхаллоу – ни с кем иным, кроме Дарка. Говорили, что когда-то они не выбирали иных. А ныне никто не выбирал их. По крайней мере, так утверждал дядя Пиппин. Но слова дяди Пиппина нужно принимать с изрядной натяжкой. Ни Дарки, ни Пенхаллоу отнюдь не пришли в упадок. Они все еще оставались гордыми, крепкими, жизнеспособными семьями, которые спорили и сражались внутри клана, но вставали нерушимой стеной против любого пришельца или вражьей силы. В каком-то смысле тетя Бекки являлась главой клана. С точки зрения возраста Кросби Пенхаллоу, которому исполнилось восемьдесят семь, при том, что ей было восемьдесят пять, мог оспорить ее старшинство, если бы его это заботило. Но восьмидесятисемилетнего Кросби Пенхаллоу интересовало лишь одно. До тех пор, пока он мог каждый вечер встречаться со своим закадычным другом Эразмусом Дарком, чтобы поиграть дуэтом на флейте и скрипке, тетя Бекки могла держать скипетр клана так долго, как ей хотелось. Нужно честно признать, что тетя Бекки не была особо обожаема семейством. Она слишком любила повторять, что всегда говорит чистую правду. А, как утверждал дядя Пиппин, пока правда оставалась на своем месте, не имело смысла вываливать ее всю там, где она была нежеланна. Но такт, дипломатичность и благоразумие, не говоря уже об уважении к чужим чувствам, тете Бекки были неведомы. Когда она хотела что-то сказать, она говорила это. Поэтому общество тети Бекки никогда и нигде не бывало скучным. Одни переживают тычки и удары, другие находят удовольствие наблюдать за людьми, суетящимися под ударами и тычками. Поскольку тетя Бекки от А до Я знала все печальные, странные или ужасные маленькие истории всего клана, ни у кого не имелось доспехов, которые бы ее копье не могло пронзить. Маленький дядя Пиппин утверждал, что не променял бы ни одного из «приемов» тети Бекки даже на хорошую драку. «Она – личность», – свысока заметил доктор Гарри Пенхаллоу в один из своих визитов домой по случаю чьих-то похорон. «Она – чудачка», – ворчал Утопленник Джон Пенхаллоу, который, будучи сам неисправимым чудаком, был снисходителен к соперникам. «Это одно и то же, – усмехался дядя Пиппин. – Вы все боитесь ее, потому что она слишком много знает о вас. Говорю вам, парни, только тетя Бекки и такие, как она, не дают нам зачахнуть». Тетя Бекки была для всех «тетей Бекки» уже двадцать лет. Однажды, когда на почту в Индиан Спринг пришло письмо, адресованное «Миссис Теодор Дарк», новый почтальон вернул его с пометкой «Личность не установлена». Но это было законное имя тети Бекки. Когда-то у нее был муж и двое детей. Они все умерли – так давно, что даже она сама почти забыла их. Она много лет жила в двух арендованных комнатах в Сосновом, иначе говоря, в доме своей старой подруги, Камиллы Джексон, в Индиан Спринг. Двери многих Дарков и Пенхаллоу были открыты для нее, потому что клан никогда не забывал о своих обязательствах, но тетя Бекки не бывала там. У нее имелись свой крошечный доход и Камилла, которой было легко управлять, так как она не была ни Дарк, ни Пенхаллоу. «Я собираюсь устроить прием», – сказала тетя Бекки дяде Пиппину, когда тот как-то днем зашел проведать ее. Он слышал, что она нездорова. Но обнаружил ее сидящей на кровати, среди подушек. На ее широком, с крупными чертами лице, как обычно, отражались ум и язвительность. Он отметил, что, вероятно, с ней ничего серьезного. Тетя Бекки слегла в постель много раньше, когда придумала, что ее игнорирует семейство. С тех пор как она переехала в Сосновый, тетя Бекки время от времени устраивала сборища, которые именовала «приемами». Она заимела традицию объявлять в местной газете, что миссис Ребекка Дарк принимает гостей в такой-то день. Приходили все, кто не мог придумать весомой причины для отсутствия. Они проводили два часа, обсуждая семейные сплетни, перемежаемые насмешками и злобными улыбками тети Бекки, чашкой чаю, сэндвичами и несколькими ломтиками торта. Затем расходились по домам зализывать раны. «Это хорошо, – сказал дядя Пиппин, – а то клан что-то заскучал. В последнее время не происходит ничего увлекательного». «Будет достаточно увлекательно, – ответила тетя Бекки. – Я собираюсь сообщить им кое-что, но не все, о том, кто получит старый кувшин после моего ухода». «Ого!» Дядя Пиппин был тотчас заинтригован. Но все же не забыл о манерах. «Зачем же так беспокоиться? Ты переживешь этот век». «Нет, не переживу, – ответила тетя Бекки. – Утром Роджер сказал Камилле, что я не переживу этого года. Он не сообщил мне, самому заинтересованному человеку, но я вытянула все из Камиллы». Для дяди Пиппина это оказалось шоком, и какое-то время он молчал. Уже три дня в его ушах стоял похоронный звон, но он не связывал его с тетей Бекки. На самом деле вообще никто не думал, что тетя Бекки умирает. Смерть, как и жизнь, казалось, забыла о ней. Он не знал, что сказать. «Врачи часто ошибаются», – промямлил он. «Но не Роджер, – мрачно заметила тетя Бекки. – Полагаю, я должна умереть. Кстати, я, возможно, уже мертва. Никто обо мне не беспокоится». «Почему ты так говоришь, Бекки? – спросила Камилла предательски задрожавшим голосом. – Разве я не беспокоюсь? «Нет, на самом деле, нет. Ты слишком стара. Мы обе слишком стары, чтобы искренне беспокоиться о ком-то или о чем-то. Ты прекрасно знаешь, что про себя думаешь: “Когда она умрет, я смогу пить крепкий чай”. Нет смысла подмигивать правде или прикрывать ее сантиментами. Я пережила всех своих друзей». «Ну, ну, а как насчет меня? – запротестовал дядя Пиппин. Тетя Бекки повернула к нему свою седую старушечью голову. «Ты! – почти высокомерно объявила она. – А ты-то при чем? Тебе же только шестьдесят пять. Я была замужем еще до твоего рождения. Ты лишь знакомый, если на то пошло. И едва ли родственник. Ты ведь лишь усыновленный Пенхаллоу, насколько я помню. Твоя мать всегда клялась, что ты сын Неда Пенхаллоу, но признаюсь, кое-кто в этом сомневается. Во время приливов случаются забавные вещи, Пиппин». «Не слишком вежливо», – отметил дядя Пиппин. И решил, что нет необходимости опротестовывать степень своей дружбы с тетей Бекки. «Камилла, – протрещала тетя Бекки. – Умоляю, прекрати плакать. Мне больно видеть это. Мне пришлось избавиться от Амброзин, потому что я не могла выносить ее хныканье. Амброзин плакала над всем – и над смертью, и над испорченным пудингом. Но одно извиняло ее. Это было единственным развлечением в ее жизни. Я готова умереть. Я испытала почти все, что можно, испила свою чашу до дна. Но я хочу умереть благочинно и правильно. Я собираюсь устроить большое собрание. Дата будет объявлена в газете. Но если вы хотите поесть, то придется принести все с собой. Я не намерена утруждать себя такими мелочами на своем смертном одре». Дядя Пиппин был искренне разочарован. Поскольку он жил один, пособие вдовца, случайные закуски и ланчи в домах друзей много значили для него. А теперь тетя Бекки собирается пригласить к себе гостей и не предложить им ничего перекусить. Это выглядело как-то негостеприимно. Все будут возмущены, но все придут. Дядя Пиппин знал своих Дарков и своих Пенхаллоу. Все до последнего жаждали знать, кому достанется старый кувшин. Каждый считал, что он или она должны получить его. Дарки всегда возмущались тем, что он принадлежит тете Бекки. Она была лишь Пенхаллоу. Кувшин же должен быть собственностью урожденного Дарка. Но старый Теодор Дарк нарочно оставил его по завещанию горячо любимой жене, и ничего тут не попишешь. Кувшин принадлежал ей, и она могла делать с ним все, что угодно. А за восемьдесят пять лет никто не сумел предсказать, что тетя Бекки сделает в том или ином случае. Дядя Пиппин вскарабкался на то, что он называл «двуколкой», и поехал прочь, погоняя смирную белую лошадку по узкой, неспешной, красного цвета проселочной дороге, что вела от Индиан Спринг к Бей Силвер. На его маленьком морщинистом, странно похожем на высохшее яблоко лице играла довольная усмешка, а удивительно молодые живые голубые глаза сверкали. Будет забавно понаблюдать за ужимками клана вокруг кувшина. Полноценное непредвзятое удовольствие для того, кто не был жизненно заинтересован в нем. Дядя Пиппин знал, что у него нет шансов получить кувшин. Он был, в лучшем случае, лишь четвертым кузеном, даже допуская то сомнительное происхождение, над которым насмехалась тетя Бекки. «У меня есть предчувствие, что старая леди собирается что-то устроить», – сказал дядя Пиппин своей белой кляче.
Хелга: Небольшой кусочек начала для затравки. И, конечно, есть несколько вопросов, по которым хотелось бы посоветоваться с заинтересованными лицами.
Tanya: Хелга Замечательный кусочек! Есть несколько тапочек, выложу позже, если не возражаешь. А еще ведь ГЗ не закончили , эх...
Хелга: Tanya Это такая прелестная вещь, что руки чешутся перевести ее. Помаленьку-полегоньку. И когда я возражала против тапок?
apropos: Хелга Неожиданно - и замечательно! Просто подарок для меня. Вкусно, остроумно, ярко - так пишет Монтгомери - и так ты ее переводишь. Очаровательные "затравочки" для завязок интриги, характерные персонажи, ирония через край. Словом, прочитала-проглотила. Тетя Беки тот еще фрукт, как говорится. Но хочу спросить - а почему бы не Бекки (с двумя К) - после Тома Сойера как-то привычнее, нет? Хелга пишет: проездные билеты вдовца - это матчасть, видимо, надо рыть. Может означать что угодно - от действительно каких-то скидок на транспорт (в чем я сомневаюсь, правда) - до идиоматического выражения (что скорее), обозначающее в те времена нечто - только современникам и местным уроженцам понятное.
Хелга: apropos пишет: Просто подарок для меня. Аха, для тех, кому интересно и не лень! apropos пишет: Очаровательные "затравочки" для завязок интриги, характерные персонажи, ирония через край. Ой, не говори, сразу такие яркие персонажи. Их очень много в этой вещи. Видимо, придется в шапке список составлять, чтобы не запутаться в первое время. Потом они укладываются. apropos пишет: Но хочу спросить - а почему бы не Бекки (с двумя К) - после Тома Сойера как-то привычнее, нет? Ага, это как раз один из вопросов. Я ее перевела на англицкий манер, она пишется Becky, что читается с одним "к", но, видимо, это все-таки режет русский глаз и слух. apropos пишет: это матчасть, видимо, надо рыть. Может означать что угодно - от действительно каких-то скидок на транспорт (в чем я сомневаюсь, правда) - до идиоматического выражения (что скорее), обозначающее в те времена нечто - только современникам и местным уроженцам понятное. Порыла, но пока ничего не нашла, выделила, как сомнительный вариант.
apropos: Хелга пишет: видимо, это все-таки режет русский глаз и слух. ну да - после Марк Твена (известного нам пеервода) - эта Бекки с детства в нас сидит. Действительно, привычнее. Так что, может, тебе пойти по следам уже известного правописания этого имени на русском языке. Хелга пишет: Порыла, но пока ничего не нашла Ну, если так и не найдется ничего, то, может, имеет смысл преподать это не буквально, а по смыслу - ну, не знаю, (угадать бы какой смысл подразумевается, гы) допустим, жил один, будучи вдовцом, и вынужденно переносил все тяготы холостяцкой жизни. Или напротив - пользовался преимуществами вдовца и был приглашаем на ланчи и закуски, что много значило... Ну, надеюсь, кто-нибудь это сделает лучше меня.
Хелга: apropos пишет: эта Бекки с детства в нас сидит. Действительно, привычнее. Так что, может, тебе пойти по следам уже известного правописания этого имени на русском языке. Пойду... apropos пишет: Или напротив - пользовался преимуществами вдовца и был приглашаем на ланчи и закуски, что много значило... Вот это хорошо! Но, может, еще что накопаю.
bobby: Хелга Начало динамичное! Колоритные персонажи и завязывающаяся интрига в ироничном ключе... Жду продолжения.
Tanya: Apropos пишет: пользовался преимуществами вдовца Здесь, скорее всего, имеется в виду некое пособие вдовам/вдовцам (наподобие welfare - пособие неимущим). Попробую уточнить.
Юлия: Хелга ! Как ты наш балуешь и радуешь! Спасибо тебе, дорогая! Тетя и дядя просто очаровательны. Уже предвкушаю, как они будут радовать нас.
Хелга: bobby пишет: Колоритные персонажи и завязывающаяся интрига в ироничном ключе... А дальше сколько колоритных персонажей! Tanya пишет: Попробую уточнить. Я что-то ничего толкового никак не найду. Юлия пишет: Как ты наш балуешь и радуешь! Главное, что есть кого радовать!
Хелга: II Невзирая на тот факт, что никаких закусок подано не было, все Дарки и все Пенхаллоу, по рождению, браку или усыновлению, кто сумел добраться до «приема» тети Бекки, были здесь. Даже старая ревматическая Кристин Дарк, которая годами никуда не выходила, заставила своего зятя привезти ее на повозке для молока через лес, что находился за Соснами. Межкомнатные двери у тети Бекки были раскрыты настежь, в гостиной расставлены стулья, а сама она, с горящими, как у кошки, глазами, принимала гостей, восседая на большой орехового дерева старой кровати под балдахином, завешанным пожелтевшим кружевом. Тетя Бекки спала на этой кровати со времен своего замужества и собиралась умереть на ней. Несколько женщин из племени уже положили глаз на эту кровать, и каждая из них надеялась получить ее, но сейчас все думали только о кувшине. Тетя Бекки отказалась наряжаться ради гостей. Она сказала Камилле, что не намерена утруждать себя, все равно ее не оценят. Поэтому она приняла их в выцветшем старом красном свитере, ворот которого плотно обтягивал ее сморщенную шею, седые волосы были закручены в тугой узел, венчающий голову. Но она надела свой бриллиантовый перстень и заставила страдалицу Амброзин нанести немного румян на щеки. «Это более чем неприлично в вашем возрасте», – протестовала та. «Приличия – это чушь собачья, – ответила тетя Бекки. – Я давным-давно распрощалась с ними. Поступай, как тебе нравится, Амброзин Уинворт, и будешь вознаграждена. Не желаю, чтобы дядя Пиппин заявил: “У старушки когда-то был неплохой цвет лица”. Нанеси аккуратно и густо, Амброзин. Никто из них не посмеет смеяться надо мной, как бы им хотелось, увидь они меня иссохшей и изможденной. Ей-богу, Амброзин, не могу дождаться этого дня. Он станет последней радостью, которой я смогу насладиться на этой стороне вечности, и я намерена упиться ею сполна, Амброзин. Все эти гарпии явятся сюда посмотреть, смогут ли они что-то заполучить. И я заставлю их покорчиться». Дарки и Пенхаллоу знали это очень хорошо, и каждый вновь прибывший приближался к ореховой кровати с тайной горестной уверенностью, что тетя Бекки задаст какой-нибудь особо ужасный вопрос, пришедший ей в голову. Дядя Пиппин приехал рано, имея в запасе несколько пачек любимой жевательной резинки, и выбрал место у дверей – выгодное положение, откуда он мог всех видеть и слышать все, что скажет тетя Бекки. Это был его куш. «Ага, вот явился муж, что сжег свою жену», – заявила тетя Бекки Стэнтону Гранди, длинному худощавому мужчине с саркастической улыбкой, он был изгоем – давным- давно женился на Робине Дарк, которую кремировал после смерти. Клан никогда не простил его, но Стэнтону Гранди было все равно, он лишь улыбнулся, посчитав это неудачной остротой. «Вся эта суматоха вокруг кувшина не стоит и пары долларов», – насмешливо заметил он, усаживаясь рядом с дядей Пиппином. Дядя Пиппин перекинул жвачку за другую щеку и тотчас легко соврал в пользу клана. «Четыре года назад коллекционер предложил тете Бекки сотню долларов за нее», – с чувством сказал он. Стэнтон Гранди был впечатлен и, чтобы скрыть это, сказал, что не дал бы и десяти. «Тогда зачем ты здесь?» – потребовал дядя Пиппин. «Чтобы развлечься, – холодно ответил мистер Гранди. – Из-за этого кувшина все будут на ножах». Дядя Пиппин от возмущения чуть не проглотил жвачку. Какое право имел изгой, которого еще и подозревали в том, что он был сведенборгианистом*, что бы это ни значило, насмехаться на причудами Дарков или странностями Пенхаллоу? Для него, Пиппина Пенхелоу, крещенного Александром, это было в порядке вещей. Он состоял в племени, пусть и наперекосяк. Но то, что Гранди, вышедший невесть откуда, явился с такой же целью, разозлило дядю Пиппина. Однако он не успел выразить свое возмущение, потому что другая гостья временно отвлекла его от возмутительного Гранди. «Не завела ли еще детей на королевской трассе?» – спрашивала тетя Бекки бедняжку миссис Пол Дарк, которая родила сына, выпустив его в сей суровый мир прямо в кабине Форда по пути в больницу. Дядя Пиппин озвучил единое чувство клана по этому поводу, сказав мрачно: «Повсюду царит бесхозяйственность». Смешок прошелестел по комнате, пока миссис Пол добиралась до стула, пылая лицом. Но интерес тотчас же переметнулся на Мюррея Дарка, красивого мужчину среднего возраста, что пожимал руку тети Бекки. «Так, так, пришел взглянуть на Тору, а? Она вон там, за Пиппином и этим Гранди». Мюррей Дарк пробрался к стулу, сетуя, что принадлежность к подобному клану превращает жизнь в собачью. Разумеется, он пришел, чтобы увидеть Тору. Все знали об этом, включая и саму Тору. Мюррею было начихать на кувшин Дарков, но он никак не могу упустить шанс увидеть ее. Не слишком много таких шансов у него имелось. Он был влюблен в Тору с того воскресенья, когда впервые увидел ее в церкви, невестой Кристофера Дарка, пьяницы и неудачника Криса Дарка, обладающего вероломным очарованием, против которого не могла устоять ни одна девица. Все семейство было в курсе, но ни разу не случалось никакого скандала. Мюррей просто ждал, когда Крис окочурится. Тогда он женится на Торе. Он был умным, состоятельным фермером и имел бездну терпения. Со временем он укротил свое сердечное желание, хотя иногда слегка недобро размышлял, как долго этот чертов Крис намерен упорствовать. Дарки обладали слишком крепким здоровьем. Ведя образ жизни, который убил бы всякого обычного человека лет за пять, они могла процветать все двадцать. Крис умирал медленной смертью уже десять лет и бог весть как еще долго собирался это делать. «Тебе следует пользоваться лосьоном для волос», – сказала тетя Бекки Уильяму И. Пенхаллоу, который, еще будучи ребенком, выглядел слишком серьезным – никто никогда не звал его Билли. Он возненавидел тетю Бекки с тех пор, как она первой сообщила ему, что он лысеет. «Моя дорогая, – в сторону миссис Перси Дарк, – какая жалость, что ты так мало заботишься о цвете лица. У тебя была прекрасная кожа, когда ты приехала в Индиан Спринг. И ты здесь?» – вопрос к миссис Джим Трент, урожденной Хелен Дарк. «Разумеется, я здесь, – ответила миссис Джим. – Неужели я настолько прозрачна, что в этом есть сомнения?» «Ты давно забыла о моем существовании, – сухо сказала тетя Бекки. – Но кувшин дает намного больше, чем кошка». «О, мне вовсе не нужен ваш кувшин, – соврала миссис Джим. Все знали, что она лжет. Только полный дурак мог лгать тете Бекки, которую еще ни разу не удавалось провести. Но миссис Джим Трент жила в Трех Холмах, а все живущие там, как считалось, имели мало здравого смысла. «Еще не закончил свою историю, Миллер?» – спросила тетя Бекки. Старый Миллер Дарк выглядел глупо. Много лет он твердил о том, что пишет историю клана, но так и не начал ее. Такие дела не делаются в спешке. Чем дольше он ждет, тем длиннее будет история. Эти женщины вечно адски спешат. Он благодарно уступил место Палмеру Дарку, который был известен, как человек, гордящийся своей женой. «Выглядит так же молодо, а?» – весело спросил он у тети Бекки. «Да, если хорошо выглядеть молодо, когда на самом деле ты не молода, – признала тетя Бекки, добавив, впрочем, любезность: – Подозреваю, вдовий горб-то уже наметился. Давно не видела тебя, Палмер. Но ты все такой же, только чуть пополнел. Так, так, здесь и миссис Дензил Пенхаллоу. Выглядит прекрасно и изящно. Слыхала, что фруктовая диета полезна. Мне сказали, ты съела все фрукты, что присылали для Дензила, когда он болел прошлой зимой». «Ну и что в этом такого? Он не мог их есть. Выкидывать было, что ли?» – ответила миссис Дензил. Кувшин кувшином, но она не намерена терпеть унижения от тети Бекки. Две вдовы пришли вместе – миссис Тойнби Дарк, у которой после смерти третьего и последнего мужа уже имелась наготове скорбь, и Вирджиния Пауэлл, чей муж умер восемь лет назад, а она до сих пор была молода и вполне хороша собой, но все еще носила черное, и все знали, что она поклялась никогда более не выходить замуж. Правда, как заметил дядя Пиппин, таковые претенденты не были пока никому известны. Тетя Бекки приветствовала миссис Тойнби весьма официально. Миссис Тойнби была знаменита своими истериками, которые устраивала, если к ней относились пренебрежительно или оскорбительно, а тетя Бекки не собиралась позволять кому бы то ни было узурпировать внимание публики на своем последнем приеме. Но она уколола бедняжку Вирджинию: «Твое сердце еще не откопали?» Однажды Вирджиния сентиментально заявила: «Мое сердце погребено на кладбище Роуз Ривер», и тетя Бекки никогда не упускала случая напомнить ей об этом. «Тот джем еще не съели?» – лукаво спросила тетя Бекки у миссис Титус Дарк, которая однажды сварила варенье из голубики, собранной на кладбище. Адвокат Том Пенхаллоу, обвиненный в присвоении денег своих клиентов, был менее опозорен в глазах клана. Миссис Титус всегда считала, что такое отношение несправедливо. В тот год урожай фруктов выдался скудным, а она наняла пять работников, которые не ели масло. Крупная сочная голубика пропадала в дальнем углу кладбища Бей Сильвер. Там было совсем мало могил, в этой заброшенной части кладбища. «Как поживает твое прозвище?» – спросила тетя Бекки у Эмили Фрост. Кеннеди Пенхаллоу, шестьдесят пять лет назад обманутый своей кузиной Эмили, назвал в ее честь старую изувеченную кобылу, дабы унизить кузину. Кеннеди, счастливо женатый долгие годы на Джулии Дарк, уже и не помнил об этом, но Эмили Фрост, урожденная Пенхаллоу, не забыла и не простила. «Здравствуй, Маргарет, не напишешь ли стишок обо все этом?» “Утомленный, изнуренный и печальный мимо поезд прогремел”. Тетя Бекки закудахтала смехом, а Маргарет Пенхаллоу, тонкое чувствительное лицо которой вспыхнуло, а большие, мягкие серо-голубые глаза наполнились слезами, вслепую пробралась на свободное место. Когда-то она написала довольно ужасные стихи для газеты Саммерсайд, но, после того как бессовестный печатник удалил все ее пунктуационные знаки, создав эту жуткую строфу, что навсегда осталась в истории клана, как привидение, от которого невозможно избавиться, она более не делала этого. Эта строфа, цитируемая со смешками или хохотом, вечно преследовала Маргарет. Даже здесь, у скорбного ложа тети Бекки, на ее последнем приеме, она была извлечена на свет. Возможно, Маргарет до сих пор писала стихи. Маленькая шкатулка в ее сундуке, вероятно, что-то знала об этом. Но не публичная пресса – во многом благодаря клану. «Что с тобой случилось, Пенни? Ты выглядишь хуже, чем обычно». «Пчела ужалила в глаз», – мрачно сообщил Пенникуик Дарк. Он был толст и коротконог, с кудрявой седой бородой и не слишком густыми кудрявыми волосами. Он, как всегда, выглядел ухоженным, словно кот. Он все еще считал себя веселым молодым забавником, и лишь этот кувшин мог стать причиной его публичного появления в подобной ситуации. Словно эта чертова старуха желала привлечь внимание всего мира к его глазу. Но он был ее старшим племянником и имел право на кувшин, которое он намерен был отстоять, глаз там или не глаз. Он всегда считал, что его семейная ветвь несправедливо обойдена два поколения назад. Раздраженный и возбужденный, он уселся рядом с миссис Уильям И, которую живейше опасался, после того как она спросила его что делать с ребенком, у которого завелись черви. Как будто он, Пенникуик Дарк, убежденный холостяк, мог что-то знать о детях или червях. «Иди и сядь в тот дальний угол возле дверей, потому что я не могу выносить этот чертов запах. Даже такое старое ничтожество, как я, имеет право на чистый воздух», – сказала тетя Бекки бедной миссис Артемас Дарк – аромат ее духов всегда раздражал тетю Бекки. Миссис Артемас использовала их слишком обильно, но все же, как отметило семейство, тетя Бекки довольно грубо обошлась с нею, тем более, лежа на своем смертном одре. Конечно, Дарки и Пенхаллоу гордились тем, что шли в ногу со временем, но не настолько, чтобы потакать грубости по отношению к женщине. На этом все еще стояло табу. Шутка же заключалась в том, что тетя Бекки сама не одобряла сквернословие и, как полагали, особо неприязненно относилась к двум членам семейства, которые имели привычку ругаться – к Титусу Дарку, потому что он не мог удержаться от этого и к Утопленнику Джону Пенхаллоу, который мог удержаться, но не хотел. Прибытие миссис Альфеус Пенхаллоу с дочерью стало сенсацией. Миссис Альфеус жила в Сент-Джоне и случилось так, что, когда было объявлено о приеме тети Бекки, она приехала в свой старый дом в Роуз Ривер. Она была непомерно толста, имела прискорбное пристрастие к ярким расцветкам и дорогим материям, хотя в молодости была стройна, красива и не слишком любима тетей Бекки. Миссис Альфеус ожидала, что тетя Бекки встретит ее не слишком приветливо и готовилась принять это с улыбкой, поскольку страстно желала заполучить кувшин и ореховую кровать в придачу, если фортуна окажется благосклонной. Но тетя Бекки, хоть и отметила про себя, что платье Аннабель Пенхаллоу стоит больше, чем то, на что оно надето, встретила ее весьма снисходительно: «Хм, гладкая, как кошачье ухо, как всегда», – и обратила все внимание на Нэн Пенхаллоу, которая стала главной мишенью сплетен клана, с тех пор как появилась в Роуз Ривер. Шептались, что она носит пижамы и курит сигареты. Более того, было известно, что она выщипывает брови и носит бриджи, когда водит машину или ходит на прогулки. Но даже Роуз Ривер смирился с этим. Тетя Бекки узрела змеевидное безбедрое существо подстриженное в стиле боб, с длинными варварскими серьгами. Изысканное шелковое создание в шикарном черном атласном платье, которое тотчас превратило всех присутствующих женщин в старомодных викторианок. Но тетя Бекки сымпровизировала, не упустив своего. «А вот и Ханна», – заметила она, инстинктивно уколов Нэн в чувствительную точку. Нэн предпочла бы пощечину имени Ханна. «Так-так-так», – “таки” тети Бекки звучали крещендо презрения, смешанного с жалостью. «Я понимаю, что ты считаешь себя современной. И в мое время были девушки, что бегали за парнями. Изменились лишь имена. Твой рот выглядит так, словно ты напилась крови на завтрак, дорогуша. Но взгляни, что время делает с нами. Когда тебе будет сорок, ты будешь точно такой», – жест в сторону тучности миссис Альфеус. Нэн не могла позволить, чтобы эта старомодная карга одержала над нею верх. Кроме того, она страстно желала кувшин. «О, нет, что вы, тетя Бекки, милая. Я пошла в отца. В его родне все стройные, вы же знаете». Тетя Бекки не пожелала быть “милой”. «Иди наверх и смой всю эту дрянь с губ и щек, – сказала она.– Мне здесь не нужны раскрашенные пустышки». «А разве вы сами не в румянах?», – воскликнула Нэн, несмотря на то, что мать жалобно толкнула ее локтем. «А кто ты такая, чтобы указывать мне? – возмутилась тетя Бекки. – А теперь, нечего стоять тут, вертя передо мной хвостом. Иди и делай, что тебе сказано или отправляйся домой». Нэн подумала о последнем. Но миссис Альфеус страстно прошептала ей в шею: «Иди, дорогая, иди, и сделай все, что она сказала, или… или…» «Или у тебя не будет шансов получить кувшин, – хихикнула тетя Бекки, которая в свои восемьдесят пять сохранила такой слух, что могла услышать, как растет трава. Нэн пошла, с обиженно-надменным видом, готовая свести с кем-нибудь счеты за свое унижение этой сварливой старой деспотшей. Возможно, как раз в этот момент в комнату вошла Гей Пенхаллоу, в желтом платье, цвет которого, казалось, переплетался с солнечным светом, и Нэн решила заполучить Ноэля Гибсона. Слишком несправедливо, что именно Гей стала свидетелем ее конфуза. «Зеленоглазые девушки вносят смуту», – заметил дядя Пиппин. «Думаю, что она – пожиратель мужчин», – согласился Стэнтон Гранди. Гей Пенхаллоу, изящная цветущая девушка, которую лишь семейная библия знала, как Габриэль Александрину, пожала руку тете Бекки, но не наклонилась, чтобы поцеловать ее, как та ожидала. «Эй, эй, что случилось? – потребовала тетя Бекки. – Тебя поцеловал какой-то мальчик? И ты не хочешь испортить его аромат, а?» Гей ускользнула в уголок и села. Это было правдой. Но как тетя Бекки узнала? Ноэль поцеловал ее вчера вечером – первый поцелуй за все ее восемнадцать лет – Нэн осмеяла бы ее за это! Прелестный мимолетный поцелуй под золотой июньской луной. Гей чувствовала, что не может после этого никого целовать, особенно ужасную старую тетю Бекки. Это было бы кощунством. Неважно, отдаст ли ей кувшин тетя Бекки или нет. Какое значение имел весь этот огромный прекрасный мир в сравнении с тем, что Ноэль любит ее, а она любит его? С появлением Гей что-то вошло в людную комнату – что-то подобное внезапному быстрому ветерку в душный день, что-то неописуемо прелестное и неуловимое, как аромат лесного цветка, что-то от юности, любви и надежды. Все вдруг необъяснимо почувствовали себя счастливее, щедрее, отважнее. Вытянутое лицо Стэнтона Гранди, казалось, стало менее угрюмым, а дядя Пиппин вдруг ощутил, что Гранди, несмотря на все, когда-то несомненно женился на одной из Дарков и поэтому имеет право находиться здесь. Миллер Дарк решил, что все-таки начнет писать свою историю на следующей неделе, Маргарет вдохновилась на новый стих, Пенни Дарк отметил, что ему только пятьдесят два, а Уильям И. забыл, что у него есть лысина. Пенни Кертис Дарк, имевший репутацию неизлечимо дурного мужа, подумал, что новая шляпка очень идет его жене, и по пути домой стоит сказать ей об этом. Даже тетя Бекки стала чуть менее бесчеловечной и – хотя у нее имелось еще несколько зарядов в патронташе, и ее угнетала мысль, что она упускает удовольствие выстрелить ими – позволила остальным гостям сесть на свои места, не будучи униженными или уколотыми, разве что спросила старого кузена Скилли Пенхаллоу, как поживает его брат Ангус. Все собрание рассмеялось, а кузен Скилли улыбнулся. Тетя Бекки не смогла уколоть его. Он знал, что весь клан цитирует его перевертыши, и этот, что касался его брата Ангуса, уже тридцать лет как покойного, всегда вызывал смех. В то ветренное утро много лет назад, после того как мельничная плотина Ангуса Пенхаллоу была снесена мартовским наводнением, к Скилли пришел священник, и тот взволнованно встретил его. "We're all upset here to-day, Mr MacPherson--ye'll kindly excuse us--my dam brother Angus burst in the night." «Мы все расстроены, мистер МакФерсон, простите нас, мой чертов братец Ангус взорвался ночью». «Итак, думаю, наконец-то все собрались, – сказала тетя Бекки, – все, кого я ждала, по крайней мере, и те, кого не ждала. Не вижу Питера Пенхаллоу и Лунного Человека, но полагаю, мало кто может ожидать от них разумных поступков». «Питер сейчас здесь, – запротестовала его сестра Нэнси Дарк. – Он на веранде. Вы же знаете, Питер ненавидит сидеть в битком набитых комнатах. Он привык к… к…» «Огромным пространствам мира Божьего», – пробормотала тетя Бекки. «Да, это так… это то, что я имела в виду… что я хотела сказать. Питер так же беспокоится о вас, как все из нас, дорогая тетя» «Осмелюсь сказать, что это многое значит. Или кувшин». «Нет, Питер совсем не заботится о кувшине, – сказала Нэнси Дарк, радуясь, что наконец-то нашла твердую почву под ногами. «Лунный Человек тоже здесь, – сказал Уильям И. – Я вижу его, сидящего на ступенях веранды. Его не было несколько недель, но сегодня он вернулся. Удивительно, как ему всегда удается пронюхать, что где происходит». «Он вернулся вчера вечером. Я слышал, как он выл на луну ночью из своей лачуги, – пророкотал Утопленник Джон. – Его следует запереть. Позор для всей семьи, как он живет, болтаясь босиком и в лохмотьях по всему острову, словно у него нет никого, кто бы мог позаботиться о нем. Мне все равно, что он недостаточно сумасшедший для бедлама. Но следует принять какие-то меры». Тетя Бекки вернула снаряд. «Как и к большинству из вас. Оставь Освальда Дарка в покое. Он совершенно счастлив в лунные ночи, а признайтесь-ка, кто из нас может сказать это о себе. Если мы бываем пару часов счастливы под луной, это большее, что боги могут сделать для нас. Освальду повезло. Амброзин, вот ключ от моего медного сундука. Поднимись на мансарду и принеси кувшин Гарриет Дарк». * - сведенборгианизм — теософское учение Эммануила Сведенборга (1685—1772), выдающегося шведского ученого-энциклопедиста.
apropos: Хелга Совершенно запуталась в этих Дарках и Пенхаллоу - количество персонажей зашкалило и, кажется, обставило знаменитый прием у Анны Шерер. Конечно, никто не запоминается - потом разберемся, но общее впечатление от клубка "единомышленников" - чего, видимо, и добивался автор - очень яркое. Ирония, с какой представляются члены семьи (клана), бесподобна, шуточки тети Бекки, когда каждой сестре по серьгам - превыше всех похвал, характеристики - убийственные. Напомнило - атмосферно - еще одну (не такую большую, правда, и без столь строгого "внутреннего распорядка" - небезызвестных Форсайтов, во всяком случае - начало той саги, когда семья была еще тесно сплочена. Главные герои, похоже, вырисовываются среди этого хаоса, - солнечная Гей, некто по прозвищу Лунный человек с острова - и, конечно, кувшин, ради которого собрание претерпевает такие муки. Словом, бью копытом с нетерпением ожидания продолжения столь дивной истории. Кому же достанется кувшин?
Скрипач не нужен: Хелга, ух ты, новый перевод! Какая шикарная тётя Бекки! Я её уже люблю Тут все прекрасны. Народу много, но, думаю, скоро они все рассортируются и по полкам разлягутся. «Выглядит так же молодо, а?» – весело спросил он у тети Бекки. «Да, если хорошо выглядеть молодо, когда на самом деле ты не молода, – признала тетя Бекки, добавив, впрочем, любезность: – Вижу, у тебя начинает расти горб. Got the beginnings of a dowager's cushion, I see. Давно не видела тебя, Палмер. Но ты все такой же, только чуть пополнел. Думаю, тут тётя Бекки говорит не о горбе Палмера, а всё-таки о вдовьем горбе его жены. Что-то вроде: "Подозреваю, вдовий горб-то уже наметился". Поскольку о самом Палмере она следом говорит, мол, ты-то всё такой же, только вширь раздался)) Тапочек масенький: Даже старая ревматическая Кристин Дарк Как-то привычнее в связке в "ревматическая" звучит боль, стопа и прочие проявления ревматизма, но не сам владелец. Владелец скорее ревматик (ревматичка) Мне так кажется. Спасибо за перевод! Очень рада была по возвращении обнаружить такое замечательное новое чтение!
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая! Какая сочная картинка. Клубок родственных отношений сложен и спутан, но как же интересно все это будет распутываться и развиваться.
Юлия: Скрипач не нужен пишет: Тапочек масенький: цитата: Даже старая ревматическая Кристин Дарк Как-то привычнее в связке в "ревматическая" звучит боль, стопа и прочие проявления ревматизма, но не сам владелец. Владелец скорее ревматик (ревматичка) Мне так кажется. Но это же ироническая характеристика. Мне как раз понравилась ревматическая Кристин - как одна из прочих проявлений ревматизма
Tanya: Хелга У меня тапок накопилось пока только по первой главе. По просьбе Хелга выкладываю здесь. Из-за него в семействах Дарков и Пенхелоу произошло несколько событий. Ни один Дарк не мог вступить в брак ни с кем то иным, как Пенхелоу, и ни один Пенхелоу – ни с кем иным, как с Дарком. Варианты: Ни один Дарк не мог вступить в брак ни с кем иным, кроме как с Пенхаллоу, и ни один Пенхаллоу – ни с кем иным, кроме как с Дарком. Ни один Дарк не мог вступить в брак с кем-то иным, кроме Пенхаллоу, и ни один Пенхаллоу – ни с кем иным, кроме Дарка. До тех пор, (запятая) пока он мог каждый вечер встречаться со своим закадычным другом Эразмусом Дарком, чтобы поиграть дуэтом на флейте и скрипке, тетя Беки могла держать скипетр клана, (лишняя запятая) так долго, как ей хотелось. «Это одно и тоже то же, – усмехался дядя Пиппин. Скажу Говорю вам, парни, только тетя Беки и такие, (запятая) как она, не дают нам зачахнуть». Он слышал, что она не здорова нездорова. Но обнаружил ее (?) сидящей на кровати, среди подушек. Приходили все, кто не мог придумать неопровержимого алиби для отсутствия. Алиби, кажется, все же немного из другой сферы и означает другое . По-русски я бы сказала достаточно весомой (обоснованной) отговорки (причины). «Ты! – почти высокомерно объявила она. – Ты что? Тебе же только шестьдесят пять. Варианты: При чем здесь ты? А ты-то при чем? Амброзин плакала над всем – и над смертью, и над испорченным пудингом. Поскольку он жил один, проездные билеты вдовца, случайные закуски и ланчи в домах друзей много значили для него. Все же речь здесь, скорее всего, о пособии одиноким - вдовам и вдовцам, - существовавшем во время великой депрессии. Но еще покопаю . Дарки всегда возмущались тем, что она он принадлежит тете Беки. Он был лишь четвертым кузеном, в лучшем случае, учитывая сомнительное происхождение, о котором ему напомнила тетя Беки. Вариант: Он был, в лучшем случае, лишь четвертым кузеном, даже допуская то сомнительное происхождение, над которым насмехалась (которым его дразнила) тетя Беки. …и поехал прочь, погоняя смирную белую лошадку по узкой, пустой leisurely неторопливой (неспешной) красного цвета side-road проселочной дороге, что вела от Индиан Спринг к Бей Силвер.
Хелга: apropos пишет: Совершенно запуталась в этих Дарках и Пенхаллоу - количество персонажей зашкалило и, кажется, обставило знаменитый прием у Анны Шерер Да, народу много. Думаю, может, список выложить в шапку? apropos пишет: Главные герои, похоже, вырисовываются среди этого хаоса, - солнечная Гей, некто по прозвищу Лунный человек с острова - и, конечно, кувшин, ради которого собрание претерпевает такие муки. Кувшин-то точно главный герой. Скрипач не нужен пишет: Какая шикарная тётя Бекки! Я её уже люблю И я уже давно обожаю. Скрипач не нужен пишет: Думаю, тут тётя Бекки говорит не о горбе Палмера, а всё-таки о вдовьем горбе его жены. Что-то вроде: "Подозреваю, вдовий горб-то уже наметился". Поскольку о самом Палмере она следом говорит, мол, ты-то всё такой же, только вширь раздался)) Да, ты права. Искала пока этот dowager's cusion, все силы на это ушли, вот и приписала его не тому. Только хочется его как-то иначе обозвать. Его жена все же не вдова. Или идиоматически? Юлия пишет: Но это же ироническая характеристика. Вот я из этого исходила. Ну можно подумать. Tanya пишет: У меня тапок накопилось пока только по первой главе. Тапки радостно забираю! С пособием, наверное, все так и есть. Спасибо, дамы! Продолжение следует...
Скрипач не нужен: Хелга Только хочется его как-то иначе обозвать. Его жена все же не вдова. Или идиоматически? Нет, тут акцент совсем не на "вдовьем". Это просто народное название искривления позвоночника, которое частенько стремительно развивается в климактерический и постклимактерический период. И именно этот последний момент в данном случае и ключевой - тётя Бекки мастерски троллит Палмера с его "вечно молодой" женой Ну да, мол, молодая у тебя жена, как же
полная версия страницы