Форум » Вильна, 1812 » Утром деньги - вечером стулья... 1 мая, позднее утро » Ответить
Утром деньги - вечером стулья... 1 мая, позднее утро
Пржанский: 1 мая, позднее утро Участники: Исаак Швейцер и Казимир Пржанский
Ответов - 38, стр:
1 2 All
Пржанский: Пржанский проводил барона взглядом и, когда тот вышел, дал волю чувствам: фарфоровая статуэтка пастушка с дудочкой описала дугу и, звонко ударившись о стену, превратилась в осколки, рассыпавшиеся по полу. Выразив таким образом свое отношение к барону и его идеям, шляхтич открыл дверцу небольшого буфета, извлек штоф темного стекла и рюмку, наполнил ее и выпил одним глотком. Впрочем, времени заниматься собой у него уже не оставалось. Пять минут спустя Казимир Леопольдович покинул квартиру, спустился вниз, подозвал ожидающего его Стася и спросил, достаточно ли хорошо он рассмотрел и запомнил человека, который только что вышел из дома. Получив утвердительный ответ, в чем, впрочем, Пржанский, зная наблюдательность своего подручного, не сомневался, он поручил ему следить за бароном, отмечая его передвижения, места визитов, и лиц, с которыми тот встретится. «Да, и еще, дождешься меня и проследишь за тем, как будет сделано одно дело», – добавил он. Отпустив Стася, Пржанский вернулся в дом, который только что покинул, но на этот раз он не стал подниматься в квартиру, прошел мимо цирюльни и ателье, которые располагались тут же, и постучал в неприметного вида дверь. Его впустили, и он, не обращая внимания на открывшего дверь служку, одним махом преодолел лестницу, ведущую в комнату Исаака Швейцера. – Здравствуй, Исаак, – сказал Пржанский, прикрывая за собой дверь и без обиняков приступая к главному. – К тебе есть дело, не терпящее отлагательства…
Исаак Швейцер: Исаак Швейцер находился внизу, но его очень интересовало все происходящее наверху. Сегодня утром явился пан Замойский, снимавший у него одну из меблированных комнат, закрылся там и часа полтора провел в полном одиночестве. Швейцер, по своим делам, разумеется, несколько раз прошелся мимо двери, и каждый раз из комнаты доносились мерные шаги. Исааку очень хотелось заглянуть и спросить, не надумал ли пан определить шагами размеры нехитрого жилища, может, пану надобны измерительные инструменты? Замойский явно кого-то ждал, и этот кто-то также явно опаздывал. Наконец явился посетитель. Некоторое время господа разговаривали наедине, затем по лестнице бегом поднялся человек Замойского, Стась. Швейцер знал его: именно он снимал квартиру на имя пана Замойского. После быстрых указаний хозяина Стась еще более резвым бегом покинул дом, но вскоре вернулся вместе с еще одним, таким же, как он, малым. После чуткому слуху Исаака явилась драматичная сцена разноса Антося – так к нему обращался Стась - хозяином. Как понял Швейцер, слуга не выполнил важное поручение господина и теперь за это расплачивался. Когда Замойский перестал кричать и вновь уединился с посетителем, а побитый, как собака, Антось поплелся по лестнице вниз, Исаак быстро шепнул невестке, чтобы она сунула тому чего-нибудь вкусненького с кухни. Невестка быстро притащила пирожков и вручила их пострадавшему, приговаривая: "Кушай, хороший человек, гнев проходит, голод вечен". Не то чтобы Швейцер пожалел Антося, просто утешить несчастного после гнева хозяина - дело, которое несчастный наверняка запомнит, а в будущем это могло пригодиться. Наконец посетитель пана Замойского покинул лавку. Швейцер на всякий случай поспешил в свою комнату, наказав слуге передать, когда сам пан покинет дом. Но пан Замойский собственной персоной возник на пороге. - Прошу вас, уважаемый пан, - Исаак подвинул Замойскому стул. – Дело, не терпящее отлагательства, нуждается в спокойном и обстоятельном изложении.
Пржанский: Пржанский ухватил стул за спинку и придвинул его ближе к хозяину дома, уселся, уперев ладони в колени. - У меня не слишком много времени, чтобы излагать обстоятельно, да и дело таково, что не требует особого обсуждения. Помнишь ли ты Войцеха Кравецкого, которого нашли где-то на берегу Вилейки? Подобная участь ждет еще одного человечка... швейцара из дома, что сняло семейство русских князей, Васильчиковых... Пржанский уставился на старого еврея, который уже не раз выполнял его некоторые, весьма щепетильного рода, поручения. Он не напрасно напомнил Исааку о Кравецком, проштрафившемся пьянчуге, случайно разболтавшем то, о чем должен был молчать, с ним Пржанский свел счеты с помощью Исаака. - Швейцар не обойдется тебе даром, - добавил он, - но все зависит от того, насколько быстро и чисто будет сделано дело.
Исаак Швейцер: Исаак продолжал спокойно смотреть на пана Замойского. При упоминании о Бобусе ни один мускул не дрогнул у него на лице. Войцеха Кравецкого он помнил прекрасно. Тогда на ту работенку нашел Швейцер хорошего исполнителя. Исполнитель сам здорово проштрафился когда-то перед Исааком, да и не перед ним одним, а потому с готовностью выполнил все, что от него требовалось. Вскорости после этого, правда, сам отправился в мир иной, по какому-то пьяному делу. Да то и лучше вышло. Сейчас, стало быть, уважаемому пану вновь потребовались подобного рода услуги. - Отправить кого-то на берег Вилейки, пан Замойский, дело-то нехитрое, - Швейцер посмотрел на своего собеседника, потом на часы в углу, потом снова на Замойского. Главное - человечка сыскать, что этот самый берег знает хорошо, да все к нему тропинки. Такой человечек у меня имеется. И чисто, и быстро сделает. - Швейцер остановился, откашлялся. - А уж насколько быстро и насколько чисто - это, пан хороший, будет настолько, насколько недаром мне это обойдется.
Пржанский: - Не беспокойся, тебя устроит цена, - ответил Пржанский. - Мы всегда договаривались с тобой. Остальное - твое дело. Но человека не станет сегодня, иначе цена упадет вполовину. А еще вполовину цена может упасть, если ты, Исаак, не объяснишь мне, - Пржанский еще ближе придвинулся к старому еврею и потянул пальцами отворот его жилета, - зачем бродишь по верхнему этажу и подслушиваешь возле моих дверей! Не для того я снимал у тебя, в твоей дыре апартаменты, чтобы ты мешал мне и заглядывал в замочную скважину... Или это так заведено у тебя в доме? Тогда мне придется забрать свой задаток и найти место поспокойней! О том, что Исаак поднимался наверх и бродил по второму этажу, Пржанскому только что сообщил ушлый Стась.
Исаак Швейцер: - Эх, пан хороший, не ведомо вам еще, что такое есть старость, - с усмешкой покачал головой Швейцер. - Тогда б поняли вы, уважаемый пан, что старому Швейцеру никоим образом не наклониться, коли бы даже захотел старый Швейцер в замочную скважину посмотреть! Вот внуки старого Швейцера на такую забаву способны были бы, да знают, мальцы - коль раз увижу их за подобной баловней, затрещин надаю немедленно. Посему таковым и не занимаются! Кто-то успел доложить Замойскому, что Исаак поднимался на второй этаж. Разумеется, этим кем-то не мог быть никто из его домашних. Значит, Стась, понял Швейцер. В следующий раз нужно будет получше за ним приглядывать. Глазастый оказался малый. Мысленно Исаак похвалил его. - А то, что ходил я сюда, уважаемый пан, так я самоличностно следил, дабы никто помешать вам не сделал! Мальцы мои шаловливые - они шумные ребята, вот и смотрел, чтобы вам не помешали тишину иметь, - Исаак откашлялся. - Да к тому же у меня там - Швейцер махнул рукой, - много ткани лежит, я ж, пан хороший, портной, я ж заказов имею и исполнять их должен. Без моих заказов чем же я кормить моих внуков буду? Вы ж сами понимаете, пан хороший, дети - они кушать требуют! Помещение, где хранил Исаак свои ткани, действительно находилось в конце коридора, за меблированными комнатами. Не без умысла, конечно. Так что Исаак сказал пану Замойскому чистую правду. Старик спокойно смотрел на Замойского, даже не пытаясь отцепить пальцы того от своего жилета. Нервничает, нервничает пан Замойский. Видать, здорово его этот посетитель пронял. - А человечка вашего оприходуем, уважаемый пан, беспокоиться не извольте. Коли цена хорошая будет - оприходуем до темноты. Я сомневаться никак не могу, что мы договоримся, вы знаете старого Швейцера, уважаемый пан, старый Швейцер - человек слова. Старый Швейцер сказал - старый Швейцер сделал. Только авансец хорошо бы, уважаемый пан, а то мой человечек, что пойдет вашего швейцара оприходовать, сказкам-то моим верить не будет!
Пржанский: - Ткани да внуки, говоришь... Ну смотри, - Пржанский потянул Исаака к себе, собрав отвороты его жилета в кулак. - Ты не так глуп, чтобы лезть туда, куда тебе не следует. Но если еще раз замечу... Пржанский не стал заканчивать фразу, решив, что действия и взгляда будет достаточно. Он отпустил Швейцера, уселся, закинув ногу за ногу, достал из кармана несколько ассигнаций и отделив пару из них, положил на стол. - Это задаток, половина, остальное получишь, когда все будет сделано. И не забудь сказать своему человечку, чтобы все, что будет найдено при бедняге, было сохранено... все! - подчеркнул он. - Пришлю человека, ему и передашь. Все, до последнего клочка бумаги! Пржанский встал, поправил картуз и перчатки, демонстрируя, что встреча закончена и обсуждать больше нечего.
Исаак Швейцер: - Ну что вы, уважаемый пан, вы же знаете старого Швейцера! - Исаак опустился на стул, вздохнув с облегчением. У пана Замойского хватка была крепкая. - Вы покупаете у меня молчание - и вы получаете молчание. Старый Швейцер - честный еврей, и он всегда дает покупателю то, за что покупатель заплатил. А коль пану не нравится, что я самоличественно - так на то воля пана, как скажете. Исаак взял деньги, пересчитал, удовлетворенно положил в карман. Пану Замойскому явно надо было расправиться с Бобусем поскорее, и он отмерил довольно щедрый аванс. - Швейцара вашего можете считать уже отошедшим, - Исаак нехорошо усмехнулся. - Но, настоятельно прошу пана, - Исаак протянул руку, словно бы хотел остановить собравшегося уходить Замойского. - Прошу у вас еще немного драгоценных минут вашего драгоценного времени, уважаемый пан! Поверьте, я стар, и я знаю лучше кого, как драгоценно время. - Швейцер вздохнул. - Но если уважаемый пан уделит мне еще немного минут, уважаемый пан никогда в жизни не скажет, что эти минуты он потерял напрасно.
Пржанский: "Что там еще нужно этому старому жиду?" - подумал Пржанский раздраженно, но, тем не менее, остановился, уперевшись о спинку стула, подумав, что Исаак не осмелился бы без веской причины удерживать его. - Ты правильно подметил, старик... мое время драгоценно, но я останусь и выслушаю тебя. Надеюсь, не понапрасну... Пржанский снова сел, откинулся на спинку стула, отчего тот жалобно заскрипел, и выжидающе взглянул на Швейцера.
Исаак Швейцер: - Ах, пан, что такое по-настоящему драгоценное время, вы поймете нескоро, - вздохнул Исаак. - А вот у меня лет в запасе действительно не много, а потому я сам не есть намеренный тратить минуты понапрасну. Исаак встал, прошелся по комнате. - Про вашего швейцара, пан хороший, имею я одну прелюбопытную историйку. Весьма прелюбопытную! - он посмотрел на Замойского. - А еще в этой историйке имеется один русский господин. Один весьма влиятельный, богатый и известный русский господин, который сейчас находится здесь, в Вильно. Один князь. - Швейцер снова сделал паузу, глядя, как реагирует Замойский на его слова. - Интересует ли пана подобная историйка?
Пржанский: - И какое мне дело до истории этого гайдука? - спросил Пржанский равнодушным тоном, но с места не сдвинулся, поскольку слова "князь" и "здесь, в Вильно" весьма привлекли его. - Хочешь заморочить мне голову и набить цену, старый пройдоха? Что мне за дело до того, кто уже не увидит завтрашнего рассвета? - он усмехнулся и продолжил: - Какой же у тебя неудобный стул, Исаак... плохо ты принимаешь гостя, да еще пытаешься задержать пустыми разговорами...
Исаак Швейцер: - Извините, уважаемый пан, - лицо Исаака приобрело грустное и жалостливое выражение. - Стулья удобные недешевы... а где ж я, бедный еврей, столько много денег возьму, чтобы стульев удобных купить? У меня жена, у меня дети, уважаемый пан, у детей свои дети - я на них только денег имею, а для стульев мне уже их мало! Швейцер имел в своих тайниках столько денег, что ему хватило бы не только на новые стулья, но и вообще на всю новую мебель в доме и даже на новый дом. Но уважаемому пану Замойскому знать о том надобно было менее всего. - А историйка-то, пан, интересная! И вы, пан Замойский, поймете это, если послушаете то, что я вам сейчас расскажу. Исаак остановился, чтобы вздохнуть. - Эх, тяжело... Тяжело быть старым и немощным, пан, пусть ваш Господь подольше не даст вам об этом узнать! А историйка моя совсем даже не про вашего человечка, что завтрашнего рассвета уже видеть не сможет. Вы не поспешайте, пан, вы слушайте, будет интересно. Историйка моя про одного русского князя. Фамилия князя того - Шанский. Не слыхали, уважаемый пан, такую фамилию? - и Исаак выжидательно посмотрел на Замойского.
Пржанский: "Гм... Шанский! Весьма интересно. Намедни говорил Марыле о том, чтобы вытрясти из князя его грешки, а они, кажется, сами плывут в руки, - подумал Пржанский. - Этот старый еврей славно знает свое дело..." - Разумею, что купить один удобный стул для важного гостя тебя не обременит. Итак, ты задержал меня, так продолжай, я слушаю твою историю... - сказал он, добавив сердитых нот к равнодушному звучанию голоса. - Только излагай по сути, а со своей старостью я сам как-нибудь разберусь!
Исаак Швейцер: - Ваша правда, пан, со своей старостью, к великому сожалению, каждому приходится разбираться самому, - со вздохом произнес Исаак. При этом он смотрел в сторону, но заметил, как изменилось на миг выражение лица пана Замойского. По этому мгновенью Исаак понял: да, он не ошибся с покупателем. - А историйка-то, пан, таковая. Случилась она с князем, правда, когда он был моложе лет, эдак, на шесть... - Исаак задумался. - Да, на шесть. Тогда, представьте только, пан, этот Шанский служил вместе с вашим несчастным швейцаром, которому завтрашнего рассвета, равно как и послезавтрашнего, увидеть будет уже, увы, не дано. И кто бы мог подумать, - усмехнулся Исаак, - что были они два оба на руку нечисты! Один воровал, что дело есть совсем небогоугодное, а второй - князь тот самый - подписывал фальшивые бумажки, дабы вора прикрывать. Нехорошо это, уважаемый пан, нехорошо и непорядочно, это всякий знает! Да еще ладно бы проходимец какой, а то русский князь... Исаак сделал паузу, давая возможность собеседнику оценить то, что он сейчас услышал.
Пржанский: Пржанский ощутил столь знакомый ему охотничий зуд, словно выжлец, взявший след. "Что-то идет мне прямо в руки" - думал он, но не подавая виду, что ему страшно интересна Исаакова "историйка", изобразил небрежное удивление и спросил: - И чем же эта история может быть мне интересна? Таких россказней можно наслушаться в любом виленском доме: тот пан нечист на руку, этот князь небогоугодные дела вершит... Что ж ты думаешь, кто-то поверить таковой болтовне? Все это пустые слова... напрасно ты задержал меня, дражайший Исаак... Пржанский сложил руки на груди и вальяжно развалился на жалобно застонавшем стуле, насмешливо глядя на Швейцера.
Исаак Швейцер: - Пан Замойский, - с лица Исаака сбежала хитрая улыбка. - Старый Швейцер - деловой человек. Старый Швейцер не торгует, как вы изволили выразиться, болтовней! Болтовней могут торговать единственные глупые еврейки на базаре, да и то промеж собой! Я, пан Замойский, не продаю пустые слова. Я не продаю то, что порыв самого легкого ветерка превратит в ничто. Вы правы, пан, слова - пусты... Уважаемый пан Замойский скажет: Шанский вор. Уважаемого пана спросят: вы почему это знаете, пан? Что ответит пан? Что ему сказал старый Швейцер? Старый Швейцер не так глуп, он скажет, что не знает никакого пана. Нет, пан Замойский, я продаю то, что могу подержать в руках, что вы можете подержать в руках, что много важных людей, коли захотят, смогут подержать в руках! Я, пан, продаю те накладные, которые князь Шанский подписывал своей рукой княжеской, дабы прикрыть небогоугодное дело, которое совершал наш с вами несчастный. Вот что предлагаю я купить пану. А ветром пусть торгуют те, кому до ветра есть дело...
Пржанский: - Вот как? - Пржанский изогнул бровь и в упор посмотрел на Швейцера. - Тогда другое дело... Могу ли я взглянуть на эти бумаги, дабы оценить, стоят ли они дальнейшего разговора? Да и стоит ли того сам князь? - добавил он небрежно. Пасьянс, который он разложит, красивый пасьянс, уже начал выстраиваться у него в голове. Конечно, смотря что предложит ему старый еврей. Возможно, игра и не стоит свеч.
Исаак Швейцер: - Разумеется, уважаемый пан, разумеется, вы взглянете на эти бумажки, прежде чем они станут вашими, - Исаак прекрасно видел, что Замойский уже зацепился за крючок, несмотря на то, что он пытался изобразить безразличие и пренебрежение. О, такая игра была для Швейцера не в нове! Он читал такие игры, как свои бухгалтерские книги, как мысли Сары, когда она была чем-то недовольна, то есть практически всегда. Он давно научился видеть за мнимым пренебрежением стремление скрыть истинный интерес. Будучи сам хитрым пройдохой, Исаак легко понимал хитрости других. - Бумажки эти, пан Замойский, будут у меня в доме аккурат сегодня к вечеру. Пожалуйте ко мне, а не хотите - человечка своего верного присылайте, и бумажки будут ваши, а старый Швейцер забудет, что он те бумажки в своей жизни в руках подержал. То, что бумажки разговора стоят - так мы уже ведем его, наш разговор. А стоит ли дела ваш князь - так то, пан, вам самим решать. Исаак снова закашлялся, впрочем, на этот раз его кашель был призван дать пану Замойскому время решить, сам он явится к вечеру в лавку или же ограничится надежным человеком. Откашлявшись, Швейцер снова поднял глаза на уважаемого пана. - Да только к решению вашему, пан хороший, прибавьте вы еще одну историйку. Не желаете послушать? Прелюбопытная историйка, про душу княжескую, коль есть она, душа...
Пржанский: - Так у тебя нет бумаг? В таком случае, зачем ты завел этот разговор? - Пржанский поднялся со стула и резко отодвинул его в сторону. - Вечером и поговорим... если я надумаю говорить, и о душе тоже. Пржанский прошелся по комнате, разглядывая невзрачную обстановку. "Виляет, старый жид, пся крев, хочет выжать все, что сумеет... ладно, посмотрим" - Впрочем, говори, что хотел сказать сейчас, - он резко остановился напротив Швейцера, - быть может, к вечеру у меня не достанет времени... Да пропусти свои рассуждения о душе... мне нужна только суть...
Исаак Швейцер: - Душа - она и есть суть человека... - задумчиво проговорил Швейцер. - Впрочем, не всякого. Он снова перешел на деловой тон. - Вы же, пан хороший, понимаете, что таковые бумажки не могут валяться где попало! - покачал он головой. - Если старый Швейцер будет так глуп, что будет держать важные вещи там, где они могут попасть кому им попадать совсем не следует - вы же сами, уважаемый пан, скажете, что со старым Швейцером дела иметь неудобонадежно. Ни вам, пан, не надобно того, ни мне. Исаак вновь остановился. Замойский вскочил со стула, Замойский не усидел, Замойский пригрозил уйти - но ждет. Швейцер понял, что он не только подцепил уважаемого пана на крючок, но и ухватил пана накрепко. Этот Шанский, по-видимому, представлял для Замойского большого интересу, иначе бы пана уже не было в лавке. - А не подумалось ли пану, зачем князю было подписывать те бумажки, каковые к вечеру будут вашими?
полная версия страницы