Юлия: Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза. Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее. Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
apropos: Юлия Ага, принцессе тоже придется перевоспитаться. Отлично описана гамма ее чувств, как и противопоставление "благосклонного интереса" и алчного любопытства (впрочем, в том есть и немалая доля истины, как известно. Но девочке полезны все эти ощущения, переживания и мысли - ей тоже пора взрослеть. Юлия пишет: жертвовать собой ради кошки принцесса попросту не имеет права. Постепенно ей удалось заговорить свою совесть, хоть и не до конца: неясные тени сомнения все еще вдруг да и наплывали на сердце неприятным холодком. Ну да, умеем мы сами себя оправдывать и убаюкивать свою совесть, но холодок, да, у некоторых все же подступает. С тапками Хелга опередила. Но вот бросилось в глаза, что переживания Элизы повторяются. Элиза вздохнула: жаль, что она невольно подсмотрела неблаговидный поступок посланника фей. В следующем абзаце: Элизе было досадно оказаться свидетельницей того, что вызывало краску на щеках мальчика.
Хелга: apropos пишет: Но вот бросилось в глаза, что переживания Элизы повторяются. Есть такое ощущение, да-да.
Юлия: Хелга apropos Спасибо, дорогие! Хелга пишет: Вот когда хороша и нужна сказка и магия, и другие миры - когда они дают возможность автору и читателям анализировать и пытаться понять свои собственные ощущения и поступки. Я так рада, если это хоть отчасти получилось. В этом как бы и была вся соль задумки - не в неуемной фантазии, а в том, чтобы взглянуть на человека с другого ракурса и поразмышлять о вещах, которые можно лишь предполагать, лишь интуитивно предчувствовать. Спасибо большое за тапки, все уволокла. Хелга пишет: Может быть, нужна какая-то особенная фраза в начале главного действа? Я тоже склоняюсь к этому, но пока хочу немного отстранится, чтобы отрезвить затуманенный авторский взгляд, вернусь к чуть попозже. Хелга пишет: удобны ли тапки так, вперемешку? В смысле находить их места в тексте? Дорогая, удобно все! Я же их все равно поиском нахожу. Хелга пишет: присоединюсь к просьбе Apropos выкладывать по одному отрывку Я вняла. Стараюсь держать себя в руках. apropos пишет: девочке полезны все эти ощущения, переживания и мысли - ей тоже пора взрослеть. Действительно! Сон сном, конечно, но пора уже и в ум входить apropos пишет: бросилось в глаза, что переживания Элизы повторяются. Точно. Издержки многократной правки. Надо Элизу урезонить (или автора? )
Юлия: *** Погода портилась. Высокие волны бились о борт, обдавая соленым фонтаном брызг, ветер рвал шкоты. Низкое солнце проглядывало из-за туч, окрашивая все кровавым отсветом, и вскоре багровое марево затянуло всю линию горизонта. Резкие короткие команды со шканцев разносились эхом по палубе, повторяемые вахтенными офицерами. Матросы суетились: закрепляли паруса, задраивали люки, закрепляли шлюпки, натягивали штормовые леера. – Шторм будет! – возбужденно заговорил Тео. – Интересно, как капитан будет штормовать: на бейдевинде или в дрейфе? Шаулу нечего было ответить, и он просто пожал плечами. Тео побежал к матросам. Как настоящий моряк, он легко балансировал, несмотря на усилившуюся качку. А Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной. Волны росли и перекатывались через палубу. Это было не лучшее время для прогулок по палубе, но Шаулу не хотелось уходить. Близость опасности разгулявшейся стихии отвлекала от мучивших его муторных мыслей. После того бурного пробуждения с помощью Тео и Бруно он уже не мог обманывать себя – он заигрался. Ему представлялись забавной игрой – магия, заколдованный замок, принцы и принцессы, головоломки и поиски фей. Он с радостью окунулся во весь этот увлекательный водоворот, убегая от ненавистной юриспруденции. Как легкомысленно он отнесся к предостережениям феи Селины! Его не насторожили даже странные сны – новый поворот игры, не более того. А ведь он сразу понял, что видит реальные события и переживает настоящие чувства, хоть и испытанные больше века назад. Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей! Нет! Ничего не нарушило его беспечного настроя – все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец! Он очнулся, только оказавшись в полной власти видений. И что теперь будет с его разумом? С ним самим? Что станется с теми несчастными, кого он вызвался спасти, найдя принца для принцессы?! Взявшись за благородную миссию спасителя, он оказался в жалком состоянии безумца на потеху одних и погибель других. Презренный простофиля, самоуверенно рискнувший вмешаться в материи, в которых ничего не смыслил! В самом начале пути, еще не успев ничего предпринять, он уже претерпел фиаско. Конечно, оставался еще Бруно. Возможно, кот знаком с магией и смог бы избавить его от сводящих с ума видений. Но Шаула пробивал холодный пот только от одной мысли о разговоре с Бруно. Надменный всезнайка кот не упускал ни одного случая, чтобы высмеять Шаула, ткнув носом в любой самый незначительный его промах, любую оговорку. Достаточно было всего лишь намека на кажущуюся неблаговидность его поступков, чтобы кот разразился ядовитой тирадой, не преминув всякий раз попрекнуть его каждой реальной или мнимой ошибкой. Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула. И вот на милость такого фанфарона он должен был отдать себя. Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением, несмываемым бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно. Шаул запутался, измучился и впал в мрачное отчаяние, не находя выхода. – К черту кота! – хмуро проворчал он. Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Его откинуло к юту, и он, с трудом удержался на ногах. Пора было убираться вниз: он промок, а очередная волна попросту смоет его в море. Перехватывая руками леер, натянутый вдоль борта, он стал осторожно пробираться к тамбуру. Едва не споткнувшись об битенг, Шаул нырнул под гик и сквозь шум бури явственно услышал уханье совы. Выпрямившись, он ошарашено уставился в круглый лик луны, на котором обрывок тучи оставил тень, словно кривую ухмылку. Бушующие мгновение назад волны застыли, превратившись в залитые серебряным светом холмы, за ними черной громадой возвышался лес. Обильная вечерняя роса лежала крупными каплями на высокой траве и таинственно мерцала в неверном свете луны. Он опять провалился в проклятый сон наяву! Из груди вырвался тяжкий вздох. – Ох, как же я наказана за свою глупость! – тонкий голосок принцессы сорвался на беспомощный всхлип. Тучи скрыли бледное светило, погрузив все в пугающий мрак. Намокший тяжелый подол платья облеплял ноги, не давая шагнуть. Резкий ветер стегал по лицу, разметая волосы, и пробирался внутрь широкого ворота под тонкую батистовую камизу. Обняв себя за плечи, чтобы хоть как-то защититься от принизывающего холода, маленькая принцесса всхлипнула, пытаясь унято дрожь. Она заблудилась. Густые сумерки, спустившиеся на поля, окутали все темным клочковатым туманом. И уже не понятно было, где дорога, по которой она попала сюда, и в какой стороне деревня, куда убежали дети. Как глупо было убегать из замка! Где теперь искать помощи?! Как добраться до дома?! Она зло растирала по щекам слезы, которые никак не унимались. Луна снова вынырнула в прореху туч, выхватив на мгновенье страшный силуэт старой карги, прятавшейся за ракитовыми кустами, и снова исчезала. В темноте прокатился глухой хохот. Принцесса бросилась наутек. Но жуткие тени настигали ее. Все ближе зловещее перешептывание и злорадный хохот. Скорее, скорее! Прочь от скрытых покровом ночи злобных чудищ! Широкая юбка опутала ноги, ступни скользнули по мокрой земле. В жирной глине увязли руки, грязь забила рот! Опоры нет! Вот оно, проклятие, зловонное, темное, удушающее! Оно настигло ее и тянет на дно! – Спасите! – почти беззвучно просвистел отчаянный крик. Что-то с силой стеснило грудь, хриплым сипением вырвался вздох, и принцесса лишилась чувств. Откуда-то издалека послышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем. Разрывая на части, боль жгла, раскаленной кровавой лавой затопляя сознание. Беспощадная и ненасытная, словно от сотни костров и тысячи кинжалов, она разгоралась, множилась и крепла. Невыносимо! Еще мгновенье и… Дьявольской силы взрыв разорвал его на мириады частиц, уносимых мощной волной от шума бури и огня боли прочь в тишину, мрак и холод. Тьма, абсолютная тьма – ни прошлого, ни будущего.
Хелга: Юлия Ох, бедняга Шаул, разрываемый на части настоящим и прошлым, да еще и не своим! Ну вот, теперь автор остановился на таком моменте.
apropos: Юлия Да уж, Шаул, конечно, влип в историю, "заигрался", спохватился, но поздно. Теперь его уже никто не спрашивает, история ведет за собой. Вот сейчас споткнулась на переходе от Элизы к Шаулу. Знаю, как сложно писать такие переходы (мы с Хелгой в Гвозде с подобным намучились, когда пытались подать одно и то же событие глазами разных героев, на том набили немало шишек и, боюсь, не до конца справились). Смотри, у тебя предыдущий отрывок заканчивается описанием бури и тем, как волна смывает Шаула (в ощущениях Элизы), а следующая часть опять начинается описанием бури уже глазами Шаула. И получается как бы разрыв в развитии сюжета. Ведь мы уже знаем, что случилось с героем, поэтому возврат к началу бури несколько сбивает с толку. Как мне представляется, эту часть с Шаулом и бурей лучше описать в ретроспективе, не в настоящем, а в прошедшем времени, но отталкиваясь от настоящего (от волны, смывшей Шауля, что переживает Элиза). Пока не совсем понятно, к чему относится последний абзац ("Откуда-то издалека послышался треск ломающегося дерева, крики и грохот.") - если это относится не к происшедшему с Элизой в лесу, а к буре и волне, то, вероятно, сам фрагмент стоит начать именно с этого - и мостик от Элизы (что происходит с Шаулом) уже есть, а затем дать описание надвигающейся бури ретроспективой (или вообще перенести это описание к воспоминаниям Элизы). Т.е., на мой взгляд, стоит чуть поиграть с текстом и расположить его так, чтобы одно событие цепляло предыдущее и не столько повторяло, сколько продолжало его. Из тапков: Низкое солнце проглядывало из-за туч, окрашивая все кровавым отсветом, и вскоре багровое марево затянуло всю линию горизонта. (...) Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной. Повторяется описание кровавого заката. Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей! Нет! Ничего не нарушило его беспечного настроя – все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец! Ну вот опять многовато восклицательных знаков. "Глупец!" - да, энак тут к месту, а вот без предыдущих вполне, как представляется, можно обойтись. (... за королевской семьей(!) - вообще больше как-то напрашивается вопросительный знак, а - Нет! Ничего не нарушило (...) - можно объединить - Нет, ничего не нарушило (...). Чет я все время спотыкаюсь об эти восклицательные знаки. Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула. насмехался - ? И вот на милость такого фанфарона он должен был отдать себя. Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением, несмываемым бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно. Вот здесь "жестокое унижение и несмываемое бесчестье" - воспринимается несколько утрированно, слишком сильные выражения - если это не ирония, конечно. Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Его откинуло к юту, и он, с трудом удержался на ногах. Лишняя запятая и лучше - Шаула откинуло к юту, т.к. перед тем упоминается корабль.
Юлия: Хелга apropos apropos пишет: Как мне представляется, эту часть с Шаулом и бурей лучше описать в ретроспективе, не в настоящем, а в прошедшем времени, но отталкиваясь от настоящего (от волны, смывшей Шауля, что переживает Элиза). Спасибо. А мне казалось, что там закончилось на переживаниях Элизы, а здесь уже - Шаул. Но, видишь, не работает. Уже понятно, что там уже не совсем Элиза, а здесь - снова здорово. Спасибо за совет - ретроспектива в этом случае хороший выход. Надо перетрусить текст. apropos пишет: Чет я все время спотыкаюсь об эти восклицательные знаки Ты права сто раз. А представь себе, сколько еще я выкинула? apropos пишет: надмевался ... насмехался - ? Вот, мне как-то кажется, что надменность в данном случае лучше отражает суть процесса. Насмешка - нечто поверхностное и сиюминутное, а надменность - уже мировоззрение. А почему тебе не нравится этот глагол? apropos пишет: Вот здесь "жестокое унижение и несмываемое бесчестье" - воспринимается несколько утрированно, слишком сильные выражения - если это не ирония, конечно. Не ирония и не преувеличение, с точки зрения Шаула, пребывающего в отчаянном состоянии. Все представляется ему трагичным, а закат – кровавым. Оценки его, конечно, чересчур. К тому же история их взаимоотношений с Бруно накладывает свой отпечаток. Да и вообще юноша он впечатлительный и относящийся к вопросам чести, скажем, неравнодушно. Он хоть и тщится быть бесстрастным философом, в душе - романтический рыцарь. Или все-таки "жестокое унижение и несмываемое бесчестье" лучше остудить? Хелга пишет: Ох, бедняга Шаул, разрываемый на части настоящим и прошлым То ли еще будет?
Хелга: apropos пишет: Ведь мы уже знаем, что случилось с героем, поэтому возврат к началу бури несколько сбивает с толку. Да, есть такое ощущение. Сложный момент, такое переплетение мыслей и ощущений двух человек очень трудно гармонично выстроить. Юлия Как вариант, может, часть описания бури можно отдать Элизе? Это чисто личное субъективное.
Юлия: *** – Ты опять сидела всю ночь над книгами! – недовольно покачала головой Селина, раздвигая тяжелые портьеры. Блеклые лучи осеннего солнца широким снопом ворвались в комнату, наполнив ее холодным печальным светом. Золотая осень, утратив яркость красок, прощалась с природой плавным кружением листьев в минорной аллеманде под унылый пересвист улетающих птиц. Агата зевнула и задула свечи. – Здесь уже вся библиотека, – Селина недовольно кивнула на разложенные на столе груды книг и принялась складывать их в аккуратную стопку. – Оставь, – махнула рукой Агата. – Я сейчас отправлю их на полки. – Иногда стоит что-нибудь сделать и руками, – проворчала сестра. – Неужели все это ты прочла за ночь?! Уложив последнюю книгу со стола в высокую стопку, она, вопреки только что произнесенной сентенции, отправила ее в библиотеку с помощью магии. – Просто не хочу откладывать наш разговор, – пожав плечами, ответила Селина на насмешливый взгляд сестры. Перед Агатой на столе появилась большая глиняная кружка с дымящимся горячим отваром. – Выпей, это предаст тебе сил. – Пойдем лучше завтракать, – вместо благодарности проворчала Агата, но с удовольствием вдохнув аромат пряностей, сделала небольшой аккуратный глоток. Тепло напитка разлилось во рту коричной сладостью, чуть оттененной горечью цедры. Гвоздика, имбирь, кардамон! Селина была мастерицей составлять удивительные смеси. – Тебе не кажется, что не стоит Элизу оставлять так надолго одну? – сестра копалась в шкатулке с шитьем и не смотрела на Агату. – Эта пустота может свести с ума кого угодно. – Боюсь, она сходит с ума совсем по другой причине, – она сделала большой глоток, наслаждаясь вкусом напитка и, ощутив приятную бодрость, расправила плечи. – Нам так и не удалось отвадить ее от этих безумных путешествий. – Не уверена, что она вольна в этом, – отозвалась Селина, все еще склонившись на шкатулкой. – Что ты узнала о Трауме? – О-о, очень много, – усмехнулась Агата. Селина выпрямилась и напряженно уставилась на сестру: – Так что ж ты молчишь?! – На самом деле – ничего! – Агата раздраженно махнула рукой и поднялась из-за стола, отправив пустую кружку на кухню. – Каждая книга противоречит другой. То он своекорыстный хитрец, то апатичный тугодум, то холодный негодяй, то дарящий надежду спаситель! Все – чушь! Агата, горячась, вышагивала по комнате взад-вперед. – Они все в плену своих чувств! Кстати, – она подняла палец и внимательно посмотрела на сестру, – все они сами искали встречи с владыкой снов. И никому никогда Траум не являлся просто так! Селина ничего не ответила, а лишь пожала плечами, и Агата продолжила: – Все зависит от того, получили они или нет то, с чем обращались к владыке. Если желание исполнялось, Траум – добрый волшебник. Если же нет – коварный злодей. Глупцы! А еще садятся за перо! – Погоди, Агата, – Селина отставила шкатулку, сложила руки на коленях и заговорила, серьезно сдвинув брови. Это означало, что Селина решила выдвинуть свою версию. Обычно Агата внимательно прислушивалась к подобным откровениям. Младшая сестра, не отличавшаяся усидчивостью в овладении знаниями, могла интуитивно нащупать основную причину происходящего, тем самым нередко задавала верное направление их поискам. Но сейчас Агата насторожено молчала, заранее уверенная в том, что в случае с Траумом Селина не многим отличается от всех этих горе-писак. – Я не сомневаюсь, что все эти исследователи тебе и в подметки не годятся, – начала Селина. – И все же… Они описали то, что пережили: Траум то карает неотвратимо, то спасает, то губит, то щадит. Они награждают его разными эпитетами, иногда лестными, а иногда неблагозвучными. Но это не значит, что все они ошибаются. Возможно, как раз наоборот – все они правы. Траум именно такой, как они пишут о нем, и даже больше! – Селина замолчала. – Возможно, – после долгой паузы проговорила Агата. – Но и в этом случае, мы вернулись к началу. Мы не знаем причин, по которым он поступает то так, то иначе. – Неужели? – Неужели! – раздраженно ответила Агата. – Описывая столь значительные события, человек никогда не говорит всей правды. Каждый суд заканчивался бы оправданием, если бы принимал на веру то, что горят обвиняемые. – Или казнью, если бы слушал только обвинителей, – ввернула Селина. – Именно, – хмуро кивнула Агата. – Судье надо выслушать обе стороны. И не плохо бы еще и знать законы. А мы их не знаем. – Зато мы знаем то, что он несчастен. – Селина! Ты опять за свое! Ее раздражало упрямство сестры. – Ты не знаешь Траума, и потому не веришь в его благие намерения, но меня-то ты знаешь, – развела руками Селина – Знаю, – кинула Агата. – Ты слишком впечатлительна, чтобы быть объективной. Его невозможно увидеть, а раз так, то нельзя и доверять тому, что ты увидела. – Разве кто-то писал, что Траум прельщает или обманывает? – Селина подняла на нее невинный взгляд. – Нет! – рявкнула она в ответ. – Раз так, то мы вполне можем принять тот факт, что он страдает. – Пусть так, – махнула рукой Агата. – Что это нам дает? – Возможно, он хочет избавиться от страданий. – Глупости! – вспылила Агата. – Посмотри вокруг. Люди годами упиваются своими страданиями, не желая не только избавиться от них, но и отвлечься на минуту. – Все правильно – люди! – убежденно затараторила Селина. – Они лелеют свои страдания, желая вернуть потерянное. Страшатся оказаться в пустоте. Но это люди! Они могут путать жизнь с иллюзией. Но Траум – владыка иллюзий.Он знает о них все. Неужели ты думаешь, что они могут владеть им?! – Не знаю, – Агата нетерпеливо пожала плечами: доводы сестры были резонны. – Если он знает, что от страданий избавиться нельзя, глупо искать избавления. – Наверное, – вздохнула Селина. – И все же, никто не разубедит меня: я увидела его, потому что он несчастен.
Юлия: Хелга пишет: Как вариант, может, часть описания бури можно отдать Элизе? Может быть. Надо подумать. Как мне представлялось, у них чуть разные бури. Буря у Элизы вызывает восторг. Полнота жизни вместо пустоты и бездействия. У Шаула буря - отражение его отчаяния: чем хуже, тем лучше. Я пока не нашла решения. Ретроспектива - да. Это хороший ход. Но пока я упираюсь в то, что Шаул оказывается в совершенно бесчувственном состоянии. И его "взгляд" не может быть сколько-нибудь трезво-объективным - сплошной неосмысленный субъективизм. Не запутает ли это читателя еще больше?
apropos: Юлия пишет: Надо перетрусить текст. ну да, мне кажется, если там чуть поменять местами куски, подхватить по мостику и подать ретроспективой - может получиться четче этот переход. Юлия пишет: А представь себе, сколько еще я выкинула? Гы... Ну, у каждого свои слабости. Я, например, обожаю тире и ставлю их где можно и где нельзя. Потом начинаю убирать. Юлия пишет: А почему тебе не нравится этот глагол? Не поверишь - я его просто не знала. Сейчас посмотрела - есть такое слово в словарях, но, определенно, архаичное, соотв. малоупотребляемое, я его никогда не встречала ранее, хотя, вроде, и запас слов у меня не такой уж маленький, и классику, и мемуары русские читала предостаточно. Т.о. снимаю тапок. Юлия пишет: Все представляется ему трагичным ДА, это понятно, и его отчаяние и прочие переживания, но да, мне кажется, лучше несколько остудить, потому как слишком патетично выглядит.
apropos: Юлия пишет: Шаул оказывается в совершенно бесчувственном состоянии. И его "взгляд" не может быть сколько-нибудь трезво-объективным А если сделать переход как раз перед тем, как его накрывает волна, - когда он еще в осмысленном состоянии, но в последние мгновения - и ретроспектива вполне может уложиться тогда, нет? Ну как грубый пример, навскидку: после Элизы переход к Шаулу словами: Откуда-то издалека послышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем. и возврат к началу бури - типа: а все началось с что, что погода стала портиться ( и далее по тексту), а закончить уже вот этой разрывающей болью (Разрывая на части, боль жгла (...) Ну там если понадобится, еще какие-то мостики перекинуть. Ой, ура, продолжение! Пока убегаю в реал, попозже смогу только прочитать.
Юлия: apropos пишет: мне кажется, если там чуть поменять местами куски, подхватить по мостику и подать ретроспективой - может получиться четче этот переход. Ты так изящно описала этот процесс. А здесь в тяжелом идейном запоре apropos пишет: Не поверишь - я его просто не знала. Вот и я тоже иногда люблю на досуге почитать словарь какой-нибудь. Так вот бывают такие моменты, что приходится заглядывать на обложку - русского ли языка тот словарь. Вроде и говоришь и читаешь на этом самом языке, а сколько еще слов за бортом?.. По крайней мере, у меня.
Юлия: apropos пишет: А если сделать переход как раз перед тем, как его накрывает волна Я тоже подумала разорвать этот абзац, но застопорилась и опять засомневалась. Теперь буду двигаться в этом направлении. Спасибо.
Хелга: Юлия Женское сердце не обманешь! Селина слишком женщина, чтобы не почувствовать смятения Траума. Юлия пишет: Посмотри вокруг. Люди годами упиваются своими страданиями, не желая не только избавиться от них, но и отвлечься на минуту. Вот золотые слова, так и есть, к сожалению.
Юлия: Хелга Хелга пишет: Женское сердце не обманешь И даже не надо быть феей Хелга пишет: так и есть, к сожалению Увы. Парадоксальное явление для существа, созданного для счастья. Остается только сожалеть, о потраченных на это упорстве и силе, которые следовало бы направить в противоположную сторону.
Юлия: Исправила переход от Элизы к Шаулу. Может быть, так? – Я должна увидеть его, – топнула ножкой принцесса. – Где он сейчас? Селина говорила, что Шаул Ворт отправился в путь на корабле. Значит, сейчас он посреди моря. Морское путешествие – как она мечтала о нем! Корабль мчится, рассекая водную гладь моря. И его тугие белоснежные паруса, словно могучие крылья, несут его вперед навстречу мечте. Ветер, шум волн, соленые брызги в лицо… В вышине прокатился раскат грома, леденящий вихрь ударил в грудь, и она почувствовала на губах горьковато-соленый привкус морской воды. Ветер, словно вырвавшаяся на свободу огромная птица, кружил над парусником – то кидался вниз, с воем налетая на него, то взмывал ввысь, чтобы обрушиться с новой силой. Огромные волны, вздымались стеной и стремительно падали, разливаясь по палубе бурными потоками. Элиза вцепилась в леер побелевшими пальцами, не замечая, что замерзла и промокла до кости. Какая мощь! Небо и море сливались в дикой пляске вокруг беззащитного судна. А корабль упрямо прорывался сквозь бурю. Вспыхнувшая молния ослепила на мгновение, залив все ярким белым светом, и сгинула в небытие. Наступивший сумрак сотрясла оглушительная дробь тысячи небесных барабанов. Гром прокатился над морем, накрыл корабль и слился вдали с воем бури. Обрушился ливень, он сек сильно и резко, окружая корабль сплошной сизой стеной, за которой уже ничего было не разобрать. Страх, едва коснувшийся ледяным лезвием сердца, вдруг сменился жарким лихорадочным возбуждением. Не смерть, а жизнь плясала здесь свою победную пляску! Страстное, неотвратимое стремление ворваться в самую сердцевину бури, слиться с ее мощью, с ее беспредельной властью овладело Элизой. Когда из сумрачной плены дождя над ней выросла волна, заполняя собой все пространство, нетерпение достигло высшей точки, и пронзившая ее горячая острая боль была исполнением снедающего безумного желания. Элиза разжала стиснувшие леер пальцы и шагнула навстречу влекущей ее силе. Где-то на задворках сознания билась нелепая чуждая мысль о спасении. "Чьем спасении? И от чего?" Волна накрыла и увлекла ее за собой. *** Откуда-то издалека слышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем. Хриплый булькующий звук вырвался из сдавленных легких, испрашивая о спасении. "Что со мной?" – испуганно встрепенулось сердце, и в ответ, с трудом прорываясь через горнило боли, в один миг проскользнули легкой тенью по поверхности сознания события его последних минут. Казалось, только что он стоял на палубе, наблюдая, как портится погода. Высокие волны бились о борт, обдавая соленым фонтаном брызг. Ветер рвал шкоты. Низкое солнце проглядывало из-за туч, заливая зловещим багрянцем линию горизонта. Резкие короткие команды со шканцев разносились эхом по палубе, повторяемые вахтенными офицерами. Матросы суетились: закрепляли паруса, задраивали люки, закрепляли шлюпки, натягивали штормовые леера. – Шторм будет! – возбужденно крикнул ему вынырнувший из-за грота-рея Тео. – Интересно, как капитан будет штормовать: на бейдевинде или в дрейфе? Шаулу нечего было ответить, и он просто пожал плечами. Тео побежал к матросам. Как настоящий моряк, он легко балансировал, несмотря на усилившуюся качку. А Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной. Волны росли и перекатывались через палубу. Это было не лучшее время для прогулок по палубе, но Шаулу не хотелось уходить. Близость опасности разгулявшейся стихии отвлекала от мучивших его муторных мыслей. После того бурного пробуждения с помощью Тео и Бруно он уже не мог обманывать себя – он заигрался. Ему представлялись забавной игрой – магия, заколдованный замок, принцы и принцессы, головоломки и поиски фей. Он с радостью окунулся во весь этот увлекательный водоворот, убегая от ненавистной юриспруденции. Как легкомысленно он отнесся к предостережениям феи Селины! Его не насторожили даже странные сны – новый поворот игры, не более того. А ведь он сразу понял, что видит реальные события и переживает настоящие чувства, хоть и испытанные больше века назад. Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей?! Нет, ничего не нарушило его беспечного настроя – все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец! Он очнулся, только оказавшись в полной власти видений. И что теперь будет с его разумом? С ним самим? Что станется с теми несчастными, кого он вызвался спасти, найдя принца для принцессы?! Взявшись за благородную миссию спасителя, он оказался в жалком состоянии безумца на потеху одних и погибель других. Презренный простофиля, самоуверенно рискнувший вмешаться в материи, в которых ничего не смыслил! В самом начале пути, еще не успев ничего предпринять, он уже претерпел фиаско. Конечно, оставался еще Бруно. Возможно, кот знаком с магией и смог бы избавить его от сводящих с ума видений. Но Шаула пробивал холодный пот только от одной мысли о разговоре с Бруно. Надменный всезнайка кот не упускал ни одного случая, чтобы высмеять Шаула, ткнув носом в любой самый незначительный его промах, любую оговорку. Достаточно было всего лишь намека на кажущуюся неблаговидность его поступков, чтобы кот разразился ядовитой тирадой, не преминув всякий раз попрекнуть его каждой реальной или мнимой ошибкой. Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула. И вот на милость такого фанфарона он должен был отдать себя. Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением и бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно. Шаул запутался, измучился и впал в мрачное отчаяние, не находя выхода. – К черту кота! – хмуро проворчал он. Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Шаула откинуло к юту, и он с трудом удержался на ногах. Пора было убираться вниз: он промок, а очередная волна попросту смоет его в море. Перехватывая руками леер, натянутый вдоль борта, он стал осторожно пробираться к тамбуру. Едва не споткнувшись об битенг, Шаул нырнул под гик и сквозь шум бури явственно услышал уханье совы. Выпрямившись, он ошарашено уставился в круглый лик луны, на котором обрывок тучи оставил тень, словно кривую ухмылку. Бушующие мгновение назад волны застыли, превратившись в залитые серебряным светом холмы, за ними черной громадой возвышался лес. Обильная вечерняя роса лежала крупными каплями на высокой траве и таинственно мерцала в неверном свете луны. Он опять провалился в проклятый сон наяву! Из груди вырвался тяжкий вздох. – Ох, как же я наказана за свою глупость! – тонкий голосок принцессы сорвался на беспомощный всхлип. Тучи скрыли бледное светило, погрузив все в пугающий мрак. Намокший тяжелый подол платья облеплял ноги, не давая шагнуть. Резкий ветер стегал по лицу, разметая волосы, и пробирался внутрь широкого ворота под тонкую батистовую камизу. Обняв себя за плечи, чтобы хоть как-то защититься от принизывающего холода, маленькая принцесса всхлипнула, пытаясь унято дрожь. Она заблудилась. Густые сумерки, спустившиеся на поля, окутали все темным клочковатым туманом. И уже не понятно было, где дорога, по которой она попала сюда, и в какой стороне деревня, куда убежали дети. Как глупо было убегать из замка! Где теперь искать помощи?! Как добраться до дома?! Она зло растирала по щекам слезы, которые никак не унимались. Луна снова вынырнула в прореху туч, выхватив на мгновенье страшный силуэт старой карги, прятавшейся за ракитовыми кустами, и снова исчезала. В темноте прокатился глухой хохот. Принцесса бросилась наутек. Но жуткие тени настигали ее. Все ближе зловещее перешептывание и злорадный хохот. Скорее, скорее! Прочь от скрытых покровом ночи злобных чудищ! Широкая юбка опутала ноги, ступни скользнули по мокрой земле. В жирной глине увязли руки, грязь забила рот! Опоры нет! Вот оно, проклятие, зловонное, темное, удушающее! Оно настигло и тянет на дно! – Спасите! – хриплым сипением вырвался вздох, оборванный стегнувшей грудь болью. Рассекая на части, боль жгла, растекаясь по телу раскаленной лавой. Багровая пелена застилала взгляд. Уже не было ни леса, ни корабля – его кружило в стремительном коловороте боли. Беспощадная и ненасытная, словно от сотни костров и тысячи кинжалов, она разгоралась, множилась и крепла. Невыносимо! Еще мгновенье и… Дьявольской силы взрыв разорвал его на мириады частиц, уносимых мощной волной от шума бури и огня боли прочь в тишину, мрак и холод. Тьма, абсолютная тьма – ни прошлого, ни будущего.
Хелга: Юлия Очень хорошо сложилось, на мой читательский взгляд! Пинеточки. Юлия пишет: Страх, едва коснувшийся ледяным лезвием сердца, вдруг сменился жарким лихорадочным возбуждением. Как вариант: Страх, едва коснувшийся сердца своим ледяным лезвием, вдруг... Юлия пишет: И уже не понятно было, где дорога, по которой она попала сюда, и в какой стороне деревня, куда убежали дети. Как глупо было убегать из замка! Два "убегать".
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая.
Юлия: *** Отдуваясь и отплевывая морскую воду, Элиза беспомощно раскинулась на полу своей иллюзорной темницы. – О, это было потрясающе! С неведомым до селе наслаждением она переживала произошедшее. Еще мгновение назад страшный шторм взвивался и бушевал вокруг нее, кружа в страшном водяном вихре. Он разрывал время и заполнял пространство. Красота и мощь стихии завораживали. Какая невероятная сила, какое несокрушимое могущество! Ошеломляющее невероятное чувство: она влилась в могучий поток, отдавшись его власти. В пьянящей боли растворилась в этой мощной страсти. Элиза, все еще чувствуя болезненную истому во всем теле, блаженно улыбалась. Что это было? Ее темница может преподносить удивительные сюрпризы. Куда она попала на этот раз? Она лениво перебирала ощущения, облекая их в мысли, когда вдруг вспомнила, что накануне своего путешествия думала о посланнике фей. И страшная догадка стала медленно затоплять свинцовой тяжестью грудь. Неужели она оказалась на корабле, на котором путешествовал Шаул Ворт? Она разжала не свои, а его сжимающие канат пальцы, не сама шагнула, а толкнула его в средоточие бури?! – О, нет! – воскликнула она, не желая верить в произошедшее. Элиза вскочила на ноги и быстро зашагала, что б хоть немого унять отчаяние. Но это не помогло. Мысли одна другой ужасней обрушивались оглушительным камнепадом. – Вот о чем предупреждали феи, – мрачно подытожила Элиза. Она погубила посланника фей! Из-за ее проклятого своеволия бедный юноша погиб. А значит, погибнут и она сама, и ее родители, и все те, кто заснул с ней в замке. – Нет! Я никогда не могла ничего изменить в его прошлом… В прошлом! Прошлого не изменить. А в настоящем она распорядилась его жизнью безрассудно и жестоко. И вместе с ним ушли на дно холодного сумрачного моря и все ее надежды. – О святые небеса! – взмолилась в отчаянии Элиза. – Где же вы крестные?! Феи! Помогите! Тишина, гадкая ватная тишина была ей ответом. – Он погибает! Помогите ему, спасите его! – взмолилась она. Пустота осталась глуха к ее отчаянной молитве. И все же ей отчего-то казалось, что еще есть надежда. Надо только не сдаваться и в самой малой мысли не допустить его смерть, не разжимать рук, удержать, удержать во что бы то ни стало посланника фей в мире живых. И она упрямо твердила, надрывая связки, чтобы победить отчаянные мысли: – Он жив! Он будет жить! Он не погибнет! – Что с тобой? – сквозь сиплый однотонный звук собственного голоса она различила встревоженный звонкий голос младшей феи. Значит, они все-таки услышали ее. Элиза отняла от лица руки и уставилась на Селину. – Он погибает, – прохрипела она. – Кто погибает?! Что случилось?! Объясни толком! – прогремела над ней рассерженная Агата. – Шаул Ворт, – как-то в одночасье обессилив, с трудом ответила Элиза, и, собравшись силами, пояснила: – Он тонет. – Тонет?! – в один голос воскликнули феи. – С чего ты взяла? Объясни все толком! – прикрикнула на нее Агата. – Я попала на корабль и столкнула его с палубы. Я прыгнула в море, – бесцветно произнесла свой приговор Элиза, надежда на спасение юноши иссякла вместе с силами. – О, Провидение! – потрясенно воскликнула Агата. – Ах, что б тебя!.. Старшая фея бушевала над ней, призывая на ее голову гром и молнию, пока Селина не остановила сестру, сжав той руку. – Тише, Агата. Криками делу не поможешь. Элиза, расскажи, что произошло, – попросила она крестницу. И Элиза стала рассказывать. Она просто перечисляла по порядку то, что произошло. Она не старалась оправдать или объяснить свои поступки. Гибель Шаула Ворта оглушила ее. Обессиленной, бесчувственной куклой она монотонно излагала обличающие ее факты, осипшим голосом. Бледно лицо Агаты вдруг возникло перед самым ее носом. – Очнись! – приказала фея. – Ты почувствовала, что он погиб? Ты знаешь точно, что он мертв?! – Нет, – ответила Элиза. – Но откуда я могу это знать? – Нет! – возбужденно воскликнула фея и повернулась к сестре, не обратив внимания на вопрос крестницы. – Она сказала: нет! Значит, он не пересек границы! Селина изумлено уставилась на сестру: – Ты хочешь… Но та уже кинулась к Элизе: – Отправляйся к нему! Не дай ему пересечь границу! – она возбужденно трясла Элизу за плечо. – Но как?! – вытаращилась она на крестную. – Так же как ты проделала это прошлый раз! – рявкнула та. – Нет времени, Элиза, отправляйся! – Но, Агата! – вскрикнула Селина, оттаскивая сестру от крестницы. – Она же сама погибнет! – Помоги! – взмолилась неизвестно кому Элиза и закрыла глаза. – Бушующий ветер, треск древесины, мощный ледяной поток, – бормотала она, вспоминая. Удар, пронзительный звон, ослепительная вспышка, обжигающая струя боли и тишина, пронизанная светом. Медленное кружение мягких лучей в нефритовой толще… *** – Нет! – воскликнула Селина и схватила крестницу за плечи, пытаясь остановить ее, но было уже поздно. Легкий абрис души Элизы истоньшался, исчезая у них на глазах. Это было странное и страшное видение, она словно растворялась в поглощающей ее темноте. – Пойдем, – Агата грубовато дернула сестру за руку. – Пойдем за ней, – объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Селины. – Не оставлять же ее одну! Агата решительно двинулась в темноту. А у Селины затянуло под ложечкой – мужество никогда не было ее сильной стороной. Элиза могла отправиться за Шаулом только в одном направлении – к царству Тода. Где проходит граница, разделяющая царство снов от царства смерти, не дано знать никому из смертных. Во тьме, царящей здесь, ее не увидеть. Один неверный шаг и ты пересек ее. А оттуда хода назад нет. Сестры медленно двигались в темноте вслед за едва уловимым сизоватым облачком, которым казалась теперь душа Элизы. Каждый шаг давался им все труднее, они словно увязали в тягучей темной массе. Двигаясь все медленнее, они наконец совсем остановились. Селина дернулась назад, но и назад пути не было. Они увязли, как насекомые в капле смолы. – Смотри, – крикнула ей Агата. Голос сестры был совсем глухой, и Селина с трудом смогла разобрать, что та сказала. Но, устремив взгляд туда, где виднелся бледный сизоватый абрис Элизы, она увидела, что крестница не одна. – Они встретились! – воскликнула Селина, но из ее рта, словно наполненного ватой, не вышло ни звука. Сестра улыбнулась ей, и они обе устремили напряженные взгляды к Элизе и Шаулу. Молодые люди были вместе, но не возвращались. – Сюда! Назад! – пыталась вернуть их Агата, бессильная вырваться из своего плена. Но слов сестры Селина не слышала, как не слышали их и молодые люди. Их слабые сизоватые тени стали таять, растворяясь в темноте. Сейчас Элиза и Шаул пересекут невидимую границу и сгинут. А им останется только наблюдать за этим: феи бессильны в царстве снов. – Траум! – закричала, напрягая все силы Селина. – Траум! Верни их! Но хоть бы звук вырвался из ее губ! Она не слышала саму себя. – Траум! – не сдавалась Селина. – Траум! Спаси! Сделай хоть что-нибудь! Она попыталась вызвать в памяти черты его лица, но сознание путалось, и едва уловимый образ колыхался и таял, словно отражение на водной глади. – Траум! Я знаю, ты слышишь меня! – прошептала Селина и захлебнулась собственным шепотом.