Luide: Автор: Luide Название: "Аромагия" Жанр: роман - детектив, фентези. В романе использованы современные сведения об ароматерапии. Автор благодарит администрацию любимого форума "Арома-Вита" http://aroma-vita.com.ua/forum/index.php?act=idx, а также форума "Академия Чудес" http://forum.academy-miracles.ru/index.php за любезное разрешение использовать материалы об ароматерапии.
Luide: Еще одна история Глава 1. Искусство. У всего на свете есть свой аромат. У светлой улыбки ребенка, которая благоухает молоком и ванилью. У первой любви, пахнущей свежо, остро и сладко, будто глинтвейн с шоколадом на закуску. У боли, жалящей сильнее лемонграсса. У любимого дела, несущего живительный аромат мяты, лимона и розмарина. У веры, пахнущей ладаном, сандалом и миррой... Мое утро источает запах кофе и нетронутой, ранней свежести, льдисто тающей в лучах Соль. Я проснулась на рассвете. В этом не было ничего необычного – привычка вставать чуть свет была у меня с детства. Взглянув на безмятежно почивающего рядом мужа, я вздохнула – отучить его от храпа мне не удалось, в итоге любая совместная ночь превращалась в пытку. Рулады благоверного то утихали, позволяя расслабиться и почти погрузиться в сон, то вновь коварно взлетали на звуковые вершины... Сколько раз я просила его дать мне выспаться! Разумеется, у нас имелись смежные покои, но выпив, муж непременно являлся ко мне. И храпел от всей души, норовя к тому же заграбастать меня и притянуть поближе к себе. От дыхания на шее дыбом становились короткие волоски и пробирала невольная дрожь, к тому же супруг храпел над ухом. Как тут спать?! От посапывающего мужчины разило вчерашним коньяком, и это амбре заставило меня снова поморщиться, хоть за ночь я успела немного притерпеться. Напиток наверняка был первосортным – иных Ингольв не признавал – но это было вчера, а сегодня возлияние обернулось невыносимым зловонием. К аромату примешивались нотки мяты – слабая попытка заглушить запах. Надо думать, это было своеобразное проявление заботы о моем обонянии. Я окинула привычным взглядом спальню, в которой было почти светло, несмотря на ранний час. Она как никогда напоминала сундучок с безделушками: резные деревянные панели, гора разноцветных подушек, массивные дубовые балки, свод крыши над головой, словно крышка. В изголовье висела странная декорация - изукрашенные рунами выросты. По утверждению Палла, нашего садовника, это был традиционный оберег его народности. Ингольв невзлюбил эту прелесть с первого взгляда, углядев в ней намек на собственные «рога». Мне тогда стоило больших усилий утихомирить разбушевавшегося супруга, зато с тех пор я привязалась к этому символу победы. Здесь всегда витали смолистые нотки дерева и солоноватый запах воды. Комната полукругом выдавалась вперед, к заливу, и в темных окнах тихо шептало и сонно ворочалось море... Я осторожно выбралась из постели, игнорируя невнятный протестующий возглас спящего, заботливо укутала мужа одеялом, хотя чувства мои к благоверному в это утро были далеки от нежности. В конце концов, это по его вине я не выспалась и с трудом сдерживала зевоту! Подойдя к шкафу, я осторожно провела пальцами по вырезанным на створках оленям – это творение верного Палла всегда улучшало мое настроение – достала теплый халат и на цыпочках вышла из комнаты. Пробравшись мимо спальни свекра (что за нелепость – устроиться через стену от невестки, когда пустуют еще пять спален?!), я тихонько спустилась на первый этаж. В столовой я сноровисто сварила кофе на спиртовке и наконец с тихим вздохом уселась на подоконник с чашкой в руках, пробуждаясь от одного запаха. Как же я люблю этот ранний час, аромат кофе и тишину... Я фыркнула, едва не расплескав напиток. На первых порах после замужества мне много пришлось вынести, чтобы отстоять эту маленькую традицию. Дескать, порядочные жены не должны просыпаться так рано, оставляя замерзающего супруга одного в постели, кофе – гадость несусветная, к тому же дорогая, а привычка сидеть на подоконнике и вовсе не вписывается ни в какие приличия! Пришлось то улещивать супруга, то безобразно скандалить, но локальная домашняя война закончилась полной моей победой. Правда, я не стала заставлять кухарку подниматься еще раньше хозяйки, чтобы приготовить ненавистный кофе. Я отпила первый, самый вкусный глоток, с наслаждением вдохнула горьковатый аромат с нотками мускатного ореха и имбиря и задумчиво уставилась за окно. На втором этаже, в спальнях, окна выходили на залив, и смотреть на суровую гладь воды было куда приятнее, чем лицезреть серые камни построек, но я была рада и этому унылому зрелищу. К тому же я наконец поняла, почему так светло: ночью выпал первый снег. Белая вуаль легла на Ингойю, и под первыми лучами Соль столица острова казалась невестой, с трепетом ждущей обряда. Хрустящий даже на вид, снег заботливо укутывал город, и я почти воочию чувствовала его запах – колкая свежесть отдавала на языке ментолом и хвоей. Смыв это привкус очередным глотком кофе, я с огорчением убедилась, что на дне осталась только гуща и отставила чашку. Свернувшись клубком, как кошка, город блаженно спал под пуховым снежным покрывалом. В тихих вздохах волн залива слышалось блаженное урчание, а снежинки, казалось, поднимались вверх от спокойного дыхания мостовых... Город еще спит, лишь кое-где в лавках уже начинают работу. В соседнем доме позевывающий пекарь мешает тесто и ставит в печь булочки, и над улицей плывет благоухание корицы и сдобы. Где-то служанка жарит рыбу, и запах горящего масла, скворчащего на сковородке, подкатывает комом к горлу. Из дома напротив пахнет эвкалиптом, ромашкой и малиной – видимо, обитатели простудились и теперь изводят запасы микстур и трав... Красиво. Жаль только, что эта красота продлится совсем недолго: скоро город проснется, лениво потягиваясь или охая при взгляде на часы. Нотки ароматов складывались в привычную картину мира, и от этой чувствительности не спасали ни закрытые окна, ни ранний час. Люди привыкли обманывать зрение, а вот запахи не перебьешь. Кокетки разрисовывают лицо, пытаясь восстановить ускользающую красоту, с помощью корсета прячут следы чревоугодия, прикрывают шляпками и шиньонами поредевшие волосы... Но никакие духи не скроют кислый запах обиды и горелый смрад зависти. Пока я размышляла об ароматах и нравственности, из своей комнаты показалась позевывающая Сольвейг – наша служанка, кухарка и заодно домоправительница. Она кисло меня поприветствовала, поморщилась, углядев, что я опять сижу на подоконнике, и убралась на кухню, готовить завтрак. Не сдвинувшись с места, я кивнула ей, провожая взглядом эту еще довольно молодую женщину в неизменно сером платье. Серым было и ее настроение - что бы ни происходило, ей все не так. В дождь она сетовала на слякоть, снег терпеть не могла, потому что он слепил глаза, и даже солнце не любила, обвиняя во вреде для кожи. Блюда казались ей невкусными, а в доме, по ее мнению, всегда было грязно... Словом, тот тип женщин, от которых пахнет уксусом, и никак иначе, несмотря на литры дорогих притираний. Дом потихоньку пробуждался, заполняясь утренней суетой, словно чашка – чаем. Слуги бегали по дому, старательно пытаясь держать глаза открытыми, временами натыкались друг на друга и на углы, шипя сквозь зубы, но упорно не просыпаясь. От спален раздавался мощный глас моего супруга, недовольного состоянием своих сапог и боги знают, чем еще. Ему вторил чуть визгливый голос свекра... Сольвейг, Сигурд и Уннер – слуги - мельтешили вокруг, торопясь подать, приготовить, убрать, а господа – мой благоверный и его досточтимый родитель – изволили, как обычно, пребывать в дурном настроении, которое вымещали на окружающих. Преспокойно восседая в столовой с книгой в руках, я напоминала самой себе утес, омываемый бурным морем. Не понимаю, отчего людям так тяжело просыпаться по утрам? В прохладном воздухе будто разлиты флюиды бодрости, силы еще на растрачены на пустяки, а настроение никто не успел испортить... Жаль, мое трепетное отношение к утренним часам мало кто разделяет. Вот и сейчас мне пришлось быстро ретироваться от раздраженного мужа, наконец спустившегося вниз. Отговорившись необходимостью привести себя в порядок, я подала знак смышленой горничной Уннер и удалилась к себе. Девушка быстро уложила мои косы в немудреную прическу, тихонько напевая довольно фривольную песенку, и помогла мне облачиться в утреннее платье. К завтраку я спустилась лишь тогда, когда голодные мужчины уже должны были подобреть от вкусных яств. Я приветствовала мужа и свекра лучезарной улыбкой. Мой расчет не оправдался – Ингольв даже не притронулся к блюдам и походил на не вовремя разбуженного медведя. Исподтишка окинув взглядом свое семейство, я вновь ощутила слегка притупившуюся боль: Валериан, мой единственный сын, уже третий месяц был кадетом, и я до сих пор не простила этого мужу. Впрочем, теперь не время об этом думать. Итак, за длинным столом мы сидели втроем, и я от нечего делать разглядывала мужчин. Ингольв и его отец, Бранд, были похожи, как иланг-иланг второго сорта и экстра. Проще говоря, на одно лицо, но в разном качестве. Муж, недавно отпраздновавший свое сорокалетие, сохранял безупречную военную выправку и чеканный профиль, невзирая на годы, звание полковника и обширную лысину (которую тщетно пытался скрыть, начесывая на нее оставшиеся волосы). А свекор расплылся, давно позабыв о воинской дисциплине и предпочитая тренировкам обильную вкусную еду и мягкие подушки. Впрочем, нрав у обоих был совершенно одинаков. Валериан больше походил на меня, что временами вызывало едкие нападки господина Бранда. - Толку с твоих травок? – пробурчал Ингольв вместо приветствия, угрюмо созерцая стоящую перед ним тарелку. В выпуклых голубых очах мужа плескалась тоска – и выпитое вчера. Полковник был иззелена-бледен и мрачен сверх обычного. – Похмелье и то снять не можешь! Солдатская прямота, принятая в доме мужа, поначалу меня коробила (над чем очень любил насмехаться драгоценный свекор), но со временем я привыкла при необходимости изъясняться так же прямолинейно и непринужденно. Я пожала плечами, привычно скрывая досаду за вежливой улыбкой. Чуть приподнять уголки губ, опустить глаза на тарелку и следить, чтобы не звякнуть приборами громче положенного... Ко мне приходили со всей Ингойи, да что там – с разных концов острова и даже с материка, а собственный муж считал мое занятие блажью и шарлатанством. Обидно до слез, хотя я давно оставила надежду его переубедить. Из десяти с хвостиком лет супружеской жизни я вынесла твердое убеждение, что спорить с благоверным нужно как можно реже. Пусть лучше остается в блаженном неведении. Кому нужны бесплодные скандалы? Куда проще промолчать – и поступить, как хочу. Впрочем, иногда вспыльчивый нрав берет свое... - Хочешь, я тебе дам масло кедра? – не удержалась и предложила я обманчиво миролюбиво. На вопросительный взгляд дорогого супруга безмятежно объяснила: - Это антидот алкоголя, чтобы даже запах вызывал отвращение. И от души полюбовалась на перекошенное лицо Ингольва, старательно сохраняя маску сочувствия. Может, я бы и сочинила что-нибудь эдакое (к примеру, можно лемонграсс взять, и еще ваниль...), антитоксичное – а алкоголь именно токсичен – но пренебрежительное отношение супруга нисколько не вдохновляло на изыскания. Любит пить без меры – пусть полюбит и похмелье. Иначе вразумлять его бесполезно, я давно оставила попытки. Господину Бранду было не до наших мелких склок – он отдавал должное очередному кулинарному шедевру, на которые Сольвейг была мастерица. Казалось, он был готов вопреки этикету обнять тарелку и защищать ее от окружающих, будто дворовой кот – трофейную кость... Взглянув на свекра, почти с урчанием поглощающего завтрак, я снова перевела взгляд на мужа. - Ночью первый снег выпал... – многозначительно произнесла я. Признаю, хотелось хоть как-то отплатить благоверному за бессонную ночь. Окончательно упавший духом супруг с тихим стоном отодвинул тарелку и бросил угрюмый взгляд за окно, где под солнечным светом, распушив кипенную шубку, нежился зверь по имени «снег». Первый снег означает праздник, на котором полковнику Ингольву предстояло играть не последнюю роль. И сегодня это не радовало даже весьма тщеславного муженька. Чувствуя себя отмщенной, я промокнула губы салфеткой и встала из-за стола. - Приятного тебе дня, дорогой! – прощебетала я, старательно «не замечая» мешки под его глазами и обрюзгшее после вчерашней попойки лицо, и наконец упорхнула, провожаемая недовольными взглядами мужчин.
Хелга: Luide Вкусное ароматное начало нового романа! Сажусь на лавку в ожидании продолжения. Заинтриговала героиня и порадовал образ полковника!
Luide: Хелга спасибо :) Да уж, ароматов тут будет предостаточно
bobby: Luide Понравилась героиня и ее восприятие мира... через запахи....
Luide: bobby благодарю :)
Luide: Следующие часы безраздельно принадлежали мне. В свое время я настояла, чтобы вход в «Уртехюс» был отдельный, иначе покоя бы мне не дали. Так что пришлось накинуть на плечи видавшую виды, но любимую и уютную шаль, некогда подаренную сыном, и выйти из дому. На улице безраздельно царил мороз, но благо до заветной двери было рукой подать, поэтому можно было обойтись без шубы. Сделав всего несколько шагов (снег от крыльца уже успели откидать), я очутилась на мостовой перед входом в приземистое одноэтажное строение. Вывеска была предметом моей особой гордости, не зря я заказывала ее у хель – в вырезании им не было равных, и смотрелась, на мой вкус, весьма органично в этом царстве льда и серого камня. Она была сделана из рога, поскольку растений здесь слишком мало, чтобы тратить древесину на всякие глупости, тем более что в столь влажном климате проблематично сохранить ее от гниения. В правом верхнем углу красовалась руна «Беркана», означающая в данном случае силы природы, по центру были накарябаны несколько вертикальных линий, перечеркнутых горизонтальными – в этом было совсем немного от привычного футарка, зато местные жители понимали эти художества без проблем. Ветвистые хельские письмена складывались в хельское же слово «Уртехюс», а по краю вся эта красота была оторочена переплетением трав (видимо, для неграмотных), среди которых меня особенно умиляли резные листочки каннабиса. На мою вдохновенную (и весьма возмущенную) речь, что подобное я в своей практике не использую, моя подруга Альг-исса, которая самолично вырезала эту прелесть, по-хельски невозмутимо ткнула пальцем в бутылку с надписью «масло конопли». На мои смущенные объяснения, что масло семян и сигареты из листьев – все же совершенно разные вещи, она молча пожала плечами. Улыбнувшись воспоминаниям, я распахнула дверь. Передняя в «Уртехюс» не запиралась, чтобы клиенты могли с комфортом меня подождать. Несколько кресел, столик, вешалки для одежды и подставки для шляп и зонтов – вот и вся немудреная обстановка, но все же это куда лучше, чем на промозглой улице. Ко мне, будто подсолнух к загулявшему солнышку, тут же потянулась молодая особа в темном платье, и я изобразила лучезарную улыбку. - Вы опоздали! – сходу поприветствовала она меня. - Немного, - призналась я, обезоруживающе улыбаясь. Дама не желала отступаться так легко. - Я думала, вас не дождусь... – жалобно пробормотала она, смаргивая слезы и роясь в сумочке в поисках платка. – Мне так плохо! В боку колет, и сердце прямо выпрыгивает из груди... Перед глазами темнеет... - Не волнуйтесь, лучше присядьте. Сейчас мы все исправим, - бодро прервала я поток угрожающих симптомов, нашаривая ключ, и клиентка скорбно поджала губы, весьма недовольная, что ей не дали пожаловаться всласть. Я прошествовала в кабинет, и госпожа Эйва пошаркала за мной. Окинув любовным взором комнату, я улыбнулась про себя. Я старалась, чтобы моя приемная нисколько не напоминала медицинскую палату. Разумеется, рады склянок и блистающих металлом деталей внушали бы болящим подобающее почтение, но одновременно и некий иррациональный страх. От одного взгляда на врачебный реквизит особо впечатлительным становится дурно, как будто они подозревают в каждой металлической загогулине пыточный инструмент. Так что мой кабинет оформлен в спокойных тонах, как гостиная в любом респектабельном доме. Кресла, диванчики, бархатные портьеры... Все это золотисто-желтого и глубокого винного оттенков. В серванте – коньяк, ликеры и прочие напитки в окружении хрустальных бокалов, в шкафу солидно устроились книжные тома в скромных переплетах. Ко мне как будто приходили в гости, чтобы за чашечкой чая или бокалом чего-нибудь покрепче посетовать на пошатнувшееся здоровье, выслушать дружеский совет и уйти обнадеженным. Госпожа Эйва привычно приземлилась в кресло, прижав к груди пухлую ручку и закатив глаза. Я столь же привычно достала из буфета стаканчик, накапала немного настоя валерианы, щедро разбавив ее ежевичным ликером. Успокаивающее зрелище пузатых графинчиков с крепкими напитками и баночек с чаем и кофе настолько расслабляло посетителей, что они совершенно не замечали таящиеся за ними пузырьки с лекарственным содержимым. Впрочем, и чаи, и даже алкоголь вполне могут быть целебными, если знать, на чем настоять, и использовать умеючи. Вручив гостье питье, я поставила на спиртовку греть воду для чая и опустилась в кресло напротив госпожи Эйвы, приготовившись внимать. Она была моей постоянной клиенткой, искренне убежденной (и истово убеждающей близких) в своем хрупком здоровье, и посещала меня не реже раза в неделю. Эдакая увядающая роза – но здорового румянца на щеках и блеска глаз не могли скрыть даже блеклые шелка, в которые она старательно куталась. А сквозь тяжелый шлейф благовоний пробивался медовый запах здорового тела. По правде говоря, единственной угрозой ее здоровью мог стать разве что бесконтрольный прием лекарств. Такие мнительные особы могли глотать микстуры бутылками, искренне уповая на их великую силу. Госпожа Эйва старательно прислушивалась, не кольнет ли в боку и не приснится ли странный сон, а если этих «угрожающих» признаков не было – их несложно и придумать... В итоге она поглощала множество снадобий, совершенно не думая, как они будут взаимодействовать между собой. Мне она доверяла безоговорочно, хотя на первых порах приходилось подолгу ее убеждать в своей компетентности. Теперь она еженедельно являлась за лекарством, без которого не могла прожить и дня. По правде говоря, «чудодейственный» состав был всего лишь безвредным успокоительным на основе валерианы и ромашки, тщательно замаскированным для усиления действия. Но ведь помогало, да еще как! Вот уж действительно – все болезни от нервов! К тому же, как я не раз замечала, многие приходят просто для того, чтобы их выслушали со всем вниманием. Такими фиктивными больные чаще всего становятся те, от кого дома отмахиваются. Немного участия – и «безнадежные» пациенты чудесным образом выздоравливают... Правда, обычно ненадолго. Вот и сейчас – допив целебный ликер и ободренная моим участием, клиентка на глазах похорошела, успокоившись за свое хрупкое здоровье. Благоговейно прижав к груди вожделенную бутылочку, она удалилась, рассыпаясь в благодарностях за спасение своей младой жизни. Вот уже много месяцев она нуждалась в этом лекарстве. Или в заботе мужа? У женщины не так уж много способов привлечь к себе внимание, и она выбрала самый простой... Напевно прозвенел колокольчик и в распахнувшуюся дверь заглянул молодой человек в пенсне. Заурядный, изрядно измятый костюм и взлохмаченная прическа выдавали в нем интеллигента – подобной неаккуратности лавочники себе не позволяли, а для работного люда одежда была слишком хорошего качества. - Доброго вам утра, госпожа Мила, - вежливо поклонился он. - Мирра, - поправила я мягко. – Здравствуйте. - Ох, простите, - смутился посетитель. – Я так рассеян... - Ничего страшного, - улыбнулась я со всей сердечностью. – Проходите, присаживайтесь. Гость последовал приглашению, бросив прямо на столик пальто, густо усыпанное тающими снежинками. Еще одно свидетельство рассеянности – в такую погоду куда уместнее шуба. С тщательно скрываемым неудовольствием я отметила, что с одежды капала вода, но промолчала. Усевшись напротив прямо, будто трость проглотил, визитер смерил меня взглядом. Надо думать, увиденное его не впечатлило – на лицо гостя, будто тучка, наплыло сомнение. Не удержавшись, я тихонько вздохнула. Отчего-то клиенты преисполняются снисходительного отношения, едва меня увидев. Видимо, женщина, к тому же не старая и не уродливая, да еще и облаченная в эффектный туалет, вовсе не кажется им заслуживающей доверия. Но это вовсе не обязывает меня изображать старую каргу. Если кого-то не устраивает мой истинный облик, они могут попытать счастья где-нибудь в другом месте. Найдется немало шарлатанов, готовых объегорить доверчивых клиентов, падких на антураж. - Слушаю вас, господин... – я сделала паузу, намекая гостю, что неплохо бы представиться. - Ох, извините, - пробормотал он, вспомнив о правилах приличия и не делая попытки уйти восвояси. Видимо, счел, что за неимением лучшего можно воспользоваться и моими услугами. – Меня зовут Гюннар, сын Хакана. После взаимных убеждений в приятности знакомства господин Гюннар наконец приступил к сути своего вопроса. Я налила ему коньяка, а себе заварила мятный чай. Гость поблагодарил, отхлебнул из своего бокала и отставил в сторону, совершенно о нем позабыв. Он все так же сидел, вытянувшись по струнке. - Думаю, вам знакома процедура бальзамирования? – осведомился он вдруг. – Это так интересно! К своему стыду, я смогла вспомнить лишь то, что для него использовались прополис и эфирное масло элеми. Ну и, разумеется, что в древние времена, еще до Рагнарёка, бальзамирование широко применялось для захоронений далеко на юге. Однако я не спешила разуверить посетителя в своей мнимой осведомленности. - Разумеется, - подтвердила я с улыбкой, - совершенно с вами согласна, вопрос интереснейший. Уверена, вы многое об этом знаете... Забавно, принимая клиентов, я будто немного меняюсь, невольно перенимая бабушкину манеру разговора. Старомодная велеречивость сама ложится на губы капелькой меда, и я ничего не могу с этим поделать. Да и надо ли? У меня не так много осталось от прошлого, и изящные завитушки слов так напоминают любимые бабушкины витые ожерелья и браслеты, ее царственный наклон головы и подчеркнуто изящные манеры. Преемственность поколений налицо. Конечно, господин Гюннар тут же не преминул продемонстрировать мне все свои знания, вывалив ворох подробнейших сведений. Мне оставалось только внимать и к месту вставлять восторженные реплики. Впрочем, даже если бы я действительно знала о бальзамировании куда больше посетителя, я бы не стала этим бахвалиться. Мне несложно выказать заинтересованность, а клиенту приятно... Не забывая изображать внимание, чуть склонив голову набок, я рассматривала господина Гюннара. Пожалуй, повстречав на улице, я сочла бы его художником или представителем иной, сугубо творческой профессии. Рубашка застегнута не на те пуговицы, клетчатый шарф небрежно обвязан вокруг шеи, длинные светлые волосы перехвачены застиранной лентой, но все это отступало на второй план, едва стоило заглянуть во внимательный прищур бледно-голубых глаз, прячущихся за стеклами пенсне. От него остро пахло мятой и цитронеллой, и этот холодновато-свежий аромат ментола и лимона выдавал, что его обладатель отнюдь не такой рассеянный чудак, каким казался на первый взгляд. Ведь именно эти масла использовались для тонизирования и повышения внимания. - При бальзамировании, главным образом, применялся принцип максимального осушения всех жидкостей тела и последующая обработка оного – как снаружи, так и изнутри - антисептическими жидкостями... – вдохновенно вещал тем временем мужчина. - Совершенно с вами согласна, - подтвердила я поощряюще и подала мяч: - но не думаете ли вы, что целесообразнее в таком случае использовать более дешевые вещества, вроде формалина или тимола? - Разумеется, нет! – вскинулся господин Гюннар, от избытка чувств саданув по столику кулаком. Возможно, он и творческий человек, но удар у него вполне простонародный – сильный и прямой. Я порадовалась про себя, что не поддалась моде и не сменила дубовую мебель на модную стеклянную. Я мимоходом провела пальцами по гладкой, будто шелковой и теплой поверхности, и подумала, что весьма кстати спрятала все пузырьки в шкаф. Иначе хрупкому стеклу пришлось бы туго. - Согласитесь, бальзамирование - это искусство! – пылко продолжил гость, не замечая моего недовольства. - Наши предки погребали своих мертвых по особым правилам, и было бы кощунством низвести этот ритуал к какой-то ремесленной процедуре! От мужчины смолисто и протяжно повеяло ладаном, и я сочла за лучшее согласиться. Ладан воплощает убежденность, и лучше не спорить с человеком, от которого исходит этот аромат – все равно без толку. Я решила прервать этот занимательный разговор, хотя меня так и тянуло возразить, что покойников бальзамировали исключительно в древнем Муспельхейме, а здешние обычаи совсем иные. - Большое вам спасибо за интереснейшую беседу! – улыбнувшись, я доверительно коснулась его рукава. – Возможно, вы расскажете, что именно вам требуется? - О! – сказал он умно. – Да... Конечно... Сбившись с волны вещания о явно прекрасно известном ему предмете, господин Гюннар снова сделался неловким и чудаковатым. Кое-как, сбиваясь и запинаясь, он объяснил, что хочет купить крупную партию стиракса, смолы мирры и ладана, эфирных масел ладана, чайного дерева и элеми, а также кедровой живицы. Откровенно говоря, я весьма удивилась столь странному заказу. Видя мое недоумение, он помялся, но выложил, что все это было ему необходимо для поездки в Муспельхейм с археологической экспедицией. К слову, мой родной Мидгард исстари воевал со своим южным соседом, а вот Хельхейм эта чаша миновала (подозреваю, банально из-за отсутствия общих границ), так что огненные терпели на своей территории экспедиции хель. - Но зачем археологам материалы для бальзамирования? – простодушно (признаюсь, отчасти наигранно) удивилась я. – Мне казалось, там довольно собственных мумий... - О, - несколько мгновений господин Гюннар то ли колебался, то ли боролся со смущением. Наконец признался: - Мы задумали серию опытов по бальзамированию... э... Я приподняла брови в немом удивлении, затем осторожно уточнила: - То есть вы собираетесь экспериментировать с телами? - Нет, что вы! – даже замахал руками апологет археологии. Он казался искренне возмущенным подобным предположением. – Нас вполне устроят кошечки, собачки... Это ведь так интересно – особенности естественного и искусственного мумифицирования! Климат Муспельхейма позволяет провести ряд опытов... - Понятно, благодарю за разъяснения, - несколько холодновато перебила его я. – Я извещу вас, когда удастся раздобыть нужные компоненты. А теперь прошу меня извинить... - Да, конечно, - поняв прозрачный намек, господин Гюннар встал. Откланявшись самым светским образом и оставив свой адрес (кстати, он оказался фотографом), он удалился, из-за рассеянности с трудом вписавшись в косяк двери. Я проводила его взглядом и с сомнением покачала головой. Несмотря на кажущуюся нескладность и несобранность, он напоминал мне щуку – холодный взгляд и умение прекрасно маскировать свою истинную натуру. Невнимательность казалась мне наигранной, словно удобная маска, призванная убедить окружающих в безобидности своего обладателя. Впрочем, за этим может не скрываться никакого злого умысла – зачастую безобидным чудаком быть выгоднее, ведь такому сумасброду простят многое...
Хелга: Luide Детективная линия начинает развиваться?
Axel: Luide Весьма интересное начало. С нетерпением жду продолжения!
Luide: Хелга на самом деле этот роман построен по принципу отдельных историй из практики аромага (ароматерапевта), объединенных единым сюжетом. Как нитка бус Так что пока только детективная линия первой истории :) Axel спасибо. Поехали дальше Я в задумчивости встала и прошла к книжному шкафу. Пятнадцать минут – и в моих руках очутилась искомая книга. Отыскав раздел, посвященный древним традициям Муспельхейма, в частности, погребению мертвых, я принялась читать. Увлекшись, я совсем позабыла о времени, с головой уйдя в чтение. Тем временем часы пробили полдень, и я спохватилась, что так, чего доброго, опоздаю на праздник! Впрочем, в действительности опоздание мне не грозило – без полковника Ингольва не начнут, а он должен быть на торжестве в сопровождении супруги. А вот нагоняй от дорогого мужа я легко могла схлопотать! Разумеется, благоверный отнюдь не был благодарен за задержку, но я пропустила мимо ушей его бурчание. - Милый, я готова! – сообщила я спустя каких-то пять минут, торопливо кутаясь. В такой трескучий мороз лучше бы одеться потеплее, но, к своей досаде, я обнаружила, что на шубе оторвалась пуговица, а пришить ее времени не оставалось. Дав себе зарок отругать Уннер за нерадивость (она милая девушка, но несколько безалаберная), я набросила полушубок на плечи и нахлобучила шапку. Горничная была занята какими-то таинственными делами и на призыв не отозвалась, поэтому одеваться мне пришлось одной. Без косметики я как-нибудь обойдусь – мороз ничуть не хуже румян, а защитный крем я нанесла еще утром. Столь краткие сборы мгновенно утихомирили Ингольва, хотя он и пробурчал под нос что-то нелицеприятное. Видимо, он успел «подлечиться», потому что от него снова благоухало коньяком, а лицо сделалось не таким несчастным... В ответ я сделала ход конем – чмокнула дорогого супруга и с улыбкой сообщила, что готова с ним – хоть на край света! Небольшая ложь во благо, и муж мгновенно расцвел. Я подцепила его под локоть, и мы чинно двинулись из дому. Автомобиль – лаково-черный механический зверь – поджидал нас у порога. Ординарец мужа, Утер, с поклоном отворил перед нами дверцу и дождался, пока мы расположимся со всем комфортом. К слову, он всегда напоминал мне покрытую снегом гору: седой, лицо изрезано ущельями морщин, ниже густо покрыто зарослями бороды, перед которыми ухоженные усы моего супруга казались особенно щегольскими. К тому же Утера отличала редкая молчаливость, странно сочетающаяся с умением влет донести свои мысли до любого – от мальчишки-курьера до генерала, услужливость без угодливости и воистину нерушимое спокойствие. Пофыркивая, металлический монстр покатился по единственной расчищенной дороге. Думается, бедные солдаты все утро чистили ее от снега, дабы начальство могло проследовать на праздник, не роняя своего достоинства. Мы жили отнюдь не в центре Ингойи, поэтому бедолагам рядовым пришлось пролагать путь почти через весь город. Хотя горожане наверняка были рады, что могут добраться до места, так сказать, по проторенной тропе. Автомобиль ехал неспешно и степенно, ловко лавировал в потоке людей, подчиняясь твердой руке укротителя-ординарца. Через приспущенное стекло мы успевали приветствовать кивками припозднившихся знакомых – как пеших, так и счастливчиков-верховых и немногих обладателей автомобилей. Говорят, на материке их давно предпочитают – на электрическом или газовом ходу, - но у нас это пока экзотика, едва ли на всю Ингойю наберется больше полутора десятков автомашин. Лошади обладают лучшей проходимостью, их можно использовать даже на снегу, да и они куда проще в обращении, чем капризные механические повозки. Тут наше средство передвижения взбрыкнуло, обнаружив случайно оставшиеся островки льда, и мне стало не до размышлений. Вцепившись в поручень на дверце, я думала лишь о том, чтобы не прикусить язык. Мощенная булыжниками мостовая, и так заставляла нас весьма чувствительно подпрыгивать на крупных камнях и ухабах, а при непогоде вовсе заставляла сравнивать машину с коровой на льду. Автомобиль был показателем статуса, поэтому приходилось терпеть... Наконец мы добрались до места назначения – обозначенной каменными столбами площадки неподалеку от города. Кстати, отсюда Ингойя казалась россыпью странных выростов на шкуре огромного ледяного дракона, склонившего нос к воде. Уткнувшись в суровые волны северного моря, исполин спал, смиренно снося незваных гостей на хребте. Что-то я определенно сегодня мечтательна! Усмехнувшись, я оперлась на руку мужа, пытаясь хотя бы относительно грациозно выбраться из нутра автомобиля. Впрочем, почти безуспешно – меховые одежды делали меня неповоротливой и чересчур громоздкой, а теплая юбка мешала движениям, так что сохранять достоинство было нелегко. Наконец трудная задача разрешилась, и я оказалась в сердце огромной толпы, радующейся первому снегу и сияющей в небе Соль. Любопытное светило, так редко радующее нас своим вниманием, на этот раз расщедрилось, обильно поливая окрестности чуть теплым сиропом лучей. Кстати говоря, это уже само по себе повод для праздника в наших широтах. Рука об руку мы с Ингольвом (женщины с завистью посматривали на меня, что грело мое самолюбие) проследовали на почетные места и занялись ответственным делом – приветствием знакомых. Вежливые светские беседы отняли по меньшей мере час, и все это время приходилось поддерживать разговор и непринужденную улыбку, хотя у меня уже зуб на зуб не попадал. Кто придумал такие мероприятия предварять долгой болтовней?! Впрочем, местные жители, казалось, не испытывали особых затруднений. Поодаль уже вовсю грелись настойками – судя по запаху, на клюкве, березовых почках и сосновых иголках, и пирогами, до того тщательно укутанными, чтобы не остыли. Избранное общество, разумеется, таких вольностей себе не позволяло, но было не похоже, чтобы кто-то особенно замерз, кроме меня, разумеется. Я ведь редкостная мерзлячка, не знаю, как вообще умудряюсь выживать в суровых северных краях. Любовь грела, не иначе. Подозреваю, что у меня покраснело лицо, а конечности задубели окончательно, и я даже стала завидовать особо отчаянным модницам, облачившимся в штаны по хельской моде. Правда, в отличие от хель, человеческие женщины носили широкие брюки, совсем скрывающие очертания ног. Надо думать, в такой одежде потеплее, чем в моем платье! Хотя, по правде говоря, к хелисткам я всегда относилась со сдержанным недоумением. Эти боевые дамы, отстаивающие равенство мужчин и женщин (а в идеале – власть прекрасного пола, как у самих хель), вызывали у меня смешанные чувства. С одной стороны, я тоже считала неправильными многие местные традиции, сурово подчиняющие женщин диктату отца, брата или мужа. С другой стороны, право трудиться наравне с мужчинами, которое хелистки отстаивали особенно яростно, казалось мне сомнительным достижением. Ведь наверняка никто не снимет с нас заботы о доме, семье, супруге и детях, так зачем возлагать на хрупкие дамские плечи еще и «привилегию» работать при этом по десять-двенадцать часов в день? Конечно, здешние законы были к женщине куда суровее, чем в моем родном Мидгарде, но вряд ли это можно было исправить тем путем, который предлагали самые мужественные (или мужеподобные?) представительницы нашего пола. На мой взгляд, нет никакого смысла бороться за право тяжко трудиться, куда лучше добиваться желаемого сильными мужскими руками... «Сила слабого пола – в слабости сильного пола к слабому» , - вспомнилось к месту. Представляю, что бы мне сказала Альг-исса на эту сентенцию! Воистину, хель слишком прямолинейны. Впрочем, с их исконным матриархатом женщине нет нужды в окольных путях для достижения желаемого. Тем временем основное действо наконец началось. В центр круга вышли трое и толпа благоговейно замолчала, взирая на них с пристальным вниманием. Эта троица - главные лица Ингойи: мэр, то есть полномочный представитель хельских властей в городе; мой драгоценный супруг, полковник Ингольв, командир гарнизона; и, наконец, хозяин морей, управляющий всеми судами острова. Они споро (сказывалась долгая практика), принялись за дело, уминая снег в шары, придавая ему форму, прилаживая детали. Не выдержав, вскоре горожане стали подбадривать власть имущих, словно фаворитов на скачках, зорко наблюдая за их действиями. Кричали мальчишки, переговаривались мужчины, хихикали девушки... В общем гаме терялось тяжелое дыхание мэра, которого замучила одышка. От физических упражнений на свежем воздухе, которые так популярны в последние годы, дородный мужчина в долгополой шубе и высокой шапке налился краснотой и пыхтел, как будто даже с хрипом. Веселый светловолосый великан-флотоводец дышал легко и смотрел радостно, легко сгребая снег лопатообразными ладонями. Ну а мой Ингольв больше позировал, демонстрируя сияющую на шинели руну «Тейвас» - знак воина, улыбался дамам и подмигивал почтенным отцам семейств, что не мешало ему управляться с порученным делом. Лепить снеговика из первого снега – мероприятие крайне ответственное. Символ владыки зимы, Мороза (которого хель ласково именуют «дедушкой» - прародитель, как-никак), водружали на постамент у столба, украшенного рунами «Иса» - «лед», и «Хагалаз» - «стихия» и «град». Народные обычаи снабжали это сакральное действо целым ворохом примет и ритуалов. К примеру, морковь для носа «ледяного исполина» должна быть непременно свежей, и чем ярче, тем лучше. Это знак здоровья снеговика, а значит, и здоровья города. Так что ежегодно в Ингойе проводился конкурс на лучший корнеплод. Нешуточные страсти бушевали на этом состязании! Судей то и дело обвиняли в продажности, товарок – в разнообразных подтасовках, к примеру, подкрашивании моркови и натирании ее облепиховым маслом. О, сколько слез было пролито, сколько интриг провернуто, чтобы теперь гордая победительница кичилась званием наилучшей хозяйки! Тем временем на постаменте уже красовался стилизованный ледяной великан, а проще говоря – нечто похожее на снеговика, которого я лепила в детстве вместе с братьями. Только здесь его возводила не шумная малышня, а отцы города, полные сознания ответственности момента. Как будто сановные особы впали в детство и принялись лепить куличики! Впрочем, подоплека у этого торжества отнюдь не шуточная. Народ хель, как гласят легенды, является потомком богини смерти, Хель, и инеистых великанов - хримтурсов. В ходе Рагнарёка мировое Древо, Иггдрасиль, было разрушено и все девять миров перемещались между собой, словно овощи в рагу. Чертоги Хель и Нифльхейм, где ютились потомки древних великанов, теперь стали одной страной, в которой поселились хель, а позже пришли ледяные драконы и люди. Разумеется, людям сложнее выжить в Хельхейме, поскольку они сотворены из дерева, а не изо льда. Поэтому, веруя в светлых богов, обитателей Альвхейма, здешние обитатели также чтят инеистых великанов, и праздник первого снега – один из способов поклонения им. Признаюсь, когда я впервые увидела это действо, с трудом сдержала неуместный смех, но сейчас ликовала вместе со всеми. Правда, остальные радовались удачному началу зимы, я же лелеяла надежду вскоре оказаться наконец в тепле. Ингольв ходил гоголем, охотно поддакивая рассуждениям о редкостной успешности нынешнего снежного великана. Он словно позабыл обо мне, то и дело останавливаясь, чтобы перемолвиться парой слов со знакомыми, хотя превосходно знал, что за эти часы я совершенно задубела. Отчаянно хотелось развернуться и уйти, но это вызвало бы грандиозный скандал. Такое неуважение благоверный бы мне не спустил, а мне не хотелось нынче его раздражать. Все, о чем я мечтала – чашечка горячего чая с медом, горящий камин и теплый плед... Толпа постепенно рассасывалась: несмотря на обилие горячительных напитков, люди предпочитали веселиться дома, в тепле и уюте. Наконец муж добрался до меня, взял за локоть и прошипел: - Не делай такое лицо! Ты прекрасно понимаешь, что я у меня есть обязанности и я не могу потакать всем твоим капризам. Должно быть, со стороны казалось, что Ингольв шепчет мне на ушко что-то ласковое – вон как глазеют знакомые. - Я просто замерзла и хочу домой! – прошептала я в ответ, изображая натужную улыбку. - Домой? – переспросил муж кисло. – А праздник? Мы ведь приглашены в ратушу! От мысли, что остаток вечера придется пить наливку и обсуждать с женами первых лиц молодящие зелья и выходки прислуги, меня пробрала дрожь. - Я скажусь больной, меня в самом деле знобит. Правда, Ингольв, поезжай сам. - Как хочешь! – муж слегка пожал плечами, ведя меня к автомобилю. Он не слишком настаивал: первый снег принято праздновать шумно и весело, а веселиться без присмотра супруги намного приятнее. К тому же официальный праздник начала зимы, Самайн, будет больше чем через месяц, а сегодняшний - всего лишь дань традициям хель. Так что все просто развлекались от души, пользуясь случаем. Полагаю, у меня действительно был неважный вид, да и насчет озноба я не солгала. Доставив меня домой и сдав в «заботливые» руки Сольвейг (вот уж кому не подходило собственное имя – «солнца луч»!), он ретировался, с трудом скрывая предвкушающую улыбку. Впрочем, мне уже было все равно. Добравшись наконец до вожделенного тепла, я наслаждалась, нежась, как кошка, у горящего огня. К слову, здесь нет ни кошек, ни собак, а другом человека по праву считается овца. Уннер причитала, растирая мои озябшие пальцы. В голове истинной северянки не укладывалось, как можно замерзнуть при такой чудесной погоде. А я всегда была мерзлячкой и пряталась от сквозняков даже в жару. Помнится, в детстве братья дразнили меня лягушкой, и я очень обижалась, пока бабушка не рассказала мне сказку о царевне в лягушачьей шкуре... Воспоминания, воспоминания. Вы укрываете ностальгическим флером даже то, что когда-то казалось досадным и несправедливым. Я уже больше десяти лет не видела родных и не получала от них весточки, поэтому глупые детские обиды теперь казались дороже драгоценного розового масла. Я почувствовала, как подступили непрошенные слезы, и заставила себя встряхнуться. Какой смысл казниться за то, чего все равно не исправить? Лучше занять мысли делами и заботами. К примеру, разузнать побольше о господине Гюннаре. При всей кажущейся безобидности, что-то в этом господине меня настораживало. - Пошли Сигурда к инспектору Сольбранду. Пусть передаст, что я очень прошу меня навестить, – велела я Уннер. Та нахмурилась, но послушно выскользнула из комнаты, оставив после себя острый камфарный запах недовольства. Я вздохнула: прекрасно знаю, что моя горничная терпеть не может франтоватого слугу, оказывающего ей недвусмысленное внимание. Но не стоит вникать в склоки прислуги, тем более что не смогу их разрешить: власти в доме у меня нет. Спустя час с небольшим доложили о визите инспектора. Я доброжелательно его поприветствовала, и предложила присаживаться. Сухопарая фигура господина Сольбранда, его манера одеваться во все черное и клювообразный нос напоминали ворона, одного из верных спутников бога Одина. Житейская мудрость почтенного инспектора также заставляла вспомнить мудрых птиц. Вежливые расспросы о здоровье и домочадцах, обсуждение погоды и прочую болтовню господин Сольбранд, как всегда, прервал на полуслове. - Голубушка, не пичкайте меня этими разговорами, - отмахнулся он нетерпеливо, - деньги пропали – наживешь, время пропало – не вернешь. От него пахло кипарисом – дымной хвоей и свежестью - господин инспектор почувствовал нечто любопытное и был готов к работе. - Я хотела узнать о неком господине Гюннаре. Он не кажется вам странным? – спросила я напрямик. Чувствовала я себя все хуже и хуже, волнами подкатывала слабость, и в горле першило, но отступаться я не собиралась. - Странным? – приподнимая кустистые седые брови, переспросил пожилой инспектор, которого я в свое время вылечила от весьма неприятного кожного заболевания. С тех самых пор господин Сольбранд охотно помогал мне в моих «историях», как он это называл, добродушно посмеиваясь. Более тридцати лет он отдал ИСА – Ингойскому сыскному агентству – и опыта в каверзных делах ему было не занимать. - Именно, – подтвердила я, сложив пальцы «домиком» и внимательно наблюдая за выражением изрезанного морщинами лица. – Может быть, за ним замечали что-то подозрительное? - Помилуйте! – воскликнул господин Сольбранд, по-птичьи склонив голову набок. Я невольно чуть улыбнулась – видимо, «мечом солнца» родители его назвали за рыжину волос, но годы выбелили червонное золото, и теперь имя седого как лунь мужчины казалось нелепым. – Откуда я могу знать? Не узнаешь, что вмерзло в лед, пока не растопишь . К манере разговора инспектора, густо пересыпающего речь пословицами и прибаутками, я давно привыкла. К тому же почтенный господин Сольбранд никогда ничего не говорил сразу, только после долгих уговоров соглашаясь раскрыть свои карты. Впрочем, эта игра вполне окупалась его осведомленностью решительно обо всех и вся, а также редкой наблюдательностью. Пожалуй, среди леденцов , как иронически называли сыщиков, он пользовался наибольшим уважением, хотя и не добился особых карьерных высот. Еще с полчаса осторожных вопросов особого результата не принесли. Господин Сольбранд поведал мне историю жизни во всех смыслах достойного господина Гюннара, но ничего компрометирующего сказать о нем не мог. Оказывается, господин Гюннар с раннего детства проявлял способности к изобразительному искусству. Талант передался ему от матери, в юности бывшей ярой хелисткой и грезившей карьерой художницы. Впоследствии, как это часто бывает, она позабыла свои убеждения ради замужества, выйдя за обеспеченного мужчину много старше себя. И лишь украдкой вытирала слезинки, изучая этюды маленького Гюннара. Когда муж отдал богам душу, она все силы положила на воспитание сына в духе служения искусству. Впрочем, в дальнейшем мальчик разочаровал свою мать, отказавшись от рисования ради стези фотографа. И пусть посредственный, в общем-то, художник оказался куда лучшим фотографом, умудряясь делать снимки удивительной красоты, она так и не простила сыну такого «предательства», что, несомненно, сильно ранило чувствительного юношу. После смерти матушки он жил бобылем, пользуясь услугами двоих преданных слуг и даже не помышляя о собственной семье. Словом, никакой особенно ценной информации инспектор мне не сообщил. На ответные вопросы господина Сольбранда я смогла лишь туманно сослаться на предчувствия. Быть может, инспектор доверял моему чутью, но не мог без веских оснований начать расследование. Откровенно говоря, я надеялась на большее, однако делать было нечего. Зато, покончив с обсуждением господина Гюннара, полицейский рассказал о нескольких новых случаях из своей практики, и я насмеялась вдоволь, слушая его едкие побасенки. Среди прочих инспектор поведал и о загадочных исчезновениях нескольких молодых девушек, с сожалением сообщив, что пока эти дела не раскрыты, а также о таинственных кражах курительных трубок. Последнее меня особенно заинтересовало, девушки ведь то и дело пропадают – то убегают с возлюбленными, то подаются в другие места в поисках лучшей жизни. Намного любопытнее, кому потребовались трубки. Возможно, неведомый злоумышленник решил таким образом бороться с вредной привычкой или похищенное представляло какую-то ценность, не замеченную полицией, но эта загадка весьма интересовала инспектора. Он то ли в шутку, то ли всерьез заявил, что я со своим обонянием смогу отличить по запаху украденные предметы от других таких же, находящихся у законных владельцев. Я от души рассмеялась: - Сомнительный комплимент, инспектор! Неужели я так похожа на ищейку? Господин Сольбранд не смутился, улыбнулся лукаво и промолвил наставительно: - Ищейка не ищейка, но вы, голубушка, если вдруг что унюхаете – не сомневайтесь, посылайте за мной! – напутствовал он меня напоследок и откланялся... __________________ 1. «Сила слабого пола – в слабости сильного пола к слабому» в нашем мире это высказывание принадлежит Нинон де Ланкло. 2. «Не узнаешь, что вмерзло в лед, пока не растопишь» – хельская поговорка, примерно соответствует нашей: «Не узнаешь человека, пока не съешь с ним пуд соли». 3. «Леденец». Здесь игра слов: ИСА – Ингойское сыскное агентство и руна «Иса» - лед, отсюда сыщик - леденец.
Хелга: Luide пишет: на самом деле этот роман построен по принципу отдельных историй из практики аромага (ароматерапевта), объединенных единым сюжетом. Как нитка бус Это очень интересно. (Признаться, так и подумала ) Очень, как и всегда, яркие и живые у вас описания, ну просто сама побывала на этом забавном празднике!
Axel: Luide Спасибо за продолжение!
ДюймОлечка: Luide, с удовольствием примыкаю к обществу читающих:) Показалось, или в этом мире вы описываете этакую мисс Марпл, ежели нас ждут несколько детективных историй?
Luide: Хелга спасибо Мыслить запахами сложновато, но я стараюсь :) Axel эта глава дописана, так что постараюсь каждый день пока по кусочку выкладывать. ДюймОлечка добро пожаловать Не совсем мисс Марпл, конечно, но нечто общее есть Кстати, это тот же мир, что и в "Любви до гроба", просто соседняя страна.
ДюймОлечка: Luide, это я уже догадалась - по Соль, рунам... Надеюсь бурлящие эмоции присутствуют? Конечно главная героиня на этот вопрос уже отвечает, хотя и с женской мудростью некоторые их них скрывает
Luide: ДюймОлечка в каком смысле - бурлящие эмоции? Подразумевается любовная линия или просто эмоциональность героини?
Luide: Проснувшись утром, я почувствовала себя шницелем по-хельски. Эти котлетки из мелко рубленого мяса жарят во фритюре, но при этом внутри каждой порции таится кубик замороженной крови. Меня одновременно знобило, словно внутри образовался кусок льда, и бросало в жар, будто меня поджаривали до румяной корочки. Горло саднило, в голове странно звенело, а мысли разбредались, словно мыши, которые обнаружили в кладовой торт «Пьяная вишня» и от души им полакомились. Я с трудом встала, взглянула на себя в зеркало на туалетном столике и ужаснулась. Матовая белизна кожи, столь часто свойственная рыжеволосым, превратилась в землистую бледность, глаза лихорадочно блестели, а волосы свисали унылыми влажными сосульками. В спальне пахло болезнью – горьковатой полынью и пачули – душно, лекарственно, с нотами плесени и пыли. Слава Фригг, богине домашнего очага и брака, что этой ночью муженек не претендовал на свою долю тепла и супружеской ласки! Моя наружность этим утром была слишком непривлекательна, а я терпеть не могу выглядеть жалко - в чьих бы то ни было глазах. Дотянувшись до колокольчика, я вызвала верную Уннер. Горничная примчалась спустя пять минут, хотя за окном еще едва светало, и звонок ее явно поднял с постели. Впрочем, недовольство с прелестного девичьего лица моментально испарилось, едва она разглядела, в каком я состоянии. Под горестные причитания Уннер уложила меня в постель, принесла горячего питья, обтерла салфеткой, смоченной в уксусе. Это все, что было в ее силах. Вместо обычных песенок с нежно-розовых уст девушки сегодня лились жалобы и невнятные мольбы богам. Я невольно улыбнулась, тронутая такой заботой и непритворным беспокойством о моем здоровье, и тут же поморщилась. От жара губы обветрились и покрылись коркой, поэтому улыбаться было больно. Голова кружилась, противная липкая слабость сковывала движения, оставалось только лежать в постели и обозревать доступные взгляду предметы. В полудреме, полубреду я провела весь день, очнувшись лишь к вечеру от настойчивых попыток Уннер меня растолкать. - Госпожа! – словно издали звала меня встревоженная горничная. Я видела, как шевелились ее губы, но слова доходили как сквозь снежную пелену. – Госпожа, очнитесь! Ну же, госпожа! Может, позвать доктора? Черты склонившейся надо мной девушки то расплывались перед глазами, то вновь обретали четкость. Словно в противовес мне, Уннер была хороша и свежа, напоминая чайную розу – того простого сорта, который не порадует изысканностью бархатных лепестков и полнотой цветка, но пленит нежностью бледно-розовых соцветий и тонким ароматом. От нее даже пахло пряно-цветочным, сахарным запахом розового варенья. Уннер едва не плакала, а я хрипло рассмеялась, тут же закашлявшись. Казалось таким странным, что ко мне могут пригласить врача... Вот уж, воистину, хель без льда ! Но у меня совершенно не было сил, чтобы идти в «Уртехюс» и искать нужные составы, а отправлять туда слуг – смерти подобно... Должно быть, я провалилась в сон, потому что следующим, что я осознала, было льющееся в горло горячее питье. Открыв глаза, я обнаружила Уннер, которая поила меня с ложки какой-то подозрительной гадостью. На вкус пойло было мерзким, но я послушно проглотила все до капли, в своем сумеречном состоянии не слишком задумываясь, что именно пью. Мне ли не знать, что все полезное чаще всего оказывается противным или в лучшем случае безвкусным? Помнится, я прикладывала немалые усилия, чтобы сделать свои составы более приятными для клиентов. В особенности много проблем доставляли маленькие дети, упорно отказывающиеся от лекарств, если те не пахли чем-нибудь вкусным и не были сладкими... Впрочем, я увлеклась. - Что это? – прокаркала я, стараясь не обращать внимания на противную горчинку на языке и собственный сиплый голос. Сон меня немного освежил, да и температура, похоже, спала. - Лекарство! – очень содержательно объяснила Уннер, старательно тараща глаза. Я только вздохнула. - Какое именно? – от усилий, которые приходилось прилагать, чтобы внятно говорить, мое настроение также не улучшалось. - Доктор Торольв прописал... – в звонком голосе Уннер дрожала опаска и твердая уверенность в своей правоте. Живущий неподалеку доктор Торольв признавал, что медицина не знала сколько-нибудь эффективных средств от обычной простуды, поэтому лечил ее по старинке, пользуясь моими рецептами. Ко мне почтенный эскулап относился с искренним уважением, и при случае мы обменивались не только поклонами, но и клиентами... - Милая, я же сама составляла лекарства для доктора... - Я невольно закашлялась. В горле першило, глаза слезились... Да сколько можно?! Я всегда болею простудой недолго – пару дней, не больше, но при этом болезнь протекает столь остро, что лучше бы я провалялась в постели неделю-другую, как остальные, почитывая романы и кушая полезный бульон. Я же падала с температурой под сорок, зато уже через несколько дней возвращалась к обычной жизни. Откашлявшись как следует, я продолжила хрипло: - Мед, малина, настой солодки, инжир и немножко лимона... Но ты меня пичкаешь чем-то совсем другим. Спустя минут десять, когда я уже высказала предположение, что Уннер просто-напросто намеревалась меня отравить (разумеется, я сказала это не всерьез!), она наконец созналась. Правда, предварительно предупредив: - Я... Я хотела как лучше! В звенящем слезами голосе девушки было столько упрека, что в иное время я, несомненно, устыдилась бы. Теперь же, в таком дурном расположении духа, меня лишь слегка кольнуло чувство вины, уступив место любопытству. - Меня Берглис научила... – продолжила горничная, потупив бесхитростные карие глаза. - У ее дядюшки была грудная жаба, так вот он только два раза выпил, и все прошло... - Что – выпил? – уточнила я с нажимом, приподнимаясь на подушках. От любопытства у меня даже прорезался почти нормальный голос, правда, слишком низкий. - Порошок мумии... – наконец выдала тайну милая девушка, терзая белый передник, и зачастила: - Он от всего помогает, правда-правда! Вот и вам ведь тоже того... помогло! Я так испугалась... Ее голос упал, из глаз часто закапали слезы. Уннер превосходно знала, как я отношусь ко всяким вредным суевериям, и мне казалось, что я смогла вытравить из нее глупое преклонение перед «чудодейственными» рецептами. Горничная частенько норовила напичкать меня подозрительными лекарствами из ассортимента бродячих «лекарей». Перед подобными типчиками она оказывалась совершенно бессильной, с покорностью загипнотизированной мышки отдавая скользким змеям от медицины последние гроши. У моей милейшей во всех отношениях горничной было не так уж много недостатков, и это был самый досадный из них. И сегодня она воспользовалась моей беспомощностью. Но это же надо додуматься! Ничего себе, панацея от всех болезней! - Уф... – обессилев, я откинулась на спинку кровати и поднесла руку ко рту. Надо сказать, что не всегда мои препараты изготовлялись из приятных ингредиентов – чего стоила, к примеру, амбра – вещество, образующееся в пищеварительном тракте кашалота, незаменимое для духов... Но такой гадости, как толченые кости тысячелетних мертвецов, я не использовала, вопреки суеверной молве. На мгновение в моем горячечном воображении мелькнула картина, как я, обливаясь от усилий потом и шепча заклятия, пританцовываю у стола в «Уртехюс», измельчая птичьи кости, отмеряя мышиную желчь, и боги знают что еще – я не сильна в этой суеверной чуши... Я встряхнула головой, отбрасывая жуткое видение. Нет, не бывать мне настоящей ведьмой! - Принеси чая и шоколада. Живо! – велела я, отдышавшись и сглатывая горькую тягучую слюну. Горничная испуганной птицей вылетела за дверь, только застучали стремительные легкие шаги. А я размышляла о невероятной в своей простоте разгадкой таинственных умыслов господина Гюннара... Вернулась она на удивление расторопно. С опущенными глазами и дрожащими губками она казалась воплощением оскорбленной невинности, и я бы возмутилась, если бы могла утверждать с уверенностью, что это игра. Неотразимый аргумент «я хотела как лучше!» был вполне в духе моей горничной. Я повела носом, пытаясь одновременно ощутить аромат горячего шоколада и разобраться в мотивах Уннер, и с досадой поморщилась, а затем совсем не изящно шмыгнула. Проклятый насморк! Я чувствовала себя почти слепой без привычных подсказок обоняния. Не знаю, как люди умудряются пользоваться почти исключительно зрением и немного слухом. Судя по заплаканному лицу горничной, она чистосердечно раскаивалась, но раскаяние вполне могло быть напускным. Поделом – нечего пичкать меня всякой гадостью! Следующий день я провела в постели, потихоньку оправляясь. Забота домочадцев была приятна, здоровье понемногу возвращалось, и все было в полном порядке. Ингольв даже принес мне цветы (представляю, как Палл, наш садовник, был недоволен набегом на его вотчину!) и чмокнул в щечку, как-то виновато прося поскорее поправиться. Было ли тому причиной смущение, что накануне он не поверил в мою болезнь, или праздник действительно удался - во всех смыслах – я выяснять не стала. Было довольно и того, что обычно сардонический и резкий супруг в кои-то веки выказал нежность. Подумалось даже, что госпожа Эйва была не так уж не права, изображая слабое здоровье, но, поразмыслив, я сочла, что строить счастье на лжи – слишком малодушная идея... Простуда предоставила мне уйму времени для размышлений. Глядя в окно, на хмурое серое небо, сочащееся холодной моросью дождя, я крутила в голове свою догадку, а заодно допытывалась у горничной подробностей о «целебном зелье». В конце концов я сочла, что ее рассказ заслуживал внимания, и написала инспектору Сольбранду, попросив Уннер лично отнести письмо на случай, если потребуется ее опросить. Девушка вернулась только спустя несколько часов. Все это время за мной пришлось ухаживать Сольвейг, и та не скрывала своего недовольства дополнительными обязанностями и вообще моим обществом. Понятия не имею, почему она так меня невзлюбила. Два года назад, когда мы только переехали в Ингойю и свекор нанял Сольвейг, она сразу выказала свою антипатию ко мне. Приструнить я ее не могла: по молчаливому сговору моего благоверного и его отца именно последний держал в руках весь дом. Такое положение дел устраивало всех, кроме меня, но на мое недовольство домочадцы привычно не обращали внимания. Про себя я называла свекра Хинриком – «домашним правителем», это имя теперь подходило ему больше, чем официальное Бранд – «меч», и только в этой беспомощной иронии, Валериане и в «Уртехюс» я и находила утешение. Избавившись наконец от Сольвейг, я принялась допытываться у Уннер, как отреагировал инспектор на ее сообщение, но девушка толком ничего не могла сказать, кроме того, что господин Сольбранд обещал все проверить и сообщить. Остаток дня я провела в ожидании, но инспектор так и не появился... Наутро я вышла к общему столу, хотя еще ощущала небольшую слабость. К тому же я проснулась изрядно позже восхода солнца, что со мной случалось крайне редко. Истощенный болезнью организм требовал отоспаться всласть, но предаваться безделью мне надоело окончательно, и я с нетерпением предвкушала побег в «Уртехюс». Семейство встретило меня внимательно, оделив лучшими кусочками и гоняя прислугу разогревать мои любимые блюда. Притворная забота свекра и натужная – мужа пахла елейно и одновременно гнило, как жасмин, в самом сердце волшебного аромата которого таятся нотки вони скотного двора. После двух дней почти полного отсутствия обоняния запахи ощущались особенно остро, до слез, как от лукового сока. Разумеется, в действительности Ингольв благоухал вовсе не жасмином, а лаконичным цитрусово-имбирным одеколоном. Просто я воспринимаю все нюансы именно через запахи. Я заставляла себя есть и улыбаться, вяло участвуя в обсуждении вреда образования для женщин – любимейшей теме мужа и свекра. Наконец Сигурд и Сольвейг споро убрали со стола грязные тарелки, и кухарка торжественно подала на стол десерт. Обожаю свежую сдобу! Отломить свежий, еще пышущий теплом кусочек, приправить его вареньем, маслом или медом, или отправить в рот просто так, запив глоточком сладкого ароматного чая... Что может быть вкуснее? Радостно потянувшись к пышному печеву, я принюхалась и тут же поняла, что рано обрадовалась. - Что это? – отодвигая от себя тарелку, спросила я холодно. - Булочки с ванилью, - доложила служанка, заметно поморщившись. При молчаливом попустительстве моего свекра, между нами длилась непрекращающаяся домашняя война. Боевые действия то выплескивались на поля сражений, то затихали, переходя в тихую партизанщину... Но не прекращались ни на минуту. - С ванилином! – поправила я, отодвигая тарелку, и встала. – Спасибо, я уже сыта. И удалилась под неодобрительными взглядами семейства и приближенных особ. Быть может, кто-то не заметит разницы, но в натуральной ванили и синтетическом ванилине на мой взгляд не больше сходства, чем в столе и столовой: корень тот же, а смысл совсем иной. Источающие медово-инжирный аромат темные стручки ванили следует раскромсать вдоль, выдавить мельчайшие семена и засыпать сахаром. Через две-три недели вы получите чудесную приправу с головокружительным ароматом. А ванилин – профанация, грубая калька с настоящей специи... Сольвейг же питала пристрастие ко всему синтетическому, возможно, просто в пику мне. Было такое чувство, словно меня, как глупого ослика, поманили сладкой морковкой, а дали клок гнилого сена... _______________ «Хель без льда» - примерно соответствует нашему «сапожник без сапог».
ДюймОлечка: Luide Какое-то безрадостное (почти) житье у героини - одна отрада работа... Luide пишет: Подразумевается любовная линия или просто эмоциональность героини? Да и то, и другое... В эмоциональность героини можно легко поверить, чем больше чувств она скрывает - тем больше выплеснет в нужное время... А жить без любви тоже тяжело. особенно среди таких родственников
Marusia: Luide Очень рада Вас читать снова! Luide пишет: Судей то и дело обвиняли в продажности, товарок – в разнообразных подтасовках, к примеру, подкрашивании моркови и натирании ее облепиховым маслом. Мир другой, а нравы те же! Luide пишет: При молчаливом попустительстве моего свекра, между нами длилась непрекращающаяся домашняя война. А если бы домом управлял бы муж, права героини как хозяйки были бы несколько ширше? Или местные традиции совсем уж суровы для замужних дам? снег от крыльца уже успели откидать Споткнулась на этом словосочетании. Может, как-то заменить второе слово?
Luide: ДюймОлечка пишет: Какое-то безрадостное (почти) житье у героини - одна отрада работа... К сожалению, это действительно так Разве что кроме работы есть еще сын (но он далеко) и пара подруг. ДюймОлечка пишет: А жить без любви тоже тяжело. Боюсь, в любовь в настоящий момент моя героиня не верит :( Я позже объясню, почему. Marusia я рада, что вы снова читаете! Marusia пишет: А если бы домом управлял бы муж, права героини как хозяйки были бы несколько ширше? Шире, конечно. Свекор считает Мирру крайне неудачной партией для своего сына (причины я объясню позже), вот и третирует ее всеми доступными методами. Хотя муж в глубине души разделяет мнение отца... Спасибо за тапок, посмотрю!
Luide: Marusia в яблочко! Они поженились по большой любви, как говорится, презрев все препоны.
Luide: Дальше. Так что в «Уртехюс» я направилась весьма раздраженная и злая. Накапав себе масел чайного дерева и эвкалипта, чтобы взбодриться и избыть последние остатки простуды, я принялась подогревать масло для экстрактов, и вдруг услышала, как дверной колокольчик зашелся звоном. Оставив на водной бане будущую вытяжку, я вытерла руки и двинулась в приемную. На пороге опасливо мялась Уннер, теребя старенькую шаль и выставив перед собою, как щит, сложенный вдвое лист бумаги. - Вам письмо от инспектора! – выпалила она торопливо, глядя с опаской, будто я вот-вот ее укушу. Разумеется, мое настроение этим утром было далеко от безоблачного, но ведь не настолько же! Впрочем, послание господина Сольбранда куда интереснее причуд прислуги. - Спасибо, можешь идти, - произнесла я, торопливо расправляя лист и не глядя, присела на диван. За что тут же поплатилась – забытый кем-то футляр для шпилек жалобно хрупнул. Я досадливо извлекла из-под себя останки изящной вещицы, убедилась, что восстановлению она не подлежит, и упокоила безделушку в мусорном ведре. После этого наконец начала читать послание неподражаемого инспектора. «Голубушка, - гласило оно. - От имени сыскного агентства выражаю вам благодарность за содействие в поимке мошенников. Как Вы и предполагали, в Ингойе объявились обманщики, всучивающие несведущим фальшивый порошок мумий. Благодаря показаниям Вашей горничной они понесут самое строгое наказание (среди пострадавших очень именитые особы!). Как говорится, на каждого окуня найдется своя щука. Однако нет никаких сведений о причастности господина Гюннара. Трупы не бальзамировали, «лекарство» делалось из подручных средств. Так что в этом Вы попали пальцем в небо. Единственное, я телеграфировал в столицу. Никаких археологических экспедиций в Муспельхейм власти не отряжали, так что в этом господин Гюннар слукавил. Но не забывайте, подозрительность порождает призраки . Кстати, похитителя трубок сцапали. Им оказался сумасшедший коллекционер, который охотился за одной-единственной вещицей, а остальные безделицы взял для отвода глаз. С почтением, инспектор Сольбранд». Дважды перечитав, я сложила письмо и призадумалась. Складная версия рассыпалась, как карточный домик, и теперь в руках снова была всего лишь колода карт, из которых предстояло возвести ненадежную постройку догадок. Я предположила, что господин Гюннар имел отношение к шайке мошенников весьма высокого уровня. Вот уже много лет интерес к мумиям и в Хельхейме, и в соседнем Мидгарде не ослабевает. Из них готовят «волшебные» зелья для омоложения, которое пользуется немалым спросом у стареющих кокеток, порошком пользуют больных самыми разными хворями, к тому же муспельхеймская культура на пике популярности, и многие видные лица считают разумным устраивать в своих домах целые выставки археологических экспонатов. Но изыскатели добывают не так уж много трофеев, тем более в хорошем состоянии, поэтому цены на прекрасно сохранившиеся мумии исчисляются немалыми суммами. И если какой-нибудь недобросовестный археолог согласится сбывать поддельные мумии, прибыль вполне окупит и расходы, и возможную потерю репутации. Можно ведь обнаружить в гробнице единственного обитателя, а заявить о находке пяти и неплохо на этом нажиться. Надо думать, несложно найти тела бедняков для этой изуверской подделки. Полагаю, методики давно отработаны и не составит труда как изготовить мумию, так и искусственно ее состарить... Понятно, что странный заказ господина Гюннара заставил меня заподозрить участие этого занятного господина в подобной афере. По мнению инспектора, гипотеза оказалась неверна, к моей досаде. Я вполне доверяла господину Сольбранду, и если он не обнаружил никакой связи, то ее, скорее всего, действительно не существовало. И все же это дело странно пахло... Закончив с повседневными делами, я решила навестить господина Гюннара под выдуманным предлогом. Я хотела убедиться, что мне все это не привиделось, как намекал инспектор. По счастью, фотограф жил не так уж недалеко от «Уртехюс». Правда, у меня был только оставленный им адрес, где это конкретно, я понятия не имела. Ничего, найду как-нибудь. Выйдя на крыльцо, я поежилась - гулять под холодным осенним дождем – не лучшая идея, даже с зонтом. К тому же недавняя простуда грозила дать осложнения... Но любопытство оказалось сильнее. Смысла откладывать визит не было, погода в Ингойе давно вошла в поговорку: «Не жалуйся на ненастье, через час будет еще хуже». Давешний снег давно растаял, сменившись слякотью. Только за городом еще наверняка остался белый покров: импровизированный инеистый великан защищен заклятьем и превратится в воду только с приходом весны, на Бельтайн. Вскоре я поняла, что переоценила свою находчивость. Я бродила по переулкам и никак не могла найти дом фотографа, а спросить было не у кого. Парочка бродяг, устроившихся под навесом с кувшином чего-то явно горячительного, не вызывала доверия. Видимо, надо возвращаться на центральную улицу и начинать снова. Наклонив голову, чтобы защитить лицо от косых брызг дождя, я двигалась вперед с упорством барана, целеустремленно шлепая по лужам. Прохожих было немного, без крайней нужды в такую погоду из дому не выбирались, предпочитая сидеть у камелька и цедить чай или глинтвейн. Я ностальгически вздохнула, отвлекшись на мгновение, и тут же наткнулась на пешехода, едва избежав падения в лужу. - Ох, извините! – пробормотала я, пытаясь совладать с зонтиком, который из-за порыва ветра и столкновения выгнулся в обратную сторону. - Госпожа Мирра? – удивленно спросил знакомый голос. Я оставила в покое зонтик и обнаружила, что передо мной стоит ординарец моего мужа. - Искал. Вас. – Отрывисто продолжил Утер. – Обед. Господин полковник. - Ингольв не придет к обеду? – догадалась я. Он кивнул. Не понимаю, зачем гонять ординарца, если можно просто сообщить по телефону? Но мой муж невзлюбил телефонную связь, опасаясь, надо думать, подслушивания на параллельной линии или шпионок-телефонисток. - Думаю, я тоже... – ответила я, раздумывая. Наконец решилась: - Вы не могли бы меня проводить к фотографическому салону господина Гюннара? Тот лишь кивнул в ответ... Перед искомым домом мы расстались (кстати, до того я умудрилась минимум дважды миновать его), хотя Утер предлагал меня сопровождать. Я легкомысленно отказалась, сочтя, что ничего со мной не случится средь бела дня. К тому же я собиралась зайти всего на несколько минут, о чем и сообщила ординарцу. Фотографический салон располагался на первом этаже, а на втором, надо думать, обитал его хозяин. Открывшая дверь пожилая особа напоминала старую нянюшку: доброе лицо, сдобная пышная фигура и простое платье по моде прошлого века. Отчего-то служанка смотрела на меня боязливо. Да что последнее время меня все пугаются?! Постаравшись улыбнуться как можно дружелюбнее, я спросила господина Гюннара. Пояснив, что хозяин в данный момент занят, но скоро освободится, она проводила меня в кабинет и предложила обождать несколько минут. Я поблагодарила добрую женщину, и, оставшись одна, с интересом огляделась. В доме господина Гюннара витал аромат поздней осени и увядания, как будто прелые листья охапками разбросаны по углам. Что-то смутно знакомое чувствовалось в этом запахе, который не могло перебить даже лимонное масло, обильно разбрызганное по комнатам. Откровенно говоря, жилище господина Гюннара произвело на меня престранное впечатление. Вещи разложены строго по местам, плед на диване старательно разглажен, а книги чопорно собрались в шкафу – ни единой не осталось ни на столике у окна, ни в кресле. При этом пыль беспрепятственно оседала на камине и мебели! Комната была аккуратной, но впечатления жилой не производила. Я подошла к журнальному столику, провела рукой по его поверхности... На перчатке остался слой пыли. Внимание привлек букет цветов на письменном столе, источающий слабый цветочно-пыльный аромат. В простой стеклянной банке были собраны почти засохшие розы в обрамлении физалиса и полыни. Странный выбор... Признаюсь, я уступила недостойному любопытству и, выдвинув ящики, бегло просмотрела их содержимое. В первом ничего интересного не оказалось – какие-то безделушки: бусы, зеркальце, многочисленные заколки для волос, шляпные булавки... А также плитка шоколада – дорогого, не суррогата, в Ингойе такого не сыщешь. А вот во втором ящике обнаружилась целая стопка портретов. На них были сплошь молодые девушки, притом одни и те же особы представлены в разных антуражах. Как будто фотограф не мог определиться, какой ракурс и какой наряд лучше... Странно – фотографические изображения довольно дорогие, и делать десяток разных вариантов весьма накладно. К тому же что-то странное было в этих изображениях... Я нахмурилась: определенно, это что-то знакомое, но... Где-то хлопнула дверь и я, вздрогнув, быстро вернула на место «улики» и метнулась к книжной полке, сделав вид, что рассматриваю потертые тома. Сердце отчаянно колотилось. Верно говорил инспектор Сольбранд, любопытство рыбку сгубило. Фотограф вошел стремительным шагом. Распахнутая сильной рукой дверь ударилась об стену, но хозяин дома не обратил на это ни малейшего внимания. - Здравствуйте, - произнесла я осторожно, едва сдержав порыв попятиться. - Здравствуйте. Присаживайтесь, - господин Гюннар, одарив меня странным взглядом, указал рукой на кресло, и я послушно присела на краешек, чинно сложив руки на коленях. Под пронзительным взором фотографа, который, похоже, позабыл о своей роли рассеянного чудака, я постаралась улыбнуться как можно милее, но он не ответил на это проявление дружелюбия. Хозяин дома сидел молча, предоставив мне самой завести беседу. Не выдержав – слишком не по себе мне было от этого пристального внимания, я заговорила: - Мне рекомендовали вас как прекрасного фотографа, и я хотела бы заказать семейный портрет. - Портрет? – переспросил он, словно не понимая. Я кивнула, потом, спохватившись, уточнила: - Видите ли, мой сын приедет всего лишь на два дня, и мне хотелось бы, чтобы к его приезду уже было все готово... Господин Гюннар будто не слышал, пристально меня рассматривая. Чувствовать себя букашкой под увеличительным стеклом было неприятно. Сжав пальцы, я глубоко вздохнула и поднялась: - Простите, вижу, вас не заинтересовало мое предложение. – Голос мой звучал холодно и отчужденно. – Я дам вам знать, когда прибудет ваш заказ. Вдруг показалось, что в комнате пахло прогорклым маслом. Уже не слишком заботясь о приличиях, я повернулась и двинулась к двери, но едва успела сделать несколько шагов, как меня догнал повелительный окрик: - Распустите волосы! - Что?! – переспросила я, невольно поворачиваясь, завороженная таким беспримерным нахальством. Мои косы были убраны под шляпку - ходить с непокрытой головой для замужних женщин считалось неприличным. - Распустите волосы! – резко повторил фотограф, вскакивая. - Вы слишком многое себе позволяете! – бросила я, решительно взявшись за ручку двери. Теперь господин Гюннар был мне откровенно неприятен, и смутные подозрения превратились в твердую уверенность. К тому же я наконец вспомнила, почему портреты в ящике стола показались мне странными! Похожий был и у меня – изображение моей покойной малышки Фиалки. Привычная боль шевельнулась в сердце. Когда моя девочка умерла, не осталось даже фото - дагеротипия из-за длительной выдержки требовала долгого сидения в неподвижной позе, что для живого и активного ребёнка было практически нереальным испытанием. К тому же художественные портреты были весьма дороги, а в те времена мы жили небогато. Поэтому единственной памятью об усопшей стала ее посмертная фотография. Среди безутешных родственников были популярны такие съемки, когда мертвым придавали вид живых, чтобы сохранить образ дорогого человека... Но, если присмотреться, фальшь становилась очевидна. Откуда у фотографа столько разнообразных портретов умерших девушек?! Весьма подозрительно, нужно бы это обдумать... Отчего-то испугавшись, я торопилась прочь, но меня остановил сильный рывок сзади. «Зачем я пришла сюда одна?!» - кольнула запоздалая здравая мысль, и на меня обрушилось беспамятство...
Хелга: Luide Ох, ужас какой! Фотограф - маньяк?
Marusia: Триллер!!! Бум надеяться, что помощь подоспеет вовремя! Luide
Luide: Хелга Marusia поехали дальше, надо спасать героиню :) Придя в себя, я не сразу вспомнила, что со мной и где я нахожусь. Голова болела, как будто вновь вернулась простуда, а тело затекло от неудобной позы. Мешал упавший на лицо локон, терпеть не могу растрепанные волосы. Попытавшись убрать своевольную прядь, я обнаружила, что мои лодыжки и запястья надежно связаны. Похолодев, я вспомнила все и в панике принялась оглядываться вокруг. Фотограф оказался чуть поодаль, он преспокойно занимался своими делами. - Я сказала мужу, куда иду! – отчаянно храбрясь, заявила я громко. – И меня провожал его ординарец, он скоро вернется! Утер! В самом деле, он ведь знает, куда я отправилась! Вспыхнула и сгорела бенгальским огнем надежда: я ведь сама его отослала... - Вы врете, - равнодушно бросил он, продолжая возиться с непонятным оборудованием, – но это неважно. Я глубоко вздохнула, пытаясь сдержать малодушный всхлип. Разумеется, я не додумалась никого предупредить, и теперь должна пожинать плоды своей непредусмотрительности. Хотя меня оправдывало, что я не подозревала о том, насколько он опасен. В конце концов, я всего лишь заглянула в салон фотографии, пусть даже его хозяин казался несколько чудным. Я невольно усмехнулась: какой теперь смысл искать самооправдания? Нужно сосредоточиться и попытаться вырваться из лап господина Гюннара. Он не дал мне времени для размышлений, оставил непонятные приборы и подобрался поближе. Странно улыбаясь, господин Гюннар устроился на диване рядом со мной, обдав меня запахом цитронеллы. От мысли о собственной беспомощности что-то внутри сжалось, а от остро-свежего запаха даже затошнило. Боюсь, теперь я возненавижу это эфирное масло. - У вас чудесные волосы... – проговорил он мечтательно, перебирая пальцами мои распущенные рыжие локоны и щуря глаза. - Спасибо за комплимент! – едко ответила я, вздрагивая от случайного касания пальцев к шее и пытаясь хоть немного отодвинуться. - Они будут прекрасно смотреться... – продолжил господин Гюннар, играя с длинными прядями. Он силком приподнял мою голову и как будто пробовал на мне разные прически: собрал волосы вверх, потом перебросил через плечо, затем подогнул, как каре, не обращая внимания на мое возмущение и попытки вырваться. Впрочем, в его руках я чувствовала себя окуньком в пасти щуки, и сопротивлялась больше из отчаяния. Наигравшись, он отпустил меня, художественно взбив пальцами мои пряди для пущего объема. - Хорошо, что я наконец придумал, как раскрасить фотографию! – с довольным вздохом заметил он. Склонив набок голову, полюбовался на дело своих рук, слегка поправил локон у самого лица и пробормотал: – Это пламя погасло бы на обычном дагерротипе... Я не собирался вас трогать, но не удержался. Ваши волосы достойны моего таланта! Мужчина словно не замечал меня, должно быть, видя перед мысленным взором только воображаемую экспозицию. Когда мама принималась вышивать, у нее было точно такое же выражение лица: сосредоточенное и отстраненное, с мечтательной улыбкой. Она как будто уже видела на канве не несколько разноцветных стежков, а дивную картину. От вдохновенного взгляда господина Гюннара меня бросило в дрожь. - Я охотно вам буду позировать, только развяжите меня, пожалуйста. – Я говорила ласково, улыбаясь и стараясь глядеть с милым кокетством. - Нет, вы попытаетесь убежать, - непреклонно ответил он, не обращая внимания на мои ужимки. И добавил, заставляя меня похолодеть: - Вы все пытаетесь... Я сначала пробовал связывать, но все равно вырываются... - Кто – все? – спросила я, перестав изображать пустоголовую кокетку – все равно бесполезно! – и замирая от страшной догадки. Фотограф легко подтвердил: - Все модели. Пойдемте, я вам покажу! У меня есть для вас сюрприз. Так как развязать он меня даже не подумал, ему пришлось меня тащить. По правде говоря, мысли мои во время этой принудительной транспортировки были безрадостны. Совершенно очевидно, что господин Гюннар сошел с ума, но никто даже не подозревал о его болезни, а тем более о моем визите в логово безумца. Сумасшедшие бывают удивительно здравомыслящими на вид. Тем временем фотограф пронес меня по коридору, затем по лестнице вниз, в подвал. Отпер дверь, открывая небольшую комнатку, заставленную старой потертой мебелью. Видимо, это был чулан для ненужных вещей. Не останавливаясь, господин Гюннар пронес меня через кладовку, наконец поставил на ноги и отпер еще одну дверь, замаскированную выцветшим гобеленом. Жестом фокусника распахнул обе створки, открывая взгляду, надо думать, обещанный «сюрприз». Загорелся яркий электрический свет, заставив меня на мгновение зажмуриться. В нос ударил гнилостный душок, и я торопливо распахнула глаза, да так и замерла, придерживаемая за плечи господином Гюннаром. - Боги, милосердные мои боги... – прошептала я неверяще. Передо мною было некое подобие гостиной, оформленной с варварской роскошью. Среди звериных шкур и ярких подушек, задрапированные роскошными тканями, возлежали и восседали девушки, точнее, их тела – это было очевидно. Помертвевшая кожа, распахнутые глаза, глядящие в никуда, холодная неподвижность, волосы – светлые, темные, медовые – безжизненные, будто парики, и витающий в комнате запах. По стенам были развешаны фотографические портреты, в которых, будто в зеркале, отражались те же мертвые девушки. Я почувствовала тошноту, поняв, что заботливый изувер старался сохранить своих жертв в целости и сохранности, пробуя бальзамировать несчастных и раскрашивая мертвые лица. Видимо, из-за неумения и недостатка ингредиентов, теперь тела были на разной стадии разложения. Так вот зачем он тогда пришел ко мне! Такая же участь ожидала и меня, и это было хуже смерти. Представив, каково будет моему сыну увидеть однажды меня мертвой и раскрашенной, словно клоун, я с трудом удержалась от позорной истерики. Я не хочу лежать здесь сломанной куклой! Не хочу, не хочу! Страх туманил мысли, словно хлороформ. Говорят, утопающие не могут плыть, их ведет животный инстинкт, заставляющий силиться выпрыгнуть из воды вверх, а не плавно двигаться по ее поверхности. Вот и меня, как в воронку засасывал животный ужас... Отрезвила меня пощечина, потом еще одна и еще. Не сильные – видимо, он боялся, что останутся следы, которые испортят всю красоту. Я подумала, что надо разбить лицо – хотя бы об угол стола – как только останусь одна. Не знаю, смогу ли я наносить раны самой себе, но это была единственная возможность хоть как-то отплатить сумасшедшему и подпортить его триумф. В конце концов, терять мне нечего... Фотограф крепко держал меня и смотрел как-то странно, словно Ингольв, когда тот подарил мне дорогие духи из Муспельхейма, а я не смогла достоверно изобразить радость от приторно-душного, слишком сладкого аромата. И от этого дикого сравнения я моментально пришла в себя. Господин Гюннар тем временем усадил меня в ближайшее кресло и тщательно закрыл дверь в импровизированный саркофаг. Мне сразу стало легче дышать, хотя из-под двери все еще тянуло тлением. - А я думал, вы меня поймете... – с какой-то обидой проговорил он, останавливаясь передо мной. – Вы ведь знаете, что лилии лучше всего пахнут, когда умирают. Вы убиваете цветы, чтобы получить свои экстракты и масла... - Послушайте, но ведь это совсем разные вещи! – попыталась я достучаться до его дремлющего разума. – Одно дело – растения, и совсем другое – люди! - Все мы – создания богов, - равнодушно возразил он. – Я хочу показать людям красоту увядания, изящество разложения... В нервном трепетании его пальцев, в дрожании кадыка читалось почти экстатическое чувство. Я невольно фыркнула, на мгновение позабыв о своей прискорбной беспомощности. Терпеть не могу декаданс! Решительно не понимаю прелести тлена и угасания. Глупо, будто увещевания кухарки, что подгоревший пирог даже вкуснее. В жизни столько прекрасного, что стремиться к смерти просто нелепо! К тому же меня вовсе не прельщала перспектива стать жертвой искусства. - Вы все равно послужите искусству! – провозгласил господин Гюннар, и я вздрогнула, уставившись на него с ужасом. Это прозвучало так, будто он прочитал мои мысли. Он продолжил, рассматривая меня, будто безделушку в лавке: - Нужно попробовать на черном шелке, это будет символично. А потом... Алый бархат или лучше кровь на белом? Фотограф был увлечен собственными размышлениями, разговаривая сам с собой, как будто я была всего лишь частью интерьера. А ведь и вправду – предмет, пока живая кукла... От внезапно нахлынувшего ощущения страшной реальности я закричала, позабыв, что некому прийти мне на помощь: каменные стены не выпустят звук из своей утробы, а слуги наверняка закрывают глаза на манию хозяина. Бессмысленно, но я кричала и кричала, не в силах остановиться. С перекошенным от злости лицом господин Гюннар подскочил ко мне, сжимая в руке выхваченный откуда-то тесак. - Не смейте кричать, слышите! – велел он, хватая меня за горло и грозно занося нож. Истеричные нотки в его голосе явно означали, что я раздразнила зверя. Впрочем, какая разница, когда умереть? «Прости меня, Валериан...» - подумала я, жалея, что не успела попрощаться с сыном. Я смотрела в глаза своей смерти, и сознание корчилось от ужаса, видя дикий блеск этих глаз. Дурочка, какая же я самонадеянная дурочка! Боги, неужели все закончится вот так – нелепо и бесславно? Не оставьте меня, милосердные боги, сохраните мою нить, всемогущие норны! Будто отзыв на истовую молитву, неподалеку раздался грохот, как будто кто-то мчался по коридору, отшвыривая со своего пути мешающие предметы. Мгновение, и за спиной господина Гюннара распахнулась дверь. От неожиданности он повернулся, выпустив меня. Словно подкошенная, я упала в кресло, с отчаянной надеждой глядя на разъяренного Утера, который молча бросился на моего обидчика, пытаясь выбить нож из его рук. Сейчас ординарец походил на вулкан, пышущий гневом, и казалось, что даже сумасшедший не сможет ничего ему противопоставить. Я не сильна в описании драк (честно говоря, это первая, которую я видела собственными глазами), поэтому могу сказать только, что они боролись не так уж долго. На стороне господина Гюннара было оружие, зато Утер явно был более умелым... Забившись в кресло, я наблюдала за потасовкой, не отрываясь и забывая дышать. Ловкое движение фотографа, и из руки ординарца хлынула кровь. Я закусила губы, пытаясь удержать крик – боялась хоть на мгновение отвлечь своего спасителя. Надо думать, он решил, что меня слишком долго нет, что-то заподозрил и решил проверить... Несмотря на рану, Утер не собирался отступать. Он удвоил усилия и наконец выхватил из руки сумасшедшего оружие. - Мразь! – выдохнул Утер и с силой ударил его рукоятью в висок. Фотограф успел только тоненько взвизгнуть и осел на пол у его ног. Признаюсь, я заплакала. По щекам катились слезы, а дрожащие губы улыбались. Подозреваю, выглядела я в тот момент жалко, но мне было все равно. По обыкновению молча, ординарец разрезал стягивающие меня веревки и осторожно поставил на ноги. Рыдая, я прижалась к нему, ища утешения. Тело не слушалось, поэтому ему пришлось меня поддерживать. - Будет, будет, - приговаривал Утер, неловко гладя мои волосы. - Я хотела... а он... – сбивчиво бормотала я, захлебываясь слезами, пытаясь уцепиться за него, как утопающий хватается за спасательный круг. Он поморщился и осторожно отодвинул руку. Слезы тут же прекратились: - Ох, вы ведь ранены! Простите меня. Вам нужна помощь. Скорее, скорее... – бормотала я, ища взглядом, чем бы замотать руку своего спасителя и от волнения, как обычно, говоря сумбурно. - Не надо! – отстранился Утер, видимо, сомневаясь в моих целительских способностях. – Леденцы... - Ах, да, - спохватилась я. – Пойдем скорее. А он скоро очнется? Ординарец пожал плечами. Вдвоем мы кое-как связали сумасшедшего и, поддерживая друг друга, выбрались наружу. В доме уже сновали сыщики, предупрежденные Утером, и только увидев их, я окончательно поверила в чудесное спасение. Предусмотрительный ординарец на всякий случай отправил Уннер к инспектору Сольбранду с просьбой о содействии... Словом, опасного безумца ждала лечебница, убитых девушек – достойное погребение, Утера – доктор, инспектора – похвала начальства, а меня – вероятный нагоняй от драгоценного супруга и допрос в ИСА. Впрочем, последнее инспектор позволил отложить до завтра. Боюсь, я была не в том состоянии, чтобы внятно изъясняться. В полицейской двуколке меня наконец доставили домой. Не думала, что вид знакомой двери вызовет слезы умиления. Наверное, мне тоже стоит принять чего-нибудь успокоительного после всех треволнений сегодняшнего дня. Только не лаванды – как ни странно, это известное средство меня, напротив, бодрит. Пожалуй, нард подойдет... Дверь распахнулась и на пороге показалась Сольвейг, смерив подозрительным взглядом меня, осторожно поддерживаемую под локотки бравыми констеблями. Надо думать, было очевидно, что со мной что-то стряслось: простоволосая, растрепанная, с наверняка покрасневшим от слез лицом, да еще и в сопровождении полиции! - Явились! - буркнула она не очень-то приветливо и припечатала: - От дурной головы и ногам покоя нет! Я усмехнулась: неплохое напутствие. Хорошо хоть не эпитафия...
Axel: Luide Спасибо! Героиню, к счастью, спасли. Сообразительному ординарцу теперь полагается вознаграждение.
Luide: Axel пишет: Героиню, к счастью, спасли. На то она и главная героиня, чтобы не погибнуть в первой же истории. Axel пишет: Сообразительному ординарцу теперь полагается вознаграждение. Боюсь, в жизни все куда прозаичнее.
Axel: Luide пишет: Боюсь, в жизни все куда прозаичнее Даже на стаканчик пива не заработал? Или хотите сказать, что родня мужа так мечтает избавиться от героини, что её чудесному спасению не будут рады? Надеюсь ординарца не разжалуют в солдаты.
Luide: Axel все намного проще. Ранение не позволит ординарцу продолжать службу (там проблема с сухожилиями), хотя пенсию ему, разумеется, назначат. Так что геройство не всегда вознаграждается по заслугам... Но это уже спойлер ;)
Хелга: Luide Ох, как все закручено! Чувствую, что впереди ожидают не меньшие испытания, с таким-то характером героини!
Marusia: Luide Ординарцу - увольнение со службы, героине - нагоняй от мужа и "ласковое" слово от горничной, ну и свекор добавит. И где же справедливость!? Может, в следующей главе?
Luide: Хелга мне надоели тихие и сознательные, захотелось кого-нибудь циничнее Marusia а как вы догадались, что Мирру ждет нагоняй от мужа? А справедливость бывает только в книжках.
Хелга: Luide пишет: мне надоели тихие и сознательные, захотелось кого-нибудь циничнее Очень вас понимаю, хочется, чтобы в героях клокотала смесь разных качеств! Luide пишет: А справедливость бывает только в книжках. Ну... иногда случается и в жизни, редко, правда.
Luide: Глава 2. Любовное зелье. В тот вечер я возилась с травами в «Уртехюс». Конечно, лучше бы провести время, как полагается, с семьей, но Ингольв все еще злился. Разумеется, я сама виновата в происшествии с фотографом, и если бы не мое легкомыслие, ничего бы не случилось... Примерно в таком духе он меня отчитывал, узнав об этой истории. В памяти всплыло перекошенное лицо Ингольва, резкие и злые слова. «Ты что, совсем ничего не соображаешь?! Какого... тебя понесло в его дом? Ты хоть понимаешь, что скажут люди?» Тогда господин Гюннар продолжил бы убивать девушек, а не оказался бы за решеткой! Ингольву достало и молчаливого несогласия, чтобы прийти в ярость. Последовала долгая тирада о том, что в глазах знакомых такое поведение выглядело вульгарной манерой совать нос не в свое дело и компрометировало образ уважаемого полковника. Это несколько иная реакция, чем жена ожидает от мужа, узнавшего, что она подвергалась смертельной опасности. Каюсь, я слишком устала и переволновалась, чтобы спокойно выслушивать подобные нотации, поэтому вспылила и наговорила лишнего, хотя самого главного упрека не произнесла. Когда мы поженились, Ингольв был в звании лейтенанта, и без меня ему никогда не видать бы нынешнего звания и положения. Так что не стоило упрекать меня в поведении, не подобающем супруге полковника! По молчаливому согласию мы никогда не затрагивали эту тему, но в такие минуты она всегда стояла между нами... Словом, неделю назад мы поссорились. Как обычно, я давно остыла и успокоилась, но Ингольв намеревался преподать мне урок, поэтому со мною даже не заговаривал. Странно, некрасивые подробности не шли из головы: перекошенный рот мужа, его обидные и злые слова, собственная запальчивость. Если бы память о приятных моментах была столь же крепкой! Но невесомое благоухание яблоневых лепестков испаряется из мыслей так же скоро, как увядают цветы, а вот горькие плоды болезненных воспоминаний хранятся годами... Позабыв о греющихся на плите ингредиентах, я сидела, подперев голову рукой, и глядела в окно. На стеклянной поверхности дрожали и танцевали тени, и, как в зеркале, проступали какие-то образы, которые тут же смывал ливень. Так одиноко... Если закрыть глаза, то можно представить, что это не дождь шумит, а почтальон принес долгожданное письмо и нетерпеливо колотит, требуя его впустить. Глупо, ведь Ингольв не позволял мне вести переписку. Словно вновь слышался резкий голос моего новоиспеченного мужа: «Запомни, теперь твое место рядом со мной! В Хельхейме другие правила и я не хочу, чтобы родственники тебя настропаляли против меня! Так что не смей им писать, я запрещаю». И свой собственный, растерянный и оттого по-девчоночьи тонкий голосок: «Любимый, но ведь это моя семья!» «Теперь твоя семья – я», - отрезал тогда Ингольв... В такие ненастные вечера кажется, что я одна во всем мире, и горло стискивает безысходность. Тоска пахнет пылью, прибитой дождем... Все вроде бы хорошо: дом, сын, муж, любимая работа... Но чего-то, важного и необыкновенного, уже никогда не случится. Жизнь так и будет катиться по наезженной колее, оставив далеко позади упущенные возможности и заброшенные мечты. И ничего не изменить. Меня давно поглотила трясина. Как волк, который давным-давно попал в капкан и, чтобы выбраться, отгрыз себе лапу. А теперь уныло ковылял, перебиваясь остатками от чужих пиршеств, потому что уже не в силах догнать и поймать ловкую добычу. Он продолжал жить, но иногда, лежа под укрытием еловых лап, тоскливо глядя в небо и чувствуя, как бурчит голодный желудок, сожалел о том, что тогда не смирился и не издох. «Охотники натирают капканы травами, чтобы заглушить настораживающий запах железа», - вспомнилось вдруг. Вот и я попалась в такую ловушку с ароматом трав. В капкан любви... К чему эти глупые мысли? В Хельхейме разводы чрезвычайно редки, поскольку для этого требуется, чтобы у супругов не было детей. Наш сын родился спустя семь месяцев после свадьбы, так что рассчитывать на развод не приходилось. Разве что следом за Фиалкой умрет и Валериан, но даже думать не хотелось о такой страшной цене свободы! Я давно смирилась со своей судьбой, сроднилась с клеткой, прутьями которой стали долг, приличия, ответственность перед сыном. Глупо сетовать на последствия собственного выбора... Дождь – это время сожалений и одиночества, но он не в силах ничего изменить, только поплакать. А плакать без толку... Впрочем, сидеть в сумерках, смотреть в окно и предаваться бесплодной тоске еще глупее и совсем не в моем характере! Это просто осень, дождь и противный холод. Заставив себя отвлечься от бесплодных размышлений, я обнаружила, что вода на бане почти выкипела, и кинулась к плите, радуясь про себя возможности занять руки и голову. Следовало приготовить несколько экстрактов, которые пригодятся для самых различных снадобий. С древнейших времен для лечения болезней использовались растения и животные компоненты. В религии и медицине, парфюмерии и косметике, даже в кулинарии широко применялись лекарственные травы и плоды, эфирные масла и настойки. Непосредственно из зелени, цветков, плодов или корней растений получают экстракты: масляные, водные, спиртовые, а также эфирные масла. Это квинтэссенция растения, его ”жизненная сила”. К сожалению, многие сведения о травах утрачены, чему немало поспособствовал Рагнарёк. До сих пор удалось восстановить не более трети знаний предков о свойствах растений. По счастью, мне не требовались старинные рецепты и научные знания, довольно обоняния. Аромаг интуитивно ощущал дисгармонию в окружающих ароматах и умел его устранять. Каждое живое существо, словно ореолом, окружено запахом, на котором сказываются глубокие чувства и мимолетные эмоции, телесное нездоровье и болезни души. Но все недостатки можно исправить: добавить капельку гиацинта, немножко кардамона – и вот уже аромат изменился, стал гармоничным... Вкупе с традиционной ароматерапией это дает поразительные результаты! Надо думать, моя работа напоминает настройку музыкального инструмента. Когда фальшь неуловима для обычного слуха, но ты ощущаешь ее так остро и явно, и знаешь, какой колок подкрутить, чтобы устранить неправильность. И стискиваешь зубы, когда нет никакой возможности это сделать. Ощущение, будто кто-то водит по стеклу ножом... Я тщательно вымыла руки, помолилась Фрейю и Фрейе – богам плодородия, нарисовала на запястье руну «Беркана» - символ природы... Привычный ритуал, превращающий простые действия в настоящую магию. Дождь ли навеял грустные мысли, или просто осенняя хандра, но даже приготовление растительных вытяжек не занимало меня. Я измельчала валериану для экстракта, при этом невольно вспоминая сына. По давней семейной традиции все дети в нашей семье носят «растительные» имена. К примеру, бабушке Розе это царственно-неприступное имя очень подходило. Сына я собиралась назвать Миртом, но в итоге он получил совсем другое имя. Всю беременность настроение у меня скакало, как бешеный тюлень, а я опасалась применять что-нибудь более сильнодействующее, чем безобидная настойка валерианы. Вот и получился Валериан. Наверное, лучше бы я назвала его как-нибудь пожестче - Лемонграссом или Миртом - чтобы умел жалить, а не только сносить насмешки отца с молчаливым непробиваемым спокойствием. Как он там, совсем один среди чужих людей и непривычных порядков? Ингольв говорил, что кадетам не позволено писать домой первые полгода, якобы с целью скорейшего привыкания к режиму. На мой взгляд, изуверское требование, но поделать с ним я решительно ничего не могла. К несчастью, Валериан унаследовал мои способности – большая редкость для мальчика. Множество поколений его предков по отцовской линии были военными, так что Ингольв даже слышать не хотел об иной карьере для сына... Только ведь чувствительный и ранимый мальчик в армии сродни неженке-розе среди чертополоха. Разумеется, я беспокоилась, хотя Ингольв и господин Бранд высмеивали мои страхи и Валериана заодно... Постепенно сгущались сумерки. Я механически измельчала травы, заливала их подогретым маслом или разбавленным спиртом, ставила банки со смесями на водную баню... Прогрев хорошенько, сняла и, подписав, поместила в теплое темное место, где им предстояло настаиваться долгие недели...
Хелга: Luide Спасибо за продолжение! Luide пишет: «Охотники натирают капканы травами, чтобы заглушить настораживающий запах железа», - вспомнилось вдруг. Вот и я попалась в такую ловушку с ароматом трав. В капкан любви... Здорово сказано! Замечательно проникновенны осенние размышления о судьбе, любви, детях, муже. При всех его недостатках почему-то испытываю к Ингольву симпатию с первых страниц. Может, потому что он получается у вас очень живым и настоящим? Luide пишет: По счастью, мне не требовались старинные рецепты и научные знания, довольно обоняния. Аромаг интуитивно ощущал дисгармонию в окружающих ароматах и умел его устранять. Спорно, конечно, но, может быть, здесь лучше прозвучит настоящее время?
Luide: Хелга спасибо Да, думаю, вы правы. Настоящее время уместнее. А теперь немного юмора Отвлекая меня от тяжелых раздумий, в приемной зашелся звоном колокольчик. Слишком поздно для визитов! С досадой крикнув: «Войдите!», я сняла перчатки и направилась к двери. Сначала в «Уртехюс» вплыла шляпа. Именно так – широкополый головной убор, обильно украшенный разноцветными перьями, будто двигался впереди, совершенно затмевая хозяйку. Обладательница этого великолепия попросту терялась в тени вишневого бархата с розовой, серой, серебристой отделкой. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы различить ее лицо (к слову, довольно миловидное). Никогда не понимала бездумную погоню за модой. Подобные «прелестные» вещицы вызывают зависть женщин и полнейшее недоумение представителей сильного пола. Разве так сложно понять, что любой наряд должен подчеркивать достоинства, а не соответствовать последним тенденциям? - Здравствуйте, - улыбнулась я, разглядывая посетительницу. Пахло от нее замечательно, леденцами - маслом лиметта. – К сожалению, время приема уже закончилось... - Меня зовут госпожа Мундиса. У меня... деликатный вопрос... – смущенным шепотом поведала она - эдакий воробышек в павлиньих перьях. – Простите за поздний визит. Не хотелось, чтобы муж знал, да и люди станут спрашивать. И не знаю, стоит ли... Интересное у нее имя - «лунный лед» или «лунная судьба» (я не сильна в хельском). - Со мной вы можете быть совершенно откровенны! – заверила я. - Вы не понимаете! – клиентка покачала головой, отчего многочисленные перья на шляпе пришли в движение. Свет упал на ее лицо, и сразу стали заметны глубокие тени под красивыми голубыми глазами. - Так объясните! – боюсь, это прозвучало нетерпеливо. Я демонстративно взглянула на часы, и госпожа Мундиса тут же заторопилась. Она наконец преодолела свое смущение и выпалила: - Понимаете, меня очень любит муж! После чего ожидающе посмотрела на меня. - Хм... – глубокомысленно заметила я, пытаясь сообразить, в чем же заключалась проблема. Так и не найдя приемлемого объяснения, произнесла осторожно: - Понимаю. И нахожу это чудесным. - Чудесным?! – взвизгнула госпожа Мундиса, от которой резко повеяло кислым – не прохладно-кисловатой нотой лимона, а прокисшим супом. Похоже, она на грани истерики. – Вы ничего не поняли! Он чересчур, – последнее слово прозвучало с явным нажимом, - чересчур меня любит! Я машинально потянулась к пузырьку с мятой – от ее отчаяния стало нечем дышать, оно чувствовалось на языке противным привкусом. Подхватив женщину под локоток, я усадила ее на софу, присев рядом. Теперь накапать на камешек несколько капель масла (к слову, это самый простой способ использования эфиров). К слову, мята хороша для снятия излишнего волнения, учащенного сердцебиения и спазмов, а также освежения мыслей. - Вот, возьмите и подышите! - велела я, протягивая клиентке тот самый кусочек пемзы. Она странно взглянула, но взяла. С минуту мы молчали: гостья – напряженно, дыша, будто выброшенный на берег кит, а я – тихонько ее изучая. Судя по наряду и манерам, госпожа Мундиса принадлежала к приличной семье среднего достатка. Платье модного в этом сезоне оттенка «пыльной розы», шляпка, обильно украшенная продукцией птицефермы, - определенно, обладательница этого наряда не жаловалась на бедность. Уже несколько лет поговаривали о введении паспортов для всех жителей Хельхейма, чтобы всегда знать, кто есть кто. На мой взгляд, с этой ролью вполне справлялась одежда. Обладая толикой здравого смысла и наблюдательностью, можно многое сказать о незнакомце по покрою, отделке, обуви и прочим деталям. Бумаги подделать проще... Спустя некоторое время, убедившись, что мята возымела действие, и женщина успокоилась, я велела: - А теперь рассказывайте все! - Все?! – недоверчиво переспросила она, округлив глаза. - Все! – сурово кивнула я и раздраженно заправила за ухо выбившуюся из прически рыжую прядь. Вьющиеся волосы не удержать никакими шпильками! Клиентка тут же успокоилась. С такими дамами нужно быть построже, иначе слезы и невнятные жалобы займут, по меньшей мере, полдня. - Так что случилось с вашим мужем? – задала наводящий вопрос я и добавила: - Пожалуйста, будьте откровенны, иначе я не смогу вам помочь! - Он... он... – пролепетала госпожа Мундиса и наконец выпалила: - Он слишком злоупотребляет супружескими правами! - В каком смысле? – не поняла я. Под данной обтекаемой формулировкой могло скрываться все, что угодно – от запрета на покупку новой шляпки до рукоприкладства. Посетительница залилась краской, сжимая кулаки и скользя взглядом по обстановке. От нее пахло миртом, чуть смолянисто и свежо. - В прямом смысле! - и шепотом объяснила: - Мы с Холлдором только три месяца женаты и он... он слишком часто выполняет супружеский долг! - Слишком часто – это сколько раз? – заинтересовалась я. В понимании некоторых слишком добродетельных дам и одного раза в месяц много. Разумеется, порядочной женщине не полагалось не только говорить об этом, но даже думать, но аромагу дозволено многое. Бабушка наставительно говорила, что леди в любой ситуации остается леди и о столь низменных потребностях не должна даже упоминать! На что дедушка смеялся и рассказывал некоторые истории из ее собственной практики (презабавные и весьма фривольные, должна заметить!). - Обычно четыре-пять... – призналась она чуть слышно. - Ну... – начала я осторожно, припомнив собственный медовый месяц, - четыре-пять раз в неделю у молодых супругов бывает. Возможно, со временем... - В неделю?! – перебила она невежливо, – В какую еще неделю? В день! Прошу вас, сделайте что-нибудь, я больше так не могу! Так вот откуда у нее синяки под глазами и несколько скованная походка! - Хорошо, – согласилась я рассеянно, раздумывая над возможным курсом. Я уже и думать забыла о недавней тоске. По правде говоря, в моей практике встречались скорее противоположные жалобы, но тем интереснее... Быть может, мазь? Примерно так, как детям мажут пальцы горькой гадостью, чтобы отучить от дурной привычки грызть ногти... Воображение услужливо предложило скипидар, но данную подсказку я, поразмыслив, отвергла как негуманную и нецелесообразную. Тогда уж лучше что-то вроде обезболивающего, чтобы уменьшить чувствительность... Клиентка сидела рядом и взирала на меня глазами, полными надежды, и, казалось, боялась даже дышать. Представляю, как она, высунув от усердия кончик языка, будет умасливать мужа охлаждающим составом! - А может быть, лучше прописать вам, скажем так, стимулирующее средство? – осторожно предложила я, отчаянно пытаясь удержаться в рамках приличий. Госпожа Мундиса отпрянула, инстинктивно закрывшись руками, и протестующе замотала головой. От нее опять остро пахло миртом – символом невинности и чистоты – острым и свежим, напоминающим эвкалипт. - Подумайте хорошо, - увещевала я мягко, - вы не сможете постоянно избегать... хм, внимания мужа... Без толку – та самая мужская мощь, которой, надо думать, он весьма гордился, до смерти перепугала его молоденькую жену. Теперь она была готова на все, чтобы спастись от нежных поползновений. «Все хорошо в меру», - вспомнилось высказывание классика. - Хорошо, не волнуйтесь. Все будет, как вы скажете, - заверила я, отворачиваясь, чтобы спрятать улыбку. Перебрав и отвергнув с десяток всевозможных рецептов, я остановилась на несложном составе. Чай из мяты и чабреца, масло витекса - его пряный вкус легко замаскировать в десертах или напитках. Также годился майоран... Я тут же сделала смеси и объяснила, как их применять, особенно упирая на точность дозировки. Клиентка краснела, бледнела, но послушно внимала. Воспользовавшись этим, я прочла ей небольшую лекцию о взаимопонимании между супругами в столь интимных вопросах (чувствуя себя матерью, наставляющей юную дочь). Также настоятельно советовала безвредное стимулирующее средство, чтобы внимание мужа было ей не в тягость. Или хотя бы съедать побольше шоколада – с той же целью... Чем только не приходится заниматься аромагу! Уклончиво пообещав подумать, она выскользнула из «Уртехюс», бережно прижимая к груди пакет с драгоценными снадобьями. Проводив ее взглядом, я с сомнением покачала головой. Боюсь, она едва ли прислушается к последней части моих советов. Зато визит госпожи Мундисы заставил меня позабыть грусть и вспомнить, что в любой противной гусенице нужно видеть почти бабочку. На сегодня хватит. Выйдя из «Уртехюс», я передернулась и зябко закуталась в теплую шерстяную шаль. Не сказать, чтобы на улице так уж холодно, скорее промозгло: пронизывающий ветер и сырость. Зато пахло замечательно! Обожаю свежий, озоновый аромат дождя, когда в воздухе дрожат мелкие капельки воды, отдающие на языке мятным настоем. Так чудесно открыть настежь окна и подставить лицо теплым каплям, с восторгом наблюдая за буйством стихии! Есть что-то завораживающее в неистовстве грозы, огненном исступлении пожара, резких порывах ветра, - во всем, перед чем люди ощущают себя беспомощными букашками. За веком век мы пытались обуздать эти дикие силы, но вновь и вновь терпели поражение... Тихий семейный вечер. Отец и сын устроились в креслах у камина, негромко беседуя и неспешно потягивая что-то явно алкогольное. На столике – газета с кроссвордом, в руках у мужа спицы, а свекор орудует крючком. В Хельхейме вяжут все, от мала до велика – кроме меня. Терпеть не могу это рукоделие! Хотя чем еще заниматься долгими зимними вечерами (то есть с октября по май)? От идиллической сценки веяло чем-то привычным и родным, словно бабушкин вишневый пирог. В камине ярко пылал огонь. Пламя ярилось, отчаянно рвалось на свободу, плевалось искрами и злобно гудело в трубе, но оказалось бессильно перед человеческой изобретательностью. От него исходил густой смолисто-коричный аромат, в вазе на столе радостно благоухали апельсины, а от мужчин попахивало коньяком. Я тихонько вздохнула: снова! Как будто Ингольв задался целью делать все назло. - Добрый вечер, - улыбнулась я, привычно устраиваясь чуть поодаль, хотя рядом с Ингольвом пустовало кресло. Но оно аккурат между мужчинами, а встревать между ними небезопасно. - Милый, очистить тебе апельсин? – предложила я, предвкушая, как брызнет из надрезанного плода солнечный аромат. От одной этой мысли стало теплее. Огонь в камине прыгал, как котенок, будто предлагая его погладить, и тогда острые оранжевые искорки, как коготки, вопьются в ладони. Я невольно потерла озябшие руки, и это, разумеется, не ускользнуло от внимания нашего домашнего тирана. - Замерзла? Сама виновата! - позлорадствовал свекор, искоса взглянув на сына, и завел обычную волынку: – В мое время порядочная женщина ни за что не стала бы работать! Тем более когда муж один сидит дома! Стыд! Казалось, Ингольв вообще меня не замечал. Он беззвучно шевелил губами, подсчитывая петли, и с залихватским видом позванивал спицами, будто рапирой. В проворных пальцах рождалось сложное плетение узора (кажется, это будет свитер). Самое забавное, что муж в самом деле любил это занятие, полагая, что оно успокаивало нервы. Лучше бы он принял пару капель нарда, но предлагать подобное «шарлатанство» не стоило. Кстати, Ингольв остается дома всего два-три вечера в неделю, остальное время проводит невесть где, отговариваясь делами. Я давно перестала спрашивать, почему им нельзя уделить внимание днем. Какой смысл задавать вопросы, ответы на которые заранее известны? Я очистила и разобрала на дольки три спелых фрукта, два из которых преподнесла благоверному и его ворчливому батюшке. Господин Бранд не упустил случая пробурчать, что апельсины следует чистить совсем не так... От продолжительной лекции меня спасла реплика Ингольва: - Ты помнишь, что завтра мы приглашены к мэру? Он тоже определенно не был расположен к уроку домоводства, поэтому соизволил заговорить, ухватившись за первую попавшуюся тему. - Конечно, дорогой, - подтвердила я покладисто, с наслаждением пробуя сочную мякоть. - Оденься понаряднее! – потребовал он тут же. - Разумеется, милый, как скажешь! - Само послушание, кроткая и милая. - Зачем это? Нечего перед чужими свои... достоинства выставлять! – тут же вмешался «тактичный» свекор. Ингольв на него только зыркнул, и тот капитулировал, изобразив приступ кашля. Тут муж вспомнил, что мы все еще в ссоре, и снова замкнулся в молчании. Не выдержав напряженной тишины, нарушаемой только позвякиванием спиц, треском огня и покашливаниями свекра, я сбежала в спальню. Разумеется, ночью муж ко мне не пришел, хоть обычно в подпитии являлся обязательно. Видимо, это задумывалось как наказание...
Хелга: Luide С таким удовольствием читаю и вдыхаю ароматы! Чудная сцена с "несчастной" дамой. Luide пишет: Обладая толикой здравого смысла и наблюдательностью, можно многое сказать о незнакомце по покрою, отделке, обуви и прочим деталям. Бумаги подделать проще... Очень верно замечено! Luide пишет: Казалось, Ингольв вообще меня не замечал. Он беззвучно шевелил губами, подсчитывая петли, и с залихватским видом позванивал спицами, будто рапирой. В проворных пальцах рождалось сложное плетение узора ( Представила картину...
Luide: Хелга Не зря ведь "Аромагия" - приходится соответствовать Хелга пишет: Представила картину... Ага, мне тоже картинка нравится. Благодаря этому я превосходно выспалась, так что к вечеру не требовалось особых ухищрений, чтобы хорошо выглядеть. Эффектный туалет, немного масла розы на кожу, медовый бальзам на губы и волосы, уложенные локонами у лица – вот и все. Всеобщая мода на короткие стрижки меня не затронула, грех расставаться с одним из главных своих украшений. Ингольв оценил эти старания: несколько минут он не мог отвести взгляда, а потом даже выдавил что-то одобрительное. Приятно, поскольку иногда я чувствую себя женщиной из бородатого анекдота, надевшей на голову ведро, пытаясь привлечь внимание мужа. Разумеется, последний и этого не заметил... Рука об руку мы сели в автомобиль, которым на этот раз управлял сам Ингольв (Утер все еще не оправился от ранения). Водитель, по правде говоря, из мужа аховый, поэтому не было пределов моей радости, когда машина остановилась у особняка мэра. Нас любезно приветствовали хозяева: господин Фритрик и его жена Гюльвейг, похожая на гладиолус – высокая, величественная, в изысканной шляпке и простом платье с затейливыми украшениями на рукавах и у шеи. Помнится, весь остров недоумевал, как мэра угораздило на склоне лет жениться на молоденькой вдове, но он никого не слушал и, кажется, был совершенно счастлив. Мужчины принялись обсуждать новейшие политические веяния, а мы с хозяйкой дома обменялись традиционными любезностями. - О, моя дорогая Мирочка, вы здоровеете не по дням, а по часам! Такой румянец, и щечки округлились – вы поправились на домашней стряпне или...? – фамильярно проворковала Гюльвейг, норовя коснуться моей щеки накрашенными губами. Я мило улыбнулась и уклонилась, так что губы гостеприимной хозяйки клюнули воздух в нескольких сантиметрах от моей кожи. Терпеть не могу, когда меня называют так сюсюкающе и нелепо! Для того и говорилось: Гюльвейг вставляла в любой разговор. Говорят, бывает отравленный мед - собранный с болотного вереска, аконита, азалии, рододендрона, багульника. Именно на такой пьянящий сладкий яд она и походила. - А вы, моя дорогая Гюль, вижу, наконец нашли достойного парикмахера? – парировала я в той же манере, пропуская мимо ушей «комплимент». Любовь к вкусной пище - обратная сторона чувствительности к запахам. Ведь известно, что обоняние и вкус весьма тесно связаны, и когда, к примеру, заложен нос, кушанья теряют львиную долю своей притягательности. Впрочем, несмотря на «чревоугодие» и двое родов, я все еще могла похвастаться приятными формами. Хозяйка дома поморщилась и ответила кислой улыбкой. Пожалуй, самым слабым звеном в ее почти безупречной внешности действительно были волосы: тусклая и редкая шевелюра доставляла ей немало огорчений. Гюльвейг отчаянно пыталась скрыть недостаток с помощью шляп, накладных локонов и прочих ухищрений. Явная взаимная неприязнь нисколько не мешала ей обращаться ко мне за омолаживающими масками, мылом, составами для ванн. Вот и сейчас она прощебетала: - Непременно к вам загляну, завтра же! Мне нужен крем для лица и еще... - Вечная тема... – хохотнул мэр. – Госпожа Мирра, господин Ингольв, простите, нам с женой нужно идти к гостям. - Конечно, - ответил за нас двоих муж. – Мирра будет рада видеть вас, госпожа Гюльвейг. Они отбыли, а вскоре мне пришлось успокаивать подругу, которую тоже не обошла вниманием хозяйка дома. Гуда походила на огонек свечи - быть может, не такая яркая, как слепящий электрический свет, но ласковая, теплая и уютная. - Зачем она так? – тихонько спросила Гуда, сжимая мою ладонь и пытаясь удержать слезы. – Прозрачно намекнула, что Торольд женился на мне ради денег! - Это от безделья, не обращай внимания, - посоветовала я, - Торольд тебя любит, и никакая Гюльвейг этого не изменит. - Мне так одиноко без него, - пожаловалась она со вздохом.– Он ведь все время в море! - Но он всегда возвращается, так что утри слезы и перестань думать о глупостях! Гуда робко улыбнулась, к явной досаде хозяйки дома... Этот вечер походил на множество других: чинные разговоры; колкости, замаскированные под любезности; перемены блюд и похвалы хозяйке дома. Не прием, всего лишь небольшой званый ужин. Когда мужчины выкурили свои сигары и выпили по бокалу коньяку, а дамы вдосталь насплетничались, гости вновь собрались в гостиной. Дождавшись, пока немного уляжется шум, дородный и степенный господин Фритрик потребовал всеобщего внимания и с гордостью провозгласил: - Дорогие мои, а сейчас сюрприз! - Он обвел взглядом присутствующих, словно фокусник, упивающийся успехом нового трюка. - Для вас споют Ратори и Петша, так что вы, дорогие мои, можете потанцевать всласть! Он сделал жест, будто достал кролика из шляпы, и в комнату буквально ворвалась пара. В Хельхейме живут лишь хель, люди и ледяные драконы, так что рома - южных гостей – приветствовали с восторгом. Она, уже весьма потрепанная жизнью, но по-прежнему завораживающе яркая, и он, молоденький мальчик в пестрых тряпках, с удивительно наивным взглядом. Музыкантыказались единым целым: гитара в его руках плакала и смеялась, и эти звуки будто обнимали глубокий голос женщины, заставляя сердце колотиться в груди, а глаза невольно влажнеть... Прослушав несколько романсов, все возжаждали танцев, и мрачноватые жгучие песни – красно-черные, огненные, жгучие, как перцовая настойка – сменились нежными медленными мелодиями. Осенними листьями закружились пары, повинуясь ветру нот – то взмывая ввысь, то опадая на землю... Ингольв обнимал меня, и я послушно скользила в его объятиях по драгоценному дубовому паркету. Пол был скользким от мастики, и предательская опора так и норовила уйти из-под ног, заставляя цепляться за мужа. Впрочем, тот был отнюдь не против, горделиво посматривая вокруг. А я вдруг вспомнила, как девчонкой танцевала с ним на таком же гладком полу. От запаха воска и лимонного масла кружилась голова, а руки и губы любимого так близко... Как же мы были тогда счастливы! «Нужно помириться», - решила я и слегка погладила плечо мужа. Раньше он непременно отозвался бы даже такое легкое прикосновение, но теперь он играл на публику, старательно изображая примерного супруга, и это моментально меня отрезвило. Не стоило позволять себе вспоминать. Прошлого не вернуть, но помириться необходимо: как бы то ни было, он мой муж. Следовало только придумать подходящий предлог для примирения. Я отнюдь не рассчитывала на извинения: Ингольв не попросит прощения, даже осознавая в глубине души свою неправоту. Нежные улыбки, несколько танцев и чуть-чуть шампанского... Я полагала, что примирение состоится в супружеской спальне. Однако, стоило нам войти в дом, как Ингольва перехватил мой драгоценный свекор и принялся втолковывать ему что-то о политике. Понаблюдав немного за мужем, я с досадой увидела, как в его глазах мечтательный блеск сменился совсем иным чувством, и почувствовала, что исходящий от него дурманящий запах мускуса сменился мятой и лимоном. - Милый, я совсем устала и пойду к себе... – заявила я, вставая и расправляя складки платья. Подойдя к мужу, запечатлела на его щеке поцелуй. Ингольв слегка дернулся – надо думать, рассчитывал он вовсе не на эту почти сестринскую ласку. Господин Бранд скептически хмыкнул: - Мириться надумала? Разумеется, Ингольв тут же принял неприступный вид! Благоухая лавром - торжеством - свекор послал мне за его спиной победную улыбку. Оставалось только улыбнуться, проворковать «спокойной ночи» и отбыть к себе. Могу поклясться, что муж остался не слишком доволен таким исходом... Добравшись до спальни, я вызвала горничную и принялась приводить себя в порядок. Протереть розовой водой усталую кожу; распустить и расчесать рыжие волосы; надеть тончайшую рубашку, которая соблазнительно обрисовала линии тела; нанести пару капель духов на точки пульса... Масла розы, сандала и ванили обволакивали меня чарующим ароматом, заставляя учащенно дышать... Оставалось подготовить мизансцену. Уннер выполнила необычное поручение и тихонько выскользнула из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Она сообщила, что Ингольв уже собрался наверх. Услышав шаги мужа (чеканит шаг, как на плацу!), я глубоко вздохнула и завизжала. Тут очень кстати пришелся опыт игр в пиратов с братьями, когда меня заставляли залазить на дерево и оттуда вопить, изображая впередсмотрящего... Никакого риска: едва ли на мой крик явится свекор, а уж тем более слуги – Сольвейг слишком меня не любит, Сигурд редко ночует один, а Уннер настрого велено не вмешиваться. Спустя минуту дверь распахнулась, и я бросилась мужу на шею, бессвязно бормоча: - Прости, прости, я не должна была кричать! Я просто перепугалась. Перепугалась... Ох, прости... Я некультурно ткнула дрожащим пальчиком в сторону постели, где восседал здоровенный паук, выловленный горничной в кладовой, и умоляла избавить меня от этого исчадия Локи. Боюсь, я переигрывала, но какой мужчина в силах думать о достоверности, когда к нему прижимается полуобнаженная женщина, а за ее спиной виднеется гостеприимная кровать? К тому же считается, что даже самая спокойная и отважная дама при виде мышки или паучка впадает в панику, как гимназистка. Зачем развеивать это удобное заблуждение? Разумеется, вскоре страшный враг был повергнут, слабая женщина в моем лице защищена и утешена, а примирение состоялось само собой... Следующие две недели не ознаменовались ничем примечательным. Разве что разговор с Утером заслуживал некоторого внимания. Он выбрал момент, когда Ингольва не было дома, и постучал в «Уртехюс». До сих пор мы встречались редко: он не то, чтобы меня избегал, скорее, держался на почтительном расстоянии. Вот и теперь он вытянулся по струнке, изображая недалекого вояку. - Здравствуйте. Присаживайтесь, - гостеприимно предложила я, с радостью отвлекаясь от подсчета склянок с ингредиентами. Он жестом отказался, и я вопросительно взглянула на него. - Здравствуйте. Доктор. Сухожилие. Отставка, - исчерпывающе объяснил Утер, кивая на раненую руку, все еще покоящуюся на повязке. - Как жаль! – я искренне расстроилась. Выходит, ему пришлось расплачиваться за мою глупость и самонадеянность в истории с господином Гюннаром. Теперь рука плохо слушалась бедолагу, поэтому он вынужден уйти в отставку. – Я уверена, Ингольв назначит вам хорошую пенсию. Он кивнул, видимо, нисколько в этом не сомневаясь. Чего у мужа не отнять, так это заботы о своих людях. В сердцах он может нагрубить или наорать, но никогда не оставит подчиненного без помощи. Беспокойство, легко читаемое в исходящем от Утера горьковатом аромате горчицы, видимо, имело совсем иную причину. - Сбережения. Пенсия. Хватит, - подтвердил Утер, и я вздохнула с облегчением. Он тем временем продолжил: - Сын. Вместо меня. - У вас есть сын?! Я даже не подозревала, что у него есть семья! - Трое. Младший. - Вы прочите вашего младшего сына на место ординарца Ингольва? – переварив его слова, уточнила я. Утер молча кивнул и принялся мять в руках фуражку. - Вы хотите, чтобы я уговорила мужа? Он снова кивнул, и от него повеяло нежным-нежным благоуханием весеннего сада. Так пахнет надежда – едва уловимый аромат распускающихся почек. - Разумеется, я поговорю с мужем! - заверила я... Слава Тюру, покровителю справедливости, муж не стал упрямиться, и осчастливленный ординарец убыл в родной поселок... Следующие дни в доме царили лад и взаимопонимание. Свекор затеял генеральную уборку, поэтому слуги прилежно трудились, а муж старался появляться как можно реже. Я же с самого утра сбегала в «Уртехюс», и обреталась этом личном убежище до самого вечера. Множество посетителей не давало скучать, заставляя бегать между лабораторией и приемной, как белка в колесе. Пожалуй, среди многочисленных гостей особо мне запомнились повторный визит госпожи Ундисы и некая дама, посетившая меня с весьма деликатной просьбой. Впрочем, обо всем по порядку. Я возилась с помадой, которая никак не желала принимать задуманный оттенок, когда на пороге под перезвон колокольчика появилась весьма расфуфыренная особа, в которой мне почудилось что-то смутно знакомое. Внешне она напоминала безе: вспушенные и высоко поднятые белесые волосы казались взбитыми белками, кружевное платье пенилось вокруг аппетитной пышной фигурки. Гостью окутывал аромат ванили, молока с медом и булочек с корицей, но сквозь эту благоуханную вуаль пробивалась противная нота подгнившего картофеля. Хотелось зажать нос (что при моем остром обонянии случается нередко). Люди ведь так слабо ощущают исходящие от них запахи, потому обливаются духами даже в жаркие дни. - Мне нужно, чтобы мужчина потерял голову! И чтобы он был неутомим! – громко заявила она прямо с порога, даже не поздоровавшись. Голос ее - колоратурное сопрано – звучал превосходно, а вот смысл сказанного и поведение... Несомненно, в ее знании правил приличия зиял большущий пробел. - Здравствуйте! – чужая невежливость мою не оправдывает! - Прощу прощения за нескромный вопрос, но вы замужем? Я выразительно взглянула на ее руку, отягощенную тремя массивными кольцами. Обручального среди них не наблюдалось. - А какое это имеет значение?! – презрительно вздернув подбородок, спросила она. – У вас есть товар, я хочу его купить. Вот и продавайте! - Значит, нет... Каюсь, эта вульгарная особа мне попросту не понравилась. Быть может, у аромага не должно быть симпатий и антипатий, но... Я сладко-сладко улыбнулась. - Боюсь, в таком случае я не смогу вам помочь, барышня, - я намеренно выделила последнее слово. Для незамужней девушки просить подобное средство – моветон! - Для этого потребуется согласие вашего... хм, возлюбленного и предписание врача. Откровенно говоря, закон не столь строг к подобным зельям, как я пыталась представить. Письменные заявления и кавалера, и дамы, требуются лишь для средств, откровенно опасных, вроде шпанских мушек. Однако это был удачный предлог для отказа. Она еще некоторое время тщетно меня уговаривала, все повышая цену, пока я не выдержала: - Извините, но я ничего не продаю из-под полы. Мое решение окончательное. Боюсь, вам уже пора. Всего доброго! Фразы выходили рубленые, потому что у меня разболелась голова от удушливой сладости духов, которыми пропахла вся комната. Она фыркнула и удалилась, заявив напоследок: - Ноги моей больше тут не будет! Оставалось только пожать плечами в ответ, но настроение мне эта бесцеремонная особа испортила напрочь. Пожалуй, нужно сделать подушечки от моли – мягкий успокаивающий аромат лаванды должен подействовать на меня благотворно... Ее привозят с юга Мидгарда, из тех самых мест, откуда я родом. Тонкое благоухание воскрешает в памяти просторный дом бабушки и деда, стоящий на холме посреди лавандовых полей. Помню, как бабушка учила меня аккуратно обламывать сухие стебельки и наполнять соцветиями мешочки, на которых заранее вышивала руну «Альгиз» - защита, а дедушка над ней подтрунивал и говорил, что лучше не морочить голову и взять нафталиновые шарики. Бабуля, конечно, негодовала: «Что еще ждать от аптекаря?», но улыбалась... Воспоминания как будто мягкой пуховой шалью окутывают душу. Вскоре я успокоилась и уже с улыбкой думала о том, что в последнее время разнообразные «любовные зелья» пользуются спросом... Следующий день выдался суетливым. С самого утра примчалась мамочка с малышом, которому она додумалась дать «взрослое» лекарство, а потом одумалась и перепугалась. Потом прыщавый юноша, которому требовалось не столько лекарство, сколько утешение. Затем гнусавая старая дева с просьбой как-нибудь успокоить ее обожаемую дымчатую кошку, которая, мол, «плакала и жаловалась от боли, бедняжка»... С нерадивой мамашей пришлось провести воспитательную беседу. Дети и старики очень восприимчивы, поэтому далеко не все эфирные масла годятся для малышей, к тому же следует брать минимальную дозировку. К счастью, ее чадо нисколько не пострадало, так как «лекарство» оказалось безобидной лавандовой водой. Юноша получил положенную порцию утешений и наставлений, а также мазь с оксидом цинка и маслом чайного дерева (подобные средства всегда пользуются спросом, поэтому я обязательно держу запас). Ну а даме я как можно мягче и деликатнее сообщила, что кошечка просто требовала внимания кота. Ее или нужно отпустить погулять, или успокоить настойкой валерианы, причем первое предпочтительнее. Владелица несчастного животного оскорбленно заявила, что: «Моя Асгердис не такая!» и высказала много нелестного, прежде чем, наконец, удалиться... Словом, к вечеру уже хотелось только тишины и покоя. Чтобы немного успокоить нервы, я принялась делать мазь. Такие занятия требуют внимания и всегда успокаивают... Немножко масла таману, настойка календулы, любисток... Совсем чуть-чуть, тут главное не переборщить... Я так сосредоточенно отмеряла сырье и заливала его эктрагентом, что не услыхала звона колокольчика, и вздрогнула от раздавшегося совсем рядом голоска госпожи Мундисы: - А что это вы делаете? Отвлекшись, я, разумеется, едва не плеснула масло в огонь. «Быстрым способом», то есть на водной бане, вытяжка будет томиться часа три, а пока надо составить рецепт. Что бы еще добавить? - Работаю! Должно быть, это прозвучало довольно невежливо, и молодая женщина залилась краской. - Извините... – пискнула она. - А можно я посмотрю? А что это? И зачем? - Любисток для мази от псориаза, - ответила я и направилась к шкафу за настойкой чистотела и маслом нима. - Ой, а правда, что он гарантирует вечную любовь? - Вполне может быть, - отозвалась я рассеянно, отвинчивая крышку на бутылочке масла. Брр, ну и гадость этот ним – «благоухает» гнилым луком - но исключительно полезная гадость. - Не зря ведь говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок... Наконец все нужные пузырьки выстроились в ряд, на плите тихонько забулькала кастрюлька с водой, а по комнате распространился сильный запах прополиса и воска. - Простите, что не смогла уделить вам должного внимания, - высокопарно извинилась я, - слушаю вас. Давайте присядем, выпьем чаю. Заинтересованность и внимание, которые читались на миловидном личике госпожи Мундисы при виде таинства приготовления крема, стекли, как вешняя вода. - Холлдор мне изменяет, - убито сообщила она, безвольно опускаясь на диван. Сразу вспомнилась строчка из учебника: «При ревности используются иланг-иланг, ромашка, жасмин, валерьяна, герань». Любопытно, а сами авторы подобных пособий пытались следовать своим советам? Разумеется, эфиры помогают преодолеть навязчивые состояния, но, к сожалению, не способны изменить вызвавшую их ситуацию. К тому же не всегда уместно их использовать. К примеру, едва ли мой драгоценный супруг согласился бы нюхать «какую-то вонючую гадость» по его собственному выражению, вместо того, чтобы немедленно получить отчет, где я «прохлаждалась» и с кем. Представляю его лицо после такого предложения! Я осторожно взяла ее под руку, провела к самому уютному диванчику и усадила. Госпожа Мундиса совсем по-детски обняла подушку и молчала, закусив губу. - Послушайте, но ведь может быть, это именно то, что нужно? Если внимание вашего супруга, так сказать, разделить между двумя дамами, оно станет менее утомительным... – тщательно подбирая слова, промолвила я, чтобы проверить ее реакцию. Не так давно она желала любой ценой избежать нежного внимания мужа, а теперь, надо думать, спохватилась... И верно, она сочла меня монстром: отшатнулась, взглянула с ужасом и оскорбленно выкрикнула: - Да вы! Как вы смеете такое предлагать?! Я пожала плечами и козырнула одним из любимых высказываний инспектора Сольбранда: - Не сумел срубить дерево – хотя бы натруси с него плодов! Право, лучше иметь дело с карманниками и убийцами, чем с истеричными дамами! Она отчаянно замотала головой. - Ни за что! Я... я не смогу смириться. Не смогу... Он больше меня не любит! Тут госпожа Мундиса вполне предсказуемо разрыдалась, и пришлось ее утешать. От нее пахло луковым соком - болью и слезами – остро и горько, резко до отчаяния. - Ш-ш, не хнычьте, иначе муж заметит ваши заплаканные глазки, - гладя по руке, уговаривала я ее, как ребенка. - Пусть! – всхлипнула она. – Пусть он все видит, пусть! Действительно, совсем как дитя. Взрослая женщина не будет рассчитывать на жалость, это вовсе не то чувство, которое ей хотелось бы читать в глазах мужа. - Не говорите глупостей! – велела я строго. - Я... я думаю, она его приворожила! – вдруг выпалила она с ненавистью. Ненависть воняет дегтем – густым, темным, липким, - и так же легко пачкает... – Он от нее совсем потерял голову... Что я могла ответить? Боюсь, мужчины чаще сходят с ума без всяких приворотов. - Под каким-нибудь предлогом пригласите меня в ваш дом, - предложила я, доверительно положив руку на плечо всхлипывающей молодой женщины и заглядывая в несчастные заплаканные глаза. – Думаю, я замечу, если что-то не так. И не вздумайте закатывать сцены и выяснять отношения: любой мужчина тут же сбежит от сварливой жены к нежной любовнице. - Хорошо, я вам напишу, - покорно согласилась она. - И возьмите вот это, - я протянула ей бутылочку с наспех смешанными эфирными маслами. Она открыла бутылочку, и по комнате разлился запах. Свежую фруктово-леденцовую ноту горького апельсина оттеняли искрящийся мандарин и прохлада мяты, а самом сердце таилось чуть-чуть цветочной сладости иланг-иланга. Бледные щечки госпожи Мундисы даже слегка порозовели, стоило ей ощутить этот аромат. Людям больше всего нравятся «вкусные» запахи, а также радостные цитрусовые и бодрящие хвойные, - они подходят практически всем и при этом универсальны. Вот и сейчас, от благоухания несложной смеси будто поблек мрачный запах горя, а сквозь темные тучи обиды и ревности пробился солнечный луч. - Накапайте на носовой платок и вдыхайте почаще, - давала наставления я. – Можно смешать пять капель со стаканом сливок и влить в ванну. Это поможет. И, прошу вас, не закатывайте скандалов! Она неуверенно кивнула, слабо улыбнувшись. Пожалуй, ей подойдет жасмин: медово-цветочный, густой аромат не только усмиряет ревность, но и поднимает настроение, усиливает чувственность. Да, это то, что нужно. Я достала с полки флакончик духов и вручила растерянной клиентке, заверив, что это средство ей непременно поможет. К этому времени она уже, должно быть, числила меня среди ближайших друзей, раз уж обсуждает столь щекотливые темы и прибегает плакаться. Впрочем, доверие – одно из важнейших составляющих лечения. - Вы что-нибудь знаете о... – я поколебалась, подбирая слово, и закончила: - об этой особе? - Да! – судорожно вздохнув, она выложила немногие сведения, которыми обладала: - Ее зовут Асия, она сестра господина аптекаря. Приехала в Ингойю месяц назад. Ей двадцать семь, не особенно красивая... Что он в ней нашел?! Боюсь, на этот вопль души женщин всех времен и народов едва ли сможет внятно ответить даже сам господин Холлдор. Возлюбленная – не кусок мяса, чтобы можно было с уверенностью судить о качестве. - Не припомню, чтобы господину Фросту помогал в аптеке кто-то кроме его ученика... – я поспешила перевести разговор на другую тему. - Она не помогает брату, - презрительно фыркнула госпожа Мундиса, сморщив курносый носик, - только за женихами гоняется. И до сих пор безуспешно, бедняжка! В последнем слове было столько яду, что хватило бы отравить все семейство аптекаря. - Ох, как поздно! – спохватилась она, бросив взгляд на часы на камине. – Мне давно пора, Холлдор будет ругаться! По-моему, ей отчаянно хотелось, чтобы он заметил ее отсутствие, разволновался, даже отчитал. Только бы не смотрел мимо! Так дети намеренно шалят, когда родители почему-то не обращают на них внимания. - Жду письма, - настойчиво напомнила я. - Конечно, - кивнула светловолосой головкой Мундиса. На этот раз на ней была шляпка попроще, бархатная, с тремя помпонами. Взяла зонтик, устремилась к двери, и только на пороге спохватилась. Помялась, потом выпалила: - Госпожа Мирра, скажите, а ваше лекарство – то, которое вы давали для Холлдора - не может вызывать болей или недомогания? - Он заболел? – встревожилась я, откладывая в сторону плед, в который уже собралась укутаться. Проклятые хельхеймские холод и сырость пробирали до костей, хотя последние несколько лет выдались на удивление теплыми. - Да, немного, - сообщила она. – Так может? - Возможно, - признала я. Действительно, эфирные масла и травяные сборы все равно остаются лекарствами, потому возможны побочные эффекты и даже индивидуальная непереносимость, а у меня не было возможности принюхаться к господину Холлдору. – Постарайтесь, чтобы я смогла взглянуть на него как можно скорее. И, разумеется, больше не давайте мужу тот состав, что я прописала. – Конечно! Может быть, завтра... А теперь извините, мне пора! С этими словами она стремительно выбежала за дверь. Послышался фыркающий звук мотора, звонкий голос госпожи Мундисы, чей-то бас... Определенно, в разведку бы ее не взяли! Додумалась тоже – явиться ко мне на мужнином автомобиле, вместо того, чтобы взять кэб!
Хелга: Luide Все интересней и интересней! Мирра использует надежные и проверенные средства воздействия на мужчин. А женщинам все неймется: то слишком любит, то не слишком, то изменяет. Ингольв глубоко симпатичен! Немного тапочков. Luide пишет: Гуда робко улыбнулась, к явной досаде хозяйки дома... Этот вечер походил на множество других: чинные разговоры; колкости, замаскированные под любезности; перемены блюд и похвалы хозяйке дома. Luide пишет: Музыкантыказались Luide пишет: Раньше он непременно отозвался бы даже на такое легкое прикосновение
Luide: Хелга спасибо Интересная реакция на Ингольва, вы первая, кому он понравился А Мирра у меня дама опытная и довольно циничная За тапки отдельное спасибо, впопыхах ошибок наделала.
Хелга: Luide пишет: Интересная реакция на Ингольва, вы первая, кому он понравился Он симпатичен мне своей естественностью, вот такой, какой есть, без затей (а, может, с затеями?)
ДюймОлечка: Luide Как вы сурово разобрались в первой истории:) А вообще так как не терплю вмешивание в жизнь семьи родственников - то не могу ни разу одобрить и Ингольва, который это позволяет, хотя вероятно традиции немного другие в описываемом романе
Marusia: Luide пишет: Marusia а как вы догадались, что Мирру ждет нагоняй от мужа? Так в конце 1-й главы так и написано Словом, опасного безумца ждала лечебница, убитых девушек – достойное погребение, Утера – доктор, инспектора – похвала начальства, а меня – вероятный нагоняй от драгоценного супруга и допрос в ИСА. Luide пишет: Все вроде бы хорошо: дом, сын, муж, любимая работа... Но чего-то, важного и необыкновенного, уже никогда не случится. Жизнь так и будет катиться по наезженной колее, оставив далеко позади упущенные возможности и заброшенные мечты. И ничего не изменить. Такой типичный кризис среднего возраста, усугубленный расставанием с сыном и Luide пишет: Воображение услужливо предложило скипидар Luide пишет: в руках у мужа спицы, а свекор орудует крючком. В Хельхейме вяжут все, от мала до велика Вспомнился шведский король из старого советского фильма "Посол Советского Союза", которому Юлия Борисова (аки Александра Коллонтай) делает комплимент по поводу отсутствия узелков на обратной стороне его вышивок. А вообще, такая уМирротворяющая должна быть картина, ан нет!!! Luide пишет: Интересная реакция на Ингольва, вы первая, кому он понравился А Мирра у меня дама опытная и довольно циничная Понимаю, что нам еще предстоит узнать некоторые семейные тайны , и все же хочется думать, что положительный потенциал отношений Мирры с мужем себя еще не исчерпал. Присоединяюсь к Хельге в её симпатиях к Ингольву.
Luide: Хелга пишет: Он симпатичен мне своей естественностью Да уж, жизненный типаж ДюймОлечка пишет: Как вы сурово разобрались в первой истории Это еще не сурово! Marusia пишет: Так в конце 1-й главы так и написано Ой, сама написала и забыла... Вспомнился шведский король из старого советского фильма "Посол Советского Союза" В данном случае меня вдохновили исландские традиции. Там действительно вяжут все. Присоединяюсь к Хельге в её симпатиях к Ингольву. Дождитесь четвертой главы...
Luide: После ее визита не работалось: разболелась голова, глупые воспоминания не давали сосредоточиться, а хрупкие склянки норовили выскользнуть из рук. Сняв передник и отставив в сторону драгоценные хельские пузырьки (выточенные изо льда и зачарованные, они прекрасно сохраняли содержимое), я взглянула на часы и с огорчением убедилась, что до обеда еще больше часа. Все-таки бывают моменты, когда даже самое любимое дело не вызывает должного энтузиазма. Решив немного побездельничать, я достала из шкафа новый роман, поудобнее устроилась в кресле у торшера и погрузилась в чтение. Все эти пылкие признания и головокружительные побеги, жаркие сцены и удивительные совпадения, должно быть, приводили в экстаз чувствительных барышень, восполняя недостаток подобной сентиментальной чуши в реальной жизни. Подобные шедевры всегда меня развлекали: живописание любовных страданий и детективные перипетии зачастую были столь нелепы, что заставляли хохотать от души. Надо думать, я была бы безжалостным критиком, но, на счастье авторов, сия стезя меня не привлекала... На следующий день доставили записку от госпожи Мундисы, в которой она извещала, что ждет меня завтра к ужину... То утро я провела у портнихи, потом ненадолго заглянула в шляпный магазин. Устроила себе выходной и нисколько об этом не жалела. После обеда я отправилась на крышу, в теплицу, и тихонько наслаждалась бездельем и ласковым шелестом листьев. В Ингойе почти все дома украшены подвесными садами, которые снабжают местных жителей всевозможными овощами и фруктами, вплоть до бананов и апельсинов. Дремлющие в глубине острова вулканы подогревают воду подземных источников, которой вполне достаточно для обогрева всего города. Владения Палла, садовника, радовали глаз буйством красок и благодатной зеленью листвы, пьянящей свежестью воздуха и благословенной тишиной. Тихоня Палл принес поднос с фруктами и исчез в своей каморке, оставив меня в одиночестве... Впервые за долгое время я дышала легко, наслаждаясь шелестом листвы, мягким светом и облаком ароматов. Как будто снова оказалась в родном Мидгарде, в бабушкиной оранжерее, и не было всех этих лет... Впрочем, тогда не родился бы Валериан... Послышался торопливый звон каблучков на лестнице, и спустя несколько мгновений показалась Уннер. - К вам инспектор Сольбранд, госпожа, - присела в книксене горничная, пытаясь отдышаться. – Изволите принять? - Разумеется! Проводи инспектора в янтарную гостиную, я сейчас спущусь. Уннер отправилась выполнять указание, и я, вздохнув, отряхнула платье и пошла следом. Янтарная гостиная - моя любимая комната. В преобладании теплых молочно-желтых, персиковых, имбирных, шафранных оттенков так уютно и радостно, кажется, что солнечный свет врывается через распахнутые ставни. Оранжевый и желтый подслащивают жизнь, согревают уставшее тело и душу... Инспектор в своем черном одеянии смотрелся на этом фоне, словно чернильная клякса. - Здравствуйте, господин Сольбранд, - улыбнулась я, протягивая руку. Однако инспектор будто не заметил этого жеста, даже не улыбнулся в ответ. Сжал челюсти так, что на скулах вспухли желваки, и лицо еще сильнее заострилось. Казалось, вот сейчас он бросится вперед, чтобы рвать и крушить... От него несло яростью – жгучим запахом хрена. Признаюсь, в первый момент я растерялась, столкнувшись со столь неожиданной агрессией. - Инспектор, надеюсь, вы позавтракали? Потому что уверяю вас – я не съедобна! – натужно пошутила я, спокойно глядя прямо в желто-карие глаза. Неважно, что говорить – главное, продемонстрировать, что нисколько не испугана напором. В нас слишком много животных инстинктов, и уступчивость вызывает желание преследовать и нападать, хладнокровие же, напротив, отпугивает. – Выпейте и успокойтесь! Я отворила дверцу буфета и плеснула в стакан настойки. Коньяком назвать ее можно с большой натяжкой, хотя основой действительно послужил этот благородный напиток. Мой благоверный к ней пристрастился, не подозревая, что она сдобрена изрядной порцией душицы, кориандра и бергамота. Помимо пряно-терпкого аромата травы придавали неповторимый вкус и целебное действие: улучшали пищеварение и успокаивали вспыльчивых и нервных. Пожалуй, единственное, что несколько примиряло Ингольва с моей профессией - это эксперименты с алкоголем. Меня это тоже вполне устраивало. Едва ли он стал бы пить травяной чай или нюхать эфирные масла, а вот вкусную «отраву» потреблял безропотно, даже с видимым удовольствием. Господин Сольбранд одним глотком опустошил стакан, после чего попытался было перейти к причине своего визита, но я не позволила. Дожидаясь, пока лекарство подействует, стала болтать о всяких пустяках, не давая гостю даже слово вставить. Разумеется, инспектор пропускал мимо ушей весь этот женский треп, но мерное журчание голоса и банальности успокаивали не хуже ударной дозы валерианы. Наконец его сжатые кулаки расслабились, а на губах обозначилась улыбка. От него повеяло дружелюбием - прозрачно-свежей кислинкой чая с лимоном и медом. - Еще коньяку? – предложила я, с облегчением переводя дух. Нести чушь с непривычки так же утомительно, как делать математические расчеты. - Нет, голубушка, - отказался он, склонив голову к плечу и отчего-то хитро глядя на меня. – Очень интересная настоечка. Любопытно, что туда добавили? Вижу, вы окончательно заделались отравительницей! Он улыбался, но взгляд был по-прежнему цепкий. - Отравительницей? – переспросила я, поднимая брови. – Уверяю вас, инспектор, если вы сейчас забьетесь в корчах, то отравила вас не я, а ваше собственное начальство! Господин Сольбранд рассмеялся. Его действительно обожали подчиненные, но терпеть не могли вышестоящие. Как и везде, руководство ИСА не любило чрезмерно деятельных и въедливых работников, способных доставить беспокойство. - Именно, отравительницей, - повторил он неожиданно серьезно, - инспектор Берси настаивает на вашем аресте, голубушка, как сообщницы. От неожиданности я задохнулась. Вновь обретя способность дышать, внимательно посмотрела на своего давнего друга и убедилась, что он серьезен, как никогда. Гнев его унялся, но раздражение, недоумение, неверие пробивались сквозь наносное спокойствие. Как будто в нос шибали только что приготовленные духи, еще не успевшие настояться, беспорядочная смесь противоборствующих ароматов. Кстати, благовония непременно следует выдержать, как хорошее вино, только тогда они раскроются по-настоящему. Тем временем инспектор, видимо, удовлетворившись моим непритворным смятением, откинулся в кресле. - Господин Сольбранд! – строго вымолвила я со всем достоинством, на которое была способна. Поправив на груди янтарные бусы, я чинно сложила руки на зеленой шерстяной юбке и потребовала: - Прекратите, наконец, говорить загадками! Что случилось? - Случилось? – он извлек из кармана потертую трубку и принялся священнодействовать над ней, даже не спросив разрешения. Я слегка поморщилась – ведь инспектор прекрасно знал, что табачный дым отбивает чутье! - и с упавшим сердцем поняла, что он делал это намеренно. Отчего-то мой давний друг не хотел, чтобы его эмоции можно было унюхать, и от этого стало не по себе, тревожно и зябко. С удовольствием затянувшись, он выдохнул густой дым, делая вид, что не заметил, как я демонстративно пересела подальше, и продолжил размеренно: - А случилось вот что, голубушка. Некий господин Холлдор отравлен, по счастью, не насмерть, но состояние его внушает опасения. Кухарка и домоправительница в один голос твердят, что видели, как женушка подсыпала ему в кофе некий подозрительный порошок. Видимо, надеялась, что его смерть спишут на холеру – симптомы схожи – да вот доктор Торольв что-то заподозрил, послал за полицией и сделал какую-то там мудреную пробу. А после уверенно заявил, дескать, никакая это не холера, а самое что ни на есть типичное отравление мышьяком. Так вот, голубушка, инспектор Берси всех допросил и заарестовал дамочку. У нее и мотив обнаружился как на подбор: судачат, что супруги ругались из-за какой-то его интрижки, а она кричала, дескать, ни за что не даст ему уйти! Вот и попала бедолажная госпожа Мундиса как кур в щи... - Мундиса?! – вздрогнув, воскликнула я. До того я слушала инспектора внимательно, но несколько отстраненно, принимая его рассказ за очередную побасенку. - Вы ее знаете? – напружинившись, он подался вперед, позабыв о трубке. – Вы давали ей что-нибудь? - Разумеется! – кивнула я, пытаясь слегка успокоиться. Чтобы это пустоголовое невинное дитя безжалостно отравило любимого мужа, пусть даже из ревности... Нет, в голове не укладывалось. – Не верю! – произнесла я решительно. – Я не верю, что госпожа Мундиса могла это сделать. - Слуги болтают, что она сыпала мужу что-то в еду, - терпеливо напомнил инспектор, все так же внимательно следя за мной. – А она не признается, что именно, только пролепетала, мол, у вас взяла. Вот Берси и сделал стойку. Он ведь вас, голубушка, недолюбливает еще с тех пор, как вы выходили его тещу... Я через силу улыбнулась, вспоминая ту давнишнюю историю. Теща инспектору Берси и впрямь досталась сварливая настолько, что ее охотно огрели бы по голове не только родственники, но и соседи. Надо думать, немало молитв милосердным асам и Хель вознеслось к небесам, когда она сильно простудилась - только не за здравие, а за упокой. Мое вмешательство позволило старушке дальше терроризировать близких, за что, если верить господину Сольбранду, некоторые меня люто возненавидели. - Так что вы ей дали, голубушка? - Не могу сказать! – мгновение поколебавшись, отрезала я. Назвать истинную причину визита госпожи Мундисы без ее разрешения означало подорвать доверие ко мне. А подобные вещи очень быстро становятся известны! - На дознании вам придется все рассказать, - заметил инспектор. - Что же, тогда и посмотрим. - Вы понимаете, насколько подозрительно это выглядит, голубушка? – поинтересовался он серьезно. Я впилась пальцами в подлокотники кресла. - Постойте, неужели вы всерьез заподозрили, что я продаю яды и учу ими пользоваться?! - Голубушка, - инспектор не отвел взгляда, и вдруг показалось, что в его глазах светилось сочувствие, - у всякого наличествует своя ветвь омелы ... - Да? Очень любопытно, - холодно произнесла я, вставая. – И какое же больное место у меня, по-вашему? - Говорят, у госпожи Мундисы муж погуливает... – задумчиво произнес он, сложив пальцы «домиком». - И?.. - Простите меня, голубушка, но то же поговаривают и о вашем... У меня попросту не было слов. Надо думать, леденцы сочли, что я совсем помешалась от ревности и вознамерилась отравить всех неверных мужей окрест?! Боюсь, в таком случае Ингойя опустела бы почти наполовину. - Инспектор, - я мило улыбнулась и гордо подняла подбородок (понимая, что бездарно подражаю бабушке), - во-первых, мои отношения с мужем – это не ваше дело. А во-вторых, если бы мне впрямь пришла в голову такая странная фантазия, уверяю вас, я бы выбрала такой яд, о котором дорогой доктор Торольв даже не подозревает. А если вы всерьез заподозрили, что я могла кого-то отравить... Что же, тогда я вас больше не задерживаю. И надеюсь, в следующий раз у вас будет ордер, потому что без него вас даже на порог не пустят! Я выдохлась и замолчала, тяжело дыша. В клубах табачного дыма и слабом свете комната казалась нереальной, привычные запахи тонули в этом едком дыму, заставляя чувствовать себя почти слепой. - Ну-ну... – протянул господин Сольбранд неодобрительно. Он встал, прошествовал к выходу, взялся за ручку двери и обернулся: - Не злитесь, голубушка. Инспектор Берси требует от начальника полиции, чтобы вас сейчас же арестовали, а того пока удерживает опасение скандала и авторитет вашего мужа. К слову, мне запретили вам об этом рассказывать... И еще. Господин Гюннар бежал из-под стражи, и я более чем уверен, что его попросту отпустили. Хотелось бы знать, кто и почему, но в это дело велено не лезть... Поразмыслите об этом, голубушка! И вышел, осторожно притворив дверь. Я бессильно опустилась, почти упала, в кресло. В голове роем рассерженных пчел жужжали мысли. Признаю, я вспылила и была слишком резка с инспектором. Полагаю, он не лгал, а действительно пытался предупредить. Но мысль, что похождения Ингольва обсуждали в кулуарах, считая меня ярящейся от ревности клушей, заставляла внутренне корчиться от унижения. Не столько задевал сам факт – я давно с ним смирилась – сколько роль обманутой жены. Неудачницы. Достойной жалости... Так, прекратить немедленно! Я сжала виски, до боли закусила губу, потом, найдя пузырек с мускатным шалфеем, открутила крышку и глубоко вдохнула. Раз, другой, третий... Пока не почувствовала, как отпускает напряжение. Совсем другое дело! А теперь надо подумать всерьез. Разумеется, я не давала мышьяк госпоже Мундисе. Тогда что она сыпала в тарелку мужа? Масла никак нельзя сыпать, разве что капать, да и к этому времени она уже наверняка перестала потчевать любимого моими снадобьями... Неужели глупышка действительно его отравила? Я покачала головой: нет, не верю. Тогда что?! Довольно метаться по комнате, как мышь между двумя кусками сыра, нужно сейчас же отправляться туда и порасспросить прислугу, а также доктора и, по возможности, самого пострадавшего. ___________________ Ветвь омелы – примерно соответствует нашему «Ахиллесова пята» или «уязвимое место». По легенде, мать Бальдра взяла клятву со всех растений не причинять вреда сыну, только омелу пропустила – сочла безопасной. Конечно, именно стрелой из омелы его и убили.
Хелга: Luide Спасибо за продолжение! Госпожа Мундиса не так проста, как кажется на первый взгляд? Luide пишет: Дождитесь четвертой главы... Мужественно готовлюсь к любому повороту.
Marusia: Luide пишет: А теперь надо подумать всерьез. Да уж! Беспокоит не столько попытка обвинить Мирру в соучастии в отравлении, сколько тот факт, что дали сбежать Гюннару, вполне возможно, с совершенно определенной целью.
Хелга: Marusia пишет: сколько тот факт, что дали сбежать Гюннару, вполне возможно, с совершенно определенной целью. Ага, мне тоже так подумалось, и это очень тревожит. Вернувшись к любимым баранам: мне упорно кажется, что даже если Ингольв делает и наделает гадостей, ему все зачтется и им осознается. Простите, автор, если забираюсь не туда.
Luide: Marusia пишет: дали сбежать Гюннару Да, я коварный автор Хелга пишет: мне упорно кажется, что даже если Ингольв делает и наделает гадостей, ему все зачтется и им осознается. Посмотрим. Герои, как обычно, имеют собственное мнение на этот счет.
Luide: Дальше По звонку явилась Уннер (после давешней взбучки она стала необыкновенно прилежна и расторопна) и я велела ей найти кэб. Подумав, нанесла на виски и запястья немного ванильных духов – ваниль вызывает доверие – велела передать господину Бранду, что не буду к ужину, и отбыла... К сожалению, Утер не мог управлять автомобилем одной рукой, а я не в состоянии пользоваться омнибусом, так что пришлось довольствоваться кэбом. У моего дара есть и обратная сторона. «За все приходится платить», - как говаривал дедушка. Омнибусы так пропахли многочисленными пассажирами, что у меня моментально начинала болеть голова от одуряющей смеси запахов табака, кожи, духов, пота и бури чужих чувств. На обдуваемой ветерком крыше дышалось легче, но там я всегда мерзла и как следствие, простужалась... Поэтому передвигаться по Ингойе приходилось либо пешком, либо в кэбе, изредка в автомобиле. Оставалось надеяться, что сын Утера, которого Ингольв изволил взять на место ординарца, также умел управляться с машиной и чинить постоянные поломки, к сожалению, типичные для этого транспорта. Итак, оказавшись перед весьма помпезным домом госпожи Мундисы и господина Холлдора, я расплатилась и задумалась, что делать теперь. Нужно как-то представиться прислуге... Впрочем, всегда лучше говорить правду. Дверь открыла особа неопределенного возраста, похожая на полинявшее платье. - Что вам угодно? – заученно поинтересовалась она, глядя куда-то мимо меня воспаленными глазами. - Здравствуйте, я – госпожа Мирра, подруга вашей хозяйки, - осторожно отрекомендовалась я, пытаясь говорить уверенно и одновременно мягко. Я хочу помочь госпоже Мундисе... При звуке этого имени из ее глаз вдруг хлынули слезы. Всхлипывая, она фартуком отирала покрасневшее лицо и безуспешно пыталась успокоиться. Я сориентировалась быстро: подцепив под локоток чувствительную служанку, и шагнула через порог, увлекая ее за собой. Она покорно, словно лодка без весел и руля, последовала за мной. Откуда-то из глубины дома сногсшибательно пахло выпечкой, и я устремилась на запах. При виде меня в глазах дородной румяной кухарки мелькнула настороженность. Но, увидев всхлипывающую служанку, она всплеснула руками и бросилась ее успокаивать... Спустя десять минут мы уже, не чинясь, сидели за одним столом и гоняли чаи. Приглашение госпожи Мундисы окончательно растопило лед. Помогла ли ваниль завоевать доверие поварихи или ей просто хотелось выговориться, но она болтала вовсю, позабыв и о разнице в положении, и о необходимости держать язык за зубами. - Хозяин, он-то так хозяйку любил, так любил! Прям на руках носил! – сентиментально вздохнула кухарка. Что любопытно, сказано это было в прошедшем времени. – Только... - Только? – подбодрила я. Она явно колебалась, пришлось усилить нажим. – Я хочу вашей хозяйке только добра. Поверьте, я на вашей стороне. Она кивнула с некоторым сомнением и, понизив голос, призналась: - Только потом... это... у хозяина проблемы начались... ну это... по мужской части-то! Поперхнувшись чаем, я отставила чашку и попыталась отдышаться. Поражаюсь, сколько интимных подробностей известно прислуге! - И что дальше? Повариха огляделась по сторонам, будто опасаясь, что в кухонном шкафу прячется шпион (несомненно, пытающийся вызнать рецепт ее фирменного кекса, а заодно и тайны хозяев дома). - Ну... Он-то хозяин, но он же и мужик! Вот и начал дурить... – совсем уж тихо произнесла она. – Еще и с этой связался... - Понятно, - кивнула я. Мои догадки на этот счет подтвердились, но в целом ситуация яснее не стала. – А вы уверены, что его не приворожили? - А как же, приворожили... – энергично кивая, подтвердила повариха. Я с подозрением взглянула на нее: быть может, глаза почтенной управительницы поварешек и кастрюль заблестели от лишней «капельки» бренди, влитой в чай для согрева? Но нет, она вовсе не казалась подвыпившей, напротив, любопытство и торжество горели в ее маленьких бесцветных глазках. - Вы уверены? - Ну да! – твердо подтвердила повариха, со стуком ставя на стол чашку, из которой только что со смаком потягивала крепкий чай. – Мы кое-чего нашли! - И вы не сообщили в ИСА? – спросила я, уже догадываясь, каков будет ответ. - Полиция? Полиция никуда не годна! – презрительно провозгласила она, делаясь в гневе еще внушительнее. – Они заявили, дескать, хозяйка отравила хозяина! И рады-радешеньки! Как доктор сказал, что мышьяк то был, так увезли ее сразу, голубушку нашу... А та пава так и разгуливает на свободе, хорохорится небось! Поверьте-то моему слову, это все она подстроила! Негодование поварихи вполне понятно, но доказательств никаких. - Пожалуйста, покажите, что вы нашли, - попросила я, крепко сжав ее руку. Она старательно наводила порядок на столе, смахивая невидимые крошки и источая сомнение, словно пар над кипящим чайником. - Это ради вашей хозяйки, - напомнила я мягко, и она неохотно кивнула. – Кстати, госпоже Мундисе вы об этом сообщили? - Нет, - созналась повариха. – Мы ж дознались, когда ее увезли, а доктор велел перенести хозяина в другое крыло-то, чтобы его не тревожил шум. Аснё послали навести порядок в спальне – обед–то готовить некому, а что ж ей без дела слоняться-то?! – вот она и отыскала. В постели хозяйской... - Я хотела бы взглянуть, что вы нашли, - твердо заявила я. Повариха не стала спорить, послав мальчика на розыски Аснё. Рассказать подробнее о находке она отказалась наотрез, сославшись на то, что лучше посмотреть самой. - Мы не притрагивались к той пакости, даже пальчиком не притрагивались-то, все как было оставили! – гордо сообщила она, расправляя крахмальный передник и объемистый чепец, венчавший ее голову, как паруса – корабль. Вскоре появилась искомая «кухонная девушка», которой было велено показать мне ее находку и помалкивать. Повариха шепнула мне, что та слишком много болтает, но на чужой роток ведь не накинешь платок... Служанка казалась совсем не огорченной тем, что происходило в доме, напротив, она наслаждалась кипением страстей, подозрениями и всеобщим вниманием. Ей посчастливилось раздобыть важную улику – чем не повод для гордости? Авось и в газетах о ней напечатают... Подобные типажи меня не занимали, так что в монолог девицы я не вслушивалась, пропуская мимо ушей журчание ее слов. Куда больше интересен таинственный приворот. Пока мы пробирались по узким коридорам старинного дома, я размышляла. Для заклятия вовсе не нужны тринадцать трав, собранных в полнолуние на кладбище, восковые куколки или прочие глупости. Все это лишь дань суевериям, а настоящий приворот – просто рифмованные строки, записанные рунами. «Любовные песни по нраву Фрейе», - вспомнилось к месту. Быть может, лукавой богине любви действительно угодны романтические стихи, однако люди смотрят на них совсем иначе. Сентиментальные поэмы вызывают слезы умиления у юных девушек и почтенных матрон, но достаточно приложить немного знания, и стихи приобретут особую силу. Мансег, или в просторечье приворот, карается весьма и весьма сурово, так как, по сути, близок к насилию. Жертва не сможет сопротивляться власти рифмованных строк, оказываясь тем самым в совершенно беспомощном состоянии. Но для мансега не нужно ничего подбрасывать в постель! К тому же сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из прислуги рискнул пронести подобное в дом, даже за солидное вознаграждение. Ведь наказание за приворот - изгнание. Так рисковать ради того, чтобы увести чужого мужа?! Впрочем, глупость человеческая бесконечна, поэтому все возможно. Быть может, именно в заклятии кроется причина болезни мужа господина Холлдора? Такое случается при неумелом использовании рун... Но нет, доктор с уверенностью заявил о мышьяке. Так что эту удобную версию пришлось отбросить. Тем временем мы, наконец, прибыли. Распахнув массивные створки двери, девушка поманила меня за собой, поблескивая глазками, словно любопытная мышка. В центре спальни, на возвышении, под мягкими складками балдахина царственно располагалась кровать. Моя провожатая откинула уголок пышной перины, под которой обнаружился небольшой навесной замочек, накрепко запертый. Я осторожно взяла его в руки, игнорируя протестующий писк служанки. Несомненно, подобная вещь никак не могла оказаться здесь случайно. И верно, на обратной стороне увесистого замочка обнаружился следующий текст: «Слову мудрому ключ, замок! А поставит она тело в тело, и будет жила твоя мужеская да тайная твёрже любого железа, калёного и простого, и всякого камени, морского, земного, подземного. И не падать жиле твоей во веки веков..." Это небольшое заклятие не подразумевало двоякого толкования! Надо думать, госпожа Мундиса все же переборщила, подмешивая мужу мои составы, раз уж тому потребовались такие средства... Забывшись, я произнесла это вслух и тут же спохватилась. По округлившимся губкам и горящим глазам служанки было видно, как ей не терпелось оказаться на кухне, чтобы выложить все подробности прислуге, а потом газетчикам. - Милая, как тебя зовут? – спросила я, пристально на нее глядя. - Аснё, - пискнула она, теребя передник. - Замечательно, - кивнула я, - так вот, Аснё, никто не должен знать, что ты здесь видела. Понятно? Она послушно кивнула, но явно не вняла. - С твоим женихом может случиться та же беда... – задумчиво заметила я, безразлично отворачиваясь. Впрочем, это нисколько не мешало мне ощутить хлынувший от нее острый металлический запах страха. Иногда очень полезно, когда тебя считают всемогущей ведьмой! - Госпожа, не надо! – взмолилась она. – Я никому не скажу, никому! - Вот и хорошо, - заключила я и велела: - А теперь проводи меня обратно на кухню. К моему возвращению у поварихи уже был готов настоящий пир: холодные сандвичи с сыром, крепкий кофе (ума не приложу, как она догадалась, что я его люблю), пирожные с кремом, вишневые кексы и имбирные коврижки. Должно быть, она соскучилась по любимому делу и обрадовалась возможности хоть кого-то накормить до отвала. И все это настолько вкусно пахло, что не было никаких сил не удержаться и не попробовать хоть кусочек! Пряная сверкающая корица, сладкая нега шоколада, гладкая нежность кокоса, сливочный сыр, леденцовый имбирь, - настоящее блаженство для обоняния. За третьим кексом я принялась расспрашивать добрую женщину: - Скажите, а когда это случилось, кто прислуживал за столом? - Я-то и прислуживала, а Айнё мне помогала, - призналась она, ловко мешая тесто. Я с одобрением отметила, что она добавила настоящий ванильный сахар, а для цвета - щепотку куркумы. – Только вы ничего такого не подумайте, ничего такого не было! - Но ведь вы подтвердили, что госпожа Мундиса что-то подсыпала вашему хозяину? Пожалуй, стоило бы погостить здесь неделю-другую, когда эта история закончится. С другой стороны, тогда потом придется опять худеть... Впрочем, лучше неделю наслаждаться лакомствами, а после месяц сидеть на диете, чем лишать себя праздника желудка. Подумав так, я решительно взяла четвертый необыкновенно вкусный кекс. - Это Айнё сболтнула! – выдохнула с такой злостью, что сразу стало понятно, почему она так взъелась на девушку за словоохотливость. – А леденцы и рады-то... - А что-нибудь показалось вам странным? Может быть, хозяин жаловался на необычный привкус? – спросила я и тут же поняла по потемневшему лицу поварихи, что совершила ошибку, а потому торопливо исправилась: - Так можно понять, в каком кушанье содержался яд. Возможно, отрава попала на стол по ошибке... Хотя, откровенно говоря, понятия не имею о вкусе мышьяка. - Ну я-то вам одно могу сказать: стряпала я все как следует! – провозгласила она. - Вы действительно очень вкусно готовите, - подтвердила я с чувством, любовно разглядывая ее кулинарные творения. Она разом подобрела, заблагоухала корицей, даже разрумянилась, сделавшись похожей на одну из своих булочек. - Так ни вы, ни ваши господа ничего необычного не заметили? - Нет, они и не говорили об этом, - покачала головой она, - они-то в ссоре были, молчали больше. Только соль там просили передать или еще что... Да еще хозяин хворал последние дни, дурно ему бывало, потом вроде отпускало... А, хозяин говорил еще, мол, как хорошо грибами пахнет-то, я удивилась еще – я ж грибов не клала... - Грибами? – ухватилась я. – Вы точно помните? - Ну так... да, точно так было! Но говорю вам: ему померещилось что-то, а может просто так сказал. Не было там грибов-то! А мне вдруг вспомнилась давешняя сцена: я сосредоточенно отмеряю любисток, а госпожа Мундиса стоит рядом и с интересом наблюдает... Ее вопрос, правда ли поверье, что любисток гарантирует вечную любовь... Я тогда рассеянно отозвалась, что вполне может быть, не зря ведь говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок... Имелось в виду, что любисток – великолепная приправа, которая усиливает вкус мяса и делает овощи несравненно вкусными. Помнится, бабушка учила, что без специй любая пища - пресная. Возможно ли, чтобы госпожа Мундиса превратно поняла мои слова? Вполне возможно... А ведь любисток придает блюдам несравненный грибной аромат! Но откуда тогда взялся мышьяк?! Я глубоко вздохнула и поинтересовалась: - А господин Холлдор весь день провел дома? - Нет, он перед самым обедом явился, - в звучном голосе поварихи послышались осуждающие нотки. – От этой своей! - Вы уверены? - Что от нее-то? Конечно! – фыркнула она. – Он весь такой неопрятный был, зацелованный и растрепанный. Как не стыдно, перед всеми-то! А хозяйка-то как расстроилась, чуть не заплакала... Она вытерла фартуком увлажнившиеся глаза и взмолилась: - Госпожа, вы-то знаете, не могла она! Найдите, кто это сделал. - Непременно найду, - пообещала я твердо. - Хозяин тоже не верит-то, что это все хозяйка! Днесь инспектор к нему заявился, допрашивать вроде как. Так хозяин ему так прямо и сказал: мол не верю, другого виновника ищите! Тот леденец аж красный выскочил от него! Вот так-то! – с этими словами она торжествующе помахала пальцем почти у меня перед носом. Любопытно, весьма любопытно... - А в каких отношениях ваши хозяева? Повариха поколебалась, но ответила: - Ну, последние денечки они вроде как в ссоре были-то. А до того... Хозяин жену прям на руках носил... - она снова огляделась, и добавила жарким шепотом: - Не поверите, бывало, из спальни не выпускал, с ума по ней сходил! Прям безумная страсть-то! У меня дрогнули губы. Видела бы она, какое лицо было у госпожи Мундисы, когда та прибежала искать спасения от столь впечатлившей повариху «страсти безумной»... Все необходимое я выяснила и принялась прощаться. Кстати, к хозяину дома меня не пустили, сославшись на предписание доктора.
Marusia: Luide Ох уж эти мужчины, прям, как малые дети!
Хелга: Luide пишет: Впрочем, лучше неделю наслаждаться лакомствами, а после месяц сидеть на диете, чем лишать себя праздника желудка. Золотые слова! Пойду, пожалуй, за пирожными. Спасибо за продолжение!
Axel: Luide Спасибо! Быстро героиню в отравительницы записали. В конце концов, она ведь зельями весь город снабжала. И никто ранее не жаловался, если судить по тексту. Почему же тогда аптекаря не заподозрили, у него и мотив имеется, и мышьяк в наличии наверняка есть.
Luide: Axel потому что есть признание подозреваемой, что она сыпала в чай мужу порошок, полученный именно у Мирры, а не у аптекаря. А если еще учесть, что Мирру терпеть не может инспектор, расследующий дело... Вопрос в том, была ли возможность у аптекаря отравить господина Холлдора.
Luide: С трудом удалось отказаться от свертков с пирожками, сандвичами и кексами, и пришлось пообещать непременно прийти снова. Меня торжественно усадили в кэб, благословили на дорожку и принялись махать на прощание... Уф. Мило, хоть и несколько утомительно. - Куда ехать, госпожа хорошая? – поинтересовался возница, обдав меня запахом пота и перегара. - Аптекарский переулок, дом доктора Торольва, - ответила я, отчаянно пытаясь не дышать исходящими от него испарениями. Он фыркнул, пробормотал себе под нос что-то об изнеженных дамочках, и тронул лошадей. Мерное покачивание кэба на крутых улочках Ингойи, перестук копыт, гортанные выкрики возницы, даже смачные звуки плевков были так знакомы и привычны, что, думая немного поразмыслить по дороге, я незаметно для себя задремала. Снились мне всякие нелепости: то Ингольв кричал, что я его бессовестно приворожила; то свекор требовал зелье для мужской силы, в противном случае угрожая обнародовать доказательства того самого приворота; а потом вообще я лично сыпала в тарелку господина Холлдора некий белый порошок, злорадно при этом хохоча... Я была рада проснуться от стука в окошко и грубого голоса возницы. - Приехали, госпожа хорошая, - громко сообщил он. Рассчитавшись, я выбралась из тесного нутра кэба, с радостью вдохнув свежий солоноватый воздух. Начался мелкий моросящий дождик – такой может зарядить на неделю, а я опрометчиво не захватила зонт. Впрочем, идти недалеко, а полы шляпки и добротный плащ защищали от холодных брызг. Кэб укатил, а я осталась на тротуаре. Аптекарский переулок состоял всего из двух зданий: собственно дома доктора и аптеки, принадлежащей господину Фросту. К почтенному господину Торольву меня отвели незамедлительно. Он вкушал послеобеденный отдых, лениво куря трубку и листая книгу, которую при моем появлении поспешно спрятал в ящик стола. - Ох, здравствуйте, госпожа Мирра. Очень рад вас видеть! Попрощаться, так сказать. Да-да, попрощаться! Доктор вскочил на ноги и стоял, забавно покачиваваясь с носков на пятки и обратно, и опираясь маленькими ручками на стол. Он напоминал пингвина: маленький, кругленький, в неизменном темном жилете и белой рубашке, плотно натянутой на солидном брюшке. - В каком смысле – попрощаться? – начала я, но нас прервали. Служанка принесла чай, на который доктор посмотрел с плохо скрываемым отвращением. Когда она вышла, он открыл ящик стола, чем-то там пошелестел и извлек небольшую бутылочку коньяка. - Повод, да-да, есть важный повод! Я решил выйти на покой. Да-да, на покой! – сообщил он со смесью радости и сожаления, с потешной суетливостью наливая чай и коньяк. – Хочу розы растить, за овечками ухаживать. Тоска зеленая, смею вам сказать. Но деваться мне решительно некуда: я совсем ослабел. Я старик. Да-да, старик! - Ну что вы, - возразила я. – Вы еще многим молодым фору дадите. - Ах, госпожа Мирра, не утешайте старика. Да-да, старика! – расчувствовался доктор. – Я не оставлю старых пациентов, но остальным придется рассчитывать на вас, аптекаря Фроста и нового доктора... Да-да, нового! - В Ингойю приезжает новый доктор? – удивилась я, принимая из его рук чашку. Мало желающих переехать в самую северную столицу мира (а Ингойя действительно носит этот почетный титул, хоть и является столицей всего лишь острова). Тем паче среди переселенцев немного людей образованных и солидных – таких и в родных местах ценят. С другой стороны, местные тоже не стремились в другие страны, даже ради учебы. Выпускников единственного Хельхеймского университета отчаянно недоставало на все городки и поселки. Поэтому на всю Ингойю из лекарской братии имелся только доктор Торольв, аптекарь Фрост, и в определенном смысле я сама. - Да-да, буквально на днях. - Как жаль, - непритворно опечалилась я. - Надеюсь, мой преемник окажется славным парнем. Да-да, славным парнем! Я неопределенно пожала плечами – перемены всегда не слишком приятны – и решила говорить по существу. - Доктор, скажите, а вы совершенно уверены, что господина Холлдора отравили? - Несомненно! Да-да, несомненно, – ответствовал он, тщательно протирая пенсне и привычно покачиваясь с носков на пятки и обратно. Пахло от него лимоном – уверенностью. – Сам он ничего сказать не смог, но, видите ли, проба Марша... Закончить доктору не дали: дверь приоткрылась, в щель заглянул чем-то весьма взволнованный секретарь и застрекотал что-то о срочном вызове. Привычный к странной манере разговора своего секретаря, доктор с минуту слушал, потом вскочил, торопливо схватил медицинский чемоданчик и ринулся к двери. Только на пороге он вспомнил обо мне. - Ох, госпожа Мирра, мне, право, неловко... Да-да, неловко. Простите меня, безотлагательное дело! Вы придете в другой раз или обождете здесь? Уверяю, это ненадолго. Да-да, ненадолго. О чем я? Ах, да, мы с вами говорили о пробе Марша. Вот, у меня на столе новейший журнал, там есть статья, почитайте сами... Да-да, почитайте! А я вскорости вернусь... Не дав мне даже слова сказать, почтенный доктор выскочил из кабинета. Мне оставалось только взять предложенный журнал, лежащий чуть в стороне от стопки других. Надо думать, доктор внимательно следил за новейшими веяниями в медицине, если выписывал с материка такую кипу литературы. Отыскать статью об отравлениях мышьяком удалось без труда. Действительно, весьма похоже, что несчастного господина Холлдора накормили этим ядом... Не было решительно никаких соображений о том, кто кроме госпожи Мундисы мог покушаться на жизнь ее мужа. Тут я добралась до любопытных фактов, изложенных в самом конце. Наряду с данными о безопасной для человека дозе мышьяка и сообщением, что он широко применялся стеклодувами и позволял придавать стеклу разную степень прозрачности, там содержались еще более интересные сведения... Я отложила в сторону журнал. В этой темной истории наконец забрезжил свет! Расследование – будто клубок ниток, тут главное найти кончик и суметь за него потянуть. Все стало на свои места, но едва ли это можно считать моей заслугой, тут скорее невероятное везение и немножко внимательности. Просто полиция наверняка даже не удосужилась проверить другие версии! Обрадованный идеей моей причастности к отравлению, инспектор Берси ухватился за нее двумя руками... Что ж, ему придется за это поплатиться! За следующую четверть часа я успела хорошенько проштудировать статью. Оставалось прояснить один немаловажный момент, для чего пришлось дожидаться доктора Торольва. Едва он появился на пороге, я выпалила: - Доктор, послушайте, а могло ли случиться так, что мышьяк господин Холлдор принял не во время обеда, а, скажем, за час до того? Господин Торольв взглянул на меня с немым удивлением, снял пенсне и принялся тщательно протирать стекла. - Ох, госпожа Мирра, разумеется, могло! Да-да, могло. Если он регулярно потреблял небольшие дозы... Да-да, небольшие. Между нами говоря, и в этот раз мышьяка было совсем немного. Накопление, видимо... Но сейчас пациент уже уверенно пошел на поправку! - Благодарю вас, доктор! – я улыбнулась и встала. – Позвольте ненадолго позаимствовать этот журнал? - Ах, разумеется. Да-да, разумеется, - недоуменно моргая, тотчас согласился почтенный доктор. - Кстати, а вы кому-нибудь давали этот номер? - Разумеется. Да-да, разумеется. Господин Фрост регулярно берет мои книги и журналы. У нас с ним договоренность, да-да, договоренность. - Благодарю вас, доктор! Я готова была его расцеловать: любезнейший доктор подтвердил все мои догадки. Секретарь господина Торольда вызвал мне кэб – уже третий за этот день. Куда теперь? Надо бы сообщить полиции о результатах моего небольшого расследования, ведь я никак не могла сама обыскать дом и допросить причастных... «Волка ноги кормят», - вспомнилась фраза инспектора Сольбранда, и я решительно велела извозчику ехать в ИСА. У тускло-серого дома, двери которого были окрашены краской веселенького кроваво-красного оттенка (такого же, как и фонари на примыкающей улице), я спешилась и решительно позвонила. Никто не рискнул чинить мне препятствий, и вскоре я вошла в жарко натопленную комнату. Инспектор как раз подбрасывал уголь в камин. Здесь, на острове, деревьев слишком мало, так что позволить себе роскошь топить дровами может не каждый. К сожалению, уголь сильно чадит, и черный налет оседает на обстановке, придавая ей мрачные тона. Впрочем, камины - скорее дань традиции. Как уже упоминалось, дома в Ингойе обогревались водой из горячих источников, даже на теплицы хватало. Город был оазисом тепла и уюта в царящей вокруг зиме... - Приветствую вас, - при виде меня инспектор расплылся в улыбке и пожал мою руку, даже позабыв отряхнуть ладони от угольной пыли. – Вы по делу, голубушка, или решили навестить старика? - Здравствуйте, господин Сольбранд! – улыбнулась я в ответ, дружески протягивая руку для пожатия. - Какой же вы старик? - Старик, - заверил он, для пущей убедительности покивав, - старшему внуку скоро шесть будет... - Надеюсь, вы не собираетесь на пенсию? Признаться, я встревожилась. И он туда же?! - Нет, голубушка, что там делать, на пенсии? Мемуары сочинять? – взгляд его лучился иронией, а свежий запах элеми – морская соль, водоросли, кофе – выдавал бодрость. – У меня вон еще сколько дел! Инспектор кивнул на письменный стол, где громоздились кипы бумаг, и проницательно заметил: - А вы, надо думать, только что от доктора? Я слыхал, он собирается на покой? - Да, он сам мне об этом сказал... Но сейчас речь не об этом. Должна заметить, я узнала от него много интересного. Теперь я уверена, что госпожа Мундиса не покушалась на убийство мужа. – Мы проверили, голубушка, никто кроме жены не получил бы выгоды от его смерти, слуги зла на него не таили... А больше никого не было в доме, так что за обедом его могли отравить или повариха, или домоправительница, или жена. - Разумеется, поэтому отравили его не за обедом, - парировала я с улыбкой. – Думаю, господин Холлдор подтвердит, что он пил чай или что-то в этом роде у своей «дамы сердца». Кстати, слуги утверждают, что в тот день он едва не опоздал к столу и выглядел явно подозрительно. - Но какой резон барышне Асии его травить? – поинтересовался инспектор, выказывая осведомленность о деталях дела, и развел руками. – Ума не приложу! - Она вовсе не собиралась его травить. Скорее, это неосторожность. Для начала я открыла на заложенной странице журнал и указала на нужную строку, где было написано черным по белому: «Ничтожные количества мышьяка улучшают обмен веществ, способствуя кратковременному приливу сил, посему ранее использовались как средство для пробуждения полового желания и поддержки угасающей мужественности». Так кошка кладет на подушку любимого хозяина пойманных мышей. - Любопытно, голубушка, - одобрительно кивнул инспектор, и мне показалось, что его глаза смеялись. Тогда я выложила и все остальные известные мне факты, а также свои соображения на этот счет. - Надо думать, никто не поинтересовался, откуда взят мышьяк? – спросила я. Инспектор покачал седой головой и обезоруживающе развел руками: - Голубушка, все ведь думали, что вы сами дали его госпоже Мундисе! - И вы действительно поверили в это? – поинтересовалась я мирно. - Конечно, нет, голубушка, - хитро подмигнув, признался господин Сольбранд. – Но мне запретили вмешиваться, а Берси так рвался в лужу... Разве ж я мог ему мешать? Мы рассмеялись в унисон, позабыв о размолвке. Разве есть что-либо более объединяющее, чем смех?..
Axel: Luide Спасибо! Luide пишет: Axel потому что есть признание подозреваемой, что она сыпала в чай мужу порошок, полученный именно у Мирры, а не у аптекаря. А если еще учесть, что Мирру терпеть не может инспектор, расследующий дело... Неприязнь инспектора допускаю, но слишком шатко выглядят остальные аргументы на фоне того, что зелья героини употреблял чуть ли не весь город. Неубедительно звучит. Подозреваемая могла соврать, что сыпала зелье Мирры, а на самом деле она бросила в чашку мышьяк. Тот же аптекарь мог ей дать яд, потому что не хочет, чтобы позорилась его сестра и т.д. Впрочем, всё уже прояснилось.
lerra: Прочитала все выложенные главы, понравилось. Очень красивые сочные описания, замечательный язык! Грустно, когда пылкая любовь превращается в такое вот "сожительство", когда у супругов остается друг к другу только привычка. Грустно, но чаще всего так и бывает...
Luide: Axel пишет: зелья героини употреблял чуть ли не весь город В истории предостаточно примеров, когда врач лечил весь город, а после его всем городом травили. Вспомнить хотя бы гонения на евреев. Кроме того, героиня живет в этом городе только два года, она фактически еще чужая, хотя и известная личность. Так что все могло быть... Но вообще да, все уже прояснилось lerra спасибо большое! Очень приятно. К сожалению, да, чаще всего, когда страсти поутихнут, оказывается, что бывших влюбленных мало что связывает. :(
Хелга: Luide Как дамы бьются на любовном поле. Бедные мужчины!
Luide: Хелга как говорится, в любви все средства хороши И конец главы. К ужину я опоздала. Пришлось спешить в столовую, даже не переменив платья. Вымыв руки и наскоро освежившись, я спустилась вниз и застала своих мужчин весьма недовольными. - Где ты была? – поинтересовался Ингольв, отставляя бокал. - В «Уртехюс», разумеется. - Час назад я посылал туда Сигурда, и тебя там не оказалось! Одновременно свекор пробурчал: - Что за дурацкое название – «Уртехюс»? Разве мало нормальных слов? Называй по-человечески! Двое на одну – нечестно! Впрочем, нет, трое – из кухни как раз показалась Сольвейг, и взгляд ее также выражал крайнее неодобрение. - Я была у себя, потом навестила подругу, а затем наведалась к доктору Торольву и инспектору Сольбранду, - объяснила я мужу, - если желаешь, они охотно подтвердят... - Знаем мы этих подруг! – вроде бы тихо, но так, чтобы все слышали, бросила Сольвейг. Я ответила ледяным взглядом, но не унизилась до ответа на инсинуации, вместо этого заметила свекру: - Полагаю, раз уж мы живем в Хельхейме, использовать хельские слова не зазорно. На мой взгляд, название «Уртехюс» предпочтительнее, чем дословный перевод на человеческий язык - «Дом трав». - Ишь, цаца, опять высоким стилем шпарит... – пробурчал свекор, возвращаясь к нарезанию отбивной. Так, глубокий вздох, разжать кулаки и мило улыбнуться, усаживаясь на свое место: - Изумительно пахнет! Что у нас на ужин? Впрочем, Ингольва так легко с пути не сбить. - Ты сказала, что разговаривала с инспектором. Опять во что-то ввязалась? А вот теперь я действительно разозлилась. - Ничего серьезного, дорогой, - беззаботным тоном произнесла я, накладывая овощи, - просто полиция заподозрила меня в отравлении неверных мужей... Господин Бранд поперхнулся и натужно закашлялся, Ингольв сдавленно выругался, а Сольвейг уронила блюдо с пирожками. Выдержав драматическую паузу, я небрежно добавила: - Впрочем, они уже признали свою ошибку. На этом застольная беседа как-то сама собой увяла – разумеется, после очередной нотации Ингольва... На следующий день за завтраком принесли записку от инспектора Сольбранда, который просил принять его после обеда, и приглашение от госпожи Мундисы к чаю. Выходит, ее отпустили, а инспектор, надо думать, собрался хвастаться добычей... Я едва вытерпела до его прихода, сидела, как на иголках, поминутно посматривая на часы. По счастью, в «Уртехюс» как раз был выходной день, так что не пришлось изображать готовность к работе... Инспектор появился, когда я уже окончательно извелась. Он казался усталым, но довольным. - Какие новости? – бросилась я к нему, даже позабыв поздороваться. Ответ на этот вопрос читался на сияющем лице инспектора. Шляпа набекрень придавала ему залихватский вид, а настроение выдавали торжествующий аромат лавра и популярная песенка, которую он насвистывал себе под нос... - Инспектор Берси посрамлен, – широко улыбнулся он, – а вы, голубушка, были совершенно правы! - Госпожу Мундису отпустили? - Само собой! И задержали ту эффектную барышню, подружку потерпевшего. Я глубоко вздохнула и произнесла: - Превосходно! А теперь присаживайтесь и расскажите все по порядку. - У меня мало времени, - с явным сожалением отклонил предложение инспектор и быстро рассказал: – Барышня Асия оказалась темпераментной штучкой и решила заполучить господина Холлдора. Пока у него нет детей, развестись с женой несложно, так ведь? Но у того оказались какие-то проблемы по этой части... Тут я невольно хмыкнула. - Она говорит, что обращалась по нескольким адресам, но никто не помог. И тут, скучая в ожидании брата, она взяла тот самый журнальчик, прочитала и на радостях быстренько составила план. Взять мышьяк в аптеке брата несложно: он свободно продается как порошок от крыс. А теперь она рыдает и уверяет, что просто напутала с дозировкой. В статье шла речь о безопасной дозе в гранах, а эта дамочка перепутала их с граммами. А может, яд накопился – доктор говорит, такое возможно... Господин Холлдор пошел на поправку и заявил, что не будет возбуждать против нее дело. Госпожу Мундису отпустили к муженьку еще вчера, я самолично ее проводил и передал с рук на руки. Это было очень трогательно! – инспектор мечтательно прищурился, вертя в руках нераскуренную трубку. Я фыркнула. Представляю: он привстал с подушек, протягивая к ней руки, а она замерла на пороге, с тревогой всматриваясь в любимое лицо... Он, восторженно: - Дорогая, наконец-то все разрешилось! Она, с дрожью в голосе: - Дорогой, да, это все та ужасная женщина... Он, смущенно: - Милая, давай не будем вспоминать... Я так виноват перед тобой! Ты простишь меня? Она, растроганно: - Я давно уже простила! Ах, я так тебя люблю... Он, пылко: - И я тебя! Далее по сценарию следуют объятия, пылкий поцелуй и занавес... Просто калька с любовного романа! - Терпеть не могу сентиментальные истории! – невольно передернувшись, с чувством заверила я. - Я так и думал, голубушка... – ответил инспектор странным тоном, после чего откланялся, сославшись на некие срочные дела. Выбросив из головы непонятные намеки, я отправилась в «Уртехюс» за подарком для молодой четы... Остаток дня пролетел незаметно. Торопясь к чаю в дом госпожи Мундисы и господина Холлдора, я спускалась по лестнице, на ходу натягивая перчатки, когда в дверь заколотили. Уннер бросилась открывать - Ингольв терпеть не мог ждать - но это оказался кто-то другой. За спиной незнакомого долговязого юноши в потертой шинели сплошной стеной стоял ливень. В одну минуту небеса разверзлись и обрушили на землю целые потоки воды. Видно, стихия застала всех врасплох: кто-то кричал, шумели прохожие, которые торопились поскорее добраться домой, переругивались возницы, гудели клаксоны автомобилей. И буквально сбивал с ног тот огуречный запах прохладной воды, намокшей мостовой, посвежевшего воздуха... Гость что-то спросил у девушки, но я не расслышала, что именно: шум дождя заглушал звуки. К тому же, отвлекшись на него и светопреставление за дверью, я зацепилась юбкой за лестницу. Дернула, пытаясь освободиться, и едва не загремела вниз. Судорожно ухватившись за перила и пытаясь перевести дыхание, я ругалась про себя словами, совсем неподобающими порядочной даме, когда вдруг что-то заискрило, вспыхнуло, и свет разом погас. Уннер вскрикнула. Признаюсь, я тоже растерялась. Электричество – совсем недавнее новшество в Ингойе, быстро ставшее популярным. Ингольв не одобрял подобного, однако «положение требовало», так что с полгода назад мастер установил в нашем доме проводку и что там еще нужно... При всех своих достоинствах такое освещение имело массу недостатков. В частности, найти знающего электрика куда сложнее, чем даже опытного механика. Так что, видимо, придется нам несколько дней обходиться по старинке. - Уннер, на кухне есть свечи! – напомнила я, не двигаясь с места. Темно, хоть глаз выколи, еще упаду... Кто-то закрыл дверь, отрезав дом от уличного шума. Мужской голос уверенно произнес: - Посветите, я сейчас попробую что-нибудь сделать. Где у вас пробки? Горничная сбегала на кухню, потом отвела гостя в сторону и показала загадочные «пробки». Он хмыкнул, что-то там сделал, и снова вспыхнул свет, правда, только на первом этаже. Где-то наверху громко ругался свекор, ему вторил недовольный голос Сольвейг на кухне. - Благодарю вас, - улыбнулась я нашему спасителю, наконец спускаясь в прихожую. – Не знаю, что бы мы без вас делали! Я смотрела на мальчишку с невольным уважением: все, кто умел обращаться с электричеством, казались мне, по меньшей мере, могущественными шаманами. - Ничего страшного, просто от воды проводку замкнуло, - непонятно объяснил он, почему-то смущаясь. Его перебила Уннер: - Куда вы по такой погоде? Останьтесь! - Дождь скоро прекратится, - не согласилась я, - вызови кэб. - Лучше автомобиль, - вмешался гость, - это ведь ваш у входа стоит? Бросив на него недовольный взгляд, я объяснила: - У нас сейчас нет водителя. - Я поведу! – предложил он тут же. - Простите, а вы кто? – прямо поинтересовалась я, отчего мальчишка тут же залился краской, видимо, сообразив, что держался слишком по-свойски. - Разрешите доложить: сержант Петтер, сын Утера, прибыл для несения службы в должности ординарца полковника Ингольва! – браво отрапортовал он юношеским баском, вытягиваясь во фрунт. Воистину, устав – лучшее средство от растерянности! - Так вы младший сын Утера? Действительно, семейное сходство налицо. Если Утер – гора, то Петтер – «камень», достойный отпрыск своего родителя. - Ну да, - удивленно подтвердил он. - Тогда буду вам очень признательна за помощь, - церемонно произнесла я и запоздало представилась: - Я жена полковника, Мирра, дочь Ярослава. - Но я думал, вы его дочь... – он осекся и покраснел до ушей. - Лестно, - улыбнулась я, - но простите, мне уже пора. Юноша молча поклонился и отворил передо мной дверь. Несмотря на проливной дождь, добралась я до места назначения со всем комфортом. Полагаю, этот новый ординарец окажется весьма полезным... На этот раз в доме госпожи Мундисы и господина Холлдора меня встретили очень радушно. Сам хозяин дома еще не выходил из своей комнаты, но ради меня перебрался из постели в кресло. Обложенный подушками, укутанный пледом молодой мужчина с длинным лицом напоминал меланхоличного ослика, но никак не воплощение пылкой страсти. Вот как обманчива бывает внешность! Его милая жена суетилась вокруг, то предлагая подогретого молока, то поправляя подушки... А я против воли (хоть и несколько скептически) любовалась этой милой сценой супружеского согласия... Повариха расстаралась, и за чаем хозяйка потчевала меня самыми изысканными сладостями. Разговор касался лишь вещей легких и забавных, грустных тем мы не затрагивали, чтобы не беспокоить выздоравливающего. Кстати, с собой я принесла бутылку вина, которую тут же вручила подруге, пояснив, что это лекарство, которое следует принимать ежедневно по половине бокала. Зардевшаяся Мундиса была настолько хороша, что муж не мог оторвать от нее взгляда, а она в ответ краснела еще сильнее. Я спрятала улыбку, подумав, что добавленные в вино корица, имбирь, жасмин и бергамот непременно оправдают оказанное им доверие. Это весьма эффективная смесь для пробуждения чувственности... Впрочем, выдержки госпожи Мундисы хватило ненадолго, и она все же заговорила об истории, едва не ставшей трагической. - Я так и не поняла... – жалобно пробормотала она, премило надув губки и держа чашку с чаем двумя руками, как ребенок. - Что, дорогая? – откликнулся господин Холлдор, лаская жену взглядом. Она послала ему улыбку и спросила: - Кто все-таки подбросил то заклятие в нашу постель? Мужчина побагровел и натужно закашлялся. Похоже, он наивно надеялся, что она об этом не узнает... Что известно слугам – известно всем. - Милый, что с тобой? – всполошилась нежная жена. – Ты слышишь меня? Дай, я постучу! И она принялась колотить маленькими кулачками по его спине. Пользуясь тем, что жена не видела его лица, бурачно-красный господин Холлдор умоляюще на меня посмотрел. - Несомненно, это барышня Асия! – сжалилась я, почти наверняка зная, что это не так, и была вознаграждена волной сладкого лимонадно-грушевого аромата - облегчения и благодарности. Надо думать, почувствовав известную слабость коварного организма, господин Холлдор перепугался. Сначала он бросился к какой-то полуграмотной бабке-знахарке, якобы обладающей тайными знаниями. Когда это не помогло, решил, что причиной недуга было охлаждение к жене. Разумеется, он тут же помчался доказывать себе собственную мужскую состоятельность, забыв компрометирующее заклятие в супружеской постели. Что же, не стоит омрачать идиллию. Пусть Мундиса верит, что причиной были происки коварной разлучницы, а теперь бедняга муж освобожден от злокозненных чар. В конце концов, меньше знаешь – крепче спишь...
Хелга: Luide пишет: Двое на одну – нечестно! Впрочем, нет, трое – из кухни как раз показалась Сольвейг, и взгляд ее также выражал крайнее неодобрение. Да, семейная обстановка - не позавидуешь, Мирре требуется терпение и терпение. И она прекрасно справляется, хотя так тяжко, когда приходится подыгрывать против желания. Сержант Петтер уже нравится. Luide пишет: - Терпеть не могу сентиментальные истории! – невольно передернувшись, с чувством заверила я. - Я так и думал, голубушка... – ответил инспектор странным тоном, после чего откланялся, сославшись на некие срочные дела. Чувствую, у этой истории будет еще продолжение? Или какие-то последствия.
Luide: Хелга пишет: приходится подыгрывать против желания. Ничего, она временами тоже иронизирует вовсю Чувствую, у этой истории будет еще продолжение? Или какие-то последствия. В каком смысле?
Хелга: Luide пишет: В каком смысле? Не, молчу. Это я просто предположила, что эта история может быть как-то связана с другими событиями.
Axel: Luide Спасибо! Luide пишет: - Ничего серьезного, дорогой, - беззаботным тоном произнесла я, накладывая овощи, - просто полиция заподозрила меня в отравлении неверных мужей... Да, ради этого пассажа можно было побыть подозреваемой.
Luide: Хелга пишет: эта история может быть как-то связана с другими событиями. Они все между собой связаны... Но не всегда напрямую. Axel Этот пассаж написался как-то сам по себе и неожиданно для меня. Видимо, героиню допекли.
lerra: Кажется мне, что намечается романтическая линия :)
ДюймОлечка: Luide Сольвейг уже очень хочется стукнуть, как и отца мужа... у меня бы не хватило никаких сил, терпения и, боюсь, мудрости стерпеть такое отношение... lerra Мне тоже так показалось
Luide: Небольшой кусочек :) Чем пахнет дом? Вкусными ароматами копченых ребрышек? Корицей и ванилью? Свежим кофе? А может быть, чуть-чуть землистым и сырым ветивером? Запахи, как уютный плед в кресле у камина. Стоит почувствовать знакомый аромат, и перед глазами встают милые сердцу воспоминания... Но сегодня мой дом «благоухал» совсем иначе: гарью, мокрым пеплом и сбежавшим супом. Из открытого кухонного окна вырывались клубы дыма, входная дверь была распахнута настежь, а на пороге, кашляя, стояла Уннер. - Что случилось? – встревожено спросила я, выходя из «Уртехюс». - Сигурд с Сольвейг поругались! – с трудом объяснила Уннер, продолжая кашлять. – Подождите минутку, я открыла окна. Сейчас выветрится. Оставалось только махнуть рукой. Подобные стычки случались нередко, как минимум пару раз в месяц. Безалаберный Сигурд, который искренне считал, что его маникюр куда важнее порядка в доме, и Сольвейг, недовольная решительно всем, а особенно качеством уборки, представляли собой ту еще парочку. Самое интересное, что мой драгоценный свекор неведомым образом умудрялся держать их в руках и, фигурально выражаясь, вовремя гасить пожар. Но все же господин Бранд не был затворником, а потому изредка выбирался из дому на партию в бридж или бильярд. Пользуясь его отлучками, неугомонные слуги непременно устраивали какое-нибудь безобразие, что давало свекру право с видимым наслаждением ворчать, что без его присмотра все шло наперекосяк. Разумеется, заодно доставалось и мне за неумение вести хозяйство... Оставалось дождаться, пока густой дым развеется и войти в дом. Прямо посреди прихожей, уперев руки в бока, стояла Сольвейг, являя собой эдакого рыцаря с копьем в руке и поверженным противником у ног. Правда, вместо копья в руках у нее была скалка, роль доспеха играл накрахмаленный передник, а противником был всего лишь Сигурд с кастрюлей на голове. Мне стоило немалых усилий не рассмеяться. Лощеный красавчик Сигурд лишь по какому-то недосмотру норн, богинь судьбы, оказался в прислуге. Сам он считал себя достойным по меньшей мере, роскошного особняка и огромного состояния (раз уж в Хельхейме давно упразднены дворянские звания), но неумолимая судьба в лице пропойцы-отца и гулящей матери заставила бедняжку марать белые руки и склонять гордую голову перед хозяевами... Понятно, что Сигурд едва ли был исполнительным и верным слугой, но господин Бранд ценил его за исключительную пронырливость и умение втираться в доверие. - Сигурд, вы возомнили себя своим тезкой и решили вызвать дракона на бой? – поинтересовалась я при виде этой героической сцены. По правде говоря, в данном молодом человеке героическим было разве что прославленное имя – «Победа». - И какое сокровище подвигло вас на этот беспримерный подвиг? Да, на язык просятся исключительно высокопарные фразы старинных преданий! Сольвейг смерила меня уничижительным взглядом и пробурчала, нехотя опуская скалку: - Этот нахал повадился таскать тесто с кухни! Как ребенок! - Вижу, он сполна добился своей цели... Из-под импровизированного головного убора Сигурда – медной кастрюли - стекали струйки опары, украшая тонкое лицо роскошными бакенбардами. Виновных стоило бы отчитать за очередную свару, но они были столь комичны, что губы невольно разъезжались в улыбке. За моей спиной хлопнула дверь... Мгновение молчания, а потом смущенный вопрос: - Извините, госпожа Мирра, я не вовремя? Обернувшись, я узрела Петтера, ординарца моего мужа, во всем блеске его нового обмундирования: фуражка, съезжающая на уши; шинель на три размера больше; великанские рукавицы... Долго сдерживаемый смех наконец прорвался бурным потоком. Я хохотала под негодующими взглядами слуг и никак не могла остановиться. Отсмеявшись, взглянула на мальчишку, который стоял, опустив глаза и пламенея ушами. - Извините, Петтер. Вижу, каптенармус вас за что-то невзлюбил. Не волнуйтесь, он сегодня же выдаст вам нормальную форму, так как Ингольв не допустит, чтобы его ординарец выглядел... ненадлежаще. На язык просилось «как пугало», но я, щадя чувства юноши, выбрала обтекаемую формулировку. - Благодарю! – отчеканил он неожиданно резко, вздергивая подбородок. На его лице отчетливо читалась смесь стыда и гнева, а колкий запах лимонной травы перебивал даже вонь гари. – Господин полковник приказал сообщить, что будет сегодня к обеду с тремя друзьями... Замечательно! В доме разгром, слуги похожи на драчливых котов, а кушанья пали жертвой ссоры... Только гостей не хватало! Думаю, мой взгляд был достаточно красноречив, поскольку Сигурд тут же опрометью бросился наводить порядок, а Сольвейг, ворча, убралась на кухню. - Спасибо за предупреждение! – улыбнулась я Петтеру, но тот лишь по-военному четко поклонился и отбыл, не ответив ни слова. Видимо, все же обиделся. Впрочем, на обиженных воду возят, как любит говорить инспектор Сольбранд. Так что я пожала плечами и первым делом написала записку каптенармусу, в которой мягко попеняла на неуместную шутку и намекнула, что полковник будет очень недоволен... За обедом, за неимением роскошных яств, пришлось украшать стол мне самой. Эффектный туалет, ласковая улыбка и бездна внимания к каждому из гостей – и безыскусность угощения осталась почти незамеченной. Правда, Ингольв все больше хмурился, но управляться с его гневом мне не впервой...
Хелга: Luide Чудесная картинка!
Luide: Хелга спасибо
Axel: Luide Спасибо! Слуги совсем от рук отбились.
bobby: Luide Я немного подотстала с чтением, но теперь догнала... Очень нравится и повествование, и героиня. Надо иметь особый склад характера, чтобы уживаться с такими домочадцами (и слугами в их числе). Интересно, что же дальше...
Luide: bobby спасибо Мирра она и есть мирра Склад характера полностью соответствует Постараюсь завтра-послезавтра продолжить.
Luide: Поехали дальше Разумеется, стоило последнему гостю выйти из нашего дома, как муж тут же принялся меня отчитывать. Слуги уже убрали посуду и оставили нас наедине. - Ты заставляешь меня краснеть! Мало того, что обед ужасный, так еще и ведешь себя как... Ты заигрываешь с моими друзьями у меня на глазах! – резко говорил он, яростно рубая воздух ладонью. Настоящий полковник: подтянутый, в ладно сидящей форме, волевой подбородок выдвинут вперед, властный взгляд голубых глаз. Винно-красные с золотым тиснением стены гостиной, плюшевые диваны угрожающего темно-красного оттенка, золоченые рамы зеркал создавали для Ингольва превосходное обрамление. А вот я, должно быть, смотрелась здесь чужеродно, как дешевый кусочек янтаря в драгоценном рубиновом ожерелье. - Мы с тобой это уже обсуждали, - возразила я, пытаясь сохранять спокойствие. Глоток вина – сладкого, густого, благоухающего спелыми вишнями и ежевикой – пришелся кстати, смыв кислый привкус незаслуженной обиды. – Раз я не имею в доме никакой власти, глупо обвинять меня в том, как ведется хозяйство! - Глупо? – переспросил Ингольв, все больше распаляясь, багровея на глазах. Шагнул ближе, произнес напористо: – Стоит отцу уйти, и ты тут же умудряешься все испортить! От него исходила лимонная свежесть с легкой горчинкой горького апельсина – уверенность. - Мне переехать в «Уртехюс»? – поинтересовалась я, с деланным интересом разглядывая за спиной мужа завитки кованого подсвечника в виде вьюнка. Как-то разом забылись намерение не противоречить мужу и не злить его без нужды. – Чтобы никому здесь не мешать... - Прекрати изображать жертву! – заорал он, тут же выходя из себя в ярости замахиваясь на меня. – Ты сама не смогла заниматься хозяйством из-за своей дурацкой аромагии! И отец не заставлял тебя строить глазки! Ты... Последовало несколько грубых ругательств. Отчего-то Ингольв сегодня пребывал в крайне дурном настроении, а мое «легкомыслие» довело его до бешенства. Выпрямиться, прямо взглянуть в глаза. - Рискни только, - произнесла я тихо. Может быть, не стоило бросать ему вызов, но больше так нельзя. Если он меня ударит... Ударив раз, муж будет делать это снова и снова. Так всегда бывает. Слишком часто я делала мази от синяков забитым женам... Глаза Ингольва налились кровью, он сжал кулаки и теперь походил на медведя, которого допекли неурочными побудками. Абсурдность этой сцены бросалась в глаза. Как будто мы на театральных подмостках, где ставят новую драму. «Он не посмеет. Не посмеет!» - заполошно билось в голове. Муж вправе делать с женой все, что ему вздумается. Закон не оправдывает разве что убийство, но и за него наказание будет мягким – скорее всего, штраф. Были прецеденты. Но я не стерплю побои, Одином клянусь! Кажется, я начинала понимать мужеубийц, доведенных до отчаяния побоями и придирками. Вдруг захотелось схватить что-нибудь тяжелое – да хотя бы тот самый подсвечник, которым я недавно любовалась. Наверное, Ингольву не давали отступить ярость и ложная гордость. Так мы и стояли, напружинившись, друг против друга, словно дуэлянты (или, скорее, слон и Моська). Не знаю, до чего мы бы докатились, но, как гром с ясного неба, нас прервал торопливый стук в дверь. Почти осязаемое напряжение, пахнущее колючей кожурой каштанов, разлетелось вдребезги. Муж отвернулся, сжав челюсти, а я на мгновение прикрыла глаза, сдерживая предательские слезы. - Господин, там ваш ординарец пришел, - пролепетала Уннер с порога, глядя на меня перепуганными глазами. Видимо, она слышала крики. – Говорит, что-то срочное... - Хорошо, иди. Я скоро буду! – отрезал Ингольв, остывая. Он отошел в сторону, делая вид, что рассматривает стоящие на камине безделушки: хрупкие, изящные, беззащитные. Как я... С трудом перевести дух, спрятать дрожащие руки в складках платья. Исходящий от Ингольва запах острой ярости сменилась холодной горечью полыни – разочарованием. Он спросил устало: - Неужели тебе так тяжело быть хорошей женой? У всех жены сидят дома, шьют и принимают гостей, наряжаются к приходу мужа... А у тебя на уме только твоя аромагия! Я почувствовала, как наваливается усталость. Без сил опустилась на диван, точно во сне, коснулась бархатистой густо-красной обивки. Сколько уже копий сломано, а все без толку... Отчего люди так любят переделывать тех, кого, по собственным же уверениям, искренне любят? Норовят перекроить любимого, изменить до неузнаваемости, исказить? Чтобы любить было удобнее? Разве я останусь собой - без привычки вставать чуть свет, без своих трав и ароматов, без обожаемых ярких нарядов? Нет, это будет кто-то другой. Удобный. Но не любимый, вот что смешно! Женщины, меняющиеся сообразно пожеланиям мужчины, рискуют остаться в одиночестве, горько сетуя и недоумевая, отчего так случилось? Потому что в любви, в дружбе, даже в горе нужно оставаться собой. Даже если другие кажутся лучше, ярче, красивее. - Давай не будем это обсуждать, - произнесла тихо. – Ты ведь знаешь, я не откажусь от аромагии. После Фиалки... Он отвел взгляд, испытывая странную смесь досады и вины. Прохладная соль эвкалипта, смолистые слезы елей и мшистое болото под сапогом... - Как знаешь! – бросил и вышел, громко хлопнув дверью. Прикрыть глаза ладонями и глотать соленые капельки, катящиеся по щекам. Боги, я никогда ему этого не прощу!..
Axel: Luide Какая-то грустная глава получилась.
Luide: Axel ничего, дальше будет веселее
Luide: Знакомьтесь, новые персонажи. Когда дверь снова открылась и в комнату робко заглянула Уннер, я уже почти успокоилась. Причитая что-то сочувственное, она стала приводить меня в порядок. Между прочим Уннер рассказала, что Петтер сообщил о скором прибытии «Бруни» - корабля, который мы с Ингольвом должны встречать в порту. Так что мне было велено одеться и сопровождать мужа. Не лучшее известие после недавней сцены, право слово! Но ничего не поделаешь. Кажется, при имени Петтера горничная слегка зарделась, но расспрашивать ее о сердечных склонностях было не место и не время. Вслушиваясь в нарочито беззаботное щебетание Уннер, я потихоньку успокаивалась. Она напоминала стрекозу, предпочитающую вообще не думать о тревогах и заботах. Впрочем, мне не к лицу роль прожженного циника-муравья! Теперь я даже не могла толком понять, отчего так взъярилась. Ингольв регулярно устраивал сцены ревности, что обычно вызывало у меня лишь грустную усмешку и заставляло вспомнить пословицу, гласящую, что «на воре и шапка горит». Но до этого дня он не пытался поднять на меня руку! Впрочем, что я могла предпринять? Ровно ничего. Так что улыбайся, Мирра!.. Когда я спустилась вниз, Ингольв отвел глаза – то ли от неловкости, то ли от нежелания видеть строптивую жену. Рядом с ним стоял Петтер, чей внимательный взгляд вызывал невольное смущение. Впрочем, за фасадом вежливости можно скрыть даже облупленные стены нашего брака. Муж подал руку, я слегка ему улыбнулась и благосклонно кивнула. Воплощенное семейное благополучие!.. По дороге мы с Ингольвом не разговаривали, держась отчужденно и безразлично, словно чужаки. Даже выйти из автомобиля мне помог Петтер, а не «заботливый» супруг... Свинцово-серое небо, такие же серые морские волны, яростно плещущие на берег, где собралась довольно внушительная толпа. Для жителей Хельхейма суровые погодные условия не в новинку, так что даже срывающийся временами снег не разогнал гуляк. Шум, какофония запахов, мелькание лиц... Несмотря на беспощадный ветер, в порту стоял такой ядреный дух, что его, казалось, можно было резать ножом. Смола и камни, морская вода и водоросли, дерево и железо, взволнованные люди и склады с разнообразным добром – все вносило свою лепту в многогранный горьковато-соленый аромат. Я тайком улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза, смакуя запах, словно выдержанное вино. Разве можно не любить море? Даже такое суровое, седое и недовольное? Когда-то мы с братьями прямо с обрыва сигали в теплые волны, наполненные светом и кипящие жизнью. Теперь же ворчливое северное море плескалось у ног, обдавая ледяными брызгами нерасторопных людей на причале... Стоящий рядом Ингольв нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Моя рука в тонкой перчатке возлежала на его локте, знаменуя в глазах знакомых супружеское согласие. Боги, как я устала притворяться! Играть в счастливую пару на людях, наедине тяготясь каждой проведенной вместе минутой. Мы – превосходный пример того, сколь пагубно поддаться чувствам к совершенно неизвестному человеку. Впрочем, мы не хуже и не лучше многих других... Толпа радостно зашумела, приветствуя показавшийся корабль, последний в этом году. Теперь никто до самой весны не осмелится войти в северные воды, опасаясь бурь и столкновения с айсбергами. Разве только «Айсбрехер»— «разрушитель льда», гордость хельхеймского кораблестроения. Но этот новейший ледокол никогда не входил в относительно теплые воды возле острова Нордрихейма, стихия «Айсбрехера» - до костей промерзшее море далеко на севере. Так что на ближайшие полгода сообщение с материком будет прервано, и теперь любопытствующие встречали последний в этом году корабль в гавани Ингойи. К тому же невесть как распространились слухи, что на «Бруни» (что дословно значит «Крепкий») приедут новые поселенцы, притом те, кому подобает занять важное место в городской элите. Проще говоря, ожидали нового доктора и еще некую таинственную особу, при упоминании которой Ингольва явственно передергивало. Брр, как зябко! Ледяной ветер развевал юбку, словно парус, зло кусал щеки, вздыбливал поверхность воды... Отчаянно хотелось, чтобы Ингольв, как в былые времена, заботливо набросил мне на плечи свою шинель, но он не обращал на меня ни малейшего внимания. По правде говоря, лучше было остаться дома, если бы не два обстоятельства. Во-первых, муж всегда настаивал, чтобы мы, так сказать, выступали единым фронтом на подобных мероприятиях. А во-вторых, на «Бруни» прибывал груз лично для меня. - Госпожа, - вдруг тихо окликнул меня Петтер, стоящий по правую руку от Ингольва, отвлекая от созерцания взволнованной толпы. Люди мелькали, как в калейдоскопе – взволнованные, радостные, полные воодушевления. Поодаль готовился оркестр, и дирижер что-то яростно втолковывал музыкантам, тыча в них своей палочкой. - Что? – откликнулась я непослушными от мороза губами. - Возьмите! – за спиной Ингольва мальчишка протянул мне фляжку, извлеченную откуда-то из-под шинели. – Горячий чай. Поколебалась, но приняла восхитительно теплую баклажку, несмотря на неодобрительный взгляд мужа. Согрела озябшие пальцы о теплый бочок, хлебнула ароматного и крепкого напитка, сдобренного медом и коньяком. - Спасибо, Петтер! – от души поблагодарила я, возвращая ординарцу его имущество. Он только кивнул, мол, рад услужить. Из-под фуражки топорщился непокорный чуб, над верхней губой пробивались по-юношески редкие усики... Отчего-то его вид вызывал улыбку – не насмешливую, а добрую. Надо сказать, мальчишка за короткое время стал незаменимым. Он выполнял тысячу мелких поручений Ингольва, умудряясь мягко подстелить, где нужно, а где необходимо - настоять на своем вопреки всему. И выказывал отеческую заботливость по отношению к командиру. Первое время меня это смешило: нескладный высокий мальчишка странно смотрелся в роли няньки при статном полковнике Ингольве. Но потом все привыкли к ординарцу, который без лишних слов делал все возможное и невозможное. Корабль плавно подошел к причалу, дал предупредительный гудок, как будто празднуя победу над своевольным морем. Забавляясь, море плескало в ответ, перешептываясь тысячей голосов. В вышине насмешливо перекрикивались чайки, им вторили мальчишки, полные восторга и беззаботного задора. Несколько минут, и на просоленные доски спрыгнул первый моряк. Толпа заволновалась, вытягивая шеи и всматриваясь в стоящих на палубе. Насколько можно было разглядеть, возле капитана стояли трое. Хотя, строго говоря, скорее двое и один, поскольку последний явственно держался поодаль от остальных. Они принялись спускаться вниз по сходням (одной из новоприбывших оказалась дама). Ингольв с явным облегчением устремился навстречу капитану «Бруни», своему давнишнему другу. Сам капитан Аудун («богатая волна», подходящее имя для моряка!), сияя улыбкой, раскрыл объятия Ингольву, одновременно улыбаясь мне. Опровергая обычные представления об опытных морских волках, он сиял свежевыбритым лицом и благоухал дорогим одеколоном, да и в целом казался истинным франтом – насколько это возможно в суровых условиях корабля. Сгибаясь от тяжести подноса, двое дюжих солдат вынесли вперед традиционное угощение. В толпе загомонили, явственно сглатывая набежавшие слюнки, и даже мне захотелось попробовать кусочек. По старинному обычаю моряков встречали не хлебом-солью, а румяным молочным кабанчиком. Ветер, забавляясь, будто плеснул аппетитным запахом, щедро даря всем желающим. Изголодавшиеся по свежему мясу моряки расцвели улыбками, на лицах их читалось такое предвкушение, словно им предлагали отпить мёда в компании Одина и валькирий. Приняв угощение с подобающим восторгом, капитан торжественно передал его первому помощнику, который нежно прижал блюдо с кабанчиком к груди, невзирая на опасность запачкаться. Казалось, моряк даже не замечал солидный вес своего груза, и с трудом сдерживался, чтобы не вцепиться в него зубами, словно оголодавший по зиме волк. Когда закончились теплые приветствия, капитан поспешил отрекомендовать пассажиров. - Госпожа Мирра, Ингольв, позвольте представить вам доктора Георгия Ильина и добрейшую районную сестру Игрид, дочь Альва, - произнес он, изящным жестом указывая на стоящую рядом пару. И пояснил уже им: - Это мой хороший друг и командир гарнизона Ингойи, полковник Ингольв, сын Бранда. И его милая супруга, Мирра, дочь Ярослава, в некотором смысле ваша коллега. - Аромаг, - пояснил он в ответ на вопрошающий взгляд доктора. Доктор был эффектен: прилизанные волосы, покрытые помадой с душно-цветочным ароматом иланг-иланга – по последней моде, несомненно! – и стойкий запах дезинфицирующего раствора, буквально пропитавший всю одежду. - Ах, вот как! – голос доктора Ильина моментально похолодел. Он будто не заметил протянутую ему руку и весьма сдержанно мне поклонился. От него разило скептицизмом – щекочущим нос запахом перца. - Простите, но я не хотел бы сразу отметить, что не считаю... аромагов, - о, с каким отвращением он произнес последнее слово! – своими коллегами. Это вредное шарлатанство, и долг истинного врача его искоренять! На мгновение я застыла от столь откровенного высказывания, противоречащего всем правилам вежливости. Этот... апологет скальпеля и клизмы лучился самодовольством. Розовый, хорошенько откормленный и вымытый до блеска, он напоминал кабанчика, которого только что преподнесли первому помощнику. Словом, доктор Ильин вызывал мгновенное неприятие. - Ну-ну... – неодобрительно покачал головой капитан, но больше ничего не сказал. Ингольв также молчал, и, бросив взгляд на него, я вдруг заметила его злорадство. Как будто молоко, свернувшееся в кастрюльке. Несомненно, мнение моего благоверного об ароматерапии полностью совпадало с мнением доктора. - Что ж, тогда вам будет неприятно бывать в нашем доме, - промолвила я ледяным тоном, отдергивая руку. – Поэтому не смею предлагать вам гостеприимство! - Мирра! – неодобрительно произнес Исмир, сжав мои пальцы. Я бросила на него взгляд, и он счел за лучшее промолчать. Меня довольно трудно всерьез вывести из себя, но доброму доктору это удалось с блеском, особенно после недавней ссоры с мужем. А в таком состоянии со мной связываться не стоило. На самодовольной физиономии доктора не отразилось даже тени смущения. А вот его спутнице явно было не по себе, казалось, только боязнь неудовольствия доктора мешала ей извиниться за его невежливость. Улыбка – сияющая, теплая и сладкая, как майский мед – досталась капитану. - Будьте добры, представьте нам вашего третьего пассажира, - обратилась я к нему, тем самым показывая, что считаю инцидент исчерпанным. И - разумеется! – игнорируя доктора и медицинскую сестру, повернулась к их спутнику. И едва не упала, встретив насмешливый взгляд серо-голубых глаз, в которых искрились льдинки. И аромат – головокружительный, мягкий, вкрадчивый сандал, едва уловимый, но властный. Безбрежное спокойствие – не маска, а истинная безмятежность. Ни единой фальшивой ноты, ни тени сомнения... Капитан поспешил представить пассажира, невежливо повернувшись спиной к обескураженному доктору. - Разрешите отрекомендовать вам господина Исмира, Снежное Безмолвие, дракона Льда. - Очень приятно, - улыбнулась я, протягивая руку. Мне вторил Ингольв, который радушно приветствовал одного из детей льда. Поразительно, как муж лучился гостеприимством, хотя еще полчаса назад бурчал под нос что-то нелестное о гостях! Официально драконы не вмешивались в дела людей и хель, но на самом деле пользовались на последних немалым влиянием. В Хельхейме царило двоевластие, хотя эту систему скорее следовало бы назвать двусторонней автономией. У людей и хель свои поселения, законы, свой язык... Но верховодили в этом двойственном союзе хель, ведь эти холодные земли – их вотчина. Во время Рагнарека ледяные великаны выступили против богов, за что и поплатились впоследствии. Впрочем, для потомков Хель, богини смерти, это не такое уж страшное наказание... Скорее изгнание. Потом в Хельхейм пришли люди, и хель по каким-то своим соображениям не прогнали их взашей. Хроники намекали, что к этому были как-то причастны драконы, но ума не приложу, зачем этим ледяным отшельниках потребовались люди. Неужели скучно стало? Дети стихии, драконы, всегда занимали стороннюю позицию, довольствуясь своеобразной автономией. Я впервые видела одного из них, и, откровенно говоря, он произвел на меня ошеломляющее впечатление. После тысяч людей, прячущих за благовониями запахи боли и страха, болезней и горя, этот безупречный самоцвет аромата, без единого скола или изъяна - душевных или физических болезней – завораживал. Благоухание сандала не бьет в нос, не перебивает другие ароматы, как, к примеру, мята или лимон. Оно вкрадчиво проникает в нос, щекоча легким перышком, дразня и завораживая... Кажется, не стоило столь откровенно выказывать свой восторг – на лице Ингольва читалось явное неодобрение, он сильно сжал мою руку. В мягкой улыбке дракона сквозила насмешка, которая меня моментально отрезвила. Кажется, он вознамерился поцеловать мне запястье. Касание неожиданно горячих губ я ощутила даже сквозь перчатку. - Очень приятно познакомиться, госпожа Мирра, - произнес он негромко, как-то напевно и мягко. Голос, как свежевыпавший снег – такой обманчиво нежный... - Взаимно, – заверила я вежливо, больше не обращая внимания на дракона, предоставив ему разговаривать с Ингольвом, и обратилась к капитану. - Надеюсь, мой груз в целости и сохранности? - Само собой, - подтвердил он веско. – Не беспокойтесь, сегодня же все доставим! - Не забудьте защитить от холода, - напомнила я без особой нужды. Капитан нахмурился, видимо, обиженным таким недоверием, пришлось тут же извиниться и заверять в моем всецелом доверии. Аромагия – дело государственное, всячески поощряемое дальновидными хель. Травы и прочие заказанные ингредиенты привозили с континента, как дипломатическую почту. Мою оранжерею регулярно снабжали нужными семенами. К тому же ко мне приписали Палла, садовника, которому платят из государственного кармана. Не скрою, весьма приятно такое признание, в особенности после скептического отношения Ингольва, а теперь еще и доктора Ильина. Подробнейшим образом обсудив с капитаном детали, я наконец могла уходить. Надеюсь, Петтер угостит меня еще глоточком чаю? В зачарованной фляжке он должен был остаться горячим... Уже предвкушая крепкий вкус настоя, я осторожно отступила в сторону от Ингольва и негромко обратилась к его ординарцу: - А можно мне еще немного чая? Он великолепен! – мягкая улыбка, просительный взгляд. Но он не улыбнулся мне в ответ, молча протянул фляжку. Его лицо было престранным, как будто у Петтера ныли зубы. - Вам плохо? – поинтересовалась я. – Я могу вам чем-то помочь? У меня с собою есть масло гвоздики, оно прекрасно унимает зубную боль... - Спасибо, не нужно! – неожиданно резко отказался он. Невольно отшатнувшись, я чуть было не предложила излишне нервному юноше валериановых капель, лишь теперь ощутив исходящий от него острый горчичный запах злости с уксусными нотками разочарования. Странно, что это с ним? Ах, как же жаль, что нельзя читать мысли! Я отчетливо ощущала его злость, но попробуй, разберись, из-за чего! Впрочем, лучше оставить мальчишку в покое. Несколько глотков чая, почему-то теперь почти безвкусного... Определенно, сегодня не мой день!
bobby: Luide Спасибо за продолжение. Как-то пока не очень все понятно, но, наверное, в дальнейшем прояснится. Странная реакция Петтера удивила...
Luide: bobby Пока это только завязка :) Наконец в тексте появились недостающие ключевые герои, теперь можно развлекаться Axel ну неравнодушна я к драконам! Насчет притягательности - посмотрим Мирра уж точно поумнее Софии. По крайней мере, жизненного опыта у нее побольше ;)
Энн: Получила колоссальное удовольствие. Просто непередаваемо! Не могла оторваться. Мирра получилась очень колоритная - со своим чудесным даром (я имею в виду обоняние), любовью к кексам и утренним кофепитием (и конечно же своей тягой что-нибудь порасследовать ))) За героиню ставлю 10 из 10 Спасибо за приятное времяпрепровождение
Luide: Энн Большое спасибо за такой теплый отзыв! Очень приятно и сразу появилось желание творить дальше
Энн: Исмир - мужчина опасный (мне думается). Ингольву нужно смотреть в оба. Ну а реакция Петтера более чем понятна - влюбился юноша в свою госпожу, а теперь еще и ревнует к загадочному гостю. Бедняга. Хм... А медицинская сестра на таковую как-то не походит. Актриса, певица... но не медсестра (ИМХО) Спасибо за дивные кусочки пирога романа/детектива/фэнтези. Ооочень вкусно Непонятки Luide пишет: - Мирра! – неодобрительно произнес Исмир, сжав мои пальцы. Я бросила на него взгляд, и он счел за лучшее промолчать. Может Ингольв? Или в таком случае что за Исмир? Дракона ведь еще не представили
Luide: Энн пишет: Исмир - мужчина опасный (мне думается). Дракон, и этим все сказано... А медицинская сестра на таковую как-то не походит. Это специально. Спасибо за дивные кусочки пирога романа/детектива/фэнтези. Угощайтесь, я еще приготовлю! P.S. ой, спасибо большое! Я зазевалась и перепутала Исмира с Ингольвом.
ДюймОлечка: Luide Проглотила разом последние три кусочка - непередаваемые ощущения, смеешься, гневашься, волнуешься... Дракон обрадовал, я теперь, наверное, тоже к ним не равнодушна А ты (можно на ты? ) говорила: кого с кем романтическая линия? Ну вот же Петер влюблен, а бедная Мирра не понимает из-за чего он так злиться - из-за реакции на Исмира, конечно
Luide: ДюймОлечка спасибо! Лучшая похвала для автора - знать, что история кого-то задевает за живое. Конечно, можно на ты, буду рада. ДюймОлечка пишет: Ну вот же Петер влюблен, а бедная Мирра не понимает из-за чего он так злиться - из-за реакции на Исмира, конечно А может он просто обиделся за командира, или просто почему-то не любит драконов, или в самом деле зубы болят... *ушла в глухую несознанку*
ДюймОлечка: Luide пишет: Я зазевалась и перепутала Исмира с Ингольвом Ага! Руки сами тянутся к Исмиру, уже даже неосознанно Luide пишет: может он просто обиделся за командира "Шо-то, как-то" не верю что он за командира обидеться может, скорее за его жену Luide пишет: просто почему-то не любит драконов Ну теперь то уж точно не любит
Luide: ДюймОлечка пишет: Ага! Руки сами тянутся к Исмиру, уже даже неосознанно Просто имена похожие! ДюймОлечка пишет: Ну теперь то уж точно не любит Он просто не умеет их готовить!
Luide: Так, мы с Миррой хулиганим... По счастью, вскоре Ингольв счел свой долг выполненным, и мы чинно удалились к поджидающему автомобилю. Но не успел он тронуться с места, как на причале раздались пронзительные свистки, и констебли зычно требовали разойтись и не мешать. Мы дружно обернулись, как раз вовремя, чтобы увидеть, как под общий слитный вздох взмывает ввысь величественный дракон, ныряет в холодные объятия моря, скользит по поверхности белым айсбергом... Из зачарованного состояния меня вывело резкое: - Позер! - Что? – спросила я, оборачиваясь. - Позер! – охотно повторил Петтер. – Цирк устроил, не мог тихонько превратиться за городом. Терпеть не могу драконов! Сказано очень прочувствованно... - Правильно, мальчик мой! – одобрительно хлопнул его по плечу Ингольв. – Воображают о себе невесть что, а толка от них никакого! - Но ведь драконы смягчили климат Нордрихейма и юга Хельхейма, чтобы здесь могли жить люди, - возразила я, вспоминая соответствующую статью в энциклопедии. - Болтовня! – отмахнулся Ингольв. - И вообще, технический прогресс позволяет людям не зависеть от прихоти стихии! – запальчиво влез мальчишка. Я пожала плечами, не видя смысла спорить. А там, над волнами, парил дракон, упиваясь свободой... Ингольв всю дорогу вслух костерил драконов и хель, а я молчала, глядя в окно и коря себя за то, что не промолчала... Дома уже воцарился полный порядок, тишина и благолепие. С кухни плыли вкусные запахи, в гостиной уютно пылал камин. Свекор командовал слугами, которые носились сломя голову, торопясь выполнить ценные указания.... Следовало сбежать от недовольного Ингольва и господина Бранда, излучающего злорадство. Такое впечатление, что последний специально подговорил слуг безобразничать! По крайней мере, плоды этого самого безобразия он буквально смаковал, как кусочек редкостного лакомства. Любопытно, как бы сложились мои отношения с мужем, не будь у него столь «доброжелательных» родичей? Раньше кроме свекра свой нос в наши дела совала еще и престарелая тетушка господина Бранда, никогда не бывавшая замужем, но лучше всех осведомленная о том, как следует обращаться с супругом (произносить с почтительным придыханием!), воспитывать детей, вести хозяйство... Словом, эта почтенная старая дева обожала разглагольствовать о тех вещах, в которых решительно ничего не понимала. Впрочем, о мертвых или хорошо, или ничего. Так что лучше вспоминать ее с благодарностью за детские вещички, связанные ею для моих малышей. Главное не вспоминать о «практичных и немарких» серо-бурых одежках оттенка «детской неожиданности», как деликатно называла подобное бабушка. Думать с благодарностью о господине Бранде получалось хуже. Чего стоит только давнишний разговор этого уважаемого господина с почтительным сыном, которого он убеждал, что надо бы оставить меня – разумеется, назначив приличное содержание. Один из моих братьев, адвокат, называл подобные отношения между супругами – «режим раздельного проживания». По правде говоря, теперь я бы вполне согласилась на подобную завуалированную форму развода, однако тогда, еще до рождения Валериана, тот разговор изрядно меня потряс. Думать, что любимый муж может попросту отставить меня, словно надоевшую фаворитку, было дико и больно. А ведь сделать ему это было совсем несложно, достаточно «усомниться» в своем отцовстве, благо первенец появился на срок раньше, чем истекли положенные девять месяцев после свадьбы... Тогда Ингольв сдержанно отказался, отчего на душе у меня изрядно потеплело, но сейчас, надо думать, он пожалел о своем поспешном отказе. И не столь важно, что в глазах знакомых такая отставка означала некое тайное преступление, по меньшей мере, супружескую измену. Теперь же Ингольв, уже полковник, вынужден куда строже считаться с правилами приличий... В «Уртехюс» меня ждали трое посетителей, смиренно созерцающие записку, которая извещала, что аромаг будет принимать позже. В комнате витал густой запах кошек. От неожиданности я замерла на пороге, подозрительно изучая гостей. Насколько мне известно, кошек и собак в Ингойе не водилось. Единственное исключение – любимица одной почтенной старой дамы, но та на меня разобиделась и уж точно не удостоит посещением. Итак, в прихожей сидело трое: холеная дама в возрасте «какие еще внуки?!» - госпожа Инга, некий господин в чрезмерно шикарном наряде и с кислым выражением лица, и наконец лысеющий мужчина лет сорока с безвольным подбородком. Они были похожи на неумело составленный натюрморт: надменно топорщила колючки роза, рядом красовался апельсин в золоченой фольге, а чуть в стороне – вареное яйцо на подставке... «Аромаждун», - пробормотала я, улыбаясь посетителям. Так называл приемную Валериан. - Что?! – переспросила госпожа Инга, приподнимая выщипанные брови. - Простите, - ну что у меня за манера комментировать происходящее вслух! Пришлось выкручиваться: – Подумалось, что новый омолаживающий крем надо назвать «Яблоки Идунн», как эликсир молодости. - Ах, новый омолаживающий крем... – протянула она мечтательно, расцветая улыбкой, как юная девушка при виде любимого. Вот уж кто решительно не понимал высказывания о том, что стареть надо красиво! Никакие притирания, к сожалению, не вернут девичьей персиковой кожи и наивности глаз... Легенда гласит, что боги обретают молодость, съедая волшебные плоды богини Идунн. Чего только не сделали бы люди, чтобы добыть чудесные фрукты! Но увы, наша доля – знаться со старостью, сгибающей стройные тополя в карликовые березки. Хотя кое-что в моих силах... Оправившись от атаки концентрированного «кошачьего» смрада, в мощном напоре которого терялись все остальные запахи, я наконец разобралась, в чем дело. Оказывается, лысеющий мужчина чуть ли не облился эфирным маслом кедра. Разбавленное масло дарит благоухание хвойного леса, где, кажется, ты проваливаешься в солнечное сияние небес... Но концентрированное вещество пахнет совсем иначе, и многим, как и мне, в нем чудится кошачья вонь. На мгновение я замешкалась, выбирая, кого из посетителей пригласить первым. Но выбор за меня сделала госпожа Инга. - Надеюсь, джентльмены не возражают уступить очередь даме? – поинтересовалась она скорее утвердительно. Означенные джентльмены ответили мученическими взглядами, но вразнобой закивали. О, это гордое звание требовало жертв... Госпожа Инга, покачивая перьями на шляпке, прошествовала за мной. - А что будет в составе крема? – жарким шепотом, со взволнованным придыханием, спросила она, едва за нами закрылась дверь. В этот момент почтенная дама походила на школьницу в ожидании предложения руки и сердца от сказочного принца. Меня вдруг обуяло неуместное веселье, заставившее брякнуть: - Дракон! - Что, простите? – будто споткнувшись, уточнила она, округлив глаза, отчего на лбу собралась гармошка морщинок. Даже не обратив внимания на эту оплошность (хотя обычно тщательно следила за мимикой), она смотрела на меня с настороженностью и нарождающимся восторгом. - Дракон! – серьезно подтвердила я, усаживаясь и жестом предлагая ей сделать то же самое. – Видите ли, новейшие исследования доказали, что холод прекрасно сохраняет молодость. К примеру, как холодильный шкаф позволяет долго хранить продукты... Сделать многозначительную паузу, предоставив догадываться об остальном. На мой вопросительный взгляд клиентка зачарованно кивнула, излучая запах мандарина – восторженное ожидание чуда – дескать, полностью принимая подобное обоснование. Продолжая хулиганить, я призналась негромко: - Я ведь тоже не молодею, вот и задумалась... Что, если взять, к примеру, чешуйку из хвоста ледяного дракона и сделать из нее экстракт? Губы госпожи Инги сложились в немое «О». Представляю, как я подбираюсь (лучше ползком) к ошарашенному Исмиру и выколупываю у него несколько чешуек... Надо думать, дракон заморозил бы меня совершенно бесплатно, просто от неожиданности. Как-то некстати вспомнилось, как дедушка придумывал сказки нам с братьями, еще совсем крошкам. Колеблется свет свечи, пахнет медом и воском, немножко гарью и молоком, а голос дедушки полон торжественности... В сказках фигурировали злобные ледяные драконы, холодящие дыханием весь мир. Дети стихии выступали в роли этаких чудовищ, вроде сказочных вампиров. Но потом приходила бабушка, и в пару к дракону непременно находилась принцесса, сумевшая растопить сердце ледяного чудовища... Если рассказ заканчивала бабушка, то концовка, к моему тайному восторгу, обещала этот странной паре вечную любовь и счастье. Если подвести точку выпадало дедушке, то к повествованию непременно приплетался какой-нибудь странствующий эриль, маг слова, или хотя бы рыцарь в сверкающих доспехах. Разумеется, герой повергал ниц несчастную рептилию и увозил красавицу. Сцены сражений приводили в восхищение моих братьев, но заставляли меня дуться и про себя вносить в сюжет собственные коррективы. По правде говоря, теперь на месте принцессы я сбежала бы подальше и от дракона, и от самозваных спасителей... Впрочем, хватит думать о сказках, клиентка уже посматривала с нетерпением. - Не боюсь, раздобыть чешуйки не удастся... – «с сожалением» призналась я. Представилась охота на драконов ради прочных когтей, шкуры для экстрактов, шкурок на сумочки и туфельки... Брр, прямо мурашки по коже! Боюсь, люди способны и на такое... К тому же одно дело – небольшая шутка, а обманывать клиентов, само собой, недопустимо! Поэтому я поспешила сдать позиции, размышляя вслух о том, что «волшебное» средство может иметь побочные эффекты, к примеру, ускоренное старение после завершения срока действия крема. Госпожа Инга содрогнулась – угроза здоровью нисколько не удержала бы ее от применения снадобья, а вот то, что могла пострадать красота, ее сразу же отрезвило. В утешение я намекнула на некие редкостные ингредиенты для вожделенного зелья... В эффективность экзотических компонентов почему-то верится легче, чем в банальные экстракты ромашки и огурца. Чем труднодоступнее вещество, тем оно действеннее – простое, но заведомо ошибочное логическое построение. Сейчас госпожа Инга согласилась довольствоваться кремом с розой и ладаном, и само собой, ценными ингредиентами прямиком из Муспедбхейма: экстрактом лотоса и маслом маракуйи. А тамошние аромаги, видимо, привлекают клиентов «диковинными» порошками черники и яблок «прямиком из Хельхейма!» Заказав заодно жасминовое масло для ванны, мыло на соке дыни, медовую маску и еще десяток наименований из моего ассортимента, клиентка наконец удалилась. Воспользовавшись небольшой паузой, я поспешила сварить себе кофе. Подумав, щедро плеснула в крепкий напиток коньяка.
lerra: Замечательно! А Мирра в книге тоже рыжеволосая, как на картинке? Я этот момент пропустила.
Luide: lerra спасибо Конечно, там в начале упоминался цвет волос.
Luide: Вместо госпожи Инги на пороге «нарисовался» господин, благоухающий кедровым маслом. Как и многие другие, он был озабочен безвозвратным поредением своей некогда шикарной шевелюры, и для борьбы с этой бедой опробовал рецепт, почерпнутый в каком-то журнале. Однако после «чудодейственного» средства легковерному господину стало так худо, что он два дня отлеживался дома, а потом решил больше не заниматься самолечением и отправился прямиком ко мне. - А вы захватили с собой тот рецепт? – осведомилась я, прихлебывая кофе. По правде говоря, употреблять на ночь глядя бодрящие напитки – не самая хорошая мысль, но меня начала терзать упорная головная боль, с которой я надеялась справиться таким нехитрым способом. Видимо, сказывались все треволнения сегодняшнего дня вкупе с вонью, исходящей от клиента. - Да! – он согласно кивнул и осторожно извлек из кармана заботливо вырезанную статью, которую тут же передал мне. Клиент молча сидел, прихлебывая чай, пока я изучала этот «шедевр». Откровенно говоря, от статейки (судя по глянцевой бумаге, помещенной в неком пафосном издании), у меня просто волосы встали дыбом. Материал был подписан веско и просто пугающе скромно – «господин Аромаг» («Аромаг» с заглавной!). Нисколько не сомневаясь, означенный знаток отмерял эфирные масла на одно применение ложками, а не каплями, оперировал понятиями вроде «концентрированное масло моркови», не уточняя, речь шла об эфирном масла, растительном или вовсе настоянном, определенно не имел представления о синергии и комплиментарности. Ну и прочие откровенные глупости... Удивляюсь, как люди берутся поучать других в областях, в которых сами мало что понимают! Неужели так сложно проштудировать хоть одну толковую книгу, изучить азы аромагии, прежде чем давать сомнительные советы? Ведь тот, кто отважится на практике применить эти безграмотные рецепты, рискует здоровьем. Передозировка эфиров не менее опасна, чем передозировка любых иных лекарств! Неучи, рассуждающие, что чем больше масла взять, тем лучше эффект, заслуживают самого строгого наказания! Но поди докажи, кто именно написал всю эту чушь, а журнал не несет ответственности за материалы со скромной пометкой «на правах рекламы». Да это антиреклама! - Удивительно, что вы не облысели от этого полностью! – с чувством произнесла я, возвращая клиенту статейку. Тот схватился за остатки волос, глядя на злосчастную бумагу, как на ядовитую змею. В общем, пришлось провести небольшой ликбез, затем вручить несколько пузырьков. - В маску одну каплю масла бея! – напутствовала я клиента, и он, прижимая к груди бутылочки, мамой клялся, что ничего не перепутает и уж точно не переборщит. Хорошо бы, конечно, еще попробовать эфирные масла кедра, можжевельника и лаванды в сочетании, но боюсь, в ближайшем будущем этот клиент не рискнет провести подобный опыт... - Будьте добры, передайте посетителю, чтобы он зашел через несколько минут, - попросила я напоследок. Лысеющий господин охотно согласился, чуть ли не вприпрыжку выскочил из кабинета. Уф, голова болела все сильнее. Поставить чайник на огонь, теперь капельку мятного масла на виски, глубоко дышать и думать о чем-нибудь приятном... Лето, взморье. Запах разогретой солнцем степи вперемешку с горьковато-солеными брызгами морской воды. В тени абрикосов – увитая виноградом веранда, где собралась вся семья. Охлаждающий мятный чай в расписных чашках и каждому по большущему куску шоколадного торта в шоколадной же глазури... Когда дверь снова распахнулась, я даже смогла улыбнуться гостю. - Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Присаживайтесь, будете что-нибудь? – радушно предложила я. Откровенно говоря, разряженный толстяк с обрюзгшим лицом мне не понравился – от него отчетливо пахло гнильцой - но может, это просто несварение? - Нет, не нужно, любезная! – отмахнулся он, будто от услужливой горничной. Я лишь усмехнулась, тут же спрятав улыбку в чашке с мятным отваром. Люди, которые грубят окружающим только из-за желания казаться значительнее в собственных глазах, достойны сочувствия. Что, впрочем, нисколько не помешало мне осадить наглеца. - Боюсь, могу уделить вам всего пять минут... – заметила я как бы между прочим, изобразив сожаление. Гость спал с лица. Он явно привык, что перед ним лебезят и покорно терпят все выходки. Наконец он выдавил: - Я... эээ... бизнесмен. Моя стихия – денежные займы... так сказать, в частном порядке... Проще говоря, ростовщик. - У меня есть... эээ... партнер. Он надолго уезжал, а теперь... эээ, вернулся и хочет провести ревизию... – посетитель то и дело облизывал губы и утирал лоб платком. Кстати, платок «выбивался» из образа – большой, клетчатый, из грубой ткани и явно застиранный. После чего принялся рассказывать, какой нехороший - во всех смыслах – этот самый партнер... - И чего вы хотите от меня? – невежливо перебила я длинный перечень пороков. Гость метнул в меня гневный взгляд, но тут же спохватился и натянул улыбочку, похожую на протухший жир. - Эээ... у него мало времени, всего неделя... эээ... если бы он заболел... Он умолк, глядя на меня со значением. Каюсь, на несколько мгновений я онемела. Потом разозлилась, так, что самой потом было стыдно. - Вы хотите, чтобы я отравила вашего партнера?! – спросила, с трудом проталкивая слова сквозь стиснутое яростью горло. - Ну... эээ... зачем же так прямолинейно? – заюлил он, вновь утирая платком лоб. – Всего-навсего небольшая болезнь... эээ... ничего фатального... - Вон отсюда! – негромко велела я, вставая. Голова вновь раскалывалась, над левым глазом то и дело нещадно стреляла боль. - Что ж вы так? – спросил он с удивлением и даже некоторой укоризной. – Мы ведь с вами... эээ... деловые люди... Уверен, вы и раньше... эээ... ну не выкобенивайтесь, мы... эээ... договоримся о цене... - Идите к йотуну! – сказала я от души, распахивая дверь. Приличной женщине не положено говорить подобного, но уж очень ситуация располагала. Он налился краснотой и пообещал: - Ах, вы так?! Тогда... эээ... я обеспечу вам такую репутацию, любезная, что... – он замолчал, словно споткнувшись о мою улыбку. - Что же, тогда придется сообщить моему доброму другу, инспектору Сольбранду, о вашем намерении отравить партнера... Он смотрел на меня с нарастающим ужасом и негодованием, потом нашелся: - У вас нет никаких... эээ... доказательств. Вы даже не знаете, как меня зовут! - Не волнуйтесь, я найду вас по запаху! – пообещала я «ласково». – А доказательства раздобудет полиция. Изрыгая проклятия, он выкатился за дверь... Я осталась сидеть в кресле, массируя виски и морщась при малейшем шуме, долетавшем с улицы. Извлекла из-под воротничка платья янтарные бусы – так давно их носила, не снимая, что перестала вообще замечать – и принялась перебирать пальцами бусины. Обожаю янтарь: то ли застывшие капельки меда, то ли осколки солнца, оброненные в теплую морскую воду. Боги, как мне хотелось оказаться где-нибудь подальше от городской толчеи, шума и людей вообще! На морском берегу или в горах, где от тишины тоненько звенит в ушах, а покой обнимает душу мягкой периной... Успокоиться удалось не сразу. Пожалуй, с учетом того, как начался день, с моей стороны вообще было опрометчиво прийти в «Уртехюс». В жизни бывают периоды, которые лучше пересидеть в постели, отгородившись от всего и вся. Поразмыслив, я зажгла аромалампу – блюдце на подставке, под которой располагается свеча. В него наливается немного воды, добавляется эфирное масло... Один из простейших способов применения ароматерапии. Ладан, мускатный шалфей, цитронелла и грейпфрут – чтобы успокоиться и одновременно взбодриться. Сладковатый аромат с легкими цитрусовыми нотками быстро наполнил комнату, вытесняя гнилостный душок, оставшийся от последнего посетителя... Теперь надо сделать крем для госпожи Инги. Непосвященным процесс кремоварения кажется неким таинством. В действительности ничего сложного тут нет. Первым делом составить рецепт, рассчитать долю каждого ингредиента. Потом все тщательно взвесить и отмерить: отдельно масла, воду и активные компоненты. Ну и, разумеется, эмульгатор – специальное вещество для того, чтобы связать между собой масло и воду, образовывая эмульсию. Баночки с будущим кремом отправляются на водную баню, где тихонько греются до нужной температуры. Активные ингредиенты – экстракты, эфирные масла и т.п. требуют деликатного обращения, поэтому они дожидаются своего часа на столике рядом. Дождавшись, пока все нагреется, смешать воду и масло, хорошенько взбить венчиком и охладить при помешивании. В остывший крем добавить эфиры, консервант и и.д. Вот и все! Должно быть, описание звучит тоже довольно пугающе. Но стоит хоть разок сварить крем, как все станет на свои места... Я порхала по лаборатории, вдохновенно отмеривая, смешивая, попутно суя нос во все пузырьки подряд и тихонько мурлыкая что-то музыкальное. О, сандал! Невольно вспомнилась спокойная улыбка Исмира. Словно нежный голосок флейты, тихонько напевающий в отдалении. Простенькая и негромкая мелодия удерживает крепче собачьей своры, завораживает безыскусным напевом... Кружит голову, словно шампанское, лопаясь на языке тысячей пузырьков. Интересно, все ли драконы благоухают так же, или это особенность данной... хм, особи? Как-то снова вспомнились романтичные бабушки сказки. Бриллиантовое сверкание льда завораживает, манит, дразнится: попробуй, растопи, преврати в ласковую воду... Глупо. В сказки я давно не верю, а в любовь тем более. Передернув плечами, я уселась за стол и принялась выписывать счета, которые предстояло отправить клиентам, с тем, чтобы те прислали оплату Ингольву. Именно так: по закону все имущество жены принадлежало мужу, в том числе и ее заработок. Даже «на шпильки» он ежемесячно выдавал мне небольшую сумму. От щедрот, так сказать. Помнится, однажды у меня стащили кошелек. В официальных бумагах значилось, что у «Мирры, дочери Ярослава и жены Ингольва, украли кошелек, принадлежащий означенному Ингольву...». Как будто украли украденное... Хватит вспоминать о неприятном! Крем готов – сливочно поблескивает в баночке и благоухает сладкой розой и прохладно-строгим ладаном, счета стопкой высятся на столе...
Luide: Осторожно, кусочек своеобразный! Заперев дверь в «Уртехюс» - хватит с меня на сегодня посетителей! – я отправилась в оранжерею. Остановилась на пороге, не веря своим глазам. На лице против воли расплывалась улыбка. Между грядками танцевал Палл, трепетно прижимая к груди горшочек с каким-то редким растением, очередным щедрым даром хель. Коротышка, едва доходящий мне до груди (а я не слишком высокая даже для женщины), всю жизнь посвящал травам и цветам, практически не выходя из теплицы. Он вырос в дальнем поселке, затерянном в снегах, и упрямые ростки жизни его буквально завораживали... Поздоровавшись с ним, я принялась расспрашивать о грузе, доставленном с «Бруни». Потом Палл умчался что-то пересаживать, а что-то срочно обрызгивать, а я прошла в дальний уголок оранжереи. Этот сад специй принадлежал лично мне. Ровные грядки с ромашком, мятой, лавандой, мелиссой... Чуть дальше цветы – белые лилии, яркие венчики герани, гибискус. Имбирь, куркума, сочное алоэ, лимонные и кофейные деревца... Жаль, нечасто мне удается здесь побыть, так что в основном уход за моим личным садиком тоже выпадает Паллу. Впрочем, он не против... Размяв в пальцах веточку розмарина, я вдохнула едкий свежий запах. Розмарин означает память. Отчего-то мне отчетливо вспомнились встревоженные глаза бабушки тем летом, ее расспросы... И моя наивная уверенность, что она не поймет, что я – такая взрослая и умная – все лучше знаю... Хотя какой смысл жалеть? Когда подруги пытаются мне посочувствовать, это лишь злит. Пусть в жизни были беды и огорчения, пусть все сложилось не так, как мечталось, я живу дальше. Наслаждаюсь жизнью. Верю. И благодарю богов: за годы безмятежного детства, за месяцы любви, за Валериана и за «Уртехюс»... Пусть даже заплатить за это пришлось болью, бессонными ночами и слезами. А печаль – всего лишь роса на листьях, она высохнет с восходом... За окнами давно стемнело – в Хельхейме зимой долгие-долгие ночи, и следовало торопиться к ужину... В гостиной я застала прекрасное общество: приосанившийся Ингольв что-то вдохновенно рассказывал прекрасной медсестре, по другую руку от которой устроился мой свекор, одобрительно кивающий в такт словам сына. В кресле у камина напряженно выпрямился Петтер, почему-то поджимающий губы. Ординарца Ингольв числил среди приближенных и позволял ему некоторые вольности вроде ужинов в кругу своей семьи, хотя с остальными подчиненными тщательно блюл субординацию. - Добрый вечер, - вежливо произнесла я, остановившись на пороге. Свекор небрежно кивнул, распушивший хвост Ингольв, кажется, вообще не заметил моего появления, как и его собеседница. А вот мальчишка меня удивил: взглянув на командира, он перевел взгляд на меня, и я ощутила исходящую от него смесь стыда, неодобрения, злости... - Добрый вечер! – уже громче повторила я. Петтер вскочил и поклонился, а муж и его визави неохотно отвлеклись друг от друга. Ингольв что-то буркнул, разом поскучнев, а медсестра – кажется, ее имя Ингрид – грациозно встала. - Добрый вечер, госпожа Мирра! – произнесла она напевно. Голос, как журчащий по камням ручеек, нежный аромат лиметта – леденцов – и меда. – Я пришла извиниться за поведение доктора Ильина. Он был очень груб с вами, но я не могла вмешаться... - Понимаю, - согласилась я. – Впрочем, вам не стоит извиняться за чужую грубость. Она потупилась. - Надеюсь, вы понимаете, я не могу противоречить своему начальнику... Но я хотела бы с вами подружиться! Ингрид подняла на меня светлый взгляд, глаза ее сияли мольбой и робкой надеждой. В своем форменном светло-зеленом платье с темными рабочими нарукавниками и фартуком она была ослепительно красива. Я на мгновение замешкалась с ответом, ошарашенная таким простодушием, и муж тут же вмешался. - Разумеется, Мирра будет рада с вами подружиться, моя дорогая! – ответил он за меня. Меня покоробило такое панибратство, и, видимо, заметив мое колебание, он снова повторил, уже в приказном тоне: - Ты ведь будешь рада, Мирра? Само собой, оставалось только согласиться. Довольный Ингольв вновь вернулся к беседе с Ингрид, которая, надо отдать ей должное, пыталась вовлечь в разговор и меня. Но он совершенно игнорировал такие попытки, так что я предпочла перебраться к камину. Господин Бранд вспомнил, что пора завести часы – больше десятка разномастных маятников по всему дому, к которым он носился очень трепетно. Произнеся небольшую тираду на эту тему, он отправился в ежевечерний обход. «Она совсем не похожа на медсестру, скорее на актрису...» - подумала я, бросив взгляд на Ингрид, внимающую рассказу Ингольва. Заметив это, она виновато улыбнулась, заставив почувствовать себя ревнивой и страшно сварливой женой. С трудом избавившись от мерзкого ощущения, я твердо решила не обращать на них никакого внимания и пропускать мимо ушей долетающие обрывки фраз. Лучше побеседовать с Петтером. Только о чем? - Надеюсь, вы уже полностью освоились в Ингойе? – не найдя другой темы, спросила я, изображая заинтересованность. Внимание невольно притягивала щебечущая в стороне пара. Столь демонстративное пренебрежение ко мне со стороны Ингольва было неприятно... - Конечно, благодарю вас, - ответил мальчишка. Он проследил за моим взглядом, отчего-то нахмурился. - Знаете, однажды был случай... – начал он вдруг громко, и стал говорить о забавных эпизодах, обнаружив неожиданный талант рассказчика. Петтер травил байки, против ожидания я постепенно увлеклась и уже от души смеялась над его рассказами. Краем глаза поймала недовольную гримасу мужа, но сделала вид, что ничего не заметила... До ужина оставались считанные минуты, когда вдруг зазвенел дверной колокольчик. Вскоре в комнату заглянула недовольная Сольвейг, сильнее обычного пахнущая уксусом. - Госпожа Мирра, там вас спрашивают! Почта! – произнесла недовольно и тут же вышла. Дескать, нечего занятых людей отвлекать! - Извините, - я улыбнулась Петтеру, вставая, - я на минутку. - Можно я вас провожу? – тут же подхватился он. Не видя в этом ничего крамольного, кивнула и быстро направилась в прихожую, размышляя, что стряслось. За мной следовал Петтер, как запах за блюдом с булочками... У двери входной двери замер капрал частей пингования, если судить по его нашивкам (чему только не учится жена офицера!). - Госпожа Мирра, вас срочно просят пожаловать в Свёль! – вытянувшись во фрунт, доложил немолодой капрал. – К рассвету медведя пришлют! Он почтительно протянул мне небольшого пингвинчика, подозрительно зыркающего по сторонам. В клюве этот "почтальон" крепко сжимал кусочек бумаги. Я осторожно протянула руку и вслух сообщила свое имя. Пингвин принюхался, подумал и неохотно разжал клюв. Письмо упало в подставленную ладонь...
Энн: Luide пишет: Осторожно, кусочек своеобразный! Это вы про пингвина? Или... даже не знаю, что вы имели в виду В кресле у камина напряженно выпрямился Петтер, почему-то поджимающий губы. А вот мальчишка меня удивил: взглянув на командира, он перевел взгляд на меня, и я ощутила исходящую от него смесь стыда, неодобрения, злости... Петтер похоже действительно влюбился. И ему неприятно видеть подобное равнодушие со стороны супруга Мирры. Переживает за ту, кого боготворит. «Она совсем не похожа на медсестру, скорее на актрису...» - подумала я, бросив взгляд на Ингрид, А может она действительно актриса. Только вот какая у нее цель? Самые мои любимые места в вашем произведении - это описание запахов, рецептов и т.д. Чудесные сравнения - ну просто пальчики оближешь! Спасибо за ваш труд
Luide: Энн пишет: Это вы про пингвина? Да, про пингвина... Спасибо, я очень рада, что вам нравится!
Хелга: Luide Спасибо! Пока не дочитала все выложенное, но не могу не выразить восторг вот этим. Процитирую. Здорово! Luide пишет: Отчего люди так любят переделывать тех, кого, по собственным же уверениям, искренне любят? Норовят перекроить любимого, изменить до неузнаваемости, исказить? Чтобы любить было удобнее? Разве я останусь собой - без привычки вставать чуть свет, без своих трав и ароматов, без обожаемых ярких нарядов? Нет, это будет кто-то другой. Удобный. Но не любимый, вот что смешно! Женщины, меняющиеся сообразно пожеланиям мужчины, рискуют остаться в одиночестве, горько сетуя и недоумевая, отчего так случилось? И немного не поняла, что с именами? Luide пишет: - Разрешите отрекомендовать вам господина Исмира, Снежное Безмолвие, дракона Льда. Luide пишет: - Мирра! – неодобрительно произнес Исмир, сжав мои пальцы.
Luide: Хелга спасибо за тапок, мне выше уже на него указали. В своем файле я исправила, а на форуме исправить уже не могу. Я очень рада, что вам нравится!
Хелга: Хелга пишет: Процитирую. Здорово! Цитируя самоё себя, просто ради продолжения разговора. Не могу остановиться. Мысль о попытках переделать своих близких под себя актуальна всегда, и именно потому люди расстаются или живут несчастными, ломая себя в угоду близким. И не только мужья жен, чаще - жены пытаются поломать мужей под себя, матери и отцы - дочерей и сыновей, не понимая, не принимая, что их близкие - другие люди со своими характерами, пристрастиями и хороши тогда, когда остаются сами собой, а не становятся угнетенными подобиями. Мне очень нравится ситуация Мирра - Ингольв. Не в том смысле, что нравятся их отношения, а в том, что автор поставила их в такое положение - очень частое и неведомо как разрешаемое, особенно под гнетом женофобских законов. Волей неволей вспомнишь о движении феминисток и трудностях, которые им пришлось преодолеть, доказывая, что женщина не есть придаток мужчины, а личность. Автор, не ожидается ли в Хельхейме зарождения движения феминисток? И прошу прощения, за лишний тапок, пропустила пост Энн. Исправлю текст, если бросите отрывок. Luide пишет: Ординарца Ингольв числил среди приближенных и позволял ему некоторые вольности вроде ужинов в кругу своей семьи, хотя с остальными подчиненными тщательно блюл субординацию. Слово "блюл" существует? Терзают сомнения.
Luide: Хелга спасибо! Слово существует, но звучит действительно странно. Спасибо, исправлю Вот именно это мне хотелось показать. Физическое и психическое насилие в семье, притом под лозунгом: "Я же любя!" На самом деле я в практике постоянно сталкиваюсь с подобными случаями, хотя, конечно, в реалиях начала 20 века это выглядит ярче. Движение феминисток уже зародилось, было упоминание (только называются они "хелистки" - по аналогии с матриархатом у хель В самом начале, где было описание праздника снеговика Ой, наверное, я пропустила кусочек о быте и нравах хель. Боюсь, я объясняла этот момент в других романах о том же мире, а здесь забыла! Исправлюсь, спасибо! И поехали дальше... Послание оказалось лаконичным: «Приезжай. Болезнь». Всего две руны: «Раидо» - путь и перевернутая «Уруз» - болезнь, ниже подпись, знакомый хельский росчерк «Альг-исса». Впрочем, в краткости не было ничего удивительного, поскольку управляться с рунами северным жителям просто физически больно. А их собственные знаки мало кто из людей умел читать... За многие годы ледяные наловчились с помощью всего нескольких символов передавать самые содержательные послания. Но в данном случае немногословность озадачивала. Кто заболел, чем, где? - Вы говорили, меня ждут в Свёль? – уточнила я с некоторым сомнением. Рассеянно погладила пингвина, получила в отместку возмущенный крик и чувствительный щипок. Капрал молодцевато щелкнул каблуками и веско подтвердил: - Именно так. Просили к утру быть на станции. - Будьте добры, подождите здесь, - попросила я, хмурясь. Надо думать, Ингольв не придет в восторг от такой перспективы... В гостиной мой милый супруг все так же любезничал с Ингрид, стоя у кресла, в котором она с комфортом разместилась. Невинно-соблазнительная поза, ослепительно-белая кожа, пушистый горьковато-терпкий запах горького апельсина... Отчаянно захотелось устроить безобразную сцену, пощечиной стереть с тонких губ Ингольва улыбку, заставить медсестру в ужасе ретироваться... На несколько мгновений крепко зажмуриться и вспомнить, чему учила бабушка: «Женщина должна быть мудрой. Нужно уметь прощать и уступать...» Жасминные сумерки, блюдо с клубникой, внимательный взгляд... Единственная девочка среди ватаги мальчиков, я удостаивалась личных уроков, которые, надо сказать, оказались впоследствии весьма кстати. Как бы то ни было, я – жена Ингольва, и мне предстоит провести рядом с ним остаток жизни. Надо же так распуститься, позволить раздражению, злости, обиде взять верх! К мужней блажи следует относиться, как к погоде за окном: принимать без жалоб и вовремя менять наряд... - Дорогой, - подойдя ближе, заговорила я мягко, и от этой мягкости муж сильно вздрогнул, - меня просят завтра быть в Свёль. Ты позволишь мне ехать? Сама кротость и почтение к авторитету главы семьи... - Ехать к хель? – кисло переспросил Ингольв, оборачиваясь. - Прости, дорогой, меня вызывают... – покаянно вздохнула я, - ты позволишь ехать? Само собой, выбора у мужа не было: в Хельхейме правила устанавливают хель, и упаси Один кого-нибудь с ними открыто спорить. Но почему бы не потешить самолюбие Ингольва? - Да! – выдавил он, недовольно кривя губы. - Спасибо! Нисколько не стесняясь, я бросилась к нему на шею и благодарно поцеловала... Надо думать, со стороны это смотрелось впечатляюще. С трудом оторвавшись от Ингольва, который все никак не хотел меня отпускать, я с тайным удовольствием обозрела зрителей: желчное недовольство свекра, удивление – и уважение! – на милом личике Ингрид, темные омуты глаз Петтера. В комнате отчетливо пахло удивлением, похожим на вкус свинины в кисло-сладком соусе. И знакомо потемневшие мечтательные очи мужа, крепкая хватка, которой он удерживал меня за локоть (а вдруг сбегу?), исходящая от него властная волна имбирного аромата... Шаткий мир вокруг снова обрел равновесие, словно волной смыло все огорчения дня, оставив влажный прохладный песок спокойствия и запах фенхеля на языке – камфора и анис - сосредоточенность. - Милый, ты поедешь со мной или позволишь Петтеру меня отвезти? Я ведь не могу ехать одна. - Я не могу сейчас уехать из города... - Сожаление в голосе мужа звучало для меня музыкой. – Петтер, отвезешь мою жену на станцию и вернешься, когда сдашь ее с рук на руки хель. Понял? - Да, - мальчишка кивнул, потом спохватился, встал по стойке «смирно» и браво отрапортовал, что приказ понял и готов выполнить. «Мою жену»... А ведь еще совсем недавно Ингольв явно всей душой хотел бы забыть об этом обстоятельстве! Действительно, сила женщины – в слабости. Теперь же он, кажется, сожалел, что ехать мне придется немедленно. Да и то, полагаю, раздумывал, не отослать ли слуг собирать вещи, а пока уединиться со мной в спальне... Горстью рассыпать улыбки: лукавую – мужу, безмятежную – свекру, дружелюбную – Ингрид, чуть виноватую – Петтеру... Признаться, мальчишку было жаль, по моей вине ему придется чуть ли всю ночь провести за рулем, а потом еще добираться обратно. Не отрываясь, он зачарованно смотрел на меня, потом, густо покраснев, с явным трудом отвел взгляд. Видимо, для него подобные сцены чересчур откровенны... Тут возникло новое затруднение: обычно во всех поездках меня сопровождала горничная, но она отчаянно боялась ездовых медведей и падала в обморок от одного вида снежного великана. Впрочем, хель на мою честь точно не покусятся, а пока для соблюдения приличий хватит сопровождения Петтера, которого Ингольву и в голову не пришло бы подозревать в распутных поползновениях. Спустя полчаса я поцеловала на прощание мужа, почтительно поклонилась свекру и отмахнулась от причитаний Уннер, почему-то твердо уверенной, что кровожадные хель и их ужасные медведи сожрут меня, как только увидят... На заднем сиденье громоздились чемодан, в который неуемная горничная напихала нарядов (по ее логике, видимо, чтобы красиво сервировать меня в момент съедения!), и объемистая сумка с маслами и снадобьями. Пришлось усаживаться рядом с ординарцем. Впрочем, так сподручнее коротать долгие часы пути... Слуги дружно махали вслед: Уннер плакала, Сольвейг лучилась радостью, а Сигурд почему-то мечтательно улыбался. Мои мужчины смотрели одинаково недовольно и синхронно хмурились... Едва они скрылись из виду, я облегченно вздохнула – боги, милосердные мои боги, как редко удается выбраться из дому! – и попросила: - Петтер, вы не могли бы заехать в булочную господина Эгиля? Мальчишка бросил косой взгляд на меня и согласно кивнул. Ручаюсь, роль очень-очень голодной кошки, третий день не кормленной жестокими хозяевами, удалась мне превосходно. Учитывая, что хель не признают сладостей, а кофе считают отравой, к предстоящей поездке требовалось серьезно подготовиться! К тому же этот благословенный напиток освежает восприятие запахов, смывая наслоение впечатлений. Из булочной я вышла спустя полчаса, нежно прижимая к груди объемистый пакет. - Вот теперь можно ехать! – довольно провозгласила я, усаживаясь в автомобиль с помощью Петтера. Могу поклясться, что он спрятал улыбку... Поколебавшись, не стала устраивать лакомства на неустойчивом заднем сиденье – надежнее держать на коленях! Из закрытого пакета струились вкусные запахи. Печеные яблоки, корица, ваниль, шоколад и разогретый изюм пахли так восхитительно, что воздух в салоне, казалось, можно было намазывать на хлеб. Не удержавшись, отщипнула кусочек имбирного человечка, потом еще и еще... Петтер делал вид, что не замечает, как я втихомолку ем печенье, осыпая дорожное платье крошками и пачкая перчатки... Автомобиль неспешно катил по дороге. В окружающем снежном безмолвии он казался слишком шумным, грязным и теплым – эдакий кашалот, в нутре которого мы укрылись. Совсем рядом лениво шевелилось хмурое море, отражающее в своих водах такое же неласковое небо. Снежный покров лег на обочины, ему вторили белизной островки льда в море. Рядом с Ингойей море не замерзало никогда – теплое течение словно обнимало остров, огибая его и устремляясь к Мидгарду. - Остановите, пожалуйста! – слегка тронув за рукав, попросила я Петтера. Он странно взглянул, но не стал спорить, приглушил мотор. Железный зверь послушно остановился, будто радуясь возможности подремать. Не дожидаясь помощи, я сама распахнула дверцу и выбралась наружу. Белая снежная пелена - словно кисея, не скрадывала великолепный вид, напротив, оттеняла густую темень моря. Как будто покрытого шрамами ветерана обрядили в белый фрак. А небо спускалось низко-низко, словно периной укрывая гладь земли... Душно, сыро на холодных городских улицах, даже дышится там совсем иначе. Пыль, копоть и запах множества людей сажей оседают в легких, не дают глубоко вздохнуть. Этот горький и дымный осадок столь привычен, что его почти не замечаешь, но он словно придает неприятный привкус всему вокруг. Выбравшись из давящего плена города, смотришь на мир совсем иначе, пьешь воздух, как вино. Хотя ледяной Хельхеймский ветер больше похож на крепкую перцовую настойку – острый, жгучий, мгновенно сбивающий с ног. Так чудесно просто стоять, запрокинув голову к небесам, и ловить губами снежинки... Легкая печаль шелком легла на душу, в голове сами собой собрались стайки рифм. Милосердный Один, сколько лет я уже не писала стихов! Мёд поэзии слишком давно горчил. Но вечное море и безмятежная земля будто смыли тусклый налёт, заставляя душу вновь плакать и рваться в небеса... Не знаю, сколько прошло времени. Петтер выказал необыкновенную чуткость: он молча сидел в автомобиле, не тревожа меня и не пытаясь поторопить. - Мне редко удается выбраться на природу, - извиняясь, сказала я, вернувшись наконец в теплый салон. Петтер кивнул, будто понимая все, что осталось несказанным. Ревность Ингольва, его твердое убеждение, что прогуливаться за город не подобает приличным дамам, надзор свёкра... Автомобиль снова покатил вперед. Мальчишка не смотрел на меня, сцепив руки на руле, он напряженно всматривался в снежную пелену. От него славно пахло: кофе, кардамоном и мускатным орехом, и даже примесь мокрой шерсти не портила букет. Не сразу я сообразила, что этот аромат означал вовсе не душевное состояние. Это был верхний слой, «настоящий» запах. - Вы пьете кофе? – не сдержавшись, воскликнула я. Все так же не глядя на меня, он неохотно кивнул. На его скулах заалели яркие пятна, как будто он стыдился своей слабости. - Приятно встретить родственную душу, - мягко заметила я. В Хельхейме мало кто ценил кофе - южный напиток, здесь отдавали предпочтение ягодным чаям. А на меня все эти настои малиновых веточек и листочков смородины нагоняли тоску. То ли дело густой горьковатый кофе со щепоткой специй! Бодрящий, проясняющий мысли, пряный... Мальчишка повернулся, взглянул на меня исподлобья, но тут же оттаял. - Вы тоже любите кофе?! – переспросил недоверчиво. - А как же! – весело подтвердила я, кивая для убедительности. – Признаться, мне частенько достается от мужа и свёкра за это пристрастие! Петтер почему-то помрачнел и вновь уставился на дорогу. Взгляду открывалась бесконечная змея шоссе, соединяющего столицу острова, Ингойю, и Свёль, крупнейшее поселение хель, расположенное далеко на севере. Придорожные столбы изукрашены человеческими рунами и хельскими знаками, которые позволяли поддерживать шоссе в идеальном состоянии, его никогда не заносило снегом, даже если вокруг лежали сугробы выше человеческого роста. Люди и хель даже пересекались редко, и почтовая станция на полпути создана специально для таких случаев. - А какой кофе вы любите больше всего? – принялась допытываться я. Признаюсь, я твердо уверена, что о человеке многое можно сказать, зная его кофейно-чайные пристрастия. Сначала казалось, что Петтер промолчит, уклонится от беседы. - Черный, - наконец признался он неохотно. - Черный?! – переспросила я удивленно. – С сахаром, сливками, специями? Может быть, немного имбиря или мускатного ореха? - Нет, - бросив на меня короткий взгляд, покачал головой мальчишка. – Просто черный и очень крепкий. Можно щепотку соли. - Необычно... для юноши. И тут же спохватилась: право, это звучало невежливо, снисходительно! - Я хотела сказать, что обычно молодые люди ищут новых впечатлений, поэтому любят экзотические напитки... А горечь, ничем не подслащенную и не облагороженную, предпочитают люди постарше, которые уже научились ценить истинный вкус жизни. Кажется, он улыбнулся. - А я люблю с медом и кардамоном, - произнесла я мечтательно. - Необычно... - с легкой насмешкой повторил он мои слова. – Но вам подходит. Сладковатая горечь, тягучий мёд, пряные зернышки кардамона... - Да вы поэт! Надо же, какие таланты кроются в этом нескладном юноше! - Нет, - не согласился Петтер, - я предпочитаю точные науки. Просто... я много читал... - Поэзию? – с подозрением спросила я. - Каюсь, - развел руками он, - грешен. Кажется, он совершенно освоился в моем обществе... Следующие несколько часов мы болтали без умолку. От рецептов кофе перешли к поэзии, потом к обсуждению технического прогресса. О последнем Петтер говорил с горящими глазами, твердо уверенный, что развитие науки непременно принесет людям счастье. По правде говоря, я не была убеждена в этом, но пламенная вера мальчишки завораживала... Как-то незаметно я задремала, провалилась в топкую почву полусна... В зыбком мареве вокруг роем вьются комары, болотистая местность тянет вглубь, режет взгляд осока... Мгновение головокружения, и уже совсем иной пейзаж: зеленая лужайка, вместо подушки под щекой почему-то твердый пень, кругом вьются бабочки, нежный ветерок играет волосами. В небесах ликует теплое майское солнце, а дурманящее разнотравье пахнет удивительно ласково... Проснулась рывком, будто вынырнула из глубокого омута, и обнаружила, что доверчиво прикорнула на плече Петтера, а его дыхание шевелило выбившиеся из прически пряди. - Простите, - пробормотала я смущенно, возвращаясь на свое место и торопливо поправляя рыжие локоны. Вьющиеся волосы – сущее наказание в дороге! - Ничего, - сухо ответил он, не глядя на меня. Губы мальчишки были крепко сжаты, он напряженно глядел вперед, на окутанную снежной вуалью дорогу. - Я не хотела вас отвлекать, - снова покаянно сказала я. – Давайте остановимся и немного отдохнем! - Вы устали? – спросил он, бросив на меня короткий взгляд. Покрасневшие веки выдавали изнеможение, к тому же держался он с видимым напряжением. - Очень! – соврала я и «призналась»: - Ужасно хочу кофе! С пирожными... Хотите? У меня есть с собой! Вот за что уважаю хель, так за практичное отношение к теплу и холоду. Они умудряются создавать посуду, содержимое которой многие часы сохраняет неизменную температуру. В дороге такая утварь незаменима! Петтер дрогнул: после тяжелого дня и бессонной ночи он явно безумно устал. Он остановил автомобиль и охотно принял мою заботу. Это было странное кофепитие: вдвоем, в тесном салоне, на горной дороге. Обжигающе горячий напиток, перечные и коричные нотки горького благоухания, нежнейшие ароматные слойки с яблоками и шоколадные кексы... Я беззаботно болтала, стараясь развеять неловкость. Выпив две чашки кофе, мальчишка оттаял, снова стал улыбаться и даже шутить в ответ. - Пора ехать дальше! – наконец с видимым сожалением сказал он. И снова дорога, бесконечные метры, лентами накручивающиеся на колеса... Ехать приходилось очень медленно и осторожно, но к полуночи мы были на месте.
Энн: Luide пишет: Губы мальчишки были крепко сжаты, он напряженно глядел вперед, на окутанную снежной вуалью дорогу. Дааа, несладко пришлось юноше: на плече спит женщина, которую он не имеет права любить, да еще и волосы выбились из прически ))) Эх, непросто Петтеру себя сдерживать - любимая так рядом и в то же время она недоступна, так как принадлежит другому. А этот "другой" - его хозяин-полковник. Хм... интересно чем же дело кончится...
Хелга: Нелегкая женская доля - лавировать, приспосабливаться, укрощать. Luide, спасибо за продолжение. С нетерпением жду, что будет дальше. А дракон улетел, значит... Luide пишет: И герои Авторское видение - главный фактор, а у меня сложились немного иные образы Мирры и Ингольва.
Marusia: Хелга пишет: у меня сложились немного иные образы Мирры и Ингольва. Luide пишет: Думать, что любимый муж может попросту отставить меня, словно надоевшую фаворитку, было дико и больно. А ведь сделать ему это было совсем несложно, достаточно «усомниться» в своем отцовстве, благо первенец появился на срок раньше, чем истекли положенные девять месяцев после свадьбы... Тогда Ингольв сдержанно отказался, отчего на душе у меня изрядно потеплело, но сейчас, надо думать, он пожалел о своем поспешном отказе. И не столь важно, что в глазах знакомых такая отставка означала некое тайное преступление, по меньшей мере, супружескую измену. Теперь же Ингольв, уже полковник, вынужден куда строже считаться с правилами приличий... Мирра еще как Мирра (хотя я её воспринимала несколько мягче, женственней), но портретом Ингольва просто огорошили! Не совсем поняла этот абзац. Это о прошлом или о возможном нынешнем "разводе"? И что означает "сейчас вынужден считаться с правилами приличия"? Что понимается под приличиями для женатого мужчины и, тем более, полковника? И сама история с предложением Бранда Ингольву оставить беременную жену выглядит очень подозрительно: или папа закоренелый женоненавистник или был уверен, что ребенок не от Ингольва (кто в здравом уме откажется от законного наследника?). В этой связи возникает законный вопрос: а где наша мама ( в смысле, мама Ингольва)? И вообще, в нашем семействе много тайн, например, причина смерти Фиалки и почему Мирра оказалась в этом случае бессильна? Я понимаю, что она не врач, но всё же. Luide Очень понравились все новые персонажи! Очень многообещающе!!! Разговор с мужем в последней сцене - высший класс!!!
Luide: Энн пишет: несладко пришлось юноше Кажется, ваши симпатии полностью на стороне Петтера? Хелга пишет: А дракон улетел, значит... "Он улетел, но обещал вернуться!" (с) у меня сложились немного иные образы Мирры и Ингольва Да на здоровье! Воображение - штука тонкая. Нелегкая женская доля - лавировать, приспосабливаться, укрощать. Как вам кажется, не выглядит ли такая уступчивость, пусть и для вида, чрезмерной? Marusia Конечно, там речь шла о прошлом. Спасибо, что указали на этот момент, я его уточню в тексте. Господин Бранд был крайне недоволен женитьбой сына. Мало того, что Ингольв женился на иностранке (а он ведь из старинного хельхеймского рода!), так еще и на бесприданнице... А господин Бранд питал большие надежды поправить положение дел с помощью удачной женитьбы сына. Поэтому Миррой он крайне недоволен, постоянно к ней придирается. И поэтому же предлагал сыну развестись с женой. Тогда Ингольв отказался наотрез... К слову, история о предложении развестись взята из жизни ;) Мама Ингольва давно умерла. Тайну смерти Фиалки собираюсь раскрыть в четвертой главе.
Хелга: Luide пишет: "Он улетел, но обещал вернуться!" (с) "шепотом" Была в этом уверена. Ну, вы знаете, мою слабость к вашим драконам. Luide пишет: не выглядит ли такая уступчивость, пусть и для вида, чрезмерной? На мой взгляд, ничуть. Мирра - не юная девушка, умна, живет в мире запахов, что располагает к философскому отношению к жизни. Опыт, ум и внутренний мир. Вот если бы она вступала в конфликт с мужем, спорила и царапалась - это пошло бы вразрез с тем характером, который вы пишите. Так кажется.
Энн: Luide пишет: Кажется, ваши симпатии полностью на стороне Петтера? Жалко юношу - неразделенная любовь часто заставляет страдать. Но я всеми руками и ногами за мужа! Надеюсь, он еще себя проявит - с хорошей стороны. А то ведь получается мелодрама (((
Luide: Хелга пишет: "шепотом" Была в этом уверена Этого типа теперь из сюжета и ломом не выгонишь! На мой взгляд, ничуть. Спасибо, вы меня успокоили. Энн пишет: А то ведь получается мелодрама Я не люблю "чистые" произведения в одном жанре. Предпочитаю намешать всего и побольше...
Luide: Почтовая станция - форпост людей в этом суровом краю, эдакий каменный бастион в бескрайнем море льда. Ярко-алый стяг трепетал на шпиле, ветер забавлялся с ним, то аккуратно поглаживая, то почти разрывая в клочья. Единственное яркое пятно среди царства серого и белого... И запах: горячий фасолевый суп и черничный сбитень, смородиновое варенье и горящий уголь, конюшни и керосиновые лампы. Люди и хель, медведи и пингвины, лошади и овцы. Чья-то боль, чья-то усталость, чей-то восторг... Автомобиль гордым китом вкатился во двор, нырнул под навес и замер. Казалось, он тоже чувствовал облегчение, что долгий путь закончился. Выйдя из машины, я в первый момент даже покачнулась от плеснувшей в лицо волны ароматов. Посреди ледяной равнины эта мешанина запахов воспринималась слишком остро. Перед глазами – словно яркий калейдоскоп... - Что с вами? – голос Петтера от волнения дал петуха. Он неожиданно крепко ухватил меня за локоть, помогая удержаться на ногах. - Сейчас... Я смежила веки и стала дышать ртом. Спустя несколько минут кусочки мира встали на свои места, ароматы потеряли остроту и лишь витали где-то на краю восприятия. Можно наконец открыть глаза. Мальчишка наклонился совсем близко ко мне, вглядываясь в лицо, его темные глаза были полны тревоги, а подрагивающие губы сжаты так, что походили на побелевший от времени шрам. - Со мной уже все в порядке, - я слегка улыбнулась, выставила перед собой руку, инстинктивно желая отодвинуться. – Не стоило так переживать. Только сейчас он, кажется, заметил, что стоит слишком близко. Отпрянул, отпуская мою руку, и отвернулся, пряча лицо. Плеснуло горько-острым коктейлем: обида, злость, непонимание – текила с лимоном и солью... А на языке почему-то привкус взбитых сливок с ванилью... Хм. Нужно быть с мальчишкой осторожнее, не хватало только, чтобы он в меня влюбился! - Солнце! – раздался где-то неподалеку вопль. Захлопали двери, послышался громкий топот шагов... - Альг-исса, - выдохнула я со смесью радости и обреченности, уже зная, что последует дальше. Громко хлопнув дверью, хель выскочила, словно ядро из пушки. Спустя мгновение она подхватила меня на руки и принялась со смехом подбрасывать вверх, как отцы обычно подкидывают малышей. Почтенной замужней даме не подобает визжать, но я была как никогда к этому близка. - Поставь меня немедленно! Слова вырывались изо рта облачками пара. - Ох! Поставь меня! - повторила я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие и не потерять шляпку. На последнем слово все же сорвалась в позорный визг. - Ай, прости. Я забыл! Она так резко меня отпустила, что мои зубы клацнули, зато заботливо поправила на мне покосившуюся шляпку. - Сколько раз я просила тебя не говорить так? – спросила я, поморщившись. - Ай, не понимаю, что тебе не так? – пожала широкими плечами она. – Мы похожи на ваших мужчин, а не на женщин – слабых и глупых. Потому и говорим так. - Это ты меня имеешь в виду? Надо думать, усмешка вышла горькой. - Ай, нет, - спохватилась Альг-исса, взмахом руки отметая эту нелепую мысль. – Ты другая. Но остальные... - Спасибо за лестное мнение, - отозвалась я, торопливо приводя себя в порядок. – Но все же говорить о себе в мужском роде – это как-то неправильно... - Ай, глупости! Ты как добралась, солнце? – спросила она, неуклюже переводя разговор на другую тему. - Давай сначала пройдем внутрь, - предложила я, украдкой потирая замерзшие ладони. И это за какие-то пять минут на холоде! Север Нордрихейма куда суровее юго-западного побережья, где обосновались люди. Бросив взгляд на Петтера, убедилась, что он тоже замерз, вон как покраснел кончик носа. Люди уже суетились вокруг, помогая накрыть автомобиль брезентом, извлекая чемоданы, указывая путь... Хотя последнее не требовалось, Альг-исса уверено увлекла меня за собой, похожая на линкор среди рыбачьих лодок. Наконец оказавшись в благословенном тепле, я вздохнула с облегчением, впрочем, не торопясь снимать шубку. Только перчатки стянула, и развязала ленты шляпки. В камине уютно свернулось пламя, в руках – уютное тепло чашки чая. - Рассказывай, солнце, как у тебя дела? – жадно спросила Альг-исса, устроившись подальше от очага и с неприязнью посматривая на него. Хель сотворены изо льда, поэтому неплохо приживаются в суровых северных условиях, живут во льдах и не признают огня. Старые легенды высокопарно и многозначительно говорили, что их прародительница, богиня смерти Хель, питалась голодом и спала на одре болезни, но ее потомки оказались слабее. Кстати, первые люди были созданы из дерева: женщина – из ивы, мужчина – из ясеня, поэтому в человеческих землях всегда почитают эти растения. Мир жив, пока хоть один ясень и хоть одна ива растут в его пределах... Зато в снегах нам неуютно. - А почему «солнце»? – не выдержал Петтер, стоящий за моим креслом. Я невольно вздрогнула, вспомнив недавно почуянный от него аромат. И привкус молока с медом на языке... Кажется, мальчишка был в том самом возрасте, когда тянет взобраться на луну и потерять голову от любви. Только Ингольв не простит своему ординарцу вольностей, так что надо держаться с Петтером так, чтобы не давать ни малейшего повода для ревности. Не надо ломать ему жизнь. - Потому что я рыжая. И к тому же мое имя означает не только смолу мирры, но и по-хельски «мир солнца». Пояснила спокойно, но с холодком. Надо добавить мятной прохлады, остудить теплую нежность ванили. К слову, в Хельхейме у всех имена «говорящие». К примеру, у драконов имена обязательно начинаются на «ис» или «иса» - то есть «лед», а у хель то же слово красуется в конце имени через дефис. «Исс» - приставка к мужскому имени, а «исса», соответственно, к женскому. - Понятно. Благодарю за пояснения, госпожа! – откликнулся он с безупречной почтительностью. От него повеяло лимонной травой - колким морозом. - Вы свободны и можете отдыхать, - не оборачиваясь, велела я. - Слушаюсь, госпожа! – отчеканил он и пошел прочь, печатая шаг. Неплохое самообладание! На мгновение подумалось даже, что все это мне померещилось от усталости и со сна. Только «госпожа» прозвучало слишком уж горько... Жалко мальчишку, но прочь неловкость и сожаление. Лучше сразу пресечь неподобающие чувства, пусть даже сейчас это будет неприятно и мне, и ему. Я и так слишком распустилась и расслабилась, на плече у него спала, ободряла дружескими беседами... К йотуну! Это всего лишь юношеская блажь, и лучше ему даже не думать ни о чем подобном. В Ингойе множество хорошеньких девушек, и Петтеру скоро наскучит вздыхать о командирской жене. Завьюжит время, затянет прошлое снежной пеленой... - Прости, что? – переспросила я, не сразу осознав, что Альг-исса что-то говорит. - Хороший мальчик, - повторила она, задумчиво глядя вслед уже скрывшемуся с глаз Петтеру. – Только норовистый, неприрученный... С губ моих сорвался смешок: какое точное определение! - Не бойся, со временем и его приручат. А теперь расскажи, наконец, что у вас стряслось? - Ай, может, я просто хотел тебя видеть? – пожала плечами Альг-исса, коротко взглянув на меня. Из раскосых глаз хель будто выглянула голодная тьма. Звучит пафосно, но лишь для тех, кто никогда не заглядывал в эти живые осколки полярной ночи. Должно быть, именно поэтому у хель не принято смотреть в глаза собеседнику, взгляд должен быть устремлен куда-то через плечо. Если учесть внушительный рост – два с половиной - три метра, синюшно-багровые лица, весьма похожие на куски мороженого мяса, и экзотическую манеру одеваться, то неудивительно, что моя горничная боялась хель до колик. Я тоже поначалу боялась! А потом привыкла... - Разумеется, поэтому ты примчалась сюда и срочно вызвала меня. Да еще в таких выражениях! - Ай, что такого? Может, я пошутила? – Альг-исса приподняла бровь, потом сдалась: - Ладно. У нас правда беда. Двое заболели, и шаманка не знает, что с ними такое... - Симптомы? – коротко осведомилась я. Ее лицо выразило забавно недоумение, пришлось объяснить: - Как выглядит болезнь? Толком ничего выяснить не удалось: жар, затрудненное дыхание, слабость бывают при множестве различных хворей. - Ай, я пойду седлать своего Хельги! – решительно прервала перечень вероятных болячек Альг-исса, подхватываясь с места. – А ты собирайся! - Седлать? – переспросила я. – Я тебя сколько раз просила не садить меня верхом на медведя?! Можно ведь запрячь возок. - Какой возок?! – возмутилась она. – Это же ледник. - Тогда сани. Иначе не поеду! Брр, я до смерти буду помнить свою единственную поездку верхом на медведе! - Ай, ладно! – легко сдалась Альг-исса. Она протопала к выходу, в своей шубе похожая на перевернутую вверх ногами ёлочку. У хель всегда ценились малахитовые, изумрудные, бирюзовые оттенки, поэтому белоснежный мех окрашивали в ярко-зеленый цвет. Раньше простые охотницы не могли себе этого позволить, слишком заметны такие одежды на ледяной равнине, зато теперь, когда они выращивают на мясо тюленей и больше не нуждаются в охотничьих вылазках, все хель поголовно щеголяют в зеленом. Когда жители какой-нибудь деревушки высыпают на улицу, создается впечатление, что посреди снежной пустыни вдруг вырос целый лесок... - Госпоже что-нибудь нужно? – угодливо поинтересовался пожилой мужчина в форме, как по волшебству оказываясь рядом. - Конечно, - ответила я и принялась распоряжаться насчет продуктов. Едва ли стоит рассчитывать на гостеприимство хель в этом вопросе. Разумеется, они охотно меня угостят, но сырое мясо отчего-то не вызывало аппетита. Наконец все было готово. Во дворе уже ждала Альг-исса, оглаживая своего флегматичного Хельги. Белая шкура медведя была тщательно расчесана, на шее красовался роскошный изумрудный бант. Хельги с интересом поводил носом в сторону нашего автомобиля, принюхиваясь, фыркал и морщился от миазмов смазки, железа и резины. Я невольно вспомнила Петтера, должно быть, уже посапывающего наверху. Не годилось вот так расставаться, даже толком не попрощавшись, но возможно, это и к лучшему? «Долгие проводы – лишние слезы!», - говаривал инспектор Сольбранд... Вполне оправдывая свое имя («защищающий лед»), Альг-исса суетилась вокруг, опекая меня, как курица-наседка единственное оставшееся яйцо. Подложила мягкое сено, укутала шкурами, покрепче привязала вещи... Спустя пять минут мы уже мчались по заснеженной равнине со скоростью зайца, улепетывающего от охотников. Сбруя Хельги весело звенела колокольчиками, а в морозной хрустящей тишине далеко разносился гулкий голос Альг-иссы, во все горло распевающей: «Мы поедем, мы помчимся на медведях утром ранним...» Она сидела на облучке, легко удерживая вожжи, и явно от души наслаждалась скачкой. В самом деле, какая же хель не любит быстрой езды?..
Marusia: Luide пишет: «Мы поедем, мы помчимся на медведях утром ранним...» Прелесть какая!!! И сама песенка, и картинка! Альг-исса очень колоритная дама, елси она не обидится на выражение "дама" к своей особе.
Энн: Luide пишет: Не годилось вот так расставаться, даже толком не попрощавшись, но возможно, это и к лучшему? «Долгие проводы – лишние слезы!», - говаривал инспектор Сольбранд... Хм... Что так? Неужели нашу героиню ждет что-то страшное? Новые приключения? И Петтера рядом не будет - некому помочь, защитить... Хотя Мирра - сильная женщина. И храбрая (или скорее безрассудная?) Только немного мерзлявая ))) Но это, думаю, не недостаток.
Luide: Marusia спасибо, я очень рада, что вам понравилось. Альг-исса не обидится, я ей просто ничего не скажу. Энн пишет: И Петтера рядом не будет - некому помочь, защитить... Обычное этого ждут от мужа... Энн пишет: Только немного мерзлявая ))) Но это, думаю, не недостаток. В Хельхейме - недостаток!
Энн: Luide пишет: Обычное этого ждут от мужа... Ну мужа-то в данный момент нет - он проводит время с медсестрой-актрисой (а может после поцелуя жены остепенился и теперь ждет-не дождется, пока вернется его благоверная ))) - а Петтер для того и послан с госпожой - чтобы защищать и помогать, как мне кажется. А он спать увалился! Хм... Эти мужчины - все одинаковые! Когда нужно их мужское плечо - их и след простыл... Не устаю восхищаться медом льющимся повествованием! Перо в руках автора прямо-таки порхает, а из-под него такие вкусняшки получаются... М-м-м... С нетерпением жду продолжения! Ружье на стене обязательно выстрелит - дракон-Исмир просто обязан заявить о себе и... что-нибудь учудить )))
ДюймОлечка: Luide Потрясающая картинка, и дама, и "елки", и медведь.... А вьюношу все-таки жалко, впрочем как и героиню - не так уж много у нее друзей, когда она вернется, может и пожалеть, что теперь между ординарцем и ею такое расстояние и холод...
Хелга: Luide Представила Альг-иссу и затрепетала, да к такой внешности сразу не привыкнешь. Почему-то не возлагается по моим впечатлениям никаких смысловых нагрузок на Петтера - мальчик, наверное, только поводом будет. Молчу, молчу.
Axel: Luide Спасибо! Интересно, что всё-таки случилось у северян? А насчет Петтера... Влюбляться в молодости полезно.
Luide: Хелга пишет: Представила Альг-иссу и затрепетала, да к такой внешности сразу не привыкнешь. Происхождение обязывает Богиню смерти скандинавы видели отнюдь не красавицей... Axel пишет: Влюбляться в молодости полезно Так ему и передам! Дамы, перечитала я на свежую голову последний кусочек... А не кажется ли вам, что для "Аромагии" это несколько слишком и выбивается из стиля? По-моему, я увлеклась...
Marusia: Luide пишет: не кажется ли вам, что для "Аромагии" это несколько слишком и выбивается из стиля? Что именно "слишком"?
Luide: Marusia имелось в виду, слишком сумасшедше, стёбно (юмористически) и т.п.
Marusia: Лёгкая сумашедшинка повествованию не помешает. У меня не создалось впечатления, что стиль нарушен, поскольку Мирре по жанру данного произведения полагается попадать во всякие нестандартные ситуации и встречаться с неординарными личностями.
ДюймОлечка: Luide пишет: слишком сумасшедше Значит ледяные драконы - это нормально, а необычные женщины нет? Мне кажется, все очень даже в рамках произведения...
Хелга: Luide пишет: слишком сумасшедше, стёбно (юмористически) и т.п. А стеб и сумасшествие разве когда мешали? Мне тоже кажется, что все в стиле. ДюймОлечка пишет: Значит ледяные драконы - это нормально, а необычные женщины нет? Вот именно! Дискриминация получится.
Luide: ДюймОлечка, Marusia, Хелга спасибо! Вы меня успокоили
Luide: Небольшой проходной кусочек. Снег взметывался из-под полозьев, а мчащийся медведь казался хищным вьюжным духом. Хохот Альг-иссы, мятный привкус снежинок, бьющий в лицо ветер... Мир вокруг сошел с ума, завертел меня, как шарик в колесе рулетки. В Хельхеймских безбрежных снегах, видимо, было нечто наркотическое. По крайней мере, здесь я ощущала себя совсем другой... Острое, невозможно острое ощущение свободы кружило голову, заставляя смеяться и кричать в снежную пелену что-то восторженное. Мне вторила Альг-исса. А ледяная равнина снисходительно смотрела на нас, словно на расшалившихся детей... Постепенно мы приближались к побережью. Хель селились в основном на севере острова, неподалеку от огромного ледника, километровая толща которого, видимо, вызывала у них родственные чувства. Мне же такое соседство казалось, по меньшей мере, неуютным. Холодное дыхание ледяных исполинов пронизывало до костей, не спасали даже шкуры, которыми Альг-исса укутала меня чуть ли не с головой. Вспомнилась сказка, которую господин Бранд рассказывал Валериану. О злых снегах, которые поджидают момента, чтобы заморозить все живое, и о вечном сражении с ними красавицы-солнца и вулкана по имени «очаг бога Тора» - Тораринн, который и породил остров Нордрихейм. Соль и Тораринн вечно стремятся друг к другу, но им мешает лед, который они год за годом тщетно пытаются растопить. Злится вулкан, пышет жаром, посылает возлюбленной весточки – гейзеры. А солнечная дева год за годом гладит ледяное покрывало, под которым спит любимый... Красивая легенда, только хель в ней выступали в роли пособников коварного льда, разлучающего возлюбленных. Надо сказать, не слишком патриотично! Ближе к месту назначения пришлось сбросить скорость. Мы осторожно пробирались по самому краюшку ледника, и вид огромных трещин в его толще заставлял ежиться. Не зря лед считался стихией наряду с землей и водой, воздухом и огнем. Могучая стихия, спокойная и безжалостная. Неудивительно, что на севере ее почитали больше других. Сложно не проникнуться величием, глядя на лед вот так, чувствуя себя крошечной снежинкой... Руна «Иса» знаменует сонную безмятежность снежной пустыни. Она может убить мимоходом или так же равнодушно спасти, подарить желанную передышку или выпить последнее тепло. - Ай, ты там жива? – оборачиваясь ко мне, со смехом прокричала Альг-исса. – Уже скоро! - Жива! - прокричала я в ответ. – Не отвлекайся, следи за дорогой! - Ай, я вообще могу вожжи отпустить! Хочешь? Смотри! – заявила она бесшабашно, перехватывая поводья одной рукой, а пальцы второй сунула в рот и залихватски свистнула. - Нет! Не надо! Я тебе верю! С трудом удалось успокоить пьяную от скачки и вьюги Альг-иссу. Мы были уже совсем рядом со Свёль. За поворотом взгляду открылось невозможно синее озеро, словно сапфир в оправе белого золота... По безмятежной поверхности плавали изящные лебеди, которые казались воздушными, словно «верхняя» нота духов или дуновение ветра. В Хельхейме верили, что лебеди - это валькирии, воинственные девы из свиты бога Одина, которые спустились искупаться. И, глядя на грациозных птиц, так легко в это поверить! Взгляд невозможно оторвать от нездешней, нереальной красоты теплого озера посреди царства холода. Говорят, это чудо тоже создал Тораринн в подарок своей возлюбленной... Неподалеку, между озером и морским берегом, располагалось поселение хель, Свёль, въезд в которое украшали каменные вехи. На них высечены руны «Иса» и «Хагалаз» - символы миров Хела и Нифльхейма, которые впоследствии слились в единое целое, образовав Хельхейм. Вид Свёль воскрешал в памяти сказки о чертогах Снежных королев: дома, вырубленные изо льда или сложенные из ледяных «кирпичей», неприступные скалы вокруг, как часовые, сияние окрестных снегов, похожих на целые россыпи бриллиантов... Впрочем, на этот раз селение я увидела только издали, поскольку сани свернули куда-то влево, прочь от морского берега. - Куда мы едем? – крикнула я. - На хутор! – не оборачиваясь, громко ответила Альг-исса. – Больные там. По счастью, в этих неприветливых краях хель чувствовали себя превосходно. Надо думать, они могли бы выжить здесь безо всяких построек, но своеобразные представления о домашнем уюте имелись и у них. К тому же в сильные морозы под открытым небом не по себе даже северным жителям. Под прикрытием скалы устроился дом - причудливое нагромождение камня и льда. Вокруг загона для животных - костяной частокол, чуть в отдалении сверкало небольшое озерцо. Все это чем-то напоминало избушку бабы-яги, недоставало только черепов с горящими глазами... Когда сани подлетели к дому, Альг-исса резко натянула вожжи, отчего медведь обиженно всхлипнул и эффектно затормозил. Подозреваю, что лишь милостью богов я не выпала из саней. «Жаль, здесь нет Валериана!» - подумала я, намертво вцепившись в какой-то выступ и пытаясь унять колотящееся сердце. Помнится, сын был в восторге, когда «тетя Альг-исса» покатала его верхом на своем любимом Хельги... Альг-исса довольно бесцеремонно извлекла меня из горы мехов, словно младенца, которому нужно сменить пеленки. Ноги подгибались, замерзшие пальцы не слушались... - Сюда! – велела она, откидывая полог из шкур над входом. Изнутри доносились гортанные вопли, стуки, странно немелодичные напевы. Кивнув, я нырнула в удивительно теплый (точнее, кажущийся таковым с мороза) дом. С порога меня атаковали запахи: жира, пота, каких-то горящих травок... Плотные шкуры, которыми были занавешены изнутри стены, не пропускали ни малейшего дуновения ветерка, так что эффект получался поразительный. Зловоние легло на плечи тяжелой медвежьей шкурой, придавило к земле, вытеснило из головы сумасшедший восторг поездки. Рядом ледяным истуканом замерла Альг-исса. Во второй комнате – должно быть, спальне – исступленно плясала у низкого ложа женщина-хель. Она была облачена в странные одежды, на голове красовалась шапка из оскаленной головы медведя, на груди подпрыгивало ожерелье из волчьих хвостов, а руки сцеплены на костяном посохе... Словом, зрелище было незаурядное. Танец, точнее, импровизированное сражение с неким невидимым врагом, продолжался еще довольно долго. Альг-исса, видимо, опасаясь помешать хоть словом, схватила меня за руку, едва увидев пляшущую шаманку, и удерживала, знаками умоляя молчать. Наверное, это действо минут пятнадцать продолжалось. Откровенно говоря, мое тело умоляло о еде, отдыхе и некоторых других естественных надобностях, но даже заговаривать об этом казалось кощунством... Наконец шаманка обмякла в изножье постели, на которой покоились двое хель: мужчина и женщина. Именно покоились, иного слова не подберешь: сложенные на груди руки, подоткнутые одеяла, какие-то странно-одухотворенные, просветлевшие лица. Сообразив, что действо завершилось, Альг-исса наконец меня отпустила. (Наверняка останутся синяки, надо бы найти мазь с арникой!) Пока подруга хлопотала вокруг шаманки, я быстро осмотрела больных. Бледные лица, частое поверхностное дыхание, сухая кожа... И странный запах – сквозь душные миазмы болезни и противную тяжесть дегтя пробивались нежные-нежные нотки весенних цветов. Коснувшись щеки женщины-хель, я отдернула руку, настолько обжигающе горячей была плоть. Но ведь для них нормальная температура – около нуля! Судя по всему, дело в какой-то инфекции, только не зная причину наверняка, можно лишь облегчить симптомы. Лечить хель всегда приходилось чисто интуитивно: медицины у них не существовало, а шаманка пользовала от всех хворей медвежьим жиром, клюквой и клюквенной же наливкой. По счастью, хель очень редко болели столь серьезно, чтобы эти немудреные средства не могли помочь. В особых случаях вызывали меня... Интересно, Альг-исса позвала меня на свой страх и риск или все же заручилась поддержкой Матери? Надо будет спросить... Но размышлять об этом некогда. Шаманка все еще лежала без сил, Альг-исса пока перетащила ее на лежак в углу. Там же обнаружилась худая скрюченная карга, которую я сразу не заметила, настолько тихо она притаилась. Первым делом – немножко горячей горечи эвкалипта прямо на шкуры, потом обтереть больных иссоповой водой с уксусом, чтобы побыстрее охладить. Хорошенько проветрить дом, невзирая на громкие протесты старухи, затем накапать в аромолампу масел иланг-иланга, мяты и лимона... Перед запахом лимона капитулирует душный смрад болезни, а мята с иланг-илангом должны справиться с затрудненным дыханием. Предприняв неотложные меры, я попыталась выяснить возможные причины болезни. Откровенно говоря, до сих пор мне не доводилось сталкиваться здесь ни с чем подобным, и это сильно меня беспокоило. Железное, точнее, ледяное здоровье хель обычно таяло с трудом. Какая-то редкая болезнь, способная свалить даже их? Но какая?! А может быть, это отравление? Последнее пришлось бы мне больше по вкусу, но это всего лишь предположение. Или даже скорее робкая надежда... Отмахнувшись от вопросов, Альг-исса куда-то увела шаманку, с трудом передвигающую ноги, оставив меня наедине с больными и сиделкой. Поскольку никто иной не мог ответить на мои вопросы, пришлось расспрашивать старуху, назвавшуюся Бьорн-иссой, которая гордо именовала себя помощницей шаманки. Похоже, одна из тех экзальтированных особ, которые стараются держаться поближе к выдающимся личностям. Она охотно поведала мне обо всем, гордясь своей осведомленностью. Рассказ «доброй» сиделки перемежался постоянной похвальбой и, кстати, нелестными словами о больных. Оказывается, недуг был достойной карой за грехи и вольнодумство! Муж и жена не зря поселились на отшибе - в поселении их не слишком жаловали. Конечно, мужчина считался невинной жертвой инакомыслия супруги (у хель строжайший матриархат!), но и ему не были рады среди сородичей. Новоиспеченные молодожены вынуждены были искать пристанища где-нибудь подальше от ортодоксальных сородичей. Говорливая Бьорн-исса намекнула также на некую неприглядную историю их свадьбы, вроде бы невеста попросту умыкнула жениха, не слишком интересуясь его мнением, хотя перипетии их отношений мне совершенно ни к чему. Сиделка рассказала, что сначала больным было душно, их тошнило, резко поднялась температура и донимали головная и сердечная боли. Потом они впали в нынешнее состояние, хотя шаманка безуспешно плясала у ложа целую ночь, замаливая проступки недужного семейства. - Я ничего о таком не слыхала! – отрезала Бьорн-исса. – И шаманка не слыхала тоже! Не бывало раньше у нас такого! - А в других поселках? - Ну... – протянула она, будто в раздумье постукивая по зубам пальцем (отвратительная привычка!), и наконец наябедничала жарким шепотом: - Рауд-исса только седмицу как вернулась. Говорит, мор в поселке был, насилу выжила. Но шаманка тамошняя ее отпустила, амулет дала в дорогу... Только недавно у Рауд-иссы медведь издох от непонятной хвори! Интересное имя – Рауд-исса – рыжий лед. Как будто отдает ржавой водой. - Мне нужно с ней поговорить. Вы можете привести ее? - Сюда? – охотно поинтересовалась Бьорн-исса. - Нет, - покачала головой я. – Если это неизвестная болезнь... Собиралась договорить «лучше поменьше народу сюда приводить», но осеклась. От одного словосочетания «неизвестная болезнь» по спине побежали мурашки. Нет ничего ужаснее, чем невидимая смерть, косящая живых десятками и сотнями. Беспомощность, ведь никто не в силах от нее защититься... Неизвестно даже, затронет она лишь хель или опасна и для людей. Ведь Альг-исса приезжала на почту! А Петтер вернулся оттуда в Ингойю... Что, если он унес с собой зерна неведомой чумы? Вот теперь мне стало по-настоящему зябко. Не снег и лед, а страх холодил сердце...
Axel: Luide Спасибо! Надеюсь, что автор нас только пугает страшными болезнями.
Хелга: Luide пишет: Небольшой проходной кусочек. Ничего себе проходной! Какая-то неизвестная болезнь, угроза эпидемии, и проходной. Напряглась в ожидании.
Luide: Axel на самом деле я добрая, злой просто притворяюсь! Хелга спасибо, я постараюсь быстрее. Что-то застопорилось у меня пока...
Luide: Первобытный животный ужас, как горсть льдинок шиворот. Он оставляет на языке мерзкий привкус масла чайного дерева – чрезвычайно полезного и на редкость гадостного. Впрочем, страх – всего лишь чувство, предупреждение об опасности. Нужно только не позволять ему затуманить мысли. Потому что если разум отступит перед натиском инстинкта, останется лишь желание бежать, спасаться, мчаться прочь от нависшей тучей опасности... Это гибельно. Шаманка явно показала свою беспомощность перед болезнью, а больше во всей округе не найдется никого, способного хоть что-то ей противопоставить. Кроме меня, разумеется. «Отставить слезы и сопли!» - как с грубоватой прямотой говаривал Ингольв. В этот момент я впервые почувствовала к нему искреннюю благодарность за то, что он отослал Валериана учиться на материк. По крайней мере, там наш сын в безопасности. Забавно, иногда именно то, что мы считали трагедией, в конечном счете, оборачивается спасением... Что станет с островом, если его охватит эпидемия, лучше даже не представлять. И все же странно, до сих пор хель не доводилось сталкиваться с повальными заболеваниями. Болезнь на первый взгляд напоминала инфлюэнцу, но вообразить, что потомков ледяных великанов может сразить банальный грипп! Впрочем, об этом лучше подумать позже. На меня выжидательно смотрела Бьорн-исса. Ее лицо походило на кусок дерева: изъеденный жучками-морщинками, тронутый гнилью времени, обезображенный наростами злобы... Должно быть, такой и должна быть обитательница избушки на курьих ножках. Пахло от нее любопытством, острым, как перец чили, и злорадством, сладковато-пряным, с нотой жженного дерева. Из-за крайне скупых мимики и жестов хель кажутся вырубленными изо льда. Однако, несмотря на невозмутимую внешность, пахнут они совсем как люди, и чувствуют ничуть не меньше. Просто у них не принято это демонстрировать. Первое время случались неловкие ситуации, когда я реагировала на невысказанные чувства хель, но потом они попривыкли и уже не вскидывались, случись мне «угадать» их настроение и нездоровье. - Скажите, а куда Альг-исса повела шаманку? – отстраненно поинтересовалась я, зябко кутаясь в мех. Окружающая обстановка меня нисколько не грела, притом как в переносном, так и в прямом смысле. Утварь в доме изготовлена изо льда или кости, даже постель сложена из ледяных блоков, накрытых мехами. Судя по всему, мне предстояло провести там еще много времени. Надо думать, через несколько часов я стану походить на хель: посинею от холода и замерзну до температуры льда. Разумеется, если не свалюсь следом за пациентами. Только об этом лучше не думать, потому что тогда Нордрихейм ждут не самые лучшие дни... - А вам зачем это надобно? – ответила Бьорн-исса неожиданно неприветливо, сверля меня взглядом. Как уже упоминалось, среди северных жителей не принято открыто таращиться на собеседника, так что это был откровенный вызов. Надо думать, она вспомнила о своем «привилегированном» статусе помощницы шаманки и сочла, что всякие приблудные люди не вправе ею командовать. - Послушайте, - произнесла я, холодно глядя на своевольную сиделку, - я – аромаг. Надеюсь, вы понимаете, что шаманка и Мать прислушиваются к моим словам, и им не понравится, что мне чинили препятствия. - Шаманка... отдыхает... – неуверенно произнесла Бьорн-исса, отводя глаза – капитулируя. - Вот именно. И я ее заменяю! От хель повеяло сомнением – стаккато запахов от прозрачного обжигающего холода розмарина до жаркой горечи полыни. - Так куда направилась Альг-исса? Главное, произнести уверенно и чуть устало, будто гувернантка, в сотый раз обучающая хозяйских детей таблице умножения. - На хутор Фаст-иссы, это близехонько. - Хорошо, - позволить одобрительной улыбке легко скользнуть по губам, как пуховка с пудрой. – Полагаю, вам лучше присмотреть за достопочтенной шаманкой, а Альг-иссу, будьте добры, пришлите ко мне. Она молча склонила голову и направилась к выходу. - Пожалуйста, передайте достопочтенной шаманке, что я буду очень благодарна, если она уделит мне немного времени. И спасибо вам за ценнейшую информацию! Напряженная фигура Бьорн-иссы, похожая на жирный восклицательный знак, при этом явном признании заслуг сразу расслабилась. От похвалы тают даже самые холодные сердца, словно масло на печи. Хель буркнула что-то в знак согласия и вышла. На мгновение я явственно «услышала» запах топленого масла, свежеиспеченного хлеба с хрустящей корочкой, ломтика сыра... Должно быть, пора завтракать! Больные все так же преспокойно возлежали в постели, никак не реагируя на попытки их растолкать. Жар чуть спал, они дышали легче и глубже, но в себя не приходили. Легкое улучшение – вот все, чего я смогла добиться. Немудреная еда моя состояла из куска печеной курицы, ломтя лепешки и нескольких глотков горького чая – остывших, а потому невкусных. Однако силы понадобятся, а потому не время капризничать и требовать разносолов. Надо думать, долго я так не выдержу, и это беспокоило меня все больше. Нежная человеческая плоть, словно капризная орхидея, требует тепла и заботы... С этими невеселыми мыслями я добавила в аромалампу несколько капель эвкалипта и чайного дерева – лучших снадобий для обеззараживания воздуха - и отправилась на улицу. Морозный воздух пах морем и прохладной мятой, ароматным дымком и тяжелым березовым дегтем... Бескрайняя снежная равнина в рассеянном свете переливалась десятками оттенков от алебастрового до изумрудного. Стянув перчатки, я взглянула на покрасневшие от холода пальцы. Действительно, надолго меня не хватит, нужно искать пристанище, где можно развести огонь и согреться. Хель терпеть не могут пламени, даже аромалампа, в которой едва-едва теплится крошечная свеча, вызывает у них опаску и недовольство. Так что придется оставить больных, если в течение дня не случится перелома. Зачерпнув снега, я умылась – весьма бодрящая процедура, не хуже кофе, но отнюдь не такая приятная. Мудрый Один, как хочется домой! Холод ревнив. Он взволнованно дышал в лицо и обжигал губы поцелуем, пробирался под теплую одежду, касаясь озябшего тела, и подступал к сердцу... Почуяв мое присутствие, в загоне на два голоса взревели медведи. Среди людей отчего-то считается, что у хель медведям живется привольно, они бродят прямо по улицам и дерутся за свежее мясо. Надо думать, эти сказки сочинила какая-нибудь нянюшка, чтобы пугать непослушных детишек. Из поколения в поколение передавались страшные байки, обрастая все новыми подробностями. В конце концов хель стали чудовищами, скармливающими своим домашним животным случайных путников... Едва я успела вернуться в дом, как раздался топот. В помещение ворвалась Альг-исса, отчего-то взволнованная и переполненная впечатлениями. - Шаманка тоже заболела! – выкрикнула она прямо с порога. Отчего-то это известие явно вызвало у нее нездоровый энтузиазм. Так подростки, собравшись у костра, рассказывают друг другу страшные истории, обмирая от восторга и вздрагивая при каждом шорохе. Надо думать, Альг-исса не воспринимала угрозу всерьез, для нее это пока была всего лишь необычная и захватывающая игра. Вот только эпидемию не остановишь разгадыванием загадок... - Вижу, ты этому рада? Мой голос сочился горькой иронией, словно ранка сукровицей. - Ай, что ты говоришь? – Альг-исса вскинулась, как необъезженный медведь. – Я просто думал, тебе надо знать. Опять это «думал»! Не понимаю, как можно даме говорить о себе в мужском роде?! Впрочем, хель за «даму» могут и обидеться... - Спасибо за сведения! – все же холод определенно дурно влияет на мой нрав! - Но я звала тебя вовсе не затем. Нужно немедленно предотвратить распространение инфекции. Поезжай в Свёль и передай Матери следующее... Я продиктовала целый перечень мероприятий. К сожалению, наиболее эффективные средства неприменимы для хель, к примеру, костры из еловых лап и лепестков роз прямо на улицах. С собой у меня имелось изрядно масла гвоздики, поскольку северяне использовали его, чтобы глушить рыбу. Теперь куда важнее противовирусное действие. В старину лекари защищали себя повязками, на которые капали эфиры, и летописи уверяли, что это средство превосходно защищало от большинства болезней. Разумеется, визит в Свёль небезопасен, но пока Альг-исса не обнаруживала признаков болезни, хотя уже больше суток была рядом с больными. Остается надеяться, что у нее иммунитет к этому неведомому недугу, а также, что мои масла сумеют остановить победное шествие вируса... Тщательно законспектировав мои указания и вооружившись десятком разнокалиберных бутылочек, Альг-исса вприпрыжку умчалась в поселок, а я осталась у ложа больных. Заодно она должна была заглянуть на хутор к заболевшей шаманке... Благоухающая пряной смесью гвоздики, имбиря, черного перца, сосны и лавра, Альг-исса как никогда напоминала ароматную красавицу ель, украшенную чем боги послали... Но улыбка моя быстро растаяла: мужчина хель захрипел и стал задыхаться, пришлось бросаться на помощь, а потом, когда приступ отступил, сидеть у постели, неотступно наблюдая за пациентами. От ледяного ложа тянуло пронзительным холодом, но я держалась, хоть и ежилась под ворохом мехов... Секунды томительно медленно собирались в минуты. Время таяло лениво, как сугробы под первыми лучами весеннего солнца, когда кажется, что робкое тепло не в силах одолеть снежные заносы... Бдение у постели больных, когда ты не в силах им помочь... Для любого целителя это невыносимо. К тому же от безделья в голову лезли дурные мысли и болезненные воспоминания. Вот так же я когда-то сидела у постели Фиалки, плача от бессилия. Воя и проклиная всех богов скопом, когда стало совершенно ясно, что она не выкарабкается, перемежая проклятия мольбами - тщетными мольбами. Зря говорят, что время лечит. Просто молодое вино боли становится уксусом, обильно сбрызгивая салат воспоминаний... Впрочем, сейчас куда важнее будущее, а не прошлое. Что, если Петтер тоже заболел? Это означало угрозу для Ингойи, для всех, кто мне дорог... В эту категорию, по здравом размышлении, я включила даже свекра, не говоря уж о муже. Несмотря ни на что, господин Бранд не заслуживал такой смерти. А Ингольв... Пожалуй, простить его потруднее, но с другой стороны, мы оба виноваты в том, что наш брак превратился в декорацию... А сам Петтер? Был ли он действительно влюблен, или это просто померещилось мне, опьяненной обжигающе холодным северным ветром? Я задумалась, перебирая цветные стеклышки воспоминаний... Пожалуй, немножко. Хотя в его возрасте просто неприлично не быть влюбленным! Так что скоро это пройдет, опадет лепестками цветущих яблонь... За размышлениями о природе чувств и воспоминаниями о собственной первой любви – к будущему мужу, разумеется – я как-то незаметно скользнула в теплое озеро сна... Бескрайняя ледяная равнина. Местами ее рассекли глубокие трещины, а в расколах видна замерзшая земля. Ослепительный снежный покров кое-где казался голубоватым или почти лавандовым, а темная вода залива создавала странный контраст со льдом, будто сияющим собственным светом. Увидеть все это в полном великолепии могут разве что драконы с высоты птичьего полета. И я – во сне. Ледники Нордрихейма чем-то похожи на пустыни далекого юга. Разве важно, иссушит твое тело зной или заморозит холод? Снег и огонь для нас равно губительны. Мы, люди, такие хрупкие, такие беспомощные... и такие упорные. Что нас тянет сюда, в вечные льды? Что завораживает в танце бесчисленных снежинок? Там, внизу, крошечные кристаллики льда кружились, танцевали в порывах ветра, плавно оседали, постепенно образуя фигуры. Я так засмотрелась, что пропустила момент, когда из снежинок и брызг моря, словно по волшебству, выросли статуи хель. Под хмурым и низким северным небом истуканы казались удивительно уместными - плоть от плоти этой земли и этого льда. Море плеснуло волной, вынося к подножию статуй одинаковые ледяные брусочки - руну «Иса». Повторенная десятки раз, она стеной окружила хель, ощетинилась против невидимого врага... Красавица Соль раздвинула облачную пелену, заинтересованно взглянула вниз. Равнина ожила, заискрилась мириадами снежинок. Снег отчаянно пытался поймать солнечный свет, рвался к нему, блистал и переливался, тая от ласковых касаний лучей... На ледяных лицах хель проступил ужас напополам с восхищением. Они смотрели вверх, на бескрайние просторы голубого неба, истекая водой, словно слезами... P.S. продолжение будет завтра утром.
Хелга: Luide Спасибо!
Luide: Axel пишет: дракон и всех вылечит. Лично набьет морду каждому вирусу? Хелга
Luide: Я проснулась с криком. Сердце отчаянно колотилось... Было такое чувство, будто ткань сновидения разорвали рывком, обнажая неприглядную реальность. Нужно достать масло мяты, оно проясняет мысли... Руки отчетливо дрожали. - Эй, Мирра! – снова позвали снаружи. Вздрогнув неожиданности, я едва не уронила несессер с маслами. Только хель могли произнести мое имя так, чтобы в нем ощущался не теплый смолянистый дымок, а яростное рычание. Торопливо отставив в сторону вещи, я подобрала юбки и бросилась из дому. У входа обнаружилась живописная группа, напоминающая своеобразный бутерброд. Альг-исса в темных воинских одеждах – как кусочек ржаного хлеба, дальше виднелась красно-рыжая макушка незнакомой хель – словно ломтик помидора, а завершала натюрморт пожилая особа в шубе нежно-зеленого оттенка, напоминающей листик салата. Увидев меня, «бутерброд» распался. Альг-исса, которая едва не приплясывала от возбуждения и воинственно потрясала охотничьим ружьем, отступила в сторону и, грубо схватив рыжеволосую хель, заставила ее грузно опуститься на колени. Не удостоив коленопреклоненную подданную даже взглядом, вперед выступила Мать – пожилая, но еще весьма крепкая дама в одеждах цвета первой майской зелени – вождь поселка Свёль. Изобразить восхищение и подобающее почтение оказалось совсем нетрудно, достаточно взглянуть на властное лицо и серебряный лом в руках, весь покрытый непонятными знаками и инкрустациями. Впрочем, не зря ведь говорят, что справляться со своевольными северянами можно лишь с помощью лома и Матери! - Рада приветствовать достопочтенную Мать, - поклонилась я, стараясь не ежиться от порывов холодного ветра. - И я рада тебя видеть, дочь людей Мирра, - ответствовала она степенно. – Как больные? - Все так же... – вздохнув, сообщила я неохотно. Опустила глаза, прикусив губу... Самое противное – беспомощность, липкая, приторная, в которой тонешь, словно муха в сиропе. Так похожая на солодку – сладкую до спазмов в горле, до тошноты... Боги, милосердные мои боги! За что?! От осторожного прикосновения к щеке я вздрогнула, как от удара. Рядом со мною стояла Мать, участливо заглядывая в лицо, и темная бездна ее глаз казалась уютной, умиротворяющей, понимающей. Странно, людям кажется, что тьма – синоним зла. Но это всего лишь неизвестность, в которой мы чувствуем себя, словно заблудившиеся в лесу дети. Но ведь даже в самой чаще есть грибы и ягоды, тропинки и мягкая трава... Вздрогнув, с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть, не выставить вперед руки. Хороша бы я была в таком случае! Точь-в-точь маленькая девочка при виде серого волка! - Прости, - Мать отвела глаза, - ты хотела видеть Рауд-иссу. Она мотнула головой, указывая на рыжую хель. К слову, у них это примерно как альбиносы у людей. Седые (точнее, нежно-голубые) волосы самой Матери, заплетенные в сотни тонких косичек, воинственно топорщились вокруг лица, как иголки ежа. - Альг-исса, я ведь просила привести ее в другое место! – правильно, лучше адресовать упреки подруге, чем Матери хель, последняя может счесть это посягательством на свой авторитет. – Это опасно! - Не опасно, - вмешалась вождь, решительно стукнув ломом по мерзлой земле, бросила искоса взгляд на меня и добавила: – Пойдем в дом, иначе ты замерзнешь насмерть... Надо думать, мое лицо уже походило на сине-красные физиономии хель. Иногда мне кажется, что материалисты правы, и северные жители выглядят так вовсе не из-за происхождения от инеистых великанов и богини смерти Хель, а всего лишь изменились под влиянием мороза... Хотя это не объясняло феномен ледяных драконов, но подобные мелочи никогда не волновали людей, ведь на неугодные факты можно просто закрыть глаза... Впрочем, даже думать о подобном в присутствии Матери едва ли разумно. Эта почтенная особа видела немало льдов , и потому иногда бывала слишком проницательна. К тому же замечание вполне справедливо - я чувствовала себя так, словно постепенно превращалась в ледяную скульптуру. Брр! Невольно вспомнился сон – яркий, живой, слишком реальный. Тающие фигуры хель в ослепительном солнечном свете... - Хорошо. Если вы уверены... - Уверена! – подтвердила она с жутковатой улыбкой, обнажившей внушительные клыки. Я взглянула на хмурое небо, плотно зашторенное тучами. Ни один лучик не пробивался сквозь этот непроницаемый полог. В доме казалось обжигающе жарко, тепло укутало продрогшее тело пуховой шалью. За мной Альг-исса конвоировала Рауд-иссу, замыкала шествие Мать. Процессия остановилась у ложа больных, трогательных в своем умиротворенном угасании. В другое время я бы посмеялась, видя суровую даму хель, сунувшую палец в рот и оттого улыбающуюся до ушей... Но теперь картина пугала до дрожи. И снова этот нежный весенний запах, настолько неуместный в жилище хель, что вызывал чувство, словно кто-то царапал гвоздем по стеклу. Хотя, должно быть, он мне просто мерещился, побочный эффект сна. Больные казались спящими, и там, в грезах, они были счастливы. Счастливы, тихо тая у меня на руках... Из моих глаз частой капелью закапали слезы. - Что с тобой? Не плачь! – громоподобно «прошептала» зоркая Альг-исса. Она стояла довольно далеко, поэтому шепот получился оглушительным. - Ты плачешь... - Мать почти силой подняла мое лицо вверх, провела грубым пальцем по мокрой щеке. – Плачешь из-за хель... Я протестующе мотнула головой, но не стала возражать, не в силах объяснить свои смятенные чувства. Кошмар любого врача: беспомощность. Любой, кто еще не потерял свое сердце и человечность перед чередой чужих страданий, не может относиться равнодушно к чужой боли. Не может смотреть со спокойным безразличием на неумолимую смерть. Даже на смерть хель, которые недорого ценят жизнь, твердо веря, что за последней чертой их дожидается прародительница, богиня Хель. К тому же это мой собственный кошмар... Неважно, сколько смертей я видела, все равно каждая ранила душу, заставляя мучительно размышлять, все ли было сделано, чтобы спасти, вырвать из тенет болезни. В тяжелые моменты я делаюсь многословной, будто пытаясь спрятать в сплетении нитей-фраз свою боль. Так рождаются стихи, ложась стежками строк на белую канву листа... Хм, должно быть, что-то в здешнем холодном воздухе вызывает поэтическую часть моей натуры. Но боюсь, в данный момент это неуместно. Кстати, слезы наворачивались на глаза вовсе не от сочувствия – разумеется, вполне искреннего – к хель, а от горьких воспоминаний о Фиалке. Но едва ли стоит рассказывать Матери об этом... Кажется, она без слов поняла мое нежелание откровенничать и приступила к делу: - Мы пришли допросить Рауд-иссу. Ты имеешь право знать, поэтому мы привели ее сюда. Подавить вздох: хель всегда поступают по-своему, им невозможно что-то втолковать! - Хорошо, но как знать, ответит ли она честно? - Ай, куда она денется! – вмешалась Альг-исса, но под строгим взглядом Матери скисла, как молоко на солнце. - Лед будет ей свидетелем! – торжественно произнесла Мать, кивая для солидности. В вытаращенных глазах Рауд-иссы плескался страх, будто вино в полупустой бутылке. Мать строго вздохнула на свою непутевую «дочь», и та покорно склонилась, опустилась на грязный пол, как заводная игрушка, в которой закончился заряд. Вспомнились рассказы, что все хель считались детьми троих родителей: отца, матери и Матери, заодно выполнявшей обязанности повитухи. - Сними с нее одежду! – коротко велела Мать, и Альг-исса бросилась выполнять. Вскоре распростертая на полу Рауд-исса осталась совершенно голой. - Ты будешь говорить правду. Ты поняла меня, Рауд-исса, дочь Рейн-иссы? – произнесла Мать, подходя к той. Рыжая съежилась под строгим взглядом, кивнула и прошептала: - Да, Мать. Я клянусь говорить правду... - Я слышала твою клятву! – торжественно провозгласила Мать (имена вождей хель нельзя называть, чтобы не сглазить). – И лед слышал, как ты клялась. Да покарает тебя праматерь Хель, если ты солжешь! Она коснулась плеча Рауд-иссы кончиком лома, и та истошно закричала, как раненое животное, выплескивая боль и ужас. Когда Мать отняла свой символ власти, на предплечье Рауд-иссы осталась сверкать снежинка. Небольшой знак переливался, будто бриллиант, и явно причинял ей нестерпимую боль. Мать простерла руку и сказала несколько непонятных слов, отчего знак на коже хель будто моментально остыл, став похожим на ярко-синий шрам. - Говори! Повтори все, что ты мне сказала в поселке, – велела вождь, и Рауд-исса, захлебываясь, принялась торопливо рассказывать... Со стороны кажется, что женщины хель совершенно свободны, и лишь их мужчины находятся в незавидном положении. В действительности это вовсе не так. Мужчины заперты дома и ограничены в правах, вынужденные безропотно подчиняться диктату жен, но и последние также замкнуты в казематы правил и долга, приказов старших и вековых традиций. Любимое слово хель – «нельзя». Если у людей разрешено все, что прямо не запрещено законом, то у северных жителей дела обстоят с точностью до наоборот. Рауд-иссе с самого рождения пришлось туго. «Рыжая» здесь, в Хельхейме, - как приговор, обрекающий на непохожесть. А быть не таким, как все – это нелегкий жребий... В конце концов Рауд-исса не выдержала, собрала нехитрые пожитки и ушла прочь, искать свою судьбу на чужбине. Разумеется, о «чужбине» в данном случае говорилось условно, поскольку речь всего-навсего об иных поселениях хель. Но и там рыжая не прижилась. Помыкавшись какое-то время, она упала в ноги тамошней шаманке, и та написала Матери Свёль письмо с просьбой принять обратно блудную дочь, весьма туманно намекнув на некие обстоятельства, вынуждающие ее вернуться. А здесь Рауд-исса просто постыдилась рассказать обо всем и что-то наврала о болезни. - Постойте, так не было никакой эпидемии в том поселке? – уточнила я, выслушав немудреное повествование о мытарствах. - Не было! – всхлипнула хель, размазывая кулаком слезы по щекам. – Мой Врани просто старый был, оттого и издох! Пахло от нее искренностью, густо приправленной раскаянием. Как кофе с коньяком... От мысли о кофе во рту скопилась слюна. Я схватилась за голову, пытаясь сдержать истерический смех. - Ну и сказочница Бьорн-исса! Она мне такого наговорила... - Все мы где-то подтаиваем , - философски заметила Альг-исса. - Но позвольте, к чему тогда это все? - я обвела рукой скульптурную группу «злая Альг-исса с ружьем и коленопреклоненная Рауд-исса». - Она посмела утаить от меня правду! – в голосе Матери слышался, по меньшей мере, пятибалльный шторм. – Можно лгать кому угодно, но не Матери и не духам предков! Строго говоря, рыжая наверняка не лгала, а просто умолчала о некоторых деталях, но подобная риторика не в чести у хель. Я склонила голову, пряча улыбку, до того походила в этот момент суровая Мать на моего драгоценного мужа, произносящего патриотическую речь перед своими солдатами. - Ай, выходит, заразе неоткуда взяться! – провозгласила Альг-исса с непрошибаемым апломбом. – Значит не будет никакой эпидемии... – она по слогам выговорила сложное слово. Я не была бы столь категорична, ведь трое больных никуда не делись... Но в любом случае, новые сведения радовали. В конце концов, могли ведь супруги просто чем-нибудь отравиться? Правда, в эту версию не совсем вписывалась болезнь шаманки, но чем боги не шутят? Быть может, она что-нибудь не то съела... - Скажите, а есть кто-нибудь, ненавидящий Хар-иссу и Вирн-исса? - я кивнула на больных. «Воинственный лед» - жена и «дружелюбный лед» - муж. Презабавная пара! - Ай, не знаю... – задумалась Альг-исса. – Вроде было что-то... О Фаст-иссе... - Я спрошу ее и сообщу тебе обо всем, что узнаю! – решила Мать, взмахом руки прерывая сумбурные попытки Альг-иссы рассказать о вражде из-за прекрасного юноши. На мой взгляд, «прекрасность» весьма сомнительна, однако хель, надо думать, считали иначе.
Marusia: Luide Заинтриговали неожиданным для хель запахом весны.
Luide: Marusia я намекаю, намекаю...
Хелга: Luide Замерзла вместе с Миррой. Но радуют позитивные сведения от рыжей изгнанницы. Marusia пишет: Заинтриговали неожиданным для хель запахом весны. Льды начали таять? Ничего более умного в голову не приходит.
Luide: Хелга пишет: Но радуют позитивные сведения от рыжей изгнанницы. Сейчас я добавлю еще немного позитива. А завтра утром появится дракон! Хелга пишет: Льды начали таять? Лучше я загадочно промолчу, чтобы не портить интригу. Но вы на верном пути. Вирн-исс, нынешний муж Хар-иссы, некогда был помолвлен с этой самой Фаст-иссой, из-за чего и начался весь сыр-бор... Бесцеремонная Хар-исса попросту умыкнула жениха, угнала, словно какого-нибудь медведя! Разумеется, обманутая невеста устроила скандал и мордобой, однако это уже ничего не могло изменить. Все же сложно представить себе дуэль между дамами из-за кавалера! Хотя драку между хель – с выдиранием волос и прочими атрибутами – как раз вполне можно вообразить... - Альг-исса, будь добра, побудь здесь, - обратилась я к подруге, вознамерившейся следовать за Матерью, и объяснила, не дожидаясь бурного недовольства: - Мне нужно проведать шаманку, едва ли Бьорн-исса сможет ей помочь. А разорваться я, к сожалению, никак не могу! - Ай, ничего с этими не станется! Оставь их пока! – возразила Альг-исса, вцепившись в ружье, как ребенок в игрушку. Никогда не понимала странной привязанности к смертоубийственным железякам! Но хель они милее груды украшений. - Альг-исса... – укоризненный взгляд Матери и легкое покачивание ломом моментально угомонили упрямицу. - Ай, ладно... Мрачная Альг-исса протянула оружие непосредственному начальству и со скорбным видом уселась прямо на пол у постели. На месте больных я бы поскорее очнулась и убралась подальше от недовольного стража. Не понимаю, что ей за радость конвоировать несчастную рыжую хель? Оставлять подруге лекарства нецелесообразно, так что нужно поскорее навестить шаманку и вернуться обратно. Вот только... Одна, пешком, по неизвестной местности... - Рауд-исса, поступаешь под начало уважаемой Мирры! – распорядилась Мать, легко поняв мои затруднения. – Свозишь ее туда и обратно, и смотри у меня! Она снова до дрожи напомнила мне Ингольва, и ничто – ни «три метра красоты», ни голубоватые волосы, ни бесспорно женская фигура – не могло изменить это впечатление. Впрочем, «отец-командир» и «Мать» - это ведь, по сути, родственные понятия... Размышляла я об этом на ходу. Крепко обняв верную сумку одной рукой и вцепившись в сани другой, пыталась не задохнуться обжигающе холодным воздухом. И одновременно искренне наслаждаясь бьющим в лицо ветром. К тому же так медвежья вонь почти не ощущалась... К хутору, точь-в-точь похожему на предыдущий, мы домчались минут за десять. Это была своеобразная «дача» шаманки, где та предпочитала заниматься своими делами, подальше от глаз сородичей. Сама хозяйка разметалась на постели, но толком ее разглядеть не удавалось. Широкое меховое одеяло и спина сиделки заслонили хрупкую (разумеется, по хельским меркам!) фигуру. - Как она? – поинтересовалась я встревожено, пытаясь отодвинуть Бьорн-иссу от постели. Но хель была непоколебима, словно вековые льды. - Она захворала... – ответила она нехотя, с должной скорбью и даже торжественностью, закрывая больную грудью. - Это понятно! – боюсь, получилось недовольно. – Позвольте взглянуть... - Нечего там разглядывать! Лицо Бьорн-иссы выражало непреклонную решимость. Словно перевернутая руна «Альгиз» у дороги, в этом случае означающая «дальше на твой страх и риск, путник!». Кажется, сиделка преисполнилась чувства собственного величия. Как же, героиня, выхаживающая больную шаманку! - Что ж... – подпустить в голос немножко усталости, капельку раздражения и добавить щепотку смирения. – Рауд-исса, пожалуйста, отвезите меня к Матери, думаю, тут потребуется ее помощь... - К Матери? – в голосе Бьорн-иссы прорезалось сомнение. Преклонение перед Матерью – и ломом! – хель впитывают с молоком матери. Выдавила: - Не надо! Смотри! И наконец отступила в сторону. Шаманка, мертвенно-синяя (то есть бледная по-хельски), дышала слабо и поверхностно. Но никакого жара! Запах от нее слабый-слабый, словно от одежды, месяц назад сбрызнутой духами. Кожи, березовых почек, дегтя... Правильный. На соседнем хуторе благоухало совсем иначе: весенними цветами, молоденькими смородиновыми листиками и немножко сливовыми косточками. Такой белоснежный запах, но не ледяной, а невесомо-теплый, как апрельский день. Закончив осмотр, я тщательно вытерла пальцы свежим комком льда и пригорюнилась. Дело в том, что симптомы болезни шаманки коренным образом отличались от тех, что демонстрировали новобрачные. Тут впору схватиться за голову и хорошенько побиться ею обо что-нибудь подходящее, для стимуляции умственной деятельности. Может ли один и тот же вирус вызывать столь несхожую болезнь? Сомневаюсь. Следовательно, это либо вовсе не вирус, либо шаманка больна чем-то иным. А может быть, все же отравление? Но опять же, почему разная реакция? Хотя... возможно, шаманка успела принять противоядие, но оно подействовало слабо, нейтрализовав только часть яда... Более всего это походило на полнейшее истощение. Хотя... какой смысл ломать голову? Боюсь, я могу лишь облегчить состояние хель, а в остальном остается полагаться на их живучесть. Вот только обычные стимуляторы – мята, лимон, розмарин, фенхель и прочие – в данном случае не годились. Как и кофе, после определенного момента они попросту перестают действовать, поскольку больше нечего подстегивать. Организм имеет скрытые резервы, но и их нужно пополнять! Масла имбиря и гвоздики известны тем, что помогают быстро преодолеть упадок сил, поэтому их часто назначают выздоравливающим. Пожалуй, еще немножко мускатного ореха, и готово. Фрейр и Фрейя, прошу вас, забудьте ненадолго о вековой неприязни к инеистым великанам, помогите мне! Бьорн-исса следила за мной весьма недовольно, но возмущаться не пыталась. - Ей нужна пища! – бросила я, довольно оглядев дело рук своих. – Что-нибудь легкое и питательное. Шаманка довольно посасывала имбирный леденец, а от витающего в доме запаха пряностей отчаянно захотелось есть. - Здесь пусто, - ответила рыжая хель, роясь в шкафах. – Травки какие-то, настои... - Осторожно! – велела я, торопясь отозвать невезучую Рауд-иссу, пока она не расколотила запасы шаманки. Надо думать, той не придется по вкусу разруха в кладовой. – Лучше сходите на охоту. Или... Полагаю, на хуторе есть какая-нибудь еда? Оставив в покое склянки, рыжая вытянулась во фрунт и согласно кивнула. - И меда прихвати! – добавила я уже в спину. Кажется, Рауд-исса охотно хваталась за любую возможность загладить свою вину перед Матерью. - Я мигом! – и след простыл. - Не надо! – запоздало возразила Бьорн-исса. – У Фауст-иссы дрянной мед! - Постойте, - сообразила я. – А при чем здесь Фаст-исса? Если не ошибаюсь, на хуторе живут Хар-иссы и ее муж, Вирн-исс. - Точно! – махнула рукой Бьорн-исса. – Хар-исса заженила на себе Вирн-исса, суженого Фаст-иссы. - Тогда почему... – начала я, но помощника шаманки только цыкнула. - Они, конечно, дрались после того и все такое. Но на днях Фаст-исса мириться заявилась, вот и принесла с собой медка. Хар-исса рассказала, когда еще в себе была... Я согласно кивнула. Не знаю, как хель умудряются выращивать пчел в здешних суровых местах, но хельский мед известен далеко за пределами Хельхейма и в Мидгарде считается деликатесом... - Постойте! – озарившая меня мысль казалась глупой, но чем Локи не шутит? – А шаманка ела тот мед? Может быть, они все им отравились? - Вздор! – безапелляционно отрезала Бьор-исса. Исходящий от нее запах ладана выдавал полную уверенность в своих словах. Впрочем, уверенность – еще не правота. Хотя не мешало выяснить... - Боюсь, у нас нет необходимых сведений. Не могли бы вы хоть чем-то помочь? – понизить голос, добавить доверительно: - Я уверена, вам лучше всех известно все, что происходит в Свёль. - Само собой! – Бьорн-исса раздулась от гордости. – Уж если я вам чего не скажу, так никто такого и не знает! Сплетниц хлебом не корми, дай только свежие уши. - Я верю вам! – проворковала я, сияя улыбкой. И вежливо попросила поведать все о том своеобразном треугольнике. От Бьорн-иссы повеяло незамутненной апельсиновой радостью. Гордая оказанным доверием, она вывалила на меня целый ворох самых разнообразных сведений, по большей части, о совершеннейших пустяках. Перипетии отношений между Хар-иссой, Вирн-иссом и Фаст-иссой, несомненно, заинтересовали бы какого-нибудь автора. Я даже задумалась, не изложить ли самой эту занятную историю. В конце концов, хотя я никогда не писала прозу, однако стихами баловалась много лет. А хельский любовный роман – несомненно, свежо и неординарно. Достаточно только вообразить в роли героини эдакую трехметровую дылду, взнуздывающую медведя и непринужденно спящую прямо на снегу! От размышлений меня отвлекло возвращение рыжей. Она сверкала глазами и демонстрировала полнейшее довольство жизнью. Внимательный взгляд легко обнаружил бы разбитые костяшки пальцев, а уж роскошный синяк на скуле и вовсе сложно не заметить! Глупых вопросов я задавать не стала: и так ясно, что рыжая не преминула отплатить Альг-иссе за недавнее обращение, и даже угроза гнева Матери не остановила драчуний. В принесенном Рауд-иссой меду не обнаружилось ничего подозрительного, но я все же не стала рисковать. - Благодарю вас за бесценные сведения! – церемонно поклонилась я Бьорн-иссе. И отвернулась, чтобы размешивая прямо в ложке меда каплю мяты. Откровенно говоря, внутреннее употребление масел чаще всего представляется нецелесообразным – летучие вещества лучше вдыхать – но в подобных случаях можно сделать исключение. Сдобренный мятой мед необычайно вкусен. В «Уртехюс» я держу целую банку такого лакомства - с орехами и имбирем. А уж как оно благоухает!.. Отчаянно захотелось домой. Усесться у огня, протянуть руки к ласковому теплу, прихлебывать горячий чай... Но перед хель я в неоплатном долгу, поэтому отставить нытье! - Дрянной мед! – прокомментировала Бьорн-исса качество оного пищевого продукта, брезгливо кривя и без того морщинистое лицо. Разумеется, ругать все горазды! Но я промолчала. Кажется, или в самом деле стало еще холоднее? Под одеждой словно шарили холодные руки, заставляя ежиться и мечтать о благословенном тепле. Впрочем, простуда вполне вероятная расплата за подобные условия! Тут «ожила» шаманка и мне стало не до размышлений. Она металась по постели, с закрытыми глазами отбиваясь от невидимых врагов. - Духи... Духи... Злые духи!!! – то шепча, то срываясь на крик, твердила она. – Погубить! Злые... Слава Одину, я быстро сообразила плеснуть ладана в аромалампу. Ладан успокаивает, проточной водой смывая все наносное, а заодно защищает от недобрых действий. Вскоре шаманка утихла, задышала легче и глубже. Лицо ее «порозовело» и, кажется, на этот раз она просто спала... Я отерла пот со лба – во время буйства больной успела согреться и даже упариться и глубоко вздохнула. Кажется, теперь можно возвращаться к Альг-иссе. Бьорн-исса сидела в углу, отчаянно дрожа и вперив застывший взгляд в шаманку. - Уважаемая! – обратилась к ней я. Не услышав ответа, пожала плечами и стала собирать свои драгоценные пузырьки. Теперь до самой весны новых снадобий не привезут, так что мои запасы в самом деле на вес золота! - Мы уходим. Давайте шаманке по ложке меда каждый час и поите ее вот этим, - я постучала ногтем по фляге с имбирно-лимонным чаем. Кажется, Бьорн-исса меня не слышала – или не слушала. – Думаю, это просто упадок сил... - Какой еще упадок?! – вот теперь она одним махом отбросила невозмутимость. Вскочив, подбежала ко мне, схватила за рукав и затараторила частым шепотом: - Вы что ж, не поняли ничего? Это все злые духи! Они завладели Хар-иссой и Вирн-иссом, потому что те не почитали законов! - Каких законов? – переспросила я непонимающе, пытаясь высвободить рукав из цепкой хватки. - Всяких! - от Бьорн-иссы исходила такая оглушающая уверенность, что я чуть не задохнулась. – Раскольники они! На подворье даже дома для кровопролитий нет! - Кровопролитий?! Рыжая уже отправилась на улицу, так что спасти меня от этой сумасшедшей старухи решительно некому. - Кровопролитий! – весомо подтвердила Бьор-исса, скалой нависая надо мной. – В такие дни женщина должна жить отдельно, не дозволяя никому к себе прикасаться! Потому как во время кровопролития она открыта от злых духов, которые могут через нее проникнуть в наш мир! Кажется, я поняла, о чем речь, даже вспомнила соответствующую легенду. - Эта Хар-исса только смеялась: мол, бабьи сказки. А вот теперь и поплатилась-то! - Но причем тут шаманка?! Ведь по обычаю именно она – хранительница традиций! - Она за тех... – следующих слов я не поняла, но не сомневалась в их нецензурности, - боролась, но не одолела! Видать, сильно Хар-исса грешила, много злых духов привела! И шаманку за собой увела! А ведь я ее предупреждала! Хорошенько встряхнуть того, кто почти вдвое тебя выше и втрое тяжелее – задача не из легких. Лучше не спорить, а поскорее известить Мать об опасных россказнях Бьорн-иссы, иначе не успеем оглянуться, как хутор «вольнодумцев» заполыхает. - Спасибо за информацию, непременно ее обдумаю, - заверила я, изображая серьезность. Боюсь, хель по части суеверий дадут фору даже моей Уннер! Помощница шаманки нахмурилась, видимо, недовольная уклончивым ответом. - Скажите, а еще что-нибудь странное было в последнее время? – спросила я мягко, обходя молчанием деликатный вопрос, верю ли в версию Бьорн-иссы. Она нахмурилась, перебирая в памяти события последних дней в поисках мрачных знамений. - Пожалуй, что и нет... – протянула наконец неохотно. – Разве что шар в небе видали. - Какой еще шар? – переспросила я с невольным интересом, хотя едва ли он мог иметь хоть какое-то отношение с болезни хель. - Летучий! – очень понятно объяснила Бьорн-исса. – Оранжевый. Осталось только вздохнуть и поблагодарить...
Хелга: Luide пишет: - Летучий! – очень понятно объяснила Бьорн-исса. – Оранжевый. "Подпрыгивая" Это он, это он! Хотя, вероятно,ошибаюсь. Спасибо, автор! Ледяные женщины и их горячие проблемы впечатляют.
Luide: Marusia пишет: Немного запуталась в -иссах. Хорошо, я постараюсь заменить часть исс. Спасибо. Marusia пишет: Жду развязки ледяной истории и появления дракона. Боюсь, появлением дракона эта история не закончится. Хотя вообще-то Мирру давно пора вернуть в город, что-то она разгулялась без присмотра мужа и свекра... Хелга пишет: "Подпрыгивая" Это он, это он! Поскольку дракон - ледяной, он вряд ли оранжевый. Скорее маскируется под облачко. "Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не дракон!" (с) Поехали дальше. На хуторе все оставалось неизменным. Разве что Альг-исса теперь разговаривала очень осторожно, стараясь поменьше шевелить разбитыми губами. Разумеется, я обработала «боевые раны» обеих драчуний, благо, арники, подорожника, мирры, лаванды и прочих нужных компонентов у меня имелось в достатке. Закончив это благое дело, проверила более серьезных больных. Состояние супругов хель было стабильным, точнее, стабильно плохим. Нужно отослать Альг-иссу подальше отсюда. Честно говоря, я окончательно перестала что-либо понимать. Хоть на рунах гадай, в чем причина хвори этой долгой . Но даже думать об этом не было, за этот долгий день я просто чудовищно устала и замерзла. - Послушай, где я могу согреться? Альг-исса задумалась. Потом ее лицо озарилось улыбкой, улыбка сменилась гримасой боли. Бросив негодующий взгляд на рыжую хель, подруга махнула рукой и поманила меня за собой. Через несколько минут мы оказались у подножия скал. Надеюсь, она не предлагает мне греться от вулкана? Впрочем, не откажусь от пещерки, где можно развести огонь... Вот только из чего? С топливом в землях хель дело обстоит отвратительно. - Вот! – выдохнула Альг-исса, подталкивая меня в спину. За скалами оказалась чудесная маленькая долина, окруженная неприступными утесами. Небольшое озерцо в центре даже на вид казалось восхитительно теплым... Разумеется, я ни минуты не колебалась. Что может быть лучше «для согрева», чем горячая ванна, пусть даже импровизированная? - Пожалуйста, присмотри, чтобы сюда никто не заглянул! - Ай, посторожу! – согласилась Альг-исса. – Хотя людей-то тут нет, а наши... не позарятся! Прямолинейно, хотя чистая правда. Только, раз уж Уннер не догадалась упаковать купальный костюм, придется обходиться без него. Плескаться под открытым небом, словно в собственной ванной, несколько неуютно, но вода казалась золотистой и источала нежный невесомый пар... Смущение осталось на берегу вместе со сброшенной одеждой. Боги, как чудесно нежиться в теплой воде! Кусочек мыла из моих запасов: янтарный, прозрачный, благоухающий корицей и апельсином. Словно приправа к горячему вину (которое с успехом заменяла теплая вода!). Поднести к лицу, вдохнуть нежный аромат... Теплее становится от одного запаха! Вымывшись и наплававшись, я совсем осоловела. В уютном тепле так легко расслабиться, уплыть по течению мыслей, нырнуть сквозь грань между явью и сном... Так, срочно выбираться на берег! Пологий склон словно бросался под ноги, а порывы ветра заставляли ежиться. Рядом с озером было куда теплее, чем в поселке, однако и тут легко подхватить простуду, достаточно немного побродить по берегу, толком не высохнув. Я потянулась за полотенцем, укуталась в него и счастливо вздохнула – плотное, махровое, удивительно мягкое, оно источало аромат свежести и миндаля. Теперь нужно найти платье потеплее... В ворохе одежды чего только не было, от легкомысленной шелковой сорочки до изысканной амазонки. Любопытно, о чем думала горничная, собирая все это барахло? Разумеется, наряд для верховой езды у хель мне непременно пригодится! Надо думать, гарцевать предлагается на медведе... Углубившись в поиски чего-нибудь немаркого и подходящего по сезону, я не обратила внимания на странный шум за спиной. Волноваться не о чем, Альг-исса завернет отсюда всех любопытных. Порыв ветра, громкий хлопок прямо за спиной заставили подпрыгнуть и стремительно обернуться. - Здравствуйте, госпожа Мирра! – как ни в чем не бывало, произнес стоящий совсем рядом дракон, насмешливым взглядом меряя меня – мокрую, встрепанную, в одном полотенце... Сердце отчаянно забилось, я невольно сжала поплотнее узел на груди. - Вам не кажется, что не совсем вежливо врываться к даме, когда она... не одета? – поинтересовалась я вместо приветствия. Мудрый Один, что я несу? - Вы полагаете, что я вторгся в ваш дом? Простите, я не ведал, что это частные владения! - бессовестный Исмир нарочито-удивленно приподнял брови, обводя рукой окрестности. Дракон изъяснялся подчеркнуто вежливо, даже велеречиво. Его манеры - словно покрытые патиной – по-старинному учтивы. Хотя ему, должно быть, не меньше ста лет, так что несовременность вполне понятна. От плавного движения рубаха на его груди натянулась, обрисовывая мышцы. Несколько пуговиц расстегнуты, обнажая шею, светло-пепельные волосы вьются на шее, глаза сделались ярко-голубыми, как ледяные глыбы в море... И без того все мысли из головы вымыло теплой водой, а тут еще это непереносимое головокружительное благоухание сандала! Нежный, вкрадчивый туманно-мускусный аромат – как нежный шепот, глубокий, мягкий... Мудрый Один, я вела себя, словно девчонка при виде симпатичного мальчика! А он улыбался так понимающе, чуть насмешливо и снисходительно... Впрочем, восемнадцать лет мне было... довольно давно, скажем так. Так что я отнюдь не девочка, охваченная непонятным томлением! Тоже мне, роковой соблазнитель! Надо думать, от меня запахло витексом – пряным, горьковато-травяным – похожим на полынный мед. Отстраненное спокойствие. - Полагаю, вы превосходно сверху меня разглядели, так что не нужно изображать неведение! - Отпустить полотенце, выпрямиться, холодно взглянуть прямо в невозможно-синие глаза. Теперь – чуть смущенная улыбка и почти робкое: - Пожалуйста, оставьте меня. - Отчего же? Полагаю, наедине предпочтительнее... Не удержалась, вскинулась, бросила на него возмущенный взгляд. - Поговорить о болезни хель, - закончил дракон, словно ничего не заметив. Его ирония ощущалась на языке, как острая горчица с медом. Кажется, он решил поиграть со мною в кошки-мышки. Вот только едва ли меня можно назвать мышкой! - Обещаю, мы непременно обсудим этот вопрос – во всех подробностях. Но, с вашего разрешения, несколько позже! Теперь и я говорила, словно бабушка в молодости. Хотя в этом как раз ничего странного: аромаг по природе своей очень восприимчив, легко перенимая чужие манеры и чужие чувства. Дедушка называл это «эмпатия», на что бабушка обычно отмахивалась. Она искренне не понимала, зачем подбирать названия каждому чувству, поступку и явлению, а дедушкину страсть к «систематизации ароматерапии» величала придурью. - Я бы предпочел сейчас... – в глазах ледяного дракона было столько жара, что можно было печь хлеб. От мыслей о хлебе у меня потекли слюнки. Вот бы сейчас булочку, прямо из печи – сдобную, посыпанную корицей, с широкой прослойкой варенья или с маком. И две-три чашки кофе – с шапкой сливок и сахаром... Мысли о еде оказались не худшим отворотным средством, чем проповедь о долге, защитные руны и масло витекса вместе взятые. Отвлекшись от размышлений, какой рогалик мне бы сейчас хотелось – со сгущенным молоком или все же с грушевым вареньем (лучше оба!), я обнаружила, что дракон как-то странно на меня смотрит. Не успела я и глазом моргнуть, как он оказался совсем рядом. Осторожно провел рукой по моей щеке, убирая мокрые волосы, заглянул в лицо... В его глазах, не тая, искрились льдинки. - О чем вы думали? – спросил так тихо, так интимно... Фрейя, лукавая богиня любви, а ведь он меня намеренно соблазнял! - О рогаликах! – честно призналась я. Желудок согласно забурчал, требуя хотя бы хлеба – свежеиспеченного, с хрустящей корочкой. Впрочем, если быть до конца откровенной, близость дракона несколько... нервировала. Словно масло на поверхности воды, по его лицу разлилось изумление. - О чем?! - О рогаликах! – охотно повторю, могу даже жестами! – Еще о кофе, булочках с корицей... Несколько мгновений он престранно смотрел на меня, потом, откинув голову, расхохотался, демонстрируя сильную шею и светлую щетину на волевом подбородке. Хотелось попробовать ее на ощупь, но... Несомненно, было бы неплохо закрутить интрижку с драконом, однако он слишком откровенно манипулировал мною, что остужало не хуже горсти льда за шиворот. - Наука психология утверждает, что первоочередным является инстинкт самосохранения, поэтому пища намного важнее... прочих желаний, - наставительно пояснила я, изо всех сил стараясь не рассмеяться при виде забавного выражения лица Исмира. Не выдержала, расхохоталась следом за ним. - Давайте условимся: вы не станете... играть со мной, – отсмеявшись, попросила я. Получилось серьезно и требовательно. - Согласен! - ответил он, а у самого в глазах танцуют снежинки. – Я стану все делать всерьез! И запах: бархатный сандал с отделкой из атласных роз, на подкладке из скользкого шелка бергамота... Не успела я ответить что-нибудь «ласковое», как раздался громкий топот, и между скал показалась встрепанная Альг-исса. Увидав ледяного дракона, непринужденно беседующего со мной, она резко затормозила. - Дракон! – выдохнула со смесью восхищения, досады и опаски. - К вашим услугам! – безмятежно улыбаясь, поклонился тот, как будто вовсе не застигнут с дамой в весьма компрометирующей ситуации. Впрочем, чтобы запятнать мужчину, а тем более, дракона, нужно что-то весомее, чем встреча с женщиной в неглиже. Хель только разевала рот, не в силах вымолвить ни слова, лишь переводя взгляд с меня на Исмира. Тоже мне, сторож! Впрочем, атаку сверху она предугадать не могла, а драконы, подозреваю, превосходно умеют подбираться к добыче... - Альг-исса, будь добра, отведи господина Исмира к Матери. Полагаю, он явился с визитом к ней, просто... немного промахнулся. - Прошу меня извинить, я увидел вас и не удержался! – «признался» он с откровенной улыбкой. Одарив насмешника строгим взглядом, я красноречиво посмотрела на Альг-иссу. С минуту она собиралась с мыслями, затем откашлялась, с трудом сглотнула и сообщила, что несказанно рада видеть дракона, для нее честь приветствовать его и так далее, и тому подобное. - Превосходно, - резюмировал Исмир, беря ее под локоть, - сейчас мы с вами отправимся к Матери, а затем я желал бы вернуться и более... подробно побеседовать с госпожой Миррой... - Буду рада, - светски-непринужденно ответила я. Полагалось поклониться на прощание, но едва ли это разумно - в одном полотенце. В данном случае доспехи были бы уместнее... Одарив меня напоследок загадочным взглядом, Исмир отбыл, небрежным кивком велев хель следовать за ним. Признаюсь, непокорные губы никак не хотели подчиняться доводам рассудка и упорно расплывались в улыбке. Должна признаться, перепалка с Исмиром взбодрила меня не хуже нескольких чашечек кофе – с имбирем и капелькой меда. В крови бродили задор и бодрость. Вот только кофе все равно хотелось... ___________________ Мирра здесь перефразирует известные строки из «Саги об Эгиле»: «Десять знаков тайных я прочел и знаю, что они причина хвори этой долгой»
Axel: Luide А вот и явление Дракона. А там снаружи, возле озера, разве не холодно? Я понимаю, что вода горячая, но окружающая среда все равно ледяная?
Luide: Axel насколько я понимаю, если горячее озеро в небольшой долине, окруженной скалами, там должен получаться такой небольшой оазис. От воды нагревается воздух, а скалы движение теплого воздуха ограничивают... По крайней мере, жители Исландии преспокойно купаются в своих горячих озерах.
Axel: Luide пишет: По крайней мере, жители Исландии преспокойно купаются в своих горячих озерах. Не бывала, не могу на этот счет ничего сказать. Просто героиня столько раз повторяла, что вокруг вечная мерзлота, что поневоле думаешь, что холод везде. Может, в самом тексте немного описать теплую долину? Это ни в коем случае не указание автору, что и как писать , а размышление вслух для улучшения произведения.
Luide: Axel пишет: Не бывала, не могу на этот счет ничего сказать. Я тоже не бывала, но читала. Спасибо, действительно лучше опишу.
Хелга: Luide Ох, как он явился, мерзавец! (в хорошем смысле слова ) И сразу же соблазнять. Luide пишет: И еще немножко картинок. Каким холодом потянуло в дополнение к вашим описаниям.
Luide: Хелга пишет: Ох, как он явился, мерзавец! По-моему, драконы питают слабость к театральным появлениям. Хелга пишет: И сразу же соблазнять. Ну они взаимно... развлеклись.
Энн: Luide где же долгожданное продолжение?
Luide: Энн каюсь, мне было не до того. И вообще осенняя депрессия. Но я постараюсь исправиться, честное слово!
Luide: Вскоре повалил снег. Он бывает разным. Большие пушистые звездочки, чем-то похожие на крохотных котят. Словно оплавленные чудовищным жаром – «мокрые» снежинки. Крошечные злые кристаллики, роем пчел разъяренно впивающиеся в лицо. Ласковые пушинки, мягко обнимающие все вокруг... В хельском языке более пятидесяти слов, означающих разные виды снега замерзшей воды. При общей бедности этого самого языка – число весьма впечатляющее. В этот раз вьюга словно задалась целью закрасить все вокруг белым. Говорят, можно рисовать черным по черному... В Хельхейме можно увидеть картины белым по белому. Серебристо-белая корка наста, молочно-белая пелена снега, голубовато-белые глыбы льда... Недостает слов, чтобы описать суровое северное великолепие! Только такой красотой лучше любоваться, сидя у камина, с чашечкой горячего вина – корица, яблоко, немного мускатного ореха, цедра апельсина, - а не в «доме» изо льда и камня. Разумеется, в заслугу хель можно поставить, что они умудряются безо всякого отопления поддерживать температуру чуть ниже нуля, и это в вечной мерзлоте! Однако это градусов на двадцать пять ниже, чем хотелось бы... Не устану благодарить далеких мастеров-гномов, которые столь виртуозно поставили науку на помощь бытовым нуждам. Проще говоря, в шубах их изготовления мороз чувствовался куда меньше. Жаль только, что подобные изделия стоили чрезвычайно дорого, так что у меня имелись только шапка и перчатки – подарок Ингольва на годовщину свадьбы. Муж намеревался подарить мне вместо этого чуда серьги с бриллиантами, но удалось вовремя его отговорить. Вопреки распространенному заблуждению, лучшие друзья девушки в Хельхейме – отнюдь не бриллианты! В лучших сказочных традициях я смиренно сидела у окошка, подпирая щеку рукой, и выглядывала принца... Правда, оконным стеклом служила отполированная пластина льда, а вместо принца ожидалось чудовище, то есть дракон. Но ведь и действительность весьма ощутимо отличается от сказки, верно? Впрочем, какая принцесса, такой и принц... Поймав себя на этой мысли – совершенно неуместной! – я рассмеялась и тут же оборвала смех, тревожно взглянув на пациентов. Однако они определенно не заметили моей оплошности. Вообще сомнительно, чтобы хоть что-то из внешнего мира смогло их задеть, уж слишком далеко они ушли, поэтому оставалось лишь ждать неизбежного... По крайней мере, они уйдут тихо, во сне, без страха и мучений. «Ах, как нам хочется, как всем нам хочется не умереть, а именно уснуть...» Накатила тоска, тяжелая, как могильная плита. Казалось, не будет больше ничего, только холод, неприветливое небо, одиночество... Нужный пузырек нашелся почти сразу. Масло апельсина – лучшее лекарство от зимней хандры и депрессии. Теплый фруктовый аромат обещает, что все наладится, что под горькой пахучей коркой непременно обнаружится сладкая, истекающая соком мякоть. Такова жизнь: приходится прилагать усилия, счищать кожуру, чтобы добраться до сердцевины... Боги, какая чушь приходит в голову! По счастью, больше предаваться унынию мне не позволили: лихой свист хель, топот «взмыленного» медведя, журчание голоса дракона... На пороге показалась презабавная пара: Исмир и Альг-исса. Последняя была выше своего спутника, по меньшей мере, на две головы, но почему-то казалась маленькой и незаметной на его фоне. Дракон был спокоен – истинное воплощение внутреннего равновесия, а вот хель едва не подпрыгивала на месте. Альг-исса шагнула ко мне и бухнула оземь странный узел с тряпьем. - Позволь поинтересоваться, что это? Она носком отодвинула узел в сторону и процедила: - Мерзость! - Исчерпывающе! Альг-исса молча смотрела, насупившись, и сопела, как ее любимчик медведь. Кажется, она все сказала и не намеревалась что-либо пояснять. Надо думать, еще немного, и я стану рычать и кусаться. Откровенно говоря, вся эта катавасия изрядно мне поднадоела. Во фляге болталась остывшая бурда, холодные бутерброды приходится запихивать в себя почти силком, толком поспать не доведется еще невесть сколько... К тому же на руках у меня трое больных без всяких надежд на выздоровление! Хм, должно быть, со стороны звучит странно, как будто я ценю кофе с пирожными больше, чем жизни хель. В действительности это не так, просто в подобных ситуациях больше всего добивают именно мелочи. Так потерявшая дом женщина плачет из-за порванных чулок... - Позвольте, я объясню? – деликатно вмешался Исмир, видимо, почувствовав назревающую ссору. - Буду премного благодарна! Дракон улыбнулся мне – так светло, понимающе, что мне сделалось стыдно за чрезмерную экспрессивность. Усесться на ледяную скамью, расправить юбки... Вот когда пришлось пожалеть, что нынче в Хельхейме не принято носить корсеты. Последние незаменимы в тех случаях, когда нужно любой ценой «держать спину». - Слушаю вас, господин Исмир! – кивнула я, сопровождая слова улыбкой. - Просто – Исмир, с вашего позволения! – ответил тот. Иногда сдается, что самые церемонные манеры в моем окружении – именно у дракона... - Благодарю вас, тогда зовите меня Мирра. Несколько смело для едва знакомых людей, но Исмир вовсе не был человеком. С обычной для него велеречивостью, но при этом вполне логично и последовательно он поведал, что Фаст-исса сбежала, а в доме у нее обнаружена ношеная одежда соперницы и любимого, над коей определенно производились некие обряды. К несчастью, определить, какие именно, может лишь шаманка. Мудрый Один, выходит, дело вовсе не в отраве, а попросту в ниде, наложенном Фаст-иссой на счастливую соперницу? А та тоже хороша: мало того, что жениха умыкнула, так еще и злорадствовала, подначивала бесящуюся от ревности бедняжку... - А зачем вы принесли эти вещи сюда? – невежливо перебивать, однако в данной ситуации вполне простительно. - Чтобы ты понюхала! – бесцеремонно вмешалась Альг-исса. На ее лице сияла такая детская улыбка и наивная вера в мое могущество, что я проглотила резкую реплику. - Прошу вас, попробуйте! Может быть, вам хоть что-нибудь удастся понять... Исмир подхватил с пола тряпье и протянул мне. Пришлось покорно нюхать. Обонять ношеную одежду, причем ношеную долго и без всяких глупостей вроде стирок - удовольствие ниже среднего. Соленый пот и прокисшая грязь, приправленные дегтем, создавали такое амбре, что хотелось, как собака, закрыть нос лапами... Вот только от мужской рубахи тянуло чем-то знакомым: как будто нежный пряно-цветочный аромат испортился, как прокисает молоко на жаре. Впрочем, в этом как раз не было ничего странного, ведь даже самые изысканные духи, смешиваясь с запахом немытого тела, будут отвратительно вонять! Вот и роза –влюбленная женщина – в объятиях мужлана-пота изрядно помялась и поизносилась... - Это не имеет отношения к болезни, - отодвинув тряпку, негромко произнесла я, - это скорее мансег... Альг-исса охнула и зажала рот ладонью. По хельским законам и приворот, и проклятие карались изгнанием. Но мне было не до нее: от женской одежды веяло чем-то трудноуловимым... Как степь в летнюю жару: душно, пьяняще, горько-сладко, только колышутся травы под властными ладонями ветра. Полынь! Трава весьма и весьма непростая, она умеет отвадить нежеланных гостей, смутить врага, отвести глаза, опутать мысли... - В море эту мерзость! – велела я брезгливо. Лучше бы сжечь, однако хель с огнем не в ладах. - Можно заключить, это именно то, что мы искали? – слова Исмира прозвучали скорее утвердительно. В этот момент он походил на собаку, взявшую след, поэтому мое короткое «нет» его озадачило. Как будто хозяин вдруг натянул поводок, остановив пса уже в рывке. - Во-первых, это направлено на одну Хар-иссу. А во-вторых, ничего страшнее приступа мигрени не вызовет, – исчерпывающе объяснила я, разводя руками. - Зачем тогда? – Альг-исса двумя пальцами подняла злополучную одежку и взирала на нее с явной гадливостью. - Откуда мне знать? Быть может, мелкая месть? Впрочем, это неважно. В любом случае, это не то, что мы искали... - Но... - начала было Альг-исса. - А каково ваше мнение, что стало причиной болезни? – вмешался дракон, отвлекая подругу от расспросов. Надо сказать, весьма своевременно: не зря ведь говорят: «Вцепится, как хель!» - Поначалу я думала, это медвежья болезнь... – начала я рассеянно. - Хм? – пробормотал Исмир, приподнимая бровь. - Я имела в виду «медвежий» грипп - раз уж первым издох медведь рыжей хель, - объяснила я, силясь совладать с неуместным смущением. Ничего не поделаешь – отчаянно боюсь показаться смешной, хоть и прячу этот страх в самой глубине души. - Вот как... Мне показалось, или в голосе дракона действительно промелькнуло сочувствие? Как ложка сахара, подсластившая горький чай. Нужно держаться, как ни в чем ни бывало. - Но теперь мне кажется, что болезнь совсем не походит на инфлюэнцу. Скорее действительно действие магии, только ума не приложу, чье это воздействие... - Полагаете, магия? – в голосе Исмира как будто слышался шум надвигающейся лавины. Он резко повернулся к Альг-иссе и спросил: – Поведайте мне, что необычного случилось в окрестностях за последнюю неделю? Она добросовестно отрапортовала, что ничего из ряда вон выходящего не происходило. Всех событий: примирение наших фигурантов да воздушный шар, виденный в небе... - Воздушный шар? – переспросил дракон резко. – Часто ли они летают в окрестностях? И где именно? - Изредка. Рядом видели, у прибрежных скал - охотно ответила Альг-исса. – Геологоразведка! Последнее слово далось ей нелегко, пришлось по слогам выговаривать. Боюсь, следующую реплику Исмира не стоит повторять на бумаге. Резкий, как удар кнута, взгляд, жгучий запах лимонной травы, стремительные шаги, хлопнувшее полотнище двери... Спустя несколько мгновений мы с Альг-иссой остались вдвоем, разумеется, не считая бесчувственных хозяев. Ни полслова, ни извинения... Воистину, умом драконов не понять... Я принялась проверять состояние пациентов – неизменное – а Альг-исса отправилась выполнять мое поручение, то есть топить в море одежду, носящую следы заклятий.
Luide: И еще кусочек. Вычитывала впопыхах, так что заранее прошу прощения. Когда появился Исмир, она еще не вернулась. Я бесцельно бродила вокруг дома – разминала ноги, затекшие от долгой неподвижности, а заодно пыталась согреться. Куда легче переносить сильный, но недолгий холод, чем постоянное пребывание на небольшом морозце, который жадно выпивает последние крохи тепла... Надо думать, поутру мне придется вернуться на почтовую станцию. К тому же, раз предположение об эпидемии не подтвердилось, то вполне можно уезжать. Все равно я ничем не могу помочь больным, разе что наблюдать за их угасанием... Дракон словно соткался из метели. Только что бесчисленные снежинки падали бесцельно и бессистемно, но стоило на мгновение смежить ресницы, и вот уже седые пряди вьюги кто-то заплел умелой рукой, вылепив Исмира. Он был страшен: оскаленные в жуткой улыбке зубы, взъерошенные светлые волосы, скрюченные в пароксизме ярости пальцы – казалось, вот-вот плоть прорвут когти. И аромат - острый, колкий запах лимонной травы, который почти совсем скрыл деликатное благоухание сандала. Как будто на благородный шелк плеснуло кровью... - Что случилось? – опасливо спросила я, попятившись. В этот момент он вовсе не походил на того джентльмена, каким выглядел раньше. Исмир, с его удивительно мягкой улыбкой, ровными приветливыми манерами и безмятежным запахом сандала, раньше казался воплощением спокойствия. Обманчиво мягкий, как снег – такой пушистый, такой легкий... Глаза прищурились, подбородок отвердел, и вот уже передо мной олицетворение не снега, но другой ипостаси воды – безжалостного льда. - Пойдем! – резко приказал дракон. Как будто рявкнул на непослушного пса! - Куда? Я отступила еще на шаг, непроизвольно скрестила руки на груди. Исмир ощерился, потом мир словно крутанулся вокруг меня... Ледяной ветер хлестал плетью, метель зло хохотала в лицо, когда дракон тащил меня, как куль с мукой. Крикнуть? Но никто не услышит! К тому же хель никогда не станут ссориться с детьми стихии, тем более из-за такой мелочи, как человеческая женщина. Впрочем, хель вообще ни с кем не ссорились. Если что-то действительно их занимало, то это бескрайние снежные просторы. В чужие дрязги они не вмешивались, да и не слишком интересовались «теплокровками», как они презрительно называли другие расы. А те, в свою очередь, не претендовали на укрытые ледниками пустыни, где могли выжить лишь сами хель. Откровенно говоря, мне не было страшно. Безрассудство это или банальная глупость, но отчего-то казалось, что Исмир ничего плохого не сделает, хотя его обращение с дамой оказалось весьма далеким от подобающего джентльмену. Впрочем, вполне может статься, что господа драконы вовсе не являются джентльменами... Невольно вспомнились романтические книжонки – из тех, что обожает почитывать на досуге Уннер, роняя обильные слезы над перипетиями любви нежной человеческой девушки и мужественного дракона с обнаженным торсом. Разумеется, героиня падала в обморок от одного вида мужской груди и «возносилась к небесам от прикосновения его губ». Что за грандиозная чушь! Хотя я тоже охотно заимствовала у горничной подобную литературу, чтобы посмеяться всласть над тоннами розового варенья, изливающегося со страниц. Надо думать, авторы были бы в восторге, увидав эту сцену: дракон волочет добычу в логово (несомненно, чтобы надругаться!). Надо думать, героине подобало возмущаться и одновременно дрожать от еле сдерживаемых чувств. Меня же обуревало исключительно желание прочитать ему лекцию о правилах поведения в обществе. Несомненно, у дракона имелись веские причины поступать столь бесцеремонно, однако он вполне мог объяснить, в чем дело! Исмир остановился резко, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Поставив меня на ноги, встряхнул так, что зубы клацнули. Возмущенный взгляд воздействия не возымел. Что же, попробуем шоковую терапию. Доктор Торольв рассказывал об этом новейшем веянии в медицине. Всегда мечтала попробовать! Прищурившись, я внимательно взглянула на Исмира. Разумеется, хлестать озверевшего дракона по щекам – не самая лучшая идея. Не съест, но покусать вполне может... - Господин Исмир, у меня к вам большая просьба... Дракон стремительно обернулся и вперил в меня требовательный взгляд. - Ну? Вышло не очень-то доброжелательно и вежливо. Впрочем, это не повод для ответной грубости. Я безмятежно улыбнулась и попросила: - Пожалуйста, снимите рубашку! - Что?! Хм, пощечина определенно ошеломила бы его куда меньше. - Вы неподобающе одеты, - произнесла я серьезно. Исмир перевел взгляд на свой наряд. Свободная льняная рубашка навыпуск, брюки из такого же материала – некрашенного и, похоже, домотканого. На руках – несколько тонких браслетов, на ногах – венец красоты – лапти! При виде последнего элемента наряда сдержать смех стоило больших усилий. - Видите ли, мы не мерзнем, - пояснил дракон сдавленно. От неожиданности, не иначе, иначе он едва ли снизошел бы до оправданий. И добавил торопливо: – И нам тяжело переносить человеческую одежду. Крашенная ткань, и этот неудобный покрой... - Нет, что вы! – вежливо возразила я. – Вы превосходно выглядите! Очень... хм, своеобразно. Исмир смотрел на меня, как баран на новые ворота. - Просто... вы неподобающе – одеты. Дикарю, который без всяких объяснений хватает даму и тащит ее невесть куда, полагается быть полуобнаженным, а лучше – задрапированным в шкуры. Вы выбиваетесь из образа! Мгновение он выглядел ошеломленным, потом расхохотался, запрокинув голову. А я изображала из себя воплощенную невинность. Эдакую пай-девочку в платьице с бантами. - Вы просто невозможны! – заявил он, отсмеявшись. Оставалось лишь пожать плечами и улыбнуться. Представления не имею, почему меня все время тянет над ним подтрунивать. Он широко улыбнулся и, стянув рубаху через голову, протянул ее мне со словами: - Надеюсь, так лучше? - глаза дракона сверкали голубым льдом, а обнаженная гладкая кожа притягивала взгляд, словно муху – варенье. Я смогла только кивнуть. - Тогда позвольте похищать вас дальше! – промолвил он с учтивым поклоном и подхватил меня... Должно быть, зрелище было умопомрачительным. Снежная равнина, по которой мчится полуодетый – точнее, полураздетый! – мужчина с женщиной на руках. Казалось, перед ним охотно расступалось само пространство, а метель нежно льнула к телу. И, как ни странно, мне в его объятиях сделалось весьма уютно и даже тепло. Более того, обнаженная кожа Исмира обжигала мою щеку, как кипяток. А я, уткнувшись носом в пропахшую драконом рубашку, тихо наслаждалась... Сандал... Почти неуловимое древесно-мускусное благоухание не раздражает, не перебивает остальные ароматы, не кричит во весь голос. Кажется, что пахнет еле-еле, на грани восприятия, в первый момент даже вызывает удивление: "Как? Вот это невнятное нечто все так хвалят?!" Спокойно! Закройте глаза и поглубже вздохните. Чувствуете, как легкий аромат перышком щекочет нос, как разглаживает напряженную складку меж бровей, как крыльями бабочки гладит зажмуренные веки? Шелухой осыпаются тревоги и боль, горечь и напряжение... Аромат медитации. Так пахнет любимый мужчина. Не знойный красавец, не щедрый на подарки женатый любовник, а тот, кто готов быть рядом с вами всегда. Утешать, шептать нежности на ушко, ласково обнимать... Любить. Любовь к нему не бывает безответной! Говорят, влюбленная женщина хорошеет. Влюбленная в сандал хорошеет во сто крат. Он полирует огрубевшую кожу, разглаживает морщинки у глаз и на шее, устраняет зуд и угревую сыпь, борется с дерматитами и сухостью. А еще нормализует гормональный фон, деликатно пробуждая чувственность... Пристрастие к сандалу определенно завело меня слишком далеко! По счастью, прежде чем мои мысли стали совсем уж неподобающими, дракон остановился и опустил меня, впрочем, не торопясь убирать руки с моих плеч. Почувствовав под ногами твердый лед, я пришла в себя. - Спасибо, что покатали! – произнесла я церемонно, отступая на шаг назад. И умудрилась упасть, попав каблуком в ямку. - Осторожно! – Исмир помог мне подняться, нарочито медлительно отряхнул от снега – право, это больше походило на ласку, чем на вежливую услугу. Пахло от него изумительно – малиной, красной смородиной, перцем и сандалом. Среди снежного безмолвия, где запахи встречались не чаще, чем вода в пустыне, это было как удар под дых. Голова закружилась, к щекам прилила кровь... - Благодарю! – я торопливо отстранилась, краем глаза заметив, как насмешливо блеснули глаза Исмира, как он опустил голову, пряча предательскую улыбку. Что ж, он сполна расквитался со мною за выходку с рубашкой. Неподалеку ворчало и ворочалось море, от него тянуло маслом элеми – солью, водорослями, и чуть-чуть укропом. В нескольких шагах справа громоздились скалы, едва проглядывающие через слой льда. - Полагаю, теперь можно заняться тем, ради чего я вас сюда... привел, - голосом дракона, казалось, можно было смазывать сковородку вместо масла. Стоило усилия не попятиться, столь многозначительной сделалась его усмешка. А впрочем, почему бы и нет? - Я подразумевал поиски того, что привело к болезни хель... – пояснил он, скрестив руки на груди и наблюдая за моей реакцией. Сама не знаю, что превалировало в моей душе в тот момент – досада, восхищение или смущение... - Буду счастлива всемерно помочь вам! – ответила я, пряча за чопорностью растерянность. Он склонил голову и указал в сторону скал. - Скажите, вы видите там что-нибудь необычное? Теперь от Исмира больше не пахло ягодным соблазном. Бархатное контральто сандала сменилось звонким альтом лимона. Отвечать на его вопрос сходу я не стала. Издали скалы как скалы, но кто знает, что там вблизи? С некоторой опаской подошла к ним, всмотрелась в неровную поверхность... И едва не вскрикнула: трижды повторенная руна «Альгиз» воинственно топорщила свои лучи, похожие на листья осоки. - Здесь руна «Альгиз»! Защитный знак! - произнесла я, полуобернувшись. Такие наносят, когда хотят оградить что-то потаенное от чужого любопытства или найти укрытие от опасности. Считается, любая руна действует сильнее, если ее повторить трижды. Три, восемь, девять и двадцать четыре – священные числа Севера. Дракон не нуждался в лекции о магии. В мгновение ока он оказался рядом со мною и спросил: - Вы сможете пробраться мимо них? В его голосе звучало затаенное напряжение, а пахло лимоном и горькой полынью – тревожно и сосредоточенно. Я пожала плечами и двинулась в обход, где виднелся просвет между скалами. Стоило сделать всего несколько десятков шагов, и взгляду открылся берег моря. Усеянный осколками льда песок, хмурое свинцово-серое море, а на отмели возвышалась статуя. Величественная фигура хель как будто смотрела прямо на меня – яростно, отчаянно, но сквозь гнев будто протаивали отчаяние и мольба. Пришлось тряхнуть головой, освобождаясь от завораживающей власти этого взгляда. Вдруг заметила внизу, у подножия статуи, алеющие пролитой кровью руны: «Совели» - солнце, «Кано» - факел и «Дагаз» - день. На подгибающихся ногах сделала несколько шагов вперед, завороженная нездоровым багровым сиянием знаков. Не удержалась от вскрика, заметив наконец то, что раньше ускользало от взгляда: весь низ фигуры хель был будто оплавлен. И с замершим сердцем вдруг поняла, что статуя просто тает! В вечных льдах Хельхейма, где лето приходит лишь на месяц, да и тогда снег не отступает отвоеванных позиций, и только кое-где, в теплых долинах и на прибрежных скалах, пробуждается жизнь. Это было так нелепо, так неуместно, что не сразу я осознала, что именно послужило причиной таяния. Руны, огненные руны! Боги, милосердные мои боги, как вы могли это допустить?! Для нас, людей, таяние снега – это праздник. Сколько бы мы ни подражали хель, весенний праздник Бельтайн радует сердце куда больше праздника первого снега. - Мирра! Мирра! Голос дракона, казалось, доносился издалека, как сквозь снежную толщу. Я вдруг осознала, что стою на коленях у статуи хель и яростно тру лед, пытаясь стереть злосчастные руны. Но ничего не выходило: они как зачарованные, не поддавались моим усилиям, только светились все ярче, мерзким синеватым светом. Никогда не думала, что знаки огня могут вызывать такое отвращение! - Мирра! - в голосе Исмира звучала неподдельная тревога. – Мирра, да отзовитесь вы, йотун вас раздери! От этого нелепого пожелания я расхохоталась – до истерики, обхватив себя руками – отчаянно пытаясь унять смех. - Что с вами стряслось? Мирра, вы слышите меня? - Слышу! – отозвалась я, силой давя прорывающийся нервный хохот. Он клокотал в груди, колол горло острыми смешинками. – Здесь... Здесь статуя и руны... Отчего-то мысли путались, а слова мешались, сталкиваясь, как айсберги. Магия или попросту усталость? Только сейчас я вспомнила, что толком не спала почти двое суток. «Девять часов сна – залог здоровья! А от бессонницы хороши хмель, лаванда, сандал...» - учила бабушка, капая на мою подушку масло лаванды. Мы, малышня, озоровали и все никак не хотели уняться, а давно наступило время укладываться в постель. Разумеется, бабуля никак не могла обойтись без попутной лекции по аромагии. - Немедленно вернитесь ко мне, Мирра! – ворвался в мои сонные размышления требовательный голос Исмира. Мысли громоздились торосами, сталкивались с грохотом. - Сейчас... Не помню, как я выбралась. - Решительно не понимаю, что вы делали там так долго! Неужели вы не соображаете... – набросился на меня дракон, стоило оказаться в пределах его досягаемости. Недослушав, я покачнулась. - Холодно, - пожаловалась тихо, вдруг осознав себя в надежных объятиях Исмира. - Во имя Исы, вы совсем замерзли! - Очень... наблюдательно! – с усилием отозвалась я, силясь насмешливо улыбнуться. Веки слипались, будто покрытые клейкой смолой, а тело почти не чувствовалось. Мир вокруг плавно кружился, укачивая своевольную дочь... И умиротворяющее благоухание сандала совсем рядом... - Не смейте спать! Слышите меня, не смейте! Йотун вас раздери! – ругался дракон, зачем-то торопливо меня раздевая. - Повторяетесь, - прошептала я с дурацким смешком. В конце концов, мне все это снилось, а во сне можно позволить себе вести себя нелепо... Сначала даже не почувствовала, что делал Исмир. Этот бессовестный дракон стянул с меня почти всю одежду, и прижал к себе, гладя спину, плечи, руки, лицо, и шептал что-то непонятное... Странно, но становилось все теплее и теплее, холод неохотно отступал, ворча, и в отместку колол руки и ноги тысячами тоненьких иголок. Говорят, замерзающий человек в конце концов перестает чувствовать мороз, и умирает тихо, будто заснув. Значит, и я умирала? Но уже было решительно все равно, лишь бы дальше лежать вот так, нежась в объятиях дракона... - Что вы делаете? – встрепенулась я, осознав, что отнюдь не сплю, а руки Исмира беззастенчиво скользят по моей спине под тонкой рубашкой. Если учесть, что сам он по-прежнему был в одних штанах, то ситуация складывалась пикантная. - А вы как думаете? – отозвался он почему-то недовольно. – Разумеется, грею вас! Мы возлежали на собственной одежде, брошенной прямо на лед. Ума не приложу, почему снизу совсем не тянуло холодом. Разумеется, сразу вспомнились многозначительные аллегории из дамских романов о «согревании постели»... Следует отдать ему должное, дракон вовсе не пытался – пока – воспользоваться ситуацией. Не знаю, радовало меня это или огорчало. С другой стороны, ледник – не лучшее место... Боги, о чем я думаю?! - Благодарю, но я уже вполне согрелась! – произнесла твердо. Боюсь, еще немного, и голова многоуважаемого полковника Ингольва украсилась бы рогами – надо думать, ледяными. Хотя... об этом стоит подумать! Впрочем, не здесь и не сейчас. Исмир на мою честь не посягал, помог подняться и даже одеться, как заправская камеристка. Я тихо фыркнула, поймав себя на мысли, что благоверный не зря столь ревностно следил за моей нравственностью – стоило оказаться вдали от него и в обществе привлекательного дракона, как в голову тотчас полезли мысли – даже, пожалуй, мечты – о супружеской измене. Хотя Ингольву грех жаловаться, учитывая его похождения. И меня нисколько не мучили моральные терзания по этому поводу. - Будьте добры, расскажите, что там, за скалами? – жадно поинтересовался объект моих размышлений, явно весьма далекий от романтических поползновений. Рассказ вышел сбивчивым, но, задав два-три десятка вопросов, Исмир наконец узнал все, что его интересовало. - Пойдемте! – велел он, решительно шагая к просвету в скалах. Шаг, другой... и прошел мимо! - Куда вы? Это здесь! – позвала я, останавливаясь перед проходом. Дракон вернулся, прошипел раздраженно: - Что б их! Я не вижу тут никакого просвета! Я взглянула под ноги, на отчетливые отпечатки моих следов. - Разве вы не видите, где я прошла? - Нет! – отозвался он коротко, встряхнув светлыми волосами. – Постойте, Мирра! Попробуйте провести меня за собой. - Как? – спросила я, разводя руками. – Тут ведь руны! - Они вряд ли смогут меня задержать. Это отвращающие знаки, а не боевые, - ответил Исмир, выказывая немалые познания в рунной магии. Мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться. Взяв за руку дракона, устремилась в расщелину. Славные у него руки: длинные артистичные пальцы, гладкая и нежная кожа, крепкое пожатие... Шли осторожно, понемногу, в каждый миг чего-то опасаясь. Идти было тяжеловато, словно сквозь сильную метель, но ничто угрожающее не заступало путь. Несколько шагов, и мы выскочили на берег, словно пробка из бутылки с шампанским. Исмир замер, глядя во все глаза. Потом проронил что-то непонятное, но явно ругательное. Не успела я перевести дух, как дракон оказался рядом со статуей... Он гладил лед, как бесконечно любимую женщину. То нежно, едва-едва касался кончиками пальцев, то приникнув всем телом, то очерчивая руками контуры желанной фигуры. Почувствовав, как заполыхали щеки, я с трудом отвела глаза. Надо думать, любая женщина охотно оказалась бы в этот момент на месте безответной ледяной скульптуры. Впрочем, почему безответной? Краем глаза (каюсь, не смогла долго стоять, потупившись) я увидела, как снег будто льнет к двум фигурам, слившимся в объятии, стирает горящие руны. Полыхающие знаки постепенно затухли, подернулись пеплом и остыли под белоснежной пеленой. Еще несколько томительных мгновений, и дракон отступил на шаг назад, всмотрелся в ледяное лицо (клянусь Одином, теперь ледяные губы усмехались!), притронулся к щеке, словно убирая мешающий локон... И улыбнулся – так, что екнуло сердце...
Axel: Luide Спасибо! Дракон, конечно, хорош. Боюсь, Мирра не устоит.
Luide: Axel пишет: Дракон, конечно, хорош. Спасибо. Признаюсь честно: именно этот дракон нравится и мне.
Хелга: Luide Ура, продолжение! Дракон потряс до глубины души. Совершенно невозможный дракон! Luide пишет: Хм, должно быть, со стороны звучит странно, как будто я ценю кофе с пирожными больше, чем жизни хель. В действительности это не так, просто в подобных ситуациях больше всего добивают именно мелочи. Так потерявшая дом женщина плачет из-за порванных чулок... Очень славная мысль! И не одна.
Luide: Хелга пишет: Совершенно невозможный дракон! Мне бросили вызов: поспорили, что я не смогу написать приличного и положительного дракона. Пришлось браться за ум и придумывать... Хелга пишет: Очень славная мысль! Спасибо.
Luide: Главу дописала, так что в ближайшие дни постараюсь выкладывать регулярно. Когда Исмир повернулся ко мне, загадочная полуулыбка играла в уголках его губ, а серые глаза искрились, как снег на солнце... Должно быть, мои щеки просто горели, хотя я давно вышла из возраста вечно смущающихся девиц. Хорошо, хоть можно списать румянец на трескучий мороз, к вечеру все усиливающийся. Только теперь я заметила, что вокруг сгустились сумерки. Видимо, белизна льда разбавляла молоком крепкий чай ночи. Дракон смотрел, не отводя глаз, и от него исходил такой пьяняще-острый коктейль запахов... Сражение с враждебными чарами привело его в восторг, должно быть, как древнего мужчину, завалившего какого-нибудь мамонта. Откровенно говоря, это пугало и одновременно завораживало. Женские сердца всегда сильнее бьются при виде победителя, в нас ведь заложено стремление принадлежать самому-самому... Только в этот момент первоочередные желания дракона были скорее гастрономического свойства. По крайней мере, он определенно не отказался бы подзакусить тем, кто устроил эту историю. Надеюсь, Исмир не сочтет меня, так сказать, аперитивом? - Нужно срочно посмотреть, как так мои пациенты! – «спохватилась» я громко. – Вы уверены, что чары уничтожены? - Несомненно! – подтвердил Исмир. – После моего вмешательства уже ничто никогда не сможет растопить этот лед. Его яростный восторг поугас, как будто лампу накрыли абажуром. Какофония ароматов упорядочилась, на передний план вновь выступило благоухание сандала, что позволило мне вздохнуть с облегчением. Плата за повышенную чувствительность – склонность «заражаться» чувствами окружающих. Разумеется, в городе, среди толпы, переполненной разнородными чувствами и заботами, болезнями и ароматами, острота восприятия притупляется, а вот тет-а-тет, среди льдов, она причиняла немало неудобств! Дракон окинул меня взглядом и констатировал: - Вы не в силах двигаться самостоятельно. Как будто от его слов руки и ноги налились усталостью, словно к ним привязали тяжелые гири. Вспомнилось, как один доктор в Мидгарде пропагандировал идею ежедневных физических нагрузок: надевал трико и каждое утро на центральной площади лично демонстрировал упражнения с гирями... Помнится, примеру его так никто и не последовал, напротив, доктора арестовали за нарушение общественного порядка (неприлично в таком виде появляться на публике!). В Хельхейме к спорту относились проще – зима давала предостаточно возможностей для игр на свежем воздухе, правда, все они традиционно начинались после праздника Йоля. Впрочем, Исмир не стал дожидаться моего согласия: подхватил на руки и легко двинулся прочь. А на морском берегу осталась величественная статуя, которой, надо думать, отныне предстояло стать святыней хель. Загадочно улыбающаяся, спокойная и вечная, как сам ледник... Дракон шел, и перед ним расступалась метель, ветер мягко подталкивал в спину, а снег ложился под ноги мягчайшим ковром. Подумалось вдруг, что хорошо бы путешествовать в сопровождении ледяного дракона. Хель всего лишь выживают в снегах, а вот дети стихии здесь действительно дома. Я же, наплевав на скромность, обнимала Исмира за шею и блаженствовала на грани между явью и сном... Хутор будто нарисовался в сплошной пелене снега. Только теперь он вовсе не казался опустевшим, пугающе нежилым: из дома доносились голоса. Едва дракон меня отпустил, я рванулась туда, торопясь убедиться, что с пациентами все в порядке. Отдернув полог, заглянула внутрь и замерла, наблюдая семейную сцену: хозяйка дома во все корки распекала понурившегося супруга, а тот покорно внимал гневу благоверной. На мгновение представилось, как я сама отчитываю Ингольва за какую-то провинность, и сдержать смех представившейся сцены стоило больших усилий. - Великолепно. Вижу, наши радушные хозяева уже совсем оправились, - раздался надо мной вкрадчивый голос дракона, и я едва не подпрыгнула. Совсем о нем забыла! Хель разом вздрогнули, хозяйка чуть не подскочила на месте, гневно вспыхнула... Потом, рассмотрев, кто перед нею, вдруг глубоко поклонилась. - Приветствуем в нашем доме, сын стихии! – почтительно произнесла она, беззастенчиво меня игнорируя. Пахло от нее маслом нима – подгнившим луком - неприязнью. – Прошу, раздели с нами пищу и кров! Складывалось впечатление, что я прозрачная, как слой льда над темной поверхностью воды. Осторожно отодвинув меня с прохода, Исмир шагнул внутрь, остановился, молча меряя взглядом замерших хель, потом обронил веско и подчеркнуто безразлично: - Нет! - и продолжил размеренно: - Закон говорит: если кто-то спасет другому жизнь, то спасенный обязан почитать его, как отца своего и мать свою. Имя того, кто нарушит это право, будет проклято в веках, и птицы выклюют глаза его, а рыбы съедят его печень... Определенно, это была цитата из Свода законов хель - подобные обороты свойственны только коренным жителям севера. В устах дракона это звучало пугающе, к тому же от него вдруг повеяло чем-то острым, горьким и едким. Скипидаром? - Но... – попыталась возразить дама-хель, но Исмир словно не заметил этого. - Вот эта женщина – госпожа Мирра - ухаживала за вами. Она нашла причину вашей хвори и помогла ее устранить. А вы не желаете даже приветствовать ее в своем доме! Что ж, полагаю, Мать охотно приютит нас. Пойдемте, Мирра! Он протянул мне руку и я, чуть поколебавшись, приняла приглашение. Право, я отнюдь не впервые сталкивалась с черной неблагодарностью, но готовность Исмира вступиться за меня грела душу. За спиной что-то попыталась сдавленно возразить хель, но дракон только оглянулся на мгновение, и она подавленно замолчала. Едва мы успели выбраться из негостеприимного дома, как на меня набросилась Альг-исса, бегущая со стороны моря. - Где ты бродишь? – вопила она негодующе. – Я сделал, что надо. Вернулся. Тебя нет! Нигде нет, совсем! Я кричал, искал... Думал уже, тебя морской змей проглотил! - Ох, прости, - повинилась я, осторожно освобождая ладонь из крепкого пожатия дракона. – Боюсь... у меня не было времени оставить тебе записку... И бросила искоса взгляд на своего «похитителя», буквально вынудившего меня уйти без предупреждения. - Прости, я... – начала было говорить, но объяснение прервал дракон. - Вы совсем замерзли, - вмешался он, завладевая моей озябшей ладонью, – к тому же нуждаетесь в отдыхе и пище... - Я могу разжечь костер, - с явственным сомнением предложила Альг-исса. Страх хель перед пламенем доставляет немало неудобств! -Лучше я проведаю шаманку, - запротестовала я, - нужно узнать, как она... - Вы ведь уже валитесь с ног, - ответствовал Исмир, бросив на меня взгляд. Неожиданно ослепительно улыбнулся – словно солнечный луч погладил сверкающий атлас снега – и сказал загадочно: - Лед тоже умеет быть теплым... Дракон поймал мой взгляд, как птицу в силки и... Я с новой силой почувствовала накатившую усталость. Словно пуховое покрывало, она отделяла меня от мира, укрывала ватой, искажала звуки... Сознание дернулось в шелковых нитях, рванулось... Спи. Шагни в небо, как в воду. Окунись в покой. Нырни в ласковую пену облаков. Спи... И легкое прикосновение к щеке (сон, быль?). Бескрайний, южный, пронзительно васильковый небосвод. Теплый ветерок ложился под крылья, помогая парить в ласковой синеве. Беспредельная легкость, беззаботность... и вкрадчивое благоухание сандала были моими верными спутниками...
Хелга: Luide Дождались! Мирра совсем забылась в объятиях дракона-соблазнителя. С трепетом жду, что будет дальше.
Luide: Хелга для вас! Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. Так бывает - не можешь вспомнить, сейчас утро или вечер, какой день недели и даже время года... Потребовалось несколько минут, чтобы вернуться в реальность. Плотный кокон из шкур, в который меня закутали почти целиком, не пропускал даже легчайшего дуновения холодного воздуха. У постели (судя по всему, я была все на том же хуторе) стояла на часах суровая Альг-исса с оружием наизготовку (только ликующий аромат апельсина выдавал ее превосходное настроение). Видимо, она намеревалась защищать мой сон любой ценой.... - Доброе утро! – произнесла я и сама не узнала своего голоса. Переохлаждения и треволнения последних дней определенно не пошли мне на пользу. Хорошо бы теперь молока с медом, горячего чаю с лимоном или хотя бы имбирного настоя... Но не стоит даже мечтать раздобыть в ледяном царстве хоть одно из этих средств. - Утро добрым не бывает! – отрапортовала Альг-исса, расплываясь в улыбке. С точки зрения хель, ночь - лучшее время суток, поэтому мою любовь к ранним пробуждениям они не разделяли. - Кофе... – прохрипела я мечтательно. Надо думать, путники в пустыне так же молят о глотке воды... - Как будет угодно прекрасной даме! – раздался от входа веселый голос. Вместе с ним в комнату вплыл чарующий аромат благословенного напитка - с кардамоном и щепоткой корицы. Должно быть, на моем лице отразилось такое восторженное благоговение, что Исмир не выдержал: ухмыльнулся, с церемонным поклоном протягивая изящную чашечку, которую самолично наполнил из термоса. На следующие несколько минут я выпала из жизни, уткнувшись носом в емкость с обожаемым кофе. Пахло умопомрачительно: обжаренными зернами, чуть-чуть шоколадом и карамелью, сладковато-пряно – кардамоном... Смакуя, я пила глоток за глотком. Чтобы сделать человека счастливым, достаточно отобрать у него некую простую житейскую радость, а через некоторое время вернуть... Восторг обеспечен! - Спасибо! – произнесла я с блаженным вздохом, когда жидкость в чашке закончилась. Куда и подевалась хрипотца, боль в горле и противная слабость! – Вы просто волшебник! Где вы раздобыли кофе? Исмир очаровательно улыбнулся (продемонстрировав ямочки на щеках!) и подтвердил серьезно: - Разумеется, волшебник – щепотка доброй волшбы вам не повредит. Касательно остального – почтовая станция всего в получасе полета, так что это пустяк. Я не стала спорить, лишь улыбнулась с искренней признательностью. - Но не стоило так утруждаться. На почтовой станции кофе будет предостаточно! А также кексов, круассанов, пирожков... – произнесла я мечтательно, уже предвкушая вкус лакомств и не обращая внимания на улыбку Исмира. - Надеюсь, Альг-исса согласится прямо сейчас меня отвезти. - Боюсь, вам придется задержаться, пока история не закончена! – разом посерьезнев, отрезал дракон. Прохладные мятные нотки... Брр! – Как здесь оказались люди, зачем им понадобилось губить хель? В этом деле ничего не ясно! - Почему – люди? – начала я и осеклась. Понимание обожгло, как вывернутая на ногу кастрюля кипящего супа. Йотуны - давние враги асов, и во время Последней битвы выступали против богов. Разгневавшись, Один отказался наделить хель рунами, так что этот дар от него получили все народы, кроме незадачливых детей льда и смерти. Разумеется, он был вправе так поступить – в конце концов, Один лично заплатил за руны немалую цену (девять дней и ночей провисел на Мировом древе, пришпиленный копьем), а потому мог делать с добычей что угодно. Но такое решение доставляло немало неудобств жителям Хельхейма, заставляя их изучать два языка. Проще говоря, хель никак не могли пользоваться рунами. Следовательно, заклятье наложено людьми... Не хотелось даже думать, к каким последствиям это может привести. В Хельхейме до сих пор относительно мирно уживались три народа: хель, люди и ледяные драконы. Последние всегда стояли чуть поодаль, селились где-то далеко на севере, куда и хель боялись заходить. Некоторые уверяли, что драконы живут в айсбергах, где предостаточно полостей, напоминающих милые драконьему сердцу пещеры. Разумеется, далеко не всем нравилось такое положение вещей, однако мало кто осмеливался вслух высказывать недовольство. Хель не самые добросердечные существа, и если сочтут такие речи подрывающими устои государственности... Есть у северян «национальный» способ казни – обливание преступника водой на морозе. От одной мысли об этом пробирал озноб... Конечно, людей всегда не устраивает существующее положение дел, такова уж наша природа. Но пока до открытого возмущения или, упаси Хеймдаль, открытого противостояния, дело не доходило... От размышлений меня отвлекла Альг-исса, которой надоело почтительно молчать. - Ай, ты же самого главного не знаешь! Я сразу хотел сказать! – выпалила она, буквально подпрыгивая на месте. Больше всего ее телодвижения смахивали на танец маленьких утят, а ликующий аромат пихты и мандаринов еще сильнее напоминали восторг маленького ребенка. – Фаст-иссу поймали! Мгновение мне потребовалось, чтобы сообразить, о ком шла речь. - И что с того? – недоуменно спросила я. – Мы ведь выяснили, что хель не имеют к этому никакого отношения! А мансег – это не по моей части. - И все же я вынужден настаивать, чтобы вы остались с нами, - вмешался дракон, как бы невзначай выделяя «настаивать». - Это похищение? - Именно так, - пожал широкими плечами Исмир. - Но мои пациенты выздоровели! Какая польза от моего присутствия? – удивилась я, с неохотой выбираясь из уютного кокона. Ледяной воздух набросился стаей голодных волков, яростно откусывая ломти тепла. Брр! - Вы человек, - кратко ответил дракон, оставляя догадываться обо всем, что за этим следовало. Надо думать, требовалось выступить в качестве эксперта по своим соплеменникам... Не слишком вдохновляющая перспектива, прямо скажем! - Именно поэтому я долго здесь не выдержу, просто замерзну! – попыталась возразить я, уже понимая, что любые аргументы бесполезны. Люди говорят «твердолобый», а хель предпочитают странное словосочетание «ледяной лоб», и, кажется, теперь мне понятна его этимология... Раннее утро – самое холодное время суток, но для людей здесь в любое время слишком неуютно. - Не тревожьтесь, в случае нужды я вас согрею... От мурлыкающего голоса дракона нахлынули воспоминания... И именно это меня отрезвило, заставив осознать действительное положение дел. Забавно: когда Исмир намеренно со мною играл, я ощущала это именно как захватывающую игру, и не более того. Ведь сейчас за его жестами и словами не было ни щепотки желания, а я слишком хорошо умею воспринимать чужие эмоции. Запахи не скроешь и не подделаешь, они куда правдивее слов. А вот когда за молчанием таятся чувства – это пьянит сильнее вина... Разумеется, небольшой флирт – это как ложечка меду и щепотка специй в пресный напиток жизни. Но... - Я нахожу целесообразным немедля допросить эту беглую хель, - предложил Исмир. – Пойдемте. Слушать возражения или иные предложения он явно не собирался: шагнул к выходу, даже не глядя, следую ли я за ним. Конечно, устраивать сцену – глупо, проще изобразить полное подчинение. - Убить ее мало! – вдруг вклинилась в разговор хозяйка дома, которая до того тихо, как карасик при виде щуки, сидела в дальнем углу. В голосе ее прозвучали такая ненависть и свирепое торжество, что я невольно ощутила жалость к несчастной «преступнице», которая решилась на безумства ради любви. Не выходит ничего хорошего, когда чувства затмевают голос разума, но это прискорбно часто случается как с хель, так и с людьми... Быть может, прав доктор (запамятовала фамилию), который утверждал, что любовь – это разновидность душевной болезни? Ведь она нередко разрушает жизни несчастных «больных», а тяга к предмету страсти очень напоминает нездоровую привязанность к наркотику. Разве не похож влюбленный на одурманенного курильщика опиума? Откровенно говоря, Фаст-исса вовсе не походила на влюбленную, а уж тем более, на наркоманку. Скорее на загнанного в угол вепря: налитые кровью маленькие глазки, фигура - как кряжистый дуб, узкий лоб... Не красавица, прямо скажем, даже по хельским меркам. - Вы можете меня убить! – отрезала она сходу, с непреклонным видом скрещивая руки на груди. Глыба льда, на которой она восседала, была вся изрезана крестиками – руной «Геба» - супружество, дар свыше, готовность платить по счетам... - Неужели? – голос Исмира будто копьем вспорол воздух. – А что, если мы примемся за вашего соучастника? Несомненно, он ведь знал о ваших преступных намерениях... - Нет! – вскочив, выкрикнула хель. Вот это ее действительно проняло! – Вы не можете! - Я – дракон, мне позволено все, - пожал плечами он, и от этого спокойного ощущения собственного превосходства мне вдруг отчаянно хотелось сказать какую-нибудь гадость, лишь бы стереть эту насмешливую улыбку... Небрежное «мне позволено все» пробрало, как снежок за пазуху. Однако это недостойно воспитанной дамы! Сразу вспомнились уроки бабушки, которая всегда твердила, что следует сохранять одинаково спокойное расположение духа при любых обстоятельствах. Что, кстати, нисколько не мешало ей самой вертеть дедушкой по своему усмотрению – правда, с неизменной нежной улыбкой. Определенно, среди хель я сама становлюсь грубоватой, перенимая их прямолинейные манеры! - Прошу вас, успокойтесь! – вмешалась я, вклиниваясь между спорщиками. – Думаю, мы можем найти решение, которое бы устраивало все стороны. - Какое же? – скептически вопросил Исмир, меряя меня недовольным взглядом. Как будто скакуна осадили на полном ходу! То и гляди станет грызть удила... Меня в этот момент куда больше интересовала упрямая хель, которая, вероятно, знала нечто интересное о происходящем. Не зря ведь события крутились вокруг их любовного треугольника! - Вы ведь понимаете, что вас ждет изгнание? Хель побледнела (точнее, посинела) и с усилием кивнула. От нее повеяло таким темным, липким отчаянием – подгоревшей патокой, сапожным кремом и дегтем - что оказалось нелегко отогнать прилипчивый мрак. Дурные чувства – хуже инфлюэнцы, с поразительной легкостью заражают всех вокруг. - Но ведь вы можете уехать не одна... Вы меня понимаете? – я посмотрела прямо в глаза хель. – Думаю, Мать не откажет мне в просьбе... В крайнем случае, его ведь может похитить дракон, не так ли? Исмир поперхнулся (должно быть, представив сцену «хель верхом на драконе улетает в закат»), но согласно кивнул. Словно лесной пожар из крохотной искорки, в глазах Фаст-иссы разгоралась надежда. - Что нужно? – выдохнула она наконец. Дальнейшее уже было делом техники.
Хелга: Luide Спасибо за продолжение. Luide пишет: Исмир поперхнулся (должно быть, представив сцену «хель верхом на драконе улетает в закат»), но согласно кивнул. Неплохая сцена. Luide пишет: для вас! И для читателей, которые не имеют возможности отозваться и для молчаливых читателей, которые не думают, что автору очень нужна их поддержка.
Хелга: Luide пишет: Узнаете? Ага, конечно! Здорово! Очень выразительное лицо получилось. Это акварель?
Axel: Luide Спасибо! Дракон, конечно, невозможно обаятелен. Сочувствую Мирре.
Luide: Хелга честно говоря, я не знаю. Вживую не видела. Спрошу. Axel а почему Мирре сочувствуете? Кажется, она пока совсем не страдает...
Luide: Итак, я наконец домучила злосчастную третью главу! К несчастью, знала Фаст-исса не слишком много. Молодой муж тайком встречался с возлюбленной в пещерке, как раз неподалеку от того места, где мы с Исмиром обнаружили заколдованную статую... А для усыпления бдительности обманутой жены Фаст-исса с нею помирилась, разумеется, не взаправду, напоказ... Но ничего подозрительного в окрестностях не видела. Правда, у нее не вышло явиться на последнее свидание, возможно, Вирн-исс что-нибудь узнал, когда напрасно ее ожидал... (Надо думать, в остальное время они были всецело увлечены друг другом и ничего вокруг не замечали.) Таким образом, ничего особенно ценного в ее рассказе не было, но уговор есть уговор. Собственно, Мать тоже спорить не стала. На радостях, что хель освободились от угрозы непонятной болезни, да еще и обрели святыню (ту статую моментально назвали таковой), она была готова на многие уступки. Тем более что никаких серьезных последствий неумелая «ворожба» Фаст-иссы не принесла. Словом, последней оставалось только похитить любимого с молчаливого попустительства всех, кроме его законной супруги... Но пока возлюбленные не воссоединились, требовалось еще допросить Вирн-исса, для чего нужно хоть на время обезвредить его жену, стерегущую благоверного пуще глаза. Разумеется, в присутствии своей госпожи и повелительницы он не сказал бы ни слова, а уж тем более, не сознался в любовной связи с бывшей невестой! Благовоспитанный мужчина-хель должен при посторонних молчать, опустив глаза и демонстрируя покорность и смирение... Ах, как я иногда жалею, что людям нельзя хоть на денек перенять обычаи хель! Увидеть любимого мужа, изъявляющего мне почтение и благоговейно внимающего приказам... Хотя, должна сознаться, я уже успела соскучиться по своим домашним деспотам – все же родные и привычные... - Я отошлю ее с вестью в соседний поселок! Не посмеет ослушаться! – предложила Мать, многозначительно потрясая ломом. Эту тяжеленную металлическую палку она таскала с легкостью, выдающей немалую силу и солидный опыт. Пожалуй, джентльменам, которые гордятся виртуозным обращением с тростью, стоило бы взять у нее пару уроков... - Условились! – серьезно кивнул дракон. Он определенно чувствовал себя, как дома: свободно расхаживал по дому, брал в руки резные безделушки. Впрочем, кажется, Мать ничего не имела против... А я молчала, погрузившись в мечты о том, как вновь окажусь в городе, у горящего очага, с чашечкой разогретого вина со специями... Хельский ледяной мир кажется воплощением свободы, но в действительности не менее жесток, чем мир людей. Просто северяне прямолинейнее, у них больше ценится физическая сила... Дрожащий Вирн-исс предстал перед нами совсем скоро. Он мял в руках меховую шапочку «с ушками» - знак «заженного» статуса - и бросал робкие взгляды на суровую Мать. На меня и дракона он, по-видимому, боялся даже смотреть. - Мы знаем, что ты тайком встречался с Фаст-иссой. Отвечай, это так? - Да! – запинаясь, подтвердил влюбленный бедолага, кажется, едва удерживаясь от желания пасть на колени. От него веяло таким букетом отчаяния, страсти, ужаса, что на мгновение у меня закружилась голова. - С вами все в порядке? – участливо спросил Исмир, моментально оказавшись рядом и заглядывая в глаза. - Да, благодарю вас! – намеренно холодно ответила я, отстраняясь. И добавила: - Давайте лучше послушаем Вирн-исса. Дракон нахмурился, но исходящий от него аромат сандала остался таким же безмятежным, как поверхность озера в безветренную погоду. Чтобы разговорить мужчину-хель, пришлось приложить немало усилий. Он стал рассказывать только после торжественной клятвы Матери, что его не накажут за супружескую измену и позволят ему уехать с любимой. В целом его сбивчивое повествование повторяло слова возлюбленной. Только в последнюю ночь – ту самую, когда свидание не состоялось – он видел нечто интересное... - Понимаете, я... в общем, я подсыпал жене особый порошок, чтобы спала крепко... И ждал мою любимую снежинку, - о, как это было сказано! - в пещере. Это недалеко от нашего хутора, но место укромное. Ну, в общем, мы там встречались. Я ждал, ждал, а она не шла... Потом прилетел воздушный шар – я уже такой видел... Из него выпрыгнули люди и стали что-то ворожить на берегу... Лепили изо льда, рисовали что-то... А потом мне стало плохо, еле домой дополз. - Ты хорошо их разглядел? – тут же жадно поинтересовалась Мать. Вирн-исс торопливо закивал. - Опиши! – велела Мать, пристукнув ломом по полу – видимо, для пущей убедительности. - Не могу... – ответил он, втягивая голову в плечи. И зачастил: - Не бейте меня! Я правда не могу! - Почему? – не выдержала я, тут же поняв свою ошибку: бедняга едва не отпрыгнул, обдав меня гнилостным запахом. Впрочем, вопрос тут же продублировала Мать, а игнорировать ее Вирн-исс не посмел. - Это были люди, и все! Я приличный муж, сижу дома, как положено! Словом, выяснилось, что он – как благовоспитанный мужчина-хель - людей видел всего-то третий раз в жизни и в лицо их не различал. Мог лишь сказать, что их было трое и вроде бы все мужчины. Впрочем, в последнем он тоже уверен не был... Надо думать, Матери было достаточно того факта, что это были люди – хмурилась она весьма многозначительно, да и пахло от нее нехорошо, колко и горько – полынью с мятой. Надо думать, предстоит существенное «похолодание» между людьми и хель, и неизвестно, чем это закончится... Теперь я уже сожалела, что вмешалась: лучше бы причина болезни осталась тайной. Разумеется, жаль несчастных супругов, однако теперь последствия могут оказаться намного страшнее... Разве что найти виновных и доказать, что они сделали это по каким-то личным причинам и собственной инициативе (в чем я, откровенно говоря, сомневалась – воздушные шары использовались для разведки и фотографирования местности, едва ли один из них мог попасть в руки хулиганов). Но, в любом случае, видел причастных в лицо лишь Вирн-исс, а он даже не мог их описать! - Можно, я теперь пойду? – робко спроси он. - Да, - махнула рукой с ломом Мать (подданный инстинктивно пригнулся). Но неожиданно возразил Исмир. - Постойте, – и уже мне: - Мирра, имеется ли у вас средство, способное освежить память? - Разумеется, только я не понимаю... - Вам и не следует пока понимать! – отрезал он. – Сделайте, что сможете. Ох, как властно и холодно! Впрочем, похоже, происходящее совершенно его захватило, заставив забыть о вежливости. Драконы всегда славились своим пренебрежением к «нелепым условностям». Надо думать, Исмир, с его обычной церемонностью, выделялся среди соплеменников, как белая ворона, но в минуты волнения привычная роль напрочь изглаживалась из его памяти. - Мне потребуются масла! По приказу Матери (явно крайне заинтересованной происходящим), Альг-исса тут же бросилась на хутор за вещами... Помнится, среди моих пациентов имелось несколько дам, обладавших тем, что они кокетливо именовали «девичьей памятью». По правде сказать, их возрасту более подходило определение «старческий склероз», но, разумеется, огорчать почтенных женщин столь жестоким диагнозом было неуместно. Для укрепления их нервов и памяти я весьма успешно применяла розмарин. Пахучие иголочки этого растения источают целебный запах и чрезвычайно полезны для улучшения мозговой деятельности. Оставалось радоваться своей привычке возить с собой целые батареи пузырьков с маслами. Лимон, розмарин, тимьян и мята – именно то, что нужно! Каждый из этих эфиров в подобных случаях полезен даже сам по себе, а уж в совокупности они во много раз усиливают действие друг друга. Тут надо заметить, что смешивать масла как попало не стоит, следует соблюдать определенные правила. Самое меньшее, что может ждать незадачливого экспериментатора – это отвратительный запах. В худшем случае действие окажется далеким от ожидаемого. К примеру, некоторые вещества аннулируют друг друга... Проще говоря, не стоит запивать селедку молоком, иначе последствия будут на вашей совести. Поэтому говорят о сочетаемости - синергии и комплиментарности - эфирных масел. Комплиментарность – когда эфект масел просто суммируется, а синергия - когда речь идет об умножении их действия. Пока я размышляла, Мать отдавала приказы подданным, а Исмир мерил шагами комнату, перепуганный Вирн-исс сжался в уголке, казалось, думая только об одном: не больно ли то, что с ним собирается сделать дракон? Впрочем, сопротивляться он явно не собирался, и то ладно. Наконец Альг-исса вернулась и торжественно вручила мне саквояж. Под пристальными взглядами присутствующих я смешала масла, накапала чистых масел в аромамедальон, потом разбавила их и нанесла на точки пульса «подопытного» (он так дрожал и боялся, что запах страха ощущался сильнее ароматов эфиров!). Пугливый кролик, честное слово! - А теперь закройте глаза и глубоко дышите! – велела я, закончив «страшные» манипуляции. Следующие десять минут мы молча наблюдали за Вирн-иссом, который сидел с мученическим видом и, кажется, ждал скорой смерти... - Можно начинать! – вполголоса обратилась я к Исмиру. Вирн-исс вздрогнул и сжался. - Нас следует выйти на улицу! – так же тихо ответил дракон. Под конвоем Матери мужчина-хель побрел из дому, следом – гуськом – двинулись мы с Исмиром и Альг-иссой. Любопытно, что дракон будет делать дальше? Мы сгрудились перед входом в дом, пока он что-то выискивал вокруг. Наконец Исмир, довольно улыбнувшись, остановился перед внушительной ледяной глыбой, почему-то не задействованной хель в строительстве. Кстати, любопытных жителей шуганула Мать, так что зрителей у дракона не прибавилось. Он поманил к себе меня и перепуганного Вирн-исса, потом снова отвернулся к ледяной глыбе. Будто в задумчивости, Исмир любовался острыми гранями льда, похожего на огромный кристалл хрусталя, слегка касался поверхности... - Несомненно, вам ведомо, что интуицию и сны обозначают той же руной, что и воду? – голос дракона журчал, как ручеек. – «Лагуз» - это глубины озер и разума... - Да, - неуверенно согласилась я, действительно что-то такое припоминая. - Только мнится, что вода переменчива, в действительности она помнит решительно все. И крепче всех хранит память лед, в силу своей косности и твердости... Слова Исмира звучали напевно и мягко, кошачьей лапкой трогая душу, завораживая. Как будто в полусне наблюдать, как он легко, будто лаская, притрагивается к замерзшей воде, и под его руками та послушно принимала желаемую форму, словно глина в умелых пальцах гончара... И вот уже идеально гладкая поверхность похожа на зеркало. В потемневшем льду мелькали загадочные тени, переливаясь оттенками серого, синего и зеленого. Дракон взял за руку зачарованного Вирн-исса, коснулся пальцами «стекла», на котором, словно на фотографии, стали проступать чьи-то черты... Я не смогла сдержать вскрика, увидев среди других лицо, намертво врезавшееся в память. Длинные светлые волосы, перехваченные лентой, внимательные бледно-голубые глаза, прячущиеся за стеклами пенсне... В воздухе словно разлился резкий запах цитронеллы, а к горлу подкатила тошнота. Фотограф Гюннар, как живой, вперил в меня отстраненный взгляд - ледяное изображение походило на прототип до мельчайшей детали, только казалось призрачно-полупрозрачным... - Полагаю, вам он знаком? – живо обернулся ко мне Исмир, не отводя ладони от поверхности импровизированной картины. - Да, - выдавила я с трудом, поднося руку к горлу и не отрывая взгляда от ледяной глыбы. – Это... беглый преступник. Он пытался меня убить... Снова накатил давний ужас, чувство беспомощности, необратимости. Будто сквозняк прожал по открытой шее, скользнул за шиворот, заставляя ежиться и передергивать плечами. - Расскажите мне все, - попросил Исмир, осторожно усаживая меня на ближайшую ледяную «скамейку». Глаза его светились таким неподдельным сочувствием, что я мимо воли начала рассказывать... - Он сбежал из-под ареста, и больше мне ничего неизвестно, - закончила я, комкая пальцами колкую шерсть юбки. Погладила мягкий мех шубы, прикоснулась к обжигающему льду сиденья... Как хотелось ощутить шелковистую поверхность дерева, тепло нагретых кирпичей! Очарование ледяной страны уже изрядно утомило. - Благодарю вас, Мирра, вы оказали мне неоценимую помощь! - дракон был, как всегда, изысканно вежлив. Наверное, именно это подтолкнуло меня признаться. Признаюсь, как большинство женщин, я падка на похвалу. - Инспектор Сольбранд сказал, что фотографу помогли убежать... И приказали не слишком тщательно искать, - закончила почти шепотом. Глаза дракона сверкнули голубым льдом, а руки сжались в кулаки. Мгновение я зачарованно смотрела на него – так похожего на ледяное копье - потом он бросил на меня короткий взгляд и будто потух, вновь сделавшись воплощением безразличного спокойствия. Мягкая улыбка коснулась его губ, жесты сделались плавными и сдержанными. Маска, привычная роль? Но ведь аромат тоже изменился! Не стоило рассказывать Исмиру об этом. Не знаю, почему, но он весьма близко к сердцу принимал всю эту историю. Разумеется, драконы и хель всегда выступали единым фронтом, но разве одно это могло заставить его столь эмоционально реагировать на их несчастья? Жаль, в политике я всегда мало смыслила, за что, кстати говоря, мне частенько выговаривал Ингольв. Хотя сокрушаться поздно – после выстрела пулю не остановишь... Только ума не приложу, какое отношение к этой истории имеет фотограф Гюннар, кто его сообщники и зачем им потребовалось изводить каких-то посторонних хель?! Впрочем, непосредственные северные жители вполне резонно считали, что всему свое время. Раз уж поселок избавился от угрозы эпидемии, следует отметить это событие – да так, чтобы богам завидно стало! Следуя этой немудреной философии, праздновали с истинно хельским размахом: прямо под открытым небом возвели скамейки и столы из ледяных плит, споро уставили их блюдами с кусками рыбы и мяса, а также горками яиц. Отдельно красовались графинчики с чем-то явно алкогольным. Весьма своеобразное зрелище: среди снежной белизны и полупрозрачного льда – темно-красное мясо, украшенное сочными ягодами. Трапезничать с людьми у хель не принято, поскольку они практикуют сыроедение. Ходят некие туманные байки о сектах их почитателей, которые также едят сырое мясо – правда, предварительно заморозив и тоненько настрогав. Якобы для здоровья куда полезнее пища в ее первозданном виде. Впрочем, я бы пробовать не рискнула. Альг-исса буквально потащила меня к столу, что-то тараторя на ходу. Я покорно двинулась следом, едва за ней успевая. Надеюсь, хель не забыли, что я человек и потчевать меня следует чем-нибудь приемлемым для нежного людского желудка! Впрочем, не стоило недооценивать гостеприимных хозяев: стоило усесться, как на стол торжественно плюхнули тарелку с икрой, какие-то подозрительные лепешки и несколько ломтей жареного мяса. - Угощайся! – велела Альг-исса, гордо обводя рукой это изобилие. Хель шумно усаживались за стол. Точнее, усаживались женщины, мужчины же, скромного опустив глаза, устроились за спинами своих жен. Видимо, в знак особого расположения, мое место было по правую руку от шаманки. Напротив меня расположился Исмир, отчего-то сардонически улыбающийся. Я улыбнулась ему в ответ: в этой истории мы действовали на удивление слаженно и дружно, так что осталось какое-то теплое чувство. После первого тоста все двинулось по накатанной. Малопонятные мне шутки, громкий смех, веселая застольная беседа... Я тихо дремала над тарелкой, но разом проснулась от внезапного грохота. Хель дружно хлопали в ладоши и по столу, демонстрируя завидную координацию, несмотря на количество выпитого. «Песня, песня!» - оглушительно раздавалось отовсюду. Похоже, дойдя «до кондиции», хель возжаждали веселья... Впрочем, грустные напевы тоже приветствовались. Грубыми голосами затянули, пристукивая в такт кружками: Ой, то не ветер, то не ветер, С моря бурю нанесло, Вражий флот развеяло, Ой, да пургой повымело! Первая песня сменилась печальными: «Морошка спряталась, и мох седой поник...», «Ой, мороз, мороз» и «А я люблю заженного...» Каюсь, под конец даже я прониклась и исполнила соло: «Если б раньше я знала, что так замужем плохо, расплела бы я рыжую косоньку да сидела б я дома...» Кажется, получилось очень прочувствованно. По крайней мере, мужчины вокруг всхлипывали и тайком утирали глаза...
Axel: Luide пишет: Axel а почему Мирре сочувствуете? Кажется, она пока совсем не страдает... Она уже явно немножко влюблена в дракона, и его победа, думаю, не за горами. И добром всё это не закончится. «Если б раньше я знала, что так замужем плохо, расплела бы я рыжую косоньку да сидела б я дома...»
Luide: Axel пишет: Она уже явно немножко влюблена в дракона, и его победа, думаю, не за горами. И добром всё это не закончится. Может, это прозвучит цинично, но влюбленность Мирре вряд ли повредит. Вот любовь всерьез - другое дело... P. S. ладно, ладно! Обещаю в следующей главе стать серьезнее и не злоупотреблять юмором.
Хелга: Luide Значит, у хель бесправны? Все в этом мире уравновешено. Luide пишет: Благовоспитанный мужчина-хель должен при посторонних молчать, опустив глаза и демонстрируя покорность и смирение... Luide пишет: Первая песня сменилась печальными: «Морошка спряталась, и мох седой поник...», «Ой, мороз, мороз» и «А я люблю заженного...» Нет, почему не злоупотреблять? Злоупотребляйте, пожалуйста.
Гелла: Дурные чувства – хуже инфлюэнцы, с поразительной легкостью заражают всех вокруг. Шикарная фраза!
Luide: Хелга ну вроде как такой серьезный роман... А в третьей главе меня прорвало, сплошной юмор. Прямо пир во время чумы... Гелла спасибо.
Luide: Так, поехали дальше. Пора вернуть Мирру под крылышко мужа, а то что-то она совсем разгулялась... Глава 4. Врачебная ошибка. День в северных широтах короток, как людская благодарность, так что добираться до почтовой станции пришлось уже в темноте. К счастью, даже подвыпившая Альг-исса так же уверенно правила своим лихим «скакуном» (хорошо, хоть медведю не наливали!). Однако оставаться дольше во льдах было неразумно, я и так уже превзошла все мыслимые и немыслимые сроки. Сомневаюсь, чтобы домашние беспокоились из-за моего долгого отсутствия, но всему есть предел! Человек не может долго обходиться без огня и горячей пищи. От щедрого предложения Исмира меня согреть – о, как изысканно и многозначительно оно было высказано! – я отказалась, столь же красноречиво и церемонно. Теперь мы мчались назад, к цивилизации, теплу и комфорту. Альг-исса вовсю распевала разухабистые частушки (почти все неприличные), а я жалела об отсутствии еще пары рук. Нелегко крепко держаться, прижимая к себе чемодан с вещами, саквояж с маслами и еще мешок подарков благодарных хель. Чего там только не было: моржовые клыки, разнообразные ягоды, пингвиний жир, и – венец всему - внушительная бутыль перцовки. Если ягоды и жир можно пустить на мыло, то что делать с остальным? Пожалуй, клыки стоит подарить верному Паллу, пусть забавляется вырезанием... А вот крепкой настойкой по секретному хельскому рецепту, видимо, придется угощаться самой... Хотя можно залить ягоды этой самой перцовкой и настоять месяц-другой, получатся превосходные экстракты, только на редкость «пахучие»... Да и в мыло тоже можно пустить – если добавить в него спирта и глицерина, оно выходит превосходным по качеству и к тому же прозрачным. Распределив таким образом свои богатства, я изо всех сил пыталась теперь не растерять их по дороге... Добрались мы рекордно быстро и безо всяких приключений. Кажется, медведь опасался пьяной хозяйки, поэтому временами сам выбирал безопасный путь вопреки понуканиям Альг-иссы (впрочем, она все равно ничего не замечала)... С шиком и грохотом мы, наконец, прибыли. Переждав уже привычный приступ головокружения от изобилия запахов, я с трудом сползла на земную твердь. Нелегко соблюсти подобающее достоинство, разъезжая на медведе! - Спасибо, Альг-исса! Никогда не забуду этой поездки! – с чувством заверила я, поправляя завернувшиеся юбки и перекошенную шубу. Надо думать, если бы Уннер довелось узреть меня в таком непрезентабельном виде, то ее хватил бы удар! Подруга только глупо и счастливо улыбалась, зато какое страдальческое выражение было написано на морде медведя! Хель тут же умчалась, помахав мне на прощание (видимо, не решилась спешиваться, а может, торопилась допить недопитое...). Потревоженные шумом, во двор выбежали, должно быть, все немногочисленные обитатели этого форпоста цивилизации. Среди них оказался мой муженек собственной персоной, разумеется, в сопровождении бравого ординарца. На породистой физиономии Ингольва читалось недоумение пополам с возмущением. Казалось, фраза: «И это – моя жена?!» была написана на его челе крупными рунами. И недовольство на языке - кисло, как ломтик лайма... «Слава мудрому Одину, что Исмир в конце концов не стал меня провожать!» - мелькнула предательская мысль. Право, узнав, что вокруг меня увивался дракон, Ингольв устроил бы такую сцену, что даже Гарм от перепуга забился бы в конуру... В противовес полковнику, Петтер выглядел совершенно невозмутимым, утесом возвышаясь в шаге от начальства. Зато пахло от него чистой, незамутненной, мандариновой радостью. И - немного – теплой корицей, такой влекущей, такой желанной в этом ледяном краю... Я тепло улыбнулась ему, однако он не ответил улыбкой, лишь на миг почтительно склонил голову. - Как это понимать? – наконец обрел дар речи Ингольв, скрещивая руки на груди. Для полноты картины «жена, встречающая мужа-выпивоху, который явился под утро» недоставало только скалки... - Что именно, дорогой? – проворковала я. Сунув Петтеру свои вещи (о, какое у него сделалось уморительное выражение лица, когда из горловины мешка показались пресловутые моржовые клыки!), бросилась на шею мужу и призналась почти искренне: – Я так соскучилась! В моем родном Мидгарде подобное проявление чувств – прилюдно, не стесняясь жадных взглядов – сочли бы совершенно невозможным. «Для людей нашего круга это моветон!» - говаривала бабушка, надменно глядя на меня через лорнет. Впрочем, дедушка не обращал особого внимания на условности и частенько посмеивался над бабушкиными представлениями о респектабельности. В Хельхейме царили более свободные нравы, к тому же в данном случае я действовала наверняка: разве можно выговаривать жене за слишком вольные манеры, отвечая на ее поцелуй?! По крайней мере, Ингольву это никогда не удавалось... Разумеется, мы провели ночь на станции. И, право, можно было подумать, что все время в разлуке муж добросовестно хранил мне верность! А честно признаться, что устала и «болит голова» означало вызвать ссору и нелепые (хм, хотя не такие уж и нелепые...) подозрения в супружеской неверности... Словом, почти весь путь в Ингойю я благополучно проспала. Как отличалась эта поездка от предыдущей! Вместо ароматов кофе и выпечки салон заполонила колкая цитрусово-имбирная свежесть одеколона Ингольва. Муж сегодня лучился хорошим настроением, хотя утром все же прочел краткую лекцию о поддержании достоинства супруги полковника – видимо, долго репетировал, так что слова сами рвались с языка. Впрочем, выволочка вышла без должного накала, скорее для проформы. Несмотря на утренние три чашечки кофе, я дремала, уткнувшись носом в мягкий мех воротника. За окном проносились однообразные снега, беседа не клеилась. Никаких задушевных разговоров, лишь формальные: «Слушаюсь!» и «Да, господин полковник!» Петтера. Между ординарцем и нами будто выросла прозрачная стена. Напряженная спина, сжатые на руле руки, взгляд строго вперед, на дорогу... Бравый служака, да и только! «Кажется, мальчик всерьез на меня разобиделся», - подумала я, уже окончательно проваливаясь в сон... ______________ Гарм - в германо-скандинавской мифологии огромный четырёхглазый пёс, охранявший Хельхейм.
Axel: Luide Спасибо! Возвращение Мирры прошло весьма успешно, посмотрим, как дальше будут развиваться события. Нужно же ещё разгадать, что люди делали у хель.
Хелга: Luide Отличное возвращение. И почему я так рада снова видеть Ингольва? Не меньше, чем Исмира. Разрываюсь в противоречиях. Luide пишет: И хочу еще похвастаться мылом, посвященным Исмиру. Автор - Васса. О, как здорово. И пахнет, вероятно, чем-то вроде сандала?
Luide: Хелга пишет: Разрываюсь в противоречиях. Женщинам можно! Хелга пишет: О, как здорово. Спасибо, передам. Хелга пишет: И пахнет, вероятно, чем-то вроде сандала? Нет, пахнет мятой и слегка холодит. Во-первых, мята нужна для "холодящего" эффекта, а ее запах забивает все. Ну а во-вторых, настоящий сандал слишком дорог, чтобы добавлять его в мыло. Да, вы еще спрашивали, как нарисована сцена у озера. Автор ответил, что это акварель и графика сверху.
Хелга: Luide пишет: Автор ответил, что это акварель и графика сверху. Понятно, спасибо. Как-то так и подумала, судя по результату. Luide пишет: Ну а во-вторых, настоящий сандал слишком дорог, чтобы добавлять его в мыло. Интересно, что за запах? Не представляю. Просто как-то не интересовалась никогда такими вещами, хотя всякие ароматы очень люблю.
Luide: Хелга в каталоге этот аромат описан так: "изысканный, глубокий, мягкий, туманно-мускусный, сладко-древесный бальзамический, не очень сильный, но стойкий". Но не думаю, что вам это даст точное представление о запахе. Мне чем-то напоминает березовый сок. В смысле, такие древесные нотки, но несравненно нежнее, деликатнее. Пахнет не сильно, наоборот, тихо. Но запах при этом головокружительный.
Luide: И словно в темной комнате вдруг распахнулась дверь, откуда хлынул яркий свет. Берег моря – ласкового, теплого, игриво катящего барашки волн. Они разбиваются у ног, обдавая меня брызгами, и я смеюсь, хохочу во все горло, подставляя лицо солнцу. Подол платья давно вымок, но мне это не мешает, разве что идти неудобно. Подобрать его повыше – и бежать по мелководью, вдоль кромки воды, жадно глотая соленый воздух, напоенный ароматом тысяч цветов... Утомилась я не скоро. Присела на нагретый солнцем валун, потерла разгоряченное лицо... - Мама, пойдем отсюда! – вдруг раздался рядом тоненький детский голосок. Похолодев, я стремительно обернулась, едва не свалившись со своего насеста. - Фиалка, - прошептала неверяще. - Да, это я, мама, - серьезно кивнула кроха. За эти годы она ничуть не изменилась... «Она не могла измениться – она умерла! - напомнила память. – Нет!» И я рванулась вперед, прижимая к себе дочь, гладя шелковистые ее щечки, не замечая, как по моим щекам текут слезы. Слезы – это всего лишь капельки моря... - Пойдем отсюда, мама! – вновь попросила Фиалка, когда я немного успокоилась. - Зачем, маленькая? – переспросила я, прижимая дочь к себе еще крепче. Ведь там, далеко, она умерла! - Надо идти, мамочка, - Фиалка смотрела на меня такими знакомыми синими глазами, что сердце щемило от узнавания, боли и отчаяния. – Тут нехорошее место! - Почему нехорошее? – искренне удивилась я. Вокруг прямо-таки пасторальный вид, как картинка из детской книжки. Девочка попыталась вырваться из моих объятий. - Отпусти меня! – нетерпеливо попросила она. – Я покажу! Высвободилась, взяла меня за руку, потянула за собой... Шли мы не долго, минут десять, и вот за скалами открылся вид на удобную бухту, на берегах которой привольно раскинулся город. Очень знакомый город... Боги, милосердные боги! Да ведь это Ингойя! Но все вокруг этому противоречило: теплое море, ласковое солнце, - в северных широтах такого попросту не может быть! Как будто кто-то сделал аппликацию, аккуратно пришив город к совсем другому пейзажу. - Здесь чудесно! – выдохнула я, опускаясь на колени, со смехом пропуская песок сквозь пальцы. Словно вдруг очутилась в сказке, вернулась в безоблачное детство. - Мама, посмотри! – потянула меня за рукав малышка, указывая куда-то в сторону. Я послушно взглянула туда, присмотрелась... и похолодела. У самых деревьев громоздились драконьи скелеты: большой как бы обнимал маленький, в последний раз пытаясь защитить, сберечь, спасти. Наверное, мама до последнего не хотела оставить малыша... В глазах защипало, я повернулась к Фиалке. Она потеребила локон у лица – рыжий, как мои собственные, - и серьезно указала пальчиком в другую сторону. Там беспорядочной кучей были свалены кости, слишком крупные для человеческих останков. Хель. - Что... что... – шептали непослушные губы. – Почему? - Эта сказка не настоящая! – серьезно объяснила моя дочь. И добавила, явно подражая когда-то слышанному: - На чужом горе своего счастья не построишь! Так когда-то часто говорила моя бабушка, видимо, малышка услышала эти слова от меня. - Но здесь есть ты! – с отчаянной надеждой возразила я, крепко обнимая Фиалку, отвела от ее личика растрепавшиеся волосы, взглянула в знакомые серьезные глазки. – И здесь так красиво, так тепло! Давай останемся! - Я не хочу жить там, где кости! – не по-детски рассудительно возразила малышка. – И ты тоже не должна здесь оставаться, мамочка! Тебе пора! - Нет! – закричала я, прижимая к себе дочку. Не хочу, боги, только не снова ее потерять! «Мирра, Мирра, проснитесь!» - откуда-то вдруг донесся смутно знакомый голос. И там, далеко, кто-то хлестал меня по щекам, говорил что-то бессвязно, умолял... Берег подернулся дымкой, посветлел, тая, как туман под солнцем... - Нет! Нет! – кричала я, цепляясь за Фиалку, как за спасительный обломок доски в бушующем море... И открыла глаза. Надо мною склонились два встревоженных мужских лица. Впрочем, в глазах Ингольва тревога перемешалась с раздражением и нетерпением. А вот Петтер выглядел всерьез обеспокоенным. Я вдруг заметила, как он осунулся, глаза покраснели... - Зачем вы меня разбудили? – спросила горько. Оказалось, что я возлежала прямо в сугробе, неподалеку – автомобиль с распахнутыми дверцами. - Простите, госпожа Мирра, - растерялся ординарец, - мы просто испугались. Вы так кричали во сне... - Хватит болтать, поехали, нам до вечера надо добраться до города, - буркнул Ингольв, отворачиваясь. И как будто не было никакой тревоги, только запах выдавал, что мне не померещилось. Петтер молча помог мне встать, усадил – на переднее сиденье, рядом с собой, укутал потеплее. Впрочем, муж не возражал, только хмурился. Весь остаток дороги я сидела с закрытыми глазами, тщетно пытаясь вновь заснуть.
Axel: Luide Спасибо! Грустная глава.
Luide: Axel эта глава вообще грустная, а уж после развеселых приключений у хель...
Хелга: Luide Спасибо! Да, тревожный сон.
Luide: И еще кусочек. Открыла, только услыхав сзади резкое: - Наконец-то! Приехали! – кажется, Ингольв не очень доволен поездкой, напротив, искренне рад, что она наконец закончилась. Тогда зачем вообще он приехал за мной? Только сейчас я всерьез об этом задумалась. О драконе он не знал, иначе не преминул бы устроить сцену по этому поводу. Я бы скорее предположила, что у него в тех краях были какие-то дела, но ничего подобного от него не слышала. Хотя, какая разница? - Приехали, - эхом повторила я, устало прикрывая глаза. На плечи будто навалился привычный груз забот и тревог, обязательств и долга. Немножко легкомысленная я, которую Альг-исса именовала «солнышком», осталась там, позади, в вечных снегах. Вперед вновь выступила госпожа Мирра - жена полковника и аромаг. И этот сон, слишком реальный, слишком подробный... От острого ощущения разлуки заломило в висках. Боль, притаившаяся у основания шеи, заинтересованно приподнялась, змеей скользнула вокруг головы, куснула на пробу над левой бровью... Иногда люди намеренно делают себе больно, пытаясь заглушить душевную муку. Но куда чаще они свиваются в одно целое: никуда не деться от навязчивых горьких мыслей, а сверху накладывается боль физическая. Я потерла висок, пытаясь сделать это незаметно, но тут же заметила обеспокоенный взгляд Петтера. С трудом улыбнулась – боюсь, улыбка вышла вымученной - и преувеличенно радостно заметила: - Наконец-то мы дома! - Да! – неожиданно подтвердил сзади Ингольв. - К йотуну этих проклятых хель, как же у них холодно! - Для них это нормально! – возразила я. - Для них... – повторил он с какой-то странной интонацией. Почему-то мне вдруг сделалось зябко... По счастью, ехать оставалось совсем недалеко. Наконец автомобиль плавно затормозил у парадного входа и Петтер помог мне выбраться из машины. К улицам, словно вата, прилип туман, накрапывал мелкий дождь, с моря дул пронизывающий ветер... Брр, не сказала бы, что в Ингойе погода лучше, чем во владениях хель, просто здесь она мерзкая по-своему. - Извините, у меня нет зонта, - прервал мои мысли голос мальчишки. Я с некоторым удивлением взглянула на него. Он казался совсем замученным: покрасневшие глаза, кожа как будто натянулась на скулах, а у губ пролегли складки. И едкий луковый запах бил в нос. - Это не ваша вина, Петтер, - сказала как можно мягче. И, уже обращаясь к мужу, добавила: - Куда подевались слуги? Тот лишь пожал плечами. Дом казался пустым, как бутылки в доме пьяницы. Ординарец принялся колотить в дверь, а Ингольв встал рядом со мною, грубовато обнял. Я прижалась к нему, испытывая смешанные чувства. Сколько бы ни было у него недостатков, сколько бы мы ни обижались друг на друга, все равно он – мой муж. Мой... Быстро сгущались сумерки, ветерок пах укропом и солью, и казалось, что вокруг нет никого, лишь мы двое и Петтер чуть поодаль. Только мы были живы в этом царстве камня и тишины. Ординарец оглянулся на нас, потом еще сильнее заколотил в дверь. И в этом молчаливом единении мы наблюдали, как заметались огоньки в окнах, вспыхнул электрический свет... Надо думать, ни слуги, ни свекор не обрадовались моему возвращению. По крайней мере, пахло от них кисло и недовольно. Сольвейг излучала обычный для нее аромат уксуса, на этот раз настоянного на острых травах. Сигурд жался к стене, источая опаску, и тщетно пытался скрыть внушительный синяк на скуле. А господин Бранд «благоухал» горчицей, лимонным соком и чесноком – аппетитно, но не слишком приветливо. Ни дать, ни взять, ожившая картина «Не ждали»! - Добрый вечер! Вижу, меня рады вновь видеть дома! – боюсь, это прозвучало насмешливо. Не слишком приятно, когда на тебя реагируют, как кухарка на таракана (хорошо, хоть тапкой не грозят!). Ингольв предостерегающе сжал мою руку. - Прости, - я обернулась к нему. – Я очень устала и голова болит. Позволь, я пойду к себе? - Иди. Показалось, или в глазах мужа тоже промелькнуло недовольство? Впрочем, мне уже было решительно все равно. Сильные ароматы дома сверлом ввинчивались в голову, отчего к горлу подкатывала тошнота, а боль стала угрожающе раздувать капюшон. Наверху меня уже ждала Уннер, похожая на распустившуюся розу. Щеки девушки пылали, пахло от нее тонко и сладко, но и это нежное цветочное благоухание было для меня в этот момент невыносимо. - Помолчи, пожалуйста! – резко оборвала я щебет горничной. – Приготовь мне ванну и принеси несессер с маслами. - Слушаюсь, госпожа! – обиженно ответила она, приседая в реверансе. Но в этот момент такие мелочи, как настроение слуг, меня волновали меньше всего. Словно питон, боль сдавливала меня, удушала, лишала возможности связно мыслить... Я сидела с закрытыми глазами, морщась от каждого звука. Наконец все было готово, горничная помогла мне раздеться и приготовила халат. - Спасибо, Уннер, - попыталась улыбнуться я. – Сегодня можешь быть свободна. Передай, пожалуйста, Ингольву, чтобы к ужину меня не ждали. - Конечно, - все еще обиженно сказала она и почему-то торопливо выскочила из комнаты. Любопытно, что стряслось с горничной? Впрочем, мне было не до того. Перебрав несколько пузырьков, я остановилась на иланг-иланге. Капнуть пару капель – главное, не переборщить, иначе запах будет приторным – в чашку со сливками, перемешать хорошенько... Прежде чем добавить в ванну, эфиры нужно обязательно разводить – в соли, глине, сметане или меде, иначе рискуете получить ожоги! И, наконец, опустилась в воду, блаженно прикрыв веки. Так тепло и уютно, так приятно прятаться в теплой неге воды от усталости и боли! Мы живем тревожно. Сутолока улиц, нервотрепки, домашние заботы... Иланг-иланг - воплощение совсем иного ритма жизни. Это блестящая от масла кожа, чистейший теплый песок, лазурное море, рядом вкуснейшие плоды - только руку протяни... Сладкий, цветочно-конфетный аромат, разлитый в воздухе. Ласковые руки, разминающие натруженные мышцы... Иланг-иланг снимает спазмы, дарит безмятежность, усмиряя беспокойство и бессонницу, придает уверенность в себе. Придает блеск и эластичность волосам, укрепляет слоящиеся ногти, дезодорирует тело, "полирует" кожу... После ванны я отправилась спать, и сон мой был по-детски сладок и безмятежен.
Axel: Luide Спасибо! Неужели Ингольв как-то замешан в этой истории с хель?
Хелга: Luide Тревожно как-то в доме. И что, любопытно, автор задумала против Ингольва? По личному впечатлению показалось, что последние строки про иланг-иланг немного выпали из стиля, звучат как-то формально.
Luide: Хелга спасибо, я подумаю. Вы точно уловили момент, последние строчки взяты из другого источника. Видимо, я плохо вписала.
Luide: Поехали дальше. Заранее прошу прощения за возможные опечатки, нет времени и сил вычитать. Как обычно, проснулась я задолго до рассвета. Почти на ощупь спустилась вниз (видимо, все-таки переборщила с иланг-илангом, а он понижает давление), сварила чашечку кофе... Боги, какое наслаждение сидеть одной в темноте и потягивать крепкий горьковатый напиток! Тишина обнимает, заглядывает в глаза верным псом... Только выпив почти все, я пришла в себя достаточно, чтобы сообразить, что мой кофе пах как-то странно! Принюхалась и поморщилась. Фу! Сильно разило селедкой, и этот маслянисто-солоноватый запах с пряностями и уксусом настолько резко диссонировал с ароматом кофейных зерен, что оставалось лишь удивляться, почему я не сразу его уловила. Видимо, действительно сильно вымоталась во время этот эпопеи у хель. Хотя приятных моментов было тоже достаточно... Стоит только вспомнить Исмира... Впрочем, вот об этом точно вспоминать не стоит. Баночка, до верха заполненная кофе, так же отчетливо пахла соленой сельдью. Я поднесла ее поближе к свету и вслух помянула йотунов: на этикетке красовалась рыбья голова, недвусмысленно указывая, что это спланированная диверсия, а не глупая случайность. Разумеется, можно добавлять в кофе ломтик лимона – бабушка уверяла, что это отбивает «морской» запах, а также сдабривать его специями... Но ни в коем случае нельзя спустить Сольвейг нахальную выходку, иначе отдельные пакости превратятся в травлю... Печенье пришлось искать довольно долго, видимо, кухарка постаралась и в этом. Тщетные труды: невозможно скрыть лакомства от моего чувствительного носа, к тому же оскорбленного запахом сельди. Добравшись наконец до коробки с медовыми коржиками, я усмехнулась. Должно быть, если бы инспектору Сольбранду довелось увидеть меня в этот момент, он бы утвердился в своем мнении о моем сходстве с собакой-ищейкой. Впрочем, маленькие печеньица с хрустящей корочкой и изумительным ароматом ванили (явно натуральной, по-видимому, выпечка была покупная) вполне компенсировали все сложности поиска. Там еще обнаружились чудесные ореховые пирожные с прослойкой безе... Изрядно соскучившись по свежей выпечке, я легко ополовинила коробку. Нет, определенно, мне никогда не понять так называемых «сов», склонных спать до полудня! Предрассветная тишина, в котором слышится лишь шелест дождя за окном и сонное сопение дома. И звенящая, кристально-чистая свежесть раннего утра наполняет тело энергией, а мысли – рифмами... Заодно я проверила бабушкино утверждение о селедке и лимоне, кстати, оказавшееся вполне правдивым. А кофе с ломтиком лимона и коньяком оказался очень неплох, особенно под ореховое печенье. Зато какое выражение было написано на лице Сольвейг, когда она наконец спустилась! Насладившись лицезрением недовольства от неудавшейся пакости, я карамельно-сладким голосом пожелала домоправительнице доброго утра, на что она смогла только пробормотать что-то невнятное. А наверху уже послышался трубный глас моего мужа, как всегда в такую рань, чем-то чрезвычайно недовольного. Пришлось спешно ретироваться. На лестнице я едва не столкнулась с Сигурдом, который сломя голову мчался вниз. Он толкнул меня и даже не извинился! Хотя пахло от него такой густо замешанной смесью полынной обиды, лимонного недоумения, терпкого горчичного страха, приторно-душной вины, что невнимательность была вполне понятна. А если прибавить еще синяки на смазливой физиономии, которые он, похоже, пытался запудрить... Все-таки интересно, кто так разукрасил проныру Сигурда? Вчера мне было не до того, но теперь любопытство когтистой кошачьей лапкой коснулось мыслей, высунуло дразнящий цитрусовый язычок. Любопытство пахнет лиметтом с перцем – цитрусом и карамельками, со спрятанным в сладости острым жалом. Ингольв громогласно ругался, распекая на все лады нерадивую прислугу. Впрочем, к этому все давно привыкли и не обращали внимания на утренние концерты. Главное – низко склонить голову и изобразить почтение к гневливому хозяину, а еще лучше подобострастие. Хотя сегодня он, кажется, был особенно недоволен. Видимо, мой ранний отход ко сну поломал мужу некие планы и хорошего настроения ему это не добавило... Свекор в своей спальне сдавленно ругался, причем почему-то именно на громогласного сына, которого красочно и убедительно грозился отстегать ремнем. Не скрою, мне очень хотелось бы на это полюбоваться... Жаль, вряд ли доведется. Уннер, как говорится, цвела и пахла. Ее аромат – яркий цветочный, сладкий до приторности – хотелось запить. Не горничная, а банка розового варенья! Ах, нет, вот еще нотка кисло-сладких ягод красной смородины, спелой-спелой, лопающейся на языке. И ложечка имбирного сока с ломтиком лимона - легкое злорадство. Хм, прелюбопытная смесь. - Рассказывай! – велела я прямо, когда Уннер принялась расчесывать мои волосы. - О чем, госпожа? – неискренне удивилась она. В зеркале отразилось ее порозовевшее лицо, смущенно опущенные глаза. - Все рассказывай! Почему ты сияешь, как снег в солнечный день. Почему господин Бранд в постели, вместо того, чтобы строить прислугу... – я перечисляла, наблюдая, как на смущенном личике горничной постепенно проступает улыбка, как изображение на проявляемом фотоснимке. – И, кстати, кто наставил синяков Сигурду? На последнем Уннер не выдержала, звонко рассмеялась. От нее запахло сладкой и пряной зеленью эстрагона (тархуна) с мандарином - искренним весельем. - Пожалуй, начни с Сигурда, - определилась я, невольно улыбаясь ее незамутненной радости. Видимо, Уннер хотела сохранить секрет, но он распирал ее, лез наружу, как забытое дрожжевое тесто из кастрюли. - Только вы обещайте, что не скажете господину полковнику! – попросила она, хитро блестя глазами. - Разумеется, не скажу! – пообещала серьезно, хоть при виде смеющейся хитруньи на губы невольно просилась улыбка. В отношениях с мужем я всегда руководствовалась нехитрым постулатом: «Меньше знаешь – крепче спишь», так что совесть меня нисколько не мучила. - Рассказывай! – нетерпеливо сказала я, изнывая от любопытства. Уннер совсем позабыла о своих обязанностях, опустила щетку. - Это Петтер! – выпалила она, пытаясь говорить потише. Впрочем, с ее звонким голоском это удавалось плоховато. - Что – Петтер? – не поняла я. И притворно рассердилась: - Рассказывай по порядку! - Слушаюсь! – сделала шутливый книксен горничная и принялась рассказывать... Боюсь, по мере повествования меня одолевали противоречивые чувства. Начала Уннер с колоритного описания сцены, как подвыпивший Сигурд принялся к ней приставать, зажав в комнате. Он и раньше ее домогался, порой довольно грубо, за что в свое время получил от меня строгое предупреждение, после чего на время присмирел. Таких кобелей лучше держать на поводке и в строгом ошейнике. Но, почувствовав послабление из-за моего отсутствия, он решил воспользоваться случаем... Уннер в красках живописала, как она перестилала постели, когда Сигурд ввалился в комнату. Он стал приставать к девушке, притом весьма настойчиво и откровенно, категорически не желая принимать «нет». Перепуганная горничная закричала, но и это домочадцы проигнорировали. Ингольва совершенно не волновали отношения слуг, господин Бранд молчаливо попустительствовал «заигрываниям» Сигурда, а Сольвейг злорадствовала, искренне убежденная, что девушка сама виновата. «Задом крутила, вот и доигралась!» - Уннер весьма похоже пародировала домоправительницу. Словом, быть бы бедняжке... изрядно помятой, скажем так, если бы не вмешался «рыцарь в сияющих доспехах», то есть в данном случае ординарец в шинели «слегка на вырост». Петтер ворвался в комнату, бесцеремонно схватил Сигурда за шкирку и, не слушая возмущений и пьяных объяснений, хорошенько приложил кулаком. После чего любезно поинтересовался о самочувствии девушки, немного с ней поболтал, явно пытаясь успокоить, и отбыл. Разумеется, унося с собою трепетное девичье сердечко! Теперь Уннер сияла, источая медово-розовое благоухание, и говорила об ординарце с восторженным придыханием. Хм, об этом стоило подумать. Может получиться неплохая пара... - С тобой и Сигурдом все ясно! – констатировала я, уже прикидывая, где могут жить молодожены... Стоп, откуда этот неуместный приступ женской сентиментальности?! Неужели заразно? Брр! Поэтому поспешила перевести разговор на другую тему. – Скажи, а с господином Брандом что стряслось? - Откуда мне знать? – разом поскучнев (видимо, очень хотелось еще поговорить о милом), ответила вопросом на вопрос горничная. Я приподняла брови, и она добавила нехотя: - Голова у него раскалывается третий день. Я уж и примочки предлагала... - Надеюсь, он ими не воспользовался? – ужаснулась я, вспоминая о сомнительных лекарствах горничной. Та обиженно надула губы и созналась: - Нет! Но по всему видать, совсем ему нехорошо! Даже в вашей комнате шастал, верно, лекарства искал! Я господина Бранда тут застала, так он так наорал! А я всего-то пыль хотела смахнуть... Не слушая недовольства Уннер, я задумалась. Странно, что мог искать свекор в моей спальне? Ведь не лекарства, в самом деле! На моих пузырьках всего лишь названия масел, несведущий человек просто не сообразит, от чего они. А горничная продолжала щебетать и вспомнила о своих обязанностях только после окрика... К завтраку я спустилась как обычно, когда мужчины уже успели утолить первый голод. За столом восседали трое: господин Бранд, Ингольв и Петтер. Последнего, кстати, муж весьма ценил и часто приглашал за свой стол, чего прежний ординарец удостаивался редко. Сейчас Ингольв что-то настойчиво втолковывал Петтеру, а тот почтительно внимал (умный мальчик, быстро сообразил, как нужно себя вести!). При моем появлении разговор оборвался. Ординарец встал, чтобы придвинуть мне стул, и, воспользовавшись этим, я ему шепнула: - А у вас хорошо поставлен удар! - Спасибо, - заметно покраснев, тихо ответил он. - О чем вы там перешептываетесь? – тут же ревниво спросил Ингольв. Впрочем, сомневаюсь, что меня всерьез ревновал к Петтеру, просто он очень не любил быть не в центре внимания. - Ни о чем, дорогой, - прощебетала я, излучая улыбку и запах фруктово-цветочной туалетной воды, - я всего лишь спросила, успел ли юноша отдохнуть после поездки. - А, ясно, - тут же потерял интерес к разговору он, сосредотачиваясь на своей тарелке, где красовался поджаристый кусок мяса, обильно политый соусом. – В общем, Петтер... Застольная беседа текла своим чередом. Солировал, разумеется, Ингольв, а мы с ординарцем изображали пристальное внимание к его речам. Только господин Бранд участия в разговоре не принимал, всем своим видом демонстрируя справедливость слов Уннер о головной боли. Хотя поначалу мне подумалось, что это попросту похмелье, понаблюдав за ним, я отказалась от этой мысли и даже забеспокоилась, как бы его не хватил апоплексический удар. Красный как рак, свекор страдальчески морщился от каждого громкого словесного пассажа сына и тер виски, но ничем странным от него не пахло, разве что немного лавровым листом. Хм, он сменил одеколон? Основательно принюхаться мешали аппетитные ароматы пищи и мощный цитрусово-имбирный дух, исходящий от Ингольва. Наконец слуги убрали посуду, и Сольвейг отправилась на кухню за чаем. Пожалуй, это самый подходящий момент для маленькой мести. - Дорогой, мне нужны деньги! – старательно улыбаясь, произнесла я голоском милой девочки. Ингольв скривился и процедил: - Сколько? Довольно унизительно просить деньги на карманные расходы у мужа. Я вполне успешно работаю и весьма неплохо зарабатываю. Однако по законам Хельхейма вся собственность жены и ее доходы принадлежат мужу, если иное не было прописано в брачном контракте. Рядом с хель, у которых царит жесткая власть женщин, люди особенно серьезно охраняют свои патриархальные устои. Разумеется, выходя замуж, о таких «мелочах» я даже не подумала, за что теперь приходилось расплачиваться. Я высылала счета клиентам, а они расплачивались с Ингольвом, такая вот система. Мой благоверный вовсе не был скрягой, но не показать свою власть в подобных случаях было выше его сил. Оставалось озвучить сумму. - Зачем тебе столько денег?! – начал обычную игру он. - Видишь ли, - начала я, - Сольвейг насыпала кофе в банку из-под селедки, так что теперь его разве что выкинуть... – Тут я немного погрешила против истины, даже такие «ароматные» зерна вполне можно было использовать для настоев, но говорить об этом мужу я вовсе не собиралась. – Поэтому придется покупать новый, а ты ведь знаешь, кофе зимой сильно дорожает... Последнее было чистой правдой, когда заканчивался сезон судоходства, пряности, чаи и прочие товары, ввозимые с материка, сильно повышались в цене. А свое право на кофе я уже давно отстояла, и муж наверняка не захочет вновь ругаться из-за такой мелочи. - Хорошо, - буркнул Ингольв и добавил, уже своему отцу: - Не забудь удержать его стоимость с кухарки! Господин Бранд нахмурился, хотел что-то сказать, но его прервал какой-то возглас и грохот. На пороге стояла Сольвейг, которая как раз несла десерт и чашки, когда услышала наш милый семейный разговор. Теперь разгневанная домоправительница стояла, уперев руки в боки, и явно пыталась подобрать слова. У ее ног валялся поднос с горой битой посуды и разливалась чайная лужа... - И стоимость посуды тоже! – добил ее Ингольв. Пребывая в злобном настроении, вовсе не собирался церемониться и со мной, не то что с какой-то кухаркой! - Ладно, - только кивнул побагровевший свекор и тут же сжал виски, как будто это движение причинило ему боль...
Хелга: Luide пишет: После чего любезно поинтересовался о самочувствии девушки, немного с ней поболтал, явно пытаясь успокоить, и отбыл. Разумеется, унося с собою трепетное девичье сердечко! Это пять! Luide Вот все-таки больше нравятся части человеческие, но это мои уже пристрастия.
Luide: Хелга пишет: части человеческие Хм. Честно говоря, я не поняла, что вы хотели сказать...
Хелга: Luide пишет: Честно говоря, я не поняла, что вы хотели сказать... Ой, косноязычие мое. Имела в виду, что мне больше нравятся те главы, в которых речь идет о людях.
Luide: Так тут вроде как именно о людях... Что-то я совсем запуталась.
Хелга: Luide пишет: Так тут вроде как именно о людях... Что-то я совсем запуталась. Ну так я же эту главу и хвалю. Хель - народ интересный, но люди ближе. И очень хочется узнать, что же со свекром не так.
Luide: Хелга а, вот оно что! Видимо, я от усталости совсем плохо соображаю. Спасибо!
Хелга: Luide пишет: вот оно что! Видимо, я от усталости совсем плохо соображаю. Да у меня такое же состояние.
Axel: Luide Спасибо! Самообладанию Мирры можно только позавидовать, чтобы жить в таком террариуме, надо иметь крепкие нервы.
Luide: Дамы, простите меня за долгое отсутствие! "Аромагию" я не бросила, но пока приостановила. Серьезно правлю другой роман ("Записки практикующего адвоката"), на остальное сил не хватает... Но я исправлюсь, честно! Только попозже. Всех с прошедшими праздниками! В качестве запоздалого подарка - небольшая зарисовка. "Год дракона" В Ингойе падал снег. Целые хлопья снежинок падали на город, укрывая его пуховым одеялом. А в домах, среди ароматов икры, мандаринов и сосен царила суета: 31 декабря, это вам не хухры-мухры! Взмыленная Мирра на кухне строгала салаты, отмахиваясь от навязчивых попыток Сольвейг помочь. Учитывая, что отмахивалась она внушительным тесаком, кухарке оставалось только шипеть в углу и тихо обещать в следующий раз подсыпать в кофе крысиного яду. Впрочем, Мирра только посмеивалась: такую гадость она наверняка отличит по запаху... А праздник набирал обороты. В столовой уже пели дружным дуэтом господин Бранд и Ингольв, устроившись в обнимку под елочкой. В кресле прикорнул осоловевший от выпитого Петтер... Уннер напрасно то и дело забегала в комнату по выдуманным делам: Петтеру было не до нее, он сладко спал, чему-то трогательно улыбаясь ... Когда Мирра вошла в комнату, гордо неся две ведерные емкости с салатами, ее взору представилась умилительная картина: трое мужчин дружно сопели, весьма музыкально похрапывая. "Ах, как я люблю Новый год!" - подумала она, лихо откупоривая бутылку шампанского (на такие легкие напитки мужчины не разменивались). На кухне ругались Сигурд и Сольвейг, в соседней комнате жалобно вздыхала Уннер... Словом, в доме царила обычная идиллия. Надо сказать, к моменту, когда на центральной городской площади пробили часы, возвещая наступление Нового года - года дракона, между прочим! - Мирра успела оприходовать почти полную бутылку и изрядно повеселела. Поэтому, когда раздался стук в дверь, она самолично отправилась открывать - с бутылкой в одной руке и надкусанной конфетой в другой. К слову, конфета оказалась совсем невкусной, что несколько подпортило настроение сладкоежке Мирре... На пороге обнаружился Дракон. Именно так, сияющий ледяным светом Исмир горделиво приосанился, улыбаясь сладко и многозначительно. - С Новым годом, с новым счастьем! - воскликнул он, лучась улыбкой. - А я решил зайти в гости, сделать вам подарок... Мирра на мгновение представила, что будет, если сейчас проснутся муж или свекор, и ей подурнело (или это шампанское виновато?). - Спасибо, господин Исмир! - произнесла она сухо. Но в дом не пригласила. Во избежание, так сказать. - Так я могу вручить вам подарок? - снова настойчиво переспросил дракон. - Разумеется, - пожала плечами Мирра, не двигаясь с места. Улыбка Исмира сделалась сладкой-сладкой, как ванильный ликер. - Лучший ваш подарочек - это я! - провозгласил он, делая шаг вперед. Мирра едва сдержалась, чтобы не попятиться. - Это в каком смысле? - поинтересовалась она осторожно. - Ну год-то - дракона! - объяснил он как ребенку, как будто Мирра не понимала очевидных вещей. - А я - символ года! Так что я дарю вам себя! Он придвинулся еще ближе, и только сейчас Мирра поняла, что полуночный гость пьян до положения риз! - Я предпочитаю шоколадных драконов! - отрезала она, закрывая дверь прямо перед носом наглого ящера, и отправилась на поиски конфет повкуснее. А с крыльца раздавалось надрывное: "Я шоколадный заяц, я ледяной мерзавец... О, о, о!"
ДюймОлечка: Luide Весело. Хороши, мерзавцы, оба. Рада, что вы не забросили эту вещь, ждем продолжения
Luide: ДюймОлечка спасибо! Продолжение будет, но в порядке очереди.
Хелга: Luide Порадовали своим появлением и перспективами. ("Записки адвоката" можно будет почитать?) Пианый Дракон - это что-то. Ну и мужская компания порадовала. Мирре огромный привет!
Luide: Хелга спасибо, обязательно передам привет Мирре! Она тоже скучает. И за отзыв спасибо. "Записки адвоката" можно посмотреть тут http://samlib.ru/l/luide/annaobshijfajl.shtml только там пока выложены всего четыре главы. Но хватит, чтобы понять, будет ли Вам это интересно в принципе.
Хелга: Luide Очень нравится, как Вы пишите, и "Записки адвоката", все четыре главы, прочитала с удовольствием, буду ждать продолжения.
Luide: Хелга спасибо. Надеюсь, администрация форума не будет возражать насчет ссылок на посторонние ресурсы... Просто сомневаюсь, что имеет смысл выкладывать "Записки" еще и тут.
Хелга: Luide пишет: Просто сомневаюсь, что имеет смысл выкладывать "Записки" еще и тут. Это как Вы решите. А ссылка эта совершенно уместна, ведь она не имеет отношения к рекламе.
Luide: Хелга спасибо. Пожалуй, выкладывать здесь "Записки адвоката" я все же не буду, но могу сообщать здесь о выкладке новых глав на Самиздате.
Анита: Luide, понравилось ваше новое произведение Будем ждать продолжения
Luide: Анита благодарю!
Хелга: Luide пишет: но могу сообщать здесь о выкладке новых глав на Самиздате. Это было бы очень замечательно.
Анита: Хелга пишет: Это было бы очень замечательно. Это было бы очень замечательно!
Luide: Договорились, дамы. Буду держать вас в курсе.
Luide: Сообщаю. Добавила еще две главы "Записок практикующего адвоката". http://samlib.ru/l/luide/annaobshijfajl.shtml
Анита: Luide, Спасибо!!!Убежала читать
Хелга: Luide С удовольствием читаю, очень увлекает ваше умение создавать мир фэнтези, словно реальный.
Luide: Хелга спасибо. Кстати, Шемитта, сына Шеранна, узнали?
Хелга: Luide пишет: Кстати, Шемитта, сына Шеранна, узнали? А как же, конечно, узнала! Приятно встречать старых знакомых.
Luide: В действительности сначала были написаны "Записки" и Шемитт, а уже потом "Любовь" и Шеранн. Но да, старые знакомые.
Luide: Выложены еще две главы "Записок адвоката". Вообще в первой книге осталось выправить три главы, так что надеюсь, что скоро закончу.
Анита: Luide Как увидела вас, то поняла,что вы пришли с хорошими новостями Спасибо за очередные главы
Luide: Анита всегда пожалуйста. Да, я в последнее время редко заглядываю. Замаялась совсем с этой правкой. Но надеюсь зато к следующим выходным выложить первую книгу "Записок" до конца.
Хелга: Luide Спасибо, что держите в курсе. Желаю сил и удачи в трудах!
Luide: Хелга спасибо! И за пожелание, и за то, что читаете.
Luide: Плюс пять глав "Записок". До конца первой книги осталось три главы.
Luide: Дамы, я закончила первую книгу "Записок практикующего адвоката" ("Записки адвоката. Драконье право") http://samlib.ru/l/luide/annaobshijfajl.shtml Править вторую буду немного позже. Отдохну и постараюсь вернуться к "Аромагии". P.S. меня не бить!
Анита: Luide Очень приятная новость с утра! Luide пишет: меня не бить! Договорились
Klo: Luide! Ну что же вы! Я читаю-читаю, от одного вида дракона предвкушаю нечто… И едва не упала, встретив насмешливый взгляд серо-голубых глаз, в которых искрились льдинки. И аромат – головокружительный, мягкий, вкрадчивый сандал, едва уловимый, но властный. Безбрежное спокойствие – не маска, а истинная безмятежность. Ни единой фальшивой ноты, ни тени сомнения... А героиня как-то вдруг… Поскучнела… И тут – бац! Он придвинулся еще ближе, и только сейчас Мирра поняла, что полуночный гость пьян до положения риз! - Я предпочитаю шоколадных драконов! - отрезала она, закрывая дверь прямо перед носом наглого ящера, и отправилась на поиски конфет повкуснее. А с крыльца раздавалось надрывное: "Я шоколадный заяц, я ледяной мерзавец... О, о, о!" За что же вы его так?!! Нет!
Luide: Klo не нервничайте, последнее - просто шуточная зарисовка. Своего рода фанфик на своих же героев. :) А героиня - замужняя дама, не забывайте.
Хелга: Luide пишет: закончила первую книгу "Записок практикующего адвоката" ("Записки адвоката. Драконье право") Спасибо за новости! Klo пишет: За что же вы его так?!! Нет! А мне так нравится пианый дракон.
Анита: Luide пишет: Своего рода фанфик на своих же героев. :) Успокоила Хелга пишет: А мне так нравится пианый дракон. А как мне нравится...
Luide: У меня всегда так. Обожаю подшучивать над героями. Притом своим и чужим достается в равной мере. Своего рода способ спустить пар, чтобы не поубивать их всех за манеру самовольничать.
Анита: Luide пишет: Своего рода способ спустить пар, чтобы не поубивать их всех за манеру самовольничать. Прекрасный способ!
Luide: Дамы, если вы еще не окончательно забыли, кто такая Мирра, то в ближайшие дни порадую продолжением (уже начала его писать). Извините, правка других романов отнимала все силы и время. Но я исправлюсь!
Анита: Luide Какая потрясающая новость! Нет, не забыли
Luide: Анита, спасибо. Итак, поехали. Небольшой кусочек для начала. Госпожа Уна убралась восвояси, глядя на меня, словно хозяйка на мопса, который вдруг взбесился и на нее набросился. Надо думать, она полагала, что я стану извиняться и сулить золотые горы, чтобы только клиентка не осталась недовольной... Люди охотно отыгрываются на тех, кого считают безответными: самый ничтожный человечишка норовит хоть кошку пнуть! Родственники шпыняют госпожу Уну, а она выискивает, на ком бы сорвать злость. Однако подобные сцены все равно изрядно действуют на нервы, даже если превосходно понимаешь их подоплеку. Проводив ее, я тут же полезла в шкафчик за успокаивающими мятными каплями... Я люблю мяту. Перечную - пронзительную, от которой перехватывает дыхание и пощипывает небо. Лимонную - кокетливую, обманчивую, наряженную в сверкающие бергамотные ноты. Кудрявую - нежную, по-детски чистую и почти робкую... Я люблю мяту. За прохладу, которой она брызжет даже в жаркий летний полдень. За умение успокаивать смятенные мысли и усмирять сердцебиение. За готовность лечь на виски прохладным компрессом и успокоить головную боль. За... Я люблю мяту. Любопытные листики, выглядывающие поутру в саду. Невзрачные кусочки в чае. Капельки масла в темном стеклянном пузырьке... Пошатнувшееся было душевное равновесие быстро выровнялось. Не понимаю, как можно не любить ароматы! Разве кто-то добровольно ослепит себя на один глаз?! Вскоре я уже тихонько напевала, кружась по «Уртехюс». Вообще-то по моим ушам изрядно потоптались медведи, поэтому я пою только в одиночестве, когда уверена, что никто не подслушает мои экзерсисы. Я принялась за уборку, прерванную визитом медсестры. Давно пора вытереть пыль и развесить по стенам небольшие пучки трав - в «Уртехюс» всегда должно пахнуть чем-то легким и приятным. На столик в приемной поместить душистую икебану из веточек можжевельника, соцветий тысячелистника, душицы, ромашки. А в лаборатории пусть царят ароматы луговых трав, впитавших солнечный зной, — зверобоя, чистотела, бессмертника, полыни, чабреца, календулы... Дробный стук у входа заставил меня вздрогнуть и выронить составленный букет. Я торопливо сорвала с себя фартук и распахнула дверь, поежившись от порыва холодного ветра. Несмотря на редкую для столицы солнечную погоду, мороз щипал лицо. Яоправила на плечах теплую вязаную шаль и подумала, что стоит сварить горячего вина со специями – немного гвоздики, корицы, апельсиновой цедры, мускатного ореха и меда... - Здравствуйте, госпожа! – мужчина в униформе водителя низко поклонился. – Я служу у госпожи Бергрид. Нижайше прошу поехать со мной. Он махнул рукой на стоящий неподалеку электрический автомобиль новейшей модели. Поблескивали хромом детали, кузов сверкал от восковой полироли, фары ярко светились, - воплощение богатства. - Что случилось? – деловито уточнила я, прикидывая, что нужно взять с собой. - У госпожи колика, - объяснил он громко, потом огляделся и шепотом добавил: - А может, потравил кто! Пахло от него любопытством с примесью злорадства – острым, чуть солоноватым на губах. Надо думать, хозяйку он не любил. - Понятно! Обождите минуту. Прикрыв дверь, я бросилась в «Уртехюс». Побросала в саквояж несколько пузырьков в дополнение к обычному набору (слава богам, толстостенные емкости стерпят небрежное обращение) – нужно как можно скорее оказаться у больной и спустя всего несколько минут была готова... Пока автомобиль плавно катил по улицам (двигаться по запруженным колясками дорогами можно только с черепашьей скоростью), я пыталась вспомнить все, что знала о госпоже Бергрид. Мы не встречались – как раз перед моим приездом в Ингойю она покинула общество из-за какого-то скандала. Любопытно, что заставило богатую вдову так поступить? Пока я пыталась выловить из памяти обрывки разговоров о госпоже Бергрид, автомобиль остановился у трехэтажного особняка, сложенного из красного кирпича. Водитель распахнул дверцу и услужливо помог мне выбраться. На крыльце ждала пожилая женщина, судя по богатой ткани и при этом скромному фасону платья – домоправительница. - Здравствуйте, - она не сделала книксен, только слегка склонила голову, сохраняя невозмутимое выражение лица. А вот запах выбивался из образа: страх, отчаяние и тревога перемешаны, как ингредиенты в любимом хель коктейле из перцовки с томатным соком и солью. Ее чувства были столь интенсивны, что пришлось задержать дыхание, переживая мгновенную потерю ориентации. - Меня зовут Халлотта, я домоправительница госпожи Бергрид, - продолжила она. – Прошу вас, проходите, госпожа Мирра. Пришлось подавить улыбку. Имя «скалистая» очень ей шло... Я не могла отделаться от мысли, что она вела меня по дому кружной дорогой, показывая богатство своих владений. В каждой комнате имелись дорогие драпировки и шелковая обивка стен, мебель из красного дерева с золоченой отделкой, картины в дорогих рамах. Несмотря на беспокойство о госпоже, Халлотта с наслаждением демонстрировала дом, которым явно гордилась, как другие женщины гордятся красивыми детьми или искусной вышивкой. Наверное, ей нечасто представлялась возможность похвастаться, ведь госпожа Бергрид жила затворницей в этом роскошном особняке, похожем на мавзолей, избегая знакомых из общества. Наш путь закончился на третьем этаже. Халлотта осторожно отворила дверь и на цыпочках вошла в комнату, жестом предложив следовать за ней. Тяжелый, душный запах благовоний сбивал с ног. Оглядевшись, я заметила в углу небольшую жаровню, над которой курился дымок. Драгоценные смолы бензоина и ладана, перуанский бальзам – и листья табака. Неплохое сочетание – как дорогая кожа, политая ванилью и капелькой смолы. Но от такой концентрации голова заболит и у здорового! Комната напоминала склеп, оставляя крайне гнетущее впечатление: темные стенные панели, вишневые гобелены, плотные шторы на окнах, пышный балдахин. Даже в солнечный день ни один лучик не проникал внутрь. И картина на стене, довлеющая надо всем: женщина лет тридцати в строгом черном платье, некрасивая, но настолько властная, выдающаяся личность, что неправильные черты выглядели почти гармоничными. Казалось, вот сейчас она шагнет из резной золотой рамы и примется отчитывать слуг, бестолково толкающихся у постели. Лежащая на ней старуха казалась злой карикатурой на собственный портрет - болезнь никого не красит, как и пролетающие годы. У кровати стоял единственный стул, на котором очень прямо сидел мужчина в белом с ног до головы, держа больную за руку. - Извольте взглянуть, госпожа Мирра, - почтительным шепотом предложила домоправительница. Услышав ее голос, мужчина порывисто обернулся, и от него плеснуло то ли страхом, то ли отчаянием – в такой какофонии запахов не разберешь. Руку женщины он не отпустил – напротив, несколько театральным жестом прижал к широкой груди. - Господин Колльв, муж госпожи, - пояснила домоправительница. Казалось, в ее горле как рыбная кость, застряла неприязнь. Я тоже невольно почувствовала антипатию: судя по всему, он был лет на пятнадцать младше жены (даже со скидкой на болезнь), к тому же обладал «роковой» внешностью: горящие темные глаза, смоляная грива волос, гладкая смуглая кожа, безупречные черты. Нелепо даже вообразить его мужем старухи, они не смешиваются, как масло и вода!
Анита: Luide Спасибо!!! Очередной кусочек-это счастье!!!
Luide: Анита спасибо. Тогда еще кусочек счастья. - Это госпожа Мирра, аромаг! – сообщила домоправительница, с вызовом глядя в глаза хозяину. Впрочем, судя по всему, он был всего лишь мужем хозяйки, а это совсем другое дело. Надо думать, прислуга не одобряла неравный брак госпожи, и вполне может быть, что именно он стал причиной исключения ее из общества. Люди сквозь пальцы смотрят на увлечения пожилых мужчин, однако весьма неодобрительно относятся к любовным историям женщин... - Очень приятно познакомиться, - рассеянно ответила я и подошла к постели. Колльв вздрогнул и сильнее сжал руку жены. В глаза бросилась ее худоба, пергаментная кожа и глубокие синяки под глазами. В себя она не приходила, а глаза двигались под веками, как бывает, когда кому-то снится беспокойный сон. Принюхаться не получалось: густой запах благовоний забивал все ароматы. Как будто немытое тело щедро полили духами... - Пожалуйста, откройте окно! – попросила я, присаживаясь на край постели. - Но госпожа велела никогда... – начала протестовать домоправительница. - Откройте окно! – не оборачиваясь, ровно повторила я. – Иначе я не смогу ей помочь. Она что-то пробурчала себе под нос, но выполнила приказ, пусть и с явной неохотой. Порыв прохладного свежего воздуха, пахнущего морской солью, разметал по комнате клубы душного аромата. Словно служанка смахнула пыль с мебели, и дышать сразу стало легче. - Будьте добры, уберите жаровню и принесите лапы сосны, пихты, можжевельника, туи, кипариса. – Продолжила командовать я, делая вид, что нисколько не сомневаюсь в послушании. - Или хотя бы блюдо с апельсинами. От Халлотты потянуло желчным недовольством, но она молча вышла. - Что случилось? – требовательно спросила я у Колльва, стараясь говорить без лишних эмоций. Молодые мужчины, которые женятся на богатых старухах (разумеется, ради денег) не пользуются моим уважением, однако сейчас выбирать не приходилось. При всей любви Халлотты она вряд ли способна мне помочь, скорее она станет смаковать неприглядные подробности семейной жизни хозяйки. - Я уже послал за доктором! – сообщил Колльв, явно также не испытывая ко мне особого доверия. М-да, для его неприязни было вполне достаточно того, что меня вызвала домоправительница. - Доктора пока нет, - терпеливо произнесла я, молясь про себя, чтобы его не было как можно дольше. – Сейчас помочь вашей жене могу только я. Поэтому будьте добры мне помочь! - Конечно, - он смешался, поняв, что чуть не отверг единственную доступную помощь. – В общем, сегодня у Бергрид День рождения. Сначала все было хорошо, а потом ей вдруг стало плохо. Рвота, бред... Он замолчал, будто перехватило горло, с нежностью погладил ладонь жены, поправил ее волосы, разметавшиеся по подушке. Должна признать, он неплохо изображал примерного мужа (видимо, сказывался немалый опыт притворства). - Что она ела? – Спросила я, трогая лоб больной. Странно, температура нормальная, отчего тогда бред? - Она велела испечь к завтраку торт – Бергрид сама его резала, а мы все его ели, потом я сварил ей горячий шоколад... - Лично вы? – кажется, вышло резко. - Да! – с вызовом ответил он. – Я решил порадовать Бергрид, специально нашел в журнале рецепт и приготовил. - Значит, вы готовили его впервые? – уточнила я. Подозрение проклюнулось и потянулось к свету, как росток весной. - Да! – Он вздернул подбородок и посмотрел на меня с неприкрытой яростью. – Вы хотите сказать, что это моя вина? Я пожала плечами и отвернулась к больной. - Мое мнение не так уж важно, - проговорила я рассеянно, - а вот полиция... - Полиция?! – неожиданно громко воскликнул он. – Причем тут полиция?! На последнем слове его голос дал петуха. Я смерила Колльва взглядом (жаль, что мое чувствительное обоняние притупилось от слишком сильных ароматов в комнате) и сухо ответила: - Отравление – это по части полиции. Его лицо мгновенно стало похоже на гипсовую маску. - Отравление, - повторил он, словно не понимая смысла этого слова. Я собиралась ответить, что пока неизвестно, идет ли речь о некачественных продуктах или о злом умысле, но нашу милую беседу прервала отворившаяся с грохотом дверь. Мы на редкость дружно обернулись. На пороге красовалась скульптурная группа «возмущенный доктор со товарищи». - Немедленно уходите! – рявкнул доктор Ильин, потрясая чемоданчиком. Похоже, он не прочь насадить меня на вертел и разжечь огонь – его поросячьи глазки полыхали лютой ненавистью. Любопытно, что он предпримет, если я не подчинюсь? Неужели вынет скальпель? Впрочем, нет – слишком много свидетелей. За его спиной виднелись медсестра, домоправительница и инспектор Сольбранд с констеблем. - Здравствуйте, господин доктор! – с холодной вежливостью произнесла я. – Надеюсь, вы в добром здравии? В ответ он фыркнул: - Не дождешься, хекса! Я подняла брови от этой неприкрытой нападки. В Хельхейме меня никогда не называли ведьмой, здесь в основном весьма уважительно относятся к аромагам. Ярость, похожая на колючий репейник, заворочалась в груди. - Вы забываетесь! – Я встала и гордо выпрямилась, добрым словом вспомнив уроки бабушки. – Извольте извиниться! Свидетели с любопытством взирали на спектакль. Борьба взглядов длилась долгую минуту, но доктор первым отвел взгляд, видимо, опомнившись. Хоть я и презренный аромаг, но все же жена полковника. В отношении Ильина к моей профессии я и раньше нисколько не сомневалась (впрочем, даже в родном Мидгарде до сих пор косо смотрят на женщин-врачей), однако столь яростного нападения не ожидала. - Доктор... – с мягкой укоризной проговорила Ингрид, тронув его за рукав, и послала мне извиняющуюся улыбку. - Извините, - буркнул он неохотно. – Но вы должны немедля уйти! Я хотела спорить, однако заметила, как инспектор за спиной доктора делает мне какие-то знаки, и неохотно пошла к выходу. - Какие лекарства она принимала? – требовательно спросил Ильин, видимо, спеша перехватить инициативу. - Только глазные капли, - охотно сообщила домоправительница. - Найдите мне пузырек! – велел он. - Конечно, доктор! – она почтительно поклонилась и почти бегом кинулась к неприметной дверце, источая пушистый аромат бергамота. - Госпожа Мирра, позвольте вас на минутку? – отвлек меня от желчных рассуждений инспектор. - Разумеется! – я с благодарностью воспользовалась поводом покинуть поле боя. Не устраивать же безобразный скандал, в самом деле! Надо думать, доктор твердо вознамерился извести вредную ароматерапию и меня, как ее олицетворение. Вызванная звонком служанка проводила нас в тихую гостиную. Бессильная ярость клокотала в груди. Кем себя возомнил этот доктор, что бросается такими словами?! - Голубушка, успокойтесь, - примиряющим тоном попросил инспектор. Улыбнулся, отчего у глаз собрались лукавые морщинки. – Неужто вы до сей поры не встречали надменных дураков? Выпейте лучше вина. - Боюсь, это не последняя наша стычка, - заметила я, успокаиваясь. Инспектор пожал плечами и поспешил сменить тему. - Наслышан о ваших приключениях у хель, голубушка. – Он заговорщицки понизил тон. – Как же, много наслышан! - О чем именно? – изобразить полнейшее непонимание удалось с трудом. - Все, голубушка! Решительно все! – он лукаво подмигнул и погрозил мне пальцем, как строгий дядюшка расшалившейся племяннице. – Вы поосторожнее с Исмиром, голубушка. Неровен час, до господин Ингольва дойдут разговоры... Пахло от него виноградом: спелыми, нагретыми на солнце кистями, готовыми брызнуть под пальцами сладким соком. - Вы завербовали дракона в осведомители? Поздравляю! - Что вы, голубушка! – возразил он, все так же улыбаясь. – Он состоит в ИСА, но совсем в ином качестве... Похоже, господину Сольбранду очень нравилось меня поддразнивать. - В каком же? - Детектива, голубушка, - покровительственно похлопав меня по руке, сообщил он. – Из вольных... Надо думать, мой непроизвольный вздох доставил ему немалое удовольствие: в виноградный сок аромата будто щедро плеснули рома. - Выходит, он леденец?! – вырвалось у меня. Холодноватый мятный петушок на палочке... Ингойское сыскное агентство объединяло в себе всех, кто занимался сыском. Полиция отнюдь не собиралась выпускать из рук контроль над «вольными» детективами, которые предоставляли жителям города частные сыскные услуги, поэтому все детективы состояли в ИСА и работали по особой лицензии. Инспектор рассмеялся и снова подмигнул. - Именно, голубушка. Именно! Воспоминания накатили волной: я в одном полотенце под изучающим взглядом Исмира; он несет меня на руках сквозь пургу; согревает собственным телом... Надеюсь, эти моменты он в своем докладе опустил! Я почувствовала озноб. Если до мужа дойдет хотя бы отзвук слухов, то он учинит грандиозный скандал. Хотя между мной и Исмиром не произошло ничего предосудительного, в глазах знакомых наши отношения могут выглядеть совсем иначе. Не зря ведь говорят, что каждый заблуждается в меру своей распущенности! Приложив немного воображения, можно представить поездку к хель как свидание с любовником. А это даст Ингольву право пусть не на развод, но на раздельное проживание... И я больше никогда не увижу сына. Боги, милосердные мои боги, только не это! Несмотря горящий камине за спиной, к сердцу подбирался холод, мысли метались, а пальцы рассеянно гладили мягкий плюш обивки. - Могу я рассчитывать на вашу скромность? – ледяным тоном поинтересовалась я, гордо подняв голову. Таковы правила игры: независимо от истинных чувств и поступков на такие предположения следует высказать возмущение. Жена полковника вне подозрений... С инспектора разом слетело игривое веселье, словно пушистые семена одуванчика, подхваченные ветерком. - Голубушка, я вовсе не хотел вас смутить! – заверил он совершенно серьезно. – Вы одна из самых достойных женщин, которых я знаю. Но вам стоит поостеречься, голубушка, чтобы не навлечь на себя неприятности. Простите старика за вольность. - Благодарю вас, инспектор! – ответила я, чуть наклонив голову. От него пахло анисом – искренностью. Обмен любезностями прервал стук в дверь. Вошедшая домоправительница прямо пылала от негодования и всепобеждающей уверенности в своей правоте. - Доктор сказал, это глазные капли! – выпалила она. - М-да, - протянул инспектор, потирая переносицу. – Мужу надоело ждать наследства? Любопытно, заметил он хитринку в ее взгляде? - Позвольте задать вам несколько вопросов? – вмешалась я. - Конечно! – она величественно склонила увенчанную чепцом голову. Как будто фрегат качнул парусами. - Почему вы послали именно за мной? Ведь ни вы, ни ваша хозяйка никогда ко мне не обращались. - О, - несколько растерянно протянула она. – Понимаете, моя кузина рассказывала о вас. Она служит при госпоже Мундисе. Поэтому я знаю, как ловко вы раскрыли то дело с мышьяком... На последних словах она понизила голос чуть не до шепота. Я развеселилась. Такими темпами мне вскоре придется получать лицензию ИСА! Вообразив реакцию благоверного, развеселилась еще больше. - Хорошо, - кивнула я, пряча неуместное веселье. – Значит, вы полагаете, что вашу хозяйку умышленно отравили? - Именно так! – энергично подтвердила она. - Кто же? – подавшись вперед, спросил инспектор. - Муж, кто ж еще? – она скривилась, будто глотнула горькой полынной настойки. - Зачем ему это нужно? – я постаралась, чтобы в голосе прозвучала умеренная заинтересованность и некоторое сомнение – такая смесь всегда вызывает на откровение заядлых скептиков. - Ради денег, конечно же! – энергично всплеснула руками она. – А для чего он еще женился на госпоже? Тут мне нечего было сказать, ведь я также не сомневалась в его мотивах. - К тому же могу поклясться, что гувернантка маленькой барышни, дочки госпожи, беременная. От него, тут и вопросов нет! Вот он и дал госпоже глазных капель. Пузырек оказался почти пустым, а посыльный от аптекаря только позавчера принес полнехонький! Инспектор присвистнул. - Весьма... прозрачный мотив! – заметил он задумчиво. – И топорное исполнение. - Скажите, а чашку из-под шоколада уже вымыли? – вмешалась я, хмурясь. - Нет! – покачала головой домоправительница. - Очень топорное, - повторил инспектор. - Позвольте мне это проверить? – попросила я, встретившись с ним взглядом. От инспектора исходило явственное сомнение, будто горьковатый запах грейпфрута. - Вы хотите сделать анализ остатков шоколада? – уточнил он, рассеянно крутя пуговицу. Только взгляд выдавал интерес и напряженную работу мысли - острый, как осколки синего стекла, и еще мгновенный всплеск колкого аромата лимонной травы. - Я бы хотела еще раз осмотреть госпожу Бергрид, - я пожала плечами, - но сомневаюсь, что смогу это сделать, пока здесь доктор. Так что позвольте мне поговорить с доктором Торольвом. Полагаю, он окажет мне небольшую любезность и проверит состав напитка. - Пожалуй, так и сделаем, голубушка! – решился инспектор. - Я теперь вам и вправду лучше бы уехать домой. - В самом деле, - согласилась я, вставая. Бросила взгляд на часы на полке и чуть не всплеснула руками. – Уже время обеда, так что мне действительно пора. Ингольв обещал быть дома к обеду, а он не потерпит, если я не явлюсь. - Я провожу вас, - голос домоправительницы, о чьем присутствии я уже успела забыть, заставил меня вздрогнуть. – И прикажу шоферу вас отвезти. - Благодарю! – ответила я и принялась прощаться с инспектором. Захватив по дороге баночку с остатками шоколада, мы молча шли по дому. Гневный взгляд Халлотты не располагали к разговорам, а ее аромат напоминал крапиву – жгучий и яростный. - Вы с самого начала его возненавидели? – не удержавшись, уже на пороге спросила я, оборачиваясь. - Да! – выпалила она, даже не уточняя, о ком речь. – Он обманывал госпожу, притворялся любящим мужем, а сам завел шашни с Эрной за спиной хозяйки! К тому же... – она на мгновение брезгливо поджала губы. – Не знаю, что госпожа в нем нашла. Красавец писаный, конечно, но неряха редкостный! Если б она за ним не следила, как за ребенком, он бы так и ходил в грязных рубашках и мыться забывал. Противно! Она красноречиво передернулась, а я вежливо ее поблагодарила и отправилась восвояси. Домоправительница отнеслась к моему отъезду безразлично. Она уже не нуждалась в моей помощи: доктор и без меня пришел к выводу, о котором она мечтала...
Хелга: Luide Спасибо! Очень рада возвращению Мирры и мирра ароматов. Кажется, она попала в довольно опасное положение.
Luide: Наконец шофер высадил меня возле крыльца. Я взбежала по ступенькам и нетерпеливо заколотила в дверь, которая тут же распахнулась. Из дома пахнуло сдобным духом. Я глубоко вдохнула и прикрыла глаза, наслаждаясь. Настоящее чудо: немного муки, молоко, яйца и щепотка дрожжей в горячем нутре печи превращаются в хрустящие румяные буханки. Сейчас бы стакан молока и поджаристую хлебную корочку... Я сглотнула слюну и шагнула через порог. Сольвейг, обдав меня ароматом уксуса и подгоревшей карамели, а также насмешливым взглядом, ретировалась на кухню. Дверь она оставила приоткрытой, явно рассчитывая подслушивать происходящее в других комнатах. Господин Бранд всегда ставил во главу угла лояльность слуг лично к нему, закрывая глаза на многие прегрешения. Как жаль, что я вышла замуж такой юной, что побоялась затевать войну за власть в доме, не умела вести хозяйство на хельхеймский манер, а теперь пожинаю последствия... В гостиной обнаружились Ингольв и Петтер. В комнате, освещаемой лишь горящим камином и свечой на столе, царила полутьма. По стенам метались перепуганные тени, за окном уныло завывал ветер... - Здравствуй, дорогой, - улыбнулась я, исподтишка изучая хмурое лицо мужа. – Здравствуйте, Петтер! А где господин Бранд. Мальчишка молча поклонился, а Ингольв встал у камина, скрестив руки на груди. - Где ты была? – резко произнес он. - У госпожи Бергрид, - ответила я, стараясь, чтобы это прозвучало непринужденно. - Что ты там делала? – нахмурился Ингольв. С какой стати он учинил мне допрос?! Впрочем, спрашивать об этом я благоразумно не стала. - Ей стало дурно, послали за мной. Вошла Сольвейг, неся графин бренди и зачем-то хрустальную вазу. От нее несло жадным любопытством и злорадством, как гнилым луком. - Надо было отказаться! Вечно ты суешь нос в то, что тебя не касается! Сольвейг зачем-то водрузила пустую вазу на каминную полку и неохотно удалилась (подозреваю, чтобы подслушивать под дверью). На этот раз сдержаться было труднее. Отчитывать меня при посторонних – намеренно, чтобы унизить посильнее. Он всегда считал, что мои поступки вызваны вульгарным любопытством, решительно не понимая, как раздражает какофония запахов вокруг. Я ощущаю диссонанс в окружающих ароматах и умею его устранять. Это похоже на настройку музыкального инструмента, когда фальшь на посторонний слух неуловима, а ты ощущаешь ее так остро и явно, знаешь, какой колок подкрутить, чтобы устранить неправильность. И стискиваешь зубы, когда нет возможности это сделать. Хвала богам, чаще всего я могу вмешаться и устранить диссонанс. Почему же Ингольва это так бесило? Впрочем, ответ известен... - Дорогой, я ведь доктор и не могу... - Ты не доктор! – оборвал Ингольв и продолжил, с каждым словом все громче: – Из-за своих дурацких травок ты лезешь, куда не просят! В Ингойе есть нормальный врач, а ты только мешаешься у него под ногами! От него пахло лавром – всепобеждающей уверенностью, - и это было как пощечина. Зачем топтать мои чувства? - Да, я не доктор, - мой голос звучал тихо и сухо. – Потому что бросила колледж, чтобы выйти за тебя... «В чем теперь раскаиваюсь» не прозвучало, но казалось, несказанные слова звенели в воздухе. Лицо Ингольва странно передернулось, потом налилось кровью. - Ты... - Дорогой, - я прервала мужа милой улыбкой, уже жалея, что раздраконила его, позволила прорваться давней обиде. Все равно теперь уже ничего не изменить. – Давай не будем об этом, хорошо? Думаю, нам пора ужинать... Ингольв мотнул головой, будто отгоняя невидимую муху, и сжал губы. - Нет, - рявкнул он, видимо, всерьез настроившись на скандал. – Не перебивай меня! И не смей лезть, куда не просят! То ты с полицией якшаешься, то с хель водишься. Неужели ты не понимаешь, что моя жена должна быть выше таких историй?! Я с трудом сдержала смешок, вспомнив, что сегодня уже вспоминала о безукоризненной репутации жены полковника. Подошла к нему – без резких движений, будто к дикому зверю – положила ладони на его скрещенные руки. - Давай не будем ссориться, - попросила негромко, заглядывая в глаза мужа, полускрытые тяжелыми веками. Я старалась не думать, что эта сцена происходит на глазах у мальчишки (и наверняка на ушах у домоправительницы), только заметила краем глаза, как он покраснел. - Не увиливай! – несмотря на мою близость, Ингольв держался по-прежнему настороженно. Поцеловать его? Однако мелькнувшая в воображении сцена «мужчина отпихивает женщину, которая пристает к нему» заставила меня отказаться от этой идеи. Надо думать, со стороны это выглядело бы забавно, словно котенок, который упирается всеми лапами, когда его тыкают носом в лужу, вот только чувствовать себя той самой лужей не слишком приятно. - Послушай, мне надоело, что ты сломя голову мчишься к хель по одному щелчку пальцев. – Непреклонно продолжил он. – И скажи своим приятельницам, йотун тебя раздери, чтобы не присылали тебе цветов. Отец и так слег из-за тебя... - Каких цветов? – переспросила я, уже решительно ничего не понимая. - Вон тех! – Ингольв махнул рукой в сторону стола. Повинуясь молчаливому приказу, ординарец осторожно взял незамеченный мною букет и протянул его мне, заставив задохнуться от неожиданности. Ледяные розы - самые дорогие цветы в мире (во многом потому, что их выращивают только хель и драконы). Лепестки, сплетенные из невесомых снежинок, сияли прохладным льдистым цветом. В действительности они больше напоминали астры, только с шипами. Смуглые пальцы Петтера составляли разительный контраст с белоснежными стеблями, усиливая ощущение нереальной, хрупкой красоты. Но эта непрочность обманчива: они сохраняют свою прелесть всю зиму, и только когда богиня зимы Скади удаляется в чертоги мужа, розы тают... Но кто мог прислать это чудо?! Оно ведь стоит целое состояние! - Здесь есть карточка, - нарушил завороженную тишину Петтер, взглянув прямо на меня, и в его темных глазах мне вдруг почудилось предостережение. - Благодарю! – ответила я, принимая цветы. «С благодарностью за все», - гласила записка. Лаконичная руна иса красовалась вместо подписи... В футарке две «и», но если ингуз - это Ингольв, то иса ... Потупившись, я прижала цветы к груди, пытаясь скрыть дрожь в руках - вовсе не от избытка нежности, а от желания сдавить пальцами шею Исмира. Как он посмел так меня подставить?! - Лучше бы они что-нибудь полезное в хозяйстве прислали! – вторгся в мои смятенные мысли недовольный голос мужа. Что-то резануло меня в этой фразе. Постойте, почему он сказал «они»?! Я подняла голову и словно напоролась на пристальный взгляд Петтера, будто на острие рапиры. Мгновение – и мальчишка отвел глаза. Неужели он ни словом не обмолвился об Исмире? - Ты ведь знаешь хель, они никого не слушают, - я забросила пробный камень, чувствуя, как колотится сердце. Ингольв скривился, будто разжевал лимон, к острому хрену – недовольству – от которого першило в носу, добавилась кисловатая горечь лимонной цедры. - Вечно эти хель... – пробормотал он недовольно. Я на мгновение опустила веки, пряча нахлынувшее облегчение. Значит, у Ингольва не возникло даже подозрений – руны иса и хагалаз издавна считаются символами Хельхейма вообще и хель в частности. Пожалуй, лучше уйти от разговора. Надо бы проведать господина Бранда, не нравятся мне его головные боли. Только Ингольву лучше об этом не говорить - он верит только в классическую медицину (то есть начертать руны и молиться, чтобы больной выздоровел). - Дорогой, - улыбаясь, проворковала я. – Извини, мне нужно переодеться к ужину. Встав на цыпочки, поцеловала мужа в щеку, не мешкая, направилась к выходу. - А розы? – окликнул он. - Пусть стоят здесь. – Не оборачиваясь, откликнулась я. – Не люблю цветы, которые не пахнут... Ступени лестницы тихо поскрипывали под ногами, дубовые перила (роскошь по здешним меркам) почти шелковистые на ощупь. За многие годы запах полироли - лимонное масло и пчелиный воск - впитался в дерево, как вода в песок. Приятная кислинка, чуть подслащенная медом, дразнила нос... Пожалуй, я люблю фактуру лишь немногим меньше ароматов. Гладкие окатыши на морском берегу, живое тепло дерева, воздушная легкость взбитых сливок, скользкая маслянистость стручков ванили, шероховатость льняного полотна, колкие сосновые иголки... Разве можно довольствоваться зрением и слухом, когда другие чувства открывают такой пир ощущений?! Только лучше не выпячивать свое отличие... По коридору второго этажа гулял сквозняк. Казалось, он негромко ругался, запинаясь о пыльные листья растений у окна, и нетерпеливо отталкивал их с пути. И запах – вкусный, дразнящий - похожий на лавровый лист. Я нахмурилась, подозревая, что обоняние меня подводит. Кухня внизу, на первом этаже, к тому же оттуда редко тянуло специями (Сольвейг относилась к ним весьма пренебрежительно). Терпкий жарковато-перечный аромат несказанно интриговал, и, прикрыв глаза, я попыталась уловить его источник. Надо думать, инспектор Сольбранд непременно сострил бы что-то насчет рыжей лисицы на охоте. Слепо выставив вперед руку, я шла по коридору, повинуясь властной волне запаха. Надеюсь, слуги не застанут меня за этим неподобающим занятием! Впрочем, мой авторитет в их глазах ронять уже попросту некуда. Я почувствовала, как рука коснулась дерева, которое послушно поддалось толчку. Распахнула глаза и ошарашено уставилась на приоткрытую дверь в спальню свекра. Поверить, что господин Бранд пользовался эфирными маслами... Куда вероятнее, что из-за усталости и нервной встряски нюх меня подводит. Пожалуй, свекра лучше навестить попозже, а пока стоит заглянуть в мою комнату за нужными снадобьями. Я остановилась на пороге спальни, любуясь обстановкой. Уютное тепло деревянной обшивки, разномастные подушки и изящное покрывало на постели... Последнее почти скрылось под грудой нарядов, наваленных поверх него. Надо думать, Уннер ответственно отнеслась к поручению привести мою одежду в порядок, но в данный куда-то отлучилась. Подозреваю, что «куда-то» означало на первый этаж, поближе к милому ее сердцу Петтеру. Я слегка пожала плечами, недоумевая, что она нашла в этом нескладном мальчишке. Разумеется, он умен, храбр и благороден, но девицы в возрасте Уннер больше обращают внимание на смоляные кудри и жаркие взгляды! Я усмехнулась, поймав себя на ворчливых интонациях. Как старуха, осуждающая легкомысленную молодежь! Годы заставляли горбить плечи, отравляли медовую сладость любви пресловутой ложкой дегтя - горьким привкусом опыта.
Luide: Анита И еще кусочек. Стебный. Прошлась по комнате, собирая пузырьки (дурная привычка бросать их где попало неискоренима!). А куда подевался базилик? Без него не обойтись - нет лучшего средства от мигреней и «тупой» боли, когда кажется, будто на затылке лежит тяжелый булыжник. Пришлось буквально перерыть всю комнату, отыскивая куда-то закатившееся масло. Не идти же в «Уртехюс»! Я с досадой дернула за сонетку, вызывая Уннер... И тут же вспомнила, куда мог подеваться базилик: он ведь хорош для блеска и шелковистости волос, поэтому я часто кладу его в маски! И точно: искомое нашлось в ванной комнате, среди разнокалиберных бутылочек. Довольно улыбнувшись (попался, голубчик!), я потянулась за ним... и нечаянно смахнула рукавом на пол несколько банок. Слава обманщику Локи, все обошлось: они упали на ковер, который смягчил удар. Вместо месива косметики и стеклянных осколков – всего лишь открытая бутылочка с бальзамом для волос. Я опустилась на колени и с некоторым удивлением обнаружила, что из нее пролилась единственная капля. Пахло маслом бея – терпко и вкусно, похоже на тонкий аромат лаврового масла... Странно, ведь емкость должна быть полной – я всего лишь неделю назад сварила новую порцию бальзама! Подняла с пола почти пустую бутылочку, принюхалась... и замерла, ошарашенная невозможной догадкой. Очень кстати за моей спиной распахнулась дверь. - Госпожа Мирра, вы меня звали? – встревожено спросила Уннер с порога. - Да! – ответила я, поднимаясь, и отряхнула юбку. Судя по цветущим розами щечкам горничной, мой звонок оторвал ее от чего-то явно предосудительного. – Ты говорила, что видела господина Бранда выходящим из моей комнаты. Как он при этом выглядел? - Как выглядел? – растерянно захлопала ресницами она. Я кивнула, не отрывая взгляда от смутившейся Уннер, которая нервно провела ладонями по бокам, поправила волосы. - Ну... Как обычно по утрам, в халате. Видно, только из ванной, потому что волосы и борода мокрые. – И нехотя призналась: - Еще ругался, что я окно открыла, сквозняк... Она явно опасалась, что я стану распекать ее за пренебрежение обязанностями: проветривать положено перед рассветом, чтобы не мешать господам. Впрочем, в Хельхейме слугам все равно живется намного привольнее, чем в моем родном Мидгарде, где царит строжайшая иерархия. Я промолчала, задумчиво крутя в руках пузырек. Гладкое прохладное стекло, казалось, ластилось к пальцам, подставляя то крутой бочок, то изгиб горлышка... - Хорошо, можешь идти! – рассеянно велела я горничной. Она на радостях рванула к выходу и уже почти улизнула, когда я спохватилась: - Да, и наведи здесь порядок. И кивнула на постель, сейчас напоминающую сундук на пиратском корабле – развалы разноцветных тканей, бус и кружев, небрежно брошенных вперемешку. - Конечно, госпожа, - Уннер сделала небрежный книксен и сбежала, пока ей не придумали еще какое-нибудь занятие... Свекор возлежал в постели с мокрым полотенцем на лбу. Компрометирующий запах лавра (точнее, масла бея – их немудрено перепутать) был столь силен, что кружилась голова. Я решительно отдернула шторы и настежь распахнула окно. В спальню хлынул яркий свет и прохладный воздух. - Что ты делаешь? – возмутился господин Бранд, не открывая глаз, и страдальчески поморщился. – Поди прочь! Надо думать, он принял меня за служанку. - Не ругайтесь, - предельно ласково попросила я. – Сейчас вам станет легче. Ах, как он взвился! И тут же со стоном рухнул обратно на подушки. - Уйди! – почти простонал он. – Дай спокойно умереть! - Ну что вы? – подпустить в голос нежной укоризны. – Не волнуйтесь, сейчас быстро поставим вас на ноги. - Отравить хочешь, да? – устало спросил господин Бранд, патетическим жестом прижимая ладонь к глазам. - Само собой! – весело подтвердила я, привычно не реагируя на колкость, и всмотрелась в пациента. Выглядел он плохо: багровое одутловатое лицо, всклокоченная шевелюра, дрожащие руки... - Не вздумай только здесь свои травки разводить! – проворчал он, не делая попыток подняться. - Почему же? Ведь подобное лечится подобным! – процитировала я известный тезис (по правде говоря, весьма спорный). Пока свекор переваривал намек, я прикрыла окно и принялась звенеть пузырьками. Прохладная лаванда, чуть-чуть экзотической сладости иланг-иланга, сладкий мандарин... - Ну вот, скоро вам станет легче – эта смесь снижает давление. Он ничего не ответил, молча хватая воздух, словно выброшенная на берег рыба. - А бей провоцирует гипертонические кризы, - негромко, как бы сама себе, сообщила я. – Хотя его часто используют для волос в качестве средства от их выпадения и для ускорения роста... - Зачем ты мне это говоришь? - он передвинул компресс со лба на глаза (видимо, спасаясь таким образом от необходимости на меня смотреть). - Просто так, - я пожала плечами, забыв, что он меня не видит. И добавила лукаво: - Я размышляла вслух. Пожалуй, в следующий раз стоит сделать маску для волос с мускатным шалфеем – он также хорош для снижения давления. Но не буду больше вас отвлекать. Надеюсь, скоро вам станет лучше! Разумеется, на благодарность не стоило рассчитывать. Закрыв за собой дверь, я остановилась в коридоре, в красках вообразив эту сцену. Господин Бранд крадется в мою ванную, чтобы позаимствовать немного бальзама для своей бороды (благо, тот в расписной бутылочке, по которой не сложно понять назначение), потом на цыпочках возвращается к себе... И расхохоталась, зажимая рукой рот, чтобы не потревожить больного.
Анита: Luide Мне очень-очень нравится ваше произведение!!! Такое ароматное...
Хелга: Luide Ваша Мирра довела меня до того, что сегодня зашла в аптеку и, вместо того, чтобы купить какое-то лекарство, за которым пришла, набрала пузырьков с ароматическими маслами. От ваших описаний и ароматов голова кругом. А Исмир, каков мерзавец, ни о чем не задумывается! И очень порадовалась за свекра, так ему и надо, гегемону!
Скрипач не нужен: Luide, спасибо! Очень приятная вещь! Надо думать, Уннер ответственно отнеслась к поручению привести мою одежду в порядок, но в данный момент куда-то отлучилась.
Luide: Анита,Скрипач не нужен спасибо! Хелга История свекра взята из жизни. Я рада, что вы приобщились к ароматерапии. Только лучше покупать эфирные масла не в аптеке, а в интернет-магазинах, там качество масел лучше. К примеру, в тех, которые указаны в заголовке темы - Академия Чудес и Арома-Вита. Или Аромарти, Аромашка, Аромазон... Не сочтите за рекламу. И еще кусочек. Мало событий, много запахов... Уннер уныло перекладывала мои платья - с таким лицом, будто злая мачеха посадила ее на всю ночь перебирать чечевицу. Притом, в отличие от сказочной героини, бала ей не видать даже в случае успешного выполнения задания. - Помоги мне освежиться и переодеться! – велела я, и она подскочила с видом освобожденной из заточения узницы (хотя в данном случае ненавистное шитье всего лишь откладывалось). - Госпожа, давайте, я вам ресницы подведу... И вот эту брошь надо прикрепить на жакет... Ой, шляпку надо почистить... Она суетилась вокруг меня, всей душой предаваясь священному искусству наведения красоты. В этом Уннер действительно понимала толк, успешно применяя весь диапазон дамских уловок. Пока она колдовала над моими волосами, заплетая непослушные вьющиеся пряди в корону, я изучала ее сосредоточенное лицо. Влюбленность красит женщину, а в сочетании с косметикой и тщательно подобранным нарядом... Держись, Петтер! Я усмехнулась, чувствуя веселье с легким привкусом грусти – как чуть подкисшее молоко. Всем будет лучше, если мальчишка сменит объект своих пылких чувств, но печаль ложилась на плечи шелковым палантином... Я встряхнула головой, вызвав понятное недовольство Уннер, и попросила: - Будь добра, подай мне чемоданчик с маслами. - Конечно! В детстве я верила, что аромагия спасет от всякой напасти, что она способна исцелить любые раны – как телесные, так и душевные. Разумеется, это не совсем так - ей подвластно многое, однако это все же не волшебная палочка, чтобы одним мановением руки искоренять застарелую боль и пришивать конечности... Впрочем, от тоски действительно помогает. Я капнула немного масла на пористый камешек и поднесла к носу. Вспомнилось, как мы с братьями убегали в сосновый бор за ягодами. Там высоченные сосны вздымаются свечками, а под ногами шелестит опавшая хвоя, и лес просматривается чуть ли не от края до края, потому что ветви - где-то там, высоко, упрямо тянут вверх пахучие иголки. Там остро, свежо и смолянисто пахнет хвоей и сосновой живицей из сборников. Сосны ревнивы - даже кусты здесь практически не растут, зато чернике раздолье... Вот уже рот и пальцы перепачканы темно-фиолетовым сладким соком, а ты стоишь, запрокинув голову, и смотришь в небо, и тихо дышишь... Колючие иголки и шершавая кора. Ровный стук сердца и смолянистый аромат горящего хвороста... Даже в горах не бывает такого пронзительно-чистого воздуха и такого ликующего солнца! Сосна - это спокойная радость.... Я пила запах, как ключевую воду в жаркий полдень, жалея только, что моему сыну незнаком благоговейный восторг, обуревающий душу от спокойного величия леса... - Госпожа, просыпайтесь! – тихонько сказала Уннер, дотронувшись к плечу. - Я не сплю, - возразила я, открывая глаза. Отражение в зеркале казалось статуэткой из солнечного камня, сияющей искристо-золотым блеском. И искренне похвалила: – Ты волшебница! - Спасибо! – она улыбнулась, с гордостью истинного мастера обозревая свое творение. Пахло от нее довольством – горьким шоколадом – с чуть горелыми и карамельными нотками... Чувствуя себя Фрейей, сходящей к смертным, я спускалась по лестнице. Похоже, Ингольв и Петтер тоже сочли меня земным воплощением богини любви, по крайней мере, разом замолчали и воззрились на этакое чудо. Я слегка улыбнулась, донельзя довольная произведенным эффектом. Сливочно-чувственное благоухание магнолии поплыло по комнате, дразня нос, словно перышком. - Хм... Неплохо выглядишь, - откашлявшись, наградил меня несколько тяжеловесным комплиментом Ингольв. Петтер промолчал, но взгляд отвел с заметным трудом. Каюсь, мне было приятно его молчаливое восхищение, хотя совесть, словно кобра, подняла голову и раздула капюшон, готовясь ужалить. - Спасибо, дорогой! – прощебетала я и, встав на цыпочки, чмокнула мужа в щеку. Небольшой сеанс ароматерапии смыл с моей души тусклый налет обиды и боли. К тому же птицы слетаются к гейзеру, а не к леднику , поэтому я предпочитаю получать желаемое нежностью, а не скандалом. Ингольв дернулся, явно остро желая превратить целомудренный поцелуй в полноценную ласку, но сдержался. - Как... хм, отец? – спросил он, галантно предлагая мне руку. - Думаю, ему уже значительно лучше, - я положила ладонь на его локоть и улыбнулась. – Правда, сомневаюсь, что он спустится к обеду. Судя по терпкому аромату имбиря – решимость и обаяние - в настоящий момент Ингольва это не слишком волновало. - Тогда не будем ждать! – он погладил чувствительную кожу запястья, заставив меня прерывисто вздохнуть, и довольно усмехнулся... Мы все вместе двинулись на обед. Надо думать, Петтеру понравилось столоваться у нас, а Ингольв относился к нему с грубоватой нежностью и почти каждый день приводил с собой. К Валериану он слишком взыскателен, зато готов быть отцом своим солдатам. Застарелая боль шевельнулась в груди. Мои дети оказались слишком слабыми здоровьем для этого сурового края, к тому же способности Валериана к аромагии делали его в глазах Ингольва чудаковатым неженкой. Вспомнилось, какую сцену закатил Ингольв, обнаружив, что я потихоньку обучаю сына пользоваться даром. Именно после этого его отправили в кадетский корпус... Впрочем, сейчас лучше не думать о проигранных битвах, а внимать забавной истории, которую в лицах рассказывал Ингольв. Он по-детски любит быть в центре внимания, поэтому с годами я научилась без труда изображать интерес. Едва мы уселись за стол, как на пороге, вытирая руки о передник, появилась как всегда недовольная Сольвейг. - К вам дракон Исмир. Звать? Ингольв и Петтер синхронно поморщились, а я уронила вилку, которая упала на тарелку с похоронным звоном. Только этого мне не хватало! _________________ «Птицы слетаются к гейзеру, а не к леднику» - хельская поговорка, примерно соответствующая нашему «мухи слетаются на мед, а не на уксус». P.S. Как лучше выкладывать: небольшими кусочками, но часто, или сразу значительный объем, но реже?
Гость: Luide пишет: Как лучше выкладывать: небольшими кусочками, но часто, или сразу значительный объем, но реже? Если позволите - небольшими кусочками и часто (чем чаще, тем лучше). Удовольствие желательно пить маленькими глоточками, смакуя каждую каплю... М-м-м...
Хелга: Luide пишет: Только лучше покупать эфирные масла не в аптеке, а в интернет-магазинах Спасибо за совет! Luide пишет: Как лучше выкладывать: небольшими кусочками, но часто, или сразу значительный объем, но реже? Присоединюсь к пожеланию Гостя - небольшими, но часто. Luide пишет: Мало событий, много запахов... О сосновом лесе и явлении Мирры к обеду - бесподобно!
Luide: Гость, Хелга Благодарю! Я прямо преисполнилась вдохновения. Договорились, постараюсь выкладывать понемногу, но часто.
Анита: Luide Luide пишет: Договорились, постараюсь выкладывать понемногу, но часто. Вот и замечательно
Luide: Анита И еще кусочек. Вошедший через минуту Исмир напоминал айсберг, поблескивающий в лучах солнца. - Приветствую, - склонил светловолосую голову он. Ингольв встретил его весьма сердечно. Если бы не недавняя сцена, то и в голову не пришло бы сомневаться в его симпатии к дракону. - Пообедаете с нами? – самым дружеским тоном предложил он. - Боюсь, это невозможно. У нас не найдется эстрагона, - негромко вмешалась я, кладя ладонь на руку мужа. Злость из-за его недавней выходки заставляла меня держаться весьма нелюбезно. - Зачем нам этот... эстрагон? – на породистом лице Ингольва было написано искреннее недоумение. - Легенда гласит, что драконы питаются этим растением, которое также носит название «драконьи язычки» или тархун! – менторским тоном пояснила я. Исмир хмыкнул и безмятежно сообщил: - Я согласен довольствоваться бифштексом. Разумеется, если вы не возражаете против моего общества... Муж метнул на меня гневный взгляд. Пришлось идти на попятный. - Что вы, я буду несказанно рада! – надеюсь, ирония прозвучала не слишком откровенно. Дракон усмехнулся, но отказываться не стал. Не доверяя мне развлекать гостя, Ингольв тут же занял его сугубо мужским разговором. Зато после столь неласкового приема мужу в голову не придет заподозрить меня и Исмира в более нежных отношениях. Оказалось, что я недооценила свекра: он все же спустился к обеду. Выглядел он значительно лучше, хотя еще иногда морщился от громких звуков. Они оживленно болтали, а мы с Петтером уныло ковыряли вилками в тарелках. Но когда беседа перешла с охоты на перспективы чемпионата по катанию на санках (хельхеймский национальный вид спорта), мальчишка тоже оживился. Жаль, меня нисколько не интересовал спор о преимуществах разных видов полозьев и приемах управления. Вспомнилось, как я впервые увидела, как взрослые мужчины наперегонки мчатся с горки... Я усмехнулась про себя, окончательно перестав следить за ходом беседы. - ... Самайн! – вывел меня из размышлений голос Ингольва. - Что? – встрепенулась я. Кажется, вышло чересчур громко: мужчины дружно обернулись, обдав меня смесью недовольства, удивления и насмешки. - Завтра Самайн! – объяснил Петтер. Ингольв метнул на него такой взгляд, будто намеревался тут же разжаловать в рядовые, а я судорожно сжала нож. Мысли метались, как лошади в охваченной огнем конюшне. Боги, милосердные мои боги, как я могла забыть?! Ведь всего два года прошло... Разумеется, за приключениями последних дней мне было не до изучения календаря, но все же такая забывчивость непростительна! - Мы приглашены к мэру. – В голосе мужа звучал вызов, а пахло от него маслом чайного дерева – пряности и бензин – уверенностью. - Нет! – резко произнесла я, откладывая приборы, и встала. – Об это не может быть и речи! Ингольв так сжал челюсти, что на скулах заиграли желваки. - Это не обсуждается! И хватит выделываться! - Выделываться... – повторила я медленно. В этот момент мне стало наплевать, что семейная сцена происходит в присутствии посторонних. Хотелось вцепиться ногтями в лицо мужа, закричать, устроить безобразную сцену... Должно быть, я сильно побледнела. Ингольв, сжав тонкие губы, с вызовом смотрел на меня. Очевидно, что умолять его бессмысленно. Все, кроме его лица, виделось мне сейчас как сквозь дымку: хмурая морщинка между бровей и добела стиснутые пальцы Петтера; голубые льдинки глаз Ингольва; лицо свекра, у которого будто болели зубы; жадное любопытство подглядывающей в щелку Сольвейг... - Я никуда не пойду! – удалось выдавить сквозь стиснутые зубы. И гостям: – Извините, мне нехорошо. Развернуться и, из последних сил сдерживая слезы, направиться к выходу. Пальцы мужа вцепились в мое запястье, рванули назад. - Пойдешь. Даже если мне придется волочь тебя за волосы! – в глазах Ингольва плескалась ярость, а лицо налилось краснотой. - Посмотрим! – гордо поднять подбородок, сощурить глаза... – Пожалуйста, отпусти меня! Судя по всему, Ингольву отчаянно хотелось меня ударить, а я не собиралась уступать. Муж вправе бить жену, так что даже свидетели не сдержат недовольство Ингольва. Поединок взглядов прервал обманчиво мягкий голос Исмира: - Простите, полковник, у меня к вам просьба. - Что? – непонимающе спросил тот, с трудом выныривая из омута гнева. - Вы не могли бы отпустить сегодня госпожу Мирру со мной? Нам требуется помощь в одном деликатном расследовании... Ингольв скривился, но отказать не посмел. - Ладно, - буркнул он. – Только при условии, что с вами поедет мой ординарец. Исмир усмехнулся, поняв, что Петтера ко мне приставляют в качестве дуэньи. Замужним дамам позволительно гулять, общаться с мужчинами и даже выходить в свет в одиночестве. Поэтому явное намерение Ингольва не оставлять меня тет-а-тет с Исмиром выглядело довольно нелепо. - Несомненно, я буду рад помощи сержанта! От иронии в голосе дракона Ингольв стиснул зубы, потом через силу улыбнулся. - Вы поедете сейчас? – его голос звучал, как воронье карканье. От запахов разных, но одинаково сильных чувств у меня кружилась голова. Отчаянно хотелось поскорее выбраться на улицу, на волю из душного плена злости и обиды. - Если вы не возражаете, то да. – Кивнул Исмир. – Полагаю, Петтер - хороший водитель? - Конечно! – судя по голосу (я старалась на него не смотреть) Ингольв слегка повеселел, ведь дракон помог ему сохранить лицо. – А чем именно вам поможет Мирра? Исмир сузил глаза, однако ответил спокойно: - Видите ли, при обыске в доме госпожи Бергрид обнаружили вот это... Он извлек из кармана пузырек темного стекла с надписью: «Осторожно: яд!» и засушенный букетик, перевязанный переплетенными белой и черной лентами. - Красная рута! – не сдержавшись, воскликнула я. - Что? – Исмир бросил на меня острый взгляд. - Красная рута! – нетерпеливо повторила я. – Ее используют для приворотов. Прикрепляют к ней вещи, принадлежащие желаемой паре – вот, видите, ленты - и подбрасывают объекту. - Это противозаконно? – посуровев, поинтересовался Исмир. - Нет! – покачала головой я. Хотела добавить, что это всего лишь народное поверье, не имеющее реальной силы, но промолчала. От движения меня замутило, отчаянно захотелось глотнуть свежего воздуха. - Пойдемте! – попросила, борясь с собой. Шагнула и обнаружила, что перед глазами все плывет. Исмир молча взял меня под руку, а за второй локоть меня поддержал Петтер. Наше трио двинулось к двери. - Мы с тобой еще поговорим, Мирра! – с угрозой бросил в спину Ингольв. - Конечно, дорогой! – устало сказала я и мгновение зажмурилась... На улице накрапывал дождь, иллюстрируя справедливость поговорок об изменчивости столичной погоды. Пахнущие свежим огурцом капли падали на мое поднятое к небу лицо, милосердно скрывая слезы. Мужчины усадили меня в автомобиль. - Выпейте! – Петтер почти насильно вложил в мою руку небольшую фляжку. Я бездумно глотнула и закашлялась, обнаружив, что пью коньяк (впрочем, следующие глотки пошли лучше). Петтер тронул машину с места. Мы ехали в полном молчании, и я, постепенно успокаиваясь, смотрела в окно. Мокрые дорожки на стеклах прибивали к земле боль и обиду, будто пыль. Но беспросветное отчаяние тучей накрыло душу. - Господин Исмир, не поблагодарила вас за цветы... - Заговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Не стоит благодарности! – довольно улыбаясь, ответил он. Пахло от него малиной – сочными ягодами прямо на колючих ветках. - Разумеется, не стоит! – сухо подтвердила я. – Вы поставили меня в крайне неловкое положение. Улыбка исчезла с его лица так быстро, словно морозные узоры со стекла, на которое плеснули кипятком. Теперь от Исмира тянуло холодком мяты. - Чем же? – в тон мне поинтересовался он. Петтер дернулся, но промолчал. Только так стиснул руки на руле, что выступили вены. - Вы полагаете, Ингольву нравится, когда мне присылают букеты посторонние мужчины? Пожалуй, не стоило затевать спор, просто я была на взводе. Хотелось хоть на кого-то выплеснуть боль и горечь, а Исмир имел самое непосредственное отношение к нынешней ситуации. - Он так ревнив или так не любит драконов? – неожиданно миролюбиво спросил он, приподняв одну бровь. - И то, и другое! – не подумав, быстро ответила я, и осеклась. Не стоило сообщать о неприязни Ингольва к правящим расам. Как бы то ни было, следует проявлять лояльность к мужу. - Так вот оно что... – проговорил Исмир медленно, на глазах мрачнея. – Он из-за этого... Он осекся и отвел взгляд. - Да! – ответила я, хотя вопрос так и не прозвучал.
Хелга: Luide Как накалились страсти, так и ждала, что произойдет что-то катастрофическое. Потому немного удивило такое быстрое согласие Ингольва: Luide пишет: - Вы не могли бы отпустить сегодня госпожу Мирру со мной? Нам требуется помощь в одном деликатном расследовании... Ингольв скривился, но отказать не посмел.
Хелга: Luide пишет: Так ведь просил Исмир, а Ингольв не посмел отказать, чтобы его отказ не сочли выпадом против драконов. Запутано, я понимаю. Позже поняла, в чем суть, просто показалось, что немного резковат переход настроения Ингольва, но это личное восприятие.
Klo: Вошедший через минуту Исмир напоминал айсберг, поблескивающий в лучах солнца. - Приветствую, - склонил светловолосую голову он. Ингольв встретил его весьма сердечно. Если бы не недавняя сцена, то и в голову не пришло бы сомневаться в его симпатии к дракону. - Пообедаете с нами? – самым дружеским тоном предложил он. - Боюсь, это невозможно. У нас не найдется эстрагона, - негромко вмешалась я, кладя ладонь на руку мужа. Злость из-за его недавней выходки заставляла меня держаться весьма нелюбезно. Боюсь, я запуталась в мужчинах… Судя по всему, выходка была драконья, но из текста получается злость на мужа? Пожалуй, не стоило затевать спор, просто я была на взводе. Хотелось хоть на кого-то выплеснуть боль и горечь, а Исмир имел самое непосредственное отношение к нынешней ситуации. Разъяснится дальше? Ведь мне показалось, что ситуация вызвана отказом героини ехать к мэру по случаю Самайна. И дракон не имеет к ней отношение. Или имеет?
Luide: Хелга спасибо! Я немножко подправила эту сцену, только здесь исправить не могу. Настроение Ингольва не менялось, просто он мог грубить Мирре, но не Исмиру (ведь драконы и хель - настоящие хозяева Хельхейма). То есть Ингольв продолжал злиться, однако вынужден был смирить свой нрав. Как-то так... Klo спасибо, исправила. Подразумевалось, что муж настаивал на поездке к мэру в отместку за букет от хель (который в действительности от дракона). Точнее, там много чего было, но букет оказался превосходным поводом... Я дальше в тексте разъяснила, если все равно непонятно - пишите. Совсем немножко. Обещаю, дальше героиня подлечит нервы и будет вести себя достойно. Кому, как не мне, знать мстительный характер мужа? Несомненно, устроенная только что моральная порка – расплата за букет, полученный якобы от хель. Впрочем, тут еще сыграли роль и мое вмешательство в дела полиции, и дружба с северными народами... Так что не стоит во всем обвинять дракона. Его необдуманный поступок спровоцировал взрыв дурного нрава Ингольва, но он послужил поводом, а не причиной. Я с силой зажмурилась, заставляя себя успокоиться. Как жаль, что саквояж с маслами остался дома! Во время поспешного бегства я совсем о нем забыла. - Простите меня, господин Исмир! – не открывая глаз, произнесла тихо. – Вы не виноваты. - Это вы простите меня! – голос дракона был мягок, как свежевыпавший снег. – Я не ведал, что ваш супруг столь ревнив... и злопамятен. К глазам подступили вновь закипающие слезы. Определенно, в последнее время я слишком остро на все реагирую! А ведь в нашем доме можно выжить, только обладая железными нервами. Решено: с завтрашнего дня начну принимать что-нибудь успокоительное. Пожалуй, ромашка, нард и мирра – именно то, что требуется для избавления от меланхолии. И нужно постараться не обращать внимания на выходки домашних - в конце концов, от моих переживаний страдаю только я сама! Только почему-то сложно относиться со здоровым цинизмом к собственной боли... Ох, я ведь совсем забыла! В кармане жакета должен быть пузырек со сбором, который я приберегаю для чрезмерно впечатлительных клиентов. Сейчас он будет весьма кстати. Искомое нашлось быстро, только ведь лекарство нужно чем-то запить... - Петтер, пожалуйста, дайте мне фляжку! Он без возражений (золото, а не юноша!) протянул мне требуемое. - И еще, не могли бы вы заехать в кондитерскую? - немного поколебавшись, попросила я. Петтер кивнул и тут же развернул машину. Теперь отвинтить крышечку, щедро плеснуть лекарства – настойка пустырника, валериана, зверобой и мята – и разбавить коньяком. Милосердные мои боги, какими глазами смотрели на меня Петтер и Исмир! Видимо, сочли начинающей алкоголичкой... Впрочем, мне было наплевать. Просто опустила веки, отгораживаясь от их жалости. Зато уже через несколько минут сжатая пружина внутри стала разжиматься, и острая боль в грудине постепенно угасала, сменяясь приятными волнами расслабленности. Минуты текли спокойно и тихо, даря желанную передышку. Наконец автомобиль остановился и Петтер осторожно коснулся моего плеча. - Госпожа Мирра, просыпайтесь! – в его голосе звучали сочувствие и забота. Я улыбнулась, не открывая глаз. От мальчишки исходило теплое благоухание ванили и крепкая горечь кофе – такие желанные в этом царстве льда, безразличных людей и химических ароматов. Всего лишь небольшая слабость - на несколько мгновений позволить себе наслаждаться чистыми, по-юношески сильными чувствами. Словно пьешь горячее вино со специями и медом – маленькими глотками, наслаждаясь каждой пряно-сладкой каплей. - Спасибо, Петтер! – и с трудом подняла непослушные тяжелые веки. Сама не знаю, благодарила ли я за мелкую услугу или за тихую нежность... Подняла руку, поправляя выбившуюся из-под шляпки непослушную рыжую прядь... и увидела, как застыл устремленный на меня взгляд Петтера. Рукав платья соскользнул, открывая уже обозначившиеся на нежной коже синяки. Я впопыхах забыла надеть перчатки, и теперь уродливые пятна были видны во всей красе. - Господин полковник не должен так поступать! – тихо, но яростно вырвалось у мальчишки. Ветивер звучал глухим басом – землистый и чуточку дымный. Очень мужской аромат - воплощение спокойной уверенности и готовности защищать... - Он в своем праве, - так же негромко ответила я, машинально потирая запястье. Острый стыд крапивой ужалил душу, взбаламутив ровную гладь чувств. Муж так безобразно обращался со мной, тем более при посторонних... А я вынуждена была терпеть. От чувства собственного бессилия во рту сделалось горько. Собственно, а что тут можно поделать? Разве что по-детски подсыпать слабительного в суп, но это мелко и недостойно. Общество склонно винить в побоях женщину - спровоцировала, не сумела утихомирить, заслужила... Петтер молчал, сжимая кулаки, а Исмир сидел с отстраненным видом, скрестив руки на груди, только глаза потемнели до оттенка штормового моря. Я сама распахнула дверцу и выбралась наружу... Визит в кондитерскую, как обычно, оказал на меня самое благоприятное действие. Печеные яблоки с корицей, рассыпчатые слойки с солоноватыми нитями сыра, невзрачные кружочки овсяного печенья и воздушные облака безе с орехами - разве все это изобилие может кого-нибудь оставить равнодушным?! А пропитанные вишневым коньяком бисквиты, прослоенные кисло-сладким густым вареньем? А покрытые шоколадным кремом пирожные, украшенные взбитыми сливками? В автомобиль я вернулась, сияя улыбкой и осторожно прижимая к груди объемистый сверток. Как бы ни была сурова жизнь, всегда можно отыскать мелкие приятности – как изюм в сдобной булке...
Хелга: Luide пишет: Как бы ни была сурова жизнь, всегда можно отыскать мелкие приятности – как изюм в сдобной булке... Чудесно! Luide пишет: Я немножко подправила эту сцену, только здесь исправить не могу. Можно выложить сюда: http://apropos.borda.ru/?1-0-0-00000019-000-0-0-1332690904, только весь пост, поправим.
Luide: Хелга спасибо. Я перечитала на свежую голову последние два кусочка... Мне они не нравятся. Кажется, я значительно отступила от характера героини. Исправлюсь.
Гость: Luide пишет: Кажется, я значительно отступила от характера героини. Мне лично так не показалось. А в чем именно? По моему минуты слабости бывают у каждого, независимо каким характером он обладает. Может я не до конца понимаю вашу Мирру...
Хелга: Luide пишет: Кажется, я значительно отступила от характера героини. Автору, конечно, виднее, но со стороны так не показалось, Мирра - живая женщина со своей силой и слабостями, разумный конформист со своим закрытым, пусть и сведенным к минимуму обстоятельствами, личным пространством. Так кажется.
Luide: Гость, Хелга спасибо за мнение! Но лично меня что-то в этих сценах напрягает, так что буду переделывать. Все же Мирра должна сначала реагировать более сдержанно...
Luide: Для сравнения новая версия. За объявленным драконом в столовую гуськом вошли инспектор Сольбранд и господин Бранд. Так сказать, первое, второе и десерт: Исмир - ледяной и освежающий, словно окрошка; инспектор - облаченный в шубу цвета хорошо прожаренного бифштекса; ну а свекор цветом лица напоминал малиновый мусс. Господин Бранд был еще мрачнее обычного, зато держался тихо – мышкой шмыгнул на свое место и углубился в изучение солянки. Ингольв встретил гостей весьма любезно, скорее даже подчеркнуто сердечно. - Пообедаете с нами? – самым дружеским тоном предложил он, когда закончились взаимные приветствия. - Боюсь, это невозможно. У нас не найдется эстрагона, - негромко вмешалась я, кладя ладонь на руку мужа. Злость из-за недавней выходки заставляла меня держаться с Исмиром весьма нелюбезно. Разумеется, цветы превосходны (домоправительница торжественно водрузила их в центре стола, что явно не ускользнуло от внимания дарителя). Но стоило Ингольву заподозрить, кто в действительности был их отправителем, мне не поздоровилось бы! - Зачем нам этот... эстрагон? – на породистом лице Ингольва было написано искреннее недоумение. - Легенда гласит, что драконы питаются этим растением, которое также носит название «драконьи язычки» или тархун! – менторским тоном пояснила я. Признаюсь, мне было немного стыдно за свою выходку, но следовало обозначить неприязнь к дракону (и тем самым пресечь любые подозрения), а сходу изобрести более вежливый способ я не сумела. Господин Сольбранд с неприкрытым любопытством наблюдал за мной, склонив голову набок. Исмир хмыкнул и безмятежно сообщил: - Я согласен довольствоваться бифштексом. Разумеется, если вы не возражаете против моего общества... Муж метнул на меня гневный взгляд. Пришлось идти на попятный. - Что вы, я буду несказанно рада! – надеюсь, ирония прозвучала не слишком откровенно. Дракон усмехнулся, но отказываться не стал. Не доверяя мне развлекать гостей, Ингольв тут же занял их сугубо мужским разговором. Только свекор больше отмалчивался, хотя выглядел уже значительно лучше. Я сидела, как на иголках, и уныло ковыряла вилкой в тарелке, про себя молясь всем богам, чтобы гости поскорее ушли. Петтер попытался было завязать со мной вежливую беседу, однако односложные ответы быстро отбили у него охоту говорить о погоде. Разговор перешел с охоты на перспективы чемпионата по катанию на санках (это хельхеймский национальный вид спорта). Жаль, меня нисколько не интересовал спор о преимуществах разных видов полозьев и приемах управления. Я усмехнулась про себя, вспоминая, как взрослые мужчины наперегонки мчатся с горки – весьма занимательное зрелище! Они ведь до самой старости остаются сущими детьми. - ... Самайн! – вывел меня из размышлений голос Ингольва. - Что? – встрепенулась я. Кажется, вышло чересчур громко: мужчины дружно обернулись, обдав меня горько-пряной смесью недовольства, удивления и насмешки. - Завтра Самайн! – объяснил Петтер. Ингольв метнул на него такой взгляд, будто намеревался тут же разжаловать его в рядовые, а я судорожно сжала нож. Мысли метались, как лошади в охваченной огнем конюшне. Боги, милосердные мои боги, как я могла забыть?! Ведь всего два года прошло... Разумеется, за приключениями последних дней мне было не до календаря, но все же такая забывчивость непростительна! - Мы приглашены к мэру. – В голосе мужа звучал вызов, а пахло от него маслом чайного дерева – пряности и бензин – уверенностью. «Дама должна держаться с достоинством и не обнаруживать своих чувств на людях!» - твердила мне бабушка, и я всегда старалась следовать ее урокам. - Извини, дорогой, - памятуя о гостях, я попыталась улыбнуться и принялась сочинять на ходу: - Завтра мне нужно заменить сырье в некоторых инфузах и... - Ты пойдешь, и хватит об этом! Голубые глаза Ингольва сверкали, он с силой сжимал в кулаке столовый нож. Неприлично выяснять отношения под прицелом любопытных глаз посторонних, однако в тот момент мне уже стало наплевать, что семейная сцена происходит в присутствии посторонних. Хотелось вцепиться ногтями в лицо мужа, закричать, устроить безобразную сцену... - Нет! – резко произнесла я, откладывая приборы, и встала. – Об это не может быть и речи! От ярости на скулах мужа заиграли желваки. - Это не обсуждается! – не выпуская нож, Ингольв стукнул кулаком по столу, отчего посуда противно задребезжала. - И хватит выделываться! Сколько можно это мусолить? - Выделываться... – повторила я медленно, и, должно быть, сильно побледнела. Неужели ему действительно на все наплевать?! Неужели после стольких прожитых вместе лет ему совершенно безразличны мои чувства? Ингольв, стиснув тонкие губы, гневно смотрел на меня, источая острый аромат жгучего перца чили. Очевидно, что умолять его было бессмысленно. Пытаясь немного успокоиться, я обвела взглядом комнату. Сознание выхватывало отдельные детали: хмурая морщинка между бровей и добела стиснутые пальцы Петтера; голубые льдинки глаз Ингольва; лицо свекра, у которого будто болели зубы; жадное любопытство подглядывающей в щелку Сольвейг; по-птичьи склоненная к плечу голова инспектора Сольбранда... - Я не пойду! – удалось выдавить сквозь стиснутые зубы. И гостям, силясь соблюсти хоть какие-то приличия: – Извините, мне нехорошо... Развернуться и, словно сомнамбула, ничего не видя от подступающих слез, направиться к выходу. Пальцы мужа вцепились в мое запястье, рванули назад. - Пойдешь. Даже если мне придется волочь тебя за волосы! – в глазах Ингольва плескалась злость, лицо налилось нездоровой краснотой. И резкий лимонный запах цитронеллы, от которого к горлу подступал комок. - Посмотрим! – гордо поднять подбородок, сощурить глаза... Судя по всему, Ингольву отчаянно хотелось меня ударить (это право мужа, так что даже свидетели его не остановят), а я не собиралась уступать. Поединок взглядов прервал обманчиво мягкий голос Исмира: - Простите, полковник, у меня к вам просьба. - Что? – непонимающе спросил тот, с трудом выныривая из омута гнева. - Вы не могли бы отпустить сегодня госпожу Мирру со мной? Нам требуется помощь в одном деликатном расследовании... Ингольв скривился, побагровел еще сильнее, разрываясь между желанием отказать и пониманием последствий. Хельхейм принадлежит ледяным драконам и хель, а людям позволили здесь жить из милости. Договор между тремя расами дает нам автономию во многих вопросах, но все же предполагает подчиненное положение людей. Особенно осмотрительными приходится быть должностным лицам, для которых подозрение в нелояльности к исконным обитателям этой земли может обернуться крахом карьеры. Разумеется, это случается редко, но все же предпочтительно не спорить с драконами по пустякам. Разумеется, Исмир не преминул воспользоваться своим преимуществом. Его поддержал инспектор Сольбранд: - Видите ли, при обыске в доме госпожи Бергрид обнаружили вот это... Он извлек из кармана пузырек темного стекла с надписью «дигиталис» и засушенный букетик, перевязанный сплетенными белой и черной лентами. Поневоле заинтересовавшись, я подошла, кончиком пальца коснулась хрупких стеблей, вдохнула аромат, напоминающий розу. - Красная рута! – задумчиво проговорила я. Похоже, госпожа Бергрид сильно сомневалась в бескорыстной любви мужа... - Что? – инспектор бросил на меня острый взгляд. - Красная рута! – нетерпеливо повторила я. – Ее используют для приворотов. - Это противозаконно? – посуровев, поинтересовался инспектор. - Нет! – покачала головой я. Хотела добавить, что это всего лишь народное поверье, не имеющее реальной силы, но промолчала. - Так вы позволите госпоже Мирре ехать? – снова повторил свой вопрос Исмир. - Ладно, - буркнул Ингольв, и только стиснутые кулаки и аромат цитронеллы выдавали его ярость. Он походил на пса, у которого подло отобрали превосходную мозговую косточку. – Только при условии, что с вами отправится мой ординарец. - Несомненно, мы будем рады помощи сержанта! – с легкой иронией заверил Исмир, склонив светловолосую голову. Ингольв стиснул зубы, потом через силу улыбнулся. Замужним дамам позволительно гулять, общаться с мужчинами и даже выходить в свет в одиночестве, поэтому требование Ингольва казалось проявлением болезненной ревности. Надо думать, муж приставил ко мне Петтера не в роли дуэньи, а в качестве соглядатая, но со стороны это наверняка смотрелось иначе. - Вы поедете сейчас? – голос Ингольва звучал, как воронье карканье. - Если вы не возражаете, то да. – Кивнул Исмир. Меня мутило, отчаянно хотелось глотнуть свежего воздуха, выбраться на волю из душного плена злости и обиды. - Пойдемте скорее! – борясь с собой, тихо попросила я. Не дожидаясь ответа, шагнула к двери и и обнаружила, что перед глазами все плывет. Исмир молча взял меня под руку, а за второй локоть меня поддержал Петтер, а следом семенил инспектор. - Мы с тобой еще поговорим, Мирра! – с угрозой бросил в спину Ингольв. Как же он любит, чтобы последнее слово оставалось за ним! Я промолчала, только на мгновение зажмурилась...
Klo: С героиней, как мне кажется, хорошо, но вот чем дальше, тем меньше мне нравится ее супруг. Петтер довольно выразителен, немного жаль, что она реагирует на него как-то чересчур обостренно. Впрочем, возможно подобное отношение больше ценят с возрастом, а она еще молода. Дракон – да, правящая раса.Печеные яблоки с корицей, рассыпчатые слойки с солоноватыми нитями сыра, невзрачные кружочки овсяного печенья и воздушные облака безе с орехами - разве все это изобилие может кого-нибудь оставить равнодушным?! А пропитанные вишневым коньяком бисквиты, прослоенные кисло-сладким густым вареньем? А покрытые шоколадным кремом пирожные, украшенные взбитыми сливками?За что? Я не сладкоежка, но тут же захотелось чего-то этакого....
Luide: Klo спасибо. Klo пишет: Я не сладкоежка, но тут же захотелось чего-то этакого... Я тоже не сладкоежка, но сейчас худею... А героиня надо мной издевается!
Luide: Отредактированная версия второго кусочка. Извините за путаницу. На улице накрапывал дождь, иллюстрируя справедливость поговорок об изменчивости столичной погоды. Пахнущие свежим огурцом капли падали на мое поднятое к небу лицо, милосердно скрывая злые слезы. Почему, даже превосходно зная характер Ингольва, я все равно не всегда могу спокойно относиться к его выходкам? Наверное, просто муж так же прекрасно знает, куда больнее ударить... Я чувствовала себя безвольной куклой. Меня усадили в автомобиль, инспектор утешающе похлопал по плечу, а Петтер силком вложил в мою руку небольшую фляжку - Выпейте! – велел он. Я бездумно глотнула и закашлялась, обнаружив, что пью коньяк (впрочем, дальше пошло лучше). Петтер тронул машину с места, и мы поехали в полном молчании. Постепенно успокаиваясь, я смотрела в окно. Дождь прибивал к земле боль и обиду, будто пыль. Смотреть, как капли наперегонки бегут по стеклам, рисуют затейливые мокрые дорожки, и чувствовать, как мной постепенно овладевает оцепенение. Меланхолия, словно бездонная яма, жадно поглощала остатки душевных сил. Немедленно встряхнуться! Нет лучшего лекарства от тоски, чем здоровая злость. - Господин Исмир, я не поблагодарила вас за цветы... - Заговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Не стоит благодарности! – довольно улыбнувшись, мурлыкнул он, источая запах малины – сочных ягод на колючих ветках. - Разумеется, не стоит! – сухо подтвердила я. – Вы поставили меня в крайне неловкое положение. Улыбка исчезла с его лица так быстро, словно морозные узоры со стекла, на которое плеснули кипятком. Теперь от Исмира тянуло холодком мяты. Жаль, лица не разглядеть – он устроился на переднем сиденье, рядом с Петтером. - Чем же? – в тон мне поинтересовался Исмир. Каюсь, мне не следовало затевать этот спор, тем более в присутствии свидетелей. Впрочем, те делали вид, будто их происходящее нисколько не касается: Петтер молча вел машину, а сидящий рядом со мной инспектор Сольбранд демонстративно смотрел в окно, что-то насвистывая себе под нос. - Вы полагаете, Ингольву нравится, когда мне присылают букеты посторонние мужчины? Инспектор хмыкнул, но спохватился и вновь вернулся к увлекательному виду мокрого города. - Он так ревнив или так не любит драконов? – неожиданно миролюбиво поинтересовался Исмир. - И то, и другое! – не подумав, быстро ответила я и осеклась. Не стоило сообщать о неприязни Ингольва к правящим расам. Как бы то ни было, следует проявлять лояльность к мужу. - Так вот оно что... – проговорил Исмир медленно. – Он из-за этого... - Да! – ответила я, хотя вопрос так и не прозвучал. Автомобиль неожиданно резко дернулся, заставив меня прикусить язык и схватиться за поручень на дверце. Кому, как не мне, знать мстительный характер мужа? Несомненно, устроенная за обедом моральная порка – расплата за букет, полученный якобы от хель. Впрочем, тут еще сыграли роль и мое вмешательство в дела полиции, и дружба с северными народами... Так что не стоит во всем обвинять дракона. Его необдуманный поступок послужил поводом, а не причиной взрыва Ингольва. Я с силой зажмурилась, заставляя себя успокоиться, и остро жалея, что оставила дома саквояж с маслами. Определенно, в последнее время я слишком остро на все реагирую! А ведь в нашем доме можно выжить, только обладая железными нервами. С завтрашнего дня начну принимать что-нибудь успокоительное. Пожалуй, ромашка, нард и мирра – именно то, что требуется для избавления от уныния. - Простите меня, господин Исмир! – не открывая глаз, произнесла тихо. – Вы не виноваты. - Это вы простите меня! – голос дракона был мягок, как свежевыпавший снег. – Я не знал, что ваш супруг столь ревнив... и злопамятен. Ох, я ведь совсем забыла! В кармане жакета должен быть пузырек со сбором, который я приберегаю для чрезмерно впечатлительных клиентов. Сейчас он будет весьма кстати. Искомое нашлось быстро, только ведь лекарство нужно чем-то запить... - Петтер, пожалуйста, дайте мне фляжку! Он без возражений (золото, а не юноша!) протянул мне требуемое. - И еще, не могли бы вы заехать в кондитерскую? - немного поколебавшись, попросила я. Петтер кивнул и тут же развернул машину. Теперь отвинтить крышечку, щедро плеснуть лекарства (настойка пустырника, валериана, зверобой и мята) и разбавить коньяком. Задержать дыхание – уж слишком специфическое амбре получилось у этой смеси – и выпить залпом. Надо думать, меня сочли начинающей алкоголичкой, зато уже через несколько минут сжатая пружина внутри стала разжиматься. Минуты текли спокойно и тихо, даря желанную передышку. Наконец автомобиль остановился, и Петтер, обернувшись, осторожно коснулся моего плеча. - Госпожа Мирра, просыпайтесь! Я улыбнулась, не открывая глаз. От мальчишки исходило теплое благоухание ванили и крепкая горечь кофе – такие желанные в этом царстве льда, безразличных людей и химических ароматов. Всего лишь небольшая слабость - на несколько мгновений позволить себе наслаждаться чистыми, по-юношески сильными чувствами. Словно пьешь горячее вино со специями и медом – маленькими глотками, упиваясь каждой пряно-сладкой каплей. - Спасибо, Петтер! – и с трудом подняла непослушные тяжелые веки. Сама не знаю, благодарила ли я за мелкую услугу или за тихую нежность... Подняла руку, поправляя выбившуюся из-под шляпки непослушную рыжую прядь... и увидела, как застыл устремленный на меня взгляд Петтера. Рукав платья соскользнул, открывая уже обозначившиеся на нежной коже синяки. Я впопыхах забыла надеть перчатки, и теперь уродливые пятна были видны во всей красе. - Господин полковник не должен так поступать! – тихо, но яростно вырвалось у мальчишки. Ветивер зазвучал глухим басом – землистый и чуточку дымный. Очень мужской аромат - воплощение спокойной уверенности и готовности защищать... - Он в своем праве, - так же негромко ответила я, машинально потирая запястье. Острый стыд крапивой ужалил душу, взбаламутив ровную гладь чувств. Муж так безобразно обращался со мной, тем более при посторонних... А я вынуждена терпеть и подыскивать оправдания его поведению. Но жалость в глазах знакомых и их злословие куда хуже самих побоев. Общество склонно винить во всем женщину - спровоцировала, не сумела утихомирить, заслужила... Собственно, а что я могу поделать? Разве что по-детски подсыпать слабительного в суп, но это мелко и недостойно. От чувства собственного бессилия во рту сделалось горько, от обманного лекарственного спокойствия не осталось и следа. Я сама распахнула дверцу и выбралась наружу... Визит в кондитерскую, как обычно, оказал на меня самое благотворное действие. Печеные яблоки с корицей, рассыпчатые слойки с солоноватыми нитями сыра, невзрачные кружочки овсяного печенья и воздушные облака безе с орехами - разве все это изобилие может кого-нибудь оставить равнодушным?! А пропитанные вишневым коньяком бисквиты, прослоенные кисло-сладким густым вареньем? А покрытые шоколадным кремом пирожные, украшенные взбитыми сливками? В автомобиль я вернулась, сияя улыбкой и осторожно прижимая к груди объемистый сверток. Как бы ни была сурова жизнь, всегда можно отыскать мелкие приятности – как изюм в сдобной булке...
Хелга: Luide Спасибо!
Скрипач не нужен: Luide пишет: А пропитанные вишневым коньяком бисквиты, прослоенные кисло-сладким густым вареньем? А покрытые шоколадным кремом пирожные, украшенные взбитыми сливками? Эххх... Ням, ням "Наш муж" прямо какой-то павиан. Развод, видимо, даже не обсуждается?
Luide: Хелга пожалуйста. Скрипач не нужен пишет: Развод, видимо, даже не обсуждается? В тексте было пояснение. Разводы допустимы только в случае, если у пары нет детей. В случае Мирры речь может идти только о раздельном проживании супругов (без официального развода), но это скандал, и к тому же имущество и ребенок останутся мужу.
Гость: Luide пишет: Разводы допустимы только в случае, если у пары нет детей. В случае Мирры речь может идти только о раздельном проживании супругов (без официального развода), но это скандал, и к тому же имущество и ребенок останутся мужу. Эх... Как это все правильно. Было бы у всех так... Но последнее, на мой взгляд, несправедливо. Муж изменил, развелись, и жена осталась у разбитого корыта?.. Она-то тут причем?..
Luide: Гость Права на имущество и детей в любом случае принадлежали мужу. В Англии, если мне не изменяет память, такая ситуация была вплоть до 60-х годов 19 века, да и потом не слишком изменилась. Максимум, чего сумеет добиться Мирра, если разрыв случится по вине мужа (причем просто о тайных изменах или синяках речь не идет!) - это небольшое содержание и право видеться с сыном (один-два раза в год). Притом не факт, что последним она сумеет воспользоваться...
Хелга: Luide пишет: В Англии, если мне не изменяет память, такая ситуация была вплоть до 60-х годов 19 века, да и потом не слишком изменилась. В той самой далекой романтичной Англии, о которой вздыхают сентиментальные дамы. Если не ошибаюсь, до 50-х годов прошлого века там у замужних женщин и с работой были проблемы - если муж против работать нельзя. И с избирательным правом также. Браво суфражисткам.
Luide: Хелга пишет: если муж против работать нельзя Точно! Спасибо. И муж мог потребовать, чтобы зарплату жены отдавали ему. Моя Мирра - исключение (в смысле, работает против воли мужа), но там исключительные обстоятельства. Позже в тексте будет.
Liana: А мне жутко интересно, что же такое Самайн и с чем связано нежелание героини идти к мэру? Luide, с удовольствием прочитала Ваш роман. Требую продолжения !
Luide: Liana спасибо большое! К сожалению, у меня серьезные проблемы со здоровьем. Не уверена, что смогу продолжать литературную деятельность (по крайней мере, в ближайшее время). Прошу прощения у всех читателей.
Гость: Luide пишет: К сожалению, у меня серьезные проблемы со здоровьем Очень сожалею. Поправляйтесь (в плане здоровья, конечно), чтобы вновь радовать нас своими произведениями. И не только...
Скрипач не нужен: Бог с ней, с литературной деятельностью. Выздоравливайте!
Хелга: Luide , выздоравливайте, сил Вам и оптимизма.
Klo: Luide ! Присоединяюсь ко всем пожеланиям!
Luide: Гость, Скрипач не нужен, Хелга, Klo большое спасибо за поддержку и добрые пожелания! Надеюсь вскоре вернуться на форум. Буду скучать.