Форум » Творчество Джейн Остин » Дж.Остен, ее жизнь и ее окружение - 5 » Ответить
Дж.Остен, ее жизнь и ее окружение - 5
apropos: По материалам книги Клэр Томалин (Claire Tomalin) Jane Austen: A Life Главы на сайте click here
Afftalin: Родители радовались, а Джейн все молчала. Элайза , спасибище.
Цапля: Элайза Спасибо за понедельниковое удовольствие, до которого добралась я только во вторник. Конечно, семейная идиллия, но похоже, что Джейн стала в этой идиллии кусочком мозаики , завершающей картинку счастливой семьи "на каникулах" , но самой ее не видно (( Так ли она была счастлива, как хотелось бы?
Галина: Кажется мне, что и для Джейн это был период отдыха, примирения, общения в кругу семьи достаточно приятного. По-крайней мере она могла наслаждаться морскими купаниями и набираться впечатлений осматривая достопримечательности городков, по которым они путешествовали.
apropos: Элайза На творчество просто не оставалось времени со всеми этими поездками. Копился материал на будущее?))
Хелга: Элайза Спасибо огромное! Как-то оптимистичнее все стало выглядеть, но Джейн не до творчества, хотя, путешествия вещь вдохновляющая. Видимо, много других было причин, главное, внутренних, наверное.
Marusia: Элайза Спасибо за продолжение! Оптимизм и жизнелюбие родителей, сплоченность всей семьи восхищает. Жду ответа на инсину.. инсуи.. короче, на эти самые Опечатка в начале 16 главы: В течение последующих десяти лет она не написала практически ничего, и только летом 1809 года, когда ей было уже почти 39, вновь вернулась к тому писательскому ритму, которого придерживалась в двадцать с небольшим. 34 года. Она ведь родилась в декабре 1775 г.
Элайза: Спасибо всем моим читателям! Да, думается, что все это в итоге шло "в копилку". И Бат, и Лайм Реджис, и курортная тема (см. "Сандитон")... Marusia пишет: Жду ответа на инсину.. инсуи.. короче, на эти самые Будет, все будет. Marusia пишет: 34 года. Она ведь родилась в декабре 1775 г. Да-да, там опечатка была, от торопливости. Я же, главное, ее заметила потом, и собиралась еще писать модераторам, чтобы исправили потихоньку, но что-то замоталась и в итоге забыла. Спасибо большое, что напомнила — глаз-алмаз!
Элайза: Продолжение 17-й главы. Единственное письмо, которое прерывает четырехлетнее «молчание» Джейн (между 1801 и 1805 годами) было написано в Лайме в сентябре 1804 года, и по нему видно, что за время, прошедшее с отъезда из Стивентона, для нее мало что изменилось — как внутренне, так и в отношениях с окружающими. Она пишет Кассандре, которая уехала в Веймут, куда более фешенебельный курорт на том же побережье, в компании Генри и Элизабет, посетившими их в Лайме; Кэсс держит путь в Ибторп, оставив Джейн с родителями. Это письмо — одно из тех, в которых Джейн вполне откровенна. Она с раздражением отзывается о письмах своей тетки Ли-Перрот, адресованных их матери, потому что из них ясно, что тетка совершенно не понимает разницы между шлюпом и фрегатом — разницы, которую она, сестра двух военных офицеров, разумеется, представляла себе очень хорошо. «Тетушка может делать со своими фрегатами все, что ей вздумается», — сердито ворчит Джейн. Далее она пишет, что ходила на прогулку вдоль Кобба с еще одной из тех молодых леди, которые могли бы стать потенциальными подругами — с некоей мисс Армстронг. У нее, как отмечает Джейн, «есть здравый смысл и некоторый вкус», а ее недостаток, который никак нельзя отнести к самой Джейн, заключается в том, что «люди слишком легко и быстро начинают ей нравиться». Джейн гораздо с большим интересом пишет о двух слугах, которых ее родители привезли с собой — их зовут Дженни и Джеймс. Она подбирает им для чтения книги и газеты и, как истинно просвещенная хозяйка, посылает их на долгую совместную пешую прогулку через горы к Чармуту. Джейн пишет, что ей нравится новая прическа, которую придумала ей Дженни; и что она с удовольствием протанцевала несколько танцев в Ассамблее Лайма – два шиллинга для подписчиков, четыре для не-подписчиков; в Ассамблее имелась комната для карточных игр, бильярдная и бальная зала с канделябрами и оркестром из двух скрипок и виолончели; танцы устраивались каждый четверг. Миссис Остен играла в карты с «шевалье» — возможно, это был старинный друг покойной миссис Хэнкок, сэр Джон Ламбер, который до сих пор поддерживал отношения с Элайзой и недавно вернулся из Франции в составе мирной делегации. Джейн танцевала с неким мистером Крофордом, и отказала некоему «мужчине странного вида», который некоторое время глазел на нее, а потом осведомился, не желает ли она еще потанцевать, и которого она заподозрила в том, что он ирландец, «судя по его развязной манере». «Мне подумалось, что он имеет какое-то отношение к Барнуоллам, — это сын ирландского виконта и его жена – нагловатые, подозрительного вида люди, годные как раз для того, чтобы считаться сливками общества в Лайме», — снобистски пишет она. Джейн заинтересованно рассуждает о том, кто достоин, а кто недостоин считаться сливками общества, и выражает опасение, что миссис Остен вполне может заняться штопкой чулок в присутствии гостей, как это недавно сделала мать мисс Армстронг – тот род неловкости, которую могут испытывать из-за родителей даже вполне взрослые дети. Теперь, когда Генри уехал, Джейн больше не с кем было ходить на долгие прогулки. Ее родители вряд ли могли преодолеть крутой подъем, отделяющий побережье Лайма от скалистой тропы до Чармута, да и заросшая дикой порослью тропа под гору к западу от города для них была, должно быть, тоже утомительна. Скорей всего, они и на Кобб вряд ли рискнули бы отправиться, с его знаменитым каменным молом, уходящим в море, словно изогнутый палец: у него была довольно скользкая поверхность и очень крутые опасные ступеньки, к которым не было ни поручней, ни перил. Так что все вместе Остены могли прогуливаться разве что по общественному променаду вдоль главной набережной или довольствоваться спокойной прогулкой вдоль русла речки Лайм, извилисто прокладывающей свой путь через город к морю. По воскресеньям семья отправлялась из своих апартаментов на Брод Стрит в приходскую церковь, представляющую собой причудливую смесь норманнского стиля и готики, с якобинской галерей и кафедрой; во всяком случае, тут было на что поглазеть, если проповедь оказывалась скучной. Джейн исправно играла роль послушной дочери и присматривала за порядком на съемной квартире, разбираясь с горничной и кухаркой. Годы спустя, когда Кассандра была уже старенькой, она как-то рассказала своей племяннице Кэролайн, что в этот период они с Джейн познакомились на одном из курортов Девона с неким молодым человеком, который явно проявлял признаки увлеченности Джейн — до такой степени, что даже спросил, не могли бы они снова встретиться здесь на следующее лето. Подобное ухаживание вряд ли можно считать пылкой влюбленностью — во всяком случае, не такой, как у мужа их покойной кузины Джейн Купер, который сделал ей предложение едва ли не сразу же после знакомства; но у Кассандры, тем не менее, возникло ощущение, что интерес у молодого человека был достаточно серьезный, и что Джейн его разделяла. Но следующее, что сестры услышали о молодом человеке, было известие о его смерти; так что на следующее лето встречи так и не произошло, и на том та история и закончилась. Если такая встреча и в самом деле имела место, и если Джейн действительно надеялась на большее, это событие только добавило печали в ее жизнь. Хотя в этом рассказе, записанном со слов Кассандры, не сохранилось ни имени молодого человека, ни точного места, ни точных дат. К тому времени, когда Кэролайн засела за собственные воспоминания, этот эпизод, пересказанный ею через сорок лет после того, как она его услышала, сделался таким же туманно-расплывчатым и романтическим, как дикое побережье Девона в пасмурную погоду. Но еще один эпизод, относящийся к этому же периоду, задокументирован гораздо лучше, и потому дает гораздо более четкое представление о том, что творилось в то время в голове у Джейн. Осенью 1802 года они с Кассандрой, как обычно, путешествовали по знакомым и родственникам, и провели две ночи в своем родном гнезде, в Стивентоне, у Джеймса и Мэри, прежде чем предпринять путешествие в Годмершем в компании Чарльза, который в тот период был не у дел из-за перемирия, заключенного той весной между англичанами и французами, в результате чего многие военные корабли временно распустили свои команды. В конце октября, проведя восемь недель в Кенте, сестры вместе с Чарльзом вернулись в Стивентон, намереваясь увидеться со старыми друзьями, ну и с парой-тройкой недругов заодно. К примеру, из дневника Элизы Шют мы знаем, что в ноябре она ужинала с Остенами в Оукли Холл, у семейства Брамстонов. Две недели спустя Джейн и Кэсс были приглашены сестрами Бигг погостить несколько недель у них в Мэнидауне, где они когда-то с таким удовольствием проводили время. Алетея и Кэтрин Бигг так до сих пор и не вышли замуж, а их сестра Элизабет Хиткот вернулась в отцовский дом вместе со своим младенцем-сыном Уильямом после трагической ранней смерти своего мужа, которая случилась той же весной. Пяти молодым женщинам было о чем поговорить и что рассказать друг другу, и они планировали долгие и уютные совместные вечера у камина; у сестер Бигг, к тому же, было на уме и еще кое-что. Их отец тоже был дома, крепкий 60-летний здоровяк; дома был и их младший брат, Харрис, который в мае этого года достиг совершеннолетия. Он заканчивал свое образование в одном из оксфордских колледжей, так что Джейн и Кассандра не видели его довольно долгое время, за которое стеснительный заикающийся подросток успел превратиться в высокого, широкоплечего и гораздо более уверенного в себе молодого человека, хотя его манеры так и оставались несколько неуклюжими. К тому же, он был наследником весьма приличного поместья и состояния. Вечером 2 декабря Харрис попросил Джейн стать его женой. Похоже, что его сестры сговорились с Кассандрой, чтобы оставить пару наедине в библиотеке – или, возможно, в одной из маленьких гостиных. Так же очень вероятно, что именно сестры уговорили Харриса сделать это предложение; он был младшим братом и, возможно, им казалось, что он нуждается в их помощи в выборе жены. Из-за сильного заикания Харрис все детство проучился на дому, а когда отправился в Оксфорд, заикание сохранялось, что означало, что общение и социальная жизнь там давались ему с большим трудом, и иногда он, по отзывам, становился несколько агрессивным. Так что, вполне возможно, что его любящие старшие сестры, которые были для него авторитетом, убедили его, что если он женится на девушке, с которой хорошо знаком и приятельствует с детских лет, это поможет ему решить проблемы с общением и сделает его в итоге счастливым человеком. Что до самого Харриса, неизвестно, решил ли он, что и в самом деле любит Джейн, или просто рассудил, что она может стать ему подходящей женой; но так или иначе, предложение он сделал. Без сомнения, Джейн с большой симпатией относилась к младшему брату своих подруг, с которым она, бывало, танцевала, еще когда он был совсем ребенком; и она ответила на предложение согласием. Разница в их возрасте была всего пять лет и казалась совсем несущественной: в конце концов, Элайза была старше Генри аж на 10 лет, и ничего. Все обитатели Мэнидауна встретили это известие с восторгом. Вечер прошел в поздравлениях, и все отправились спать в превосходном расположении духа. Теперь Джейн предстояло стать будущей хозяйкой огромного хэмпширского дома и поместья, причем всего в нескольких милях от ее любимого родного гнезда, по соседству со старшим братом Джеймсом. Ей предстояло стать почти столь же богатой и значительной дамой, как ее невестка Элизабет Остен из Годмершема. Она могла бы теперь обеспечить благосостояние своих родителей до конца их дней, дать постоянный приют Кассандре. Ее новое положение могло позволить ей как-то посодействовать и карьере своих братьев. Она могла бы стать доброй хозяйкой работникам поместья и крестьянам. У нее могли родиться дети. Все эти мысли, должно быть, вихрем пронеслись в ее голове, и каждая казалась чудом, мечтой, на которую она почти уже перестала надеяться. К тому же, она приобретала вполне приличного молодого человека в качестве мужа... Здесь она, должно быть, сделала паузу. Семью годами ранее именно тут, в Мэнидауне, она танцевала с Томом Лефроем, охваченная пылом первой любви; она сидела с ним рядышком, шутила, кокетничала и смеялась, словом, вела себя неподобающе и даже вызывающе, уверенная, что небезразлична ему так же, как он небезразличен ей. Она допустила, чтобы это увидели все вокруг, поскольку в тот момент ее совершенно не заботило, что о ней будут думать и говорить. Вполне возможно, кстати, что Харрис с детства хранил в памяти именно этот образ Джейн, такой, какой она была в тот вечер, когда танцевала так счастливо и беззаботно. Ей оставалось только сравнить те чувства, которые переполняли ее тем давним вечером, с теми, что она испытала сейчас, чтобы осознать ту пропасть, которая разделяет настоящее счастье от обманчивой мечты. Джейн провела всю ночь без сна, словно героиня романа, которая не может уснуть из-за эмоций, которые ее переполняют: «бессонная постель — удел истинной героини … подушка, словно набитая колючками и вся мокрая от слез», — как она насмешливо писала сама. Она все думала и думала; а рано утром собрала свои вещи, решительно оделась и попросила кого-то — должно быть, Алетею, — найти Харриса. И снова они остались наедине в библиотеке или в маленькой гостиной, и на этот раз Джейн объяснила, со всей деликатностью, на которую была способна, что совершила ошибку и поняла, что не может принять его предложение. Да, она его очень ценит и уважает, и своим предложением он оказал ей большую честь; но по размышлении она пришла к выводу, что одного уважения и дружеского расположения недостаточно, и что с ее стороны будет неправильно и несправедливо по отношению к нему принять его руку и сердце. После этого мучительного, ужасного объяснения они с Кассандрой, конечно, не могли больше оставаться в Мэнидауне, как планировали. Алетея и Кэтрин приказали подать экипаж и проводили сестер до Стивентона, где их встретила изумленная Мэри, на глазах у которой сестры Остен и Бигг, заливаясь слезами, обняли друг дружку на прощание. Затем Джейн решительно настояла на том, чтобы Джеймс на следующий же день увез их в Бат; единственный раз она позволила себе быть категоричной и непреклонной, и когда брат с невесткой просили объяснить, что происходит, наотрез отказалась. Когда позже Мэри узнала причину, то, разумеется, очень сожалела об отказе Джейн с точки зрения выгоды и светских приличий; но она также заметила, что понимает, почему Джейн так поступила. Если продолжить эту историю с точки зрения Харриса, то он явно переживал отказ не слишком долго. Через два года он встретил молодую женщину с острова Уайт, которая вполне могла полюбить его, и полюбила. Они поженились, и она родила ему десятерых детей. Старший сын Бигг-Уизеров стал священником, вигом и поэтом; он перевел на английский стихами всю «Илиаду»; а еще он очень активно поддерживал Механический институт в Бэзингстоке и всячески содействовал созданию целевых вкладов для сельскохозяйственных работников. Разумеется, мы предпочли бы «Мэнсфилд-парк» и «Эмму» любому ребенку от Бигг-Уизера, которого Джейн Остен могла бы подарить миру, и который наверняка отвлек бы ее от написания каких-либо романов в будущем. Но, во всяком случае, приятно, что сын Харриса в результате вырос таким замечательным, достойным и уважаемым человеком — человеком, которого Джейн Остен наверняка одобрила бы. В целом, последствия этого эпизода оказались и для Джейн не более драматичными, чем для Харриса; дружба между сестрами Остен и Бигг в результате этого инцидента не пострадала. Харрис в скором времени переехал в собственный дом, так что у Джейн оставалась возможность гостить в Мэнидауне, как и прежде. Но по большому счету этот эпизод подвел черту под еще одним достаточно болезненным периодом ее жизни; это была последняя серьезная мысль о замужестве, о возможности иметь детей. Отныне она вслед за Кассандрой безоговорочно устремилась в средний возраст и стародевичество. Устремление в этот возраст было сопряжено с необходимостью признать тот факт, что перспектива эта сулила им жизнь достаточно нелегкую и безрадостную. Оглядываясь вокруг, она видела, к примеру, свою подругу Марту Ллойд, которая была на 10 лет старше и жила вместе со старенькой и больной вдовой матерью и подругой матери, миссис Стент. «Бедная миссис Стент! У нее, должно быть, судьба такая — вечно путаться под ногами; но мы должны быть к ней сострадательны и милосердны, ведь возможно, со временем мы и сами сделаемся такими же миссис Стент, ни к чему ни годными и никем не любимыми», — писала она, когда ей самой не исполнилось еще и тридцати лет. Мысли такого рода и страх перед будущим, несомненно, беспокоили Джейн; и не без веских оснований, учитывая преклонный возраст ее родителей и неясные перспективы того, как, где и на что им с Кассандрой придется жить, когда они останутся одни.
apropos: Элайза Ох, как все грустно.((( С одной стороны, можно понять отказ Джейн, с другой... Кто знает, как сложилась ее жизнь, не разорви она эту краткую помолвку... Стерпится - слюбится, и привычка свыше нам дана (с), а замужние женщины тоже становились писательницами - и примеры такие перед нашими глазами. Но... это ее право, ее выбор, нелегкий, но такой... Отсюда и Шарлотта, принимающая руку Коллинза, чтобы заиметь дом и семью, и Лиззи, желающая выйти замуж только по любви. Хм.
Элайза: apropos пишет: Стерпится - слюбится, и привычка свыше нам дана (с), а замужние женщины тоже становились писательницами - и примеры такие перед нашими глазами. Но... это ее право, ее выбор, нелегкий, но такой... Мне почему-то кажется, что Джейн, как женщина разумная и вполне практичная, прекрасно отдавала себе отчет в том, что "пылкость чувств" вовсе не обязательна для замужества, и "уважения и дружеского расположение" — в принципе, вполне достаточное основание для брака; наверное, все же, было что-то еще, что заставило ее провести бессонную ночь и передумать; я склонна думать, что это мог быть род физической антипатии. Все-таки будущий муж должен быть хотя бы не "противен", т.е. мысль о физической близости с ним не должна отталкивать; возможно, Харрис внушал ей именно тот род физического неприятия, который перевесил все выгоды, которые несомненно сулил ей этот брак. Но это только мои домыслы, разумеется, ничем не подтвержденные. "Мне так кааца". ©
Axel: Элайза Джейн можно только восхищаться. Отклонить выгодное предложение, когда и родственники не против, и претендент не вызывает отвращения, очень не просто. Надо иметь много мужества. Даже сейчас не всегда и не все на это способны. Ставить любовь превыше всего.
Хелга: Элайза Спасибо за столь увесистый отрывок! Разумеется, мы предпочли бы «Мэнсфилд-парк» и «Эмму» любому ребенку от Бигг-Уизера, которого Джейн Остен могла бы подарить миру, и который наверняка отвлек бы ее от написания каких-либо романов в будущем. Дилемма просто, но рассуждать об этом нет смысла, все сложилось так, как сложилось. Правда, неизвестно, верно ли поступила Джейн, когда отказала Харрису, кто знает... Материальное благосостояние и все такое... а чувства могли и прийти позже.
Элайза: Цапля пишет: А вот эта авторская сентенция меня развеселила: Ага, Томалин иногда завернет так завернет... Хелга На здоровье! Хорошо, что я вовремя спохватилась, что сегодня понедельник...
Tatiana: Элайза Спасибо за понедельничное чтение. Эх, дамы, как нам сложно из нашего века осознать, что такое постылый брак. И разве тут узнаешь, что лучше - участь старой девы или... Эх!
Галина: Элайза , большое спасибо. Ой-ой-ой, как все печально сложилось.
Бэла: Элайза спасибо за очередное пиршество. Хотя и с горчинкой. По моему мнению все случившееся закономерно (и позабавившая Цаплю сентенция о том же): за все надо платить. Ей посылались испытания - многие и многие. И она преодолевала их именно так, как ей представлялось правильным. Ни о чем не надо жалеть... Эх, не получается. И мне ее жаль.
Надина: Элайза Спасибо. Думаю, что если Джейн Остин и отказала, значит, у нее были на то причины. Может, не хотела менять свой уклад жизни...
Элайза: Tatiana пишет: Эх, дамы, как нам сложно из нашего века осознать, что такое постылый брак. Нам вообще сейчас, из нашего века, сложно осознать, что такое "нерасторжимый брак". Мы можем позволить себе и роскошь "пробного брака", и "гражданского", и даже самого что ни на есть законного, при этом отдавая себе отчет в том, что если в итоге "не сложится — не слюбится", то можно на худой конец и разбежаться, и попытать счастья с кем-то другим или просто вернуться к прежнему образу жизни. А тогда решение о замужестве принималось с четким осознанием его необратимости, с пониманием того, что это — уже навсегда, и избавить от этого союза может разве что смерть супруга (а учитывая, что Харрис был моложе, такая вероятность была ничтожно мала), ибо развод в любом случае означал нечто крайне экстраординарное, не говоря уж о том, что сложное, долгое, дорогостоящее и неизбежно скандальное. При таких "вводных" принимать положительное решение о браке с нелюбимым человеком под силу только "шарлоттам", а Джейн явно к этому типу женщин не относилась.
Калина: Элайза Спасибо за кусочек. Признаться, читая твой перевод, все ждала, когда же будет рассказ о том предложении, которое Джейн приняла ровно на одну ночь. Хотя, признаться, теперь я понимаю ее еще меньше. Элайза пишет: А тогда решение о замужестве принималось с четким осознанием его необратимости, с пониманием того, что это — уже навсегда, и избавить от этого союза может разве что смерть супруга (а учитывая, что Харрис был моложе, такая вероятность была ничтожно мала) А учитывая условия, в которых женщины рожали детей, подобное "освобождение" было гораздо доступнее для мужчины, чем для женщины.
Хелга: Элайза пишет: А тогда решение о замужестве принималось с четким осознанием его необратимости, с пониманием того, что это — уже навсегда, Никак не могу оценить ситуацию с точки зрения женщины того времени, сбиваюсь на текущее положение дел. Представила: бывает, что принимаешь какое-то решение, а потом чувствуешь свое внутренне несогласие с этим, начинаешь мучительно размышлять и момент, когда осмеливаешься отказаться от вроде бы решенного, становится освобождением, облегчением.
полная версия страницы