Форум » Наши переводы и публикации » "Magic for Marigold" - "Чудеса для Мэриголд" Люси М. Монтгомери » Ответить

"Magic for Marigold" - "Чудеса для Мэриголд" Люси М. Монтгомери

Хелга: Перевод Хелга

Ответов - 300, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 All

apropos: Klo пишет: но вообще-то фраза, что "бабушка не дожила..." уже была Была, да. Увы. Хелга пишет: тема, разумеется, есть, но она всегда вторична. А у Монтгомери тема старости, жизни в этот период и смерти просто великолепна. Правильное, «жизненное» отношение ко всем этапам существования человека Не, ну навскидку можно вспомнить Толстого - у него достаточно яркие образы и описания этой темы, так скажем. Старый Джолион у Голсуорси... Можно много найти. У Монтгомери по-своему, конечно, и великолепно - без сомнения. Она вообще изумительный писатель, и то, как она вообще пишет о жизни, о людях - от рождения до старости, о жизненных невзгодах и радостях, о любви - все просто восхитительно. Нет патетики (пафоса) - грусть и тонкая ирония, что выглядит поистине безупречным.

Хелга: apropos пишет: Не, ну навскидку можно вспомнить Толстого - у него достаточно яркие образы и описания этой темы, так скажем. Старый Джолион у Голсуорси... Можно много найти. Наверное, яркие, нужно перечитать. Но никогда так не волновало. Хотя, это может быть связано с внешними факторами.

Хелга: 4 Старшая бабушка, кряхтя, опустилась на каменную скамью. Она сидела молча и неподвижно, слишком долго, как показалось Мэриголд. Луна взошла над соснами, и сад преобразился. Сад с цветами в лунном свете превращается в таинственное заколдованное место с чуточкой чертовщины, и Мэриголд с ее впечатлительностью долгие годы ощущала это очарование, прежде чем смогла дать ему определение. Ничего такого не бывало днем. Она никогда еще не была в саду в столь позднее время. Июньские лилии подняли свои снежные шапки. Лунный свет посеребрил каменные ступени. Запах сирени парил в чистом воздухе; за садом лежали поля, которые она знала и любила, теперь же они казались загадочными туманными пространствами лунного света. Где-то вдали мурлыкало море. А Старшая бабушка все еще дремала. Видела ли она давно окаменевшие лица вновь яркими и живыми? Звучали ли в лунном саду легкие шаги, призывные голоса, которые лишь она могла слышать? Чьи голоса звали ее из-за елей? Холодок пробежал по спине Мэриголд. Она ведь была абсолютно уверена, что они с бабушкой одни в саду. «Итак, как ты себя чувствуешь здесь?» — наконец спросила Старшая бабушка. «Вполне уютно», — испуганно сказала Мэриголд. «Хорошо, — сказала Старшая бабушка, — Это хорошая проверка, проверка молчанием. Если ты полчаса сидишь с кем-то в молчании и чувствуешь себя вполне «уютно», с этим человеком вы можете стать друзьями. Если нет, вы никогда ими не станете и не стоит тратить время понапрасну. Я привела тебя сюда сегодня по двум причинам, Мэриголд. Во-первых, чтобы дать тебе несколько маленьких советов о жизни, которые могут принести тебе пользу, а могут и нет. Во-вторых, чтобы повстречаться со своей жизнью. Мы здесь не одни, дитя». Нет, и Мэриголд знала это. Она пододвинулась к бабушке поближе. «Не бойся, дитя. Привидения, которые гуляют здесь, это дружелюбные, домашние духи. Они не навредят тебе. Они одной с тобой крови. Знаешь ли ты, что удивительно похожа на малышку, которая умерла за семьдесят лет до твоего рождения? Племянница моего мужа. Ни одна живая душа не помнит это маленькое создание, кроме меня — ее красоту, очарование, ее чудо. Но я помню. У тебя такие же глаза и рот, и тот же талант слышать голоса, которые только она умела слышать. Интересно, это проклятие или благодать? Мои дети играли в этом саду — затем мои внуки — и правнуки. Столько маленьких привидений! Подумать только, что в доме, где было сразу четырнадцать детей, осталась только ты одна». «Это не моя вина», — сказала Мэриголд, словно Старшая бабушка обвиняла ее. «Это ничья вина, также как никто не виноват, что твой отец умер от пневмонии, прежде чем ты родилась. Сосновое облако будет однажды твоим, Мэриголд». «Правда?» Мэриголд испугалась. Такая мысль никогда не приходила ей в голову. «И ты должна всегда любить его. Места знают, что их любят — также, как и люди. Я видела дома, чьи сердца были разбиты. С этим домом мы всегда были друзьями. Я всегда любила его, с того самого дня, как вошла сюда невестой. Я посадила большинство из этих деревьев. Однажды ты должна выйти замуж, Мэриголд, и снова наполнить жизнью эти старые комнаты. Но не слишком рано, не слишком рано. Я вышла замуж в семнадцать лет и стала бабушкой в тридцать шесть. Это было ужасно. Иногда мне кажется, что я всегда была бабушкой». «Я могла выйти замуж и в шестнадцать. Но я решила, что не сделаю этого прежде, чем свяжу мое покрывало цвета яблоневого листа. Твой прадедушка уехал в таком гневе, что я не знала, вернется ли он обратно. Но он вернулся. Он был еще мальчиком. Двое детей, вот какими мы были. Двое молодых дураков. Все так и называли нас. Но все же мы были мудрее, чем я сейчас. Мы знали то, что ныне я не знаю. Я слишком долго живу. Не делай так, Мэриголд, не живи до тех пор, пока не останется от жизни ничего, кроме куриной гузки. Никто не пожалеет, когда я умру». Мэриголд вдруг вздохнула. «Я пожалею», — воскликнула она совершенно искренне. Это же будет ужасно. Сосновое Облако без Старшей бабушки. Что же будет с миром? «Я не имела в виду такую жалость, — сказала Старшая бабушка. — И даже ты не будешь долго жалеть. Не странно ли это? Когда-то я боялась смерти. Тогда она была врагом, а теперь стала другом. Знаешь ли ты, Мэриголд, что уже тридцать лет никто не называл меня по имени? Ты знаешь, как меня зовут?» «Не-ет», — созналась Мэриголд. Она впервые поняла, что у Старшей бабушки должно быть имя. «Меня зовут Эдит. Знаешь, у меня есть странное желание — я хочу услышать, чтобы кто-то снова назвал меня по имени. Один раз. Назови меня по имени, Мэриголд». Мэриголд снова вздохнула. Это было ужасно. Кощунственно. Почти как если бы кто-то ждал, чтобы Бога назвали по имени прямо ему в лицо. «Скажи что-нибудь, ну что-нибудь, с моим именем», — нетерпеливо попросила Старшая бабушка. «Я...я не знаю, что сказать… Эдит, — промямлила Мэриголд. Как жутко звучало то, что она сказала. Старшая бабушка вздохнула. «Бесполезно. Это не мое имя, ты не так произносишь его. Конечно, а как же иначе. Мне следовало это знать», — она вдруг засмеялась. «Мэриголд, жаль, что я не смогу присутствовать на своих похоронах. О, как бы это было забавно! Весь клан до последнего шестого кузена соберется там. Они усядутся вокруг и наговорят обычных скучных любезностей обо мне, вместо того, чтобы сказать занимательную правду. Единственная правильная мысль, которую они выскажут, будет то, что я имела крепкое строение. Так всегда говорят о любом Лесли, кто пережил восьмой десяток. Мэриголд, — бабушкина привычка неожиданно поворачивать разговор всегда потрясала — что ты думаешь о мире?» Мэриголд, хоть и была удивлена, но точно знала, что думает о мире. «Думаю, что он очень интрресный», — сказала она. Бабушка уставилась на нее, а затем рассмеялась. «Ты попала в самую точку. болтовня потерпит крах, пророки исчезнут, но зрелище человеческой жизни продолжится. Я так и не устала наблюдать за ним. Я прожила почти сто лет, все сказано и сделано, но более всего я благодарна за то, что всегда считала, что мир и люди в нем интересны. Да, жизнь стоит того, чтобы прожить ее. Мэриголд, сколько маленьких мальчиков вздыхают по тебе?» «Вздыхают по мне?» — не поняла Мэриголд. «Разве у тебя нет маленьких ухажеров?» — пояснила Старшая бабушка. Мэриголд изумилась. «Конечно, нет. Я еще слишком маленькая». «Да ну? У меня было два ухажера, когда мне было столько же лет, как тебе. Ты можешь представить, что мне семь лет, и что два мальчика вздыхают по мне?» Мэриголд посмотрела в смеющиеся, мягкие в лунном свете, черные глаза Старшей бабушки и впервые поняла, что она не всегда была старой. И да, она вполне могла зваться Эдит. «Если на то пошло, у меня был ухажер, когда мне было шесть, — гордо сказала Старшая бабушка. — В наше время девочки рождались, чтобы заиметь ухажеров. Маленький Джим — я позабыла его второе имя, если вообще знала его — прошел три мили, чтобы купить для меня леденец на палочке. Мне было только шесть, но я знала, что это означает. Его нет в живых уже восемьдесят лет. А еще был Чарли Снейт. Ему было девять. Мы звали его Лягушечья морда. Никогда не забуду его огромные круглые глаза, смотрящие на меня, когда он спросил: «Можно я буду твоим парнем?». О, как он смотрел, когда я захихикала и сказала «Нет». Было очень много «нет», прежде чем я сказала «да». Старшая бабушка засмеялась своим воспоминаниям с удовольствием девочки-подростка. «Это был прадедушка, которому вы первому сказали «да»? — спросила Мэриголд. Старшая бабушка кивнула. «Но несколько раз я оказывалась на волосок от провала. В пятнадцать я была без ума от Фрэнка Листера. Родня запретила мне встречаться с ним. Он хотел, чтобы мы вместе сбежали. Мне всегда было жаль, что я этого не сделала. Но если бы сделала, то также пожалела бы об этом. Я почти влюбилась в Боба Клэнси, а сейчас все, что я помню о нем, как он однажды напился и залил мамину кухню кленовым сиропом. Джо Бенсон был влюблен в меня. Я сказала ему, что он великолепен. Если ты скажешь такому парню, что он великолепен, ты получишь его — если в самом деле хочешь получить такого. Питер Марч был хорошим парнем. Считалось, что он умирает от туберкулеза, он умолял меня выйти за него замуж и подарить год счастья. Просто представь, если бы я так сделала. Ему стало лучше, и он прожил семьдесят лет. Никогда не рискуй подобным образом с живым мужчиной, Мэриголд. Он женился на Хильде Стюарт. Милая девушка, но слишком застенчива. Каждый раз, когда Хильда тратила больше пяти центов, у Питера начиналась невралгия. Он всегда сидел впереди меня в церкви, и я умирала от желания хлопнуть по пятну, похожему на муху, на его лысине». «Прадедушка был красивым?» — спросила Мэриголд. «Красивым? Красивым? Сто лет назад все были красивыми. Не знаю, был ли он красив или нет. Знаю только, что он был моим парнем с той минуты, когда я впервые взглянула на него. Это было на праздничном ужине. Он был там с Джанет Черчилль. Она считала, что подцепила его. Она всегда ненавидела меня. На мне были в тот вечер золотые туфельки, и они мне жали. Я сбросила их под стол, чтобы немного отдохнуть. Одну из них я так и не нашла. Подозреваю, что это дело рук Джанет. Но я расквиталась с ней. Я забрала ее парня. Это было несложно. Она была красива темной бархатной красотой — намного красивее меня, но выставляла все свои достоинства, как на витрине. Где нет тайны, там нет романтики. Запомни это, Мэриголд». «Вы с прадедушкой жили здесь, когда поженились?» «Да. Он построил Сосновое Облако и привез меня сюда. Мы были вполне счастливы. Конечно, иногда мы ссорились. А однажды он обругал меня. Я обругала его в ответ. Это так испугало его, что он больше никогда не повторял подобного. Самая худшая ссора была между нами, когда он пролил суп на мое красное шелковое платье. Я всегда подозревала, что он сделал это нарочно, потому что оно ему не нравилось. Он лежит на кладбище в Южном Гармони уже сорок лет, но если бы он был сейчас здесь, я бы влепила ему пощечину за то платье». «Как вы отомстили ему?» — спросила Мэриголд, очень хорошо зная, что Старшая бабушка отомстила. Старшая бабушка смеялась, пока не задохнулась так, что не смогла говорить.


Klo: Хелга Просто дух захватывает

Хелга: Klo пишет: Просто дух захватывает У меня тоже! Мурашки...

apropos: Хелга Старшая бабушка - потрясающая совершенно! И да - дух захватывает. Хелга пишет: жизнь стоит того, чтобы прожить ее

Хелга: «Как вы отомстили ему?» — спросила Мэриголд, очень хорошо зная, что Старшая бабушка отомстила. Старшая бабушка смеялась, пока не задохнулась так, что не смогла говорить. «Я сказала ему, что раз он испортил мое платье, в следующее воскресенье я пойду в церковь в нижней юбке. Так я и сделала». «Ой, бабушка». Мэриголд подумала, что это слишком. «О, сверху я надела длинное шелковое пальто. Он не знал, пока мы не сели на наши места. Когда я села, пальто распахнулось, и он увидел нижнюю юбку — ярко-зеленую. Ах, его лицо...я и сейчас вижу его». Старшая бабушка закачалась туда сюда на скамье в приступе веселья. «Я запахнула пальто. Но не думаю, что твой прадед получил много удовольствия от той службы. Когда она закончилась, он схватил меня за руку, протащил через ряд и вон из церкви к нашему экипажу. Никаких прогулок со сплетнями в тот день. Он молчал всю дорогу домой, сидел там с гордым видом. На самом деле, он вообще никогда ни слова не сказал об этом, но не выносил зеленый цвет до конца своих дней. А это был мой цвет. В следующий раз, когда я купила зеленое платье, он подарил нашей толстой старой прачке платье из такой же ткани. Поэтому я, конечно же, не могла носить то платье, и никогда больше не осмеливалась покупать зеленое. Нужно было быть очень умной, чтобы взять верх над твоим прадедом. Но это была единственная серьезная ссора между нами, хотя мы несколько лет бранились из-за хлеба. Он хотел, чтобы хлеб нарезали толстыми ломтями, а я — тонкими. Это подпортило нам немало обедов». «Почему вы не могли нарезать хлеб, как кому хотелось?» Старшая бабушка хихикнула. «Нет, нет. Это означало бы уступить в малом. Труднее сделать это, чем согласиться в чем-то большом. Конечно, мы так и поступили, когда у нас стало так много детей, что вопрос встал о том, чтобы иметь достаточно хлеба для семьи, неважно, толсто или тонко нарезанного. Но в конце его жизни бывали времена, когда он фыркал, когда я отрезала ломоть, тонкий, как бумага, и времена, когда я не могла удержаться от хмыканья, когда он отхватывал кусок толщиной с дюйм». «Я люблю, когда хлеб тонкий», — сказала Мэриголд, симпатизируя бабушке. «Но если ты выйдешь замуж за мужчину, который любит толстый — а теперь я знаю, что каждый нормальный мужчина так и любит — пусть он ест его таким с самого начала. Не застревай на мелочах, Мэриголд. Толщина хлеба перестала волновать меня, когда твой прадед влюбился в свою вторую кузину, Мэри Лесли. Она всегда пыталась флиртовать с любой мужской особью, попадавшейся ей на глаза. Просто не могла пройти мимо. Она не была красива, но преподносила себя по-королевски, так, что люди думали, что она и есть королева. Это полезная уловка, Мэриголд. Ты можешь запомнить ее. Но не флиртуй. Ты навредишь или себе, или другому». «Разве вы не флиртовали?» — ехидно спросила Мэриголд. «Да. Поэтому и говорю тебе, что этого не нужно делать. Что касается прочего, бери то, что Бог дает тебе. Плохое было время, пока это тянулось. Но он вернулся ко мне. Они обычно возвращаются, если у вас имеется достаточно разума, чтобы оставаться спокойными и ждать — так я и сделала, слава богу. Я сорвалась только один раз, в день свадьбы Чарли Блейсделла. Алек сел в углу с Мэри и болтал с ней весь вечер. Я выскочила из дома и прошла шесть миль пешком в тонком вечернем платье и атласных туфлях. Дело было в марте. Это могло бы убить меня, но вот я здесь, девяносто девятилетняя, живая и здоровая. А Алек и не потерял меня! Думал, что я ушла домой вместе с семейством Эйб Лесли. О, да, он пришел в себя, когда Мэри бросила его ради кого-то помоложе. Но не могу сказать, что после этого мне нравилась Мэри Лесли. Она была интриганка, всегда разжигала старую ревность забавы ради». «Я ладила со всем кланом, хотя родственники мужа в большинстве были бедными глупцами. Мать Алека не одобряла, что у нас такая большая семья. Она говорила, что это не дает Алеку ни сна ни отдыха. Я родила две пары близнецов, просто, чтобы досадить ей, но мы хорошо справлялись со всеми. А брат Алека Сэм был ужасным занудой. С ним никогда ничего не случалось. Он даже не влюблялся. Умер во сне в шестьдесят. Можно сойти с ума, наблюдая, как человек так бездарно тратит свою жизнь. Пол был паршивой овцой. Всегда напивался по любому, торжественному или скорбному поводу. Напился на свадьбе Руфь Лесли — она выходила замуж здесь — и разворошил два улья пчел, вон там возле яблочного амбара, как раз когда церемония вышла в сад. Это была самая славная свадьба из всех, на которых я побывала. Никогда не забуду старого пастора Вуда, взлетающего по этим ступеням, спасаясь от пчел. Кстати говоря о привидениях!» Старшая бабушка смеялась, пока слезы не выступили у нее на глазах. «Бедняжка Руфь. Ее так искусали, что она выглядела невестой, подхватившей оспу. Но ладно, все равно у нее мозгов было только наполовину. Она всегда бросалась обнимать мужа на публике, если хотела попросить какую-нибудь мелочь. Как он краснел и злился! И всегда отказывал. Думаешь, она когда-нибудь научилась поступать разумно? Некоторые женщины никогда не учатся. Не теряй здравого смысла, Мэриголд, когда придет время общаться с мужчинами». «Расскажи мне еще истории, бабушка», — попросила Мэриголд. «Дитя, я могу рассказывать истории всю ночь. Этот сад полон ими. Прямо здесь, возле корявой яблони Бесс Лесли упала без чувств, когда Александр МакКей слишком неожиданно предложил ей руку и сердце. В наши дни люди «падали без чувств», а во времена твоей бабушки «теряли сознание». Теперь они не делают ни того, ни другого. Но какое развлечение они теряют. Александр подумал, что Бесс умерла — что он убил ее своей резкостью. Мы обнаружили его, стоящим на коленях перед нею, рвущим волосы и вопящим «караул». Он решил, что я изверг, когда вылила на нее ковш воды. Она пришла в себя очень быстро — она крутила свои локоны на папильотки — и такое ухоженное создание, как она, с мокрыми прядями и лицом как сальная свечка. Но у нее была прекрасная фигура. Мне кажется, сейчас девушки похожи на палки. Александр стиснул ее в объятиях и умолял простить его. Она простила — и вышла за него замуж, но никогда не простила меня. Говоря о привидениях — у них есть призрачная дверь в этот сад. Всегда оказывается открытой, независимо от того, захлопнули вы ее или заперли на ключ». «Ты правда веришь в это, бабушка?» «Конечно. Всегда верь в такие вещи. Если не веришь, тебе никогда не будет весело. Чем больше чудес, в которые ты веришь, тем интересней жизнь, как ты сама сказала. Слишком много неверия делают жизнь убогой. Что касается, призраков, у нашего клана есть еще одно место с привидениями — это дом Гарта Лесли с-той-стороны-залива. Там жила белая кошка!» «Почему?» «Никто не знает. Но она жила там. Семейство Гарта очень гордилось этим. Многие видели ее. Я тоже видела. По крайней мере, я видела белую кошку, моющую мордочку на лестнице». «Но была ли та кошка привидением?» «Ну вот, опять двадцать пять. Я предпочитаю верить в это. Иначе я никогда не могла бы сказать, что видела настоящее привидение. Вон там, в том углу, где стоят три сосны, Хилари и Кейт Лесли договорились рассказать, что на самом деле думают друг о друге. Он думали, что это будет забавно, и никогда больше не разговаривали друг с другом после этого. Одно время Кейт была помолвлена со своим третьим кузеном, Беном с-той-стороны-залива. Помолвка была разорвана, а позже она нашла в альбоме его матери свою фотографию, украшенную рогами и усами. Произошел ужасный семейный скандал. В конце концов она вышла замуж за Дейва Ридли. Безвредное создание — но он съедал глазурь с пирожного жены, когда они бывали у кого-нибудь на чаепитии. Кейт не возражала — она терпеть не могла глазурь — но мне всегда хотелось напичкать его глазурью так, чтобы он задохнулся. Сестру Бена, Лауру, бросил Тернер Рид. Он женился на Джози Лесли, и, когда они в первое же воскресенье появились в церкви, Лаура пришла туда в своем подвенечном платье и села рядом с Беном. Алек заявил, что ее следовало бы линчевать, но, признаюсь, мне понравилась ее храбрость. В зеленом сундуке на чердаке лежит мое шелковое лоскутное одеяло, в нем есть лоскут от того самого платья. Тебе нужно забрать его, и мой перстень с жемчугом тоже. Твой прадед обнаружил эту жемчужину в устрице в день нашей помолвки и сделал перстень для меня. Это стоило тех пятисот долларов. Я завещала его тебе, и пусть остальные не суетятся и не пытаются забрать его. Эдит с-той-стороны-залива давно положила на него глаз. Думает, что может получить его, потому что она моя первая тезка. Знала бы она, что должна мне больше, чем ее имя. Если бы не я, ее вообще бы не существовало. Это я свела ее отца и мать. В свое время я была неплохой свахой. Они не очень-то хотели жениться друг на друге, но были вполне счастливы, как если бы хотели. Но все-таки, Мэриголд, не позволяй никому устраивать твой брак». Старшая бабушка помолчала несколько минут, вспоминая, возможно, еще более старые, забытые любовные истории клана. Ветер покачивал деревья, тени танцевали вокруг. Были ли это просто тени…? «Мы с Аннабель Лесли сидели, бывало, под той яблоней и болтали, — сказала Старшая бабушка, другим тоном. Мягким нежным тоном. «Я любила Аннабель. Единственная из клана, кого я любила. Славная женщина. Одна она, из всех прочих знакомых мне женщин, умела хранить секреты. Женщина, которая сжигала письмо, если вы просили ее об этом. Открыть свою душу ей было безопасно. Научись хранить секреты, Мэриголд. Самое трудное на свете это быть честной. Я никогда не была такой. Намного проще было быть щедрой». «Я могла бы сидеть здесь всю ночь и слушать ваши рассказы об этих людях», — прошептала Мэриголд. Старшая бабушка вздохнула. «Когда-то я могла бы не спать всю ночь — болтать, танцевать, а затем хохотать на рассвете. Но невозможно делать все это в девяносто девять лет. Я должна покинуть моих привидений и идти в дом. Пожалуй, в большинстве, они были вовсе неплохи. У нас в клане никогда не бывало настоящего скандала. Разве что та старая история с мужем Аделы, в которой мог быть замешан мышьяк. Заметь, что, когда речь идет о книгах Аделы, она — наша кузина. Но когда в разговоре возникает тайна той каши, она становится «третьей кузиной». Не то чтобы я верила, что она сделала это. Мэриголд, ты простишь меня за все таблетки, которые я заставила тебя проглотить?» «Но они были мне полезны», — запротестовала Мэриголд. Старшая бабушка хмыкнула. «Это вещи, за которые нас должны прощать. Но я не прошу у тебя прощения за те библейские стихи, которые заставила тебя выучить. Когда-нибудь ты будешь благодарна мне. Удивительно, какие замечательные мысли есть в Библии. «Когда звезды поют вместе все утро». А это обращение Руфи к Наоми. Оно всегда приводило меня в ярость, потому что ни одна невестка никогда бы не сказала такое мне. Ах, да, они все ушли, кроме Мэриен. Время, самое время уходить и для меня». Мэриголд стало очень жаль, что Старшая бабушка должна умереть как раз тогда, когда она только что по-настоящему познакомилась с нею. И кроме того, ей было стыдно за кое-что. «Бабушка, — прошептала она. — Я...я корчила гримасы, когда вы не видели». Старшая бабушка дотронулась до круглой щеки Мэриголд кончиком пальца. «Ты думаешь, я не замечала твоих гримас? Замечала и часто. Они не такие ехидные, как те, что строила я в твоем возрасте. Я рада, что прожила достаточно долго, чтобы ты запомнила меня, малышка Мэриголд. Я ухожу, а ты приходишь. Живи весело, дитя. Не обращай внимания на старые традиции. Традиции не имеют значения в дни, когда фотографии королев публикуются в журнальных рекламах. Но играй в игру жизни согласно правилам. Лучше сделать, чем не делать, потому что жизнь все равно не обмануть. «И не думай слишком много о том, что скажут люди. Годами я хотела сделать одну вещь, но мне мешала мысль, а что на это скажет кузина Эвелина. В конце концов я сделала это. А она сказала: «Я и не думала, что Эдит такая храбрая». Делай то, что тебе хочется, Мэриголд, до тех пор пока, после сделанного ты сможешь подойти к зеркалу и взглянуть себе прямо в лицо. Пророчество произнесено. Но какая в том польза? Ты сделаешь свои собственные ошибки и научишься на них, как делаем все мы. Подай мою палку, дитя. Я рада, что вышла из дома. Я очень давно не смеялась, до сегодняшнего вечера, когда вспомнила беднягу пастора и пчел». «Но я часто слышала ваш смех, бабушка», — удивленно сказала Мэриголд. «Хихикать на ошибками бедолаг не значит смеяться, — сказала Старшая бабушка. Она быстро поднялась на ноги и пошла через сад, слегка опираясь на палку. У калитки она остановилась и обернулась, посылая поцелуй невидимым присутствующим. Лунный свет зажег бриллиантами ее глаза. Черный шарф на голове казался шапкой гладких черных волос. Внезапно сомкнулся мост жизни. Она стала Эдит.. Эдит золотых туфель и ярко-зеленой нижней юбки. Не успев подумать, Мэриголд воскликнула: «О, Эдит… теперь я знаю, какой ты была!». «А вот это правильный тон, — сказала Старшая бабушка. — Ты подарила мне миг юности, Мэриголд. А теперь я снова старая и уставшая — очень уставшая. Помоги мне подняться по ступенькам».

Klo: Хелга Как жаль, что бабушка и Мэриголд разговорились так поздно. Хелга пишет: Всегда верь в такие вещи. Если не веришь, тебе никогда не будет весело. Чем больше чудес, в которые ты веришь, тем интересней жизнь, как ты сама сказала. Слишком много неверия (скептицизма) делают жизнь убогой.

apropos: Хелга Потрясающая сцена! Столько историй, все такие разные - и захватывающие. Автор потрясающе умеет вводить в повествование множество вроде бы посторонних "лиц", и они изумительно вписываются в повествование, совершенно не утяжеляя рассказ и не путая читателей. Каждая история - как роман. Klo пишет: Как жаль, что бабушка и Мэриголд разговорились так поздно. С другой стороны - счастье, что Мэриголд успела подрасти, чтобы не только запомнить бабушку, но и понять. Очень щемящая сцена на самом деле. Поразительно, как бабушка сохранила и память, и ясность мыслей. Хелга пишет: Но я не прошу (у) тебя прощения за те библейские стихи, Пропущено - ?

Хелга: Klo пишет: Как жаль, что бабушка и Мэриголд разговорились так поздно. А раньше Мэриголд была маленькая. Хотя, и сейчас невелика. apropos пишет: Автор потрясающе умеет вводить в повествование множество вроде бы посторонних "лиц", и они изумительно вписываются в повествование, совершенно не утяжеляя рассказ и не путая читателей. Каждая история - как роман. Да, коротко, но сколько судеб и ярких персонажей.

Хелга: 5 «Вам помочь раздеться?» «Нет, я не собираюсь умирать в ночной рубашке, — Старшая бабушка вскарабкалась на кровать и накрылась покрывалом. — И я намерена в осколки разбить одну традицию. Я не собираюсь умирать в гостевой комнате. Но я хочу есть. Думаю, я бы съела яичницу. Но ты не умеешь ее готовить. Разве это не патетично? Мы пожелали яичницу на смертном одре, но не можем получить ее». Старшая бабушка снова хихикнула — своим старческим ядовитым смешком. Эдит из сада ушла обратно в тени прошлого века. «Иди и принеси мне стакан молока и булочку, из тех, что печет Саломея. Она стряпает лучшие булочки на свете. Можешь сказать ей это, после того как я уйду. Я не доставила ей удовольствия узнать это, пока жива». Мэриголд помчалась на кухню, воодушевленная тайной целью. Она хотела поджарить Старшей бабушке яичницу. Она никогда не делала этого, но сотню раз видела, как Саломея готовит ее для Лазаря. И она прекрасно справилась. Она вернулась в садовую комнату, неся личную тарелку Старшей бабушки, на которой красовались бело-золотой кружок и хрустящая золотисто-коричневая булочка Саломеи. «Всякого добра всем детям!» — сказала Старшая бабушка. Она устроилась на своих подушках и с удовольствием съела яйцо. «У него как раз такой вкус, какой должен быть. Ты — настоящая Лесли. Мы всегда знаем по наитию, а не по правилам, сколько чего положить. Теперь принеси мне Люцифера. Мне нужно кое-что ему сказать. А ты должна идти спать. Уже полночь». «Мне следует покинуть Вас, мэм?» Мэриголд не обратила внимания на слова Старшей бабушки о смерти. Это была ее обычная привычка. Умирающие люди не гуляют по садам и не едят яичницу. Но, видимо, следует оставить ее, пока мама и Младшая бабушка не вернутся домой. «Конечно ты должна идти. Со мной все в порядке — и будет в порядке. Нет никакой причины, чтобы ты оставалась здесь. Притуши свет и поставь стакан с водой сюда на столик». Мэриголд принесла Люцифера из его гнездышка в дровяном сарае, черного и теплого, и наполнила бабушкин стакан. «Вы хотите еще что-нибудь?» «Ничего, что ты можешь принести мне. Мне бы хотелось глоток вина из одуванчиков, которое когда-то делала сестра Алека Элиза. Никто не умел так делать вино. Прошло шестьдесят лет, а я до сих пор помню его вкус, словно жидкого солнечного света. А теперь иди». Мэриголд оставила Старшую бабушку, мистически пробующую вино из одуванчиков шестидесятилетней давности, с черным Люцифером, урчащим под боком. Младшая бабушка и мама обнаружили ее там, когда вернулись в три часа ночи. Люцифер спал, но Старшая бабушка лежала со странной мудрой улыбкой на лице словно постигла высшую мудрость и молча смеялась, но не в своей недоброй манере, полной предположений и недосказанностей. «Никогда себе не прощу», — плакала Младшая бабушка — уже больше не Младшая. 6 Шторы были опущены. Двери задрапированы в пурпур. Лесли чинно приходили и уходили. Ужасная бездонная тишина поглотила Мэриголд. А затем она вдруг перестала верить, что Старшая бабушка умерла. Это маленькое желтовато-белое существо в большом убранном цветами гробу не было ею. Это не Эдит из старого сада. Она все еще жила и смеялась — если не в саду, то где-то в другом месте. Пусть даже в небесах — которые в тот миг, когда Старшая бабушка прибыла туда, должны были стать и стали особенным местом. Это конец 5-й главы. Глава VI Власть собаки

apropos: Хелга Ох, как жаль Старшую бабушку! Все-таки это случилось, хотя до последнего не верилось, если честно. Но какая достойная смерть. Печально и светло. И успела-таки съесть свою любимую яичницу. Как же Монт умеет описывать даже столь трагичные ситуации, не впадая в пафос или мелодраму. *задумчивый смайлик*

Хелга: apropos пишет: Как же Монт умеет описывать даже столь трагичные ситуации, не впадая в пафос или мелодраму. Ей вообще чужд пафос и это замечательно.

Хелга: Глава VI Власть Собаки 1 Однажды сентябрьским утром Мэриголд проснулась раньше обычного, когда небо на востоке только загоралось восходом, проснулась, потому что в этот день она должна была идти в школу. Она не понимала, рада ли этому или не очень, но точно знала, что это было очень интересно и немного страшно. Но она решительно настроилась, что не покажет этого. Во-первых, она была уверена, что Старшая бабушка отругала бы ее за этот страх, а умершая Старшая бабушка стала оказывать на жизнь Мэриголд намного большее влияние, чем когда была жива. Во-вторых, Мэриголд не покидало чувство, что мама немного разочарована ее поступком в ту ночь у дяди Пола. Конечно, это было давно, тогда она была всего-навсего шестилетним ребенком. Теперь ей исполнилось семь, и это означало, что больше нельзя показывать свой страх. Она нежилась в своей кровати, глядя в окно, ее серебристо-золотые косички с вьющимися кончиками раскинулись по подушке. Она обожала это окно, потому что видела через него сад и сосновое облако. Можно было лежать в кровати и смотреть на верхушки сосен, покачивающихся на утреннем ветру. Когда Мэриголд просыпалась, они темнели на голубом фоне. Когда засыпала, они таинственно покачивались в лунном или звездном свете. Она любила и другое окно своей комнаты, потому что оттуда была видна гавань, а за гаванью, за туманно-голубым облаком скрывалась ее Таинственная земля. Мэриголд была убеждена, что ни у кого на свете нет такой славной комнатки, как у нее, комнатки, в которую можно было попасть, лишь пройдя через мамину. Это всегда дарило ей чувство безопасности. Потому что ночь, даже когда тебе семь лет, время странное, хоть и прекрасное. Кто знает, кто явится снаружи из темноты? Страшные загадочные чудовища бродили там, и у Мэриголд имелись причины не сомневаться в этом, потому что она видела их своими глазами. Возможно, деревья передвигались и беседовали меж собой. Вон та сосна, что простирала ветви к клену, может быть, пошла бы по саду и схватила ее. А те две старые сосны, что растут с двух сторон амбара, по ночам толкаются головами. А березки, что выстроились вдоль забора мистера Донкина, пускаются в пляски по всей округе. А этот тонкий бук, что растет в гуще елей за амбаром, словно попав к ним в плен, сбегает от них на время и забывает свои манеры, развлекаясь, как ему хочется. А те сосны-школьные наставницы, мрачно грозящие пальцами перепуганным мальчишкам, шествуют толпой, грозя пальцами всем и вся. О, все это без сомнения очень интрресно, но Мэриголд предпочла бы, чтобы никто из них не прошел по лестнице в ее комнату, минуя мамину. Воздух чуть дрожал от музыки эльфов. О, это был поистине прекрасный мир — особенно та часть его, что находится за Таинственной дверью и Зеленой калиткой. Для других людей эта часть мира была лишь фруктовым садом и «большим сосновым бором» на холме. Они ничего не знали о тех замечательных событиях. Но обнаружить их можно было лишь, пройдя через Таинственную дверь и Зеленую калитку. И произнеся Стишок. Стишок также являлся очень важной частью волшебства. Сильвия не приходила, если вы не прочитали Стишок. Бабушка, которая теперь была ни Младшей, ни Старшей, а просто Бабушкой, не одобряла Сильвию. Она не могла понять, почему мама позволяет Сильвию. Это было глупо, возмутительно и не по-христиански. «Я могу понять такую приверженность к живой подруге, — холодно говорила она, — но это нелепое воображаемое существо вне моего понимания. Это хуже, чем ерунда. Это абсолютно грешно». «Почти все одинокие дети играют с воображаемыми существами, — возражала Лорейн. — Я играла. И Линдер тоже. Он часто рассказывал мне о них. У него было три приятеля, когда он был мальчиком. Он называл их: мистер Понк, мистер Урт и мистер Джиглз. Мистер Понк жил в колодце, мистер Урт — в дупле старого тополя, а мистер Джиглз «просто бродил повсюду»!» «Линдер никогда не рассказывал мне о них», — недоверчиво сказала Бабушка. «Я часто слышала, вы рассказывали как шутку, что однажды, когда ему было шесть лет, он прибежал, запыхавшись и воскликнул: «О, мама, за мной по дороге понарошку гнался бык, и я едва спасся». «Да, и я отругала его за это и отправила спать без ужина, — праведно ответила Бабушка. — Во-первых, ему было запрещено так бегать в жару, а во-вторых, тогда я относилась к выдумкам точно так же, как отношусь сейчас». «Не удивительно, что он никогда не рассказывал вам о мистере Понке и компании», — подумала Лорейн. Но вслух она этого не сказала. Никто никогда не говорил такого Бабушке. «Не то, чтобы я была против самой Сильвии, — продолжила Бабушка, — как и всего того, что Мэриголд рассказывает нам об их приключениях. Кажется, она верит во все это. Этот «танец фей», который они видели. Фей! Поэтому она боится спать в темноте. Подумай хорошенько над моими словами, Лорейн, это научит ее врать и обманывать. Тебе следует прекратить все это и ясно объяснить ей, что такого существа, как Сильвия, не существует, и что ты не позволишь продолжаться этому самообману». «Я не могу так сделать, — запротестовала Лорейн. — Вы помните, как она разволновалась, когла учительница из Воскресной школы сказала, что у ее умершего котенка нет души. Она же болела целую неделю». «Я проболела целую неделю после переживаний в то утро, когда ты уехала в город. Она выбралась из постели и отправилась на гору поиграть на рассвете с Сильвией, — сурово сказала Бабушка. — Никогда не забуду, что я почувствовала, войдя утром в ее комнату и обнаружив, что ее постель пуста. И это как раз после того случая с похищением ребенка в Нью Брансвике». «Конечно, ей не следовало так поступать, — согласилась Лорейн. — Они с Сильвией запланировали взобраться на большую гору и «поймать солнце», когда оно явится из-за горы». Бабушка фыркнула. «Ты говоришь, словно сама веришь в существование Сильвии, Лорейн. Все это неестественно. Неправильно, когда ребенок так хочет быть в одиночестве. Я думаю, она околдована. Помнишь тот день на пикнике в воскресной школе? Мэриголд не хотела туда идти. Сказала, что она лучше поиграет с Сильвией. Это неестественно. А тот вечер, когда она попросила Бога благословить маму, бабушку и Сильвию. Я была потрясена. А та история, что она рассказала, придя домой на прошлой неделе — как они видели трех огромных слонов, шагающих по сосновой горе и пьющих лунный свет из Белого фонтана — полагаю, она имела в виду родник». «Но это могло быть правдой, — робко возразила Лорейн. — Вы же знаете, что как раз в то время в Шарлоттауне слоны сбежали из цирка и их нашли в Южном Гармони». «Если бы три слона прошагали через Гармони, их увидели бы другие, кроме Мэриголд. Нет, она все выдумала. Суть в том, Лорейн, я тебе точно говорю, что если ты позволишь своему ребенку продолжать в том же духе, люди подумают, что у нее не все дома». Это было бы ужасно — как для мамы, так и для бабушки. Какой позор иметь ребенка, у которого не все ладно с головой. Но все же мама не хотела разрушать прекрасный придуманный мир Мэриголд. «Однажды она рассказывала нам, — продолжала Бабушка, — что Сильвия сказала ей: «Бог — это красивый джентльмен». Подумай, чему твой ребенок научился от подружки». «А сейчас вы говорите, словно считаете, что Сильвия существует», — лукаво заметила Лорейн. Но Бабушка проигнорировала ее слова. «Хорошо, что Мэриголд скоро пойдет в школу. Она забудет эту никчемную Сильвию, когда начнется учеба». Школа находилась в полумиле от их дома, и в первый день учебы Бабушка должна была отвезти туда Мэриголд. Девочке казалось, что они никогда не выедут, но в Сосновом Облаке никогда не спешили. В конце концов они поехали. Мэриголд нарядили в голубое платье и снабдили корзинкой с ланчем. Саломея старательно уложила прекрасные сэндвичи в форме сердечек и печенье в форме зверей, а мама наполнила голубовато-зеленый кувшинчик с отбитой ручкой ее любимым мармеладом. Мэриголд очень любила этот кувшинчик, несмотря на отбитую ручку — или из-за нее. Она была уверена, что он знает это. Был сентябрь, и день стоял самый сентябрьский. Мэриголд наслаждалась поездкой, несмотря на некое странное ощущение, рожденное подозрением, что мама плачет, спрятавшись за кустом восковницы, там в Сосновом Облаке, — наслаждалась до тех пор, пока не увидела Собаку. После этого ей разонравилась поездка. Собака сидела на ступеньках домика старого мистера Плексона, а увидев их, рванула к калитке и помчалась вдоль забора, громко лая. Это была большая собака с короткой рыжевато-коричневой шерстью, ушами, стоящими торчком, и черным пятном на конце хвоста. Мэриголд не сомневалась, что она искусает ее всю, если настигнет. А ведь ей придется в будущем ходить в школу одной. Ей понравился школьный день, несмотря на опасных хихикающих мальчишек, которые решительно не понравились Мэриголд. Было довольно забавно создать вокруг себя суматоху, а старшие девочки суетились вокруг нее. Они ссорились из-за того, с кем она сядет, и в конце концов разрешили проблему путем вытаскивания соломинок. Лазарь отвез ее домой после уроков, а собаки не было нигде видно. Так что Мэриголд была вполне довольна и решила, что школа совсем неплоха.

apropos: Хелга Чудное продолжение! Бабушка - теперь не Младшая и не Старшая, а просто бабушка, которая жизнь видит только сухой прозой; волшебный мир детских фантазий; понимающая мудрая мама; большая страшная Собака; кувшин с отбитой ручкой, который Знает. Прелесть, что такое!

Klo: Хелга Хелга пишет: «Нет, я не собираюсь умирать в ночной рубашке, — Старшая бабушка вскарабкалась на кровать и накрылась покрывалом. — И я намерена в осколки разбить одну традицию. Я не собираюсь умирать в гостевой комнате. Но я хочу есть. Думаю, я бы съела яичницу. Но ты не умеешь ее готовить. Разве это не патетично? Мы пожелали яичницу на смертном одре, но не можем получить ее».Старшая бабушка совершенно потрясающая! Я даже расстроилась... Но! Хелга пишет: умершая Старшая бабушка стала оказывать на жизнь Мэриголд намного большее влияние, чем когда была жива. В этом есть некий высший смысл. И Младшая, а теперь просто Бабушка, выглядит жуткой занудой.

Хелга: apropos пишет: волшебный мир детских фантазий; понимающая мудрая мама; большая страшная Собака; кувшин с отбитой ручкой, который Знает. Прелесть, что такое! Думаю, Монтгомери такой и была в детстве. Klo пишет: В этом есть некий высший смысл. Да-да!

Хелга: 2 Следующий день был не настолько хорош. На этот раз в школу Мэриголд провожала мама, и сначала все было прекрасно. Собаки у калитки мистера Плэкстона не оказалось, но на другой стороне дороге появилась целая стая гусей и гусят вдовы Тернер во главе с огромным гусаком, который бегал и шипел на них из-за забора. Мэриголд не призналась маме, что боится гусей, и вскоре позабыла о них. В конце концов гусак — это не собака, а идти с мамой по красивой дороге было замечательно. Вероятно, Мэриголд позабыла все, чему ее учили в школе в тот день, но она никогда не забудет загадки этой дороги, обдуваемой ветром, веселые компании золотых шаров вдоль полей, ели, склоняющие верхушки над склонами холмов, волны на пшеничном поле мистера Донкина и юные белые облака, плывущие над гаванью. Дорога поднималась на красный холм, а папоротники вдоль нее были умыты ночным дождем. Затем они перебрались через ручей, но не по дощатому мостику, а по милому каменному, посмотрели на жемчужные завихрения воды вокруг текущей травы; затем прошли через лесок, где музыкально покачивались смолистые ветви, а мелкие фиолетовые тени были испещрены солнечным светом, по сказочной тропинке вдоль изгороди, мимо изумрудного покрывала небольшого болотца и почти до самой зеленой вершины, где стояло белое здание школы. Мэриголд была бы совершенно счастлива, если бы могла позабыть о Собаке и гусаке. Да, в школе было не так здорово в этот день. Старшие девочки больше не обращали на нее внимания. Появилась другая новенькая, с невероятно яркими рыжими кудряшками, и они все переключились на нее. Учительница усадила Мэриголд с незнакомой маленькой девочкой по имени Сара Миллер, которая ей совсем не понравилась, а противный мальчишка, сидящий в соседнем ряду, жевал жвачку и время от времени улыбался ей. Его уши шевелились, когда он жевал, а когда он улыбался, то становился похожим на жуткого чертенка. Он подошел к Мэриголд на перемене, но она повернулась к нему спиной. Очевидно этой кошечке Лесли придется подрезать коготки. «Пусть твоя мамочка провожает тебя в школу каждый день, — усмехнулся он. — Если пойдешь одна, собака старика Плекстона съест тебя. Этот пес съел уже троих». «Съел троих!» Мэриголд не смогла не обернуться. Собака становилась для нее ужасно притягательной. «Съела целиком, клянусь! Одной из них была девчонка, как ты. Собаки всегда знают, кто их боится». Мэриголд охватил странный болезненный холодок. Но она решила, что Старшая бабушка как-нибудь разберется с этим наглым мальчишкой. «Ты думаешь, — отрезала она, — что я боюсь тысячу собак?» «Ты говоришь, как все Лесли, — ответил ее мучитель. — Но погоди, когда эта собака вцепится в твою ногу, ты по-другому запоешь, мисс Вздернутый нос». Мэриголд вовсе не задирала нос. Но когда она спросила Сару Миллер, кусаются ли гуси, та ответила: «Да. Однажды наш старый гусак налетел на меня, уронил на землю и укусил». Мэриголд подумала, что жизнь и вправду нелегка. Как же ей добираться домой? Никто из детей не возвращался домой в ее сторону. Ни у мистера Донкина, ни у мистера Плекстона, ни у мистера Росса, ни у вдовы Тернер не было детей. Дети Лазаря и Файдема учились в французской школе «на востоке», там, где, как раньше думала Мэриголд, находится Таинственная земля. Но приехал дядя Клон и отвез ее домой на машине. Гусак шипел на них, а Собака, примчавшись к калитке, лаяла на них из-за нее. Это был на самом деле очень шумный пес. Мэриголд ничего не сказала дяде Клону о своих страхах. Ей было невыносимо подумать, что он будет считать ее трусихой. Она обсудила этот вопрос с Люцифером, у которого не имелось мнения насчет собак. «Хотя у меня никогда не было с ними дел, — признался он, — но я слышал, что какая-то собака обидела одного из моих предков». Когда Мэриголд произносила свою вечернюю молитву, она очень серьезно помолилась, чтобы завтра утром Собаки не оказалось на месте.

apropos: Хелга Чудные истории с Собакой и гусаком! Действительно, страшно. Если не съедят, то покусать могут. Пощипать, в крайнем случае. «Съел троих!» Мэриголд не смогла не обернуться. Собака была для нее ужасным . Здесь слово пропущено, видимо: была ужасным ... - ? И не совсем поняла: Хелга пишет: Но она решила, что Старшая бабушка как-нибудь разберется с этим наглым мальчишкой. Старшая же умерла, а Младшая стала просто бабушкой - ? *Задумчивый смайлик, который пропал*.

Хелга: apropos пишет: Если не съедят, то покусать могут. Пощипать, в крайнем случае. Выбрала "покусать", потому что по-детски. apropos пишет: Здесь слово пропущено, видимо: была ужасным ... - ? Да, позабыла - не могла сформулировать, а потом позабыла. Возраст, увы... apropos пишет: Старшая же умерла, а Младшая стала просто бабушкой - ? Именно Старшая. apropos пишет: *Задумчивый смайлик, который пропал*. Как, опять пропал?



полная версия страницы