Форум » Вильна, 1812 » Тройка, семерка, туз. 29 апреля, около одиннадцати вечера. » Ответить
Тройка, семерка, туз. 29 апреля, около одиннадцати вечера.
Game master : Место действия: дом Паца Дата и время: 29 апреля 1812 года, около одиннадцати вечера Участники: Казимир Пржанский, Кшиштоф Ковальский (НПС), подполковник Валерьян Журавский (НПС). "... Направо легла дама, налево туз. — Туз выиграл! — сказал Германн и открыл свою карту. — Дама ваша убита, — сказал ласково Чекалинский. Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как он мог так обдернуться. В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась..." А.С. Пушкин. "Пиковая дама"
Ответов - 31, стр:
1 2 All
Game master : Ковальский достал из кармана платок, промокнув выступившие капли пота на висках и на лбу, и перевернул семерку пик. - Мечите штоссе, пан Казимир, - с нажимом произнес он, допивая вино и жестом требуя служителя. Тот возник вдруг, наполнив бокал понтера, так же незаметно, обтекая гудящих зрителей подошел к банкомету. Ковальский подался вперед, невольно двигаясь за размеренными движениями рук банкомета. - Вправо король, влево семерка, - ровным голосом на девятом абцуге возвестил банкомет. - Угадал семерку! - хлопнул по зеленому сукну Кшиштоф, радуясь очередному везению. Собравшиеся зрители загудели, пододвигаясь ближе к столу, стоящий за спиной приятеля подполковник Журавский ахнул. «Два дня, два дня подряд» - что-то запело у него в груди фальцетом, и он смахнул рукой ассигнации пана Казимира, приговаривая, - деньги к деньгам, вот так-то… Злые, блестящие глаза на покрасневшем лице Пржанского выдавали неприкрытый гнев, однако проигрыш его не усилил, напротив, движения его сделались еще более размеренными, и ни единый мускул багрового лица не дрогнул. - Продолжим, пан Ковальский? – голос Казимира был подобен скольжению салазок по тонкому льду. - Разумеется, пан Пржанский, дураком буду, ежели откажусь… Пересчитав ассигнации, он деньги на стол не бросил, а рядом с картой криво вывел мелом цифру в пять тысяч. - Принимаете, пан Пржанский? Казимир молча кивнул и выложил первый абцуг. Лоб – девятка пик, соник - червовый валет. Кшиштоф предъявил обществу бубнового туза, и началась метка. Перед горящим взором Ковальского плавно летали карты: вправо-влево, вправо-влево…
Пржанский: Мысль об опасности, которую насылал на него длинный язык Ковальского, отступила, злость прошла, уступив место бешеному азарту, от которого ударяет в голову кровь, и сердце готово выскочить из груди и пуститься в свободный полет. Пржанский чувствовал, как между лопатками холодком потекла струйка пота. Вправо – десятка, влево – дама, вправо – семерка, влево – туз… Затихшие было зеваки, задвигались, зашумели. Ковальский суетливо сгреб брошенные Казимиром на стол купюры. Пржанский смахнул колоду на пол, офицер, стоящий с той стороны стола, куда веером полетели карты, невольно отшатнулся, что-то пробормотав, и замолчал, наткнувшись на взгляд шляхтича. – Играем, пан? – Пржанский повернулся к Ковальскому, вскрывая новую колоду. – Ставлю куш… загибаю… – отозвался тот, хватаясь за мел и вырисовывая на сукне жирную единицу и четыре кривых нуля. Пржанский хозяйским жестом расчистил пространство ломберного стола, сдвинув в сторону бокалы и свечи. Понтер вытащил карту, вскрыл колоду банкомета. Пан Казимир метал, пять абцугов вышли в пустоту. Прежде чем бросить шестой, он сделал паузу, в упор глянув на красного, словно вареный рак, Ковальского. Вправо выпала дама, влево – бубновый валет. – Мой валет! – завопил Ковальский, дергая шейный платок. Пржанский взял мел, вывел на сукне цифру проигрыша, прижимая кусок мела так, что на последнем нуле он раскрошился в его пальцах. – Деньги? – спросил понтер. – Вы мне не доверяете, пан Ковальский? – криво усмехнувшись, ответил вопросом на вопрос Пржанский. – Предлагайте свой куш! Ковальский взмахнул руками, обернулся на стоящего позади него подполковника, но ничего не сказал, снова взглянул на Пржанского. – Ставлю вдвое… – прохрипел он. Пржанский кивнул и начал тасовать колоду.
Masque: Журавский сглотнул и промокнул платком вспотевший лоб, отчаянно жалея, что вышел из игры. Может, удача вернулась бы к нему, и он, а не пан Кшиштоф, выиграл сейчас столько денег... Десять тысяч! На десять тысяч он бы... Подполковник мысленно прикидывал, как бы распорядился такой суммой, которую по-глупому выпустил из своих рук, отказавшись продолжать... "Испугался небольшого проигрыша и жалкой ставки в пятьсот", - зло и тихо выругался, с завистью взглянув на толстую кипу ассигнаций, возвышающуюся на столе рядом с Ковальским. Журавский сейчас не думал о том, что у него не было пятисот рублей, и он не мог делать такую ставку, потому и был вынужден оставить место понтера. Будто сквозь туман он видел, как Пржанский открывает первый абцуг, и карты полетели направо, налево: валет, семерка... Как напружинился, побагровел пан Кшиштоф, дрожащей рукой переворачивая и показывая свою карту - даму пик... Кшиштоф, которого он сам свел с паном Казимиром, своими руками, и теперь именно Ковальский, а не он, Журавский, выигрывает состояние...
Game master : Ставка в двадцать тысяч… Мел хрустнул и сломался пополам под нажимом пальцев понтера, гудящая толпа плотной стеной обступила его, подаваясь вперед, к столу, прожигая взглядами карты, летающие под руками пана Казимира. - Рисково, панове, - густым басом выдал толстый шляхтич, - ох, рисково… Ковальский замер, не сводя глаз с изумрудного ока, плавно перемещающегося вслед за картами, словно загипнотизированный загадочным, обманчивым его светом. Двадцать тысяч… К черту эту ничтожную жизнь, тесную квартирку, обеды за чужой счет в трактире пана Дуплы, деньги, плаченные за переданные письма и пакеты без адреса, презрительные взгляды соседки - русской дамы с хорошенькой дочерью, что делают вид, что он, шляхтич Ковальский, полное ничтожество, не достойное не то что более близкого знакомства, но даже радушного приветствия. Все к лешему, все по-другому будет. И квартира побогаче, и обеды в ресторане Крешкевича, не похлебка из тощей курицы, издохшей под забором от старости, и абонемент в ложу местного театра, и не глупые, грязные девицы пани Ангелины, а хорошенькая, пухленькая, свежая блондиночка из труппы госпожи Моравской… Как подфартило ему сегодня, Кшиштофу Ковальскому... Он с трудом оторвал глаза от перстня и встретился ими с тяжелым, пронизывающим взглядом пана Пржанского, который что-то ему говорил, и, догадавшись, что Кшиштоф не слышит, повторил снова: - Вправо дама пик, пан. Тяжелый голос Пржанского в тягучей, застывшей тишине был подобен грому с ясного неба. Толпа наблюдателей ахнула, отступая, толстый шляхтич с брегетом на цепочке щелкнул крышкой часов и удивленно покрутил головой, что-то говоря своему соседу – гвардейскому офицеру. Несколько сочувствующих, разочарованно цокая языками, остались стоять у стола, дожидаясь, что предпримет понтер. Ковальский сидел оглушенный, не видя и не слыша ничего, словно в какой-то момент, после роковых слов банкомета, что-то горячее и болезненное взорвалось в его голове.
Пржанский: Пржанский отодвинул ставшую тощей колоду, смахнул разбросанные по столу карты, оставив одну - даму пик, что хищно прищурившись смотрела на него. "Славная стерва, я знал, что ты явишься!" - ухмыльнулся про себя Пржанский и откинулся на стуле. Бешеное напряжение схлынуло, уступив место злому восторгу. "Теперь осталось разобраться с твоей разговорчивостью, пан Кшиштоф, и дама будет бита!" - Не желаете ли ва-банк, пан Ковальский? - растягивая слова, спросил Казимир, прищурившись, глядя на понтера.
Game master : - Ва-банк? – очнулся Ковальский и затряс головой, словно лошадь. – Нет… нет, благодарствуйте, пан Пржанский, не хочу... Он одним махом допил вино, бросил несколько мелких ассигнаций служителю. «Дурень, почему не остановился? – зудела неотвязная, словно осенняя муха, мысль, - как расплатиться с любезным паном? Или рискнуть?» Он сглотнул сухую корку отчаяния, застрявшую в горле, пытаясь поднять себя со стула. Прочь, прочь от зеленого сукна и презрительных, насмешливых глаз банкомета, и сочувственных шепотков за спиной, и бормотания Журавского: «Пан Кшиштоф, достанет, пан!..» «Нет денег, нет денег!» – стучали в голове в голове злые молоточки. - Я согласен, - услышал он собственный голос, словно со стороны, пугающе, мерзко дрожащий, как подтаявший студень, – я согласен, пан Казимир. Но при себе денег нет, возьмете расписку?
Пржанский: Ковальский дрожащими руками начал отсчитывать ассигнации. - Здесь не хватает нескольких сотен... я дам расписку, - повторил он. Пржанский сгреб деньги на свою сторону стола. Сквозь гудящее кольцо зевак просочился официант, наполнил его бокал вином, вопросительно взглянул в сторону пустого бокала понтера. Казимир согласно кивнул, опустошил свой бокал одним глотком. - Значит, ва-банк? Хорошо, пишите расписку, пан Ковальский, пишите... принесите ему перо и бумагу, - бросил он официанту. Тот исчез и вскоре явился с письменными принадлежностями. Пан Кшиштоф взял перо, обмакнул в видавшую виды чернильницу, рука его дрогнула и на листе расползлась черная кривая клякса. - Не нужно так волноваться, вы совсем смутились, пан, - участливо произнес Пржанский, рассматривая изумруд своего перстня в пламени свечи. - Пишите...
Game master : Несколько секунд в вязкой, как кисель, напряженной тишине зала был слышен только скрип пера. Соседние ломберные столы давно опустели, все посетители, бросив свою игру, сгрудились за спинами банкомета и понтера, напряженно вытянув шеи. Журавский тихо охнул, толкая в спину приятеля, и что-то шепча ему в затылок, но Кшиштоф не слушал - он закончил писать и передал бумагу Пржанскому. - Извольте, пан Казимир. Пржанский, скупо усмехнувшись, помахал бумагой в воздухе, позволяя высохнуть чернилам, методично сложил ее вчетверо и отправил в карман сюртука. Не глядя, он протянул руку, взяв нераспечатанную колоду, с хрустом сорвал ленту, перетасовал и протянул понтеру. Талья началась. Любовно погладив зеленое сукно, Казимир перевернул колоду и выложил первый абцуг. Лоб – король треф, соник – бубновый туз. Подцепив карту деревянными, негнущимися пальцами, Кшиштоф открыл бубнового короля.
Пржанский: - Сорвал банк! - хором выдохнули зрители, и над ломберным столом нависла тишина. Пржанский откинул в сторону колоду, карты рассыпались по сукну, покрыв его зелень цветным ворохом. Он взял трефового короля, согнул карту пальцами и выпустил ее, карта, описав дугу, приземлилась возле бубнового короля Ковальского. Пржанский молчал, наблюдая за понтером, который, согнувшись над столом, впился взглядом в пару королей, лежащих перед ним. Подполковник осторожно дотронулся до его плеча, Ковальский нервно дернулся, словно его обожгло. - Когда я смогу получить свой выигрыш? - негромко спросил Пржанский, наконец нарушив тишину. - Или хотите отыграться, пан Ковальский?
Game master : Кшиштоф поднял голову, глядя куда-то сквозь Пржанского. - Завтра… П-послезавтра, пан Казимир. Пржанский молча кивнул, пристально рассматривая бледное лицо понтера. Ковальский вышел из-за стола, спиной чувствуя тяжелый взгляд Пржанского, и его тотчас же оттащил в сторону подполковник Журавский. - Домой пойдемте, господин Ковальский. - Дурень… - проговорил Ковалський, - psja krew, дурень, зачем сунулся?! Взял бы деньги сразу… Он схватился за голову, двумя руками вцепившись в курчавые, спутанные волосы, и начал качаться, подробно китайскому деревянному болванчику, неразборчиво продолжая проклинать себя. - Пойдем, пойдем, пан Кшиштоф, - Журавский настойчиво потянул его к выходу, отмахиваясь от стоящего неподалеку служителя, бывшего моряка, списанного на берег по нездоровью. Крупный, с побитым оспой невозмутимым лицом, он стоял в полной готовности помочь вывести неудачника, который мало ли - что вздумает – вдруг чудить начнет, плавали-знаем. Проигравшийся понтер оказался не буйным – влекомый твердой рукой приятеля, он послушно направился к выходу, бестолково оглядываясь по сторонам. Ковальский, поддерживаемый гусаром, вывалился на улицу, окунувшись в темную ночную прохладу, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. В нескольких шагах от них стоял Казимир Пржанский, что-то негромко внушая человечку, держащему письмо. Бледный свет, льющийся из окна, падал на лицо невысокого крепыша, мнущего в руке картуз: - Да, пан Казимир, виноват, пан Казимир, будет исполнено… Ковальский остановился, шатаясь то ли от вина, то ли от усталости… или внезапной догадки, пронзившей больную голову? «Антось?!»
Пржанский: - W umizgi do fortuny*, - негромко произнес Пржанский вслед неудачливому понтеру. Зеваки, обсуждая только что разыгравшуюся на их глазах драму, расходились. Мальчишка-прислужник остановился возле стола со щетками. Пржанский поднялся, бросил на сукно несколько монет, взглянул на циферблат брегета и направился к выходу, не взглянув в сторону стенающего Ковальского. Он надел картуз и перчатки, поданные швейцаром, и вышел в ночной Вильно, огляделся. Мимо прогрохотал экипаж, увозя подвыпившую компанию. - Пан! Постойте, пан! - услышал он знакомый голос и обернулся. В его сторону, стаскивая с головы картуз, спешил Антось, его доверенный слуга, который служил у него на посылках. "Какого черта его сюда принесло?!" - Пан, доставили письмо, сказали срочно, я искал вас, поспешил сюда... - Олух! Болван, ты бы лучше свое рвение в других делах применял! Давай письмо и пшел вон! - Пржанский бросил взгляд на дверь дома Паца, которая с грохотом раскрылась. - Да, пан Казимир, виноват, пан Казимир, будет исполнено… - забормотал ничего не понимающий Антось. Пржанский вытащил из его руки письмо, сунул его в карман и, не оборачиваясь, зашагал по улице, резко свернув в первый попавшийся на пути проулок. * - на волокитство за фортуной Эпизод завершен
полная версия страницы