Форум » Авторам » Джеймс Н. Фрей. Как написать гениальный роман - 4 » Ответить
Джеймс Н. Фрей. Как написать гениальный роман - 4
Chantal: Джеймс Н. Фрей. Как написать гениальный роман. OCR & reformatting by Kartun [kartun@yandex.ru] УДК 82.09(07) ББК 83я7 Ф 93 JAMES N. FREY How to Write a Damn Good Novel Перевел с английского Н. А. Буль Издательство выражает благодарность литературному агентству The Buckman Agency за содействие в приобретении прав Защиту интеллектуальной собственности и прав издательской группы «Амфора» осуществляет юридическая компания «Усков и Партнеры» ® Фрэй, Джеймс Н. Ф 93 Как написать гениальный роман / Джеймс Н. Фрэй; [пер. с англ. Н. Буля]. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2005. - 239 с. - (Серия «Знаю как»). ISBN 5-94278-885-5 (рус.) ISBN 0-312-01044-3 (англ.) Книга, в которой подробно рассмотрены ключевые моменты художественного творчества, займет достойное место в библиотеке справочной литературы как начинающих, так и уже известных авторов. УДК 82.09(07) ББК83Я7 © James N. Frey, 1987 © Буль Н., перевод на русский язык, 2005 © Издание на русском языке, оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2005 ISBN 5-94278-885-5 (рус.) ISBN 0-312-01044-3 (англ.) Моим студентам из Калифорнийского университета (Беркли)
apropos: Chantal О, долгожанное!... (Жутко соскучилась по г-ну Фрею ) Chantal пишет: желательно сделать главной героиней девушку двадцати трех — двадцати восьми лет с белокурыми или каштановыми волосами, работящую, но живущую в нужде. Главным героем должен быть мужчина тридцати двух - тридцати восьми лет, шатен или брюнет. Убил!!!! Chantal пишет: история Скарлетт написанная цветистым языком мелодраматической прозы Г-н фрей - женоненавистник?! Не была готова к чтению подобных постулатов г-на Фрея. Не была.... Могу принять его утверждение, что автор не должен сбивать с толку своего читателя и придерживаться определенной манеры повествования. Но с его высказыванием о мелодраматической цветистой прозе - не согласная я!
Chantal: apropos пишет: Но с его высказыванием о мелодраматической цветистой прозе - не согласная я! Не думаю, что он имеет в виду что-то плохое... Там же он дальше пишет, что есть дешевая мелодрама и хорошая. Это, наверно, у нас стереотип: "мелодрама=не есть хорошо"?
Chantal: УIII. Семь роковых ошибок 1. Робость "Тот, кто пишет художественную литературу, — говорит Эдвин А. Пиплз в "Справочнике писателя-профессионала" (1960), - пускается во все тяжкие… жадно упиваясь ликованием сегодняшнего дня или трагедиями прошлого. Мы стремимся воссоздать этот опыт в произведении, которое волнует, смешит, поучает и побуждает к действию. Такая работа по плечу лишь людям не робкого десятка". В детстве я всегда считал себя храбрым парнем. Я катался на лыжах с такими же безрассудными мальчишками, как я сам. Мой отец только качал головой, считая, что я попал в "плохую компанию". Мы носились по лесистым склонам, иногда ночью, в кромешной тьме, когда не видно следующего поворота, за которым обледеневшая лыжня ныряет вниз или начинается бездорожье, и ты можешь вверх тормашками полететь в сугроб, что случалось нередко. Летом я, рискуя сломать шею, катался на водных лыжах по озеру, на берегу которого стоял наш летний домик. Мне хотелось попробовать все. Я играл с ребятами в футбол на пустыре без шлема и наколенников, дрался с сестрой, которая была настоящим Тарзаном. Окончив школу, я устроился работать на верфь, где строили подводные лодки. Там можно было обгореть на солнце, пораниться летящей во все стороны стружкой или случайно задохнуться. Но мне все было нипочем. Подумаешь, ерунда! Когда я впервые попал на семинар по писательскому мастерству, я был уже женат и имел двоих детей. В то время я работал страховым оценщиком и целыми днями выслушивал крики и угрозы пострадавших в дорожных происшествиях. Порой мои клиенты даже пускали в ход кулаки. Но я был толстокож, и меня это ничуть не трогало. Но когда на семинаре мне приходилось читать вслух собственный рассказ объемом в пять страниц, у меня перехватывало дыхание, в горле пересыхало, и я дрожал как осиновый лист. Когда другие участники семинара принимались обсуждать мой рассказ, мое сердце уходило в пятки, я покрывался холодным потом, а перед глазами плясали мушки. Критикуя наши работы, руководитель не стеснялся в выражениях, я каждый такой удар посылал меня в нокаут. Для примера приведу один из его отзывов: "Дорогой мистер Фрэй! Безусловно, у вашей работы имеется определенное сходство с художественной литературой, поскольку она состоит из слов, оформленных в виде предложений, а изложенное — плод вашего воображения, а не факты. Кроме того, как и положено литературному произведению, ваша история имеет начало и конец. Однако на этом сходство и заканчивается. Прежде всего хотелось бы знать смысл написанного. Теща Генри, которая когда-то пыталась перевоспитать его, воскресает из мертвых является зятю. Как это отразилось на Генри? Почему на протяжении тридцати страниц вашего невразумительного опуса персонаж не ударил палец о палец? Почему он способен только лежать пластом и трястись от страха? Почему его теще взбрело голову вернуться? Похоже, вы, мистер Фрэй, полагаете, что, взяв ситуацию, которая полна ужасного и таинственного, тем самым написали рассказ? Должен вас разочаровать — вы ошибаетесь. Прочитав ваш убогий труд, я не узнал про Генри ничего нового с того момента, как он завопил, увидев старуху, которая вошла в комнату сквозь стену..." Думаю, вы меня поймете. Переварить такое нелегко. Тут дрогнет даже сильный духом. Одна из участниц этого семинара позднее рассказывала мне, что после подобных занятий ее начинало подташнивать, и она бежала в туалет, где ее рвало. Теперь она стала известным драматургом и к тому же пишет рассказы, которые пользуются огромной популярностью. Другой участник не выдержал и бросил занятия, но вернулся к ним год спустя и с тех пор успешно продал пару десятков своих романов. Мой третий соученик рассказывал, что всякий раз, когда ему приходилось читать на семинаре свой рассказ, ему казалось, что он вот-вот намочит штаны. Позднее он написал несколько романов и заработал целое состояние, продавая идеи разных историй телевизионным компаниям. Чтобы освоить писательское ремесло, вам придется помучиться. Критика на семинаре пойдет вам во благо, хотя это суровое испытание. Нелегко, когда у тебя на глазах препарируют твое собственное "эго". Само собой, все это выдерживает не каждый. Уровень отсева на семинарах по писательскому мастерству нередко составляет семьдесят-восемьдесят процентов. Почему? Потому что критика всегда воспринимается болезненно. Непросто прочесть собратьям по перу свое произведение, а потом услышать, что вы написали нечто рыхлое и невразумительное, а ваши персонажи безжизненны и плоски. Но только так можно чему-нибудь научиться. Робкие писатели обычно переходят из одного семинара в другой, надеясь найти руководителя, который не будет к ним слишком суров. Они не в состоянии преодолеть страх перед откровенно негативными отзывами и ищут критики, которую смогут вынести. В конце концов им удается добиться своего. Они находят группу, где нелицеприятные отзывы редки и сдержанны, а похвалы расточаются в изобилии. Тем самым они обрекают себя на творческую смерть. Что из этого следует? Чтобы стать писателем, требуются мужество и сила воли. Вы должны быть готовы к встрече с настоящими писателями. Для этого нужно перебороть свой страх. Посещайте честный семинар по писательскому мастерству, при любой возможности читайте свои рассказы его участникам и прислушивайтесь к их мнению. Очень скоро вы поймете, что на семинаре обсуждают ваши произведения, а не лично вас. Ваши рассказы и повести это всего лишь неоконченная работа, и, чтобы сделать ее ярче и сильнее, вам необходима критическая оценка. Если вы не бросите занятия, то научитесь преодолевать трудности. Не унывайте, старайтесь относиться к происходящему с юмором. Еще один совет: никогда не обсуждайте, почему вы написали свое произведение так, а не иначе. Если вас спросят, чем вы руководствовались, скажите что-нибудь вроде: "Я был под впечатлением от ,,Аннабел Ли”" или что ваш рассказ должен говорить сам за себя. Ни при каких обстоятельствах не защищайте свою работу и не пускайтесь в объяснения. Не спорьте с критическими замечаниями. Попросив оценить свое произведение, вы не имеете права жаловаться. Если вам не понравились какие-то замечания, пропустите их мимо ушей. Это ваша работа, и вы вольны поступить с ней, как вам вздумается. Постепенно ваши навыки будут совершенствоваться, и критика станет менее суровой. Придет час, и те, кто вас слушает, смогут вымолвить лишь: «Вот это да!» Писатель не может быть робким и в своей работе. Он не станет жертвовать драматизмом произведения из-за того, что кому-то написанное может показаться оскорбительным, или из-за того, что Процесс творчества требует от него огромного напряжения. Робкому писателю не хватает духу подвергнуть своих героев серьезным испытаниям. Так бывает, если писатель создает произведение на автобиографическом материале и, манипулируя персонажами, пытается решить собственные проблемы. В итоге персонажи становятся безжизненными и не желают действовать. Они страдают тем же бессилием, что и живые люди, которые не в состоянии справиться со своими проблемами. И это портит повествование. Другой вид робости — это нежелание рисковать. Я пишу триллеры и детективные романы. Время от времени подлому и низкому персонажу, которого я создал, удается подкараулить положительного героя и сделать ему какую-нибудь гадость. Меня всегда удивляет, когда кое-кто из моих коллег-писателей в таких случаях заявляет, что я совершил грубую ошибку и читатель будет возмущен, если лучшего друга главного героя убьют или изувечат. Хичкок, не колеблясь, вставил в свой фильм сцену, в которой Джанет Ли зверски убивают, когда она принимает душ. Что бы осталось от фильма "Психоз" без этого эпизода? Стивен Кинг никогда не отступает от своего плана. Я не говорю, что нужно непременно быть жестоким. Должна ли умереть героиня романа "Прощай, оружие"? Должен ли погибнуть герой в конце романа "По ком звонит колокол"? Разумеется, это необязательно, но если вы хотите оказать на читателя эмоциональное воздействие, вам не обойтись без трагических ситуаций и тяжелых, жестоких и страшных сцен. Вы не можете отступить. Если вы намерены писать гениальные романы, вы не можете позволить себе быть робким. Не бойтесь осваивать новые средства. К примеру, вас смущает необходимость написать эротическую сцену. Возможно, вы предпочтете написать что-нибудь вроде: "Она заглянула в его глубокие синие глаза и поцеловала любимого в губы. Все ее тело затрепетало от макушки до пяток. Он на мгновение отстранился и, склонив голову набок, сказал: — Какая ты страстная! А что, если сейчас войдет твой муж? — Мой муж вернется в воскресенье. А пока — я твоя. Можешь делать со мной, что хочешь. — Тогда давай потушим свет, — сказал он и потянулся к выключателю... На следующее утро она проснулась в восемь и обнаружила, что Мортимер ушел". Вместо великолепной эротической сцены получилось нечто невразумительное. Зачастую нерешительный писатель прячется от жестких поворотов сюжета, обращаясь к ретроспекции. Ретроспективные эпизоды — уютное, теплое пристанище, где можно укрыться от напряженности «нынешней» ситуации. Именно здесь прячется от бури робкий писатель, который избегает конфликта. Нередко романисты боятся своих чувств. Если когда-то вам случилось испытать острое чувство смущения, и вы пишете сцену, в которой главный герой попадает в неловкую ситуацию, на память вам может прийти собственный неприятный опыт. Самое время вспомнить случившееся и описать его на бумаге. Легко сказать, ответите вы. Да, сделать это нелегко. Но если вы собираетесь писать гениальные романы, надо учиться. Чтобы преодолеть робость, нужно научиться понимать, когда вы грешите ею, и немедленно принимать меры. Иногда нужно просто спросить себя: не пытаюсь ли я бежать от конфликта? Порой этого достаточно, чтобы заставить себя смело посмотреть в лицо тому, от чего вам хотелось спрятаться. Писатели бегут не только от конфликта. Нередко они боятся редакторов и литературных агентов. Вскоре после того как я закончил свой первый роман, мне дали совет. Отправляйся в книжный магазин, сказали мне, и найди несколько книг вроде своей. Выпиши данные издательств, которые опубликовали эти книги. Вернись домой, позвони в издательство и попроси связать тебя с редакцией. Объясни им, что хочешь поговорить с тем, кто редактировал книги, похожие на то, что написал ты сам. Когда к телефону подойдет редактор, скажи ему, что тебе очень понравилась книга, которую он редактировал. Скажи, что ты написал нечто в том же роде и хотел бы показать ему свою работу. В девяти случаях из десяти редактор ответит согласием. Я был в ужасе. Как — звонить богам с Олимпа? По телефону? Да кто я такой? Лишь позднее, побывав на десятках писательских конференций и перезнакомившись с множеством нью-йоркских редакторов и литературных агентов, я стал понимать, что редакторы и агенты — это по большей части те, кому в свое время не хватило мужества тягаться с чистым листом бумаги и получать отказы из издательств. Они не обладают никакой магической силой. В основном их работа это рутина. Они такие же люди, как и все. Если вы позвоните им, едва ли они сумеют на расстоянии поразить вас молнией и превратить в горстку пепла. На самом деле ваша смелость вызовет у них уважение. Они знают: если писатель верит в себя, это говорит о том, что он твердой поступью идет к цели. Кстати сказать, полистайте новые поступления, когда зайдете в книжный магазин, и вы увидите, сколько скверных книг прошло через руки этих олимпийских богов. Вы с удивлением обнаружите, что каждая вторая книга так плоха, что ее невозможно читать. Недавно «Паблишер уикли», журнал номер один, посвященный книжной торговле, заявил, что тридцать процентов книг отправляются со складов прямиком на распродажи. Количества заказов на эти произведения не хватает даже на то, чтобы оправдать их хранение на складе. Магазины, которые реализуют такие книги, скупают их за гроши, а потом продают по каталогам или сбывают супермаркетам, где они уходят по дешевке. Почти все эти книги побывали в руках литературного агента и редактора, прошли корректуру и подготовку к печати. У них красиво оформленные, нередко дорогие обложки, все они внесены в каталоги издательств, но по той или иной причине не вызвали интереса у книготорговцев. Иными словами, редакторы ошибаются в тридцати процентах случаев. Они — обычные люди, не обладающие магическим кристаллом. Любая книга, которую они покупают — это авантюра. Они могут рискнуть и поставить на вас, а могут выбрать кого-нибудь другого. Они не станут даже читать книгу, если считают, что на нее не будет спроса. Чтобы заставить агента прочесть вашу рукопись, дайте ему то, что можно продать. Если вы так боитесь агента, что у вас не хватает духу обеспечить его работой, вам не сделать писательскую карьеру. Еще одна разновидность писательской нерешительности связана с рекламой. Я не еще встречал писателя, которому нравится заниматься рекламой. По большей части писатели предпочитают сидеть у себя в кабинете и стучать по клавишам, отдавшись полету фантазии. Обычно они — типичные интроверты, а порой настоящие отшельники. Сама мысль о том, что им придется встать перед микрофоном, принять участие в беседе на радио или выступить перед телезрителями, повергает их в ужас. Но, к сожалению, в наши дни автор вынужден заниматься саморекламой, иначе он обречен на безвестность. Как преодолеть страх перед публичными выступлениями? Психологи утверждают, что страх публичных выступлений сильнее страха смерти. Как пересилить себя? Что для этого нужно? Запишитесь на курсы ораторского искусства. Это самый быстрый путь. Курсы Дейла Карнеги есть практически повсюду. Более дешевый вариант вечерние курсы при средней школе или колледже. Почти в каждом городе имеются отделения "Тоустмастерс Интернэшнл" - организации, которая занимается развитием коммуникативных навыков. Другой путь — брать уроки актерского мастерства. Это не только полезно, но и весьма увлекательно, более того, это поможет вам писать. Если там, где вы живете, нет такой возможности, вы можете вызваться добровольно читать лекции в школе, в церкви или в какой-либо общественной организации. Пожалуй, о первой роковой ошибке достаточно.
apropos: Chantal о, а то уже заждались. Ох, какая полезная и важная глава - и весьма актуальная на нашем форуме. Авторы! Читаем вместе! Правда, на мой взгляд, бесшабашенное катание на лыжах, игра в футбол и т.д. и узявленные тщеславие и самолюбие - не совсем одно и то же, но подпишусь под каждым его словом, когда он призывает авторов не бояться критических разборов собственных сочинений. Дело нужное и полезное каждому автору. Не соглашусь, пожалуй, только с его утверждением: Ни при каких обстоятельствах не защищайте свою работу и не пускайтесь в объяснения. Не спорьте с критическими замечаниями. Попросив оценить свое произведение, вы не имеете права жаловаться. Не жаловаться, но разъяснить, а то и отстоять (если получится) свое видение, свою позицию - мне кажется, необходимо, естественно, если ты в ней уверен и можешь это сделать с помощью аргументированных и взвешенных ответов.
Хелга: Chantal Спасибо! apropos пишет: Дело нужное и полезное каждому автору. Трудно не согласиться. Попросив оценить свое произведение, вы не имеете права жаловаться. Если вам не понравились какие-то замечания, пропустите их мимо ушей. Это ваша работа, и вы вольны поступить с ней, как вам вздумается. Я просто обалдеваю от г-на Ф. Сам себе противоречит на каждом шагу, и так ловко это у него получается.
apropos: Хелга пишет: Сам себе противоречит на каждом шагу, и так ловко это у него получается Он вообще прелесть! Очень понравился отзыв руководителя семинара о работе тогда еще начинающего г-на Фрея. Остроумно и откровенно, без всяких экивоков. А вот это для нас тоже очень животрепещущий момент (прямо по следам нашей дискуссии о критике): где нелицеприятные отзывы редки и сдержанны, а похвалы расточаются в изобилии. Тем самым они обрекают себя на творческую смерть.
Хелга: где нелицеприятные отзывы редки и сдержанны, а похвалы расточаются в изобилии. Тем самым они обрекают себя на творческую смерть. Эт точно...
Леона: Chantal спасибо! Да, со всем, что здесь написано, трудно не согласиться.
Хелга: Леона пишет: Да, со всем, что здесь написано, трудно не согласиться. И согласиться трудно.
chandni: Хелга пишет: Леона пишет: цитата: Да, со всем, что здесь написано, трудно не согласиться. И согласиться трудно. ну, в таком случае остается внимательно прочитать труд, выбрать рациональное зерно и довериться своей интуиции
Цапля: Замечательная глава! жизнестойкость молодого г-на Фрея меня покорила. а руководитель его - ..мммм... я вообще в отпаде - люблю таких язвительных товарищей Chantal
Chantal: 2. Стремление к литературности На мои семинары приходят начинающие писатели всех видов и мастей, от почти неграмотных до почти гениев, от авторов порно, голова которых полна самых чудовищных фантазий, до витающих в облаках создателей научной фантастики. Я повидал писателей мейнстрима, которые мечтают разбогатеть, и поэтов с чистой душой, рассказы которых можно напевать под душем. Кто-то поражал и вдохновлял меня, у многих я учился, а на некоторых злился. Исключение составляют литераторы. Литератор — это начинающий писатель, который не написал и трех строк, но намерен переплюнуть Джеймса Джойса или Вирджинию Вулф. Хотя я встречал десятки тех, кто пытался это сделать, я не знаю ни одного, кому бы это удалось. Проблема литератора в следующем: вместо того чтобы осваивать принципы писательского мастерства и учиться создавать яркие, наполненные драматизмом произведения. Он избирает себе кумира, литературного гения, и пытается подражать ему, твердя, что он — передовая часть авангарда, как и его бог. Если сказать литератору, что он написал статичное, скучное и вялое произведение, он снисходительно улыбнется и заметит, что вы, судя по всему, не читали "Слякоть на рубеже веков" — шедевр, написанный его кумиром, подражая которому наш герой рассчитывает покрыть свое имя неувядаемой славой. Этот литературный перл кажется ему подлинным ниспровержением основ, поскольку поступки героев не мотивированы, причинно-следственная связь событий отсутствует, история не имеет ни конца, ни начала, а все персонажи — отъявленные мерзавцы, которые вызывают глубочайшее отвращение читателя. Обычно, хотя в этом нет никакого толку, я пытаюсь напомнить такому автору кое-какие очевидные истины, касающиеся подражательства. Прежде всего, кумир, которого он копирует, успешно публикует все свои книги, а кое-кто из критиков неизменно готов петь дифирамбы всему, что вышло из-под его пера. Прочим же не хватает духу бросить вызов тому, кого принято считать гением. И те, кто превозносит знаменитость, и те, кто знает ей цену, заживо съедят молодого писателя, который будет замечен в тех же грехах. Но объяснять литератору, что ему нельзя нарушать правила, которые позволено нарушать его кумиру, все равно, что втолковывать четырехлетнему ребенку, почему ему нельзя попробовать мартини. Подражать опасно, поскольку никто не любит эпигонов. Если вы надумали пополнить ряды литераторов, умоляю: прежде чем нарушать правила, станьте блестящим рассказчиком, который виртуозно владеет приемами драматической прозы и способен создавать шедевры. Да, нарушать правила можно, но из тысяч авторов, которые пытаются это сделать, успеха добиваются единицы. Теперь, когда я разделал литераторов под орех, должен вам признаться, что я и сам совершал подобные ошибки. Мой первый роман представлял собой художественную имитацию мемуаров русского белогвардейца. Считая, что с моим талантом мне и море по колено, я состряпал нечто невообразимое. Я не потрудился досконально изучить материал. Не зная того, что следовало знать, к примеру, чинов и званий в Красной армии, я попросту выдумывал недостающие детали. Я произвольно менял форму повествования и то и дело обманывал читателя, без цели и смысла вставляя в роман то длинную череду снов, то ретроспективные эпизоды. Роман опубликован не был. Несколько лет спустя я попытался написать еще один литературный роман, на сей раз автобиографический. Я назвал его «Таракан». Я полагал, что мой талант созрел, и я готов потрясти литературный мир. Я написал примерно то же, что и в первый раз, но теперь мое произведение было сюрреалистическим. На протяжении всей книги с главным героем заигрывала смерть. Я потратил на этот эпохальный труд около четырех лет, предвкушая славу, которую он принесет, и мечтая стать литератором, вместо того, чтобы постараться написать гениальную книгу. 3. Эгоизм На семинаре, который я посещал в Беркли, одна молодая писательница прочла трогательный рассказ про человека, которого после девяти лет совместной жизни неожиданно бросила жена. История начиналась с того момента, когда жена уже ушла. Сначала покинутый муж плакал, потом стал пить, потом собрал своих друзей и попытался вернуться к прежней жизни. В конце рассказа герой, примирившись с потерей жены, отправляется на свидание с ее сестрой. Он надеется, что, хотя его брак распался, жизнь для него не кончена. У молодой писательницы была бездна таланта. История была глубокой и эмоционально насыщенной, а язык — живым и ясным. Во время обсуждения рассказа участники семинара отметили, что читатель не знаком с женой героя, а значит, в произведении отсутствует объективный коррелят для его страданий. "Объективный коррелят" — термин, придуманный Т. С. Элиотом. Так Элиот определил необходимость согласовать эмоциональное начало с объективным изображением конкретной ситуации. Иными словами, если персонаж взбешен, потому что его оскорбили, нужно описать сцену, в которой герою нанесли оскорбление. В данном случае мы не знаем, с чем соотнести чувство потери, которое испытывает главный герой, поскольку мы не знакомы с его женой. Если оставить историю в неизмененном виде, мы можем посочувствовать опечаленному герою, но не можем разделить его горе. Мы предложили писательнице начать историю с более раннего момента в жизни персонажей. Однако она восприняла это замечание в штыки. Она заявила, что мы не понимаем авторского замысла и пытаемся ревизовать акт творчества. Она писала не про отношения героев, а про горечь потери и изобразила действия, мысли и чувства персонажа с высокой степенью достоверности. Она рассказала, как персонаж преодолел свое горе. Она написала о том, о чем хотела написать, а дело читателя — принимать написанное на ее условиях. Она не собирается "подцеплять читателя на крючок", переносить его в воображаемый мир, играя на его чувствах, или заставлять его отождествлять себя с персонажами и примеривать на себя их проблемы. Иными словами, она намеревалась раскрыть тему, которая интересна ей самой, и если история не заинтересовала читателя, что ж, тем хуже для него. Эта писательница придерживалась подхода «автор — царь и бог». Она была эгоистичным автором, презирающим читателя. За пятнадцать лет, которые прошли с тех пор, я повидал сотни авторов, которые презирали читателя. Но автор должен быть эгоистичным, возразите вы. Как можно стать писателем, забыв о своем «эго»? Разве все, кто писал гениальные романы не были в той или иной мере эгоистами? Разумеется, были. Но те, кто добился успеха, думали о читателе. Назовем их авторами, пишущими для читателя, чтобы отличать их от эгоистичных авторов. Чтобы стать писателем, вам придется, как сказал Троллоп, «отложить свою личность в сторону». На недавней конференции Клуба писателей Калифорнии я познакомился с очаровательной восьмидесятилетней писательницей. У нее были снежно-седые волосы, очки в толстой оправе и лучезарная улыбка, обнажающая крупные желтые зубы. Она поведала мне, что начала писать в тридцать пять лет, хотя мечтала об этом с детства. В один прекрасный день ее муж, который зарабатывал развозкой пива, бросил ее с четырьмя детьми, неоплаченными счетами и пустым холодильником. Она подумала, что могла бы зарабатывать стряпней или пойти в домработницы, но у нее воспалился большой палец на ноге, и она не могла ходить. Соседка одолжила ей свою пишущую машинку, и она принялась барабанить по клавишам, сочиняя повести-исповеди. За время своей писательской карьеры, сказала она, она продала 415 повестей-исповедей, 250 историй в других жанрах и 41 роман. На момент нашей беседы у нее были подписаны договоры на четыре книги — три любовных романа и книгу про садоводство. Я спросил писательницу, в чем секрет ее успеха. Она ответила, что все очень просто. «Когда я пишу, то представляю, как моя читательница уселась в удобное кресло, чуть живая от усталости после трудового дня. Моя цель — не дать ей встать с кресла, пока книга не будет дочитана до конца, и я делаю все возможное, чтобы этого добиться». Такова позиция автора, который пишет для читателя. Он стремится доставить удовольствие читателю, а не тешить свое «эго».
apropos: Chantal Г-н Фрей пишет: н стремится доставить удовольствие читателю, а не тешить свое «эго». Это к нашей дискуссии, которая велась где-то в этой теме, насколько я помню. Г-н Фрей меня убедил - по большому счету он прав, утверждая, что нужно думать о читателях (и ответил на все вопросы, которые мы поднимали при этом обсуждении). Кстати, как он самокритичен! Уважаю! "Слякоть на рубеже веков" - классное название.
Цапля: Chantal да, точно, был разговор о том apropos пишет: Кстати, как он самокритичен! да уж Слово "Литератор" приобрело в исполнении г-на Фрея иронический оттенок
Хелга: Цапля пишет: Слово "Литератор" приобрело в исполнении г-на Фрея иронический оттенок А он сам значит, литератор!
Цапля: Хелга пишет: А он сам значит, литератор! Он педагог по теории литературы - оч. самоироничный (надеюсь, в моем исполнении слово "педагог" не несет иронического оттенка?
apropos: Хелга пишет: он сам значит, литератор Был поначалу, как я понимаю. Но потом самоирония помогла ему исправиться. Чувство юмора и самокритичность - незаменимые вещи для автора.
Цапля: apropos пишет: Чувство юмора и самокритичность - незаменимые вещи для автора. Подпишусь - только с небольшим уточнением - чувство юмора дОлжно не терять ни на одном из этапов лит. творчества, а самокритичность не должна переходить в разряд продолжительных самоуничижений.
apropos: Цапля пишет: только с небольшим уточнением Уточнение верное, только, боюсь, невозможное. Муки творчества порой, увы, зашкаливают - и это, видимо, неизбежно. Главное, автору это вовремя понять и вернуться в исходное состояние.
Хелга: Цапля пишет: надеюсь, в моем исполнении слово "педагог" не несет иронического оттенка? И не надейся... apropos пишет: Но потом самоирония помогла ему исправиться. Хороший ход конем.
полная версия страницы