Форум » Вильна, 1812 » Мало ли малин в Марьиной роще? Ночь с 30 апреля на 1 мая. » Ответить
Мало ли малин в Марьиной роще? Ночь с 30 апреля на 1 мая.
Masque: Место действия: дом Исаака Швейцера Дата и время: 1 мая 1812 года, сильно после полуночи. Участники: Бобусь Кучинский (НПС), Исаак Швейцер. Ангел добрый, ты знаешь ли злобу слепую, Руки сжатые, слезы обиды в глазах, В час, как Месть, полновластная в наших сердцах, Адским зовом встревожит нам душу больную? Ангел добрый, ты знаешь ли злобу слепую? Шарль Бодлер
Ответов - 37, стр:
1 2 All
Masque: - Я не хочу надуть тебя, Исаак, - возмутился Бобусь, - я хочу получить деньги, хорошие деньги. Мне нужно как-то жить, Исаак, пока… Болеслав с хрустом потянулся, разминая затекшие ноги, и продолжил: - Здесь еще с десяток листов. Я тебе дал первый. Документ важный, и я уверен, ты найдешь на него покупателя. Заплати мне за бумаги и за эти побрякушки, – Кучинский кивнул на сиротливо лежащие кольца и серьги. – уж они-то настоящие. Однако… кто бы мог подумать… - снова нервно хохотнул швейцар, удивляясь неожиданной промашке с ожерельем. Он поднялся и сделалал несколько шагов по комнате, остановившись сбоку и нависая на Исааком, подобно медведю, вставшему на задние лапы: - Заплати мне за это, Исаак, и после я расскажу тебе историю, которая будет стоить не меньше. У меня есть чем подтвердить свои слова, не беспокойся, – Бобусь прищурился и с неожиданной прытью вернулся к своему стулу, придавив его всей тяжестью тела. – Плати же, лавочник, я жду. Мне не терпится подержать в руках деньги, Исаак...
Исаак Швейцер: - Терпение, Бобусь, - добродетель общечеловеческая, - жалеть Кучинского Швейцер не собирался. - И иудейская, и христианская. Коль раз ты есть добрый христианин, Бобусь, как я - почтенный иудей, так что потерпи. Одна облезлая кошка очень торопилась поймать убегавшую мышь и попала под колёса повозки. Так что не скачи, Бобусь, как блоха, сиди спокойно и жди. Исаак медленно встал и, не произнося более ни слова, вышел из комнаты. На этот раз в его планы не входило оставлять Кучинского надолго одного, но дверь запереть он всё-таки посчитал не лишним. Исаак прошёл по коридору в одну из дальних комнатушек, где хранил он часть своих денег. Деньги Исаак держал в разных местах и в разных тайниках. Некоторые из них были известны двум его старшим сыновьям, эти деньги Исаак использовал для ведения дел в своей лавке. О других же не догадывалась даже хитроумная Сара. Швейцер достал деньги, отсчитал причитающуюся Бобусю за серьги и кольцо сумму, снова запер свой тайник на множество замков и поплёлся обратно в комнату, где он оставил Бобуся ждать и терпеть. - Держи, - он кинул на стол деньги. - Это твои деньги, Бобусь. За серьги и кольцо. Я обещал тебе, и я своё слово сдержал. Ты получил деньги. А теперь, Бобусь, прячь свои деньги, пока на них не позарился никто другой, и давай мне твои бумаги и твой рассказ. Убирай подальше деньги, Бобусь, и можешь начинать давать.
Masque: Болеслав, не торопясь, пересчитал купюры, сдержав удовлетворенный возглас. Да, Исаак не поскупился. Блаженно зажмурившись и спрятав деньги, Кучинский развалился на стуле, хитро поглядывая на Швейцера. - Итак, ты хочешь знать мою историю, Исаак? Что ж, послушай ее. Сегодня я встретил одного человека, на вечере князя Васильчикова. Он пришел как гость, Исаак. Высокий, холеный, красавец, прекрасной фамилии и очень богатый… Он очень богат, Исаак. Между нами – пропасть, лавочник, почти такая, как между мною и тобой, презренный сын Иуды…. – Бобуся понесло, глаза его заблестели, словно полученные деньги и предвкушение новой наживы опьянили его не хуже вишневой наливки, – и все-таки у нас есть прошлое Исаак, общее прошлое. Моя умершая шесть лет назад жена, Ляля… Кучинский скрипнул зубами и лицо его исказилось.
Исаак Швейцер: Расчёт Швейцера оказался верным. Исаак знал, что заплатив Бобусю даже чуть больше обещанной за драгоценности суммы, он с лёгкостью развяжет тому язык. Так оно и вышло. Убаюканный ласковым хрустом купюр, Бобусь расслабился. Теперь Исаак был уверен, что тот расскажет ему нечто представляющее интерес. Кучинский начал рассказ про некоего богатого господина. Слова "холёный" и ""красавец" прозвучали с явным привкусом зависти, из чего Исаак заключил, что у Бобуся с этим знатным господином имелись какие-то личные счёты. Швейцер пропустил мимо ушей замечание о презренном сыне Иуды, над которым в другое время не преминул бы посмеяться, и приготовился внимательно слушать. Предположение Швейцера о личных счётах подтвердилось почти сразу же. Бобусь заговорил о своей умершей жене. Значит, тут что-то любовное. Исаак слегка засомневался в полезности для себя любовной истории, которую, по всей вероятности, собирался рассказать ему швейцар. Но, верный своему правилу не делать преждевременных выводов, решил дослушать всё до конца. При упоминании имени своей жены Кучинский остановился. Исаак взглянул на него с любопытством. Неужели в душе этого человечка жили какие-то чувства? - Продолжай, Бобусь, - мягко сказал Исаак. - Продолжай, я слушаю тебя.
Masque: - Шесть лет назад я служил, Исаак. Я был немаленьким человеком… ведал полковым снабжением, был женат на красавице Ляле… При воспоминании о жене глаза Кучинского замаслились, и блеснули в свете свечи: - Ах, какая это была женщина... Такая не снилась тебе, презренный еврей!.. Настоящая красавица, сейчас вспомню, сердце екает… лицо как у ляльки фарфоровой, высокая грудь… предана, как верная собака, глядит в глаза, ждет, что прикажу, на все была готова ради меня, Исаак... Подложил я ее ротмистру Шанскому, использовал, как содержательница борделя последнюю девку… Да проще все тогда казалось, да и Елена моя была не прочь. Вместе смеялись над дураком, фанфароном, что видел только свои усы да белые кудри, разметавшиеся по подушке. Повелся князь Шанский, а я тихо помалкивал, вроде как не знаю, али не хочу знать... У меня свой интерес был, - Кучинский выдохнул и пояснил, - в то время кампании военные шли, и, как водится у русских – бардак, воровали снабженцы, кто во что горазд… ну, и я не удержался, и сам влез по уши, и Лялю втянул... Хорошо все шло, гладко, фальшивые накладные мне Шанский подмахивал, не глядя в глаза – или мужа-рогоносца стеснялся, амант, черт его дери!.. Кучинский зло и коротко рассмеялся, и продолжил, вдохновенно глядя в потолок затуманенным взором: - Потом проверка грянула… Что успел, спрятал, да и ротмистр постарался – Лялечка у него в ногах валялась, просила мужа спасти… И спасла-таки...
Исаак Швейцер: Да, складно получалось у Бобуся! Впрочем, Исаак уже по началу этой истории понял, что этот знатный господин - Шанский - у Бобуся будет выставлен дураком. Сам же пан Кучинский окажется на высоте положения. Но не зря же Бобусь метёт тут языком! Если у него действительно есть счёты с этим Шанским, то в своей истории он явно что-то привирает. Или чего-то недоговаривает. Ибо если бы всё было так, как звонит Бобусь, никаких счётов у него с тем господином не возникло бы. Но ему, Исааку Швейцеру, какое дело до прошлого пана Кучинского и его отношений с тем ротмистром? Конечно, если сейчас этот ротмистр замешан в тёмных делишках, можно было бы извлечь немалую пользу, зная о не совсем достойных событиях его жизни. То, что описываемая Бобусем любовная история между его женой и Шанским действительно была, сомнений не вызывало. Но сейчас, зачем он всё это рассказывает Швейцеру сейчас? Что на уме у этого швейцара? Какие ещё бумаги лежат у него в кармане? - Вижу, что спасла, - усмехнулся Исаак. - Иначе ты был бы сейчас не здесь, Бобусь, а солидно далеко отсюда, и уж точно не бы держал в руках того, что ты держишь теперь. - Исаак смотрел на свечу, которая догорела уже наполовину. - Но пока, Бобусь, я слышу только слова. А слова, как я уже тебе сказал, - это такой же дым, какой исходит от печной трубы. Что мне до твоего Шанского?
Masque: - Или ты глупее, чем я думал, Исаак, или притворяешься, - зло хохотнул Кучинский, разворачиваясь на стуле, который предостерегающе, жалобно скрипнул, - что тебе за дело? Дело очевидное, лавочник. Сам бы взялся, да мне бежать нужно. Вот и хочу продать тебе, Исаак, князя Шанского, за хорошие деньги. Кучинский осклабился, взглянул на еврея и, темнея лицом, продолжил уже без улыбки: - Уговорил я полкового лекаря, приписали мне кучу болячек, кроме ноги раненой… И Шанский постарался ради Лялечки - то ли голову потерял, хлыщ, то ли пожалел… в тягости была она к тому времени… В общем, дело закрыли, списали меня по увечью, припомнив недавнюю травму, и ушел я тихо, унося с собой часть накладных… фальшивых, ротмистром подписанных. А Ляля родами умерла, оставив сына. Анджеем крестили. Мальцу пять лет, живет на хуторе с Лялиной теткой, я им деньги посылал… ежели случалась оказия… Болеслав потянулся, хрустнув суставами, и выдохнул: - Был недавно у них, видел… сына – князей Шанских кровь течет в его жилах… А теперь смекай, Исаак… Дите, конечно, невинное, однако глупо не воспользоваться… облегчить мошну князюшки. Да то ладно, а вот накладные… Шанский уверен был, что документы сгорели – я сам божился, что следов не оставил. А есть они. Дело тогда замяли его стараниями… А сейчас и открыть могут, - он вытер пот со лба, и прямо взглянул на задумавшегося Швейцера, - смекаешь, ты, жалкая душонка? Князь у меня в руках! – глаза Кучинского налились кровью, - а если тебе историю продам, твоя выгода в ней будет, выгода очевидная!
Исаак Швейцер: Старый Швейцер молчал. Старый Швейцер выслушал историю Кучинского. Теперь старый Швейцер размышлял. Ему стало понятно, какие счёты имел с тем ротмистром Бобусь. Конечно, простить жене, что та родила не его сына, он не мог. А также имелись документы, которые подтверждали, что у влиятельного ныне человека, как и у самого Бобуся, в прошлом имеются весьма тёмные дела. Вот что вынес Исаак из рассказа Бобуся. Всю остальную сентиментальную часть он отправил на задворки своего разума. Задворки разума Швейцера, надо признать, были полны разнообразной информации, разложенной в строгом порядке, но он умел держать её там запертой на семь замков. В нужный час он мог достать оттуда то, что ему было надобно. Разумеется, рассчитываться с Шанским за делишки Бобуся Швейцер не собирался. Но иметь у себя бумаги, за которые он мог бы зацепить влиятельного человека, как рыбак цепляет рыбку на крючок, было не лишним. Ещё одного влиятельного человека, усмехнулся про себя Исаак. Половина влиятельных людей и не подозревали, что многое из того, что они сами считали глубокой тайной, находится на задворках разума старого лавочника-еврея, и не только в его голове, но также и в тайниках в виде различных бумаг и вещичек. Швейцер молчал довольно долго, не отводя глаз от пляшушего пламени свечи. Наконец он посмотрел на Бобуся. - Хорошо, Бобусь, - произнёс он. - Я покупаю у тебя князя, но покупаю не слова. Я покупаю у тебя те накладные, про которые ты мне тут так складно описывал. Неси мне накладные, Бобусь, и ты получишь от меня деньги. А то, что ты принёс сейчас - я должен сначала прочитать твои бумаги, чтобы их купить. Даже самая глупая еврейка не купит молока, если молоко в закрытой крынке.
Masque: - Сейчас, Исаак! – Бобусь резко хлопнул ладонью по столу, - ты мне заплатишь за бумаги сейчас, старый пройдоха. Ты прекрасно знаешь, что мне время не позволяет ждать, пока ты прочтешь бумаги. Кучинский поднялся снова, чувствуя себя более убедительным в том момент, когда он, как глыба, нависал над тщедушным евреем. У него не было времени дожидаться, и старик хотел сыграть на этом, сбив цену. Или оставив расчет на будущее. - У меня весьма туманное будущее, лавочник, - скрипнул зубами Бобусь, - я хочу получить деньги за бумаги сейчас. Ты понимаешь, чего они стоят, лавочник, не лукавь… А накладные… Их нет в городе – разве я мог знать, что судьба сведет меня с князем Шанским. Накладные на хуторе, я их держу там, где держу ублюдка князя. Я отправлюсь туда сегодня же ночью, Исаак. Чем раньше ты рассчитаешься со мной за то, что получил, тем скорее я уеду. Я черкну тебе, как добраться туда, Исаак. Дай мне половину денег – а вторую половину привезет твой человечек, ему я и отдам бумаги. Могу и мальца отдать, - Кучинский утробно хохотнул, понимая, что хитрый жид, скорее всего, примет его условия. Дите – не козырь в игре. Так, попытка разжалобить фанфарона, но, если пригрозить бывшему ротмистру Шанскому разглашением истории с поддельными накладными и покрытием махинаций должностного преступника… Совсем иной колер… Бобусь щелкнул пальцами. - Ах, черт бы побрал меня, Исаак, как жаль, что я не смогу прижать князюшку самолично. Ты останешься с хорошим наваром, лавочник! Ну же, не скупись!
Исаак Швейцер: - Ты опять нетерпелив, Бобусь, - спокойно, глядя на Кучинского снизу вверх, ответил Исаак. - Ты прыгаешь на стуле, Бобусь, как масло на раскалённой сковороде моей Сары. Это грех, Бобусь, и он тебе зачтётся со всеми твоими остальными делишками. Швейцер прекрасно понимал, что Бобусю просто не сидится на месте. Он рвался сбежать из города, он боялся. А когда человек боится, им легко можно управлять. - Хорошо, - вновь повторил Исаак. - Бобусь, у тебя свой интерес, а у меня свой. Ты хочешь прижать твоего князя. Я же хочу иметь твои бумаги. Ты принёс мне бумаги Бобусь, ты хочешь продать бумаги, а я хочу их купить. Нам осталось только поговорить про цену. Швейцер остановился на секунду и снова взглянул в глаза Бобусю, горевшие алчным огнём. - Я даже дам тебе выбирать. Я куплю у тебя бумаги, не читая, но это будет для тебя стоить меньше. Если я читаю твои бумаги, я определяю настоящую цену. Я готов ждать, пока твой человек привезёт мне твои накладные, я готов платить за них сколько надо, если они того стоят, и даже больше, если они и вправду стоят больше, но я не буду, Бобусь, платить тебе за дым. Почему я знаю, что ты не сказал старому Швейцеру большую сказку? Так что можешь выбирать, Бобусь, и старый Швейцер сделает что ты выбрал.
Masque: Бобусь понял, что хитрый жид вцепился в его горло клещами, и из него не вытащишь больше, чем он согласен дать. - Некогда, некогда мне ждать, мерзкий сын Иуды, - забормотал Кучинский, тяжело ступая по комнате, – ладно, плати сколько сможешь… сейчас, лавочник. Я оставлю тебе бумаги. И половина за накладные – сейчас. Тогда адрес скажу. На хутор пришлешь своего человечка, Исаак. Я никому не доверяю. И тебе тоже. Получишь накладные в обмен на деньги. Не раньше. Бобусь еще раз прошелся по комнатушке и уселся на хлипкий, скрипучий стул. Он потерял непростительно много времени. Стоило поторопиться, и Исаак это понимал. Чувствуя, как он стремительно сдает свои позиции, выдавая нетерпение и страх, Кучинский поднял злые глаза на Швейцера, обнажив в угрожающей ухмылке кривые зубы: - Ну?.. У меня есть причина торопиться, Исаак, и торопить тебя.
Исаак Швейцер: - Вижу, что тебе просто неймётся, Бобусь, как неймётся собаке получить вожделенную кость. Но обождать тебе всё-таки ж придётся, Бобусь. Я должен принести деньги. Деньги - они сами не приходят, как бы тебе, Бобусь, того бы ни хотелось. Исаак сделал паузу, понаблюдав за реакцией Кучинского на слова о деньгах, торопящихся пожаловать к нему. Потом он продолжил: - Я плачу тебе сейчас за твои бумаги сколько они стоят сейчас, непрочитанные. Ты это выбрал сам. И я плачу тебе за адрес, который ты сейчас мне будешь писать. Я пришлю к тебе деньги, Бобусь. Они поедут с моим человеком по адресу, который ты сейчас продашь мне. Когда они приедут, мой человек изучит твои накладные, и если ты не покормил меня сейчас красивой сказкой, а рассказал чистую правду, мой человек отдаст деньги тебе, а ты отдашь ему накладные. А коли ты решил посмеяться над бедным старым Швейцером, - в глазах старика блеснула слеза, - уж тогда не обижайся, Бобусь, не обижайся, дорогой, но деньги уедут обратно ко мне. А сейчас, Бобусь, я иду нести деньги за бумаги и за адрес, а ты пишешь мне адрес. Вон перо и бумага, Бобусь, начинай, время летит быстро, а когда тебе неймётся, то ещё быстрей. Швейцер, не дожидаясь, когда Бобусь начнёт писать адрес, повернулся и вышел из комнаты. Уже в третий раз. И в третий раз повернулся ключик в двери.
Masque: Кучинский мысленно пожелал хитрому иудею провалиться на месте, а сам, взяв мятый листок бумаги и обмакнув перо в чернильницу, начал писать адрес. Свет единственной свечи был слишком тусклым. Болеслав чертыхнулся, прищурился, скрипнув пером по бумаге, и на руку ему брызнуло несколько чернильных капель. - Чертов жид, скупердяй, пару лишних свечей поставить удавится, - пробормотал он под нос, не заботясь, впрочем, если Исаак услышит его из-за закрытой двери. Кучинский в сердцах сплюнул и начал рыться в карманах в поисках платка, когда его пальцы нащупали какой-то предмет. - Табакерка, - вспомнил Бобусь, извлекая из кармана серебряную табакерку, на крышке которой была выгравирована нехитрая надпись, свидетельствующая о том, что сию изящную вещицу подарила Василию Дмитрию Шанскому его любящая матушка. Табакерку он вытащил из кармана плаща князя, как только тот скрылся в гостиной, оставив стоять в прихожей швейцара, сверлящего его спину недобрым взглядом. Соблазн оставить себе какую-то собственность князя Шанского, пусть эту безделицу, был необъяснимым и опасным, но обладание тем, что принадлежало недавно князю, казалось болезненно привлекательным. Повертев табакерку в руке и прикинув ее цену, Бобусь ухмыльнулся, отправив вещицу обратно в карман. Деньги нужны, но Исаак неплохо заплатит за безделушки княгини Васильчиковой и бумаги. Кучинский кое-как оттер чернильные пятна с руки, дописал адрес и тяжело поднялся, чувствуя ноющую боль в раненой когда-то ноге... «Нужно поторопиться», - снова пробормотал он, и сделал несколько шагов к двери, довольно сильно грохнув по ней кулаком, не беспокоясь о спящих домочадцах Исаака.
Исаак Швейцер: Вернувшись с деньгами, Исаак поднёс руку с ключом к дверному замку. В этот момент дверь содрогнулась от удара тяжёлого кулака Бобуся, который, как понял Исаак, находился в состоянии, близком к бешенству. Швейцер подождал с минуту, повернул ключ и вошёл в комнату. - Хладнокровней, Бобусь, - произнёс он, - ты разбудишь Сару, а я сильно не посоветую тебе встречаться с Сарой, разбуженной ударом в дверь твоего кулака. Она не успокоится, пока не прокричит тебе все слова, которые она будет иметь, а слов у неё может иметься до рассвета. Исаак положил на стол деньги, взял бумажку с адресом и внимательно изучил закорючки. - Хорошо, Бобусь. Вот деньги. Я расплатился с тобой честно. Ты видишь, старый Швейцер всегда держит слово. Езжай на свой хутор, находи там твои накладные и жди. Швейцер сел, откашлялся. Потом он, не глядя на Кучинского, поднял ожерелье. Немного покачав его в ладони, словно взвешивая, он задумчиво, будто самому себе, произнёс: - Кто ж умеет делать такие стекляшки, а? - и, подняв глаза на Бобуся, он бросил ожерелье прямо тому в руки. - Забирай свои стекляшки, Бобусь, и побалуй этой погремушкой твоего мальца.
Masque: Кучинский машинально поймал ожерелье, сверкающей змейкой уютно свернувшееся в широкой ладони, шумно выдохнул и положил его в карман. Деньги он пересчитал куда внимательнее, чем, возможно, рассчитывал Исаак, но ничего не сказал, заметив, что на этот раз старый жид отмерил ровно, ни прибавив сверху ни рубля. Мысленно прикинув, на какое время ему может хватить этих денег, Кучинский пожевал губами, бросив быстрый взгляд на еврея. Беспокоиться, что Швейцер обманет, не было особых причин, но опасения тонкой струйкой пота пробежали между лопаток, и Бобусь поежился. Свернув бумажки и спрятав их за пазуху, он поднялся, и, отодвинув жалобно скрипнувший стул, подошел к Исааку: - Что ж, лавочник, прощай. Жду твоего человека с деньгами. И запомни, - он не удержался, брезгливо поймав засаленный ворот рубашки Исаака, - если кто узнает... прихлопну, как жука навозного, мокрого места не останется… не вздумай сдать меня. Исаак. Пожалеешь, жалкая душонка. Бобусь забросил на плечо мешок, поплотнее запахнулся в старый, поношенный плащ, и вышел из вон комнатушки в переднюю, где его ждал тихий человечек, с крысиным личиком и жиденькими пейсами, то ли домочадец, то ли бесплотный призрак, который проводил его молча до двери, и аккуратно за ним ее запер. Бобусь услышал, как поворачивается ключ в тяжелом замке, и поднял голову. По небу бежали рваные клочья облаков, ветер усилился, как это часто бывает весенними ночами, в краткий промежуток времени между тьмой и рассветом. «Нужно торопиться», - снова сказал он себе, и, неожиданно легко и бесшумно ступая, скрылся за углом дома, растворившись в темноте.
Исаак Швейцер: Исаак спокойно наблюдал, как Кучинский пересчитывает купюры, также спокойно он выслушал и его угрозы. Когда за Бобусем закрылась дверь, он собрал украшения со стола, присовокупил к ним мятую бумажку с адресом хутора, на который должны были поехать деньги и с которого вместо денег планировались прибыть накладные. - Жалкий ты человек, Бобусь, - бормотал Исаак, собирая нехитрые побрякушки. - Нецелеуверенный. Он повернул голову и долго и пристально смотрел на дверь, за которой скрылся бывший швейцар.
Masque: Бобусь решительно шагал по темным улицам, плотнее кутаясь в плащ, не спасавший от утреннего майского холода. «Переодеться надо», - пробормотал он, ускоряя шаг, и пытаясь согреть холодные руки в карманах. Пальцы его наткнулись на ожерелье, которое он сам не помнил, зачем забрал у старого жида. - Черт! – выругался он сквозь зубы и сплюнул, - а это?.. Он воровато оглянулся, словно прячась от собственной тени, и, размахнувшись сильно, швырнул фальшивку в густо растущую живую изгородь у какого-то дома, на мгновение сжавшись от липкого страха быть сей час же пойманным. Однако темнота не ответила ничем, кроме мгновенно стихшего шороха листьев, да сладковато-тягучего аромата сирени. Кучинский выдохнул, и более до самого дома Васильчиковых не останавливался. Он подошел к особняку с той стороны сада, где находился полуразрушенный флигель, замирая ежесекундно и прислушиваясь к возможным звукам от большого, темного здания. Его опасения были напрасны – дом спал, и было очевидно, что никто не хватился пропажи. И не хватится уже до самого утра. Болеслав осмелел, и тихо вошел в открытую дверь флигеля. Там он в темноте, не зажигая свечи – слишком опасное это было дело – упрятал деньги в большой, плотно упакованный мешок, сменил плащ на теплое, тесноватое пальто, и, складывая плащ, уронил что-то, с грохотом, который испуганному Бобусю показался громоподобным… он уронил на пол злосчастную табакерку. Матерясь, швейцар наклонился и начал шарить по полу, сплевывая пыль. Найти табакерку на полу в темной комнате было так же решительно невозможно, как найти в темной комнате черную кошку. Злясь на самое себя, он принялся рыться в мешке, в поисках свечи, и тут ему почудилось, что в комнате кто-то есть. Это было ощущение почти животное, знание волка, почуявшего рядом врага… Ветерок, на мгновение пахнувший от двери, чье-то неслышное дыхание?.. Бобусь бросился к двери, пытаясь обогнуть невидимое со стремительностью хищника, убегающего от опасности, но было поздно. Острый клинок вошел в тело мягко, как нож в масло. Болеслав дернулся, и упал, удерживая хриплый крик… Эпизод завершен.
полная версия страницы