Форум » Авторы Клуба » Эка. Ivetta » Ответить
Эка. Ivetta
Ivetta: Название: Эка Автор: Ivetta Жанр: не могу определиться Комментарии: Это собранные в рассказ кусочки еще не существующего романа. Сам роман рассказывает историю о молодом человеке, родившемся в городе Тбилиси, но вынужденном переехать. Это попытка собрать детские воспоминания, переживания... Этот рассказ охватывает только часть его жизни. Описываются события августа 2008 года в Южной Осетии.
Ответов - 34, стр:
1 2 All
гость: Спасибо Вам, Ivetta, за Эку, за Аслана, за бабушкин сыр и ноющую совесть.
Ivetta: Вам спасибо
Хелга: Ivetta Хорошо Вы пишите, проникновенно.
Ivetta: Хочу выложить еще один кусочек из Грузии. Возможно, он войдет в "Эку" как рассказ Лачи.
Ivetta: Так не бывает - Так не бывает, – тихо прошептала Ия, прижавшись к его сильному плечу. На нем красовался большой, зигзагообразный шрам. – Откуда это у тебя? - Это? Это меня одна девица поцарапала, когда уходил от нее. Что так не бывает? - Вечно ты путаешься не с теми девицами, – рассмеялась она. Она прекрасно знала, откуда это, хотя он никогда не рассказывал. - Это точно, и ты самая не та, которую я когда-либо встречал, – он крепко обнял ее, путаясь в длинных локонах волос. – Ты знаешь, что у тебя волосы пахнут каштанами? - Так не бывает, – повторила она. - Конечно не бывает. Где ты видела волосы, пахнущие каштанами? – он улыбнулся ей, как ребенку. Так действительно не бывает. Неужели человек может быть так безнадежно счастлив? Казалось бы, он готов был лежать вечность, слушая ее дыхание. Им даже не обязательно было смотреть друг на друга. Эти зеленые глаза, которые иногда могли быть такими надменными, тонкие руки с почти прозрачной кожей, эти губы, эта смешная ямочка на щеке, все было выгравировано в его сердце. Красавица и чудовище. Действительно, ее стройная, легкая фигура в его руках была словно хрустальной. Казалось бы, сожми он руки чуть крепче и она превратиться в тысячи маленьких осколков. Ее теплая улыбка рядом с его вечно хмурым, сосредоточенным лицом, сияла солнечным лучом среди туч. Белая кожа на его черном, изуродованном плече казалась неземной. Избалованная девчонка, единственный ребенок в семье, она была самым дорогим сокровищем - сокровищем, которое он с удовольствием бы украл. Да, счастье можно украсть. Украсть у судьбы, у людей… Да у самого себя он готов был красть ее снова и снова. Мог ли он предполагать, лежа тогда под свистом пуль и разрывающимися снарядами, что теперь для него вся жизнь заключается в этом тихом дыхании на его плече? Тогда, когда ничто уже не существовало, когда ему выворачивали руки, разрывали суставы, когда хотелось чтобы сердце вдруг остановилось, разве он мог знать, что оно сможет так биться только от одного прикосновения этой, почти детской, руки? Рослый детина, загорелая, обветренная кожа, темные, коротко стриженные волосы и синие глаза, синие-синие. Ия любила смотреть в них, рисуя пальцами узоры на густой щетине подбородка. Его мужественное лицо могло показаться любому недоброжелательным и угрюмым, только не ей. Ведь оно умело так грустно и тепло улыбаться. Необъятные плечи, большие, сильные руки с мозолистыми ладонями и разбитыми костяшками. Его грубые, но красивые пальцы, могли быть необыкновенно нежными. - Ия, что это означает? - Ия – это фиалка, – задорно сказала она. Кажется, внезапно налетевшая грусть также внезапно исчезла. Она стала торопливо одеваться. – Мне пора. - Я украду тебя, – тихо сказал он. - Ты не можешь. Мой отец убьет тебя. - Тогда я его убью, – он внимательно посмотрел в ее лицо. Оно слегка дрогнуло. Глаза налились слезами, и стали ядовито зелеными. - Тогда я убью тебя, – сказала она. - Ты не можешь, тогда тебя посадят, – рассмеялся он, поняв, что иногда полезно и помолчать. «Любовь сделала меня болтуном» - подумал он. – Ия прости, я не то хотел сказать, – он попытался снова обнять ее, но было уже поздно. Это дитя гор, не смотря на всю свою кажущуюся хрупкость, умело быть смелым, жестоким и вызывающе отчаянным. Она вырвалась в дверь прежде чем он смог остановить ее. Её отец ненавидел его. Толи от того, что он знал его прошлое, толи он просто ненавидел всех мужчин, которые посягали на его сокровище. Скоро командировка закончится, часть перевезут в другой населенный пункт и ему придется оставить этот, уже полюбившийся, город. Ию ему не отдадут это точно. Грузия, Карабах, Чечня, снова Чечня. Что там дальше будет? Имеет ли он право брать на себя чью-то судьбу, если ему неподвластна своя? Она ведь совсем ребенок, маленький избалованный ребенок. В окне кружились снежные хлопья. «Надо же» - подумал Вадим - «Ведь обещали теплую зиму. Вот тебе и Кавказ». Он заварил себе крепкий кофе и закурил. - Я слишком стар для этого, слишком стар. В висок предательски било молотком. Вена воспаленно проложила тропку по уставшему, угрюмому лицу. Прошло около четырех часов, как Вадим неподвижно лежал на кровати, вглядываясь в узоры потолка. Он непременно пойдет к отцу Ии и попросит ее руки. Если же тот откажет, тогда он увезет ее силой. «Ия не достанется этому самовлюбленному работнику госорганов, этому лощеному убожеству». Пепельница наполнилась окурками и стала походить на черный тюльпан. «Если ее отец пожалуется, меня ждет военный трибунал. А Ию? Плевать. Плевать. Плевать» Он резко встал с кровати и вышел в морозный двор. «Морозы тут не такие как в России это точно. Ну, разве это снег? Сейчас бы оказаться дома, там, где мороз не только чувствуешь, но и слышишь. Когда слышишь треск, когда захватывает дух, когда даже ресницы покрываются инеем». Вадим, сам того не замечая, подошел к уже знакомому дому. - Добрый вечер тетушка Натела, – поздоровался он с полной, бородатой женщиной, которая тащила за руку бьющегося в истерике мальчишку. - Сгинь сатана, – огрызнулась Натела, дав парнишке звонкий подзатыльник. - Тетушка Натела, если бы не вы, я так и не ощутил бы настоящего кавказского гостеприимства. Вадиму нравилось злить эту тучную женщину, которая прониклась к нему почти животной ненавистью. Он понимал ее. В той войне она потеряла двух сыновей. В действительности же, Вадим прекрасно знал богатство и кавказского стола и кавказского свинца. – Привет царю всея Грузии! - поприветствовал он высокого молодого человека, богатырского сложения, который навис как Казбек над стариком, мирно покуривающим «Беломор». Он был ростом почти с Вадима и ни сколько не уступал ему в плечах. Забавно было наблюдать этого детину за шахматной доской. – Ну что, Ваха, поборемся? - Саперави, – торжествующе сказал дед Яков, склоняя поверженного короля Вахи. - Ай, Вадим, дорогой, посмотри, что этот старый еврейский жулик опять мне учинил? Да тут и Каспаров бы сдался. Совсем обокрал меня, – он широко улыбнулся, показав два ряда жемчужных зубов. – Ты туда? – он махнул головой в сторону окон Ии. Вадим кивнул. – Не ходи сейчас. Пойдем лучше выпьем. Вадим не был любителем выпить, но Ваха умел доставать такое вино, от которого сам Бог бы не отказался. - Добрый вечер бабушка Тамара. Как ваши дела? – поздоровался он с бабушкой Вахтанга. Такое ощущение, что старость позабыла про эту женщину или та ей оказала неоценимую услугу. Черные как смоль волосы, стройная осанка, высоко поднятая голова, горделивый взгляд. Точно сама Царица Тамара спустилась, чтобы посмотреть, не подгорели ли мчади. - Дай Бог тебе здоровья, сынок, – поцеловала она Вадима. Он совсем не помнил своей бабушки, она умерла, когда ему было пять лет. Поэтому бабушка Тамара была ему как родная. – Что это ты чернее тучи, дорогой? Если этот прохвост тебя обидел, я его поколочу, – покосилась она на улыбающегося Ваху.
Ivetta: - Ээээ… – воскликнул тот. – Чуть что, так сразу я виноват. Это все старик Темур. Слышала? Сваты сегодня к Ии пришли, от правительства, – он злобно прыснул. - Ну как таким отказать, а? Вадим почувствовал, как его кто-то ударил в затылок. Ноги стали ватными. Он тяжело опустился на стул. - Я убью его, – прошептал он, глаза налились кровью, и до треска сжались кулаки. Ваха рванул к нему. – Я убью его. - Тихо, тихо, не горячись так, – сказала бабушка Тамара. – Что заладил «убью», да «убью»? У тебя кровь как у дивизии мамлюков. Ты же понимаешь, что так делу не поможешь. У вас и так с властями проблемы сейчас, а если этот бродяга пожалуется, ты даже из страны не сможешь убежать. Правительство? Кучка свинопасов. Из грязи в князи записались. Так ты Ие не поможешь, да и себе тоже. Когда ваша часть выезжает? - В понедельник. - Мой отец, княжеских кровей, не хотел отдавать дочь армянину, – Тамара присела рядом с Вадимом. – Ох, и гордецы мы все-таки. Так Ашот, дед его покойный, меня прямо с воскресной службы выкрал. Во время исповеди. И надо же было этому аферисту договориться с батюшкой. Хотя, он бы и самого черта уговорил. Там же и обвенчались. Вышли из церкви уже мужем и женой. А теперь этот подлец меня бросил, ушел к своей первой жене, царство ей небесное. Ну, ничего, я до них доберусь, не долго осталось. Вот только улажу жизнь этого лентяя, – она кивнула на Вахтанга. - Ты мне лучше скажи, что ты готов дать этой девочке? Только не обижайся на меня, я тебе как родному внуку говорю. Ты уже не молодой, сколько тебе, тридцать пять? А ей девятнадцать. Ты изрезанный весь, истерзанный. Завтра, послезавтра снова война, а если ты не вернешься с нее? Прости Господи, чтоб мой язык отсох, – она перекрестилась и ласково посмотрела на него. – Куда ты ее увезешь? Домой? Но фиалки не растут в снегу, понимаешь? Подумай хорошо, если ты ее действительно любишь. Вадим молчал. За окном послышались голоса гостей Темура. Они в пьяном дурмане покидали дом, рассаживаясь в дорогие машины. - Бебо, ну что ты такое говоришь, – не выдержал Ваха. - А что ей даст эта прыщавая жертва профессора Борменталя. Он и женится только чтобы престиж свой поднять. Конечно, куда ему с его-то собачьей родословной до Темура. Давайте лучше выпьем, – он разлил вино и оно заискрилось в бокалах, как сцеженная кровь. Проснулся Вадим от того, что на него кто-то смотрит. Открыв глаза, он увидел Ваху. «Не берет этого черта похмелье» - подумал он, пытаясь поднять голову с подушки. Ваха уже приготовил ароматный кофе и сигареты. - Похоже, что Темур знал о свадьбе еще до того, как пришли просить руки официально. У них уже все готово к воскресенью, – задумчиво пробормотал он. - Мне надо кое-что уладить, – сказал Вадим, одеваясь, не слушая его. – Я в часть. Во дворе он встретил Ию. Запыхавшись, она кинулась к нему, слезы струйками замерзли на щеках. – Где ты был? Я искала тебя в части и на квартире, никто не знал где ты. - Я ночевал у Вахи, – сухо сказал Вадим. – С чего это ты плачешь? Помнится, вчера ты меня бросила, а не я тебя. - Они за меня уже все решили. Что мне делать? - А что ты хочешь? – Ия не ответила. Она отвела взгляд и кажется, поникла всем телом. - Ия, ответь, чего тебе хочется? - Ничего, – выдавила, наконец, она.- Я пойду. - Будь счастлива, – тихо сказал Вадим. - Непременно, – вызывающе ответила Ия. Голос сразу изменился. Он знал эту перемену. Она не умела просить, она не умела прощать, она не умела быть слабой. – Непременно, – повторила она и что-то буркнула по-грузински. Вадим знал, когда она злится, то забывает русские слова, он часто ее злил именно для этого. Он сдержался, чтобы не обнять ее, не закричать «Ты моя. И никто не посмеет отобрать тебя у меня», резко развернулся и ушел. Вадим не обернулся, но знал, что Ия все еще стоит на том же месте. Он чувствовал два маленьких зеленых ножика на своем затылке. Воскресный день выдался на удивление теплым и ясным. Накрывший город, словно одеялом, снег отражал теплый свет. На его белизне, как тараканы, копошились машины. Казалось, что все лучшие автомобили города были собраны на одной улице для триумфального шествия. Из окон орала музыка, дом был похож на огурец с пупырышками человеческих голов. Вот, Нино - ей уже двадцать пять и она, не скрывая своего раздражения, смотрит на свадебный кортеж. - И надо было этой кекелке Ийке так повезти? Где справедливость, вай ме деди, – обратилась она к матери. – Весь двор знает, что она к русским ходит. Вах! Ты только посмотри, какая машина. Нино билась в истерике на тахте в лоджие, завывая как раненная гиена, и закатывая глаза, будто она в приступе эпилепсии. Ее мать бегала вокруг этой самой тахты, причитая и разрывая на себе волосы. Вот, дед Яков - тот самый старый еврейский жулик, который за счет своих побед над Вахтангом уже изрядно пополнил свой винный погреб. Дед сидит на той же самой лавочке с папиросой, перед ним все та же шахматная доска. – Э-эх… – покачал он головой, и склонил короля, словно ему объявили мат. Вот, тетушка Натела расплылась в широкой ухмылке. Непонятно, чему она радовалась больше: тому, что Ия выходит замуж или тому, что она выходит не за Вадима. Наконец, молодые вышли из дома. Жених в норковом пальто поверх черного смокинга, с алой бабочкой, которая выглядела нелепо на его страусиной шее с прыщавым лицом. Его так распирало, будто он идет не в церковь, а на инногурацию. Свидетель, с красным лицом и необъятным пузом, кружился вокруг, словно мыльный пузырь, разбрасывая шабаши музыкантам. Все собравшиеся женщины сверкали нитками бриллиантов и жемчуга. Мужчины семенили вокруг своих машин как откормленные тетерева. Весь двор танцевал, подбрасывая в воздух цветы и зеленые купюры, словно соревнуясь между собой. Женщины плавали, как лебеди на белом снегу, мужчины так отчаянно кричали «Ас-са», что окна первых этажей дребезжали. Все это походило, скорее, на бал маскарад, организованный Воландом, чем на городскую свадьбу. Только один человек не вписывался в эту вакханалию. Она стояла гордо, подняв голову. Глаза ее не смотрели стыдливо в пол, как полагается, а надменно сверкали, излучая все тот же ядовитый зеленый свет. Ее тонкая талия, прихваченная белым корсетом, была как ножка бокала. Широкий серебряный пояс подчеркивал ее стройную фигуру, теряясь в складках белоснежного платья. Царственно вытянутая шея, казалось, не выдержит тяжести этих золотисто-каштановых прядей волос, усыпанных жемчугом. Ее осанке позавидовала бы любая балерина. Она двигалась свободно и легко, словно ноги ее не касаются земли. Движения рук были мягкими, едва заметными. Она смотрела поверх голов, сквозь лица, в какую-то воображаемую точку, будто все происходящее к ней никак не относится. Из окна высунулась бабушка Тамара. - Темур! Темур! Чтоб ты лопнул, продажная скотина! Гости с интересом задрали головы. Темур замялся. – Тамара, уйди от греха подальше, не порть детям праздник.
Ivetta: – Побойся Бога, Ирод! С тебя за этот праздник спросят на том свете. Если у твоего зятя столько же денег сколько и прыщей, то почему их не хватило на ткани для этого Пуза. Или во всей Грузии не сыщется такого сукна, чтобы обернуть этот кусок г… - голос утонул в барабанной дроби. Гости еле сдерживались от смеха, кто-то из смельчаков все-таки хихикнул. – Эй, старая ведьма, тебе помочь закрыть окно? – не выдержал пузо-свидетель, грозно размахивая своими короткими пальчиками-колбасками. Гости возмущенно закопошились, как куры, которых побеспокоили на их насестах. Из окна высунулась огромная голова и плечи, не пролезающие в оконный проем. Лицо с перебитым носом, черными глазами, сверкающими из-под густой линии бровей, выражало отборный грузинский мат. В зубах Ваха сжимал спичку. Свидетель, при виде этой волчьей головы, будто, испарился в подушках своего лимузина. Ия посмотрела в окно и стремительно взбежала наверх. Голова в окне исчезла. Жених кивнул двум увальням в черных несуразных костюмах. Девушка кинулась к бабушке Тамаре. Она не плакала, только трепетала, как голубка, которую вот-вот утащит копчик. Тамара же дала волю чувствам. Она целовала волосы, глаза, плечи девочки, проклинала все на свете, призывая встать Ашота из могилы и посмотреть, что его лучший друг решил сделать со своей дочерью. Она послала тысячу проклятий президенту, машинам, думе, Нателе, милиции и сокрушалась что прыщи не смертельно опасная болезнь. Двое в мешках поднялись наверх за Ией, но на площадке их уже ждал Ваха. Он облокотился о перила, оперев ногу о противоположную стену, тем самым перекрывая путь любому, посягнувшему на его крепость, и перебирал спичку губами, перекатывая ее то в одну, то в другую сторону. Казалось, даже воробей не пройдет этот блок-пост без увечий. Двое осмотрительно остановились на соседнем пролете. Один из них кинул Вахе ругательство и попросил позвать Ию. - А ме тки, - прошипел Ваха, резко оторвавшись от своего места. Двое отпрыгнули еще на один пролет. Ия вышла спокойно, кажется, она снова овладела собой, и поплыла вниз по лестницам, остановилась перед Вахой, улыбнулась ему так, что тот не выдержал, сгреб ее в объятия. Только вздымающаяся гора плеч выдавала его волнение. Когда он ее отпустил, Ия увидела мокрые от слез глаза. Она вытерла их своими маленькими руками, лаская шершавую смуглую щеку, и медленно стала спускаться вниз. Проходя мимо своих конвоиров, она окинула их таким уничтожающим взглядом, словно это проштрафившиеся лакеи. Ваха все так же стоял на лестницах. Двое ехидно посмотрели на него и с видом победителей спустились во двор. - Тфу, тквени… - выругался Ваха и сплюнул. Когда он вошел в дом, бабушка Тамара сидела на кухне, неподвижная, как средневековая статуя. – Ну вот и все, мой мальчик. Вот и все… Ваха сел к ногам Тамары, обняв ее колени и как в детстве, спрятав в них лицо, будто увидел что-то страшное. За окном пело многоголосие. Им можно было бы заслушаться, если бы рука, сжимающая сердце, немного ослабила хватку. Вот, гости рассаживаются по машинам. Жених своим гнусавым голосом отдает распоряжения. Зажигание. Протяжный крик колес. Пронзительный сигнал. Странно. Этот сигнал обычно оповещает или о великом счастье, о новой жизни или о смерти, но одинаково, нелепо одинаково. Через несколько минут наступила тишина, от которой невыносимо болело в ушах, а воющая змея машин поползла по улицам и проспектам, разнося все на своем пути. Музыканты продолжали петь, высунувшись из машин. Прохожие останавливались, заворожено наблюдая за шествием. Машины почтительно уступали дорогу, приветствуя своими сигналами. Со стороны показалось бы, что это самая счастливая свадьба на свете. Вот, змея стала сворачивать в сторону загорода к небольшой старой церкви. Ия видела, как они проехали российскую часть, дома. Скоро пейзаж сменился заснеженными деревьями. Неожиданно кортеж остановился. Было странно видеть в воскресный день перегороженную машинами дорогу. Свидетель вышел выяснить, кто посмел встать на их пути. Через несколько минут он вернулся с пунцовым лицом и вздувающимися ноздрями. - Там русские, черт бы их побрал, - он достал сигарету. – Они выводят часть и перекрыли дорогу. Говорят, до вечера не управятся Было видно, как у жениха сперло дыхание, будто алая бабочка стала, вдруг, мала ему. Ия опустила глаза, чтобы не выдать своего волнения. «Значит, они уезжают сегодня, а не завтра», - подумала она. – «Может мне удастся увидеть его, хотя бы мельком, в последний раз». Девушка стала скрести по запотевшему окну белой перчаткой. Жених со свидетелем вышли, грязно ругаясь, поскольку их тонкие туфли не были готовы к такому повороту событий. Ия видела как они подошли к высокому мужчине в военной форме. Она не могла его узнать, натянутая на глаза черная шапка мешала разглядеть его. Мужчины о чем-то разгорячено спорили, жених махал тоненькими ручками, свидетель тряс колбасками, а военный только смешливо смотрел на них и повторял: «Ничего не могу поделать. Приказ есть приказ». Кто-то из солдат, проходя мимо с огромным мешком, ненароком задел жениха и тот повалился в сугроб. Солдат захохотал, но подал руку, подбросив жениха на ноги, словно он тряпичная кукла. Свидетель стал отряхивать снег с жениха, да так усердно, что тот отпихнул его ногой. Гости повыскакивали из машин с фужерами, то тут, то там слышались выстрелы шампанского и вспышки фотокамер. Вдруг, дверь машины, где сидела Ия, открылась, и ее кто-то выволок на снег. Она попыталась сопротивляться, но тяжелая рука крепко зажала ей рот. Потом стало совсем темно. Она почувствовала неприятный запах брезента. Ее что-то подхватило и быстро понеслось. Тряска на незнакомом плече продолжалась минут десять. За все это время Ия выплеснула весь известный ей запас грузинского мата. Когда она поняла, что снова в машине, и руки ее свободны, стала лихорадочно бить своего неизвестного врага маленькими кулачками. В машине приятно пахло цветами, Ия вертелась на месте, щедро раздавая проклятия всему свету. Раздался громкий смех. – Тихо, тихо, свои, дурёха, - сказал знакомый голос. - Миша? Миша это ты? Я тебя на куски разрежу. Маленькие розовые кусочки, а потом скормлю твои кости собакам, сволочь! - от волнения и злости ее акцент стал так выразительно притягателен, что вся машина затряслась от гогота. Тут, снова поплыла брань, на этот раз уже на грузинском. - Вадим, может ну ее, а? – смеялся Миша. – она же опасна для общества. - Вадим? – Ия вдруг притихла. Вадим снял натянутый на нее плащ и стал бережно вытаскивать запутавшиеся в ее волосах ниточки. - Вадим, – повторила Ия, не сводя с него глаз, словно хотела убедиться, что это не галлюцинация. Он молчал и вытаскивал соломинку за соломинкой, запуская пальцы в густой шелк волос. Молчал и улыбался. Только по тому, как ходит его кадык она поняла, что он тщетно пытается справиться с собой. - Что вы наделали. Что вы наделали? - Не бойся, гогона, прорвемся, – ухмыльнулся Миша. – нужно только пересечь армянскую границу, и мы в безопасности. - Вашу мать, вы, что себе позволяете щенки. Вам что, погоны жмут? – затрещал приемник, ругаясь голосом полковника Еремеева.
Ivetta: Ия прекрасно знала этого добродушного дядечку с белой бахромой усов и очень привязалась к нему за время знакомства с Вадимом. Он красиво пел старые военные песни и обожал кизиловое варенье, чем Ия его частенько баловала. - Товарищ полковник, – рапортовал Миша. – Руно везем. - Какое, на хрен, руно, Филиппов? Ты что перепил? - Золотое, товарищ полковник, – убедительным тоном ответил Миша, подмигнув Ие в зеркало. - Вы, вы…- задыхался полковник. – Аргонавты сраные, возвращайтесь в часть сейчас же. Кто дал приказ выезжать? - Миша начал отшучиваться, все больше раздражая голос в приемнике… - Кто дал приказ, мать вашу? Всех посажу! Провокаций вам мало, жить надоело да? - Я, товарищ полковник, - вдруг, сказал Вадим. – Ребята не виноваты. Как только прибуду в ваше распоряжение готов принять любое наказание. Приемник притих. Несколько минут было слышно тяжелое дыхание. - Сукин ты сын, Вадик. Сукин ты сын, – грустно сказал полковник. - Так точно, товарищ полковник, - салютовал Вадим. Приемник снова замолчал. - А и хрен с нами, днем позже днем раньше, – бодро выплеснул полковник. – Дочка, Иечка, прости старика, знал бы что ты тут не ругался бы на этих…этих, – Миша загоготал. - Филиппов, я тебя еще не простил, – грозно сказа полковник. – Ты у меня до конца дней своих сартиры драить будешь. Миша почтительно притих, съязвив напоследок – «Зевс разбушевался». - Значит так, у вас час, может полтора, – полковник, будто что-то обдумывал. - Ребята попробуют задержать их. Только не выходите по главной дороге, – потом снова тишина. – С Богом, ребятушки! С Богом! Они снова понеслись по горному бездорожью. Ия утонула в огромных объятиях Вадима, а он нежно перебирал прядки ее волос, заглядывая в прикрытые пушистыми ресницами глаза. В окно бил снежный пух, деревья проносились как танцующие павы. Вот клен - как стройный джигит, раскинул ветви в диком танце. Вот, дуб, скривился, как изрядно выпивший кинто, над кустом крыжовника. Вот, рассыпала кровь рябина. «Прямо как дома» - подумал Вадим. - «Красавица». Машина, как раненный зверь боролась с сугробами, перебираясь с дороги на дорогу. В такт рычанию мотора сопел Миша, напевая себе что-то под нос. - Дело дрянь, – заговорил приемник. – Сводку дали уже всем постам. Подвели вы старика под монастырь, – полковник стих, но через мгновение вновь зарычал знакомым грозным тоном. - Филиппов, шкурой своей отвечаешь мне за них, шкурой. Живьем не даваться, – старик устало вздохнул. – Господи, что я говорю. Держитесь, родимые… Держитесь! Впереди чернел пограничный пост. Было видно, что их уже ждут. Тяжелые машины перегородили дорогу, оставив маленький проем, в который даже птица пролетела бы с трудом. Смеркалось, и в тумане, затягивающем дорогу, яркий свет прожектора слепил глаза. В его кругу видны были темные силуэты. Миша петлял меж деревьев, как заправский гонщик и чертыхался. А они так и сидели, обнявшись, безразличные ко всему происходящему. Только и слышен был шепот их дыхания, да сердца бились спокойно, и удивительно тихо. Запах цветов не переставал преследовать Ию, будто ее пытается догнать не обманутый жених, а проказница весна. Только теперь она заметила, что вся машина усыпана фиалками. Это их знакомый аромат не давал ей покоя и убаюкивал. Маленькие, нежные, беззащитные лепесточки пестрели повсюду. Она взяла одну из тех, что лежали на платье, словно на снегу, и поднесла к губам. - Фиалки в январе, – тихо прошептала она. – Так не бывает.
Ivetta: Ия - это действительно цветок - фиалка. Очень рекомендую послушать песню Нино Катамадзе - Iebi. Вахтанг - древнее грузинское имя. Вахтанг Горгасали один из самых величайших царей Грузии. Основатель города Тбилиси. Гроза персов. Саперави - ну это все знают, сорт винограда из которого делают одноименное вино. Царица Тамара - царица Грузии, при которой, был настоящий рассвет, не было войн. Великий политик, умная женщина. Мчади - это лепешки, из кукурузной муки, обычно, их едят с сыром сулугуни. Мамлюк - воин. Персы воровали грузинских мальчиков, воспитывали в исламе, обучали войне, а затем посылали на Грузию. Так получалось, что своя же кровь боролась со своими братьями. Кекелка - кокетка, финтифлюшка, пустышка. Деди, Деда - мама, по-грузински. Тахта - софа. Лоджия - закрытый балкон. А ме тки - а ну, я сказал (груз) Тфу, тквени - тфу, вашу (груз) - ругательство. Гогона - девочка.
bobby: Ivetta Очень хорошо вы пишете. Грустный отрывок... О том, чем все закончилось, можно только догадываться... Хотя есть и слабая надежда на благополучный исход предприятия...
Редкий гость: Очень грустно от безнадёжности. Какое уж тут благополучие. Благополучного исхода мне не видно.
Ivetta: А мне кажется, что у них все получится)
Хелга: Редкий гость пишет: Очень грустно от безнадёжности. Какое уж тут благополучие. Благополучного исхода мне не видно. А я верю, что они прорвутся. Спасибо, Ivetta за грусть и кураж!
Ivetta: Спасибо, Хелга. Конечно мы прорвемся. В таких историях все обязательно должно закончиться хорошо.
полная версия страницы