Форум » Наши переводы и публикации » "Magic for Marigold" - "Чудеса для Мэриголд" Люси М. Монтгомери » Ответить
"Magic for Marigold" - "Чудеса для Мэриголд" Люси М. Монтгомери
Хелга: Перевод Хелга
Хелга: Люси Мод Монтгомери Чудеса для Мэриголд Норе, в память о мире, который ушел навсегда 1929 Глава I Что в имени? 1 Давным-давно — а ведь если подумать, эти слова на самом деле единственно правильные, чтобы начать историю, единственные с настоящим привкусом романтики и сказки — все жители Хармони из клана Лесли собрались в Сосновом Облаке, чтобы по традиции отпраздновать день рождения Старшей бабушки. А также, чтобы дать имя ребенку Лорейн. Стыд и позор, как патетически заявила тетя Нина, что милашка живет на свете полных четыре месяца без имени. Но что поделать, если бедняжка Линдер умер за две недели до рождения дочери, столь ужасно и внезапно, а несчастная Лорейн тяжело проболела несколько недель после этого. Честно говоря, она и сейчас не слишком окрепла. В ее семье бывал туберкулез, знаете ли. Тетя Нина вовсе не была тетей, по крайней мере, кому-то из Лесли. Просто кузиной. У Лесли принято называть тетями и дядями всех, кто старел настолько, что становилось неприличным позволять молодой мелюзге называть их по именам. В этой истории будут появляться и исчезать бесконечно много таких «тетей» и «дядей», так же как и несколько настоящих. Я не стану прерываться, чтобы объяснить, к какому разряду они относятся. Это неважно. Они все либо Лесли, либо состоят в браке с Лесли. Только это имело значение. Если вы Лесли, вы рождены среди знати. Они помнят даже родословные своих кошек. Все Лесли обожали ребенка Лорейн. И все хором любили Линдера — вероятно, это было единственным, в чем они соглашались друг с другом. Прошло уже тридцать лет с тех пор, как в Сосновом Облаке появлялся ребенок. Старшая бабушка не раз мрачно замечала, что добрый старый род подходит к концу. Поэтому сие маленькое дамское приключение приветствовалось бы с безумной радостью, если бы не смерть Линдера и долгая болезнь Лорейн. Ныне же, когда наступил день рождения Старшей бабушки, у всех Лесли появилось оправдание для столь долго откладываемой радости. Что же касается имени, то ни один из детей Лесли не мог быть назван, пока все находящиеся на доступном расстоянии родственники не высказывали свое мнение по этому вопросу. Выбор подходящего имени, на их взгляд, был более важным, чем простое крещение. И в сто раз важнее для лишившегося отца ребенка, чья мать была хоть и вполне доброй душой, но, заметьте, всего лишь какой-то Уинтроп!
Юлия: Хелга Новый перевод Монтгомери! Спасибо тебе, дорогая, за новогодний подарок. Хелга пишет: Что же касается имени, то ни один из детей Лесли не мог быть назван, пока все находящиеся на доступном расстоянии родственники не высказывали свое мнение по этому вопросу. Ох, предвкушаю чудную историю.
Хелга: Юлия пишет: Ох, предвкушаю чудную историю. История чудная, мне очень понравилась. В чем-то похожа на «Паутину», а в чем-то... впрочем, молчу.
Малаша: А я ничего не понимаю, Хелга, вы еще и переводите? Даже слов нет, восхищаюсь. Прочитала этот кусочек, затягивает. Вроде начало неспешной истории, а уже интригует и интересно, что дальше.
Скрипач не нужен: Хелга, ой, как я рада! Спасибо-преспасибо! Только вчера думала: хочу новый перевод от Хелги и Рождественскую сказку. И вот! А сказочку бы, а? Может, напишете?
Хелга: Малаша пишет: Прочитала этот кусочек, затягивает. Вроде начало неспешной истории, а уже интригует и интересно, что дальше. Надеюсь затянет и дальше. Скрипач не нужен пишет: Только вчера думала: хочу новый перевод от Хелги и Рождественскую сказку. И вот! А сказочку бы, а? Может, напишете? Рождество же, сбыча мечт и все такое.
Хелга: Сосновое Облако, исконное родовое гнездо Лесли, где проживали Старшая бабушка и Младшая бабушка, миссис Линдер и дитя, и Саломея Сильверсайдс, располагалось на берегу гавани, достаточно далеко от деревни Хармони, чтобы считаться находящимся на острове – дом из светлого кирпича – красивый полнощекий старый дом – столь увитый виноградной зеленью, что более походил на ворох плюща, чем на дом; дом, который сложил руки и сказал: «Я буду отдыхать». Перед ним расстилалась прекрасная бухта Хармони с ее мурлыкающими волнами, так близко, что в осенние шторма брызги долетали до самых ступеней крыльца и покрывали каплями окна Саломеи Сильверсайдс. За домом по склону карабкался сад. А еще выше на холме виднелся смутный контур большого соснового леса. Именинный ужин поглощался в комнате Старшей бабушки, которая была «садовой комнатой», пока два года назад Старшая бабушка не заявила спокойно и весело, что устала вставать до завтрака и работать меж трапезами. “Пусть меня обслуживают во все дни, что мне остались, – заявила она. – Девяносто лет я обслуживала других…» – и управляла ими, добавили Лесли про себя. Но не вслух, потому что временами казалось, уши Старшей бабушки способны услышать сказанное на расстоянии не одной мили. Однажды дядя Эбенезер высказал что-то о ней, сам себе, в своем подвале, в полночь, в уверенности, что он один в доме. В следующее воскресенье Старшая бабушка вернула ему эти слова. Она сказала, что Люцифер передал их. Люцифер — ее кот. И дядя Эбенезер вдруг вспомнил, что, когда он произнес их, его кот сидел на ящике с картофелем. Надежнее всего было вообще ничего не говорить о Старшей бабушке. Комната Старшей бабушки, длинная, темно-зеленая, находилась в южном крыле дома, застекленная дверь вела из нее прямо в сад. Стены комнаты были увешаны фотографиями невест Лесли за последние шестьдесят лет, почти все – с огромными букетами и прекрасными вуалями и шлейфами. Среди них имелась и фотография Клементины, первой жены Линдера, которая умерла шесть лет назад вместе со своей маленькой неназванной дочерью. Старшая бабушка поместила эту карточку на стене в ногах своей кровати, так чтобы все время видеть ее. Старшая бабушка очень любила Клементину. По крайней мере, Лорейн всегда так казалось. Фотография радовала глаз — Клементина Лесли была очень красивой. Не в подвенечном платье – фотография была сделана перед свадьбой и значилась в клане под названием «Клементина с лилией». Она позировала, стоя возле пьедестала, ее прекрасные руки покоились на нем, в одной, изящной и совершенной, — руки Клементины стали образцом красоты — она держала лилию, серьезно взирая на нее. Старшая бабушка однажды сказала Лорейн, что некий выдающийся гость Соснового Облака, художник международного значения, воскликнул, увидев эту фотографию: «Совершенные руки! Руки, в которые мужчина мог бы без боязни вложить свою душу!» Лорейн вздохнула и взглянула на свои довольно тонкие маленькие руки. Не красивые — едва ли даже милые; но все же Линдер однажды поцеловал ее пальчики и сказал... Лорейн не сообщила Старшей бабушке, что сказал Линдер. Возможно, Старшая бабушка больше любила бы ее, поделись она этим. В углу возле кровати Старшая бабушка держала часы – часы, что били в честь похорон и венчаний, приходов и уходов, встреч и расставаний пяти поколений; дедовские часы, которые отец ее мужа привез из Шотландии сто сорок лет назад; Лесли увенчали себя, став одними из первых поселенцев острова Принца Эдуарда. Часы до сих пор показывали точное время, и Старшая бабушка каждый вечер вставала с кровати, чтобы завести их. Она сделала бы это даже будучи при смерти.
apropos: Хелга Вот спасибо! Вот подарок! Чудная любимая Монт! Очередной клан - многочисленные бабушки, тетушки, дядюшки и коты, традиции и устои, старые дома, старая мебель и вещи, передающиеся из поколения в поколение. И да, интрига витает в воздухе, хвостик ее уже где-то торчит и вот-вот вынырнет и раскроется, изовьется и явит себя во всей красе затаившему дыхание искушенному читателю. Эк меня разобрало на радостях...
Хелга: apropos пишет: Эк меня разобрало на радостях... Эк... точно. Но хочу предупредить, книга о девочке, маленькой.
Юлия: Хелга Ох какая уютная невозможно притягательная картина - Старшая (!) бабушка с говорящим котом! М-м-м Хелга пишет: книга о девочке, маленькой Отлично. Если присмотреться, мы все маленькие девочки.
Малаша: Сколько бабушек! Пока нет никаких событий, но читать интересно и приятно. Красивое, уютное повествование. Боюсь, как бы генеалогическое древо семейства не оказалось слишком запутанным. Когда читала Сагу о Форсайтах, путалась в бесчисленных Форсайтах, даже записывала для себя со стрелочками, кто кому приходится. Потом правда, все встало на свои места.
Хелга: Юлия пишет: Если присмотреться, мы все маленькие девочки. Абсолютно! Малаша пишет: Боюсь, как бы генеалогическое древо семейства не оказалось слишком запутанным. Вполне себе может оказаться таковым. Как в "В паутине", например.
Хелга: Другое ее великое сокровище располагалось в противоположном углу. Большой стеклянный футляр, в котором хранилась знаменитая кукла Скиннеров. Мать Старшей бабушки была урожденной Скиннер, и эта кукла не входила в состав традиций Лесли, но каждый ребенок в семействе рос в страхе и трепете перед нею и зная ее историю. Сестра матери Старшей бабушки лишилась своей единственной трехлетней дочери, да так и не оправилась после этого. У нее имелась восковая фигурка ее ребенка, которую она всегда держала при себе и разговаривала с нею, словно та была живой. Фигурка была одета в красивое вышитое платье, которое принадлежало умершей девочке, а на ножке – одна из ее туфелек. Другую туфельку фигурка держала в руке, собираясь надеть на босую ножку, что выглядывала из-под муслиновых воланов. Кукла была настолько похожа на живую, что Лорейн всегда вздрагивала, проходя мимо, а Саломея Сильверсайдс высказывала сомнения, прилично ли держать в доме подобную вещь, особенно после того, как узнала, что Лазарь, наемный работник-француз, считает и всем рассказывает, что эта кукла – Святая старой леди, и она регулярно молится перед нею. Но все Лесли неким образом гордились этой вещью. Ни одно семейство с острова Принца Эдуарда не могло похвастаться такой куклой. Это давало им некий знак качества, а туристы писали о ней в своих местных газетах, когда возвращались домой. И конечно же, на торжестве присутствовали кошки. Люцифер и Аэндорская Прорицательница. Обе – бархатно-черные с огромными круглыми глазами. Сосновое Облако славилось породой черных кошек с топазовыми глазами. Их котята не раздавались кому попало, а вручались ограниченному числу просителей. Люцифер был любимцем Старшей бабушки. Самостоятельный, утонченный кот. Загадочный кот, столь наполненный тайной, что она чуть ли не сочилась из него. Аэндорская Прорицательница, несмотря на свое имя, по сравнению в Люцифером выглядела простушкой. Саломея в тайне гадала, не побаивалась ли Старшая бабушка суда за то, что назвала кота в честь Сатаны. Саломее «нравилось, когда кошки находятся там, где им положено», но она рассердилась, когда однажды дядя Клон сказал ей: «Саломея Сильверсайдес! Почему бы тебе самой не родиться кошкой с таким именем. Холеной урчащей бархатной мальтийкой». «Уверена, что не похожа на кошку», – ответила сильно оскорбленная Саломея. И дядя Клон согласился с нею. Старшая бабушка являла собой гномоподобную даму девяносто двух лет, намеревающуюся дожить до ста. Крошечная, сморщенная, морщинистая со сверкающими черными глазами. Почти во всем, что она говорила или делала, присутствовал плутовской налет ехидства. Она управляла всем кланом Лесли и знала все, о чем в нем говорили и что делали. Если она отказалась «прислуживать», то определенно не отказалась «повелевать». Сегодня она расположилась на малиновых подушках, в свежем, украшенном оборками белом чепце, завязанном под подбородком, с аппетитом поедала свой ужин и думала о вещах, которые вряд ли прилично рассказывать ее невесткам, невесткам ее детей и невесткам ее внуков.
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая. Хелга пишет: Люцифер и Аэндорская Прорицательница Какая прелесть. Хелга пишет: думала о вещах, которые вряд ли прилично рассказывать ее невесткам, невесткам ее детей и невесткам ее внуков. Какая замечательная бабуся
apropos: Хелга Бабушки, коты и прочие родственники очень хороши. Старшая очень колоритна, впрочем, как всегда у Монтгомери. Предвкушаю. Хелга пишет: Вполне себе может оказаться таковым. Как в "В паутине", например. Ну с многочисленными персонажами можно запутаться поначалу, но постепенно каждый приобретает свои отличные черты, и перепутать кого-либо уже невозможно - так они своеобразны и непохожи друг на друга. И если в Паутине в самом начале и было ощущение "толпы", по мере развития действия каждый персонаж занял свое место и запомнился. Действительно, как в Саге, хотя там все же преобладает история Сомса, у Монтгомери практически каждое действующее лицо имеет свою историю и свое развитие. (Именно в Паутине, т.к. в том же Голубом замке есть очевидная главная героиня). Вообще Монтгомери пишет очень "вкусно", а образы всегда такие яркие и насыщенные, что прямо родными становятся. Переживаешь за каждого.
Скрипач не нужен: Хелга спасибо! Неторопливо, размеренно, с кучей всяческих "фирменных" подробностей и "фирменным" же хитрым прищуром. Сплошное стопроцентное удовольствие! Однажды дядя Эбенезер высказал что-то о ней, сам себе, в своем подвале, в полночь, в уверенности, что он один в доме. В следующее воскресенье Старшая бабушка вернула ему эти слова. Она сказала, что Люцифер передал их. Люцифер — ее кот. И дядя Эбенезер вдруг вспомнил, что, когда он произнес их, его кот сидел на ящике с картофелем.
Малаша: Старшая бабушка и Люцифер очень симпатичные. Интересно, о чем таком думала бабушка, что стыдно (неприлично) поделиться с другими женщинами? Причем именно с женщинами.
Хелга: Юлия пишет: Какая замечательная бабуся Да, даже завидую семейству Лесли. apropos пишет: Действительно, как в Саге, хотя там все же преобладает история Сомса, у Монтгомери практически каждое действующее лицо имеет свою историю и свое развитие. Да, и она умудряется всем найти место и историю, и наделить плотью и кровью. Скрипач не нужен пишет: Неторопливо, размеренно, с кучей всяческих "фирменных" подробностей и "фирменным" же хитрым прищуром. Как-то так, да-да. Малаша пишет: Интересно, о чем таком думала бабушка, что стыдно (неприлично) поделиться с другими женщинами? Причем именно с женщинами. Учитывая время действия, мысли могли быть вполне невинными по меркам 21 века.
Хелга: 2 Младшая бабушка, просто девушка для своих шестидесяти пяти, сидела во главе длинного стола – высокая красивая леди с яркими серо-голубыми глазами и седыми волосами. Старшая бабушка считала ее цветущей молодкой. В ней не было ни капли от традиционной старушки в чепце, с вязальными спицами. В пурпурном бархатном платье с изумительным кружевным воротником она скорее походила на величавую пожилую принцессу. Платье было сшито восемь лет назад, но любая вещь, которую надевала Младшая бабушка, казалась на вершине моды. Большинство из присутствующих Лесли считали, что ей не следовало отказываться от черного даже ради именинного ужина. Но Младшую бабушку их мнение заботило не больше, чем Старшую. Она была Блайсделл — одной из «тех упрямых Блайсделлов» — а традиции Блайсделлов ничуть не хуже, чем традиции Лесли. Лорейн сидела за столом справа от Младшей бабушки, рядом с нею стояла колыбель с малышкой. Благодаря ребенку Лорейн обрела некую неоспоримую значительность, каковой прежде не обладала. Все Лесли, больше или меньше, но были против «второго выбора» Линдера. Лишь тот факт, что она являлась дочерью священника, примирял их с ним. Лорейн была маленьким, скромным, симпатичным существом, почти неприметным, если бы не пышная масса блестящих бледно-золотистых волос. Ее милое личико походило на цветок, украшенный ласковыми серо-голубыми глазами под длинными ресницами. В своем черном платье она казалась особенно юной и хрупкой. Но Лорейн уже встала на путь ощущения, хоть малого, но счастья. Вновь наполнились ее руки, что обнимали лишь пустоту в тишине ночей. Поля и холмы вокруг Соснового Облака, голые и окоченелые в те дни, когда родилась ее маленькая леди, зазеленели, зазолотились, утопая в цветении, а сад превратился в изысканно-ароматный мир. Невозможно быть совсем несчастной весной, имея столь невероятно-чудесного ребенка. Малышка лежала в старой колыбельке, исполненной в хэпплуайтовском* стиле, в которой прежде лежали и ее отец, и дед — вполне восхитительный ребенок с маленьким подвижным подбородком, крошечными ручками, изящными, словно яблоневый цвет, светло-голубыми глазами и надменной улыбкой превосходства, характерной для младенцев, пока они не позабыли все те удивительные вещи, что бывают известны лишь в самом начале жизни. Лорейн почти не ела, любуясь своей малышкой и… гадая. Неужели это крошечное создание когда-нибудь станет танцующей мечтательной девушкой? Лорейн вздрогнула. Не стоит заглядывать так далеко вперед. Тетя Энни встала, принесла шаль и заботливо накинула ей на плечи. Лорейн почти растаяла, поскольку июньский день был жарок, но не снимала шали весь ужин, не желая задеть чувства тети Энни. Обычный для Лорейн поступок. * Джордж Хепплуайт (1727? – 1786) был краснодеревщиком. Он входит в тройку лучших английский мебельщиков 18-го века, наряду с Томасом Шератоном и Томасом Чиппендейлом. Образцов его изделий не осталось, но его имя связывается с особым стилем легкой элегантной мебели, которая была в моде в 1775 – 1800г.г.
apropos: Хелга Младшая бабушка не менее колоритна, чем Старшая. Бабушки, тетушки, мать и дитя. А где дедушки, дядюшки и прочие представители мужеской половины клана? Описания и характеристики великолепны, Монтгомери в своем неподражаемом стиле.
Хелга: apropos пишет: Описания и характеристики великолепны, Монтгомери в своем неподражаемом стиле. В принципе, и сюжета не требуется, можно просто читать истории о людях.
Хелга: Слева от Младшей бабушки сидел дядя Клондайк, красивый, загадочный, еще один из неисчисляемых членов клана Лесли. Его густые прямые брови, сверкающие голубые глаза, грива каштановых волос и золотисто-рыжая борода однажды побудили некую сентиментальную леди неопределенного возраста из Хармони заявить, что он наводит ее на мысли о прекрасных древних викингах. На самом деле дядю Клондайка звали Горацием, но с тех пор, как он вернулся с Юкона с карманами полными золота, он стал известен как Клондайк Лесли. Его кумиром был бог всех скитальцев и именно ему Гораций Лесли посвятил прекрасные бурные годы приключений. Когда дядя Клондайк учился в школе, он имел привычку рассматривать разные места на карте и заявлять: «Я поеду туда». Так он и сделал. Он стоял на самом южном валуне Цейлона и сидел на буддийском могильнике на краю Тибета. Южный Крест стал ему приятелем, он слушал пение соловьев в садах Альгамбры. Индийские и Китайские моря были для него прочитанной книгой, и он в одиночку под северным сиянием прошел великие арктические просторы. Он жил во многих местах, но никогда ни одно из них не считал своим домом. Это слово подспудно и священно относилось лишь к длинной зеленой, выходящей к морю долине, где он родился. В конце концов, насытившись, он вернулся домой, чтобы прожить остаток жизни достойным законопослушным членом клана, и в знак этого подстриг усы и бороду до приличествующего размера. Его усы были особенно устрашающими. Их концы почти достигали низа бороды. Когда тетя Энн в отчаянии спросила, зачем он, ради всего святого, носит такие усы, дядя Клондайк ответил, что обматывает их вокруг ушей, чтобы те не замерзали. В клане весьма опасались, что он намерен оставить их в таком виде, поскольку дядя Клондайк был как урожденным Лесли, так и Блейсделлом. В конце концов он подстриг их, хотя ничто не могло склонить его к решению чисто выбрить лицо, модно это или не модно. Но, хоть он и ложился рано спать, по крайней мере, раз в неделю, он все еще с удовольствием смаковал жизнь, и клан постоянно в тайне побаивался его саркастических подмигиваний и циничных речей. Тетя Нина, в частности, жила в страхе с того дня, когда гордо заявила ему, что ее муж никогда не лгал ей. «Ах, ты бедняжка», – с искренним сочувствием заметил дядя Клондайк. Нина предположила, что там имелась какая-то шутка, но так и не могла найти, где. Она являлась Ж. С. Х. У. и М. О. О. п О. И.** и еще многими другими буквами алфавита, но почему-то ей было трудно понять шутки Клондайка. Клондайк Лесли был известен, как женоненавистник. Он глумился над всеми разновидностями любви, а особенно, над сверх абсурдностью любви с первого взгляда. Но это не мешало клану год от года пытаться женить его. Разве не помогло бы Клондайку, женись он на хорошей женщине, которая бы серьезно относилась к жизни. Лесли не сомневались в этом и со своей широко известной семейной прямотой рекомендовали ему несколько отличных невест. Но Клондайку Лесли было нелегко угодить. «Кэтрин Николз?» «Взгляните на ее толстые лодыжки». Эмма Гудфеллоу?» «Её мать «мяукала» в церкви, когда священник говорил то, что ей не нравилось. Не могу рисковать потомством». «Роуз Осборн?» «Терпеть не могу женщин с пухлыми ручками». «Сара Дженнет?» «Яйцо без соли». «Лотти Паркс?» «Я бы желал ее как приправу, а не как основное блюдо». «Руфь Рассел?» – триумфально, как последний аргумент: в этой женщине ни один разумный мужчина не смог бы найти изъяна. «Слишком особенная. Когда ей нечего сказать, она молчит. Это довольно странно для женщины, не так ли». «Дороти Портер?» «Декоративна при свечах. Но не верится, что она будет выглядеть столь же хорошо за завтраком». «Эми Рей?» «Вечно мурлычет, жмурится, крадется и царапается. Милая кошечка, но я не мышь». «Агнес Барр?» «Женщина, которая твердит формулы Куэ*** вместо молитв!» «Олив Перди?» «Язык, вспыльчивость и слезы. Только в небольших количествах, спасибо». Даже Старшая бабушка приложила к этому руку, но безуспешно. Она поступила мудрее, чем просто указывать на какую-то девушку – мужчины клана Лесли никогда не женились на женщинах, которых для них подбирали. Но у нее имелся свой способ достигать желаемого. «Тот путешествует быстрее, кто путешествует в одиночку», – это было все, что она добилась от Клондайка. «Очень умно с твоей стороны, – сказала Старшая бабушка, – но в случае, если путешествовать быстро – это все, что есть в жизни». «Не с моей. Вы не знаете нашего Киплинга, бабушка?» «Что такое Киплинг?» – спросила Старшая бабушка. Дядя Клондайк не объяснил ей. Он просто сказал, что обречен умереть холостяком и не может избежать своей судьбы. Старшая бабушка не была глупой женщиной, хоть и не знала, что такое Киплинг. «Ты ждал слишком долго… и потерял аппетит», – проницательно заметила она. Лесли сдались. Бесполезно пытаться подобрать жену такому несносному родственнику. Клон остался холостяком с ужасной привычкой выражать «искреннее сочувствие», когда женились его друзья. Возможно, оно так и было. Его же племянникам и племянницам это, вероятно, пошло на пользу, а особенно – малышке Лорейн, которую он явно боготворил. Итак, он сидел здесь, за столом, неженатый, беззаботный и довольный, глядя на всех с веселой улыбкой. Люцифер запрыгнул к нему на колени, едва он сел на стул. Люцифер удостаивал такой чести немногих, но, как он поведал Аэндорской Прорицательнице, Клондайк Лесли имел к нему подход. Дядя Клон кормил Люцифера кусочками со своей тарелки, а Саломея, которая ела с семьей, потому что была четвертой кузиной Джейн Лайл, вышедшей замуж за сводного брата какого-то Лесли, считала, что это отвратительно. * Джордж Хепплуайт (1727? – 1786) был краснодеревщиком. Он входит в тройку лучших английский мебельщиков 18-го века, наряду с Томасом Шератоном и Томасом Чиппендейлом. Образцов его изделий не осталось, но его имя связывается с особым стилем легкой элегантной мебели, которая была в моде в 1775 – 1800г.г. ** Нина была членом Женского Союза христианской умеренности и Международного Океанографического общества по обмену информацией. *** Эмиль Куэ (фр. Émile Coué; 26 февраля 1857, Труа — 2 июля 1926, Нанси) — французский психолог и фармацевт, разработавший метод психотерапии и личностного роста, основанный на самовнушении. Этот метод основывается на мантроподобном регулярном повторении простых фраз — подобных, например, такой: «С каждым днем мне во всех отношениях становится лучше и лучше».
Скрипач не нужен: Хелга пишет: В принципе, и сюжета не требуется, можно просто читать истории о людях. Асолютно! Ну прелесть же: Когда тетя Энн в отчаянии спросила, зачем он, ради всего святого, носит такие усы, дядя Клондайк ответил, что обматывает их вокруг ушей, чтобы те не замерзали. Хелга, спасибо!
Юлия: Хелга Какое чудо! Спасибо, дорогая. Хелга пишет: Старшая бабушка не была глупой женщиной, хоть и не знала, что такое Киплинг. Хелга пишет: Дядя Клон Пугающе - для современного читателя
Малаша: Хелга, спасибо, читаю с удовольствием. Нравятся бабушки и дядя Клондайк-Гораций, и кот Люцифер. С нетерпением жду описания других членов этого большого клана. Пока все очень живописны. Не слишком люблю долгие описания, но тут они такие живые и с юмором, читается легко и интересно.
Хелга: Скрипач не нужен, Юлия, Малаша Спасибо, что читаете!
apropos: Хелга Ну прелесть какая! Читается запоем, все персонажи такие яркие, выпуклые, и сама история завораживает - хотя еще ничего вроде и не произошло, но уже интригует и завораживает. Клондайк великолепен, не говоря о Люцифере - та еще парочка. Как, оказывается, сложно подобрать жену.
Хелга: apropos пишет: Как, оказывается, сложно подобрать жену. Дык, сама понимаешь, жена все-таки. Будет маячить перед глазами. (с)
Хелга: 3 Но следовало поговорить о младенце, и дядя Уильям-с-той-стороны-залива покрыл себя неизгладимой неприязнью, заявив с сомнением: «Она не… гм… слишком симпатичное дитя, как вы считаете?» «Тем лучше для ее будущей внешности», – едко ответила Старшая бабушка. Словно насторожившаяся кошка, она выжидала момент, чтобы нанести точный удар. «Ты, – зло добавила она, – был очень симпатичным ребенком… хотя волос на голове у тебя имелось не больше, чем сейчас». «Красота – это роковой дар. Ей будет лучше без нее», – вздохнула тетя Нина. «Тогда зачем ты каждый вечер мажешь лицо кольдкремом, ешь сырую морковь, чтобы сохранить его цвет, и красишь волосы?» – спросила Старшая бабушка. Тетя Нина не могла и представить, откуда Старшая бабушка узнала про морковь. У нее не было кошки, которая разболтала бы Люциферу. «Мы все такие, какими нас создал Бог», – благочестиво заметил дядя Эбенезер. «Но некоторых Бог сотворил небрежно», – отрезала Старшая бабушка, со значением взглянув на огромные уши дяди Эбенезера и клок седой бороды на его горле, придававший ему странное сходство с бараном. Но тогда, добавила про себя Старшая бабушка, кто бы ни был ответственным за этот нос, вряд ли справедливо обвинять Бога за усы Эбенезера. «У нее особенная форма рук, не так ли?» – настаивал дядя Уильям-с-той-стороны-залива. Тетя Энн наклонилась и поцеловала одну из маленьких ручек. «Рука художника», – сказала она. -Лорейн с благодарностью взглянула на нее и, спрятавшись под золотистыми волосами, целых десять минут жестоко ненавидела дядю Уильяма-с-той-стороны-залива. «Красив тот, кто красиво поступает», – заявил дядя Арчибальд, который открывал рот лишь для того, чтобы изречь пословицу. «Не будешь ли любезен, Арчибальд, сообщить мне, – произнесла Старшая бабушка, – выглядишь ли ты столь же величественно, когда спишь». Никто ей не ответил. Тетя Мэри Марта -с-той-стороны-залива, единственная, кто мог бы рассказать об этом, уже десять лет как умерла. «Симпатичная она или нет, но у нее будут длинные ресницы, – сказала тетя Энн, возвращаясь к младенцу, как к более безопасному предмету разговора. Неразумно доставить Старшей бабушке удовольствие начать семейную ссору так скоро после ухода бедного Линдера. «Значит, боже, сохрани мужчин», – скорбно заметил дядя Клон. Тетя Энн не могла понять, отчего Старшая бабушка захохотала про себя так, что затряслась кровать. Тетя Энн отметила, что было бы неплохо, если бы Клондайк со своим неуместным чувством юмора не появлялся бы на столь серьезном собрании, как это. «В любом случае мы должны дать ей красивое имя, — оживленно продолжила тетя Флора — Просто позор, что это так долго откладывалось. У Лесли никогда такого не бывало . Давайте, бабушка, вы должны дать ей имя. Что вы предлагаете?» Старшая бабушка прикинулась безучастной. У нее уже имелись три тезки, поэтому она знала, что ребенок Линдера не будет назван в ее честь. «Назовите ее, как хотите, — сказала она. — Я слишком стара, чтобы беспокоиться об этом. Обсудите меж собой». «Но нам нужен ваш совет, бабушка, — с сожалением заметила тетя Ли, которую Старшая бабушка терпеть не могла, однажды, когда Ли пожимала ей руку, заметив маникюр на ее ногтях. «У меня нет никакого совета. У меня осталось лишь немного мудрости, но я не могу отдать вам ее. Как не могу помочь, если у женщины дешевый вкус». «Вы имеете в виду меня, — отважно поинтересовалась тетя Ли. Она часто говорила, что единственная из клана не боится Старшей бабушки. «Свинья сама себя выдаст», — отвечала Старшая бабушка, надменно откинувшись на подушках и мстительно прихлебывая чай. Она рассчиталась с Ли за ее маникюр. Старшая бабушка настояла на том, чтобы поужинать первой, поэтому могла наблюдать, как едят другие. Она знала, что это, до некоторой степени, но смущает их. О, как приятно вновь стать неприятной. Ей пришлось быть такой хорошей и доброжелательной целых четыре месяца. Четыре месяца — это слишком долго, чтобы скорбеть по кому бы то ни было. Четыре месяца не осмеливаться устроить кому-нибудь взбучку. Они показались ей четырьмя столетиями. Лорейн вздохнула. Она знала, как сама хочет назвать свое дитя. Как знала и то, что никогда не осмелится сказать это вслух. И даже если бы осмелилась, они никогда не согласились бы с нею. Если вы выходите замуж в семейство, подобное Лесли, то должны принять все последствия. Очень тяжело, когда не можешь дать имя собственному ребенку — когда тебя даже не спрашивают, как бы ты хотела его назвать. Если бы Ли был жив, все было бы иначе. Ли, который совсем не похож на остальных Лесли, кроме, разве что, дяди Клона — Ли, который любил чудеса и красоту, и смех — смех, что умолк так внезапно. Вероятно, небесные шуточки стали намного острее, с тех пор как он попал туда. Как бы поиздевался он над этим августовским конклавом по поводу имени его ребенка! Как бы отмахнулся он от них! Лорейн была уверена, он бы позволил ей назвать свое дитя — «Я считаю, — сказала миссис Дэвид Лесли, и ее слова взорвались тяжелым скорбным снарядом, —что единственно правильно и благовольно назвать ее в честь первой жены Линдера». Миссис Дэвид и Клементина были близкими подругами. Но Клементина! Лорейн снова вздрогнула и тотчас посетовала на себя, поскольку для глаз тети Энн это выглядело поводом для второй шали. Все посмотрели на фотографию Клементины. «Бедная маленькая Клементина, — вздохнула тетя Стазия так, что Лорейн почувствовала: ей не следовало занимать место бедной маленькой Клементины. «Вы помните, какие у нее были прекрасные черные волосы?» — спросила тетя Марсия. «А какие прекрасные руки?» — добавила двоюродная бабушка Матильда. «Она была слишком молода, чтобы умереть», — вздохнула тетя Жозефина. «Она была такой милой девушкой», — сказала двоюродная бабушка Элизабет. «Милая девушка, верно, — согласился дядя Клон, — но зачем приговаривать невинное дитя всю жизнь носить подобное имя? Это было бы грешно». Все, за исключением миссис Дэвид, ощутили благодарность к нему и согласились, особенно Младшая бабушка. Об этом имени просто и речи быть не могло, неважно, насколько мила Клементина. Вспомнить, хотя бы, ту кошмарную старую песню, — О, моя дорогая Клементина, которую парни, бывало, вопили, гуляя по ночам. Нет, нет, только не для Лесли. Но миссис Дэвид рассердилась. И не только потому что Клондайк не согласился с нею, но потому что передразнил ее пришепетывание, так давно пережитое, что было слишком подло с его стороны напоминать о нем подобным образом. “Вам добавить соуса?» — любезно спросила ее Младшая бабушка. «Нет, спасибо». Миссис Дэвид не пожелала еще соуса, тем самым выразив свое неудовольствие. Она отомстила еще ужасней, оставив несъеденными две трети своей порции пудинга и зная, что его стряпала Младшая бабушка. Младшая бабушка проснулась ночью от мысли, на самом ли деле что-то было не так с пудингом. Возможно, остальные съели его из вежливости.
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая. Чудное продолжение. Хелга пишет: Четыре месяца не осмеливаться устроить кому-нибудь взбучку. Они показались ей четырьмя столетиями. Хелга пишет: Ли, который любил чудеса и красоту, и смех — смех, что умолк так внезапно. Как жаль... Хелга пишет: Очень тяжело, когда не можешь дать имя собственному ребенку — когда тебя даже не спрашивают, как бы ты хотела его назвать. Надеюсь, что вмешается Провидение или Старшая бабушка, что почти одно и то же, и Лорейн сможет назвать свою девочку.
apropos: Хелга Обожаю эти семейные сборища у Монтгомери! Стара бабушка - ака незабвенная тетя Бекки - с лихвой оттянулась на всех (ну почти на всех) представителях своего семейства. А они, как водится, весьма колоритны. Недоеденный пудинг оказался славной местью, правда только Младшей бабушке. Но красиво, ничего не скажешь. Что значит воспитание. Конечно, странная традиция - давать имена младенцам всем кланом. Но забавно, что и говорить. Хелга пишет: Лорейн была уверена, он бы позволил ей назвать свое дитя — Тире - это вместо многоточия или точки? И вот еще заметила - как-то странно смотрится в контексте слово "Бог" с большой буквы. Вообще-то в русском языке оно пишется с маленькой буквы, за исключением, насколько я понимаю, обращения напрямую, что превращает его название в имя собственное. В предложении - как пример: "...вряд ли справедливо обвинять Бога за усы Эбенезера" - бог по идее должен писаться со строчной буквы - ?
Хелга: Юлия пишет: Надеюсь, что вмешается Провидение или Старшая бабушка, что почти одно и то же, и Лорейн сможет назвать свою девочку. Вмешается, ох, как вмешается! apropos пишет: Стара бабушка - ака незабвенная тетя Бекки - с лихвой оттянулась на всех (ну почти на всех) представителях своего семейства. А они, как водится, весьма колоритны. У Монтгомери много повторений, герои похожи, но все равно приятно читать. apropos пишет: Конечно, странная традиция - давать имена младенцам всем кланом. Но забавно, что и говорить. Это клан такой, сложный. Ну как всегда у автора. apropos пишет: Тире - это вместо многоточия или точки? Ох, тире, это у Монтгомери веззде вместо многоточий, ну и я автоматом оставила. Надо поправить. apropos пишет: И вот еще заметила - как-то странно смотрится в контексте слово "Бог" с большой буквы. Вообще-то в русском языке оно пишется с маленькой буквы, за исключением, насколько я понимаю, обращения напрямую, что превращает его название в имя собственное. В предложении - как пример: "...вряд ли справедливо обвинять Бога за усы Эбенезера" - бог по идее должен писаться со строчной буквы - ? Согласна, это тоже автоматом за авторским текстом. Спасибо!
Хелга: Хотя, что-то подумала о написании слова бог или Бог, может быть, в этом контексте и заглавная буква уместна?
Хелга: «Если бы имя Линдера было бы немножко другим, ее можно было бы назвать в честь ее отца», — сказал двоюродный дед Уолтер. —Роберта — Джорджина — Джоанна — Андреа — Стефани — Вильгельмина...“ «Или Дэвидена», — сказал дядя Клон. Но двоюродный дед Уолтер проигнорировал его. «Из такого имени как Линдер ничего не сотворишь. Почему ты так назвала его, Мэриен?» «Его дед назвал его в честь того, кто переплыл Геллеспонт»*, — сказала Младшая бабушка с таким упреком, будто не она тридцать пять лет назад рыдала всю ночь из-за того, что Старший дед дал ее ребенку такое ужасное имя. «Может, назвать ее Хироу», - предложил дядя Клон. «У нас когда-то была собака с таким именем», - сказала Старшая бабушка. «Линдер не говорил тебе перед тем, как умер, что хотел бы какое-то особое имя, а, Лорейн?» - поинтересовалась тетя Нина. «Нет, - пробормотала Лорейн. - Он... у него было слишком мало времени сказать мне... хоть что-то». Клан обратил к Нине нахмуренные взгляды. Все посчитали, что она бестактна. Но что еще можно ожидать от женщины, которая пишет стихи и продает их по всей стране? С писательством можно мириться и... скрывать его. В конце концов, Лесли не столь нетерпимы, и у каждого есть свои недостатки. Но в открытую торговать им! «Мне бы хотелось, чтобы малышку назвали Габриэлла», - упорствовала Нина. «Среди Лесли никогда не бывало такого имени», - сказала Старшая бабушка. И добавить было нечего. «Я думаю, пришло время давать новые имена, - упрямо заявила поэтесса. Но все молчали, словно камни, и тетя Нина принялась рыдать. Она плакала из-за малейшей провокации. Лорейн вспомнила, что Линдер всегда называл ее миссис Гаммидж**. «Думайте, думайте, - сказала Старшая бабушка. - Конечно, мы можем назвать эту малютку как удобно, так и неудобно. Ты ошибаешься, Нина, считая, что поможешь делу, изображая из себя мученицу». «Что вы думаете, мисс Сильвесайдс? - спросил дядя Чарли, который посчитал, что Саломею полностью игнорируют и был недоволен этим. «О, неважно, что я думаю. Я не имею влияния», — сказала Саломея, нарочито угощаясь соленьями. «Нет, нет, ты же из нашей семьи, — уговаривал ее дядя Чарли, который знал — по его мнению — как обращаться с женщинами. «Хорошо, — Саломея смягчилась, потому что на самом деле ей до смерти хотелось высказаться — Я всегда считала, что имена, которые заканчиваются на «ин» очень элегантны. Мой выбор был бы Розалин. «Или Эванджелин», — сказал двоюродный дед Уолтер. «Или Эглентин», — пылко добавила тетя Марсия. «Или Желатин», — сказал дядя Клон. Наступило молчание. «Юнона было бы очень красиво», — сказала кузина Тереза. «Но мы пресвитерианцы, — возразила Старшая бабушка. «Или Робинетт», — предложил дядя Чарли. «Мы — англичане», — сказала Младшая бабушка. «Я думаю, Ивонн — очень романтичное имя», — произнесла тетя Флора. «На самом деле, имена не имеют ничего общего с романтикой, — сказал дядя Клон. — Самая волнующая и трагическая любовная история, которую мне довелось наблюдать, случилась между мужчиной по имени Сайлес Твинглтоу и женщиной по имени Кезия Бертуисл. По моему мнению, детей вовсе не следует как-то называть. Их можно нумеровать, пока не вырастут и не выберут себе имена сами». «Но ты же не мать, мой дорогой Гораций», — мягко возразила Младшая бабушка. «Кроме того, в Шарлоттауне есть Ивонн Клубин, она содержит бельевой магазин», — сказала тетя Жозефина. «Бельевой? Если ты имеешь в виду нижнее белье, то так и скажи, ради бога», — рявкнула Старшая бабушка. «Хуанита — довольно приятное и необычное имя, — предложил Джон Эдди Лесли-с-той-стороны-залива. — Х-у-а-н-и-т-а». «Никто не сумеет написать или произнести его правильно», - сказала тетя Марсия. «Я думаю, — начал дядя Клон, но тетя Жозефина перебила его. «Я считаю...» «Пропустите вперед дам», — пробормотал дядя Клон. Тетя Жозефина подумала, что он бранится, но проигнорировала это. «Я считаю, что ребенок должен быть назван в честь одной из наших миссионерок. Позор, что у нас в семье есть три иностранные миссионерки, и ни у одной из них нет тезки, пусть даже они и троюродные сестры. Я предлагаю назвать ее Гарриет в честь самой старшей» «Но, — сказала тетя Энн, — это будет неуважительно по отношению к Эллин и Луизе». «Хорошо, — надменно сказала Младшая бабушка — она изобразила надменность, потому что никто не предложил назвать малышку в ее честь, — дадим ей все три имени, Гарриет Эллин Луиза Лесли. Тогда ни одна из троюродных сестер не будет обижена». Казалось, что предложение найдет поддержку. Лорейн нервно вздохнула и взглянула на дядю Клона. Но спасение пришло с другой стороны. «А вы не обратили внимание, — поинтересовалась Старшая бабушка, зло хихикнув, — как читаются инициалы?***» Они не обратили. Но задумались. Больше к миссионеркам не возвращались. * — Геллеспонт, так назывался пролив, разделявший фракийский Херсонес от Азии. Он получил, по преданию, свое название от дочери Атаманта и Нефелы, Геллы, на пути в Колхиду свалившейся с златорунного барана и потонувшей в проливе. Ныне этот морской путь называется Дарданеллами, Галлипольским проливом. Самое узкое место, 1350 м, где, по преданию, Леандр переплыл через пролив; в 1810 г. лорд Байрон сделал то же самое. ** - Миссис Гаммидж (Mrs Gummidge) брюзгливая, жалеющая себя, пессимистичная, вечно жалующаяся особа, героиня романа Диккенса Дэвид Копперфильд (1850), имя, ставшее нарицательным. ***— Harriet Ellen Louise Lesley, инициалы читаются HELL, то есть, ад.
Малаша: Большое спасибо за новые отрывки. Очень приятно читать, смешно и немножко печально. Люди как люди, с их недостатками и хорошими чертами. Всего намешано в каждом. Из простой истории, как назвать родившуюся девочку, получается почти детективная история. Чем-то напоминает романы Агаты Кристи, там частенько описываются большие семейства, их взаимоотношения друг с другом и подводные камни, хотя внешне все очень пристойно.
Хелга: Малаша пишет: Из простой истории, как назвать родившуюся девочку, получается почти детективная история. Чем-то напоминает романы Агаты Кристи, там частенько описываются большие семейства, их взаимоотношения друг с другом и подводные камни, хотя внешне все очень пристойно. Монтгомери обладает талантом находить увлекательное в самом простом.
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая. Интрига с именем закручивается адски Хелга пишет: Хотя, что-то подумала о написании слова бог или Бог, может быть, в этом контексте и заглавная буква уместна? Мне кажется, уместна. Ведь имеется в виду именно Создатель (как бы кто к Нему не относился ). Сейчас официально действуют "Правила русской орфографии и пунктуации" 1956 года. Согласно им слова _бог, господь_ надо писать с маленькой буквы. Но в практике письма последнего десятилетия преодолено требование писать со строчной буквы многие названия, связанные с религией, поэтому сейчас слова _Бог, Господь, Богородица_ и т. п. рекомендуется писать с большой буквы. Сейчас во всех текстах (религиозных и нерелигиозных) рекомендуется писать: Бог, если имеется в виду единое верховное существо в монотеистических религиях. В церковно-религиозных и религиозно-философских текстах (но не в нейтральном контексте) с прописной буквы пишутся слова, заменяющие слово Бог: _Да будет Его святая воля_. C прописной буквы рекомендуется писать (во всех текстах) прилагательные, образованные от слова Бог: _Божий, Божественный_. В переносном значении употребляется только строчная буква: _божественный вкус, бабушка божий одуванчик_. В устойчивых сочетаниях, употребляющихся в разговорной речи вне прямой связи с религией следует писать слово бог (а также господь) только со строчной буквы. Вне зависимости от религиозной позиции пишущего ошибкой будет написание ей-Богу. Также невозможна прописная буква в таком контексте: _у него все не слава богу_.click here
apropos: Хелга, спасибо! Да, история почти детективная с выбором имени. Перл про недостатки Нины особенно пришелся - вот уж действительно: пишет, издается, да еще и не скрывает этого. Сколько имен - столько и мнений. Уж прямо заинтриговали нас этим именем, хочется узнать, как же решится этот сложный вопрос. Юлия пишет: Сейчас во всех текстах (религиозных и нерелигиозных) рекомендуется писать: Бог, если имеется в виду единое верховное существо в монотеистических религиях. Ну, конечно, рекомендовано, как без того. Вместе с тем упоминается, что: Сейчас официально действуют "Правила русской орфографии и пунктуации" 1956 года. Согласно им слова _бог, господь_ надо писать с маленькой буквы.
Хелга: Юлия пишет: Но в практике письма последнего десятилетия преодолено требование писать со строчной буквы многие названия, связанные с религией, поэтому сейчас слова _Бог, Господь, Богородица_ и т. п. рекомендуется писать с большой буквы. apropos пишет: Сейчас официально действуют "Правила русской орфографии и пунктуации" 1956 года. Согласно им слова _бог, господь_ надо писать с маленькой буквы. Вот теперь и разрывайся меж ощущениями и правилами. Юлия пишет: Интрига с именем закручивается адски Очень не хотелось бы оказаться на месте Лорейн. apropos пишет: Перл про недостатки Нины особенно пришелся - вот уж действительно: пишет, издается, да еще и не скрывает этого. Да-да, очень доставило!
Юлия: Хелга пишет: Вот теперь и разрывайся меж ощущениями и правилами Что-то мне подсказывает, что правило 1956-го года – тоже скорее ощущение. Уши-то атеистические торчат…
Хелга: Юлия пишет: Что-то мне подсказывает, что правило 1956-го года – тоже скорее ощущение. Уши-то атеистические торчат… Язык - отраженье времени и его страстей!
Хелга: 4 «Сильвия – красивое имя», – отважился дядя Говард, чью первую любовь звали Сильвией. «Нельзя так называть ее, – шокированно произнесла тетя Милисент. – Неужели вы не помните, что Сильвия, жена двоюродного деда Маршалла сошла с ума? Она умерла, издавая вопли. Я считаю, имя Берта было бы более подходящим». «Между прочим, в семье Джона Си Лесли-с той-стороны-залива есть Берта», – заметила Младшая бабушка. Джон Си был дальним родственником, который не ладил с кланом. Так что Берту отклонили раз и навсегда. «Разве не славно было бы назвать ее Аделой? – сказала тетя Энн. – Помните, Адела – единственная выдающаяся особа, состоящая с нами в родстве . Знаменитая писательница…» «Мне бы хотелось прояснить тайну смерти ее мужа, прежде чем кто-либо из моих внуков будет назван в ее честь», – сурово заявила Младшая бабушка. «Глупости, мама! Ты же не подозреваешь Аделу». «В каше был мышьяк», – мрачно ответила Младшая бабушка. «Я скажу вам, как следует назвать это дитя, – объявила тетя Сибилла, дождавшаяся подходящего мистического момента. – Теодора! Оно явилось ко мне этой ночью, видением. Меня разбудило ощущение ледянящего холода на лице. Я вся покрылась мурашками. И услышала голос, произнесший имя – Теодора. Я записала его в своем дневнике, едва проснулась». Джон Эдди Лесли-с-той-стороны-залива рассмеялся. Сибилла возненавидела его за это на несколько недель. «Я желаю, – сказала добрая старая двоюродная тетя Матильда, – чтобы ее назвали в честь моей маленькой умершей девочки». Голос тети Матильды задрожал. Ее маленькая девочка умерла пятьдесят лет назад, но все еще не была забыта. Лорейн любила тетю Матильду. Ей хотелось порадовать ее. Но она не могла… не могла… назвать своего любимого ребенка Эммалинзой. «Не к добру называть дитя в честь умершей», – отрезала тетя Энн. «Почему бы не назвать малышку Джейн, – весело предложил дядя Питер. – Это имя моей матери… хорошее, простое, разумное имя. Прозвища уместны в любом возрасте. Дженни – Джени – Дженет – Жаннет – Жан... и Джейн после семидесяти». «О, дождитесь, пока я умру… пожалуйста, – простонала Старшая бабушка. – Оно всегда будет напоминать мне о Джейн Путкаммер». Никто не знал, кто такая Джейн Путкаммер, и почему Старшая бабушка не хочет вспоминать о ней. И так как никто не поинтересовался причиной – все только что приступили к десерту – Старшая бабушка рассказала. «Когда мой муж умер, она прислала мне письмо с соболезнованиями, написанное красными чернилами. Джейн, подумать только!» Итак, дитя избежало участи называться Джейн. Лорейн была благодарна Старшей бабушке. Она боялась, что Джейн может одержать победу. Как полезна бывает такая вещь, как красные чернила. «Забавно насчет прозвищ, – сказал дядя Клон. – Интересно, были ли таковые в библейские времена. Сокращали ли Джонатана до Джо? Звали ли когда-нибудь царя Давида Дейвом? А мать Мельхиседека все время так и называла его?» «У Мельхиседека не было матери», – важно заявила миссис Дэвид и... простила дядю Клона. Но не Младшую бабушку. Пудинг остался несъеденным. «Двадцать лет назад Джонатан Лесли подарил мне книгу «На том свете», – ностальгически произнесла Старшая бабушка. – Он уже восемнадцать лет там, а я все еще здесь». «Подумать только, вы собираетесь жить вечно», – сказал дядя Джарвис, впервые открывший рот. Он сидел молча, мрачно надеясь, что ребенок Линдера – избранный. Какое значение имеет имя в сравнении с этим? «Собираюсь», – хихикнула Старшая бабушка. Лично для Джарвиса, величественного старого осла. «Мы так ничего и не решим насчет имени», – в отчаянии сказал дядя Пол. «Почему бы не позволить Лорейн самой назвать свою малышку? – вдруг спросил дядя Клон. – У тебя есть на уме имя, каким ты хотела бы ее назвать, милая?» И снова Лорейн задержала дыхание. Есть ли у нее! Она хотела назвать свою дочку Мэриголд. В детстве у нее была любимая подруга по имени Мэриголд. Единственная подруга в ее жизни. Милая, замечательная, очаровательная, симпатичная девочка. Она наполнила скудное детство Лорейн красотой, тайной и привязанностью. Но она умерла. Если бы только она могла назвать свою малышку Мэриголд! Но она знала, в каком негодовании будет клан при упоминании столь глупого, замысловатого, чужеземного имени. Старшая бабушка, Младшая бабушка… нет, они никогда не согласятся. Она знала это. Все ее мужество упорхнуло со вздохом капитуляции. «Н-е-ет», – тихо и безнадежно молвила она. О, если бы она не была такой жалкой трусихой. Но эта ужасная Старшая бабушка знала все. «Она врет, – подумала она. – У нее есть имя, но она слишком боится назвать его. Клементина, та бы стояла на собственных ногах и показала бы им, что есть что». Старшая бабушка взглянула на Клементину, вечно созерцающую свою лилию, забыв о том, что эта способность стоять на своих собственных ногах и говорить людям – даже ей, Старшей бабушке – что есть что, не особенно прельщала ее когда-то. Но Старшей бабушке нравились люди с собственным мнением.. когда их уже не было в живых. Она заскучала из-за всей этой кутерьмы. Что за суета с именем. Как будто и правда имеет значение, как эта крошка с золотистым беспорядком на головке, лежащая в колыбели, будет названа. Старшая бабушка с любопытством взглянула на крошечное лицо спящей. Волосы – Лорейн, но подбородок, брови и нос – Линдера. Ребенок без отца, а мать – эта глупенькая девица Уинтроп. «Я должна прожить достаточно долго, чтобы она запомнила меня, – подумала Старшая бабушка. – Весь вопрос именно в этом. У Мэриен нет воображения, а у Лорейн его слишком много. Кто-то должен дать ребенку несколько советов для жизни, иначе ей придется стать либо распутницей, либо мадонной». «Был бы мальчик, подобрать ему имя было бы нетрудно», – сказал дядя Пол. Затем минут десять они пререкались, как бы назвали ребенка, будь он мальчиком. Они успели разгорячиться по этому поводу, когда тетя Мира почувствовала пульсацию в затылке. «Боюсь, подступает одна из моих мигреней », – пробормотала она. «Что бы делали женщины, не будь изобретены головные боли? – поинтересовалась Старшая бабушка. – Самая удобная болезнь на свете. Подступает так внезапно, а уходит так своевременно. И никто не может доказать, есть ли она на самом деле». «Уверена, никто никогда не страдал так как я»,– вздохнула тетя Мира. «Мы все так и думаем, – сказала Старшая бабушка, узрев возможность выпустить следующую ядовитую стрелу. – Я объясню, что с тобой не так. Утомление глаз. Тебе бы следовало носить очки в твоем возрасте, Мира». «Почему эти головные боли не лечатся? – спросил дядя Пол. – Почему бы тебе не поменять врача?» «И на кого менять сейчас, когда бедняжка Линдер в могиле? – простонала Мира. – Не представляю, что мы, Лесли, будем без него делать. Мы все просто поумираем. Доктор Мурхаус – пьяница, а Стакли — дарвинист. Ты ведь не заставишь меня посещать эту женщину-врача, нет?» Нет, разумеется, нет. Никто из Лесли никогда не пойдет к врачу-женщине. Доктор М. Уодраф Ричардс практиковала в Хармони два года, но никто из Лесли не обратился бы к ней, даже будучи при смерти. Это сродни самоубийству. Кроме того, женщина-врач – вопиюще дурной знак, с этим невозможно ни смириться, ни признать. Как негодующе заметил двоюродный дедушка Роберт: «Женщины становятся слишком умными». Клондайк Лесли был особенно саркастичен по ее поводу. «Бесполое существо», – называл он ее. Лишенные женственности подражательницы мужчинам не существовали для Клондайка. «Ни рыба, ни мясо, ни копченая селедка», – как говаривала Младшая бабушка. Но они принялись обсуждать докторшу, попивая кофе, и больше не возвращались к теме имени. Все были немного уязвлены. Им показалось, что и Старшая, и Младшая бабушки, и Лорейн нарочно не удосужились вернуться к этому вопросу. В результате гости отправились по домам, оставив неразрешенной самую важную проблему. «Все, как я и ожидала. Одно кудахтанье, ничего, кроме кудахтанья, как обычно», — сказала Старшая бабушка. «Мы могли предполагать, что так будет, еще в пятницу», — отметила Саломея, моя посуду. «Итак, великое собрание закончилось, — сообщил Люцифер Аэндорской Прорицательнице на задней веранде, где они обсуждали тарелку куриных косточек и гузок, — а у малышки так и нет имени. Но такие сборища — праздники для нас. Послушай, как я мурлыкаю».
Klo: Хелга - спасибо!!! (у меня с этого браузера смайлики не вставляются!) Как я понимаю, чудо №1 для малышки - это то, что она вообще получит свое имя )))
apropos: Хелга Вот так бы читала и читала я описание сего сборища - какие типажи, какие перлы, не знаешь даже, чему отдать предпочтение - одно лучше другого. Автор, чудно проехавшись по писательницам, теперь "пригвоздила" и прочих представительниц слабого пола, кои не желают сидеть на кухне с детьми и скромно посещать только церковь. От женщины-врача почти ничего не осталось, даже чудный дядя Клон и тот вставил свои веские пять центов. Klo пишет:Как я понимаю, чудо №1 для малышки - это то, что она вообще получит свое имя ))) Судя по развитию событий - это да. ей крупно повезет, коли назовут хоть какой-нибудь Темперансой или Аннейблиндой. Люцифер и Прорицательница под стать клану. Хелга пишет: Кто-то должен дать ребенку несколько советов для жизни, иначе ей придется стать либо распутницей, либо мадонной». Третьего явно не дано - ну если без советов Старшей, конечно.
Хелга: Klo пишет: Как я понимаю, чудо №1 для малышки - это то, что она вообще получит свое имя ))) Ну да, в таком семействе! apropos пишет: какие типажи, какие перлы, не знаешь даже, чему отдать предпочтение - одно лучше другого. Ирония, переходящая в сарказм сверкает!
Скрипач не нужен: Хелга, спасибо! Но они принялись обсуждать докторшу, попивая кофе, и больше не возвращались к теме имени. Ну и семейство! Главное - почесать языки. Тема в данном случае не важна. Вернее, тем всегда найдется множество, с какой бы ни начали. Это не тапок! Что-то я туплю в склонении имен. Но она не могла… не могла… назвать своего любимого ребенка Эммалинзей. Имя умершего ребенка "Эммалинзей" или "Эммалинзя"?
Хелга: Скрипач не нужен пишет: Ну и семейство! Главное - почесать языки. Тема в данном случае не важна. Вернее, тем всегда найдется множество, с какой бы ни начали. И все увлекательно! Скрипач не нужен пишет: Имя умершего ребенка "Эммалинзей" или "Эммалинзя"? Гыыы... Emmalinza. Эммалинза, значит, Эммалинзой. Или Эммалинза, в именительном здесь можно употребить.
Хелга: С Новым годом! Если кто-то что-то помнит из этой истории. Глава II Печать племени 1 В последующие несколько недель в клане Лесли царило возбуждение. Как сказал дядя Чарли, все задрали хвосты. Сообщалось, что кузина Сибилла по этому поводу объявила голодовку, которую назвала постом. Стасия и Тереса, две любящие сестры, поссорились и не разговаривали друг с другом. Дядя Томас и тетя Кэтрин разорвали супружеские отношения из-за того, что тетя собиралась проконсультироваться об имени на спиритическом сеансе. Авдий Лесли, который за тридцать лет не сказал ни единого резкого слова своей жене, так грубо оскорбил ее за то, что она хотела назвать дитя Консуэлой, что она ушла к своей матери на целых три дня. Соглашение теряло равновесие. Пульсации в затылке Миры повторялись чаще, чем обычно. Дядя Уильям-с-той-стороны-залива поклялся, что не станет играть в шашки, пока ребенку не дадут имя. Все знали, что тетя Жозефина молилась об этом каждый день в определенный час. Нина рыдала почти беспрерывно и забросила торговать стихами, на что дядя Пол заметил, что нет худа без добра. Младшая бабушка хранила оскорбленное молчание. Старшая бабушка смеялась про себя до сотрясения кровати. Саломея и кошки хранили мир, хотя Люцифер держал хвост приспущенным. Все были больше или меньше холодны с Лорейн за то, что она не приняла предложение того или другого. Казалось, что ребенок Линдера так и останется без имени. Затем… сгустились тучи. Однажды маленькая леди из Соснового Облака закапризничала и забеспокоилась. На следующий день еще больше. На третий день вызвали доктора Мурхауса — впервые за все годы Лесли пришлось вызвать стороннего врача. Для трех поколений в Сосновом Облаке имелся свой доктор Лесли. Теперь, когда Линдер ушел, все растерялись. Доктор Мурхаус был бодр и весел. Ха-ха! Нет причины для беспокойства, ни малейшей. Ребенок оправится через день или два. Этого не случилось. В конце недели клан Лесли забил тревогу. Доктор Мурхаус забросил свои «ха-ха». Он обеспокоенно приходил по два раза в день. День за днем тучи сгущались. Ребенок таял на глазах. Все отводили глаза, боясь встретиться взглядом со страдающей Лорейн, склонившейся над колыбелью. Предлагали разные средства, но никто не обижался, если их советами не пользовались. Не до обид, все слишком серьезно. Лишь тетю Нину почти бойкотировали за то, что она спросила у Лорейн, не так ли и начинается детский паралич, а тетю Марсию — за рассказ о собаке, воющей в ночи. А когда Флора сообщила, что нашла ромбовидную складку на чистой скатерти — явный знак смерти в этом году — Клондайк оскорбил ее. Но его простили, потому что сам он был почти в том же состоянии, что и ребенок. Доктор Мурхаус вызвал доктора Стакли, который, возможно, и был дарвинистом, но имел репутацию хорошего детского врача. После долгого осмотра они изменили лечение, но улучшений у маленькой пациентки не наступило. Клондайк привез специалиста из Шарлоттауна, который принял глубокомысленный вид, потирал руки и объявил, что доктор Мурхаус сделал все, что могло быть сделано, и что пока есть жизнь, есть надежда, особенно в случае с детьми. «Чья жизненная сила иногда бывает удивительной», — сказал он мрачно, словно провозгласил некое собственное глубокое открытие. В данных обстоятельствах прадед дядя Уолтер, который тридцать лет не посещал церковь, заключил сделку с богом, что пойдет туда, если ребенок уцелеет, а прадед дядя Уильям-с-той-стороны-залива снова начал играть в шашки. Лучше нарушить клятву до смерти, чем после нее. Тереса и Стасия помирились, как только дитя заболело, но лишь сейчас холодность между Томасом и Кэтрин полностью исчезла. Томас согласился, чтобы жена обратилась хоть к спиритизму, хоть к любой другой чертовщине, лишь бы это могло помочь. Даже старый кузен Джеймс Ти, паршивая овца в клане, кого даже самые терпимые никогда не называли дядей, явился к Саломее как-то вечером. «Ты веришь в молитву?» — грубо спросил он. «Конечно», — возмущенно отвечала Саломея. «Тогда молись. Я не буду, от моей молитвы мало толку. Но твоя чертовски полезна».
apropos: Хелга Помним, помним!! Спасибо за продолжение, прямо подарок на Новый год. Вот и повод грустный - болезнь ребенка. Казалось бы, не до сарказма, но сколько его в интонации и описаниях суматохи, происшедшей в семействе Лесли. Все реагируют по-разному, со своими заморочками и в меру собственных представлений о мироустройстве. И грустно, и смешно...(с) Бесподобно, словом!
Хелга: apropos Да, как Монтгомери удается смеяться в любой ситуации, но при этом оставаться драматичной, удивительно. 2 И наступил ужасный день, когда доктор Мурхаус мягко сказал Лорейн, что больше он ничего сделать не может. После его ухода Младшая бабушка посмотрела на Старшую бабушку. «Полагаю, — сказала она тихо, — лучше перенести кроватку в гостевую комнату». Лорейн издала горестный стон. Это было равносильно смертному приговору. В Сосновом Облаке, также как и у Мюрреев из Блэр Уотер*, существовала традиция, что умирающие должны быть переселены в комнату для гостей. «Сделаешь еще одно, прежде чем перенесешь ее туда , — резко ответила Старшая бабушка. — Мурхаус и Стакли отказались от нее. У них одни мозги на двоих. Пошли за доктором-женщиной». Младшая бабушка ошеломленно уставилась на нее. Она повернулась к дяде Клону, который сидел возле колыбели, закрыв руками измученное лицо. «Ты думаешь… я слышала, что она очень умная… говорят, ей предлагали прекрасное место в детской больнице в Монреале, но она предпочла общую практику…» «О, веди ее, веди ее, — сказал Клондайк — свирепо из-за мучительной надежды на чудо. — Любой порт в шторм. Она уже не сможет навредить». «Ты съездишь за ней, Гораций», — довольно кротко попросила Младшая бабушка. Клондайк Лесли с трудом поднялся и ушел. До сих пор он видел доктора Ричардс лишь издалека или проезжающую мимо в своей шикарном малолитражке. Она была у себя в приемной и вышла, чтобы очень любезно встретить его. У нее было маленькое, похожее на мальчишеское, квадратное лицо с широкими губами и прямыми бровями. Некрасивое, но запоминающееся. Волнистые каштановые волосы с одной упрямой маленькой прядью, которая все время падала на лоб, придавая юный вид, несмотря на ее тридцать пять. Какое милое лицо! Эти широкие скулы, эти темно-серые глаза. И приятный, улыбающийся, благородный рот. Давние строки из дней воскресной школы пролетели в одурманенной голове Клондайка Лесли: «Она воздает ему добром, а не злом во все дни жизни своей».** Лишь на секунду их взгляды встретились и задержались. Лишь на секунду. Но дело было сделано. Неодолимая женщина встретила непоколебимого мужчину, и неминуемое произошло. Возможно, у нее были толстые лодыжки… хотя, нет… возможно, ее мать мяукала в церкви. Ничто не имело значения для Клондайка Лесли. Она заставила его вспомнить о таких приятных вещах, как сочувствие, доброта, благородство и женщинах, которые не боятся стареть. Он вдруг почувствовал, что хотел бы положить голову ей на грудь и заплакать, как маленький мальчик, который поранился, и она гладит его по головке, приговаривая: «Ничего… будь смелым… скоро все пройдет, милый». “Вы придете посмотреть мою маленькую племянницу?» — он услышал свой умоляющий голос. — Доктор Мурхаус отказался от неё. Мы все так ее любим. Ее мать умрет, если она не выживет. Придете ли вы?» «Конечно, приду», — ответила доктор Ричардс. Она пришла. Мало говорила, но дала несколько кардинальных рекомендаций по кормлению и сну. Старшая и Младшая бабушки завздыхали, когда она приказала вынести кроватку на веранду. В течение двух недель ее легкие уверенные шаги звучали на ступеньках Соснового Облака. Лорейн, Саломея и Младшая бабушка, затаив дыхание, слушали ее короткие советы. Старшая бабушка видела ее лишь один раз. Она попросила Саломею привести к ней «доктора-женщину» и несколько минут они в молчании смотрели друг на друга. Уверенные красивые серые глаза смело встретили взгляд пронзительно-черных. «Если бы мой сын встретил вас, я бы приказала ему жениться на вас, — наконец сказала Старшая бабушка с усмешкой. Легкая усмешка доктора Ричардс переросла в улыбку. Она посмотрела вокруг на всех стародавних улыбающихся невест в волнах вуалеток. «Но я бы не вышла замуж, если бы не захотела», — сказала она. Старшая бабушка снова усмехнулась. «Уважаю вас за это». Больше она никогда не называла ее: «доктор-женщина». До конца дней она с уважением говорила о «докторе Ричардс». Клондайк привозил доктора Ричардс в Сосновое Облако и отвозил обратно. Ее собственная машина стояла в ремонте. Но в эти дни никто не обращал внимания на Клондайка. В конце второй недели Лорейн показалось, что облако перестало сгущаться над измученным личиком. Еще через несколько дней...не поверите... облегчение, улучшение? Через три недели доктор Ричардс сообщила, что ребенок вне опасности. Лорейн потеряла сознание, Младшая бабушка задрожала, а Клондайк рухнул на стул и, как школьник, постыдно разрыдался. * - насколько понимаю, это герои другой книги автора. ** - Притчи, стих 31:12
Klo: Хелга Спасибо! Наконец-то!! Как мне повезло, что я прочла сразу два кусочка, когда "все уже миновало"
Малаша: Девочка выздоровела благодаря врачу-женщине. Символично. Спасибо за новые кусочки, очень интересно читать.
apropos: Хелга Клондайк, похоже, влюбился, ну или на пути к этому. Очень славная история с этой эмансипированной женщиной, которую клан вынужден теперь не только признавать, но и уважать. Рада, что дитя выздоровело. Может, теперь наконец для нее найдут имя? Кстати, девочка же еще не крещеная.
Хелга: Klo, Малаша, apropos! Спасибо за чтение! Немножко продолжения, но уж такая короткая часть в книге. Дальше следующая глава. 3 Несколько дней спустя клан собрался на очередной конклав, более тесный и домашний. Все присутствующие на нем тети и дяди были настоящие. И состоялся этот сбор, как удовлетворенно отметила Саломея, не в пятницу. «Ребенку необходимо сейчас же дать имя, — авторитетно объявила Младшая бабушка. — Вы понимаете, что она могла умереть безымянной?» Ужас осознания этого погрузил всех Лесли в молчание. Более того, они боялись, что снова, так скоро после всех этих ужасных недель, начнется спор. Кто знает, но возможно то, что произошло, было наказанием за их ссору? «Но как мы ее назовем?» — тихо спросила тетя Энн. “Есть только одно имя, которые вы можете дать ей, — сказала Старшая бабушка, — и было бы чернейшей неблагодарностью, если бы вы этого не сделали. Назовите ее в честь женщины, которая спасла ей жизнь». Лесли посмотрели друг на друга. Простое, изящное, естественное решение проблемы... если только… «Но Вудраф!» — вздохнула тетя Марсия. «У нее есть второе имя, не так ли? — рявкнула Старшая бабушка. — Спросите Горация, что означает М? Он сможет сказать, или я сильно ошибаюсь». Все посмотрели на Клондайка. В тревогах последних недель никто не замечал его передвижений, кроме, разве что, Старшей бабушки. Клондайк расправил плечи и откинул назад свою гриву. Настал самый подходящий момент, чтобы сообщить то, что вскоре должно быть сказано. «Ее полное имя Мэриголд Вудраф Ричардс, но через несколько недель оно станет Мэриголд Вудраф Лесли». “Вот так-то", — сказал Аэндорской Прорицательнице Люцифер с выражением кота, принимающего решение о неизбежном, когда они сидели под скамьей на закате. «Что ты о ней думаешь?» — слегка надменно спросила Прорицательница. «О, в ней что-то есть, — заключил Люцифер. — Достаточно мила» Аэндорская Прорицательница, будучи достаточно мудрой, облизала черные лапки и ничего не сказала, но осталась при своем мнении.
apropos: Хелга О, как я угадала о влюбленности Клондайка. Хотя он уже не только влюбился, но и жениться собрался. Какой прыткий. Коты шикарны- что один, что вторая. Мудры, что те сфинксы. Словом, хорошо, но мало. Жду продолжения!
Хелга: apropos Единственно возможная избранница.
Юлия: Хелга Чудно-то как все - и ребенок здоров, и Клондайк схватил стрелу Амура Хелга пишет: «Но Вудраф!» Действительно Новый женский образ, раньше никого подобного, как мне помнится, не было...
Хелга: Юлия пишет: Новый женский образ, раньше никого подобного, как мне помнится, не было... Да, вроде, не было таких независимых и уверенных в себе. И с профессией.
Хелга: Глава III Апрельское обещание 1 Вечером девяносто восьмого дня рождения Старшей бабушки на темной лестнице Соснового облака раздался смех, что означало, что Мэриголд Лесли, которая прожила шесть лет и считала, что мир — очаровательное место, танцевала, спускаясь по лестнице. Мэриголд всегда можно было услышать раньше, чем увидеть. Она редко просто ходила. Это радостное создание либо бегало, либо танцевало. «Ребенок с поющим серцем», — так называла ее тетя Мэриголд. Казалось, что ее смех всегда бежит впереди нее. И Младшая бабушка, и мама, не говоря о Саломее и Лазаре, считали, что эта золотая трель смеха, эхом рассыпающаяся по величественным чопорным комнатам Соснового Облака, самый лучший звук на свете. Мама часто говорила так. Младшая бабушка — никогда. В этом и состояло различие между Младшей бабушкой и мамой. Мэриголд присела на корточки у входной двери на широкой бугристой ступеньке из песчаника и продолжила размышлять или, как говорила тетя Мэриголд — а она была очень доброй и восхитительной женщиной — «творить волшебство». Мэриголд всегда творила какое-то волшебство. Даже в свои шесть, Мэриголд находила это увлекательное занятие «инресным», как она говорила, используя свое собственное словечко. Она позаимствовала его у тети Мэриголд, и с тех пор и до конца жизни все вокруг было для Мэриголд либо интересным, либо нет. Некоторые люди, вероятно, требуют от жизни, чтобы она была счастливой, беззаботной или успешной. Мэриголд Лесли просила лишь одного: чтобы она была интересной. Уже сейчас она жадными глазами наблюдала за перепетиями жизненной драмы. В тот день праздновали рождение Старшей бабушки, и Мэриголд наслаждалась праздником — особенно той его частью в кладовке, о которой не знал никто, кроме нее и Саломеи. Младшая бабушка умерла бы от ужаса, если бы знала, сколько пирожных со взбитыми сливками съела Мэриголд. Но сейчас она была рада побыть в одиночестве и подумать обо всем. По мнению Младшей бабушки, Мэриголд думала слишком много, для такого маленького существа. Даже мама, которая обычно все понимала, иногда соглашалась с этим. Разве полезно для ребенка, чтобы его разум блуждал по разным закоулкам? Но этим вечером все слишком устали от праздника, чтобы волноваться о Мэриголд и ее мыслях, поэтому она была вольна предаться своим долгожданным восхитительным грезам. Мэриголд, как она торжественно сообщила бы вам, «думала о прошлом». Разумеется, самая подходящая тема для дня рождения, даже если он не твой. Трудно сказать, насколько порадовали бы ее мысли Младшую бабушку или даже маму, узнай они, о чем она размышляла. Но они не знали. Давным-давно, когда ей было лишь пять с половиной, Мэриголд напугала семью, по крайней мере, ее старейшую часть, заявив в вечерней молитве: «Спасибо, дорогой Бог, что ты устроил так, что никто не знает, о чем я думаю». С тех пор Мэриголд стала мудрее и больше не говорила в молитвах вслух таких вещей. Но она продолжала тайком думать, что Бог очень мудр и добр, сделав мысли недоступными для других. Мэриголд ненавидела, когда люди вторгались, как говаривал дядя Клон, «в ее маленькую душу». Но зато, как сказала бы, да и сказала Младшая бабушка, Мэриголд всегда находила лазейки, о которых обычный ребенок Лесли и не подумал бы — «Уинтроп лез из нее», — бормотала Младшая бабушка. Все хорошее в Мэриголд происходило от Лесли или Блейсдел. Все плохое или озадачивающее — от Уинтропов. Например, эта ее привычка смотреть в пространство восторженным взглядом. Что она видит? И какое право имеет видеть это что-то? А когда вы спрашивали, о чем она думает, Мэриголд смотрела на вас и отвечала: «Ни о чем». Или, хуже того, задавала странный безответный вопрос, вроде: «Где я была до того, когда я стала мною?» Небеса над нею лежали восхитительно-мягким глубоким бархатом. Ветер, что недавно гулял над клеверным лугом, свернул за укутанный девичьим виноградом угол дома, издавая легкие мурлыкающие звуки, которые очень любила Мэриголд. Для нее любые ветра на земле были друзьями, даже те зимние, что свирепо ревели над гаванью. За дорогой громоотводные шары на крыше сарая мистера Донкина казались серебряными сказочными планетами, плывущими в полумраке на фоне темных деревьев. Огни гавани мерцали вдоль погруженного в тени берега. Мэриголд любила смотреть на эти огни. Они подкармливали некий источник восхищения внутри нее. Большие спиреи по обоим сторонам лестницы — Старшая бабушка всегда называла их Невестиными венками, с презрительным фырканием по поводу бессмысленного перечня названий — напоминали в сумерках два сугроба. За яблочным амбаром старая изгородь из терновника, корни которого привезли из Шотландии когда-то в прошлом, незапамятно древнем для Мэриголд, была столь же бела как спиреи, и благоухала ароматом. Сосновое облако славилось сладкими чистыми ароматами. Говорили, что здесь навсегда осталось что-то медоносное. В тени кустов сирени белым золотом светились восхитительные лилии, а вдоль старой дорожки, выложенной кирпичом и выглаженной многими шагами, цвели гордые белые ирисы. А далеко внизу, Мэриголд знала об этом, туманное море нежно плескалось по ветренным пескам дюн. Пастбище мистера Донкина, полное голубоглазых трав, окруженное березами, было весьма удовлетворительным полем. Она всегда завидовала мистеру Донкину из-за этого поля. Казалось, думала Мэриголд, ему ужасно нравится быть полем и ничем иным на свете. Прямо над ним висело милейшее серое облачко, которое медленно поднималось, разворачиваясь, словно смущенная квакерша. И деревья шептались в сумерках, как старые друзья — все, кроме старых неразговорчивых тополей. Саломея энергично распевала в кладовке, моя посуду. Саломея не умела петь, но всегда пела, и Мэриголд нравилось слушать ее, особенно в сумерках. «Мы со-о-о-беремся у реки… у кра-си-и-вой реки», — заливалась Саломея. И Мэриголд видела эту красивую реку, похожую на гавань возле Соснового облака. Лазарь играл на скрипке за рощицей молодых сосенок позади яблочного сарая — на своей старой коричневой скрипке, которую его пра-пра-пра-прадед привез из Гран Пре. Эванджелин наверно танцевала под его музыку. Тетя Мэриголд рассказала Мэриголд историю Эванджелин. Младшая бабушка, мама, тетя Мэриголд и дядя Клон сидели в комнате Старшей бабушки и болтали о всяких семейных делах. Немножко сплетен, как всегда констатировала Старшая бабушка, способствуют пищеварению. Все, кого любила Мэриголд, были рядом. Она обхватила загорелые коленки и подумала, как это здорово.
apropos: Хелга Какое все же наслаждение читать Монт! И даже не знаю, что лучше она описывает - людей или природу. Все чудесно, живое и ироничное. Она всегда завидовала мистеру Донкину из-за этого поля. Казалось, думала Мэриголд, ему ужасно нравится быть полем и ничем иным на свете. Ну прелесть просто! Возраст Старшей бабушки впечатляет, и если шесть лет назад мысли ее, слова и поступки были ясны и мудры, то, надеюсь, все это у нее сохранилось. Мэриголд очаровательна во всех отношениях - и мудростью явно пошла в Старшую бабушку Лесли. Очень здорово насчет: Бог очень мудр и добр, сделав мысли недоступными для других
Хелга: apropos пишет: И даже не знаю, что лучше она описывает - людей или природу. Все чудесно, живое и ироничное. И очень авторское! apropos пишет: Мэриголд очаровательна во всех отношениях - и мудростью явно пошла в Старшую бабушку Лесли. У них особые отношения.
Юлия: Хелга Детка уже подросла на радость всем нам... Хелга пишет: Бог очень мудр и добр, сделав мысли недоступными для других. Как мудро и просто. Иногда меня удивляют крайние правдолюбцы, которые пытаются отобрать у людей этот замечательный дар Божий.
Хелга: Юлия пишет: Иногда меня удивляют крайние правдолюбцы, которые пытаются отобрать у людей этот замечательный дар Божий. Крайности всегда плохи.
Хелга: 2 Мэриголд прожила шесть лет, зная лишь бухту Хармони и Сосновое Облако. Все семейство любило и баловало ее, хотя некоторые иногда воспитывали, ради ее же собственной пользы. А Мэриголд любила их всех — даже тех, кого ненавидела, она любила, как часть своего клана. И она любила Сосновое Облако. Как же ей посчастливилось родиться именно здесь. В Сосновом Облаке она любила всё и всех. Казалось, сегодня мечты и радости, большие и маленькие, прошлые и настоящие, смешавшись, текли в ее сознании восхитительной рекой. Голубей кружащихся над старым яблочным амбаром, и сам амбар, такой старый с башней и эркерным окном, словно церковь, и компанию веселых маленьких елей позади него. «Посмотри на эти ели, — как-то сказал дядя Клон. — Разве они не похожи на команду старых дев-школьных учительниц, грозящих пальцем классу непослушных мальчишек». После этих слов Мэриголд всегда думала о них именно так и проходила мимо с настоящим почти восхитительным страхом. А что, если они вдруг погрозят своими пальцами ей? Тогда она бы умерла, это точно. Но было бы интресно. Ели были не единственными волшебными деревьями в Сосновом Облаке. Например, куст сирени за колодцем. Иногда он был просто кустом сирени. А иногда, особенно, в сумерках — склонившейся над вязанием старушкой. Таким он был. А сосна на берегу, которая в сумерках или в штормовые зимние дни казалась ведьмой, наклонившейся над берегом, ее волосы развевались за спиной. А некоторые деревья разговаривали, Мэриголд слышала их. «Идем, идем», — всегда звали сосны, растущие справа от сада. «Мы что-то расскажем тебе», — шептали клены у ворот. «Разве есть что-то лучше, чем любоваться нами?» — напевали белые березы вдоль дороги — их посадила Младшая бабушка, когда приехала в Сосновое Облако невестой. А тополя, что стояли на страже у старого дома. Ночью ветер шумел меж ними, слово скорбящий дух. Смех эльфов и прерывистые стоны звучали в их ветвях. Можете говорить, что угодно, но Мэриголд ни за что бы не поверила, что эти тополя были просто деревьями. Старый сад смотрел на светло-голубую гавань, с белой калиткой на полпути, где росли чудесные цветы и бегали котята, проживая свои короткие милые жизни, прежде чем обрести хозяев или таинственно исчезнуть. Он собрал всю красоту старых садов, в которых когда-то смеялись и плакали прелестные женщины. Каждый куст или тропинка хранили частицу истории старого клана, и Мэриголд уже знала большинство из них. Если о каких-то событиях ей не поведали Младшая бабушка и мама, о них рассказала Саломея, а то, что не рассказала Саломея, рассказал Лазарь. Дорога за воротами — одна из самых прекрасных красных дорог «Острова». Для Мэриголд это была длинная красная дорога, ведущая к тайне. Направо она стремится к устью гавани мимо ветренных берегов и заканчивается там, словно, как думала Мэриголд, море откусило ее. Налево тянется вдоль папоротниковой долины к тенистому гребню крутого склона, по которому бегут нетерпеливые сосенки, словно пытаясь догнать большие, растущие наверху. И дальше в новый мир, где есть церковь, и школа, и деревня Хармони. Мэриголд любила эту дорогу на холм, потому что там было полным-полно кроликов. Невозможно пройти по ней, не встретившись с парой-тройкой этих симпатяг. В сердце Мэриголд имелось местечко для кроликов всего мира. Ее терзали ужасные подозрения, что Люцифер ловит их и ест. Лазарь случайно выдал эту тайну, бушуя в огороде над испорченными кочанами капусты. «Проклять кролик, — возмущался он, — пусть Люцифер съесть их все». Мэриголд уже не могла по-прежнему относиться к Люциферу после этого, хотя, конечно же, продолжала его любить. Мэриголд никогда не переставала любить или ненавидеть, однажды начав. «В ней так много Лесли», — говорил дядя Клон. Гавань с ее молчаливыми таинственными кораблями, которые приходили и уходили; Мэриголд любила ее больше всего в том наружном мире, даже больше, чем прекрасное зеленое сосновое облако на восточном склоне холма, которое дало название ее дому. Мэриголд любила гавань, когда она покрывалась мелкой танцующей рябью, словно песенками. Она любила ее, когда вода становилась гладкой, словно голубой шелк. Она любила, когда летние ливни спускали свои сияющие дождевые нити с облаков на западе; любила, когда расцветали огни в летних голубых сумерках, и колокол англиканской церкви звенел над заливом тихо и сладко. Она любила гавань, когда туманный мираж превращал ее в загадочное заколдованное пристанище «далеких волшебных земель»; любила, когда под осенним закатом гавань покрывалась багряной рябью; когда серебряные паруса таяли в таинственном белом чуде рассвета, но больше всего она любила ее в тихие дни ближе к вечеру, когда гавань лежала словно большое мерцающее зеркало, ее краски медленно бледнели, словно мир тонул в мыльной пене. Как чудесно и страшно стоять на краю причала и видеть перевернутые деревья и огромное голубое небо под ногами. А что если не удержаться и упасть в это небо? Пролетишь ли сквозь него?
Klo: Хелга Какой восхитительный и манящий кусочек!
Хелга: Klo Спасибо!
Хелга: А еще она любила холмы с лиловыми макушками, они баюкали гавань, эти длинные темные холмы, улыбались и манили, но никогда не раскрывали свои секреты. «Что там за холмами, мама?» — однажды спросила Мэриголд. «Много всего, замечательного и потрясающего», — со вздохом отвечала мать. «Однажды я пойду и все узнаю», — решительно заявила Мэриголд. А мама снова вздохнула. Но другой берег бухты, «тот берег», продолжал оставаться для Мэриголд соблазнительным. Она была уверена, что там все другое. Даже люди, которые там жили, назывались удивительным словом « с-того-берега-бухты», которое Мэриголд, когда была совсем маленькой, понимала как «перекапухты». Мэриголд однажды побывала на том берегу мечты с дядей Клоном и тетей Мэриголд. Они бродили по песчаному берегу до самых сумерек, пока тонущее солнце не выпило весь розовый свет из огромной голубой чаши небес и не рухнуло в белую сумятицу бурунов. Прилив был высок, ветер силен, и море громыхало величественным победным маршем. Мэриголд было бы очень страшно, не держись она за худощавую загорелую руку дяди Клона. Но справляться с дрожью ужаса, стоя рядом с ним, было совершенным восторгом. Вторым после гавани Мэриголд любила большой сосновый лес на холме, хотя побывала там всего лишь два раза. С тех пор как она помнила себя, этот сосновый холм обладал для нее неотразимым очарованием. Она могла сидеть на ступеньках в комнату Старшей бабушки и смотреть на холм так долго и так внимательно, что Младшая бабушка однажды встревоженно спросила, все ли в порядке с ребенком. В семействе Уинтропов два поколения назад имелся слабоумный. Холм был очень высок. Когда-то давно она считала, что если добраться до его вершины, то можно дотронуться до неба. Даже сейчас она думала, что если бы оказалась там на вершине и слегка подпрыгнула, то, возможно, приземлилась бы прямо на небо. Там никто не жил, кроме кроликов и белок, и еще, может быть, «маленкий зеленый народец», о котором ей рассказывал Лазарь. Но дальше, да-да, дальше, скрывалась Таинственная Земля. Мэриголд казалось, что она всегда называла ее так, всегда знала о ней. Красивая удивительная Таинственная Земля. Ах, вот бы увидеть ее, забраться на самую вершину холма и взглянуть оттуда. Но когда мама однажды спросила, хочет ли она прогуляться на холм, Мэриголд отпрянула и воскликнула: «Ах, мама, холм такой высокий. Если бы мы забрались наверх, то оказались бы выше всего. Лучше я останусь здесь, внизу, рядом со всем». Мама засмеялась и согласилась. Но однажды вечером, два месяца спустя, Мэриголд отважно совершила это сама. Соблазн вдруг оказался сильнее страха. Никого не было рядом, чтобы запретить или позвать вернуться. Она смело поднималась по длинной заросшей травой лестнице из плоских известняковых ступеней, которая шла прямо к центру сада. Мэриголд задержалась на первой ступеньке, чтобы поцеловать на ночь только что распустившийся нарцисс, потому что повсюду в саду цвели нарциссы. Далеко впереди чудесные, покрашенные в розовый облака повисли над соснами. Они отражали закат, но Мэриголд думала, что они так светятся, потому что смотрят на Таинственную Землю, которую она увидит через мгновение, если ее не покинет мужество. Она могла быть вполне храброй при свете дня. Нужно подняться на холм и спуститься, пока не стемнело. Хрупкая маленькая фигурка побежала по ступенькам к поросшему мхом забору и покосившейся зеленой калитке, где росли семь стройных маков. Но она не открыла ее. Отчего-то она не смогла пойти прямо в сосновый лес. Лазарь однажды рассказал ей историю про этот или какой-то другой сосновый лес. Старый Фидель-конопатчик рубил там дерево, его топор затупился, и он выругался. «Черт меня побери, — сказал он, — если я не бросать эт чертоф топор в пруд». «И черт его взял». Лазарь был ужасно серьезен. «Кто-нибудь видел это?» — спросила Мэриголд, округлив глаза. «Нет, но они видеть следы, — убежденно ответил Лазарь, — и яма в земле около дерево. Ты послушать... куда ушел Фидель, если черт не брать его? Никто не видел его с тех пора». Поэтому никакого соснового леса для Мэриголд. Днем она никогда не верила в черта, который забрал Фиделя, но кто может оставаться не верящим, после того как сядет солнце. А Мэриголд не очень-то хотелось встретить черта, хотя про себя она думала, что это было бы интресно. Она побежала вдоль забора до угла сада, туда, где заканчивались сосны. Какой прохладной и бархатистой была молодая трава. Она ощущала ее зелень. Но в Таинственной Земле она, наверное, намного зеленее, «живая зеленая», как вещал один из гимнов Саломеи. Она пролезла через удобную дыру в заборе, взбежала на пшеничное жнивье мистера Донкина, и жадно и решительно огляделась в поисках Таинственной Земли. И в то же мгновение глаза ее наполнились слезами, губы задрожали, она чуть не зарыдала в голос от горечи. Там не было никакой Таинственной Земли! Ничего, кроме полей и ферм, амбаров и рощиц, всего того же самого, что можно увидеть вдоль дороги на Хармони. Никакой замечательной секретной земли ее мечтаний. Мэриголд отвернулась, нужно бежать домой, найти маму и плакать, плакать, плакать! Но она замерла, потрясенно глядя на закат над бухтой Хармони. Никогда прежде она не видела всю бухту целиком, да и такой закат был редкостью даже на этом острове чудесных закатов. Глаза Мэриголд утонули в озерах трепещущего золотого и божественного красного, небесного яблочно-зеленого, в потоках розового, в пурпурах далеких морей. В каком-то упоении она погрузилась в это очарование. Таинственная Земля, она была там, за этими светящимися холмами, за тем широким берегом, что разрезает лучезарное море в устье гавани, там, в том городе мечты, башен, шпилей и ворот из жемчуга. Таинственная Земля не была потеряна. Как глупо было считать, что эта земля просто за холмом. Конечно, ее не могло там быть, так близко от дома. Но теперь Мэриголд знала, где она. Ужасное разочарование и чувство горькой потери, которое было еще хуже разочарования, полностью исчезли в этот момент абсолютного восторга перед миром. Теперь она знала. Темнело. Она видела огни Соснового Облака, расцветающие внизу в закате. А ночь подползала к ней из сосен. Она робко взглянула туда и там, прямо в гуще папоротника на краю леса, маня ее из зарослей, стояла Маленькая Белая Девочка. Мэриголд махнула ей в ответ, прежде чем увидела, что это просто ветка дикой цветущей груши, качающаяся на ветру. Она побежала в сад и вниз по ступенькам, чтобы встретить маму около двери в комнату Старшей бабушки. «Ах, мама, как же хорошо вернуться домой и лечь спать», — прошептала она, сжимая дорогую теплую руку. «Где ты была, дитя?» — сурово спросила Младшая бабушка. «На холме». «Ты не должна ходить туда одна в такое время», — сказала Младшая бабушка. Но она там все же побывала. И видела Таинственную Землю. Этой весной она поднималась на холм вместе с мамой, всего несколько недель назад — искать земляничник. Они прекрасно провели время, нашли нетронутый родник, прячущийся в гуще папоротников — изысканное местечко в тени, полное очарования. Мэриголд раздвинула папоротники и заглянула в него, увидев отражение своего лица. Нет, не своего. Маленькой девочки, которая, конечно же, жила в роднике и выходила оттуда лунными ночами, чтобы потанцевать вокруг. Мэриголд не знала никаких греческих мифов или англо-саксонских легенд, но детское сердце дает собственные милые объяснения природным явлениям в любом возрасте и любой стране, а Мэриголд родилась, зная те секреты, что навсегда скрыты от разумных, рассудительных и скептичных. Они с мамой бродили по чудесным тропинкам среди шишковатых корней. Они нашли красивый гладкоствольный бук или даже два. Они гуляли по бархатистым зеленым покрывалам мха, достойным ножек королевы. Мама сказала ей, что позже, если поискать, здесь зацветут колокольчики, триллиумы, дикие орхидеи и венерины башмачки. А еще позже на расчищенных участках появится земляника. «Когда я стану большой, я буду приходить сюда каждый день», — сказала Мэриголд. Она думала о том вечере, таком давнем — целый год назад — когда на мгновение увидела Маленькую Белую Девочку. Это не могло быть веткой цветущей сливы. Возможно, однажды она снова увидит ее.
Малаша: Очень нравится эта история с маленькой Мэриголд. Описания бесподобные, словно сам там находишься, вместе с героиней. Девочка покоряет. Спасибо за перевод, читаю с наслаждением.
Хелга: Малаша Спасибо, что читаете! Монтгомери очень хороша в описаниях природы, хотя, приходится потрудиться, чтобы адекватно перевести.
apropos: Монт великолепна, да. Как и ея переводчик. Хелга Описания природы и девочки - сказочны и очень атмосферны. Девочка поразительная, такая чувствительная и пылкая душа. Вот вырастет кому-то на счастье. Прозаичная Младшая бабушка ее не понимает, конечно.
Хелга: apropos пишет: Прозаичная Младшая бабушка ее не понимает, конечно. Как антипод! Когда начала читать книгу, немного испугалась, что она о ребенке, но так увлеклась, что не оторваться.
apropos: Хелга пишет: немного испугалась, что она о ребенке Роман обо всем, как я понимаю. Ну как всегда у Монт - человеческие отношения, характеры, типажи, ощущения и восприятие окружающего мира со всеми вытекающими. Она в этом знает толк.
Хелга: apropos пишет: Роман обо всем, как я понимаю. Ну как всегда у Монт - человеческие отношения, характеры, типажи, ощущения и восприятие окружающего мира со всеми вытекающими. Она в этом знает толк. Да, именно так.
apropos: И умеет это описать и преподнести так, что дух захватывает.
Хелга: apropos пишет: И умеет это описать и преподнести так, что дух захватывает. И как философски-иронично умеет говорить и о жизни, и о смерти, о любви и о ненависти.
Юлия: Хелга Спасибо огромное. apropos пишет: Монт великолепна, да. Как и ея переводчик Не то слово... Обе прекрасны. Хелга пишет: И как философски-иронично умеет говорить и о жизни, и о смерти, о любви и о ненависти Без пафоса и навязчивого учительства затрагивает тонкие и глубокие материи... И вот что интересно - ведь, казалось бы, никакого особенного действа, смены событий, а не оторвешься...
Малаша: Хелга, спасибо! Юлия пишет: И вот что интересно - ведь, казалось бы, никакого особенного действа, смены событий, а не оторвешься... Да, хочется читать и читать. Затягивает и не отпускает.
Хелга: Юлия пишет: Без пафоса и навязчивого учительства затрагивает тонкие и глубокие материи... И вот что интересно - ведь, казалось бы, никакого особенного действа, смены событий, а не оторвешься... Малаша пишет: Да, хочется читать и читать. Затягивает и не отпускает. Вот-вот, именно так.
Хелга: 3 Люцифер шнырял по клумбе полосатого канареечника, время от времени зачем-то ныряя в него. Аэндорская Прорицательница творила черную магию на белом столбе ворот. Оба были старше Мэриголд, которой иногда казалось, что они зловеще стары. Лазарь как-то поделился с ней по секрету, что они живут столь же долго, как и Старая леди. «Они рассказать ей все, все-все, — сказал Лазарь. — Разве я не видеть их сидеть на ее постель, их хвосты висеть, и они говорить с ней как будто они христьян? А каждый раз поймать мышь, Прорицать нести ее Старая леди смотреть. Будь осторожная с эти кошка. Я бы не хотеть быть парень, который поранить их. Кто знать, что знать эти тварь». Мэриголд любила их, но боялась. Она обожала их всегда безупречное потомство. Маленькие пушистые существа дремали на нагретой солнцем траве или резвились во дворе и в саду. Черные шарики пуха. Хотя, не все черные, увы. Количество пятнистых и полосатых котят вызывало у дяди Клона серьезные сомнения по поводу моральных устоев Прорицательницы. Но из чувства приличия он хранил эти сомнения в тайне, а Мэриголд, которую не тревожила мысль о дурной наследственности, больше всего любила полосатых котят. Она твердо верила, что существа с такими милыми мордашками не могут иметь ничего общего с дьяволом, какими бы ни были их родители. Лазарь отложил скрипку и ушел домой, в свой маленький коттедж в «лощине», где жила его черноглазая жена и полдюжины черноглазых детей. Мэриголд видела, как он идет через поле, с каким-то узелком в загорелой руке, весело насвистывая, как он всегда делал, если не играл на скрипке; опустив голову и плечи, потому что постоянно так спешил, что они всегда оказывались в нескольких дюймах впереди его ног. Мэриголд очень любила Лазаря, который был поденщиком в Сосновом Облаке еще до того, как она родилась, и поэтому стал частью ее мира, который всегда был и всегда будет. Ей нравились быстрые добрые огоньки в его черных глазах и сияние белых зубов на коричневом лице. Он совсем не похож на Фидима Готье, огромного кузнеца из Лощины с черными страшными усами, на которые, наверно, можно было бы повесить шляпу. Мэриголд ужасно боялась его. Про него рассказывали бездоказательную историю, что через день он съедает по ребенку. Но Лазарь был не таким. Он — добрый, мягкий и веселый. Она не сомневалась, что Лазарь не мог никого обидеть. Сомнительной была ужасная история о том, что он убивает свиней. Но Мэриголд не верила в это. Она знала, что Лазарь не мог убивать свиней, по крайней мере, не тех, с которыми он был знаком. Он умел вырезать чудесные корзиночки из сливовых косточек, делать сказочные дудки из бересты и всегда знал правильное лунное время, когда можно выполнять то или другое. Она любила беседовать с ним, хотя, если бы мама или бабушки узнали, о чем они иногда говорят, то строго-настрого запретили бы эти беседы. Потому что Лазарь, который твердо верил в существование фей, ведьм и привидений всех сортов, жил в каком-то своем романтическом мире, приводя Мэриголд в восхитительное содрогание своими небылицами. Она не верила в них, но приходится же верить в то, что произошло с самим Лазарем. Он видел свою бабушку в полночь, стоящей возле его кровати, в то время как она находилась в сорока милях отсюда. А на следующий день пришло известие, что пожилая леди «померла». Ночью Мэриголд рыдала от страха, когда мама забрала лампу из ее комнаты. «Ах, мамочка, не пускай сюда темноту… не пускай темноту. Ах, мамочка, я боюсь этой большой темноты!» Прежде она никогда не боялась спать в темноте, и мама и Младшая бабушка не могли понять, что произошло. В конце концов они пришли к компромиссу и оставили свет в маминой комнате, не закрыв дверь. Чтобы попасть в комнату Мэриголд, нужно было пройти через мамину комнату. Смутный, золотой полусвет был уютен. Если бы какие-то люди пришли и встали возле кровати в полночь — люди, что живут в сорока милях отсюда — можно было, по крайней мере, разглядеть их. Иногда лунными вечерами Лазарь играл на своей скрипке в саду, и Мэриголд танцевала под его музыку. Никто не умел играть на скрипке лучше Лазаря. Даже Саломея завистливо признавала это. «Словно ангел, мэм, именно так», — говорила она с торжественной неприязнью, слушая волшебные мелодии в исполнении невидимого музыканта в саду. «И только подумать, что этот безалаберный французишка умеет так играть. Мой хороший трудолюбивый брат всю жизнь учился играть на скрипке, да так и не научился. А Лазарь делает это без всяких усилий. Почему мне почти всегда хочется танцевать под его музыку?» «Должно быть, это чудо», — сказал дядя Клон. А Младшая бабушка попеняла, что Мэриголд слишком много времени проводит с Лазарем. «Но мне он очень нравится и я хочу видеть его в этом мире так много, сколько смогу», — объяснила Мэриголд. — Саломея говорит, что он не попадет на небеса, потому что он француз». «Саломея слишком злая и глупая, когда говорит такие вещи, — сурово сказала Младшая бабушка, — Конечно, французы попадают на небеса, если ведут себя хорошо». Однако, сама она была не слишком в этом уверена. Полосатый канареечник
apropos: Хелга Просто чудесно! Какой красивый, чарующий мир - с этими шикарными кошками (и их котятами), французом-скрипачом (прям цыган ), и с его завораживающими рассказами. Порой такими страшными. И блистательно остроумно, конечно. как всегда. Хелга пишет: Конечно, французы попадают на небеса, если ведут себя хорошо». Однако, сама она была не слишком в этом уверена.
Хелга: apropos пишет: Какой красивый, чарующий мир - с этими шикарными кошками (и их котятами), французом-скрипачом (прям цыган ), и с его завораживающими рассказами. Порой такими страшными. И блистательно остроумно, конечно. как всегда. Спасибо! Вроде, простые жизненные (хи-хи) события, а звучат, как сказка.
apropos: Хелга пишет: Вроде, простые жизненные (хи-хи) события, а звучат, как сказка. Дар рассказчика - преподнести обыденность как сказку.
Хелга: apropos пишет: Дар рассказчика - преподнести обыденность как сказку. Вот-вот, поднять обыденность в небеса, а не закопать читателя в "жизненность".
Хелга: 4 Саломея прошла через прихожую в садовую комнату с чашкой чаю для Старшей бабушки. Едва отворилась дверь, как Мэриголд услышала слова тети Мэриголд: «Лучше мы пойдем на кладбище в следующее воскресенье». Мэриголд радостно поздравила себя. Каждую весну в одно из воскресений обитатели Соснового Облака посещали маленькое кладбище на западном склоне холма, приносили цветы на тамошние могилы. Никто из семейства не ходил с ними, кроме дяди Клона и тети Мэриголд. А Мэриголд обожала эти визиты на кладбище, особенно посещение могилы отца. Ее тревожило убеждение, что она должна горевать, как мама и Младшая бабушка, а ей никогда не удавалось. Это было восхитительное место. Гладкий серый камень меж двух милых молодых елочек, зеленеющих новенькими весенними верхушками, огромный куст спиреи, почти скрывающий могилу, приветствующий вас сотнями белых рук, и ветер, шевелящий длинную траву. На кладбище было полным-полно спиреи. Саломее была довольна этим. «Так здесь веселей», — говорила она. Мэриголд не знала, веселое ли кладбище или нет, но ей там очень нравилось. Особенно, когда рядом был дядя Клон. Она очень любила дядю Клона. Он такой забавный. Все, сказанное им, было интресным. Он так славно произносил «Когда я был на Цейлоне» или «Когда я был на Борнео» как будто говорил «Когда я был в Шарлоттауне» или «Когда я был в бухте». А иногда давал изумительные клятвы — во всяком случае, Саломея говорила, что это клятвы — хотя, они вовсе не звучали как клятвы. «Клянусь тремя мудрыми обезьянами!» — была одна из них. Так загадочно. Что это за три мудрые обезьяны? Никто и никогда не разговаривал с ней так, как дядя Клон. Он рассказывал ей чудесные истории о добрых старых днях и о своих собственных приключениях. Например, как однажды ночью заблудился на перешейке между долинами Золотого ручья и реки Сульфур в Клондайке. Или ту, про костяной остров где-то в далеком северном море, остров, покрытый моржовыми клыками, словно бревнами на сплаве, как будто все моржи на свете собрались там, чтобы умереть. Он шутил. Он всегда смешил ее, даже на кладбище, рассказывая забавные истории об именах на могильных плитах, и заставляя чувствовать, что все эти люди где-то до сих пор живут. Папа и все остальные, такие же славные, какими они были в этом мире. Поэтому зачем скорбеть о них? Зачем вздыхать, как всегда делает Саломея, остановившись возле могилы миссис Амос Рики со словами: «Ах, сколько чашек чаю я выпила с нею!» «Разве вы не выпьете с нею еще больше чашек на небесах?» — однажды поинтересовалась Мэриголд, весьма безрассудно, послушав одну из россказней дяди Клона. «Боже, нет, дитя». Саломея была страшно шокирована. Хотя, в глубине души она подумывала, что на небесах было бы намного веселее, если бы там можно было выпить добрую чашку чаю со старой подругой. «Там же пьют вино, да? — настаивала Мэриголд. — В Библии так написано. Вы не считаете, что чашка чаю была бы приличнее, чем вино?» Саломея именно так и думала, но она скорее умерла бы до смерти, чем развратила бы юный разум Мэриголд подобными идеями. «Существуют тайны, которые мы, несчастные смертные, не можем постичь», — торжественно объявила она. Дядя Клон стал третьим из любимых Мэриголд. Первой, разумеется, была мама, затем тетя Мэриголд, с ее милым широким ртом с изгибами в уголках, отчего всегда, даже когда она грустила, казалось, что она улыбается. Эти трое занимали тайное святилище в ее сердце, особенное святилище, куда не допускались многие, кто считал, что имеет право быть там. Мэриголд иногда задумывалась, на кого хотела бы походить, когда вырастет. С одной стороны, она хотела быть как мама. Но мама была «затюканной». Чаще Мэриголд думала, что хочет быть похожей на тетю Мэриголд, которая обо все высказывалась по-своему. Больше никто не умел бы так сказать. Мэриголд подозревала, что узнает любое из слов тети Мэриголд, где бы с ними не столкнулась. Она говорила: «Хороший день» таким уверенным тоном, что казалось, никто больше не знает, что день хорош, — этим милым секретом она делилась только с вами. А если вы ужинали у тети Мэриголд, она заставляла вас съесть третью порцию.
Хелга: 5 Мэриголд совсем не понимала, откуда взялись все эти бабушки. Она знала, что обязана любить их, но любила ли? Даже в свои шесть лет Мэриголд обнаружила, что невозможно любить по правилам. Младшая бабушка не так уж плоха. Конечно, она была старой, но ее славно замороженная невозмутимая зрелость по-своему столь же прекрасна, как и молодость. Мэриголд почувствовала это задолго до того, как смогла сформулировать, что и расположило ее к восхищению Младшей бабушкой. Но Старшая бабушка. Мэриголд всегда казалось, что в Старшей бабушке, невероятно древней, не было ничего человеческого. Она не могла родиться и столь же маловероятно — умереть. Мэриголд радовалась, что ей не приходится слишком часто заходить в ее комнату. Дети не должны беспокоить Старшую бабушку — «неотшлепанные помехи» — так она называла их. Но иногда Мэриголд приходилось ходить туда. Когда она шалила или капризничала, в наказание ее отправляли посидеть на маленькой табуретке в комнате Старшей бабушки. Это было самое ужасное наказание — мама и Младшая бабушка, которые считали его достаточно мягким, просто не понимали насколько они было страшным. Мэриголд сидела там, как ей казалось, часами, а Старшая бабушка со своих подушек смотрела на нее в упор, не мигая. Ничего не говоря. Именно это делало наказание столь ужасным. Хотя, когда она начинала говорить, было столь же неприятно. Какой высокомерной могла быть Старшая бабушка. Однажды она так рассердила Мэриголд дразнилкой: «Хойти-тойти, маленький горшочек скоро закипит!», что та несколько дней страдала от унижения. Маленький горшочек, подумать только! Бесполезно было пытаться что-то скрыть от жуткой старухи, она видела всё насквозь. Однажды Мэриголд попыталась обмануть ее маленькой полувыдумкой. «Ты не настоящая Лесли. Лесли никогда не лгут», — сказала Старшая бабушка. «О, неужели!» — воскликнула Мэриголд, уже знавшая, как обстоит дело. И вдруг Старшая бабушка рассмеялась. Иногда она преподносила сюрпризы. Как-то Мэриголд зашла в комнату для гостей и перемерила все их шляпы, и тем же вечером в садовой комнате собрался совет. Мама и Младшая бабушка пришли в ужас. Но Старшая бабушка не позволила наказать Мэриголд. «Однажды я сама сделала то же самое», — сказала она. «Но меня не поймали», — со смешком шепнула она Мэриголд. Она так же хихикнула в тот день, когда Младшая бабушка задала Мэриголд глупый вопрос, на который невозможно было ответить: «Почему ты такая плохая?» Но Мэриголд ответила, мрачно: «Это интресней, чем быть хорошей». Старшая бабушка позвала Мэриголд, когда та выходила из комнаты вслед за взбешенной Младшей бабушкой, и положила ей на плечо испещренную голубыми венами руку. «Возможно, это интересней, — прошептала она, — но ты не можешь быть такой, потому что ты — Лесли. Лесли никогда не могли быть плохими, не страдая от этого. Слишком совестливы. Нет смысла уничижать себя просто ради того, чтобы стать плохой». Мэриголд всегда приходила в садовую комнату по воскресным утрам, чтобы декламировать Старшей бабушке Библию и вопросы катехизиса. Горе было ей, если она пропускала хоть слово. Волнуясь, она обязательно пропускала, неважно, насколько хорошо произносила их прежде. И ее всегда отправляли туда, чтобы выпить лекарство. Никто в Сосновом облаке, кроме Старшей бабушки, не мог заставить Мэриголд принять таблетки. У нее не было с этим проблем. «Не кривись так. Ненавижу злых детей. Открой рот». Мэриголд открывала. «Возьми таблетку». Таблетка была взята. «Глотай». Проглочена, кое-как. А затем Старшая бабушка запускала руку куда-то возле кровати и доставала горсть больших жирных сочных синих изюмин. Она не всегда бывала неприветливой. Иногда показывала Мэриголд большую семейную Библию, одну из тех Золотых книг, в которых записаны все имена клана, и где хранились старые пожелтевшие вырезки. А иногда рассказывала истории о невестах со стен и венках из волос, в которых каштановые, золотые и черные локоны бесчисленных умерших Лесли расцветали причудливыми неувядающими бутонами. Старшая бабушка всегда выражалась очень… странно, ее необычные, с остротой, речи нравились Мэриголд. Они всегда шокировали Младшую бабушку и маму, но Мэриголд запоминала и размышляла над ними, хотя редко понимала до конца. В них не было ничего, что относилось бы к ее маленькому жизненному опыту. Позже они вернулись к ней. В критические моменты слова Старшей бабушки вдруг возникали в ее голове и спасали от совершения ошибок. Но, в целом, Мэриголд всегда облегченно вздыхала, когда дверь садовой комнаты закрывалась за ее спиной.
apropos: Хелга Спасибо за продолжение! Как деву Старшей бабушкой пугают. Хелга пишет: Младшая бабушка задала Мэриголд глупый вопрос, на который невозможно было ответить: «Почему ты такая плохая?» Но Мэриголд ответила, мрачно: «Это интресней, чем быть хорошей». Деваха многообещающая, мудрая не по годам. Старшая бабушка это понимает. В цитате подчеркнула слово с опечаткой. Вообще история завораживающая.
Хелга: apropos пишет: Деваха многообещающая, мудрая не по годам. Старшая бабушка это понимает. Старшие бабушки иногда доживают до мудрости. Спасибо! apropos пишет: В цитате подчеркнула слово с опечаткой. Здесь у меня проблема перевода. Дело в том, что Мэриголд слово "интересно" произносит особо, пропуская звуки. Попыталась передать ее вариант, пока ничего лучшего не придумала, как тоже пропустить букву.
Юлия: Хелга Спасибо огромное - наслаждение читать. Просто какое-то блаженное качание на волнах... Бабушки прекрасны почти так же, как и кошки Хелга пишет: Здесь у меня проблема перевода. Дело в том, что Мэриголд слово "интересно" произносит особо, пропуская звуки. Попыталась передать ее вариант, пока ничего лучшего не придумала, как тоже пропустить букву Совет от бестолкового профана. А, может, пойти от противного: вместо пропуска - удвоить буквы, или даже слог?
apropos: Хелга пишет: Здесь у меня проблема перевода. А, понял. Я бы посоветовала... слово выделить курсивом и чуть "усугубить" авторскую нарочитость - например, интрсно, хотя и твой вариант, выделенный курсивом, исключит подозрение в опечатке, на мой скромный взгляд, и передаст авторскую интонацию. Хелга пишет: Старшие бабушки иногда доживают до мудрости. Да, к сожалению, далеко не все бабушки могут этим похвастать, тем приятнее исключения. Юлия пишет: Бабушки прекрасны почти так же, как и кошки
Хелга: Юлия пишет: А, может, пойти от противного: вместо пропуска - удвоить буквы, или даже слог? apropos пишет: слово выделить курсивом и чуть "усугубить" авторскую нарочитость - например, интрсно, Спасибо, буду думать, как лучше решить проблему.
Хелга: Немного продолжения... 6 Мэриголд в свои шесть лет уже испытала большинство чувств, что делают жизнь яркой и ужасной, и удивительной, — чувств не менее ярких и ужасных, чем в шестнадцать или шестьдесят. Вероятно, она родилась, зная, что будучи Лесли, рождена почти королевским отпрыском. Но ее родовая гордость полноценно расцвела после одного разговора с маленькой Мей Кемп из Низины. «Ты умываешься каждый день?» — недоверчиво спросила ее Мей. «Да», — отвечала Мэриголд. «Разве это нужно?» «Конечно. А ты разве нет?» «Я нет, — презрительно сказала Мей. — Я умываюсь, если лицо грязное». И тут Мэриголд поняла разницу между кастой Лесли и прочими лучше, чем из всех проповедей Младшей бабушки. Стыд? О, она испила эту чашу до дна. Разве можно забыть тот кошмарный ужин, когда она пробралась, красная и запыхавшаяся, на свое место, извиняясь за опоздание? Непростительный поступок, когда за столом присутствуют гости — два министра и их жены. «Я никак не могла, мама. Я помогала Кейт Блэквайер поить коров мистера Донкина и нам пришлось гоняться за той чертовой телкой». Мэриголд тотчас же поняла, что сказала нечто жуткое. Ужас, застывший на лицах домашних, сообщил ей о этом. Один из министров вытаращил глаза, второй усмехнулся. Что такого она сказала? «Мэриголд, ты можешь выйти из-за стола и пойти в свою комнату, — казалось, чуть не плача, сказала мама. Мэриголд обиженно подчинилась, не понимая, что такого произошло. Она узнала это позже. «Но Кейт так говорит, — запричитала она. — Кейт сказала, что переломала бы все чертовы кости этому чертовому теленку. Я не знала, что «чертовый» — это ругательство, хотя это и некрасивое слово». Она выругалась перед министром — перед двумя министрами. И их женами! Мэриголд не думала, что доживет до такого. Горячая волна стыда охватывала ее, когда она вспоминала об этом. Неважно, что ей больше не разрешили дружить с Кейт; она никогда особо и не любила ее. Но опозорить себя и маму, и имя Лесли! А она-то считала, что хуже быть не может после того, как с благоволением и почтением спросила мистера мэра Шарлоттауна: «Пожалуйста, скажите, вы — Бог?» Сколько насмешек и страданий от унижения она тогда пережила. Но это! Но она так и не поняла, почему слово «чертовый» — ругательство. Даже Старшая бабушка, которая до слез смеялась над этим случаем, не смогла объяснить. Зависть также была ей не чужда. Она тайно завидовала Клементине — девушке, которая когда-то была папиной женой, чья могила находилась рядом с его могилой — на холме под спиреями — завидовала из-за мамы. Когда-то папа принадлежал Клементине. Возможно, сейчас он снова принадлежит ей. Временами Мэриголд просто тонула в этой глупой зависти. Когда она заходила в комнату Старшей бабушки и видела на стене красивую фотографию Клементины, она ненавидела ее. Она хотела подпрыгнуть, сорвать и затоптать ее. Лорейн бы ужаснулась, узнай о чувствах Мэриголд. Но Мэриголд твердо хранила тайну и продолжала ненавидеть Клементину, особенно ее красивые руки. Мэриголд считала, что ее мама почти такая же красивая как Клементина. Она всегда жалела девочек, у которых были некрасивые мамы. И у мамы — чудеснейшие ноги. Дядя Клон не раз повторял, что у Лорейн самые изящные ножки и лодыжки среди женщин, которых он знал. Но такое не слишком ценилось у Лесли. Лодыжки были запретной темой, даже если современная мода на юбки бесстыдно показывала их. Но мамины руки не были красивыми — слишком тонкими, слишком маленькими — и Мэриголд иногда просто не могла выносить руки Клементины. Особенно, когда кто-то из клана хвалил их. Старшая бабушка постоянно говорила об этом, словно чувствовала ревность Мэриголд и дразнила ее. «Я не считаю, что она такая уж красивая», — однажды не вытерпела Мэриголд. Старшая бабушка улыбнулась. «Клементина Лоуренс была красавицей, моя милая. Вовсе не невзрачной малышкой, как… как ее сестра из Хармони». Но Мэриголд почувствовала, что Старшая бабушка хотела сказать «как твоя мать», и возненавидела Клементину и ее руки, и ее неувядающую белую лилию еще сильнее, чем прежде. Скорбь? Горе? Конечно, ее сердце почти разбилось, когда умер любимый серый котенок. До этого момента она и не представляла, что кто-то, кого она любила, может умереть. «Вчера уходит на небеса, мама?» — скорбела она на следующий день. «Я… я думаю, да», — ответила мама. «Тогда я не хочу отправляться на небеса, — зарыдала Мэриголд. — Не хочу снова встретить этот ужасный день». «Вероятно, тебе придется встретить еще более ужасные дни, чем этот», — последовало успокоительное замечание Младшей бабушки. Что касается страха, разве не всегда она была с ним знакома? Однажды ее заперли в темной, закрытой ставнями гостиной за то, что она закапала сладким пудингом лучшую скатерть Младшей бабушки. Как такая маленькая капля могла вызвать так много ужаса, она не могла понять. Но она вошла в ту комнату — страшную, с жуткими полосами света и тени. Прижалась к двери и в полумраке увидела это. До своего последнего дня Мэриголд верила, что так все и было. Стулья в комнате вдруг пустились в пляс вокруг стола вслед за большим плетеным из конского волоса креслом-качалкой. И каждый раз, когда это кресло галопировало мимо, оно кланялось ей с ужасной преувеличенной вежливостью. Мэриголд так дико завопила, что к ней тотчас примчались домочадцы и увели ее — возмущенные, что она не способна вынести столь легкое наказание. «В ней заговорили Уинтропы», — едко заметила Младшая бабушка. Лесли и Блейсдейлы обладали большей бодростью духа. Мэриголд никогда никому не рассказывала, что так напугало ее. Она знала, что ей не поверят. Но прошли годы, прежде чем она смогла входить в ту гостиную без дрожи, и скорей бы умерла, чем села в то плетеное кресло-качалку. Она не была злопамятной, кроме, разве что, случая с куклой Скиннер. Это произошло в конце августа. Мать Мей Кемп пришла убирать яблочный амбар, а Мей пришла вместе с ней. Мей и Мэриголд какое-то время дружно играли в домике для игр среди смородиновых кустов — в прекрасном домике, в котором можно было сидеть и есть рубиновые ягоды прямо со стен — а затем Мей сказала, что ей бы хотелось хоть одним глазком взглянуть на куклу Скиннер. Мэриголд отважно отправилась в садовую комнату спросить Старшую бабушку, можно ли Мей посмотреть на куклу. Она обнаружила Старшую бабушку спящей, на самом деле спящей, а не притворяющейся, что спит, как она иногда делала. Мэриголд повернулась, чтобы уйти, когда ее взгляд упал на Алицию. Почему-то та выглядела так мило и привлекательно — как будто просила чуть-чуть развлечь ее. Мэриголд в порыве подбежала к стеклянному ящику, открыла дверь и достала Алицию. Она даже вытащила туфлю, которую та столько лет держала в руке, и надела на давно ожидающую ножку. «Какая ты смелая!» — восхищенно сказала Мей, когда Мэриголд появилась среди красной смородины с Алицией в руках. Но Мэриголд совсем не чувствовала себя смелой, когда Саломея, грозная и величественная, в новом фиолетовом платье, подпоясанном белым фартуком, появилась перед ними и потащила ее в комнату Старшей бабушки. «Мне следовало догадаться, отчего они затихли, — сказала Саломея, — Эти двое с Нею на стуле, как на троне, подающие Ей красную смородину на листьях салата и целующие Её руки. А на Её голове корона из цветов. И обе Её туфельки надеты. Хоть стой, хоть падай. Её, которую никогда не вынимали из этого стеклянного ящика за все время, что я живу в Сосновом облаке». «Почему ты так поступила?» — спросила Старшая бабушка. «Ей очень хотелось, чтобы ее полюбили, — всхлипнула Мэриголд. — Её так давно никто не любил». «Ты могла подождать, пока я не умру, прежде чем соваться к ней. Она будет твоей, тогда и люби ее, сколько захочешь». «Но ты будешь жить вечно, — вскричала Мэриголд. — Лазарь так сказал. А я ничем ей не навредила». «Ты могла разбить ее вдребезги». «О, нет, нет. Как я могла навредить ей, я ведь люблю ее». «Я в этом не уверена, — пробормотала Старшая бабушка, она всегда говорила такие вещи, которые Мэриголд должна была понять лишь двадцать лет спустя. Но Старшая бабушка очень рассердилась и постановила, что Мэриголд будет три дня завтракать, обедать и ужинать на кухне. Мэриголд горько обиделась. В этом было что-то особенно унизительное. Как раз один из тех случаем, когда Бог все устраивает так, что никто не знает, что ты думаешь. Тем вечером, когда Мэриголд ложилась спать, она намеревалась произнести не все свои молитвы. Исключить ту часть, где она благословляла Старшую бабушку. «Благослови маму и Младшую бабушку, и Саломею». Мэриголд сказала это и легла в постель, старательно поставив под кровать свои туфельки рядом друг с другом, чтобы им не было одиноко. Она делала так каждый вечер. Она не могла сомкнуть глаз, если туфли стояли отдельно, скучая друг о друге всю ночь. Но она не смогла заснуть. Тщетно пыталась. Тщетно считала овец, прыгающих через изгородь. Они не хотели прыгать. Они отворачивались от изгороди и корчили ей гримасы — плохой девчонке, которая не помолилась о своей старой бабушке. Целый час Мэриголд упрямо боролась со своей родовой совестью, затем встала, преклонила колени и сказала: «Пожалуйста, благослови маму и Младшую бабушку, и Саломею и всех, кому нужно благословение». Конечно, это относилось и к Старшей бабушке. И конечно, теперь она могла заснуть. Но конечно же, не смогла. На этот раз она сдалась через полчаса. «Пожалуйста, благослови маму и Младшую бабушку, и Саломею… и можешь благословить Старшую бабушку, если захочешь». Какая досада. Она не продвинулась ни на дюйм. Пятнадцать минут спустя Мэриголд снова стояла на коленях. «Пожалуйста, благослови маму, и Младшую бабушку, и Саломею, и Старшую бабушку, во имя Иисуса, аминь». Овечки запрыгали. Все быстрей, быстрей и быстрей — словно длинный белый поток — Мэриголд заснула.
Klo: Хелга Спасибо! Все это невероятно завораживающе, но мне почему-то делается жутковато за этого ребенка, окруженного причудливыми "взрослыми" чаяниями и предрассудками.
apropos: Хелга Пытаюсь найти слова, чтобы выразить восхищение... Или то - очарование? Чудный мир ребенка с этими серьезными, настоящими переживаниями и радостями. Чувства и истории, с ними связанные, описаны так трогательно - и иронично, конечно. Особенно пришлись скучающие друг без друга туфельки, хотя вообще очень сложно что-то выделить из этого каскада неимоверно занимательных историй Мэриголд. Хелга пишет: Эти двое с Нею на стуле, как на троне, подающие Её красную смородину на листьях салата и целующие Её руки. М.быть - Ей - ?
Хелга: Klo пишет: Все это невероятно завораживающе, но мне почему-то делается жутковато за этого ребенка, окруженного причудливыми "взрослыми" чаяниями и предрассудками. Но ребенок вполне самодостаточный, выживет нормально, мне кажется. apropos пишет: Особенно пришлись скучающие друг без друга туфельки, Туфельки просто чудо! apropos пишет: М.быть - Ей - ? Конечно Ей!
apropos: Еще раз перечитала отрывок - чудо просто! Хелга, жутко благодарна тебе за возможность это читать.
Хелга: 7 В небе зажглись звезды. Мэриголд обожала смотреть на них — хотя, когда увидела их впервые в жизни, очень испугалась. Однажды она проснулась в машине, когда дядя Клон привез их с мамой домой после визита в Южный Хармони. Она увидела над собой тьму небес и взвизгнула. «Ой, мамочка, все небо сгорело, остались только искорки». Как все они тогда смеялись, и как ей было стыдно. Но с тех пор дядя Клон рассказал ей кое-что о звездах, и теперь она знала их имена, Бетельгейзе и Ригель, Саиф и Алнита, хотя и не умела их произносить. Ах, весна была чудесным временем, когда гавань трепетала и мерцала всеми оттенками синевы, и сад сверкал фиалками, а ночи казались звездной паутиной. Но и другие времена года были хороши. Лето, когда на склонах краснела земляника, капли дождя в чашах диких роз так сладки, повсюду царил слабый аромат скошенной на лужайке травы, и полная луна так красиво расчерчивала тени в саду, а за гаванью огромные поля маргариток белели как снег. Но больше всего Мэриголд любила осень. Дедушка Ветер из ее любимой сказки дул в свою трубу над гаванью, блестящие черные вороны сидели рядами на заборах, желтые листья падали с осин на зеленые ворота, а по утрам в саду на траве шелковилась изморозь. По вечерам так вкусно пахло горелыми листьями, что сжигал в кострах Лазарь, а на холме на фоне темных сосен краснели вспаханные поля. И однажды, уснув среди тусклого скучного мира, вы просыпаетесь в чудесно-белом. Прикоснувшись в ночной темноте, зима преображала мир. Мэриголд любила и зиму с ее загадочной тишиной залитых лунным светом полей и колдовством ветреных небес. Огромные таинственные черные кошки пробирались через сумрачные прогалины, где тени от деревьев были прекрасней, чем сами деревья, а стога во дворе мистера Донкина походили на седых горбатых стариков. Пастбища, что зеленели и золотились в июне, становились холодно-белыми, а над снегом торчали цветы-призраки. Мэриголд всегда жалела эти мертвые стебельки. Она хотела шепнуть им: «Весна придет». Утренние часы зимой были интересными, потому что завтрак проходил при свечах. Хороши были и зимние вечера, когда ветер завывал снаружи, намереваясь пробраться в Сосновое облако. Он царапался в двери — визжал в окна, даря Мэриголд маленькие чудесные страхи. Но никогда не проникал внутрь. Как приятно сидеть в теплой светлой комнате, с кошками, греющими меховые бока у камина, слушая милое урчание прялки Саломеи из кухни. А затем свернуться в постели под мягким нежным одеялом в маленькой комнате рядом с маминой, со сладкими сонными поцелуями, и слушать ветер снаружи. Да, мир был прекрасным местом для жизни, даже если дьявол иногда похищал людей, которые бранились.
apropos: Хелга Восхитительное описание времен года - чудна природа при всякой погоде. Хелга пишет: Да, мир был прекрасным местом для жизни, даже если дьявол иногда похищал людей, которые бранились. Насколько очаровательно вот это трогательное и непосредственное восприятие мира ребенком.
Малаша: Спасибо, прекрасный кусочек из жизни девочки, ее знакомство с природой и окружающим миром. Очень нравится читать.
Хелга: Дамы, спасибо!
Хелга: Глава IV Мэриголд наносит первый визит 1 Впервые за свою короткую жизнь Мэриголд собиралась нанести «настоящий», как она его называла, визит. То есть она отправлялась с ночевкой к дяде Полу, без мамы или Младшей бабушки. В этом для Мэриголд и заключалась «настоящность». Визиты с бабушкой были интрресными, и визиты с мамой тоже интрресными и приятными, но поездка куда-то вот так, самой по себе, давала ощущение взрослости и приключения. Кроме того, она никогда не бывала у дяди Пола, а там было на что посмотреть. «Водяной сад» — увлечение дяди Пола, о котором много судачили в клане. Мэриголд совершенно не понимала, что это такое, «водяной сад». А еще — чучела колибри. И самое интрресное из всего, конечно же, скелет в шкафу. Она слышала, как дядя Пол говорил о нем, и очень надеялась, что ей удастся хоть одним глазком взглянуть на него. Дядя Пол не жил на-той-стороне-залива, поэтому не был столь романтичен, как те, что обитали в Таинственной Земле. Он просто жил на берегу залива, но в шести милях от Соснового Облака, так что поездка туда становилась настоящим «путешествием». Мэриголд нравился дядя Пол, хотя она немного побаивалась тетю Флору, и ей нравился Фрэнк. Фрэнк являлся младшим сводным братом дяди Пола. У него были кудрявые черные волосы и «романтические» серые глаза. Мэриголд слышала, как тетя Нина так говорила о нем. Она не знала, что означает романтические, но ей нравились глаза Фрэнка. У него была приятная ленивая улыбка и мягкий тягучий голос. Мэриголд слышала, что он собирается жениться на Хильде Райт. А позже слышала, что не собирается. А еще позже, что он продал свою ферму и собрался уехать куда-то в загадочную страну под названием «Запад». Лазарь говорил Саломее, что он уезжает, потому что Хильда бросила его. Мэриголд не знала, что означает «бросила», но ненавидела Хильду за то, что она сделала это с Фрэнком. Впрочем, Хильда ей никогда не нравилась, пусть и, будучи Блейсделл, являлась какой-то дальней родственницей со стороны прабабушки. Хильда была бледной симпатичной девушкой с каштановыми волосами и ртом, который совсем не нравился Мэриголд. Упрямый рот и злой рот. Хотя очень милый, когда она смеялась. Мэриголд почти нравилась Хильда, когда та смеялась. «Оне слишком упрямые, эта парочка, — сказал Лазарь Саломее. — Хильда говорить Фрэнк должен сказать первым, а Фрэнк говорить, черт с два он так делать». Мэриголд жалела, что Фрэнк собирается на Запад, который, как она представляла, был чем-то «за пределами времени и пространства», но с нетерпением ждала встречи с ним. Он покажет ей чучела колибри и водяной сад, и она надеялась, что сможет уговорить его, чтобы он позволил взглянуть на скелет в шкафу. И посадит ее на колени и расскажет смешные истории; а может даже покатает в своем новом экипаже, в который запряжена маленькая черная кобыла Дженни. Мэриголд считала, что это намного веселей, чем кататься в машине. Конечно, ей было жаль оставлять маму даже на одну ночь, и жаль покидать своего нового котенка. Но настоящий визит! Целую неделю Мэриголд с восторгом и нетерпением ждала его и мысленно переживала.
apropos: Хелга Прелесть, что такое, эта Мэриголд и ее родня. Особенно доставил скелет в шкафу, которого ребенок так жаждет увидеть. И действительно, пускай покажут, нечего его там держать, тем более прятать. Характеристики персонажей - как всегда - ярки, точны и емки.
Хелга: apropos пишет: Особенно доставил скелет в шкафу, которого ребенок так жаждет увидеть. И действительно, пускай покажут, нечего его там держать, тем более прятать. Да, про скелет очень славно!
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая. Чудная Мэриголд... Klo пишет: мне почему-то делается жутковато за этого ребенка, окруженного причудливыми "взрослыми" чаяниями и предрассудками. Каждый ребенок окружен причудливыми "взрослыми" чаяниями и предрассудками - из того и творит свой мир... Мэриголд окружают любящие взрослые и достаточно рассудительные... Хочется надеяться на благоприятный исход Не терпится прочесть о встрече со скелетом в шкафу дяди Пола
Хелга: Дамы, спасибо!
Малаша: Хелга , спасибо! Очень впечатляет эта автор, прекрасные описания. Со скелетом очень смешно. Дети буквально все воспринимают, выглядит трогательно и забавно.
Хелга: Малаша Спасибо за отзыв!
Хелга: 2 И все оказалось ужасным-ужасным. Ничего хорошего с самого начала, кроме, разве что, езды на вершину Хэд с дядей Клоном и тетей Мэриголд по лесной дороге в папоротниковых ароматах теплого летнего дня. Но как только они оставили ее там, все стало ужасным. Мэриголд не подозревала, что скучает по дому, но чувствовала себя несчастной с головы до ног, а все вокруг приносило только разочарование. Что хорошего в чучелах колибри, если не с кем о них поговорить? Даже водяной сад был ей неинтересен, и нигде не находилось никаких признаков скелета. Что касается Фрэнка, то он оказался наихудшим разочарованием. Он едва обратил на нее внимание. А как он изменился — стал таким грубым и неулыбчивым. И у него были ужасные маленькие усики, как пятно сажи над верхней губой. Именно из-за этих усиков он поссорился с Хильдой, хотя никто, кроме них самих, не знал об этом. Мэриголд почти ничего не съела за ужином. Она давилась каждым глотком. Она лишь откусила два кусочка орехового пирога со взбитыми сливками и тетя Флора, которая испекла пирог специально для Мэриголд, так и не простила ей этого. После ужина она вышла на улицу и одиноко прислонилась к калитке, задумчиво глядя на длинную таинственную красную дорогу, что вела обратно домой. Ах, если бы она была дома, с мамой. Западный ветер, шелестящий в травах — вечерняя песня малиновки — длинные тени деревьев, пересекающие пшеничное поле — все горестно напоминало ей, что мамы нет рядом. «Все всегда не такое, каким его представляешь», — мрачно думала она. Дома бы тоже закончился ужин. Бабушка ткала бы наверху, а Саломея поила бы кошек молоком, а мама… Мэриголд побежала к тете Флоре. «Тетя Флора, мне нужно домой, прямо сейчас, пожалуйста, пожалуйста!» «Ерунда, дитя мое, — сухо ответила тетя Флора, — не нужно волноваться понапрасну». Мэриголд удивленно подумала, отчего прежде не замечала, что у тети Флоры нос похож на клюв. «О, пожалуйста, отвезите меня домой», — в отчаянии умоляла она. «Ты не можешь поехать домой сейчас, — раздраженно сказала тетя Флора. — Машина неисправна. Не расстраивайся. Думаю, ты устала. Тебе лучше пойти спать. Фрэнк отвезет тебя домой завтра, если не будет дождя. Давай-ка, дома ты же ложишься спать в семь, не так ли?» “Дома ложишься спать в семь». Дома… в свою кровать, когда из маминой комнаты светит лампа, а милый золотой пушистый комочек устраивается и урчит рядом, пока не засыпает в ногах. Без всего этого было невыносимо. «О, я хочу домой. Я хочу домой», — зарыдала она. «Терпеть не могу слушать такую чушь, — отрезала тетя Флора. Она была известна своей строгостью с детьми. «Ты что, хочешь прослыть ревой. Я отведу тебя в спальню и помогу раздеться».
apropos: Хелга Домашний ребенок в гостях - ужжасное для нее испытание. И ни скелетов, ни прочих удовольствий. И мамы нет рядом. Как не захотеть домой? Хелга пишет: «Все всегда не такое, каким его представляешь», — мрачно думала она. Взрослеет. Прелестный кусочек, спасибо! Несравнимое удовольствие - не для Мэриголд, разумеется, но для читателей.
Klo: Хелга - Как тут не вспомнить себя в подобной ситуации!
Хелга: И переводить очень приятно, жаль, не соберусь никак сделать это поглобальней.
Хелга: 3 Мэриголд в одиночестве лежала в огромной комнате на огромной, слишком высокой кровати. Она сходила с ума от страха и невыносимого одиночества. Было темно и эту темноту можно было почувствовать. Прежде она никогда не ложилась спать в темноте. Всегда с дружеским светом из маминой спальни, а иногда мама оставалась с нею, пока она не заснет, хотя Младшая бабушка не одобряла этого. Мэриголд побоялась попросить тетю Флору не гасить свет. Тетя Флора уложила ее и пожелала быть хорошей девочкой. “Закрой глаза и засыпай, и не заметишь, как настанет утро, и ты можешь поехать домой». Затем она вышла и закрыла дверь. Тетя Флора льстила себе, когда утверждала, что знает, как обращаться с детьми. Мэриголд не могла заснуть в темноте. Пройдут годы и годы, пока наступит утро — если вообще наступит. “Никто здесь не любит меня», — в отчаянии думала она. Медленно тянулись мрачные бесконечные часы, хотя для Мэриголд они казались веками. Должно же когда-нибудь наступить утро. Как же завывал ветер снаружи! Дома Мэриголд любила ветер, особенно в такое время года, когда ее уютная кроватка казалась еще уютнее. Но это был какой-то страшный ветер, который Лазарь называл «ветром призраков». «Он дует в такой время, когда мертвяки выходить из могила на чуть-чуть погулять», — говорил он ей. Наверно, сейчас именно такое время? А люк в потолке, который увидела Мэриголд перед тем, как тетя Флора погасила свет? Лазарь рассказывал ей жуткую историю про страшное лицо «с длинный волосатый ухо», смотрящее на него из люка. В комнате был шкаф. Не тот ли шкаф, в котором спрятан скелет? Вдруг дверь откроется и он выпадает оттуда. Или выйдет. Наверно, загремят кости — дядя Пол говорил, что они иногда гремят. А еще она слышала, что у дяди Пола в амбаре живет домашняя мышь! Вдруг он принес ее в дом на ночь? И она бродит вокруг! Не она ли там что-то грызет? Увидит ли Мэриголд когда-нибудь свой дом? А если мама умрет до утра? Или дождь будет лить всю неделю и они не смогут отвезти ее домой. Она знала, как тетя Флора ненавидит пачкать грязью свою новую машину. Кажется, загремел гром? По длинному мосту через Ист-Ривер прошел товарный поезд, но Мэриголд не знала этого. Она знала, что сейчас закричит — знала, что не вынесет больше ни минуты в этой чужой кровати в темной комнате, полной призраков. Что там такое? Кто-то скребется в окно. Ах, да, история Лазаря о черте, который пришел забрать плохого ребенка и царапает по оконному стеклу, чтобы его впустили. Потому что этот ребенок не прочитал молитву. А Мэриголд не прочитала свою. Она слишком скучала по дому и страдала, чтобы вспомнить об этом. Она не могла произнести ее сейчас, но могла сесть на кровати и завопить как сумасшедшая. Так она и сделала.
apropos: Хелга Ну вот, запугали страшилками ребенка... Хелга пишет: Тетя Флора льстила себе, когда утверждала, что знает, как обращаться с детьми. Гы, это чудесно! Надеюсь, что продолжение не заставит себя ждать - так интересно, как будут развиваться события этой ужасной ночи, ну и вообще, история пребывания Мэриголд в гостях.
ИраИда24: Это действительно очаровательная история))) Мэриголд чудесна!
ИраИда24: apropos пишет: Кто-то должен дать ребенку несколько советов для жизни, иначе ей придется стать либо распутницей, либо мадонной». Ой, не совсем согласна с переводом. в оригинале minx - это все-таки намного мягче, чем распутница. Так называли в 19 (!!!) веке девочек из вполне приличных семей, так что "распутница"- имхо, слишком огрубленный вариант. В этом слшове оттенок дерзости, вызова, но не более. извините, что вмешиваюсь)))
ИраИда24: Хелга пишет: Старшая бабушка снова усмехнулась. «Уважаю вас за это» А тут вы намеренно, наверное, изменили оригинал? Фраза "Trust you for that" переводится скорее как "Да уж, с вас станется"... еще раз простите, если я назойлива!
Хелга: apropos пишет: Надеюсь, что продолжение не заставит себя ждать - так интересно, как будут развиваться события этой ужасной ночи, ну и вообще, история пребывания Мэриголд в гостях Я постараюсь. ИраИда24 пишет: Ой, не совсем согласна с переводом. в оригинале minx - это все-таки намного мягче, чем распутница. ИраИда24 пишет: А тут вы намеренно, наверное, изменили оригинал? Фраза "Trust you for that" переводится скорее как "Да уж, с вас станется"... Спасибо за поправки, накосячила. Буду благодарна за любые варианты и замечания.
ИраИда24: Это вам спасибо за перевод))
Хелга: 4 Дядя Пол и тетя Флора, едва заснув после тяжелого трудового дня, проснулись и побежали вниз. Увидев их, Мэриголд замолчала. «Дитя дрожит, наверно, она замерзла», — сказал дядя Пол. «Я не замерзла, — сказала Мэриголд, стуча зубами. — Но мне нужно домой». «Мэриголд, будь разумной девочкой, — строго сказала тетя Флора, — Сейчас одиннадцать часов. Ты не можешь ехать домой. Может быть, ты хочешь изюма?» «Я хочу домой», — повторила Мэриголд. «Кто здесь тревожит черта? — спросил Фрэнк, входя. Он услышал вопли Мэриголд, когда собирался лечь спать. «Вот тебе, сестрица, шоколадная мышка. Съешь ее и замолчи». Это была чудесная коричневая шоколадная мышка с мягкой молочной начинкой, сладость из тех, которые любила Мэриголд. Но сейчас она казалась мистической крысой дяди Пола. «Я не хочу ее — я хочу домой». «Может быть, ей принести котенка», — в отчаянии предложил дядя Пол. «Я не хочу котенка, — завопила Мэриголд. — Я хочу домой». «Я дам тебе разноцветное блюдо для яиц, если будешь вести себя тихо до утра», — взмолилась тетя Флора, теряя свою строгость. «Я не хочу разноцветное блюдо. Я хочу домой». «Хорошо, иди, — сказал дядя Пол, потеряв терпение с этим несносным ребенком. — Дорога открыта». Но тетя Флора поняла, что Мэриголд находится на грани истерики, и ее строгость спасовала перед перспективой успокаивать рыдающее дитя . Она и так не одобряла прихоть дяди Пола привезти к ним ребенка. Так мог бы поступить какой-нибудь Уинтроп, если таковой имелся. «Я думаю, пусть лучше Фрэнк запряжет повозку и отвезет ее домой. Она может заболеть от плача». «Она большая девочка, и мне стыдно за нее, — сказал дядя Пол, сдаваясь. Эта фраза должна была бы терзать душу Мэриголд, но сейчас она думала лишь о том, что дядя Пол отправил Фрэнка идти и запрягать. «Что ж, приехали», — проворчал Фрэнк. Тетя Флора помогла рыдающей Мэриголд одеться. Дядя Пол был так рассержен, что даже не попрощался с нею. Тетя Флора попрощалась очень сухо. Когда мама целовала Мэриголд на прощание, она прошептала: «Когда поедешь домой, не забудь поблагодарить тетю Флору за прекрасное время, что ты провела у нее». Но сейчас это не казалось правильным, и Мэриголд не сказала ничего. «Прекрати реветь, — приказал Фрэнк, усаживая Мэриголд в повозку. — Ей-богу, я восхищаюсь Иродом». Фрэнк был ужасно зол. Он целый день работал в поле, и не планировал поездку длиной в двенадцать миль ради прихоти глупого ребенка. Боже, сколько хлопот с этими детьми. Он был рад, что у него нет детей. Мэриголд с трудом справилась с рыданиями. Она ехала домой. Все прочее не имело значения. Фрэнк тронул свою черную кобылу и не сказал больше ни слова, но Мэриголд было все равно. Она ехала домой. На полпути они свернули на углу у школы, и впереди показался дом Мартина Ричарда, маленький старый белый дом с высокими тополями, стражами стоящими на каждом углу, и изгородью из розовых кустов вдоль короткой дорожки. «Смотри, Фрэнк, — воскликнула Мэриголд, — что там, с этим домом?» Фрэнк взглянул, закричал «Боже мой!», остановил кобылу, спрыгнул с повозки, забежал во двор и принялся стучать в дверь. Окно наверху открылось, Мэриголд увидела девушку, выглянувшую из него. Это была Хильда Райт, она, должно быть, осталась ночевать у своей кузины Джин Ричардс. Фрэнк тоже увидел ее. «Дом горит, — закричал он. — Поднимай всех, быстро. Не теряй времени!» Прошли сумасшедшие полчаса — самые интрресные полчаса. К счастью, кобыла Фрэнка была приучена стоять на месте, и Мэриголд сидела в повозке, жадно взирая на происходящее. Дом вдруг вспыхнул огнями. Люди выскочили за ведрами и лестницами. Гигантские причудливые тени метались по двору в свете фонаря. Собаки надрывались от лая. Все было очень занимательно. Пожар скоро потушили. Крыша кухни загорелась от искры. Но когда все закончилось, Мэриголд увидела Фрэнка и Хильду, стоящих рядом под одним из тополей. Мэриголд сидела в повозке и радовалась внезапному порыву ветра. Вечер не был ветреным, но прохладным и звездным. Какими яркими были звезды. Мэриголд хотела было посчитать их, но не осмелилась. Лазарь говорил ей, что, если пытаться сосчитать звезды, то можно упасть замертво. Возможно, где-то, звезда падала к вашим ногам. Возможно, много звезд. Возможно, вы гонялись за звездами по лугам, по холмам, по дюнам. Пока не набирали полные пригоршни. Фрэнк и Хильда сели вместе в повозку. Хильда держала в руках маленький фонарь, и красный шелковый шарф пылал у ее лица, словно алое пламя. Злость ушла от ее губ, и она улыбалась. И Фрэнк тоже. «И ты все это время сидела здесь одна и молчала. А Дженни даже не сдвинулась. Да ты, оказывается, смелая девочка. Не удивляюсь, что ты скучала по дому и боялась в этом огромном сарае, который Флора называет комнатой для гостей. Доставлю тебя домой в один миг. Спокойной ночи, милая». «Милая» относилось к Хильде, которая, после поцелуя Фрэнка, наклонилась и пожала руку Мэриголд. «Я рада, что ты скучала по дому, — прошептала она, — Но, надеюсь, ты больше не будешь скучать». «Мне кажется, Фрэнк теперь не поедет на Запад», — прошептала Мэриголд. «А если поедет, то я поеду вместе с ним, — прошептала Хильда. — С ним я поеду хоть на край света». «Давай-ка, дорогая, ты простудишься, — решительно прервал их Фрэнк. — Беги в дом и ложись спать. Я приду завтра вечером. А теперь мне нужно доставить эту куколку домой. Сегодня она своими капризами спасла дом твоего дяди». Фрэнк был так мил, так весел и забавен всю дорогу, что Мэриголд почти жалела, когда они приехали. В Сосновом Облаке все спали, кроме мамы. Она сразу же вышла и обняла Мэриголд, слушая рассказ Фрэнка, по крайней мере, ту часть, которую он решил рассказать. Он ничего не сказал о Хильде, но крепко обнял Мэриголд на прощание и вложил ей в руку две шоколадных мышки. «Могу поспорить, ты съешь этих ребят в один присест», — сказал он. Мэриголд, в уюте своей милой кроватки, с котенком в ногах, съела своих мышей и заснула, гадая, оказался ли Фрэнк «черт с два», ведь он, в конце концов, заговорил первым.
Klo: Хелга Спасибо! Хелга пишет: Мэриголд, в уюте своей милой кроватки, с котенком в ногах, съела своих мышей и заснула, гадая, оказался ли Фрэнк «черт с два», ведь он, в конце концов, заговорил первым. Прелесть какая! Из такой тяжелой ситуации выйти так неожиданно и чудесно: и ребенок дома, и влюбленные помирились, и даже дом спасен!
apropos: Хелга Как хорошо, что все так хорошо закончилось. Мэриголд как чувствовала, что нужно домой ехать.
ИраИда24: Чудесная главка, а Мэриголд просто умница) Теперь придирочки, если можно) "Дитя дрожит" - вот даже не знаю, немного странно звучит в глазах мужчины, да еще довольно резкого. Может, нейтральное "ребенок" тут было бы уместнее? "сладость из тех, которые любила Мэриголд. Но сейчас она казалась мистической крысой дяди Пола" - как мне кажется, местоимение "она" нужно поменять на что-то другое во второй фразе. потому что его легко можно отнести к Мэриголд, а не мышке. И "мистической" немного выбивается, все-таки это передается мысль ребенка. "This was a Winthrop trick if ever there was one." - в оригинале смысл фразы таков: " Так мог поступить только Уинтроп". "Злость ушла от ее губ, и она улыбалась." Не очень уместной кажется персонификация "злость ушла". В оригинале именно так, но по-русски звучит как-то не так уместно. Еще раз спасибо за перевод!
Хелга: Klo пишет: Из такой тяжелой ситуации выйти так неожиданно и чудесно: и ребенок дома, и влюбленные помирились, и даже дом спасен! apropos пишет: Мэриголд как чувствовала, что нужно домой ехать. Так и книга называется "Чудеса..." ИраИда24 пишет: Теперь придирочки, если можно) Нужно! Спасибо за придирочки. Металась между "дитя" и ребенок", остановилась на первом, но неуверенно. Беру ребенка. ИраИда24 пишет: как мне кажется, местоимение "она" нужно поменять на что-то другое во второй фразе. потому что его легко можно отнести к Мэриголд, а не мышке. И "мистической" немного выбивается, все-таки это передается мысль ребенка. Да, с местоимением прокол. А мистическая, может, загадочная или таинственная. ИраИда24 пишет: В оригинале именно так, но по-русски звучит как-то не так уместно. Да, там с губами и ртом проблема.
Малаша: Спасибо за продолжение. Очень нравится эта чудесная история. Действительно, чудеса, да и только. Путешествие оказалось не напрасным.
Хелга: Малаша пишет: Очень нравится эта чудесная история. Действительно, чудеса, да и только. Рада, что нравится!
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая! Такое наслаждение... Чудная Мэриголд - настоящий маленький ангел во плоти... Очень цельный образ - настоящий, живой - кому еще, как ни Мэриголд, содействовать Привидению
Хелга: Глава 5 Дверь, которую люди зовут Смерть 1 В конце концов Старшая бабушка так и не прожила свои сто лет — к большому разочарованию всего клана, который всегда мечтал о возможности похвастаться, что один из них «отмерил целый век». У МакАллистеров с-того-берега-залива имелась столетняя тетушка, и они кичились этим. Было невыносимо думать, что они, будучи здесь почти новичками — всего каких-то три поколения после отъезда из Шотландии — хоть в чем-то превзошли Лесли, которые покинули те земли уже пять поколений назад. Но Смерть не волновало соперничество кланов, и так или иначе, но даже «воля к жизни» Старшей бабушки не могла бесконечно поддерживать ее. Она слегла после своего девяносто восьмого дня рождения, и все считали, что вряд ли дотянет до следующей весны, все, кроме Мэриголд, которая не сомневалась, что Старшая бабушка будет жить вечно. Но, ко всеобщему удивлению, к весне Старшая бабушка окрепла. «Может быть, она еще справится», — сказала миссис Кемп Саломее. Та покачала головой. «Нет, она уходит. Это последняя вспышка свечи. Жаль, что она не доживет до ста. Обидно, что старая Кристин МакАллистер, глухая и слепая, с рассудком десятилетнего дитя, прожила сто лет, в то время как наша Лесли, сохранив все способности, умирает в девяносто девять». Мэриголд, стоя возле двери в прачечную, затаила дыхание. Неужели Старшая бабушка собирается умирать — разве такое возможно? Не может быть. Этого не может быть. Мэриголд показалось, что земля уходит из-под ног. Не то, чтобы она чувствовала какую-то особенную любовь к Старшей бабушке. Просто бабушка принадлежала к тем Вещам, Которые Существуют Всегда. Страшно, когда одна из Вещей, Которые Существуют Всегда, исчезает. Это заставляет думать, что нет ничего, на что можно положиться. К следующей субботе, попривыкнув к этой мысли, Мэриголд отправилась почитать свои стихи Старшей бабушке. Бабушка возлежала на своих розовых подушках, яростно вывязывая голубую кофту для новорожденного правнука с Берега. Взгляд ее был как всегда ясный и пронзительный. «Садись. Я не могу слушать твои стихи, пока не закончу считать». Мэриголд села и уставилась на невест. Она не хотела смотреть на портрет Клементины, но пришлось. Она не могла оторвать от нее глаз. Мэриголд сжала кулаки и стиснула зубы. Ненавистная, ненавистная Клементина, чьи руки красивей, чем руки ее мамы. И эта бесконечная мечтательная улыбка, обращенная к лилии, словно все остальное неважно. Будь у нее хотя бы такая же, смущенная, как у прочих невест, улыбка, Мэриголд, возможно, ненавидела бы ее не так сильно. Их волновало, что другие люди думают о них. Клементину — нет. Она была слишком уверена в себе, в том, что у нее есть отец, в том, что идеально красива, ни на секунду не задумываясь о чьем-либо мнении. Она знала, что никто не сможет удержаться, чтобы не взглянуть на нее и восхититься ею, даже если и ненавидит ее. Мэриголд оторвала взгляд от Клементины и пристегнула его к картинке ангела над бабушкиной кроватью — лучезарное существо с длинными белыми крыльями и ореолом золотых кудрей, свободно парящее в закатных небесах. Неужели Старшая бабушка собирается умирать? А если умрет, будет ли она такой же? Мэриголд имела смелое маленькое воображение, но и оно споткнулось на этой мысли. «О чем ты думаешь?» — спросила Старшая бабушка так внезапно и резко, что Мэриголд озвучила свой мысленный вопрос прежде, чем успела остановиться. «Вы станете ангелом, когда умрете, мэм?» Старшая бабушка вздохнула. «Полагаю, что да. Как это угнетает меня. Кто сказал тебе, что я собираюсь умирать?» «Никто, — промямлила Мэриголд, понимая, что натворила. — Только... только...» «Рассказывай», — приказала бабушка. «Миссис Кемп сказала, что ей жаль, что вы не сможете дожить до ста лет, а старая Крис МакАллистер смогла». «С каких это пор, — сурово поинтересовалась Старшая бабушка, — Лесли стали соперниками МакАллистерам? МакАллистерам! И кто же это полагает, что Крис МакАллистер жила эти десять лет? Да она была мертвее, чем буду я, пролежав под землей целую сотню! По правде говоря, она никогда живой и не была. А что касается меня, я не собираюсь умирать, пока не буду полностью готова. Во-первых, я намерена закончить эту кофточку. Что там еще сказала миссис Кемп? Не то, чтобы это меня волновало. Мне больше не любопытна жизнь. Сейчас мне интересна только смерть. Однако, она всегда была забавной старой чертовкой». «Она больше ничего не говорила, только, что малыш Лоусон не жилец, у миссис Грей с-того-берега-залива — рак, а у молодого Сэма Марра — аппендицит». «Забавная сплетница. Прошлой ночью мне приснилось, что я отправилась на небеса и увидела там старого Сэма Марра. Это так взбесило меня, что я проснулась. Не хватало только старого Сэма Марра на небесах». Старшая бабушка яростно потрясла вязальной спицей перед съежившейся маленькой невестой, которая, казалось, почти исчезла в облаках тюля и атласа, что обвивались вокруг нее. «Почему вы не хотите, чтобы он оказался на небесах?» — спросила Мэриголд. «Сама не знаю. Я всегда неплохо к нему относилась. Разве что, он не может принадлежать небесам. Ему там нечего делать». Мэриголд с трудом представляла и саму Старшую бабушку «принадлежащей» небесам. «Вы бы не хотели, чтобы он попал в… другое место». «Конечно, нет. Бедный безобидный глупый старина Сэм. Вечно всюду плюющий табачной слюной. Единственное, чем он мог бы гордиться, так это умением плеваться. Там должно быть какое-нибудь среднее место, ни то ни се... «Разве что, — добавила бабушка с усмешкой, — если бы такое место существовало, большинство из нас попало бы именно туда». Она провязала целый ряд рукава кофточки, прежде чем продолжила свою речь. Мэриголд провела это время, ненавидя Клементину. «Мне было жаль, когда старина Сэм Марр умер, — вдруг сказала бабушка. — Знаешь почему? Он был последним из живых, кто помнил меня молодой и красивой». Мэриголд посмотрела на Старшую бабушку. Неужели эта безобразная старушка когда-то была молодой и красивой? Старшая бабушка поймала скепсис в ее взгляде. «Ты не веришь в это. Так знай же, дитя, у меня были золотисто-рыжие волосы, а моим рукам завидовал весь клан. Мужчины из семьи Лесли никогда не женятся на некрасивых женщинах. Некоторые из нас были дурами, другие — мегерами, но мы никогда не уклонялись от главной женской обязанности — радовать мужской взгляд. Не сомневайся, мужчины Лесли знали, как выбрать жену. Иди сюда и дай посмотреть на тебя». Мэриголд подошла и остановилась возле кровати. Старшая бабушка взяла ее за подбородок костлявой рукой, подняла ее лицо и внимательно осмотрела. «Гм-м. Волосы Уинтропов, слишком светлые, но могут потемнеть... голубые глаза Лесли, уши Блейсдейлов... пока рано говорить, чей у тебя нос... мой цвет кожи. Ладно, слава богу, не думаю, что на тебя будет жутко смотреть». Старшая бабушка хихикнула, как она всегда делала, когда могла сказать что-нибудь по-современному. Мэриголд ушла, повеселев. Она была уверена, что Старшая бабушка не собирается умирать.
apropos: Хелга Ах, какая прекрасная сцена! И смерть должна отступить перед такой мудростью и силой Старшей бабушки. И ее иронией. Я в нее - в Старшую бабушку - верю. Надеюсь, она не сдастся. И как всегда - великолепные образы - что старухи МакАллистер, что Сэма Мара, что Клементины. Хелга пишет: Мэриголд провела это время, ненавидя Клементину. Дитя.
Klo: Хелга Хелга пишет:Там должно быть какое-нибудь среднее место, ни то ни се... «Разве что, — добавила бабушка с усмешкой, — если бы такое место существовало, большинство из нас попало бы именно туда».
Хелга: apropos, Klo Старшая бабушка потрясает своей мудростью. Не многим это дано.
apropos: Хелга пишет: Не многим это дано. Увы, но когда встречаешь подобную мудрость (хотя бы в книгах) - очень впечатляет.
Хелга: 2 Бабушке становилось все лучше и лучше. Она сидела на кровати и вязала. Она встречала каждого, кто приходил к ней и разговаривала со всеми. Она вела долгие беседы с Люцифером. Она не разрешила Младшей бабушке сшить новое шелковое платье без высокого воротника. Она вызвала Лазаря и отчитала его за то, что тот напился и поставил своей жене синяк под глазом. «Она не помрет еще двадцать лет, — сказал обиженный Лазарь. — Там ей нет свободный место». Затем тетя Гарриет в Шарлоттауне устроила вечеринку в честь сестры своего мужа, и Младшая бабушка и мама отправлялись туда на машине дяди Клона. Поездка могла затянуться до трех часов ночи, но Саломея оставалась дома, и Старшая бабушка чувствовала себя удивительно хорошо и бодро. Но в последний момент Саломею вызвали к умирающей тете в Южный Гармони. Младшая бабушка, облаченная в шелковое великолепие и мама, похожая на тонкую лилию в зеленом крепе, с румянцем на лице, пришли в садовую комнату. «Конечно, теперь мы не можем ехать», — с сожалением сказала Младшая бабушка. Она хотела поехать, упомянутая сестра мужа была ее подругой детства. «Почему не можете? — спросила Старшая бабушка. — Я закончила кофточку и собираюсь умереть сегодня в три часа утра, но это не причина, отказаться от поездки на вечеринку, правда? Конечно, поезжайте. Не думайте оставаться дома из-за меня». Младшая бабушка не очень-то обеспокоилась по поводу предсказания Старшей бабушки. Просто это была одна из ее характерных фраз. «Ты хорошо себя чувствуешь?» — спросила она для порядка. «Когда я совершенно здорова, со мной ничего не случится, — загадочно объявила Старшая бабушка. — Нет никакого резона оставаться дома из-за меня. Если мне что-то понадобится, Мэриголд может принести мне. Надеюсь, вы хорошо поужинаете. Не ждите многого от Гарриет. Она считает, что оставлять своих гостей голодными значит жить простой жизнью. И она всегда наполняет чашки до краев, чтобы не было места для сливок. Гарриет может растянуть один кувшин сливок дольше, чем любая хозяйка, из тех, кого я знаю». «Мы едем туда не для того, чтобы наесться», — торжественно заявила Младшая бабушка. Старшая бабушка хихикнула. «Разумеется, нет. Во что бы то ни стало, поезжайте. Я хочу услышать все об этой вечеринке. Это будет забавно. Сейчас я предпочитаю, чтобы меня забавляли, чем любили. Обратите внимание, будут ли Грейс и Марджори разговаривать друг с другом. И выщипала ли брови Кэтлин Лесли. Я слышала, она собиралась это сделать, когда ездила в Нью-Йорк. И если Луиза наденет то жуткое розовое жоржетовое платье с зелеными червяками, как-нибудь попытайтесь пролить на него кофе». «Если ты считаешь, что нам лучше не ехать...» — начала Младшая бабушка. «Мэриан Блейсделл, если вы немедленно не покинете эту комнату, я брошу в вас чем-нибудь. Клон уже сигналит. Вы же знаете, что он не любит ждать. Идите отсюда, обе, и пришлите сюда Мэриголд. Она посидит здесь и составит мне компанию, пока не пойдет спать». Старшая бабушка проводила Младшую бабушку и маму пытливым взглядом. «Ей ненавистна мысль, что я умираю, потому что она больше не будет Младшей бабушкой. Это повышение, к которому она вовсе не стремится», — сказала она Мэриголд, которая с неохотой вошла в комнату. — Возьми свою книжку с картинками, дитя, и садись. Я хочу немного подумать. Мне нужно кое-что рассказать тебе попозже». «Да, мэм». Мэриголд всегда говорила «Да, мэм» Старшей бабушке и «Да, бабушка» — Младшей. Она села покорно, но нехотя. Был чудесный весенний вечер, и Сильвия ждала ее у зеленой калитки. Сегодня вечером они планировали новое особенное волшебство у Белого фонтана. А теперь придется провести весь вечер, сидя здесь со Старшей бабушкой, которая даже не разговаривает, а лежит там с закрытыми глазами. Не уснула ли она? Если бы так, нельзя ли ей, Мэриголд, на минутку сбегать в сад к зеленой калитке, чтобы сообщить Сильвии, почему она не сможет прийти. Иначе Сильвия может не понять. Волшебная дверь была открыта прямо возле ее стула — она могла проскользнуть через нее и тотчас вернуться. «Вы спите, мэм?» — осторожно прошептала она. «Замолчи. Конечно, я сплю», — отрезала Старшая бабушка. Мэриголд вздохнула и смирилась. Кто знает, что теперь сделает Сильвия. Возможно, больше не придет. Мэриголд еще никогда не пропускала встреч с нею. Она тихо повернула стул так, чтобы сидеть спиной к Клементине, и стала смотреть на других невест в кринолинах и украшенных цветами шляпках шестидесятых, турнюрах и полонезах восьмидесятых, пышных рукавах и юбках-колоколах девяностых, узких юбках и огромных шляпах десятых. Разумеется, Мэриголд ничего не знала о соответствующих датах. Они все принадлежали тому легендарному времени, когда ее еще не было, когда люди носили всякие дурацкие наряды. Единственной, кто не был смешон, оставалась Клементина с ее плечами в кружевах, гладкой прической и неувядаемой всегда уместной лилией. Каждый раз Мэриголд возвращалась к Клементине, почему-то не в силах удержаться от этого. Это было как больной зуб, которым приходится кусать. Но она не повернется, чтобы посмотреть на нее. Ни за что.
Малаша: Хелга, спасибо! Прекрасное продолжение. Как-то страшновато за Старшую бабушку. Она сказала про три часа, будто точно знает, когда и что произойдет.
Хелга: Малаша Малаша пишет: Как-то страшновато за Старшую бабушку. Она сказала про три часа, будто точно знает, когда и что произойдет. Почему страшновато? Старшая бабушка мудра и отважна.
Малаша: Хелга пишет: Старшая бабушка мудра и отважна. Читатели за нее переживают.
Klo: Хелга Очень хорошо! Хелга пишет: И если Луиза наденет то жуткое розовое жоржетовое платье с зелеными червяками, как-нибудь попытайтесь пролить на него кофе Хелга пишет: Возьми свою книжку с картинками, дитя, и садись. Я хочу немного подумать. Мне нужно кое-что рассказать тебе попозже Заинтриговала!
apropos: Хелга Старшая бабушка производит поразительное впечатление. Столько силы и ума, что диву даешься. Она еще и иронизирует. Бесподобно!
Хелга: Продолжаем.... 3 «Почему ты так смотришь на Клементину?» — Старшая бабушка выпрямилась на кровати. «Хороша, не так ли? Самая красивая из всех невест Лесли. Каков цвет лица, выразительность, и очаровательный жест чудесных рук! Как было жаль... — Старшая бабушка резко замолчала. Мэриголд была уверена, что она хотела сказать: «Как было жаль, что она умерла». Старшая бабушка откинула одеяло и спустила тонкие ноги с кровати. «Принеси мне белье и чулки,— приказала она. — Они на верхней полке комода. И черное шелковое платье, которое висит в шкафу. И прюнелевые туфли в голубой коробке. Быстрей». «Вы же не собираетесь вставать? — изумленно спросила Мэриголд. Она никогда в жизни не видела, чтобы Старшая бабушка вставала. Она и не предполагала, что она может встать. «Я собираюсь встать и пойти на прогулку в сад, — сказала Старшая бабушка. — А ты просто делаешь то, что я говорю, и ни о чем не спрашиваешь. Я делала, что хотела, еще до твоего рождения или думала об этом, и я буду делать то, что хочу сегодня. Поэтому я отправила их на вечеринку. Вперед!». Мэриголд подпрыгнула. Она принесла белье и черное платье, и прюнелевые туфли и помогла Старшей бабушке одеться. Не то, чтобы Старшая бабушка очень нуждалась в помощи. Она стояла триумфально, держась за стойку кровати. «Принеси мой черный шелковый шарф и одну из тросточек, что хранятся в старых часах. Я ходила по этой комнате каждый вечер, после того, как все ложились спать — чтобы поддерживать ноги в рабочем состоянии — но я не выходила из дома уже девять лет». Мэриголд, чувствуя себя словно во сне, принесла палку и пошла за Старшей бабушкой через Волшебную дверь по плоским ступеням. Старшая бабушка остановилась и огляделась. Луна еще не взошла, хотя, небо за соснами на холме светилось серебром. На западе за березами еще виднелся тонкий меркнущий золотой росчерк. Трава покрылась холодной чистой росой. Позади яблочного амбара на кого-то оскорбленно вопила Аэндорская Прорицательница. Старшая бабушка фыркнула. «О, этот солёный запах моря! Как приятно снова ощутить его. И яблоневый цвет. Я позабыла, какой бывает весна. Та старая каменная скамья все еще стоит в саду под кедром? Отведи меня туда. Я хочу увидеть еще один восход луны над соснами». Мэриголд взяла Старшую бабушку за руку, и они пошли в сад, который Мэриголд очень любила. Это был очень чудесный необычный старый сад, где яблони, сосны и ели дружно росли по соседству. Между деревьями на открытых местах цвели цветы. Заросли сладкого клевера, белого и душистого; группы колокольчиков, розовых и пурпурных. Купы мяты и полыни. Большие румяные розы. Здесь витали ароматные ветра. В смородиновых кустах обитали эльфы. В старом буке устроился маленький зеленый народ. Странное затишье ожидания было здесь, в саду, когда Мэриголд со Старшей бабушкой шли туда, где среди цветущей спиреи дрейфовал огромный раскидистый кедр. Мэриголд решила, что, видимо, цветы ждут, когда взойдет луна.
apropos: Хелга Все чудесно, но как-то не по себе. Такое впечатление, что Старшая бабушка оделась на собственные похороны. Очень надеюсь, что я ошибаюсь, потому как это тогда будет очень печально. Не хочется терять бабушку.
Klo: Хелга apropos пишет: Такое впечатление, что Старшая бабушка оделась на собственные похороны. Бужеи надеяться на лучшее, но вообще-то фраза, что "бабушка не дожила..." уже была
Хелга: Дамы! Мне кажется, что вот этой темы - мудрой и немудрой старости и старости вообще, практически нет в литературе (я, конечно, поверхностный знаток). То есть тема, разумеется, есть, но она всегда вторична. А у Монтгомери тема старости, жизни в этот период и смерти просто великолепна. Правильное, «жизненное» отношение ко всем этапам существования человека. И это восхищает до слез. Дальше будет больше... При том, что книга эта считается детской. О ребенке, само собой...
apropos: Klo пишет: но вообще-то фраза, что "бабушка не дожила..." уже была Была, да. Увы. Хелга пишет: тема, разумеется, есть, но она всегда вторична. А у Монтгомери тема старости, жизни в этот период и смерти просто великолепна. Правильное, «жизненное» отношение ко всем этапам существования человека Не, ну навскидку можно вспомнить Толстого - у него достаточно яркие образы и описания этой темы, так скажем. Старый Джолион у Голсуорси... Можно много найти. У Монтгомери по-своему, конечно, и великолепно - без сомнения. Она вообще изумительный писатель, и то, как она вообще пишет о жизни, о людях - от рождения до старости, о жизненных невзгодах и радостях, о любви - все просто восхитительно. Нет патетики (пафоса) - грусть и тонкая ирония, что выглядит поистине безупречным.
Хелга: apropos пишет: Не, ну навскидку можно вспомнить Толстого - у него достаточно яркие образы и описания этой темы, так скажем. Старый Джолион у Голсуорси... Можно много найти. Наверное, яркие, нужно перечитать. Но никогда так не волновало. Хотя, это может быть связано с внешними факторами.
Хелга: 4 Старшая бабушка, кряхтя, опустилась на каменную скамью. Она сидела молча и неподвижно, слишком долго, как показалось Мэриголд. Луна взошла над соснами, и сад преобразился. Сад с цветами в лунном свете превращается в таинственное заколдованное место с чуточкой чертовщины, и Мэриголд с ее впечатлительностью долгие годы ощущала это очарование, прежде чем смогла дать ему определение. Ничего такого не бывало днем. Она никогда еще не была в саду в столь позднее время. Июньские лилии подняли свои снежные шапки. Лунный свет посеребрил каменные ступени. Запах сирени парил в чистом воздухе; за садом лежали поля, которые она знала и любила, теперь же они казались загадочными туманными пространствами лунного света. Где-то вдали мурлыкало море. А Старшая бабушка все еще дремала. Видела ли она давно окаменевшие лица вновь яркими и живыми? Звучали ли в лунном саду легкие шаги, призывные голоса, которые лишь она могла слышать? Чьи голоса звали ее из-за елей? Холодок пробежал по спине Мэриголд. Она ведь была абсолютно уверена, что они с бабушкой одни в саду. «Итак, как ты себя чувствуешь здесь?» — наконец спросила Старшая бабушка. «Вполне уютно», — испуганно сказала Мэриголд. «Хорошо, — сказала Старшая бабушка, — Это хорошая проверка, проверка молчанием. Если ты полчаса сидишь с кем-то в молчании и чувствуешь себя вполне «уютно», с этим человеком вы можете стать друзьями. Если нет, вы никогда ими не станете и не стоит тратить время понапрасну. Я привела тебя сюда сегодня по двум причинам, Мэриголд. Во-первых, чтобы дать тебе несколько маленьких советов о жизни, которые могут принести тебе пользу, а могут и нет. Во-вторых, чтобы повстречаться со своей жизнью. Мы здесь не одни, дитя». Нет, и Мэриголд знала это. Она пододвинулась к бабушке поближе. «Не бойся, дитя. Привидения, которые гуляют здесь, это дружелюбные, домашние духи. Они не навредят тебе. Они одной с тобой крови. Знаешь ли ты, что удивительно похожа на малышку, которая умерла за семьдесят лет до твоего рождения? Племянница моего мужа. Ни одна живая душа не помнит это маленькое создание, кроме меня — ее красоту, очарование, ее чудо. Но я помню. У тебя такие же глаза и рот, и тот же талант слышать голоса, которые только она умела слышать. Интересно, это проклятие или благодать? Мои дети играли в этом саду — затем мои внуки — и правнуки. Столько маленьких привидений! Подумать только, что в доме, где было сразу четырнадцать детей, осталась только ты одна». «Это не моя вина», — сказала Мэриголд, словно Старшая бабушка обвиняла ее. «Это ничья вина, также как никто не виноват, что твой отец умер от пневмонии, прежде чем ты родилась. Сосновое облако будет однажды твоим, Мэриголд». «Правда?» Мэриголд испугалась. Такая мысль никогда не приходила ей в голову. «И ты должна всегда любить его. Места знают, что их любят — также, как и люди. Я видела дома, чьи сердца были разбиты. С этим домом мы всегда были друзьями. Я всегда любила его, с того самого дня, как вошла сюда невестой. Я посадила большинство из этих деревьев. Однажды ты должна выйти замуж, Мэриголд, и снова наполнить жизнью эти старые комнаты. Но не слишком рано, не слишком рано. Я вышла замуж в семнадцать лет и стала бабушкой в тридцать шесть. Это было ужасно. Иногда мне кажется, что я всегда была бабушкой». «Я могла выйти замуж и в шестнадцать. Но я решила, что не сделаю этого прежде, чем свяжу мое покрывало цвета яблоневого листа. Твой прадедушка уехал в таком гневе, что я не знала, вернется ли он обратно. Но он вернулся. Он был еще мальчиком. Двое детей, вот какими мы были. Двое молодых дураков. Все так и называли нас. Но все же мы были мудрее, чем я сейчас. Мы знали то, что ныне я не знаю. Я слишком долго живу. Не делай так, Мэриголд, не живи до тех пор, пока не останется от жизни ничего, кроме куриной гузки. Никто не пожалеет, когда я умру». Мэриголд вдруг вздохнула. «Я пожалею», — воскликнула она совершенно искренне. Это же будет ужасно. Сосновое Облако без Старшей бабушки. Что же будет с миром? «Я не имела в виду такую жалость, — сказала Старшая бабушка. — И даже ты не будешь долго жалеть. Не странно ли это? Когда-то я боялась смерти. Тогда она была врагом, а теперь стала другом. Знаешь ли ты, Мэриголд, что уже тридцать лет никто не называл меня по имени? Ты знаешь, как меня зовут?» «Не-ет», — созналась Мэриголд. Она впервые поняла, что у Старшей бабушки должно быть имя. «Меня зовут Эдит. Знаешь, у меня есть странное желание — я хочу услышать, чтобы кто-то снова назвал меня по имени. Один раз. Назови меня по имени, Мэриголд». Мэриголд снова вздохнула. Это было ужасно. Кощунственно. Почти как если бы кто-то ждал, чтобы Бога назвали по имени прямо ему в лицо. «Скажи что-нибудь, ну что-нибудь, с моим именем», — нетерпеливо попросила Старшая бабушка. «Я...я не знаю, что сказать… Эдит, — промямлила Мэриголд. Как жутко звучало то, что она сказала. Старшая бабушка вздохнула. «Бесполезно. Это не мое имя, ты не так произносишь его. Конечно, а как же иначе. Мне следовало это знать», — она вдруг засмеялась. «Мэриголд, жаль, что я не смогу присутствовать на своих похоронах. О, как бы это было забавно! Весь клан до последнего шестого кузена соберется там. Они усядутся вокруг и наговорят обычных скучных любезностей обо мне, вместо того, чтобы сказать занимательную правду. Единственная правильная мысль, которую они выскажут, будет то, что я имела крепкое строение. Так всегда говорят о любом Лесли, кто пережил восьмой десяток. Мэриголд, — бабушкина привычка неожиданно поворачивать разговор всегда потрясала — что ты думаешь о мире?» Мэриголд, хоть и была удивлена, но точно знала, что думает о мире. «Думаю, что он очень интрресный», — сказала она. Бабушка уставилась на нее, а затем рассмеялась. «Ты попала в самую точку. болтовня потерпит крах, пророки исчезнут, но зрелище человеческой жизни продолжится. Я так и не устала наблюдать за ним. Я прожила почти сто лет, все сказано и сделано, но более всего я благодарна за то, что всегда считала, что мир и люди в нем интересны. Да, жизнь стоит того, чтобы прожить ее. Мэриголд, сколько маленьких мальчиков вздыхают по тебе?» «Вздыхают по мне?» — не поняла Мэриголд. «Разве у тебя нет маленьких ухажеров?» — пояснила Старшая бабушка. Мэриголд изумилась. «Конечно, нет. Я еще слишком маленькая». «Да ну? У меня было два ухажера, когда мне было столько же лет, как тебе. Ты можешь представить, что мне семь лет, и что два мальчика вздыхают по мне?» Мэриголд посмотрела в смеющиеся, мягкие в лунном свете, черные глаза Старшей бабушки и впервые поняла, что она не всегда была старой. И да, она вполне могла зваться Эдит. «Если на то пошло, у меня был ухажер, когда мне было шесть, — гордо сказала Старшая бабушка. — В наше время девочки рождались, чтобы заиметь ухажеров. Маленький Джим — я позабыла его второе имя, если вообще знала его — прошел три мили, чтобы купить для меня леденец на палочке. Мне было только шесть, но я знала, что это означает. Его нет в живых уже восемьдесят лет. А еще был Чарли Снейт. Ему было девять. Мы звали его Лягушечья морда. Никогда не забуду его огромные круглые глаза, смотрящие на меня, когда он спросил: «Можно я буду твоим парнем?». О, как он смотрел, когда я захихикала и сказала «Нет». Было очень много «нет», прежде чем я сказала «да». Старшая бабушка засмеялась своим воспоминаниям с удовольствием девочки-подростка. «Это был прадедушка, которому вы первому сказали «да»? — спросила Мэриголд. Старшая бабушка кивнула. «Но несколько раз я оказывалась на волосок от провала. В пятнадцать я была без ума от Фрэнка Листера. Родня запретила мне встречаться с ним. Он хотел, чтобы мы вместе сбежали. Мне всегда было жаль, что я этого не сделала. Но если бы сделала, то также пожалела бы об этом. Я почти влюбилась в Боба Клэнси, а сейчас все, что я помню о нем, как он однажды напился и залил мамину кухню кленовым сиропом. Джо Бенсон был влюблен в меня. Я сказала ему, что он великолепен. Если ты скажешь такому парню, что он великолепен, ты получишь его — если в самом деле хочешь получить такого. Питер Марч был хорошим парнем. Считалось, что он умирает от туберкулеза, он умолял меня выйти за него замуж и подарить год счастья. Просто представь, если бы я так сделала. Ему стало лучше, и он прожил семьдесят лет. Никогда не рискуй подобным образом с живым мужчиной, Мэриголд. Он женился на Хильде Стюарт. Милая девушка, но слишком застенчива. Каждый раз, когда Хильда тратила больше пяти центов, у Питера начиналась невралгия. Он всегда сидел впереди меня в церкви, и я умирала от желания хлопнуть по пятну, похожему на муху, на его лысине». «Прадедушка был красивым?» — спросила Мэриголд. «Красивым? Красивым? Сто лет назад все были красивыми. Не знаю, был ли он красив или нет. Знаю только, что он был моим парнем с той минуты, когда я впервые взглянула на него. Это было на праздничном ужине. Он был там с Джанет Черчилль. Она считала, что подцепила его. Она всегда ненавидела меня. На мне были в тот вечер золотые туфельки, и они мне жали. Я сбросила их под стол, чтобы немного отдохнуть. Одну из них я так и не нашла. Подозреваю, что это дело рук Джанет. Но я расквиталась с ней. Я забрала ее парня. Это было несложно. Она была красива темной бархатной красотой — намного красивее меня, но выставляла все свои достоинства, как на витрине. Где нет тайны, там нет романтики. Запомни это, Мэриголд». «Вы с прадедушкой жили здесь, когда поженились?» «Да. Он построил Сосновое Облако и привез меня сюда. Мы были вполне счастливы. Конечно, иногда мы ссорились. А однажды он обругал меня. Я обругала его в ответ. Это так испугало его, что он больше никогда не повторял подобного. Самая худшая ссора была между нами, когда он пролил суп на мое красное шелковое платье. Я всегда подозревала, что он сделал это нарочно, потому что оно ему не нравилось. Он лежит на кладбище в Южном Гармони уже сорок лет, но если бы он был сейчас здесь, я бы влепила ему пощечину за то платье». «Как вы отомстили ему?» — спросила Мэриголд, очень хорошо зная, что Старшая бабушка отомстила. Старшая бабушка смеялась, пока не задохнулась так, что не смогла говорить.
Klo: Хелга Просто дух захватывает
Хелга: Klo пишет: Просто дух захватывает У меня тоже! Мурашки...
apropos: Хелга Старшая бабушка - потрясающая совершенно! И да - дух захватывает. Хелга пишет: жизнь стоит того, чтобы прожить ее
Хелга: «Как вы отомстили ему?» — спросила Мэриголд, очень хорошо зная, что Старшая бабушка отомстила. Старшая бабушка смеялась, пока не задохнулась так, что не смогла говорить. «Я сказала ему, что раз он испортил мое платье, в следующее воскресенье я пойду в церковь в нижней юбке. Так я и сделала». «Ой, бабушка». Мэриголд подумала, что это слишком. «О, сверху я надела длинное шелковое пальто. Он не знал, пока мы не сели на наши места. Когда я села, пальто распахнулось, и он увидел нижнюю юбку — ярко-зеленую. Ах, его лицо...я и сейчас вижу его». Старшая бабушка закачалась туда сюда на скамье в приступе веселья. «Я запахнула пальто. Но не думаю, что твой прадед получил много удовольствия от той службы. Когда она закончилась, он схватил меня за руку, протащил через ряд и вон из церкви к нашему экипажу. Никаких прогулок со сплетнями в тот день. Он молчал всю дорогу домой, сидел там с гордым видом. На самом деле, он вообще никогда ни слова не сказал об этом, но не выносил зеленый цвет до конца своих дней. А это был мой цвет. В следующий раз, когда я купила зеленое платье, он подарил нашей толстой старой прачке платье из такой же ткани. Поэтому я, конечно же, не могла носить то платье, и никогда больше не осмеливалась покупать зеленое. Нужно было быть очень умной, чтобы взять верх над твоим прадедом. Но это была единственная серьезная ссора между нами, хотя мы несколько лет бранились из-за хлеба. Он хотел, чтобы хлеб нарезали толстыми ломтями, а я — тонкими. Это подпортило нам немало обедов». «Почему вы не могли нарезать хлеб, как кому хотелось?» Старшая бабушка хихикнула. «Нет, нет. Это означало бы уступить в малом. Труднее сделать это, чем согласиться в чем-то большом. Конечно, мы так и поступили, когда у нас стало так много детей, что вопрос встал о том, чтобы иметь достаточно хлеба для семьи, неважно, толсто или тонко нарезанного. Но в конце его жизни бывали времена, когда он фыркал, когда я отрезала ломоть, тонкий, как бумага, и времена, когда я не могла удержаться от хмыканья, когда он отхватывал кусок толщиной с дюйм». «Я люблю, когда хлеб тонкий», — сказала Мэриголд, симпатизируя бабушке. «Но если ты выйдешь замуж за мужчину, который любит толстый — а теперь я знаю, что каждый нормальный мужчина так и любит — пусть он ест его таким с самого начала. Не застревай на мелочах, Мэриголд. Толщина хлеба перестала волновать меня, когда твой прадед влюбился в свою вторую кузину, Мэри Лесли. Она всегда пыталась флиртовать с любой мужской особью, попадавшейся ей на глаза. Просто не могла пройти мимо. Она не была красива, но преподносила себя по-королевски, так, что люди думали, что она и есть королева. Это полезная уловка, Мэриголд. Ты можешь запомнить ее. Но не флиртуй. Ты навредишь или себе, или другому». «Разве вы не флиртовали?» — ехидно спросила Мэриголд. «Да. Поэтому и говорю тебе, что этого не нужно делать. Что касается прочего, бери то, что Бог дает тебе. Плохое было время, пока это тянулось. Но он вернулся ко мне. Они обычно возвращаются, если у вас имеется достаточно разума, чтобы оставаться спокойными и ждать — так я и сделала, слава богу. Я сорвалась только один раз, в день свадьбы Чарли Блейсделла. Алек сел в углу с Мэри и болтал с ней весь вечер. Я выскочила из дома и прошла шесть миль пешком в тонком вечернем платье и атласных туфлях. Дело было в марте. Это могло бы убить меня, но вот я здесь, девяносто девятилетняя, живая и здоровая. А Алек и не потерял меня! Думал, что я ушла домой вместе с семейством Эйб Лесли. О, да, он пришел в себя, когда Мэри бросила его ради кого-то помоложе. Но не могу сказать, что после этого мне нравилась Мэри Лесли. Она была интриганка, всегда разжигала старую ревность забавы ради». «Я ладила со всем кланом, хотя родственники мужа в большинстве были бедными глупцами. Мать Алека не одобряла, что у нас такая большая семья. Она говорила, что это не дает Алеку ни сна ни отдыха. Я родила две пары близнецов, просто, чтобы досадить ей, но мы хорошо справлялись со всеми. А брат Алека Сэм был ужасным занудой. С ним никогда ничего не случалось. Он даже не влюблялся. Умер во сне в шестьдесят. Можно сойти с ума, наблюдая, как человек так бездарно тратит свою жизнь. Пол был паршивой овцой. Всегда напивался по любому, торжественному или скорбному поводу. Напился на свадьбе Руфь Лесли — она выходила замуж здесь — и разворошил два улья пчел, вон там возле яблочного амбара, как раз когда церемония вышла в сад. Это была самая славная свадьба из всех, на которых я побывала. Никогда не забуду старого пастора Вуда, взлетающего по этим ступеням, спасаясь от пчел. Кстати говоря о привидениях!» Старшая бабушка смеялась, пока слезы не выступили у нее на глазах. «Бедняжка Руфь. Ее так искусали, что она выглядела невестой, подхватившей оспу. Но ладно, все равно у нее мозгов было только наполовину. Она всегда бросалась обнимать мужа на публике, если хотела попросить какую-нибудь мелочь. Как он краснел и злился! И всегда отказывал. Думаешь, она когда-нибудь научилась поступать разумно? Некоторые женщины никогда не учатся. Не теряй здравого смысла, Мэриголд, когда придет время общаться с мужчинами». «Расскажи мне еще истории, бабушка», — попросила Мэриголд. «Дитя, я могу рассказывать истории всю ночь. Этот сад полон ими. Прямо здесь, возле корявой яблони Бесс Лесли упала без чувств, когда Александр МакКей слишком неожиданно предложил ей руку и сердце. В наши дни люди «падали без чувств», а во времена твоей бабушки «теряли сознание». Теперь они не делают ни того, ни другого. Но какое развлечение они теряют. Александр подумал, что Бесс умерла — что он убил ее своей резкостью. Мы обнаружили его, стоящим на коленях перед нею, рвущим волосы и вопящим «караул». Он решил, что я изверг, когда вылила на нее ковш воды. Она пришла в себя очень быстро — она крутила свои локоны на папильотки — и такое ухоженное создание, как она, с мокрыми прядями и лицом как сальная свечка. Но у нее была прекрасная фигура. Мне кажется, сейчас девушки похожи на палки. Александр стиснул ее в объятиях и умолял простить его. Она простила — и вышла за него замуж, но никогда не простила меня. Говоря о привидениях — у них есть призрачная дверь в этот сад. Всегда оказывается открытой, независимо от того, захлопнули вы ее или заперли на ключ». «Ты правда веришь в это, бабушка?» «Конечно. Всегда верь в такие вещи. Если не веришь, тебе никогда не будет весело. Чем больше чудес, в которые ты веришь, тем интересней жизнь, как ты сама сказала. Слишком много неверия делают жизнь убогой. Что касается, призраков, у нашего клана есть еще одно место с привидениями — это дом Гарта Лесли с-той-стороны-залива. Там жила белая кошка!» «Почему?» «Никто не знает. Но она жила там. Семейство Гарта очень гордилось этим. Многие видели ее. Я тоже видела. По крайней мере, я видела белую кошку, моющую мордочку на лестнице». «Но была ли та кошка привидением?» «Ну вот, опять двадцать пять. Я предпочитаю верить в это. Иначе я никогда не могла бы сказать, что видела настоящее привидение. Вон там, в том углу, где стоят три сосны, Хилари и Кейт Лесли договорились рассказать, что на самом деле думают друг о друге. Он думали, что это будет забавно, и никогда больше не разговаривали друг с другом после этого. Одно время Кейт была помолвлена со своим третьим кузеном, Беном с-той-стороны-залива. Помолвка была разорвана, а позже она нашла в альбоме его матери свою фотографию, украшенную рогами и усами. Произошел ужасный семейный скандал. В конце концов она вышла замуж за Дейва Ридли. Безвредное создание — но он съедал глазурь с пирожного жены, когда они бывали у кого-нибудь на чаепитии. Кейт не возражала — она терпеть не могла глазурь — но мне всегда хотелось напичкать его глазурью так, чтобы он задохнулся. Сестру Бена, Лауру, бросил Тернер Рид. Он женился на Джози Лесли, и, когда они в первое же воскресенье появились в церкви, Лаура пришла туда в своем подвенечном платье и села рядом с Беном. Алек заявил, что ее следовало бы линчевать, но, признаюсь, мне понравилась ее храбрость. В зеленом сундуке на чердаке лежит мое шелковое лоскутное одеяло, в нем есть лоскут от того самого платья. Тебе нужно забрать его, и мой перстень с жемчугом тоже. Твой прадед обнаружил эту жемчужину в устрице в день нашей помолвки и сделал перстень для меня. Это стоило тех пятисот долларов. Я завещала его тебе, и пусть остальные не суетятся и не пытаются забрать его. Эдит с-той-стороны-залива давно положила на него глаз. Думает, что может получить его, потому что она моя первая тезка. Знала бы она, что должна мне больше, чем ее имя. Если бы не я, ее вообще бы не существовало. Это я свела ее отца и мать. В свое время я была неплохой свахой. Они не очень-то хотели жениться друг на друге, но были вполне счастливы, как если бы хотели. Но все-таки, Мэриголд, не позволяй никому устраивать твой брак». Старшая бабушка помолчала несколько минут, вспоминая, возможно, еще более старые, забытые любовные истории клана. Ветер покачивал деревья, тени танцевали вокруг. Были ли это просто тени…? «Мы с Аннабель Лесли сидели, бывало, под той яблоней и болтали, — сказала Старшая бабушка, другим тоном. Мягким нежным тоном. «Я любила Аннабель. Единственная из клана, кого я любила. Славная женщина. Одна она, из всех прочих знакомых мне женщин, умела хранить секреты. Женщина, которая сжигала письмо, если вы просили ее об этом. Открыть свою душу ей было безопасно. Научись хранить секреты, Мэриголд. Самое трудное на свете это быть честной. Я никогда не была такой. Намного проще было быть щедрой». «Я могла бы сидеть здесь всю ночь и слушать ваши рассказы об этих людях», — прошептала Мэриголд. Старшая бабушка вздохнула. «Когда-то я могла бы не спать всю ночь — болтать, танцевать, а затем хохотать на рассвете. Но невозможно делать все это в девяносто девять лет. Я должна покинуть моих привидений и идти в дом. Пожалуй, в большинстве, они были вовсе неплохи. У нас в клане никогда не бывало настоящего скандала. Разве что та старая история с мужем Аделы, в которой мог быть замешан мышьяк. Заметь, что, когда речь идет о книгах Аделы, она — наша кузина. Но когда в разговоре возникает тайна той каши, она становится «третьей кузиной». Не то чтобы я верила, что она сделала это. Мэриголд, ты простишь меня за все таблетки, которые я заставила тебя проглотить?» «Но они были мне полезны», — запротестовала Мэриголд. Старшая бабушка хмыкнула. «Это вещи, за которые нас должны прощать. Но я не прошу у тебя прощения за те библейские стихи, которые заставила тебя выучить. Когда-нибудь ты будешь благодарна мне. Удивительно, какие замечательные мысли есть в Библии. «Когда звезды поют вместе все утро». А это обращение Руфи к Наоми. Оно всегда приводило меня в ярость, потому что ни одна невестка никогда бы не сказала такое мне. Ах, да, они все ушли, кроме Мэриен. Время, самое время уходить и для меня». Мэриголд стало очень жаль, что Старшая бабушка должна умереть как раз тогда, когда она только что по-настоящему познакомилась с нею. И кроме того, ей было стыдно за кое-что. «Бабушка, — прошептала она. — Я...я корчила гримасы, когда вы не видели». Старшая бабушка дотронулась до круглой щеки Мэриголд кончиком пальца. «Ты думаешь, я не замечала твоих гримас? Замечала и часто. Они не такие ехидные, как те, что строила я в твоем возрасте. Я рада, что прожила достаточно долго, чтобы ты запомнила меня, малышка Мэриголд. Я ухожу, а ты приходишь. Живи весело, дитя. Не обращай внимания на старые традиции. Традиции не имеют значения в дни, когда фотографии королев публикуются в журнальных рекламах. Но играй в игру жизни согласно правилам. Лучше сделать, чем не делать, потому что жизнь все равно не обмануть. «И не думай слишком много о том, что скажут люди. Годами я хотела сделать одну вещь, но мне мешала мысль, а что на это скажет кузина Эвелина. В конце концов я сделала это. А она сказала: «Я и не думала, что Эдит такая храбрая». Делай то, что тебе хочется, Мэриголд, до тех пор пока, после сделанного ты сможешь подойти к зеркалу и взглянуть себе прямо в лицо. Пророчество произнесено. Но какая в том польза? Ты сделаешь свои собственные ошибки и научишься на них, как делаем все мы. Подай мою палку, дитя. Я рада, что вышла из дома. Я очень давно не смеялась, до сегодняшнего вечера, когда вспомнила беднягу пастора и пчел». «Но я часто слышала ваш смех, бабушка», — удивленно сказала Мэриголд. «Хихикать на ошибками бедолаг не значит смеяться, — сказала Старшая бабушка. Она быстро поднялась на ноги и пошла через сад, слегка опираясь на палку. У калитки она остановилась и обернулась, посылая поцелуй невидимым присутствующим. Лунный свет зажег бриллиантами ее глаза. Черный шарф на голове казался шапкой гладких черных волос. Внезапно сомкнулся мост жизни. Она стала Эдит.. Эдит золотых туфель и ярко-зеленой нижней юбки. Не успев подумать, Мэриголд воскликнула: «О, Эдит… теперь я знаю, какой ты была!». «А вот это правильный тон, — сказала Старшая бабушка. — Ты подарила мне миг юности, Мэриголд. А теперь я снова старая и уставшая — очень уставшая. Помоги мне подняться по ступенькам».
Klo: Хелга Как жаль, что бабушка и Мэриголд разговорились так поздно. Хелга пишет: Всегда верь в такие вещи. Если не веришь, тебе никогда не будет весело. Чем больше чудес, в которые ты веришь, тем интересней жизнь, как ты сама сказала. Слишком много неверия (скептицизма) делают жизнь убогой.
apropos: Хелга Потрясающая сцена! Столько историй, все такие разные - и захватывающие. Автор потрясающе умеет вводить в повествование множество вроде бы посторонних "лиц", и они изумительно вписываются в повествование, совершенно не утяжеляя рассказ и не путая читателей. Каждая история - как роман. Klo пишет: Как жаль, что бабушка и Мэриголд разговорились так поздно. С другой стороны - счастье, что Мэриголд успела подрасти, чтобы не только запомнить бабушку, но и понять. Очень щемящая сцена на самом деле. Поразительно, как бабушка сохранила и память, и ясность мыслей. Хелга пишет: Но я не прошу (у) тебя прощения за те библейские стихи, Пропущено - ?
Хелга: Klo пишет: Как жаль, что бабушка и Мэриголд разговорились так поздно. А раньше Мэриголд была маленькая. Хотя, и сейчас невелика. apropos пишет: Автор потрясающе умеет вводить в повествование множество вроде бы посторонних "лиц", и они изумительно вписываются в повествование, совершенно не утяжеляя рассказ и не путая читателей. Каждая история - как роман. Да, коротко, но сколько судеб и ярких персонажей.
Хелга: 5 «Вам помочь раздеться?» «Нет, я не собираюсь умирать в ночной рубашке, — Старшая бабушка вскарабкалась на кровать и накрылась покрывалом. — И я намерена в осколки разбить одну традицию. Я не собираюсь умирать в гостевой комнате. Но я хочу есть. Думаю, я бы съела яичницу. Но ты не умеешь ее готовить. Разве это не патетично? Мы пожелали яичницу на смертном одре, но не можем получить ее». Старшая бабушка снова хихикнула — своим старческим ядовитым смешком. Эдит из сада ушла обратно в тени прошлого века. «Иди и принеси мне стакан молока и булочку, из тех, что печет Саломея. Она стряпает лучшие булочки на свете. Можешь сказать ей это, после того как я уйду. Я не доставила ей удовольствия узнать это, пока жива». Мэриголд помчалась на кухню, воодушевленная тайной целью. Она хотела поджарить Старшей бабушке яичницу. Она никогда не делала этого, но сотню раз видела, как Саломея готовит ее для Лазаря. И она прекрасно справилась. Она вернулась в садовую комнату, неся личную тарелку Старшей бабушки, на которой красовались бело-золотой кружок и хрустящая золотисто-коричневая булочка Саломеи. «Всякого добра всем детям!» — сказала Старшая бабушка. Она устроилась на своих подушках и с удовольствием съела яйцо. «У него как раз такой вкус, какой должен быть. Ты — настоящая Лесли. Мы всегда знаем по наитию, а не по правилам, сколько чего положить. Теперь принеси мне Люцифера. Мне нужно кое-что ему сказать. А ты должна идти спать. Уже полночь». «Мне следует покинуть Вас, мэм?» Мэриголд не обратила внимания на слова Старшей бабушки о смерти. Это была ее обычная привычка. Умирающие люди не гуляют по садам и не едят яичницу. Но, видимо, следует оставить ее, пока мама и Младшая бабушка не вернутся домой. «Конечно ты должна идти. Со мной все в порядке — и будет в порядке. Нет никакой причины, чтобы ты оставалась здесь. Притуши свет и поставь стакан с водой сюда на столик». Мэриголд принесла Люцифера из его гнездышка в дровяном сарае, черного и теплого, и наполнила бабушкин стакан. «Вы хотите еще что-нибудь?» «Ничего, что ты можешь принести мне. Мне бы хотелось глоток вина из одуванчиков, которое когда-то делала сестра Алека Элиза. Никто не умел так делать вино. Прошло шестьдесят лет, а я до сих пор помню его вкус, словно жидкого солнечного света. А теперь иди». Мэриголд оставила Старшую бабушку, мистически пробующую вино из одуванчиков шестидесятилетней давности, с черным Люцифером, урчащим под боком. Младшая бабушка и мама обнаружили ее там, когда вернулись в три часа ночи. Люцифер спал, но Старшая бабушка лежала со странной мудрой улыбкой на лице словно постигла высшую мудрость и молча смеялась, но не в своей недоброй манере, полной предположений и недосказанностей. «Никогда себе не прощу», — плакала Младшая бабушка — уже больше не Младшая. 6 Шторы были опущены. Двери задрапированы в пурпур. Лесли чинно приходили и уходили. Ужасная бездонная тишина поглотила Мэриголд. А затем она вдруг перестала верить, что Старшая бабушка умерла. Это маленькое желтовато-белое существо в большом убранном цветами гробу не было ею. Это не Эдит из старого сада. Она все еще жила и смеялась — если не в саду, то где-то в другом месте. Пусть даже в небесах — которые в тот миг, когда Старшая бабушка прибыла туда, должны были стать и стали особенным местом. Это конец 5-й главы. Глава VI Власть собаки
apropos: Хелга Ох, как жаль Старшую бабушку! Все-таки это случилось, хотя до последнего не верилось, если честно. Но какая достойная смерть. Печально и светло. И успела-таки съесть свою любимую яичницу. Как же Монт умеет описывать даже столь трагичные ситуации, не впадая в пафос или мелодраму. *задумчивый смайлик*
Хелга: apropos пишет: Как же Монт умеет описывать даже столь трагичные ситуации, не впадая в пафос или мелодраму. Ей вообще чужд пафос и это замечательно.
Хелга: Глава VI Власть Собаки 1 Однажды сентябрьским утром Мэриголд проснулась раньше обычного, когда небо на востоке только загоралось восходом, проснулась, потому что в этот день она должна была идти в школу. Она не понимала, рада ли этому или не очень, но точно знала, что это было очень интересно и немного страшно. Но она решительно настроилась, что не покажет этого. Во-первых, она была уверена, что Старшая бабушка отругала бы ее за этот страх, а умершая Старшая бабушка стала оказывать на жизнь Мэриголд намного большее влияние, чем когда была жива. Во-вторых, Мэриголд не покидало чувство, что мама немного разочарована ее поступком в ту ночь у дяди Пола. Конечно, это было давно, тогда она была всего-навсего шестилетним ребенком. Теперь ей исполнилось семь, и это означало, что больше нельзя показывать свой страх. Она нежилась в своей кровати, глядя в окно, ее серебристо-золотые косички с вьющимися кончиками раскинулись по подушке. Она обожала это окно, потому что видела через него сад и сосновое облако. Можно было лежать в кровати и смотреть на верхушки сосен, покачивающихся на утреннем ветру. Когда Мэриголд просыпалась, они темнели на голубом фоне. Когда засыпала, они таинственно покачивались в лунном или звездном свете. Она любила и другое окно своей комнаты, потому что оттуда была видна гавань, а за гаванью, за туманно-голубым облаком скрывалась ее Таинственная земля. Мэриголд была убеждена, что ни у кого на свете нет такой славной комнатки, как у нее, комнатки, в которую можно было попасть, лишь пройдя через мамину. Это всегда дарило ей чувство безопасности. Потому что ночь, даже когда тебе семь лет, время странное, хоть и прекрасное. Кто знает, кто явится снаружи из темноты? Страшные загадочные чудовища бродили там, и у Мэриголд имелись причины не сомневаться в этом, потому что она видела их своими глазами. Возможно, деревья передвигались и беседовали меж собой. Вон та сосна, что простирала ветви к клену, может быть, пошла бы по саду и схватила ее. А те две старые сосны, что растут с двух сторон амбара, по ночам толкаются головами. А березки, что выстроились вдоль забора мистера Донкина, пускаются в пляски по всей округе. А этот тонкий бук, что растет в гуще елей за амбаром, словно попав к ним в плен, сбегает от них на время и забывает свои манеры, развлекаясь, как ему хочется. А те сосны-школьные наставницы, мрачно грозящие пальцами перепуганным мальчишкам, шествуют толпой, грозя пальцами всем и вся. О, все это без сомнения очень интрресно, но Мэриголд предпочла бы, чтобы никто из них не прошел по лестнице в ее комнату, минуя мамину. Воздух чуть дрожал от музыки эльфов. О, это был поистине прекрасный мир — особенно та часть его, что находится за Таинственной дверью и Зеленой калиткой. Для других людей эта часть мира была лишь фруктовым садом и «большим сосновым бором» на холме. Они ничего не знали о тех замечательных событиях. Но обнаружить их можно было лишь, пройдя через Таинственную дверь и Зеленую калитку. И произнеся Стишок. Стишок также являлся очень важной частью волшебства. Сильвия не приходила, если вы не прочитали Стишок. Бабушка, которая теперь была ни Младшей, ни Старшей, а просто Бабушкой, не одобряла Сильвию. Она не могла понять, почему мама позволяет Сильвию. Это было глупо, возмутительно и не по-христиански. «Я могу понять такую приверженность к живой подруге, — холодно говорила она, — но это нелепое воображаемое существо вне моего понимания. Это хуже, чем ерунда. Это абсолютно грешно». «Почти все одинокие дети играют с воображаемыми существами, — возражала Лорейн. — Я играла. И Линдер тоже. Он часто рассказывал мне о них. У него было три приятеля, когда он был мальчиком. Он называл их: мистер Понк, мистер Урт и мистер Джиглз. Мистер Понк жил в колодце, мистер Урт — в дупле старого тополя, а мистер Джиглз «просто бродил повсюду»!» «Линдер никогда не рассказывал мне о них», — недоверчиво сказала Бабушка. «Я часто слышала, вы рассказывали как шутку, что однажды, когда ему было шесть лет, он прибежал, запыхавшись и воскликнул: «О, мама, за мной по дороге понарошку гнался бык, и я едва спасся». «Да, и я отругала его за это и отправила спать без ужина, — праведно ответила Бабушка. — Во-первых, ему было запрещено так бегать в жару, а во-вторых, тогда я относилась к выдумкам точно так же, как отношусь сейчас». «Не удивительно, что он никогда не рассказывал вам о мистере Понке и компании», — подумала Лорейн. Но вслух она этого не сказала. Никто никогда не говорил такого Бабушке. «Не то, чтобы я была против самой Сильвии, — продолжила Бабушка, — как и всего того, что Мэриголд рассказывает нам об их приключениях. Кажется, она верит во все это. Этот «танец фей», который они видели. Фей! Поэтому она боится спать в темноте. Подумай хорошенько над моими словами, Лорейн, это научит ее врать и обманывать. Тебе следует прекратить все это и ясно объяснить ей, что такого существа, как Сильвия, не существует, и что ты не позволишь продолжаться этому самообману». «Я не могу так сделать, — запротестовала Лорейн. — Вы помните, как она разволновалась, когла учительница из Воскресной школы сказала, что у ее умершего котенка нет души. Она же болела целую неделю». «Я проболела целую неделю после переживаний в то утро, когда ты уехала в город. Она выбралась из постели и отправилась на гору поиграть на рассвете с Сильвией, — сурово сказала Бабушка. — Никогда не забуду, что я почувствовала, войдя утром в ее комнату и обнаружив, что ее постель пуста. И это как раз после того случая с похищением ребенка в Нью Брансвике». «Конечно, ей не следовало так поступать, — согласилась Лорейн. — Они с Сильвией запланировали взобраться на большую гору и «поймать солнце», когда оно явится из-за горы». Бабушка фыркнула. «Ты говоришь, словно сама веришь в существование Сильвии, Лорейн. Все это неестественно. Неправильно, когда ребенок так хочет быть в одиночестве. Я думаю, она околдована. Помнишь тот день на пикнике в воскресной школе? Мэриголд не хотела туда идти. Сказала, что она лучше поиграет с Сильвией. Это неестественно. А тот вечер, когда она попросила Бога благословить маму, бабушку и Сильвию. Я была потрясена. А та история, что она рассказала, придя домой на прошлой неделе — как они видели трех огромных слонов, шагающих по сосновой горе и пьющих лунный свет из Белого фонтана — полагаю, она имела в виду родник». «Но это могло быть правдой, — робко возразила Лорейн. — Вы же знаете, что как раз в то время в Шарлоттауне слоны сбежали из цирка и их нашли в Южном Гармони». «Если бы три слона прошагали через Гармони, их увидели бы другие, кроме Мэриголд. Нет, она все выдумала. Суть в том, Лорейн, я тебе точно говорю, что если ты позволишь своему ребенку продолжать в том же духе, люди подумают, что у нее не все дома». Это было бы ужасно — как для мамы, так и для бабушки. Какой позор иметь ребенка, у которого не все ладно с головой. Но все же мама не хотела разрушать прекрасный придуманный мир Мэриголд. «Однажды она рассказывала нам, — продолжала Бабушка, — что Сильвия сказала ей: «Бог — это красивый джентльмен». Подумай, чему твой ребенок научился от подружки». «А сейчас вы говорите, словно считаете, что Сильвия существует», — лукаво заметила Лорейн. Но Бабушка проигнорировала ее слова. «Хорошо, что Мэриголд скоро пойдет в школу. Она забудет эту никчемную Сильвию, когда начнется учеба». Школа находилась в полумиле от их дома, и в первый день учебы Бабушка должна была отвезти туда Мэриголд. Девочке казалось, что они никогда не выедут, но в Сосновом Облаке никогда не спешили. В конце концов они поехали. Мэриголд нарядили в голубое платье и снабдили корзинкой с ланчем. Саломея старательно уложила прекрасные сэндвичи в форме сердечек и печенье в форме зверей, а мама наполнила голубовато-зеленый кувшинчик с отбитой ручкой ее любимым мармеладом. Мэриголд очень любила этот кувшинчик, несмотря на отбитую ручку — или из-за нее. Она была уверена, что он знает это. Был сентябрь, и день стоял самый сентябрьский. Мэриголд наслаждалась поездкой, несмотря на некое странное ощущение, рожденное подозрением, что мама плачет, спрятавшись за кустом восковницы, там в Сосновом Облаке, — наслаждалась до тех пор, пока не увидела Собаку. После этого ей разонравилась поездка. Собака сидела на ступеньках домика старого мистера Плексона, а увидев их, рванула к калитке и помчалась вдоль забора, громко лая. Это была большая собака с короткой рыжевато-коричневой шерстью, ушами, стоящими торчком, и черным пятном на конце хвоста. Мэриголд не сомневалась, что она искусает ее всю, если настигнет. А ведь ей придется в будущем ходить в школу одной. Ей понравился школьный день, несмотря на опасных хихикающих мальчишек, которые решительно не понравились Мэриголд. Было довольно забавно создать вокруг себя суматоху, а старшие девочки суетились вокруг нее. Они ссорились из-за того, с кем она сядет, и в конце концов разрешили проблему путем вытаскивания соломинок. Лазарь отвез ее домой после уроков, а собаки не было нигде видно. Так что Мэриголд была вполне довольна и решила, что школа совсем неплоха.
apropos: Хелга Чудное продолжение! Бабушка - теперь не Младшая и не Старшая, а просто бабушка, которая жизнь видит только сухой прозой; волшебный мир детских фантазий; понимающая мудрая мама; большая страшная Собака; кувшин с отбитой ручкой, который Знает. Прелесть, что такое!
Klo: Хелга Хелга пишет: «Нет, я не собираюсь умирать в ночной рубашке, — Старшая бабушка вскарабкалась на кровать и накрылась покрывалом. — И я намерена в осколки разбить одну традицию. Я не собираюсь умирать в гостевой комнате. Но я хочу есть. Думаю, я бы съела яичницу. Но ты не умеешь ее готовить. Разве это не патетично? Мы пожелали яичницу на смертном одре, но не можем получить ее».Старшая бабушка совершенно потрясающая! Я даже расстроилась... Но! Хелга пишет: умершая Старшая бабушка стала оказывать на жизнь Мэриголд намного большее влияние, чем когда была жива. В этом есть некий высший смысл. И Младшая, а теперь просто Бабушка, выглядит жуткой занудой.
Хелга: apropos пишет: волшебный мир детских фантазий; понимающая мудрая мама; большая страшная Собака; кувшин с отбитой ручкой, который Знает. Прелесть, что такое! Думаю, Монтгомери такой и была в детстве. Klo пишет: В этом есть некий высший смысл. Да-да!
Хелга: 2 Следующий день был не настолько хорош. На этот раз в школу Мэриголд провожала мама, и сначала все было прекрасно. Собаки у калитки мистера Плэкстона не оказалось, но на другой стороне дороге появилась целая стая гусей и гусят вдовы Тернер во главе с огромным гусаком, который бегал и шипел на них из-за забора. Мэриголд не призналась маме, что боится гусей, и вскоре позабыла о них. В конце концов гусак — это не собака, а идти с мамой по красивой дороге было замечательно. Вероятно, Мэриголд позабыла все, чему ее учили в школе в тот день, но она никогда не забудет загадки этой дороги, обдуваемой ветром, веселые компании золотых шаров вдоль полей, ели, склоняющие верхушки над склонами холмов, волны на пшеничном поле мистера Донкина и юные белые облака, плывущие над гаванью. Дорога поднималась на красный холм, а папоротники вдоль нее были умыты ночным дождем. Затем они перебрались через ручей, но не по дощатому мостику, а по милому каменному, посмотрели на жемчужные завихрения воды вокруг текущей травы; затем прошли через лесок, где музыкально покачивались смолистые ветви, а мелкие фиолетовые тени были испещрены солнечным светом, по сказочной тропинке вдоль изгороди, мимо изумрудного покрывала небольшого болотца и почти до самой зеленой вершины, где стояло белое здание школы. Мэриголд была бы совершенно счастлива, если бы могла позабыть о Собаке и гусаке. Да, в школе было не так здорово в этот день. Старшие девочки больше не обращали на нее внимания. Появилась другая новенькая, с невероятно яркими рыжими кудряшками, и они все переключились на нее. Учительница усадила Мэриголд с незнакомой маленькой девочкой по имени Сара Миллер, которая ей совсем не понравилась, а противный мальчишка, сидящий в соседнем ряду, жевал жвачку и время от времени улыбался ей. Его уши шевелились, когда он жевал, а когда он улыбался, то становился похожим на жуткого чертенка. Он подошел к Мэриголд на перемене, но она повернулась к нему спиной. Очевидно этой кошечке Лесли придется подрезать коготки. «Пусть твоя мамочка провожает тебя в школу каждый день, — усмехнулся он. — Если пойдешь одна, собака старика Плекстона съест тебя. Этот пес съел уже троих». «Съел троих!» Мэриголд не смогла не обернуться. Собака становилась для нее ужасно притягательной. «Съела целиком, клянусь! Одной из них была девчонка, как ты. Собаки всегда знают, кто их боится». Мэриголд охватил странный болезненный холодок. Но она решила, что Старшая бабушка как-нибудь разберется с этим наглым мальчишкой. «Ты думаешь, — отрезала она, — что я боюсь тысячу собак?» «Ты говоришь, как все Лесли, — ответил ее мучитель. — Но погоди, когда эта собака вцепится в твою ногу, ты по-другому запоешь, мисс Вздернутый нос». Мэриголд вовсе не задирала нос. Но когда она спросила Сару Миллер, кусаются ли гуси, та ответила: «Да. Однажды наш старый гусак налетел на меня, уронил на землю и укусил». Мэриголд подумала, что жизнь и вправду нелегка. Как же ей добираться домой? Никто из детей не возвращался домой в ее сторону. Ни у мистера Донкина, ни у мистера Плекстона, ни у мистера Росса, ни у вдовы Тернер не было детей. Дети Лазаря и Файдема учились в французской школе «на востоке», там, где, как раньше думала Мэриголд, находится Таинственная земля. Но приехал дядя Клон и отвез ее домой на машине. Гусак шипел на них, а Собака, примчавшись к калитке, лаяла на них из-за нее. Это был на самом деле очень шумный пес. Мэриголд ничего не сказала дяде Клону о своих страхах. Ей было невыносимо подумать, что он будет считать ее трусихой. Она обсудила этот вопрос с Люцифером, у которого не имелось мнения насчет собак. «Хотя у меня никогда не было с ними дел, — признался он, — но я слышал, что какая-то собака обидела одного из моих предков». Когда Мэриголд произносила свою вечернюю молитву, она очень серьезно помолилась, чтобы завтра утром Собаки не оказалось на месте.
apropos: Хелга Чудные истории с Собакой и гусаком! Действительно, страшно. Если не съедят, то покусать могут. Пощипать, в крайнем случае. «Съел троих!» Мэриголд не смогла не обернуться. Собака была для нее ужасным . Здесь слово пропущено, видимо: была ужасным ... - ? И не совсем поняла: Хелга пишет: Но она решила, что Старшая бабушка как-нибудь разберется с этим наглым мальчишкой. Старшая же умерла, а Младшая стала просто бабушкой - ? *Задумчивый смайлик, который пропал*.
Хелга: apropos пишет: Если не съедят, то покусать могут. Пощипать, в крайнем случае. Выбрала "покусать", потому что по-детски. apropos пишет: Здесь слово пропущено, видимо: была ужасным ... - ? Да, позабыла - не могла сформулировать, а потом позабыла. Возраст, увы... apropos пишет: Старшая же умерла, а Младшая стала просто бабушкой - ? Именно Старшая. apropos пишет: *Задумчивый смайлик, который пропал*. Как, опять пропал?
Klo: Хелга Хелга пишет: Затем они перебрались через ручей, но не по дощатому мостику, а по милому каменному, посмотрели на жемчужные завихрения воды вокруг текущей травы; затем прошли через лесок, где музыкально покачивались смолистые ветви, а мелкие фиолетовые тени были испещрены солнечным светом, по сказочной тропинке вдоль изгороди, мимо изумрудного покрывала небольшого болотца и почти до самой зеленой вершины, где стояло белое здание школы. Это так сказочно-чудесно, что хочется тоже там погулять. Хелга пишет: Собака становилась для нее ужасно привлекательной. Привлекательной? Хелга пишет: Выбрала "покусать", потому что по-детски. Да, согласна. Мне очень нравятся ее надежды на Старшую Бабушку и обсуждение собак с Люцифером. Хелга пишет: Как, опять пропал? Да, я тоже не нашла.
Хелга: Klo пишет: Привлекательной? Там двойственное такое, зависла в этом месте. The Dog had such a terrible fascination for her. Ее же привлекает страшное. Klo пишет: Это так сказочно-чудесно, что хочется тоже там погулять. Да-да! Klo пишет: Да, я тоже не нашла. Вместо какого поставить?
apropos: Хелга пишет: Там двойственное такое, зависла в этом месте. The Dog had such a terrible fascination for her. Ее же привлекает страшное. М.быть - притягательной - ? Хелга пишет: Вместо какого поставить? Уже нашелся. Без этого смайлика - как задумываться?
Хелга: 3 Мама снова хотела проводить Мэриголд в школу, но бабушка сказала: «Нет смысла так нянчить ее. Рано или поздно она привыкнет ходить одна. На дороге нет ничего опасного». «А как же машины?» «По этой дороге они ездят редко, да и то ранним утром. И завтра они поедут так же, как и сегодня. Мэриголд должна научиться ходить по обочине и не выбегать на дорогу». Мэриголд не боялась автомашин. Ей очень нравилось смотреть, как они, урча, проезжают в фиолетовой пыли с золотыми лунами фар, а иногда разворачиваются у ворот, расчерчивая волшебным движущимся светом деревья и цветы. Даже днем они были интрресны. Но рыже-бурые собаки, огромные, как львы и чудовищные щипящие гусаки — это совсем другое. Она не спала по ночам, думая о них. Предположим, что нет никакого Бога! Старый дядя Малькольм-с-той-стороны-залива сказал, что его нет. Предположим, там будет Собака? Предположим, калитка окажется открытой. Предположим, Собака сможет перепрыгнуть через забор. Предположим, она съест ее, всю до косточек. И никто не узнает, что с нею случилось. Она вспомнила жуткий рассказ Лазаря о собаке, которая схватила кого-то за горло и перекусила «ярменую»* вену. Предположим, она перекусит ее «ярменую» вену. Этим утром Мэриголд проговорила свои молитвы очень серьезно. И, несмотря на свой страх, не забыла надеть зеленое платье, хоть оно ей и не нравилось, потому что настала его очередь и оно не должно почувствовать себя заброшенным. Она попыталась съесть свой завтрак. Она вышла на дорогу, которая вдруг растянулась на мили и мили, вся заполненная страхами, со своей корзинкой с ланчем и своим трепещущим сердечком. «Ты же не боишься идти одна, милая?» — спросила мама, целуя ее на прощанье. «Нет, нет», — вежливо соврала Мэриголд. Мама не должна знать — не должна даже подозревать. «Я не буду — не буду бояться, — с вызовом миру прошептала она. — Я уверена, что Бог не позволит Собаке быть там. Я вполне уверена». «Взбодрись, — сказал Люцифер со столба калитки, моргая топазовыми глазами. «Собака — это просто собака. Вздерни хвост и зашипи на нее. Всякий может гавкать из-за забора». В это день дорога не принесла радости Мэриголд, хотя ели на холме весело качались на ветру, а телята мистера Донкина стояли среди папоротников и смотрели на нее с эльфийским озорством в темных влажных глазах. Когда она дошла до дома мистера Плекстона, то увидела, что Собака сидит на крыльце. Мэриголд похолодела от ужаса, но пошла дальше. Старшая Бабушка, она верила в это, пошла бы тоже. Собака бросилась к калитке и с лаем побежала вдоль забора. С очень яростным лаем. Неужели она знала, что Мэриголд ее боится? Кажется, прошел целый год, пока Собака осталась позади. Весь день Мэриголд чувствовала себя нездоровой и не могла даже съесть ланч. Ее душа разрывалась от горечи. Бог не ответил ее молитве. Вполне вероятно, что старый Малькольм был прав. Конечно, он был прав. Домой Мэриголд шла мимо Собаки, в мире, где нет Бога, и где правит только Ужас. * имеется в виду яремная вена. 4 Мэриголд прожила в таком мире целую неделю, до дна испив весь его ужас. Но она предпочла бы умереть, чем сознаться в своей трусости маме или бабушке. Она могла бы рассказать об этом тете Мэриголд, но та была в отъезде. Она не могла играть с Сильвией и новая партия котят оставила ее равнодушной. Каждый день Собака бросалась к калитке и с Лаем преследовала ее вдоль забора. Все, что было связано с собакой, казалось Мэриголд написанным с заглавной буквы. Однажды — она знала это — Собака перепрыгнет через забор. Как-то, дождливым днем, Мэриголд была уверена, что Собаки не будет. Но она была. Лая громче, чем всегда. «Хочу, чтобы ты умерла», — страстно прошептала Мэриголд. Но она не могла помолиться за это, хоть как-то раз и попыталась. Даже у собаки есть права, чувствовала она. Она все еще молилась, хоть и не думала, что это поможет. И вот однажды Собака перепрыгнула через забор.
Klo: Хелга Хелга пишет: Мама снова хотела проводить Мэриголд в школу, но бабушка сказала: «Нет смысла так нянчить ее. Рано или поздно она привыкнет ходить одна. На дороге нет ничего опасного». Бабушка - просто злыдня какая-то! Хелга пишет: И, несмотря на свой страх, не забыла надеть зеленое платье, хоть оно ей и не нравилось, потому что настала его очередь и оно не должно почувствовать себя заброшенным. Прелесть какая! Хелга пишет: Мэриголд прожила в таком мире целую неделю, до дна испив весь его ужас. Но она предпочла бы умереть, чем сознаться в своей трусости маме или бабушке. Странно, что мама не заметила этого. Мне она кажется очень чутким и тонким человеком. Хелга пишет: И вот однажды Собака перепрыгнула через забор. Ужас какой!
apropos: Хелга Прекрасное продолжение - изумительно описаны страхи и переживания ребенка. Хелга пишет: Домой Мэриголд шла мимо Собаки, в мире, где нет Бога, и где правит только Ужас. В одной фразе - все! Бесподобно! Klo пишет: Бабушка - просто злыдня какая-то! Думаю, она просто равнодушный человек, давно забывший себя ребенком. Вот Старшая бабушка бы поняла, а этой не дано. Вот чет мне кажется, что Собака себя реабилитирует.
Klo: apropos пишет: Вот чет мне кажется, что Собака себя реабилитирует. Я очень на это надеюсь!
Хелга: Klo пишет: Прелесть какая! Да, такое чудное оживление вещей. Платье не должно страдать от пренебрежения. apropos пишет: Думаю, она просто равнодушный человек, давно забывший себя ребенком. Вот Старшая бабушка бы поняла, а этой не дано. Да, в одних ребенок навсегда остается, а в других, увы, исчезает навсегда. apropos пишет: Вот чет мне кажется, что Собака себя реабилитирует. Klo пишет: Я очень на это надеюсь! И я тоже.
Хелга: 5 «Ребенок на глазах худеет и бледнеет, — волновалась мама. — С трудом съедает свой завтрак. Уверена, что эта долгая дорога до школы слишком трудна для нее». «В ее возрасте я ходила в школу за две с половиной мили, — говорила бабушка, она тоже волновалась, но не сдавалась. — Как ей добраться до школы, если не идти туда пешком? Мы не можем провожать ее каждый день». «У нее ночные кошмары, такого с ней никогда не бывало, — настаивала мама. — Вчера ночью она жутко кричала, что «это» схватило ее. А ты не заметила, как редко она стала смеяться?» «Я заметила, что она больше не таскается на гору с Сильвией, а это более чем хорошо, — удовлетворенно заметила бабушка. — Я скажу ей, что она не должна ссориться с детьми из школы и не морочить себе голову. В этом все и дело». Нужды в этом совете не было. В школе Мэриголд вела себя так тихо, что другие ученики считали ее глупой, а учитель — образцовой, хоть и туповатой. Казалось, что она не запоминает и половины того, о чем ей рассказывали. Но разве могла она что-то слышать, погруженная в мысли о страшном пути домой мимо Собаки? Самое ужасное было в том, что становилось не легче, а наоборот — труднее. Мэриголд чувствовала, что никогда не станет храброй. Однажды она сдастся и признается во всем, и все узнают, какая она трусиха. Как обычно Собака сидела на крыльце и, как обычно, подбежала к забору и залаяла. Но опасность пришла и с другой стороны. На дороге появились гуси вдовы Тернет! Они заполонили ее всю, и когда Мэриголд подошла ближе, огромный гусак распустил крылья и бросился к ней со злобным шипением. Мэриголд бросила книгу, коробку с ланчем и закричала. И тут Собака перепрыгнула через забор. Казалось, она сделала это без всякого усилия. В тот момент, когда Мэриголд ожидала, что будет проглочена одним глотком или почувствует ее зубы на своей «ярменой» вене, Собака бросилась к гусаку. Отчаянный гусак задрал хвост и обратился в бегство так быстро, как никогда не бегали гусаки, направляясь к дыре в заборе, через которую сбежал. Собака загнала всю стаю вслед за ним и с победным видом подскочила к Мэриголд. Прыжок чуть не сбил ее с ног, но через мгновение она поняла, что ей совсем не страшно. Собака скакала вокруг нее в дружелюбном восторге, демонстрируя самые добрые намерения. Она была всего лишь крупным щенком. И весь лай и порывы были просто проявлениями добрососедства. Не удивительно, что Бог не ответил на молитвы Мэриголд. Она пошла дальше, а Собака весело потрусила рядом, время он времени полизывая её руку или поднимая восхищенную мордочку с довольным повизгиванием. Казалось, она стала самой счастливой на свете Собакой, потому что шла рядом. Она проводила девочку до школы, а вечером Мэриголд, возвращаясь домой, уже совсем без страха, подошла к калитке и поцеловала ее через решетку. «Прости, что я ненавидела тебя и молилась, чтобы тебя здесь не было», — сказала она Собаке. «Какая может быть ненависть между друзьями? — спросила Собака. — Этот гусак больше не обидит тебя. Я прослежу за этим, милая». В этот вечер смех Мэриголд раздавался по всему Сосновому Облаку. Мир снова стал приятным улыбчивым местом, где все счастливы. Она с аппетитом поужинала и и отправилась на холм к Сильвии — что вовсе не порадовало бабушку. С тех пор она убегала в школу пораньше утром, чтобы было время поиграть с Собакой, которая, обнаружив, что может, когда нужно, перепрыгивать через забор, делала это каждое утро и каждый вечер, чтобы получить от Мэриголд ласку и закусочки из ее корзинки. Мэриголд чувствовала некую сладость от своей победы, потому что никому не призналась, как ей было страшно. Ей казалось, что она смыла с себя пятно позора, что прилипло к ней с того вечера у дяди Пола. Но теперь, когда она больше не боялась, она все рассказала маме, потому что невыносимо иметь секреты от мамы. Лорейн ужаснулась, узнав, как долго это маленькое существо в молчании и одиночестве выдерживало такую агонию. «Не думаю, что ты была трусихой, дорогая. Ты была очень храброй, когда шла туда, где тебе было страшно, всегда поступай так же». «Если бы я могла выбирать себе маму, то выбрала бы тебя», — прошептала Мэриголд. Все вокруг вновь стало красивым, и каждый ветерок в мире стал другом. «Разве я тебе не говорил», — промурлыкал Люцифер. «Я всегда буду любить кошек немножко больше, чем собак, — ответила Мэриголд, — но Собака мистера Плекстона — Прекрасная Собака». «Такого не бывает», — последнее слово осталось за Люцифером. Глава 7 Потерянный смех
Klo: Хелга Какая радость! И собака - это Прекрасная Собака, и мама начеку, и бабушка:тоже волновалась, но не сдавалась Хелга пишет: Все вокруг вновь стало красивым, и каждый ветерок в мире стал другом. Лучше и не скажешь
Хелга: Klo пишет: Какая радость! И собака - это Прекрасная Собака, и мама начеку, и бабушка: Ага, все реабилитированы!
apropos: Хелга Всегда верила в собак - и эта не оказалась исключением. Теперь у Мэриголд есть настоящий Друг. Хелга пишет: «Какая может быть ненависть между друзьями? — спросила Собака. — Этот гусак больше не обидит тебя. Я прослежу за этим, милая». Чудо просто! На поверку и гусак окажется не таким злобным... Впрочем, это уже неважно. Хелга пишет: «Я всегда буду любить кошек немножко больше, чем собак, — ответила Мэриголд, — но Собака мистера Плекстона — Прекрасная Собака». «Такого не бывает», — последнее слово осталось за Люцифером. Кто бы сомневался.
Хелга: apropos пишет: Всегда верила в собак - и эта не оказалась исключением. Собака - это та, что надо Собака!
apropos: Хелга пишет: Собака - это та, что надо Собака! Дык другую и не предполагали. И что там себе коты ни думают, а собаки никогда не подведут.
Хелга: Глава 7 Потерянный смех В одно субботнее июньское утро Мэриголд проснулась, сияя от удовольствия. Как расчудесно, что день рождения Сильвии в июне. Они устроят пикник в сосновых зарослях у маленького родника, где не ступали ни чьи ноги, в банкетном зале с высокими соснами вместо колонн. С маленькими замороженными пирожными — некоторые с ледяной розовой буквой «М», а некоторые — с «С». И с большим шикарным тортом, украшенным переплетенными «М» и «С», и все это — с ароматом кокоса. Мама испекла этот торт специально на день рождения Сильвии. Мама, она такая молодчина. А бабушка… но сейчас Мэриголд не собиралась думать о бабушке и ее отношении к Сильвии, в столь чудесное утро розового света над лугами, сияющих небес, юных белых вишен и ветров, танцующих над холмами. «Весна это такое волнующее время», — блаженно думала Мэриголд, соскакивая с постели и начиная одеваться. Бабушка и мама уже завтракали — бабушка, как обычно, величественная, осанистая, серебристо-седая, со стальным взглядом голубых глаз, казалась недовольной. Она не одобряла этот пикник также, как и Сильвию. Она так надеялась, что Мэриголд расстанется с этой нелепой фантазией, когда пойдет в школу. Но Мэриголд ходила в школу уже целый год и, казалось, была увлечена Сильвией еще больше, чем прежде. «Сегодня мы должны сообщить ей, что завтра ты уезжаешь в санаторий», — сказала бабушка. «О, нет, только не сегодня, — взмолилась Лорейн. — Пусть у нее будет еще один счастливый день. Скажем завтра утром». Лорейн сильно простудилась в марте и никак не могла оправиться. Тетя Мэриголд сказала, что пока нет ничего серьезного, но посоветовала провести пару месяцев в санатории. Она напугала бабушку и Лорейн намного больше, чем заслуживало состояние последней, но тетя Мэриголд понимала и младших, и старших. Она знала, что Лорейн слаба и измотана. Она знала, что ей нужен настоящий отдых, и что она никогда не сможет получить его в Сосновом Облаке или в гостях у родственников. И знала, что Лорейн никогда не покинет Мэриголд, если ее как следует не напугать. И тетя Мэриголд постаралась сделать это. «Ты уезжаешь завтра днем. У нее останется слишком мало времени, чтобы свыкнуться с этим». «Но не сегодня», — попросила мама. Бабушка согласилась. Трудно отказать просьбе женщины, которая уезжает в санаторий на следующий день, даже если вы считаете эту просьбу глупой. А затем прибежала Мэриголд, довольная и румяная как роза, и принялась есть кашу из своей любимой голубой тарелочки. Настоящую кашу. Бабушка настаивала на этом. Для бабушки не существовало никаких воображаемых каш под названием «хлопья». «Разве не здорово, что день рождения Сильвии в июне?» — сказала Мэриголд. «И ей тоже восемь лет. Разве не здорово? Мы же с нею почти близнецы, да, мама? Мы так славно проведем сегодня день. После пикника пойдем искать эхо, что живет далеко-далеко в горной стране». «Не уходи слишком далеко, иначе опоздаешь к ужину, — сказала бабушка. — Ты опоздала в прошлую субботу». Мэриголд насмешливо взглянула на бабушку. Неужели она не понимает, что, когда вы проходите через Волшебную дверь, то попадаете прямо в сказочную страну, где нет такой вещи как время? «Я думаю, что мне будет страшновато уходить очень далеко», — сказала Мэриголд маме по секрету. Со времен Собаки Мэриголд больше не скрывала, что ей бывает страшно — Собака, увы осталась лишь в далеком прекрасном прошлом. Зимой мистер Плекстон продал пса кому-то на той стороне залива. Мэриголд, которая когда-то желала, чтобы он умер, каждое утро по пути в школу проходила мимо калитки мистера Плекстона с комком в горле, ненавидя его и горестно скучая по той дружеской страстно лающей катапульте, что перепрыгивала через забор к ней. Бог в конце концов ответил на ее молитву — поздновато, как с горечью думала она. «Следует быть осторожным, когда молишься за что-то», — таково было ее мнение. «Но Сильвия не испугается. Сильвия ничего не боится. Например… — Мэриголд заметалась в поисках примера, показывающего, какой храброй может быть Сильвия — ну, она была бы не против пригласить священника Джона, если бы захотела». «Вот видишь»,сообщил стальной взгляд голубых бабушкиных глаз. Но мама только рассмеялась. «С каким джемом ты хотела бы пироги, милая? Со сливовым или крыжовниковым?» Мэриголд больше любила крыжовниковый, но… «Сливовый, мама. Сильвия любит сливовый». Корзинка с ланчем была собрана, и Мэриголд радостно побежала на веранду, но вернулась обратно. «А где же ключ от калитки в сад?» — спросила она. «Наверху в моем комоде, — ответила бабушка. — Иди через черный ход». Мэриголд с упреком взглянула на бабушку, размышляя, станет ли такой же глупой, когда ей самой будет больше семидесяти. «Ты же знаешь, что я должна пройти через садовую калитку, бабушка. Это Волшебная дверь. Она одна, а не другие». «Беги наверх и возьми ключ сама, милая», — мягко сказала мама. Бабушка фыркнула, но вид у нее был довольный. Ей пришла в голову некая мысль. Мэриголд, к счастью, не подозревающая об этой мысли, взяла ключ и побежала через Волшебную дверь в Страну-где-сбываются-мечты, которую люди без воображения называли старым садом. Вы заходите в сад, поднимаетесь по каменным ступеням, пока не дойдете до Зеленой калитки, где растут семь стройных тополей, превращающихся в нимф, когда они с Сильвией играют там. Мэриголд открыла калитку, закрыла глаза, прочитала стишок и открыла их. Да, среди легких светлых тополиных теней стояла Сильвия со струящимися темными волосами и мечтательными глазами, снежно-белыми ручками и ножками. Мэриголд бросилась к ней с радостным возгласом. «Подумать только, когда-то я считала, что ты была цветущей веткой сливы!» — засмеялась она.
Klo: Хелга Вот спасибо! Просто чудо, что такое: Хелга пишет: столь чудесное утро розового света над лугами, сияющих небес, юных белых вишен и ветров, танцующих над холмами.«Весна это такое волнующее время» Особенно сейчас, когда весь мир решил дружно отменить весну! Хелга пишет: взяла ключ и побежала через Волшебную дверь в Страну-где-сбываются-мечты, которую люди без воображения называли старым садом. Вы заходите в сад, поднимаетесь по каменным ступеням, пока не дойдете до Зеленой калитки, где растут семь стройных тополей, превращающихся в нимф, когда они с Сильвией играют там. Мэриголд открыла калитку, закрыла глаза, прочитала стишок и открыла их. Да, среди легких светлых тополиных теней стояла Сильвия со струящимися темными волосами и мечтательными глазами, снежно-белыми ручками и ножками. Мэриголд бросилась к ней с радостным возгласом. «Подумать только, когда-то я считала, что ты была цветущей веткой сливы!» — засмеялась она. Но тревога опять нарастает: и мама собирается уезжать, и Бабушка что-то замышляет...
Klo: Извиняюсь за неточность! Klo пишет: Особенно сейчас, когда весь мир решил дружно отменить весну! Не мир решил отменить весну, а люди свое участие в ней! Весна-то как раз в этом году всех хотела порадовать ранним приходом, да вот обрадовались не все
Хелга: Klo пишет: Но тревога опять нарастает: и мама собирается уезжать, и Бабушка что-то замышляет... Бабушка все время что-то замышляет в своем взрослом непонимании. Klo пишет: Весна-то как раз в этом году всех хотела порадовать ранним приходом, да вот обрадовались не все И она решила повременить.
Klo: Хелга пишет: И она решила повременить. Обиделась и ушла Хелга пишет: Бабушка все время что-то замышляет в своем взрослом непонимании. Вот интересно, что "со взрослой" точки зрения ничего такого ужасного она сделать не может, а для ребенка, да еще такого "нездешнего", это может стать настоящим кошмаром.
apropos: Хелга Замечательно! Да уж, Младшей бабушке (ныне просто Бабушке) не дано достичь вершин прежней Старшей бабушки. Без Собаки плохо, надо бы новую собаку-друга поискать. Хелга пишет: Мэриголд насмешливо взглянула на бабушку. Неужели она не понимает, что когда вы проходите через Волшебную дверь, то попадаете прямо в сказочную страну, где не(т) такой вещи как время? Очепятка. А перед "как" поставила запятую - ?
Хелга: Klo пишет: Обиделась и ушла Вот шутки шутками, а фактически так и получается. Klo пишет: Вот интересно, что "со взрослой" точки зрения ничего такого ужасного она сделать не может, а для ребенка, да еще такого "нездешнего", это может стать настоящим кошмаром. apropos пишет: Да уж, Младшей бабушке (ныне просто Бабушке) не дано достичь вершин прежней Старшей бабушки. Да, увы, взрослые, которые стали взрослыми, уже не поймут детей. Понять могут только взрослые, которые ими так не стали. Получилось, что параллельно сейчас прочитала книгу о семилетней девочке, которая очень похожа на Мэриголд. И как раз о том же, о понимании и непонимании. Это "Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения". apropos пишет: Очепятка. А перед "как" поставила запятую - ? Спасиб! Перед «как», мне кажется, не надо зпт? Там перед «когда» нужна, наверно.
Юлия: Хелга Бабушка затаилась... На душе тревожно Такой чудный, по-настоящему волшебный мир создает Мэриголд... Спасибо тебе, дорогая, за то, что даришь нам это чудо. Твои переводы тонкие, поэтичные - в них и чудный юмор, и яркие образы, и тонкий психологизм, и волшебство природы - и, несмотря на романтику, никакой слащавости и ходульных приемов... Голубой замок стал моей настольной книгой для поднятия настроения - обожаю ее. А вот прочла я на досуге, под впечатлением твоих переводов, серию про Аню, или Энн, и если первая книга показалась забавной (хотя не без огрехов), то последующие меня совершенно разочаровали. Я недоумевала, думала, плохой перевод, заглянула в другие, но и в них ничего принципиально иного - всего того, что я находила в твоих - я не нашла. Как я понимаю, именно эта серия принесла ей известность... Так как оценка оригинала мне не доступна, я так и осталась в недоумении...
Хелга: Юлия пишет: Голубой замок стал моей настольной книгой для поднятия настроения - обожаю ее. Тоже очень люблю! Юлия пишет: А вот прочла я на досуге, под впечатлением твоих переводов, серию про Аню, или Энн, и если первая книга показалась забавной (хотя не без огрехов), то последующие меня совершенно разочаровали. Я недоумевала, думала, плохой перевод, заглянула в другие, но и в них ничего принципиально иного - всего того, что я находила в твоих - я не нашла. Как я понимаю, именно эта серия принесла ей известность... Так как оценка оригинала мне не доступна, я так и осталась в недоумении... Очень солидарна с твоим недоумением. Энн, возможно, стала столь популярной благодаря экранизации, но сами книги, особенно продолжение, не сказать, чтобы очень увлекали или поражали. Разве что они написаны для детей. Хотя, мне кажется, автор вовсе не выбирала аудиторию, просто писала книги. На мой взгляд, самое лучшее у Монтгомери из того, что прочитала, - Голубой замок, В паутине, Чудеса для Мэриголд. А они практически неизвестны широкой публике. Или они мало известны у нас.
Малаша: Хелга Спасибо! Прочитала сразу несколько глав, очень щемящие чувства вызывает эта история. Хелга пишет: Хотя, мне кажется, автор вовсе не выбирала аудиторию, просто писала книги. Ее романы мудрые и трогательные, мне кажется, для любого возраста будут интересны. Каждый найдет в них что-то для себя.
Хелга: Малаша пишет: Ее романы мудрые и трогательные, мне кажется, для любого возраста будут интересны. Каждый найдет в них что-то для себя. Да, Вы очень хорошо сказали.
apropos: Юлия пишет: если первая книга показалась забавной (хотя не без огрехов), то последующие меня совершенно разочаровали. Я недоумевала, думала, плохой перевод, заглянула в другие, но и в них ничего принципиально иного Очень может быть, что плохой перевод, который может просто убить оригинальный текст. Хелга, а ты читала ту серию в переводе или оригинал? Если и оригиналы никакие, то странно, потому что, судя по мне известным (благодаря Хелге ) романам - писательница она изумительная. А когда они были написаны? Может, расписывалась, искала свой стиль? Первые блины могли получиться комом, хотя это и удивительно как-то.
Хелга: apropos пишет: а ты читала ту серию в переводе или оригинал? Если и оригиналы никакие, то странно, Я читала в оригинале первую книгу про Энн, продолжение только просматривала, потому что мне стало неинтересно. Написано хорошо, просто, наверно, мой возраст уже не для этих книг. А Замок, Паутина да и Мэриголд отлично ложатся. Книги написаны в разные годы. Первая книга из серии про Энн в 1908, а Энн из Шумящих Тополей, например, в 1933. Замок - 1926, Мэриголд - 1929, Паутина - 1931. Но Энн-1908 читается лучше, чем Энн-1933. Удивляюсь, зачем Энн переводят как Аня.
apropos: Хелга пишет: Написано хорошо, просто, наверно, мой возраст уже не для этих книг. Ага, понятно. Значит, дело не только в переводе. Хотя та же Мэриголд - о девочке, но книга определенно интересна и взрослым. Хелга пишет: Удивляюсь, зачем Энн переводят как Аня. Да, это полный бред. Кстати, до сих пор так и не поняла - Мэри и Мария - это одно и то же имя, или нет. И совершенно бесит, когда одно и то же имя в разных переводах переводится по-разному. Например, Вальтер и Уолтер. Или Джудит переводится как Джудит, Юдит и Эдит. Ну и все в таком духе. Ужели трудно придерживаться чего-то одного. Так и Лондон можно переводить как Ландан - и поди пойми, что за город.
Хелга: apropos пишет: Кстати, до сих пор так и не поняла - Мэри и Мария - это одно и то же имя, или нет. И совершенно бесит, когда одно и то же имя в разных переводах переводится по-разному. Например, Вальтер и Уолтер. Или Джудит переводится как Джудит, Юдит и Эдит. Ну и все в таком духе. Ужели трудно придерживаться чего-то одного. Так и Лондон можно переводить как Ландан - и поди пойми, что за город. Кто во что горазд. Меня тоже это бесит. Причем ведь в оригиналах имена абсолютно четко прописаны. Мэри и Мария происходят от одного, но ведь девушку могут звать или Мэри или Мария - Mary, Maria. (Хотя последнее произносится Мэрайя)
apropos: Хелга пишет: Меня тоже это бесит. Небрежность или желание выделиться, если не выпендриться. И полное неуважение к читателям.
Юлия: Хелга пишет: но сами книги, особенно продолжение, не сказать, чтобы очень увлекали или поражали. Разве что они написаны для детей. Хотя, мне кажется, автор вовсе не выбирала аудиторию, просто писала книги. Мне тоже не кажется, что она не писала специально для детей. А, кроме того, ведь детские книги - это не плохие взрослые. Наоборот, наивные взрослые книги, которые мы читали в детстве, обливаясь слезами, во взрослом не читаются вообще. А хорошие детские - чудное чтение в любом возрасте. Да и в этой странной серии самой лучшей была именно первая, которую единственную и можно отнести к собственно детским... apropos пишет: Очень может быть, что плохой перевод, который может просто убить оригинальный текст. Возможно... Я, конечно, не могу оценить собственно оригинал. Я смотрела оба перевода и с Аней и Энн... Если не заморачиваться русификацией имени героини (что, конечно, странно хотя бы потому, что остальные имена, остались неизмененными), я бы не сказала, что переводы в языковом плане плохи... Дело в том, что сами сюжеты грешат жуткой мэрисьюшностью и вымученностью долгого сериала. Потому, несмотря на отдельные неплохие портреты других героев, выходит скучно и плоско... Хелга пишет: На мой взгляд, самое лучшее у Монтгомери из того, что прочитала, - Голубой замок, В паутине, Чудеса для Мэриголд. А они практически неизвестны широкой публике. Или они мало известны у нас. Безусловно. Чудные книги. Во всяком случае в твоих переводах. Хелга пишет: Книги написаны в разные годы. Первая книга из серии про Энн в 1908, а Энн из Шумящих Тополей, например, в 1933. Замок - 1926, Мэриголд - 1929, Паутина - 1931. Но Энн-1908 читается лучше, чем Энн-1933. Это и в самом деле странно... Может быть, с помощью Энн она просто пыталась бороться с жуткой реальностью настоящей семейной жизни?.. Она все время возвращается к ней. И даже в последний год жизни выпустила очередной сборник про нее… А этот год был, вероятно, совсем невыносим для нее…
Хелга: Юлия пишет: Может быть, с помощью Энн она просто пыталась бороться с жуткой реальностью настоящей семейной жизни?.. Она все время возвращается к ней. И даже в последний год жизни выпустила очередной сборник про нее… А этот год был, вероятно, совсем невыносим для нее… Видимо, так и есть, как попытки хоть немного вернуться к счастливому времени.
Юлия: Только диву даешься... Какой волшебный мир она умеа создать, когда жила по сути в аду...
Хелга: Юлия пишет: Какой волшебный мир она умеа создать, когда жила по сути в аду... Фантазии, как спасение от реальности...
Хелга: Не уверена, что читатели помнят начало главы "Потерянный смех", поэтому выложу обе части. Глава VII Потерянный смех 1 В одно субботнее июньское утро Мэриголд проснулась, сияя от удовольствия. Как расчудесно, что день рождения Сильвии в июне. Они устроят пикник в сосновых зарослях у маленького родника, где не ступали ни чьи ноги, в банкетном зале с высокими соснами вместо колонн. С маленькими замороженными пирожными — некоторые с ледяной розовой буквой «М», а некоторые — с «С». И с большим шикарным тортом, украшенным переплетенными «М» и «С», и все это — с ароматом кокоса. Мама испекла этот торт специально на день рождения Сильвии. Мама, она такая молодчина. А бабушка… но сейчас Мэриголд не собиралась думать о бабушке и ее отношении к Сильвии, в столь чудесное утро розового света над лугами, сияющих небес, юных белых вишен и ветров, танцующих над холмами. «Весна это такое волнующее время», — блаженно думала Мэриголд, соскакивая с постели и начиная одеваться. Бабушка и мама уже завтракали — бабушка, как обычно, величественная, осанистая, серебристо-седая, со стальным взглядом голубых глаз, казалась недовольной. Она не одобряла этот пикник также, как и Сильвию. Она так надеялась, что Мэриголд расстанется с этой нелепой фантазией, когда пойдет в школу. Но Мэриголд ходила в школу уже целый год и, казалось, была увлечена Сильвией еще больше, чем прежде. «Сегодня мы должны сообщить ей, что завтра ты уезжаешь в санаторий», — сказала бабушка. «О, нет, только не сегодня, — взмолилась Лорейн. — Пусть у нее будет еще один счастливый день. Скажем завтра утром». Лорейн сильно простудилась в марте и никак не могла оправиться. Тетя Мэриголд сказала, что пока нет ничего серьезного, но посоветовала провести пару месяцев в санатории. Она напугала бабушку и Лорейн намного больше, чем заслуживало состояние последней, но тетя Мэриголд понимала и младших, и старших. Она знала, что Лорейн слаба и измотана. Она знала, что ей нужен настоящий отдых, и что она никогда не сможет получить его в Сосновом Облаке или в гостях у родственников. И знала, что Лорейн никогда не покинет Мэриголд, если ее как следует не напугать. И тетя Мэриголд постаралась сделать это. «Ты уезжаешь завтра днем. У нее останется слишком мало времени, чтобы свыкнуться с этим». «Но не сегодня», — попросила мама. Бабушка согласилась. Трудно отказать просьбе женщины, которая уезжает в санаторий на следующий день, даже если вы считаете эту просьбу глупой. А затем прибежала Мэриголд, довольная и румяная как роза, и принялась есть кашу из своей любимой голубой тарелочки. Настоящую кашу. Бабушка настаивала на этом. Для бабушки не существовало никаких воображаемых каш под названием «хлопья». «Разве не здорово, что день рождения Сильвии в июне?» — сказала Мэриголд. «И ей тоже восемь лет. Разве не здорово? Мы же с нею почти близнецы, да, мама? Мы так славно проведем сегодня день. После пикника пойдем искать эхо, что живет далеко-далеко в горной стране». «Не уходи слишком далеко, иначе опоздаешь к ужину, — сказала бабушка. — Ты опоздала в прошлую субботу». Мэриголд насмешливо взглянула на бабушку. Неужели она не понимает, что когда вы проходите через Волшебную дверь, то попадаете прямо в сказочную страну, где не такой вещи как время? «Я думаю, что мне будет страшновато уходить очень далеко», — сказала Мэриголд маме по секрету. Со времен Собаки Мэриголд больше не скрывала, что ей бывает страшно — Собака, увы осталась лишь в далеком прекрасном прошлом. Зимой мистер Плекстон продал пса кому-то на той стороне залива. Мэриголд, которая когда-то желала, чтобы он умер, каждое утро по пути в школу проходила мимо калитки мистера Плекстона с комком в горле, ненавидя его и горестно скучая по той дружеской страстно лающей катапульте, что перепрыгивала через забор к ней. Бог в конце концов ответил на ее молитву — поздновато, как с горечью думала она. «Следует быть осторожным, когда молишься за что-то», — таково было ее мнение. «Но Сильвия не испугается. Сильвия ничего не боится. Например… — Мэриголд заметалась в поисках примера, показывающего, какой храброй может быть Сильвия — ну, она была бы не против пригласить священника Джона, если бы захотела». «Вот видишь»,сообщил стальной взгляд голубых бабушкиных глаз. Но мама только рассмеялась. «С каким джемом ты хотела бы пироги, милая? Со сливовым или крыжовниковым?» Мэриголд больше любила крыжовниковый, но… «Сливовый, мама. Сильвия любит сливовый». Корзинка с ланчем была собрана, и Мэриголд радостно побежала на веранду, но вернулась обратно. «А где же ключ от калитки в сад?» — спросила она. «Наверху в моем комоде, — ответила бабушка. — Иди через черный ход». Мэриголд с упреком взглянула на бабушку, размышляя, станет ли такой же глупой, когда ей самой будет больше семидесяти. «Ты же знаешь, что я должна пройти через садовую калитку, бабушка. Это Волшебная дверь. Она одна, а не другие». «Беги наверх и возьми ключ сама, милая», — мягко сказала мама. Бабушка фыркнула, но вид у нее был довольный. Ей пришла в голову некая мысль. Мэриголд, к счастью, не подозревающая об этой мысли, взяла ключ и побежала через Волшебную дверь в Страну-где-сбываются-мечты, которую люди без воображения называли старым садом. Вы заходите в сад, поднимаетесь по каменным ступеням, пока не дойдете до Зеленой калитки, где растут семь стройных тополей, превращающихся в нимф, когда они с Сильвией играют там. Мэриголд открыла калитку, закрыла глаза, прочитала стишок и открыла их. Да, среди легких светлых тополиных теней стояла Сильвия со струящимися темными волосами и мечтательными глазами, снежно белыми ручками и ножками. Мэриголд бросилась к ней с радостным возгласом. «Подумать только, когда-то я считала, что ты была цветущей веткой сливы!» — засмеялась она. 2 Бабушка не стала осуществлять свою идею, пока не уехала мама. Идея была жестокой, но бабушка не была намеренно жестокой. Она дождалась, пока Мэриголд оправится от печали после маминого отъезда. Сначала Мэриголд думала, что не сможет пережить это. Она была потрясена, что смогла смеяться в первый же день. Она не ожидала, что сможет засмеяться снова, пока мама не вернется. Но Сильвия говорила такие смешные вещи. А письма приходили от мамы каждый день, такие милые, веселые, понимающие письма. Затем… — Бабушка, скажи, пожалуйста, можно ли мне взять ключ от Волшебной двери, — спросила Мэриголд как-то утром. Бабушка холодно взглянула на нее. «Я заперла эту дверь, и она останется запертой, — медленно ответила она. — Я обнаружила, что часто забываю запереть ее на ночь, а это очень опасно». «Но, бабушка, — воскликнула Мэриголд. — Мне нужен этот ключ.Ты же знаешь, что я не смогу увидеть Сильвию, если не пройду через эту калитку». «Тогда ты должна обходиться без нее», — твердо сказала Бабушка. Мэриголд не стала умолять и уговаривать. Она хорошо знала, что мольбы не помогут — бабушка, прежде чем войти в клан Лесли, была «одной из упрямых Блейсделлов», как сказала Саломея. Но Мэриголд ушла с глазами, лишенными смеха. Бабушка триумфально посмотрела ей вслед. Всей этой ерунде положен конец. Так и случилось. Мэриголд сделала попытку найти Сильвию. Она вышла через парадную дверь, в сад, через зеленую калитку. Она зажмурилась, прочитала стишок и открыла глаза. Сильвии не было. Мэриголд поплелась в дом — жалкое, побежденное маленькое существо. Всю неделю Мэриголд хандрила, как выразилась бабушка. Бабушка была очень добра с нею. Разрешила помогать готовить — Саломея была отпущена в один из своих редких отпусков — чудесные орехи, фаршированные изюмом и цитрусовой цедрой, и даже, о, блаженство счастливых дней! — разбивать яйца. Но, казалось, Мэриголд все это неинтересно. Она сидела почти все время в большом кресле на веранде, неулыбчиво глядя на гавань. Однажды вечером бабушка обнаружила, что Мэриголд легла спать, не прочитав свою молитву. В ужасе бабушка заставила ее встать и произнести ее. Но когда Мэриголд снова легла в кровать, она посмотрела на бабушку печальным вызывающим взглядом. «Моя душа совсем не молилась», — сказала она. Когда прошла следующая неделя, бабушка начала волноваться за Мэриголд. С ребенком было что-то не так. Она похудела и побледнела. Бабушка не допускала даже мысли, что Мэриголд страдает из-за Сильвии. Было абсурдным предположить, что ребенок может заболеть из-за воображаемой потери воображаемой подружки. Она поехала в Хармони и купила Мэриголд великолепную куклу — почти такую же большую и красивую, как Алисия. Мэриголд поблагодарила ее, поиграла немножко и отложила куклу в сторону. «Почему тебе не нравится твоя кукла?» — сурово спросила Бабушка. «Это очень хорошая кукла, — вяло ответила Мэриголд. — Но она не живая. Сильвия была живой». Впервые она заговорила о Сильвии. Бабушка помрачнела. «Ты неблагодарная девчонка», — сказала она. Мэриголд вздохнула. Ей было жаль, что бабушка считала её неблагодарной. Но на самом деле это не очень волновало её. Когда ты ужасно устала, тебя не может что-то слишком волновать. Нет больше радости от прогулок по холмам. Колокольчики в саду больше не беседовали с нею, и она позабыла язык роз. Дни казались бесконечными, а ночи — одинокими, черными, ужасными, когда так страшно дребезжат окна, и ветер поет и стонет так одиноко в верхушках деревьев вокруг Соснового Облака — хуже, чем бесконечность. И нет ничего, только огромное, пустое, болезненное одиночество. Нет сладостного снадобья маминых поцелуев. Нет Сильвии. Но в одну из ночей Мэриголд услышала далекую музыку. «Думаю, это Сильвия поет на холме», — сказала она, когда бабушка резко спросила ее, что она слушает. Бабушка злилась на себя, что не могла не вспомнить то глупое старое поверье Саломеи, что ангелы поют детям, когда те находятся при смерти. Но она очень встревожилась. Ребенок чах на глазах. Уже месяц как она не смеялась. Казалось в доме поселилось маленькое привидение с ее лицом. Что же делать? Лорейн не должна волноваться. Бабушка купила Мэриголд премиленькое новое платье из серебристого шелка и красивые бледно-зеленые бусы. Ни у кого из клана Лесли не было таких красивых бус. Мэриголд надела их, почтительно поблагодарила бабушку, затем ушла и забралась в свое кресло на веранде. Бабушка разрешила Мэриголд делать все, что ей хочется, кроме одного, что было на самом деле важно. Но бабушка ни на секунду не задумывалась, что это может быть важно. И она, конечно, не собиралась уступать в том, что считала неважным. Мэриголд бледнела и худела с каждым днем. Бабушка терялась в догадках. «Если бы жена Горация была дома», — беспомощно говорила она. Но дядя Клон и тетя Мэриголд были далеко на материке, поэтому был вызван доктор Мурхаус — с большими предосторожностями, чтобы слухи не дошли до Лорейн — но доктор Мурхаус не смог обнаружить ничего. Малышка переутомилась. Жарко. Сон, еда и свежий воздух. Он оставил какие-то пилюли: Мэриголд принимала их также послушно для бабушки, как и для Старшей бабушки, но ей не становилось лучше. «Я скоро буду спать в комнате для гостей, да, бабушка?» — спросила она как-то вечером. Немолодое бабушкино лицо вдруг еще больше постарело. Комната для гостей! «Не говори глупостей, дорогая, — мягко сказала она. — Ты не умрешь. Все будет хорошо». «Я не хочу, чтобы было хорошо, — ответила Мэриголд — Когда я умру, я смогу проходить через Волшебную дверь без ключа». В эту ночь бабушка не могла заснуть. Она вспомнила, что говорила про Мэриголд ее двоюродная бабка Элизабет. «Она слишком радуется жизни. Эта радость неземная». Хотя, тетя Элизабет всегда была старой пессимисткой. Всегда предсказывала чью-нибудь смерть. Конечно, иногда она попадала в точку, но даже десятая часть ее предсказаний не сбывалась. Не было нужды беспокоиться о Мэриголд. Девочка всегда был совершенно здорова. Хотя не очень здрава. Слишком чувствительна — как Лорейн. Слишком жарко. Как только станет прохладней, ее аппетит вернется. Но все же бабушка не могла заснуть. Она решила, что если Мэриголд не станет лучше в ближайшее время, придется послать за Лорейн.
apropos: Хелга О, как хорошо, что у тебя нашлось время для этого чуда! Эта бабушка, конечно, не то, что та, Старшая бабушка. Та понимала, а эта все забыла. Хочет как лучше - с ее точки зрения, но получается только хуже. Жалко Мэриголд - ребенок сразу потерял всю радость жизни. И мамы нет, которая наверняка бы помогла ей. За маму чет очень беспокоюсь. Хелга пишет: Я не хочу, чтобы было хорошо Ужасно, когда такое говорит вообще человек, но особенно ребенок.
Хелга: apropos пишет: Хочет как лучше - с ее точки зрения, но получается только хуже. Увы, и часто такое случается.
Хелга: 3 Доктор Адам Клоу, профессор психологии известного университета, беседовал с бабушкой о семейном фольклоре, сидя на веранде Соснового Облака, глядя в голубой сумрак гавани, которая в этот момент была для него волшебной, чарующей землей, где он мог найти все свои прошедшие апрели. Слышались лишь чудеснейшие звуки — тихий шепот дружелюбных деревьев, стон прибоя, который скорее чувствовался, чем улавливался ухом, легкие вздохи ветра. Внизу, за дорогой, звучала колдовская мелодия невидимого музыканта, играющего на скрипке у Лазаря. Да урчание черных кошек, поднимающихся по ступеням — кошек, которые, должно быть, всегда жили и будут жить в Сосновом Облаке, неизменные, вечные обитатели этого места. Как выглядит этот мир для кошки, размышлял Доктор Клоу. Зная все, что он мог знать о психологии, он не знал этого. Доктор Клоу был старым приятелем бабушки, и этот визит был для нее большим событием. Ничье мнение она так не ценила, как мнение Адама. Он был одним из немногих оставшихся людей, кто называл ее Мэриан и помнил ее, как «одну из красивых девушек Блейсдейлов». Адам Клоу являлся как раз таким редким экземпляром — симпатичный старик, проживший столь долгую хорошую жизнь, что преисполнился духовной красотой. Его темные глаза все еще мягко светились, а выражение худощавого, тонкого, морщинистого лица было мечтательным и отстраненным. Но улыбка живой и молодой, а черты рта демонстрировали силу, чуткость и чувство юмора. Он приезжал сюда каждый год, чтобы послушать шепот елей на холмах родных мест. Сюда, где ни осталось никого из его семейства и друзей, кроме Мэриан Блейсдейл, он приезжал как «домой». Сюда, где на берегу гавани в багряные вечера, в звездные ночи и светлые восходы шептались и вздыхали волны. И из всех тех, кто когда-то слушал их шепот вместе с ним, осталась лишь Мэриан Блейсдейл , что была прекрасна и спокойна как королева. С ней он мог говорить о милых исчезнувших семействах, давным-давно смеявшихся девушках и ушедших летних днях, таких сладких, что невозможно представить их навсегда исчезнувшими. Он содрогался, когда вспоминал о недавнем вечере, проведенном с бывшим однокашником, который гордился тем, что шагает в ногу со временем, и без конца твердил о евгенике, хромосомах и растущей опасности слабоумия. Доктор Клоу благодарил свои звезды за увитую виноградом веранду и женщину, которая так красиво старела. «Да, я еще не добралась до кресла-каталки и кашек», — спокойно говорила бабушка. Они беседовали о старых и новых днях, и смотрели как луна поднимается над старыми, исхоженными ими полями. И доктор Клоу пересказал все шутки, какие смог вспомнить. Он был единственным человеком на свете, кто осмеливался шутить с бабушкой. А затем бабушка — гордая, сдержанная бабушка — вдруг осознала, что рассказывает ему о Мэриголд, которая спала в своей маленькой комнате со слезами, застывшими на ресницах. Ей был не интресен доктор Клоу. Он принадлежал бабушке и, как бабушка, должно быть, давно забыл дорогу в волшебную страну. Бабушка должна была рассказать кому-нибудь. Приезд Адама казался ниспосланным судьбой. Ей всегда легко было рассказывать ему — всегда и до сих пор. К ее изумлению, оказалось, что невероятно трудно признаться Адаму, что она заперла Волшебную дверь. «Кажется, что она не хочет выздоравливать», — беспомощно заключила она. «Пораженный дух — кто может подкрепить его?»* — мягко процитировал Адам Клоу. «Не понимаю, — взволнованно сказала бабушка. — Я… я думаю, что была очень добра к Мэриголд». «А я думаю, — довольно жестко ответил Адам Клоу, — что она умирает от разбитого сердца». Бабушка чуть было не сказала «вздор», но осеклась. Разве докторам психологии говорят «вздор». «Неужели ты на самом деле считаешь, что она заболела, из-за того, что не может больше видеть эту свою Сильвию? Или представить ее?» Доктор Клоу постучал кончиками пальцев друг о друга. «Думаю, если бы я говорил на профессиональном языке, речь идет о неврозе, вызванном сдерживаемым желанием общения с подругой, — сказал он. — Но я скажу иначе. Я просто посоветую тебе отдать ей ключ от Волшебной двери». «Но… Адам!» Бабушка не могла так легко сдаться. «Разве правильно поддерживать ее в этих выдумках… в этих заблуждениях...» «Это не выдумки. Для нее это правда. Она видит то, что невидимо для нас. Она королева в чудесном созданном ею королевстве. Она не пытается кого-то обмануть. У нее есть замечательный дар создания необычного. Как жаль, что она лишится его, когда вырастет — ей придется оставить все эти чудеса и жить, как живем мы, в свете обычных дней. Разве это не приходило тебе в голову, Мэриан?» Нет. Но... бабушка издала легкий вздох… вздох капитуляции. Доктор Клоу поднялся. «Мне нужно идти. Для таких стариков, как мы с тобой, мы слишком засиделись». «Прости, что тебе придется идти пешком до Хармони, — сказала бабушка. — Наша лошадь захромала, и мы ее не запрягаем, а Горацио уехал, так что его машина...» «Не люблю ездить в машине в темноте. В машине не ощутить очарования мягко обволакивающей ночи. Хочу пройтись. Ходьба поддерживает подвижность. Итак, прощай до следующего года. Завтра нужно возвращаться и начинать работать. И если мне придется покинуть сие «одеяние из плоти» прежде следующего лета, я сохраню свои шутки, чтобы рассказать тебе их там, в вечности. В конце концов, нет ничего лучше, чем старая дружба, да, Мэриан? Что касается Мэриголд — земля для нас стала слишком старой, Мэриан. Будь благодарна, что она все еще молода и полна волшебства для Мэриголд». *Дух человека переносит его немощи; а пораженный дух - кто может подкрепить его? Притчи 18:14 4 На следующее утро после завтрака бабушка молча положила ключ от садовой калитки рядом с голубой тарелкой Мэриголд. Мэриголд подняла на нее недоверчивый взгляд. «О, бабушка! Мне можно? Можно?» «Да», — коротко ответила бабушка. Умные фразы Адама не облегчили ее чувство поражения. Да еще и Люцифер уставился на нее наглым желтым глазом, словно его развлекало все это дело. Мэриголд немного постояла, преображаясь. Ее лицо сияло, как день. Словно дождик радости пролился на нее с небес. Она пролетела через веранду — через Волшебную дверь — по голубоглазой траве сада, словно быстроногая Аталанта** поселилась в ее ногах. Через Зеленую калитку. И в следующий момент замерла, почти в ужасе. Вдруг Сильвия… Затем зажмурилась и прочитала свой Стих. ** Героиня древнегреческой мифологии 5 Бабушка в сумерках стояла возле Волшебной двери. За Сосновым Облаком бледно светила луна. Сливовые ветви танцевали на западным ветру. И слышались звуки, которых долгое время не было слышно в саду — смех Мэриголд, когда она желала Сильвии спокойной ночи возле Зеленой калитки.
apropos: Хелга Какой замечательный, понимающий доктор! Сама судьба его прислала. И бабушка сразу помолодела и оживилась. И вернула ключ... Чудно, девочка спасена, Сильвия и Волшебство опять с нами.
Скрипач не нужен: Хелга Долгое время не могла читать эту вещь - не то было состояние, так бывает. Сегодня увидела обновление и решила попробовать. И прочла с удовольствием, и отлистала назад и ещё, и ещё, и ещё... Чудо, просто чудо. Спасибо!
apropos: Скрипач не нужен пишет: Чудо, просто чудо. Точно, чудо! Я упиваюсь просто...
Хелга: Скрипач не нужен пишет: И прочла с удовольствием, и отлистала назад и ещё, и ещё, и ещё... Чудо, просто чудо. Как я рада, что тебе понравилось! Сейчас перечитываю книгу и млею... apropos пишет: Я упиваюсь просто... Не знаю теперь, какая из трех больше нравится...
apropos: Хелга пишет: Не знаю теперь, какая из трех больше нравится... Они все мне очень нравятся. Трудно какой отдать предпочтение, каждая по-своему необычайно хороша.
Klo: Хелга А Бабушка-то не так проста! Иначе не было бы у нее такого друга и таких бесед. Хелга пишет: Что касается Мэриголд — земля для нас стала слишком старой, Мэриан. Будь благодарна, что она все еще молода и полна волшебства для Мэриголд».
Юлия: Хелга Спасибо тебе, дорогая, за это чудо!.. Klo пишет: Бабушка-то не так проста Совсем не проста. Уметь принять поражение - не переменить мнение, не перевести стрелки на авторитет доктора, а смирить свою очевидную правоту, принять поражение, поступиться от своего права решать…
Малаша: Хелга Очень рада за Мэриголд и бабушку, которая все же уступила. Доктор явился очень вовремя.
Хелга: Klo пишет: А Бабушка-то не так проста! Иначе не было бы у нее такого друга и таких бесед. Непроста, но упряма в своих убеждениях. Юлия пишет: Уметь принять поражение - не переменить мнение, не перевести стрелки на авторитет доктора, а смирить свою очевидную правоту, принять поражение, поступиться от своего права решать… Да, смириться и уступить ребенку - это непросто. Малаша пишет: Доктор явился очень вовремя. Посланник судьбы!
Хелга: Наверно, сыровато получилось, никак не могу причесать. Глава VIII “Оно» 1 Мама вернулась домой — розовощекая, отдохнувшая и здоровая — и Мэриголд собралась в Морской Берег, чтобы побыть там с вечера пятницы до вечера воскресенья. Другими словами, на уикэнд, хотя это слово еще не проникло в Сосновое Облако. Мэриголд радовалась этому по нескольким причинам. Главной из них была та, что она встретится с Нэнси — изумительной голубоглазой русоволосой Нэнси, и не только встретится, но будет играть с нею — играть с прекрасным игрушечным сервизом, хранящимся в маленьком квадратном шкафчике со стеклянной дверкой, и не только играть, но и спать в ее чудесной комнатке целых две ночи. Там, где есть туалетный столик, украшенный оборкой из чистейшего белого муслина с розовой подкладкой, и голубовато-зеленый кувшин, и чаша с рифлеными краями, и обои с павлинами. Они поделятся дивными секретиками, которые не знает никто в мире, кроме них самих. Дом тети Стасии стоит недалеко от железной дороги, и что за удовольствие смотреть, как светящиеся огнями поезда мчатся сквозь ночь. Пыхтя дымом и огнем словно огромные драконы. Затем, в субботу, должна быть вечеринка у Лили Джонсон, что живет напротив тети Стасии, куда приглашена Мэриголд, и у нее есть на этот случай расчудесное платье. Более того, Морской Берег находился в том волшебном царстве «за заливом», где на закате берега наряжаются в блеклое золото и вечернюю хмарь. Кто знает, но, может быть, однажды она попадет в то место на море, где увидит, что находится за ним — Таинственная земля, которую так мечтает посетить? Она никогда не решалась спросить кого-нибудь, что там, за морем, из страха услышать что там лишь такие же красные пещеры и холмы, и голубая шелковистая вода, что и на этой стороне. Конечно, там должно быть что-то большее, чем все это, если кто-то смог бы достичь далекой туманно-багряной «забытой сказочной страны», как говорила о ней тетя Мэриголд. Чем дольше Мэриголд не знала, что ее нет, тем дольше она могла жить с этой любимой мечтой. В-третьих, она хотела стереть воспоминания о своем позоре три года назад, когда она так ужасно вела себя у дяди Пола. Дядя Пол всегда поддразнивал ее насчет того случая, каждый раз, когда они встречались, а тетя Флора так и не простила ее. Конечно, они не могли не признать, что если бы Мэриголд была хорошим и послушным ребенком, каким ей следовало бы быть, дом Мартина Ричарда сгорел бы, а Фрэнк Лесли и Хильда Райт, вероятно, никогда бы не поженились. И все же, Мэриголд знала, что вела себя плохо и очень хотела использовать шанс исправиться. С веранды Соснового Облака Мэриголд могла видеть три дома на берегу залива. Три маленьких белых точки в шести милях полета ворона, но почти в пятнадцати, если приходится ехать по дороге вокруг залива. Хотя, имелась неплохая возможность, что в пятницу вечером дядя Клон подгонит к берегу свою моторную лодку, чтобы переправить ее на тот берег. Центральной точкой был дом тети Стасии — интрресный дом — дом полный неожиданностей, один из тех домов, в котором всегда обнаруживаются какие-то новые удивительные комнаты; дом, где в стеклянных лампах красный фланец; дом с чудесным запущенным садом, где старые скрюченные яблони склоняются над полянами старомодных цветов — зарослями сладкого клевера, белого и душистого; клумбами мяты, полыни, жимолости и румяных роз. Где старая заросшая мхом тропинка ведет к увитой плющом входной двери. О, Морской Берег — чудесное место, и Мэриголд всю неделю не могла ни есть ни спать, с нетерпением ожидая уикэнда. Конечно, при всем при том, имелась одна или две ложки дегтя в этой бочке меда. Сама тетя Стасия — Мэриголд всегда побаивалась ее — была на самом деле не тетей, а кузиной. Тетя Стасия с трагическим морщинистым лицом, в котором не осталось ничего от ее былой красоты, кроме больших темных глаз. Тетя Стасия, которая всегда носила черное и вдовью вуаль и никогда, никогда не улыбалась. Мэриголд предполагала, что трудно улыбаться, если, несколько минут спустя после венчания ваш муж оказывается убитым ударом молнии. Но иногда, представляя, что такое случилось бы с нею самой, она задумывалась: что если бы ей не пришлось улыбаться и тогда, и сейчас, много-много лет спустя. Ведь в мире так много всего, чему можно улыбнуться. Кроме того, тетя Стасия была беспокойной. Несмотря на свой романтический и трагический вид, она была очень беспокойной. Крошка на ковре выбивала ее из колеи на целый день. Муха на потолке отправляла в постель с головной болью. Если вы сажали пятно на скатерть, тетя Стасия смотрела так, словно вы нарушили сразу все Десять заповедей. Мэриголд знала, что должна быть исключительно правильной и идеальной в Морском Береге, если не хочет запятнать честь Соснового Облака. Ей больше нравилась мягкая игривая кузина Тереза. Кузина Тереза была сестрой тети Стасии, но ее никогда не называли тетей. В ней не было ничего, что полагалось тете. Когда тети Стасии не было рядом, кузина Тереза вела себя как маленькая девочка. Но тетя Стасия почти всегда была рядом. И еще Бьюла. Бьюла и Нэнси были сестрами, племянницами тети Стасии — настоящими племянницами. Детьми ее умершей сестры. Но если Мэриголд ставила Нэнси рядом с Сильвией, ей совсем не нравилась Бьюла. Ни капельки. Бьюла, как Мэриголд тайно думала, была противной злой кошечкой. Именно Бьюла однажды нарочно толкнула ее в колючий куст; именно она сказала ей, что ее мама была разочарована, потому что она не родилась мальчиком. Мэриголд не осмелилась спросить маму из страха, что это может оказаться правдой, но мысль болезненно терзала ее наравне с ненавистью к Клементине.
apropos: Хелга Наконец-то! Чудесное продолжение. Не знаю, из-за чего переживаешь - все красиво, сырости не заметила и не почувствовала. Чудные описания, чудные мысли и представления Мэриголд. Хелга пишет: несколько минут спустя после венчания ваш муж оказывается убитым ударом молнии Жуть какая. Но хорош парадоксальный вывод - в духе Монт, как водится. Кстати, в связи с этим случаем с тетушкой вспомнила фильм Антониони, который некогда пронял меня до слез - история про некую королеву, мужа которой убили по дороге из церкви прямо после их венчания. Овдовевшая молодая королева тосковала много лет по своему погибшему возлюбленному, потом влюбилась в его внешнего двойника, и, конечно, закончилось все очень печально.
Хелга: apropos пишет: Кстати, в связи с этим случаем с тетушкой вспомнила фильм Антониони, который некогда пронял меня до слез - история про некую королеву, мужа которой убили по дороге из церкви прямо после их венчания. Тайна Обервальда? Помню этот фильм. там вроде Моника Витти играет. apropos пишет: сырости не заметила и не почувствовала. Хорошо, другой глаз, спасибо.
apropos: Хелга пишет: там вроде Моника Витти играет Ага. Очень впечатлена им была когда-то. Хелга пишет: Хорошо, другой глаз, спасибо. Ну, я спецом не вычитывала, но проглотила с удовольствием, даже наслаждением, ни на чем не споткнувшись. Текст как ручеек бежит.
Хелга: 2 Мэриголд отправили из Соснового Облака в безупречном порядке, в сумке лежало новое платье и лучшая ночная рубашка. Она прибыла в Морской Берег вся с иголочки, точно к ужину, который только что начался. Тетя Стасия тепло поприветствовала ее, хотя и в своей обычной отстраненной манере со слезой в голосе. Кузина Тереза поцеловала и что-то проурчала, Нэнси пылко обняла ее и даже Бьюла покровительственно пожала ей руку и потянулась, чтобы чмокнуть в щеку. Мэриголд хотела есть, а ужин выглядел просто великолепно. Когда тетя Стасия положила сливки на малину в голубой тарелке, кузина Тереза добавила еще немного. Нэнси улыбалась радостно и многозначительно, словно говорила: «У меня куча новостей для тебя». В общем, несмотря на Бьюлу, тетю Стасию и ужасающую чистоту повсюду, Мэриголд была счастлива. Слишком счастлива. Боги не любят этого. Затем… произошло это. Мэриголд сидела на том месте, где лучи вечернего солнца падали прямо на ее светящиеся светло-рыжие волосы, разделенные молочно-белым пробором. Вдруг тетя Стасия наклонилась вперед и уставилась на голову Мэриголд. Глаза ее наполнились непередаваемым ужасом. Еще раз потянулась и посмотрела. Затем взглянула на Терезу, наклонилась к ней и что-то возбужденно зашептала ей на ухо. «Это невозможно», — сказала кузина Тереза. «Посмотри сама», — ответила тетя Стасия. Кузина Тереза встала и подошла к окаменевшей Мэриголд, которая понимала, что случилось что-то абсолютно ужасное, но не могла представить что. Она была так взволнована, что пролила чай с блюдечка. Это был страшный проступок. «Дорогая! — завопила кузина Тереза, — Что же нам делать? Что мы можем сделать?» Кузина Тереза что-то сделала. Мэриголд почувствовала легкое прикосновение к голове. Кузина Тереза бросилась прочь из комнаты и вернулась через мгновение. Казалось, она сейчас потеряет сознание. «Ты полагаешь, есть еще больше?» — холодно потребовала тетя Стасия. «Больше я не видела», — сказала кузина Тереза. Бьюла захихикала. Нэнси смотрела сочувственно. «Что не так со мной?» — воскликнула Мэриголд. На нее никто не обратил внимания. «В доме есть… расческа?» — спросила кузина Тереза тихим виноватым голосом. Тетя Стасия энергично покачала головой. «Нет и никогда не было. Слава богу, здесь она никогда не требовалась». Мэриголд была потрясена. В Морском Береге нет ни одной расчески? Как, их ведь полным полно — в каждой спальне и одна на кухне. «У меня есть своя расческа в сумке», — храбро сказала она. Тетя Стасия посмотрела на нее. «Расческа? Ты хочешь сказать, что тебя послали сюда... зная..?» «Это не такая расческа, а другая, — прошептала кузина Тереза. — О, Стасия, что нам делать?» «Что делать... Мы должны изолировать ее от Нэнси и Бьюлы на все это время. Отведи ее в гостевую комнату, Тереза, пока мы не проконсультируемся об этом. Иди с Терезой, дитя, прямо сейчас. И прошу тебя, не подходи к кровати. Сядь на пуфик у окна. Если ты не закончила ужинать, возьми пирожное и печенье с собой». Мэригод не хотелось ни пирожного ни печенья. Она хотела знать, что с ней не так. Она не осмелилась спросить тетю Стасию, но на лестнице решительно потребовала от кузины Терезы объяснить ей, что она сделала, чтобы изгнать ее вот так, с пренебрежением и позором. «Тихо, — нервно сказала кузина Тереза, словно стены имели уши. — Чем меньше говоришь об этом, тем лучше. Я не считаю, что здесь твоя вина. Но это просто ужасно».
apropos: Хелга Ну, можно догадаться, что они обнаружили в волосах Мэриголд, впрочем, надеюсь, им просто померещилось. В любом случае ведут они себя ужасно. Бедный ребенок! Хелга пишет: Слишком счастлива. Боги не любят этого. Как водится.
Хелга: apropos пишет: В любом случае ведут они себя ужасно. Бедный ребенок! Ужасно! Глава грустная.
apropos: Хелга пишет: Глава грустная. Ничего, мы с Мэриголд прорвемся, надеюсь.
Хелга: apropos пишет: Ничего, мы с Мэриголд прорвемся, надеюсь. А то!
Klo: Хелга apropos пишет: Ну, можно догадаться, что они обнаружили в волосах Мэриголд, впрочем, надеюсь, им просто померещилось. В любом случае ведут они себя ужасно. С одной стороны, это кажется очевидным, с другой, мне хочется надеяться, что все же автор не стал прибегать к подобным "ужасам". Хелга пишет: Ужасно! Глава грустная. Без конца какие-то напасти на этого ребенка. Можно немного тапок? Хелга пишет: Дом тети Стасии стоит недалеко от железной дороги, и что за удовольствие смотреть, как светящиеся огнями поезда мчатся сквозь ночь. Пыхтя дымом и огнем словно огромные драконы. Я бы объединила эти два предложения. Хелга пишет: где на закате берега наряжаются в блеклое золото и вечернюю хмарь. Может быть, "туман" или "сумерки"? Хелга пишет: Она никогда не решалась спросить кого-нибудь, что там, за морем, из страха услышать что там лишь такие же красные пещеры и холмы, и голубая шелковистая вода, что и на этой стороне. Не слишком много "что"? Хелга пишет: И все же, Мэриголд знала, что вела себя плохо и очень хотела использовать шанс исправиться. Запятая после "плохо". Хелга пишет: С веранды Соснового Облака Мэриголд могла видеть три дома на берегу залива. Три маленьких белых точки в шести милях полета ворона, но почти в пятнадцати, если приходится ехать по дороге вокруг залива. Может, вместо первого "залива" написать " на другом берегу? Хелга пишет: Хотя, имелась неплохая возможность, что в пятницу вечером дядя Клон подгонит к берегу свою моторную лодку, чтобы переправить ее на тот берег. Запятая после хотя не нужна, мне кажется. Хелга пишет: дом, где в стеклянных лампах красный фланец; А что это такое? Хелга пишет: где старые скрюченные яблони склоняются над полянами старомодных цветов — зарослями сладкого клевера, белого и душистого; клумбами мяты, полыни, жимолости и румяных роз. После цветов, наверное, двоеточие, а не тире.
Скрипач не нужен: Хелга Продолжение! Klo пишет: С одной стороны, это кажется очевидным, с другой, мне хочется надеяться, что все же автор не стал прибегать к подобным "ужасам". Да уж! Какой-то прямо "бррр..." во всех смыслах.
Хелга: Klo Ура, спасибо за тапки, вот что значит свежий глаз! Klo пишет: С одной стороны, это кажется очевидным, с другой, мне хочется надеяться, что все же автор не стал прибегать к подобным "ужасам". Жизнь же многообразна. Скрипач не нужен Скрипач не нужен пишет: Какой-то прямо "бррр..." во всех смыслах. Увы...
Малаша: Хелга Очень жалко девочку. Как это она так попалась. Странно. Или это козни кузин?
Хелга: Малаша Малаша пишет: Очень жалко девочку. Как это она так попалась. Странно. Или это козни кузин? У кузин ума не хватит, мне кажется.
Хелга: Кло! Про тапки. Подумала, что вместо вечерней хмари можно поставить сумеречное марево. А фланец - это какой-то крепеж, основа, насколько я понимаю. red flannel in the glass lamps в тексте. Вот, гадаю...
apropos: Хелга пишет: red flannel А фланель не подходит?
Klo: Хелга пишет: Подумала, что вместо вечерней хмари можно поставить сумеречное марево Да, это с золотом лучше сочетается. Хелга пишет: red flannel in the glass lamps в тексте А мне словарь показал, что это фланель, ткань. Интересно, как ткань с лампами сочетается? Может, из нее абажур делали? Или подставку обтягивали?
Хелга: Klo пишет: А мне словарь показал, что это фланель, ткань. Интересно, как ткань с лампами сочетается? Может, из нее абажур делали? Или подставку обтягивали? Фланель я тоже находила, но фланель внутри лампы это пожароопасно и странно, мне кажется.
Klo: Хелга пишет: фланель внутри лампы это пожароопасно и странно, мне кажется. Ну, абажуры ведь были из ткани, наверное.
Хелга: Klo пишет: Ну, абажуры ведь были из ткани, наверное. Вот и гадай...
Klo: Вот: лампа настольная антикварная керосиновая с абажуром. Европа. Нач. ХХ века.click here
Скрипач не нужен: Может, опечатка? Всё-таки тканевый абажур - это обычное дело. А какая-то непонятная тряпочная конструкция внутри ...
Хелга: Klo пишет: Вот: лампа настольная антикварная керосиновая с абажуром. Красивая. Вот такую еще нашла. Скрипач не нужен пишет: Может, опечатка? Нет, все точно. Написала на форум поклонников Л.М.М. Может, что подскажут.
Klo: Хелга пишет: Красивая. Вот такую еще нашла. Там такие шедевры попадаются... Хелга пишет: Написала на форум поклонников Л.М.М. Может, что подскажут. Очень интересно!
Хелга: Если еще помните, о чем речь. 3 Мэриголд осталась в одиночестве в комнате для гостей. Обиженная, перепуганная и немного рассерженная. Ведь никто из Лесли не лишен хоть малой толики самолюбия, а гостей так не принимают. Что за гадкая усмешка была на лице Бьюлы, когда кузина Тереза выводила ее из комнаты! Мэриголд подошла к тусклому зеркалу и критически изучила лицо и как можно большую часть прически, ту, которую могла увидеть. Ровным счетом ничего плохого. Но откуда это выражение ужаса в глазах тети Стасии! Должно быть, у нее какая-то ужасная болезнь. Да, наверно, так и есть. Проказа – вот страшная штука. Вероятно, у нее проказа… или свинка. Или та жуткая штуковина, которую дядя Клон непочтительно называет т.б.? Что-то такое, «пронесшееся», как она слышала, по семейству Лесли. От нее умерла Агата Лесли. Что-то с сердцем. Но это явно имеет отношение к голове. Интересно, смертельно ли это и если да, то насколько быстро. Она грустно подумала, что слишком молода, чтобы умереть. Нужно ехать домой прямо сейчас, если у нее что-то опасное. Теперь прекрасный Морской Берег стал местом, которое следует покинуть как можно скорее. Бедная мама, как плохо ей будет… Вдруг Мэриголд услышала, как тетя Стасия и кузина Тереза разговаривают внизу, в гостиной на первом этаже. В полу под окном имелась маленькая решетка над небольшим «дымоходом», проделанным в потолке гостиной. Мэриголд всегда учили, что подслушивать нельзя. Но она решила, что этот случай – исключение из правила. Она должна узнать, что не так с ее головой. Она осторожно легла на коврик и приложила ухо к решетке. Оказалось, все было хорошо слышно, кроме тех моментов, когда тетя Стасия в приступах ужаса понижала голос, оставляя дразнящие пробелы, которые мог заполнить лишь тот, кто знал о чем они говорят. «Мы не можем позволить ей прийти на праздник, – сказала тетя Стасия. – Что если кто-нибудь увидит то, что увидели мы. Не поверю, что подобное раньше случалось с Лесли». «О, да, однажды, с Шарлоттой Лесли, когда она ходила в школу». А теперь Шарлотта Лесли умерла. Мэриголд вздрогнула. Значит, Шарлотта умерла от ЭТОГО. «А Дэн, – продолжила кузина Тереза. – Помните Дэна?» «Мальчик — это другое дело. И кроме того, ты знаешь, что произошло с Дэном», – сказала тетя Стасия. Что же произошло с Дэном? Мэриголд почувствовала, что отдала бы все, лишь бы узнать. «Какой позор, – завыла кузина Тереза, когда снова стало слышно – Ее следует остричь наголо. Я полагаю, мы могли бы купить… чесалку». «Никто никогда не увидит меня, покупающей чесалку», – решительно заявила тетя Стасия. «И где же она будет спать? – простонала кузина Тереза. – Мы не можем отправить ее домой сегодня. Неужели в комнате для гостей?» «Нет, нет. Она не может спать там. После этого никогда не смогу быть уверена в той кровати. Мы положим ее в комнате Аннабель». «Но Аннабель умерла там», – возразила кузина Тереза. «Мэриголд не знает об этом», – сказала тетя Стасия. О, теперь Мэриголд знала. Не то, чтобы для нее имело значение, сколько народу умерло в комнате Аннабель. Но она не сможет побыть с Нэнси. Это разочарование было даже горше, чем не пойти на праздник. «Но мы видели только одну», – с надеждой заговорила кузина Тереза, когда их голоса снова стали слышны. «Но их может быть и больше», – мрачно ответила тетя Стасия. Их! Жуткое озарение вспыхнуло в голове Мэриголд. Микробы, конечно! Эти таинственные, страшные существа, о которых она слышала от тети Мэриголд. Она является – как это там? О да, разносчиком микробов. Микробов, которых, вероятно, никогда не удастся избежать. Ей придется быть изгоем всю жизнь! Ее личико сковало холодом страха. Тетя Стасия и кузина Тереза вышли из гостиной. Мэриголд встала и прижалась лицом к стеклу, чувствуя, что, с тех пор как она, такая счастливая, с легким сердцем, не зная об ЭТОМ, уехала из дома, прошло много лет. Далеко за гаванью одинокий кораблик дрейфовал по кромке мира. Мимо Морского Берега в лунном свете тянулась одинокая красная дорога. Дул одинокий черный ветер. Мэриголд всегда чувствовала, что у ветров есть цвет – и этот был определенно черным. Все вокруг было черным. Ни праздника, ни душевной ночной болтовни с Нэнси. Ничего, кроме микробов. 4 Мэриголд спала – или не спала – в комнате Аннабель, где был люк в потолке, черный и пугающий. Но она и не думала бояться. Что значат какие-то привидения, демоны и прочее по сравнению с ужасом ЭТОГО. Начался дождь – еловые лапы постукивали по окнам. Одеяла, которые предусмотрительно принесла кузина Тереза, потому что июньские ночи были холодны, пахли нафталином. Ах, если бы она лежала в своей постели дома на ароматных простынях. Мэриголд думала, что ночь никогда не закончится. Утром она позавтракала в одиночестве за столиком в углу кухни. Нэнси проскользнула к ней и примостилась рядом. «Мне неважно, если они есть у тебя, – я все равно тебя люблю, – дружески сказала она. «Нэнси Уокер! Выйди отсюда, – от двери раздался резкий голос Бьюлы. – Тетя Стасия сказала, что ты не должна подходить к ней». Нэнси, плача, вышла. «О, мне так жаль», – объявила Бьюла, уходя. Злость ее улыбки была невыносима, а жалости в ней не было ни капли. Мэриголд уныло вернулась в комнату Аннабель, где с кровати убрали все. Она видела, как кузина Тереза возится с тазами в прачечной. Нэнси несла охапки мальв и ирисов через дорогу, к Джонсонам, чтобы помочь украшать праздник. Далеко за гаванью смутно виднелось Сосновое Облако – милое Сосновое Облако – милый дом. Если бы быть там! Но тетя Стасия сказала, что ее могут отправить домой только после праздника. Туман подползал к Морскому Берегу. Он полз и полз – и вот уже не видно гавани – он стер далекий берег и Сосновое Облако – он стер весь свет. Она была одна во всей Вселенной со своим ужасным таинственным стыдом. В конце концов, бедный дух Мэриголд Лесли потерял свою силу. Она села и заплакала. Вечером кузина Тереза отвезла ее домой. Снова, в который раз, Мэриголд возвращалась после проваленного визита. А когда они добрались до Соснового Облака, оказалось, что мамы нет дома. Думая, что Мэриголд пробудет в гостях до воскресного вечера, она уехала в гости в Южный Гармони. Мэриголд почувствовала, что ей этого не пережить. Кузина Тереза таинственно шепталась с бабушкой. «Это невозможно!» – сердито воскликнула та. «Мы обнаружили одну», – уверенно заявила кузина Тереза. Одну что? О, как узнать что! «Только одну». Тон бабушкиного голоса означал, что Стасия сделала из мухи слона. Бабушка бы устроила переполох, обнаружь ЭТО сама. Но когда неразбериху устраивает Стасия, совсем другое дело. «У вас есть… чесалка?» – прошептала кузина Тереза. Бабушка надменно кивнула. Она отвела Мэриголд наверх в ее комнату и нещадно вычесала ее голову старой маленькой расческой, которую Мэриголд увидела впервые. Затем бабушка отвела ее вниз. «Ничего такого, – сухо сказала она. – Думаю, Стасии просто показалось это». «Я сама ЭТО видела», – слегка злобно возразила кузина Тереза. Она уехала немного обиженной. Мэриголд понуро уселась на ступени веранды. Она не осмелилась спросить бабушку. Бабушка сердилась, а когда бабушка сердится, к ней лучше не подходить. Кроме того, из-за ее настроения Мэриголд думала, что ужасно опозорилась – сделала что-то, чего Лесли никогда не делали. Но что это было и в чем она виновата, Мэриголд не представляла. О, если бы мама была дома! А потом приехала тетя Мэриголд – почти как мама – почти такая же добрая, нежная и понимающая. Она поговорила с бабушкой. «Итак, ты попала в передрягу, Мэриголд, – сказала она, смеясь – Не переживай, милая. Кажется, она была только одна». «Что одна?» – горячо потребовала Мэриголд. Она не могла больше выносить эту ужасную неопределенность и таинственность. «Тетя Мэриголд, пожалуйста, пожалуйста, скажите мне, что не так с моей головой?» Тетя уставилась на нее. «Мэриголд, лапочка, ты хочешь сказать, что не знаешь?» Мэриголд кивнула, глаза как влажные фиалки. «Я просто должна знать», – сказала она в отчаянии. Тетя Мэриголд объяснила. «Это может случиться с любым ребенком, который ходит в школу», – спокойно закончила она. «Фи, и это все? – спросила Мэриголд. – Наверно, я получила это, когда позавчера поменялась шляпкой с новой девочкой». Она была так счастлива, что чуть не заплакала от радости. Разве когда-нибудь было такое звездное небо? Такая милая затуманенная луна? Такие танцующие огоньки над бухтой? На дороге во весь голос объяснялись в чувствах собака Лазаря с собакой Фидима. И Сильвия на холме в сосновом облаке. Сегодня слишком поздно идти к ней, но она пойдет туда утром. Мэриголд послала воздушный поцелуй холму. Никаких микробов. Никакой проказы. Тетя Стасия устроила такой переполох из-за такой мелочи. Мэриголд с горечью подумала о празднике, так и не надетом платье, о двух потерянных ночах с милой Нэнси. «Тетя Стасия…» - начала тетя Мэриголд. И сжала губы. В конце концов, есть такая вещь, как правила клана, особенно в ушах подрастающего поколения. «Старая дура», – сказала Мэриголд, милостиво и емко.
chandni: Хелга спасибо! Как же я люблю Мантгомери в твоем переводе! Пойду ка с начала почитаю...
apropos: Хелга Упс, как это я пропустила?! Помним, помним, о чем речь. И о ком. Извиняюсь, но - эти дуры! - устроили целый шабаш на пустом месте. Даже если что у Мэриголд и завелось в волосах помимо микробов (микробы - это шикарно! ), не стоила эта маленькая неприятность подобного представления перед испуганным ребенком. И Мэриголд, действительно, лучше дома, чем посещать столь идиотических родственниц. А вообще все как всегда - блестяще. И сам текст, и перевод.
Klo: Хелга Хелга пишет: Если еще помните, о чем речь. Конечно, помним! Наша догадка оказалась верна, но надо же было так издеваться над ребенком! Хелга пишет: «Тетя Стасия…» - начала тетя Мэриголд. И сжала губы. В конце концов, есть такая вещь, как правила клана, особенно в ушах подрастающего поколения. «Старая дура», – сказала Мэриголд, милостиво и емко.
Хелга: chandni apropos Klo Спасибо! Буду потихоньку продолжать.
Юлия: Хелга Восторг! Спасибо тебе! Klo пишет: надо же было так издеваться над ребенком Надо быть справедливыми. Это не было их целью. Они и над собой немало поиздевались. Перестирать все постельное белье без машинки - еще тот ад...
Хелга: Юлия пишет: Они и над собой немало поиздевались. Перестирать все постельное белье без машинки - еще тот ад... Разные причины для страданий.
Хелга: Глава IX. Рождество Лесли 1 Лесли традиционно праздновали Рождество всем кланом, и в этом году настала очередь Соснового Облака. Для Мэриголд такое происходило впервые, и она была полна радостных ожиданий. Сердцем преданной частички клана она любила, не подозревая об этом, все традиции и поверья старого семейства, глупости и мудрости, незыблемые, как закон медян и персов*. Все они были частью того заманительного мира, где она жила, росла и существовала – мира, который никогда не станет скучным, благодаря ее магическому умению придавать очарование самым обыденным вещам. Как сказала тетя Мэриголд, она видела не только сами вещи, но и их души. Начались недели подготовки, настоящий пир для Мэриголд. Бабушка, мама и Саломея трудились, как рабыни, начищая Сосновое Облако с чердака до подвала. Последняя неделя была посвящена кухне. Каких только вкусностей не настряпали в доме! Ах, эти взвешивания, измерения и перемешивания! Мама считала, что они слишком расточительны, но бабушка решила, что ради такого дела не стоит скупиться. «Я повидала немало всего, что входило в моду и выходило из нее, но хорошая еда всегда останется в цене», – пророчески заявила она. Мэриголд трепетала от блаженства, потому что ей позволили помогать. Как весело было взбивать яичные белки до тех пор, пока они не перестанут вытекать из перевернутой миски, и вытаскивать из скорлупы завитки грецких орехов. Бабушка приготовила целую кастрюлю густых девонширских сливок. Мама налепила мясных пирожков, их подадут с воткнутыми веточками остролиста – с пылу с жару, поскольку чуть теплые мясные пирожки неприемлемы в Сосновом Облаке. Был испечен фунтовый торт, для него потребовалось тридцать два яйца – сумасбродство, которое допускалось в Сосновом Облаке лишь в случае «воссоединения» клана. Саломея наделала целую коробку «закусок-на-бегу», так она называла эти славные круглые пирожки с изюмом внутри, мороженым сверху и розовыми свечками вокруг. Мэриголд знала, для чего предназначены «закуски-на-бегу». Лакомство для нее и всех детей. Кроме того, Мэриголд выучила наизусть стихотворение. Одной из рождественских традиций воссоединения была «программа» выступлений с речами, пением и декламацией стихов после ужина в гостиной, пока хозяева убирали со стола и мыли посуду. Тетя Мэриголд нашла чудесный стишок, а мама научила правильным жестам и интонациям. Это будет первое выступление перед публикой, и Мэриголд очень волновалась. Не то чтобы она боялась не справиться. Она знала свое стихотворение так хорошо, что могла бы продекламировать его, стоя на голове, каждый жест подходил к каждому слову, а заканчивалось все красивым легким реверансом, которому старательно учила мама. Бьюла будет здесь, и Мэриголд была уверена, что реверанс полностью сокрушит ее. 2 Наконец настал великий день праздника. Снаружи он был серым и ветренным, заполнившим снегом маленькие пустые гнезда на кленах, окруженным печально черной гаванью и белыми полями. Но внутри повсюду царили веселье и рождественское волшебство. Перила увиты зелеными гирляндами, а окна – розовыми цепочками из колец. Для бананового торта взбивались сливки; кухонная плита распевала песнями берез и кленов; Саломея важно мурлыкала. Кровать в комнате для гостей выглядела слишком нарядной, чтобы спать на ней. На подушки были надеты новые бабушкины наволочки с вязаным кружевом в шесть дюймов шириной, а мама сшила мешочки и наполнила их лавандой. Елка в холле красовалась чудесными красными и золотыми, голубыми и серебряными шарами, их, вероятно, выдули феи. Все нарядились – мама в коричневый бархат и маленькие янтарные серьги к ее белой шее, бабушка в свое лучшее черное шелковое платье и прекрасную алую вязаную шаль, что годами хранилась в надушенной папиросной бумаге в нижнем ящике комода в комнате для гостей и доставалась лишь по случаю общих сборов клана, подобных этому. Даже Люцифер получил новый красный шелковый ошейник, который он посчитал совсем ненужным и досадным для своего свободного духа. Итак, Рождество для Мэриголд было безупречным. Она получила от всех чудесные подарки; даже Лазарь вручил ей посеребренную мышь с голубой бархатистой шерсткой, торчащей вдоль спинки. Втайне Мэриголд посчитала, что мышь выглядела ужасно. Словно была… нездорова. Но она ни за что не стала бы ранить чувства Лазаря такими намеками. И Мэриголд в очередной раз поблагодарила Бога, что люди не знают, о чем ты думаешь. 3 Как весело было наблюдать за приезжающими гостями из окна в комнате Саломеи, на котором была устроена полка с растениями в горшках. Плющи и петунии свисали зеленым занавесом, за ним Мэриголд могла укрыться, оставаясь незамеченной или пойманной бабушкой, которая считала, что подглядывание за гостями очень плохая манера. Возможно, плохая, но слишком заманительная, чтобы отказаться. Гости, выходящие из машин, колясок и повозок – сегодня использовались все три вида транспорта, – были бы поражены, если бы им сказали, что Мэриголд, которую они все считали ребенком, знает о них много интересного. Приехал Пит дяди Питера, который вылил виски в тетино вино из одуванчиков, и она напилась допьяна. Как торжественно и глупо он выглядел, совсем не был похож на мальчика, что сотворил такую шутку. Но об этом ни слова. А тетя Кэтрин, которая – как сказал дядя Клон, – была ведьмой и превращалась в серую кошку по ночам. Мэриголд больше не верила этому, но ей нравилось играть в такую идею. Тетя Кэтрин на самом деле была похожа на серую кошку, в сером пальто, отороченном серым мехом, но ее улыбающееся розовое лицо вовсе не походило на ведьмино. Хотя, дядя Клон говорил, что есть наихудший сорт ведьм – те, которые не выглядят как ведьмы. Дядя Марк и дядя Джерри шли вместе. В одно из прошлых празднований Рождества они поссорились, и дядя Марк разбил нос дяде Джерри. Они не разговаривали несколько лет. Но сейчас, кажется, у них все наладилось. Даже старая тетя Китти, очень дальняя родственница, явилась с дядей Джервисом и тетей Маршей. Тетя Китти, чья шляпа свалилась, когда однажды она сидела в первом ряду галереи старой церкви в Хармони и наклонилась через перила, чтобы посмотреть, кто сидит внизу. Тетя Китти чуть не прыгнула вслед за шляпой в неистовой попытке поймать ее и была спасена старым мистером Пизли, схватившим ее за юбку. То была забавная, сумасбродная шляпка со страусиными перьями и цветами, и ее падение стало чем-то вроде сенсации, особенно потому, что по какой-то игривой причине она приземлилась прямо на лысую голову старейшего Бимиша, точно, словно по размеру. Бимиши и Киттизы – Мэриголд не помнила фамилию тети Китти – никогда не были хорошими друзьями, а этот случай и вовсе не способствовал улучшению их отношений. Сейчас тетя Китти выглядела вполне прилично, прихрамывала, опираясь на трость, но когда-то была сумасбродной старой девой, как сказал дядя Клон. Приехала тетя Клоу, она была настоящей тетей, хотя Мэриголд так и не могла определить ее место в семье. Ей не нравилась тетя Клоу, и дяде Клону тоже, он уверял, что она слишком уродлива, чтобы существовать. «Она, наверно, прекрасна под кожей», сказала тетя Мэриголд, только что прочитав Киплинга. «Тогда, ради бога, скажи ей, чтобы она сбросила свою кожу», – ответил дядя Клон. Мартин дяди Арчибальда и его жена Дженни. Они были на слуху из-за своих жутких ссор, но тетя Мэриголд утверждала, что в промежутках между ссорами они достаточно милы друг с другом, чтобы загладить вину. Мартин оставил машину возле ворот, и Мэриголд видела, как он остановил Дженни и поцеловал ее под сосной. В конце обеда они принялись обзывать друг друга ужасными словами, шокируя все семейство. Но слушая эти изумительные эпитеты, Мэриголд думала о том долгом поцелуе под сосной и гадала, не стоит ли такой поцелуй дороже всех этих грубых слов. Тетя Сибилла, которая «ушла в спиритизм». Мэриголд не знала, что это такое, но у нее имелась смутная догадка, что оно имеет какое-то отношение к напиткам. Хотя, тетя Сибилла не выглядела такой. Дядя Чарли, чей смех звучал на весь сад, и Гарнет Лесли, которого ждал плохой конец – так все говорили. Заманительно придумывать этот плохой конец. Джордж Лесли, который собирался жениться на Мэри Паттерсон. Мэриголд нравился Джордж. «Мне бы хотелось, чтобы он подождал, пока я вырасту, – думала она. – Уверена, что понравлюсь ему больше, чем Мэри, потому что в ней нет ничего забавного. Во мне есть что-то хорошее, когда не мучает совесть». Мрачный дядя Джавис со своей свирепой черной бородой, который не читал никаких книг, кроме Библии, и всегда по пять минут «беседовал о религии» с каждым, кто попадался ему на пути. Тетя Гонора, у которой, должно быть, однажды, когда ветер сменил направление, закрутилось лицо, и которая дала клятву никогда не выходить замуж – «совсем ненужную», – сказал дядя Клон. Дядя Авдий, чьи большие уши торчали как крылья. Дядя Дэн, у которого был стеклянный глаз, и он думал, что никто об этом не знает. И последние из всех, дядя Милтон, тетя Шарлотт и тетя Нора. Тридцать лет назад дядя Милтон бросил тетю Нору и, когда он женился на тете Шарлотт, тетя Нора облачилась во вдовий траур и пришла на свадьбу! А теперь они здесь, идут вместе, любезно беседуют о погоде и ревматизме. Очень заманительно смотреть на них вот так, когда они не могут ее видеть, но Мэриголд заплатила за свою забаву, когда пришло время идти в гостиную и разговаривать со всеми. Это было тяжелым испытанием, и она сжалась, спрятавшись за мамой. «Ты должна научиться входить в комнату, не думая, что все смотрят на тебя», – сказала бабушка. «Но они все смотрят, – содрогнулась Мэриголд. – Они все смотрят на меня, чтобы увидеть, как я выросла с последнего раза или на кого похожа. А тетя Джозефин скажет, что я недостаточно выросла для своего возраста по сравнению с Гвинни. Вы же знаете, она скажет». «Ты переживешь, если она скажет», – ответила бабушка. «Ты должна вести себя как леди», – прошептала мама. «Не будь трусихой», – сказала Старшая Бабушка из далекого лунного сада. Именно Старшая бабушка и добилась цели. Мэриголд прошла через испытание рукопожатий с поднятой головой и таким румянцем на щеках, что даже тетя Джозефин подумала, что цвет ее лица стал намного лучше. «Большой» обед был накрыт в садовой комнате, и любой, взглянув на стол, понял бы, что добрые старые времена, когда никто не задумывался о сбалансированном рационе, еще не прошли в Сосновом Облаке. Но Мэриголд и остальная детвора обедали в столовой. Мэриголд была довольна. Она не любила обедать в садовой комнате, потому что там всегда отвлекалась на ненависть к Клементине. Их обслуживала Саломея, которая следила, чтобы у всех было достаточно гарнира и по куску бананового пирога помимо пудинга. Даже Пит дяди Питера, когда-то заявивший, что желает получить два рождественских обеда за раз, остался доволен. Итак, все было прекрасно, пока обед не закончился и не началась «программа» в гостиной. Здесь Мэриголд потерпела поражение, и даже тень Старшей бабушки не смогла помочь ей. Она встала, чтобы начать свою декламацию, и не смогла вспомнить ни единого слова. Она стояла перед тысячами, ни больше ни меньше, лиц и не могла вспомнить даже название. Мэриголд могла поклясться, что виноват в этом Пит дяди Питера. Как раз перед тем, как назвали ее имя, он прошептал ей в спину: «У тебя не вымыты уши». Мэриголд знала, что это пространство было чистым – Саломея лично проследила за этим, – но все же разволновалась. И теперь стояла ошеломленная, злая и с ног до головы покрытая мурашками. Если бы мама была здесь и подсказала бы только первую строчку – Мэриголд знала, что смогла бы продолжить, если бы просто вспомнила начало. Но мама мыла посуду. А здесь были хихикающий Пит, презрительно-довольная Бьюла и сочувственно хмурящаяся Нэнси. Мэриголд закрыла глаза в отчаянной попытке забыть все и всех и тотчас увидела нечто поразительное. Огромная брошь-камея тети Эммы с локоном волос дяди Неда внутри выросла до гигантских размеров, а тетя Эмма оказалась приколотой к ней. Нос дяди Джерри вытянулся, как у слоненка; тетя Пита дяди Питера развязно танцевала, выпив вино из одуванчиков; тетя Кэтрин стала серой кошкой, катающейся на метле; тетя Китти опрометчиво падала за своей шляпкой; тетя Клоу сняла кожу; дядя Авдий превратился в пару огромных ушей с крошечным человечком между ними, а дядя Дэн – в один огромный подмигивающий глаз… Голова Мэриголд закружилась, она открыла глаза, чтобы вернуться в реальность из фантастического мира, в котором вдруг оказалась. Но все равно не смогла вспомнить первую строчку. «Давай, давай, подавилась косточкой, что ли?» спросил дядя Пол. «Язык проглотила», – усмехнулся Пит дяди Питера. «Откусила больше, чем смогла прожевать», – добродушно заметил дядя Чарли. Бьюла хихикнула. Плоть и кровь больше не могли терпеть. Мэриголд бросилась прочь, взлетела по лестнице, ворвалась в мамину комнату, захлопнула дверь и рухнула на кровать в агонии стыда и унижения. Она проплакала здесь до вечера. Мама, бабушка и Саломея были слишком заняты, чтобы думать о ней. Нэнси искала, но не нашла ее. Мэриголд рыдала в подушки и гадала, что о ней говорят. Неизвестно, стало бы ей лучше, узнай она, что о ней совсем не думали. То, что для нее было трагедией, для других – лишь простым случаем. На розово-пурпурном закате все уехали. Мэриголд лежала и слушала фырканье моторов, звон колокольчиков повозок, а затем рыдания усталого одинокого сиротки-ветра, засыпающего в зарослях, – ветра, что сотворил из себя посмешище в большой семье ветров и не осмеливается повысить голос больше шепота. А к Мэриголд пришла та, что никогда не теряла способности смотреть на мир глазами ребенка. «О, тетя Мэриголд, я опо…опо…зорилась и… всех Лесли», – прорыдала Мэриголд. «О, нет, милая. Нет никакого позора в страхе перед сценой. У нас у всех такое бывает. Когда я в первый раз попыталась прочитать стихи перед зрителями, язык прилип к нёбу, и я заплакала… да, заплакала, и моему папе пришлось подойти и унести меня со сцены. Ты, по крайней мере, ушла на своих ногах». Мэриголд не смогла сразу перестать плакать, но села и шмыгнула носом. «Тетя Мэриголд, это правда?» «Да, конечно. Папа сказал: «Ты разочаровала меня», а я ответила: «Я бы не беспокоилась, если бы не разочаровалась сама». «То же самое чувствую я, – прошептала Мэриголд – Но Бьюла…» «Никогда не обращай внимания на Бьюл. В жизни тебе встретится немало таких. Единственное, что нужно делать, игнорировать их. Бьюла может соорудить отличную мышеловку, но, если она попытается быть такой же милой и красивой, как ты, с такими голубыми глазками, у нее и за сто лет ничего не получится. А когда ты зажмурилась…» «О, я видела такие забавные вещи», – воскликнула Мэриголд, расхохотавшись. Маленькая хитрая лесть тети Мэриголд взбодрила ее. Это правда, что бедняжка Бьюла очень невзрачна. Ах, как хорошо быть с тем, кто просто понимает и любит тебя. Ничто больше не казалось позорным. Наступило перемирие для тщетных сожалений. Она покажет им всем в следующий раз. А потом явились Люцифер и Саломея с тарелкой «закусок на бегу». «Я приберегла их для тебя, – сказала Саломея. – Пит дяди Питера пытался заполучить их, но я припекла его. Больше он не попытается в суматохе пробраться в мою кладовку». «Я полагаю, что могу снять эту глупую ленту, – сказал Люцифер, его усы вибрировали от отвращения. – Собаки, возможно, не возражают, когда из них делают дураков, но у котов есть свои чувства». *Закон, считающийся непреложным. Упоминается в Библии, например Книга пророка Даниила, глава 6, стих 8. Придумала для интресно другой вариант - заманительно.
Klo: Хелга Какой чудесный праздник! Так все выпукло и сочно! И вкусно! Ох, эти чтения стихов! Я, лично, в детском саду в самый ответственный момент внезапно вспомнила, как мы с подружками дурачились, и засмеялась так, что прочесть свой стишок толком не смогла. Меня ругали, конечно, но я не прониклась осознанием вины.
Хелга: Klo пишет: Так все выпукло и сочно! И вкусно! Да-да, торт из 32-х яиц и пирожки с мороженым и веточками остролиста! Klo пишет: Я, лично, в детском саду в самый ответственный момент внезапно вспомнила, как мы с подружками дурачились, и засмеялась так, что прочесть свой стишок толком не смогла. Меня ругали, конечно, но я не прониклась осознанием вины. А я еще и в конкурсах чтецов участвовала, классе 1 или 2-м. До сих пор помню этот стих про вождя и девочку, вот зачем бы его помнить?
apropos: Хелга Ох, какое восхитительное Рождество! И столько всего вкусного! Для ребенка, да и для взрослых, такие праздники имеют особое значение. К ним долго готовятся и долго потом вспоминают. Совершенно замечательные и емкие характеристики гостей, всех этих ближних и дальних родственников, дядей и тетей - и каждый уже звучит и выделяется из толпы. Со стихами так бывает. Суфлера ей нужно было подсадить. Хелга пишет: Во мне есть что-то хорошее, когда не мучает совесть Это прекрасно! Хелга пишет: Собаки, возможно, не возражают, когда из них делают дураков, но у котов есть свои чувства Упаль. Klo пишет: Меня ругали, конечно, но я не прониклась осознанием вины. И правильно сделала.
Хелга: apropos пишет: Совершенно замечательные и емкие характеристики гостей, всех этих ближних и дальних родственников, дядей и тетей - и каждый уже звучит и выделяется из толпы. И колкие, но все равно какие-то теплые. apropos пишет: Упаль Ага, мне тоже очень нравится!
Хелга: Глава X. Стрижка Мэриголд 1 «Сильвия сделала стрижку», – бунтарски заявила Мэриголд. Бабушка фыркнула, поскольку у нее появилась привычка фыркать при упоминании Сильвии – хотя со дня визита доктора Клоу никогда не упоминала ее, и ключ от Волшебной двери всегда был в замке. Она лишь сказала: «Никаких стрижек, что бы ты ни придумывала в своей несмышлёной голове. Потом будешь благодарить меня». Но сейчас Мэриголд вовсе ни чувствовала, ни казалась благодарной. Все уже подстриглись. Нэнси и Бьюла, которая смеялась над ее длинными «хвостами», и все девочки в школе и даже маленькая вечно перепуганная «домашняя девочка» миссис Донкин, что жила через дорогу. Но ей, Мэриголд Лесли из Соснового Облака, приходилось оставаться безнадёжно старомодной, потому что так решила бабушка. Мама не возражала, хотя, возможно, втайне вздыхала. Мама всегда гордилась густыми шелковистыми волосами Мэриголд. Но бабушка! Мэриголд знала, что все безнадежно. «Не знаю, следует ли нам так поступить, – сказала бабушка, не имея в виду стрижку – Она никогда прежде не оставалась одна. Вдруг что-нибудь произойдет». «Что здесь может произойти», – ответила Мэриголд, пессимистически и неискренне. Что-то происходило постоянно – заманительно и прекрасно. Но этот день стал почти траурным. Она не могла поехать с бабушкой, мамой и Саломеей на золотую свадьбу прабабушки Джин, потому что внуки тети Джин заболели корью. А Мэриголд так хотелось побывать на золотой свадьбе. «На ужин можешь съесть все, что захочешь, – сказала бабушка. – Но помни, что ты не должна трогать шоколадный торт. Он для завтрашнего миссионерского чаепития. И не рвать мои килларнийские розы. Я хочу украсить ими стол». «Хорошего тебе дня, милая, – прошептала мама. – Почему бы тебе не пригласить Сильвию на чай? В кладовке есть пончики и много «закусок на бегу». Но это не подсветлило день. Впервые за три года она почувствовала смутную неудовлетворенность Сильвией, своей сказочной подругой. «Я почти хочу, чтобы у меня была настоящая девочка, с которой можно играть», – сказала она, стоя у калитки, глядя как бабушка, мама и Саломея уезжают на плотно загруженной повозке. Бедной маме, как знала Мэриголд, пришлось сидеть на краешке от ничего. 2 Возможно, этот день был Волшебным. Возможно, тёмное нутро Аэндорской Прорицательницы, сидящей на столбе калитки, заварило эти чары. Кто знает? Во всяком случае, когда Мэриголд повернулась, чтобы взглянуть на другую дорогу – дорогу, что тянулась вдоль гавани в сторону большой летней гостиницы в дюнах, – то прямо перед собой увидела желанную улыбающуюся маленькую девочку. Мэриголд в изумлении уставилась на нее. Она никогда прежде не встречала эту девочку или кого-то, похожего на нее. Незнакомка была примерно ее ровесницей, возможно, на год старше. Кожа цвета слоновой кости, большой алый рот, узкие удлиненные зеленые глаза и темные реснички, словно крылышки. Без шляпки с иссини-черными волосами. С красивой стрижкой, на которую Мэриголд взглянула со вздохом. Одета в необычное зеленое нарядное платье с алыми вкраплениями вышивки, и у нее были замечательные тонкие белые руки - очень красивые и очень белые. Мэриголд невольно взглянула на свои загорелые лапки и ей стало неловко. Но… у незнакомки были голые коленки. Мэриголд никогда прежде не видела такого фасона и смутилась почти так же, как смутилась бы бабушка. Кто же эта девочка? Она появилась так внезапно, так странно. Она во всем отличалась от других девочек Хармони. «Кто ты?» – резко спросила Мэриголд, прежде чем поняла, что такой вопрос, возможно, дурная манера. Незнакомка улыбнулась. «Я это я», – ответила она. Мэриголд надменно отвернулась. Лесли из Соснового Облака не позволит смеяться над собой неизвестно кому из неоткуда. Но девочка в зеленом сделала круг на цыпочках и снова оказалась перед Мэриголд. «Я принцесса Варвара, – сказала она. – Я живу в той гостинице с тетей Кларой. Мой дядя герцог Кавендиш и генерал-губернатор Канады. Он сейчас с визитом на острове, и сегодня все уехали в Кавендиш, потому что он назван в честь прапрадеда моего дяди. Все, кроме меня и тети Клары. У нее заболела голова, а меня не взяли, потому что в Кавендише корь. Я так рассердилась, что убежала. Я хотела напугать тетю Клару. Она мягкая и нежная, как котенок, но такая жуткая тиранша. Мне даже моя душа не принадлежит. Поэтому, когда она легла в кровать со своей головной болью, я просто выскользнула за дверь, пока Ольга дежурила возле нее. Мне хочется заняться тем, что я хочу, хоть один день. Я по горло сыта всем этим надзором. Что не так? «Ты напридумывала столько небылиц, – сказала Мэриголд. – Ты не принцесса. На острове Принца Эдварда нет никаких принцесс. И если бы ты была принцессой, ты была бы одета по-другому». Варвара рассмеялась. В ее смехе скрывался какой-то фокус. Он заставлял хохотать вместе с ней. Мэриголд с трудом удержалась от смеха. Но удержалась. Нельзя смеяться, когда кто-то пытается одурачить вас такими байками. «Она, наверно, одна из американок из гостиницы, – подумала Мэриголд. – И думает, что забавно попытаться одурачить глупую дикарку, как я. Но пусть не пытается! Подумать только, у принцессы голые коленки! Как у детей Лазаря!» «А как, ты считаешь, должна быть одета принцесса?» – спросила Варвара. – В корону и бархатную мантию. Ты глупышка. Я принцесса. Мой папа русский принц, и он погиб во время террора. Мама англичанка. Сестра герцога. Сейчас мы живем в Англии, а я приехала в Канаду с тетей Кларой навестить дядю». «Я и сама неплохо выдумываю», – сказала Мэриголд. Она вдруг почувствовала желание рассказать этой девочке о Сильвии. Варвара пожала плечами. «Ладно. Можешь не верить, если не хочешь. Мне просто хочется с кем-нибудь поиграть. Ты как раз подходишь. Как тебя зовут?» «Мэриголд Лесли» «Сколько тебе лет?» «Десять. А тебе?» – Мэриголд постаралась, чтобы вопросы звучали не только с одной стороны. «О, и мне тоже. Пойдем, пригласи меня в дом. Я хочу посмотреть, где ты живешь. Твоя мама разрешит нам поиграть?» «Мама и бабушка уехали на золотую свадьбу тети Джин, – объяснила Мэриголд. – Саломею тоже пригласили, потому что ее мама была подругой тети Джин. Так что я тут одна». Незнакомка вдруг обняла ее и восторженно расцеловала в обе щеки. «Как замечательно. Давай повеселимся. Будем таким плохими, как нам хочется. Знаешь, ты мне очень нравишься. Ты очень симпатичная. Лучше, чем я – а я самая симпатичная принцесса моего возраста в Европе». Мэриголд была поражена. Маленькой девочке не следует говорить такое. Даже если такие мысли приходят – например, когда на тебе форменное платье, – не следует высказывать их вслух. Но Варвара продолжала. «С этими гладкими золотистыми волосами и с этим пробором ты похожа на святую с витражного окна. Почему ты не сделаешь стрижку?» «Бабушка не разрешает». «Подстригись, не спрашивая ее». «Ты не знаешь мою бабушку», – сказала Мэриголд. Она не могла решить, нравится ли ей это смеющееся, дразнящее существо или нет. Но она была заманительная – о, да, очень заманительная. Чем бы ей отомстить? Рассказать о Сильвии? Сводить на холм? Нет, еще нет… потом, не сейчас. Для начала в кустах смородины есть прекрасный маленький домик для игр. «Какое милое местечко, – воскликнула Варвара. – Но как ты играешь здесь одна?» «Я притворяюсь, что я леди Глориана Фитцджеральд, сажусь в зале и приказываю слугам, что делать». «О, позволь мне быть слугой. Это, наверно, забавно. Давай, приказывай мне. Я должна подмести пол?» Мэриголд было нетрудно приказывать Варваре. Она покажет этой маленькой янки, уверенной в своем умении с легкостью заставить верить в любую выдумку, что значит быть Мэриголд Лесли из Соснового Облака.
Klo: Хелга Многообещающее начало чего-то значительного! Хелга пишет: Бедной маме, как знала Мэриголд, пришлось сидеть на краешке от ничего. Не очень поняла. Хелга пишет: Без шляпки с иссини-черными волосами. ... иссиня... Хелга пишет: Мэриголд невольно взглянула на свои загорелые лапки и ей стало неловко. Запятая после "лапки"? Хелга пишет: Мэриголд с трудом удержалась от смеха. Но удержалась. Может, объединить в одну фразу? Хелга пишет: В корону и бархатную мантию. Может, поставить знак вопроса? Хелга пишет: Мама англичанка. Сестра герцога. Может: " Мама - англичанка, сестра герцога." Или: "Мама, англичанка, - сестра герцога"
Хелга: Klo Klo пишет: Многообещающее начало чего-то значительного! Да, дело будет.... Спасибо за тапки! Klo пишет: Не очень поняла. Здесь буквально на краешке от ничего. Надо еще подумать, как перевести. "I ALMOST wish I had a real little girl to play with," she said, as she stood at the gate, watching Grandmother and Mother and Salome drive off up the road--all packed tightly in the buggy. Poor Mother, as Marigold knew, had to sit on the narrow edge of nothing. Klo пишет: Может, объединить в одну фразу? Оставила стиль автора, но можно , да. Klo пишет: Может, поставить знак вопроса? Хотела, но у автора нет знака вопроса. Варвара спрашивает и сама отвечает на вопрос, язвительно, как понимаю. Klo пишет: Может: " Мама - англичанка, сестра герцога." Или: "Мама, англичанка, - сестра герцога" Здесь тоже оставила авторский стиль.
Klo: Хелга пишет: Да, дело будет.... Хелга пишет: Здесь тоже оставила авторский стиль. Тогда все равно нужно тире: "Мама - англичанка", как между подлежащим и сказуемым, нет?
apropos: Хелга Чудное явление принцессы Варвары. С голыми коленками. Да, пора Мэриголд обзавестись реальной подружкой, не выдуманной. Надеюсь, так и получится. Хелга пишет: Но ей, Мэриголд Лесли из Соснового Облака, приходилось оставаться безнадёжно старомодной Вот уж поистине - старомодной! Славная до чего сценка.
Хелга: Klo пишет: Тогда все равно нужно тире: "Мама - англичанка", как между подлежащим и сказуемым, нет? Да, конечно, тире. apropos пишет: Да, пора Мэриголд обзавестись реальной подружкой, не выдуманной Тем более и лет уже немало, целых десять.
Хелга: 3 Некоторое время им было очень весело. Когда они устали от игры, то отправились посмотреть на свиней – Варвара считала, что это «очень забавные животные», – а затем пошли собирать малину с куста за свинарником. Варвара без конца рассказывала удивительные истории. Мэриголд признала, что она на самом деле превосходная выдумщица. Но потом они обнаружили, что вся их одежда исколота колючками, это было очень неприятно. «Что бы ты подумала, если бы я сказала «черт побери»? – вдруг спросила Варвара. Мэриголд не сказала, что бы она подумала, но ее лицо ответило за нее. «Ладно, не буду, – согласилась Варвара. – Просто скажу «баран побери» тем же тоном, и будет то же самое. Что это за ягоды? Попробуй их, и, если ты не умрешь, я тоже попробую. Знаешь, есть такие ягоды, если съесть их, то можешь увидеть фей и поговорить с ними. Всю жизнь ищу такие». «Нет, то не сказочные ягоды. Они ядовитые, – ответила Мэриголд. – Однажды я наелась таких, и меня ужасно тошнило. Пастор молился за меня в церкви», – добавила она с важностью. «Когда меня тошнило, за меня молился епископ Кентерберийский», – сказала Варвара. Мэриголд пожалела, что ее пастор не возглавляет, по крайней мере, Генеральную ассамблею. «Давай сядем на ту скамейку в саду и вытащим эти иголки из одежды, – предложила Варвара. – А пока вытаскиваем, поиграем в «Я вижу». Игра, в которой видишь всякие удивительные вещи. Я вижу китайскую кошку с бриллиантовыми усами, гуляющую по лужайке». «Я вижу медведя с крыльями», – сказала Мэриголд, не сомневаясь, что сможет увидеть побольше восхитительного, чем какая-то девочка из Штатов, пытающаяся изобразить из себя принцессу. «Я вижу пять ангелов, сидящих на яблоне». «Я вижу трех обезьянок на кривой ветке с четырьмя лунами за спинами». Варвара мрачно сдвинула черные брови. Ей не нравилось проигрывать. «Я вижу беса, сидящего на корточках в твоем саду, с хвостом, загнувшимся на спину». Мэриголд разозлилась. Она подумала, что не сможет увидеть что-то более удивительное. «Ты не можешь! – воскликнула она. – Этот… этот тип никогда не приходит в наш сад». Варвара презрительно рассмеялась. «Здесь было бы интересней, если бы он приходил. Скажу тебе по секрету: я молюсь за беса каждый вечер». «Молишься за него! За него!» «Да. Мне жаль его. Потому что он не всегда был таким, ты же знаешь. Если бы был, то, думаю, не возражал бы так сильно. Наверно, бывают моменты, когда он ужасно тоскует по дому, желая снова стать ангелом. Так, мы вытащили все иголки. Что будем делать дальше?» И снова Мэриголд подумала, не представить ли ее Сильвии. И снова отложила по какой-то скрытой причине. «Давай пойдем запускать картофельные шарики. Это очень весело». «Я не знаю, как запускать картофельные шарики. Что это такое?» «Я покажу тебе. Это такие маленькие штучки, как зеленые яблочки. Накалываешь шарик на конец длинной ветки, крутишь ее, и картофельный шарик улетает далеко в небо. Вчера вечером я запустила один прямо в лицо Лазарю. Он очень разозлился». «Кто такой Лазарь?» «Наш французский работник». «Сколько у вас слуг?» «Только Лазарь. Саломея не слуга. Она наша родственница». «До террора у нас было пятьдесят, – сказала Варвара. – И восемь садовников. У нас было замечтаешься сколько земли, но я почти ничего не помню. У дяди тоже большие земли. Но мне нравится ваш маленький сад и этот домик в кустах. Разве не здорово сидеть и есть смородину прямо со стен? Ладно, где твои картофельные шарики?» «Вон там, на поле мистера Донкина. Нам нужно пройти через сад, потом вдоль забора и…» «Почему не пройти напрямик?» – спросила Варвара, махнув рукой в сторону бежево-зеленых овсов мистера Донкина. «Там нет тропинки», – сказала Мэриголд. «А мы ее проложим», – заявила Варвара, что и сделала. Прямо через овес. Мэриголд пошла за ней, хотя знала, что это неправильно, молясь, чтобы мистер Донкин не заметил их. Варвара решила, что запускание картофельных шариков – лучший вид спорта. В азарте она раз пять упала прямо в картофель и перепачкала платье глиной, мокрой после утреннего дождя. Лицо и руки перемазала в картофельном соке, так что стала больше похожа на нищенку, чем на принцессу. «Никогда в жизни не была такой грязной. Это славно», – весело сказала она.
apropos: Хелга Изумительный диалог с новой подружкой, и время они проводят замечательно. Варвара такая выдумщица, и бесцеремонна - почти по-королевски. Хелга пишет: Попробуй их, и, если ты не умрешь, я тоже попробую Ну прелесть что такое! Чудный кусочек, только маленький очень.
Хелга: apropos пишет: цитата: Попробуй их, и, если ты не умрешь, я тоже попробую Ну прелесть что такое! Это очень по-королевски!
Хелга: 4 Варвара захотела помогать готовить ужин, хотя Мэриголд предпочла бы сделать это сама. В Сосновом Облаке предпочитали готовить ужин в одиночестве. Но Варвара делала то, что ей нравилось и добилась своего. Она помогала накрывать на стол, приговаривая: «Эта чашка точно такая же, что была у тети Клары. Однажды её муж, разозлившись, разбил ее». По одному этому Мэриголд видела, что Варвара не принцесса. Дяди принцесс никогда так не поступают. Вот Фидим однажды сделал такое – разбил дорогой хрустальный бокал своей жены. Единственный, что у нее был. Его подарила леди, у которой она работала. Варвара даже пошла вместе с Мэриголд в комнату для гостей, чтобы взять фруктовый пирог. Мэриголд решила, что для гостьи следует отрезать кусочек. Бабушка всегда так делала. Пирог хранился в коробке под кроватью – под гладкой идеальной ужасной кроватью, на которой умерло немало людей. Фруктовый пирог всегда хранили там, еще с тех пор, когда дети бабушки были маленькими, а гостевая комната – единственным местом, куда они в поисках пирога не осмеливались. «О! – воскликнула Варвара. – Это пуховая кровать? Настоящая пуховая кровать?» «Да». Варвара лихо подпрыгнула, приземлилась точно на середину кровати и бешено запрыгала прямо на знаменитом бабушкином вязаном покрывале. «Всегда хотела посмотреть, что такое пуховая кровать. Не думала, что такие еще где-нибудь остались!» Мэриголд в ужасе замерла. Священная кровать в гостевой комнате! Что скажет бабушка. «Все умершие в нашей семье, кроме Старшей бабушки, умерли на этой кровати», – сказала она. Варвара побледнела и быстро соскользнула с кровати. «Почему ты мне не сказала, прежде чем я запрыгнула на нее, ты, собачонка!» –закричала она. «Я не собачонка», – сказала Мэриголд. «Конечно, нет». Последовали очередные пылкие объятия и поцелуй. Мэриголд вынырнула из них несколько обескураженной. Лесли не были столь эмоциональны. Но когда Варвара увидела в кладовке шоколадный торт, она заявила, что должна попробовать его на ужин. Должна. «Нам нельзя, – сказала Мэриголд. – Бабушка сказала, что я не должна притрагиваться к нему». Варвара топнула ногой. «Мне все равно, что сказала твоя бабушка. Я попробую его. Я обожаю шоколадный торт. А мне никогда не разрешают съесть больше двух кусков. Просто положи этот торт на стол. Сейчас же». «Мы не будем есть этот торт», – сказала Мэриголд. Никто этого не видел, но в этот момент она была словно карманное издание бабушки. «У нас есть фруктовый пирог и свежая булка, и закуски-на-бегу». «Я не хочу твоих, как их там, закусок-на-бегу. Раз и навсегда, мы будем есть этот торт?» «Раз и навсегда, нет». Варвара сжала кулаки. «На месте моей бабушки я бы приказала запороть тебя до смерти…» «На месте моей бабушки, я бы положила тебя на колено и отшлепала», – бесстрашно ответила Мэриголд. Варвара тотчас затихла – просто окаменела. «Если ты не позволишь мне попробовать этот шоколадный торт, я пойду, заберусь на то, что ты называешь крышей яблочного амбара, и спрыгну вниз». «Ты не напугаешь меня этим», – презрительно сказала Мэриголд. Варвара молча развернулась и зашагала прочь. Мэриголд последовала за ней с некоторой тревогой. Конечно, она просто шутит. Она не сделает этого. Она же может убиться. Даже такое дикое существо не станет так поступать. Варвара проворно вскарабкалась по приставной лестнице. В следующую секунду она оказалась на плоской вершине крыши. «А теперь ты позволишь мне попробовать шоколадный торт?» – закричала она. «Нет», – решительно ответила Мэриголд. Варвара спрыгнула. Мэриголд вскрикнула, в ужасе зажмурилась и открыла глаза, ожидая увидеть Варвару мертвой, упавшей на камни дорожки. Но увидела её вопящей, висящей на сосне возле яблочного амбара. Ее платье раздулось и зацепилось за конец поломанной ветки. Мэриголд в отчаянии бросилась к ней. «Ты можешь попробовать шоколадный торт – можешь пробовать всё». «Как мне спуститься?» – простонала Варвара, ее настрой и решимость испарились между небом и землей. «Я принесу стремянку. Думаю, ты сможешь достать до нее», – вздохнула Мэриголд. Варваре удалось спуститься с помощью стремянки, хотя, спускаясь, она безнадёжно порвала платье. «Я всегда делаю то, что хочу сделать», – холодно заявила она. «Посмотри на свое платье», – дрожа, сказала Мэриголд. «Я поважней своего платья», – надменно ответила Варвара. Мэриголд не могла справиться с дрожью, пока шла обратно в кладовую. Ведь Варвара могла упасть на камни. Бабушка говорила, что эти девочки из Штатов делают всё, что заблагорассудится. Теперь Мэриголд поверила этому. «Только посмотри, как красиво я накрыла на стол», – сказала Варвара. Мэриголд взглянула. Бабушкины килларнийские розы художественно свисали из большой зеленой корзины. О, да, художественно. У Варвары имелся талант. «Бабушка сказала мне, чтобы я не рвала эти розы», – взвыла Мэриголд. «Ну, это же не ты, не так ли, дорогуша? Скажи ей, что это сделала я».
apropos: Хелга Варвара, конечно, дикое дитя. Избалована сверх меры, своевольна и эгоистична. Трудно с такой подружкой. Запороть до смерти - это, конечно, Россия (или южные штаты, но Варвара явно русское имя). Увы. Хотя, вроде бы, давно отменено крепостное право\рабство, но воспоминания и представления остались. От бабушки к внучке передаются. Хелга пишет: Фруктовый пирог всегда хранили там, еще с тех пор, когда дети бабушки были маленькими, а гостевая комната – единственным местом, куда они в поисках пирога не осмеливались. Заходить? Глагола не хватает.
Klo: Хелга Какая ужасная девчонка! Интересно, чем все это закончится.
Хелга: apropos пишет: Варвара, конечно, дикое дитя. Избалована сверх меры, своевольна и эгоистична. Трудно с такой подружкой. Klo пишет: Какая ужасная девчонка! Да, ходячий кошмар. apropos пишет: Запороть до смерти - это, конечно, Россия Россия скорее всего, потому что выше речь идет о Терроре, то есть революции. События в книге происходят в 20-х годах, так что бабушка недалеко ушла от крепостного права. А скорее всего, Варвара склонна к преувеличениям. apropos пишет: Заходить? Глагола не хватает. Да, потеряла.
apropos: Хелга пишет: А скорее всего, Варвара склонна к преувеличениям. Наверняка! Но что-то все равно явно слышала - такого ребенок сам не придумает.
Хелга: 5 Настоящая ссора разразилась только после вполне веселого ужина. Варвара была очень забавной и интересной и говорила очень жуткие вещи о королеве Виктории на стене столовой. «Не правда ли она похожа на старую повариху с кружевами на голове?» Литография на самом деле была ужасна – «приложение» к Монреальской газете, – вставленная в рамку и развешанная в сотнях домов острова. Добрая королева была изображена с широкой голубой лентой на груди, в короне, украшенной бриллиантами, каждый размером с грецкий орех. Из-под короны спускалась кружевная занавесь, а там, где не было этой кружевной занавески, были бриллианты – в ушах, на шее, груди, руках и кистях рук. Здесь мнение Мэриголд совпадало с Варвариным, и однажды она его высказала. Только однажды. Бабушка взглянула на Мэриголд, словно она нарушила Закон об оскорблении величества, и сказала: «Это королева Виктория», как будто Мэриголд не знала. Но Мэриголд не собиралась позволять девчонкам из Америки являться и насмехаться над королевской семьей. «Не думаю, что у тебя есть право так говорить о нашей королеве», – сердито ответила она. «Глупости, она была маминой теткой, – ответила Варвара. – Мама хорошо её помнит. Она была совсем не красива, но я не уверена, что она именно так выглядела. Если это – то место, откуда ты берешь свои сведения о платьях принцесс, не удивляюсь, что ты не веришь, что я принцесса. Мэриголд, этот шоколадный торт просто класс». Варвара съела почти половину шоколадного торта и отпустила комплимент каждому кусочку. Ладно, самодовольно подметила Мэриголд, конечно, кухня Соснового Облака достаточно хороша для всех, даже для принцессы, которая ею притворяется. Варвара определенно была… мила. Трудно не полюбить её. Мэриголд решила, что, после того как посуда будет вымыта, она проведет Варвару через Волшебную Дверь и Зеленую калитку и представит Сильвии. Но когда, вымыв посуду, она вышла в сад, то увидела, что Варвара мучает ее жабу, ее собственную жабу-питомца, что жила под кустом желтых роз и знала её. Мэриголд была уверена, что знает. А теперь эта злая девчонка тыкала жабу острой палкой, которая могла сильно поранить ее. «Прекрати это!» – закричала она. «И не подумаю – это забавно, – ответила Варвара. – Я хочу убить ее – затыкать до смерти». Мэриголд бросилась к ней и вырвала палку. Поломала ее на три части и встала перед незваной гостьей во всем истинном леслинском негодовании. «Ты не тронешь мю жабу, – надменно сказала она. – Мне все равно, можешь угрожать, чем хочешь. Можешь прыгать с амбара или в колодец, или прямо в гавань. Но ты не тронешь мою жабу, мисс принцесса!» Насмешку, которую Мэриголд умудрилась вставить в эту «принцессу», не передать на бумаге. Варвара совсем взбесилась. В своём гневе она стала похожа на зверька. Она оскалила зубы и выпучила глаза, ее волосы словно ощетинились. «Свинья! Вошь! Блоха! – зашипела она. – Корова! Чудовище!» Сколько яду она пыталась влить в свои эпитеты! «Бог смеется над тобой! Плакса! Сопля!» Мэриголд плакала, но от бешенства. Русская принцесса, настоящая или притворщица, не имела монополию на эмоции. «Ты похожа на обезьяну!» – закричала Мэриголд. «Я… вырву….твои … уши…с корнем», – сказала Варвара с явно дьявольским намерением. Она бросилась на Мэриголд. Схватила её за волосы и дала пощечину. Мэриголд никогда в жизни такого не испытывала. Она, Мэриголд Лесли. Она слепо протянула руку, нашла Варварин нос и с силой дернула за него. Варвара издала ужасный вой и вырвалась. «Ты… ты думаешь, ты можешь делать со мной такое, со мной?» «Почему нет?» – триумфально спросила Мэриголд. Варвара огляделась. На садовой скамье лежали бабушкины ножницы. С диким воплем она схватила их. Прежде чем Мэриголд смогла убежать или увернуться, раздался жуткий звук, потом другой, – и обе бледно-золотые косы Мэриголд оказались в прекрасных ручках Варвары. «О!» – завизжала Мэриголд, хлопая ладонями по остриженной голове. Варвара вдруг рассмеялась. Её бешенство вдруг прошло. Она бросила ножницы и золотые косы, и обняла Мэриголд. «Давай поцелуемся и помиримся. Такая мелочь не должна испортить этот день. Скажи, что ты прощаешь меня, милочка». «Милочка»… ошеломительно. Мэриголд не хотела – но простила. У этой дикой смешливой девчонки было полно недостатков, но одно достоинство: обаяние. Ей всегда прощалось всё. Хотя Мэриголд, несмотря на обрезанные косы, была почти счастлива, когда увидела, что бабушка и мама заезжают во двор. «Что? Зачем?» - заговорила бабушка, глядя на голову Мэриголд. «Это я сделала, – объявила потрепанная, измазанная соком Варвара. – Вы не должны обвинять её в этом. Это всё я. Я сделала это, потому что очень злилась, но я довольна. Теперь вам придется сделать ей приличную стрижку. И я съела шоколадный торт, срезала розы и прыгала на перине. Её не нужно ругать за всё это. Запомните». Бабушка непроизвольно шагнула вперед. Принцесса Варвара впервые в жизни оказалась в западне. «Кто ты такая?» – спросила бабушка. Варвара рассказала ей то же самое, что и Мэриголд. С одной разницей. Ей поверили. Бабушка всё знала про королевский визит на остров Принца Эдуарда и видела фотографию Варвары в шарлоттаунской газете Патриот. Бабушка сжала губы. Конечно, она не могла отругать внучатую племянницу королевы Виктории и дочь русского царевича. Никто не мог. Но если бы хоть кто-нибудь мог! У ворот остановился автомобиль. Из него вышли молодой человек и пожилая леди. Очень красивая высокая, статная леди, с бриллиантами, сверкающими на пальцах. Белоснежные волосы, длинное лицо, длинный нос. Она никогда не была красивой, но у неё не было такой необходимости. «Это тетя Клара и лорд Перси», – прошептала Варвара Мэриголд. – Она в бешенстве, и это не удивительно. Достанется же мне!» Мэриголд сжалась от страха. Она осознала, что Варвара на самом деле принцесса, как и говорила. А она то… дернула ее за нос! Великолепная леди прошествовала мимо Варвары, даже не взглянув на неё. Но она явно видела и вникала во всё, включая грязную одежду и лицо Варвары. «Прошу прощения, – сказала она бабушке, – что моя непослушная сбежавшая племянница доставила вам столько неприятностей». «Никаких неприятностей, – любезно ответила бабушка, как одна королева другой. – Мне жаль, что меня не было дома», – ловко комбинируя правду с этикетом. Величавая леди повернулась к Варваре. «Идем, дорогая», – сказала она тихо и мягко. Варвара не обратила на эти слова внимания. Она проскочила мимо неё и пылко обняла Мэриголд. «Если бы ты была сладостью, я бы съела тебя. Обещай, что будешь всегда любить меня – даже если мы никогда больше не увидимся. Обещай – пока трава растет, и вода бежит. Обещай». «Обещаю, да, я обещаю», – искренне выдохнула Мэриголд. Странно, но вопреки всему она чувствовала, что полюбила и будет преданно любить Варвару. «Этот день был таким славным, – сказала Варвара – Они не смогут забрать его у меня. Я ведь не собиралась убивать твою жабу. А у тебя теперь будет стрижка. Можешь благодарить меня и Бога за это». Она дотанцевала до ворот, игнорируя тетю Клару, но послав воздушный поцелуй бабушке. «Смейся, Мэриголд, смейся! – властно крикнула она от машины. – Мне нравится, когда люди смеются». Мэриголд удалось изобразить призрак смеха, после чего Варвара сделала двойное сальто и запрыгнула на заднее сиденье машины. Лорд Перси улыбнулся маме. Мама была симпатичной женщиной. «Неисправимый маленький демон», – сказал он. 6 «Думаю, – вполне спокойно заявила бабушка, после того как выслушала всю историю, – принцессы слишком энергичные подружки. Возможно, твоя воображаемая Сильвия на самом деле неплохая подружка». Мэриголд тоже так думала. Она побежала в дремлющий сад, чтобы встретить сумерки, что заползали из соснового леса. К Сильвии, подруге звездного света и лунного тумана, которая не дергает за волосы и не отпускает пощечин – или пугает дерганием и пощечинами, – к Сильвии, что ждала её в тени за Зеленой калиткой. Ей снова было хорошо с Сильвией. Это было именно то, что сказала бабушка. Принцессы слишком… слишком, как их там? Слишком принцессы… Она была рада, что не рассказала Варваре о Сильвии. Рада, что не показала ей своих милых толстых серых котят в яблочном амбаре. Кто знает, но Варвара могла бы начать дергать их за хвостики. И хотя она чувствовала, что никогда не забудет принцессу Варвару – её вкус, магию ее веселья и ярости, странное горькое сожаление осталось в душе. Когда-то в мечтах она представляла, что вдруг «принцесса забежала к ней на чай». Это случилось – а она не поняла. Варвара была совсем не похожа на принцессу. Как она пожирала закуски за ужином. Мэриголд лишилась одной из иллюзий. Между тем в Сосновом Облаке мама убирала золотые косы Мэриголд и плакала. Бабушка решительно надела фартук, чтобы испечь другой шоколадный торт. Саломея подсчитывала закуски-на-бегу и гадала, как двое детей могли съесть столько за один день. Аппетит Мэриголд никогда не был таким интенсивным. «Поспорю, что у принцессы сегодня заболит живот, если уже не заболел», – мстительно думала она. А Люцифер и Аэндорская прорицательница, сидя под молочной скамьёй, рассуждали о возрастании всеобщего упрямства. «Подумать только, – говорил Люцифер, – принцессы теперь совсем не такие, что были прежде».
Klo: Хелга Ужасная девчонка! Я полностью удовлетворена, что она получила по носу!
apropos: Хелга Спасибо! Чудная история с принцессой, которая таки оказалась настоящей. Хелга пишет: принцессы теперь совсем не такие, что были прежде Коты - мудрые.
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая! Какой чудный момент - посещение смерча, даже в виде настоящей принцессы, хорошо, когда заканчивается Хелга пишет: ы не тронешь мю жабу Очепятка
Хелга: Klo пишет: Ужасная девчонка! Я полностью удовлетворена, что она получила по носу! Я тоже очень довольна. apropos пишет: Коты - мудрые. А то! Юлия пишет: хорошо, когда заканчивается Это точно, смерч можно оценить, когда он заканчивается. Спасибо за тапочек!
Хелга: Глава XI. Союз совершенств 1 На всем белом свете жило лишь одно существо, которое Мэриголд по-настоящему ненавидела – кроме Клементины, о которой нельзя было сказать, что она жила. Этим существом была Гвендолен Винсент Лесли – в семейной библии и на устах тёти Джозефины. Все звали её Гвинни, она была дочерью «дяди» Лютера Лесли, который жил где-то в восточной стороне в Крутом Холме. Гвинни приходилась Мэриголд троюродной сестрой, но они никогда не встречались друг с другом. Тем не менее, Мэриголд ненавидела её, вставая и садясь, ночью и днём, в воскресные и в будние дни. Причиной этой ненависти была тётя Джозефина. Тётя Джозефина, истинная троюродная сестра, была высокой суровой дамой с выдающимся подбородком и пронзительными чёрными глазами. Мэриголд казалось, что эти глаза видят её насквозь – глаза-рентген, как сказал дядя Клон. Она жила в Шарлоттауне, когда бывала дома, но такое случалось не часто. Тётя Джозефина была старой девой, не просто незамужней дамой или одинокой женщиной, а сущей, закоренелой старой девой. Лазарь добавлял, что она «живёт» на своей родне, этим каннибальским выражением имея в виду, что тётя Джозефина предпочитала жить в гостях, а не дома. Особенно ей нравилось Сосновое Облако, которое она посещала его так часто, как позволяли приличия, и в каждый свой приезд до небес восхваляла Гвендолен Винсент Лесли. Но никогда не хвалила Мэриголд. Впервые увидев Мэриголд, она сказала, тщательно осмотрев её: «У тебя, без сомнения, отцовский нос». Мэриголд не знала, что нос её отца был его наихудшей чертой, но догадалась, что тётя Джозефина не сделала ей комплимента. «У Гвендолен Лесли – красивый маленький носик, – продолжила тётя Джозефина – она только что гостила у Лютера, – чисто греческий. В ней всё очаровательно. В жизни не встречала столь красивого ребёнка. И характер у неё так же прекрасен, как и лицо. Она очень умна и в школе в последнем семестре стала первой из двадцати в классе. Она показала мне рисунок ангела в её любимой книге «Библейские истории» и сказала: «Это мой идеал, тётушка». И кто бы после этого не возненавидел Гвендолен? Но это было лишь начало. В течение всего визита и во все последующие тётя Джозефина описывала неистощимые, нескончаемые совершенства Гвендолен. Оказалось, что Гвендолен столь добросовестна, что каждый день подсчитывает время, которое провела в праздности, и молится об этом. Вероятно, с момента своего рождения она никогда никому не причинила ни малейшего беспокойства. Она получала почётные дипломы за посещение субботней школы – тётя Джозефина никогда не говорила «воскресной» – каждый год с тех пор, как начала туда ходить. «Она такой одухотворённый ребенок», – сказала тётя Джозефина. «А она бы подпрыгнула, если бы я ткнула её булавкой?» – спросила Мэриголд. Бабушка нахмурилась, мама смутилась – с ноткой запретного нелеслианского веселья, скрытого под смущением, – а тётя Джозефина холодно взглянула на Мэриголд. «Гвендолен никогда не дерзит», – с упрёком сказала она. Выяснилось, что перед сном Гвендолен всегда повторяет гимны. Мэриголд, которая обычно проводила свои вечерние часы в оргии воображаемых замечательных приключений, почувствовала, как безнадежно отстала от Гвендолен Винсент. Более того, Гвендолен ест всё, что ей подают, и никогда не ест слишком много. «Я не встречала девочку, столь лишённую жадности», – сказала тётя Джозефина. Мэриголд в тревоге задумалась, не заметила ли тётя, что она съела третий пирожок. Кроме того, оказалось, что Гвендолен очень «разумная». Разумная! Мэриголд знала, что это означает. Так говорят про того, кто использует розы, чтобы сварить суп, если сумеет. Гвендолен никогда не делала стрижку. «У неё такие прекрасные, роскошные, густые, длинные, сияющие, блестящие локоны», – сказала тётя Джозефина. Она, вероятно, добавила бы ещё несколько эпитетов, если бы сумела их придумать. Бабушка, не одобрявшая стрижки, бросила недовольный взгляд на гладкую стриженую голову внучки. Мэриголд, никогда не ощущавшая ни капли зависти к кому-либо живущему на свете, теперь обрела это тоскливое чувство. О, как она ненавидела эту образцовую Гвендолен Винсент Лесли – это ангельское одухотворённое существо, получающее почётные дипломы и превосходящее всех и вся в школе, но, как оказалось – Мэриголд жадно вцепилась в воспоминание об открытке, которую Гвендолен прислала на Рождество, – не знает, что сапфир не пишется через «о». Гвендолен была «опрятна». Она была смела – «не боялась грома», сказала тётя Джозефина, когда Мэриголд спряталась на коленях у мамы во время одной ужасной грозы. Она всегда делает в точности то, что ей говорят. «Заметь это, Мэриголд», – сказала бабушка. Она никогда не хлопает дверью – Мэриголд только что хлопнула. Она прекрасно готовит для её возраста. Она никогда не опаздывает к столу. «Заметь это, Мэриголд», – сказала мама. Она никогда ничего не теряет. Она всегда чистит зубы после каждой еды. Она никогда не бранится. Никогда никого не прерывает. Никогда не делает грамматических ошибок. У неё идеальные зубы – у Мэриголд чуть-чуть выдаётся верхний клык. Она никогда не шалит – Мэриголд только что качалась на воротах. Она никогда не любопытничает – Мэриголд задавала вопросы. Она всегда рано ложится спать и рано встаёт, потому что знает, что это способ, при том единственный способ, быть здоровой, богатой и мудрой. «Я не верю этому, – отрезала Мэриголд. – Фидим всю жизнь встаёт каждое утро в пять часов, а он самый бедный человек в Гармони». И тотчас же выяснилось, что Гвендолен никогда не противоречит. Только один единственный раз Мэриголд подумала, что, может быть, ей и нравится Гвендолен, несмотря на её совершенство. Это случилось, когда тётя Джозефина рассказывала, как однажды Гвендолен встала в полночь, спустилась на первый этаж в темноте, чтобы впустить в дом бедного, замерзшего несчастного котёнка, мяукающего у двери. Но в следующую минуту тётя принялась описывать, глядя на Мэриголд, как тщательно Гвендолен содержит в чистоте свои ногти. «У Гвендолен такие красивые лунулы ногтей, как полумесяцы» А у Мэриголд не было полумесяцев. «Короче, – хотя это слово никак не вязалось с речами тёти Джозефины, – Гвендолен идеальная маленькая леди». Эта фраза, как ничто другое, пробрала Мэриголд до костей. «Я по горло сыта этим», – сердито подумала она, впервые осмелившись мысленно использовать это новое для неё выражение. Бабушка и мама просто устали от этих речей. Но усталость – слишком мягкое слово, чтобы выразить её чувство по отношению к идеальной маленькой леди. Плюс ко всему постоянная режущая боль зависти. Как любому человеку Мэриголд хотелось иметь семейную репутацию идеальной леди. А теперь Гвендолен собиралась приехать в Сосновое Облако. Лютер написал бабушке, выразив желание, чтобы его маленькая дочь посетила Гармони и познакомилась с родственниками. Он особенно хотел, чтобы она побывала в Сосновом облаке, где он мальчиком провёл такие весёлые времена. Бабушка слегка скривила губы, прочитав про «весёлые времена» – она помнила кое-что о тех днях, – но ответила сердечным приглашением. Перед отъездом тётя Джозефина выразила надежду, что, если Гвендолен нанесет предполагаемый визит, Мэриголд научится у неё, как по-настоящему хорошая девочка должна себя вести. Если бы Мэриголд не было при этом напутствии, бабушка бы ощетинилась и ответила, что её внучка – хороший послушный ребёнок и все довольны ею. Вероятно, она бы добавила, что Лютер Лесли был чертовски вредным мальчишкой, а Энни Винсент до замужества слыла самой отъявленной задирой на острове. По меньшей мере любопытно, как эта пара смогла произвести столь ангельского отпрыска. Но Мэриголд была здесь, поэтому бабушке пришлось сурово взглянуть на неё и сказать: «Надеюсь, так и будет». Мэриголд не знала, что, когда она унесла свою израненную душу в уединение среди веселых розовых мальв за серо-зелёный яблочный амбар, бабушка сказала маме: «Слава богу, всё закончилось. По крайней мере, в ближайшие три месяца нам не придётся страдать от этой старой дуры». «Тётя Джозефина «любит, когда кошки рассажены по местам», – сказал Люцифер. – Знаю я эту породу».
apropos: Хелга Как всегда - изумительный фрагмент. "Старые дуры" - они, действительно, - впрочем не только старые, дуры (и дураки) любого возраста - умеют достать всех. Ежели такое слышать, кого угодно возненавидишь. А эта Гвен, надеюсь, окажется нормальным ребенком, вопреки фантазиям тети Джо.
Юлия: Хелга Бедная Мэриголд. Это ужасно, когда постоянно тыкают каким-то идеальным ребенком в нос. Ничего, кроме раздражения на того несчастного (очевидно, совершенно не идеального ребенка), у воспитуемого таким образом это вызывать не может, но отчего-то (в нашем детстве особенно) это было обычной манерой взрослых. Какая-то тупость, ведь совсем не всегда они делали это по злобе, как старая дура Джозефина.
Klo: Хелга Мне интересно, какой же окажется Гвендолен? Вряд ли совсем уж оторвой (у нас уже была такая принцесса ). Может лицемеркой? А может, просто понимает, как показать себя в присутствии взрослых? Не самое бесполезное умение, если хочешь, чтобы тебя не донимали нотациями и нравоучениями.
Хелга: apropos пишет: Ежели такое слышать, кого угодно возненавидишь. Это точно! Юлия пишет: но отчего-то (в нашем детстве особенно) это было обычной манерой взрослых. Да, ставить в пример образцы традиционное дело. Klo пишет: Не самое бесполезное умение, если хочешь, чтобы тебя не донимали нотациями и нравоучениями. Так ведь и надорваться можно, постоянно притворяясь.
Klo: Хелга пишет: Так ведь и надорваться можно, постоянно притворяясь. Не обязательно. Можно просто почувствовать "правила игры" и следовать им. Мы все так живем, в той или иной мере.
Хелга: Klo пишет: Можно просто почувствовать "правила игры" и следовать им. Мы все так живем, в той или иной мере. Да, но в жизни мы просто придерживаемся правилам, находясь в той или иной ситуации, а здесь ведь придется стабильно притворятся. Хотя, дети с этим вполне успешно справляются.
Хелга: 2 А затем приехала Гвендолен Винсент Лесли. В день её прибытия Мэриголд встала пораньше, чтобы проверить, всё ли находится в идеальной готовности, дабы порадовать идеальную леди. Она намеревалась быть правильной, ангелоподобной и одухотворённой как Гвендолен, даже, если всё это убьёт её. Как тяжело было слышать мамину просьбу: «Пожалуйста, постарайся вести себя хорошо, пока здесь Гвендолен», как будто она всегда вела себя плохо, пока Гвендолен здесь не было. На какое-то мгновение Мэриголд охватило недоброе желание швырнуть в гостью пригоршней грязи, едва та появится. Но оно прошло. Нет, она будет вести себя хорошо – не просто хорошо, не по-обычному хорошо, но страшно, невероятно, ангельски хорошо. Они встретились. Гвендолен сухо протянула мягкую идеальную руку. Мэриголд с опаской взглянула на свои ногти – слава богу, они были чистые, хоть и не полумесячные. Гвендолен без сомнения была красива – как леди – и безупречна, как её описала тётя Джозефина. Ни в чём ни одного желанного утешительного недостатка. В наличии имелись знаменитые каштановые волосы, обрамляющие тонкое одухотворённое лицо, большие мягкие влажные голубые глаза и изящно изогнутые брови, жемчужные зубы и прямой греческий нос; рот, словно бутон розы; нежные раковины ушей, хороши прижатые к голове; выражение лица как у херувима; сладкий голос – очень сладкий. Мэриголд задалась вопросом, не зависть ли заставила подумать, что он немного слишком сладкий. Мэриголд могла бы простить Гвендолен её красоту, но не могла смириться с безупречным совершенством её поведения и манер. Неделя прошла ужасно. Они не выиграли ни цента – как выразился бы дядя Клон – несмотря на решительную одухотворённость обеих. О, как хороши они были. Бабушка даже подумала, что, возможно, в хорошем примере что-то есть. И они до смерти устали друг от друга. Мэриголд подозревала, что они могли бы здорово провести время вместе, если бы Гвендолен не была столь ужасно правильна и, если бы не приходилось подражать ей. Забежать в яблочный амбар – поиграть в дом среди смородиновых кустов – забраться в старый сенной сарай, полный кошек – порыскать по сосновому лесу – побродить вдоль ручья – собирать мидии на берегу – делиться секретиками перед сном. Но делиться было нечем – у хороших девочек не бывает секретов. И конечно, Гвендолен была занята – она же, вероятно, повторяла перед сном гимны. Однажды разразилась сильная гроза. Мэриголд была решительно настроена не показывать, что ей страшно. Гвендолен преспокойно заявила, что не может спать, когда сверкает молния, и накрылась одеялом с головой. Мэриголд не сделала этого – Гвендолен могла подумать, что она боится. Вошла мама и спросила: «Дорогие мои, вам не страшно?» «Нет, ни чуточки», – галантно ответила Мэриголд, надеясь, что одеяло скроет от Гвендолен дрожь в её голосе. «Разве гроза – это не весело?» – спросила Гвендолен утром. «Конечно, весело», – бодро ответила Мэриголд. Труднее всего оказалось соперничать с изящными манерами Гвендолен за столом. Трапезы всегда были слабым местом Мэриголд. Она спешила поесть, чтобы поскорей заняться чем-то интересным. Но теперь предпочитала сидеть за столом как можно дольше, чтобы оставалось меньше времени, которое приходилось проводить в компании с Гвендолен, мучительно придумывая какое-либо занятие, которое было бы приличным и духовным. Гвендолен ела медленно, пользуясь ножом и вилкой со строжайшей правильностью, очевидно, наслаждаясь хрустом, говоря «извините», когда нужно, и спрашивая: «Тётя Лорейн, не могли бы вы передать мне масло, пожалуйста?», в то время как Мэриголд упрощала эту фразу до «Масла, мам!». И как бы она полюбила Гвендолен, если бы та хоть раз капнула соусом на скатерть! Однажды вечером они пошли с бабушкой послушать речь проповедника. Мэриголд не очень хотелось идти, но Гвендолен так стремилась, что бабушка взяла их с собой, хотя и не одобряла посещений вечерних собраний маленькими девочками. Мэриголд наслаждалась дорогой до церкви – настолько, что почувствовала себя виноватой в недостаточной духовности столь сильной радости. Но молодые белые облака, парусами плывшие в лунном небе, были так хороши – тени сосен на дороге так загадочны – овцы в серебряных полях так жемчужны, а весь этот душистый летний вечер так дружелюбен и мил. Но когда она тихо спросила Гвендолен: «Разве не прекрасен мир в темноте?», та лишь ответила: «Я не слишком беспокоюсь за язычников летом, когда тепло, но что они делают в холодную погоду?» Мэриголд вообще никогда не беспокоилась об язычниках, хотя ежемесячно честно вкладывала в ящичек для пожертвований десятую часть своих карманных денег. Она вновь с горечью ощутила свою неполноценность рядом с Гвендолен Винсент и ещё больше невзлюбила её за это. Но перед сном она помолилась: «Пожалуйста, сделай меня хорошей, но не такой как Гвендолен, потому что, мне кажется, ей никогда не весело». «Дети так прекрасно ладят, – сказала бабушка. – Ни малейшей ссоры между ними. Я не ожидала, что этот визит хоть наполовину будет столь удачным». Мама согласилась – лучше не спорить с бабушкой, но у неё было странное чувство, что дети не ладят совсем. Хотя, этому не было ни малейшего доказательства.
Klo: Хелга Я чую тут какой-то подвох. Не устроили ли взрослые "зеркальное внушение" Гвендолен?
Хелга: Klo пишет: Я чую тут какой-то подвох. Придется мне поспешить с третьей частью.
Klo: Хелга пишет: Придется мне поспешить с третьей частью. Давай!
Юлия: Хелга Замечательное соревнование совершенств - страшных ангельских совершенств Klo пишет: чую тут какой-то подвох О да... Хелга пишет: Придется мне поспешить с третьей частью
apropos: Хелга Прелесть, что за Гвендолен! Идеальный ребенок, что и говорить. Klo пишет: Я чую тут какой-то подвох. Вот и мне так кажется. Слишком хороша как-то гостья. Неспроста.
Хелга: Юлия пишет: Замечательное соревнование совершенств - страшных ангельских совершенств Причем, на какой высокой ноте! apropos пишет: Вот и мне так кажется. Слишком хороша как-то гостья. Неспроста. Слишком хорошей быть невозможно.
Хелга: 3 Однажды бабушка и мама собрались в Гармони. Бабушке нужно было заказать новое черное платье, а маме – посетить зубного врача. Они намеревались отсутствовать до полудня, а Саломея уехала к заболевшей родственнице. Но Гвендолен вела себя так хорошо, а поведение Мэриголд настолько улучшилось, что никто особо не волновался, оставляя их одних в доме. Но перед отъездом бабушка вдруг сказала: «Помните, не просовывайте голову между прутьями ворот». Никто в тот день не мог объяснить, почему бабушка так сказала. Мэриголд считала, что это было простое предостережение. Никто никогда не просовывал голову между прутьями ворот, а ворота стояли здесь уже десять лет. Прочные ворота с тонкими перекрещенными железными прутьями. Не хлипкие проволочные. Мэриголд никогда не приходила мысль просунуть туда голову. И сейчас не пришла. Но едва бабушка с мамой скрылись за поворотом дороги, образцовая Гвендолен, подозрительно молчавшая всё утро, медленно произнесла: «Сейчас я просуну голову через прутья ворот». Мэриголд не могла поверить своим ушам. После слов бабушки! Хорошая, послушная Гвендолен! «Я больше не хочу, чтобы мной командовала эта старуха». Она спустилась с крыльца и пошла по дорожке. Мэриголд встревоженно пошла следом. «О, нет, пожалуйста, Гвендолен, – умоляла она. – Это опасно, квадраты очень маленькие. Что, если ты не сможешь вытащить голову обратно?» В ответ Гвендолен засунула голову в одно из продолговатых отверстий между прутьями. Протолкнула точно в отверстие, хоть и с трудом. «Есть!» – победно воскликнула она, копна её волос упала на лицо, подтверждая ужасное подозрение, которое возникло у Мэриголд ещё за завтраком – Гвендолен в это утро не вымыла за ушами. «О, вытащи её обратно, пожалуйста, Гвендолен!» – взмолилась Мэриголд. «Вытащу, когда захочу, мисс зануда-и-ломака. Мне до тошноты надоело быть хорошей, и я собираюсь стать такой плохой, какой захочу. Мне всё равно, что с тобой будет. Просто смотри, что ещё я сделаю». Мир Мэриголд закружился вокруг неё. Прежде чем он встал на место, Мэриголд услышала вопль Гвендолен. «О, я не могу вытащить голову! – кричала она. – Я – не – могу – вытащить – голову!» Она не могла. Копна густых волос не помешала проникнуть между прутьями, но не давала вытащить голову обратно. Гвендолен тянулась, корчилась, крутилась, извивалась, но не могла освободиться. Мэриголд в панике перебралась через ворота и попыталась протолкнуть её голову – безрезультатно, но со страдальческими воплями Гвендолен. Если ей было настолько же больно, насколько громко она кричала, то, наверно, ей на самом деле было очень больно. И ей, конечно, очень плохо. От неудобного положения у неё заболели спина и ноги. Она стонала, что кровь затекает ей в голову, и она скоро умрёт. Мэриголд, задрожав, прошептала: «Может быть, помолиться?» «Молись-молись. Было бы лучше, чем все твои молитвы, если бы ты, тошнотворно благочестивая кошка, пошла к кузнецу», – заявила благочестивая Гвендолен. К кузнецу! К Фидиму Готье! Мэриголд похолодела. Она смертельно боялась Фидима, который плевался табачной слюной, не разбирая цели. Конечно, она не верила в рассказы про ребёнка, но не могла избавиться от неприятного впечатления. Фидим был очень груб, вспыльчив и не выносил, когда дети крутились возле его мастерской. Мэриголд чувствовала, что у неё не хватит смелости, чтобы пойти к Фидиму. «А если я возьму тебя за талию и сильно потяну, может, смогу вытащить?» – спросила она. «Да, и оторвёшь мне голову», – простонала Гвендолен. Она ещё раз попыталась вырваться, но безуспешно, разве что поцарапала ухо и начала вопить, как сумасшедшая. «Не могу больше терпеть ни минуты – не могу, – стонала она между воплями. – Я умираю, умираю!» Мэриголд отбросила сомнения и рванула по дороге как бешеная. Она бежала, а вопли Гвендолен становились всё тише и тише. Неужели она умерла? Или просто охрипла? «Эй, забыла пирог в печи?» – крикнул дядя Джед Кларк, когда она пробегала мимо. Мэриголд не ответила. Чтобы добраться до кузни и выдохнуть свой рассказ, она старалась не дышать. «Раде взех святых», – сказал Фидим. Он застрелил гвоздь в полу метким табачным плевком и отправился искать ножовку. Он никогда не видел причины торопиться. А Гвинни могла умереть! Наконец ножовка была найдена, и он зашагал по дороге, словно мрачный черный сказочный людоед. Гвендолен была жива и всё ещё визжала. «Теперь хватит вопить», – неприязненно сказал Фидим. Прут поддался не сразу, поэтому Фидим был не слишком вежлив. Но в конце концов Гвендолен Винсент была освобождена, помятая и потрепанная, с ощущением, что её голова увеличилась раза в три. «Больше не делать таку глупость», – предостерег Фидим. Гвендолен взглянула на него и злобно сказала: «Старый урод!» Мэриголд чуть не упала в обморок. Настоящая леди? Благочестивая? Не сказать простое «спасибо»? «Держи свой дерзкий язык за зубам», – мрачно бросил Фидим, уходя. Гвендолен показала язык его спине. Мэриголд всё ещё дрожала от пережитого. Она взглянула на Гвендолен и пробормотала четыре самых нелюбимых слова на свете. «Я же тебе говорила», – сказала она. «О, заткни свою голову!» Это было из ряда вон. «Заткни свой рот» было давно знакомо – Мэриголд часто слышала эти слова от мальчиков в школе, – но «заткни свою голову» выпадало изо всяких правил. «Мне всё равно, нравится тебе или нет, мисс Зануда, – сказала Гвендолен. – Хватит с меня быть такой же хорошей, как ты. Никто с этим не справится. Мне неважно, что скажет тётя Джозефина». «Тётя Джо-зе-фина!» «Да, тетя Джо-зе-фина! Пока она была в Крутом Холме, она только и делала, что воспевала тебя». «Меня?» – воскликнула Мэриголд. «Да. Она воспевала тебя, как идеальный пример – всё время твердила мне, какая ты хорошая! Я возненавидела тебя и не хотела сюда ехать – мне нравится ездить туда, где что-то происходит, – но папа заставил меня. И я решила, что буду такой же хорошей, как ты. Что за неделя!» «Тётя Джозефина говорила мне, что ты образцовая совершенная леди. Я старалась быть такой же идеальной, как ты», – выдохнула Мэриголд. Они посмотрели друг на друга и всё поняли. Гвендолен захохотала. «Я больше ни дня бы этого не выдержала, поэтому и засунула голову в ворота». «Тётя Джозефина сказала мне, что ты перед сном повторяешь гимны и сделала ангела своим образцом, и…» «Я просто надула тётю Джозефину, было приятно подшутить над ней». Конечно, это было нехорошо. Но вместе с неодобрением у Мэриголд вдруг возникла и начала расти симпатия к Гвендолен Винсент. «Она с ума меня свела, восхваляя тебя. Я хотела показать, что ты не единственная праведница на свете». «Ты правда хотела послушать того проповедника?» – спросила Мэриголд. «Правда. Хотела услышать какие-нибудь истории про людоедов, чтобы играть в них, когда вернусь в Крутой Холм», – ответила Гвендолен. Это звучало ещё хуже. Но, как теперь она нравилась Мэриголд. «Мы потеряли целую неделю», – скорбно сказала она. «Ничего, мы всё восполним на этой», – зловеще ответила Гвендолен. Бабушка до сих пор не может ничего понять. Она навсегда запомнила эту неделю. «Одна из ваших загадок», – всегда повторяла Саломея, если речь заходила о Гвендолен Винсент. «По костюму не определишь, кто праведник, а кто нет», – заметил Люцифер, опасаясь за сохранность своего хвоста, несмотря на благочестие Гвендолен.
apro: Хелга *розочка* (Это я, апропо, у меня чет с паролем, поэтому пишу, не регистрируясь) Вот, мы не зря подозревали, что дело нечисто. Не бывает таких благочинных девочек (ну, если только очень редко - и то сомнительно). Гвен и оказалась обычной, даже с перебором. Мэриголд по сравнению - чистый ангел. *смеющийся смайлик* С головой в прутьях - очень смешно. И кузнец хорош - как на подбор. *восхищенно*
Klo: Хелга Я знала! Хелга пишет: Бабушка до сих пор не может ничего понять. Она навсегда запомнила эту неделю. Хелга пишет: «По костюму не определишь, кто праведник, а кто нет», – заметил Люцифер, опасаясь за сохранность своего хвоста, несмотря на благочестие Гвендолен. Представляю, что они там устроили!
Хелга: apro пишет: Вот, мы не зря подозревали, что дело нечисто. Klo пишет: Я знала! Призы! apro пишет: И кузнец хорош - как на подбор. Ага, классный Фидим! Klo пишет: Представляю, что они там устроили! Следующая глава как раз об этом.
Юлия: Хелга Довели бедного ребенка, что он голову в петлю ворота готов засунуть А бабушке стоило бы выбирать выражения Не суйте голову в ворота - это ж надо такое ляпнуть. Хорошо, что все закончилось наилучшим образом - дети пришли к полному взаимопониманию и счастью на целую неделю
Klo: Хелга пишет: Следующая глава как раз об этом. О-о-о! Ждем!
Хелга: Юлия пишет: Не суйте голову в ворота - это ж надо такое ляпнуть. Хорошо, что все закончилось наилучшим образом - дети пришли к полному взаимопониманию и счастью на целую неделю Наверно, бабушкино предостережение стало последней каплей.
apropos: Юлия пишет: Не суйте голову в ворота - это ж надо такое ляпнуть. Как наименее вероятное действие, похоже. С таким же успехом можно было посоветовать им не летать на метле. Бабушка получила о них ложные установки, ну и просчиталась.
Хелга: apropos пишет: С таким же успехом можно было посоветовать им не летать на метле. Гвендолен бы сложнее пришлось, но, думаю, она бы справилась и с этим.
Хелга: Глава XII. Мэриголд развлекается 1 «Больше ничего жирного. Я чуть не умерла на этой неделе от жирной еды», – такова была декларация независимости Гвендолен вечером за ужином. Бабушка, ещё не заметившая ворота – Фидим заделал их очень тщательно, – гадала, что же с ней произошло. «Тебе следует есть жирное с постным», – сурово сказала она. Гвенни показала бабушке язык. Мэриголд была потрясена, осознав, что можно сделать такое и остаться в живых. Бабушка промолчала. Что тут скажешь? Но про себя отметила, что Гвендолен унаследовала характер Энни Винсент и даже более, чем они предполагали. Бабушка никогда бы не призналась в том, что не меньше Мэриголд устала от совершенства Гвендолен. Поэтому она притворилась, что не заметила гримасы. В последующие дни бабушке не раз пришлось притворяться ослепшей, чтобы не нарушить гостеприимство и не вызвать вечный гнев Энни Винсент, отшлёпав её отпрыска или отправив домой с выговором. Знаменитая безмятежность Соснового Облака оказалась разбитой вдребезги. День без приключений Гвенни считала потерянным. Мэриголд была в восторге – но с оговорками. Гвенни не интересовали книги или котята, она ничего не знала про дриад, что жили в буковой роще, и про водных духов, что являлись в гавань штормовыми ночами. Мэриголд не приходило в голову рассказать ей о Сильвии или пригласить на тайные тропы своих волшебных рощ. Но всё же Гвендолен была славной маленькой выдумщицей. Она всегда находила, чем заняться, с ней было весело. Она всегда подражала кому-то, умела идеально изобразить любого человека. Это было очень смешно – хотя Мэриголд не могла избавиться от мысли, что, когда она поворачивалась к Гвенни спиной, та, возможно, изображала её. Бабушка очень сердилась, когда за обедом Гвенни пролила суп на шёлковое платье миссис доктор Эмсли, изображая, как старый доктор ест суп. Мэриголд корчилась в конвульсиях нечестивого веселья. Конечно, такие забавы были хороши. Но Гвенни смеялась над тем, что было свято для Мэриголд, потому что так её учили, и хихикала тогда, когда полагалось быть почтительной. Особенно ужасно было ходить с нею в церковь. Она так смешно говорила о каждом, что Мэриголд тряслась от сдерживаемого смеха, так, что иногда сотрясалась скамья, а бабушка строго смотрела на неё. Мэриголд не позволила Гвенни крестить котят. Гвен решила, что это будет «очень весело» и даже приготовила таз с водой и всё прочее. Она должна была изображать священника, а Мэриголд – держать котят. Но Мэриголд настояла на своём. Никакого крещения котят и всё. «Бабушка не позволила бы такого», – сказала она. «Мне всё равно, позволяет она или нет», – заявила Гвенни. «А мне – нет». «Ты просто её боишься, – презрительно сказала Гвенни. – Будь смелее». «Я смелая, – ответила Мэриголд. – Я не хочу крестить котят не потому, что я её боюсь. Просто это неправильно». «Знаешь, – сказала Гвенни, – что я делаю, когда папа и мама мне что-то не разрешают. Я сажусь и ору до тех пор, пока они не сдадутся». «С бабушкой такого не получится», – гордо ответила Мэриголд. Гвенни весь вечер дулась, а Мэриголд переживала, потому что полюбила Гвенни. Но есть вещи, которые делать нельзя, и крещение котят было одной из них. Утром Гвенни объявила, что прощает Мэриголд. «Меня не нужно прощать. Я не сделала ничего плохого», – сказала Мэриголд. «А я прощу тебя, и ты не сможешь мне помешать, – добродетельно заявила Гвенни. – А теперь давай придумаем что-то другое. Мне надоело всё, чем мы занимались. Подумай, был ли в твоей жизни день, когда ты делала всё, что хочешь?» Мэриголд подумала и сказала: «Нет». «Тогда давай сегодня делать всё, что захотим. Каждую мелочь». «Всё, что захочешь ты или всё, что я?» – спросила Мэриголд. «Всё, что я, – объявила Гвенни. – Я гостья, поэтому ты обязана исполнять мои желания. Теперь идём и не будь «котёночком». Я не стану просить тебя крестить котят. Оставим всё святое в стороне, если ты такая брезгливая. Знаешь, что я хочу сделать. Ужасно хочу попробовать черничное вино. Вчера попросила твою бабушку дать мне попробовать, но она сказала, что это нехорошо для маленьких девочек. А по мне это вздор. Я хочу прямо сейчас достать бутылку и открыть её. Мы чуть-чуть отольём и вернем бутылку на место. Никто не заметит». Мэриголд хорошо понимала, что это неправильно. Но в отличие от крещения котят это «неправильно» было другим. Кроме того, она знала, что Гвенни сделает так, хорошо это или не очень, а у самой Мэриголд имелось тайное желание узнать, что из себя представляет черничное вино. Ей никогда бы не позволили попробовать его, и она считала, что это очень нечестно. Бабушкино черничное вино славилось в округе, и все гости, приходящие к ужину, угощались этим вином с пирогами. Бабушка с мамой и Саломеей собирали августовские яблоки далеко в саду. Шанс был хорош, и, как сказала Гвенни, никто не заметит, если они немного попробуют и вернут бутылку в кладовку в темный угол. В столовой было прохладно и сумрачно. Весной стены столовой оклеили новыми обоями, мама повесила новые занавески кремового оттенка. Августовский бриз поигрывал ими. В центре стола стояла красивая синяя бабушкина ваза с кипой пурпурных дельфиниумов, подарок тёти Дороти из Ванкувера. На спинке стула висело только что выстиранное бело-голубое платье Саломеи. Пока Мэриголд задержалась у стола, чтобы пошептаться с дельфиниумами, Гвенни забралась в кладовку и вышла оттуда с бутылкой. «Пробка закручена проволокой, – сказала она. – Сбегаю в амбар за плоскогубцами. Ты жди здесь и, если кто-то появится, спрячь бутылку». Никто не появлялся, Мэриголд созерцала бутылку, красиво мерцающую темным пурпуром. Наконец-то она узнает, какое оно, черничное вино. Совсем неплохо, когда рядом есть тот, кто осмеливается противостоять бабушке. По пути в амбар Гвенни встретила лишь Лазаря. Он весьма иронично относился к происхождению Гвендолен, поэтому подумал: что-то произойдёт. «Эта дитя всегда похож на ангел, когда хочет делать что-нить дьявольское», – пробормотал он. Но ничего никому не сказал. Если три женщины не могут справиться с одной девчонкой, это не его дело. «Я принесла ещё и штопор», – объявила Гвенни, выкручивая проволоку с пробки. Когда всё произошло, штопор не понадобился. Не понадобилось ничего. Гвенни и Мэриголд не поняли, что случилось. Раздался звук, похожий на выстрел – и они замерли посреди столовой, в ужасе уставившись друг на друга. В бутылке осталось совсем немного черничного вина, потому что остальное оказалось на потолке – на стенах – на новых занавесках – на платье Саломеи – на синей вазе – на лице Гвенни – на розовом платье Мэриголд! Гвенни узнала много нового про черничное вино, о чём прежде не подозревала. И если острые ощущения были тем, что она искала, а этот миг она получила их достаточно на несколько недель вперёд. Она замерла на мгновение, затем схватила Мэриголд за руку. «Бежим! – воскликнула она. – Снимай платье – надень что-нибудь – быстрей!» Мэриголд позволила затащить себя наверх. Случилось ужасное. Пятна от черники не отстирываются – она слышала это от Саломеи. Но Гвенни не дала ей времени подумать. Испачканное платье было сброшено и сунуто в шкаф – натянуто старое выцветшее. Гвенни стёрла вино с лица одним из маминых полотенец. На её платье тоже были пятна, но это не имело значения. «Идём», – повелительно сказала она, хватая Мэриголд за руку. «Куда мы идём?» – задыхаясь, спросила Мэриголд, когда они выбежали на улицу. «Куда-нибудь. Мы должны сбежать, пока они не зашли в столовую. Они же убьют нас, увидев это. Не вернемся до вечера. К тому времени они успокоятся и, может, мы уцелеем. Мне бы не хотелось быть мухой на потолке, когда его увидит бабушка». «Мы же не можем уйти на целый день. Нам же нечего есть», – простонала Мэриголд. «Будем есть ягоды и коренья, и прочее, – сказала Гвенни. – Станем цыганами и будем жить в лесу. Пойдем, это весело». «Не желаете ли прокатиться?» – раздался голос позади. Это был Абель Деруша. Человек Травник на своей двухместной повозке, как всегда, без шляпы, со своей собакой!
apropos: Хелга Ну, Гвен, ну дает! Напоминает незабвенную принцессу Варвару. Девы без тормозов. Бедная бабушка, как она это все переживет? Мериголд по сравнению - чистый ангел. Сбежать, значит, решили?
Юлия: Хелга Чудно! Видно, бабушке придется таки прозреть
Хелга: apropos пишет: Напоминает незабвенную принцессу Варвару. Девы без тормозов. Бедная бабушка, как она это все переживет? Мериголд по сравнению - чистый ангел. Надеялась, что не будет Варвары-дубль, но, видимо, по ситуации "совершенства" автору пришлось почти повториться. Юлия пишет: Видно, бабушке придется таки прозреть Да, теперь уже в слепоту не поиграешь.
apropos: Хелга пишет: видимо, по ситуации "совершенства" автору пришлось почти повториться. Ну, у нее с выбором было трудно - или пай-девочка, или бедовая. Контраст между двумя вариантами Гвен шикарно получился. А третье - это героиня.
Klo: Хелга Хелга пишет: Бабушка никогда бы не призналась в том, что не меньше Мэриголд устала от совершенства Гвендолен. Вот это я понимаю! Хелга пишет: «Будем есть ягоды и коренья, и прочее, – сказала Гвенни. – Станем цыганами и будем жить в лесу. Пойдем, это весело». Да уж!
Хелга: Klo пишет: Вот это я понимаю! Ага, мне тоже нравится!
Хелга: Немного продолжения приключений Мэриголд... 2 Человек Травник был одним из немногих романтических персонажей, которыми могла похвастаться территория гавани. Он жил где-то на мысе, но был хорошо известен повсюду, во всяком случае, все считали, что знают о нём всё, в то время как на самом деле никто ничего о нём не знал. В молодости Абель Деруша учился в колледже на священника. Затем бросил учёбу. В то время случилась охота на ересь, в результате которой Абель вернулся домой на остров, поселился на мысе с сестрой Тебби, старой девой, и приобрел повозку. Вскоре его прозвали Травником. Летом он ездил по всему острову, собирая лечебные растения, и продавал травы и настойки, которые делал сам. Он зарабатывал на этом жалкие гроши, хотя у них с сестрой было достаточно средств для жизни, и причуда с травами была для Абеля Деруши не более чем предлогом для жизни на природе. Мэриголд считала его очень «инресным» и частенько думала, как было бы хорошо покататься на его красной повозке. Она чувствовала странное очарование его личности, хотя почти ничего о нём не знала – разве что однажды услышала, что Саломея сказала о нём миссис Кемп. «Абель Деруша всегда легко относился к жизни. Кажется, что он вообще не беспокоится о сложностях и разочарованиях, как все люди. Думаю, что пока он может бродить по земле в поисках своих трав и беседовать со своей рыжей собакой, как с человеком, он не станет беспокоиться о том, что происходит вокруг. Он даже не переживал, когда его исключили из священников. Сказал, что Бог есть в лесах так же, как и в церкви. Он весь в родню своей матери, Котелосов. Они ленивые и сонные. Все уродились с мозолями на пятках. Деруши стыдились их. Так жить - неправильно». Нет, дорогая, бесценная Саломея. Для тебя неправильно, но есть же другие миры, где всё оценивается иначе, и Абель Деруша живёт в одном из них – в мире, далеком от интересов бережливых фермеров гавани. Мэриголд был знаком этот мир, хотя она знала, что нельзя жить в нём всё время, как живёт Абель. Хотя это мир, где ты счастлив. Абель Деруша был самым счастливым человеком из всех, кого она знала. У него было такое короткое лицо, что оно казалось квадратным, длинная волнистая рыжая борода и странные свирепые острые усы, которые совсем не подходили к бороде. Без сомнения, он был уродлив, но Мэриголд считала, что это очень милый тип уродства. У него были красивые голубые глаза, в которых отражалась душа, оставшаяся детской. В лесу к нему подбегали рыжие белки, он знал по имени всех собак в округе. Когда он заезжал в Сосновое Облако – довольно редко, будучи «привередливым» к портам захода – он оставался в своей красной повозке, по часу беседовал с Лазарем, Саломеей, мамой и бабушкой, если они были расположены поговорить с ним, но никогда не заходил в дом. После его ухода Лазарь, пожав плечами, сказал презрительно: «Это человек сумасшедший». На что Саломея, чтобы защитить свою расу, сообщила Лазарю, что Абель Деруша позабыл больше, чем он, Лазарь, когда-либо знал. Он пообещал Мэриголд, что как-нибудь возьмёт её покататься, и она очень хотела этого, хотя знала, что ей ни за что не разрешат. А сейчас они с Гвенни были вольны целый день делать всё, что им захочется, и Травник предлагал поехать с ним. «Конечно», – быстро сказала Гвенни. Но Мэриголд, несмотря на свои тайные желания, оробела. «Куда вы едете?» «Куда угодно, в любую сторону, – легко ответил Абель. – Сегодня я болтаюсь, просто болтаюсь, размышляя, каким бы я сделал этот мир, если бы творил его. А если вы, две мелкие негодницы, желаете поехать со мной, почему бы и нет». «Но дома же не знают, что случилось с нами», – засомневалась Мэриголд. «Зато узнают, что случилось со столовой, – хихикнула Гвенни. – Идём, Мэриголд, будь смелее». «Мэриголд права, – сказал Травник. – Не стоит волновать тех, кто волнуется. Я никогда не беспокоюсь. Сюда едет Джим Донкин. Попрошу его заехать в Сосновое Облако и сообщить, что вы проведёте день со мной. По пути мы где-нибудь пообедаем, поужинать заедем ко мне, а вечером я привезу вас домой. Ну как, согласны?» Только Человек Травник мог предложить такой план. Но Абель не видел причин, почему бы девочкам не покататься, если они этого хотят, в день, созданный Богом специально для тех, кто хотел бы погулять на свободе. Гвенни была готова, и Мэриголд решила, что это будет «инресно». Так что Джима Донкина попросили заехать в Сосновое Облако, и Мэриголд с Гвенни уселись на заднее сиденье красной повозки среди ароматного вороха урожая Абеля и покатили по дороге, весьма довольные собой. Мэриголд решила забыть катастрофу с черничным вином. Так или иначе, это сделала Гвен. Её не станут убивать, потому что она гостья и, кроме того, вокруг царил золотой день, брошенный им в руки как подарок. Возможно, у Мэриголд имелась частица страсти к путешествиям от дяди Клона. Перспектива поездки с Травником наполняла её тайной радостью. Она всегда знала, что он ей понравится. «По какой дороге мы поедем?» – спросила Гвен. «По той, по какой захочу, – ответил Травник, презрительно взглянув на проезжающий мимо автомобиль. – Посмотрите на эту тварь, оскорбляющую дневной свет. Не вижу в них смысла. Ни в каких этих ваших аэропланах. Если бы Бог хотел, чтобы мы летали, он дал бы нам крылья». «Хотел ли Бог, чтобы вы управляли этой бедной старой лошадью, если дал вам ноги?» – дерзко спросила Гвен. «Да, когда добавил её четыре к моим двум», – был ответ. Абель был так доволен собой, что целую милю посмеивался. Он свернул на боковую красную дорогу, узкую и поросшую травой, с маргаритками, цветущими вдоль заборов, калитками под соснами, каменными оградами, заросшими мхом, которые он любил осматривать, петляющими ручьями и полянами, опоясанными лесом. Все вокруг было таким милым, уединенным и уютным, а Травник рассказывал истории о каждом повороте, иногда выражаясь, как образованный человек, каким он и являлся на самом деле, а иногда впадая в детское простодушие. Он рассказал одну славную ужасную историю о яме, в которой было найдено тело убитой женщины, а на другом повороте дороги – о странствующем проповеднике, который был побит камнями. «Почему его побили камнями?» – спросила Гвен. «За проповедь правды или того, что он считал правдой. Они всегда так делают, если кто-то говорит правду – кидают камни или распинают». «Вы же сами когда-то были проповедником, правда?» Гвен превратилась в любопытного дьяволёнка. «Проповедование было идеей Тэбби. Сам я не хотел – не настолько, чтобы лгать ради этого. Видите тот дом в низине. Там жил человек, который каждое утро начинал с молитвы, а потом вставал с постели и бил свою жену». «Почему он её бил?» «Это загадка. Никто не знал почему. Может, у него был такой способ сказать «аминь». «Он бы не ударил меня дважды», – сказала Гвен. «Это верно, – Травник взглянул на неё через плечо. – А вот здесь жилище старика Мэллоу. У него жил лепрекон. Говорят, семейство Мэллоу привезло его из Ирландии в вещах. Думаю, так оно и было. Никогда не слыхал о местных лепреконах на нашем острове». «Что такое лепрекон?» – спросила Мэриголд, взбудораженная новым словом. «Крошечный сказочный гном в красном наряде и остроконечной шляпе. Если увидишь его и не отведёшь взгляд, он приведёт к горшку со спрятанным золотом. Джимми Мэллоу однажды видел его, но на секунду отвёл глаза, и крошечный парнишка исчез. Но после этого Джимми начал шевелить ушами и много получил от этого». «Что хорошего принесло ему шевеление ушами?» «Мало кто это умеет. Я могу. Смотрите». «О, вы покажите мне, как это делать!» – воскликнула Гвенни. «Этому нельзя научиться, это дар», – важно ответил Травник – Вот здесь живёт Сквирелли. Вечно хвастается, что у него нет ни цента. Понятно почему. Никто не даст ему ни одного». «Я слышала, как Лазарь говорил то же самое о вас, – грубо заявила Гвен. – Если вы живёте в стеклянном доме, не следует бросаться камнями». «Почему бы и нет? Любой может бросить камень в твой дом, почему бы и тебе не развлечься. На этом холме живёт Си Си Весси. Неплохой парень – не такой жадный, как его отец. Когда жена старика Весси умерла, её похоронили с маленькой золотой брошью без его ведома. Узнав об этом, он ночью отправился на кладбище, раскопал могилу и открыл гроб, чтобы забрать брошь. Сейчас, подождите минуту, мне нужно забежать поговорить с капитаном Симонсом. Он хочет, чтобы сегодня я принёс ему юго-западный ветер. Должен сказать ему, что сегодня не смогу, доставлю завтра». «Думаешь, он вправду торгует ветрами?» – прошептала Мэриголд. «Нет, – презрительно бросила Гвен. – Я вижу его насквозь. У него крыша поехала. Но он забавный и здорово рассказывает. Не верю в историю про лепрекона». «Неужели? – спросил Травник и сочувственно посмотрел на Гвен, внезапно появившись сзади, хотя они не видели, чтобы он выходил из дома. – Ты многое упустишь, если не будешь ни во что верить. Я путешествую повсюду, верю во всё, что вижу, и это здорово». «Лазарь говорит, что вы – лентяй», – ответила Гвенни. «Нет, нет, не лентяй. Я просто доволен жизнью. Я самая большая жаба в собственной луже, так что меня не волнует, что в соседней луже есть жабы побольше. Я сам себе король. А теперь давайте заглянем к бабушке Фин. Давно её не видел. Может быть, она позволит Лили накормить нас обедом». Гвен и Мэриголд с подозрением посмотрели на домишко, перед которым остановился Травник. Это были руины с окнами, заклеенными коричневой бумагой. Калитка висела на одной петле, сад зарос репейником и пижмой, а старуха, сидевшая на жуткой веранде, даже издалека не выглядела привлекательной. «Мне не нравится этот дом, – прошептала Гвен. – Надеюсь, мы не подцепим чесотку». «Что это такое?» «Мэриголд, ты вообще что-нибудь знаешь?» Мэриголд злорадно подумала, что она знает о чудесных вещах, тех, о которых Гвен не имеет и представления, – но в ответ лишь сказала: «Я не знаю об этом». «Тогда моли небеса, чтобы не узнать, – с важностью заявила Гвен. – Я знаю. Подцепила от одноклассника, который живёт в похожем месте. Ох! Сало и сера, иначе умрёшь». «Идёмте и хватит шептаться, – сказал Травник. – Бабушке Фин это не понравится. Вы же не хотите попасть ей на язычок. Ей восемьдесят семь, но она живее всех живых».
apropos: Хелга Какое чудесное путешествие с Травником. Забавный товарищ. И мудрый. Дельные вещи говорит. Хелга пишет: Я просто доволен жизнью. Я самая большая жаба в собственной луже, так что меня не волнует, что в соседней луже есть жабы побольше. А Гвен все-то знает.
Юлия: Хелга Чудесное начало - то ли еще будет... А уж о возвращении подумать - так дух захватывает... Спасибо, дорогая, за удовольствие!
Хелга: apropos пишет: Забавный товарищ. И мудрый. Дельные вещи говорит. Что особенно нравится у Монтгомери - эти мудрые вещи, преподнесенные как бы между прочим. Вроде, книга для детей, о маленькой девочке, а умнее тех модных раскрученных книг, где авторы изо всех сил стараются мудрить. Юлия пишет: Чудесное начало - то ли еще будет... А уж о возвращении подумать - так дух захватывает... О, да, возвращение точно будет непростым, мягко говоря.
Klo: Хелга Насыщенный день у девочек намечается. Бурное начало, неожиданное продолжение. Хелга пишет: почему бы девочкам не покататься, если они этого хотят, в день, созданный Богом специально для тех, кто хотел бы погулять на свободе. Посмотрим-посмотрим.
Хелга: Klo пишет: Бурное начало, неожиданное продолжение. Да, все складывается очень весело.
Хелга: Пыталась найти более менее симпатичную обложку Мэриголд. Как-то все не очень нравятся, беда с обложками.
Хелга:
полная версия страницы