Форум » Авторам » Учимся писать - 2 » Ответить

Учимся писать - 2

apropos: Состоявшиеся авторы и начинающие! Давайте поговорим о том, КАК научиться писать - как выстраивать сюжет, выбирать и обрисовывать героев своих сочинений, использовать художественные средства языка и т.д. Тем, кто уже пишет, желательно поделиться своим опытом, как начали писать, почему, зачем, как это у нас получается и что мы делаем для того, чтобы наши сочинения получалось все лучше и лучше. Тем, кто еще не определился, о чем писать, рекомендую прочитать статью "Я собираюсь роман написать..."

Ответов - 209, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 All

Цапля: 2. Пишите уклончивый диалог. Вот задумалась - можно считать беседу Пилата и Левия Матвея уклончивым диалогом? то, как нагнетается напряжение перед ключевым "это сделал я" - достигается ли средствами уклончивого диалога?

Хелга: Зато у него бесконечный двойной смысл и междустрочия...

Цапля: Хелга пишет: Зато у него бесконечный двойной смысл и междустрочия... Обожжаю его двойной смысл и междустрочия.


apropos: Цапля пишет: можно считать беседу Пилата и Левия Матвея уклончивым диалогом? Можно, потому как много недоговоренностей. Нет пустых вопросов и пустых ответов. Все несет свою смысловую и двойную нагрузку. Кстати, пример виртуознейших "уклончивых" диалогов, на мой взгляд, - разговоры Пилата и Афрания (первый - о том, сегодня ночью убьют Иуду, и второй - Я вам должен... ) Вот уж поистине - каждый понимает, о чем идет речь, но прямо об этом не говорит, а все вокруг и около.

Цапля: apropos пишет: Кстати, пример виртуознейших "уклончивых" диалогов, на мой взгляд, - разговоры Пилата и Афрания Точно! Запостить, или все и так хорошо помнят?

apropos: Цапля пишет: Запостить, или все и так хорошо помнят? Я помню, но, возможно, не все наши читатели, знают и помнят Булгакова. Запости, если тебя это не обременит.

Хелга: apropos пишет: пример виртуознейших "уклончивых" диалогов, на мой взгляд, - разговоры Пилата и Афрания Безусловно!

Цапля: Итак, бездна недосказанности и уклончивости. -- Ах так, так, так, так. -- Тут прокуратор умолк, оглянулся, нет ли кого на балконе, и потом сказал тихо: -- Так вот в чем дело -- я получил сегодня сведения о том, что его зарежут сегодня ночью. Здесь гость не только метнул свой взгляд на прокуратора, но даже немного задержал его, а после этого ответил: -- Вы, прокуратор, слишком лестно отзывались обо мне. По-моему, я не заслуживаю вашего доклада. У меня этих сведений нет. -- Вы достойны наивысшей награды, -- ответил прокуратор, -- но сведения такие имеются. -- Осмелюсь спросить, от кого же эти сведения? -- Позвольте мне пока этого не говорить, тем более что они случайны, темны и недостоверны. Но я обязан предвидеть все. Такова моя должность, а пуще всего я обязан верить своему предчувствию, ибо никогда оно еще меня не обманывало. Сведения же заключаются в том, что кто-то из тайных друзей Га-Ноцри, возмущенный чудовищным предательством этого менялы, сговаривается со своими сообщниками убить его сегодня ночью, а деньги, полученные за предательство, подбросить первосвященнику с запиской: "Возвращаю проклятые деньги!" Больше своих неожиданных взглядов начальник тайной службы на игемона не бросал и продолжал слушать его, прищурившись, а Пилат продолжал: -- Вообразите, приятно ли будет первосвященнику в праздничную ночь получить подобный подарок? -- Не только не приятно, -- улыбнувшись, ответил гость, -- но я полагаю, прокуратор, что это вызовет очень большой скандал. -- И я сам того же мнения. Вот поэтому я прошу вас заняться этим делом, то есть принять все меры к охране Иуды из Кириафа. -- Приказание игемона будет исполнено, -- заговорил Афраний, -- но я должен успокоить игемона: замысел злодеев чрезвычайно трудно выполним. Ведь подумать только, -- гость, говоря, обернулся и продолжал: -- выследить человека, зарезать, да еще узнать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каифе, и все это в одну ночь? Сегодня? -- И тем не менее его зарежут сегодня, -- упрямо повторил Пилат, -- у меня предчувствие, говорю я вам! Не было случая, чтобы оно меня обмануло, -- тут судорога прошла по лицу прокуратора, и он коротко потер руки. -- Слушаю, -- покорно отозвался гость, поднялся, выпрямился и вдруг спросил сурово: -- Так зарежут, игемон? -- Да, -- ответил Пилат, -- и вся надежда только на вашу изумляющую всех исполнительность. Гость поправил тяжелый пояс под плащом и сказал: -- Имею честь, желаю здравствовать и радоваться. -- Ах да, -- негромко вскричал Пилат, -- я ведь совсем забыл! Ведь я вам должен!.. Гость изумился. -- Право, прокуратор, вы мне ничего не должны. -- Ну как же нет! При въезде моем в Ершалаим, помните, толпа нищих... я еще хотел швырнуть им деньги, а у меня не было, и я взял у вас. -- О прокуратор, это какая-нибудь безделица! -- И о безделице надлежит помнить. Тут Пилат обернулся, поднял плащ, лежащий на кресле сзади него, вынул из-под него кожаный мешок и протянул его гостю. Тот поклонился, принимая его, и спрятал под плащ. -- Я жду, -- заговорил Пилат, -- доклада о погребении, а также и по этому делу Иуды из Кириафа сегодня же ночью, слышите, Афраний, сегодня. Конвою будет дан приказ будить меня, лишь только вы появитесь. Я жду вас!

apropos: Цапля пишет: бездна недосказанности и уклончивости Бездна, бездна (а второй решила не постить?) Когда я была совсем юной - не понимала этого диалога, честно признаюсь. Не понимала вот этих тончайших нюансов - взглядов, намеков, "я вам должен" и т.д. Только спустя какое-то время весь потайной смысл разговора открылся мне вдруг - и я была потрясена (потрясенная хожу и до сих пор ) И обратите внимание, какое идет эмоциональное нагнетание, как заворачивается тот самый конфликт, о котором так хорошо отозвался г-н Фрей. подумать только, -- гость, говоря, обернулся и продолжал: -- выследить человека, зарезать, да еще узнать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каифе, и все это в одну ночь? Сегодня? вся надежда только на вашу изумляющую всех исполнительность. Вот это Мастер.

Цапля: apropos пишет: а второй решила не постить? отвлеклась, сейчас найду. apropos пишет: Вот это Мастер. Преклоняюсь

Цапля: Прежде чем начать говорить, Афраний, по своему обыкновению, огляделся и ушел в тень и, убедившись, что, кроме Банги, лишних на балконе нет, тихо сказал: -- Прошу отдать меня под суд, прокуратор. Вы оказались правы. Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку. Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза -- собачьи и волчьи. Афраний вынул из-под хламиды заскорузлый от крови кошель, запечатанный двумя печатями. -- Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвященника. Кровь на этом мешке -- кровь Иуды из Кириафа. -- Сколько там, интересно? -- спросил Пилат, наклоняясь к мешку. -- Тридцать тетрадрахм. Прокуратор усмехнулся и сказал: -- Мало. Афраний молчал. -- Где убитый? -- Этого я не знаю, -- со спокойным достоинством ответил человек, никогда не расстававшийся со своим капюшоном, -- сегодня утром начнем розыск. Прокуратор вздрогнул, оставил ремень сандалии, который никак не застегивался. -- Но вы наверное знаете, что он убит? На это прокуратор получил сухой ответ: -- Я, прокуратор, пятнадцать лет на работе в Иудее. Я начал службу при Валерии Грате. Мне не обязательно видеть труп для того, чтобы сказать, что человек убит, и вот я вам докладываю, что тот, кого именовали Иуда из города Кириафа, несколько часов тому назад зарезан. -- Простите меня, Афраний, -- ответил Пилат, -- я еще не проснулся как следует, отчего и сказал это. Я сплю плохо, -- прокуратор усмехнулся, -- и все время вижу во сне лунный луч. Так смешно, вообразите. Будто бы я гуляю по этому лучу. Итак, я хотел бы знать ваши предположения по этому делу. Где вы собираетесь его искать? Садитесь, начальник тайной службы. Афраний поклонился, пододвинул кресло поближе к кровати и сел, брякнув мечом. -- Я собираюсь искать его недалеко от масличного жома в Гефсиманском саду. -- Так, так. А почему именно там? -- Игемон, по моим соображениям, Иуда убит не в самом Ершалаиме и не где-нибудь далеко от него. Он убит под Ершалаимом. -- Считаю вас одним из выдающихся знатоков своего дела. Я не знаю, впрочем, как обстоит дело в Риме, но в колониях равного вам нет. Объясните, почему? -- Ни в коем случае не допускаю мысли, -- говорил негромко Афраний, -- о том, чтобы Иуда дался в руки каким-нибудь подозрительным людям в черте города. На улице не зарежешь тайно. Значит, его должны были заманить куда-нибудь в подвал. Но служба уже искала его в Нижнем Городе и, несомненно, нашла бы. Но его нет в городе, за это вам ручаюсь, если бы его убили вдалеке от города, этот пакет с деньгами не мог бы быть подброшен так скоро. Он убит вблизи города. Его сумели выманить за город. -- Не постигаю, каким образом это можно было сделать. -- Да, прокуратор, это самый трудный вопрос во всем деле, и я даже не знаю, удастся ли мне его разрешить. -- Действительно, загадочно! В праздничный вечер верующий уходит неизвестно зачем за город, покинув пасхальную трапезу, и там погибает. Кто и чем мог его выманить? Не сделала ли это женщина? -- вдруг вдохновенно спросил прокуратор. Афраний отвечал спокойно и веско: -- Ни в коем случае, прокуратор. Эта возможность совершенно исключена. Надлежит рассуждать логически. Кто был заинтересован в гибели Иуды? Какие-то бродячие фантазеры, какой-то кружок, в котором прежде всего не было никаких женщин. Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. Женщины не было в этом деле, прокуратор. Более того скажу, такое толкование убийства может только сбивать со следу, мешать следствию и путать меня. -- Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, -- говорил Пилат, -- и я лишь позволил себе высказать свое предположение. -- Оно, увы, ошибочно, прокуратор. -- Но что же, что же тогда? -- воскликнул прокуратор, с жадным любопытством всматриваясь в лицо Афрания. -- Я полагаю, что это все те же деньги. -- Замечательная мысль! Но кто и за что мог предложить ему деньги ночью за городом? -- О нет, прокуратор, не так. У меня есть единственное предположение, и если оно неверно, то других объяснений я, пожалуй, не найду, -- Афраний наклонился поближе к прокуратору и шепотом договорил: -- Иуда хотел спрятать свои деньги в укромном, одному ему известном месте. -- Очень тонкое объяснение. Так, по-видимому, дело и обстояло. Теперь я вас понимаю: его выманили не люди, а его собственная мысль. Да, да, это так. -- Так. Иуда был недоверчив. Он прятал деньги от людей. -- Да, вы сказали, в Гефсимании. А почему именно там вы намерены искать его -- этого я, признаюсь, не пойму. -- О, прокуратор, это проще всего. Никто не будет прятать деньги на дорогах, в открытых и пустых местах. Иуда не был ни на дороге в Хеврон, ни на дороге в Вифанию. Он должен был быть в защищенном, укромном месте с деревьями. Это так просто. А таких других мест, кроме Гефсимании, под Ершалаимом нету. Далеко он уйти не мог. -- Вы совершенно убедили меня. Итак, что же делать теперь? -- Я не медля начну искать убийц, которые выследили Иуду за городом, а сам тем временем, как я уж докладывал вам, пойду под суд. -- За что? -- Моя охрана упустила его вечером на базаре после того, как он покинул дворец Каифы. Как это произошло, не постигаю. Этого еще не было в моей жизни. Он был взят под наблюдение тотчас же после нашего разговора. Но в районе базара он переложился куда-то, сделал такую странную петлю, что бесследно ушел. -- Так. Объявляю вам, что я не считаю нужным отдавать вас под суд. Вы сделали все, что могли, и никто в мире, -- тут прокуратор улыбнулся, -- не сумел бы сделать больше вашего. Взыщите с сыщиков, потерявших Иуду. Но и тут, предупреждаю вас, я не хотел бы, чтобы взыскание было хоть сколько-нибудь строгим. В конце концов, мы сделали все для того, чтобы позаботиться об этом негодяе! Да, забыл вас спросить, -- прокуратор потер лоб, -- как же они ухитрились подбросить деньги Каифе? -- Видите ли, прокуратор... Это не особенно сложно. Мстители прошли в тылу дворца Каифы, там, где переулок господствует над задним двором. Они перебросили пакет через забор. -- С запиской? -- Да, точно так, как вы и предполагали, прокуратор. Да, впрочем, -- тут Афраний сорвал печать с пакета и показал его внутренность Пилату. -- То, помилуйте, что вы делаете, Афраний, ведь печати-то, наверное, храмовые! -- Прокуратору не стоит беспокоить себя этим вопросом, -- ответил Афраний, закрывая пакет. -- Неужели все печати есть у вас? -- рассмеявшись, спросил Пилат. -- Иначе быть не может, прокуратор, -- без всякого смеха, очень сурово ответил Афраний. -- Воображаю, что было у Каифы! -- Да, прокуратор, это вызвало очень большое волнение. Меня они приглашали немедленно. Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата. -- Это интересно, интересно... -- Осмеливаюсь возразить, прокуратор, это не было интересно. Скучнейшее и утомительнейшее дело. На мой вопрос, не выплачивались ли кому деньги во дворце Каифы, мне сказали категорически, что этого не было. -- Ах так? Ну, что же, не выплачивались, стало быть, не выплачивались. Тем труднее будет найти убийц. -- Совершенно верно, прокуратор. -- Да, Афраний, вот что мне внезапно пришло в голову: не покончил ли он сам с собой? -- О нет, прокуратор, -- даже откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний, -- простите меня, но это совершенно невероятно! -- Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что через самое короткое время слухи об этом поползут по всему городу. Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал и ответил: -- Это может быть, прокуратор. Прокуратор, видимо, все не мог расстаться с этим вопросом об убийстве человека из Кириафа, хотя и так уж все было ясно, и спросил даже с некоторой мечтательностью: -- А я желал бы видеть, как они убивали его. -- Убит он с чрезвычайным искусством, прокуратор, -- ответил Афраний, с некоторой иронией поглядывая на прокуратора. -- Откуда же вы это-то знаете? -- Благоволите обратить внимание на мешок, прокуратор, -- ответил Афраний, -- я вам ручаюсь за то, что кровь Иуды хлынула волной. Мне приходилось видеть убитых, прокуратор, на своем веку! -- Так что он, конечно, не встанет? -- Нет, прокуратор, он встанет, -- ответил, улыбаясь философски, Афраний, -- когда труба мессии, которого здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет! -- Довольно, Афраний. Этот вопрос ясен. Перейдем к погребению. -- Казненные погребены, прокуратор. -- О Афраний, отдать вас под суд было бы преступлением. Вы достойны высочайшей награды. Как было? Афраний начал рассказывать и рассказал, что в то время, как он занимался делом Иуды, команда тайной стражи, руководимая его помощником, достигла холма, когда наступил вечер. Одного тела на верхушке она не обнаружила. Пилат вздрогнул, сказал хрипло: -- Ах, как же я этого не предвидел! -- Не стоит беспокоиться, прокуратор, -- сказал Афраний и продолжал повествовать: -- Тела Дисмаса и Гестаса с выклеванными хищными птицами глазами подняли и тотчас же бросились на поиски третьего тела. Его обнаружили в очень скором времени. Некий человек... -- Левий Матвей, -- не вопросительно, а скорее утвердительно сказал Пилат. -- Да, прокуратор... Левий Матвей прятался в пещере на северном склоне Лысого Черепа, дожидаясь тьмы. Голое тело Иешуа Га-Ноцри было с ним. Когда стража вошла в пещеру с факелом, Левий впал в отчаяние и злобу. Он кричал о том, что не совершил никакого преступления и что всякий человек, согласно закону, имеет право похоронить казненного преступника, если пожелает. Левий Матвей говорил, что не хочет расстаться с этим телом. Он был возбужден, выкрикивал что-то бессвязное, то просил, то угрожал и проклинал... -- Его пришлось схватить? -- мрачно спросил Пилат. -- Нет, прокуратор, нет, -- очень успокоительно ответил Афраний, -- дерзкого безумца удалось успокоить, объяснив, что тело будет погребено. Левий, осмыслив сказанное, утих, но заявил, что он никуда не уйдет и желает участвовать в погребении. Он сказал, что не уйдет, даже если его начнут убивать, и даже предлагал для этой цели хлебный нож, который был с ним. -- Его прогнали? -- сдавленным голосом спросил Пилат. -- Нет, прокуратор, нет. Мой помощник разрешил ему участвовать в погребении. -- Кто из ваших помощников руководил этим? -- спросил Пилат. -- Толмай, -- ответил Афраний и прибавил в тревоге: -- Может быть, он допустил ошибку? -- Продолжайте, -- ответил Пилат, -- ошибки не было. Я вообще начинаю немного теряться, Афраний, я, по-видимому, имею дело с человеком, который никогда не делает ошибок. Этот человек -- вы. Левия Матвея взяли в повозку вместе с телами казненных и часа через два достигли пустынного ущелья к северу от Ершалаима. Там команда, работая посменно, в течение часа выкопала глубокую яму и в ней похоронила всех трех казненных. -- Обнаженными? -- Нет, прокуратор, -- команда взяла с собой для этой цели хитоны. На пальцы погребаемым были надеты кольца. Иешуа с одной нарезкой, Дисмасу с двумя и Гестасу с тремя. Яма закрыта, завалена камнями. Опознавательный знак Толмаю известен. -- Ах, если б я мог предвидеть! -- морщась, заговорил Пилат. -- Ведь мне нужно было бы повидать этого Левия Матвея... -- Он здесь, прокуратор! Пилат, широко расширив глаза, глядел некоторое время на Афрания, а потом сказал так: -- Благодарю вас за все, что сделано по этому делу. Прошу вас завтра прислать ко мне Толмая, объявив ему заранее, что я доволен им, а вас, Афраний, -- тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежавшего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, -- прошу принять это на память. Афраний поклонился, молвив: -- Большая честь, прокуратор. -- Команде, производившей погребение, прошу выдать награды. Сыщикам, упустившим Иуду, выговор. А Левия Матвея сейчас ко мне. Мне нужны подробности по делу Иешуа.

Хелга: Нет слов...

Цапля: Хелга пишет: Нет слов... Должны быть! Но я сама с трудом могу подобрать слова - настолько эти сцены меня покоряют своей идеальной многозначностью

apropos: Я не сумел уберечь Иуду из Кириафа, его зарезали. Прошу суд и отставку. Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза -- собачьи и волчьи. Обожаю это момент. -- Да, Афраний, вот что мне внезапно пришло в голову: не покончил ли он сам с собой? -- О нет, прокуратор, -- даже откинувшись от удивления в кресле, ответил Афраний, -- простите меня, но это совершенно невероятно! -- Ах, в этом городе все вероятно! Я готов спорить, что через самое короткое время слухи об этом поползут по всему городу. Тут Афраний метнул в прокуратора свой взгляд, подумал и ответил: -- Это может быть, прокуратор. а вас, Афраний, -- тут прокуратор вынул из кармана пояса, лежавшего на столе, перстень и подал его начальнику тайной службы, -- прошу принять это на память. М-м-м...

Цапля: apropos пишет: Обожаю это момент. Который процитированный - первый или второй? Я - оба! кстати, Ульянов был хорош в роли Пилата...

apropos: И обратите внимание на все эти - прищурился, метнул взгляд, вздрогнул, сверкнул глазами...

Хелга: Чтобы жениться, прокуратор, требуются деньги, чтобы произвести на свет человека, нужны они же, но чтобы зарезать человека при помощи женщины, нужны очень большие деньги, и ни у каких бродяг их нету. А как вам это?

Цапля: apropos пишет: И обратите внимание на все эти - прищурился, метнул взгляд, вздрогнул, сверкнул глазами... Показывайте, но не рассказывайте.

Хелга: Цапля пишет: кстати, Ульянов был хорош в роли Пилата... Имеешь в виду...?

Цапля: Хелга пишет: Имеешь в виду...? Экранизацию, которая официально не вышла в свет.



полная версия страницы