Форум » Авторам » Джеймс Н. Фрей. Как написать гениальный роман - 2 » Ответить
Джеймс Н. Фрей. Как написать гениальный роман - 2
Chantal: Джеймс Н. Фрей. Как написать гениальный роман. OCR & reformatting by Kartun [kartun@yandex.ru] УДК 82.09(07) ББК 83я7 Ф 93 JAMES N. FREY How to Write a Damn Good Novel Перевел с английского Н. А. Буль Издательство выражает благодарность литературному агентству The Buckman Agency за содействие в приобретении прав Защиту интеллектуальной собственности и прав издательской группы «Амфора» осуществляет юридическая компания «Усков и Партнеры» ® Фрэй, Джеймс Н. Ф 93 Как написать гениальный роман / Джеймс Н. Фрэй; [пер. с англ. Н. Буля]. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2005. - 239 с. - (Серия «Знаю как»). ISBN 5-94278-885-5 (рус.) ISBN 0-312-01044-3 (англ.) Книга, в которой подробно рассмотрены ключевые моменты художественного творчества, займет достойное место в библиотеке справочной литературы как начинающих, так и уже известных авторов. УДК 82.09(07) ББК83Я7 © James N. Frey, 1987 © Буль Н., перевод на русский язык, 2005 © Издание на русском языке, оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2005 ISBN 5-94278-885-5 (рус.) ISBN 0-312-01044-3 (англ.) Моим студентам из Калифорнийского университета (Беркли)
Ответов - 94, стр:
1 2 3 4 5 All
Chantal: Тон повествования и жанр Как уже было сказано, тон повествования зависит от жанра художественного произведения. Жанр, как вы помните, связан с «типом» художественного произведения. Ваш роман может быть любовным, научной фантастикой, фэнтези, мистическим триллером, детективом и т. д. В большинстве жанров лучше всего использовать повествование от третьего лица, прибегнув к модифицированному приему всевидящего взгляда. Это стандартный подход, его от вас ждут как читатели, так и издатели. От стандартов и норм можно отходить только при наличии серьезной причины. Допустим, вы захотели написать веселый рассказ о жителях глухих деревень. Лучше всего, если рассказчиком станет очевидец событий. Привнесение местного колорита добавит в рассказ изюминку и одновременно сделает его более правдоподобным и художественно достоверным. Если вы пишете вестерн, рассказчиком может быть либо дед-старожил, либо закадычный друг главного героя. Если у вас любовный роман о страсти, вспыхнувшей между медсестрой и молодым хирургом, пусть об этой страсти поведает медсестра. У вас научно- фантастический роман? Предоставьте слово марсианину. Повествование в произведении может вестись полностью в нейтральном ключе, а личность рассказчика быть неизвестна. Однако такой подход должен компенсироваться исключительным правдоподобием и достоверностью происходящего. Перед вами два одинаковых отрывка. Первый написан от третьего лица. «Мэри была отличной хозяйкой - опрятной, аккуратной. Когда Боб возвращался домой в шесть часов - ужин всегда был на столе. Боб прилично зарабатывал, по воскресеньям ходил в церковь. Характер у него был спокойный. Ему нравилось помогать Мэри в работе по дому. Мэри вышивала, пела в церковном хоре и обожала смотреть телевизор. Однако в их супружеской жизни чего-то не хватало. Мэри было скучно. Она любила Боба и детей, но у нее было слишком много свободного времени. Поэтому, когда Махони по кличке „Исусик" предложил ей поработать проституткой три раза в неделю, она подумала: „Классно! У меня тогда хватит на курточку, я давно к ней присматриваюсь..."» Чувствуете, не хватает правдоподобия? Теперь давайте взглянем на тот же самый отрывок, написанный от первого лица. «В нашем городишке такое произошло - не поверите. Есть тут у нас женщина, Мэри Прингл: не красавица, не уродина. Замужем она за одним мужиком по имени Боб, я с ним иногда в боулинг режусь на Спайд-лейн. Короче, в один прекрасный день сидит Мэри в ресторанчике „У Бина", обедает. Тут ее приметил Исусик. Так у нас кличут одного разбитного мужичка. Он пасет пару девок рядом с мотелем „Сисайд Ранч". Чего в ней Исусик нашел - ума не приложу. В общем, подсаживается он к ней и спрашивает, деньжат, мол, по-быстрому заработать не хочешь? Мэри обалдела и чуть со стула не упала. А он не унимается: ты, мол, только с виду такая простушка, а потенциал у тебя, в натуре, немалый». Обратите внимание, насколько правдоподобнее стал отрывок, когда мы добавили в тон повествования удивление. Рассказчик словно говорит: «Слушайте, да я и сам не верю, а ведь все это правда». Почему мы искренне верим в невероятные способности Шерлока Холмса? Наверное, отчасти потому, что нам о них с таким восхищением поведал доктор Ватсон. Если вы все еще не решили, какую из форм повествования выбрать, напишите несколько вариантов одного и того же эпизода и отложите их в сторону на пару дней. Когда вы их снова перечитаете, решение придет само собой. Величайшее чудо магии отождествления Все мы любим подглядывать. Художественная литература как ничто другое дает нам возможность заглянуть во внутренний мир человека. Когда мы читаем книгу, мы проживаем жизнь персонажей, они становятся нам родными. В художественных произведениях сконцентрирована суть человеческой жизни. То, что мы находим в книгах, кажется более реальным, чем окружающий мир. Если писатель талантлив, то сила отождествления читателя с персонажами оказывается настолько всепоглощающей, что читатель забывает об окружающем мире, полностью погрузившись в мир воображаемый. Писатель — своего рода волшебник, накладывающий на читателя чары. Чтобы сплести чары, писателю нужно прибегнуть к магии отождествления. Что это за магия? Как только начнете рассказ, киньте пробный камень — поставьте персонаж в ситуацию, вызывающую у него душевное волнение. Персонажи художественных произведений — люди, а у людей есть чувства. Чтобы сразу заставить читателей сопереживать персонажу, он изначально должен находиться в затруднительном положении: • Гумберта Гумберта в самом начале «Лолиты» терзают муки любви. Читатель сочувствует ему. • Лимас беспокоится об одном из агентов, который должен вернуться из Восточной Германии. Читатель немедленно погружается в действие и заражается беспокойством Лимаса. • «Крестный отец» начинается с того, что второстепенный персонаж приходит с жалобой на двух людей, напавших на его дочь. Читатель испытывает к нему сочувствие. • Повесть «Старик и море» начинается с описания страданий старого рыбака, которому долгое время не удается поймать ни единой рыбки. Боль старика рождает у читателя жалость и сострадание. • Флобер начинает «Госпожу Бовари» с описания «бедного Шарля», месье Бовари, которому впоследствии изменит жена. Флобер рассказывает о том, что пришлось пережить Шарлю в школе, и читатель сопереживает герою. • В «Рождественской песне в прозе» Диккенс играет не на сострадании, а на омерзении, которое у читателя вызывает Скрудж. Итак, персонажи в самом начале произведения испытывают чувства (страдание, муки любви, беспокойство). Теперь персонажи надо швырнуть в горнило развивающегося кризиса. Затронув чувства читателя, вы только вызовете интерес. Отождествление произойдет, когда персонаж будет поставлен перед выбором, а читатель при этом полу-хит возможность умствовать в процессе принятия решения. Если читатель повторяет: «Давай, Гарри, еще чуть- чуть!» или «Не женись на этой дуре!», произошло отождествление с персонажем. Отождествление наступает, когда читатель начинает болеть за персонаж, подталкивать его к правильному выбору. Широко распространено заблуждение, что отождествление возможно только с положительным персонажем. Гумберта Гумберта вряд ли можно назвать персонажем положительным. Он влюбляется в нимфетку, женится на ее матери, чтобы приблизиться к объекту своей страсти. Он мошенник, обманщик, убийца — восхищаться тут нечем. И все же читатель отождествляет себя с ним. Почему? Потому что Гумберт Гумберт страдает. Потому что он борется. Потому что он человек и его чувства тронули читателя. Развеять чары отождествления так же легко, как и создать. Для этого читателю достаточно утратить к персонажу сочувствие. Подобное может произойти, если персонаж будет жесток к другим героям, которым читатели сочувствуют больше. Сочувствие будет утрачено, если персонаж начнет принимать идиотские решения, т. е. перестанет действовать на пределе своих возможностей. Вспомним героиню из ужастика, которая, услышав леденящие кровь звуки с чердака, тут же отправляется туда со свечой. Сочувствие будет утрачено, если персонаж покажется читателю слишком заурядным и шаблонным. Читатель хочет видеть бойца, а не слабака, рыдающего от жалости к себе. Искусство ретроспекции Многие авторы излишне часто прибегают к ретроспекции или используют ее неправильно. Читателям очень хочется знать, что произойдет в следующий момент. В этом заключена магия сюжета. Автор заставляет читателей заинтересоваться персонажем, после чего ставит его перед лицом конфликта. Проходит немного времени, и читателям уже не оторваться от сюжетных коллизий. Им хочется знать, как персонажи выберутся из того множества передряг, которые для них уготованы автором. Допустим, ваш герой, Сэм Смут, решил завязать с героином. Он проходит программу реабилитации. Жена, может быть, передумает подавать на развод. Вы решаете прибегнуть к ретроспекциии вернуться к тем временам, когда Сэму было четыре года. Вы хотите рассказать, как он в детстве упал с качелей. Именно эта травма впоследствии внесла разлад в жизнь Сэма. Вам кажется, читатель будет очарован. Замечательно, вы пишете отличный ретроспективный эпизод. Что получилось? Читатель доходит до ретроспективного эпизода, и либо пропускает его, поскольку ему интересно, что произойдет с Сэмом в «настоящем», либо отправляет роман в мусорную корзину. Мы сопереживаем «взрослому» Сэму. Нас не волнует, что произошло с ним в четырехлетнем возрасте. Это элементарно. Большинство читателей на дух не переносят ретроспективные эпизоды. Тем не менее огромное количество начинающих писателей при первой же возможности прибегают к подобным эпизодам. Почему? Об этом наверняка знает только Создатель, но я все же выскажу предположение. События в «настоящем» сюжета вызывают тревогу у самих авторов. Отождествление писателей с героями их романа происходит сильнее, чем у читателей. Именно поэтому, когда герои вступают в конфликт, писатель начинает за них беспокоиться. Чтобы снять напряжение, писатель вводит ретроспективный эпизод. Конфликт в «настоящем» сюжета еще не начался, а конфликты, изложенные в ретроспективном эпизоде, серьезных последствий не имеют. Они в «прошлом» по отношению к «настоящему» сюжета. Писатель может вздохнуть с облегчением. Другими словами, глупые писатели прибегают к ретроспективному эпизоду, чтобы избежать конфликта. В качестве довода в свою защиту писатели приводят учение Зигмунда Фрейда. Согласно концепции Фрейда, травмы, полученные человеком в детстве, определяют его поведение во взрослом возрасте. С того момента, как данная концепция была впервые озвучена, авторы пытались подходить к своим персонажам с позиций психоанализа. Поначалу читатели были поражены глубиной погружения во внутренний мир героев. Но психоанализ — концепция давно уже не новая. Возврат в прошлое персонажей — прием избитый. Кому какое дело, что Мелвин хотел заняться этим со своей мамой? Мы хотим поскорее узнать, кого он пристрелит в конце четвертой главы. Чего тогда зря время тянуть? В работе «Профессиональный подход к созданию художественного произведения» Джина Оуэн пишет: «Некоторые издатели прямым текстом заявляют, что примут к публикации только те произведения, в которых четко соблюдается хронологический порядок повествования и не используется ретроспекция», а другие «не запрещают ретроспекции.... большинство издателей сходится на том, что к этому литературному приему следует прибегать только в случае крайней необходимости». Вы спросите, как узнать, что возникла такая крайняя необходимость? Она возникает, если действия персонажа начинают противоречить логике всех его предыдущих поступков. Допустим, ваш персонаж женоненавистник, потому что он на самом деле робок. Он скрывает, что в постели с женщиной — ноль. Он влюбляется, в будущем его ждет трагедия. Однако единственный способ сделать сюжет достоверным — объяснить, что стало причиной его беды. Другими словами, ретроспективный эпизод должен быть неразрывно связан с «настоящим» сюжета. Читателю не должно показаться, что автор для оправдания персонажа использует мелодраматический прием. Включение ретроспективного эпизода оправдано, если это единственный способ раскрыть одну из граней персонажа. К ретроспекции прибегают, если в «настоящем» персонаж выглядит отталкивающим, а писатель хочет снизить негативное впечатление или даже сделать персонаж привлекательным. Диккенс удачно воспользовался ретроспекцией, когда Рождественский Дух Минувшего заставил Скруджа вспомнить прошедшую жизнь. Используя конфликт, разворачивающийся между Скруджем и Духом в «настоящем», Диккенс одновременно знакомит нас с эпизодами из жизни Скруджа, сформировавшими его характер. Без этих эпизодов мы никогда не смогли бы понять, как Скрудж стал таким скрягой, в конце мы бы не прониклись к нему такой симпатией. Что бы произошло, откажись Диккенс от ретроспекции? Скрудж молил бы Дух о пощаде в «настоящем». Скрудж мог бы пожаловаться, что в детстве его все обижали, что мать умерла при родах, а бессердечный отец ему этого так и не простил. Но мы помним, как жестоко вел себя Скрудж с остальными. Его мольбы показались бы нам неискренними. Совершенно очевидно, Диккенсу было нужно включить эпизоды из детства Скруджа, свидетельствующие об его одиночестве. В данном случае у Диккенса был единственный способ осуществить задуманное — обратиться к ретроспекции. Перед тем как ввести в сюжет ретроспективный эпизод, хорошенько подумайте. Вдруг вам удастся произвести на читателя не менее сильное впечатление, оставшись в «настоящем»? Если же у вас нет другого выхода и ретроспективный эпизод необходим, помните, он строится по тем же принципам, что и все драматическое произведение: многомерные персонажи, набирающий обороты конфликт, внутренние конфликты и т. д. Завязка Завязка настолько важна, что Лайос Эгри наряду со статичным, скачкообразным и медленно развивающимся конфликтами выводит еще один тип — завязывающийся конфликт. Завязка, скорее, росток будущего конфликта. Вот вам пример завязки: «Джо встал с постели, позавтракал, зарядил пистолет и поехал в город». Читатель думает: «А зачем он зарядил пистолет?» Автор озадачил читателя. Завязка — это искусство создать в сюжете загадку. Если загадки легкие, интерес читателя вялый. Если загадки сложные, читатель полностью погружается в сюжет. Вы можете вводить завязку легко и естественно: «После того как Сьюзи впервые увидела в классе Эдди, она написала в дневнике: „Если он не пригласит меня на выпускной бал - брошусь с водонапорной башни"». Вот вам еще один пример: «Джо заехал на собачий питомник вечером, после того как разругался с соседом Эмилем из-за газонокосилки. Он спросил хозяина питомника, сколько стоит питбуль. Оказалось - четыреста долларов. Джо сказал, что подумает: чтобы наскрести деньги, потребуется время. В тот вечер, наевшись гамбургеров, он сидел на пороге дома. Он пил виски и слушал, как в ветвях стонет филин. Наконец, он принял решение...» Завязку можно ввести простым повествованием, без описания действий персонажей. «Когда Питер вышел с работы, он еще не знал, что за сюрприз поджидает его в машине. Он завел машину. Шум мотора заглушил шипение змеи». Завязку также используют, чтобы читатель быстрее проскочил через особенно скучный эпизод. Гений может писать так, что у него не будет ни одной скучной строчки. И все же большинству авторов не избежать скучных эпизодов. Представим, что вы пишете роман. Ваш герой собирается в поход. Во время сборов происходит событие, которое в последующем сыграет значительную роль. Поэтому о сборах в поход придется рассказать, хотя в них не будет никакой драмы. Допустим, герой купил дешевую веревку, из-за которой потом застрянет на склоне какой-нибудь горы. Чтобы заинтересовать читателя описанием сцены приобретения веревки, можно намекнуть, что веревка — причина дальнейшей неудачи. «Когда Рудольф зашел в магазин купить снаряжение в дорогу, он еще не знал, что совершает самую страшную ошибку в жизни». Эта строчка заставит читателя насторожиться. Что за ошибку совершает Рудольф? Перед читателем загадка, он заинтригован — цель автора достигнута. Иногда эпизодом дело не ограничивается, и скучная часть повествования растягивается на главу или даже больше. Допустим, у вашего персонажа по имени Джефри не все в порядке с головой. В конце романа он пытается электрической косилкой снять скальп с будущего тестя. Однако в начале романа Джефри предстает перед нами сладким как патока. Если возникают сложности, он замыкается в себе, как устрица в раковине. Опасаетесь, что такой персонаж вгонит читателя в сон? Чтобы читатель не уснул, надо намекнуть, что этот сладенький, набожный, святой Джефри на самом деле маньяк-убийца. Как это сделать? Как дать понять, что близится буря? Вы можете намекнуть об этом от лица автора, как в предыдущем примере про веревку: «По дороге в церковь Джефри увидел дом, который когда-то сторожил маленький серый пес. Однажды вечером он убил эту псину в припадке ярости. Но это было в прошлом. Сейчас он сдержал ярость в глубинах естества, уверенный, что она больше никогда не вырвется наружу». Намек может быть озвучен одним из персонажей. «Когда Джулия вернулась из магазина, на пороге дома она увидела дряхлую старуху. Бледное как смерть лицо старухи покрывали морщины. Из-за вытаращенных глаз с черными провалами зрачков старуха напоминала дохлую рыбину. - Это ты собралась замуж за Джефри? - Да, - кивнула Джулия, - у нас в субботу свадьба. - Знай, он сумасшедший. Безумие у него в крови. Старуха повернулась и побрела прочь. - Стойте! - крикнула Джулия. - Откуда вы знаете? Старуха остановилась, хихикнула и бросила через плечо: - Откуда? Оттуда. Мы с ним родня, безумие есть и во мне». Намеки о дальнейшей судьбе главных героев могут звучать из уст второстепенных персонажей. Можно намекнуть о дальнейшем развитии событий, описывая действия главного персонажа. Покажите, как персонаж реагирует на мелкие неудобства. Его поведение подскажет, как он поступит, попав в сложное положение. Допустим, персонаж утопил котенка, который ему докучал мяуканьем. Можете рассказать, что персонаж сжимает кулак так, чтобы ногти глубоко впились в кожу. Возможно, его чарует вид текущей крови. Или он кричит на пешеходов, перебегающих дорогу перед его машиной. Завязка — своего рода обещание. Если вы не выполните обещание, то обманете читателя. Символы: плохой, хороший, безобразный Символом можно назвать объект, несущий кроме основной еще и дополнительную смысловую нагрузку. Предположим, вы описываете ковбоя, который скачет на лошади и жует вяленую говядину. Вяленая говядина — это еда. Она не является символом, поскольку не несет никакой дополнительной смысловой нагрузки. Теперь представим, что прошло десять лет. Ковбой стал преуспевающим нефтяным магнатом. В один прекрасный день он заходит в ресторан. Там он назначил встречу с лучшим другом, которого собирается кинуть на миллион долларов. Неожиданно он видит в меню вяленую говядину. Он погружается в воспоминания. Он давно уже такого не ест. Однако эта еда — напоминание о прошлой жизни, когда он был простым честным работягой. Вяленая говядина стала символом. Теперь это не просто еда. Для ковбоя вяленая говядина — символ простоты, честности, тяжелого труда. Давайте назовем ее «жизненным символом», поскольку ее образ имеет серьезное значение в «жизни» персонажа. Вот еще несколько примеров жизненных символов: • В романе «Моби Дик» жизненным символом становится Белый кит. Моби Дик не просто кит, он живое воплощение зла. • Буква «А», которую носит на себе героиня «Алой буквы» Готорна - жизненный символ. Героиня изменила мужу. • Старому рыбаку в «Старике и море» удалось поймать рыбу. Это символ его мужества, т. е. жизненный символ. • Пригоршня ____угля, в которой отказано клерку, - символ жадности Скруджа. Когда Скрудж в конце повести перерождается, он отправляет клерка за целым ведерком угля. Этот поступок - символ его щедрости, а пригоршня угля - жизненный символ. Данные жизненные символы являются таковыми не только для читателя, но и для персонажей. С точки зрения писателя эти символы можно назвать «найденными». Писатель по ходу действия находит символы, которые могут помочь читателю сосредоточиться на сюжетных конфликтах и перипетиях. Вы можете обнаружить подобные символы во всех художественных произведениях мира, что были написаны от начала времен. В последнее время символы подвергались серьезным нападкам, в основном со стороны одного направления в литературной критике. Представители этого направления называют себя «имажинистами». Имажинистов породили «новые критики» сороковых и пятидесятых годов. Все зло пошло от них: они утверждали, что автором книги является не писатель, а читатель. Имажинисты полагают, что символ может быть не только жизненным, но и «литературным». Литературный символ, в отличие от жизненного, несет дополнительную смысловую нагрузку не для персонажа, а только для читателя. Допустим, каждый раз, когда в сюжете появляется отрицательный персонаж, автор обращает внимание на его начищенные туфли. Туфли — символ зла. Но для кого они символ зла? Естественно, не для персонажей. Писатель играет символами. Он словно говорит читателю: «Давай поглядим, найдешь ли ты скрытый смысл в образе туфель?» Хороший автор не ставит читателя в тупик. Вот еще один прием имажинистов. Имажинист может написать следующий рассказ. «Над домом, где живут Генри и Генриетта, развевается красный флаг. В гостиной дома красный ковер. Генриетта случайно порезалась, и у нее идет красная кровь. Потом у них происходит ссора, заканчивающаяся дракой. Генри сплевывает красным. Затем он, повязав красный галстук, уезжает на красном такси». Ни один из персонажей рассказа не связывает красный цвет с происходящими событиями. Автор использует красный цвет как образ, «связывающий события рассказа воедино». Образ необязательно должен быть цветом, он может быть самолетом,цветком в горшке, одним из спутников Юпитера, кошкой, парой ножниц или грязных носков. Короче говоря, образ может быть чем угодно. Подобные образы иногда называют «управляющими метафорами». Если вы начнете пользоваться таким приемом, как управляющая метафора, вместо шедевра у вас получится грубая поделка. Если вы столкнулись с писателем, который говорит: «Вот закончу роман, а потом введу в него символы», знайте, он попал под влияние школы имажинистов. Имажинисты часто склонны к использованию символов, которые называются «классическими аллюзиями». В этих символах сокрыта завуалированная отсылка к Библии или древнегреческим богам. Имажинист может создать персонаж по имени Боб Пантеон. Фамилия подразумевает богоподобие персонажа, т. к. пантеон — собрание всех древнегреческих богов. Если вы хотите написать потрясающий роман, не тратьте время на классические аллюзии. В романе важнее всего персонажи и конфликт, который планомерно развивается и приходит к точке кульминации. Как правильно использовать символы? В виде символа можно представить цель героя. Если персонаж мучает одиночество и он ищет спасения — представьте спасение в виде символа. Найдите то, что герой видит и хочет обрести, но не может. Символом в данном случае может стать членство в каком- нибудь клубе. Если персонаж хочет добиться положения в обществе, символом может стать пара туфель из крокодиловой кожи или розовый «кадиллак- эльдорадо». Абстрактные желания вполне допустимы в реальном мире, но в художественном произведении они будут смотреться неудачно. Жизненные символы помогут читателю сконцентрироваться на сюжетных конфликтах. Именно с этой целью и следует использовать символы. В этом их ценность.
apropos: Chantal Прелесть что такое! Chantal пишет: Большинство читателей на дух не переносят ретроспективные эпизоды. Тем не менее огромное количество начинающих писателей при первой же возможности прибегают к подобным Ух... Сначала я почти до смерти перепугалась, поскольку в Водовороте есть их несколько. Кажется. Потом автор меня успокоил: единственный способ сделать сюжет достоверным — объяснить, что стало причиной его беды Ага, читателям могло быть непонытным, что там с Докки - чего это она нос вертит от красавца-генерала. А после ретроспективы, наверное, стало понятнее. Надеюсь. С завязкой вообще у меня беда, как я посмотрю. Я не написала во первых же строках: «Когда Докки согласилась ехать в Вильну, она еще не знала, что совершает самую страшную ошибку или принимает самое судьбоносное решение в своей жизни». Хм... С символами вообще проблема. Кажется у меня их нет. • Старому рыбаку в «Старике и море» удалось поймать рыбу. Это символ его мужества, т. е. жизненный символ. М.быть, Докки удалось "поймать" Палевского, и это стало символом ее женственности? А литературный символ, наверное, прозрачные фамильные глаза. Вместе с г-ном Фреем разбираю свой роман по полочкам. Очень полезное занятие, скажу я вам.
Цапля: Chantal забавно и пользительно apropos еще забавнее Ты можешь законспектировать аналитические выкладки по "Водовороту" , пользуясь предоставленными господином Фреем возможностями , и представить читателю для изучения.
apropos: Цапля пишет: аналитические выкладки по "Водовороту По логике, это нашим общественным критикам не мешало бы, взяв на вооружение теорию г-на Фрея, на практических занятиях разобрать по полочкам Водоворот и представить выводы автору для ознакомления и выводов.
Цапля: У автора самого неплохо получается
apropos: Цапля пишет: автора самого неплохо получается Автор может быть крайне необъективным. Всегда найдет лазейки, для оправдания.
Цапля: apropos пишет: Автор может быть крайне необъективным Отдельные общественые критики тоже могут быть крайне необъективны
apropos: Цапля пишет: Отдельные общественые критики На одно отдельного необъективного может найтись пара-тройка несубъективных. Правда, мне очень нравится г-н Фрей с его выкладками - все четко, логично и здраво. И еще с юмором, что я очень ценю.
Chantal: VII. Как научиться писать восхитительные диалоги и яркие драматические произведения Диалог: прямой и опосредованный, яркий и блеклый «- Привет, - сказал Джо Мэри. Мэри оторвала взгляд от книги: - Привет. Джо нервно переминался с ноги на ногу. Он был более чем уверен - в школьной столовой сейчас на него смотрят все. - Че делаешь? - спросил он. - Читаю. - Ух ты. И чего читаешь? - „Моби Дика". -И как? - Да так, про рыбаков. Джо присел за стол, провел пальцем по воротнику, вытирая пот. - Я хочу тебя спросить кое о чем, - сказал он. - Слушаю. - Тебя уже кто-нибудь пригласил на выпускной бал? - Я туда не собиралась. - Да ты что, туда все идут. Хочешь, пойдем вместе? - Хм. Я обдумаю твое предложение. - Чего тут думать, соглашайся! Я у отца машину возьму, денег завались... - Звучит, вроде, неплохо... - Поужинаем в пиццерии „У Бенни". - Ладно, я согласна». Данный диалог написан в драматической форме. Он развивается вокруг конфликта, поскольку мы видим противопоставление желаний двух персонажей (он хочет пойти с ней на выпускной бал, она туда не рвется), конфликт доходит до кульминации, персонажи достигают гармонии. И все же диалог никуда не годится. Почему? Во-первых, диалог блеклый. В данном случае мы имеем дело с прямым диалогом. В прямом диалоге персонаж всегда говорит то, что думает. Он не пытается ловчить, лгать, острить, пускать в глаза пыль. В хорошем диалоге персонаж выражает свои желания опосредованно. Давайте сделаем тот же самый диалог опосредованным. «- Придется мне здесь присесть, такова служба, - сказал Джо. - Что? - Мэри оторвала взгляд от книги. - Ага, мне платят полтора доллара в час, чтобы я сидел с книгой в школьной столовой и служил всем примером. - Садись где хочешь, мы в свободной стране. Джо улыбнулся ей и произнес: - Могу предсказать твое будущее. - И как же ты его узнал? - Я гадаю по Таро. - Я из семьи унитариев, так что в гадание по Таро не верю. Джо извлек из кармана колоду карт и принялся их тасовать. Наконец он выложил одну из карт на стол. - В восемь часов за тобой приедет машина марки „Шэ-ви Нова". -Да ну? - За рулем будет сидеть сногсшибательно красивый молодой человек в белом смокинге. - И куда он меня повезет? - Он тебя отвезет на выпускной бал. - Класс! Это тебе все карты поведали? - Да. Но все я тебе рассказывать не собираюсь, - он убрал карты в карман. - Не люблю портить сюрпризы. - Ты меня приглашаешь на свидание? - Ты согласна? - Тебе же все должны были рассказать карты. Так что ты сам знаешь». Перед нами опосредованный диалог. Поэтому он нам кажется куда как интереснее. Диалоги между персонажами, действующими на пределе возможностей, всегда опосредованны. В телевизионных комедиях положений практически все диалоги — прямые. Поэтому они навевают скуку. При работе над диалогами персонажи получаются остроумней, очаровательней, образованней, умней, болтливей, чем вы сами. Как такое возможно? Все дело во времени. Поступки и речь персонажей кажутся спонтанными. Мы считаем персонажи настоящими людьми, которые говорят и делают умные вещи. Джо сунул карты в карман и пошел болтать. Автор книги, быть может, провел двое суток без сна, раздумывая, каким образом Джо произведет на Мэри впечатление. Вам никогда не встречались на вечеринках идиоты, которые любят поговорить о неполноценности женщин? Допустим, перед вами разглагольствует один из них. Вы хотите возразить, но фраза: «Сам дурак» — единственное, что приходит вам в голову. По дороге домой вы понимаете: надо было привести цитату из работы Симоны де Бевуар о феноменологии классовых и культурных половых различий в рамках теории экзистенциально-культурного детерминизма. Тогда бы дурак замолчал. Теперь представим, что в данную ситуацию попал персонаж вашего произведения. Вы бы тщательно все обдумали и нашли правильные слова, которые вложили бы в уста персонажа. Возможно, на это у вас уйдет неделя, но читателю покажется, что персонаж произнес свои слова спонтанно. Стили драматического произведения Существует три стиля драматического произведения: повествовательный, эпизодический и полуэпизодический. Особенности повествовательного стиля заключаются в следующем: автор рассказывает о событиях, показывает развитие персонажей, работает над внутренним конфликтом, но повествует об этом кратко. Роман «Госпожа Бовари» практически целиком написан в повествовательном стиле. «Шарль не знал, что отвечать; он почитал свою мать и бесконечно любил жену; мнение матери было для него законом, но ему не в чем было упрекнуть и Эмму. После отъезда матери он робко пытался повторить в тех же выражениях какое-нибудь самое безобидное ее замечание, но Эмма, не тратя лишних слов, доказывала ему, как дважды два, что он не прав, и отсылала к больным. И все же, следуя мудрым, с ее точки зрения, правилам, она старалась уверить себя, что любит мужа. В саду при лунном свете она читала ему все стихи о любви, какие только знала на память, и со вздохами пела унылые адажио, но это и ее самое ничуть не волновало, и у Шарля не вызывало прилива нежности, не потрясало его. Наконец Эмма убедилась, что ей не высечь ни искры огня из своего сердца, да к тому же она была неспособна понять то, чего не испытывала сама, поверить в то, что не укладывалось в установленную форму, и ей легко удалось внушить себе, что в чувстве Шарля нет ничего необыкновенного. Проявления этого чувства он определенным образом упорядочил - он ласкал ее в известные часы. Это стало как бы одной из его привычек, чем-то вроде десерта, который заранее предвкушают, сидя за однообразным обедом...»*//отрывки из романа «Госпожа Бовари» даны в переводе Н. Любимова.// Прибегая к эпизодическому стилю, автор подробно описывает действия персонажей. Вот еще один пример из «Госпожи Бовари». «За обедом муж нашел, что она хорошо выглядит. Когда же он спросил, довольна ли она прогулкой, Эмма как будто не слышала вопроса; она все так же сидела над тарелкой, облокотившись на стол, освещенный двумя свечами. - Эмма! - сказал Шарль. -Что? - Знаешь, сегодня я заезжал к Александру. У него есть старая кобыла, очень неплохая, только вот колени облысели, -я уверен, что он отдаст ее за сто экю... Я решил сделать тебе приятное и купил ее, - прибавил он. - Я правильно поступил? Ну? Что же ты молчишь? Она утвердительно качнула головой. Четверть часа спустя она спросила: - Вечером ты куда-нибудь идешь? -Да. А что? - Просто так, милый, ничего! Отделавшись от Шарля, она сейчас же заперлась у себя в комнате. Сначала это было какое-то наваждение: она видела перед собой деревья, дороги, канавы, Родольфа, все еще чувствовала его объятия, слышала шелест листьев и шуршание камышей. Посмотрев на себя в зеркало, она подивилась выражению своего лица. Прежде не было у нее таких больших, таких черных, таких глубоких глаз. Что-то неуловимое, разлитое во всем облике, преображало ее. „У меня есть любовник! Любовник!" - повторяла она, радуясь этой мысли, точно вновь наступившей зрелости». В полуэпизодическом стиле перемежаются повествовательный и эпизодический стили. «Перед самым Михайловым днем Шарль на трое суток приехал в Берто. Третий день, как и два предыдущих, прошел в том, что его отъезд все откладывался да откладывался. Папаша Руо пошел проводить Шарля; они шагали по проселочной дороге и уже собирались проститься; пора было заговорить, Шарль дал себе слово начать, когда они дойдут до конца изгороди, и, как только изгородь осталась позади, он пробормотал: - Господин Руо, мне надо вам кое-что сказать. Оба остановились. Шарль молчал. - Ну, выкладывайте! Я и так все знаю! - сказал Руо, тихонько посмеиваясь. - Папаша!.. Папаша!.. - лепетал Шарль. - Я очень доволен, - продолжал фермер. - Девочка, наверное, тоже, но все-таки надо ее спросить. Ну, прощайте, - я пойду домой. Но только если она скажет „да", не возвращайтесь - слышите? - во избежание сплетен, да и ее это может чересчур взволновать. А чтобы вы не томились, я вам подам знак: настежь распахну окно с той стороны, - вы влезете на забор и увидите. Привязав лошадь к дереву, Шарль выбежал на тропинку и стал ждать. Прошло тридцать минут, потом он отметал по часам еще девятнадцать. Вдруг что-то стукнуло об стену - окно распахнулось, задвижка еще дрожала. [Конец эпизода, возврат к повествовательному стилю.] На другой день Шарль в девять часов утра был уже на ферме. При виде его Эмма вспыхнула, но, чтобы не выдать волнения, попыталась усмехнуться. Папаша Руо обнял будущего зятя. Заговорили о материальной стороне дела; впрочем, для этого было еще достаточно времени - приличия требовали, чтобы бракосочетание состоялось после того, как у Шарля кончится траур, то есть не раньше весны. Зима прошла в ожидании...»
Chantal: Принципы построения драматического эпизода В драматическом произведении наличие развивающегося конфликта обязательно. Это утверждение справедливо не только для драматического произведения в целом, но и для каждого эпизода. Поскольку в эпизоде есть развивающийся конфликт, должна быть кульминация и развязка, даже если конфликт продолжит свое развитие в последующих эпизодах. Ключевые конфликты в эпизоде и в произведении в целом не обязательно должны совпадать. Например, ключевой конфликт развивается между главным героем и женой, а первый эпизод в произведении содержит конфликт между главным героем и начальником. Конфликт в эпизоде приведет к увольнению главного героя. Это событие, в свою очередь, повлияетна ключевой конфликт. Структура эпизода не отличается от структуры всего произведения. В начале напряжение незначительно, но оно постепенно нарастает, пока не наступает кульминационный момент, за которым следует развязка. Вот пример из «Рождественской песни в прозе». «А бедный умалишенный тем временем, выпустив племянника Скруджа, впустил новых посетителей. [Перед нами мостик, связывающий данный эпизод с предыдущим.] Это были два дородных джентльмена приятной наружности, в руках они держали какие-то папки и бумаги. Сняв шляпы, они вступили в контору и поклонились Скруджу. - Скрудж и Марли, если не ошибаюсь? - спросил один из них, сверившись с каким-то списком. - Имею я удовольствие разговаривать с мистером Скруджем или мистером Марли? - Мистер Марли уже семь лет как покоится на кладбище, -отвечал Скрудж. - Он умер в сочельник, ровно семь лет назад. [Конфликт пока не начинается, т. к. Скрудж еще не знает, что джентльмены пришли просить денег.] - В таком случае мы не сомневаемся, что щедрость и широта натуры покойного в равной мере свойственна и пережившему его компаньону, - произнес один из джентльменов, предъявляя свои документы. И он не ошибся, ибо они стоили друг друга, эти достойные компаньоны, эти родственные души. Услыхав зловещее слово „щедрость", Скрудж нахмурился, покачал головой и возвратил посетителю его бумаги. [Напряжение нарастает.] - В эти праздничные дни, мистер Скрудж, - продолжал посетитель, беря с конторки перо, - более чем когда-либо подобает нам по мере сил проявлять заботу о сирых и обездоленных, кои особенно страждут в такую суровую пору года. Тысячи бедняков терпят нужду в самом необходимом. Сотни тысяч не имеют крыши над головой. - Разве у нас нет острогов? - спросил Скрудж. [Скрудж начинает злиться: он понял, что пришли за деньгами.] - Острогов? Сколько угодно, - отвечал посетитель, кладя перо обратно. - А работные дома? - продолжал Скрудж. - Они действуют по-прежнему? - К сожалению, по-прежнему. Хотя, - заметил посетитель, - я был бы рад сообщить, что их прикрыли. - Значит, и принудительные работы существуют, и закон о бедных остается в силе? - Ни то, ни другое не отменено. - А вы было напугали меня, господа. Из ваших слов я готов был заключить, что вся эта благая деятельность по каким-то причинам свелась на нет. Рад слышать, что я ошибся. - Будучи убежден в том, что все эти законы и учреждения ничего не дают ни душе, ни телу, - возразил посетитель, - мы решили провести сбор пожертвований в пользу бедняков, чтобы купить им некую толику еды, питья и теплой одежды. Мы избрали для этой цели сочельник именно потому, что в эти дни нужда ощущается особенно остро, а изобилие дает особенно много радости. Какую сумму позволите записать от вашего имени? - Никакой. - Вы хотите жертвовать, не открывая своего имени? - Я хочу, чтобы меня оставили в покое, - отрезал Скрудж. -Поскольку вы, джентльмены, пожелали узнать, чего я хочу, - вот вам мой ответ. Я не балую себя на праздниках и не имею средств баловать бездельников. Я поддерживаю упомянутые учреждения, и это обходится мне недешево. Нуждающиеся могут обращаться туда. - Не все это могут, а иные и не хотят - скорее умрут. - Если они предпочитают умирать, тем лучше, - сказал Скрудж. - Это сократит излишек населения. А кроме того, извините, меня это не интересует. - Это должно вас интересовать. - Меня все это совершенно не касается, - сказал Скрудж. -Пусть каждый занимается своим делом. У меня, во всяком случае, своих дел по горло. До свидания, джентльмены! Видя, что настаивать бесполезно, джентльмены удалились [кульминационный момент, за которым следует развязка], а Скрудж, очень довольный собой, вернулся к своим прерванным занятиям в необычно веселом для него настроении. Меж тем за окном туман и мрак настолько сгустились...» [Мостик к следующему эпизоду.] Только что был приведен пример цельного эпизода. Эпизод начинается с прибытия двух джентльменов, конфликт развивается и доходит до кульминационной точки, заканчивается развязкой, после которой перебрасывается мостик к следующему эпизоду. Цельный эпизод не следует использовать слишком часто. В начале эпизода конфликт не имеет достаточного накала, чтобы увлечь читателя. Допустим, ваш персонаж хочет, чтобы его повысили. Он принимает решение: на следующее утро первым делом он пойдет к начальнику. Эпизод завершен (решение принято). Отсюда мостик можно сразу перебросить к середине следующего эпизода: «- Джо, потребуй, наконец, повышения! На ребенка не хватает денег. Если ты не поговоришь с начальником, я от тебя уйду! - Ладно, ладно, завтра утром сразу пойду к начальнику. Ночью ему не спалось, и на следующее утро [мостик к следующему эпизоду] Джо, стоя перед начальником на трясущихся ногах, заявил: - Либо вы меня повысите, либо я увольняюсь! Начальник, растянув губы в волчьей ухмылке, взглянул на Джо и произнес: - Что ж, Гогсгроув, нам будет не хватать вас. [Кульминация эпизода.] В тот же день Джо купил веревку, чтобы повеситься...» [Развязка и мостик к следующему эпизоду.] Прыжок в середину эпизода увеличит скорость развития сюжета и поможет читателю удержать внимание на развивающемся конфликте. Для разнообразия кульминацию в эпизоде иногда опускают. Если эпизоду не хватает напряженности, его можно выкинуть целиком. Этим приемом пользуются также для достижения комического эффекта: «Утром Джо понял - остался один-единственный вариант. Он возьмет у отца дробовик и ограбит винный магазин. Тогда хватит денег на дорогу до Голливуда, а там уж он точно пробьется на телевидение. Он дождался темноты, надел лыжную маску, перчатки и кроссовки. Оставив машину за углом, ровно в 9.00 Джо зашел в винный магазин „У Фрэда". Ровно в 9.28 его доставили в городскую тюрьму». [Момент задержания пропущен для достижения комического эффекта.] Когда критики отмечают быстрый темп развития сюжета, это чаще всего значит, что писатель бросает свои персонажи прямо в середину эпизода с развивающимся конфликтом. Когда вы сядете за роман, думайте над каждым эпизодом. Может, для поддержания темпа часть эпизода лучше опустить? Как сделать скучный эпизод ярким и выразительным Перед вами самый обычный, заурядный эпизод: полицейский прибывает на место убийства и беседует с медэкспертом. «Лейтенант Фиск остановился рядом с домом на улице Вермонт и вышел из машины. Он взбежал по ступенькам и позвонил в дверь. Через секунду дверь открыла служанка. Она отвела лейтенанта на террасу, где его уже ждал медэксперт. Медэксперт представился. Его звали Герман Триплет. Фиск и Герман обменялись рукопожатиями. - Где труп? - спросил лейтенант Фиск. - Там, - показал Триплет. Медэксперт был высокого роста, его лицо украшали маленькие усики. Служанка вышла. Триплет подвел лейтенанта к дивану, за которым лежал труп, накрытый простыней. - Давайте поглядим, - произнес Фиск. - Приятного здесь мало. - Триплет отдернул край простыни, и лейтенант увидел тело тридцатилетней женщины. Ее горло было перерезано. - Сколько прошло с момента смерти? - спросил Фиск. - Часа два, может, три. - Следы сопротивления имеются? -Нет. - Ладно, когда вы составите полный отчет? - Он будет у вас на столе в восемь утра. - Оружие нашли? -Нет. - Криминалисты выехали? - Уже час, как должны быть здесь. - До их приезда труп больше не трогайте. А я пока поговорю со служанкой. - Хорошо, лейтенант». В этом жалком скучном эпизоде нет ничего нового, конфликт отсутствует, персонажи шаблонны. Такой эпизод можно увидеть в любом полицейском сериале. К тому же в эпизоде нет изюминки, он бесцветен. Давайте введем в эпизод конфликт и посмотрим, что получится. Начнем с того момента, когда лейтенант попадает на террасу. «- Меня зовут Фиск, - представился лейтенант, даже не подумав подать руку молодому человеку. - Триплет, - представился Триплет. - Новенький? - спросил Фиск. - Я уже успел поработать. - Чего же я тогда тебя ни разу не видел? -Работал. - Стоил бы чего-нибудь, я бы о тебе слышал. - Я хорошо справляюсь. Лейтенант повернулся к служанке: - Если понадобитесь, Туте, вас позовут. Служанка кивнула и вышла. - Ну и где труп, Триппет? -За диваном. Лейтенант глянул за диван. - Вы ее так и нашли - с простыней? - Я ее накрыл. - Не люблю, когда на месте преступления что-нибудь трогают. Убрать простыню. Триппет стянул простыню, и лейтенант склонился над трупом женщины, рассматривая рану. - Время смерти, Триппет? - Я бы сказал, что смерть наступила два-три часа назад. Лейтенант закурил сигару. - Мне показалось, вы говорили, что хорошо справляетесь. - К утру я буду готов сообщить вам, что она ела на завтрак и когда в последний раз ходила в туалет. - Ладно, Триппет. Буду ждать с нетерпением. Я все всегда жду с нетерпением. Где черти носят криминалистов? - Их вызвали - это все, что я знаю. - Позвони еще раз. Передай, если не появятся через пять минут - надаю им по задницам и проломлю башку. - Ладно». Теперь эпизод выглядит лучше, поскольку персонажи находятся в состоянии конфликта. Единственный минус — диалог слишком прямолинеен. Давайте еще раз переделаем диалог, устранив этот недостаток. Мы снова начнем с момента встречи лейтенанта и медэксперта: «- Фиск, - представился Фиск. - Триплет, - прозвучало в ответ. Лейтенант повернулся к служанке: - Вам не пора заняться уборкой? [Намек, подразумевающий фразу: „Пошла вон".] Служанка стремительно выбежала из комнаты. Лейтенант повернулся к Триплету. -Где Хенесси? [Намек, подразумевающий фразу: „Ты что здесь делаешь?"] - В прошлую пятницу у Хенесси был последний звонок. [„Он ушел на пенсию".] - С ним на пенсию отправились и его знания. [„У тебя, Триппет, должно быть, совсем нет опыта".] - Я работаю уже шесть месяцев. [„У меня есть опыт".] - Я о тебе ни разу не слышал. [„Чего ты стоишь?"] Триппет покраснел: - Я тоже о вас ни разу не слышал. Фиск рассмеялся. - Ну и где жмурик? [Т. е. труп.] - Третья палата, койка номер один, - ответил Триплет, отодвинув диван и сдернув простыню. - Какая тонкая работа, - произнес лейтенант Фиск, склонившись над телом. - Обожаю эстетов, ненавижу мясников. И что у нас с КЧПК? [Смысл вопроса разъясняет ответ Триплета.] - Не знаю „кто", не знаю „чем", понятия не имею „почему", а вот „когда" - скажу. - Это я и сам скажу. Судя по трупному окоченению, ее убили два с половиной часа назад Триплет ошарашенно кивнул. - Хенесси мне всякое рассказывал, - пояснил лейтенант. -Я слушал и мотал на ус». [«У меня есть опыт».] Отсюда мораль: диалог должен быть ярким, принадлежать к опосредованному типу и содержать конфликт. Как этого добиться? Читайте дальше. Работа над репликами в диалоге Большинство авторов сначала пишут грубый черновик романа, а потом долго над ним работают, добиваясь качественных улучшений. В особенности это касается диалогов. После того как вы написали диалог, его нужно перечитать и ответить на ряд вопросов: • Присутствует ли конфликт? • Нет ли банальностей? • Можно ли его переделать в опосредованный тип? • Все ли реплики достаточно красочны? Давайте посмотрим на следующий обмен репликами. Он происходит вечером между Люси и Джо. Джо уволили с должности агента по снабжению. Он не хочет говорить об увольнении Люси. Ей через три месяца рожать, сбережений у них нет. Обмен репликами начинается, как только Джо переступает порог: «Увидев выражение лица мужа, Люси спросила: - Солнышко, что случилось? - Ничего не случилось. С чего ты взяла? - Ты меня не поцеловал, когда вошел. - Я не в настроении. - Может, все-таки скажешь, что случилось? - Чего ты сегодня такая любопытная? - Может, у меня есть на то право, я ведь как-никак твоя жена. - Но не начальник! С этими словами Джо выбежал из комнаты». Давайте для краткости закроем глаза на то, что в данном диалоге приходится иметь дело со скачкообразным конфликтом. Теперь начнем работать над диалогом. Мы будем перечитывать строчку за строчкой, каждый раз задаваясь четырьмя вопросами, приведенными выше. Итак, первая строчка: «Солнышко, что случилось?» Конфликт имеется? Да. Вопрос, в своем роде, нападение. Люси требует от Джо определенных сведений. Она подталкивает Джо к ответу. Нет ли здесь банальности? Есть. Тогда как перефразировать вопрос так, чтобы убрать банальщину, сохранив при этом конфликт? «Что у тебя за выражение лица?» Нет, это еще банальней. «Солнышко, что ты такой помятый?» Годится? Конфликт есть? Банальности нет? Можно ли переделать реплику в опосредованный тип? Слово «помятый» применительно к человеку является метафорой. Значит, реплика уже относится к опосредованному типу. Достаточно ли красочна реплика? Единственный способ найти ответ — устроить на несколько минут мозговой штурм и попытаться найти вариант получше. Может: «Солнышко, ты выглядишь как сдувшийся шарик». Не нравится? Ладно, оставим в реплике слово «помятый». Переходим к следующей строчке. Джо отвечает: «Ничего не случилось. С чего ты взяла?» Конфликт? Ну, вообще-то защита, причем вялая. Реплике не хватает красок. Плюс ко всему от нее веет банальностью. Ставим этой реплике «двойку». Начинаем мозговой штурм. Как насчет: «Все просто сказка»? Слишком банально? Да, отчасти, но спустя некоторое время вы обнаруживаете, что больше в голову ничего не лезет. Так или иначе, новый вариант реплики принадлежит к опосредованному типу, она яркая, в ней мы видим конфликт. Вы решаете оставить ее в таком виде. После того как вы подобным образом проработали каждую реплику, у вас получится следующее: «- Солнышко, что ты такой помятый? - Не знаю, все просто сказка. - А что тогда не целуешь? - Простуду подхватил, не хочу тебя заразить. - Ты не простуду, ты ворчалок подхватил, а ворчалки незаразны. - Слушай, Люси, знаешь, какое первое правило супружеской жизни? Не надо прямо с порога сразу лезть с расспросами к мужу. Нужно выждать хотя бы тридцать секунд. - А второе правило: делись своими секретами. - А третье правило: ты мне жена, а не начальник, поэтому отстань!» Если вы хотите включить этот диалог в произведение, знайте — над ним еще надо долго работать. Слово «помятый» не совсем подходит, «все просто сказка» звучит не очень естественно. Чем дольше вы будете работать над репликами, тем лучше они станут. Большинство диалогов требует именно такой пошаговой проработки. С каждым шагом вы будете накалять конфликт, вносить больше новизны, яркости и красок. С каждым шагом диалог будет все лучше и лучше.
незнакомка: Chantal Chantal пишет: По дороге домой вы понимаете: надо было привести цитату из работы Симоны де Бевуар о феноменологии классовых и культурных половых различий в рамках теории экзистенциально-культурного детерминизма. Ну и фразочка
Цапля: Chantal спасибо, так забавно - прелесть просто незнакомка пишет: Ну и фразочка Мне тоже понравилась
Дафна: Про диалоги нечто ни словечка в простоте говорить не положено
apropos: Chantal Девочки, диалоги - это катастрофа!!! (не слишком ли г-н Фрей от нас многого хочет?! )
Цапля: apropos пишет: не слишком ли г-н Фрей от нас многого хочет?! Совсем малость - написать гениальный роман
apropos: Цапля пишет: написать гениальный роман Следуя в точности его советам... хм... может и получиться. Если получиться следовать его советам.
Chantal: apropos пишет: диалоги - это катастрофа!!! Это точно! Одно слово:"не-воз-мож-но!"
chandni: Chantal пишет: Одно слово:"не-воз-мож-но!" я думаю, он все-таки говорит это применительно к драматургии, где действительно каждое слово должно быть на вес золота, а в романе, мне кажется, могут быть и несколько более "проходные" реплики. Хотя, конечно, нет предела совершенству.
Miss Jane: Ах как забавно!
Chantal: Долго не выкладывала продолжение - простите Вот новый кусочек. Заповеди динамичного произведения Заповедей три: A. Будьте оригинальными. B. Используйте всю палитру ощущений. C. Будьте поэтом. Перед вами скучный отрывок, содержащий заурядное описание событий. В нем нет ничего особенного. Такое обычно получается в первом черновом варианте: «Когда мисс Апплгейт приехала на вокзал, поезд уже ушел. Не зная, что делать, она металась по платформе. На пути следования поезда были остановки. Может, она успеет его перехватить на следующей станции? С этой просьбой она обратилась к таксисту. „Никак, - ответил он, - ничего не получится". Должен быть выход. Она вернулась на вокзал и спросила одного из служащих, когда следующий поезд. „Через два часа", -ответил он. Столько ждать она не могла. Неожиданно ей в голову пришла идея. А что, если она полетит на самолете? Точно, если она полетит на самолете, то успеет". В эпизоде нет ничего оригинального. Давайте введем в эпизод кое-какие детали, и вы увидите, как он сразу оживет. «Когда Беатриса Апплгейт приехала на вокзал Рено Амтрак, она увидела хвост уходящего пятичасового поезда на Сан-Диего. Она металась по серым плитам старой платформы, не зная, что делать. Неожиданно ей вспомнилось, что пятичасовой поезд всегда останавливался в Верди - там загружают почтовый вагон. Она кинулась к худому как палка таксисту. Таксист, прислонившись к старому „плимуту", изучал листок с результатами скачек.„Сто долларов, если будем в Верди через пятнадцать минут", - выдохнула она, сунув купюру под нос таксисту. Старый таксист прикинул все „за" и „против", сплюнул, произнес: „Не выйдет" - и снова углубился в чтение. Застонав от бессилия, Беатриса кинулась обратно на платформу. Должен быть выход! Она обратилась в справочную. Круглолицый служащий кивнул и произнес: „Следующий поезд в западном направлении отходит в 7.10".Наверное, на мысль Беатрису натолкнула сойка, кружившая в вышине. Летают ли чартерные рейсы из аэропорта Спаркс? До аэропорта она доедет за двадцать минут, оттуда долетит до Мэрисвилля и перехватит поезд, до того как он прибудет в Сакраменто!» Пулицеровской премии с этим отрывком скорее всего не выиграть. Тем не менее он определенно лучше скучного и невнятного первого варианта. Мы избавились от общих фраз, добавили оригинальности. Однако мы все еще имеем дело с обычным описанием происходящего, эпизоду не хватает чувственности. Не будем забывать, хороший писатель обращается не только к визуальному ряду, но и к обонянию, осязанию, вкусу. Персонаж бросает то в жар, то в холод. Писатель может затрагивать чувства, принадлежащие к сфере человеческой психики: предчувствие, дежа вю и т. д. Вот пример. «Беатриса Апплгейт, приехав на вокзал Рено Амтрак, увидела хвост уходящего пятичасового поезда на Сан-Диего, исчезающий в закатной дымке. Издалека донесся гудок. Порывы жаркого ветра, дующего из пустыни, уносили прочь клубы дыма, валившего из трубы паровоза. Ветер хлестал по щекам, обжигал ноздри. Стуча каблуками, она металась по серым плитам старой платформы. Что же делать? Она бросила взгляд на стену. На ней висела старая, покрытая пылью карта. Карта навела ее на мысль. До станции Верди десять минут - там у поезда стоянка - грузят почту. Неподалеку она увидела такси - старый черно-желтый „плимут" с ржавыми крыльями. Темнокожий таксист-мексиканец, устало прислонившись к машине, изучал листок с результатами скачек. От таксиста несло марихуаной и исходила опасность. Но все же это был шанс. Она извлекла из кошелька стодолларовую купюру и помахала ею у таксиста под носом. Его глаза загорелись. - Перехватим поезд в Верди, и деньги - твои. Таксист задумался, несколько раз подбросил и поймал связку ключей. - Не выйдет, - наконец качнул он головой». Третья заповедь: будьте поэтом. «Легко сказать, но трудно сделать», —скажете вы. Тут вы правы, но сложности этим не ограничиваются. У третьей заповеди есть еще и поправка: «Не перестарайтесь». Третья заповедь требует от писателя использования фигур речи для усиления эффекта. Фигуры речи включают олицетворение, гиперболу, метафору и сравнение. Олицетворение — наделение человеческими качествами неодушевленных предметов: «Я люблю свою машину, но она, похоже, меня ненавидит». Гипербола — чрезмерное преувеличение: «Моя бывшая жена была добра как эсэсовец, а нрав у нее был как у крокодила». Метафора — употребление слов и выражений в переносном смысле: «Диету она бросила в мае, и к ноябрю превратилась в бочку», «Джордж сунул руку в динамомашину, рука превратилась в гамбургер». Некоторые метафоры использовались столь часто, что превратились в клише: «смотреть на мир сквозь розовые очки». Сравнение — уподобление одного другому: «Конь наступил ему на ногу, она стала похожа на блин», «Парень Мэри глуп как пробка». Удачная фигура речи не только потрясет читателя, она вызовет определенные ассоциации. Диккенс, например, пишет, что «Скрудж прятался как устрица в раковину». Сравнение очень яркое, устрица не только отгораживается раковиной от мира, это создание еще имеет мерзкий вид. Гумберт Гум-берт описывает свою первую встречу с Лолитой так: «Черный в горошек платок скрывал ее грудь от моих старых обезьяньих глаз». Глаза персонажа «обезьяньи» не только потому, что безобразны, но и оттого, что их обладатель — растлитель малолетних, животное. Когда мы впервые сталкиваемся с Шарлем Бовари, Флобер описывает его следующим образом: «волосы у него были подстрижены в кружок, как у сельского псаломщика». Без сомнения, сельские псаломщики стригли волосы именно так. Однако это сравнение наталкивает нас на определенные ассоциации. Сельские псаломщики, должно быть, ограничены, скучны, неинтересны. Именно таким и оказывается Шарль. Вождь, персонаж, от лица которого ведется повествование в романе «Пролетая над гнездом кукушки», говорит, что голос у Макмерфи«был громкий и воплощал в себе ад». Но голосом дело не ограничивается. Далее Вождь описывает старшую медсестру: «губы у нее были треугольные как у куклы, всегда сложены так, словно просили соску». Перед нами вдвойне удачное сравнение: губы у старшей медсестры как у куклы, но и сама медсестра как кукла — в ней нет ничего человеческого. Как правильно подобрать фигуры речи для собственного произведения? Гением быть необязательно, все дело в практике. Когда вы работаете над произведением, попытайтесь, чтобы в черновик попали все фигуры речи, которые придут вам в голову. Пусть иногда вам кажется, что некоторые из них звучат по-дурацки. Если вы хотите использовать в качестве определения прилагательное, которое вам не нравится, отложите ручку и подумайте немного. Может, вам удастся найти сравнение, передающее образ гораздо ярче. Персонаж высокого роста — высок как... Он умный — умен как... Щенок очаровательный — очарователен как... Чем больше практики, тем лучше станут ваши фигуры речи. Будьте осторожны. Если откажетесь от фигур речи — произведение будет блеклым. А неудачные фигуры нелепы, как пингвины в джунглях. Они исказят смысл, превратят текст в курьез и абсурд. Все вышесказанное справедливо, если, оговоримся, вы не хотите написать комедийное произведение. Вот пара подсказок. Избегайте шаблонов: слепой как крот/холодный как лед/яркий как солнце/твердый как камень/здоровый как лошадь/слезы ручьями/море лиц. Не используйте в одном предложении много сравнений подряд: «Она была высокой как телеграфный столб, худой как тростинка, ее кожа была мягкой как бархат, а глаза голубыми как море». Не смешивайте метафоры: «Он зарывал свой талант в землю и прятал голову в песок». Не пишите о том, чего читатель может не понять: «От него несло S02». (He все знают, что S02 - формула диоксида серы, пахнущего тухлыми яйцами.) Не растягивайте сравнение:«Его руки были заскорузлыми как корни дерева, почерневшими за годы под землей, грубыми, словно изъеденные термитами, и крепкими, как и положено быть корням». Будьте осторожны с объектом сравнения: «Вечер был погожий и теплый, небо было усыпано звездами как щеки больного оспой – нарывами». Если вы описываете нечто отталкивающее, со сравнениями надо быть не менее осторожным: «Зажав нос, он заглянул в канализацию. На поверхности время от времени вздувались пузыри - зеленые, как елочные украшения». Помните, читатель должен отчетливо представлять себе объект сравнения. Избегайте подобных пассажей: «Ее лицо напоминало дорожную карту, на которую наложили план здания Пентагона». Не перегружайте сравнение: «Ее глаза были подобны индийским сапфирам, которыми ювелир из Танжера украсил южноафриканские бриллианты». Не смешивайте буквальные и фигуральные выражения: «Даблдей был отцом бейсбола, двух сыновей и дочери».
Chantal: Несколько других важных приемов Существуют определенные приемы, которые позволят вдохнуть жизнь и силы в вялое и скучное произведение. Например, в узор повествования можно вплести понятие времени. «Она кинула взгляд на пустую серую прерию. Где-то там вождь Бегущий Медведь принял смерть, а седьмая кавалерийская бригада в один день вырезала тысячу индейцев. Грусть и печаль переполняли ее. „Суп готов", - произнес кто-то за спиной. Она повернулась и пошла обратно по двору, вымощенному серыми плитами. Раздвижная дверь была открыта, она вошла в гостиную. Обед уже был на столе. К тому моменту, когда она справилась с булочкой, вождь, индейцы и мясники из седьмой кавалерийской бригады были забыты». Еще один сильный прием — пропустить эпизод через восприятие персонажа, т. е. другими словами, описать события с его точки зрения. Иногда персонаж воспринимает неверно то, что видит. «Норман проснулся, потянулся в спальном мешке и взглянул на равнину Юкка. Солдаты, от которых он прятался накануне, исчезли. Он видел только башню и дома. „Сейчас, может, и разведаю, что им нужно", - подумал он». Произведение должно быть живым, а не статичным. Меняется либо сам эпизод, либо его восприятие читателем. Вот статичная картина. «За домом стоял красный хлев. Им не пользовались уже много лет. Краска облупилась, дверь слетела с петель, кормушки были опрокинуты». Перед нами пейзаж. А теперь добавим в эпизод динамики. «За домом стоял красный хлев. Задвижки на ржавых петлях со скрипом качались из стороны в сторону. Краска вздулась и облупилась, куски ее уносил ветер и швырял в пустые кормушки. В хлеву все еще слышалось эхо от визга тысяч свиней, которых некогда здесь держали». Помните о третьей заповеди: «Будьте поэтом»? А поправку к ней: «Не перестарайтесь»? Автор следующего отрывка забыл об этой поправке. «Милдред была маленькой курносой женщиной с ушами, как у мышки. Она всегда держала корпус прямо и походкой напоминала воробушка. Ее звонкий, чирикающий голосок только усиливал сходство. Однако на этом сходство с воробушком заканчивалось. Ноги у нее были, как у буйвола, причем не африканского, у него как раз ноги длинные и прямые, а тайского, ноги которого толстые, как кедр, использующийся при обшивке полубаков джонок в Гонконге». Подводя итог, скажем, что ваше произведение должно быть ярким, насыщенным (побольше деталей, поменьше общих фраз), в нем должен чувствоваться темп. Используйте всю палитру ощущений: слух, зрение, вкус, обоняние, осязание. Не забывайте о духовном мире и помните о чувстве юмора.
Chantal: Собственно на этом обучающая часть заканчивается, дальше идут технические моменты - но кое-что любопытно. Особенно про группу писателей VIII. Правка: последние мучения Что такое правка и зачем она нужна? Уильям Нотт в «Искусстве беллетристики» уподобляет правку бою с дьяволом. «Практически никому не избежать этого боя, только писатели ведают, как вносить правку. Обретение этого знания превращает любителя в профессионала». Все, кто преподает на курсах литературного мастерства, знают: Нотт абсолютно прав. Эта книга объясняет, как написать обалденный роман. Все начинается с самой общей идеи, задумки. Вам в голову пришла мысль о сюжете, персонаже, месте. Может, у вас просто бегут мурашки по спине. Вы садитесь и делаете несколько набросков. Вы размышляете, как задумку обратить в сюжет. У вас в голове идея — вы хотите написать о глупой блондинке. Кроме этой идеи пока у вас больше ничего нет. Как-то на вечеринке вы знакомитесь с глупой блондинкой по имени Даффи. Вы заинтригованы, у вас появляется желание работать над персонажем. Вы задаете себе волшебный вопрос, начинающийся со слов «А что, если?..» Что, если Даффи влюбится в монаха-трапписта? Что, если Даффи выиграет в тотализатор миллион долларов? Что, если она пойдет в армию? Постепенно начнет формироваться ключевой конфликт. Вы делаете наброски нескольких персонажей, пишете им биографии, облекаете их плотью. После раздумий над идеей рассказа вы останавливаетесь на следующем варианте: «глупость приводит к счастью». Потом вы составляете пошаговый план и с его помощью пишете черновик. И вот пробил час последних мучений — нужно править и шлифовать черновой вариант. Если все сделано как велено, значит, получилось драматическое произведение? Можно будет отнести рукопись в издательство и получить кучу денег? Так? Ну... нет. Не совсем так. Пришло время сказать правду. Если вы раньше никогда не писали, представьте, какой это адский труд, а потом помножьте на сто. Некоторым написать роман не легче, чем переплыть в ванне Атлантический океан. «Ерунда, — махнете вы рукой, — если писатель — гений, все просто». Ошибаетесь. Если вы гений, если у вас талант, писать еще сложнее. «Почему же?» — спросите вы. Потому что, когда автор пытается дать своей работе оценку, жизнь превращается в сплошное мучение. Пока он не поймет, в чем сильные и слабые стороны произведения, закончить работу не удастся. «Что здесь сложного?» — спросите вы. Все дело в особенностях человеческого мышления. Когда раскрываешь чужую книгу, сразу становятся очевидными все ляпы, ошибки, слабые моменты, неудачные образы и метафоры и т. д. Загляните в черновик к любому писателю — сразу увидите все недочеты. Если персонажи ведут себя странно, вы это сразу заметите. В чужой книге легко найти скучные эпизоды. В книге, снова оговоримся, автор которой не вы, а кто-то другой. Вы никогда не найдете шаблоны и клише в своем произведении, хотя с легкостью обнаружите их в чужом. Чем больше у вас таланта, чем вы гениальней — тем легче упустить собственные недочеты. Почему? Ответ знает лишь Создатель. Но это правда. Когда вы принимаетесь за правку, на вас лавиной обрушивается слепота — вы не видите огрехов собственного произведения. Но беда не только в этом. Вы любите свои персонажи. Далеко не факт, что их полюбит читатель. Вам персонажи кажутся неповторимыми. У читателя, возможно, будет другое мнение. Вы страдаете вместе с персонажами, плачете, когда у них случается беда, горюете, когда они гибнут. Читатель, возможно, только зевнет. Чтобы успешно завершить работу над романом, необходимо научиться воспринимать его объективно. Надо научиться смотреть на роман глазами критиков. Только тогда вы сможете его качественно улучшить. Возможно, вам придется сократить или выкинуть несколько полюбившихся эпизодов, изменить сюжет, поменять персонажи, стиль, интонацию и темп повествования. Сначала вам нужно понять, что именно нужно менять, потом прикинуть, как это сделать, и только затем внести правку. «Ой», — скажете вы. Именно. Допустим, вы закончили первый черновой вариант и решили дать почитать маме. Она придет в восторг. Той же реакции можете ждать от дяди Гарри. Роман понравится вашим друзьям, они будут подтрунивать над вами, говорить о миллионах, которые вы получите. Однако кое-кто из друзей может посмотреть вам в глаза и сказать: «Знаешь... честно говоря, мне показалось, что роман немножко скучноват... местами». Вы начинаете защищаться, друзья пожимают плечами. У вас екает сердце, в голову закрадывается мысль: «А вдруг они правы?» «Ладно, — говорите вы себе, — не исключено, что роман и впрямь местами скучноват. Но где эти места? Что мне с ними делать?» Сначала вам необходимо найти человека, который смог бы объективно оценить ваш роман. Нужно понять, работают ли приемы, к которым вы прибегли. Как это сделать? Найдите группу писателей и спросите их мнение.
apropos: Chantal Не менее полезная глава, чем все предыдущие. Г-н Фрей знает, о чем пишет. Надеюсь, это еще не конец?!
Chantal: Группы писателей и как с ними работать Писатели везде собираются в группы, стремление быть вместе — заложено в них природой. Они сбиваются в стадо, как гуси. Существует три типа групп: «пушистые», «литературные» и «разрушающие». Приятно быть членом пушистой группы. Как только писатель закончит чтение своего произведения, на него обрушивается шквал комплиментов: «Мне так понравился образ цветка, который пророс в бассейне!», «Я просто влюбился в персонажи! Люблю их больше своей мамы!», «Слушай, а зеленая черепашка на галстуке! Что за чудная метафора!» Во время собраний пушистой группы писатели едят, что бог послал. Там часто подают шоколадные пирожные с орехами. После того как вы зачитали свой труд и его обсудили, вас охватывает эйфория — Нобелевская премия у вас в кармане. Жизнь прекрасна. Будьте настороже. Эта группа довела до краха писателей больше, чем комитет Маккарти*. * Комитет Маккарти в 50-х годах XX века занимался активным поиском и разоблачением «внутренних врагов Америки», в частности писателей, придерживавшихся левых взглядов. Зайдите к ним на собрание, захватив с собой к столу печенья, угоститесь шоколадными пирожными. Но ни в коем случае не давайте им читать роман, даже если вам посулят денег. Вы утонете в лести и комплиментах, утратите критический взгляд на вещи. Вам начнет казаться, что первый черновой вариант, которому поют дифирамбы, — настоящий шедевр. Найти литературную группу вам не составит труда. Подойдите к самому маститому писателю в группе и поинтересуйтесь, что он думает о «Поминках по Финнегану» Джойса. Если обнаружится, что маститый писатель осилил больше трех абзацев, будьте уверены — вы попали в литературную группу. Вашу работу прочтут и начнут сравнивать с классиками. Вам настоятельно порекомендуют прочесть «Исповедь безумной дамы» Смирнова. Вы узнаете об имажинистах, Фрейде и экзистенциализме такое, что вам раньше и не снилось. На встречах литературных групп подают французский сыр и белое вино (причем обязательно в бутылках с затычкой из пробки). Сыр и вино, как правило, превосходны. Замечания, что вам предстоит выслушать, ужасны. Вы узнаете, что пишете совсем как Берта Макфонси — это известие поможет вам как мертвому припарки. Писатели, принадлежащие к литературной группе, «творят в экспериментальном ключе». Зачем они экспериментируют и кому их эксперименты нужны, они, как правило, сами не знают. Разрушающая группа — единственная, куда стоит обратиться за помощью. Когда вы придете туда в первый раз, вам покажется, что там проводят особый курс психотерапии. Его цель — полностью разрушить самомнение писателя. Вы услышите: «Эй, приятель, что у тебя все такие вялые? У тебя не персонажи, а лапша. Они ведь морпехи, а ведут себя как парикмахеры». Все замечания будут в таком духе. На некоторых семинарах допускаются нападки на автора: «Ты пишешь макулатуру, потому что сидишь дома и ни черта не знаешь о мире, в котором живешь. Разуй глаза!» или «Такое мог написать только республиканец» и т. д. Тем не менее в большинстве разрушающих групп замечания касаются только произведения, а не личности автора. Членам группы в радость растоптать ваше произведение. Это хорошо. Выслушать их замечания непросто, но сталь закаляют в домне, а не под краном с горячей водой. Сначала вы озвереете. Может, расплачетесь или напьетесь, будете биться головой о стену. Потом, если у вас хватит воли, возьмете себя в руки, вспомните полученные замечания и задумаетесь: что же увидели другие, но не заметили вы? Вам надо быть крайне внимательным. Подчас критики хотят, чтобы автор выполнял все их требования, писал то, что нравится им. Поэтому, когда вносите правку, помните: вы пишете свою книгу, а не чужую. Думайте, как внести правку, чтобы сохранить идею. Если ваш роман о любви, не поддавайтесь на уговоры написать счастливый конец. Убедитесь, что группа единодушна в своих советах. Не следует плясать под дудку двух-трех писателей, которые требуют от вас изменить то, что вам абсолютно не хочется менять. Спросите мнения других. Если большинство согласится с замечаниями, то вам, возможно, придется внести исправления. Выслушав все замечания, тщательно их обдумайте и прикиньте, какие изменения внести. Обсудите планируемые изменения с критиками. Затем беритесь за дело. Безжалостно перекраивайте пассажи, требующие правки, но не меняйте ни слова, пока полностью не уверены, что это пойдет на пользу. Как обойтись без группы Что делать, если никак не найти разрушающую группу, а создавать ее самому нет ни сил, ни желания? Обратитесь за помощью к друзьям или станьте на время критиком. Если друзья не желают говорить правду, есть способ ее вытянуть. Скажите, что рукопись, которую они читали, не ваша. Скажите, ее вам дал почитать друг и сейчас спрашивает вашего мнения, а вы не знаете, что ответить. Вам нужна помощь. У друзей с души свалится камень. Если они решат, что рукопись не ваша, они, не боясь вас обидеть, выложат все, что о ней думают. Неважно, признались вы друзьям в авторстве или нет. Выбивайте признание, что конкретно им не понравилось: персонажи, ситуации, в которых они оказываются, темп (слишком быстрый, слишком медленный), ясность изложения и т. д. Допрашивайте их, как Перри Мейсон — свидетелей. Пусть критики выскажут свое мнение, не возражайте им. Никогда непытайтесь защищаться — это бессмысленно: в следующий раз друг дважды подумает, прежде чем выскажет замечание. Когда сядете за правку, отметайте замечания, с которыми не согласны. Роман — ваш, вы — царь и бог. Вы сможете выжать из друзей больше, если составите список элементов произведения и попросите выставить оценку за каждый из них. Попросите друзей подойти к вашей просьбе со всей тщательностью. Включите в список сюжет, описание персонажей, язык и т. д. Чем длиннее список, тем лучше. Если список состоит из десяти пунктов и шесть-семь из них получают высокую оценку, вы на правильном пути. Пункты, получившие низкую оценку, требуют вашего пристального внимания. Еще один способ определить слабые места в произведении — к каждому эпизоду рисовать кривую читательского интереса. Пусть оценят каждый эпизод по десятибалльной шкале. Если интерес к эпизоду невелик, он получает пятерку, если откровенно скучен — единицу, если полностью захватывает читателя — десятку. Если одну и ту же главу или эпизод все читатели оценивают в районе шестерки или ниже, вы знаете, над чем работать. После того как друзья закончат чтение, можете устроить «опрос общественного мнения». Пусть они проголосуют за наиболее и наименее полюбившиеся персонажи, выберут лучший эпизод, худший эпизод и т. д. Вы также можете попросить подробно пересказать сюжет. Те эпизоды, что друзья пропустят, — самые скучные. В принципе лучше вас самих проанализировать собственное произведение не удастся никому. Самоанализ — навык приобретаемый, и при должной практике можно стать настоящим профессионалом. Поскольку без этого навыка никуда не деться, можете сразу приступить к тренировкам. Перечитайте рукопись. Представьте, что ее написал кто-то другой. Представьте, что рукопись — больной, а вы врач, и надо ставить диагноз. Попробуйте надиктовать роман на магнитофон, а потом послушайте, что получилось. Благодаря смене способа восприятия вы, может быть, заметите огрехи, ускользнувшие от вашего внимания. Попробуйте рассказать другу сюжет романа от начала до конца. Что вы упустили? Где начинали мямлить? Это и есть слабые места вашего романа. Хотите добиться более объективного подхода к собственному роману? До того как займетесь его анализом, отложите на некоторое время рукопись в сторону. Три-четыре месяца — срок недолгий. Некоторые писатели выжидают год. А пока идет время, работайте над следующим романом. В редактуре важнее всего подход. Во время правки без всякого сожаления выкидывайте лишнее, вносите изменения. Тщательно изучая каждый эпизод, помните основополагающий принцип: если вам кажется, что эпизод никуда не годится, значит, так оно и есть.
apropos: Вообще г-н Фрей дает массу полезного для раздумий. Попробую на досуге это все обмозговать и выдать упражнения для всех наших авторов. И проанализировать нашу группу.Chantal пишет: Писатели везде собираются в группы, стремление быть вместе — заложено в них природой Узнаете?
Цапля: apropos пишет: Узнаете? Неоригинальное наблюдение У человека сильно развиты стадные инстинкты, и это касается любых отраслей деятельности
Chantal: apropos пишет: Узнаете? А то apropos пишет: Надеюсь, это еще не конец?! Нет еще, там еще размышления о литературном творчестве
apropos: Chantal пишет: Нет еще Чудесно! *в сторону* не знаю, как расстанусь в г-ном Фреем. Его заметки станут моим излюбленным чтением.
chandni: Chantal Chantal пишет: Собственно на этом обучающая часть заканчивается, дальше идут технические моменты - но кое-что любопытно. ты не думай, выкладывай все! Очень интересные наблюдения!
Chantal: apropos очень рада, что тебе нравится
Chantal: chandni пишет: выкладывай все! chandni обязательно! Из песни, как говорится, слов не выкинешь
Цапля: Chantal сочинение господина Фрея производит на меня удивительное впечатление -я в детстве на КВНе так не смеялась так что продолжайте, мы читаем с неослабевающим интересом. Восхитила концовка Chantal пишет: если вам кажется, что эпизод никуда не годится, значит, так оно и есть.
apropos: Цапля пишет: Восхитила концовка Да у него там подобных перлов - хоть отбавляй. Остроумный товарищ. Чувствуется, что наработался с начинающими писателями и знает, почем фунт лаха.
Цапля: apropos пишет: Да у него там подобных перлов - хоть отбавляй. Остроумный товарищ Именно поэтому этот труд нужно вопринимать несерьезно, но вдумчиво - кроме очевидых полезностей для начинающего автора - это прекрасный смехостимулятор
apropos: Цапля пишет: труд нужно вопринимать несерьезно Очень серьезно как раз - ценнейший материал для раздумий. А его иронию с сарказмом очень хорошо понимаю - без чувства юмора в этом деле не продержишься.
незнакомка: Chantal очень интересно читать!
Chantal: Проанализируем собственное произведение шаг за шагом Первый вопрос, который вы должны себе задать: доказана ли идея роизведения. Допустим, идея вашего романа: «жадность приводит к счастью». Перечитайте свою работу, а вдруг вы обнаружите, что к счастью приводит что-нибудь еще. Например, удача. Если так и есть, вам надо внести исправления в рукопись, чтобы содержание соответствовало идее. Мы уже договорились, что вы должны верить в идею, считать ее достойной доказательства. Если доказать ее не получилось, загляните в пошаговый план, пройдитесь по событиям в сюжете и подумайте, какие изменения требуется внести, чтобы доказать идею. Вы можете обнаружить, что все дело в персонаже, что к счастью ведет не жадность, а самопожертвование. Тогда, несмотря на то что вы находитесь на завершающем этапе, имеет смысл изменить идею. Если вы пойдете на это, необходимо исправить роман так, чтобы его содержание доказывало новую идею. Задумайтесь, удалось ли затронуть чувства читателей. Сможет ли читатель отождествить себя с персонажем? Есть ли в романе эпизоды, в которых положительные герои ведут себя глупо или подло? Если да, то эти герои могут утратить симпатии читателей. Персонажи контрастны? Они действуют на пределе возможностей? Они выдерживают тест на правдоподобие во всех эпизодах? Они надежно заперты в тигле конфликта? У них есть доминирующие страсти? Они тверды и решительны? Вы случайно не создали стереотипные персонажи? Главные герои должны расти от крайности до крайности. Как с этим делом обстоит у вас? Все ли конфликты в романе развиваются планомерно? У вас есть статичные конфликты? А скачкообразный? Во всех ли конфликтах присутствует развязка? Возникнет ли у читателя ощущение законченности романа? Конфликты разнообразны? Повторы есть? Правильно ли выбран момент начала повествования? Может, вы начали издалека, и, пока обстановка накалится, проходит слишком много времени? Или вы начали слишком резко, и, толком не познакомив читателя с персонажами, сразу бросаете их в горнило развивающегося конфликта? Есть ли связь между событиями? Может ли читатель отследить последовательность событий A-B-C-D? Есть ли в кульминации элемент неожиданности? Будят ли кульминация и развязка в душе читателя сильные чувства? Есть ли в романе ирония или идеальная справедливость? Если нет, могут ли они появиться? Заметна ли многогранность характера главных персонажей? Меняется ли у героев эмоциональное состояние? Удалось ли вам полностью раскрыть образы главных героев? Есть ли в романе эпизоды, которые могут вызвать у читателя разочарование? Если да, их надо выкинуть. Задайтесь вопросом, правильно ли выбран тон повествования. Он не раздражает? Может, он поучительный? Не имеет ли смысл выбрать другую форму повествования? Вы прибегали к ретроспекции? Так ли она нужна? Вы не упустили важных конфликтов? Вы полностью описали все значительные события? Пройдитесь по каждому эпизоду. Везде ли присутствует развивающийся конфликт? Взволнует ли он читателя до глубины души? Если эпизод с конфликтом можно выкинуть без особого вреда для романа - выкидывайте. Прочитайте все диалоги, обращая внимание на каждую реплику. Каждая ли реплика способствует дальнейшему развитию сюжета? Проясняет ли она образ персонажа? Она красочная? Оригинальная? Может ли персонаж сказать что-нибудь поумнее? Удалось ли в повествовательных эпизодах использовать всю палитру ощущений (слух, зрение, вкус, обоняние, осязание)? Вы не забыли о внутреннем мире и юморе? Имеет ли смысл в некоторых предложениях поменять страдательный залог на действительный? Достаточно ли деталей? Не много ли общих фраз? Роман написан убедительно? Или он слабый и скучный? Говорят, Эрнест Хемингуэй переписывал некоторые эпизоды по тридцать-сорок раз, пока не добивался желаемого результата. Критики признают: Хемингуэй — гений. Он работал упорно, потому что был гением? Может, именно благодаря упорной работе из-под его пера вышли гениальные произведения?
Chantal: IX. Размышления о литературном творчестве Как стать писателем Если вы учитесь в стоматологической школе, вам предстоят выпускные экзамены. Когда вы их сдадите — получите диплом. Он даст вам право реализовать на практике свои навыки. Чтобы успешно сдать выпускной экзамен, надо долго учиться, пройти практику, провести тысячи часов, копаясь во рту у пациентов под надзором старшего врача, потратить уйму денег, сдать зачеты. В итоге вы получите степень доктора, начнете сверлить, пломбировать и рвать зубы. Если вы навострились ставить золотые коронки, в приемной у вас играет приятная музыка, медсестра улыбается пациентам, может быть, вам даже удастся разбогатеть. Пока вы учились, вы медленно превращались из обычного человека в хирурга-стоматолога. Теперь, возможно, вы даже считаете себя выше других. Если вас кто-нибудь попросит представиться, вы гордо произнесете: «Сэм Смут, хирург-стоматолог». Курса обучения, по окончании которого можно сказать: «Я писатель», не существует. Вы можете получить диплом магистра изящных искусств по классу «литературное творчество», стать доктором наук по специальности «современный романизм». Диплом не сделает вас писателем. Писатель — тот, кого издают. С точки зрения общества, писатель, которого не издают, не отличается от старого попрошайки. Друзья будут над вами хихикать, соседи шептаться у вас за спиной. Дядя Альберт попытается уговорить вас стать хиропрактором. Тетя Бетильда отведет вас в сторону и прочтет лекцию о том, что жизнь — жестокая штука и пора наконец взрослеть. Вокруг вас будут роиться кредиторы. Мама будет пытаться вас подбодрить, а ночью плакать в подушку, размышляя, что она упустила, когда воспитывала вас. Как ни печально отметить, титул настоящего писателя вам вручает издатель. Не забывайте и о том, что всякая птица когда-то была яйцом. Каждый издающийся писатель когда-то был неиздающимся, включая Эрнеста Хемингуэя, Льва Толстого, Вирджинию Вулф и Джеймса Джойса. Существует несколько способов избежать ярлыка «будущий писатель». Можно сказать, что вы писатель, но не говорите, что работаете над художественным произведением. Допустим, вы пишете детектив о том, как университетский профессор убил проститутку. Скажите, что пишете книгу о сексуальных отклонениях в среде ученых. Это хорошая тема для документальной книги. Друзья восхищенно покачают головами. В том, что вы писатель-документалист, нет ничего плохого. Все их считают людьми практичными, воспринимающими жизнь серьезно. К тому же многие полагают (возможно, не без оснований), что документалистику может написать любой мало-мальски грамотный человек. Поэтому все будут думать, что ваш труд достоин всяческих похвал. Еще один способ скрыть свое творчество — сказать, что вы поступили на ускоренные курсы и мечтаете получить ученую степень в области литературоведения. Никто не будет ломать голову над тем, что вы делаете весь день и полночи, запершись в комнате. Все решат, что вы упорно занимаетесь. Если спросят, что вы так молотите по пишущей машинке, скажите, что работаете над курсовой. Все знают — это дело непростое. Некоторые писатели в начале своего творческого пути вообще уходят в подполье. «Затворники» никому ничего не рассказывают. Они прячут рукописи за холодильниками. Они пишут от руки, чтобы никто не услышал стук пишущей машинки. Пока тайна не станет явью, никому и в голову не придет, что они любят читать, не то что даже писать. Близкие могут решить, что «затворник» встречается в подвале или в гараже (в зависимости от того, где он трудится над романом) с любовницей. Сработает любой из приведенных выше способов. Впрочем, есть еще один, но он сложнее. Он называется «подход Джона Уэйна». Сожмите зубы, уприте руки в боки и скажите: «Я пишу роман, а будете скалиться — дух вышибу!» Короче, вы поняли. Что важнее таланта Вы всем сердцем должны хотеть стать писателем. Если такого желания нет — вы дилетант, и даже не пытайтесь браться за перо. Кто такой писатель? Это не просто человек, который прочел книжку по сочинительству и тут же принялся стучать на машинке. Что вы поставите первым пунктом в списке качеств, которыми должен обладать писатель? Высшее образование? Его не было ни у Чарлза Диккенса, ни у Джейн Остин, ни у сестер Бронте, ни у Даниеля Дефо. Вспомним хотя бы несколько современных писателей, которым отсутствие университетского диплома ничуть не помешало создать шедевры. Это Эрнест Хемингуэй, Трумэн Капоте, Дэшил Хэммет, Эмброуз Бирс, Вилла Катер. А как же талант? Если вы начнете ездить по литературоведческим симпозиумам и конференциям, вы обнаружите, что в Америке нет недостатка в талантах. Практически любой, приложив немного усилий, может придумать оригинальную метафору или написать связное предложение. Некоторые могут придумать сюжет, не прочитав ни единой книги по сочинительству. Глянете на их работу, сырую и требующую правки, — и вздрогнете от радости. «Гениально!» — подумаете вы. Тем не менее подавляющему большинству людей, обладающих талантом, никогда не стать писателями. Почему? Им не хватает главного: усидчивости, настойчивости, самодисциплины. Талант только мешает. Человек думает: раз он талантлив, писать легче. Это не так, степень таланта не играет роли. Чтобы написать роман, нужно потратить очень много времени и энергии. Требуется пожертвовать временем, которое вы обычно проводили с друзьями и близкими. Редко можно встретить писателя, который играет в гольф, боулинг или целыми днями сидит у телевизора: сочинительство — как наркомания, оно забирает у вас все. В «Искусстве беллетристики» Уильям Нотт задает риторический вопрос: «Насколько требуется быть увлеченным?» И сам же дает ответ: «Нужно быть увлеченным настолько, чтобы с готовностью бросить все усилия на овладение искусством создания художественного произведения». У большинства из тех, кто мечтает о писательской стезе, все начинается с грез. Они читают о жизни любимых авторов: Хемингуэй рыбачил в Мексиканском заливе, Фолкнер развлекался в Голливуде, пиршества, оргии, наркотики и т. д. Как правило, все эти россказни сочиняются в отделах по связям с общественностью различных издательств. Биографы приукрашивают жизнь знаменитостей, они думают, что так книги будут лучше расходиться. Если хотите почитать сказки — возьмите любую биографию, где излагаются «сексуальные пристрастия» Эмили Дикинсон. Люди пишут и такое. Правда заключается в том, что жизнь большинства писателей скучна и неинтересна. Львиную долю времени они проводят за работой. Они пишут и правят, страшась до безумия, что, когда роман выйдет в свет, читатели сочтут его глупым, банальным или скучным. Иногда писатели ходят на вечеринки, но даже там они погружены в размышления о работе. Если писатель не пьян до бесчувствия, он держит рот на замке. Он знает, что его считают мудрецом. Любую его фразу взвесят, обсудят и переврут. Хотелось бы донести следующую мысль: в литературном творчестве нет романтики и шарма. Это тяжкий труд. Вам воздастся, но будет очень трудно. Вы будете работать в одиночестве. Вам придется напрягать все силы, бороться с сомнениями. Когда приходит вдохновение, вы пишете страницу за страницей, словно внутри вас бурлит горная река. Но иногда голова становится как кирпич и не выдавить ни строчки. Порой, перечитав написанное, вы думаете, что собака после специальной дрессировки написала бы лучше. В какой-то момент вам кажется, что вы создали шедевр, превзошли самые смелые ожидания, вы мчитесь к агенту, а он советует сменить тему и написать о чем- нибудь другом. Неудивительно, что процент самоубийств среди писателей очень высок.
Chantal: Литературное творчество с точки зрения математики, или Чтобы дойти до цели, вкалывайте, даже если похмелье Любой стоящий писатель придерживается определенного графика. Допустим, вы работаете по восемь часов в день пять дней в неделю. Полтора часа вы тратите на дорогу до работы, столько же обратно, и еще час на обеденный перерыв. Домой возвращаетесь усталым. Надо уделить время жене, спать не меньше восьми часов, ходить по магазинам, сдавать одежду в химчистку, дважды в год проходить осмотр у стоматолога. Сколько времени у вас осталось? У среднестатистического американца в неделе остается сорок часов свободного времени, которое он проводит у телевизора. Предположим, у вас напряженный график, в неделе остается только двадцать часов свободного времени. Если вы перестанете смотреть телевизор, что пойдет вам на пользу, то за год сможете написать роман и подготовить его к публикации. Таким образом, за отрезок времени между тридцатью и семьюдесятью годами вы сможете написать тридцать девять романов и прославиться как самый плодовитый писатель в мире. А теперь назовите хотя бы пять авторов, которым удалось написать тридцать девять романов. Не получается? Сколько романов написал Хемингуэй? Десять? А Толстой? Четыре-пять? Тридцать девять романов? «Ерунда, — скажете вы, — не может быть». Если всерьез взяться за дело, за час можно написать как минимум две страницы черновых записей. Человек медлительный напишет две страницы. Некоторым писателям удается за час написать от десяти до двенадцати страниц черновых записей. Допустим, вы пишете медленно, и больше двух страниц в час вам не выжать. Ладно, если вы будете писать по сорок страниц в неделю, то за месяц у вас получится примерно 172 страницы черновых записей (биографии персонажей и пошаговый план): 2 страницы в час х 20 часов в неделю х 4,3 недели = 172. Теперь можно приступить к первому черновому варианту. Предположим, вы хотите написать роман на четыреста страниц. На первый черновой вариант уйдет десять недель: 2 страницы в день х 20 часов в неделю х 10 недель = 400. Итак, через 14,3 недели готовы биографии персонажей, пошаговый план и первый черновой вариант. Теперь вы принимаетесь за второй черновой вариант. На это уходит еще десять недель. На третий черновой вариант еще десять недель. Прошло 34,3 недели, и вы уже готовы наводить глянец. Вы хотите, чтобы ваш роман стал шедевром, поэтому глянец вы наводите два месяца, или 8,6 недели. Подведем итог: на биографии героев, пошаговый план и три черновика ушло 34,3 недели, плюс 8,6 недели было потрачено на правку и наведение глянца. Итого получается 42,9 недели. Еще осталось 9,1 недели, чтобы отдохнуть на Гавайях. Естественно, далеко не все писатели делают черновые записи. Есть писатели-педанты, взвешивающие каждое слово. Писатели-педанты за два-три часа управятся только с одной страницей. Но какая это будет страница! За неделю они могут написать максимум от десяти до двенадцати страниц. Зато романы писателей-педантов не требуют серьезной правки, достаточно слегка навести глянец. За год они могут написать более пятисот страниц. За полтора года писатель-педант может создать шедевр, даже если половина написанного находит последнее пристанище в мусорной корзине. Даже писатель-педант может быть плодовитым, как Диккенс. В следующий раз, когда кто-нибудь скажет, что хочет стать писателем, но у него нет времени, поинтересуйтесь, сколько часов он проводит у телевизора. Как закончить роман? Весь секрет в систематичности. Садитесь за работу каждый день в одно и то же время. На время работы откажитесь от всего, что может вам помешать. Никаких телефонных звонков, никаких разговоров с соседями, забежавшими на пять минут поболтать. Работать в бедламе нельзя. Кто-то звонит? Не беспокойтесь, звонком займется автоответчик. По телевизору идет интересное кино? Посмотрите в другой раз. Умерла любимая золотая рыбка? Похороны придется пропустить. Даже похмелье не оправдание. Конвейер должен работать. Некоторые писатели не любят работать по графику. Они просто ставят себе цель: например, писать по тысяче двести слов в день. Какой способ избрать — не так уж и важно. Главное, чтобы работа двигалась по плану.
незнакомка: Chantal Бедные писатели. Живут скучно, все время в страхе, так ещ и умирают рано. Ужас!
apropos: Chantal Обожаю г-на Фрея! Как он понимает нас - ну, не писателей (не издаемся), но графоманов. Как мне знакомо все, о чем он пишет - не смотреть телевизор, не разговаривать по телефону, не читать газет... Только писать и править, правит и писать. Хм... Эрнест Хемингуэй переписывал некоторые эпизоды по тридцать-сорок раз, пока не добивался желаемого результата. Я им восхищаюсь во всех отношениях. Курса обучения, по окончании которого можно сказать: «Я писатель», не существует Это точно. второй черновой вариант. На это уходит еще десять недель. На третий черновой вариант еще десять недель Уфф... сколько у меня всего еще впереди.
Цапля: Chantal пишет: Может, именно благодаря упорной работе из-под его пера вышли гениальные произведения? Мей би Слушайте, да он еще и математик, наш господин Фрей! Умилил! апропо, тебе еще есть куда расти - до Хемингуэя еще тридцать восемь редакций.
Chantal: apropos пишет: Обожаю г-на Фрея! Ах, его трудно не любить Кстати о птичках: информация для тех, кто думает, что будет скучать по мистеру Фрею Вторая часть у меня есть в виде книги, но завтра я получу в свое полное распоряжение дивный сканер. Если вам интересно - с удовольствием возьмусь. Тема, естественно, та же, но для более продвинутых начинающих авторов
apropos: Chantal пишет: его трудно не любить Организуем штабель г-на Фрея?! Chantal пишет: Если вам интересно Не то слово, как интересно - ты же видишь, как мы его читаем и берем все на заметку. Chantal пишет: для более продвинутых Изучив первую часть книги, можно считать себя готовыми проходить повышение квалификации. Chantal Жду с нетерпением!
Цапля: Chantal Chantal пишет: Тема, естественно, та же, но для более продвинутых начинающих авторов Это как раз для нашей apropos - пронанлизировав Водоворот по Фрею-1, она унас плавно перейдет к углубленному анализу по Фрею-2.
apropos: Цапля пишет: перейдет к углубленному анализу по Фрею-2. а что делать - не могу же я игнорировать его чудесные советы, для нас, начинающих, написанные?
Леона: Цапля пишет: до Хемингуэя еще тридцать восемь редакций. Цапля осторожно, она ведь послушается.
Цапля: Леона пишет: осторожно, она ведь послушается. не-а, она меня, к счастью, не слушается А вот если она будет прислушиваться к советам господина Фрея... я теряюсь предсказать, на какой по счету редакции мы отпразднуем окончательную редакцию Водоворота. apropos пишет: не могу же я игнорировать его чудесные советы, для нас, начинающих, написанные? К советам окружающих и критиков можно и должно прислушиваться, но необходимо относиться к ним без фанатизма
Chantal: apropos Понял, сделаем Что делать, если муза уехала в отпуск Иногда писатели оказываются в творческом тупике. В один прекрасный день писатель садится за пишущую машинку. Он готов приступить к работе, но вдруг обнаруживает, что в голове пустота. Ничего. Ноль. Ваше поведение в данной ситуации покажет, кто вы на самом деле: настоящий писатель или обычный человек, который только и делает, что мечтает им стать. Если вы обнаруживаете, что не можете написать ни строчки, не поддавайтесь панике. Малодушный тут же кинется в ближайший бар заложить за воротник, чтобы пробудить музу. Это может сработать, но конечный результат будет удручающим. Почти все, что вы написали, находясь в состоянии алкогольного опьянения, придется выкинуть. То же самое можно сказать про марихуану, кокаин и «спид». Бесспорно, Эдгар По творил, напившись в стельку. Но не будем забывать, что он мочился под себя и умер в сорок лет полной развалиной. К тому же Эдгар По — исключение. Джеймс Миченер не пьет. Ему уже за восемьдесят, а он все еще пишет чертовски хорошие романы. Если вы застряли, важнее всего помнить, что такое случается со всеми. Беспокоиться не о чем. Главное, чтобы в крови не упал уровень адреналина. Для разогрева перепечатайте то, что уже написано. Послушайте веселую музыку —может помочь. Иногда полезно прочитать вслух то, что уже написано. Делайте, что хотите, главное — не бросайте работу. Трудитесь, барабаньте по клавишам, даже если понимаете, что пишете белиберду. Если у вас достаточно упорства, вы выйдете из тупика. Но вам никогда из него не вырваться, если бросите работу. В следующий раз вы сдадитесь еще быстрее. Не путайте творческий тупик с эмоциями, влияющими на творчество (яростью, ленью, печалью и т. д.). Назовем четыре причины, приводящие к творческому тупику: незнание собственных персонажей, попытка писать и править одновременно, страх неудачи, боязнь успеха. Когда вы садитесь за черновик, персонажи оживают, у них появляются желания. Персонаж, в котором вы не разобрались, может воспротивиться вашей воле, когда вы попытаетесь заставить его сделать то, чего он не хочет. Допустим, персонаж, согласно пошаговому плану, должен ограбить банк. Вы приступаете к этому эпизоду и обнаруживаете, что герой не хочет брать в руки револьвер. Может так получиться, что вы создадите не такие персонажи, какие вам хотелось. В таком случае вам будет сложно заставить их действовать по вашей указке. Когда будет нужно говорить, они промолчат. Вам покажется, что вы увязли в трясине. Вы ударитесь в панику. Это первый тип творческого тупика. Чтобы преодолеть творческий тупик первого типа, побеседуйте с персонажами. Попытайтесь понять, почему они не хотят вам подчиняться. Может, вы подталкиваете героев к неестественным поступкам. Дайте героям более серьезные мотивы или измените пошаговый план. Так или иначе, как только вы начнете копаться во внутреннем мире персонажа, решение задачи станет очевидным и вы вернетесь к работе. Вы преодолеете тупик. Попытка писать и править одновременно приводит к творческому тупику второго типа. Сначала нужно написать черновик романа, все точки над «и» расставите потом. Не надо превращать рукопись в шедевр, ведь это пока только черновик. Педантом станете, когда дело дойдет до редактуры. Тогда будете сидеть над каждым словом, раздумывая, что с ним делать: оставить, заменить или выкинуть. Когда вы пишете черновик, некоторые недостатки становятся очевидными сразу. Отдельных писателей это доводит до безумия — они сразу кидаются править. В результате их уже ничего не устраивает. Темп работы замедляется, писатели начинают думать над каждым словом. Потом они бросаются вносить правку в исправления. Затем появляется страх, что они никогда больше не напишут ничего стоящего. В конечном итоге они не в состоянии выдавить из себя ни слова. Как выйти из такого творческого тупика? Печатайте с выключенным монитором. Если вы пишете от руки или пользуетесь пишущей машинкой, выключите свет, чтобы стало темно. Главное — не видеть результат ваших трудов. Поработав так денек-другой, вы выйдете из тупика. Творческий тупик третьего типа — страх неудачи. Писатель оказывается в тупике этого типа, когда работа над рукописью почти закончена. Воображение начинает рисовать, как издательства одно за другим отказываются публиковать роман. Страх, пусть даже на подсознательном уровне, что роман не опубликуют, тормозит работу. И писатель застревает где-то в середине последней главы. Творческий тупик третьего типа можно преодолеть с помощью крика. Кричите, что есть мочи, вопите, что вам ничего не страшно, вы не остановитесь ни перед чем, вам плевать, сколько издательств вам откажут. Представьте, что сломались пишущая машинка или компьютер. Орите на них. Обычно это помогает. С творческим тупиком четвертого типа все несколько сложнее. Вам хочется знать, с какой стати бояться успеха. Когда вы добиваетесь успеха, происходят странные вещи. Ваша жена начинает к вам иначе относиться. Друзья-неудачники завидуют вам. С вами будут пытаться спорить. Вас будут спрашивать, как вам пришла в голову идея романа, сколько денег вы получили, над чем работаете в данный момент. Люди будут вам рассказывать о своих любимых писателях. Когда выяснится, что вы их не читали, люди будут вас считать за идиота, потому что их любимые авторы пишут в сто раз лучше, чем вы. Как это вы не читали Джони Карсона? А почему «Тайм» или «Нью-Йорк Таймс» не опубликовали отзыв о вашем романе? Вы будете в центре внимания. Что же в этом плохого? Некоторые психологи утверждают, что одна из самых распространенных в Америке фобий — страх выступления перед большой группой людей. Люди боятся этого пуще смерти. Почему? Людям страшно быть замеченными, быть центром внимания в зале, полном людей. Преуспевающий писатель всегда заметен. Он часто становится центром внимания в зале, полном людей. Начинающий писатель ждет этого с ужасом. Так возникает творческий тупик четвертого типа. Если боитесь успеха, напишите на титульном листе рукописи чужое имя. Работайте под псевдонимом. Так поступают многие писатели. Вы даже не подозреваете, что, может, ваш сосед — автор лучших бестселлеров по рейтингу «Нью-Йорк Таймс». Бояться славы нет причины. Можно стать писателем, избегнув ее. Творческий тупик пятого типа является комбинированным вариантом двух и более типов тупиков. Пытаясь преодолеть тупик, варьируйте различные способы, пока не сдвинетесь с мертвой точки. Что делать, когда работа закончена Вы сами почувствуете тот момент, когда работа подойдет к концу. Вас будет тошнить от одного только вида рукописи. Вы достигнете этапа, когда любое исправление изменит роман, но не улучшит его. Теперь книгу надо отдать корректору, который вычитает текст, исправит все ошибки, опечатки и описки. Потом роман нужно перепечатать. Это стандартная процедура подготовки романа к отправке в издательство. Она была многократно описана в книгах, которые можно взять в местной библиотеке. Самая известная работа — «Писательский рынок», не говоря уже о «Дайджесте писателя», который выходит каждый год. Четко следуйте правилам, в этом деле не место оригинальности. Дальше вам надо найти литературного агента. Если вы написали стоящий роман, агента вы найдете без труда. Впрочем, вы найдете его, даже если достоинства романа вызывают сомнения. Поговорите с другими писателями, попросите порекомендовать вам агента. Если не можете получить рекомендацию, возьмите список литературных агентов в библиотеке. Отправьте им краткое содержание романа, одну из глав и письмо, в котором сообщите сведения о себе, своем образовании, деятельности в литературной среде (включая курсы и семинары, которые вы посещали) и всех предыдущих публикациях. Вложите в письмо конверт с обратным адресом и маркой.Если вам позвонит агент и попросит не посылать роман другим агентам — значит, скоро вы узнаете, какое будущее ожидает ваше произведение. Будьте честны с агентами, и они ответят вам тем же. Не работайте с несколькими агентами одновременно. Высылайте рукопись агенту, предварительно взяв с него обещание прочесть ее побыстрее. Если он задержит роман дольше чем на месяц, поторопите его или потребуйте вернуть рукопись. Когда у вас появится агент, пусть он занимается переговорами с издательствами, заключает контракты и защищает ваши права. А сами тем временем принимайтесь за следующий роман. Конец. Ну вот и все
Цапля: Chantal спасибочки! увлекательное и полезное чтение, очень смехостимулирующее. жаль, apropos ушла, не дождавшись последней главы - ей сейчас как раз что-то подобное нужно.
Леона: Chantal и от меня спасибо! Очень познавательно было почитать, и с каким юмором написано!Цапля пишет: жаль, apropos ушла, не дождавшись последней главы - ей сейчас как раз что-то подобное нужно. Ага, вот это:Chantal пишет: Вы достигнете этапа, когда любое исправление изменит роман, но не улучшит его.
apropos: Chantal Ах, как жаль, что закончилась первая книга - читала бы и читала. Одна надежда на вторую. Дамы, вашу иронию не принимаю - у меня сложный процесс работы над романом. Понравилось, как для вдохновения советуется тарабанить пальцами по клавиатуре с выключенным монитором или в темноте. Теперь я фанатка г-на Фрея и его советы для меня - руководство к действию. Кстати, как все просто в Америке: отослать литературному агенту - и пусть уже тот мается. У нас же автор сам должен пройти круги ада (читай: издательств).
незнакомка: Chantal Советы для возвращения музы это что-то!
Chantal: Девочки apropos пишет: Одна надежда на вторую. Над этим работаю
Chantal: Ура! Операция по сканированию прошла успешно Начинаю выкладывать часть вторую Думаю, она понравится вам больше, чем первая Но - пожуем, увидим. Вобщем, прошу! Скажи им, пусть пишут правдиво и честно. Скажи, что образы персонажей должны быть продуманы, а поступки, чувства и решения героя должны соответствовать его характеру. Скажи им, что нужно проверить и перепроверить каждую фразу и убедиться, что она выражает именно тот смысл, который в нее вложили. Пусть спросят себя: «Что говорит эта фраза? Имеет ли она те нюансы, на которые я рассчитывал?» Объясни им, что должен делать тот, кто мечтает написать гениальный роман. Лестер Горн Оглавление 1. Как создать мир грез Видеть сны вовсе не значит спать (16). Отождествление (24). Сопереживание (29) Последний этап: читатель переносится в мир грез (36). II. Как поддерживать напряжение, или «Скорей передайте горчицу, я сгораю от нетерпения» Что такое напряжение? (43) Поджечь бикфордов шнур (56). III. Нытики и чудаки, или Как сделать персонажи запоминающимися Нытики (60). Как сделать героев интересными людьми (64). Что умеет ваш герой (68). Не забудьте про чудачества (69). Персонаж и обстановка (72). Доминирующая страсть (74). Персонажи с двойственной натурой (78). IУ. Слово на букву «и», или Еще раз про идею. Часть первая: что такое идея Как ни назови розу, она не превратится в брюкву (86). Поиск идеи (89,). Разберемся с терминологией (93),. Идея в действии (96,). Яркий пример (101). Разновидности идей (105). У. Слово на букву или Еще раз про идею. Часть вторая: волшебная палочка писателя Фокусы с идеей (110). Еще раз про идею, или Как сочетать приятное с полезным (116). Роман с множеством идей (124). Как научиться создавать произведения с идеей (133,). УI. Голос рассказчика и кому он принадлежит Почему этот кто-то не вы (135). Львиный рык: голос рассказчика должен быть уверенным (138). Псевдоправила повествования от первого и третьего лица и прочие мифы (149,). Накачиваем мускулы, или Как поставить голос (158). УII, Договор с читателем, или Не приносите огурцы, пообещав фиалки Основные условия договора (165). Жанровый роман (166). Роман мейнстрима (169). Литературный роман (172). Прочие условия договора (173). Ненадежный рассказчик (179,). Играть честно (182). УIII. Семь роковых ошибок 1. Робость (186). 2. Стремление к литературности (198). 3. Эгоизм (201). 4. Неумение перекроить мечту (205). 5. Отсутствие веры в себя (209,). 6. Неправильный образ жизни (217),. 7. Неспособность довести дело до конца (224,). 1Х. Писать с душой Почему в наше время здорово быть писателем? (232,). Стопроцентная гарантия успеха от Джеймса Н. Фрэя (238). Создать шедевр (245). Благодарности Я глубоко признателен своей жене Элизабет, которая потратила немало сил на подготовку рукописи этой книги к публикации. Быть женой писателя нелегко, но она терпеливо и безропотно несет свой крест. Я искренне благодарен Лестеру Горну — именно он научил меня большей части того, о чем рассказывается в этой книге, и профессору. Элизабет Дэвис за массу ценных советов и периодические головомойки. Я хочу выразить признательность Сьюзен Эдмистон, блестящему редактору, и своему литературному агенту Сыозен Зекендорф, без которой я бы до сих пор влачил жалкое существование страхового оценшика, день-деньской подсчитывая стоимость замены помятых бамперов. Предисловие. Кто и почему вполне может обойтись без этой книги В магазинах можно найти массу полезных книг для начинающего писателя. Среди них есть поистине выдающиеся, в частности «Искусство создания драматических произведений» (1946) Лайоса Эгри, «Как писать романы, пользующиеся спросом» (1989) Джека М. Брикмана, «Искусство беллетристики» (1977) Уильяма Нотта, «Профессиональный подход к созданию художественного произведения» (1974) Джины Оуэн и маленький шедевр Уильяма Фостера-Харриса «Основные формулы художественного произведения» (1944). Кроме того, есть еще книга Джеймса Н. Фрэя «Как написать гениальный роман» (1987). Скромность не позволяет мне хвалить ее, хотя она выдержала семь изданий и вовсю используется в качестве учебного пособия на семинарах по писательскому мастерству в США, была издана в Англии и в Европе и получила высокую оценку журнала «Райтерз дайджест», и к тому же... Впрочем, это не важно... Главное, что существует довольно много неплохих книг по основам писательского мастерства, в которых рассказывается, как создать динамичные образы персонажей, каковы природа и назначение конфликта, как развиваются образы героев, как найти идею и что с ней делать, как конфликт ведет к кульминации и развязке, что такое форма повествования, как сделать свой язык богатым и выразительным, как писать живые, остроумные диалоги и так далее. Эта книга другого рода. Она предназначена тем, кто уже знаком с основами писательского мастерства и жаждет узнать больше. Эта книга рассказывает, как сделать персонажи не только живыми, но и запоминающимися, как заставить читателя глубже сопереживать героям и отождествлять себя с ними. Вы узнаете, как сделать повествование более напряженным и захватывающим, как заключать договор с читателем и придерживаться его условий, как избежать семи роковых ошибок, которые совершают писатели, и, самое главное, как писать страстно и увлеченно. В этой книге, в отличие от пособий для начинающих, нет мнимых правил, которые якобы являются каноном. Большинство книг о технике писательского мастерства написано преподавателями, которые убеждены, что начинающему писателю не справиться с разными формами повествования, из этого представления они выводят <непреложное> правило: «Нельзя менять форму повествования на протяжении одного эпизода». Порой они считают, что их ученики слишком велеречивы, а их произведения чересчур нравоучительны, и вводят еще одно правило: «Автор должен оставаться невидимым». Неопытные авторы, которые еще не умеют выбирать тон повествования, соответствующий материалу, то и дело слышат: «Рассказ от первого лица накладывает больше ограничений, чем от третьего, но он вносит интимную ноту, поэтому если вы хотите сделать повествование более задушевным, лучше выбрать первое лицо». Подобные наставления и псевдоправила полный вздор, и следовать им — все равно, что пытаться стать олимпийским чемпионом по плаванию, привязав к ноге якорь. На самом деле при помощи подобных правил преподаватель, который обучает новичков, стремится облегчить собственную жизнь. Если начинающий писатель соблюдает эти правила, создается видимость владения материалом. Я испытал это на себе. Лучшие преподаватели писательского мастерства в Америке, у которых я учился, требовали соблюдать уйму псевдоправил. Я верил в эти правила всей душой и спустя годы в свой черед стал навязывать их своим ученикам. Теперь я понимаю, что между псевдоправилами и эффективными принципами есть разница: псевдоправила - это гроб, а эффективные принципы — пушка, порохом для которой служит ваш талант. В этой книге развенчано множество псевдоправил. Среди прочего вы узнаете, как менять форму повествования на протяжении одного эпизода, как добиться самого что ни на есть интимного тона, ведя рассказ от третьего лица, и как при условии соответствующего договора с читателем автор может вмешиваться в повествование, когда ему вздумается. Мы поговорим о том, как обращаться с идеей, как перенести читателя в мир грез, как создавать сложные, запоминающиеся образы персонажей и как писать, ориентируясь на представления о литературных стилях и жанрах, бытующие в издательском мире Нью-Йорка. Но прежде чем мы примемся за дело, вам следует уяснить, что это книга не для всех, даже если вы не новичок. Так же как и в первой моей книге «Как написать гениальный роман», речь здесь пойдет о принципах создания увлекательных, полных драматизма произведений. Если вы намерены написать роман иного рода экспериментальный, модернистский, постмодернистский, минималистский, символистский, философский, мемуарный, метахудожественный или какой-либо еще — эта книга не для вас. Но если вы хотите написать увлекательный, напряженный, полный драматических событий роман — и уже успели овладеть основными принципами создания литературного произведения, — тогда прошу к письменному столу.
Chantal: 1. Как создать мир грез Видеть сны — вовсе не значит спать Если вы хотите, чтобы ваше предприятие, которое обслуживает клиентов, добилось успеха, вам нужно понять, почему люди обращаются к вам за услугами и как удовлетворить их Запросы. Торгуя товарами бытовой химии, вы должны понимать, что людям нравятся сияющие чистотой полы и сверкающий фарфор. Если вы адвокат и специализируетесь на бракоразводных процессах, вам известно, что вашим клиентам хочется не только уладить дело и добиться алиментов, но и насолить бывшему супругу. Создание литературных произведений — тоже своего рода оказание услуг. И прежде чем вы начнете писать гениальный роман, надо понять, чего хотят читатели. Если бы вы писали не беллетристику, нужды ваших читателей зависели бы от характера книги. К примеру, самоучитель «Как стать богатым» рассказывает, как сохранить веру в себя, как строить отношения с налоговой службой и т. п. Учебник по технике секса снабжен уймой иллюстраций и восторженно обещает духовное преображение тем, кто будет усердно практиковаться, принимая всевозможные нелепые позы. Биография сэра Уилбера Мьюгаби не обойдет вниманием ни одного скандального факта из жизни старого греховодника. Если вы пишете нехудожественную книгу, вы, прежде всего, думаете, какую информацию вы сообщите читателю. Автор подобной литературы приводит доводы и излагает факты. Автор художественного произведения не приводит никаких доводов, а содержание его книг едва ли можно отнести к фактам. Здесь нет знаний в обычном смысле слова. Вы не найдете здесь ни строчки правды, речь идет о событиях, которые никогда не происходили, и людях, которых не было на свете. Разве может тот, у кого есть хоть капля здравого смысла, польститься на этот вздор? Что же заставляет людей покупать эти книги? На то есть ряд причин. Любитель тайн и головоломок надеется, что будет озадачен в начале и поражен проницательностью детектива в конце. Читатель исторического романа хочет ощутить дух старых добрых времен. В рыцарском романе читатель ожидает найти отважную героиню, неотразимого героя и вдоволь любовной страсти. Бернард Де Вото в книге «Мир художественной литературы» (1956) говорит, что «за исключением профессионалов и полупрофессионалов, люди читают художественную литературу ради удовольствия и не найдется никого, кто читал бы ее с иной целью». Люди в самом деле читают ради удовольствия, но за этим стоит нечто большее. Читатель рассчитывает что книга перенесет его в другое место. Если описанные события и вправду заставляют его на время забыть о существовании реального мира, можно считать, что перенос удался. Такой читатель оказывается в мире грез. Художественная литература, говорит Джон Гарднер в работе «Искусство создания художественной литературы» (1984), независимо от жанра воздействует на читателя, перенося его в мир грез». мир грез создается силой внушения. Сила внушения — это рабочий инструмент мошенника, пропагандиста, создателя рекламы, священника, гипнотизера и — представьте себе! — писателя. Создатель рекламы, мошенник, пропагандист и священник используют силу внушения, чтобы убеждать. Гипнотизер и писатель прибегают к ней, чтобы вызвать состояние измененного сознания, Ничего себе, скажете вы, это же почти мистика. В какой-то мере так оно и есть. Гипнотизер с помощью внушения вводит человека в транс. Он усаживает вас в кресло, покачивая какой-нибудь блестящей безделушкой, и монотонно бормочет: «Ваши веки тяжелеют... Вы чувствуете, как ваше тело постепенно расслабляется... Когда ваши глаза закроются, вы увидите, что спускаетесь по лестнице, вы спускаетесь все ниже и ниже, туда, где темно и тихо...» При этом вы чудесным образом ощущаете все более глубокое расслабление. Гипнотизер продолжает: «Вы стоите на дорожке в прекрасном саду. Здесь светло и спокойно. Сегодня прекрасный летний день, светит солнце, дует теплый ветерок, благоухают цветущие магнолии...» Когда он произносит эти слова, все, о чем он говорит — сад, дорожка, магнолии, — появляется перед вашим взором. Вы чувствуете ветерок, солнечное тепло, аромат цветов. Вы пришли в состояние транса. Чтобы перенести читателя в мир грез, писатель использует те же самые инструменты. Он создает образы, благодаря которым перед внутренним взором читателя разворачивается определенная сцена. На сеансе гипноза главное действующее лицо истории, которую рассказывает гипнотизер, — это «вы>, то есть человек, который подвергается гипнозу. Писатель чаще рассказывает свою историю от первого или от третьего лица. При этом он добивается того же эффекта, что и гипнотизер. Большинство книг, посвященных литературному ремеслу, советуют писателю «показывать, а не рассказывать». Вот пример «рассказа»: Он вышел в сад и увидел, что сад прекрасен». Писатель рассказывает о событии, не показывая, как оно происходило. «Показать» случившееся можно, к примеру, так: «На закате он вышел в сад и ощутил сильный аромат жасмина и легкий ветерок, колышущий ветви остролиста». Как пишет Джон Гарднер в уже упомянутой работе «Искусство создания художественной литературы»: «Выразительная деталь — это плоть и кровь художественной литературы.. читателю то и дело предъявляются доказательства — в виде ярких, осязаемых деталей... которые вовлекают его в повествование и заставляют поверить происходящему». «Показывая», автор использует осязаемую деталь, которая вовлекает читателя в мир грез. «Рассказывая», автор требует от читателя сознательно анализировать сказанное, а значит, вынуждает того пробудиться от грез. Он заставляет читателя думать, а не чувствовать. Таким образом, чтение художественной литературы — это погружение в мир грез, переживание на подсознательном уровне. Именно поэтому наиболее восприимчивые натуры не выносят теоретического изучения литературы. Литературоведы стремятся облечь предмет ваших грез в рациональную и логичную форму. Анализ образного ряда «Моби Дика» требует, чтобы читатель бодрствовал, а не грезил. Писатель же хочет, чтобы вы вместе с «Пекодом» обогнули половину земного шара в поисках кита, а не тратили время, размышляя, как автор писал роман и что скрыто за его символикой, это ведь не игра в прятки с читателем. После того как писатель создал словесную картину, следующий шаг — добиться эмоционального участия читателя. Для этого нужно завоевать его симпатию. Чтобы создать мир грез, чрезвычайно важно расположить читателя к своим персонажам, а не создав мира грез, вы не сможете написать гениальный роман. Понятие «симпатия» часто толкуется превратно. Авторы, пишущие о литературном творчестве, выдумали псевдоправило, которое гласит, что персонаж, который вызывает симпатию читателя, должен представлять собой нечто выдающееся, заслуживающее восхищения. Это полная ерунда. Большинство читателей чувствуют глубокое расположение к таким персонажам, как Молль Фландерс из одноименного романа Дефо, Феджину из «Приключений Оливера Твиста» Диккенса и одноногому Джону Сильверу из «Острова сокровищ> Стивенсона. В этих персонажах нет ничего выдающегося. Молль Фландерс -- лгунья, воровка и двумужница, Феджин совращает малолетних, а одноногий Джон Сильвер — разбойник и плут. Несколько лет назад вышел фильм «Бешеный бык» про непобедимого боксера Джейка Ла Мотту. Герой фильма избивает свою жену и разводится с ней, добившись первых успехов на ринге. Онсоблазняет девочек-подростков и отличается вэдорным правом. Он подозрителен и груб. Он беспощаден на ринге и в быту. И все же Ла Мотта, которого сыграл Роберт Де Ниро, вызывает горячую симпатию зрителей. Как удалось совершить это чудо? В начале фильма Джейк Ла Мотта влачит жалкое нищенское существование, и зритель сочувствует ему. Секрет именно в этом: чтобы завоевать расположение читателя, заставьте его сострадать персонажу. Так, с Жаном Вальжаном из романа Виктора Гюго «Отверженные» читатель знакомится на постоялом дворе, куда тот, измученный долгой дорогой, заходит перекусить. Хотя у этого человека есть деньги, все гонят его прочь. Он умирает с голоду. Читатель не может не пожалеть беднягу, какое бы страшное преступление тот ни совершил. • В романе Питера Бенчли «Челюсти» (1974) читатель знакомится с главным героем, Броди, когда тому звонят домой и сообщают, что на море пропала его девушка. Броди предстоит отправиться на поиски. Читателю уже известно, что на девушку напала акула. Понимая, что ожидает Броди, читатель сопереживает герою. • Вот как представляет читателю главную героиню Стивен Кинг в романе «Кэрри»: «Они [девушки] потягивались и выгибались под струями горячей воды, повизгивали и брызгались, время от времени выжимая скользкие белые кусочки мыла из одной ладони в другую. Кэрри стояла посреди этой веселой кутерьмы почти неподвижно, словно лягушка среди лебедей»(1). Кинг описывает ее как полную, прыщеватую, непривлекательную девушку. Она дурнушка, все ее дразнят и обижают. И читателю становится жаль Кэрри. • В романе «Гордость и предубеждение» (1813) Джейн Остин знакомит нас со своей героиней Элизабет Беннет во время танцев, когда мистер Бингли уговаривает своего друга Дарси потанцевать с ней. Вот как это происходит: «- Про кого это вы говорите? — Обернувшись, Дарси взглянул на Элизабет, но, заметив, что она на него смотрит, отвел глаза и холодно сказал: — Что ж, она как будто мила. И все же не настолько хороша, чтобы нарушить мой душевный покой»(2). Само собой, читатель сочувствует Элизабет, попавшей в унизительное положение. • Достоевский в романе «Преступление и наказание» (1872) знакомит нас с Раскольниковым, когда тот находится в раздражительном и напряженном состоянии. Его терзает болезненный страх из-за того, что он задолжал денег квартир- ной хозяйке. Читатель не может не пожалеть человека, сказавшегося в такой страшной нищете. • Кафка в романе «Процесс» (1937) представляет нам Йозефа К., когда тот попадает под арест, и читатель волей-неволей сочувствует несчастному К. • Герой романа Крейна «Алый знак доблести» Генри предстает перед нами юным штатским, который попал в армию и должен идти в атаку. Парнишка в ужасе. И вновь читатель жалеет героя. •О Скарлетт О’Хара, героине романа Унесенные ветром (1936), мы первым делом узнаем, что девушка некрасива и пытается завоевать возлюбленного. В делах любви читатель всегда сочувствует тому, кто не нашел ее. Разумеется, есть и другие ситуации, которые наверняка помогут вам завоевать симпатию читателя. Любое затруднительное положение, ставшее причиной физических, умственных или духовных страданий персонажа, одиночество, отсутствие любви, унижение, лишения, позор, опасность вызывает сострадание. Сострадание связывает читателя и героев книги эмоциональными узами. Так читатель оказывается в мире грез и начинает отождествлять себя с персонажем. 1 - Здесь и далее фрагменты из романа Стивена Книга «Кэрри» цитируются по переводу А. Корженевского. 2 - Здесь и далее фрагменты из романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» цитируются по переводу И.Маршака.
незнакомка: Chantal О уже вторая часть. Пошла читать. Мистер Фрей явно знает о чем пишет и наверное не один год готовился т к приводит много цитат из литературы. А в соседней теме сегодня чего-нибудь ждать?
apropos: Chantal Ужасно рада, что г-н Фрей снова с нами! Масса полезных выводов - вроде бы и очевидных, но об этом как-то спцеиально не задумываешься, когда что-нибудь "творишь". Обнаружила у себя катастрофический недостаток. советуют писателю «показывать, а не рассказывать» А я всегда рассказываю, а показывать не умею. пошла думать...
Chantal: apropos пишет: А я всегда рассказываю У меня то же самое. И, что еще ужаснее, я не использую все органы чувств: "запах", видимо, атрофировался, со "слухом"тоже напряженка Нет, это все ооооочень слооооожно....
apropos: Chantal пишет: это все ооооочень слооооожно Не то слово. Но - назвался груздем, полезай в кузов. Уж если мы беремся писать, то должны стараться это делать хорошо. Хм.
Chantal: apropos, согласна на все сто
Цапля: Chantal спасибо за чудное продолжение. apropos пишет: Обнаружила у себя катастрофический недостаток Я прямо умираю с тебя - как ты умудряешься все применять к себе - эттто что-то!!!! Потрясающе серьезный подход к изучению предмета apropos пишет: А я всегда рассказываю, а показывать не умею. Но вот здесь ты клевещешь на себя, автор - как ты показала Птица во время парада ? Сказочно....
apropos: Цапля пишет: показала Птица во время парада Один раз не считается. Цапля пишет: умудряешься все применять к себе помнишь, как у Джерома герои читали медицинский справочник? Нашли у себя все, разве кроме закипания воды в коленной чашечке.
Цапля: apropos пишет: Нашли у себя все, разве кроме закипания воды в коленной чашечке. и вроде, родильной горячки (я сегодня краем глаза фильм видела ) apropos пишет: Один раз не считается. Из принципа, могла бы сейчас полезть за цитатами, демонстрирующими твои таланты - но это займет массу времени , да и не нужно - очевидно, дор. автор, что есть вещи, которые за тебя скажут твои читатели (с) да и офф это здесь.
apropos: Цапля пишет: принципа, могла бы Но должен же автор совершенствоваться? Автор должен упорно над собой работать, расти, так сказать, повышать, углублять и прочее, что с каждым разом демонстрировать лучшее мастерство, так сказать...
Цапля: Ну-ну, дорогие авторы, растите над собой, руководствуясь мудрыми советами г-на Фрея
apropos: Цапля пишет: растите над собой Чем я изанимаюсь, тщательно изучая. Если серьезно - он во всем прав. Ну, почти во всем - "почти", потому как нет абсолютной истины. Его советы считаю очень разумными, взвешенными, толковыми и показательными. И очень полезными, т.к. многие авторы, особенно без опыта, начинающие, о многом даже не подозревают. В частности, для себя я многое почерпнула из его книги (что-то делала интуитивно - когда писала свои опусы, а что-то и упустила).
Цапля: apropos пишет: Если серьезно - он во всем прав. Ну, почти во всем - "почти", потому как нет абсолютной истины. Его советы считаю очень разумными, взвешенными, толковыми и показательными. Если серьезно - а я постараюсь серьезно - то г-н Фрей сделал стандартные логические выводы, опираясь на заведомо успешные произведения заведомо успешных авторов. Ничего нового, все просто - проанализировать чужое проще, чем написать свое - но, именно этот простой и разумный подход освобождает начинающих авторов от аналитических разборов классиков, и дает возможность пользоватьтся этими аналитическими выкладками во благо собственного авторского совершенствования. О как! Но относиться к его советам с фанатизмом я бы не стала - у творческого человека интуитивная составляющая должна быть превалирующей, все-таки.
apropos: Цапля пишет: сделал стандартные логические выводы Но сделал - не все это смогли или захотели сделать, что важно. Проанализировать чужое - тоже нужно уметь - увидеть и сделать выводы. Честно говоря, мне, например, проще - писать свое, чем редактировать или анализировать чужое. У себя я в ответе только за себя, в других случаях - начинают грызть сомнения: вдруг я не поняла, ошибаюсь и вообще, какое на это имею право. Когда-то - еще когда смотрела материалы для сайта в раздел Творческие забавы - подыскивала что-то типа советов. Ничего толкового не нашла. Или общие постулаты, или не до конца проверенные, аргументированные выводы, или что-то слишком настолько научное, что не знаю и для кого. Один материальчик только опубликовала - и все. Так что на эту тему тоже выбор не широк и исследованиями такого рода мало кто серьезно занимался (во всяком случае, я не встречала - может, пропустила) С фанатизмом вообще к чему-либо будет относится, думаю, только глупец (придерживаюсь твердого убеждения, что умный человек всегда сомневается, потому искренним фанатиком быть по определению не может). Если у человека - данном случае - автора, есть способности и желание, то такое пособие может ему в чем-то помочь - разобраться с теми же диалогами или сюжетными конфликтами. Сидеть и отмечать по пунктам - что сделано по руководству, а что еще нет - ну, это тогда не автор, не творец - в полном смысле этого слова. Оригинал и копия - несколько разные вещи (примерно, как сочинение и изложение).
Цапля: apropos ты не сказала ничего, с чем бы я не согласилась
Леона: Ух ты! А вчера было "всё"... Здорово, что вторая книга началась! Спасибо, Chantal ! apropos пишет: А я всегда рассказываю, а показывать не умею. Неправда! Очень даже умеешь! И потом, а что означает "показывать"? Описать героя или сцену так, что все, кто читают, представили бы одно и то же? Или вызвать у каждого читателя свою картинку? Создать определённый настрой, эмоции, но так, чтобы читатель начал сам домысливать, достраивать, исходя уже из своей собственной индивидуальности? Мне кажется, второе. Chantal пишет: Создание литературных произведений — тоже своего рода оказание услуг. И прежде чем вы начнете писать гениальный роман, надо понять, чего хотят читатели. Я, конечно, понимаю весь юмор г-на Фрея при написании данного руководства, но всё-таки мне казалось, что художественные произведения создаются в первую очередь как самовыражение их автора...
Цапля: Леона пишет: всё-таки мне казалось, что художественные произведения создаются в первую очередь как самовыражение их автора... Все гораздо сложнее, мне кажется самовыражение - это чудно, но писатели - они немножко дети, им хочется нравиться
Леона: Писать на потребу публике? Этого у нас сейчас навалом, а результат - всех уже тошнит от этого ширпотреба. Достоевский или Толстой тоже анализировали читательские потребности, когда сочиняли свои произведения? Что-то на слишком серьёзные мысли навело меня такое несерьёзное чтение...
apropos: Леона (меня, главное, перехвалить, чтобы не зазналась ) Леона пишет: самовыражение их автора Самовыражение прекрасно, если автор умеет талантливо самовыразиться. Беда в том, что не каждому это по плечу, поэтому самовыражения, без мастерства и таланта, по большей части уходят "в стол". Автор чувствует тягу к письму, он хочет что-то описать - что ему интересно и близко. Но при этом он хочет поделиться и своей радостью "самовыражения" с другими. Поэтому приходится в данном случае думать не только о себе, но и о других. Девочки, спасибо!
Леона: Есть ремесленники, есть мастера, и есть гении. Ремесленник может научится прилично делать свою работу, и не более того. Например, писать средние книги. Средне играть в театре. Писать средней красоты картины. За это он получает деньги. Он будет писать такие картины, какие нужны покупателям, за которые платят, а не какие ему хочется. И замечательно себя чувствовать. Мастер делает своё дело не потому, что ему за это платят, а потому, что не делать его он не может. Средний певец поёт, потому что за это платят и потому что в телевизоре показывают, а великий - потому что не петь он не может. И в этом принципиальная разница между ремесленником и мастером. При этом мастер владеет ремеслом, и владеет первоклассно, но, кроме ремесла, у него есть ещё данный свыше Талант. И вот это соединение ремесла с искрой Божьей и даёт нам то, чем мы так восхищаемся. Ремеслу научится можно и нужно, а вот талант - он либо есть, либо уж нет. И уже высшая степень Таланта - это гениальность. Её уже не постичь никакими руководствами к действию. К чему я это всё развожу? apropos пишет: Самовыражение прекрасно, если автор умеет талантливо самовыразиться. Книга Фрея написана очень живым языком, с большим вкусом и юмором, но, по сути, открывает секреты ремесла. Но в основе создания любого художественного произведения лежит именно потребность автора в самовыражении. Это изначально. И если этого нет, все изучения читательских потребностей и пр. - пустая трата сил. Вот.
незнакомка: Леона пишет: Это изначально. И если этого нет, все изучения читательских потребностей и пр. - пустая трата сил. Леона Должен быть и талант, и желание творить, и мастерство. На одном таланте далеко не уедешь. Знаменитые художники, композиторы совершенствовались годами. Взять например одного из самых знаменитых художников- Леонардо да Винчи- он расчленял трупы чтобы понять как там все устроено, почувствовать форму. Талант это хорошо, но нужно трудолюбие чтобы работать, двигаться вперед. Талантливых людей достаточно, просто не все развивают свой талант. Произведение это конечно самовыражение автора, но если автор хочет чтобы его читали, он должен согласовывать свое самовыражение с потребностями читателей. Это все держится на интуиции и если у автора напрочь отсутствует интуиция, то его не будут читать, во всяком случае не при его жизни. Автор это, как художник или композитор, прежде всего талантливый в своем деле человек, хороший психолог и маркетолог, тот который чувствует что сейчас нужно и насколько это будет востребовано и который умеет согласовывать это все со своим творческим порывом.
Axel: незнакомка пишет: Произведение это конечно самовыражение автора, но если автор хочет чтобы его читали, он должен согласовывать свое самовыражение с потребностями читателей. Это все держится на интуиции и если у автора напрочь отсутствует интуиция, то его не будут читать, во всяком случае не при его жизни. Автор это, как художник или композитор, прежде всего талантливый в своем деле человек, хороший психолог и маркетолог, тот который чувствует что сейчас нужно и насколько это будет востребовано и который умеет согласовывать это все со своим творческим порывом. А ведь сколько авторов, художников и композиторов не были признаны при жизни? Умерли если и не в нищете и забвении, то непризнанными. А сейчас потомки восхищаются их творчеством. Просто представить страшно, если бы все эти талантливые люди были бы хорошими маркетологами и создавали бы только то, что будет востребовано.
apropos: Axel пишет: сколько авторов, художников и композиторов не были признаны при жизни И это ужасно для них, поскольку каждый хочет признания, хочет видеть, что его труд ценят и любят. Надежда на признание после смерти - мало утешает, думаю. Но в данном случае - имею в виду руководство г-на Фрея - речь идет не о пособии для гениев или особо талантливых писателей - они, уверена, и без пособия смогут написать что-то значительное, если не гениальное. Речь идет о просто одаренных некими литературными способностями людей, которые хотят писать, но не вполне представляют, как это "профессионально" сделать. И, наверное, лучше все же читать интересное произведение (написанное с помощью некоторых подсказок того же г-на Фрея), чем непонятно что. Увы, гении не рождаются каждый день, талантливые, кстати, тоже. И сколько их может быть? И как быстро они могут создавать свои произведения? Одна гениальная книга в год? 10, даже 100 - талантливых? Но этого явно мало для читающей публики, количество которой - тьмы. Поэтому существует так называемая "масс" литература - и разве плохо, если эта литература будет написана хорошо, со знанием дела? Ей-богу, иногда беря в руки какую-то книгу - не только изданного, но даже известного писателя, - поражаешься убогостью повествования, скудостью диалогов и т.д. Если г-н Фрей своей книгой поможет - ну, известный уже не будет учиться - а начинающему автору - писать более занимательные книги, чем он написал бы без некоторых подсказок - разве это плохо?
Axel: apropos пишет: Если г-н Фрей своей книгой поможет - ну, известный уже не будет учиться - а начинающему автору - писать более занимательные книги, чем он написал бы без некоторых подсказок - разве это плохо? Я против г-на Фрея ничего не имею, даже наоборот, с удовольствием читаю. . Просто мне показалось утверждение, что писатель должен быть немного маркетологом, некорректным. Да, любому автору хочется признания, но идти на поводу только у читающей публики... не знаю, стоит ли. Хотя ,если рассматривать не любимых классиков, а современных авторов, то уверена -большей половине надо штудировать г-на Фрея и не один раз.
apropos: Axel пишет: показалось утверждение, что писатель должен быть немного маркетологом, некорректным Вероятно, не должен. Но, если он хочет признания, - должен учитывать и время, и нравы, и вкусы своих потенциальных читателей (зрителей, слушателей). И классики-гении писали на заказ. И писатели - для журналов, по просьбе издателей (те же оды царствующим особам) и т.д. Художники создавали портреты - многие на заказ, ради денег. При этом гении - создавали из этого заказа шедевры. Музыканты сочиняли реквиемы, вальсы и оперы с балетами - разве в большинстве случаев не на заказ? Но талантливые делали это талантливо, успешно в заказах самореализуясь. Идти на поводу можно по-разному тем же писателям. Халтуря и опускаясь на самый низкий уровень потребителей (хотя талантливый вряд ли сможет халтурить - впрочем, все бывает), или писать те же детективы и любовные романы, но делать это со вкусом, красиво, своеобразно и... талантливо.
Цапля: Ой, как интересно рассуждаете, леди! Леона пишет: Но в основе создания любого художественного произведения лежит именно потребность автора в самовыражении. Это изначально С этим я соглашусь, безусловно. Но всякий пишущий автор, осознанно или нет, хочет, чтобы его самовыражение оценили, и желательно, позитивно Неужели, самовыражаясь, человек не задумывается - как это будет принято читателями - не верю. Даже гении - тот же Толстой или Достоевский - самовыражались не для себя - для читающей публики - другой вопрос, что их гениальность позволяла им самовыражаться без оглядки на вкусы этой публики Умение блестяще, великолепно, очень неординарно мыслить и воплощать это на бумаге дает право автору писать "не на потребу" - ибо читатель найдется во всяком разе. Но таких единицы, и их имена получили мировую известность не благодаря маркетологическим ходам, а по причине их гениальности. Большинство же пишущих ныне, за редким исключением, дожны следить за вкусами читающей публики, учитывать их - ради желания, хотя бы, чтобы их самовыражение было интересно кому-либо еще Не обязательно "опускаться" до уровня плинтуса, угождая "низменным" вкусам - впрочем, это какую задачу ставит себе автор , но учитывать потребности думающих и читающих людей необходимо каждому писателю. Так что - если писатель не желает быть маркетологом - ему нужен литагент, который будет маркетологом за него А по поводу г-на Фрея - так здесь все достаточно ясно. Гениям и истинно талантливым авторам можно обойтись собственными силами. Но таких немного, да и таланту , чтобы раскрыться, нужно обладать минимальными теоретическими познаниями, умением разделить главное и второстепенное, выстроить внятный сюжет без очевидных натяжек - увы, чутье на это есть не у каждого, особенно, если человек сел писать впервые. И поэтому, пусть даже голова твоя полна блестящих идей, умение реализовать их так, чтобы они были донесены и понятны тем, кто решился тебя прочесть - это как раз то, что проповедует г-н Фрей, и с этой точки зрения его пособия, достаточно ироничные сами по себе, вполне и очень полезны. Для тех, конечно, кто желает работать над собой и своими умениями.
незнакомка: Цапля пишет: Не обязательно "опускаться" до уровня плинтуса, угождая "низменным" вкусам - впрочем, это какую задачу ставит себе автор Но чувствовать что нужно читателю, мне кажется, что нужно (простите за тавтологию) Под словом маркетинг я прежде всего имела ввиду изучение желаний читателя. Конечно, если автору все равно когда его признают, ему не нужно следить за изменчивой модой на стили и т п. Но если писателю важно признание общества или какой-то отдельной группы людей, то ему надо уметь сопоставлять свои порывы творчества с желаниями читателей. Конечно не стоит проводить исследований по изучению рынка, но интуитивно надо чувствовать и понимать что хотят увидеть читатели. Цапля пишет: Гениям и истинно талантливым авторам можно обойтись собственными силами. Увы гениев очень мало!
Цапля: незнакомка пишет: Увы гениев очень мало! Увы, именно об этом я в предыдущем посте и говорила
apropos: Цапля пишет: чтобы их самовыражение было интересно кому-либо еще Полностью согласна. (писатели - как и все творческие люди, люди искусства) очень чувствительны. Они "увядают", если их не издают, не читают и т.д. Теряется смысл в собственном творчестве, стимул вообще что-либо делать. Опять же на что-то нужно жить - не все же богатые. Ну, и потом - поскольку писатели живут в социуме, то, в большинстве случаев, - их волнуют те же проблемы, что и окружающих их людей. А сами люди - это вечная тема - их страдания, боль, мечты и надежды. Любовь опять же. Масса возможностей самовыразиться и быть при этом интересным другим.
Chantal: Отождествление Отождествление часто путают с состраданием. Сострадание означает, что читатель сочувствует персонажу, оказавшемуся в трудном положении. Он может сострадать отъявленному мерзавцу, которого вот-вот вздернут на виселицу. Но это не значит, что он отождествляет себя с этим персонажем, Отождествление имеет место, когда читатель не только жалеет героя, попавшего в передрягу, но и солидарен с его целями и стремлениями и всей Душой желает, чтобы тот добился своего. • В романе <Челюсти> читателю близка цель Броди — уничтожить акулу. • В романе «Кэрри» читатель поддерживает страстное желание главной героини отправиться на выпускной бал наперекор деспотичной матери. • В романе «Гордость и предубеждение» читатель одобряет желание Элизабет найти свою любовь и выйти замуж. • В романе «Процесс» читатель солидарен с К., который полок решимости вырваться из когтей закона. • В романе «Преступление и наказание» читателю близко желание Раскольникова избавиться от нищеты. • В романе «Алый знак доблести» читатель поддерживает стремление Генри доказать себе, что он не трус. • В романе «Унесенные ветром» читатель понимает желание Скарлетт вернуть плантацию, которую разорили северяне. Прекрасно, скажете вы, но что, если я пишу об отпетом негодяе? Как заставить читателя отождествить себя с ним? Легко. Допустим, ваш персонаж сидит в тюрьме. Он страдает от жестокого обращения, его бьют охранники, над ним издеваются сокамерники, с ним порвала семья. даже если он провинился не меньше Каина, читатель будет ему сострадать, а значит, симпатизировать. Но будет ли он отождествлять себя с таким персонажем? Пусть цель вашего героя — сбежать из тюрьмы. Это не значит, что читатель непременно одобрит эту цель, ведь возможно, персонаж — жестокий убийца. Читатель, которому хочется, чтобы герой остался в тюрьме, отождествляет себя с прокурорами, судьями, присяжными и охранниками, которые хотят, чтобы преступник сидел за решеткой. Однако не исключено, что читатель будет солидарен с заключенным, если тот стремится исправиться и возместить причиненный ущерб, Поставьте перед своим персонажем благородную цель, и читатель окажется на его стороне, каким бы чудовищем тот ни был в прошлом. Когда Марио Пьюзо писал "Крестного отца", он столкнулся с проблемой. Его персонаж, дон Корлеоне, зарабатывает на жизнь ростовщичеством, вымогательством и подкупом профсоюзов. Едва ли вам захотелось бы скоротать вечер с подобным типом или перекинуться с ним в картишки. Чтобы оградить свой мир от вмешательства властей, дон Корлеоне дает взятки политикам и подкупает журналистов. Он заставляет итальянских лавочников против воли покупать оливковое масло и делает предложения, от которых нельзя отказаться. Скажем прямо, дон Корлеоне самый настоящий негодяй. Трудно надеяться, что читатель будет симпатизировать такому герою и отождествлять себя с ним. Тем не менее Пьюзо хочет, чтобы читатели сочувствовали дону Корлеоне, и с блеском добивается этого. Миллионы людей, которые прочли эту книгу или посмотрели поставленный по ней фильм, сопереживают дону Корлеоне. Как Марио Пьюзо удалось совершить это чудо? Виртуозно владея писательским мастерством, он заставил читателей симпатизировать персонажу, страдающему от несправедливости, и связал дона Корлеоне с благородной целью. Марио Пьюзо не начинает свой рассказ с того, что дон Корлеоне расплющил какого-нибудь бедолагу асфальтовым катком. Это не вызвало бы у читателя ничего, кроме ненависти. Роман открывается сценой, в которой владелец похоронного бюро Америго Бонасера сидит "в здании нью-йоркского уголовного суда, дожидаясь, когда свершится правосудие и возмездие падет на головы обидчиков, которые... жестоко изувечили его дочь и пытались над нею надругаться"(1). Однако судья позволяет двум молодым насильникам избежать наказания и осуждает их на три года условно. Как говорит нам рассказчик: «Все годы, проведенные в Америке, Америго Бонасера верил в закон и порядок. Того держался, в том и преуспел. И сейчас, хотя у него помутилось сознание от дикой ненависти, ломило в затылке от желания кинуться, купить оружие, застрелить этих двух мерзавцев, Бонасера повернулся к своей ничего не понимающей жене и объяснил: — Над нами здесь посмеялись. Он помолчал и, решившись окончательно, уже не думая, во что ему это обойдется, прибавил: — За правосудием надо идти на поклон к дону Корлеоне". Разумеется, симпатии читателя на стороне Бонасера, который хочет восстановить справедливость ради своей дочери. А поскольку во имя торжества правосудия отцу приходится обратиться к дону Корлеоне, эти симпатии переносятся и на дона Корлеоне, человека, который вершит правосудие. Таким образом, придумав ситуацию, в которой читатель отождествляет с доном Корлеоне восстановление справедливости в отношении бедняги Бонасера и его несчастной дочери, Пьюзо находит способ связать читателя и дона Корлеоне эмоциональными узами. В дальнейшем Пьюзо упрочивает эту связь. Когда Турок предлагает дону Корлеоне торговать наркотиками, а тот, руководствуясь высшими принципами, отказывается, читатель еще больше симпатизирует герою. 3аставляя дона Корлеоне соблюдать личный кодекс чести, Пьюзо помогает читателю преодолеть отвращение к главарю мафии. Вместо того чтобы ненавидеть дона Корлеоне, читатель всей душой на его стороне. 1-цитируется по переводу М. Кан. Сопереживание Жалея персонаж, который страдает от одиночества, читатель не обязательно одинок сам. Однако, сопереживая герою, читатель испытывает те же чувства, что и он. Сопереживание более глубокое чувство, чем симпатия. Порой, когда женщина испытывает родовые муки, ее муж тоже страдает от боли. Это пример сопереживания. Муж не просто жалеет жену, он так глубоко проникается ее ощущениями, что испытывает настоящую физическую боль. Представьте, что вы попали на похороны. Вы не были знакомы с покойным Германом Уэзерби, братом вашей подруги Агнессы. Ваша подруга скорбит, а вы - нет, ведь вы совсем не знали усопшего. Вам жаль Агнессу, для нее это страшный удар. Панихида еще не началась. Вы с Агнессой прогуливаетесь по кладбищу. Она начинает рассказывать про своего брата. Он учился на физиотерапевта и хотел посвятить свою жизнь больным детям, помогая им научиться ходить. У него было прекрасное чувство юмора, на вечеринках он уморительно изображал Ричарда Никсона, а однажды в колледже он швырнул пирог в лицо профессору, который завалил его на экзамене. Похоже, Герман был славным парнем. Агнесса так живо описывает своего брата, что вам начинает казаться, будто вы его знали. Теперь вы ощущаете не просто симпатию. Вы чувствуете, что мир потерял умного, творческого, своеобразного человека, — сопереживая своей подруге, вы начинаете понимать ее горе. Такова сила сопереживания. Как писатель заставляет читателя сопереживать персонажам? Представьте, что вы пишете рассказ про Сэма Смита, дантиста. Сэм играет в азартные игры. Он проигрывает два миллиона долларов члену преступной шайки, разоряется сам и разоряет свою семью. Как заставить читателя сопереживать такому персонажу? Читатель может пожалеть его близких, но при этом будет считать, что Сэм получил по заслугам. И все же можно добиться, чтобы читатель сопереживал даже такому герою. Это делается при помощи силы внушения. Чтобы читатель понял, каково приходится Сэму, и испытал те же страдания, что и он, нужны яркие, осязаемые детали. Иными словами, рассказ должен быть таким, чтобы читатель мог поставить себя на место персонажа: "Дул холодный, порывистый ветер. Падал мокрый снег. Продрогший Сэм брел по улице. В желудке у него урчало от голода. Он шмыгал носом и вытирал лицо рукавом. Его больше не заботило, как он выгладит со стороны". Используя выразительные детали, которые вызывают определенные чувства, вы перенесете читателя в мир Сэма и заставите ощутить то, что испытывает он. Вы можете заставить читателя сопереживать персонажу, подробно описывая окружающую обстановку — зримые образы, звуки, запахи, осязательные ощущения, которые воздействуют на героя и вызывают у него определенные чувства: "На третий день Сэм проснулся и огляделся. Он увидел комнату с белыми стенами и белые шторы на окне. Высоко на стене он заметил телевизор с большим экраном. Простыни пахли свежестью, а на столике рядом с кроватью стояли цветы. Он ощутил свое тело. Это произошло не сразу, потому что ничего не мерзло и не болело. Даже желудок, который так долго причиняя ему адские муки..." Такие детали благодаря силе внушения пробуждают у читателя определенные чувства и заставляют его сопереживать герою. Вот как использует подобный прием Стивен Кинг в романе «Кэрри»: «В первый раз Кэрри надела платье утром 27 мая, в своей комнате. К платью она купила специальный бюстгальтер, который поддерживал грудь (хотя ей это не особенно было нужно), но оставлял верх открытым — в нем она даже чувствовала себя как-то по-другому: смущение уступало место непокорной радости, однако не уходило совсем». Заметьте, как связаны между собой деталь (бюстгальтер, который поддерживает грудь девушки, оставляя ее открытой сверху) и эмоции (смущение, смешанное с непокорной радостью). Несколько абзацев спустя в дверь заглядывает встревоженная мать: «Они замерли, глядя друг на друга, и Кэрри невольно выпрямилась, стоя в падающих от окна лучах утреннего весеннего солнца». Выпрямленная спина — символ сопротивления, сильное чувство увязано с выразительной деталью — девушка стоит в лучах света. Сопереживая Кэрри, которую донимает мать, читатель солидарен с желанием героини отправиться на выпускной бал, и этот эффект достигается благодаря деталям, которые умело использует автор. В романе "Алый знак доблести" Стивен Крейн тоже добивается сопереживания читателя, мастерски используя детали: «Но вот однажды на сереньком рассвете его разбудил, потянув за ногу, долговязый, и, еще не совсем очнувшись от сна, он вдруг оказался на лесной дороге и обнаружил, что куда-то мчится вместе с однополчанами, которые уже задыхаются от быстрого бега. Манерка ритмично ударяла его по бедру, сумка мягко покачивалась. Ружье слегка подскакивало на плече в такт бегу и норовило сбить кепи с головы... Юноше казалось, что утренний туман расступается под напором плотной массы бегущего во весь дух войска. Вдруг откуда-то донесся треск выстрелов. Юноша был в полном смятении. Он бежал, окруженный товарищами, и силился думать, но все мысли сводились к одной: стоит ему упасть и он будет затоптан напирающими сзади. Все его способности были направлены на то, чтобы не споткнуться, обогнуть препятствия. Он чувствовал, как его стремительно несет поток толпы... Юноша понял, что настал его час. Час, когда он пройдет проверку..»(1). Обратите внимание на детали, связанные с чувствами персонажа: серый рассвет; походная фляжка, которая ударяется о его бедро; подскакивающее на плече ружье; готовое свалиться кепи. С помощью, казалось бы, незначительных деталей Крейн живописует реальность войны, которая вызывает у героя ощущение, что «его стремительно несет поток толпы» и вот-вот настанет час, когда он пройдет проверку». Читатель симпатизирует герою (как любому, кто может погибнуть в бою), солидаризируется с его целью (собраться с духом и показать себя настоящим мужчиной) и сопереживает ему благодаря реальности ситуации к выразительным деталям, вьтзьтвающим определенные чувства. А вот пример из романа "Челюсти"(2): "Броди сидел на вращающемся стуле, привинченном к палубе, и боролся с дремотой. Ему было жарко, он обливался потом. Целых шесть часов ни малейшего ветерка. Сзади шея у Броди сильно обгорела, и всякий раз, когда он поворачивал голову, воротничок форменной рубашки царапал чувствительную кожу. Броди остро ощущал запах своего пота, который, смешиваясь со зловонием рыбьих потрохов и крови, вызывал у него тошноту. Он чувствовал, что ввязался не в свое дело". Вместе с персонажем читатель сидит на стуле, ощущает неудобство жесткого воротничка, чувствует изнурительную жару и тошноту. Вместе с Броди он в томительном ожидании подстерегает акулу. А вот при каких обстоятельствах герой Кафки Йозеф К. ожидает суда: "Как-то в зимнее утро — за окном, в смутном свете, падал снег — К. сидел в своем кабинете, до предела усталый, несмотря на ранний час. Чтобы оградить себя хотя бы от взглядов низших служащих, он велел курьеру никого к нему не впускать, так как он занят серьезной работой. Но вместо того, чтобы приняться за дело, он беспокойно ерзал в кресле, медленно передвигая предметы на столе, а потом помимо воли опустил вытянутую руку на стол, склонил голову и застыл в неподвижности"(1). И вновь детали делают свое дело: смутный свет, ерзание в кресле, рука, покоящаяся на столе и т. д. Симпатия, отождествление и сопереживание помогают создать эмоциональную связь между читателем и персонажами. Теперь вы готовы перенести читателя в мир грез. 1 - Здесь и далее фрагменты романа Стивена Крейна "Алый знак доблести" цитируются по переводу Э. Линецкой. 2- Здесь и далее фрагменты романа Питера Бенчли "Челюсти" цитируются по переводу И. Басавиной. 3- Здесь и далее фрагменты романа Франца Кафки "Процесс" цитируются по переводу Р. Райт-Ковалевой.
незнакомка: Chantal Ох, любит господин Фрей Гип и Крестного отца.
apropos: Chantal А ведь мой любимец г-н Фрей и в этом прав! Сочувствие и сопереживание персонажам читателями - великое дело. Читатели не выпустят книгу их рук, пока не узнают, чем же там все дело закончилось для любимого сопереживательного героя. Э-эх, волшебная сила слова и убеждения.
Цапля: apropos пишет: А ведь мой любимец г-н Фрей и в этом прав! как это ему удается? Chantal
Chantal: Следующая порция Простите, что так медленно идет Последний этап: читатель переносится в мир грез Когда читатель переносится в воображаемый мир, он до такой степени увлечен тем, что там происходит, что реальность для него исчезает. Именно этого и добивается писатель — читатель должен быть всецело поглощен событиями в жизни персонажей. В гипнозе это называется безоговорочным подчинением. Гипнотизер предлагает человеку закрякать, как утка, и тот с радостью подчиняется. Если писателю удается привести читателя в состояние безоговорочного подчинения, тот плачет, смеется и страдает вместе с героем, думает его мысли и участвует в принятии его решений. В подобном состоянии читатель так захвачен происходящим в книге, что его можно привести в чувство, лишь встряхнув за плечи: "Эй, Чарли! Отложи книжку! Ужин на столе! Эй, ты что, оглох?" Как же завоевать симпатию читателя, заставить его сопереживать персонажам и отождествлять себя с ними? Как добиться, чтобы книга захватила его целиком? Ответ: создать внутренний конфликт. Внутренний конфликт — это буря, которая бушует в душе персонажей: сомнения, дурные предчувствия, чувство вины, угрызения совести. Если читатель симпатизирует персонажу, отождествляет себя с ним и сопереживает ему, он восприимчив к сомнениям, опасениям и чувству вины, терзающим героя, и готов участвовать в принятии его решений. Обычно это решения нравственного характера, которые имеют весьма серьезные последствия. На карту почти всегда ставятся честь и самоуважение героя. Когда читатель вместе с персонажем испытывает нравственные муки и делает выбор, он переносится в воображаемый мир. Вот пример из романа "Кэрри". В этой сцене главная героиня ждет молодого человека, который пригласил ее на бал, не зная, приедет он или нет: "Кэрри снова открыла глаза. Часы с кукушкой показывали десять минут восьмого. (он будет здесь через двадцать минут) Будет ли? Может быть, все это — просто затянувшаяся шутка, еще одна убийственная хохма, последний сокрушительный удар? Оставить ее сидеть и ждать до полуночи, одну, в новом бальном платье из бархата с тонкой талией, рукавами-фонариками, простой прямой юбкой и чайными розами, приколотыми к левому плечу... Кэрри казалось, что вряд ли кто-нибудь сумеет понять, сколько ей потребовалось смелости, чтобы пойти на это, чтобы повернуться лицом к неизвестным напастям, которые, воз можно, уготовил ей сегодняшний вечер. Остаться обманугой — это еще не самое страшное. И может быть, закралась вдруг тайная мысль, будет даже лучше, если она... (нет прекрати это сейчас же) Конечно же, проще всего остаться с мамой. Спокойней. Безопасней. Ей известно, что они все думают о маме. Да, может быть, она — фанатичка, ненормальная, но, по крайней мере, и мама, и дом вполне предсказуемы". Заметьте, что когда персонаж терзается муками внутреннего конфликта, его разрывают противоречивые желания. Кэрри всей душой стремится на бал, хотя остаться дома куда безопаснее. Франц Кафка тоже заставляет Йозефа К. испытывать муки внутреннего конфликта: "К. остановился, вперив глаза в землю. Пока еще он был на свободе, он мог идти дальше и выскользнуть через одну из трех темных деревянных дверец они были совсем близко. Можно сделать вид, что он ничего не разобрал, а если и разобрал, то не желает обращать внимания. Но стоило ему обернуться, и он попался: значит, он отлично понял, что оклик относится к нему, и сам идет на зов". Это не судьбоносное решение, но оно может иметь весьма серьезные последствия. Должен он выскользнуть в дверь или нет? В решении этой проблемы участвует и читатель. Вот как переживает внутренний конфликт герой Стивена Крейна: "Если бы с откоса открылась картина ожесточенной битвы, ее буйного коловращения, он, возможно, с воплем бросился бы в самую гущу, Но они слишком спокойно шли среди обступившей их Природы. У него было время подумать. Была возможность заглянуть в себя, попытаться исследовать свои ощущения. Странные мысли зароились у него в мозгу. Он понял, что ландшафт его не радует. Напротив того, угрожает ему. Холодный озноб прошел у него по спине, и даже показалось, что он вот-вот потеряет штаны. Мирный дом среди дальних полей таил в себе что-то недоброе. Лесные тени враждебно хмурились. Юноша всем существом ощущал, что за любой прогалиной могут сидеть в засаде свирепоглазые воины. У него мелькнула мысль, что генералы просто ничего не понимают. Это же западня. Лес того и гляди ощетинится штыками ружей. С тыла появятся стальные полки. Он и его товарищи обречены на гибель. Генералы тупые ослы. Неприятель одним махом уничтожит все войско. Юноша испуганно оглянулся, ожидая увидеть крадущуюся к нему смерть. Он подумал, что надо сию же минуту выскочить из рядов и предупредить товарищей. Нельзя допустить, чтобы их всех перерезали как свиней, а это непременно случится, если никто не крикнет о близкой опасности. Генералы, эти идиоты, гонят их прямиком в ловушку. Во всей армии только он один зрячий, Он выступит вперед и обратится к солдатам с речью. Страстные, потрясающие слова уже дрожали у него на губах <...> Окинув взглядом солдат, шедших неподалеку от него, юноша увидел почти на всех лицах выражение такой сосредоточенности, будто эти люди были заняты каким-то необыкновенно интересным исследованием. У нескольких человек вид был до того воинственный, точно они уже сражались с врагом. Иные ступали как по тонкому льду. Но в большинстве своем эти не обстрелянные солдаты были тихи и погружены в себя. Им предстояло увидеть войну, этого алого зверя, этого раздувшегося от крови бога. Их мысли были поглощены целью похода. Обнаружив это, юноша подавил уже готовый сорваться крик. Он понял, что пусть даже люди дрожат от страха, они все равно высмеют его предостережения. Начнут глумиться над ним, забрасывать чем попало. А если допустить, что опасность — плод его воображения, каким жалким ничтожеством будет он выглядеть после этих исступленных призывов". Муки внутреннего конфликта рвут Генри на части. Страх берет верх. Вскоре Генри обратится в бегство при виде врага, и конфликт разрешится. В романе «Преступление наказание" герой Достоевского терзается муками внутреннего конфликта, замышляя убийство: "Раскольников вышел в решительном смущении. Смущение это все более увеличивалось. Сходя по лестнице, он несколько раз даже останавливался, как будто чем-то внезапно пораженный. И наконец, же на улице, он воскликнул: "О боже! как это все отвратительно! И неужели, неужели я.. нет, это вздор, это нелепость! прибавил он решительно. - И неужели такой ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!,. И я, целый месяц.." Но он не мог выразить ни словами, пи восклицаниями своего волнения. Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей". Достоевский мастер внутреннего конфликта. Раскольникову пришло в голову, что можно покончить с нищетой, совершив убийство, но его совесть отвечает на это взрывом негодования Гениальность Достоевского — в умении создать глубокий внутренний конфликт и поддерживать его остроту на протяжении всего повествования, тем самым удерживая читателя в воображаемом мире. Внутренний конфликт можно рассматривать как спор двух "голосов" внутри персонажа: голоса разума и голоса страсти, или голосов двух противоборствующих желаний. Один голос возражает другому. "Когда он вернется домой, я убью его, попросту размозжу ему башку!" — говорит один голос в душе Агнессы. "Но что, если он будет мил, как иногда случается? Что, если он будет напевать песенку о любви, которую написал специально для меня?» возражает другой. «Ну и пусть! — упорствует первый. — Как только он переступит порог, ему конец!». Конфликт между этими голосами обостряется, что обычно приводит к кульминации, когда персонаж решает, как поступить. Чтобы персонаж терзался муками внутреннего конфликта, нужно поставить его перед выбором. Он должен выбрать один из двух одинаково желанных путей, и внутренние голоса спорят о том, какой из них предпочесть. Тогда персонаж оказывается насаженным на вилы дилеммы, а именно это вам и нужно. Чтобы удержать читателя в мире грез, надо держать его в напряжении. Именно об этом и пойдет речь во второй главе.
Цапля: Chantal примеры внутренних конфликтов потрясли меня широтой диапазона как мало я знакома с теорией литературы
незнакомка: Chantal Chantal пишет: Чтобы удержать читателя в мире грез, надо держать его в напряжении. Именно об этом и пойдет речь во второй главе. Г-н Фрей знает как окончить главу и заинтриговать.
apropos: Chantal пишет: Простите, что так медленно идет простим, протим - ты, главное, выкладывай. Chantal пишет: Внутренний конфликт — это буря, которая бушует в душе персонажей: сомнения, дурные предчувствия, чувство вины, угрызения совести О, это у меня как раз вроде бы получается - внутренний конфликт на внутреннем конфликте - одни тезания Докки всю дорогу чего стоят. Словом, за конфликты я спокойна. Хотя... не зря утверждают, что лучше - не расслабляться.
Леона: Chantal пишет: В подобном состоянии читатель так захвачен происходящим в книге, что его можно привести в чувство, лишь встряхнув за плечи: "Эй, Чарли! Отложи книжку! Ужин на столе! Эй, ты что, оглох?" Примерно так меня от Водоворота оттягивали.
Chantal: II. Как поддерживать напряжение или "Скорей передайте горчицу - я сгораю от нетерпения!" Что такое напряжение Уильям Фостер-Харрис в работе «Основные формулы художественного произведения» говорит: «Нужно сделать все, чтобы парализовать читателя, приковав его к книге. И пусть, трепеща от беспомощности, он с нетерпением ждет, что случится дальше». Приковать дрожащего от нетерпения читателя к книге — это то, ради чего живет писатель. Для этого он старается заставить читателя «волноваться и переживать» за героев. «Волнения и переживания» означают, что читателя держат в напряжении. А если хочешь держать читателя в напряжении, нужно, чтобы вопрос повествования какое- то время оставался неразрешенным. Вопрос повествования - это средство, позволяющее поддерживать любопытство читателя. Обычно вопрос повествования не сформулирован в форме вопроса. Чаще это утверждение, которое требует дальнейшего разъяснения, проблема, которую нужно решить, предчувствие кризиса и т.п. Вот как можно поставить такой вопрос в начале повествования: • Далеко за полночь ректор услышал громкий стук в дверь. (Вопрос: кто и зачем стучится в дверь в столь поздний час?) • Первое, что сказала себе Гарриет, познакомившись с Джорджем: "Отец будет категорически против этого парня". (Вопросы: Понравится ли Гарриет Джорджу? Почему отец будет против? Что произойдет, когда отец Гарриет познакомится с Джорджем? Нравится ли Джордж Гарриет или ей хочется поизводить отца?) • Линас познакомился с будущей мачехой в сочельник. (Вопрос: понравятся ли они друг другу?) • Генри не верил в привидения. (Вопрос: не ждет ли его встреча с привидением?) • Когда в четыре часа Лидии позвонил муж и сказал, что приведет на ужин своего начальника, Лидия пыталась починить аккумулятор своего "бьюика" пятьдесят шестого года выпуска. (Вопрос: удастся ли ей не сорвать ужин?) • Мать просила Джеба не брать в Тумстон свой старый кольт, но Джеб никогда и никого не слушал. (Вопрос: какое ужасное событие произойдет в городе, когда Джеб заявится туда с пистолетом?) • "Ах! — воскликнула Дженни. — Ты принес мне подарок!" (Вопрос: что за подарок принесли Дженни?) Постановка подобных вопросов — самый простой способ создать напряжение. Но если речь идет не о жизненно важных вопросах, которые по ходу повествования обостряются и принимают все более сложную форму, вам не удастся привлечь внимание читателя надолго. Вопросы, которые ставятся в начале книги, называется крюками, их назначение — "подцепить" читателя и заставить его читать дальше. Нередко крючки это вопросы, на которые повествование отвечает довольно быстро, но иногда ответ на них появляется лишь в конце истории. Вспомните старые вестерны, где герой должен выполнить свою миссию, прежде чем сядет солнце. Чтобы узнать, удастся ли ему это сделать, зритель должен был досмотреть фильм до конца. Вопрос повествования - иногда его называют подначкой — это средство привлечь внимание. Он возбуждает любопытство, заставляя читателя увлечься. Однако методика постановки такого вопроса часто применяется неправильно. Маколей м Ланнинг в книге «Приемы создания художественного произведения» (1987) предупреждают: "..Писатель должен различать уловки, которые позволяют временно привлечь внимание и практически не имеют отношения к основному действию, и начало, которое по-настоящему увлечет читателя в мир повествования... Волнующая, драматическая завязка допустима, если она оправдана дальнейшим развитием событий». Иными словами, игра с читателем должна быть честной. Постарайтесь, чтобы вопрос повествования порождал закономерные вопросы о персонажах и их жизни. Начинающие писатели нередко начинают рассказ, не задав вопроса. Ниже приводится ряд типичных примеров первой страницы произведения, написанного новичком • Спальня Джинджер была оклеена полосатыми сбоями. У окна стоял стол. (Вопрос отсутствует). • Развлечься в Оушн-Сити было негде, и Освальд решил лечь пораньше и почитать, как смастерить бумажный самолет. (Подобный вопрос нежелателен: читатель отложит книгу, чтобы не умереть от скуки.) • Краска старого "форда" облезла от ржавчины, а сиденья, набитые конским волосом, пахли как пара старых кроссовок. (Вопроса нет - одно лишь описание.) • Учительница была настоящей мегерой, и Мэгги страшно обрадовалась, когда начались летние каникулы. (Проблема, вызванная скверным характером учительницы, практически разрешилась. У читателя не возникает вопроса, что случится дальше.) • Теплый морской ветерок задувал в открытое окно, на горизонте над грядой гор Санта-Круз висел золотой шар луны. (Хотя это и похоже на начало художественного произведения, едва ли оно захватит читателя.) Неудачное начало часто равноценно смертному приговору будущей книге, причем последняя может быть совсем неплоха, но ни у редактора, ни у читателя не хватит терпения продолжать чтение, если вы не будете подогревать их интерес. Вот пример из романа, где соответствующие вопросы поставлены: "В первых числах октября 1815 года, приблизительно за час до захода солнца, в городок Динь вошел путник. Те немногочисленные обитатели, которые в это время смотрели в окна или стояли на пороге своих домов, не без тревоги поглядывали на этого прохожего". (1) Это начало второй книги "Отверженных" Виктора Гюго. Первая же фраза ставит вопрос: Кто этот человек? Следующая фраза придает облику героя нечто зловещее, что обостряет напряжение. Это разжигает любопытство читателя. Нередко в книгах о литературном творчестве пишут, что автор короткого рассказа или повести должен заинтриговать читателя как можно раньше, на протяжении первых двух-трех абзацев, а писатель-романист может не торопиться. Это вздор. Мы имеем дело с очередным псевдоправилом. Как создатель коротких историй, так и тот, кто пишет романы, оба должны поставить вопрос повествования как можно раньше, желательно в первой или второй фразе. Вот несколько примеров: • Огромная рыба бесшумно рассекала ночную воду, слегка взмахивая серповидным хвостом. Пасть ее была приоткрыта, чтобы потоки воды свободно проходили сквозь жабры. (Как вы уже догадались, это роман "Челюсти". Вопрос повествования: кто станет жертвой акулы?) • Кто-то, по-видимому, оклеветал Йозефа К., потому что, не сделав ничего дурного, он попал под арест. ("Процесс". Первое же предложение поднимает массу вопросов. Почему его арестовали? Что с ним будет? Кто оклеветал героя и почему?) • Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену. ("Гордость и предубеждение". Это утверждение вызывает сразу два вопроса: Кто этот молодой человек? Кто станет его счастливой избранницей?) • Холод нехотя отступил от земли, и туман, поднимаясь, раскрыл спящую армию, раскинувшуюся по холмам. Когда мир вокруг из бурого сделался зеленым, армия проснулась и, дрожа от нетерпения, стала жадно ловить отголоски слухов. ("Алый знак доблести". Вопрос: о каких слухах идет речь?) • В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту. ("Преступление и наказание". Слова "как бы в нерешимости" вызываю вопрос: какое решение предстоит принять персонажу? Впоследствии выясняется, что речь идет о намерении совершить убийство.) • Сообщение из еженедельника ,,Энтерпрайз’, г. Вестоувер (штат Мэн), 19 августа 1966 года: КАМЕННЫЙ ГРАД Сразу несколько очевидцев подтвердили, что 17 августа на Карлин-стрит в городе Чемберлене при совершенно ясной, безоблачной погоде обрушился град камней. Камни попали в основном на дом миссис Маргарет Уайт. В значительной степени повреждены крыша, два водосточных желоба и водосточная труба. Ущерб оценивается приблизительно в 25 долларов. ("Кэрри". Такое начало вызывает массу вопросов, связанных с таинственным происшествием: чем оно было вызвано, почему камни сыпались именно на этот дом, и т. п.) • Скарлетт О’Хара не была красавицей, но мужчины вряд ли отдавали себе в этом отчет, если они, подобно близнеца Тарлтонам, становились жертвами ее чар (2). (Конечно же, это роман "Унесенные ветром". Строки, с которых начинается повествование, вызывают ряд вопросов: во что выльется увлечение близнецов, будут ли они ссориться из-за Скарлетт и т. п.) Взявшись писать гениальный роман, следуйте примеру мастеров и сразу, в первых же строках, поставьте жизненно важный вопрос, который так сильно зацепит читателя, что ему будет просто не оторваться от книги. Чтобы держать читателя в напряжении автор не только задает вопросы, которые разжигают любопытство. Он стремится вызвать у читателя волнение или страх, а это захватывает сильнее, чем простое любопытство. Как писатель добивается такого результата? Внимательно прочтите следующий отрывок: Мэри была любознательной полуторагодовалой малышкой. У нее были светлые локоны, голубые глаза и ямочки на щеках. Она только-только начала учиться ходить, и ее мать гордилась, что дочка уже умеет стоять, держась за мебель или стену. Малышка то и дело подбиралась к столу и, ухватившись за его ножку, протягивала ручонку и стаскивала на пол салфетки и столовое серебро. Ей хотелось понять, как устроен этот таинственный мир, что «там, над ней, за пределами ее досягаемости. Как-то раз, оставив на плите кастрюлю с кипящей водой, ее мать на минуту выскочила из кухни, чтобы ответить на телефонный звонок. Мэри задрала голову, увидела над краем плиты медную ручку кастрюли и заинтересовалась непонятным предметом. Она подползла к плите, встала на ножки и потянулась к ручке кастрюли. Такое начало ставит как минимум два вопроса: Удастся ли Мэри дотянуться до ручки и опрокинуть на себя кастрюлю с кипятком? — и Успеет ли мать вернуться вовремя? Но автор не ограничивается этими вопросами. Большинство людей, читая эти строки, будут волноваться — удастся ли предотвратить трагедию. Волнение — более глубокое чувство, чем любопытство. Задавшись целью вызвать у читателя волнение или страх, писатель должен постараться заставить его симпатизировать своему герою. Такому персонажу читатель желает только добра.
полная версия страницы