Форум » Авторы Клуба » О спящей принцессе замолвите слово » Ответить
О спящей принцессе замолвите слово
Юлия: Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза. Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее. Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
apropos: Автор само собой.
Юлия: apropos Хелга Дорогие мои, спасибо! Сердце авторское расплылось яки воск на солнце. apropos пишет: принц оказался не на высоте, мягко говоря. Но ведь никто и не обещал, что он будет на высоте. Наследство у него хорошее, трон тоже ничего себе... apropos пишет: принцессу все равно надо же как-то разбудить... Вот-вот... Что с этим-то делать? Помрешь, но будешь моей? Хелга пишет: дипломат он, все же, неплохой Значит, ему и карты в руки apropos пишет: Не совсем понятно с прогулками по саду под дождем. Т.е. от принца всего, конечно, можно ожидать, его свите приходится его сопровождать, но другие гуляющие под дождем несколько смущают. Или оне под зонтиками? Да-а Предполагалось, что дождь моросит слегка временами. Но, может быть, его вырезать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита, чтоб никого не смущать? Что-то я здесь в пустыне засохла и, видно, с дождем переборщила... Хелга пишет: Бруно вообще темная лошадка, если так можно сказать о коте. А между тем он - серый (достаточно ли этот цвет темный? ) и без копыт. Хелга пишет: он идет вслепую, чувствами ослепленный. Хотя, и феи тоже в недоумении - что получится из всей этой затеи не могут предсказать. Траум еще взбудоражился... В общем, мир просыпается. Так это ж хорошо. apropos пишет: Дык вот может это и есть испытание? Хелга пишет: Тот еще выбор... Ну а как без этого? И испытание и разумение. А кто ж знает, что внутри, если не попробовать? Жизнь есть жизнь. И Провидение не знает все наперед. Свободу ведь никто не отменял... Даже Траум мается. И к чему еще приведет эта маята? Совладает он со своими чувствами, или они возьмут вверх над ним, и тогда весь его мир отправится в тартарары? И у Бруно со всей его вредностью (легко ему критиковать, а сам-то попробуй ) нет окончательного сценария.
Юлия: Траум провел по волосам, удовлетворенно вздохнув. Принятое им не так давно решение заметно оживило его жизнь. Со времени как он начал борьбу с одиночеством, которое вцепилось в него, садня и раздражая интересом к маленькой фее, он совсем забросил самое главное и единственное приносящее истинное наслаждение занятие – познание сущего. Теперь отпустив на волю свои чувства, обогащенные и обостренные встречами с феей, он испытывал небывалый подъем. Чувства вообще всегда расцвечивают все своими особыми красками, придают всему цвет и вкус. Но главное – они углубляют процесс познания, позволяют увидеть порой самые незаметные детали, распознать многие связи и закономерности, без который теряется глубина и сложность творения. И сейчас Траум буквально упивался открывшейся ему возможностью: логические рассуждения обогащались интуитивными догадками и смелыми гипотезами, позволяющими совершить прорыв и выйти к новым горизонтам познания воли и существа Провидения. От этого волнующего и вдохновляющего занятия он отвлекался только на самые необходимые, требующие его личного участия рутинные дела правления. Познание полностью захватило его, почти избавив от мучительной зависимости к маленькой фее. Теперь он не боялся ее вторжения, не избегал его. И она могла видеть его, когда звала или думала о нем. Она часто вглядывалась в его лицо, произносила его имя. Маленькая фея отгадывала его, как головоломку. И это было даже занятно. Поначалу ему было не по себе от внимательного изучающего взгляда. Странные чувства вызывал и звук собственного имени – никто так запросто к нему не обращался. Но постепенно чувство неловкости ушло, его сменили интерес и покой. Он смотрел на нее и узнавал так глубоко, как нельзя узнать фею, пользуясь лишь возможностями царства снов. Ее черты, ее голос перестали будоражить и мучить его. Бурное волнение стихло, и ее образ спокойно опустился на дно его сердца. Он успокоился. *** Агата заглянула в комнату сестры: – Ты здесь, Селина? – Заходи, Агата, – обернулась та к ней, откладывая веретено. – На сегодня я закончила. Бедный маленький Хольдо! Он так измучен! – Не жалость ему нужна, а поддержка, – привычно поправила Агата сестру, хотя не собиралась вдаваться в частности вечной судьбы мальчика. Ее беспокоило другое, и она намерена была добиться откровенных ответов. – Я только что от Элизы, – бросила она сестре пробный шар. – Тебе не стоит ходить туда одной, – покачала озабоченно та головой, продолжая возиться с прялкой. – Вот как? – Агата чувствовала, как в ней закипает раздражение. – Почему же ты ходишь туда одна, тайком? – Я? – протянула Селина, вскинув на нее невинный взгляд. – Ты, – с нажимом ответила Агата. – Я не хожу туда тайком, – пожала плечами сестра. – С чего ты взяла? – Послушай, Селина, я все прекрасно знаю. Если зеркало артачится с Шаулом, это не значит, что оно не может показать тебя! – Ты следила за мной?! – казалось, удивлению сестры не было конца. Опять эта напускная невинность, и только для того, чтобы скрыть от нее свои намерения. – Больше мне нечего делать, как только следить за родной сестрой! – взвилась Агата. – Я разбиралась с проблемами магии зеркала. Что ты скрываешь от меня, Селина? – О, во имя всего святого, Агата! О чем ты говоришь? Ничего я не скрываю. – Зачем ты ходила в царство снов? – Так же как ты – проведать Элизу, – спокойно пожала плечами Селина, словно действительно не видела оснований для вопросов сестры. – И для этого ты нарядилась в свое лучшее платье? – Лучшее платье? – наивно вытаращилась на нее Селина. – Да я и не думала об этом! Это было ночью, я ворочалась без сна и решила проведать Элизу. Почему тебя это так взволновало? – А ты не понимаешь?! К чему ты морочишь меня наигранным простодушием?! – начала раздражаться Агата. – И что же Элиза, ты говорила с ней? – Нет, – Селина опустила глаза, поправляя складки юбки. – Ты ведь и сама знаешь. – Представь себе, – раздраженно кивнула Агата. – Ее там не было, она опять отравилась в воспоминания Шаула, – просто ответила сестра, подняв на нее свой невинный взгляд. – Я встретила там господина Рева, помощника Траума, который помог мне спасти тебя. – И ты случайно забыла упомянуть об этом малозначительном факте?! – Ни о чем особенном мы не говорили. Обменялись обычными фразами. – И только? – Не только. Господин Рев рассказал, что Траум обезопасил убежище Элизы. – И ты не посчитала, что это важно для меня? – не отставала она. – Послушай, Агата, – вздохнула сестра, с ее лица сошло выражение недоумения. – Я пыталась объяснить тебе, но ты все равно меня не слушаешь. Вспомни, я говорила, что Элизе и Шаулу ничего не угрожает в мире снов, просто не стала лишний раз спорить. Да, я ходила туда без тебя… Я уверена, что со мной там ничего плохого не случится. Селина замолчала. Она была спокойна, но Агата знала это выражение лица. Мягкая Селина уперлась – теперь не поможет никакая магия. – Селина, я прекрасно понимаю твой интерес к владыке снов, тем более в нашем случае он вел себя безукоризненно. Но ты не должна из этого делать вывод, что у тебя есть какое-то исключительное право на познание того мира. Ты не исключение во всем человеческом роде. И тем более не стоит делать ставку на какие-то исключительные личные отношения с владыкой Траумом. Их вообще не может быть! С ним нельзя построить отношений вообще! Ни дружеских, ни вражеских – никаких! – Агата горячилась, пытаясь вложить в голову Селине свои знания, объяснить и растолковать. Но Селина лишь пожала плечами в ответ на пылкую тираду сестры. И в сердце Агаты шевельнулась нехорошая догадка. – Послушай, милая, – задумчиво проговорила она. – Ты помнишь, что творилась со мной, когда я лишь край туфли намочила в водах болота отчаяния? Тебе не кажется, что ты сейчас в похожем состоянии. Может быть, оно не столь очевидно болезненно, как мое, но, возможно, еще более опасно. Я думаю, что ты подцепила иллюзию. Ты сострадательная и чуткая, ты заботишься обо всех, ты с легкостью могла подхватить иллюзию особой миссии по отношению к владыке снов. Ты чувствуешь, что он нуждается в участии, поддержке? – спросила она побледневшую, как полотно, Селину, и сама ответила за сестру: – Конечно, ведь он несчастен, потому нуждается в тебе. Ведь никто ему никогда не сочувствовал, не жалел его так, как ты. Никто его не знает, и потому не в состоянии приблизиться к нему. А ты его увидела, ты его чувствуешь. Разве это уже не близость? Но это только начало, ведь возможно еще большее проникновение. Ведь твое познание бескорыстно: тебе ничего от него не нужно – ни его сила, ни его власть, – Агата легко читала все это по лицу сестры. – Это не так! – вдруг воскликнула Селина. – У меня и в мыслях не было претендовать на какую бы то ни было особую связь с Траумом! Я лишь знаю, что он добр. Добр по настоящему, существом своим. И… – чуть запнулась сестра, – и просто пытаюсь отдать ему должное. Не пороча и не приписывая ему несуществующих злодейств и коварства. И иногда пытаюсь пользоваться его добротой, как это сделал бы любой на моем месте, – Селина замолчала, вскинув подбородок. – Вот и хорошо, – улыбнулась Агата, – и не надо от меня ничего скрывать. Нам нечего бояться, когда мы вместе. Агата подошла и нежно обняла сестру. Ее сердце разрывалось: догадка оказалась правдой. Селина подцепила иллюзию – сомнений не осталась. Она защищалась и отказывалась признать реальность и цель своих желаний. Классический случай. Теперь иллюзия будет путать ее мысли и чувства, закручивая их в тугой узел. В конце концов Селина сойдет с ума, пытаясь обрести власть над Траумом. Святые небеса! Ничего безумнее и придумать нельзя!
Юлия: *** Выбравшись из лодки, с туго перевязанным рулоном подмышкой – брат Тома позаботился о портрете принца, – Шаул увидел Бруно. Кот благоразумно не лез в бестолково снующую около лодок толпу, устроившись чуть поодаль на бочках, вокруг которых суетились молодцы в холщевых куртках. Приподнятое настроение от того, что он благополучно избежал эльтюдской тюрьмы за оскорбление его высочества, а также уверенность в правильности принятого решения, сменились неприятным чувством ожидающей его взбучки. Бруно наверняка будет взбешен его поступком. Оттягивая неприятный момент объяснений, Шаул, не обращая внимания на кота, спустился с пристани и пошел вдоль берега реки, минуя часть города, где находилась гостиница. Размышляя над случившимся, Шаул не мог не испытывать чувства вины перед своими согражданами и за оскорбительный демарш принца с недописанным портретом в их адрес, и за упущенную возможность обеспечить независимость Содружества. Шаул был верным сыном своего отечества и гордился его историей. Граждане свободных городов заплатили высокую цену за право самим определять свою судьбу. Шаул был уверен, что свойственные его соотечественникам любознательность, независимость мышления, решительность, трудолюбие – все это плоды завоеванной свободы. Но если канувшая в лету династия королей Оланда вновь восстанет из небытия, их право на эту свободу может быть оспорено. У Шаула не было уверенности, что, проснувшись, король Грегор обязательно потребует возвращения утраченного престола, уж слишком зыбкими казались основания для подобного реванша. Но исторические факты упрямо свидетельствовали о том, что по своей воле люди слишком редко отказываются от власти, как бы ни были безосновательны их претензии. Потому этот несчастный портрет, а более того – перстень властного старика – были гарантиями безопасности, которые он обязан был передать своим согражданам. Вскоре пейзаж опустел. Между редких кустов на безлюдном песчаном берегу горбили усталые черные спины перевернутые рыбачьи лодки, покосившиеся сизые столбы с трудом удерживали темные сети. Идти по песку было трудно, с реки, покрывшейся зябкой рябью, тянуло тоскливым холодом. – Ну что? – наконец-то подал голос Бруно, вскочив на сломанную старую лодку перед Шаулом. Шаул остановился, вздохнул, сел и начал рассказывать. Несмотря на ожидаемую реакцию Бруно, он не сомневался в своей правоте. – По крайней мере, у меня есть епископский перстень и портрет принца, которые обеспечат Содружеству сильного союзника. Надеюсь, это сможет обезопасить его от притязаний короля, – закончил Шаул. Бруно подозрительно молчал. – Ты что так ничего и не скажешь? – удивился Шаул неожиданной сдержанности кота. – Хорошо уже то, что ты не угодил в тюрьму или на плаху, и мы можем продолжить путь, – наконец проговорил Бруно. – И это все? – А что ты от меня хочешь?! – дал кот волю своему раздражению. – Чтобы я радовался? Ты посол – тебе и решать. В конце концов Провидению виднее, кто больше подходит на эту роль. Не мог же простой мальчишка ввязаться в дело спасения людей, попутно мешая карты мировой политики, если на то не было никакой высшей воли?! Шаул облегченно вздохнул: уж если у Бруно не нашлось возражений, значит все не так безнадежно. – Покажи-ка принца, – кот махнул лапой в направлении свертка. Шаул раскрыл холстину, в которую было завернуто полотно, и на них, надменно надув губы, самодовольно взглянул принц. – Похож? – поднял бровь Бруно. – Художнику удалось схватить сходство, – кивнул Шаул и его брови поползли вверх: он только сейчас увидел на обороте портрета грубо нарисованный кукиш и надпись "Sic datur!" ("Так получай же!"). Он молча перевернул его Бруно. – Так художники здесь подписывают свои полотна? – кот чуть склонил голову на бок. – Нет, – ответил Шаул, сворачивая холст. – Принцы. – Что ж, так тому и быть, – задумчиво протянул Бруно. Они оба задумчиво замолчали. Шаул, вглядываясь в седеющую в дымке спокойную гладь широкой реки, уходящей за горизонт, думал об Элизе: спас он ее сегодня или наоборот? А о чем думал Бруно, стало ясно через пару минут. – Как все-таки ты наивен, Шаул. Ты что ж серьезно полагаешь найти принца, который не будет пользоваться своим высоким положением, чтобы получать удовольствия? – Речь не об удовольствиях, Бруно, – насупился Шаул. – Ну да, конечно, – насмешливо ощерился кот. – Ни утонченности, ни благородства! А много ты видел принцев, чтобы судить о них? Пойди найди среди них не высокомерных, напыщенных, грубиянов, а внимательных к нуждам других людей любителей философских бесед и тонких наслаждений. Ладно, что с тобой спорить. Что сделано, то сделано. Придется искать другого. – Моя матушка, всегда говорит в таких случаях, – примирительно улыбнулся Шаул, котова отповедь не смутила его – в конце концов, могло быть и хуже. – Мы не можем рассчитывать на то, что все у нас получится с первого раза. – Твоя матушка – мудрая женщина, жаль сын у нее – болван, – облизнув лапу, Бруно протер ею морду. – А где перстень? Шаул потянулся было за кошельком, но того не было. – Меня обокрали, – упавшим голосом проговорил он. – О, святые угодники! – взвился Бруно. – Как можно быть таким растяпой! Что было в кошельке? – Деньги, письма и перстень. – Всего – ничего. Что мы теперь будем делать?! – не унимался кот. – Немного денег у меня осталось, – пытаясь не в падать в отчаяние, пробормотал Шаул. – Мы сможем на них продолжить путь? – Боюсь, их хватит ненадолго, – вздохнул Шаул. – Если мы продолжим путь пешком… – И твои шаги отстучат последние минуты прекрасной принцессы, – издевательски прошипел Бруно. – Твой цинизм отвратителен! – вскипел Шаул. – Нет, это ты отвратителен! – в тон ему завопил Бруно. – Это ты вместо того, чтобы сосредоточиться на своей миссии, ищешь всевозможные лазейки, чтобы избежать очевидного! – Это несправедливо. Ты прекрасно знаешь, что я руководствовался только здравым смыслом и интересами принцессы. – Ах, как это благородно. Не устал карабкаться на пьедестал героя?! Заруби себе на носу: ничего никогда просто так не происходит. Если у тебя украли кошелек, значит, ты где-то смалодушничал. – Да что ты хочешь от меня?! – Шаула душили отчаяние и обида. "Какого черта феи навязали этого злобного отвратительного кота!" – Я знаю, кто вас ограбил, – вдруг услышал он за спиной мелодичный голос. Шаул и кот изумленно уставились на хрупкого нищего мальчишку. Из коротких штанов торчали тощие грязные щиколотки, зато несколько рубашек одетые одна на другую и рваная курточка призваны были видимо защитить мальчика от холодного резкого ветра. Мальчик забавно ворошил сырой песок босыми ступнями. – Я знаю, кто стащил ваш кошелек, – повторил он, подойдя поближе. – Но найти свои вещи вы все равно не сможете. Все уже разошлось по рукам… – Вот как? – в недоумении проговорил Шаул. Вмешательство мальчика в их жаркий спор выбило его из колеи. Мальчик подошел к Бруно и, присев рядом на лодку, погладил кота по голове. Кот прикрыл один глаз и заурчал под рукой. – Надо же: первый раз вижу настоящего говорящего кота, – неожиданно проговорил мальчишка. – Какой же ты умный, – с уважением протянул он. – Кто ты и что ты хочешь? – Шаул был в замешательстве: незнакомый мальчик, не обнаруживая никаких признаков удивления или смущения, на правах старого знакомого устроился рядом с Бруно, любуясь котом, и явно не собирался уходить. – Я Сони, – просто ответил он, подняв на Шаула добродушный взгляд. – Вы выручили меня на рынке. – Ах, вот как. Я рад, что смог помочь тебе, – кивнул Шаул и повторил свой вопрос: – но что ты сейчас хочешь? Их случайное знакомство на рынке могло объяснить поведение мальчика лишь отчасти. – Хочу помочь, – просто произнес мальчик, не отрывая взгляда от кота, с удовольствием погружая руку в его лоснящуюся мягкую шерсть. – Каким образом? – настаивал Шаул. – Если дадите мне что-нибудь ценное, смогу достать денег, или лошадь, – не отрываясь от кота, ответил мальчик. – Если ты слышал нас, то должен был бы понять, что все ценное у него украли, – поднявшись на лапы и сделав шаг в сторону от мальчика, проговорил Бруно. – Есть портрет принца, – пожал плечами Сони. – Я не стану торговать портретом принца, – возмутился Шаул. – Я и не собирался его продавать, – снова пожал плечами мальчик. – Просто поставлю его на кон. – Ты будешь играть на портрет принца?! – воскликнул Шаул. – Ты хочешь, чтобы тебя вздернули за оскорбление его высочества?! Ты же видел: на портрете кукиш! – возопил Бруно. – Не вздернут, – усмехнулся Сони. – На все есть любители. – Какие любители?! Оскорбление величества! Тебя арестуют, как только ты покажешь портрет, а потом и его, – Бруно махнул лапой в сторону Шаула, – вместе с тобой. Будете висеть на одной веревке. – Не беспокойся за него, – мальчик снова протянул руку к голове кота и нежно почесал его за ухом. – Случись что – от меня они ничего не узнают. А он скажет, что его ограбили. Ведь так и есть. Благородная простота нищего мальчика трогала тем более, что от других он ничего подобного не ожидал. И эта уверенность мальчишки задела Шаула. – Ты что же думаешь, что я соглашусь на такие условия? Мальчик поднял настороженный взгляд на Шаула: – Какие такие условия? – спросил он, и Шаул заметил, как подобрался мальчишка, словно почувствовав опасность. – Пожертвовать твоей свободой, а возможно и жизнью, в обмен на свои свободу и жизнь, – объяснил Шаул, внимательно следя за реакцией мальчика. – Мои свобода и жизнь, – недоверчиво прищурившись, проговорил мальчик, – не ваша забота. Я плачу вам вашей монетой. Хотите – помогу, нет – до свиданья. Мальчишка поднялся с лодки и сделал шаг в сторону, готовый тот час сорваться с места. Шаулу стало жаль его: ничуть не смущаясь говорящему коту, он был абсолютно уверен в человеческой подлости. – Сони, ты совсем не удивился, услышав речь обыкновенныго кота, – Шаулу захотелось задержать этого маленького ощетинившегося бродягу. – Он не обыкновенный кот, – недоверчиво глядя на Шаула, неохотно ответил Сони. Видимо, только неоплаченный долг не позволял ему убежать. – Ты прав. Его зовут Бруно. Мальчик бросил быстрый взгляд на кота и кивнул. – А меня – Шаул Ворт, я из города Бонка, – представился мальчишке Шаул. – Я знаю, – угрюмо бросил тот. – У тебя есть родные, Сони? – поинтересовался Шаул, мальчик вызывал симпатию. – Это не ваша забота, – резко ответил тот, и отошел еще на шаг. – Даете портрет? – Нет, – качнул головой Шаул. И тут, не сказав ни слова, мальчик развернулся и убежал. – Что это он? – глядя мальчику вслед, удивленно проговорил Шаул. – Обыкновенный бродяжка. У них свои понятия о чести, – махнул хвостом Бруно. – Ты лучше скажи, что сам собираешься делать. – Пойдем к арматору Дюрку, к которому у нас было письмо. А если с ним ничего не выйдет, то попробуем на излучине реки догнать "Эселину".
Хелга: Юлия Юлия пишет: Между редких кустов на безлюдном песчаном берегу горбили усталые черные спины перевернутые рыбачьи лодки, покосившиеся сизые столбы с трудом удерживали темные сети. Идти по песку было трудно, с реки, покрывшейся зябкой рябью, тянуло тоскливым холодом. Картина так и встала перед глазами. События развиваются в загадочном направлении. И Траум расслабился, отдался чувствам, и с портретом какая-то загадка. Бруно на высоте, не подвел! И немного тапочков. Со времени как он начал борьбу с одиночеством, которое вцепилось в него, садня и раздражая интересом к маленькой фее, он совсем забросил самое главное и единственное приносящее истинное наслаждение занятие – познание сущего. Как вариант: С того времени как он начал борьбу с одиночеством, которое вцепилось в него, садня и раздражая интересом к маленькой фее, он совсем забросил самое главное занятие, единственное, что приносило истинное наслаждение – познание сущего. Теперь отпустив на волю свои чувства, обогащенные и обостренные встречами с феей, он испытывал небывалый подъем. Зпт после теперь. распознать многие связи и закономерности, без который теряется глубина и сложность творения. Без которых Познание полностью захватило его, почти избавив от мучительной зависимости к маленькой фее. От маленькой феи? Но ты не должна из этого делать вывод, что у тебя есть какое-то исключительное право на познание того мира. Ты не исключение во всем человеческом роде. И тем более не стоит делать ставку на какие-то исключительные личные отношения с владыкой Траумом. Здесь, может, авторское принципиальное повторение, акцент на слово «исключительный»? Но подумалось… спросила она побледневшую, как полотно, Селину, и сама ответила за сестру Лишняя зпт после Селины? Никто его не знает, и потому не в состоянии приблизиться к нему. Здесь, наверное, тоже не нужно зпт. – Моя матушка, всегда говорит в таких случаях, Лишняя зпт зато несколько рубашек одетые одна на другую и рваная курточка призваны были видимо защитить мальчика от холодного резкого ветра. Видимо выделить зпт? Мальчишка поднялся с лодки и сделал шаг в сторону, готовый тот час сорваться с места. Тотчас – слитно Шаулу стало жаль его: ничуть не смущаясь говорящему коту, он был абсолютно уверен в человеческой подлости. Шаулу стало жаль его: ничуть не смутившись встречей с говорящим котом, он был абсолютно уверен в человеческой подлости. Как вариант. – Он не обыкновенный кот, Необыкновенный – слитно? – Это не ваша забота, – резко ответил тот, и отошел еще на шаг. Лишняя зпт
apropos: Юлия Побежала читать! Селина "подцепила иллюзию" - это восторг!
Хелга: apropos пишет: Селина "подцепила иллюзию" - это восторг! Ой, да, шикарно!
apropos: Юлия Очень нравится, что Траум решил не сопротивляться своему чувству - это сразу придало ему энергии и желания что-то делать. Что движет солнце и светила (с), словом. Можно понять переживания Агаты, но, боюсь (или к счастью), сердце Селины уже отдано Трауму, иллюзия подцеплена. Бруно прелесть, конечно: ворчит, но все понимает. А ворчать ему положено по статусу, ну характер никто не отменял. С портретом история действительно занятная, все не случайно. Чет запуталась. Юлия пишет: за упущенную возможность обеспечить независимость Содружества (...) Потому этот несчастный портрет, а более того – перстень властного старика – были гарантиями безопасности Вот не поняла: Содружество ведь уже независимо. У него могут появиться проблемы, если проснувшийся король Оланда захочет восстановить свою власть (и если сможет - что тоже не так просто). Или его наследник (будущий муж принцессы). Т.е. если бы Шаул рассказал о принцессе, и принц согласился бы на ней жениться, то в этом случае как раз у Содружества городов появились бы большие проблемы. Если только не ставить условием, что принц заполучает принцессу и отказывается от ее наследства, хотя слово тоже может быть нарушено, как известно. Портрет принца и кольцо священника также не являются гарантами этой независимости: портрет передан как ответный символ, а кольцо - знак беспрепятственного доступа к святейшеству. Поэтому чего вдруг Шаул считает, что "упустил возможность", когда никакой возможности и не было? Ну если только не будить принцессу или ставить жесткие условия претенденту на ее руку. Чуток тапков: И… – чуть запнулась сестра, "сестра" - в данном случае выбивается из ряда, т.к. посередине прямой речи Селины. "Она" - будет корректнее, на мой взгляд. сомнений не осталась. Опечатка. с туго перевязанным рулоном подмышкой Раздельно. услышав речь обыкновенныго кота, Опечатка.
Юлия: Хелга ,apropos Спасибо, дорогие! apropos пишет: Вот не поняла: Содружество ведь уже независимо. У него могут появиться проблемы, если проснувшийся король Оланда захочет восстановить свою власть (и если сможет - что тоже не так просто). Или его наследник (будущий муж принцессы). Т.е. если бы Шаул рассказал о принцессе, и принц согласился бы на ней жениться, то в этом случае как раз у Содружества городов появились бы большие проблемы. Если только не ставить условием, что принц заполучает принцессу и отказывается от ее наследства, хотя слово тоже может быть нарушено, как известно. Портрет принца и кольцо священника также не являются гарантами этой независимости: портрет передан как ответный символ, а кольцо - знак беспрепятственного доступа к святейшеству. Поэтому чего вдруг Шаул считает, что "упустил возможность", когда никакой возможности и не было? Мытль была такой: Действительно, принц может вместе с проснувшимся тестем заняться возвращением трона. Этим и озаботился Шаул, направляясь во дворец. Но из того, что нам сообщил Бруно: кроме содружества и королевства принца существует еще некая третья сторона. Ослабление содружества, как государства (а всякие смуты и внезапные претенденты на несуществующий престол - это ослабление), не выгодно Эльтюду, но выгодно третьей стороне. Изменяется политическое равновесие. И именно благодаря этому, принц, женившись, не должен поддерживать королевские амбиции, чтобы тем самым не ослаблять Содружество. А портрет и перстень - это залог политического союза Содружества и сильного Эльтюда, которому опять же не выгодно из политической конъюнктуры ослабление Содружества, а потому он может выступить сильным союзником в споре с королем, раз уж брак принца с принцессой не состоялся вовсе. Потому Шаул так к ним и прикипел сердцем. Возможно, фраза "за упущенную возможность обеспечить независимость Содружества" не очень удачная и мутит воду? Хелга пишет: с портретом какая-то загадка Почему загадка? Все же, вроде бы ясно, или нет? Хелга пишет: И Траум расслабился, отдался чувствам не к добру это, когда владыки расслабляются... Спасибо, дорогие за тапки.
Юлия: *** От могучего старого дерева веяло покоем и тишиной. Селина медленно провела рукой по шершавой коре вяза. Ее всегда удивляла способность деревьев делиться жизненной силой. Неподвижные, молчаливые, они впитывают горечь и осеняют неотмирной мудростью. А Селина сейчас так нуждалась в этом. Разговор с сестрой огорчил и испугал ее. Агата не сильна была в дипломатических уловках, сразу и на чистоту она выложила все, что думает о состоянии сестры. Со стороны, действительно, все выглядело так, словно она и вправду подхватила иллюзию в мире снов. Но внутри нее все восставало против диагноза, поставленного Агатой. Неужели она, фея, не заметила, как ее коснулась иллюзия? И когда это могло произойти? Селина попыталась восстановить в памяти, как развивалась ее "болезнь". Она вспомнила, как увидела первый раз Траума. Его лицо поразило ее. С тех пор Селина изучала его черты со скрупулезностью ученого. Она вглядывалась, стремясь разглядеть даже самую незначительную деталь, ухватывая любые едва уловимые мимические движения. Она раскапывала тайну Траума, словно кладоискатель. – Неужели Агата права, – прошептала Селина, прислонясь лбом к стволу дерева, – и мой интерес к Трауму превратился в одержимость? Если иллюзия, действительно, овладела ею, она в большой опасности. В иллюзиях утоньшается связь человека с реальностью, а значит и с бессмертием. Но жизнь, как правило, оказывается сильнее иллюзорного небытия, и человеческие иллюзии разбиваются, раня осколками. Иллюзия феи, умноженная многократно магической силой, создает свою реальность, подчиняя себе волю феи. Эта реальность – пустота, слегка подкрашенные декорации, списанные с действительной жизни, но для попавшей в нее феи ничего другого существовать уже не будет. Всё и вся, что она увидит вокруг себя, будет создано иллюзией. Все ее чувства, мысли и переживания будут вызваны воображаемой реальностью. И никто не сможет пробиться к ней. Селине стало не по себе от страшной перспективы оказаться заключенной в собственном сознании. Конечно, Агата не оставит ее и будет пытаться вытащить из этой темницы, но получится ли у нее? Селина вздохнула и прижалась к дереву, защищаясь от холодного пронизывающего ветра, закружившего сад. Главное, пока иллюзия не овладела ей полностью, не поддаваться ей. Агата утверждает, что ее проблема – в Трауме. – Траум, – прошептала Селина. Его имя за последнее время стало таким близким, таким многозначным для нее. Сколько раз она повторяла его? Она часто звала его, когда нуждалась в помощи. Обращалась к нему, даже не ожидая ответа, – просто произносила его имя. Вслушиваясь в его звучание, она пыталась постичь его самого. Что и говорить: это было глупо, опасно и совершенно безнадежно. Ей придется отказаться от этого. Она не станет больше вызывать в памяти его черты, любоваться и вглядываться в них, она больше не должна вслушиваться в его имя. В груди что-то предательски ёкнуло. Она и сама не заметила, как все это стало важно для нее, сколько места эта несуществующая связь занимала в ее сердце. Ей казалось, что это просто интерес, вызванный благодарностью, но на деле… Боль с силой стиснула грудь. Неужели это все порождено иллюзией?! Может быть, она и не видела его? Может быть, это не его черты она столько раз вызывала в памяти, что они, словно печатью, теперь оттиснуты на ее сердце? Как ей забыть их?! И сейчас Селина видела его перед собой так ясно, как будто он действительно стоял перед ней. Он такой высокий, что ей приходится поднимать голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она скользнула взглядом по волосам. Обычно они убраны назад, а сегодня непослушная густая прядь упала на лоб и чуть смягчила выражение лица. Но взгляд голубых глаз из-под прямых бровей оставался таким же твердым и решительным как всегда. И губы плотно сжаты – ни улыбки, ни огорчения – они, словно вычерченная скульптором строгая горизонтальная линия, пересекали лицо. Селина дотронулась до его губ – теплая шелковистая поверхность с чуть шероховатой границей. Ей так хотелось, чтобы они разомкнулись, смягчились. – Скажи мне что-нибудь, Траум, – прошептала Селина, и губы дрогнули под ее пальцами. – Траум, – выдохнула Селина. – Я… как... – голос сорвался, и она разрыдалась. *** С арматором, державшим контору в столице Эльтюда, Шаулу не повезло. Не получив финансового подтверждения услуги, господин Дюрк, родом из соседнего с Бонком Венка, юлил, жаловался на трудные времена и отсутствие кораблей в порту. Как не взывал Шаул к чувствам земляка, ему так и не удалось найти пути к сердцу скаредного купца. Значит, им ничего не оставалось, как воспользоваться запасным вариантом – догнать баржу "Эселина", на которой они прибыли в Бовиль. Шаул торопился, собирая вещи и расплачиваясь с хозяином гостиницы. Но мысли его то и дело возвращались к ночному видению. Сегодня ночью, проворочавшись на жестком соломенном гостиничном матрасе в сомнениях и мрачных опасениях, он наконец забылся, но не сном. Шаул вновь попал в воспоминания принцессы. Он увидел ее в зеркале и залюбовался: Элиза была одета в роскошное светлое платье, расшитое серебряным шитьем и жемчугом, с высоким, словно вытканным из снежинок, кружевным воротником, который поднимался сзади, как крылья ангела. Золотые волосы были убраны в высокую прическу и украшены изящной диадемой. Элиза была прекрасная и чужая. Настоящая принцесса – красивая и недоступная. – Какая же вы красавица, – услышал он за спиной девичий голос, и увидел из-за плеча принцессы миловидную девушку, в ее взгляде читалось восхищение. Элиза даже не улыбнулась, ее красота была неоспоримым фактом, с которым принцесса вполне свыклась за пятнадцать лет. От этого равнодушия повеяло холодом: "Она потеряла способность удивляться своим дарам". Оглядев себя, принцесса отошла от зеркала. – Сегодня вы окончательно покорите сердце бедного Алрика, – лукаво поглядывая на принцессу, проговорила девушка. – Оставь, Эмеренс, – досадливо поморщилась Элиза. – Неужели даже самый малый уголок сердца вашего высочества не принадлежит благородному Алрику? – фрейлина округлила глаза, то ли жеманничала, то ли действительно была удивлена. – Эмеренс, Алрик ван Арт – простой дворянин из Дранта. Неужели ты думаешь, что он может хоть сколько-нибудь заинтересовать меня? – О, – на лице девушки пробежала волна недоверия и зависти, и чуть приподняв бровь, она вкрадчиво произнесла: – Вы же поощряли его на турнире. – И что из того? – Элиза пожала плечами. – Он ловок, силен – он стал победителем. Его доблесть должна принадлежать короне. – Но он так красив! Он отчаянно влюблен! – всплеснула руками фрейлина. – Неужели ваше сердце не дрогнуло? – Ты удивляешь меня, Эмеренс, – Элиза сделала несколько шагов по комнате. – Ты всю свою жизнь провела в королевском дворце, ты умна и практична. Не делай вид, что ты не понимаешь столь очевидные вещи. – Но, ваше высочество, помилуйте, я действительно не понимаю, – присела в реверансе Эмеренс. – У каждого свое предназначение, – втолковывала Элиза прописные истины фрейлине, словно учитель правила арифметики бестолковым ученикам. – Мое – трон Оланда. Моим избранником может быть только наследный принц, и никто иной. Таков мой долг, такова моя судьба. – Но, – вкрадчиво возразила девушка: – вы же говорили о сердце, а не о долге. – Сердце, Эмеренс, не может выбрать недостойного. Короли на самом верху, они властители. А это совсем другой обзор, глубина и масштаб жизни. Разве можно предпочесть пусть милого и красивого человека, от которого зависит судьба от силы двух-трех сотен людей, человеку, призванному вершить судьбы народов? Как разменять свою собственную судьбу на незаметное существование в отдаленном замке, тогда как призвана участвовать в свершении мировой истории?! Элиза говорила убежденно и взволновано. И Шаул чувствовал, как наполняется ее сердце гордостью за собственное призвание, как горит оно готовностью посвятить жизнь служению грандиозным целям. Но в искренности своих рассуждений ей, кажется, не удалось убедить недоверчивую фрейлину. – Вы как всегда, абсолютно правы, ваше высочество, – проговорила та, пряча в почтительном поклоне скептическую улыбку. – Нечета всем нам… – Прекрати прибедняться, Эмеренс, – нахмурилась принцесса. – Ты точно так же не станешь пленяться сыном портного, даже если у того ладная фигура и красивые черты лица. Да ты даже не заметишь этого – ведь вы живете в разных мирах! – Без сомнения, ваше высочество, – снова присела в реверансе Эмеренс. Шаул почувствовал, как стало невыносимо душно. Скорее прочь! Он рванулся к выходу и оказался в гостиничной комнате. Уже светало, и неясный утренний свет выхватил из ночной тьмы потухший камин и сундук у кровати. Надо было подниматься, если они не отправятся в путь чуть свет, они не поспеют во время. Уже два дня прошло с тех пор, как "Эселина" вышла из столицы. Капитан говорил, что они будут и дальше подниматься по реке. Судя по карте, река Флю, выходя из города, делала большую петлю, огибая широкий, поросший густым лесом холм. Это географической особенностью и хотел воспользоваться Шаул, чтобы догнать тихоходную нагруженную баржу. По его расчетам, если они успеют за день пересечь лес, то в рыбацкой деревне Пешо с противоположной стороны холма они смогут перехватить "Эселину". Капитан его уже знал, и Шаул был уверен, что тот не откажется взять его на борт еще раз – тем более что Бруно зарекомендовал себя наилучшим образом. Путь Шаула лежал в небольшое княжество Адхельм, правил которым принц Кристиан. Он мог предложить Элизе только княжеский престол, и после увиденного ночью Шаул уже не был уверен, что честолюбие принцессы будет удовлетворено значимостью фигуры властителя Адхельма. Но тот был самым настоящим принцем, а именно это и было условием пробуждения принцессы и ее близких. Об остальном Шаул предпочел не думать. Рассуждения Элизы больно задели его. Сам он не мог равняться даже с отвергнутым Элизой дворянином. Она отвела ему судьбу сына портного, лица которого было не различить с высоты ее трона. – Бруно забирайся скорее в мешок, – проговорил Шаул, прижимая руку к груди, чтобы унять ужалившую его боль. – Нам надо до темноты добраться до деревушки на склоне холма. Там мы переночуем и завтра выйдем, как можно раньше, чтобы успеть за день пройти лес. – Ну-ну, – скептически протянул Бруно, но в мешок все же забрался. Шаул подхватил сундук, мешок надел на плечо, и вышел из гостиницы. На гостиничном дворе толпились люди, разгружались телеги, гарцевали всадники. Шаул сразу ощутил все неудобство пешего пути: тяжелый сундук больно бил по ногам, мешок, оттягивал плечо, сверток с портретом тыкался в ухо. Очевидно, если он хотел добраться куда-либо пешком, стоило избавиться от большего количества вещей. Шаул отошел в сторону. – Бруно вылезай, пойдешь пешком, – проговорил он, снимая мешок с плеча. Кот ловко выскочил, и его место занял маленький ящичек с письменными принадлежностями, настойка с бальзамом, который приготовила матушка, сорочки, и плащ. – Сундук оставим в гостинице. В Пешо мы с ним не дойдем. – Вы сможете доехать, – услышал у себя за спиной Шаул голос нищего мальчишки. – Сони? – обернулся он. – Откуда ты здесь? – Я живу в этом городе, – усмехнулся мальчишка, – что здесь удивительного? Шаул не собирался вступать в пререкания и пропустил насмешку мимо ушей. – Ты что-то сказал о возможности доехать? – напомнил он Сони. – С епископским перстнем вы можете воспользоваться курьерской службой, – мальчик присел на корточки и принялся гладить Бруно. – У нас его нет, – напомнил ему Шаул. – Уже есть, – коротко ответил тот, залез за пазуху и выудил оттуда, словно бродячий фокусник, епископский перстень. – Откуда он у тебя?! – воскликнул Шаул. – Выиграл в кости, – спокойно ответил Сони, и положил в ладонь Шаула свой выигрыш. – Теперь мы в расчете, – мальчик повернулся, чтобы уйти. – Подожди, Сони, – остановил его Шаул. – Спасибо тебе, – он протянул для рукопожатия руку. Сони недоверчиво взглянул, но, чуть поколебавшись, все же ответил рукопожатием. Рука у мальчика была не очень чистая, но изящная и очень холодная. – Мы в расчете, – снова повторил он, высвобождая руку. – Сони, у меня есть вещи, которые я бы хотел оставить, чтобы не отягощать путь. Ты не мог бы помочь мне избавиться от них. Может быть, их можно кому-нибудь отдать? Сони, чуть склонив голову на бок, взглянул на Шаула. – Если хотите поспеть в Пешо во время, поторопитесь. Этот монах укатит через пару минут, – Сони кивнул в сторону человека в сутане, суетившегося у темной кареты с зашторенными окнами. На дверце экипажа был епископский герб, такой же как и на перстне. Гостиничный слуга, только что сменивший лошадей, услужливо поклонился монаху: – Все сделано в лучшем виде, святой отец. Лошади отдохнувшие и сытые. Доедете на них быстрее ветра. – Прекрасно, сын мой. Подсоби-ка мне, – важно кивнул монах, и неуклюже стал подниматься в карету. – Позвольте, – Шаул отстранил слугу, и помог монаху забраться. – Святой отец, – обратился к удивленному монаху Шаул. – У меня безотлагательное и очень важное поручение, – он раскрыл ладонь и показал перстень. Монах причмокнул пухлыми губами. – Если у вас поручение от его святейшества, да еще такое важное, – он покосился на перстень, – почему о вас не позаботились в консистории? – Это сложно объяснить, и я не вправе распространяться. Могу вам сказать одно, – Шаул снизил голос, и монах подался к нему, чтобы услышать, – его святейшество собственноручно вручил мне этот перстень. – Куда вы направляетесь? – шепотом заговорщика спросил монах. – В деревню Пешо, а лучше сразу в княжество Адхельм. Монах высунул голову из кареты. – Йенс! – крикнул он, и на его зов откликнулся маленький человечек в кургузой не по размеру шапке. – Устрой багаж этого господина, – приказал монах. – Где багаж-то? – пробасил тот. – Вот этот сундук и мешок, – показал Шаул и вместе с возницей монаха подошел к своим вещам. Вещи были на месте, Бруно – в мешке, а Сони и след простыл.
apropos: Юлия пишет: Мысль была такой: Это понятно, ага, дык потому фраза об упущенной возможности и смутила, т.к. ну никак не вписывается в контекст и "мутит воду". Мне кажется, ее лучше убрать или как-то переформулировать. Юлия пишет: портрет и перстень - это залог политического союза Содружества и сильного Эльтюда, которому опять же не выгодно из политической конъюнктуры ослабление Содружества Ну вот это тоже не совсем ясно, если честно. Договор они не подписывали, да и Шаул не уполномочен, так скажем. Нет даже личной договоренности, поскольку обмен сомнительными символами - лишь дань вежливости, ну и возможности попасть в будущем без затруднений на аудиенцию. Что выгодно принцу - неизвестно, кстати. Мы знаем, что выгодно Содружеству, но не принцу. И кукиш на оборотной стороне портрета, можно объяснить не только проказой (пусть Шаул это увидел и позже). Т.е., как мне кажется, вероятно, стоит как-то уточнить, разъяснить ситуацию - или показать ее неопределенность. Спасибо за продолжение, бегу читать!
Хелга: Может быть, Шаул увлекся важностью своей миссии, о сути которой не знает ни принц, ни министр - да так и не узнали - и преувеличил значение вещей, котрые ему вручили?
Хелга: Юлия Шаул видит Элизу с иной стороны, надменной принцессой, призванной долгом на трон. Ох, бедный Шаул. Один тапок: Главное, пока иллюзия не овладела ей полностью, не поддаваться ей. Не овладела ею. Или, как вариант: главное – не поддаваться иллюзии, чтобы (или пока) она полностью не овладела ею.
Юлия: apropos, Хелга Спасибо, дорогие. apropos пишет: ее лучше убрать или как-то переформулировать. Так и сделаю. apropos пишет: Договор они не подписывали, да и Шаул не уполномочен, так скажем. Нет даже личной договоренности, поскольку обмен сомнительными символами - лишь дань вежливости, ну и возможности попасть в будущем без затруднений на аудиенцию. Все верно. Но на сегодняшний момент эти перстень и портрет - единственное, что у него есть, что, как ему представляется, может послужить на пользу его отечеству. Хелга пишет: Может быть, Шаул увлекся важностью своей миссии, о сути которой не знает ни принц, ни министр - да так и не узнали - и преувеличил значение вещей, котрые ему вручили? Возможно и скорее всего преувеличил (точного анализа политических резонов королевства у нас нет), но Шаул ими дорожит, потому что, повторюсь, это единственное, что у него есть. Он весьма озабочен тем, что его миссия может навредить его соотечественникам. И эта ответственность, при отсутствии дипломатических опыта и полномочий, его заставляет дорожить даже незначительными гарантиями возможного урегулирования. Во всяком случае, пренебрегать ими он не считает себя в праве. Хелга пишет: Шаул видит Элизу с иной стороны, надменной принцессой, призванной долгом на трон. Ох, бедный Шаул. Ну что поделать? Широк человек, как говаривал Федор Михайлович. А трезвый взгляд все же предпочтительней, хотя оно и тяжко, а в конечном счете обходиться дешевле, чем иллюзорная вера в идеал.
Юлия: *** Пламя свечи задрожало и погасло, оставив после себя изящный завиток густого дыма, но и тот растаял в холодном свете ненастного утра. Агата устало потянулась и отодвинула от себя книгу. Чтение всей этой груды заваливших стол книг не помогло ей найти средства от разрушающей сестру иллюзии. А то, что Селина больна имена этим недугом Агата уже не сомневалась, несмотря на то, что болезнь протекала не совсем обычно. Очевидно, их настигла расплата за вторжение в мир снов. Нет, Агата не винила Траума. Тут она была совершенно согласна с Селиной – это не его уровень. Они были уловлены собственным невежеством. Пытаясь действовать в мире, законов которого они не знали, они образовали связи, которые могли влиять на них и за его пределами. Спасая ее, Селина познакомилась по крайней мере с двумя, если не считать ее идеи встречи с Траумом, обитателями мира снов. А чем выше в иерархии был ее знакомые, тем сложнее и сильнее должно было быть их влияние. Если молодой Сламбер был, скорее всего, безвреден, то его дядюшка, помощник самого владыки, мог оказаться серьезной проблемой. Агата полагала, что встреча именно с ним и стала причиной сложного течения болезни Селины. Иллюзия, поразившая ее сестру, настолько мастерски использовала действительность, для создания иллюзорной декорации, что даже со стороны невозможно было разобраться, где правда, а где мираж. Сила, которую обрела ее иллюзия в этом мире, усиливалась не столько магией Селины, тем более, что ее магия была не так уж сильна, сколько силой этого самого дядюшки. – Провалиться бы тебе в преисподнюю, – пожелала господину Реву Агата, устало протерев глаза. Она была напугана. Состояние Селины ухудшалось с каждым днем. Сестра была подавлена, но – Агата была уверена в этом – не оставляла своих попыток связаться с Траумом. Селина скрывала это от нее, отнекивалась, уходила от разговора. Вытащить ее из иллюзий становилось все сложнее. Всякая иллюзия в конце концов изживает саму себя. Но когда иллюзия Селины разрушится, она погребет под собой и саму Селину. Книги не давали решения, и у Агаты возник свой план. Справедливости ради стоило назвать его планом Селины: это было ее идеей обратиться с просьбой о помощи к силам мира снов. *** – Ох уж этот отец До! Я должен был отправиться на рассвете. Так нет! Навязали на мою голову этого разиню, – ворчливо пожаловался монах, воздев глаза к небесам. Шаул стоял около кареты, праздно посматривая на спешивших и суетившихся вокруг людей. Он не склонен был сердится на замешкавшегося монаха, хотя бы потому, что благодаря этой задержке получил отличную возможность добраться до владений принца Кристиана. Но терпение отца Брамте, как звали епископского курьера, соблаговолившего принять Шаула, было уже на исходе. Он уже ни раз успел пожаловаться на своего на нерасторопного собрата. – Вот увидите, мы еще попадем с ним в какую-нибудь скандальную историю, – зловеще предупредил он. – Скандальную? – не понял Шаул. – Но он же духовного звания… – О, отец До умеет пренебречь условностями, – обреченно покачал головой монах, блеснув тонзурой. – Не понимаю, почему его святейшество так благоволит к нему, – пожал он пухлыми плечами. – Суетный, скаредный – у него даже шерстяной сутаны нет. Я уж не говорю о его духовных качествах. Никакого… – монах воздел руки к небесам, но запнулся и сумрачно бросил: – Вот и он, полюбуйтесь. Шаул взглянул в сторону, куда махнул рукой отец Брамте и увидел маленького старичка, с трудом пробивающегося сквозь толпу на площади. Тщедушная фигурка монаха мелькала в толпе, а его маленькое личико светилось улыбкой, словно он был не в сутолоке загруженного людьми и повозками постоялого двора, а на злачных пажитях Господних. – Простите великодушно, отец Брамте, – выдохнул старичок, добравшись до кареты. В отличие от епископского курьера облаченного в шерстяную тогу, поверх которой был надет препоясанный кожаным поясом скапулир и длинный теплый плащ-кап, на старом монахе была только потрепанная суконная ряса с поясом из веревки и шаперон, спускающийся на плечи короткой пелериной. В руках у старичка был простой холщовый мешок. – Позвольте, – Шаул поспешил на помощь отцу До. – Ох, благодарю вас, мой милый, благодарю вас, – рассыпался благодарностями старичок. Когда они оказались в карете, епископский курьер, не меняя недовольного выражения лица, лишь слегка кивнул на сердечное приветствие старика и стукнул в стену карты. – Поезжай скорее, Йенс! Мы и так уже опаздываем, – монах бросил укоризненный взгляд на смущенно улыбающегося отца До. Наконец епископская карета покинула столицу Эльтюда. Миновав городские ворота, карета катилась по вьющейся широкой лентой между холмами дороге, мягко поскрипывая ремнями. Епископский курьер пообещал доставить Шаула с его багажом прямо ко двору самого принца Кристиана. Это было большой удачей – оставшись практически без средств, они могли серьезно задержаться в пути. А время было дорого. Постепенно мысли его вернулись к Сони. Именно благодаря ему, они сейчас путешествовали с таким комфортом. И что за странное упорство двигало нищим мальчишкой? – Как удивительны божие создания, – прервал размышления Шаула отец До. – Сколько грации и неотмирной мудрости можно найти в них. Надо отметить, что Бруно, как только появился отец До, выбрал его и теперь уютно подремывал на коленях старого монаха, мелодично мурлыча под его рукой. Епископский курьер, увидев вылезающего из мешка кота, лишь брезгливо поморщился, но возражать против присутствия Бруно в карете не стал, вероятно, решив, что человек, обладающий епископским перстнем, может позволить себе подобную прихоть. – Это всего лишь бессловесные твари, призванные служить нам, – высокомерно возразил собрату отец Брамте. – Бессловесные ли? – покачал головой старый монах, глядя на кошачью морду Бруно. – Во всяком случае не в том смысле, как это понимаем мы, люди. – Так и до костра договоритесь, достопочтенный отец, – проворчал отец Брамте. – Ах, сколько тайн, сколько тайн сокрыто в мироздании, друзья мои! – пропустив едкое замечание собрата, вздохнул отец До. – Все тайны давно раскрыты духовным лицам, – резко возразил отец Брамте. – Неужели? – искренне удивился отец До. – Если бы вы, достопочтенный отец, вместо того, чтобы проводить свою жизнь среди пьяниц, развратников, воров и прочей черни, соизволили посвятить ее молитвенному общению с братьями и изучению святых писаний и духовных сочинений, у вас не возникало бы столь нелепых мыслей. Провидение открыло свои тайны нам, Его слугам, – важно подытожил он свою речь. – Боюсь, вы правы, друг мой, – сокрушенно закивал головой отец До, – я упустил в своей жизни так много, что теперь, на ее закате, мне и не сосчитать всего. А общение и познание – это, без сомнения, одни из величайших даров свыше. И все же, дорогой друг, оглядываясь на прожитую жизнь, я с радостью вижу, что свет небесный просвещает всех, не только многоуважаемых ученных и духовных мужей, но всякую тварь, – священник нежно погладил крупную кошачью голову, с удовольствием запустив пальцы в мягкую лоснящуюся шерсть. – Особенно те отбросы, что вы подбираете на городских задворках, – язвительно процедил отец Брамте. – Без сомнения, без сомнения, – кивал старый монах, поглаживая кота. – Я не понимаю, что общего у вас с его святейшеством?! – не выдержал епископский курьер. Отец До поднял на него удивленный взгляд. – Великий человек, вершитель судеб королевств, к которому с благоговением на поклон идут короли! И вы... – не найдя слов для характеристики непутевого собрата, отец Брамте развел руками. – О, бедный, бедный Бе, как тяжела его ноша, – жалостливо вздохнул старик, назвав епископа уменьшительным детским именем. – Вы опять правы, друг мой, его святейшество очень добр ко мне. Безусловно, я этого не заслуживаю, но разве любовь можно заслужить? – старик задумался и, вздохнув, добавил: – Как быстро летит время, друзья мои, еще вчера мы были детьми… Шаулу с интересом слушал спор духовных мужей, удивляясь, как старый монах сумел высказать совершенно противоположные взгляды по всем вопросам, при этом ни разу не уличив своего визави в ошибочности его точки зрения.
Хелга: Юлия пишет: А трезвый взгляд все же предпочтительней, хотя оно и тяжко, а в конечном счете обходиться дешевле, чем иллюзорная вера в идеал. Да, это конечно, но дух захватывает от такого погружения в сущность другого человека. Побежала читать дальше!
apropos: Юлия Юлия пишет: человеческие иллюзии разбиваются, раня осколками Вообще очень интересные рассуждения об иллюзиях, а любовь ведь тоже иллюзия по большому счету. Иллюзии опасны, но как без них жить, как жить без любви? Губы Траума теплые... Что до заявлений Элизы - так может рассуждать только тот, кто не любил, а она теперь влюблена и, уверена, уже совсем другими глазами смотрит на любовь и долг. Мне кажется, зря Шаул переживает, хотя его тоже можно понять. Часть тапочек (остальные еще не собрала, завтра, надеюсь, довыложу). сразу и на чистоту она выложила все Слитно. Как не взывал Шаул к чувствам земляка Как нИ взывал... Нечета всем нам… Раздельно. если они не отправятся в путь чуть свет, они не поспеют во время Слитно. мешок надел на плечо, и вышел из гостиницы. Лишняя запятая. тяжелый сундук больно бил по ногам, мешок, оттягивал плечо, Лишняя запятая. сорочки, и плащ. И эта лишняя. спокойно ответил Сони, и положил в ладонь Шаула свой выигрыш. И эта тоже, как и вот эти: важно кивнул монах, и неуклюже стал подниматься в карету. Шаул отстранил слугу, и помог монаху забраться.
Юлия: Хелга apropos Спасибо, дорогие. apropos пишет: а любовь ведь тоже иллюзия по большому счету Влюбленность зачастую, да, согласна, - иллюзия. А вот любовь нет. Любовь позволяет нам видеть за недостатками, а порой и пороками, за ограниченностью обычного человека его сущностную красоту. И именно поэтому она способна все эти неприятности пережить. А иллюзия создает несуществующего человека, идеал. Этот идеал довольно быстро разбивается о реальность, и остается лишь разочарование. Любить же можно только реального человека. Нет реальности - по большому счету нет и любви, как мне кажется. apropos пишет: Что до заявлений Элизы - так может рассуждать только тот, кто не любил, а она теперь влюблена Но ведь это тоже не сбросишь со счетов. Она же привыкла так рассуждать, и, кто знает, возможно, привычка окажется сильнее влюбленности…
Хелга: Юлия пишет: Любовь позволяет нам видеть за недостатками, а порой и пороками, за ограниченностью обычного человека его сущностную красоту. И именно поэтому она способна все эти неприятности пережить. А иллюзия создает несуществующего человека, идеал. Этот идеал довольно быстро разбивается о реальность, и остается лишь разочарование. Любить же можно только реального человека. Нет реальности - по большому счету нет и любви, как мне кажется. Трудно не согласиться. Часто говорят, что, в частности, литературные образы создают в головах некоторых читательниц иллюзии, что потом приносит несчастье в личной жизни, когда они сталкиваются с реальностью. Любить реального человека о-о-очень непросто. Но иногда иллюзии в какой-то степени защищают, как мне кажется. Немного тапочков к последней части, где появился чудесный отец До. Юлия пишет: А то, что Селина больна имена этим недугом Агата уже не сомневалась, несмотря на то, что болезнь протекала не совсем обычно. Вариант: А в том, что Селина больна именно этим недугом, Агата уже не сомневалась... Юлия пишет: Они были уловлены собственным невежеством. Пытаясь действовать в мире, законов которого они не знали, они образовали связи, которые могли влиять на них и за его пределами. Уловлены... как-то смущает слово. Или есть такое? И два "которых". Юлия пишет: А чем выше в иерархии был ее знакомые, тем сложнее и сильнее должно было быть их влияние. очепятка: были. Юлия пишет: Иллюзия, поразившая ее сестру, настолько мастерски использовала действительность, для создания иллюзорной декорации, что даже со стороны невозможно было разобраться, где правда, а где мираж. Лишняя зпт после "действительность". Юлия пишет: Сила, которую обрела ее иллюзия в этом мире, усиливалась не столько магией Селины, тем более, что ее магия была не так уж сильна, сколько силой этого самого дядюшки. Многовато сил, нет? Юлия пишет: В отличие от епископского курьера облаченного в шерстяную тогу, поверх которой был надет препоясанный кожаным поясом скапулир и длинный теплый плащ-кап, Зпт после курьера. Юлия пишет: Именно благодаря ему, они сейчас путешествовали с таким комфортом. Лишняя зпт? Юлия пишет: я с радостью вижу, что свет небесный просвещает всех, не только многоуважаемых ученных и духовных мужей просвящает и ученых. Юлия пишет: Шаулу с интересом слушал спор духовных мужей, Шаул
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая. Хелга пишет: Но иногда иллюзии в какой-то степени защищают, как мне кажется. Только не надолго. Рано или поздно столкновения с реальностью не избежать. Хелга пишет: чудесный отец До Спасибо, я тоже его люблю.
полная версия страницы