Форум » Жуткий островок » Замок, ночь, день первый. Ни сна ни отдыха… » Ответить
Замок, ночь, день первый. Ни сна ни отдыха…
Ashenden: Now I lay me down to sleep, I pray the Lord my soul to keep If I should die before I wake I pray the Lord my soul to take. (Детская молитва) [more]Вместо перевода: День прошел. Иду ко сну. Крепко глазки я сомкну. Боже! Взгляд твоих очей. Над кроваткой будь моей! (с) Александра Бруштейн.[/more]
Ответов - 23, стр:
1 2 All
Ashenden: Проводив пастора до комнаты и оставив его устраиваться на ночлег, Денвиль снова поднялся на башню. На сей раз огня было не видать, из чего несложно было заключить, что «джентльмены», видимо, тоже отошли ко сну. Чуть поколебавшись, американец вернулся в столовую, осмотрел прилегавшие к ней комнаты и, не найдя никаких следов Бонда, в задумчивости вышел на улицу. Даже в лучшие времена он редко ложился до двух-трех ночи, а сейчас, если, конечно, Тинкертон был прав и они действительно находились вблизи от Англии, никак не могло быть позже полуночи. На какое-то мгновенье он всерьез задумался, не развлечься ли ему рубкой дров или чем-нибудь столь же полезным (разбираться с жилыми помещениями все равно не имело смысла до утра), но некоторые остатки юношеского романтизма в его характере, о которых он сам даже не подозревал, все же взяли верх. Денвиль задумчиво глянул на поднявшуюся едва ли не в зенит луну и нащупал в кармане револьвер. Не то чтобы он и в самом деле опасался встречи с «джентльменами», по всем правилам им полагалось храпеть вокруг своего костра, но приятный холодок рукоятки неощутимо прибавлял уверенности в себе, и какую-нибудь минуту спустя высокая худощавая фигура стремительно двигалась прочь от замка по полузатерянной в траве тропинке. Сейчас будет соло на ундервуде, в просторечии, «многабукафф».
Ashenden: Чем дальше оставался замок, тем заметнее становилась тропинка, как если бы протоптавшие ее не решались зайти слишком далеко от побережья, но все-таки не могли отказаться от посещений совсем – интересно, почему? Ах да – колодец! В столь полном одиночестве Денвиль мог позволить себе довольную улыбку, которая, впрочем, не задержалась на его губах надолго. Колодцы колодцами, тут ни тайн ни загадок нет, а вот его товарищи по несчастью, все как один, представляли собой стопку зашифрованных писем в одной большой шкатулке с секретом. Осторожно лавируя между скал, Денвиль мысленно перебирал своих новых знакомых, почти сразу сосредотачиваясь на Тинкертоне и Бонде – двух мужчинах, которые с наибольшей вероятностью могли оказаться опасными… Денвиль не стал уточнять, для кого. И тот и другой были, бесспорно, умны, практичны, себе на уме, образованны, способны к физическому труду и даже остроумны. Ни тот не другой, по большому счету, не вызывали у него ни малейшего доверия: Тинкертон, что бы он ни утверждал, влез в чужие вещи; Бонд… нельзя же не доверять человеку, лишь потому что хорошенькая девушка, с которой он только что познакомился, смотрит на него с откровенным предубеждением? И конечно, еще и эта история с судовым журналом… Денвиль остановился на склоне, невидящим взглядом уставившись на бухту и выброшенный на скалы корабль. Что-то его беспокоило, цеплялось за память, как заусеница или… заноза! «Я, кажется, занозил ладонь… Я отдал кому-то свой платок.» Денвиль будто воочию снова увидел, как Бонд протирает ладонь платком, как он приближается к мисс Хейл, поворачивает ладонь к свету… «Нет, показалось… Мне неловко возвращать вам его в таком виде.» Зачем ему понадобился мой платок? С обычным своим самомнением Денвиль ни на мгновенье не задумался, что сын английского лавочника мог бы и не смочить платок слюной прежде чем протереть им ладонь – достаточно было того, что он бы поступил именно так. Что делает человек, который занозил ладонь, если его рука в грязи? Плюет на платок и протирает им кожу… а Бонд сказал не «грязь», а «пыль», как если бы он думал не о руке, а о том, что могло на нее попасть. Разумеется, столь сложная цепочка рассуждений не была выражена в словах, а если бы американцу пришлось воспроизвести свои мысли вслух, то он сказал бы что-то вроде «Не плюнул… Пыль? Но он же не книга?»
Ashenden: Все еще погруженный в раздумья, Денвиль медленно продолжил свой путь, тщетно пытаясь вспомнить, был ли этот платок украшен его монограммой. Робсон, по каким-то своим, непонятным его господину причинам, настаивал, что милорду следует поддерживать свое достоинство, и исподволь пытался подменить простые платки и сорочки мистера Эша новыми, с буквой D в каком-нибудь уголке. В свою очередь Денвиль, которому претила мысль о том, чтобы выбрасывать или отдавать прислуге почти не ношенное белье, при каждом удобном случае собственноручно доставал для себя свежие сорочки или платки. Но сегодня утром – то есть вечером, конечно – он одевался сам, так что… И тут голову его посетила столь неожиданная и – говоря откровенно – столь злорадная мысль, что он расхохотался во весь голос, едва не скатившись по склону. Потревоженные чайки сорвались со скал с возмущенными криками и закружились у него над головой. Наконец, отсмеявшись, он сбежал вниз к лодкам, с удовлетворением отмечая, что ни под одну из них море не проникло, а отлив, оставивший на камнях и песке темную полоску водорослей, начался не меньше часа назад. Перевернуть хрупкое суденышко, даже одному, оказалось несложной задачей, и вскоре он уже спешил со своим грузом по тропе, казавшейся теперь куда более крутой и значительно менее протоптанной. За несколько ходок, остававшихся ему до рассвета, он рассчитывал перенести если не все сложенные на берегу мешки, то большую их часть. Конец эпизода. Мистер Эш перешел сюда
полная версия страницы