Форум » Наши переводы и публикации » "A Tangled Web" - "В паутине" Люси Монтгомери, перевод » Ответить
"A Tangled Web" - "В паутине" Люси Монтгомери, перевод
Хелга: Роман написан в 1931 году.
apropos: Хелга Дык что же там такое ужасное случилось с Джоселин и Хью? Опять тайна - и голову как ни ломай, ничего не придумывается - пока сам автор не даст ответ - надеюсь, что в конце концов даст. И как славно сказано: вы придаете жизни вкус. Без вас она была бы пресной (...) Мы бы ушли и забыли этот день. Нечего было бы вспоминать. Но он никогда не забудется, о нем будут говорить всегда Хочется цитировать много и долго, но, в общем, и так все понятно, что тетя Бекки оказалась частью той силы, что - перефразируя - нет, не хочет зла, но своей откровенностью, не будучи милой и доброй - совершает благо для окружающих ее людей. И неслучайно выпущена эта парфянская стрела по поводу возможного развода Хью. Джоселин определенно это так не оставит. «Мне совершенно все равно, – холодно сказала Джоселин Ага, и я докажу, что мне все равно. Ну и известное - три дня скакала, чтобы сообщить вам о том. Молодец, тетя Бекки!
Хелга: apropos пишет: Ну и известное - три дня скакала, чтобы сообщить вам о том. Угу, гениальная фраза, а!
Скрипач не нужен: Хелга, спасибо! Красиво Монтгомери описывает дома, где хотелось бы пожить Что здесь, что в Голубом замке. Очень много трагедий в жизни происходит из-за мелких нелепых глупостей. Что верно, то верно.
Хелга: Скрипач не нужен пишет: Красиво Монтгомери описывает дома, где хотелось бы пожить Что здесь, что в Голубом замке. Да, так и хочется обладать одним из таких домиков.
Хелга: XVI Когда Джоселин не торопясь отправилась домой, уже наступил вечер, полный июньского очарования и ароматов. Она шла медленно, потому что не хотела спешить туда, где ее мать и тетя Рейчел будут возмущенно обсуждать прошедший день, ожидая того же от нее. Медленно, потому что нежеланная тень надвигающихся перемен, казалось, шла рядом с нею, шаг в шаг. Медленно, потому что она вновь переживала те события, о которых рассказала тете Бекки. Она была уверена, что любит Хью, когда наконец пообещала выйти за него замуж. Она была счастлива во время их короткой помолвки. Все были счастливы, все были рады этому, кроме матери Хью, миссис Конрад Дарк, и его троюродной сестры Полин Дарк. Джоселин не волновало, рада или нет Полин, но она переживала из-за несогласия миссис Конрад. Она не нравилась миссис Конрад, никогда не нравилась. Джоселин не представляла почему до сегодняшнего дня, когда тетя Бекки пролила свет на тайну, упомянув Алека. Джоселин поняла, что будущая свекровь ненавидит ее, в первую же их встречу, когда миссис Конрад сказала своей будущей невестке, что ее нижняя юбка видна из-под платья. В дни нижних юбок существовало три способа сообщить об этом девушке. Вы могли сделать это, как добрая подруга, которая считает своим долгом как можно скорее помочь в устранении беспорядка в одежде, прежде чем это заметит кто-либо другой, но сочувствует ей, как жертве случайности, каковая может произойти с каждой. Вы могли преподнести это, как безразличный наблюдатель, который не очень вникает в дело, но хочет поступить так, как следует. Или сообщить со скрытым ядом и триумфом, как будто вы очень довольны, подловив ее в столь неприятном положении, и желаете известить, что видите сию непростительную небрежность в одежде и имеете свое собственное мнение о девушке, которая может быть столь неаккуратной. Миссис Конрад Дарк выбрала последний способ, а Джоселин приобрела врага. Но это ни в коей мере не омрачило счастья помолвки. Джоселин, как и Питер Пенхаллоу, имела счастливое свойство не попадать под влияние чьего-либо мнения. Хью любит ее, и неважно, что там думает миссис Конрад, а Джоселин знала, что Хью любит. Вскоре после их помолвки ферма Лесная Паутина в Трех Холмах была выставлена на продажу. Свое название она получила от местечка в Корнуолле, откуда происходили Треверны. Дом был построен на холме, с видом на Серебряную Бухту, и Хью купил ферму из-за этого великолепного вида. Многие из клана считали, что идея купить ферму из-за ее красоты весьма забавна, и подозревали, что здесь не обошлось без влияния Джоселин. Хотя они находили и положительные стороны покупки: почва там была хороша, хоть и расположена на склоне, а дом – вполне новый. Хью совершил не такую уж плохую покупку, если только зимние ветра не заставят его пожалеть о более укромно расположенном доме. Что касается вида, разумеется, он неплох. Никто из Дарков или Пенхаллоу не был настолько нечувствителен к красоте, чтобы не признать сего факта. Не возникало сомнений, что старик Корнелиус надбавил сотню к цене именно из-за вида. Но все же это было уединенное и отдаленное место, и многие посчитали, что Хью совершил ошибку. У Хью и Джоселин не было никаких сомнений по этому поводу. Им обоим нравилась Лесная Паутина. Великолепие закатов, в которых тонул холм, и тени серых облаков, проплывающих над ним. Однажды вечером, после того как Хью приобрел ферму, они отправились пешком, чтобы посмотреть на нее – не по дороге, а по извилистой, заросшей папоротником тропинке, через буковый лес, окружающий Лесную Паутину, полный чудес, каких не встретишь на прямой дороге. Они, словно дети, подбежали к дому через сад и остановились в дверях, глядя вниз, вниз, вниз, на холм, на фермы и рощи там, в долине, на дом Джоселин, который отсюда казался кукольным, на зеркало вод Серебряной бухты, на причалы, и дальше, дальше, дальше… на большой залив, серую гладь моря, и на весь этот вечер, мерцающий серебром. Джоселин задохнулась от восторга. Жить, каждый день созерцая все это! И знать, что славный ветер, каждый день пролетая над бухтой, над фермами, укромно спрятанными от него, стремится вверх, вверх, вверх… к вершине холма, ждущей его в своем великолепии. А каковы будут восходы над приморскими лугами, раскинувшимися там внизу? «У нас есть три хороших соседа, – сказала Джоселин. – Ветер, дождь и звезды. Здесь они совсем близко от нас. Я всегда мечтала жить на холме. Я задыхаюсь в долине». Обернувшись, она увидела в конце холла, проходящего через дом насквозь, прекрасный старомодный сад, а за ним – фруктовый в цвету. Их дом населен лишь призраками будущего – не прошлого. Еще не рожденные глаза смотрели в его окна, еще не рожденные голоса звучали в комнатах, не рожденные ноги бежали во фруктовый сад. Прекрасное далеко, неизведанные чудесные годы ожидали их здесь. К ним будут приходить друзья, их кулаки будут стучать в эту дверь, шелковые платья шуршать по комнатам, здесь будут жить дружба и поцелуи, которые так любит их клан. Что за дом они сотворят из Лесной Паутины! Все богатство и плоды мира будет принадлежать им. Джоселин увидела свое и Хью лица в длинном зеркале, висящем над камином в углу. Зеркало с забавным черным котом наверху, привезенное из Корнуолла и проданное вместе с домом. Молодые, счастливые, веселые лица на фоне голубого неба и кристально чистого воздуха. Хью обнял ее за плечи и прижался щекой к ее щеке. «Это старое зеркало, милая. В нем отражалось множество женских лиц. Но ни одно из них не было столь прекрасно, как лицо моей королевы». Свадьба состоялась в сентябре. Милли, безалаберная младшая сестрица Джоселин, стала подружкой невесты. Фрэнк Дарк – шафером. Джоселин никогда прежде не видела Фрэнка Дарка. Он жил в Саскачеване, куда его отец, Сайрус Дарк, перевез семью, когда она еще была невелика, и где Фрэнк и Хью стали закадычными друзьями за годы, что Хью провел на западе. Фрэнк прибыл на свадьбу прямо в день венчания. Джоселин впервые увидела его, когда дядя Джефф ввел ее в церковь и оставил рядом с ожидающим невесту женихом. Джоселин подняла глаза, чтобы посмотреть на Хью, но оказалось, что вместо этого смотрит мимо, прямо в глаза Фрэнка Дарка, который с любопытством взирал на невесту своего друга Хью. Фрэнк Дарк – «темен как по имени, так и по природе», говорили в клане. У него были черные блестящие волосы, тонкое смуглое лицо и темные влажные глаза. Очень красивый парень, этот Фрэнк Дарк. Рядом с ним Хью выглядел долговязым, угловатым и грубым. И в этот миг Джоселин Пенхаллоу поняла, что никогда не любила Хью Дарка, а лишь питала к нему дружеские чувства. Она влюбилась во Фрэнка Дарка, которого никогда прежде не видела. Церемония уже началась, когда она осознала это. Джоселин до сих пор считала, что пойми она это чуть раньше, то могла бы каким-то образом остановить венчание, как-нибудь, неважно как, но главное – остановить. Но когда она пришла в себя, Хью уже говорил «Да», и тень Фрэнка была перед нею на полу, когда она сказала свое «Да», не совсем понимая, что говорит. Мгновенье… и она стала женой Хью Дарка – женою Хью Дарка, корчащейся в муках страстной любви к другому мужчине. А Хью в этот момент давал сердечную клятву, что никакие страдания, печали или боли не затронут ее, если он сможет помешать этому. Джоселин сама не знала, как пережила этот вечер. Он навсегда остался самым кошмарным воспоминанием в жизни. Хью поцеловал ее в губы, нежно, собственнически. Этот поцелуй уже мужа вызвал у Джоселин порыв внезапного протеста. Милли одарила ее следующим, мокрым от слез поцелуем, а затем Фрэнк Дарк, спокойный, любезный Фрэнк Дарк, наклонился к ней с улыбкой и поздравлениями на губах, и легко поцеловал в щеку. Это был первый и последний раз, когда он коснулся ее, но и сегодня, десять лет спустя, этот поцелуй горел на щеке Джоселин, когда она думала о нем. Затем началась оргия поцелуев. На свадьбах Дарков и Пенхаллоу каждый целовал невесту и всех, кого могли или желали поцеловать. Джоселин, смущенная и ошарашенная, держала в голове одну единственную ясную мысль – никто, никто не должен поцеловать щеку, которой коснулись губы Фрэнка. Она слепо отдавала свои губы и левую щеку, но хранила правую для него. Снова и снова к ней подходили с пожеланиями, слезами или смехом. Джоселин ощутила слезы матери; ее кости затрещали в объятии Утопленника Джона; она услышала, как старый дядя Эразмус прошептал одну из своих непристойных шуток, что вечно выдавал на свадьбах; она видела холодное злое лицо миссис Конрад, которая так и не поцеловала ее; бледные дрожащие губы Полин Дарк – ее поцелуй был холоден, как могила; слышала веселый шепот тетушки Шарлотты: “Скажи ему, чтобы хорошо вел себя хотя бы раз в неделю”. Все было словно сон, и она должна вскоре проснуться. Испытание добрыми пожеланиями закончилось, и началось испытание свадебным ужином. Над Джоселин смеялись, потому что она не могла есть. Дядя Эразмус сделал непристойный жест и был наказан толчком локтя своей жены. После ужина Хью повез жену домой. Вся молодежь, и среди них Фрэнк Дарк, остались в Серебряной Бухте танцевать. Джоселин ушла, лишь набросив накидку на платье невесты. Хью попросил, чтобы она отправилась с ним домой именно так. Дорога до Лесной Паутины прошла в молчании. Хью решил, что Джоселин почему-то не хочет разговаривать. Он был так счастлив, что и сам не хотел. Слова могли все испортить. В Лесной Паутине он помог ей выйти из повозки и повел за руку – как холодна была ее рука… она так напугана, его маленькая любовь… по траве к дому и через порог. Он повернулся к ней, чтобы приветствовать маленьким стишком, сочиненным по случаю. Хью умел обращаться с рифмами – эта сноровка передавалась то одному, то другому в клане, совершенно непредсказуемо попадая в те или иные черепные коробки. Он представлял себе эту сцену сотню раз: как вводит в дом невесту в шелках и белой вуали… но не с такими бледными губами и наполненными ужасом глазами. Только сейчас Хью понял, что происходит что-то очень плохое. Это не было милой дрожью и смущением счастливой невесты. Они стояли в холле Лесной Паутины и смотрели друг на друга. Огонь мерцал в камине – Хью сам разжег его перед тем, как уйти на венчание, и поручил поддерживать мальчику-слуге – холл купался в розовых отсветах пламени, они падали на его прекрасную золотую невесту – которая больше ему не принадлежала. «Джоселин, любовь моя, что не так?» Она нашла в себе силы ответить. «Я не могу жить с тобой, Хью». «Почему?» Она сказала ему. Она любит Фрэнка Дарка и, любя его, не может быть женой другого мужчины. Сейчас ее глаза не были больше ни голубыми, ни зелеными или серыми, они сверкали пламенем. Это был ужасный миг. Хью открыл дверь и посмотрел на нее, белизна гнева покрыла его лицо, словно иней. Он произнес лишь одно слово: «Иди». Джоселин ушла, призраком в мерцании атласа и кружев, в холодный сентябрьский лунный свет, сияющий над холмом Лесной Паутины. В каком-то диком восторге она почти бежала домой в Серебряную Бухту. Когда она проходила мимо кладбища, погребенные там предки, казалось, преследовали ее, таща обратно. Но не ее отец. Он спокойно лежал в своей могиле, спокойней, чем когда-либо лежал, будучи живым. В нем когда-то текла испанская кровь. Миссис Клиффорд Пенхаллоу могла бы все рассказать об этом. Семья, да и она сама, знали, как нелегко было жить рядом с причудами Клиффорда. Хотя, овдовев, поняла, что трудностей, от которых муж ее ограждал, намного больше. Джоселин не питала иллюзий. Она стала законной женой Хью и не могла выйти замуж за другого. Мысль о разводе никогда не приходила ей в голову. Но она была свободна, чтобы сохранить верность своей любви – этой чудесной страсти, что так внезапно заполнила ее душу и подарила крылья, – она почти летела, а не шла по дороге. Очарование любви поднимало ее над страхом и стыдом, ничто не могло затронуть ее, даже то, что ей предстояло. В таком восторженном состоянии она подошла к дверям дома матери, распугав танцоров, которые тотчас разошлись по домам, словно меж ними прошло привидение. Джоселин, неся на своей помятой фате холодную влагу осенней ночи, поднималась по лестнице, гадая, видел ли ее Фрэнк и что подумал. Но Фрэнка там не было. Через десять минут после того как Хью увез свою жену, пришла телеграмма для Фрэнка Дарка. Сайрус Дарк умирал в Саскачеване. Фрэнк тотчас ушел, чтобы запаковать свой едва распакованный саквояж и сесть на ранний паром, и, таким образом, возможно, избежал хлыста, которым ему молча угрожал безумец из Лесной Паутины, и которого, нужно признать, он вовсе не заслуживал. Фрэнк Дарк вернулся на запад, так и не узнав, что невеста его друга влюбилась в него. У него не было ни малейшего желания, чтобы такое произошло, хотя он думал о ней, как о чертовски симпатичной девушке. Да еще и с деньгами. Хью всегда был счастливчиком.
apropos: Хелга А я-то голову ломала, что там такое могло случиться, и казалось, что Джоселин любит Хью, а тут вон оно как все. Просто и при том совершенно неожиданно, негаданно, как ушат холодной воды. Словом, я пока в что-то вроде шока нахожусь. Надо будет осмыслить. Но это просто потрясающе!
Хелга: apropos пишет: Словом, я пока в что-то вроде шока нахожусь. Надо будет осмыслить. Но это просто потрясающе! Вот, и я была в шоке, прочитав это. Убийственная гениальная простота решения.
apropos: Хелга пишет: Убийственная гениальная простота решения. Именно - и это просто сшибает с ног. Оба несчастны и ничего не могут с этим поделать. До мурашек просто и боли в груди. Интересно, почему, когда болит душа, мы начинаем испытывать физическую боль? Впрочем, риторический вопрос.
Хелга: XVII Джоселин помедлила у ворот своего дома, глядя на него с каким-то отвращением. Дом старого Клиффорда Пенхаллоу был чопорен, старомоден и лишен украшений, но среди туристов, что приезжали на остров летом, считался привлекательным и даже удостоился чести попасть на почтовую открытку. Он был построен на косе, уходящей в Серебряную Бухту. Скат крыши с одной стороны спускался почти до земли. Окна высоки и узки. Окружён небольшой, засеянной одной лишь травой лужайкой, которую Райчел Пенхаллоу выметала каждый день. Справа имелось несколько деревьев – тополь, клен и три яблони, в аккуратной каменной ограде. Слева – аккуратная калитка, ведущая в аккуратный выгон, – о, все здесь было аккуратным и чистым – где росло несколько плакучих ив. Миссис Клиффорд держала здесь свою корову. Позади виднелась ровная линия гавани, розовые штрихи песчаных дюн, а над ними – подернутый дымкой закат. В течение десяти лет этот дом для Джоселин был просто местом, где она существовала, живя свой странной внутренней жизнью-мечтой. Больше ей ничего не было нужно. Но сейчас она вдруг почувствовала непонятное отвращение к этому дому. Она никогда особо не любила его. Дом расположен в низине, а ей хотелось ветров и вида с холма. Она не хотела заходить. В окне гостиной Джоселин видела свою мать и тетю Рейчел. Они, как обычно, спорили. Скорее всего, бранились. Единственное, чем они могли заниматься искренне и с воодушевлением. Ни в той, ни в другой не было испанской крови. Джоселин знала, что будет, если она войдет – они обсудят весь прошедший день и каким-то образом заставят ее почувствовать ответственной за то, что не получили, что хотели. Она не смогла бы вытерпеть такое сейчас, поэтому повернула к выгону, как будто отправилась на берег, а оказавшись за пределами видимости, пробралась через заросли шиповника, вошла в кухню и поднялась в свою комнату. Со вздохом облегчения и усталости Джоселин опустилась на стул возле открытого окна. Она внезапно почувствовала усталость, какой прежде никогда не ощущала. Неужели таким навсегда и будет ее существование? Она годами не думала о будущем – не было будущего, чтобы думать о нем, существовало лишь настоящее с тайной, пылающей, словно огонь алтаря, который она должна была поддерживать, как преданная жрица. Но сейчас она думала о будущем. О будущем, в котором оставались лишь две пожилые вечно ссорящиеся женщины – тетя, горестная и скупая, и мать, всегда жалующаяся на свое «рабское», никем не ценимое положение. Милли, веселая, безответственная Милли, была далеко, с тех пор как вышла замуж и уехала. Тогда ее отъезд стал для Джоселин облегчением, потому что сестра всегда считала ее дурочкой, но сейчас Джоселин скучала по ее смеху. Как все здесь было мертво и спокойно. А там, наверху, в Лесной Паутине, гуляли ветра. Там всегда ветер. Отсюда были видны склоны и лощины холма Лесной Паутины в зареве красно-дымчатого заката. Милая ферма, которую она до сих пор считала своей, когда зимними вечерами смотрела на луну, утопающую в заснеженной вершине, или на осенние звезды над туманными урожайными полями. Над холмом проплывало облако, похожее на женщину с длинными, вьющимися на ветру влажными волосами. Она подумала о Полин Дарк, Полин, до сих пор любящую Хью. Правда ли, что семья Хью хочет, чтобы он получил развод в Штатах? Неужели Полин когда-нибудь станет хозяйкой Лесной Паутины? Полин с ее тонкой злой улыбкой? Притворно-застенчивая, как кошка. При этой мысли Джоселин ощутила приступ тоски по дому. Лесная Паутина принадлежит ей, и только ей, хоть она никогда и не сможет унаследовать ферму. Хью никогда не приведет, не сможет привести другую женщину в дом, принадлежащий ей. Это было бы кощунственно. Джоселин снова задрожала. Она с горечью поняла, что ее весна подходит к концу. Она уже немолода, а все, что она получила от жизни, – один прохладный безразличный поцелуй на щеке, которой с тех пор не касались ни чьи губы. Но за этот поцелуй она отдала душу. Не утруждая себя формальностями вроде стука в дверь, вошла тетя Рейчел. Заплаканная с покрасневшим кончиком длинного носа. Но не безутешная. Мерси Пенхаллоу не досталась бутыль тети Бекки с водой из Иордана, слава небесам. Она, Рейчел Пенхаллоу, теперь единственная женщина в клане, у которой имеется такая бутыль. Пенни Дарк не в счет. Мужчины не понимают истинной святости подобных вещей. «Что ты думаешь о сегодняшнем дне, Джоселин?» «Думаю… день… был забавным», – сказала Джоселин. Тетя Рейчел уставилась на нее. Она считала, что день был ужасен и скандален, но ни за что бы не подумала назвать его забавным. «У нас не было шансов получить кувшин. Я сказала об этом твоей матери еще перед приемом. А сейчас их еще меньше. Дэнди Дарк и миссис Конрад – кузены. Если бы ты не была такой безумной, Джоселин…» Джоселин вздрогнула. Она всегда вздрагивала, когда тетя Рейчел указывала на ее поступок. Она ненавидела тетю Рейчел. Всегда ненавидела. И всегда с удовольствием думала, что, если бы захотела, могла бы растереть ее в порошок. Тетю Рейчел с ее убогой гордостью обладания этой бутылью с водой из Иордана, одной из нескольких, что распродал в свою выгоду странствующий миссионер. Тогда их купили только она и Теодор Дарк. Бутыль стояла в центре каминной полки. Тетя Рейчел каждый день благоговейно стирала с нее пыль. Однажды маленькая Джоселин оказалась одна в гостиной. Она отважно забралась на стул и взяла в руки бутыль. Красивую с граненой пробкой и атласной голубой лентой, которой тётя Рейчел любовно обвязала горлышко. Бутыль выпала из рук Джоселин. К счастью, она упала на мягкие, бархатные набивные розы одного из знаменитых ковриков миссис Клиффорд и поэтому не разбилась. Но пробка выпала, и, прежде чем Джоселин успела схватить бутыль, вся бесценная иорданская вода вылилась. В первый миг Джоселин похолодела от ужаса. Но даже в возрасте десяти лет она не верила, что в этой воде есть что-то особенное или священное. Слишком хорошо она понимала саркастические речи отца по этому поводу. Но представляла, что станется с тетей Рейчел. И тут Джоселин в голову пришла забавная мысль. К счастью, она была дома одна. Она пошла на кухню и осторожно наполнила бутыль водой из кухонного ведра. Вода выглядела точно так же как иорданская. Тетя Рейчел так и не заметила разницы. Джоселин не созналась ни единой душе, скорее ради тети Рейчел, чем ради самой себя. Эта бутыль с мнимой водой из Иордана была единственной вещью, которая придавала хоть какое-то значение жизни тети Рейчел. Единственной вещью, которую она любила – ее божеством… впрочем, она бы ужаснулась, если бы ей сказали что-либо подобное. Что касается Джоселин, она никогда не могла терпеть тетю Рейчел и ее страдания, вне зависимости, насколько надежно этот секрет позволял ей держать тетку в своей власти. «Куда ты положила ту бутылку с маслом Святого Иакова, когда убирала кладовую? – спросила тетя Рейчел. – Я хочу натереть суставы. Будет дождь. Мне не следовало снимать теплое белье. Тело должно быть прикрыто фланелью до конца июня».
apropos: Хелга Как все печально - и безысходность Джоселин, и убогая, унылая жизнь ее тетки Рейчел, которая тоже по-своему несчастна - и кто знает, что творится в ее душе, если туда заглянуть? Примечательна история с бутылкой - и, кстати, весьма жизненна. Что-то все время поминается эта пресловутая "жизненность". Впрочем, тем - в том числе - и отличается настоящая литература от бытоописательных поделок. Тетя Бекки разбудила относительно мирно спящую собаку.
Хелга: apropos пишет: Как все печально - и безысходность Джоселин, и убогая, унылая жизнь ее тетки Рейчел, которая тоже по-своему несчастна - и кто знает, что творится в ее душе, если туда заглянуть? Чем еще хороша книга, это тем, что всем сочувствуешь, потому, видимо, что автор, несмотря на сарказм и иронию, сочувствует и понимает всех. apropos пишет: Что-то все время поминается эта пресловутая "жизненность". Впрочем, тем - в том числе - и отличается настоящая литература от бытоописательных поделок. Вот, именно от бытоописательных. "Жизненная" литература заставляет задуматься о жизни, вне зависимости, кто ее герои - соседка по площадке или пришелец из космоса. apropos пишет: Тетя Бекки разбудила относительно мирно спящую собаку. Ох, эту собаку давно надо было разбудить.
apropos: Хелга пишет: эту собаку давно надо было разбудить А тут уже очередная палка о двух концах. С одной стороны - ей пора давно проснуться и начать жить, с другой - что за мир она увидит вокруг себя и сможет ли хоть что-то изменить? Хелга пишет: автор, несмотря на сарказм и иронию, сочувствует и понимает всех Именно, и оттого это еще сильнее воздействует на читателей, видимо.
Хелга: apropos пишет: А тут уже очередная палка о двух концах. С одной стороны - ей пора давно проснуться и начать жить, с другой - что за мир она увидит вокруг себя и сможет ли хоть что-то изменить? Ну смотри, она, Джоселин, еще молода, кроме того, наделена умом как романтическим с одной стороны, так и практическим с другой - вспомнить пресловутую иорданскую воду из кухонного ведра. То есть, очнувшись о романтических грез, спящая красавица (которой, кстати, в отличие от героини сказки, надо не получить поцелуй принца, а избавиться от него ) вполне может посмотреть реалистически на мир. Ну и мысль "И я могла быть хозяйкой всего этого" далеко не последняя. Поезд пошел и пора бежать, если не хочешь остаться на тупиковой станции. Джоселин напоминает как Энн из Крыш Монтгомери, так и нашу пресловутую Элизабет Беннет, которая, правда, грезами не очень страдала, но за нелюбимого бы никогда не пошла.
apropos: Хелга пишет: Поезд пошел и пора бежать, если не хочешь остаться на тупиковой станции. Это да - для таких, как Джоселин, тетя Бекки действует во благо. Но что станется с той же Рейчел, если она вдруг очнется? Хотя, боюсь, там уже ничего не поможет. Помимо толчка нужен еще ум, природная его гибкость, способность посмотреть на себя и других со стороны, видимо.
Хелга: apropos пишет: Но что станется с той же Рейчел, если она вдруг очнется? Хотя, боюсь, там уже ничего не поможет. Помимо толчка нужен еще ум, природная его гибкость, способность посмотреть на себя и других со стороны, видимо. Ни, Рейчел не очнется, у нее иные качества характера. Она живет себе не в радость. Вот тетя Бекки прожила себе в радость. И любила столь же безнадежно, как Джоселин, только ей не хватило мужества и хватило ума. Она не могла получить мужчину, которого любила, поэтому полюбила мужчину, котрого смогла получить. (с)
apropos: Хелга пишет: Она не могла получить мужчину, которого любила, поэтому полюбила мужчину, которого смогла получить. (с) Кстати, да, интересная и заслуживающая внимания мысль. Вот теперь и Джоселин пора задуматься, как ей жить дальше, и что сделать для того, чтобы изменить - или попытаться изменить - настоящее, у которого нет будущего. Хелга пишет: Рейчел не очнется, у нее иные качества характера Это да. Не каждому дано, как говорится. И тем большую жалость она вызывает. Хотя что хуже: понимать свое несчастье или нет? Опять же риторический вопрос.
Хелга: apropos пишет: Хотя что хуже: понимать свое несчастье или нет? Опять же риторический вопрос. Ой, подумалось, что лучше и не понимать, тогда будешь счастлив тем, что есть.
apropos: Хелга пишет: лучше и не понимать, тогда будешь счастлив тем, что есть Дык вот о чем и спич. Т.е. кого-то действительно надо - должно! - разбудить, а кого-то лучше не трогать. Впрочем, действия тети Бекки смогут оценить и ими воспользоваться немногие, кто действительно может понять и задуматься.
Хелга: apropos пишет: Впрочем, действия тети Бекки смогут оценить и ими воспользоваться немногие, кто действительно может понять и задуматься. Именно. Прочие просто обидятся, осудят, посудачат и сядут ровно там же, где всегда сидели.
Tanya: Хелга Как она (ЛММ) все же умеет намешать всего, "поразвесить ружей", постепенно приучая подозревать в любой детали - намек, это самое ружье, и гадать, где и как оно выстрелит. Чем больше ее читаю, тем более поражаюсь ее способности из самых, казалось бы, обыденных и повседневных событий извлечь "приключение". Я уже где-то упоминала, что для меня ее повести сродни детективам по напряженности действий, по загадкам, сплошь и рядом начиняющим повествование. И, как в детективах, все время тянет заглянуть в конец . Пара тапочков. Хелга пишет: Она уже не молода немолода (?), а все, что она получила от жизни, – один прохладный безразличный поцелуй на щеке, которой с тех пор не касались ни чьи ничьи губы. Хелга пишет: Вода выглядела точно также как так же, как иорданская.
полная версия страницы