Форум » Творчество Джейн Остин » Ювенилии - 2 » Ответить
Ювенилии - 2
Элайза: Джейн Остен начала писать очень рано - и, к счастью, некоторые образцы ее раннего подросткового творчества уцелели и дошли до нас, так что мы можем в полной мере оценить юмор, саркастичность, острый ум и наблюдательность, поразительные у девочки в столь юном возрасте. По словам Г.К. Честертона, "когда изучаешь ее еще самые ранние, неприхотливые опыты, видно, что заглянуть она стремится в душу, а не в зеркало. Она, быть, еще в полной мере не ощущает самое себя, зато уже, в отличие от многих куда более изощренных стилизаторов, ощущает свое отличие от остальных. Свои силы, еще непрочные, не софрмировавшиеся, она черпает изнутри, а не только извне. ... Теперь, когда мы знаем, с чего ее творчество начиналось, мы понимаем: изучение ее ранних книг - нечто большее, чем поиск документа; это поиск вдохновения. Вдохновения сродни вдохновению Гаргантюа и Пиквика, могучего вдохновения смеха." Словом, давайте поговорим здесь о ранних произведениях Джейн Остен, ибо они того явно заслуживают.
Хелга: Такова была Камилла Стэнли. Катарина, очарованная ее внешностью и в уединении своем готовая обрадоваться кому угодно, вообразила, что нашла наконец подругу, о которой так мечтала и которая хоть в какой-то мере заменит ей Сесилию и Мэри Уинн. Она с первого же дня почти не отходила от Камиллы, и поскольку в доме из молодежи были только они одни, то и сошлись довольно коротко. Китти очень любила читать, пускай и без разбору, а потому невероятно обрадовалась, узнав, что мисс Стэнли тоже любительница чтения. Спеша узнать, схожи ли их мнения о книгах, Китти стала расспрашивать новую знакомую. Хотя сама она была весьма порядочно начитана в области новейшей истории, вначале заговорила о более легком чтении — о книгах, какими все вокруг восхищались. — Вы, наверное, читали романы миссис Смит? — спросила Китти. — О да! — отвечала мисс Стэнли. — Я от них просто в восторге! Такая прелесть! — А какой вам больше нравится? — О! Какое же тут может быть сравнение? «Эммелина» гораздо лучше всех прочих! — Я знаю, многие так думают, но мне кажется, остальные ненамного хуже. Вы считаете, «Эммелина» лучше написана? — Ах, я в этом совсем не разбираюсь! Просто она лучше во всех отношениях! К тому же «Этелинда» такая длинная... — Я слышала, многие находят это недостатком, — отвечала Китти. — А по-моему, если книга хорошо написана, то всегда кажется слишком короткой. — Мне тоже, только ведь устанешь, пока дочитаешь до конца. — Разве история Этелинды вам не показалась интересной? И описания Грасмира такие красивые! — О, я их все пропускала, так торопилась узнать, чем закончится! — И мгновенно переменив тему: — Осенью мы поедем на Озера. Я просто сама не своя от радости! Сэр Генри Деверо обещал поехать с нами, будет так весело... — Да, наверное. Жаль только, что сэр Генри не прибережет свои способности радовать до такого случая, когда они будут нужнее... Впрочем, я вам прямо-таки завидую — такое приятное путешествие! — Ах, я и сама в восторге, как подумаю об этом! Да я ни о чем другом не могу думать. Уверяю вас, я целый месяц только и делала, что выбирала, какие наряды взять с собой, и наконец решила, что возьму как можно меньше, не считая дорожного платья, и вам советую делать так же, если вдруг придется путешествовать. А если мы заедем на скачки или остановимся в Мэтлоке или в Скарборо, я прикажу нарочно что-нибудь сшить для такого случая. — Так вы едете в Йоркшир? — Как будто нет... Да я ничего не знаю о дороге! Я никогда не забиваю себе голову такими вещами. Знаю только, что мы направляемся из Дербишира в Мэтлок и Скарборо, а куда сначала, понятия не имею. В Скарборо я надеюсь встретить одних своих особенно близких друзей... Августа рассказывала в последнем письме, что сэр Питер собирался поехать, но вы ведь понимаете, это все не наверняка. Терпеть не могу сэра Питера, он такое ужасное создание... — В самом деле? — проговорила Китти, не очень-то представляя, что еще тут можно сказать. — Просто кошмар! Тут их прервали, и Китти осталась в мучительном неведении касательно характера сэра Питера. Ей сказали только, что он ужасный, просто кошмар, но как, почему и каким именно образом — все это было покрыто тайной. Китти не знала, что и думать о своей новой знакомой. Та казалась постыдно невежественной по части английской географии и не отличалась ни знаниями, ни хорошим вкусом. Все же Китти старалась не выносить поспешных суждений. Ей хотелось быть справедливой к мисс Стэнли и в то же время страшно было расстаться с собственными надеждами, поэтому она решила не выносить пока окончательный приговор. За ужином разговор зашел о состоянии дел в мире политики. Миссис Персиваль, убежденная в том, что род человеческий все более приходит в упадок, высказала такое мнение: все, во что она верит, катится к гибели, никакого порядка на земле не осталось, палата общин, говорят, заседает порой до пяти часов утра, а падение нравов приняло небывалый размах. В заключение тетушка объявила, что хотела бы дожить до того, как возродятся манеры, принятые в царствование королевы Елизаветы. — Право, мадам, — сказала ее племянница, — надеюсь, вы не хотите вернуть саму королеву Елизавету! — Королева Елизавета, — промолвила миссис Стэнли, не позволявшая себе никаких замечаний по поводу истории, если те не были подтверждены общеизвестными фактами, — дожила до глубокой старости и была очень умной женщиной! — Это верно, мадам, — отвечала Китти, — но я считаю, что ни то ни другое само по себе не является заслугой, и это совсем не повод желать ее возвращения. Возродись она с таким же умом и с тем же отменным здоровьем, так натворила бы не меньше зла, чем в прежней своей жизни... — Затем, обернувшись к Камилле, которая все это время сидела совсем притихшая, Китти добавила: — Мисс Стэнли, а вы что думаете о Елизавете? Надеюсь, вы не станете ее защищать? — Ах, Боже мой! — сказала мисс Стэнли. — я ничего не понимаю в политике и терпеть не могу когда говорят о таких вещах. Китти вздрогнула, услышав такую отповедь, однако же промолчала. Она была уверена, что мисс Стэнли совершенно не разбирается в предмете их беседы, раз не в состоянии отличить его от политики.
Малаша: Хелга, спасибо за возможность прочитать еще одно произведение Остен. Очень ее люблю. Написано больше двухсот лет назад, а люди все такие же. Притворяются, что читают, потому что это модно. Путаются в географии и истории. Старшее поколение твердит о гибели порядка и падении нравов. Ум и глупость всегда рядом. Китти не повезло с новой подругой. О чем с ней говорить? Наряды и молодые люди, конечно занимают головы девушек, но кроме этого должно быть и что-то еще. Хелга пишет: Все ее мысли занимало только лишь изящество собственных нарядов и всеобщее восхищение, которое, по ее мнению, наряды эти должны вызывать. Она твердила о любви к книгам, хотя ничего не читала, была очень весела, но никогда остроумна, а доброта подменялась в ней внешним добродушием. Убийственная характеристика.
Хелга: Малаша пишет: Написано больше двухсот лет назад, а люди все такие же. Увы, но это так верно.
Бат: Спасибо за малоизвестную Остен. Она великолепна в любом возрасте. Точные, убийственные, как очень верно сказала Малаша, характеристики, безжалостность к людским порокам. И просто хорошее чтение.
Хелга: Бат Благодарю за отклик!
Хелга: Китти удалилась к себе в полном недоумении, начиная опасаться, что новая знакомая совсем не похожа на Мэри и Сесилию. На следующий день она еще более в этом убедилась и с каждым днем убеждалась все больше... Разговоры мисс Стэнли были однообразны, узнать от нее что-нибудь новое можно было только по части модных фасонов, и развлечь она могла разве только игрою на клавесине. Китти долго старалась найти в новой знакомой все то, что мечтала в ней увидеть, однако же принуждена была отказаться от попыток, поняв всю их бесполезность. Иногда у Камиллы мелькало нечто, напоминающее чувство юмора, но эти проблески бывали чрезвычайно редки и слабы, и Китти в конце концов уверилась, что появлялись они по чистой случайности. Запасы познаний мисс Стэнли уже через несколько дней совсем истощились, и после того как Китти узнала, какого размера их лондонский дом, когда начинается сезон светских развлечений, кто в Лондоне самые известные красавицы и самые лучшие модистки, Камилле не о чем стало больше рассказать, разве описывать характеры и нравы различных знакомых, о ком ей случалось упомянуть. Мисс Стэнли проделывала это легко и с большой краткостью: все, кого она знала, оказывались или самыми чудными созданиями на свете, в которых она души не чает, или ужасными, просто кошмар, хоть бы и вовсе их не видеть. Катарине очень хотелось как можно больше узнать о семье Галифакс. Предположив, что мисс Стэнли с ними знакома, — она, кажется, знала всех, кто хоть что-нибудь значил в свете, — Катарина воспользовалась случаем, когда Камилла принялась перечислять всех родовитых приятельниц своей матушки, и спросила, входит ли в их число леди Галифакс. — Ах, спасибо, что напомнила! Она самая очаровательная женщина на свете, наша очень близкая знакомая! В то время года, когда мы в городе, кажется, дня не проходит, чтобы мы не виделись! Я переписываюсь со всеми ее дочерьми. — Значит, это в самом деле приятные люди? — сказала Китти. — Иначе при таких частых встречах просто не о чем было бы разговаривать. — Ах, что ты, душечка, ничего подобного! — вскричала мисс Стэнли. — Иногда мы по целому месяцу не разговариваем! Мы встречаемся только в свете, иногда не удается даже подойти близко. Тогда мы киваем и улыбаемся друг другу. — Это, конечно, ничем не хуже... Но я хотела спросить: вы не видели с ними некую мисс Уинн? — О, я отлично понимаю, о ком ты! Она носит синюю шляпку... Я много раз видела ее на Брукстрит, когда бывала на балах у леди Галифакс. Зимой они каждый месяц устраивают бал... Подумать только, какое великодушие — взять к себе эту мисс Уинн, она ведь очень дальняя родня и такая бедная! Мисс Галифакс говорит, их матушке пришлось ее обеспечить одеждой. Ну не позор ли? — Что она дошла до такой бедности? В самом деле, при таких состоятельных родственниках. — Ах нет! Я хотела сказать — не позор ли, что мистер Уинн оставил своих детей в таких стесненных обстоятельствах, в то время как сам получал деньги с Четвиндского прихода и еще двух или трех приходов, а детей было всего четверо. Что бы он стал делать, будь их десять, как часто случается? — Он бы всем им дал хорошее образование и оставил их такими же бедными. — Ну а я считаю, им невероятно повезло! Знаешь, сэр Джордж Фицгиббон за свой счет отправил старшую дочь в Индию — говорят, она там очень удачно вышла замуж, и теперь она счастливейшее создание на свете. Леди Галифакс, как видишь, взяла на себя заботу о младшей и относится к ней, как к родной дочери. Конечно, с собой ее не берет, когда они выезжают, зато когда ее светлость дает бал, та всегда присутствует. Право, никто не сравнится добротой с леди Галифакс! Она бы и в Челтнем ее с собой взяла в прошлом году, только дом, который они снимали, оказался тесноват. Словом, я думаю, мисс Уинн пожаловаться не на что. Там были еще двое сыновей; одного из них епископ М. пристроил в армию — лейтенантом, кажется, а другой тоже хорошо устроен; я слышала, кто-то поместил его в школу, где-то в Уэльсе. Уж не были ли вы знакомы, когда они жили здесь? — Очень хорошо знакомы. Мы встречались так же часто, как вы с Галифаксами в Лондоне, только нам ничто не мешало подойти друг к другу и разговаривать. Обычно мы не ограничивались только кивком и улыбкой! Они действительно очень славные, вряд ли с ними кто-нибудь сравнится. Семья нового священника после них представляется в совсем невыгодном свете. — Ах, они ужасные! Не понимаю, как ты их терпишь! — Что же тут можно сделать? — Боже, будь я на твоем месте, я бы их бранила целыми днями! — Я так и делаю, но это не помогает. — Как их только земля носит! Вот бы отец как-нибудь вышиб им мозги, когда будет дома. Просто отвратительно, как они гордятся своей родней! Воображаю, что за родня — наверное, ничего особенного! — Да нет, насколько я знаю, у них и в самом деле есть причины гордиться, хотя гордиться вообще нехорошо. Он, знаешь ли, брат лорда Эмиатта. — Ах, знаю я, знаю, но это не повод быть такими гадкими. Помню, прошлой весной я встретила мисс Дадли с леди Эмиатт в Ранелахе, и на ней был такой кошмарный чепец! С тех пор я просто видеть их не могу. Так ты считаешь Уиннов приятными людьми? — Как будто в этом могут быть какие-то сомнения! Приятными! Ах, в них было все, что только может быть интересного и привлекательного! Я не в силах передать все их прекрасные качества, это просто сразу чувствуется. После них я ни с кем не могу общаться! — Ну а я точно так же думаю о Галифаксах. Кстати, завтра мне нужно отправить письмо Кэролайн, а я понятия не имею, о чем писать. Сестры Барлоу тоже чудесные девушки; были бы только у Августы волосы чуть посветлее! Сэра Питера я терпеть не могу — ужасный человек! Вечно он мается подагрой, это так неприятно для семьи. — И для него самого, наверное, тоже... Касательно Уиннов — ты в самом деле думаешь, что им повезло? — Конечно! А кто так не думает? Мисс Галифакс, и Кэролайн, и Мария, все говорят, что им просто необыкновенно посчастливилось. И сэр Джордж Фицгиббон тоже — да все! — То есть все те, кто оказывал им благодеяния. Неужели, по-твоему, это счастье — когда умную, тонко чувствующую девушку отправляют искать мужа в Бенгалию, и там ей приходится выйти за человека, чей нрав ей совсем неизвестен, а когда она получает возможность о нем судить, ничего уже не изменишь? Может быть, он тиран, или глупец, или и то и другое вместе, почем ей знать! И ты об этом говоришь — «повезло»? — Ну, не знаю... Я знаю только, что со стороны сэра Джорджа было очень великодушно снарядить ее и оплатить проезд. Мало кто сделал бы то же самое. — Лучше бы никто не сделал, — горячо возразила Китти. — Тогда она осталась бы в Англии и была счастлива. — Подумаешь, несчастье какое — вместе с двумя-тремя милыми девушками совершить очаровательное путешествие в Бенгалию, или на Барбадос, или куда там еще, и быстренько выйти замуж за чудесного человека и притом богача! Не вижу в этом большой беды. — У тебя все совсем по-другому получается! — отвечала Китти со смехом. — Но допустим даже, что все это правда — никто ведь не знал заранее, что ей так повезет и с путешествием, и со спутниками, и с мужем. Разве это не большое несчастье — вынужденно пойти на такой риск? А кроме того, для девушки с тонкими чувствами такая поездка, цель которой всем хорошо известна, — сама по себе наказание, без всяких дополнительных трудностей. — Что тут особенного, не понимаю? Она не первая отправилась в Ост-Индию на поиски мужа. Если бы я была такой бедной, то считала бы, что это очень весело! — Я думаю, если бы ты была бедной, то считала бы совсем иначе... А вторая сестра — ты ведь не скажешь, что у нее завидная судьба? Во всем, даже в одежде, зависеть от чужих людей... А те, конечно, ее не пожалеют, ведь ты сама сказала, что, по их мнению, ей необыкновенно повезло. — Ты уж очень переборчива, право! Леди Галифакс — очаровательная женщина, добрейшее создание на свете! У меня-то есть причины так говорить, потому что мы ей очень и очень обязаны. Она часто вывозила меня на балы, когда матушка была нездорова, и прошлой весной три раза одолжила мне свою лошадь, а это великая милость, потому что такой прекрасной лошадки не видел свет, и леди Галифакс никому не разрешает на ней ездить, только мне! И к тому же, — продолжала Камилла, — барышни Галифакс — само очарование! Мария такая умница, пишет картины маслом и любую музыку может сыграть с листа! Она мне обещала подарить свою картину, только я совсем забыла ей напомнить, когда уезжала из города. Все бы отдала за такой подарок! — А разве не странно, — сказала Китти, — что епископ отправил Чарлза Уинна на флот? Ведь куда проще было бы устроить его на какую-нибудь духовную должность, а Чарлз и сам мечтал стать священником, и отец его к этому готовил. Я знаю, епископ много раз обещал мистеру Уинну, что выделит ему приход, но так и не сделал этого. По-моему, взятые на себя обязательства по отношению к отцу переходят на сына! — Тебя послушать, так он должен и епархию свою отдать этому молодому человеку! На тебя ничем не угодишь. — Что ж, — сказала Китти, — тут мы никогда не придем к согласию, так что нет смысла больше об этом говорить. Она выбежала из комнаты и вскоре очутилась в своей любимой беседке, где можно было дать волю злости и обиде на родню дорогих ее сердцу Уиннов, тем более что со слов Камиллы выходило, будто бы, по общему мнению, молодым людям оказано великое благодеяние. Какое-то время Китти предавалась ненависти и отчаянно их всех бранила. Наконец долг Уиннам был отдан, и начало сказываться умиротворяющие действие беседки. Чтобы успокоиться окончательно, Китти решила почитать — у нее всегда была с собой книга. Так прошло около часа, и вдруг прибежала Камилла в большой ажитации — судя по всему, приятной. — Ах, милая Катарина! — вскричала она, запыхавшись. — У меня такие чудесные новости! Да ты и сама угадаешь... Мы все — самые счастливые создания на свете! Поверишь ли, Дадли прислали нам приглашение на бал! Какие очаровательные люди! Кто бы мог подумать, что они такие умницы! Я их просто обожаю! И так удачно получилось – мне как раз должны завтра доставить из Лондона новый чепец! Из золотой сетки, как раз для бала! Небесная вещица, все будут у меня клянчить выкройку!
apropos: Хелга Побежала читать - чтобы с чувством, толком и расстановкой.
Малаша: Бедной Китти приходится нелегко. Говорить им не о чем, а слушать тот бред, что несет Камилла, нужно иметь железное терпение. Запас знаний действительно истощился за несколько дней. Камилла напоминает Лидию. В голове только тараканы, наряды, сплетни и балы. Само собой Камилла презирает бедных и пресмыкается перед богатыми и знатными. Первый признак ограниченности.
Юлия: Хелга Спасибо тебе, дорогая. Какая чудная вещь. Диалог великолепен. Малаша пишет: Камилла напоминает Лидию. В голове только тараканы, наряды, сплетни и балы Вот я не верю в абсолютно пустых людей. Она молода, ее опыт безоблачен, она сама счастлива, и люди близкие ей счастливы. А какие-то непонятные девушки в синих шляпках... - так сами же судите - в синих! Да, она не развита и критерии, которыми она пользуется, чтобы дать оценку, весьма поверхностны. Но так и мерки Китти не назовешь глубиной мудрости. Другое дело, что Китти личная привязанность позволяет сопереживать своим друзьям. Но если смотреть по конечному результату - еще вопрос, кто оказывается ближе к истине. Уж по поводу сэра Питера точно - кто же возьмется утверждать, что его подагра приятна для семьи? Хелга пишет: И так удачно получилось – мне как раз должны завтра доставить из Лондона новый чепец! А разве нет? Ну и к то же первой бросит в нее камень?
apropos: Хелга Чудесное продолжение! Автор места от места не оставил от Камиллы. Лидия - бессмертный образ. Юлия пишет: Вот я не верю в абсолютно пустых людей. Ой, а я встречала не раз... Причем, с годами пустота так и не заполнялась, увы. Представления и суждения оставались на прежнем уровне. Юлия пишет: так и мерки Китти не назовешь глубиной мудрости. Не назовешь, да, именно потому, что она молода и не имеет ни жизненного опыта, ни особенного образования. Но она пытается хотя бы размышлять. Опять же что-то читает, что как-то все же развивает ум (или мыслительные способности). Но юношеским максимализмом страдают обе, судя по всему. Юлия пишет: если смотреть по конечному результату - еще вопрос, кто оказывается ближе к истине А это уже как сложится. Подагра, без сомнения, малоприятна во всех отношениях.
Хелга: Юлия пишет: А какие-то непонятные девушки в синих шляпках... - так сами же судите - в синих! Ну да, в синих, ужас-ужас. И чепцы кошмарные. Юлия пишет: Но если смотреть по конечному результату - еще вопрос, кто оказывается ближе к истине. Истина где-то рядом... Но, правда, вспомнилась собственная молодость - столкновение практичности и романтичности, резкость и поверхностность суждений. И вот ныне - где наши романтики и где практики? А кто -где. И кто был прав, а кто нет, до сих пор не ясно. Юлия пишет: А разве нет? Ну и к то же первой бросит в нее камень? Да, и опять же, это счастье, когда вовремя подоспел наряд. А ведь подумать - всегда нечего надеть, проблема. С утра открыла шкаф со стоном: опять мне нечего надеть.
Хелга: Известие о бале в самом деле обрадовало Китти — она очень любила танцевать, а случалось это удовольствие редко. Камилле такие развлечения были не в новинку, однако ж ее восторг не уступал восторгу Китти, а выражала она его еще более бурно. Чепец прибыл, и все прочие приготовления вскоре были завершены. Пока шла работа, дни мелькали весело и незаметно, зато когда не осталось больше нужды раздавать указания, проявлять хороший вкус и преодолевать разнообразные затруднения, недолгое оставшееся до бала время легло на плечи тяжелым грузом, и каждый час тянулся бесконечно. Нетерпение Китти можно извинить тем, что она всего несколько раз бывала прежде на балу; оттого ее обычно деятельный ум не мог ни на чем сосредоточиться. Однако ж ее подруга, для кого таких оправданий не существовало, вела себе в тысячу раз хуже. Она только и делала, что бродила по дому и саду, порой выходила на дорогу, гадая, когда же наступит четверг, хотя это совсем нетрудно было выяснить, и считая проходящие часы, отчего те как будто стано¬вились еще длиннее. В среду вечером барышни разошлись по своим комнатам в приподнятом настроении, а на следующее утро Китти проснулась с сильной зубной болью. Напрасно она пыталась обмануть саму себя; собственные чувства убеждали, что боль слишком реальна. Так же безуспешно Китти старалась уснуть снова, надеясь, что во сне все пройдет, — боль не давала сомкнуть глаза. Тогда она призвала горничную; с помощью экономки они перепробовали все целебные средства, какие нашлись в поваренной книге и в голове почтенной домоправительницы, — все без толку. Пришлось оставить эти попытки и примириться не только с больным зубом, но и с потерянным балом. Хоть Китти и ждала его с огромным нетерпением, мечтая, когда же придет счастливый день, и готовилась к нему увлеченно, обещая себе всяческие радости, все же она не настолько была чужда философии, как иные девушки в ее возрасте. Она сказала себе, что каждый день на долю смертных выпадают несчастья и похуже, чем необходимость пропустить один бал, и что, быть может, придет время, когда она сама с удивлением, а то и с завистью будет вспоминать, что когда-то не знала худших огорчений. Так она понемногу уговорила себя терпеть и смириться, насколько позволяла боль, — все-таки большее несчастье из двух, — и выйдя к завтраку, рассказала печальную историю почти спокойно. Миссис Персиваль больше горевала о зубной боли, чем о разочаровании племянницы, поскольку боялась, что, отправься та на бал, никак не удалось бы помешать ей танцевать с мужчиной. Поэтому тетушка бросилась пробовать все средства, что уже были испробованы, стараясь облегчить боль, и в то же время уверяла, что выходить из дому больной решительно невозможно. Мисс Стэнли, сочувствуя подруге, бурно предавалась горю, страшась, как бы остальные не согласились с предложением ее матушки — по такому случаю всем остаться дома; и хотя страхи вскоре рассеяла сама Китти, решительно объявив, что скорее поедет вместе с другими, чем допустит, чтобы кто-то из-за нее отказался от веселья, Камилла продолжала оплакивать ее беду с таким пылом, что Китти в конце концов не выдержала и сбежала к себе в комнату. Камилла, не опасаясь более за себя, могла на досуге донимать подругу своей жалостью. Китти, не находя себе места от боли, часто покидала безопасность своей комнаты, и тут-то ей было не спастись... — Право слово, не случалось еще на свете такого кошмара! — восклицала Камилла. — И так не вовремя! В любой другой день пусть бы болело сколько угодно! Но это всегда так бывает. Сколько раз я ездила на бал, и всегда кому-нибудь что-нибудь помешает поехать. Хоть бы на свете вовсе не было зубов! Кому они нужны? Одни неприятности от них! Уж наверное, придумали бы что-нибудь другое, чем можно жевать. Бедненькая, как тебе больно! Страшно смотреть на тебя! Но ты ведь не позволишь его рвать, правда? Пожалуйста, не надо! Я этого боюсь ужасно! Лучше соглашусь на любые муки, чем вырвать зуб. Ах, как терпеливо ты переносишь этот ужас! Как это ты сидишь так тихо? Боже, я бы на твоем месте такой крик подняла, что просто сил никаких нет! Я бы тебя до смерти замучила. «Ты и так меня уже замучила», — подумала Китти. — Что касается меня, — вмешалась миссис Персиваль, — я нисколько не сомневаюсь, что ты, Катарина, застудила зуб, когда сидела в беседке. Там всегда такая сырость! Я знаю, это губительно для твоего здоровья! Да и для моего тоже неполезно — в прошлом году, в мае, я присела там отдохнуть и с тех пор постоянно хвораю. Прикажу Джону, пусть разломает ее! — Не надо, мадам! — взмолилась Китти. — Вы же знаете, что тогда я буду совершенно несчастна. — Глупости говоришь, дитя! Все это чепуха и капризы. Почему бы тебе не сидеть в гостиной? — Если бы эту гостиную построили Сесилия и Мэри, я бы ее тоже ценила, мадам! Ведь беседка мне дорога вовсе не из-за своего названия. — В самом деле, миссис Персиваль, — сказала миссис Стэнли. — Привязанность Катарины к беседке свидетельствует о тонкости чувств, которая делает ей честь. Всегда приятно видеть дружбу между молодыми людьми. Я считаю, это признак нежной души, и Камиллу всегда учила тому же, и старалась знакомить ее со сверстниками, достойными ее дружбы. Ничто так не воспитывает вкус, как изящная переписка... Леди Галифакс думает в точности то же самое. Камилла переписывается с ее дочерьми, и рискну сказать, что им это тоже на пользу! Подобные идеи были чересчур современны для миссис Персиваль, которая считала, что, если девушки пишут друг другу письма, ничего хорошего из этого не выйдет. Совсем напротив, такая переписка грозит ошибками и неблагоразумными поступками, а виной всему — пагубные советы и дурной пример. Поэтому она не удержалась от замечания, что прожила на свете полвека и ни разу ни с кем не переписывалась, и считает, что это нисколько не умаляет ее респектабельности. Миссис Стэнли ничего не могла на это возразить, но ее дочь, менее скованная приличиями, воскликнула, как всегда, не подумав: — Кто знает, мадам, что было бы, если бы вы все-таки с кем-нибудь переписывались! Может, вы стали бы совсем другим человеком. Право слово, я жить не могу без переписки с подругами! Это для меня самая большая радость. Вы и представить не можете, насколько их письма воспитывают мой вкус, как сказала мама. Ведь не проходит и недели, чтобы они ко мне не писали. — Ты сегодня как раз получила письмо от Августы Барлоу, верно, душа моя? — сказала ее ма¬тушка. — Я знаю, она чудесно пишет! — Ах да, мадам! Самое восхитительное письмо на свете! Она подробно рассказывает о своем новом платье для прогулок в стиле Регентства. Платье подарила ей леди Сьюзен, и оно такое красивое, я просто умираю от зависти! — Ну, я очень рада это слышать! Я высоко ценю Августу и счастлива такому приятному известию. А что еще она пишет? Письмо, кажется, довольно длинное. Они приедут в Скарборо? — Ах, Боже мой, я теперь вспомнила, она об этом вовсе ничего не говорит. А я совсем забыла спросить, когда писала к ней в прошлый раз. Она только о платье говорит, ни о чем больше. «Должно быть, у нее и впрямь прекрасный слог, — подумала Китти, — если она сумела написать такое длинное письмо о шляпке и мантилье». Затем Китти вышла из комнаты, устав слушать этот разговор. Возможно, он позабавил бы ее, будь она здорова, но сейчас, в сочетании с зубной болью, только утомил и расстроил. Китти обрадовалась, когда пришло время собираться на бал. Камилла, окруженная своей матушкой и половиной домашних служанок, не нуждалась в ее помощи, а поскольку была вполне счастлива своим занятием, то не нуждалась и в ее обществе. Так что Китти сидела одна в гостиной, пока к ней не присоединились мистер Стэнли и тетушка. Спросив о самочувствии, те оставили ее в покое и, как обычно, завели разговор о политике. На эту тему они могли спорить бесконечно, так как мистер Стэнли, считая, что место в парламенте дает ему право судить о таких вещах, решительно утверждал, что королевство процветает, как никогда ранее, а миссие Персиваль с не меньшим жаром, хотя, быть может, менее обстоятельно, уверяла, что страна катится к гибели — как она сама выражалась, летит в тартарары. Китти не без тайного веселья слушала их перепалку, тем более что зубная боль начала понемногу стихать. Было очень забавно наблюдать со стороны, с каким пылом каждый из спорщиков защищал свое мнение. Китти невольно подумала, что если прав окажется мистер Стэнли, тетушка огорчится еще сильнее, чем этот джентльмен в случае, если сбудутся ее мрачные пророчества. После долгого ожидания появились миссис Стэнли с дочерью. Камилла, сияющая и оживленная, вновь принялась горевать о злосчастной судьбе подруги и в то же время кружилась по комнате, репетируя па шотландского танца. Наконец они уехали, и Китти впервые за этот день смогла развлечь себя так, как ей хотелось, — написала длинное письмо Мэри Уинн с рассказом о своих горестях. Закончив письмо, она убедилась в том, как верно изречение «выговоришься — легче станет». Зубная боль совсем прошла, и Китти задумалась, не последовать ли ей за остальными. Они всего час как уехали, а бальный наряд был у нее совсем готов, до последней мелочи. Мистер Дадли жил недалеко, и через час она могла бы уже быть там... Вся компания отправилась в экипаже мистера Стэнли — значит, ей можно взять карету тетушки. План казался таким простым и обещал так много приятностей, что Китти недолго думая принялась за его выполнение. Бегом поднявшись к себе, она стала звонить, вызывая горничную. Мигом поднялись шум и суета, и продолжались почти целый час. Наконец все счастливо завершилось — Китти была превосходно одета и блистала красотой. Анну отправили передать, чтобы скорее подавали экипаж, пока барышня натягивает перчатки и расправляет складки платья. Через несколько минут Китти услышала, как карета подкатила к крыльцу. Она сперва удивилась, как быстро выполнили ее распоряжение, но решила, чуть поразмыслив, что слуг, верно, предупредили заранее.
Юлия: Хелга Как все замечательно обернулось для Китти. Надо полагать, тетушка отправилась вместе с гостями, а то наверняка бы принялась отговаривать бедную Китти. Странно, что никому в голову не пришло обратиться с зубной болью к врачу. Даже страшно подумать, что в те времена люди претерпевали от зубных напастей - и с врачами и без оных. Хелга пишет: Хоть бы на свете вовсе не было зубов! Кому они нужны? Одни неприятности от них! Уж наверное, придумали бы что-нибудь другое, чем можно жевать. Ай да Камилла, ай да молодец! Хелга пишет: А ведь подумать - всегда нечего надеть, проблема. С утра открыла шкаф со стоном: опять мне нечего надеть. Вот оно натуральное женское проклятие - о чем умалчивает библия apropos пишет: а я встречала не раз... Причем, с годами пустота так и не заполнялась, увы. Я не то чтобы примеряю венец матери Терезы. И уж, конечно, узреть глубину в каждом встречном - совсем не мой конек. Я именно что не верю (или не хочу верить). Ведь как дело обстоит - или мы все непросты, или только некоторые согласно критерию. А если критерии и сравнения – то, сравни нас всех здесь, например, с каким-нибудь Аверинцевым (стихотворение его недавно прочла - вот и пришел на ум, только ведь не он один), и окажемся мы бесцветными пустышками почище Камиллы. Да и без Аверинцева, порой диву даешься, в какой плоскости бултыхаешься – и не в 17 лет, и вроде как с претензией на какой ни какой разум. Вот и смотрит кто-нибудь со стороны и думает: экая пошлая тетка! И ведь уж пятый десяток, а ведь дура дурой. И будет прав, что самое печальное. И как же быть нам без надежды на то, что не все так однозначно.
Хелга: Юлия пишет: А если критерии и сравнения – то, сравни нас всех здесь, например, с каким-нибудь Аверинцевым Хороший выбор. Я так полезла смотреть, кто это такой. Юлия пишет: Вот и смотрит кто-нибудь со стороны и думает: экая пошлая тетка! И ведь уж пятый десяток, а ведь дура дурой. И будет прав, что самое печальное. И как же быть нам без надежды на то, что не все так однозначно. А того, кто смотрит и думает, по каким критериям оценивать? Замкнутый круг, однако. Но в главном я с тобой солидарна - меня ощущение собственной глупости и невежества нещадно преследует, какие там критерии?
Юлия: Хелга пишет: Я так полезла смотреть, кто это такой Я не большой знаток, но то, что читала, поражает глубиной и каким-то немыслимым объемом знаний, при отсутствии многомудрого высокомерия знатока. Просто и ясно. И стихи его тебе наверняка понравятся. Хелга пишет: того, кто смотрит и думает, по каким критериям оценивать? Вот тот-то и оно (а ведь он имеет право). К лешему эти критерии.
Хелга: Юлия пишет: но то, что читала, поражает глубиной и каким-то немыслимым объемом знаний, при отсутствии многомудрого высокомерия знатока. Просто и ясно. И стихи его тебе наверняка понравятся. Стихи такие аритмичные, но музыкальные. Но я загрустила на тривиальную тему- мы знаем имена и дела жестоких политических деятелей и владык, погубивших миллионы людей, знаем имена непонятных "звезд" от искусства, но ничего не знаем (это я о себе) о мудрых, образованных талантливых мыслителя и творцах. Увы.
apropos: Хелга Спасибо за продолжение! Действительно, не отказываться же от бала из-за так не вовремя случившейся зубной боли подруги. Что-то с экипажем странно - не случайно, возможно, автор о нем так подробно упоминает. И очень славно так описано ожидание бала - событие. Юлия пишет: никому в голову не пришло обратиться с зубной болью к врачу. Даже страшно подумать, что в те времена люди претерпевали от зубных напастей - и с врачами и без оных. Страшно, да, не то слово. Я так понимаю, что зубы только рвали, а обезболивающих не было толком. Видимо, терпели до предела, в надежде сохранить зуб, потому и не помчались сразу к врачу. Хелга пишет: кто смотрит и думает, по каким критериям оценивать? Замкнутый круг, однако. Это соглашусь, и у каждого свои критерии, безусловно. Хотя есть все же и объективные (пусть и условно объективные) в отношении (и понимании, восприятии) той же литературы, логических причинно-следственных связей, теста IQ в конце-концов. А так дура-дурой, не без этого.
Юлия: Хелга пишет: ничего не знаем (это я о себе) о мудрых, образованных талантливых мыслителя и творцах Никто не обнимет необъятного. apropos пишет: у каждого свои критерии Не то чтобы даже критерии разные. Но где граница перехода с минуса на плюс?
Хелга: Китти уже направлялась к двери, когда Анна вбежала ей навстречу в великом волнении и крикнула: — Господи, мадам! Тут какой-то джентльмен приехал в карете четверней, а кто он таков, не ведаю, хоть убейте! Когда он подъехал, я как раз была в холле — ну, думаю, дверь-то открыть некому, кроме Тома, а вы же знаете, мадам, он так по-дурацки выглядит, когда волосы накручены на бумажки! Не хотелось, чтобы джентльмен его увидел, вот я и пошла сама открывать. Видели бы вы, какой он красавчик! Мне прямо стыдно стало, что я в фартуке, да он словно и не заметил, а собой уж так хорош! Спросил, дома ли хозяева, а я сказала — все уехали, кроме вас. Я не стала говорить, будто вас нету, мадам, подумала, вы наверняка захотите его увидеть. А он спросил, гостят ли здесь мистер и миссис Стэнли, и я сказала — да. А он... — Боже мой! — сказала Китти. — Что все это может значить? Кто же он такой? Ты никогда не видела его раньше? Он не назвал своего имени? — Нет, мадам. Ничего такого не сказал. Ну вот, я предложила ему подождать в гостиной, и он согласился, да так учтиво... — Кто бы он ни был, — сказала Китти, — я вижу, что он произвел на тебя сильное впечатление, Нэнни. Откуда он все-таки приехал и что ему здесь нужно? — Ах, мадам, я как раз хотела вам рассказать! По-моему, у него какое-то дело к вам. Он спросил, принимаете ли вы, и велел передать поклон, и сказал, что будет счастлив побеседовать с вами. А я подумала, что лучше его не пускать в вашу гардеробную, потому что там сейчас такой беспорядок, и попросила его еще подождать в гостиной, пока я сбегаю и доложу. Я взяла на себя смелость сказать, что вы к нему выйдете. Господи, мадам, да я на что угодно поспорю, он хочет пригласить вас на танец! У него и карета готова, чтоб везти вас к мистеру Дадли! Китти невольно рассмеялась такому предположению. Хорошо, если бы это была правда, иначе она скорее всего приедет так поздно, что ей вовсе не достанется никакого партнера. — Вот странно, о чем же ему со мной разговаривать? Может быть, он собрался ограбить дом? Что ж, по крайней мере с блеском! Будет хоть какое-то утешение, что нас ограбил джентльмен, приехавший в карете четверней... Какая ливрея у его слуг? — Да вот это и есть самое удивительное, мадам! При нем ни одного слуги, и лошади наемные. Зато сам красивый, как принц, и держится по-королевски! Ну пожалуйста,, мадам, спуститесь к нему, он вам наверняка понравится! — Да, наверное, нужно к нему выйти, но все это очень странно. Что он может мне сказать? Наскоро глянув на себя в зеркало, Китти заторопилась вниз, хоть и дрожала от неизвестности. Постояв несколько мгновений перед дверью гостиной, она собралась с духом и вошла. Незнакомец, вполне оправдывающий восторженное описание горничной, при появлении Китти вскочил и, отложив газету, шагнул к ней навстречу с самым непринужденным видом. — Ужасно неловко, что приходится самому себя представлять, но я надеюсь, меня оправдывает необходимость и вы не станете из-за этого плохо обо мне думать! О вашем имени, мадам, нет нужды спрашивать — мисс Персиваль мне слишком хорошо знакома по рассказам. Китти, ожидавшая услышать от внезапного гостя не свое, а его имя и к тому же мало вращавшаяся в свете, а в таком положении и вовсе никогда не оказывавшаяся, не посмела спросить его прямо, хотя, сходя по лестнице, мысленно репетировала свою речь. Она так опешила и растерялась, что могла только присесть в реверансе и опуститься на предложенный незнакомцем стул, едва сознавая, что делает. Джентльмен меж тем продолжал: — Вы, наверное, удивились, что я так скоро воротился из Франции. И правда, только серьезная причина заставила бы меня вернуться в Англию. Дело, что привело меня на родину, очень печальное, и я решил перед отъездом завернуть в Девоншир — засвидетельствовать свое почтение семье, с которой давно мечтал познакомиться. Китти больше всего удивилась тому, что должна удивляться известию о возвращении незнакомца на родину, в то время как она и не подозревала, что он куда-то уезжал. Она по-прежнему молчала в недоумении, а гость продолжал болтать: — Как вы можете догадаться, мадам, мне хотелось навестить вас еще и потому, что здесь гостят мистер и миссис Стэнли. Надеюсь, они в добром здравии? А миссис Персиваль как себя чувствует? — И, не дожидаясь ответа, весело добавил: — Дорогая мисс Персиваль, я вижу, вы куда-то собирались, а я вас задерживаю. Это непростительно! Однако же разве мог я не совершить этого преступления? Обстоятельства меня вынудили. Вы, кажется, одеты для бала? Знаю, здешние края — царство удовольствий, я давно мечтал тут побывать. У вас, должно быть, каждую неделю танцуют! А где же все остальные, и какой добрый ангел из сострадания ко мне устроил так, что вы не уехали вместе с ними? — Быть может, сэр, — проговорила Китти, совсем сбитая с толку его своеобразными манерами и весьма рассерженная тем, что незнакомец так вольно с нею беседует, в то время как она никогда его прежде не видела и даже имени его не знает, — быть может, вы знакомы с мистером и миссис Стэнли? У вас к ним какое-то дело? — Много чести, мадам! — отвечал он, расхохотавшись. — Вы слишком любезны, что предполагаете, будто я знаком с мистером и миссис Стэнли! Я так, разве только в лицо их знаю. Дальняя родня, очень дальняя... Всего лишь отцом и матерью мне приходятся, не более того, уверяю вас! — Боже милосердный! — воскликнула Китти. — Так вы мистер Стэнли? Тысячу раз прошу меня извинить! Хотя, если подумать, я, право, не знаю, за что... Вы ведь так и не назвали своего имени. — Простите! Когда вы вошли, я представился и целую речь произнес по этому поводу! Поверьте, для меня это была очень длинная речь. — Речь была, конечно, замечательная, — с улыбкой ответила Китти. — Я и тогда так подумала, но поскольку в ней ни разу не упоминалось ваше имя, в качестве представления она оставляет желать лучшего. Быть может, не следовало так запросто разговаривать с почти незнакомым человеком, но было в Стэнли какое-то веселое добродушие, поэтому Китти не могла сдержать природную непосредственность и обратилась к нему так же свободно, как он обращался к ней. Притом она хорошо знала его семью и была с ними в родстве, а потому решила, что вправе забыть, как мало знакома с ним самим. — Мистер и миссис Стэнли и ваша сестра все в самом добром здравии, — сказала Китти. — Полагаю, они очень удивятся, когда вас увидят. Но мне грустно слышать, что вы вернулись в Англию из-за каких-то печальных обстоятельств. — О, не вспоминайте! — сказал он. — Жуткое дело, не хочется и думать об этом. А куда уехали отец с матушкой и ваша тетка? О, знаете, я тут у вас встретил самую очаровательную служаночку на свете! Она открыла мне дверь; я сперва принял ее за вас. — Вы слишком хорошо обо мне думаете; я никогда не открываю двери гостям. — Да ладно вам, не сердитесь! Ну скажите, куда вы собрались, такая нарядная? Вон и карету вашу подали. — Я еду на бал к соседям. Тетушка и все ваши уже там. — Уехали без вас! Как же так? Должно быть, вы, как и я, всегда подолгу одеваетесь! — Вот уж действительно, если бы дело было в этом, долго — еще слабо сказано. Они уже два часа как отправились! Нет, причина совсем другая. Я осталась дома, потому что у меня заболел... — Боль! — перебил Стэнли. — О небо, это ужасно! Где бы ни болело. Дорогая мисс Персиваль, а что, если нам поехать вместе? И кстати, не согласитесь ли вы танцевать со мной? По-моему, это было бы очень приятно! — Конечно, я не возражаю! — ответила Китти, рассмеявшись при мысли, что предположения горничной оказались так близки к истине. — Напротив, и то и другое для меня большая честь, и я уверена, что хозяева бала будут вам очень рады. — А, да ну их! Кому они нужны? Не выгонят меня, вот и славно. Боюсь только, что я буду иметь жалкий вид среди ваших девонширских кавалеров — дорожное платье все в пыли, и переменить его не на что. Не найдете ли для меня немного пудры? И еще придется одолжить пару туфель у кого-нибудь из ваших лакеев. Я уезжал из Лиона в такой спешке, что успел захватить только немного белья. Китти с готовностью взялась доставить ему все необходимое. Она велела слуге проводить гостя в гардеробную мистера Стэнли и приказала Нэнни прислать ему помаду и пудру. Приказ этот Нэнни предпочла выполнить самолично. Конечно, Китти ожидала, что приготовления займут не больше десяти минут, но оказалось, что Стэнли не хвастался, когда говорил, что всегда подолгу одевается. Она прождала больше получаса, и часы пробили десять, прежде чем он появился в гостиной, меж тем как остальные уехали в восемь. — Ну что, — воскликнул он, входя, — быстро я управился? Никогда в жизни я не одевался в такой спешке! — Значит, быстро, — отвечала Китти, — ведь все познается в сравнении. — Я знал, что вы меня похвалите! Но идемте, карета подана. Не заставляйте меня ждать! С этими словами он за руку вывел Китти из комнаты. — Дорогая кузина! — сказал Стэнли, когда они уселись. — Какой приятный будет для всех сюрприз, когда вы войдете в бальный зал с таким блестящим кавалером! Надеюсь, тетушка ваша не слишком встревожится? — Сказать по правде, — ответила Китти, — я думаю, лучше вызвать ее или вашу матушку, прежде чем входить, не то они и правда испугаются. И разумеется, нужно вас представить мистеру и миссис Дадл и... — А, чепуха! — сказал Стэнли. — Не ожидал, что вы станете придавать значение разным церемониям. После нашего с вами знакомства такие строгости просто смешны! К тому же если мы войдем вместе, об этом станут говорить по всему графству! — Меня это, конечно, необычайно привлекает, — ответила Китти, — а вот тетушка едва ли обрадуется. Дамы в ее возрасте придерживаются довольно странных представлений о пристойности. — Вот поэтому и нужно их от этого отучать! И почему вдруг вы не желаете войти со мною в бальный зал, где присутствуют все наши родственники, если оказали мне честь ехать со мной в одном экипаже без всякой дуэньи? Вам не кажется, что тетушку равно возмутят оба этих ужасных преступления? — Право, не знаю... Может, и возмутят, — ответила Катарина. — Но если я однажды погрешила против приличий, это не повод нарушить их во второй раз. — Напротив! Именно этого вам уже не избежать, ведь вы не можете снова нарушить их в первый! — Вы невозможны! — сказала Китти смеясь. — Но боюсь, ваши доводы слишком забавны, чтобы быть убедительными. — По крайней мере они убедят вас в том, что я очень милый, а это для меня важнее всего. Что же до вопросов пристойности, оставим их, пока не доберемся до конца нашего путешествия. Это, видимо, ежемесячный бал? Ничего, кроме танцев... — Я, кажется, говорила вам, что бал устраивает мистер Дадли. — Ах да, и впрямь говорили. Но отчего бы мистеру Дадли не устраивать бал каждый месяц? Кстати, кто он такой? В наше время все подряд устраивают балы. Я и сам как-нибудь мог бы дать бал... А как вам нравятся мои отец и матушка? И бедняжка Камилла, она вам еще не надоела до смерти со своими Галифаксами?
Юлия: Хелга Очаровательнейший гость. Как сохранить чинность в разговоре с этаким фейерверком?
полная версия страницы