Форум » Творчество Джейн Остин » Дж.Остен, ее жизнь и ее окружение - 6 » Ответить
Дж.Остен, ее жизнь и ее окружение - 6
apropos: По материалам книги Клэр Томалин (Claire Tomalin) Jane Austen: A Life Главы на сайте click here
Мартышка: Элайза, спасибо за вашу работу, большое - пребольшое . (Я бы вставила букет лилий, но не умею вставлять картинки.) Именно благодяря вашему переводу я попала на сайт, а потом, когда искала продолжение, на форум. Спасибо еще и за это!
Элайза: Мартышка На здоровье! Я очень рада, если мой труд по переводу востребован и вызывает интерес даже и за пределами данного форума. А наступившим в очередной раз на грабли спешу приложить свинцовую примочку и обещаю к следующему понедельнику непременно выложить продолжение (меня тут просто болезнь слегка подкосила, как всегда не вовремя, так что я на несколько дней оказалась некомпьютеродееспособной, но надеюсь, что за эти выходные сумею исправиться и подогнать свои долги).
Бэла: Элайза здоровья тебе и покрепче!
Хелга: Элайза Здоровья тебе, это главное!
Tatiana: Элайза Выздоравливай! Лови веселую витаминку.
Элайза: Спасибо большое, девочки. Вашими молитвами... Надеялась закончить в этот раз 17-ю главу, но увы, опять не успеваю, так что пока только продолжение, окончание будет в следующий раз: Фиаско с Харрисом, похоже, подстегнуло ее вернуться к своим рукописям. Джейн перевозила эти драгоценные связки бумаг с собой, с места на место, год за годом, и как физические объекты они должны были причинять ей немало неудобств и беспокойства. Их следовало беречь от воды, огня, утери, порчи и всех прочих опасностей, которыми чреваты кочевая жизнь и постоянные переезды. Связки бумаг легко могли пропасть в почтовой карете, в съемных комнатах, в гостиницах; вспомнить хотя бы тот эпизод в гостинице Дартфорда, когда ее багаж по ошибке положили в другую карету, пассажиры которой направлялись в Вест-Индию. Даже дома родственников и друзей не могли предоставить полностью безопасного убежища для рукописей: ведь там всегда могли найтись горничные, которым нужно чем-то развести огонь в камине, или дети, ищущие, из чего бы сделать бумажные кораблики. Известно, что рукописи отправились с ней Бат, сначала к Ли-Перротам, затем на Сидни Плейс. После они, скорее всего, сопровождали ее вдоль побережья Девона и Уэльса и возвращались с ней в Хэмпшир во время их частых визитов к друзьям и родственникам; поскольку сложно себе представить, чтобы она оставляла манускрипты в шкафу в пустом или сданном в аренду доме в Бате. И чем больше об этом задумываешься, тем сильнее удивляешься тому, что в итоге ничего не пропало. Следить за сохранностью рукописей было одной из существенных обязанностей в жизни Джейн, хотя в письмах она никогда об этом не упоминала. И теперь она вернулась к рукописи «Нортенгерского аббатства» (все еще носившей название «Сьюзен») и переписала ее, попутно внося кое-какие изменения. На сей раз уже не мистер Остен, а Генри предложил ей свои услуги в качестве литературного агента, и попросил одного из своих деловых партнеров, адвоката по имени Уильям Сеймур, порекомендовать манускрипт лондонскому издателю Ричарду Кросби. Это было сделано в самом начале 1803 года. Кросби заплатил за рукопись 10 фунтов и пообещал не затягивать с публикацией. Он даже прорекламировал будущую книгу в брошюрке под названием «Литературные цветы», упомянув, что она «находится в печати»; но после этого никакого дальнейшего продвижения рукописи более не последовало. Это было еще хуже, чем прямой отказ Гэделла; ведь на этот раз Джейн изначально дали надежду, приняв рукопись и даже заплатив аванс. Тем не менее, она начинает работу над новым романом, который получил название «Уотсоны». Первое, на что обращаешь внимание, когда знакомишься с сюжетом — что это история о группе молодых женщин (о четырех сестрах), незамужних и безденежных, которые отчаянно пытаются как-то улучшить свои жизненные условия до того, как умрет их тяжело больной отец, поскольку они понимают, что после его смерти им придется совсем туго. Пока что у них хотя бы есть место, где жить; но мистер Уотсон — священник, а это значит, что они потеряют возможность жить в пасторском доме, как только его не станет. Параллель с ситуацией Джейн и Кассандры здесь очевидна; а вскоре совпадение жизни с романом сделалось и вовсе пугающим. Джейн задумывала умертвить отца девушек, мистера Уотсона, по ходу истории — но вместо этого ей пришлось пережить смерть собственного отца, который скончался в январе 1805 года. После этого она бросила писать «Уотсонов» и больше никогда к этому роману не возвращалась. Ее племянник-биограф предположил, что Джейн оставила этот роман, потому что осознала, что поместила свою героиню слишком низко на социальной лестнице. Но более правдоподобной причиной представляется та, что сюжетная линия этой истории слишком уж близко затронула личные струны в душе Джейн — ее страх за себя, за Кассандру и за их ближайшую подругу и компаньонку Марту Ллойд. Теперь, когда их надежды на замужество не оправдались, будущее для них выглядело столь же безрадостным и неопределенным, как и для сестер Уотсон. Для писательницы, которая всегда старалась тщательно избегать автобиографичности в своем творчестве, настолько очевидная параллель между художественным вымыслом и собственной жизнью могла оказаться критической. Разговоры сестер Уотсон значительно жестче и мрачнее, чем что-либо, ею написанное. Элизабет Уотсон, старшая сестра, оправдывая неприкрытую охоту за мужьями младших девиц Уотсон, замечает: «Но ты ведь понимаешь, мы должны выйти замуж… отец не может нас обеспечить, а это очень скверно — стареть в бедности, вызывая лишь смех и презрение». Эмма, самая младшая из сестер, которая выросла вдали от семьи на попечении богатой тетки, протестует: «Преследовать мужчину, только чтобы избавиться от своего положения — подобная мысль меня шокирует; я не могу этого понять. Бедность — тяжкое зло, но для образованной и тонко чувствующей женщины это зло не должно, не может быть наихудшим. Я скорее сделаюсь учительницей в школе (а худшей участи я и представить себе не могу), нежели выйду замуж за мужчину, который мне не нравится.» Элизабет, несколько лучше осведомленная о жесткой реальности, отвечает: «Я лучше буду кем угодно, только не учительницей в школе… я была в школе, Эмма, и знаю, что за жизнь у учительниц; а ты никогда там не бывала». Две средние сестры — унылые, сварливые особы, питающие совершенно нереалистические надежды на якобы особое внимание к ним мужчин, которые на самом деле не более, чем обычные знакомые; в выражении их лиц читается «напряжение и озабоченность». У сестер имеется единственный брат, Роберт, женатый на дочери стряпчего, у которой достаточно собственных средств, чтобы вести себя с золовками безжалостно и снисходительно. Миссис Уотсон уже умерла, а мистер Уотсон болен и практически не покидает собственной спальни. Эмме Уотсон сложно свыкнуться с этой безрадостной семейной обстановкой еще и потому, что ее воспитали вдали от дома и с мыслью о том, что ей предстоит унаследовать состояние своей богатой овдовевшей тетки. Но тетка попадает под чары ирландского офицера, охотника за деньгами, и незадолго до своей смерти второй раз выходит замуж, в результате чего Эмму отсылают обратно, «лишней обузой в семью», как деликатно выражается ее братец. «Клянусь Богом! Разве можно доверять женщинам деньги», — добавляет он в качестве упрека своей покойной тетушке. Если жизнь в семье Уотсонов изображена довольно мрачными, безотрадными красками, то и представители высшего света выглядят не лучше. Лорд Осборн, который восхищается Эммой на балу, принадлежит к числу людей, которые имеют обыкновение громко обсуждать женщину, которая находится достаточно близко, чтобы это услышать: «Почему бы вам не потанцевать с этой хорошенькой Эммой Уотсон… а я подойду и встану подле вас… и если вы увидите, что с ней не нужно слишком много разговаривать, то можете потом невзначай представить меня». И еще, «расскажете мне потом, как она выглядит при дневном свете». Решив поговорить с Эммой, он возвращается в бальную залу под предлогом, что ищет свои перчатки, даже не удосужившись спрятать ту пару, что держит в руках. Его друг, Том Масгрейв — тот тип самодовольного щенка, который мог бы появиться практически в том же виде в каком-нибудь феминистском романе 1990-х. Когда молодые леди прибывают в гостиницу, где должен состояться бал, Масгрейв, еще не одетый к вечеру, стоит в дверях своей спальни, чтобы посмотреть, как они проходят мимо. Он навязывает Эмме свое внимание и услуги, и ему доставляет удовольствие неожиданно объявиться у Уотсонов и хвалиться своими «грандиозными» успехами. Эти и другие впечатления от провинциальной жизни, воспроизведенные ею по памяти в Бате, поражают нас своей меткой реалистичностью, как и вся остальная проза Остен. Мы видим бальную залу до начала танцев, холодную и пустую; напудренные волосы лакея в лучшем доме в округе, папильотки в волосах дочери семейства и два атласных платья ее матушки, «которые она чередовала всю зиму». Мы узнаем, что невозможно разговаривать, проезжая через городок в открытом экипаже, из-за шума и грохота, которым наполнены улицы. Мы видим, что тарелка жареной говядины составляет весь ужин для Элизабет и Эммы, когда они остаются дома вдвоем, и что молодые женщины прислуживают себе сами. Приглашение лорда понаблюдать за сборами на охоту («Все признают, что в мире нет более прекрасного зрелища, чем свора лисьих гончих, заливающихся лаем. Я уверен, вам доставит огромное наслаждение услышать, как они зайдутся перед началом гона»), сопровождающееся рекомендацией надеть полусапожки или приехать верхом, сделано молодой женщине, которая не может себе позволить ни того, ни другого. Портрет общества в этом неоконченном романе выглядит достаточно безрадостным и пессимистичным, и хотя повествование движется в быстром темпе, Мэри Лашель, одна из самых опытных и проницательных исследователей остеновской стилистики, отмечает, что здесь она «похоже, борется с подавленностью и угнетенным состоянием духа; в ней чувствуется какая-то чопорность и тяжеловесность, которые угрожают ее стилю». Одна-единственная сцена кажется лучом света во всем этом фрагменте — когда Эмма решает пожалеть маленького Чарльза, десятилетнего мальчика, который отчаянно хочет первый раз потанцевать на балу, а его партнерша, пообещав ему этот танец, не исполнила своего обещания. Эмма предлагает ему потанцевать с ней, и его восторг и благодарность при виде столь хорошенькой партнерши, как и от того, что ему разрешили не спать так поздно, и его стремление рассказать ей о своей жизни — об уроках латыни, о первой лошадке, о первой охоте, о чучелах лисицы и барсука, которые он хотел бы показать ей у себя в замке — очень трогательны в своей реалистичности. Образ Чарльза — доказательство того, как внимательно Остен слушала, о чем говорят дети; и он, несомненно, самый привлекательный ребенок во всей ее прозе. Не считая эпизода с маленьким Чарльзом, в целом «Уотсоны» рисуют достаточно безотрадную картину. Смерть — столь редкий гость на страницах остеновских романов, что невольно задаешься вопросом, как именно она описала бы последние мгновения жизни отца Эммы Уотсон, которого она, судя по воспоминаниям Кассандры о замысле этого романа, собиралась умертвить. Но прежде чем она добралась до описания этой смерти, ей пришлось столкнуться с целым рядом настоящих смертей своих близких. Так, в октябре 1801 года любимый и единственный сын Элайзы, Гастингс, истощенный все более частыми и сильными припадками, скончался в возрасте 15-ти лет. Пухленький светловолосый малыш, с которым семейство Остен с таким удовольствием возилось когда-то в Стивентоне, оказался поражен более серьезным заболеванием, чем их собственный сын и брат Джордж. Хотя Гастингс научился говорить — и Джейн даже поражалась тому, как витиевато он выражается, вспоминая, как тот упоминал о «своем неоценимом друге» — его физическое состояние с возрастом неуклонно ухудшалось, и бедняга страдал от «долгих и мучительных приступов боли». К тому времени, когда он умер, его мать уже смирилась с тем, что он никогда не смог бы жить нормальной жизнью, и теперь обратилась к надежде, что ее «дорогое дитя» сменило «самое плачевное существование на блаженное бессмертие». Она похоронила его в Хэмпстеде, рядом со своей матерью, добавив надпись на общем могильном камне: «А также в память о ее внуке Гастингсе, единственном сыне Жана Капо, графа де Февилида, и Элизабет, его супруги; родился 25 июня 1786 года, преставился 9 октября 1801 года»; Элайза предпочла не называть покойного сына титулом, на который претендовал его покойный отец.
Цапля: Элайза Спасибо за понедельниковый кусочек. Как-то безрадостно все в этот промежуток жизни Джейн - мысли о смерти и бедности, увы, не способствуют вдохновению (((
Юлия: Элайза Как грустно...
Хелга: Элайза Спасибо огромное! Грустная картина, но жизнь есть жизнь, она ж разная... "Уотсоны" - невеселая вещь, если цитировать, то, видимо, рвутся чувства автора.
apropos: Элайза Могу понять, почему Остин более не вернулась к этому роману - и почему стала писать более жизнеутверждающие вещи с благополучным концом. Ей хотелось, чтобы в ее книгах люди были более счастливы, чем это происходило с ними в жизни, она давала своим героям не просто шанс - возможность обрести счастье. Пусть в романах.))
Axel: Элайза Спасибо! И зная о том, какая её ожидает безрадостная судьба, она отказывает богатому жениху. Силе характера Джейн можно только позавидовать.
Marusia: Элайза пишет: сложно себе представить, чтобы она оставляла манускрипты в шкафу в пустом или сданном в аренду доме в Бате. И чем больше об этом задумываешься, тем сильнее удивляешься тому, что в итоге ничего не пропало. Раньше об этом и не задумывалась
Надина: Элайза Жаль, что Джейн не закончила "Уотсонов", но с другой стороны, наверное, и правда, ей было тяжело эту книгу писать. Любопытно, что в "Уотсонах", как в "Эмме" проскальзывает отношение к учительскому труду, как к рабству. Элайза пишет: Элизабет, несколько лучше осведомленная о жесткой реальности, отвечает: «Я лучше буду кем угодно, только не учительницей в школе… я была в школе, Эмма, и знаю, что за жизнь у учительниц; а ты никогда там не бывала». Неужели все было настолько плохо?
Бэла: Элайза замечательно! Спасибо за очередное наслаждение. Хотя и опять горчащее. Но этот период жизни для Джейн был очень тяжел. И я тоже впервые задумалась о судьбе ее рукописей: сколько же перемещений, переездов, путешествий они пережили и КАК можно было не потеряться в этом движении- уму непостижимо! И что уж так печально рисуется жизнь учительницы того времени! Задумалась...
Мартышка: Элайза, спасибо Чуть не разревелась, все так тоскливо и мрачно. Хорошо, что у Джейн была возможность отвлечся в творчестве.
Tatiana: Элайза Трагичный в своей обыденности отрывок. *вздыхаю* *в сторону* Еще раз радуюсь тому, что родилась не в то время. В начале XIX века можно было бы "погостить", но жить... Для женщины нашего века это проблематично.
Калина: Элайза Наверное, самый грустный кусочек. Axel пишет: И зная о том, какая её ожидает безрадостная судьба, она отказывает богатому жениху. Силе характера Джейн можно только позавидовать. Страшно представить, какой в представлении Джейн была жизнь с не очень любимым мужчиной, если все остальные перспективы казались не столь пугающими. Сила ли это характера или недостатки воспитания, рисующие жизнь замужнюю как нечто ужасное-преужасное? Все больше проникаюсь образом Шарлотты Лукас.
Teffi: Лучше б Джейн бышла замуж за того Харриса.
Хелга: Teffi пишет: Лучше б Джейн бышла замуж за того Харриса. Весьма спорное утверждение...
Teffi: Весьма спорное утверждение... конечно, спорное. Но мне жаль Остин, сколько неприятного она хлебнула. И этот брак мог бы ее уберечь от многих бед. и ее, и ее родных. А это, в конечном счете, гораздо важнее, чем переживание романтической страсти. очень много хорошего со всех сторон, в сумме перевесили бы одну романтическую любовь или, в ее отсутствие, преданность идеалам. Мне кажется, со временем, все бы устаканилось. Благополучие семьи дорогого стоит. Сколько ей тогда было? 25? или больше? кажется, больше. дело еще в возрасте. Не могу поверить, что я это все говорю. Я всегда была за любовь в браке.
полная версия страницы