Форум » Наши переводы и публикации » "Magic for Marigold" - "Чудеса для Мэриголд" Люси М. Монтгомери » Ответить
"Magic for Marigold" - "Чудеса для Мэриголд" Люси М. Монтгомери
Хелга: Перевод Хелга
Юлия: Хелга Довели бедного ребенка, что он голову в петлю ворота готов засунуть А бабушке стоило бы выбирать выражения Не суйте голову в ворота - это ж надо такое ляпнуть. Хорошо, что все закончилось наилучшим образом - дети пришли к полному взаимопониманию и счастью на целую неделю
Klo: Хелга пишет: Следующая глава как раз об этом. О-о-о! Ждем!
Хелга: Юлия пишет: Не суйте голову в ворота - это ж надо такое ляпнуть. Хорошо, что все закончилось наилучшим образом - дети пришли к полному взаимопониманию и счастью на целую неделю Наверно, бабушкино предостережение стало последней каплей.
apropos: Юлия пишет: Не суйте голову в ворота - это ж надо такое ляпнуть. Как наименее вероятное действие, похоже. С таким же успехом можно было посоветовать им не летать на метле. Бабушка получила о них ложные установки, ну и просчиталась.
Хелга: apropos пишет: С таким же успехом можно было посоветовать им не летать на метле. Гвендолен бы сложнее пришлось, но, думаю, она бы справилась и с этим.
Хелга: Глава XII. Мэриголд развлекается 1 «Больше ничего жирного. Я чуть не умерла на этой неделе от жирной еды», – такова была декларация независимости Гвендолен вечером за ужином. Бабушка, ещё не заметившая ворота – Фидим заделал их очень тщательно, – гадала, что же с ней произошло. «Тебе следует есть жирное с постным», – сурово сказала она. Гвенни показала бабушке язык. Мэриголд была потрясена, осознав, что можно сделать такое и остаться в живых. Бабушка промолчала. Что тут скажешь? Но про себя отметила, что Гвендолен унаследовала характер Энни Винсент и даже более, чем они предполагали. Бабушка никогда бы не призналась в том, что не меньше Мэриголд устала от совершенства Гвендолен. Поэтому она притворилась, что не заметила гримасы. В последующие дни бабушке не раз пришлось притворяться ослепшей, чтобы не нарушить гостеприимство и не вызвать вечный гнев Энни Винсент, отшлёпав её отпрыска или отправив домой с выговором. Знаменитая безмятежность Соснового Облака оказалась разбитой вдребезги. День без приключений Гвенни считала потерянным. Мэриголд была в восторге – но с оговорками. Гвенни не интересовали книги или котята, она ничего не знала про дриад, что жили в буковой роще, и про водных духов, что являлись в гавань штормовыми ночами. Мэриголд не приходило в голову рассказать ей о Сильвии или пригласить на тайные тропы своих волшебных рощ. Но всё же Гвендолен была славной маленькой выдумщицей. Она всегда находила, чем заняться, с ней было весело. Она всегда подражала кому-то, умела идеально изобразить любого человека. Это было очень смешно – хотя Мэриголд не могла избавиться от мысли, что, когда она поворачивалась к Гвенни спиной, та, возможно, изображала её. Бабушка очень сердилась, когда за обедом Гвенни пролила суп на шёлковое платье миссис доктор Эмсли, изображая, как старый доктор ест суп. Мэриголд корчилась в конвульсиях нечестивого веселья. Конечно, такие забавы были хороши. Но Гвенни смеялась над тем, что было свято для Мэриголд, потому что так её учили, и хихикала тогда, когда полагалось быть почтительной. Особенно ужасно было ходить с нею в церковь. Она так смешно говорила о каждом, что Мэриголд тряслась от сдерживаемого смеха, так, что иногда сотрясалась скамья, а бабушка строго смотрела на неё. Мэриголд не позволила Гвенни крестить котят. Гвен решила, что это будет «очень весело» и даже приготовила таз с водой и всё прочее. Она должна была изображать священника, а Мэриголд – держать котят. Но Мэриголд настояла на своём. Никакого крещения котят и всё. «Бабушка не позволила бы такого», – сказала она. «Мне всё равно, позволяет она или нет», – заявила Гвенни. «А мне – нет». «Ты просто её боишься, – презрительно сказала Гвенни. – Будь смелее». «Я смелая, – ответила Мэриголд. – Я не хочу крестить котят не потому, что я её боюсь. Просто это неправильно». «Знаешь, – сказала Гвенни, – что я делаю, когда папа и мама мне что-то не разрешают. Я сажусь и ору до тех пор, пока они не сдадутся». «С бабушкой такого не получится», – гордо ответила Мэриголд. Гвенни весь вечер дулась, а Мэриголд переживала, потому что полюбила Гвенни. Но есть вещи, которые делать нельзя, и крещение котят было одной из них. Утром Гвенни объявила, что прощает Мэриголд. «Меня не нужно прощать. Я не сделала ничего плохого», – сказала Мэриголд. «А я прощу тебя, и ты не сможешь мне помешать, – добродетельно заявила Гвенни. – А теперь давай придумаем что-то другое. Мне надоело всё, чем мы занимались. Подумай, был ли в твоей жизни день, когда ты делала всё, что хочешь?» Мэриголд подумала и сказала: «Нет». «Тогда давай сегодня делать всё, что захотим. Каждую мелочь». «Всё, что захочешь ты или всё, что я?» – спросила Мэриголд. «Всё, что я, – объявила Гвенни. – Я гостья, поэтому ты обязана исполнять мои желания. Теперь идём и не будь «котёночком». Я не стану просить тебя крестить котят. Оставим всё святое в стороне, если ты такая брезгливая. Знаешь, что я хочу сделать. Ужасно хочу попробовать черничное вино. Вчера попросила твою бабушку дать мне попробовать, но она сказала, что это нехорошо для маленьких девочек. А по мне это вздор. Я хочу прямо сейчас достать бутылку и открыть её. Мы чуть-чуть отольём и вернем бутылку на место. Никто не заметит». Мэриголд хорошо понимала, что это неправильно. Но в отличие от крещения котят это «неправильно» было другим. Кроме того, она знала, что Гвенни сделает так, хорошо это или не очень, а у самой Мэриголд имелось тайное желание узнать, что из себя представляет черничное вино. Ей никогда бы не позволили попробовать его, и она считала, что это очень нечестно. Бабушкино черничное вино славилось в округе, и все гости, приходящие к ужину, угощались этим вином с пирогами. Бабушка с мамой и Саломеей собирали августовские яблоки далеко в саду. Шанс был хорош, и, как сказала Гвенни, никто не заметит, если они немного попробуют и вернут бутылку в кладовку в темный угол. В столовой было прохладно и сумрачно. Весной стены столовой оклеили новыми обоями, мама повесила новые занавески кремового оттенка. Августовский бриз поигрывал ими. В центре стола стояла красивая синяя бабушкина ваза с кипой пурпурных дельфиниумов, подарок тёти Дороти из Ванкувера. На спинке стула висело только что выстиранное бело-голубое платье Саломеи. Пока Мэриголд задержалась у стола, чтобы пошептаться с дельфиниумами, Гвенни забралась в кладовку и вышла оттуда с бутылкой. «Пробка закручена проволокой, – сказала она. – Сбегаю в амбар за плоскогубцами. Ты жди здесь и, если кто-то появится, спрячь бутылку». Никто не появлялся, Мэриголд созерцала бутылку, красиво мерцающую темным пурпуром. Наконец-то она узнает, какое оно, черничное вино. Совсем неплохо, когда рядом есть тот, кто осмеливается противостоять бабушке. По пути в амбар Гвенни встретила лишь Лазаря. Он весьма иронично относился к происхождению Гвендолен, поэтому подумал: что-то произойдёт. «Эта дитя всегда похож на ангел, когда хочет делать что-нить дьявольское», – пробормотал он. Но ничего никому не сказал. Если три женщины не могут справиться с одной девчонкой, это не его дело. «Я принесла ещё и штопор», – объявила Гвенни, выкручивая проволоку с пробки. Когда всё произошло, штопор не понадобился. Не понадобилось ничего. Гвенни и Мэриголд не поняли, что случилось. Раздался звук, похожий на выстрел – и они замерли посреди столовой, в ужасе уставившись друг на друга. В бутылке осталось совсем немного черничного вина, потому что остальное оказалось на потолке – на стенах – на новых занавесках – на платье Саломеи – на синей вазе – на лице Гвенни – на розовом платье Мэриголд! Гвенни узнала много нового про черничное вино, о чём прежде не подозревала. И если острые ощущения были тем, что она искала, а этот миг она получила их достаточно на несколько недель вперёд. Она замерла на мгновение, затем схватила Мэриголд за руку. «Бежим! – воскликнула она. – Снимай платье – надень что-нибудь – быстрей!» Мэриголд позволила затащить себя наверх. Случилось ужасное. Пятна от черники не отстирываются – она слышала это от Саломеи. Но Гвенни не дала ей времени подумать. Испачканное платье было сброшено и сунуто в шкаф – натянуто старое выцветшее. Гвенни стёрла вино с лица одним из маминых полотенец. На её платье тоже были пятна, но это не имело значения. «Идём», – повелительно сказала она, хватая Мэриголд за руку. «Куда мы идём?» – задыхаясь, спросила Мэриголд, когда они выбежали на улицу. «Куда-нибудь. Мы должны сбежать, пока они не зашли в столовую. Они же убьют нас, увидев это. Не вернемся до вечера. К тому времени они успокоятся и, может, мы уцелеем. Мне бы не хотелось быть мухой на потолке, когда его увидит бабушка». «Мы же не можем уйти на целый день. Нам же нечего есть», – простонала Мэриголд. «Будем есть ягоды и коренья, и прочее, – сказала Гвенни. – Станем цыганами и будем жить в лесу. Пойдем, это весело». «Не желаете ли прокатиться?» – раздался голос позади. Это был Абель Деруша. Человек Травник на своей двухместной повозке, как всегда, без шляпы, со своей собакой!
apropos: Хелга Ну, Гвен, ну дает! Напоминает незабвенную принцессу Варвару. Девы без тормозов. Бедная бабушка, как она это все переживет? Мериголд по сравнению - чистый ангел. Сбежать, значит, решили?
Юлия: Хелга Чудно! Видно, бабушке придется таки прозреть
Хелга: apropos пишет: Напоминает незабвенную принцессу Варвару. Девы без тормозов. Бедная бабушка, как она это все переживет? Мериголд по сравнению - чистый ангел. Надеялась, что не будет Варвары-дубль, но, видимо, по ситуации "совершенства" автору пришлось почти повториться. Юлия пишет: Видно, бабушке придется таки прозреть Да, теперь уже в слепоту не поиграешь.
apropos: Хелга пишет: видимо, по ситуации "совершенства" автору пришлось почти повториться. Ну, у нее с выбором было трудно - или пай-девочка, или бедовая. Контраст между двумя вариантами Гвен шикарно получился. А третье - это героиня.
Klo: Хелга Хелга пишет: Бабушка никогда бы не призналась в том, что не меньше Мэриголд устала от совершенства Гвендолен. Вот это я понимаю! Хелга пишет: «Будем есть ягоды и коренья, и прочее, – сказала Гвенни. – Станем цыганами и будем жить в лесу. Пойдем, это весело». Да уж!
Хелга: Klo пишет: Вот это я понимаю! Ага, мне тоже нравится!
Хелга: Немного продолжения приключений Мэриголд... 2 Человек Травник был одним из немногих романтических персонажей, которыми могла похвастаться территория гавани. Он жил где-то на мысе, но был хорошо известен повсюду, во всяком случае, все считали, что знают о нём всё, в то время как на самом деле никто ничего о нём не знал. В молодости Абель Деруша учился в колледже на священника. Затем бросил учёбу. В то время случилась охота на ересь, в результате которой Абель вернулся домой на остров, поселился на мысе с сестрой Тебби, старой девой, и приобрел повозку. Вскоре его прозвали Травником. Летом он ездил по всему острову, собирая лечебные растения, и продавал травы и настойки, которые делал сам. Он зарабатывал на этом жалкие гроши, хотя у них с сестрой было достаточно средств для жизни, и причуда с травами была для Абеля Деруши не более чем предлогом для жизни на природе. Мэриголд считала его очень «инресным» и частенько думала, как было бы хорошо покататься на его красной повозке. Она чувствовала странное очарование его личности, хотя почти ничего о нём не знала – разве что однажды услышала, что Саломея сказала о нём миссис Кемп. «Абель Деруша всегда легко относился к жизни. Кажется, что он вообще не беспокоится о сложностях и разочарованиях, как все люди. Думаю, что пока он может бродить по земле в поисках своих трав и беседовать со своей рыжей собакой, как с человеком, он не станет беспокоиться о том, что происходит вокруг. Он даже не переживал, когда его исключили из священников. Сказал, что Бог есть в лесах так же, как и в церкви. Он весь в родню своей матери, Котелосов. Они ленивые и сонные. Все уродились с мозолями на пятках. Деруши стыдились их. Так жить - неправильно». Нет, дорогая, бесценная Саломея. Для тебя неправильно, но есть же другие миры, где всё оценивается иначе, и Абель Деруша живёт в одном из них – в мире, далеком от интересов бережливых фермеров гавани. Мэриголд был знаком этот мир, хотя она знала, что нельзя жить в нём всё время, как живёт Абель. Хотя это мир, где ты счастлив. Абель Деруша был самым счастливым человеком из всех, кого она знала. У него было такое короткое лицо, что оно казалось квадратным, длинная волнистая рыжая борода и странные свирепые острые усы, которые совсем не подходили к бороде. Без сомнения, он был уродлив, но Мэриголд считала, что это очень милый тип уродства. У него были красивые голубые глаза, в которых отражалась душа, оставшаяся детской. В лесу к нему подбегали рыжие белки, он знал по имени всех собак в округе. Когда он заезжал в Сосновое Облако – довольно редко, будучи «привередливым» к портам захода – он оставался в своей красной повозке, по часу беседовал с Лазарем, Саломеей, мамой и бабушкой, если они были расположены поговорить с ним, но никогда не заходил в дом. После его ухода Лазарь, пожав плечами, сказал презрительно: «Это человек сумасшедший». На что Саломея, чтобы защитить свою расу, сообщила Лазарю, что Абель Деруша позабыл больше, чем он, Лазарь, когда-либо знал. Он пообещал Мэриголд, что как-нибудь возьмёт её покататься, и она очень хотела этого, хотя знала, что ей ни за что не разрешат. А сейчас они с Гвенни были вольны целый день делать всё, что им захочется, и Травник предлагал поехать с ним. «Конечно», – быстро сказала Гвенни. Но Мэриголд, несмотря на свои тайные желания, оробела. «Куда вы едете?» «Куда угодно, в любую сторону, – легко ответил Абель. – Сегодня я болтаюсь, просто болтаюсь, размышляя, каким бы я сделал этот мир, если бы творил его. А если вы, две мелкие негодницы, желаете поехать со мной, почему бы и нет». «Но дома же не знают, что случилось с нами», – засомневалась Мэриголд. «Зато узнают, что случилось со столовой, – хихикнула Гвенни. – Идём, Мэриголд, будь смелее». «Мэриголд права, – сказал Травник. – Не стоит волновать тех, кто волнуется. Я никогда не беспокоюсь. Сюда едет Джим Донкин. Попрошу его заехать в Сосновое Облако и сообщить, что вы проведёте день со мной. По пути мы где-нибудь пообедаем, поужинать заедем ко мне, а вечером я привезу вас домой. Ну как, согласны?» Только Человек Травник мог предложить такой план. Но Абель не видел причин, почему бы девочкам не покататься, если они этого хотят, в день, созданный Богом специально для тех, кто хотел бы погулять на свободе. Гвенни была готова, и Мэриголд решила, что это будет «инресно». Так что Джима Донкина попросили заехать в Сосновое Облако, и Мэриголд с Гвенни уселись на заднее сиденье красной повозки среди ароматного вороха урожая Абеля и покатили по дороге, весьма довольные собой. Мэриголд решила забыть катастрофу с черничным вином. Так или иначе, это сделала Гвен. Её не станут убивать, потому что она гостья и, кроме того, вокруг царил золотой день, брошенный им в руки как подарок. Возможно, у Мэриголд имелась частица страсти к путешествиям от дяди Клона. Перспектива поездки с Травником наполняла её тайной радостью. Она всегда знала, что он ей понравится. «По какой дороге мы поедем?» – спросила Гвен. «По той, по какой захочу, – ответил Травник, презрительно взглянув на проезжающий мимо автомобиль. – Посмотрите на эту тварь, оскорбляющую дневной свет. Не вижу в них смысла. Ни в каких этих ваших аэропланах. Если бы Бог хотел, чтобы мы летали, он дал бы нам крылья». «Хотел ли Бог, чтобы вы управляли этой бедной старой лошадью, если дал вам ноги?» – дерзко спросила Гвен. «Да, когда добавил её четыре к моим двум», – был ответ. Абель был так доволен собой, что целую милю посмеивался. Он свернул на боковую красную дорогу, узкую и поросшую травой, с маргаритками, цветущими вдоль заборов, калитками под соснами, каменными оградами, заросшими мхом, которые он любил осматривать, петляющими ручьями и полянами, опоясанными лесом. Все вокруг было таким милым, уединенным и уютным, а Травник рассказывал истории о каждом повороте, иногда выражаясь, как образованный человек, каким он и являлся на самом деле, а иногда впадая в детское простодушие. Он рассказал одну славную ужасную историю о яме, в которой было найдено тело убитой женщины, а на другом повороте дороги – о странствующем проповеднике, который был побит камнями. «Почему его побили камнями?» – спросила Гвен. «За проповедь правды или того, что он считал правдой. Они всегда так делают, если кто-то говорит правду – кидают камни или распинают». «Вы же сами когда-то были проповедником, правда?» Гвен превратилась в любопытного дьяволёнка. «Проповедование было идеей Тэбби. Сам я не хотел – не настолько, чтобы лгать ради этого. Видите тот дом в низине. Там жил человек, который каждое утро начинал с молитвы, а потом вставал с постели и бил свою жену». «Почему он её бил?» «Это загадка. Никто не знал почему. Может, у него был такой способ сказать «аминь». «Он бы не ударил меня дважды», – сказала Гвен. «Это верно, – Травник взглянул на неё через плечо. – А вот здесь жилище старика Мэллоу. У него жил лепрекон. Говорят, семейство Мэллоу привезло его из Ирландии в вещах. Думаю, так оно и было. Никогда не слыхал о местных лепреконах на нашем острове». «Что такое лепрекон?» – спросила Мэриголд, взбудораженная новым словом. «Крошечный сказочный гном в красном наряде и остроконечной шляпе. Если увидишь его и не отведёшь взгляд, он приведёт к горшку со спрятанным золотом. Джимми Мэллоу однажды видел его, но на секунду отвёл глаза, и крошечный парнишка исчез. Но после этого Джимми начал шевелить ушами и много получил от этого». «Что хорошего принесло ему шевеление ушами?» «Мало кто это умеет. Я могу. Смотрите». «О, вы покажите мне, как это делать!» – воскликнула Гвенни. «Этому нельзя научиться, это дар», – важно ответил Травник – Вот здесь живёт Сквирелли. Вечно хвастается, что у него нет ни цента. Понятно почему. Никто не даст ему ни одного». «Я слышала, как Лазарь говорил то же самое о вас, – грубо заявила Гвен. – Если вы живёте в стеклянном доме, не следует бросаться камнями». «Почему бы и нет? Любой может бросить камень в твой дом, почему бы и тебе не развлечься. На этом холме живёт Си Си Весси. Неплохой парень – не такой жадный, как его отец. Когда жена старика Весси умерла, её похоронили с маленькой золотой брошью без его ведома. Узнав об этом, он ночью отправился на кладбище, раскопал могилу и открыл гроб, чтобы забрать брошь. Сейчас, подождите минуту, мне нужно забежать поговорить с капитаном Симонсом. Он хочет, чтобы сегодня я принёс ему юго-западный ветер. Должен сказать ему, что сегодня не смогу, доставлю завтра». «Думаешь, он вправду торгует ветрами?» – прошептала Мэриголд. «Нет, – презрительно бросила Гвен. – Я вижу его насквозь. У него крыша поехала. Но он забавный и здорово рассказывает. Не верю в историю про лепрекона». «Неужели? – спросил Травник и сочувственно посмотрел на Гвен, внезапно появившись сзади, хотя они не видели, чтобы он выходил из дома. – Ты многое упустишь, если не будешь ни во что верить. Я путешествую повсюду, верю во всё, что вижу, и это здорово». «Лазарь говорит, что вы – лентяй», – ответила Гвенни. «Нет, нет, не лентяй. Я просто доволен жизнью. Я самая большая жаба в собственной луже, так что меня не волнует, что в соседней луже есть жабы побольше. Я сам себе король. А теперь давайте заглянем к бабушке Фин. Давно её не видел. Может быть, она позволит Лили накормить нас обедом». Гвен и Мэриголд с подозрением посмотрели на домишко, перед которым остановился Травник. Это были руины с окнами, заклеенными коричневой бумагой. Калитка висела на одной петле, сад зарос репейником и пижмой, а старуха, сидевшая на жуткой веранде, даже издалека не выглядела привлекательной. «Мне не нравится этот дом, – прошептала Гвен. – Надеюсь, мы не подцепим чесотку». «Что это такое?» «Мэриголд, ты вообще что-нибудь знаешь?» Мэриголд злорадно подумала, что она знает о чудесных вещах, тех, о которых Гвен не имеет и представления, – но в ответ лишь сказала: «Я не знаю об этом». «Тогда моли небеса, чтобы не узнать, – с важностью заявила Гвен. – Я знаю. Подцепила от одноклассника, который живёт в похожем месте. Ох! Сало и сера, иначе умрёшь». «Идёмте и хватит шептаться, – сказал Травник. – Бабушке Фин это не понравится. Вы же не хотите попасть ей на язычок. Ей восемьдесят семь, но она живее всех живых».
apropos: Хелга Какое чудесное путешествие с Травником. Забавный товарищ. И мудрый. Дельные вещи говорит. Хелга пишет: Я просто доволен жизнью. Я самая большая жаба в собственной луже, так что меня не волнует, что в соседней луже есть жабы побольше. А Гвен все-то знает.
Юлия: Хелга Чудесное начало - то ли еще будет... А уж о возвращении подумать - так дух захватывает... Спасибо, дорогая, за удовольствие!
Хелга: apropos пишет: Забавный товарищ. И мудрый. Дельные вещи говорит. Что особенно нравится у Монтгомери - эти мудрые вещи, преподнесенные как бы между прочим. Вроде, книга для детей, о маленькой девочке, а умнее тех модных раскрученных книг, где авторы изо всех сил стараются мудрить. Юлия пишет: Чудесное начало - то ли еще будет... А уж о возвращении подумать - так дух захватывает... О, да, возвращение точно будет непростым, мягко говоря.
Klo: Хелга Насыщенный день у девочек намечается. Бурное начало, неожиданное продолжение. Хелга пишет: почему бы девочкам не покататься, если они этого хотят, в день, созданный Богом специально для тех, кто хотел бы погулять на свободе. Посмотрим-посмотрим.
Хелга: Klo пишет: Бурное начало, неожиданное продолжение. Да, все складывается очень весело.
Хелга: Пыталась найти более менее симпатичную обложку Мэриголд. Как-то все не очень нравятся, беда с обложками.
Хелга:
полная версия страницы