Форум » Наши переводы и публикации » "A Tangled Web" - "В паутине" Люси Монтгомери, перевод » Ответить
"A Tangled Web" - "В паутине" Люси Монтгомери, перевод
Хелга: Роман написан в 1931 году.
Хелга: Tanya Спасибо за тапочки! Кажется, у меня с "не" и "так же" все хуже и хуже. Все взяла на вооружение. apropos пишет: Вот я бы сказала, что Донна - умница, но мне ужасно жаль ею потерянных десяти лет. И если бы она вдруг не влюбилась в Питера - прозрела бы или нет? Хотя лучше поздно, чем никогда. В молодости кажется, что десять лет не так уж много, это потом жалеешь, что потратил их черте на что. Но увы, что ушло, то ушло и ничем не вернуть. Живите здесь и сейчас, дамы и господа! bobby пишет: Чудный роман! Чудный, согласна!
Хелга: III Донна и Вирджиния шли домой вместе. Вирджиния не преминула рассказать Донне несколько странных историй о Питере – особенно выделив байку о том, как в Ост-Индии он «разгуливал в чем мать родила», и что у него было там несколько дюжин темнокожих жен. Донна не поверила ни слову, но все же не осмелилась защищать Питера. Она не была в нем уверена – особенно в его отношении к ней. Существует ли она для него? Она не доверится ему, пока не убедится. А Вирджиния пусть себе болтает. «Интересно, будет ли сегодня дождь», – сказала Вирджиния, остановившись у ворот Утопленника Джона. «Нет, нет, уверена, что нет… вечер будет славным. Луна видна и никаких туч», – весело ответила Донна. Она была по горло сыта Вирджинией. Кроме того, она очень хотела есть, а Вирджиния, которая никогда не вспоминала о еде, всегда ухитрялась заставить Донну, любительницу поесть, почувствовать себя прожорливой хрюшкой. «Жаль, что сегодня будет луна. Ненавижу лунный свет, он всегда напоминает мне о том, что я хотела бы забыть», – скорбно и непоследовательно сказала Вирджиния. Вряд ли она хотела забыть то, о чем говорила. Но Вирджиния никогда не старалась быть последовательной, когда желала озвучить трогательную фразу. Она удалилась, скорбно неся свой вдовий траур. С Донной явно что-то произошло. Но причиной не мог быть Питер. Абсурдно предполагать, что это Питер. Но это был Питер. Донна уже знала это, входя в чопорный удобный дом Утопленника Джона. Она влюбилась в Питера Пенхаллоу. И он, если верить его глазам, влюбился в нее. Но что же теперь делать? Утопленник Джон закатит скандал. Они с Теклой едины в нежелании, чтобы Донна снова вышла замуж – ни за кого. Страшно представить, какие сцены они устроят, если она попытается выйти замуж за Питера Пенхаллоу. Впрочем, он ведь не предлагал ей выйти за него. И, возможно, никогда не предложит. Кто там, о боже, смеется наверху? Конечно, дура Текла. С ее вечными причудами по поводу здоровья. На этот раз – десять минут здорового смеха каждый день. Это действовало Донне на нервы, и она вышла к ужину совсем не в духе. Утопленник Джон тоже был не в настроении. Он пришел домой после похорон, обнаружил, что заболела его любимая свинья и не смог выругаться по этому поводу. Текла попыталась успокоить его, и это, как обычно, сработало. Ему нравилось, когда его женщинам приходилось успокаивать его. Но что такое с Донной? Она сидела в рассеянном молчании, словно ей все равно, какое у него настроение. Утопленник Джон вылил свое раздражение, пройдясь по всем, кто был на похоронах – особенно по Питеру Пенхаллоу. Он высказал о нем все, что мог. «Что бы вы сказали, стань он вашим зятем?» – спросила Донна. Утопленник Джон подумал, что Донна пытается пошутить. Он разразился хохотом. «Скорее согласился бы на дьявола», – сказал он, хлопнув по столу. – Текла, этот нож когда-нибудь точили? Две женщины ведут здесь хозяйство, и мужчина не может получить прилично подточенный нож!» После ужина Донна вышла из дома. Сегодня она не могла оставаться здесь. Она была растревожена, несчастна и одинока. Что имел в виду Питер, говоря о медовом месяце в Южной Америке. Кто станет его невестой? О, как она устала от всего. Весь мир устал. Даже луна выглядела покинутой – вдовой небес. Донна шла извилистой тропой вдоль Розовой Реки, пока не достигла укромного места, куда и вела тропа. Старый фруктовый сад и полуразрушенный дом посреди него. Дом ухаживаний, так называл его дядя Пиппин, потому что влюбленные парочки имели привычку сидеть на его ступенях, но сегодня здесь никого не было. Она пришла как раз вовремя, чтобы встретить Питера Пенхаллоу, который привязал свою лодку к стволу дерева и поднимался по старой поросшей мхом тропинке. Они уставились друг на друга, понимая, что это Судьба. Питер вернулся домой после похорон в состоянии глубокого уныния. Каким же ослом он был! Донна намеренно повернулась к нему спиной и отправилась рыдать на могилу Барри – или, по крайней мере, над его памятником. Ее сердце до сих пор похоронено там. Питер смеялся, когда впервые услышал, что Донна сказала это. Но больше он не смеялся. Теперь это стало трагедией. В отчаянии он взял лодку молодого Джеффа и отправился вниз по реке с романтическим намерением доплыть туда, откуда виден свет в окне Донны. Питер был настолько болен любовью, что мог совершить любой ребяческий поступок. Сумерки сгущались. Сначала река была бледно-золотой, затем – темно-серебристой, а потом – словно женщина, ожидающая в темноте. Вдоль ее бархатистых берегов светились окна домов. У него, у Питера, не было дома. Кроме того, где живет Донна. Дома, в котором она живет для него. А затем он увидел ее саму, идущую по извилистой тропе. Когда они пришли в себя, то обнаружили, что сидят рядом на ступеньках Дома ухаживаний, между двух кустов цветущей спиреи. Питер сказал: « Добрый вечер», хотя хотел сказать: «Славься, богиня!» Донна вообще не помнила, что сказала. Вокруг сгущался вечер, слабо светили звезды, ветер приносил ароматы ночи. Где-то через две фермы о своем существовании нахально сообщала какая-то собака. Теперь Донна знала, что Питер любит ее. Она разделит с ним страсти и чудеса его жизни – она узнает, как соблазнительно изведать пути, где не ступала нога белой женщины, они вместе увидят девственные горные вершины, взбираясь к закатным небесам, они будут стоять на пиках в Дариене, они проведут ночи в джунглях, жаркие, благоухающие, пряные ночи. Или под звездами пустыни – ведь она никогда не слышала, как звучат колокольчики верблюдов. «Думаю, я пьян с тех пор, как увидел тебя на приеме тети Бекки, неделю назад… год назад… жизнь назад, – сказал Питер. – Пьян твоею дьявольской магией. А всю жизнь считал, что ненавижу тебя! Тебя!» Донна восторженно вздохнула. Она должна навсегда сохранить в памяти этот миг. Приключение, тайна, любовь – эти три слова отныне принадлежали и ей. Она перешагнула порог, чтобы стать совершенной, молодой, бесстрашной и счастливой, словно никогда не получала горького урока, что радость может умереть. Она не гадала о том, что сказать – слова были не нужны. Она знала, что очень красива, она надела свою красоту, как наряд. И ночь была хороша и старые провалившиеся ступеньки, и собака. А Питер… это был просто Питер. «Разве он не чудесен? – спросил Питер о ветре, что обдувал их с реки. – Ненавижу вечера, когда нет ветра. Они кажутся мертвыми. Мне в десять раз лучше, если дует ветер». «И мне», – сказала Донна. Они замерли в молчаливом восторге, ощущая как прекрасно, что оба любят ветер. Из-за тучи показалась луна. По черноте старого сада побежали серебряные тени. Питер так долго молчал, что Донне пришлось спросить, о чем он думает. Просто для того, чтобы услышать любимый голос. «Смотри, как это темное облако освобождает луну, – ответил Питер, который не собирался ухаживать по-простому. – Словно из затмения». «А каким серебром оно блистает со стороны луны, – мечтательно произнесла Донна. – Должно быть, это чудесно». «Когда я куплю аэроплан, мы полетим туда, где есть такое же облако, чтобы посмотреть на него с лунной стороны, – сказал Питер, который прежде никогда не думал о приобретении аэроплана, но сейчас понял, что должен купить его и помчаться на нем через облака вместе с Донной. «И я подарю тебе Южный Крест, как брошь. Или ты предпочитаешь пояс из Ориона?» «О!» – сказала Донна. Она встала и протянула руки к луне. Возможно, она знала, что у нее очень красивые руки, мерцающие мрамором сквозь рукава тонкого черного платья. «Жаль, что я не могу полететь прямо сейчас». «Со мной?» Питер поднялся и сгреб в объятиях темное цветение ее красоты. Он целовал ее снова и снова. Донна отвечала на поцелуи, бесстыдно, как сказала бы Вирджиния. Но она не думала ни о Вирджинии, ни о Барри, ни о старых распрях. Она и Питер были одни в этой прелестной лунной ночи, в ее тенях и блеске. «Со мной?» – снова спросил Питер. «С тобой», – ответила Донна меж поцелуями. Питер триумфально рассмеялся, глядя на нее. «Я единственный мужчина на свете, которого ты могла бы полюбить», – высокомерно и искренне объявил он. – Как скоро мы можем пожениться?» «Хи-хи, как романтично», – хихикнула миссис Тойнби, которая вот уже минут десять стояла за углом дома, наблюдая за ними своими злыми черными глазками. «Хо-хо, моя проныра, вы тут как тут, – сказал Питер. – Порадуйтесь со мной, вдова Тойнби, Донна пообещала выйти за меня». «Значит, ее сердце воскресло, – сказала миссис Тойнби. – Интересная мысль. Но что скажет насчет этого Утопленник Джон?»
apropos: Хелга Ах, как хорошо!.. Дивное свидание дивной ночью - и кто сказал, что не бывает любви с первого взгляда - вот же она. Ужасно рада за Донну и Питера! о что скажет насчет этого Утопленник Джон? Чет мне представляется, что нашим ребятам нет дела до одобрения или неодобрения кого бы то ни было - они люди взрослые, самостоятельные, уж Питер-то точно не мальчик, но муж. Да и ради кувшина Утопленник на многое пойдет - перестал же он ругаться. Хотя почему-то кажется, что и от него можно ждать сюрпризов. Описания ночи - как вообще любые описания у Монгтомери - чудные. И такое славное упоминание: о своем существовании нахально сообщала какая-то собака.
Хелга: apropos пишет: Дивное свидание дивной ночью - и кто сказал, что не бывает любви с первого взгляда - вот же она. При том, что Монтгомери ведь, вроде описывает штампами - луна, поцелуи под луной, ночные тени и тыды, а читается все так естественно, ничто не задевает и не раздражает. Видимо, еще и потому что к пафосу она тотчас швыряет горсть иронии. apropos пишет: Чет мне представляется, что нашим ребятам нет дела до одобрения или неодобрения кого бы то ни было - они люди взрослые, самостоятельные, уж Питер-то точно не мальчик, но муж. Ну как сказать... традиции, предрассудки и все такое...
apropos: Хелга пишет: вроде описывает штампами - луна, поцелуи под луной, ночные тени и тыды, а читается все так естественно, ничто не задевает и не раздражает. Видимо, еще и потому что к пафосу она тотчас швыряет горсть иронии. Ирония - само собой, но штампы эти стали штампами, когда их с размахом стали штамповать и тиражировать - и гораздо позже. К тому же штампы на поверхности в убогих и бездарных текстах, у Монтгомери - изысканный слог и одухотворенная, насыщенная эмоциями сцена. Настоящая литература, словом. Хелга пишет: традиции, предрассудки и все такое... Хочется надеяться, что оне это преодолеют.
Хелга: apropos пишет: но штампы эти стали штампами, когда их с размахом стали штамповать и тиражировать - и гораздо позже. К тому же штампы на поверхности в убогих и бездарных текстах, у Монтгомери - изысканный слог и одухотворенная, насыщенная эмоциями сцена. Настоящая литература, словом. Да и вообще, язык состоит из штампов, что поделать. Главное, совершенно согласна, эти "штампы" употреблять в нужном месте, в нужное время и в верном стиле.
Tanya: Хелга «Я единственный мужчина на свете, которого ты могла бы полюбить», – высокомерно и искренне объявил он. Ох, как бы эта самоуверенность не встала на пути к столь ожидаемому счастью... Чуток тапочков: Хелга пишет: Они с Теклой едины в нежелании, чтобы Донна снова вышла замуж – ни за кого вариант: за кого угодно. Хелга пишет: Он пришел домой после похорон, обнаружил, что заболела его любимая свинья, запятая и не смог выругаться по этому поводу. Хелга пишет: И ночь была хороша, запятая и старые провалившиеся ступеньки, и собака.
Хелга: Tanya пишет: Ох, как бы эта самоуверенность не встала на пути к столь ожидаемому счастью... Парня распирает, что поделаешь. Но опасно, да. Спасибо за тапочки!
Armillaria: Хелга Хелга пишет: «Я жила в чистоте, в чистоте и умру, — сказала тетя Бекки, складывая руки на простыню. — И я рада, что не во сне. Роджер говорил, что такое возможно. Когда буду умирать, хочу, чтобы все мои мысли были со мной». Вот тут я с хитромудрой тётушкой согласна весьма, как говорится, ППКС А она была и осталась храброй. Она распрощалась с жизнью. Заглядывая в прошлое в этот свой последний час, она видела, что немногое в жизни на самом деле имело значение. Ее ненависть теперь казалась пустяком, да и любовь тоже. То, что когда-то она считала важным, виделось мелким, а некоторые пустяки вдруг обрели размер. Скорбь и радость словно перестали волновать ее. Но она была довольна своим признанием Кросби Дарку, что любила его. Да, в этом было какое-то удовлетворение. Она закрыла свои запавшие старые глаза и больше не открывала их. <...> Лежа в гробу, который вряд ли мог считаться дорогим, завернутая в кружевную шаль, с холодными бледными губами, что закрылись навеки, храня свои секреты, тетя Бекки выглядела строго красивой – настолько красивой, что поразила всех, кто долгие годы знал ее, как неприятную костлявую женщину с копной волос и морщинистым лицом. Примечательный эпизод (как в молитве: кончина непостыдная, мирная; и ассоциируется с описанием Настасьи Филипповны в финале "Идиота" - тело как мрамор). Да, автору тётя Бекки нравилась... мне - всё-таки нет, но я понимаю автора - и более опытных читателей. Хелга пишет: Кросби Дарк, на приеме умиравший от стыда, когда она сообщила, что любила его, сейчас почувствовал себя польщенным. Любовь этой величавой старой королевы стала комплиментом. *шёпотом: угу, всё-таки понял и почувствовал...* Хелга пишет: И Грейс Пенхаллоу плакала, что было столь необычно, что ее муж прошептал ей: «О чем ты плачешь? Ты всегда ненавидела ее». «Поэтому и плачу», – мрачно ответила Грейс. Она не могла объяснить, какой бессмысленной казалась ей теперь эта старая ненависть. И эта бессмысленность, как и скоротечность всего, огорчали ее. Снова безошибочный, без промаха, психологизм Л.М.М. Со мной было точно так же на похоронах одного человека, именно это переживание (и его отголоски остались до сих пор). Переживания Питера и Донны - настолько яркие, живые, настолько настоящие Символичным становится увлечение Вирджинии, которое Донна не желает больше разделять, как и образ жизни, и ход мыслей (долой дурман!). Не могу не думать о Джоселин, и думается мне, что она будет счастлива именно здесь, с Хью. И, может быть, Маргарет заберёт на воспитание малыша Брайана. Лунный Освальд Дарк - такой же замечательный, как Вержиль в "Блистательных Азераках". Внимательнее бы всем его слушать!
Хелга: Armillaria пишет: Снова безошибочный, без промаха, психологизм Л.М.М. Да, да! Она каждый раз попадает точно в цель. И снова и снова скажу - все ее герои потрясающе живые, и никто из них не плох и не хорош - люди во всей их красе. Спасибо, что читаете и отзываетесь!
Юлия: Хелга Спасибо тебе, дорогая! Действтельно: живые герои и удивительно тонкий и мудрый автор. Буквально в каждой главе, даже в небольших отрывках, в каждом повороте сюжета рассыпанны глубокие и важные наблюдения жизни, природы человеческой... Глубоко и очень красиво. Потрясающая природа (как ее чувствует автор и ее герои), на фоне которой происходят действия, становится сама одним из действующих лиц в этой замечательной пьесе жизни.
Хелга: Юлия пишет: Потрясающая природа (как ее чувствует автор и ее герои), на фоне которой происходят действия, становится сама одним из действующих лиц в этой замечательной пьесе жизни. Описания природы у автора хороши, их очень трудно верно передать. Особенно ее любовь к ветрам всякого рода.
Хелга: IV Питер и Донна оказались не единственной парой, чья верность этим вечером была связана обещанием. Автором сей фразы стала Гей – она подумала, что так будет звучать красивей, чем просто «заключили помолвку». Нэн, которая собралась на танцы в компании с Ноэлем и Гей, после похорон пошла домой вместе с нею, и по пути сообщила, что ее мать решила остаться на острове до тех пор, пока не определится ситуация с кувшином. «Она говорит, что не вернется в Сент-Джон, пока не станет известно, кто получит его. Бедная мама! Она сойдет с ума, если кувшин не достанется ей. Папа почти весь год по делам в Китае, так что не будет скучать по нас. Мы снимем комнаты в Соснах, те, в которых жила тетя Бекки. Только подумать, что жизнь так коротка, а я должна на целый год похоронить себя здесь. Отвратительно». Гей была слегка обескуражена. Она не знала, почему ее задело известие, что Нэн остается на острове, но отчего-то задело. По пути она больше молчала и вздохнула с облегчением, когда они дошли до Майского Леса. Это место было одним из достопримечательностей клана, когда здесь жил Говард Пенхаллоу, но с тех пор пришло в запустение – кровля крыши рассохлась, покрытие веранды прогнулась, стены требовали покраски. Сад зарастал. Но место хранило особую красоту, приютившись под крутым холмом, заросшим темными елями, на берегу под сапфиром небес и вод. Гей очень любила бывать здесь. Ее сердило и ранило, когда Нэн называла его старыми живописными развалинами. Но она забыла о Нэн и ее шпильках, пока одевалась к танцам. Как приятно было наводить красоту для Ноэля. Она надела шелковое платье цвета примулы и новые чудесные туфельки на высоких каблуках. В этом платье она всегда чувствовала себя красивой. Очаровательный золотистый шелк платья, скользнув по ее коротким волосам, растрепал прическу, словно ветер – лепестки нарцисса, а затем – явил чудо. Все было хорошо, пока не вошла Нэн и не встала рядом – возможно, неспроста. Нэн в платье, столь тонком, что могло уместиться в кулаке, блестящем, отважно красном с серебряными виноградинами по всему полю, на гладко причесанных, пепельно-золотых волосах – обруч из серебристо-зеленых листьев, с одним красным глазком. Гей мгновенно потухла. «Рядом с нею я выгляжу деревенщиной, как не грустно это осознавать, – подумала она. – Симпатичной, да, но деревенщиной» Ее брови слишком черны и густы рядом с тонкими линиями над узкими глазами Нэн. Но все же Гей подбодрила себя – бледная розовость ее щек под темными тенями ресниц не были результатом косметических ухищрений, и, кстати, говоря о красоте, этот завиток возле уха Нэн напоминает бакенбард. Гей снова забыла о Нэн, когда выбежала к калитке в конце сада, откуда был виден поворот дороги на Шарлоттаун, где должен проехать автомобиль Ноэля. Она пробежала мимо застекленной веранды, где стояли ее мать и Мерси Пенхаллоу. Гей знала, что они чешут языки о Ноэле – во всяком случае, Мерси. Когда Гей начала встречаться с Ноэлем, все семейство задрало носы и возмутилось. Если бы люди не вмешивались в чужую жизнь! Они считали, что Ноэль недостаточно хорош для нее – эти породистые Дарки и Пенхаллоу! Как можно осмелиться выйти замуж за пределами королевской семьи! Гей презрительно покачала головой, меряя сад стройными золотистыми ножками. Но Мерси Пенхаллоу еще не добралась до Ноэля. Они с миссис Говард детально обсудили похороны. Сейчас водянистые глаза Мерси были устремлены на Нэн, которая курила, стоя напротив веранды, к возмущению жителей Розовой Реки, кому случилось проходить мимо. «Она, должно быть, считает, что у нее красивая спина, так щедро показывая ее, – сказала Мерси. – Но сейчас старомодно быть скромной». Миссис Говард понимающе улыбнулась. Миссис Говард, как считал клан, была слишком терпима. Именно поэтому у Гей и Ноэля Гибсона все зашло так далеко. «Она собирается на танцы вместе с Гей и Ноэлем в сельский клуб Шарлоттауна Я бы предпочла, чтобы Гей не ходила туда в вечер после похорон, но нынешние молодые люди относятся к таким вещам иначе, чем мы когда-то». «Мир сходит с ума по танцам, – проворчала Мерси. – У нынешних молодых нет ни манер, ни морали. А что касается Нэн, то, как говорят, она вся в погоне за мужчиной. Одни парни на уме, все время за ними бегает, как мне сказали». «В наше время девушки предпочитали, чтобы парни бегали за ними, – улыбнулась миссис Говард. – Это было веселее. Думаю, та, что хотела быть пойманной, всегда могла остановиться». Мерси, которую никогда не «ловили», хотела она того или нет, фыркнула. «Полагаю, Гей все еще увлечена Ноэлем? – сказала она. – Почему ты не положишь этому конец, Люсилла?» Миссис Говард сокрушенно взглянула на нее. «Как я могу? Гей знает, что он мне не нравится. Но он вскружил ей голову. А когда я начала говорить ей о родословной, она сказала: «Мама, дорогая, Ноэль не лошадь». «А Роджер просто с ума по ней сходит!» – простонала Мерси. – Прекрасный парень с кучей денег. Он мог бы дать ей все…» «Кроме счастья, – печально сказала миссис Говард. Но произнесла она это лишь мысленно, а Мерси продолжала щебетать. «У Ноэля нет ни пенни, кроме зарплаты, и я сомневаюсь, будет ли когда-нибудь. Кроме того, кто такие эти Гибсоны? Просто выскочки. Интересно, что бы ее бедный отец подумал об этом». Миссис Говард вздохнула. Она не была столь практичной, как некоторые из семьи. Она не хотела, чтобы Гей выходила замуж за Роджера, не любя его, а из-за его денег. Отсутствие денег у Ноэля не было для нее аргументом против него. Более веско звучал его гибсонизм. Миссис Говард знала своих Гибсонов так, как Гей не могла их знать. И у нее имелось, несмотря на замечание Гей о родословной, более основательное старомодное убеждение. Увидев Ноэля впервые, она подумала: «Парню не следовало бы так использовать свои взгляды. И у него рот Гибсонов». Но ей не вынести ссору с Гей. Дочь – это все, что у нее было. Мерси не понимает. Не так-то просто «положить этому конец». У Гей есть собственная воля, несмотря на молодость и мягкость, и миссис Говард не желала, чтобы ее дитя стало несчастным. «Может быть, он просто флиртует с ней, – ответила Мерси на ее вздох. – Гибсоны очень непостоянны». Это еще более не понравилось миссис Говард. Немыслимо, чтобы какой-то Гибсон «просто флиртовал» с любым из Пенхаллоу. Она возмутилась предположению, что Гей может быть отвергнута. «Боюсь, он слишком серьезен. Думаю… уверена, что они уже почти помолвлены». «Почти помолвлены. Люсилла, дорогая, что ты такое говоришь. Люди могут быть или помолвлены, или нет. И будь Гей моей дочерью… Миссис Говард улыбнулась. Трудно удержаться от мысли, что будь Гей дочерью Мерси, ни Ноэль, ни любой другой парень даже не посмотрели бы в ее сторону. Бедняжка Мерси! Она так невзрачна. С этими жуткими складками! С лицом, черты которого, казалось, пугались друг друга. Миссис Говард почувствовала к ней самодовольную жалость женщины, которая когда-то была очень хороша, да и до сих пор неплоха. Миссис Говард по всем статьям занимала место самой популярной женщины в клане. Где бы она ни появлялась, всегда казалось, что она как раз там, где должна быть, безо всякой суматохи. Она обычно выигрывала все споры, потому что никогда не спорила, а лишь улыбалась. Она ничего не знала о множестве вещей, но знала многое о любви и кухне, а женщина в таких делах может добиться огромных успехов. Она не была, как многие, подругой, что гладит против шерсти, давая то тычок, то шлепок; и в ней было нечто, заставляющее людей поверять ей свои тайны – свои красивые тайны. Тетя Бекки всегда льстила себе, что знает все секреты клана, но миссис Говард узнавала многое, прежде чем это доходило до тети Бекки. Даже Стэнтон Гранди, который редко хорошо отзывался о женщинах, потому что имел репутацию обладателя сардонического сорта юмора, как-то сказал о миссис Говард, что Бог однажды понял, что делает, создавая женщину. Некоторые из клана считали, что для вдовы ее возраста миссис Говард одевается слишком ярко, но она лишь смеялась над этим. «Я всегда любила яркие цвета и буду их носить, пока жива, – отвечала она. – Вы можете похоронить меня в черном, если хотите, но пока дышу, я буду носить голубое». «Говоря о Роджере, – продолжила Мерси, – он с недавнего времени плохо выглядит. Худой, как щепка. Беспокоится о Гей? Или слишком много работает?» «Боюсь, того и другого понемногу. Миссис Гейтвэй умерла на прошлой неделе. Никто на свете не мог бы спасти ее, но Роджер очень тяжело воспринял потерю своей пациентки». «Он душевней, чем другие врачи, – сказала Мерси. – Гей будет маленькой слепой гусыней, если обойдет его вниманием ради Ноэля, вот что я скажу». Это было далеко не все, что хотела сказать Мерси, но миссис Говард искусно сменила нежелательную тему на обсуждение кувшина тети Бекки. Слышала ли Мерси? Квартиранты миссис Адам Пенхаллоу в Индейском Ключе, Джеральд Элмсли и Гроссет Томпсон, поссорились меж собой по поводу кувшина и покинули дом. К большому огорчению миссис Адам, которая едва сводит концы с концами. «Но с чего бы Джеральду и Гроссету ссориться из-за кувшина? – спросила Мерси. – Это вообще не их дело». «Ведь Джеральд водит знакомство с Верой Дарк, а Гроссет помолвлен с Сэлли Пенхаллоу» – это все объясняло, но не наполняло кошелек миссис Адам. «По моему мнению, этот кувшин сведет всех с ума», – сказала Мерси.
Хелга: Гей высматривала Ноэля, стоя у калитки под старой сосной, похожей на мрачного, черного, скорбного священника. Не первый вечер, забыв обо всем, она вот так ждала его. В тишину вечера вторгся далекий величественный смех Утопленника Джона, эхом раскатился вдоль берега и возмутил Гей. Она пришла сюда мечтать о Ноэле, и лишь прекраснейшие сдержанные звуки подобали этому – тонкий шепот деревьев, полу-слышимый, полу-ощущаемый стон прибоя, воздушные вздохи ветра. Самые дорогие полчаса дня – нежные золотые закатные, перед тем, как все утонет во тьме. Она хотела сохранить его для Ноэля, она была молода и влюблена, и не забудьте, что на дворе стояла весна. И, разумеется, именно поэтому должен был на весь свет зареветь Утопленник Джон, а, откуда не возьмись, явиться Роджер и встать рядом, глядя на нее с высоты своего роста. Высокий, мрачный, ужасный Роджер! По крайней мере, Гей считала, что его бледное лицо и грива темно-рыжих волос выглядят мрачно в сравнении с элегантностью и аккуратностью Ноэля. И все же ей очень нравился Роджер и нравился бы еще больше, если бы клан не хотел, чтобы она вышла за него замуж. Роджер смотрел на ее стриженную, светящуюся золотисто-каштановым головку. На ее красивые черные брови. На бархатистые глаза под пышными ресницами. И на эту ямочку, что как раз рядом с милым алым ротиком. На нежно-розовую шею над золотистым платьем. Она как апрель, застенчива, мила и своенравна, эта маленькая Гей. Как не полюбить ее? В ней все говорит: «Приди и полюби меня». Как мягок, нежен ее голос, один из немногих женских голосов, которые он слушал с удовольствием. Он был очень критичен относительно женских голосов, очень чувствителен к ним. Ничто не ранило его более неприятного голоса, даже некрасивость лица. В ее руке хранился дар для него, открой она ладонь и отдай ему. Он потерял надежду, что такое когда-нибудь произойдет. Он знал, что за этими ресницами кроется мечта не о нем. Он прекрасно знал, что она ждет другого, в сравнении с кем, он, Роджер, был просто тенью и куклой. Внезапно он осознал, что ему уже тридцать два против восемнадцати Гей. Почему, черт побери, он должен был полюбить Гей, когда вокруг дюжины девушек, которые с радостью кинулись бы к нему – он точно знал это. Но случилось то, что случилось. Он любил ее. И хотел, чтобы она была счастлива. Он был рад, что в мире хоть кто-то мог быть счастлив, и этот человек – Гей. Только бы тот парень Гибсон сделал ее счастливой! «Эта старая калитка все еще здесь. Думал, твоя мать хотела убрать ее». «Я ей не позволила, – ответила Гей. – Это моя калитка. Я люблю ее». «Я вообще люблю калитки, – с улыбкой сказал Роджер. – Калитка – это соблазн, обещание. За нею может ожидать что-то чудесное, и путь туда не закрыт. Калитка – это тайна, символ. Что бы мы обнаружили, ты и я, Гей, если бы открыли ее и вышли?» «Маленькую зеленую поляну белых фиалок на закате, – засмеялась Гей. – Но мы не пойдем, Роджер, на траве роса, и я испорчу новые туфли». Она смотрела на него, смеясь, лишь мгновение, но как раз в это мгновение из-за поворота выехала машина Ноэля, и она пропустила ее. Когда Гей вернулась в дом, оставив Роджера у так и не открытой калитки, то обнаружила, что Ноэль сидит на ступеньках рядом с Нэн. Они не встречались прежде, но казалось, что знали друг друга всю жизнь. Нэн смотрела на Ноэля тем взглядом, от какого мгновенно таял любой мужчина, но никоим образом не женщина. Гей ощутила странный холодок, пробежавший по спине. «Я только что спрашивала Ноэля, не завивает ли он волосы щипцами», – сказала Нэн своим лениво- наглым голосом. Гей позабыла о своих содроганиях и прочих неприятностях, когда оказалась на танцах. Ноэль говорил ей чудесные слова, и все вокруг стало чудесным, а когда в разгар веселья они удалились в тенистый уголок балкона, ее чаша наполнилась до краев. Потому что Ноэль шепотом задал ей вопрос, а она, улыбаясь, краснея, с комом в горле, глядя ему в глаза, прошептала ответ. Теперь они больше не были «почти» помолвлены. Остаток вечера Гей парила – или ей казалось, что парила – в розовом тумане столь редкой и изысканной природы, что его трудно было назвать простым словом счастье. По пути домой они оставили Нэн в Соснах и поехали вместе в Майский Лес. Им было трудно расстаться. Какое счастье, что они вновь скоро встретятся. Они стояли на повороте тропы под большой поздно расцветшей яблоней, среди мягких теней дрожащей в лунном свете листвы. Ночь, полная тайн и чудес – никогда не было, не могло быть такой ночи прежде. Сколько возлюбленных стояли здесь вот так, сколько клятв шептали в лунном свете, думала Гей, отдавая Ноэлю губы, алые, как сама роза любви. Старое дерево вдруг качнуло над ними ветвями, словно благословляя. Как много любящих стояло под ним, как много поцелуев оно видело. Многие из этих целующих губ ныне стали пеплом. Но каждую весну чудо любви вновь и вновь возрождалось. Вернувшись домой, Гей разделась в своей комнате при лунном свете. Она рассыпала лепестки белых июньских роз, что хранились в голубом кувшине на столе. Отец подарил ей этот кувшин, когда она была ребенком, и наказал бросать в него по пригоршне розовых лепестков за каждый счастливый день в ее жизни. Теперь кувшин был почти полон. Осталось место лишь для одной пригоршни. Гей улыбнулась. Она добавит ее в день своей свадьбы и запечатает кувшин навсегда, как символ своего девичества. И, конечно же, она не могла спать. Было бы жаль упустить эти часы, заснув. Лучше лежать, думая о Ноэле. Даже чуть-чуть планируя свою свадьбу. Она будет осенью. Свадебное платье – атласное, бледно-розовое, как ее кожа… «Твоя кожа, как лепестки белых нарциссов», – сказал ей Ноэль… переливающиеся шелковые чулки… кружева, как морская пена… одно из тех тонких платиновых обручальных колец… прелестная миссис Ноэль Гибсон… одна из самых очаровательных невест сезона… маленький дом где-нибудь… возможно, один из тех красивых новых бунгало, с желтыми занавесками, словно солнечный свет в окнах, и желтыми тарелками, как круги солнечного света на столе. И Ноэль напротив. «Моя любимая малышка». Она слышала сейчас, как он сказал это, стоя под яблоней и глядя в бездонные колодца ее глаз, – такими они были в тот миг. Как удивительно и невероятно, что в огромном мире среди всех прекрасных девушек, из которых он мог выбирать, он выбрал именно ее. Она вдруг вспомнила предостережение Лунного человека: «Не будь слишком счастливой». Бедный старый сумасшедший Лунный человек. Разве можно быть слишком счастливым? Разве Бог не любит счастливых людей? Ведь люди созданы для счастья. «Я всегда буду любить эту ночь, – думала Гей. – Восьмое июня навсегда станет самым дорогим днем года в моей жизни. И всегда буду тайно праздновать его». И они всегда будут вместе – всегда. В горе и радости. Рассветы и сумерки станут еще прекраснее оттого, что они вместе. «Если бы я умерла, – думала Гей, – а Ноэль пришел бы и посмотрел на меня, я бы вновь ожила». На следующее утро ей позвонила Нэн. «Думаю, мне нравится твой Ноэль, – сказала она нараспев. – Пожалуй, заберу его у тебя». Гей победоносно рассмеялась. «Не сможешь», – ответила она.
apropos: Хелга Такая романтичная глава! Чет мне кажется, не случайно Лунный человек предупредил Гей - жду теперь баца со стороны Ноэля и Нэн. И Роджера жалко - он такой славный, и так влюблен... Мама у Гейл очень мудрая женщина. «По моему мнению, этот кувшин сведет всех с ума», – сказала Мерси. Уже.
Хелга: apropos пишет: И Роджера жалко - он такой славный, и так влюблен... И рыжий к тому же.
apropos: Хелга пишет: И рыжий к тому же. А у нас к рыжим особая слабость. Не, ну действительно милый. Хочется, чтобы ему воздалось по делам его.
Юлия: Хелга ! Чудесно! Хелга пишет: тонкий шепот деревьев, полу-слышимый, полу-ощущаемый стон прибоя, воздушные вздохи ветра. Вздохи, вздохи... apropos пишет: жду теперь баца со стороны Ноэля Да Ноэль сам сразу показался потенциальным бацем Но есть же Роджер... Не знаю как рыжесть, но рассуждения о калитке говорят в его пользу.
Хелга: Юлия пишет: Не знаю как рыжесть, но рассуждения о калитке говорят в его пользу. Аха, тоже нравится Роджер. Хотя, Ноэль себя пока никак не проявил, темная лошадка.
bobby: Хелга Очень романтично! И мне тоже очень понравился Роджер - влюблённый и несчастный, и рыжий, да. А со стороны Нэн и Ноэля теперь только ждать неприятностей, если не сказать больше...
полная версия страницы