Форум » Авторы Клуба » Королева снега и льда (фэнтези) lerra » Ответить
Королева снега и льда (фэнтези) lerra
lerra: Рабочее название: "Королева снега и льда" Жанр: фэнтези Автор: Валерия Примечание: Идея этой книги появилась очень давно, но образам не всегда легко перекидываться в слова. Буду рада любым отзывам, и, надеюсь, они подтолкнут моего ленивого Муза в верном направлении.
lerra: Глава 17. Дни бежали, словно пушистые облака, гонимые торопливым ветром. Зима, напоследок одарив затяжными снегопадами, ушла, сменившись весенней непролазной слякотью, затем – знойным летом. Работа – каждодневная, привычно-тяжелая, отвлекала от мрачных мыслей, радовала тело. И только иногда ночами, когда все в доме спали, Реська слышал со своего чердака крадующиеся шаги, отворяющуюся дверь, шепот… Все же его слух был слишком хорош для человека… Ари исчезала на несколько часов, и все то время, пока ее не было, юноша ощущал тяжкую дремотную паутину, окутывающую дом старосты, - вот только на него она действовала наоборот. У зверя внутри дыбом поднималась шерсть, сами – в ответ на угрозу – скалились клыки. Нестерпимо хотелось превратиться, вырваться на волю из колдовской ловушки, - и только человеческий разум удерживал Реську внутри. Он не хотел, не мог позволить, чтобы оборотни узнали о его существовании. Пока он был в человеческом облике – он был лишь человеком, чуждые ноты запаха не могли выдать его. И Реська терпел. Ари молчала, лишь иногда, когда они оказывались вдвоем, вопрошающе смотрела на него, словно ждала – он скажет, что передумал, что хочет встретить ее серых друзей. Не дождалась. Порой накатывало отчаянье, Реське хотелось забыться и бросить все. Особенно тяжело бывало в полнолуние. Нет, непроизвольного превращения не наступало – сказки это были, просто замшелые сказки из былых времен, - но зов воли становился почти невыносим. Прежде, когда он был младше, терпеть было легче, но теперь его человеческое тело начинало входить в полную силу, и зверь все громче требовал свою долю. Со страхом думалось, что придет время, когда он просто не совладает, выдаст себя, - и тогда останется только бежать. Мысленный зов, однажды донесшийся до него от Ари, больше не повторялся, - или она не звала, или Реська не слышал. Либо же – и это казалось ему самым вероятным – единение мыслей оказалось возможно только в момент смертельной опасности. К счастью, действительно, - не самое это приятное дело: допускать себе в голову другого человека. Чужак, найденный охотниками в лесу, почти выздоровел, но продолжал жить у настоятеля, помогая по мере сил по хозяйству. Про уход и возвращение домой не заговаривал – то ли не хотел, то не было у него этого дома. А на второго чужака, убитого Реськой, так никто из деревенских и не наткнулся, - должно быть, постарались лесные жители, оголодавшие за зиму. Оба мужчины – и напавший на Ари, и живущий в деревне – казались похожи, но, в основном, из-за своих черных, как крыло ворона, волос. В деревне, да и во всей округе люди были в основном русые, кто посветлее, как все семейство старосты, кто потемнее, как Реська. Дневное светило уходило на покой все позже, а ночь - все раньше, приближая праздник летнего Солнцеворота. Ари уже несколько раз напоминала матери про свое платье, подаренное Тенью. Гана хмурилась, но в конце концов взяла дочь к настоятелю. Вернулись они не скоро, и Реська, работавший за оградой, с удивлением проводил взглядом счастливую девочку со свертком в руках и мрачную, как грозовая туча, жену старосты. - Не нравится мне это, неправильно все, - говорила на следующий день хозяйка мужу, седлавшему коня – ехать на выпас, - в то время как Реська остановился в проходе конюшни за их спинами. - Если старик сказал, что магии на платье нет, то как могло оно оказаться Арьке в самую пору? Девчонка за зиму на полголовы вытянулась – а оно до сих пор так сидит, словно бы на нее шили. - Сжечь тряпку от греха подальше, и делов-то, - буркнул староста. - Настоятель запретил, - Гана нахмурилась, покачала головой, - нельзя, мол, нарушать обещание священника, грех большой и на нем, и на нас будет. Не важно, мол, что обещал не взрослому, а пигалице несмышленой… Правда, сказал, что все очистительные молитвы над платьем этим прочитал. - И то ладно, - согласился староста, мысли которого были уже на выпасе, где второй день творилось что-то неладное, и тронул лошадь к выходу. Реська отступил в сторону, не желая попадаться хозяевам на глаза. Гана была права намного больше, чем догадывалась – все, связанное с Ари, казалось неправильно. Но не оборотню же было сообщать хозяйке о странностях ее малолетней дочери.
Marusia: lerra пишет: Оба мужчины – и напавший на Ари, и живущий в деревне – казались похожи, но, в основном, из-за своих черных, как крыло ворона, волос. Тот, второй, шел за первым? Если настоятель магии на платье не чувствует, то это магия более высшего порядка?! lerra пишет: приближая праздник летнего Солнцеворота Стало быть, ждем праздник.
lerra: Marusia пишет: Тот, второй, шел за первым? Намек понят, будем исправлять Marusia пишет: Если настоятель магии на платье не чувствует, то это магия более высшего порядка?! Возможно. Или вообще не магия...
Axel: lerra Спасибо! Да, вопросов возникает множество, но, надеюсь, все разрешится.
lerra: Axel пишет: вопросов возникает множество, А какие еще?
Марти: lerra, спасибо
Марти: lerra, вы здесь, надеюсь, что с продолжением
lerra: Надеюсь, на форуме меня еще не совсем забыли. )) Муз больше года был в спячке, но, кажется, решил проснуться. Выложу сейчас следующую главу, написана совсем недавно, требуется критика.
lerra: Глава 18 Лес жил своей жизнью, полной зелени, влаги и запахов. Лес был прекрасен, и с каждым днем все сильнее притягивал его. Давал силы, давал вдохнуть воли, позволял ослабить хватку ждущего внутри зверя. Сейчас он бежал: не от врага и не за добычей. Просто бежал. Нежное прикосновение тени, блеск солнца в разрывы ветвей, шелест прошлогодней листвы под ногами. Желай он – мог бы сделать свой бег бесшумным, но так ему нравилось больше. Так он оставался обычным человеком. Из кустов выпрыгнул молодой олень, пронесся перед ним и исчез в зарослях слева. Реська замедлил движение, провожая взглядом грациозное существо, потом развернулся в ту сторону, откуда олень появился. Он знал, кого там увидит, еще до того, как глаза подтвердили догадку. В проеме кустов стоял волк. Точнее, волчица. Крупная, серая, с рыжими подпалинами на боках и желтыми, как луна, глазами. Такая же в своем волчьем обличии, какой была в человеческом. Смотрела на него и улыбалась всей пастью, потом игриво склонила голову на бок. «Что же ты, малыш» - прошелестело у Реськи в голове, - «опять собираешься убежать от меня? Тебе еще не надоело прятаться?» Он сделал шаг назад, потом еще один: - Оставь меня в покое, - проговорил вслух, - я не твой. Я никогда не буду твоим. «Посмотрим» - засмеялся голос в голове, а зверь перед ним взметнулся в мощном прыжке, метя сбить человека с ног… Когда Реська очнулся, то осознал, что не может дышать. Словно невидимка сдавил ему горло, не давай воздуху проникнуть в легкие. Юноша схватился обеими руками за шею, рывком сбросил себя на пол со скамьи, служившей ему ложем, и наконец вдохнул. Вот уже пять лет он не видел подобных сны, и что же – все вернулось? Она действительно нашла его? Или всего лишь игра воображения? ***** - Ресь, давай скорее, начинается! – Мирек, уже празднично разодетый, нетерпеливо топтался на пороге, наблюдая, как друг пытается натянуть новые сапоги. Те, неразношенные, не то чтобы жали, они просто отказывались налезать. - Безнадежно, - вздохнул наконец Реська. - Ну и лапы у тебя! – пробормотал хозяйский сын, кому, собственно, и принадлежала обнова. Великодушно одолжить не получилось. – Придется тебе в собственном старье идти, - сожалеюще добавил Мирек. Да уж, нарядный красный кафтан, новые штаны, и старые, латаные-перелатаные низкого кроя сапоги вместе никак не смотрелись. Впрочем, Реська не барченок, ему и так сойдет. Это вот сыну старосты рядиться пристало, а не работнику. На полянах уже вовсю пылали костры и самые юные и нетерпеливые носились между ними, подбадривая себя дикими воплями. Сегодня никого не погонят спать, разве что молодые матери с младенцами и двух-трехлетними карапузами сами уйдут с празднования пораньше. А большинство селян, как в прошлом году, сомлеют и прикорнут прямо здесь, кто под кустом, а кто и просто раскинется на траве, но уже после того, как встретят рассвет. А перед тем будут танцы, будет выставлено хмельное и снедь, будут выбирать воплощение Триединой, а та – благославлять поля и огороды от имени Богини… Много чего будет. Реська пробежал глазами по знакомым лицам, веселым, с сияющими в предвкушении глазами. Все начнется, как только солнце коснется верхней кромкой верхушек леса: ночь летом коротка, а успеть нужно многое. - Чего ждете, пойдем танцевать! – подбежавшая к ним с Миреком хорошенькая девчушка, Ирэна, старшая дочь мельника, схватила обоих за руки и потянула к кострам. Мирек заулыбался, явно довольный как ее вниманием, так и всеобщим весельем, и исчез в людской круговерти, а Реська, едва она отпустила его руку, отступил в сторону, чтобы о него не спотыкались. Веселиться после сегодняшнего сна не хотелось нисколько, ходить с постным лицом и портить людям праздник – тоже. Он отодвинулся еще дальше в тень леса, в сторону, противоположную той, куда только что отправилась хихикающая парочка. После Солнцеворота частенько приходилось играть незапланированные свадьбы, а родителям, рассчивавшим на других зятьев\невесток, кусать локти. Вот только он… посмеет ли он начать ухаживать за девушкой, зная о собственном проклятии, и помня как слова жреца Темного, так и судьбу своих родителей? Чем больше Реська думал об этом, тем больше сомневался, что у него есть право портить жизнь еще одному человеку. - Вот ты где! – звонкий голос прозвучал совсем рядом, и Милена, лучшая подружка Итки, игриво дернула его за прядь волос. – Кого это ты тут поджидаешь? Не меня, случаем? – намек был более, чем ясен, а зеленые глаза девушки лучились весельем и чем-то еще, чему Реська не мог подобрать названия. - Я… просто…, - он запнулся, не зная, что сказать. Последнее время Милена чаще обычного забегала в дом старосты и, если Итка была занята, останавливалась поболтать с ним, отвлекая от работы. И сейчас Реське вдруг впервые пришло в голову, что объяснение ее интереса к нему могло быть чем-то иным, чем простая скука. - Давай посидим тут, - предложила девушка, показывая на поваленый и уже вросший в землю старый дуб. - Там же все веселятся, - неуверенно проговорил Реська. - Мне здесь больше нравиться, - заявила Милена и потянула его к покрытой корой скамье, - да и тебе тоже, правда ведь? Они сидели рядом, говорили ни о чем, или просто молчали и смотрели друг на друга, и Реське казалось, что он видит Милену впервые. Сейчас она ничем не напоминала девушку, чьих метких насмешек боялась вся деревня. Просто милая девчонка, как хотелось, наверное, нарекшим ее родителям. Милая, любимая. Закатный свет высвечивал россыпь ее конопушек, словно кто-то бросил горсть семен одуванчика ей в лицо, а они приросли. Ладная, нежная, с тонкой талией и широкими бедрами. Низкий вырез лифа притягивал взгляд, и каждый раз Реська невольно краснел. - Почему? – осмелился он спросить после одной из таких пауз, взял в руку ее маленькую, по сравнению со своей, ладошку, - почему я? Она покраснела, отвела взгляд: - Сама не знаю, - потом лукаво улыбнулась, - ты настоящий. - Это как? – Реське на миг показалось, что Милена просто насмехается над ним, но та продолжила уже серьезно, словно пыталась понять сама: - Настоящий как… как этот лес, как поле, как солнце. Не смейся, - добавила возмущенно, - я не сказительница, объясняю как умею! Я так чувствую, понимаешь? - Нет, - он замотал головой, и, не выдержав, действительно засмеялся.
Хелга: lerra Очень рада, что ваша Муза проснулась и действует!
Axel: lerra Рада вашему возвращению!
lerra: Хелга, Axel, спасибо. Если найдете, что в главе покритиковать, буду благодарна, свой-то глаз замыливается.
Хелга: lerra Пришлось восстановить прочитанное раньше. Критиковать нечего, только продолжайте. Вот, маленький тапок. lerra пишет: Реська пробежал глазами по знакомым лицам, веселым, с сияющими в предвкушении глазами.
lerra: Хелга пишет: Вот, маленький тапок. Хелга, спасибо, исправлю. ))
Marusia: lerra Очень рада, что Муз проснулся! А "История" пишется или как?
lerra: Marusia пишет: А "История" пишется или как? Пока нет. После пробуждения Муз обратил внимание на "Дар демона" и "Королеву...", остальное пока там же где и было. Думаю, вернусь к "Истории предателя", как только допишу "Дар".
lerra: Глава 19. Праздник Солнцеворота отметили, как положено от века: в веселье и в хмелю. Длинные дни летней страды, пришедшие следом, тоже мало чем отличались от прошлогодних, позапрошлогодних, и иных, канувших в бесконечность. Но только не для Реськи. Словно на утой лодочке, пойманной морской бурей, он то взлетал вверх, к открывшемуся солнцу, к надежде на простое человеческое счастье, на любовь, семью, свободу от своего проклятия, то падал вниз, в теснину штормовых валов, в пропасть отчаяния. Когда Милена была рядом, когда он смотрел в ее глаза и видел нежность, доброе лукавство, любовь, когда ее родители сказали, что согласны принять его, бездомного сироту, в семью, когда староста пообещал выделить ничейную землю и помочь поставить дом, - тогда он верил, что все получится, что он сумеет остаться только человеком, стать Милене хорошим мужем, воспитать с ней славных деток. Но когда приходила ночь, когда с неба злорадно скалилась желтолицая луна, когда зверь в его душе начинал метаться, стремясь на волю, когда он ощущал нити колдовского сна, окутывающего дом, если Арька вновь уходила играть с Серыми Братьями, - тогда сил верить не оставалось. Тогда он лежал с открытыми глазами, зная, что в их глубине горит огонь, чувствовал, как, перебарывая его человеческую волю, вытягиваются и чернеют на руках когти, слышал обострившимся звериным слухом каждый сонный вздох в доме, каждый шелест и шорох и во дворе, и за воротами… Тогда не оставалось ни веры, ни надежды, только гнетущая тоска. ***** - Я сегодня за вами присматривать буду, а то опять чего негодного натворите, паршивцы, - дед-пасечник строго погрозил собравшейся молодежи пальцем, потом со старческим кряхтением уселся на добротный стул с высокой спинкой, специально ради него принесенный из дома старосты. Грозные слова прозвучали совсем не сурово, а дряхлость была наиграна: Реська частенько видел, как дед с молодеческой гибкостью вскакивал на коня, отправляясь к дальним ульям. Зачем дед притворялся, юноша сказать не мог: возможно, так ему просто казалось забавнее. Старый пасечик Реське нравился, хотя не всегда получалось понять его шутки и хитрые подначки. На самом деле обычай присмотра выполнялся редко, но седмицу назад сыновья кузнеца подговорили остальных и устроили шкоду, вымазавшись золой и зловеще завывая под окнами предстоятеля. Все бы ничего, жрец на такие забавы, да еще в Чертяшник, не обижался, но вот живший у него чужак шутки не понял, выскочил из дома с топором и едва не порубил удальцов вместе с кустами малины, где те прятались. Удальцы сбежали, кусты – нет, так что на следующий год жрец остался без сладкой ягоды, чужака же успокаивали всей деревней, убеждая, что никаких оборотней и бесов поблизости нет. - Расскажи чегой-нибудь, деда, - попросила Итка, устроившись с вышивкой поближе к щедро зажженой масляной лампе. Прежде обходились лучинами, но купленные на последней ярмарке лампы расходовали на удивление мало масла, а светили ярко. - Чего хотите, страшного али смешного? – старик хитровато прищурился. - Страшного, страшного! – действительно, когда же еще слушать страшные сказки, как не в середине между Чертяшниками, когда за окном давно ночь, а в лесу воют волки. - Случилось это в то время, когда мой прадед еще был безусым мальчишкой, - начал пасечник, - стояла тогда страшная сушь, а потому бушевали пожары, да такие, что выгорали целые деревни, люди, кто в чем выбежать успел, с тем и оставались. В деревню нашу тогда много таких погрельцев пришло, кто семьями, а кто поодиночке. Знамо дело, рассказывали, кто они и откуда, да только никто их в том не проверял: пришли, так живите, только худа никому не делайте. И случилось так, что старший брат моего прадеда взял в жену одну из пришелиц. Ладная была девица, всем пригожа, когда шла, парни глаз отвести не могли. Многие сватались. Справили, как положено, свадьбу, отвели молодых в дом их новый. Год прошел, два, дите у них родилось, здоровенькое да славненькое. Ни одна детская хворь к нему не липла, даже колики в животе не мучили. И на вид – не ребенок, а картинка писаная. Отец нарадоваться на дитятко не мог. А потом заметил как-то, что каждый вечер жена его тайком какой-то порошек сама глотает и младенцу подсовывает. Порошек, словно трава сухая измельченная. Любопытно стало мужику, сперва хотел жену выспросить, а потом решил порошок этот забрать да спрятать. Пусть она его потеряет да спрашивать начнет, тогда точно признается, в чем дело. И вот наступил следующий вечер. Жена и впрямь порошок потеряла, искать кинулась, но что да зачем, мужу не говорит, только помрачнела хуже тучи грозовой. Неуютно стало мужику, побоялся, что если расскажет, что это он спрятал, обозлится на него жена сильно. Промолчал. А ночь-то все чернее. Жена по горнице мечется, место себе найти не может, словно не знает, что делать. И тут писк странный из колыбели раздался. Бросились они к ребенку, и тогда-то увидел мужик, что там вместо славного сынишки лежит волчонок. Понял, что не на девице он женился, а волчицу в дом привел. Схватил он тогда топор и хотел зарубить сперва оборотненка, а потом и жену-обманщицу, да только не успел: та уже в зверя перекинулась и горло ему перегрызла. А потом схватила щенка своего в зубы и в лес убежала. И с тех пор ни ее, ни волчонка ее в деревне никогда не видели. - Если оборотниха мужа загрызла, как же узнали, что случилось? – недоумевающе сказала Итка, перекрыв охи и ахи, вызванные историей. - Да не до конца она его загрызла, - махнул дед рукой, - оклемался бедняга, хотя шрам через все горло тянулся. Рассказал он, что случилось, а потом, видать, свихнулся с горя. По деревне бродил, как дух неприкаянный, с деревьями разговаривал, с людьми молчал, а потом и вовсе пропал. Ушел в лес и сгинул, как не бывало. И тело не нашли. - А что за трава это была? Которую муж спрятал? – Реське было страшно привлечь к себе внимание, казалось, что сейчас любой, посмотрев внимательней, поймет его тайну, но и не спросить он тоже не мог. Неужели есть способ усыпить в себе зверя? Но пасечник лишь покачал головой: - Никто не узнал. Когда старший брат моего прадеда исчез, народ решил и дом его от греха подальше сжечь, уничтожить скверну. И говорят, слышали люди, что когда дом запылал, из леса донесся волчий вой, а того, кто первым задумал огненное очищение, через год нашли в лесу мертвым.
Хелга: lerra Очень понятны переживания Реськи, но судьбу трудно переломить.
lerra: Хелга, спасибо. А как вам вставленная история про оборотниху? Не выпадает из общей канвы, не кажется лишней?
Хелга: lerra пишет: А как вам вставленная история про оборотниху? Не выпадает из общей канвы, не кажется лишней? Нет, на мой взгляд, идеально вписалась - сразу возникают ассоциации с главным героем и какие-то надежды.
полная версия страницы