Форум » Авторам » Учимся писать - 2 » Ответить
Учимся писать - 2
apropos: Состоявшиеся авторы и начинающие! Давайте поговорим о том, КАК научиться писать - как выстраивать сюжет, выбирать и обрисовывать героев своих сочинений, использовать художественные средства языка и т.д. Тем, кто уже пишет, желательно поделиться своим опытом, как начали писать, почему, зачем, как это у нас получается и что мы делаем для того, чтобы наши сочинения получалось все лучше и лучше. Тем, кто еще не определился, о чем писать, рекомендую прочитать статью "Я собираюсь роман написать..."
Цапля: 2. Пишите уклончивый диалог.Пока отпадает - в отрывке нет диалога. 3. Заменяйте наречия образными глаголами.В поиск, леди!...
Хелга: apropos пишет: Причем, убирая прилагательные, плеоназмы и проч. - текст ужасно выхолащивается, теряется его своебразие и стиль - получается нечто безликое, заметьте. Но ведь и английский текст точно также выхолостится, несмотря на особенности языка.
Хелга: Цапля пишет: Заменяйте наречия образными глаголами. Подъезжая к лесу, увидел он соседа своего, гордо сидящего верьхом, в чекмене, Подъезжая к лесу, увидел он соседа своего, восседающего верьхом, в чекмене apropos пишет: но он наехал на Берестова вовсе неожиданно но он налетел на Берестова Берестов и стремянный закричали во все горло Берестов и стремянный заорали Упав довольно тяжело на мерзлую землю Рухнув на мерзлую землю
Цапля: Не смогла найти показательного примера по пункту 3 4. Везде, где только возможно, вычеркивайте прилагательные (см. п.3, везде по тексту подставить "прилагательное" вместо "наречие") 5. Два прилагательных при существительном в четыре раза хуже, чем одно. Эти пункты я подвергла критике выше - в корне с ними несогласная. Красивое, уместное употребление прилагательных, тем паче дающих различные характеристики объекта (субъекта) не толь не вредны, но и очень украшают текст. Таким образом вражда старинная и глубоко укоренившаяся, казалось, готова была прекратиться от пугливости куцой кобылки. Красиво и музыкально, ничего не утяжеляет, а звучит как!
apropos: Цапля пишет: наречия образными глаголами А это не английская специфика, случайно? У меня уже два поста пропало!!!!
Хелга: apropos пишет: А это не английская специфика, случайно? Ну почему английская? Наша тоже. Громко закричал - завопил, нежно провела - погладила,
Цапля: apropos пишет: А это не английская специфика, случайно? Вопрос англокалек знатокам Хелга у тебя шикарные аналоги Соедини в фразу и представь две рядом - авторскую и свою - для сравнения, плиз!!
apropos: Хелга пишет: Ну почему английская? Спросила на всякий случай.
Цапля: Форум опять глючит ну что, Хелга, выкладываешь?
Хелга: Подъезжая к лесу, увидел он соседа своего, восседающего верьхом, в чекмене, подбитом лисьим мехом, и поджидающего зайца, которого мальчишки криком и трещотками выгоняли из кустарника. Если б Григорий Иванович мог предвидеть эту встречу, то конечно б он поворотил в сторону; но он налетел на Берестова, и вдруг очутился от него в расстоянии пистолетного выстрела. Делать было нечего: Муромский, как образованный европеец, подъехал к своему противнику и поздоровался. Берестов отвечал с таким же усердием, с каковым цепной медведь кланяется господам по приказанию своего вожатого. В сие время заяц выскочил из лесу и побежал полем. Берестов и стремянный заорали, пустили собак и помчались следом. Лошадь Муромского, не бывавшая никогда на охоте, испугалась и понесла. Муромский, провозгласивший себя отличным наездником, дал ей волю и внутренне доволен был случаем, избавляющим его от неприятного собеседника. Но лошадь, доскакав до оврага, прежде ею не замеченного, вдруг кинулась в сторону, и Муромский упал. Рухнув на мерзлую землю, лежал он, проклиная свою куцую кобылу, которая, как будто опомнясь, тотчас остановилась, как только почувствовала себя без седока.
apropos: Пока Хелга выкладывает, ты там приготовь следующие пункты (раз уж взяла на себя такую обязанность )
apropos: Хелга Отлично! (Пушкин, надеюсь, нас простит) Получилось отлично! Но... Чувствуете, что-то потеряно - ощущения другие уже.
Цапля: apropos пишет: раз уж взяла на себя такую обязанность 6. Не пишите длинных реплик в диалоге. Любая реплика длиннее трех предложений должна чем-то разбиваться. Пусть ваш персонаж что-нибудь сделает. Пусть оглядится вокруг себя. Дайте читателю представление о происходящем. Создайте нужную атмосферу. Диалога здесь нет. Что делать? искать примеры диалогов в повести в иных местах? оставить на попозже? Хелга , при том при всем, что у тебя изумительные по соответствию аналоги,(ну, ты ж стилист, тут без вопросов и удивлений ) тем не менее: поздоровался и учтиво его приветствовал и рядом не стояли. Богатство лексики и гений искупают все недостатки "лишнего" письма по г-ну, живущему рядом с г-ном Фреем
chandni: apropos пишет: Получилось отлично! Но... Чувствуете, что-то потеряно - ощущения другие уже. На мой взгляд пропала вкусность текста. Получился не мягкий, певучий, внутренне наполненный отрывок, а адаптированный текст из учебника русского языка 6 кл
Хелга: apropos пишет: Чувствуете, что-то потеряно - ощущения другие уже. Картинка потеряна, нет визуального образа, он расплывается, мне кажется. Вот это "упав довольно тяжело" - слышится стук падающего тела. "Рухнул" - констатация факта. "Закричали во все горло" - слышится как кричат, до хрипоты. "Поскакали во весь опор" - ветер свистит в ушах и стучат копыта
Цапля: Хелга пишет: Картинка потеряна, нет визуального образа, он расплывается, мне кажется. Хелга подписуюсь chandni пишет: На мой взгляд пропала вкусность текста и на мой! Девочки, разгромили пункт номер???
Хелга: В результате перечитала "Барышню -крестьянку" и аж прослезилась. Ну как пишет, мер... Александр Сергеич....
chandni: Хелга пишет: Ну как пишет а ведь какое языковое чутье было у человека!?
Хелга: Цапля пишет: разгромили пункт номер???
Цапля: Итак, учитывая тот факт, что по одному отрывку сложно осветить все пункты рекомендаций, некоторые из обсуждений могут стать умозрительными, без соответствующей картинки. Это касается пунктов: 6. Не пишите длинных реплик в диалоге. Любая реплика длиннее трех предложений должна чем-то разбиваться. Пусть ваш персонаж что-нибудь сделает. Пусть оглядится вокруг себя. Дайте читателю представление о происходящем. Создайте нужную атмосферу. 7. Если вы повторили какую-то мысль два или более раз, выберите наилучший вариант и удалите остальное. Очень часто я вижу в рукописи повторения одного и того же образа. Это как если бы автор сказал: "Первые два варианта высказывания не очень удались, но зато третий точно получился. А если и не получился, то может, все три вместе взятые редактора убедят." Автор повторяется. Именно так. Еле уловимая разновидность плеоназма. Можно обсудить, приводя иные примеры. Вообще - п 6 - распространённая погрешность авторов, но я бы ни в жизнь не сказала, что длинные реплики в диалогах Остин - ее минус, а очень! даже! наоборот! (сплошь плеоназмы ) 8. Показывайте, а не рассказывайте. Знаменитый совет, которому мало кто следует. - вот этот пункт мне нравится.
apropos: chandni пишет: у человека!? У гения, гения...
apropos: Длинные реплики - это к Толстому, наверное, пора обращаться. Цапля пишет: Показывайте, а не рассказывайте. Да, "рассказывание" скучно, а вот когда показывают - совсем другой эффект.
Хелга: apropos пишет: Длинные реплики - это к Толстому, наверное, пора обращаться. Ой, да Толстой - это один большой ходячий плеоназьм.... apropos пишет: Да, "рассказывание" скучно, а вот когда показывают - совсем другой эффект. Подписуюсь!
Цапля: apropos пишет: Длинные реплики - это к Толстому, наверное, пора обращаться. А ведь если задуматься - каждый из гениальных наших авторов - образец "неправильности" стиля по господам теоретикам и у них можно все найти ( и - ужас! - плеоназмы ), но все так вкусно читается...
Цапля: Хелга пишет: Ой, да Толстой - это один большой ходячий плеоназьм.... В перловку!!
apropos: Цапля пишет: каждый из гениальных наших авторов - образец "неправильности" стиля Но последние пункты у теоретиков - всегда перечеркивают первые. Они всегда оговариваются: если получается - пишите, как можете. Может, перейдем к нашим сочинениям? Или замахнемся, например, на Тургенева. Записки охотника - там прилагательных....
Цапля: apropos пишет: Может, перейдем к нашим сочинениям? Очень заманчиво Только, может, в другой раз - поздно, нет? авторы, кто рискнет быть распятым? *утешительно* после Пушкина не страшно...
apropos: Это я перспективный план. Диалоги - проверим у Толстого, а прилагательные - у Тургенева. А потом и за нас возьмемся. Я могу Водоворот отдать - не жалко.
Хелга: Цапля пишет: кто рискнет быть распятым? Легко... Цапля пишет: Только, может, в другой раз - поздно, нет? На завтра оставим, удовольствия нужно растягивать...
Цапля: apropos пишет: Я могу Водоворот отдать - не жалко. Хелга пишет: Легко... Авторы, снимаю шляпу! оЙ! Заявки на разборы по господам мериканьским критикам принимаются. Всем спасибо!
Бэла: *шокированно* у-у-у, дамы! Че у вас тут делается!!! Ремюзе: Пушкина всякий знает, а вот автор-советчик постоянно здесь идет под фамилией "?????" Да и господин Моэм прекрасно доказал, что иногда на советы "как правильно писать" надо плюнуть и писать, как душа просит! Если ты талантлив, то и без пособий получится нечто, что не раз доказывали наши глубокоуважаемые авторы здесь (тоже сняла шляпу!) И еще: я ОЧЕНЬ надеюсь, что желание, охватившее всех здесь, прошерстить тексты написанных работ наших авторов не повлечет их переписывание Не смейте даже об этом думать! Только в качестве хулиганства, но не влекущего сурьезных последствий, я бы этого не пережила!!!! Да и не я одна.
Marusia: Дамы, вы смотрите того... этого ... не обманите насчет сегодняшней порции удовольствия
chandni: Marusia пишет: Дамы, вы смотрите того... этого ... не обманите насчет сегодняшней порции удовольствия а почему бы тебе не начать самой?
Цапля: Бэла пишет: И еще: я ОЧЕНЬ надеюсь, что желание, охватившее всех здесь, прошерстить тексты написанных работ наших авторов не повлечет их переписывание не позволим!
deicu: Отнюдь не желая лишать присутствующих развлечения (если намерение "прошерстить" отнести к развлечениям), хочу все-таки робко высказать мнение, что шарахаться в сторону каждого критика, высказывающего субъективное мнение со своей колокольни - занятие на долгие зимние вечера. Все, что читатели, редакторы и вообще-кто-угодно имеет реальное право требовать от автора: грамотности. Чтобы подлежащее согласовывалось со сказуемым, сказуемое - с дополнением, чтобы ясно было, к чему относятся причастные и деепричастные обороты ("любуясь на природу в окно, с меня слетела шляпа") и тому подобные честные правила. Вот они есть! Излагаются в любом систематическом курсе русского языка. Все другие правила - пишите вот таким стилем и будет вам щастье (подразумевается: и будут ваши книги раскупать в неисчислимом количестве экземпляров) - имеют крайне ограниченное применение на данном отрезке времени и в данной точке пространства. В других точках и на других отрезках другие вкусы, и там будет ко двору другой стиль. Нет, ну в самом деле, не собираетесь же вы по тиражам Дарьи Донцовой вычислить, что именно ее - хмм, как бы помягче... - способ письма следует принять за образец? Нет, если собираетесь, я лично вам слова не скажу. Потому что я хоть и поверхностно, но представляю себе историю литературы. Чтобы книга нашла своего читателя, надо не соответствие книги некоему (неизвестно от кого - да пусть даже от самого знаменитого авторитета! - позаимствованному) идеалу - а чтобы она, книга, задела читателя за живое. Что-нибудь живое. "Хижина дяди Тома" не "Повести Белкина", она и пяти секунд не продержится на ринге, попытайтесь вы по ней настучать этими правилами - написана торопливо, без отрыва от детской колыбели, для заработка, с картонными героями, о какой вообще отделанности стиля может идти речь. А вот явлением она стала. Мы любим разные книги - и барочного стиля, и классического, и модерн. Одни почему-то не вытесняют других из нашего сердца. Однако, "половина света не может понять удовольствий другой половины" (с) - если вам хочется валять дурака с размахом , кто я такая, чтобы вмешиваться...
apropos: deicu пишет: если намерение "прошерстить" отнести к развлечениям Развлечение, конечно, но и с определнной долей пользы, на мой взгляд. Шарахаться, думаю, не будем, но уяснить что-то для себя - в том числе, полезное, - думаю, вполне возможно. А заодно и лишний раз убедиться, что талантливый автор не вписывается ни в одну теорию (хотя эти теории пишутся во много отталкиваясь именно от великих практиков художественной литературы - и после знакомства с сочинениями авторов, явно лишенных каких-либо мало-мальских способностей), - дабы "середнячки" и начинающие "бумагомаратели", ознакомившись с "теорией" - пусть даже шутливой - получили хоть какое представление о том, как сделать что-то удобоваримое из своих сумбурных текстов и мыслей.
Цапля: deicu пишет: если вам хочется валять дурака с размахом Хочется немножно повалять дурака - камерно, для желающих развлечься. Можно? Я, честно сказать, не очень понимаю , кому мешают юмористические и безобидные теории господ мериканьских критиков? Бесталанный человек с ними гением литературы не станет, талант ими не испортишь - талант пишет , несмотря и невзирая, опровергая, и им опровергнутое войдет в новые учебники теоретиков А тот, кто чувствует потребность писать, но, критически к себе относясь - осознает, что - не всегда понимает - как, вполне может себе и друзьям в радость почитать и разобрать теории г-на Фрея и иных господ, гениальные мысли которых, будучи немного упрощенными, от этого не перестают быть вполне здравыми и иногда - полезными
незнакомка: Цапля пишет: и им опровергнутое войдет в новые учебники теоретиков Цапля может тебе учебник написать: Опровержение мериканьских теорий на основе произведений наших авторов?
Цапля: незнакомка не вытяну если только совместными форумскими усилиями.
незнакомка: Цапля пишет: не вытяну Ну может тогда статью? Мат часть уже есть.
apropos: Вот, предлагаю Толстого (только нужно теперь еще заменить французские фразы на русские) - Как можно быть здоровой... когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? - сказала Анна Павловна. - Вы весь вечер у меня, надеюсь? - А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, - сказал князь. - Дочь заедет за мной и повезет меня. - Я думала, что нынешний праздник отменен. Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. - Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, - сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили. - Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете. - Как вам сказать? - сказал князь холодным, скучающим тоном. - Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. - Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов. Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться. В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась. - Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника... На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?... Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?... Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него... И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Этот пресловутый нейтралитет Пруссии - только западня. Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!... - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью. - Я думаю, - сказал князь улыбаясь, - что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
Хелга: deicu пишет: Однако, "половина света не может понять удовольствий другой половины" (с) - если вам хочется валять дурака с размахом apropos пишет: но уяснить что-то для себя - в том числе, полезное, - думаю, вполне возможно. Да, это интересно с точки зрения просто анализа текста. Любопытно же попробовать понять, как получается то, что увлекает, берет за душу. Возможно, это кажется дуракавалянием, но в нем, наверно, есть рациональное зерно. deicu пишет: Мы любим разные книги - и барочного стиля, и классического, и модерн. Одни почему-то не вытесняют других из нашего сердца. Конечно, это так. Но я лишь с недавнего времени стала обращать внимание на стиль и язык. Вернее, раньше, видимо, это было внутренне, а теперь стало внешне, каким-то образом аналитически.
Хелга: Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!... - Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью. Эти авторские слова искупают всю долготу речи.
Цапля: 6. Не пишите длинных реплик в диалоге. Любая реплика длиннее трех предложений должна чем-то разбиваться. Пусть ваш персонаж что-нибудь сделает. Пусть оглядится вокруг себя. Дайте читателю представление о происходящем. Создайте нужную атмосферу. Итак, толстовская фишка Анна Павловна произносит не реплику - речь! но - как экспрессивно звучит Воскл. знаки, многоточия - паузы и повышения голоса, которые слышны читателю apropos пишет: В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась. Предваряя монолог, сказуемое дает читателю понять, в каком ключе "звучит" дама apropos пишет: Я думаю, - сказал князь улыбаясь, - что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю? лаконично и с юмором позволяя ответить собеседнику - автор дает эмоциональную оценку долгой речи. вывод - длина диалогов зависит от мастерства рассказчика. Но Толстого в этом умении не переплюнешь. Не уверен - не тягайся
apropos: Хелга пишет: авторские слова искупают всю долготу речи. Цапля пишет: Толстого в этом умении не переплюнешь Чудо, правда? Обожжжаю!
Цапля: apropos пишет: Чудо, правда? Воистину Дамы, если есть желающие продолжить по след . пунктам - милости просим, а я на сегодня прощаюсь. Всем спасибо P.S. Резюме. Понимая, что гений может перечеркнуть все тридцать три правила написания гениального романа и тэ пэ, нужно , тем не менее , понимать, что гениев мало, а желающих писать - намного больше
apropos: Цапля пишет: гениев мало, а желающих писать - намного больше В том-то и проблема. Будем "играться" - авось до чего и доиграемся (классики плохому не научат)
Miss Jane: Дамы! Извините, сейчас Остапа понесет, в смысле, простите мне мой консерватизм, но я как-то от вас не ожидала. Пушкину-то за что досталось? Я понимаю, взять отрывок из чьего-то произведения, выложенного на форуме, но классику.... Чтобы доказать относительность этих правил совершенно не нужно делать такие анализы, а в качестве своеобразной забавы я такое не приемлю, уж извините. Меня прям аж передернуло - говорю честно - от вашего "разбора" Пушкина.... (в каком бы ключе он не был написан и с какой бы целью не был задуман) Бр!
Леона: незнакомка пишет: Опровержение мериканьских теорий на основе произведений наших авторов? А что? Мысль здравая! Miss Jane воспринимай спокойнее! Ведь даже Пушкин отступает от оглашённых выше правил! Это говорит о качестве самих правил. Это не Пушкину досталось, а правилам.
Miss Jane: Леона пишет: А что? Мысль здравая! Вот и мне она кажется куда более здравой, чем разбор Пушкина или Толстого. Леона пишет: Miss Jane воспринимай спокойнее! Ведь даже Пушкин отступает от оглашённых выше правил! Это говорит о качестве самих правил. Это не Пушкину досталось, а правилам. Леона , там же сразу было написано, что правила ни на что не претендуют, что они относительны. Так что доказывать их несостоятельность нет смысла. Я понимаю, что дамы взялись за это дело чисто из любопыства, шутки радя, во многом как за развлечение, но я даже не знаю, почему меня это так неприятно удивило.
Леона: Miss Jane ну, не знаю... Мне совсем не показалось это кощунственным, скорее - занятным. Наверное, это что-то внутри тебя цепляет. Miss Jane
Miss Jane: Леона пишет: Наверное, это что-то внутри тебя цепляет. Совершенно верно. Это мой консерватизм и какая-то глупая чувствительность. Где мой платок, красный, в белый горошек, из Мосторга... Ах вот он! Я это сказала, надо заметить, без какого-либо осуждения, просто не понимаю этого в корне вот и все. А правила действительно занятные и справедливые. Мне они показались куда более серьезными и "правильными", чем фреевские.
Хелга: Miss Jane пишет: Пушкину-то за что досталось? Я понимаю, взять отрывок из чьего-то произведения, выложенного на форуме, но классику.... Понимаю, это может покоробить... Но Пушкин все равно останется Пушкиным ... Для меня это скорее не развлечение, а попытка понять, как Он это сделал.
Цапля: Леона пишет: Ведь даже Пушкин отступает от оглашённых выше правил! Это говорит о качестве самих правил. Это не Пушкину досталось, а правилам. вот именно. не думаю, что классика - суть божественная корова. С таким подходом можно назвать Переполох или Дневник Энн де Бер кощунством по отношению к ГиП Мы не занимаемся циничным препарированием классики, поверьте, леди - я оч. люблю творчество Пушкина и Толстого, где-то преклоняюсь - даже - мы пытаемся постичь загадку их гениальности, используя нехитрые юмористические приемы. Мне кажется, правила такие пишутся не для того, чтобы им слепо следовать, а чтобы исследовать их, подтверждать или опровергать, опираясь на авторитеты - и если использовать в дальнейшем, так только проверив на практике их действенность или бессмысленность. Нет? Чаще улыбайтесь, леди!
apropos: Честно говоря, не совсем понимаю из-за чего сыр-бор? Посмели поднять руку на Самого? Извратили, исказили, отдали на поругание и заклание, высмеяли? Изучение, попытка понять структуру, построение, композицию текста талантливого (а то и гениального) автора - разве кощунство и издевательство? Еще могла бы понять возмущение, если бы, опираясь на ироничные правила, мы разругали в пух и прах классические тексты, обвинили Пушкина и Толстого в неумении писать, а то и состряпали какую-нибудь эпатажную статейку - а такие случаи известны - о том, что классики никуда не годятся в сравнении с нами, любимыми. Здесь же не вижу предмета даже для спора. И не собираюсь, кстати, развенчивать методики как г-на Гатри (автора этих правил), как и г-на Фрея - они по-своему весьма разумны и требуют не только изучения, но и принятия их как руководства к действию для многих начинающих авторов, и даже маститых. Miss Jane пишет: Меня прям аж передернуло - говорю честно - от вашего "разбора" Пушкина Очень зря - разбор весьма полезный и заставляющий о многом задуматься. Нам есть - как это ни странно для кого-то может быть звучит - чему поучиться у наших и "не наших" классиков. И не стоит забывать о чувстве юмора.
Miss Jane: apropos , да не буду я с тобой спорить. Я ни с кем и не спорила, просто выразила свое недоумение. И дело тут не в юморе и легкости отношения. Просто увидеть данное обсуждение на данном форуме было для меня некоторой неожиданностью, вот и все.
apropos: Miss Jane пишет: данное обсуждение на данном форуме На нашем трепетно-элитарном форуме глумление над классиком? Miss Jane Хотела отметить еще вчера, но была такая усталая, что перенесла на сегодня. Так вот, должна заметить, что диалоги у Толстого выстроены потрясающе - и кстати, именно по правилам. Длинных диалогов мало. "Средние", как и длинные, разбиты "сказал" и производными, или действиями героев. множество диалогов с перемежающимися короткими репликами. Сейчас поищу примеры. Цапля что там у нас еще из правил - посмотреть у Толстого?
Miss Jane: apropos , без комментариев.
Цапля: apropos пишет: Цапля что там у нас еще из правил - посмотреть у Толстого? Момент, шеф - у меня к тебе претензия в Водовороте - озвучу, пойду искать следующее правило.
apropos: По любимой теме. Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос. - Я желаю мира не менее императора Александра, - начал он. - Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? - сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой. - Отступления войск за Неман, государь, - сказал Балашев. - За Неман? - повторил Наполеон. - Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман - только за Неман? - повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева. Балашев почтительно наклонил голову. Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате. - Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры. Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. Дрожание моей левой икры есть великий признак, - говорил он впоследствии. - Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, - совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. - Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? - император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно - вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? - говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать не правоту и ошибки Александра. Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью. Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания. - Говорят, вы заключили мир с турками? Балашев утвердительно наклонил голову. - Мир заключен... - начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди. - Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, - продолжал он, - я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, - говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. - Tout cela il l'aurait dы а mon amitiй... Ah! quel beau rиgne, quel beau rиgne! - повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом. - Всем этим он был бы обязан моей дружбе... О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра! Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что-то, как он опять поспешно перебил его. - Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. - сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. -
apropos: И еще фрагмент: - Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? - спросил доктор. - Да вот хотелось посмотреть... - Да, да, будет что посмотреть... Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении. Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему. - Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, - сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, - а светлейший все-таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, - сказал доктор. Доктор казался усталым и спешащим. - Так вы думаете... А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? - сказал Пьер. - Позиция? - сказал доктор. - Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что-то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, - сказал доктор. - И видно оттуда?.. Ежели бы вы... Но доктор перебил его и подвинулся к бричке. - Я бы вас проводил, да, ей-богу, - вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
apropos: Причем я заметила: нас учили не повторять одни и те же слова, непременно заменять их синонимами. Как в случае с Барышней-крестьянкой - когда в одном предложении повторялись одни и те же слова (своей, своем и т.д.), так и здесь - обратите внимание - Толстой повторяет слово "сказал", не боясь повторений. И диалог от этого как-то даже не проигрывает.
Цапля: apropos что творится с твоим французским итак, что мы иллюстрируем? 3. Заменяйте наречия образными глаголами.? Еще. 8. Показывайте, а не рассказывайте.Вот определенно есть места, где Толстой рассказывает. apropos пишет: Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди. Но это - важный, красивый, точный штришок, описывающий характер - главное, уметь правильно и вовремя применить рассказывание? нет?
Цапля: apropos пишет: так и здесь - обратите внимание - Толстой повторяет слово "сказал", не боясь повторений. И диалог от этого как-то даже не проигрывает Я заметила - при умном употреблении повторений - текст становится эмоционально сильнее, не всегда, но в случае с графом это работает
Хелга: Эти "сказал" кажутся тропкой, по которой течет разговор. Как-то так. Кстати, это во многих текстах заметно. «Сказал» - как пинг-понг, обмен репликами. Повторения вполне обоснованны.
apropos: Цапля пишет: определенно есть места, где Толстой рассказывает. А кстати, Толстому это свойственно - почти краеугольный камень его творчества - морализаторство, как известно. Но даже то, что он рассказывает, выглядит замечательно (я вообще слаба по отношению к Толстому). apropos пишет: вот (доктор показал на горло) скачу а вот и показывает.
Цапля: apropos пишет: Толстому это свойственно - почти краеугольный камень его творчества - морализаторство, как известно Я не разумела морализаторство, которое иногда читается чудесно, но иногда и утомляет (зависит от предмета) ), а умение рассказывать, точно, ярко, потрясающе характеризуя человека. Вообще, характеры у Толстого тем невероятно интересны - что замечательно написаны, и не только потому, что он показывает, но и рассказывает.
apropos: 22. Варьируйте длину предложений. Я сам люблю писать короткими и всегда поражаюсь, какого эффекта можно добиться, если скомбинировать два предложения в одно. 23. Не давайте персам разговаривать правильными полными предложениями. Можете это делать только тогда, когда вам надо, чтобы они звучали, словно книжные персонажи. 24. Везде, где только возможно, ликвидируйте авторский фильтр. "Он ощутил", "он подумал", "он заметил" -- это всё фильтры. Они отдаляют читателя от персонажа.
apropos: Кстати, о характеристиках у Толстого: Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо-обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что-нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина.
apropos: 22. Варьируйте длину предложений. может, найти у Толстого длииинное предложение и попробовать разбить?
Цапля: Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. В восхищении apropos пишет: 22. Варьируйте длину предложений. куда не глянь - варьируют, черти В диалоге с доктором - короткие, рубленные.фразы, длинные, средней длины, держащие внимание читателя. apropos пишет: 23. Не давайте персам разговаривать правильными полными предложениями. Кстати! Весьма полезный совет, подтверждаемый всеми нашими гениями - лучшие диалоги - диалоги живых людей - у Толстого этот вели-ко-лепно отражен.
Хелга: Не давайте персам разговаривать правильными полными предложениями. Это железное правило, по моему скромному...
Цапля: Хелга пишет: Это железное правило, по моему скромному... Подпишусь и занесу в цитаты дня
apropos: Хелга пишет: Это железное правило а у меня, кажется, герои только полными и разговаривают. И сглаженными. Сейчас поищу у Толстого.
Цапля: apropos пишет: а у меня, кажется, герои только полными и разговаривают. И сглаженными. не только, но случается Мы тебя еще не разбирали.
apropos: вот, длинное предложение: Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по-французски, по-немецки и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов.
Цапля: apropos я вот прочла фразу и попыталсь мысленно ее разбить. Математика получается. а у Толстого - песня. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами. Они говорили много по-французски, по-немецки и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа. Так же, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности. Он всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине. Это болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов.
Хелга: apropos пишет: кажется, герои только полными и разговаривают. И сглаженными. И мои тоже. Это проблема. Кстати, мне кажется, надо заранее поискать отрывки разных писателей. С диалогами, разного вида скажем. И покопаться в них.
apropos: Точно, математика. Нет, есть в длинных предложениях своя прелесть, хотя Ворд их упорно подчеркивает и предлагает разбить на несколько коротких (как и некоторые читатели )
Цапля: Хелга пишет: И мои тоже. Это проблема. Поспорю. У тебя очень разные диалоги - в зависимости от того, кто и в каких условиях их произносит. впрочем, тебя мы еще тоже не обсуждали.
Хелга: apropos пишет: вот, длинное предложение: Пока дочитала до конца, позабыла о чем было в начале Кажется, так и слышу поучающий голос классика...
Хелга: apropos пишет: Нет, есть в длинных предложениях своя прелесть, хотя Ворд их упорно подчеркивает и предлагает разбить на несколько коротких (как и некоторые читатели А мне чаще хочется соединить несколько коротких в одно...
Цапля: apropos пишет: Нет, есть в длинных предложениях своя прелесть, хотя Ворд их упорно подчеркивает и предлагает разбить на несколько коротких Я сама грешу длинными предложениями, которые Ворд нагло подчеркивает. если бы Толстой писал в Ворде
apropos: Цапля пишет: если бы Толстой писал в Ворде То мир, видимо, никогда бы не смог ознакомиться ни с ВиМ, ни с АК и т.д. Хелга пишет: поискать отрывки разных писателей. С диалогами, разного вида Отличная идея!!!! Хелга пишет: Пока дочитала до конца, позабыла о чем было в начале О, а мне кажется - у него все идет очень логично, одно вытекает из другого и продолжает мысль. мне ужасно нравятся его длинные предложени. Словом, если бы не Ворд, я бы тоже... Кстати, мне всегда казалось, что Толстой всегда пишет длинными предложениями - общее впечатление такое создавалось. но раньше я просто читала, не вдаваясь в схему построения фраз. ан нет - сегодня увидела, что у него много и простых предложений. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора. На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это. Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками. Кстати, Вильну оставила специально, чтобы вы почитали, как в Вильне встречали Наполеона, а перед этим - также и Александра с русскими офицерами. А мы Москву сожгли. (кстати, об этом у меня есть наброски для романа Только один день - который, впрочем, я вряд ли когда сподоблюсь написать. )
Хелга: apropos пишет: сегодня увидела, что у него много и простых предложений. Короткие предложения описывают ситуацию, длинное - зазвучал голос автора. apropos пишет: наброски для романа Только один день - который, впрочем, я вряд ли когда сподоблюсь написать. ) Плохо сказано
Цапля: apropos пишет: ан нет - сегодня увидела, что у него много и простых предложений. А я уже после начала разборов обратила внимание - на Барышне - что и у Пушкина простые предложения чередуются с длинными (не толстовскими, но все же ) это чередование, на мой взгляд, может сглаживать тяжесть длинной фразы - видите, не каждую длинную фразу можно разбить без ущерба для нее apropos пишет: О, а мне кажется - у него все идет очень логично, одно вытекает из другого и продолжает мысль. В этой фразе - так точно
apropos: Хелга пишет: Короткие предложения описывают ситуацию, длинное - зазвучал голос автора Горжусь знакомством. Цапля пишет: и у Пушкина простые предложения чередуются с длинными Точно! (Зато у меня их нет вовсе - коротких и простых, имею в виду ) Будем учиться у классиков.
Цапля: apropos пишет: Будем учиться у классиков безусловно ... и будем стремиться к совершенству, коего не достичь
Хелга: Подумалось. Если сравнить несколько объяснений в любви, написанных разными питателями. Ну, поскольку мы тут все о любви, да и вообще это сложный диалог. Ну и как примеры диалогов. Вот, например, Тургенев "Отцы и дети" Базаров объясняется в любви Одинцовой. - Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь. Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение. - Зачем вы это говорите? Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы. - Да чем же Аркадий... - Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы - с вашим самолюбием - уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли, Евгений Васильевич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие же испытания, как и вы. - Все это прекрасно, Анна Сергеевна, но вы меня извините... я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние... - Какое расстояние? Вы опять мне скажете, что я аристократка? Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется, доказала... - Да и кроме того, - перебил Базаров, - что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать - прекрасно, а не выйдет - по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал. - Вы называете дружескую беседу болтовней... Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете. - Вас я не презираю, Анна Сергеевна, и вы это знаете. - Нет, я ничего не знаю... но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит... - Происходит! - повторил Базаров, - точно я государство какое или общество! Во всяком случае, это вовсе не любопытно; и притом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем "происходит"? - А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе. - Вы можете? - спросил Базаров. - Могу, - отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания. Базаров наклонил голову. - Вы счастливее меня. Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него. - Как хотите, - продолжала она, - а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец? - А вы заметили во мне сдержанность... как вы еще выразились... напряженность? - Да. Базаров встал и подошел к окну. - И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит? - Да, - повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом. - И вы не рассердитесь? - Нет. - Нет? - Базаров стоял к ней спиною. - Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно... Вот чего вы добились. Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая - страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей... Одинцовой стало и страшно и жалко его. - Евгений Васильич, - проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе. Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор - и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней... - Вы меня не поняли, - прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула... Базаров закусил губы и вышел.
Цапля: Хелга пишет: Подумалось. Если сравнить несколько объяснений в любви, написанных разными питателями. очень интересная мысль! По поводу объяснения Базарова скажу особо, после.
Хелга: Цапля пишет: По поводу объяснения Базарова скажу особо, после. С точки зрения медицины?
apropos: Хелга Отлично построенная сцена! Напряжение, эмоции через край... Дама спровоцировала на откровенность, и сама же ее испугалась. Базаров хорош!
Цапля: Хелга пишет: С точки зрения медицины? зачем? С точки зрения читателя. Я не очень люблю и не понимаю Базарова, но вот сцена эта мне нравится - построение, объяснение, поведение персонажей - великолепно, на мой взгляд, нарисовано, переданы чувства, напряжение персонажей. В какой-то степени это достигается повторами местоимений - обратите внимание на самый кульминационный момент - часто встречающиеся "он" , "она" ... Сильнейшая сцена, на мой взгляд
Хелга: Я вообще Базарова терпеть не могу, с женской точки зрения, с человеческой - понимаю и уважаю, где-то, глубоко. Но сцена просто бешеная. Недавно посмотрела, кстати, очень неплохо поставленный фильм по "ОиД" и сцена эта сыграна была там восхитительно. Перечитала и так прониклась. Сильно, страстно, убедительно. И характеры просто бумагу рвут.
apropos: Ну, сам Базаров - это отдельный разговор. Но в этой сцене... (и вообще нам нравится, когда мужчины страдают )
Цапля: apropos пишет: и вообще нам нравится, когда мужчины страдают Аа-а-а! вот, оказывается, в чем дело, почему нас эта сцена так цепляет! то-то я думаю, отчего я от 24-й главы в Водовороте сама не своя
Хелга: apropos пишет: и вообще нам нравится, когда мужчины страдают Цапля пишет: Аа-а-а! вот, оказывается, в чем дело, почему нас эта сцена так цепляет! то-то я думаю, отчего я от 24-й главы в Водовороте сама не своя apropos, ты психолог еще тот. А мужчины -писатели об этом пишут и понимают, что именно такой подход заставит читательские сердца затрепетать? Или просто любовь- это всегда страдание отчасти? Что-то уносит от темы. А у кого еще есть подобно страдательные признания? Кстати, Китти и Левин, там интересное объяснение.
Цапля: Хелга пишет: А мужчины -писатели об этом пишут и понимают, что именно такой подход заставит читательские сердца затрепетать? Мне всегда казалось, что такое можно написать только на подсознании. Разбирать, объяснять, почему так, а не иначе, почему от этой, именно этой сцены - мурашки и бабочки - наверное, можно с холодной головой... позже. но когда читаешь: "зачем, Дотти, зачем!?" только иррациональное ... коль уже пришлось - спрошу автора - когда еще представится уникальная возможность допросить автора - признайся, ведь не препарировала, не измеряла силу воздействия этой сцены - когда писала?
apropos: Хелга пишет: любовь- это всегда страдание отчасти? Всегда страдание. Даже взаимная - страдание (сомнения, неуверенность, ревность, боль), а уж неразделенная... Цапля пишет: признайся, ведь не препарировала, не измеряла силу воздействия этой сцены - когда писала? Ни в коем разе. Написалась сама на одном дыхании. Я даже не знала, что эта сцена будет именно такой - понимала, что они должны объясниться как-то, но не имела понятия, как именно это может произойти. Только когда начала писать, то сцена сама нарисовалась.
Хелга: apropos пишет: Написалась сама на одном дыхании. А это чувствуется, что на одном...
Цапля: apropos пишет: Написалась сама на одном дыхании. что и следовало доказать. дамы, еще парочку таких же трепетных сцен - подбросьте, пожалуйста!!! не разберем, так порадуемся У меня нет ничего классического в эл. варианте.
Хелга: Кити и Левин Она сморщила лоб, стараясь понять. Но только что он начал объяснять, она уже поняла. - Я понимаю: надо узнать, за что он спорит, что он любит, тогда можно... Она вполне угадала и выразила его дурно выраженную мысль. Левин радостно улыбнулся: так ему поразителен был этот переход от запутанного многословного спора с Песцовым и братом к этому лаконическому и ясному, без слов почти, сообщению самых сложных мыслей. Щербацкий отошел от них, и Кити, подойдя к расставленному карточному столу, села и, взяв в руки мелок, стала чертить им по новому зеленому сукну расходящиеся круги. Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в каждой бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные. - Нет, - сказала Кити покраснев, но тем смелее глядя на него своими правдивыми глазами, - девушка может быть так поставлена, что не может без унижения войти в семью, а сама... Он понял ее с намека. - О! да! - сказал он, - да, да, да, вы правы, вы правы! И он понял все, что за обедом доказывал Песцов о свободе женщин, только тем, что видел в сердце Кити страх девства и униженья, и, любя ее, он почувствовал этот страх и униженье и сразу отрекся от своих доводов. Наступило молчание. Она все чертила мелом по столу. Глаза ее блестели тихим блеском. Подчиняясь ее настроению, он чувствовал во всем существе своем все усиливающееся напряжение счастия. . - Ах! я весь стол исчертила!- сказала она и, положив мелок, сделала движенье, как будто хотела встать. "Как же я останусь один без нее?" - с ужасом подумал он и взял мелок. - Постойте, - сказал он, садясь к столу. - Я давно хотел спросить у вас одну вещь. Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза. - Пожалуйста, спросите. - Вот, - сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о, э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили: когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?" Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова. Она взглянула на него серьезно, потом оперла нахмуренный лоб на руку и стала читать. Изредка она взглядывала на него, спрашивая у него взглядом: "То ли это, что я думаю?" - Я поняла, - сказала она, покраснев. - Какое это слово? - сказал он, указывая на н, которым означалось слово никогда. - Это слово значит никогда, - сказала она, - но это неправда! Он быстро стер написанное, подал ей мел и встал. Она написала: т, я, н, м, и, о. Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх на Левина, и его красивую красивую фыгуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами устремленными то на стол, то на нее. Он вдруг просиял: он понял. Это значило: "тогда я не могла иначе ответить". Он взглянул на нее вопросительно, робко. - Только тогда? - Да, - отвечала ее улыбка. - А т... А теперь? - спросил он. - Ну, так вот прочтите. Я скажу то, чего бы желала. Очень бы желала! - Она записала начальные буквы: ч, в, м, з, и, п, ч, б. Это значило: "чтобы вы могли забыть и простить, что было". Он схватил мел напряженными, дрожащими пальцами и, сломав его, написал начальные буквы следующего: "мне нечего забывать и прощать, я не переставал любить вас". Она взглянула на него с остановившеюся улыбкой. - Я поняла, - шепотом сказала она. Он сел и написал длинную фразу. Она все поняла и,не спрашивая его: так ли? взяла мел и тотчас же ответила. Он долго не мог понять того, что она записала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастьем глазах ее он понял все, что ему нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и записала ответ: Да. - В secretaire играете? - сказал старым князь, подходя. - Ну, поедем однако, если ты хочешь поспеть в театр. Левин встал и проводил Кити до дверей. В разговоре их все было сказано; было сказано, что она любит его и что скажет отцу и матери, что завтра он приедет утpом.
apropos: При всей моей любви к Толстому и гению его пера - сцена сама по себе превосходна на эмоциональном уровне, и описана блестяще, но меня всегда смущал этот "разговор", который, на мой взгляд, невозможно понять - я имею в виду переписку - без расшифровки автора. (Вообще - как и всех главных героев Толстого - не люблю ни Китти, ни Левина, но это, наверное, отдельный разговор - и не здесь. )
Цапля: apropos пишет: но меня всегда смущал этот "разговор", который, на мой взгляд, невозможно понять - я имею в виду переписку - без расшифровки автора. меня тоже не верю в столь явную телепатию В эмоциональном плане - да, сильнО, но....
Хелга: apropos пишет: но это, наверное, отдельный разговор - и не здесь. ) "заинтересованно" А где? Левин - это вообще, как понимаю, любимый толстовский герой. apropos пишет: превосходна на эмоциональном уровне, и описана блестяще, но меня всегда смущал этот "разговор" Соглашусь. Да и герои, кажется, вряд ли расшифровали эти коды. Или Лев Николаевич из собственного опыта? Но все равно трепетно.
Цапля: Хелга пишет: "заинтересованно" А где? Левин - это вообще, как понимаю, любимый толстовский герой. Откроем тему? По Толстому???
apropos: Хелга пишет: Лев Николаевич из собственного опыта? Что-то где-то было - у Кузьминской, что ли... смутно припоминаю. Цапля пишет: По Толстому??? Да уж не знаю - у нас столько интересного раскидано по разным темам - Наташи Ростовой, Водоворота...
Цапля: apropos пишет: Да уж не знаю - у нас столько интересного раскидано по разным темам - Наташи Ростовой, Водоворота... *подпрыгивает* Водоворота!!! Объяснение в любви в Водовороте! дамы, не удержусь - перенесу сюда, автор, можно???
Хелга: А вот это... Увидав мужа, она опустила руку в ящик шифоньерки, будто отыскивая что-то, и оглянулась на него, только когда он совсем вплоть подошел к ней. Но лицо ее, которому она хотела придать строгое и решительное выражение, выражало потерянность и страдание. - Долли!- сказал он тихим, робким голосом. Он втянул голову в плечи и хотел иметь жалкий и покорный вид, но он все-таки сиял свежестью и здоровьем. Она быстрым взглядом оглядела с головы до ног его сияющую свежестью и здоровьем фигуру. "Да, он счастлив и доволен!- подумала она, - а я?!. И эта доброта противная, за которую все так любят его и хвалят; я ненавижу эту его доброту", - подумала она. Рот ее сжался, мускул щеки затрясся на правой стороне бледного, нервного лица. - Что вам нужно? - сказала она быстрым, не своим, грудным голосом. - Долли! - повторил он с дрожанием в голосе. - Анна приедет сегодня. - Ну что же мне? Я не могу ее принять! - вскрикнула она. - Но надо же, однако, Долли.. - Уйдите, уйдите, уйдите! - не глядя на него, вскрикнула она, как будто крик этот был вызван физическою болью. Степан Аркадьич мог быть спокоен, когда он думал о жене, мог надеяться, что все образуется, по выражению Матвея, и мог спокойно читать газету и пить кофе; но когда он увидал ее измученное, страдальческое лицо, услыхал этот звук голоса, покорный судьбе и отчаянный, ему захватило дыхание, что-то подступило к горлу, и глаза его заблестели слезами. - Боже мой, что я сделал! Долли! Ради бога! Ведь... - он не мог продолжать, рыдание остановилось у него в горле. Она захлопнула шифоньерку и взглянула на него. - Долли, что я могу сказать?.. Одно: прости, прости... Вспомни, разве девять лет жизни не могут искупить минуты, минуты... Она опустила глаза и слушала, ожидая, что он скажет, как будто умоляя его о том, чтобы он как-нибудь разуверил ее. - Минуты... минуты увлеченья... - выговорил он и хотел продолжать, но при этом слове, будто от физической боли, опять поджались ее губы и опять запрыгал мускул щеки на правой стороне лица. - Уйдите, уйдите отсюда! - закричала она еще пронзительнее, - и не говорите мне про ваши увлечения, про ваши мерзости! Она хотела уйти, но пошатнулась и взялась за спинку стула, чтоб опереться. Лицо его расширилось, губы распухли, глаза налились слезами. - Долли! - проговорил он, уже всхлипывая. - Ради бога, подумай о детях, они не виноваты. Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою вину. Чем я могу, я все готов! Я виноват, нет слов сказать, как я виноват! Но, Долли, прости! Она села. Он слышал ее тяжелое, громкое дыхание, и ему было невыразимо жалко ее. Она несколько раз хотела начать говорить, но не могла. Он ждал. - Ты помнишь детей, чтоб играть с ними, а я помню и знаю, что они погибли теперь, - сказала она, видимо, одну из фраз, которые она за эти три дня не раз говорила себе. Она сказала ему "ты", и он с благодарностью взглянул на нее и тронулся, чтобы взять ее руку, но она с отвращением отстранилась от него. - Я помню про детей и поэтому все в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю с развратным отцом, - да, с развратным отцом... Ну, скажите, после того... что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? - повторяла она, возвышая голос. - После того как мой муж, отец моих детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих детей... - Но что ж делать? Что делать? - говорил он жалким голосом, сам не зная, что он говорит, и все ниже и ниже опуская голову. - Вы мне гадки, отвратительны!- закричала она, горячась все более и более. - Ваши слезы - вода! Вы никогда не любили меня; в вас нет ни сердца, ни благородства ! Вы мне мерзки, гадки, чужой, да, чужой! - с болью и злобой произнесла она это ужасное для себя слово чужой. Он поглядел на нее, и злоба, выразившаяся на ее лице, испугала и удивила его. Он не понимал того, что его жалость к ней раздражала ее. Она видела в нем к себе сожаленье, но не любовь. "Нет, она ненавидит меня. Она не простит", - подумал он. - Это ужасно! Ужасно!- проговорил он. В это время в другой комнате, вероятно упавши, закричал ребенок; Дарья Александровна прислушалась, и лицо ее вдруг смягчилось. Она, видимо, опоминалась несколько секунд, как бы не зная, где она и что ей делать, и, быстро вставши, тронулась к двери. "Ведь любит же она моего ребенка, - подумал он, заметив изменение ее лица при крике ребенка, - моего ребенка; как же она может ненавидеть меня?" - Долли, еще одно слово, - проговорил он, идя за нею. - Если вы пойдете за мной, я позову людей, детей! Пускай все знают, что вы подлец! Я уезжаю нынче, а вы живите здесь с своею любовницей! И она вышла, хлопнув дверью. Степан Аркадьич вздохнул, отер лицо и тихими шагами пошел из комнаты. "Матвей говорит: образуется; но как? Я не вижу даже возможности. Ах, ах, какой ужас! И как тривиально она кричала, - говорил он сам себе, вспоминая ее крик и слова: подлец и любовница. - И, может быть, девушки слыхали! Ужасно тривиально, ужасно". Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отер глаза, вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты. Была пятница, и в столовой часовщик-немец заводил часы. Степан Аркадьич вспомнил свою шутку об этом аккуратном плешивом часовщике, что немец "сам был заведен на всю жизнь, чтобы заводить часы", - и улыбнулся. Степан Аркадьич любил хорошую шутку. "А может быть, и образуется! Хорошо словечко: образуется, - подумал он. - Это надо рассказать". - Матвей!- крикнул он, - так устрой же все там с Марьей в диванной для Анны Аркадьевны, - сказал он явившемуся Матвею. - Слушаю-с. Степан Аркадьич надел шубу и вышел на крыльцо.
Цапля: Вот... ни слова о любви напрямую, ни даже единого прикосновения...но - взгляды, химия, нежность, желание, дрожащие в воздухе незримо и так явственно Но сейчас, в этой гостиной, полной гостей, Палевский не смотрел на нее. Он склонил голову к гитаре, сделал небольшую паузу, решительно взял несколько аккордов и красивым мягким голосом запел:: Холодный взор твоих очей Не обещал и не лукавил, Но душу замереть заставил, Унес покой моих ночей. Не ведал я, что женский взгляд Навеки покорит и ранит, Заворожит, пленит и станет Дороже всех иных наград. Докки затаила дыхание. Не в силах оторвать глаз от его чутких пальцев, которые ласково касались гитарных струн, она напряженно вслушивалась в строчки романса; страстный, проникновенный голос Палевского завораживал, заставляя ее верить тем словам, которые звучали в тиши гостиной... Вдали, там, где война и кровь, В вечерний час, остыв от битвы, Я повторял одну молитву, Прося, чтоб свиделись мы вновь. Неожиданно он вскинул свое лицо и их взгляды встретились. Блики свечей переливались в его прозрачных глазах, смотревших на нее выразительно и красноречиво. Ты – тайна счастья моего Ты словно жизни совершенство, Ты – сердца нега, и блаженство, И лед, и жар, и страсть его. И терпких губ твоих вино В чудесный миг испив однажды, Отведать вновь спешу, но жажду Мне утолить не суждено. Тобою лишь одной томим, Я постигаю неизбежность, Познав и грусть твою, и нежность, Стать вечным пленником твоим. Он вновь опустил голову к гитаре, она же так и не отводила от него взгляда, чувствуя, как сердце ее сильно-сильно забилось, чуть не выпрыгивая из занывшей груди, а в душе робко расцветает, распускается вдруг обретшая очертания надежда... Твои печали утолить, И радостей твоих коснуться, В твоих объятиях проснуться Ах, что желанней может быть?..[2] Прозвучали последние аккорды, затихающие звуки гитары еще несколько мгновений дрожали в воздухе, после чего Палевский резко встал и поставил инструмент на место.
apropos: У Толстого потрясающее чутье и понимание вот этих движений души, и, естественно, гениальная их передача. Потрясающая сцена, надо признать. Цапля пишет: взгляды, химия, нежность, желание Ну, только за счет слов романса - ужасно волнующее признание в любви, великолепное и проникновенное. Признаюсь, когда я читаю (или слушаю) романс - тихо умираю от переполняющих эмоций. Хелга Ты - чудо!
Цапля: apropos пишет: У Толстого потрясающее чутье и понимание вот этих движений души, и, естественно, гениальная их передача. Потрясающая сцена, надо признать Соглашусь и подпишусь под каждым словом Это как раз то в Толстом, что меня более всего привлекает(конечно, не только в этом его гениальность, но для меня - как для читателя - умение показать душевные движения героев, раскрыть их, донести, не расплескав, до читателя - нюансы, полутона - просто верх гениальности) apropos пишет: Хелга Ты - чудо! Это правда. Но еще меня восхитила задумка - твоя. кстати. не отнекивайся. дорогая - именно так написать признание - сильного человека, прилюдно преклонившего колени перед Ней Полет авторской фантазии творит чудеса, воистину. в связи с последним отрывком А.К. возникла идея - запостить не только признания, но вообще самые сильные сцены из классиков, оставившие незабываемое, эмоционально яркое впечатление. Я ее подумаю.
apropos: Цапля пишет: Я ее подумаю. подумай! Всегда полезно почитать и восхититься.
Цапля: apropos пишет: подумай! Всегда полезно почитать и восхититься. не было времени, но я еще подумаю. И ты подумай, и все, кто пожелает! ведь были такие сцены у всех, что поразили, заставили играть воображение! У меня - у Булгаков в МиМ, к примеру... будет время , найду в эл. варианте - выложу любимейшие. Заодно и разберем
apropos: Цапля пишет: Заодно и разберем Очень полезное дело.
Леона: Эти сцены можно объединять в рубрику тоже "Учимся писать". У кого учиться, как не у классиков?
Цапля: Леона пишет: У кого учиться, как не у классиков? Что и пытаемся делать. Постичь непостижимое Но интересно ...
Юлия: Цапля пишет: ведь были такие сцены у всех, что поразили Это очень интересно. С таким наслаждением прочла все предложеные сцены объяснения в любви. И тоже не удержавшись хочу предложить одну. А разве нет? Разве это правдоподобно? Разве можно сказать, что это возможно? Для чего, зачем умерла эта женщина? О, поверьте, понимаю; но для чего она умерла - все-таки вопрос. Испугалась любви моей, спросила себя серьезно: принять или не принять, и не вынесла вопроса, и лучше умерла. Знаю, знаю, нечего голову ломать: обещаний слишком много надавала, испугалась, что сдержать нельзя, - ясно. Тут есть несколько обстоятельств совершенно ужасных. Потому что для чего она умерла? все-таки вопрос стоит. Вопрос стучит, у меня в мозгу стучит. Я бы и оставил ее только так, если б ей захотелось, чтоб осталось так. Она тому не поверила, вот что! Нет, нет, я вру, вовсе не это. Просто потому, что со мной надо было честно: любить так всецело любить, а не так, как любила бы купца. А так как она была слишком целомудренна, слишком чиста, чтоб согласиться на такую любовь, какой надо купцу, то и не захотела меня обманывать. Не захотела обманывать полулюбовью под видом любви или четвертьлюбовью. Честны уж очень, вот что-с! Широкость сердца-то хотел тогда привить, помните? Странная мысль. Ужасно любопытно: уважала ли она меня? Я не знаю, презирала ли она меня или нет? Не думаю, чтоб презирала. Странно ужасно: почему мне ни разу не пришло в голову, во всю зиму, что она меня презирает? Я в высшей степени был уверен в противном до самой той минуты, когда она поглядела на меня тогда с строгим удивлением. С строгим именно. Тут-то я сразу и понял, что она презирает меня. Понял безвозвратно, навеки! Ах, пусть, пусть презирала бы, хоть всю жизнь, но - пусть бы она жила, жила! Давеча еще ходила, говорила. Совсем не понимаю, как она бросилась из окошка! И как бы мог я предположить даже за пять минут? Я позвал Лукерью. Я теперь Лукерью ни за что не отпущу, ни за что! О, нам еще можно было сговориться. Мы только страшно отвыкли в зиму друг от друга, но разве нельзя было опять приучиться? Почему, почему мы бы не могли сойтиться и начать опять новую жизнь? Я великодушен, она тоже - вот и точка соединения! Еще бы несколько слов, два дня, не больше, и она бы всё поняла. Главное, обидно то, что всё это случай - простой, варварский, косный случай. Вот обида! Пять минут, всего, всего только пять минут опоздал! Приди я за пять минут - и мгновение пронеслось бы мимо, как облако, и ей бы никогда потом не пришло в голову. И кончилось бы тем, что она бы всё поняла. А теперь опять пустые комнаты, опять я один. Вон маятник стучит, ему дела нет, ему ничего не жаль. Нет никого - вот беда! Я хожу, я всё хожу. Знаю, знаю, не подсказывайте: вам смешно, что я жалуюсь на случай и на пять минут? Но ведь тут очевидность. Рассудите одно: она даже записки не оставила, что вот, дескать, "не вините никого в моей смерти", как все оставляют. Неужто она не могла рассудить, что могут потревожить даже Лукерью: "Одна, дескать, с ней была, так ты и толкнула ее". По крайней мере, затаскали бы без вины, если бы только на дворе четверо человек не видали из окошек из флигеля и со двора, как стояла с образом в руках и сама кинулась. Но ведь и это тоже случай, что люди стояли и видели. Нет, всё это - мгновение, одно лишь безотчетное мгновение. Внезапность и фантазия! Что ж такое, что перед образом молилась? Это не значит, что перед смертью. Всё мгновение продолжалось, может быть, всего только каких-нибудь десять минут, всё решение - именно когда у стены стояла, прислонившись головой к руке, и улыбалась. Влетела в голову мысль, закружилась и - и не могла устоять перед нею. Тут явное недоразумение, как хотите. Со мной еще можно бы жить. А что если малокровие? Просто от малокровия, от истощения жизненной энергии? Устала она в зиму, вот что... Опоздал!!! Какая она тоненькая в гробу, как заострился носик! Ресницы лежат стрелками. И ведь как упала - ничего не размозжила, не сломала! Только одна эта "горстка крови". Десертная ложка то есть. Внутреннее сотрясение. Странная мысль: если бы можно было не хоронить? Потому что если ее унесут, то... о нет, унести почти невозможно! О, я ведь знаю, что ее должны унести, я не безумный и не брежу вовсе, напротив, никогда еще так ум не сиял, - но как же так опять никого в доме, опять две комнаты, и опять я один с закладами. Бред, бред, вот где бред! Измучил я ее - вот что! Что мне теперь ваши законы? К чему мне ваши обычаи, ваши нравы, ваша жизнь, ваше государство, ваша вера? Пусть судит меня ваш судья, пусть приведут меня в суд, в ваш гласный суд, и я скажу, что я не признаю ничего. Судья крикнет: "Молчите, офицер!" А я закричу ему: "Где у тебя теперь такая сила, чтобы я послушался? Зачем мрачная косность разбила то, что всего дороже? Зачем же мне теперь ваши законы? Я отделяюсь". О, мне всё равно! Слепая, слепая! Мертвая, не слышит! Не знаешь ты, каким бы раем я оградил тебя. Рай был у меня в душе, я бы насадил его кругом тебя! Ну, ты бы меня не любила, - и пусть, ну что же? Всё и было бы так, всё бы и оставалось так. Рассказывала бы только мне как другу, - вот бы и радовались, и смеялись радостно, глядя друг другу в глаза. Так бы и жили. И если б и другого полюбила, - ну и пусть, пусть! Ты бы шла с ним и смеялась, а я бы смотрел с другой стороны улицы... О, пусть всё, только пусть бы она открыла хоть раз глаза! На одно мгновение, только на одно! взглянула бы на меня, вот как давеча, когда стояла передо мной и давала клятву, что будет верной женой! О, в одном бы взгляде всё поняла! Косность! О, природа! Люди на земле одни - вот беда! "Есть ли в поле жив человек?" - кричит русский богатырь. Кричу и я, не богатырь, и никто не откликается. Говорят, солнце живит вселенную. Взойдет солнце и - посмотрите на него, разве оно не мертвец? Всё мертво, и всюду мертвецы. Одни только люди, а кругом них молчание - вот земля! "Люди, любите друг друга" - кто это сказал? чей это завет? Стучит маятник бесчувственно, противно. Два часа ночи. Ботиночки ее стоят у кроватки, точно ждут ее... Нет, серьезно, когда ее завтра унесут, что ж я буду? Ф.М. Достоевский "Кроткая"
Хелга: Юлия пишет: хочу предложить одну. Начала читать, чувствую - Достоевский... Потрясающе он пишет, тяжело и потрясающе.
Юлия: Хелга пишет: Начала читать, чувствую - Достоевский Надо было в начале. а я в конце подписала. Хелга пишет: Потрясающе он пишет, тяжело и потрясающе Да. А еще я хотела обратить внимание, что это тоже о любви. Признание в любви...
Хелга: Юлия пишет: Надо было в начале. а я в конце подписала. Нет, правильно, так интереснее, пробовать узнать. Юлия пишет: что это тоже о любви. Признание в любви... О любви, конечно...
apropos: Юлия Ох, Достоевский... Совсем не могу его читать почему-то. Может, нам по признаниям открыть другую тему, где собирать подборки-цитаты, а то мы здесь как-то ушли в сторону от целенаправленного "препарирования" классических и прочих произведений?
Хелга: apropos пишет: нам по признаниям открыть другую тему, где собирать подборки-цитаты Почему бы нет? А еще хотели, вроде, о Толстом и его персонажах поговорить? И о Достоевском бы можно. Многие его не очень жалуют, можно бы подискутировать.
Цапля: Юлия да, Достоевский, безусловно, гениален - монологи, которые держат читателя в напряжении и неотрывном внимании - под силу гениальным авторам. Хотя для меня Достоевский слишком тяжел. если обратить внимание - построение монолога - в соответствии с предложенными правилами Чередование коротких, длинных фраз, не "книжная", немного рваная речь - свидетельство максимального эмоционального пика... сильно написано. Вот о чем подумала - естественно, именно на таких текстах создаются пособия - именно на них господа мериканьские критики делают свои выводы ( не на пустом месте, поэтому и выводы столь полезны для начинающих ) Но неужели возможно, математически чередуя длину фраз и "эмоциональные" ударения, добиться того, что удается единицам? Такими отрывками мы можем только восхищаться, но приблизиться - никогда Еще одно признание... почти признание... в свое время произвело впечатление не меньшее, чем самые сильные сцены в романах Толстого и Тургенева. — Женщина... — протянул он задумчиво. — Да! Я вам расскажу! — воскликнул он вдруг решительно. — Я встретился один-единственный раз в жизни с чудной, необыкновенной женщиной. С девушкой... Но знаете, как это у Гейне: "Она была достойна любви, и он любил ее, но он был недостоин любви, и она не любила его". Она разлюбила меня за то, что я пью... впрочем, я не знаю, может быть, я пью оттого, что она меня разлюбила. Она... ее здесь тоже нет... это было давно. Ведь вы знаете, я прослужил сначала три года, потом был четыре года в запасе, а потом три года тому назад опять поступил в полк. Между нами не было романа. Всего десять — пятнадцать встреч, пять-шесть интимных разговоров. Но — думали ли вы когда-нибудь о неотразимой, обаятельной власти прошедшего? Так вот, в этих невинных мелочах — все мое богатство. Я люблю ее до сих пор. Подождите, Ромашов... Вы стоите этого. Я вам прочту ее единственное письмо — первое и последнее, которое она мне написала. Он сел на корточки перед чемоданом и стал неторопливо переворачивать в нем какие-то бумаги. В то же время он продолжал говорить: — Пожалуй, она никогда и никого не любила, кроме себя. В ней пропасть властолюбия, какая-то злая и гордая сила. И в то же время она — такая добрая, женственная, бесконечно милая. Точно в ней два человека: один — с сухим, эгоистичным умом, другой — с нежным и страстным сердцем. Вот оно, читайте, Ромашов. Что сверху — это лишнее. — Назанский отогнул несколько строк сверху. — Вот отсюда. Читайте. Что-то, казалось, постороннее ударило Ромашову в голову, и вся комната пошатнулась перед его глазами. Письмо было написано крупным, нервным, тонким почерком, который мог принадлежать только одной Александре Петровне — так он был своеобразен, неправилен и изящен. Ромашов, часто получавший от нее записки с приглашениями на обед и на партию винта, мог бы узнать этот почерк из тысячи различных писем. "...и горько и тяжело произнести его, — читал он из-под руки Назанского. — Но вы сами сделали все, чтобы привести наше знакомство к такому печальному концу. Больше всего в жизни я стыжусь лжи, всегда идущей от трусости и от слабости, и потому не стану вам лгать. Я любила вас и до сих пор еще люблю, и знаю, что мне не скоро и нелегко будет уйти от этого чувства. Но в конце концов я все-таки одержу над ним победу. Что было бы, если бы я поступила иначе? Во мне, правда, хватило бы сил и самоотверженности быть вожатым, нянькой, сестрой милосердия при безвольном, опустившемся, нравственно разлагающемся человеке, но я ненавижу чувства жалости и постоянного унизительного всепрощения и не хочу, чтобы вы их во мне возбуждали. Я не хочу, чтобы вы питались милостыней сострадания и собачьей преданности. А другим вы быть не можете, несмотря на ваш ум и прекрасную душу. Скажите честно, искренно, ведь не можете? Ах, дорогой Василий Нилыч, если бы вы могли! Если бы! К вам стремится все мое сердце, все мои желания, я люблю вас. Но вы сами не захотели меня. Ведь для любимого человека можно перевернуть весь мир, а я вас просила так о немногом. Вы не можете? Прощайте. Мысленно целую вас в лоб... как покойника, потому что вы умерли для меня. Советую это письмо уничтожить. Не потому, чтобы я чего-нибудь боялась, но потому, что со временем оно будет для вас источником тоски и мучительных воспоминаний. Еще раз повторяю..." — Дальше вам не интересно, — сказал Назанский, вынимая из рук Ромашова письмо. — Это было ее единственное письмо ко мне. — Что же было потом? — с трудом спросил Ромашов. — Потом? Потом мы не видались больше. Она... она уехала куда-то и, кажется, вышла замуж за... одного инженера. Это второстепенное. — И вы никогда не бываете у Александры Петровны? Эти слова Ромашов сказал совсем шепотом, но оба офицера вздрогнули от них и долго не могли отвести глаз друг от друга. В эти несколько секунд между ними точно раздвинулись все преграды человеческой хитрости, притворства и непроницаемости, и они свободно читали в душах друг у друга. Они сразу поняли сотню вещей, которые до сих пор таили про себя, и весь их сегодняшний разговор принял вдруг какой-то особый, глубокий, точно трагический смысл. — Как? И вы — тоже? — тихо, с выражением безумного страха в глазах, произнес наконец Назанский. Но он тотчас же опомнился и с натянутым смехом воскликнул: — Фу, какое недоразумение! Мы с вами совсем удалились от темы. Письмо, которое я вам показал, писано сто лет тому назад, и эта женщина живет теперь где-то далеко, кажется, в Закавказье... Итак, на чем же мы остановились? — Мне пора домой, Василий Нилыч. Поздно, — сказал Ромашов, вставая. Назанский не стал его удерживать. Простились они не холодно и не сухо, но точно стыдясь друг друга. Ромашов теперь еще более был уверен, что письмо писано Шурочкой. Идя домой, он все время думал об этом письме и сам не мог понять, какие чувства оно в нем возбуждало. Тут была и ревнивая зависть к Назанскому — ревность к прошлому, и какое-то торжествующее злое сожаление к Николаеву, но в то же время была и какая-то новая надежда — неопределенная, туманная, но сладкая и манящая. Точно это письмо и ему давало в руки какую-то таинственную, незримую нить, идущую в будущее. А. Куприн. "Поединок"
Цапля: apropos пишет: а то мы здесь как-то ушли в сторону от целенаправленного "препарирования" классических и прочих произведений? Я выше немножко Достоевкого "спрепарировала" А что мешает после размещения поста с цитатой сделать паузу и препарировать предложенное?
Хелга: Они сразу поняли сотню вещей, которые до сих пор таили про себя, и весь их сегодняшний разговор принял вдруг какой-то особый, глубокий, точно трагический смысл. Вот она - ключевая фраза...
apropos: Цапля Красиво, ничего не скажешь и - не придерешься. Цапля пишет: именно на таких текстах создаются пособия - именно на них господа мериканьские критики делают свои выводы ( не на пустом месте, поэтому и выводы столь полезны для начинающих Естественно, а на ком еще учиться и делать выводы? Есть Литература, которая должна и может служить примером для начинающих - не подражание, разумеется, имеется в виду. Цапля пишет: неужели возможно, математически чередуя длину фраз и "эмоциональные" ударения, добиться того, что удается единицам? Хм... Только если в эти чередования фраз и "ударения" вложен не только талант, но и душа. Без того и другого не получится, даже если фразы будут гладки или оборваны в нужных местах. Это как не любя - говорить красивые фразы о любви.
Цапля: apropos пишет: Только если в эти чередования фраз и "ударения" вложен не только талант, но и душа. Ключевая фраза ну что, леди, препарируем Куприна?
apropos: Цапля пишет: препарируем Конечно! (но что - не нужно переносить признания? - хотя это была бы весьма любопытная подборка - как классики писали о любви и признаниях в ней).
Цапля: Сначала то, что явно идет вразрез с правилами ( не в первый раз, кстати) поэтому определенно могу утверждать, что самые сильные, эмоционально и смыслово-насыщенные сцены наших классиков - опровергают правила "вычеркивания прилагательных" та самая ключевая фраза, выделенная Хелгой. Они сразу поняли сотню вещей, которые до сих пор таили про себя, и весь их сегодняшний разговор принял вдруг какой-то особый, глубокий, точно трагический смысл. вычеркивание наречий Простились они не холодно и не сухо, но точно стыдясь друг друга Заметьте, как играет разница - фраза с большим количеством прилагательных очень эмоционально-проникновенна, насыщена, с наречиями - суха, закрыта, подчеркивает смысл авторских слов, возникшую холодность и неловкость.
Цапля: apropos пишет: но что - не нужно переносить признания? - хотя это была бы весьма любопытная подборка - как классики писали о любви и признаниях в ней не знаю - есть ли смысл, если мы тут же их и препарируем?
Цапля: Цапля пишет: Тут была и ревнивая зависть к Назанскому — ревность к прошлому, и какое-то торжествующее злое сожаление к Николаеву, но в то же время была и какая-то новая надежда — неопределенная, туманная, но сладкая и манящая. Вот еще пачка прилагательных, снова - там, где чувства, надежды, эмоционально окрашенное повествование. Я, кстати, люблю стиль Куприна.
apropos: Цапля пишет: опровергают правила "вычеркивания прилагательных" Боюсь, дело в том, что с прилагательными тоже нужно уметь обращаться. Там, где талантливый писатель прилагательными создает насыщенную эмоциональную картину, другой - в попытке придания образности - лишь замусоривает, утяжеляет восприятие читателя, предлагая тому нелепый, порой бессвязный и бесцветный набор "цветистых" выражений. Поэтому я могу понять и поддержать правила, призывающие вычеркивать прилагательные тем, кто еще не умеет с ними обращаться. А для талантливых всегда есть пункт 31, кажется: если у вас получилось... Кстати, по поводу употребления прилагательных и метафор - сейчас найду отрывок из известного романа известной писательницы (современной) после прочтения которого я перестала читать и сам роман, и другие произведения этого автора.
Цапля: apropos пишет: дело в том, что с прилагательными тоже нужно уметь обращаться. Как нужно уметь обращаться со всеми частями речи, впрочем. apropos пишет: Кстати, по поводу употребления прилагательных и метафор - сейчас найду отрывок из известного романа известной писательницы Давай, пройдемся по современницам
apropos: Цапля пишет: Как нужно уметь обращаться со всеми частями речи И в этом ты права. Цапля пишет: пройдемся по современницам Давай, только... (о, забыла, что за роман - это Улицкая. То ли Медея, то ли еще какой - порылась в библиотеках бестолку, поэтому забираю цитату с нашего форума из Сонечки - тоже весьма характерная и показательная) безмятежная душа Сонечки, закутанная в кокон из тысяч прочитанных томов, забаюканная дымчатым рокотом греческих мифов, гипнотически-резкими звуками флейты средневековья, туманной ветреной тоской Ибсена, подробнейшей тягомотиной Бальзака, астральной музыкой Данте, сиреническим пением острых голосов Рильке и Новалиса, обольщенная нравоучительным, направленным в сердце самого неба отчаяньем великих русских
Цапля: apropos пишет: поэтому забираю цитату с нашего форума из Сонечки - тоже весьма характерная и показательная Прилагательных.. как это ...чересчурно Золотое чувство меры - вещь немаловажная в творчестве.
apropos: Цапля пишет: Золотое чувство меры Но эту меру нужно понимать или хотя бы чувствовать. поэтому порой лучше вообще обойтись минимумом украшений, чем их чрезмерным употреблениям. Так что подписываюсь под пунктом: вычеркивайте лишние прилагательные (третьи, а то и вторые), иначе получится... хм... винегрет.
Цапля: apropos пишет: Так что подписываюсь под пунктом: вычеркивайте лишние прилагательные (третьи, а то и вторые), иначе получится... хм... винегрет. Подпишусь с оговоркой - индивидуально, зависит от мастерства рассказчика. Пример с Куприным выше.
apropos: Цапля пишет: зависит от мастерства рассказчика Я не о классиках - о начинающих. Если среди них есть талант - он сам будет знать, как ему обращаться с прилагательными и проч. украшениями - и сделает это так, что читатель не будет путаться в перечислениях слов, а увидит картину. Увы, для многих, кто высасывает из пальца "образность", нашпиговывая свои тексты подходящими лексическими нагромождениями - лучше их вычеркнуть.
Цапля: apropos пишет: Увы, для многих, кто высасывает из пальца "образность", нашпиговывая свои тексты подходящими лексическими нагромождениями - лучше их вычеркнуть Вот с этим , безусловно, соглашусь
apropos: Цапля пишет: Пример с Куприным Кстати, обожаю его Суламифь - там столько "украшений", но таких подходящих, что убери их - и пропадет вся сочность повествования. Классики тоже, между прочим, прошли естественный отбор. В те времена было достаточное количество всяких разных писателей и даже популярных. Ау, где они?
Цапля: apropos пишет: В те времена было достаточное количество всяких разных писателей и даже популярных Время - самый строгий и беспристрастный судья. , и все ставит на свои места. apropos пишет: Кстати, обожаю его Суламифь - там столько "украшений", но таких подходящих, что убери их - и пропадет вся сочность повествования. И я люблю, как, впрочем, и "украшения" иных его творений, даже столь отличных от Суламифи, как тот же Поединок. Я предполагала еще к Булгакову обратиться...Завтра, наверное?
apropos: Кстати, вот предложение - длиннющее, со множеством прилагательных и перечислений. Но... Куприн. Суламифь. Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
Цапля: apropos пишет: вот предложение - длиннющее, со множеством прилагательных и перечислений Это поэзия... и даже песня. музыку слышишь?
apropos: Цапля пишет: Это поэзия... и даже песня. музыку слышишь? в том-то и дело. Вот в вышеприведенной фразе из Сонечки (да простит меня автор) - я музыки не слышу - натянутость, тяжеловесность, вымученность (может, я не права, знаю, ее многие читают - но это мое восприятие). Читая Куприна - я не вижу количества прилагательных, вообще слов - вижу такую ясную, пленительную, завораживающую картину, что дух захватывает, а душа начинает петь. Купаюсь в море удовольствия - от каждой фразы, каждого слова - которые зримы и чувственны.
Хелга: Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок... Вкусно и сладко, как халва.
Цапля: Хелга пишет: Вкусно и сладко, как халва. Есть еще зефир, пастила, шоколад...
apropos: И при этом не сиропно, не сахарно, не приторно - но вкусно. Изысканное лакомство.
Юлия: apropos пишет: Вот в вышеприведенной фразе из Сонечки (да простит меня автор) - я музыки не слышу - натянутость, тяжеловесность, вымученность (может, я не права, знаю, ее многие читают - но это мое восприятие). Читая Куприна - я не вижу количества прилагательных, вообще слов - вижу такую ясную, пленительную, завораживающую картину, что дух захватывает, а душа начинает петь. Может быть, сказывается различие настроений самих двух роизведений. ведь они сосовсем разные - где-то похвальна напряженность, где-то - легкость. Да и личные предпочтения. Помню мой дед, филолог, журналист и даже поэт, на мои детские восторги от Куприна, упоминул, что Куприн - не писатель. а журналист. Это, конечно, тоже субъективное мнение, но все-таки человека чувствующего и знающего о чем говорит. apropos пишет: Ох, Достоевский... Совсем не могу его читать почему-то. И ничего здесь не сделаешь, личные предпочтения: что близко одному, то совсем неясно другому. apropos пишет: мы здесь как-то ушли в сторону от целенаправленного "препарирования" классических и прочих произведений Почему-то подумалось: а посильная ли это задача для любителей? Препарировать-то надо инструментом - а есть ли он у нас, владеем ли мы им? Сложновато. Может быть, обратиться к профи? Цапля пишет: неужели возможно, математически чередуя длину фраз и "эмоциональные" ударения, добиться того, что удается единицам Конечно, нельзя, и глупо было бы начать нам заниматься подобным чередованием. Более того, думаю, Достоевский на это и внимания не обращал. Умение связать смысл и форму при всем их различии в единный неразрывный узел - это от Бога. Как можно решить: хорошо много прилагательных или полхо? Если хорошо - так хорошо, если плохо - то плохо. и примерам несть числа.
Хелга: Юлия пишет: а посильная ли это задача для любителей? Препарировать-то надо инструментом - а есть ли он у нас, владеем ли мы им? Сложновато. Может быть, обратиться к профи? Но мы же не занимаемся глобальным анализом, а просто пытаемся понять, как это сделано. Глаза ведь видят, ощущения и мозг работают, а это все тоже инструменты.
apropos: Юлия пишет: где-то похвальна напряженность, где-то - легкость Напряженность присутствует в отрывке из Поединка Куприна, но каждое слово на своем месте, натянутости не чувствуется, все естественно, как дыхание. В Сонечке - тяжелые фразы кажутся искусственно-нарочитыми. Юлия пишет: Куприн - не писатель. а журналист Для кого-то и Толстой - не писатель, а графоман, да и Пушкин отжил свое. Время, время расставляет все по своим местам. Вечный пример с Остин, которая не была популярна ни при жизни, ни после смерти - в течение ста и более лет. Теперь же время открыло ее заново. Хелга пишет: пытаемся понять, как это сделано Именно. Серьезный анализ оставляем специалистам.
Юлия: Хелга пишет: Глаза ведь видят, ощущения и мозг работают, а это все тоже инструменты. Глаза и ощущения - вещь весьма субъективная, и мы можем просто уперетьсяв свои собственные предпочтения. Хотя поговорить о высоком с умные людьми всегда приятно. apropos пишет: Для кого-то и Толстой - не писатель, а графоман, да и Пушкин отжил свое. Мой дед говорил о творчестве Куприна не в уничтожительном смысле, а в литературном. Я просто привела точку зрения (возникшую не на пустом месте), как пример того, что привести однозначные критерии в литературе что хорошо, а что плохо невозможно, всегда остается мнение читателя, который скажет: а мне это нравится. apropos пишет: Время, время расставляет все по своим местам. Не думаю, что время таой уж однозначно истинный судия. Мы просто не можем судить, о том, что осталось за рамками отбора. И широкому читателю незнакомы, боюсь, очень многие исключительно талантливые художники.
Хелга: Юлия пишет: Глаза и ощущения - вещь весьма субъективная, и мы можем просто уперетьсяв свои собственные предпочтения. Проблема еще в том, что и у профессионалов тоже есть собственные предпочтения. Все мы люди со своими слабостями... Литература - она для всех. А школьная препарация произведений? Как ты к ней относишься? Юлия пишет: Мы просто не можем судить, о том, что осталось за рамками отбора. И широкому читателю незнакомы, боюсь, очень многие исключительно талантливые художники. Соглашусь. Многие думаю, совсем незаслуженно забыты. Вот мы знаем, например, поэта Некрасова, но чем он лучше своих современников? Только тем, что оказался на идеологической волне, по моему скромному.
Цапля: Юлия пишет: Почему-то подумалось: а посильная ли это задача для любителей? Препарировать-то надо инструментом - а есть ли он у нас, владеем ли мы им? Сложновато. Может быть, обратиться к профи? Инструменты, как верно заметила Хелга - в наших руках. Профессионалы делают это профессионально. Их выводы, вероятно, будут препарироваться новыми профессионалами, подвергаться сомнениям и вызывать восторги. а мы... мы получаем удовольствие от процесса познания, как мыслящие любители наверное, приходит день, когда становится мало - восхититься гениальностью Толстого, Чехова, Тургенева... пытливый ум жаждет понять - как это получается, что из тысяч слов находится верное, из тысячи интонаций - самая близкая, берущая за душу. У каждого свое, но... это есть. Юлия пишет: Глаза и ощущения - вещь весьма субъективная, и мы можем просто уперетьсяв свои собственные предпочтения. Хелга пишет: Проблема еще в том, что и у профессионалов тоже есть собственные предпочтения Именно! не претендуя на гениальные разборы, люблю доверяться собственным ощущениям и ощущениям людей, мыслящих содружственно - это такое удовольствие.
Юлия: Хелга пишет: А школьная препарация произведений? Как ты к ней относишься? Возможно, она тоже была разной в разных случаях. Но к идеологическому подходу к любому художественному произведению отношусь плохо. А что касается порассуждать, то думаю всем всегда полезно. Да и мало кто удерживается, если произведение дейстительно затронуло. Но школьный разбор (хороший) должен был бы научить детей думать, а мы хотим начиться писать. А это все-таки не одно и тоже. Цапля пишет: не претендуя на гениальные разборы, люблю доверяться собственным ощущениям и ощущениям людей, мыслящих содружственно - это такое удовольствие. Я имела в виду различие в подходе к литературному произведению как к филологическому разбору, где обсуждаются литературные же приемы и различные формы изложения (и не знаю что еще), и рассуждения о вечном и едином на потребу - что всегда приятно сделать с умными и желанными собеседниками. И от этого никогда не откажусь.
Цапля: Юлия пишет: Но школьный разбор (хороший) должен был бы научить детей думать, а мы хотим научиться писать. А это все-таки не одно и тоже. Учась писать, мы не должны прекращать хотеть думать Далеко не все присутствующие здесь пишущие люди - я, к примеру это делаю от случая к случаю. Но с интересом огромным прочла теорию ( того же Фрея, порой в юморном и забавно-поучительном тоне его "гениальных! советов " вылавливая здравые, нужные и очень серьезные рекомендации начинающим писателям.
Юлия: Цапля пишет: Но с интересом огромным прочла теорию ( того же Фрея, порой в юморном и забавно-поучительном тоне его "гениальных! советов " вылавливая здравые, нужные и очень серьезные рекомендации начинающим писателям. Не спорю. Саав балуюсь г-ном Фреем. Так он-таки какой-никакой (да простит меня Апропо) специалист, и указует на конкретные приемы и ошибки.
Цапля: препарируем дальше? Лучшее, любимое; произведение, к которому я отношусь с особым трепетом. Гримасничая от напряжения, Пилат щурился, читал: "Мы увидим чистую реку воды жизни... Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл..." Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова: "...большего порока... трусость". Пилат свернул пергамент и резким движением подал его Левию. -- Возьми, -- сказал он и, помолчав, прибавил: -- Ты, как я вижу, книжный человек, и незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одежде без пристанища. У меня в Кесарии есть большая библиотека, я очень богат и хочу взять тебя на службу. Ты будешь разбирать и хранить папирусы, будешь сыт и одет. Левий встал и ответил: -- Нет, я не хочу. -- Почему? -- темнея лицом, спросил прокуратор, -- я тебе неприятен, ты меня боишься? Та же плохая улыбка исказила лицо Левия, и он сказал: -- Нет, потому что ты будешь меня бояться. Тебе не очень-то легко будет смотреть мне в лицо после того, как ты его убил. -- Молчи, -- ответил Пилат, -- возьми денег. Левий отрицательно покачал головой, а прокуратор продолжал: -- Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил. Ибо, если бы это было так, ты обязательно взял бы у меня что-нибудь. Имей в виду, что он перед смертью сказал, что он никого не винит, -- Пилат значительно поднял палец, лицо Пилата дергалось. -- И сам он непременно взял бы что-нибудь. Ты жесток, а тот жестоким не был. Куда ты пойдешь? Левий вдруг приблизился к столу, уперся в него обеими руками и, глядя горящими глазами на прокуратора, зашептал ему: -- Ты, игемон, знай, что я в Ершалаиме зарежу одного человека. Мне хочется тебе это сказать, чтобы ты знал, что крови еще будет. -- Я тоже знаю, что она еще будет, -- ответил Пилат, -- своими словами ты меня не удивил. Ты, конечно, хочешь зарезать меня? -- Тебя зарезать мне не удастся, -- ответил Левий, оскалившись и улыбаясь, -- я не такой глупый человек, чтобы на это рассчитывать, но я зарежу Иуду из Кириафа, я этому посвящу остаток жизни. Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, и он, поманив к себе пальцем поближе Левия Матвея, сказал: -- Это тебе сделать не удастся, ты себя не беспокой. Иуду этой ночью уже зарезали. Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул: -- Кто это сделал? -- Не будь ревнив, -- оскалясь, ответил Пилат и потер руки, -- я боюсь, что были поклонники у него и кроме тебя. -- Кто это сделал? -- шепотом повторил Левий. Пилат ответил ему: -- Это сделал я. Левий открыл рот, дико поглядел на прокуратора, а тот сказал: -- Этого, конечно, маловато, сделанного, но все-таки это сделал я. -- И прибавил: -- Ну, а теперь возьмешь что-нибудь? Левий подумал, стал смягчаться и, наконец, сказал: -- Вели мне дать кусочек чистого пергамента. Прошел час. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду. Луна быстро выцветала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утренней звезды. Светильники давным-давно погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щеку, он спал и дышал беззвучно. Рядом с ним спал Банга. Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
apropos: Текст Булгакова, как и вышеприведенные отрывки из классических произведений, препарировать трудно, потому как ни убавить, ни прибавить. *деловито* какие пункты разбираем?
Цапля: apropos пишет: Булгаков, как и вышеприведенные отрывки из классических поризведений, препарировать трудно, потому как ни убавить, ни прибавить. Поэтому будем подтверждать его гениальность, опираясь на правила. Сейчас пойду искать правила. что-то о диалогах там было... А вообще я восхищаюсь тем, как писал Булгаков. Даже исходя из того, что любимое - у всех разное, и зависит от мироощущения конкретного человека, я понимаю , что МиМ - стопроцентно "мое"...
Цапля: 2. Пишите уклончивый диалог. Вот задумалась - можно считать беседу Пилата и Левия Матвея уклончивым диалогом? то, как нагнетается напряжение перед ключевым "это сделал я" - достигается ли средствами уклончивого диалога?
Хелга: Зато у него бесконечный двойной смысл и междустрочия...
Цапля: Хелга пишет: Зато у него бесконечный двойной смысл и междустрочия... Обожжаю его двойной смысл и междустрочия.
apropos: Цапля пишет: можно считать беседу Пилата и Левия Матвея уклончивым диалогом? Можно, потому как много недоговоренностей. Нет пустых вопросов и пустых ответов. Все несет свою смысловую и двойную нагрузку. Кстати, пример виртуознейших "уклончивых" диалогов, на мой взгляд, - разговоры Пилата и Афрания (первый - о том, сегодня ночью убьют Иуду, и второй - Я вам должен... ) Вот уж поистине - каждый понимает, о чем идет речь, но прямо об этом не говорит, а все вокруг и около.
Цапля: apropos пишет: Кстати, пример виртуознейших "уклончивых" диалогов, на мой взгляд, - разговоры Пилата и Афрания Точно! Запостить, или все и так хорошо помнят?
apropos: Цапля пишет: Запостить, или все и так хорошо помнят? Я помню, но, возможно, не все наши читатели, знают и помнят Булгакова. Запости, если тебя это не обременит.
Хелга: apropos пишет: пример виртуознейших "уклончивых" диалогов, на мой взгляд, - разговоры Пилата и Афрания Безусловно!
Цапля: Итак, бездна недосказанности и уклончивости. -- Ах так, так, так, так. -- Тут прокуратор умолк, оглянулся, нет ли кого на балконе, и потом сказал тихо: -- Так вот в чем дело -- я получил сегодня сведения о том, что его зарежут сегодня ночью. Здесь гость не только метнул свой взгляд на прокуратора, но даже немного задержал его, а после этого ответил: -- Вы, прокуратор, слишком лестно отзывались обо мне. По-моему, я не заслуживаю вашего доклада. У меня этих сведений нет. -- Вы достойны наивысшей награды, -- ответил прокуратор, -- но сведения такие имеются. -- Осмелюсь спросить, от кого же эти сведения? -- Позвольте мне пока этого не говорить, тем более что они случайны, темны и недостоверны. Но я обязан предвидеть все. Такова моя должность, а пуще всего я обязан верить своему предчувствию, ибо никогда оно еще меня не обманывало. Сведения же заключаются в том, что кто-то из тайных друзей Га-Ноцри, возмущенный чудовищным предательством этого менялы, сговаривается со своими сообщниками убить его сегодня ночью, а деньги, полученные за предательство, подбросить первосвященнику с запиской: "Возвращаю проклятые деньги!" Больше своих неожиданных взглядов начальник тайной службы на игемона не бросал и продолжал слушать его, прищурившись, а Пилат продолжал: -- Вообразите, приятно ли будет первосвященнику в праздничную ночь получить подобный подарок? -- Не только не приятно, -- улыбнувшись, ответил гость, -- но я полагаю, прокуратор, что это вызовет очень большой скандал. -- И я сам того же мнения. Вот поэтому я прошу вас заняться этим делом, то есть принять все меры к охране Иуды из Кириафа. -- Приказание игемона будет исполнено, -- заговорил Афраний, -- но я должен успокоить игемона: замысел злодеев чрезвычайно трудно выполним. Ведь подумать только, -- гость, говоря, обернулся и продолжал: -- выследить человека, зарезать, да еще узнать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каифе, и все это в одну ночь? Сегодня? -- И тем не менее его зарежут сегодня, -- упрямо повторил Пилат, -- у меня предчувствие, говорю я вам! Не было случая, чтобы оно меня обмануло, -- тут судорога прошла по лицу прокуратора, и он коротко потер руки. -- Слушаю, -- покорно отозвался гость, поднялся, выпрямился и вдруг спросил сурово: -- Так зарежут, игемон? -- Да, -- ответил Пилат, -- и вся надежда только на вашу изумляющую всех исполнительность. Гость поправил тяжелый пояс под плащом и сказал: -- Имею честь, желаю здравствовать и радоваться. -- Ах да, -- негромко вскричал Пилат, -- я ведь совсем забыл! Ведь я вам должен!.. Гость изумился. -- Право, прокуратор, вы мне ничего не должны. -- Ну как же нет! При въезде моем в Ершалаим, помните, толпа нищих... я еще хотел швырнуть им деньги, а у меня не было, и я взял у вас. -- О прокуратор, это какая-нибудь безделица! -- И о безделице надлежит помнить. Тут Пилат обернулся, поднял плащ, лежащий на кресле сзади него, вынул из-под него кожаный мешок и протянул его гостю. Тот поклонился, принимая его, и спрятал под плащ. -- Я жду, -- заговорил Пилат, -- доклада о погребении, а также и по этому делу Иуды из Кириафа сегодня же ночью, слышите, Афраний, сегодня. Конвою будет дан приказ будить меня, лишь только вы появитесь. Я жду вас!
apropos: Цапля пишет: бездна недосказанности и уклончивости Бездна, бездна (а второй решила не постить?) Когда я была совсем юной - не понимала этого диалога, честно признаюсь. Не понимала вот этих тончайших нюансов - взглядов, намеков, "я вам должен" и т.д. Только спустя какое-то время весь потайной смысл разговора открылся мне вдруг - и я была потрясена (потрясенная хожу и до сих пор ) И обратите внимание, какое идет эмоциональное нагнетание, как заворачивается тот самый конфликт, о котором так хорошо отозвался г-н Фрей. подумать только, -- гость, говоря, обернулся и продолжал: -- выследить человека, зарезать, да еще узнать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каифе, и все это в одну ночь? Сегодня? вся надежда только на вашу изумляющую всех исполнительность. Вот это Мастер.
Цапля: apropos пишет: а второй решила не постить? отвлеклась, сейчас найду. apropos пишет: Вот это Мастер. Преклоняюсь
Цапля: Прежде чем начать говорить, Афраний, по своему обыкновению, огляделся и ушел в тень и, убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет, тихо сказал: -- Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы. Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку. Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза -- собачьи и волчьи. Афраний вынул из-под хламиды заскорузлый от крови кошель, запечатанный двумя печатями. -- Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвященника. Кровь на этом мешке -- кровь Иуды из Кириафа. -- Сколько там, интересно? -- спросил Пилат, наклоняясь к мешку. -- Тридцать тетрадрахм. Прокуратор усмехнулся и сказал: -- Мало. Афраний молчал. -- Где убитый? -- Этого я не знаю, -- со спокойным достоинством ответил человек, никогда не расстававшийся со своим капюшоном, -- сегодня утром начнем розыск. Прокуратор вздрогнул, оставил ремень сандалии, который никак не застегивался. -- Но вы наверное знаете, что он убит? На это прокуратор получил сухой ответ: -- Я, прокуратор, пятнадцать лет на работе в Иудее. Я начал службу при Валерии Грате. Мне не обязательно видеть труп для того, чтобы сказать, что человек убит, и вот я вам докладываю, что тот, кого именовали Иуда из города Кириафа, несколько часов тому назад зарезан. -- Простите меня, Афраний, -- ответил Пилат, -- я еще не проснулся как следует, отчего и сказал это. Я сплю плохо, -- прокуратор усмехнулся, -- и все время вижу во сне лунный луч. Так смешно, вообразите. Будто бы я гуляю по этому лучу. Итак, я хотел бы знать ваши предположения по этому делу. Где вы собираетесь его искать? Садитесь, начальник тайной службы. Афраний поклонился, пододвинул кресло поближе к кровати и сел, брякнув мечом. -- Я собираюсь искать его недалеко от масличного жома в Гефсиманском саду. -- Так, так. А почему именно там? -- Игемон, по моим соображениям, Иуда убит не в самом Ершалаиме и не где-нибудь далеко от него. Он убит под Ершалаимом. -- Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет. Объясните, почему? -- Ни в коем случае не допускаю мысли, -- говорил негромко Афраний, -- о том, чтобы Иуда дался в руки каким-нибудь подозрительным людям в черте города. На улице не зарежешь тайно. Значит, его должны были заманить куда-нибудь в подвал. Но служба уже искала его в Нижнем Городе и, несомненно, нашла бы. Но его нет в городе, за это вам ручаюсь, если бы его убили вдалеке от города, этот пакет с деньгами не мог бы быть подброшен так скоро. Он убит вблизи города. Его сумели выманить за город. -- Не постигаю, каким образом это можно было сделать. -- Да, прокуратор, это самый трудный вопрос во всем деле, и я даже не знаю, удастся ли мне его разрешить. -- Действительно, загадочно! В праздничный вечер верующий уходит неизвестно зачем за город, покинув пасхальную трапезу, и там погибает. Кто и чем мог его выманить? Не сделала ли это женщина? -- вдруг вдохновенно спросил прокуратор. Афраний отвечал спокойно и веско: -- Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенно исключена. Надлежит рассуждать логически. Кто был заинтересован в гибели Иуды? Какие-то бродячие фантазеры, какой-то кружок, в котором прежде всего не было никаких женщин. Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщины не было в этом деле, прокуратор. Более того скажу, такое толкование убийства может только сбивать со следу, мешать следствию и путать меня. -- Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, -- говорил Пилат, -- и я лишь позволил себе высказать свое предположение. -- Оно, увы, ошибочно, прокуратор. -- Но что же, что же тогда? -- воскликнул прокуратор, с жадным любопытством всматриваясь в лицо Афрания. -- Я полагаю, что это все те же деньги. -- Замечательная мысль! Но кто и за что мог предложить ему деньги ночью за городом? -- О нет, прокуратор, не так. У меня есть единственное предположение, и если оно неверно, то других объяснений я, пожалуй, не найду, -- Афраний наклонился поближе к прокуратору и шепотом договорил: -- Иуда хотел спрятать свои деньги в укромном, одному ему известном месте. -- Очень тонкое объяснение. Так, по-видимому, дело и обстояло. Теперь я вас понимаю: его выманили не люди, а его собственная мысль. Да, да, это так. -- Так. Иуда был недоверчив. Он прятал деньги от людей. -- Да, вы сказали, в Гефсимании. А почему именно там вы намерены искать его -- этого я, признаюсь, не пойму. -- О, прокуратор, это проще всего. Никто не будет прятать деньги на дорогах, в открытых и пустых местах. Иуда не был ни на дороге в Хеврон, ни на дороге в Вифанию. Он должен был быть в защищенном, укромном месте с деревьями. Это так просто. А таких других мест, кроме Гефсимании, под Ершалаимом нету. Далеко он уйти не мог. -- Вы совершенно убедили меня. Итак, что же делать теперь? -- Я не медля начну искать убийц, которые выследили Иуду за городом, а сам тем временем, как я уж докладывал вам, пойду под суд. -- За что? -- Моя охрана упустила его вечером на базаре после того, как он покинул дворец Каифы. Как это произошло, не постигаю. Этого еще не было в моей жизни. Он был взят под наблюдение тотчас же после нашего разговора. Но в районе базара он переложился куда-то, сделал такую странную петлю, что бесследно ушел. -- Так. Объявляю вам, что я не считаю нужным отдавать вас под суд. Вы сделали все, что могли, и никто в мире, -- тут прокуратор улыбнулся, -- не сумел бы сделать больше вашего. Взыщите с сыщиков, потерявших Иуду. Но и тут, предупреждаю вас, я не хотел бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудь строгим. В конце концов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться об этом негодяе! Да, забыл вас спросить, -- прокуратор потер лоб, -- как же они ухитрились подбросить деньги Каифе? -- Видите ли, прокуратор... Это не особенно сложно. Мстители прошли в тылу дворца Каифы, там, где переулок господствует над задним двором. Они перебросили пакет через забор. -- С запиской? -- Да, точно так, как вы и предполагали, прокуратор. Да, впрочем, -- тут Афраний сорвал печать с пакета и показал его внутренность Пилату. -- То, помилуйте, что вы делаете, Афраний, ведь печати-то, наверное, храмовые! -- Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, -- ответил Афраний, закрывая пакет. -- Неужели все печати есть у вас? -- рассмеявшись, спросил Пилат. -- Иначе быть не может, прокуратор, -- без всякого смеха, очень сурово ответил Афраний. -- Воображаю, что было у Каифы! -- Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меня они приглашали немедленно. Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата. -- Это интересно, интересно... -- Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно. Скучнейшее и утомительнейшее дело. На мой вопрос, не выплачивались ли кому деньги во дворце Каифы, мне сказали категорически, что этого не было. -- Ах так? Ну, что же, не выплачивались, стало быть, не выплачивались. Тем труднее будет найти убийц. -- Совершенно верно, прокуратор. -- Да, Афраний, вот что мне внезапно пришло в голову: не покончил ли он сам с собой? -- О нет, прокуратор, -- даже откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний, -- простите меня, но это совершенно невероятно! -- Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что через самое короткое время слухи об этом поползут по всему городу. Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал и ответил: -- Это может быть, прокуратор. Прокуратор, видимо, все не мог расстаться с этим вопросом об убийстве человека из Кириафа, хотя и так уж все было ясно, и спросил даже с некоторой мечтательностью: -- А я желал бы видеть, как они убивали его. -- Убит он с чрезвычайным искусством, прокуратор, -- ответил Афраний, с некоторой иронией поглядывая на прокуратора. -- Откуда же вы это-то знаете? -- Благоволите обратить внимание на мешок, прокуратор, -- ответил Афраний, -- я вам ручаюсь за то, что кровь Иуды хлынула волной. Мне приходилось видеть убитых, прокуратор, на своем веку! -- Так что он, конечно, не встанет? -- Нет, прокуратор, он встанет, -- ответил, улыбаясь философски, Афраний, -- когда труба мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет! -- Довольно, Афраний. Этот вопрос ясен. Перейдем к погребению. -- Казненные погребены, прокуратор. -- О Афраний, отдать вас под суд было бы преступлением. Вы достойны высочайшей награды. Как было? Афраний начал рассказывать и рассказал, что в то время, как он занимался делом Иуды, команда тайной стражи, руководимая его помощником, достигла холма, когда наступил вечер. Одного тела на верхушке она не обнаружила. Пилат вздрогнул, сказал хрипло: -- Ах, как же я этого не предвидел! -- Не стоит беспокоиться, прокуратор, -- сказал Афраний и продолжал повествовать: -- Тела Дисмаса и Гестаса с выклеванными хищными птицами глазами подняли и тотчас же бросились на поиски третьего тела. Его обнаружили в очень скором времени. Некий человек... -- Левий Матвей, -- не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Пилат. -- Да, прокуратор... Левий Матвей прятался в пещере на северном склоне Лысого Черепа, дожидаясь тьмы. Голое тело Иешуа Га-Ноцри было с ним. Когда стража вошла в пещеру с факелом, Левий впал в отчаяние и злобу. Он кричал о том, что не совершил никакого преступления и что всякий человек, согласно закону, имеет право похоронить казненного преступника, если пожелает. Левий Матвей говорил, что не хочет расстаться с этим телом. Он был возбужден, выкрикивал что-то бессвязное, то просил, то угрожал и проклинал... -- Его пришлось схватить? -- мрачно спросил Пилат. -- Нет, прокуратор, нет, -- очень успокоительно ответил Афраний, -- дерзкого безумца удалось успокоить, объяснив, что тело будет погребено. Левий, осмыслив сказанное, утих, но заявил, что он никуда не уйдет и желает участвовать в погребении. Он сказал, что не уйдет, даже если его начнут убивать, и даже предлагал для этой цели хлебный нож, который был с ним. -- Его прогнали? -- сдавленным голосом спросил Пилат. -- Нет, прокуратор, нет. Мой помощник разрешил ему участвовать в погребении. -- Кто из ваших помощников руководил этим? -- спросил Пилат. -- Толмай, -- ответил Афраний и прибавил в тревоге: -- Может быть, он допустил ошибку? -- Продолжайте, -- ответил Пилат, -- ошибки не было. Я вообще начинаю немного теряться, Афраний, я, по-видимому, имею дело с человеком, который никогда не делает ошибок. Этот человек -- вы. Левия Матвея взяли в повозку вместе с телами казненных и часа через два достигли пустынного ущелья к северу от Ершалаима. Там команда, работая посменно, в течение часа выкопала глубокую яму и в ней похоронила всех трех казненных. -- Обнаженными? -- Нет, прокуратор, -- команда взяла с собой для этой цели хитоны. На пальцы погребаемым были надеты кольца. Иешуа с одной нарезкой, Дисмасу с двумя и Гестасу с тремя. Яма закрыта, завалена камнями. Опознавательный знак Толмаю известен. -- Ах, если б я мог предвидеть! -- морщась, заговорил Пилат. -- Ведь мне нужно было бы повидать этого Левия Матвея... -- Он здесь, прокуратор! Пилат, широко расширив глаза, глядел некоторое время на Афрания, а потом сказал так: -- Благодарю вас за все, что сделано по этому делу. Прошу вас завтра прислать ко мне Толмая, объявив ему заранее, что я доволен им, а вас, Афраний, -- тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежавшего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, -- прошу принять это на память. Афраний поклонился, молвив: -- Большая честь, прокуратор. -- Команде, производившей погребение, прошу выдать награды. Сыщикам, упустившим Иуду, выговор. А Левия Матвея сейчас ко мне. Мне нужны подробности по делу Иешуа.
Хелга: Нет слов...
Цапля: Хелга пишет: Нет слов... Должны быть! Но я сама с трудом могу подобрать слова - настолько эти сцены меня покоряют своей идеальной многозначностью
apropos: Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку. Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза -- собачьи и волчьи. Обожаю это момент. -- Да, Афраний, вот что мне внезапно пришло в голову: не покончил ли он сам с собой? -- О нет, прокуратор, -- даже откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний, -- простите меня, но это совершенно невероятно! -- Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что через самое короткое время слухи об этом поползут по всему городу. Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал и ответил: -- Это может быть, прокуратор. а вас, Афраний, -- тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежавшего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, -- прошу принять это на память. М-м-м...
Цапля: apropos пишет: Обожаю это момент. Который процитированный - первый или второй? Я - оба! кстати, Ульянов был хорош в роли Пилата...
apropos: И обратите внимание на все эти - прищурился, метнул взгляд, вздрогнул, сверкнул глазами...
Хелга: Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. А как вам это?
Цапля: apropos пишет: И обратите внимание на все эти - прищурился, метнул взгляд, вздрогнул, сверкнул глазами... Показывайте, но не рассказывайте.
Хелга: Цапля пишет: кстати, Ульянов был хорош в роли Пилата... Имеешь в виду...?
Цапля: Хелга пишет: Имеешь в виду...? Экранизацию, которая официально не вышла в свет.
Хелга: Цапля пишет: Экранизацию, которая официально не вышла в свет. А, поняла... Юрия Карры, по-моему...
Цапля: Хелга пишет: Юрия Карры, по-моему... Именно.
apropos: Цапля пишет: Который процитированный - первый или второй? Я - оба! Я тоже. Мне все безумно нравится - наслажение. Момент - имеется в виду - "четыре глаза -- собачьи и волчьи". Ульянов очень хорош - настоящий Пилат (но это уже в другой теме). Цапля пишет: Показывайте, но не рассказывайте Именно.
Хелга: Николай Васильевич "Мертвые души" В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян,— словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты,— сказал один другому,— вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — «Доедет»,— отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет»,— отвечал другой. Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка подъехала к, гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой. Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени,что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно, с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее показывать ниспосланный ему богом по-кой. Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устроивается сосед, молчали-вый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, инте-ресующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наруж-ный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно-красных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою. Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержанном сюртуке, как видно, с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица. Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом. В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы. Покамест слуги управлялись и возились, господин отправил-ся в общую залу. Какие бывают эти общие зады — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходи-ли сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками,— словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
apropos: А прелесть какая! Картинка сразу такая вырисовывается. не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. И попробуй здесь что-то убери... Хм.
Цапля: Хелга пишет: Да еще, когда бричка подъехала к, гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Фрак с покушеньями на моду - прелесть И прилагательных - воз, и читается - поэмой Может, потому так и читается?
Хелга: В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою. А здесь... "самовар" - 4 раза и как здорово и бодро звучит! А как вам размер последнего предложения?
Цапля: Хелга пишет: "самовар" - 4 раза и как здорово и бодро звучит! Потому что юморнО Один самовар с бородою чего стОит А вообще, девочки, вывод сам напрашивается - и повторы, и длинные фразы, и прилагательные, которым несть числа - нужно уметь употребить так, чтобы это звучало музыкой. В противном случае....
Хелга: Цапля пишет: вывод сам напрашивается - и повторы, и длинные фразы, и прилагательные, которым несть числа - нужно уметь употребить так, чтобы это звучало музыкой. То есть, можно играть словами, как угодно, главное знать - зачем и чувствовать как...
Хелга: Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени,что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно, с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее показывать ниспосланный ему богом покой. А половой? Перед глазами стоит, то есть бегает...
apropos: Хелга пишет: можно играть словами, как угодно, главное знать - зачем и чувствовать как Но это гении, все же, - лучшее, что могла создать природа для литературы.
Хелга: apropos пишет: Но это гении, все же, - лучшее, что могла создать природа для литературы. Безусловно...
Леона: А как вы думаете, гении тоже писали по каким-то правилам? Мне кажется, они шли за своими чувствами, за своей интуицией. Конечно, они знали теорию литературы или как оно там тогда называлось, тщательно обдумывали каждое слово, но вряд ли они сверяли свои фразы с какими-то там правилами.
Хелга: Леона пишет: Мне кажется, они шли за своими чувствами, за своей интуицией. Мне тоже так представляется. Интересно, что язык, как таковой, все его богатство, сохраняется ведь именно в литературе, и образцы и примеры приводятся из произведений гениев, то есть они каким-то образом концентрировали, собирали, оформляли, сохраняли язык, как явление, в своих книгах. О, сказала!
apropos: Леона пишет: вряд ли они сверяли свои фразы с какими-то там правилами. Но это гении. У них чутье и понимание несравнимо с простыми смертными. А простым начинающим - нужно учиться и опираться на правила - иначе ничего не получится кроме невнятной и сумбурной писанины. Так хоть выдадут что-то членораздельное. Возможно.
Цапля: Леона пишет: А как вы думаете, гении тоже писали по каким-то правилам? Мне кажется, они шли за своими чувствами, за своей интуицией Это бесспорно. Но - снова приходится вспоминать, что гениальны единицы - пишут - тысячи. На примерах гениев мы можем видеть, как можно писать, на собственных - как не нужно, порой А правила письма, которые , по сути - квинтэссенция изучения гениальных творений ( иногда исключениями подтверждающих правила, иногда их просто подтверждающих ) - помощь нам, начинающим. ой, пока писала, apropos озвучила мои мысли
Inn: Нужна ссылка на книгу Д.Э.Розенталя "Говорите и пишите по-русски правильно"? Если нужна - выложу, только вам её надо будет убрать в скрытый текст.
Юлия: Inn Это прекрасная идея и и великодушное предложение!
Inn: http://rapidshare.com/files/164467766/Govorite_po-russki.rar - Д.Э.Розенталь "Говорите и пишите по-русски правильно".
Хелга: Inn Спасибо!
Tatiana: Inn
Tatiana: Inn
apropos: Кстати, по поводу описания внешности - как это делалаи классики. Мой обожаемый Александр Грин "Бегущая по волнам": Правильное, почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой было полно прелестной, нервной игры, выражавшей в данный момент, что она забавляется моим возрастающим изумлением. Но в ее черных глазах стояла неподвижная точка; глаза, если присмотреться к ним, вносили впечатление грозного и томительного упорства; необъяснимую сжатость, молчание, - большее, чем молчание сжатых губ. В черных её волосах блестел жемчуг гребней. Кружевное платье оттенка слоновой кости, с открытыми гибкими плечами, так же безупречно белыми, как лицо, легло вокруг стана широким опрокинутым веером, из пены которого выступила, покачиваясь, маленькая нога в золотой туфельке. Она сидела, опираясь отставленными руками о палубу кормы, нагнувшись ко мне слегка, словно хотела дать лучше рассмотреть свою внезапную красоту. Казалось, не среди опасностей морской ночи, а в дальнем углу дворца присела, устав от музыки и толпы, эта удивительная фигура. И сравните это с огромными фиалковыми (изумрудными) глазами, пухлыми "бантиком" губками, копной рыжих непослушных волос и проч.
Цапля: apropos И моя давняя, детская еще слабость - но Грин так писал - особенно, музыкально, что не спутаешь его ни с кем.
Цапля: К слову, о повторениях, множественных эпитетах, и о чем там еще? В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море. Он сжился с ним,роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана. Там, сея за кормой пену, двигались корабли. Часть их теряла паруса, мачты и, захлебываясь волной, опускалась в тьму пучин, где мелькают фосфорические глаза рыб. Другие, схваченные бурунами, бились о рифы; утихающее волнение грозно шатало корпус; обезлюдевший корабль с порванными снастями переживал долгую агонию, пока новый шторм не разносил его в щепки. Третьи благополучно грузились в одном порту и выгружались в другом; экипаж, сидя за трактирным столом, воспевал плавание и любовно пил водку. Были там еще корабли-пираты, с черным флагом и страшной, размахивающей ножами командой; корабли-призраки, сияющие мертвенным светом синего озарения; военные корабли с солдатами, пушками и музыкой; корабли научных экспедиций, высматривающие вулканы, растения и животных; корабли с мрачной тайной и бунтами; корабли открытий и корабли приключений.
Хелга: И к слову об описаниях... та же "Бегущая по волнам" Половина горизонта предстала нашим глазам в блеске иллюминации. В воздухе висела яркая золотая сеть; сверкающие гирлянды, созвездия, огненные розы и шары электрических фонарей были, как крупный жемчуг среди золотых украшений. Казалось, стеклись сюда огни всего мира. Корабли рейда сияли, осыпанные белыми лучистыми точками. На барке, черной внизу, с освещенной, как при пожаре, палубой вертелось, рассыпая искры, огненное, алмазное колесо, и несколько ракет выбежали из-за крыш на черное небо, где, медленно завернув вниз, потухли, выронив зеленые и голубые падучие звезды. В это же время стала явственно слышна музыка; дневной гул толпы, доносившийся с набережной, иногда заглушал ее, оставляя лишь стук барабана, а потом отпускал снова, и она отчетливо раздавалась по воде, - то, что называется: "играет в ушах". Играл не один оркестр, а два, три... может быть, больше, так как иногда наступало толкущееся на месте смешение звуков, где только барабан знал, что ему делать. Рейд и гавань были усеяны шлюпками, полными пассажиров и фонарей. Снова началась яростная пальба.
Цапля: Хелга сейчас понесет меня, запощу всего Грина, для показательных примеров, и для удовольствия... Мне очень нравился этот невероятный, особенный, музыкально-поэтический стиль его письма, я не могла воспринимать экранизации - они начисто в моих глазах убивали поэтику...
apropos: Красота, поэтичность, нежность, ожидание-предвкушение чуда...
Цапля: apropos пишет: Красота, поэтичность, нежность, ожидание-предвкушение чуда... *выпрыгивая* а помните, как он написал Грэя? Понемногу он потерял все, кроме главного -- своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив неравномерную, надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной, как удар чайки в струю за трепетным серебром рыб.
полная версия страницы