Юлия: Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза. Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее. Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
Хелга: Юлия Ох какое критическое положение у героев! Как опасно, оказывается, переплетенье душ и воспоминаний. Ждем Траума? Пинеточки. Юлия пишет: С неведомым до селе наслаждением она переживала произошедшее. доселе? Юлия пишет: Элиза вскочила на ноги и быстро зашагала, что б хоть немого унять отчаяние. чтоб
apropos: Юлия Мне кажется, теперь очень хорошо все уложилось с бурей - и ощущения Элизы, и ретроспектива с Шаулом. Траум бесподобен! Теперь о нем можно составить впечатление по отзывам "свидетелей" - и он по-прежнему оправдывает все ожидания и представления. А угодить всем, действительно, невозможно, недовольные всегда найдутся. Ужасно нравится, как выстраивается интрига, с ее поворотами, ловушками, неожиданными поворотами, переплетаясь с прошлым и настоящим, реальностью и мистикой. Шикарно! И тапочек: Обессиленной, бесчувственной куклой она монотонно излагала обличающие ее факты, осипшим голосом. Лишняя запятая. Бледное лицо Агаты вдруг возникло перед самым ее носом. Буква пропущена. И, может, не перед носом - а перед ней? Ужасно извиняюсь, но не могу не влезть: С неведомым доселе К сожалению, вот этот оборот стал просто ужасным штампом ЛР - встречается практически чуть не в каждом втором (если не чаще) романе. Может, как-то заменить его?
Юлия: Хелга apropos Хелга пишет: Как опасно, оказывается, переплетенье душ и воспоминаний. Так предупреждали же! Хелга пишет: Ждем Траума? Он же предпочитает не вмешиваться в дела фей apropos пишет: А угодить всем, действительно, невозможно, недовольные всегда найдутся. Так этот высокомерный тип даже и не постарается. apropos пишет: Ужасно нравится, как выстраивается интрига Бальзам, бальзам на истерзанное авторское сердце. Спасибо, милый лекарь. И вот в который раз удивляюсь - ведь не в том никакой моей вины. Начинаешь одно, а герои, знай, гнут свое... apropos пишет: К сожалению, вот этот оборот стал просто ужасным штампом ЛР - встречается практически чуть не в каждом втором (если не чаще) романе. Может, как-то заменить его? Конечно! Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита! Хотела как-то подчеркнуть, что подобные экстатические состояния были абсолютно чужды прежней Элизе - и на тебе! Спасибо за тапки!
Юлия: Глава 3 Черная бархатная пустота поглощала свет и звуки, становясь вся глуше и гуще. Она укутывала мир снов, как покрывалом, от пронзительного сквозняка, что гулял на границе с царством Тода. Этот сквозняк – неизменный спутник смены полюсов бытия. Его почувствует каждый, кому суждено пересечь границу. Но и дуновения его не должно проникнуть внутрь мира живых. За этим строго следили во владениях Траума. Ноги сами вывели владыку сонного царства к месту, где предприимчивые феи устроили свою крестницу. Давно он не забирался так далеко на своих двоих. Траум остановился. Убежище было пусто: ни фей, ни их подопечной. Собственно, у него и не было намерения увидеть их. А если бы он захотел, то прекрасно мог сделать это, не выходя из своего дворца. – Стоп, – приказал сам себе Траум. Он понял, что оправдывается. Владыка снов давно привык самодисциплине и умел распознавать подобные тревожные симптомы сразу, как только они появлялись. Он пришел сюда не случайно – это факт. А привело его сюда любопытство: взгляд феи не давал ему покоя, и он хотел разобраться, в чем дело. Интроспекция – мучительный процесс. Оставаться правдивым с самим собой – одно из сложнейших искусств. Но Траум владел им в совершенстве. Он быстро и безошибочно обозначил причину: – Я хочу увидеть ее. Произнес и увидел. Маленькая фея отчаянно билась на задворках его владений, завязнув в смоляной темноте долины Забвения, что на самой границе царства Тодда. Она звала его. Звала его, Траума, владыку великого царства, так запросто, словно они были знакомы накоротке. Она пыталась увидеть его. Что они делают здесь?! Он лишь на мгновение отвлекся, занявшись самим собой, и вот в его владениях уже орудуют две зарвавшиеся феи! Это было, конечно, слишком сильно сказано, феи, словно мухи, тонущие в варенье, безуспешно барахтались в трясине забвения. А двое их подопечных благополучно дрейфовали к границе владения братца Тода. Вообще-то это было совсем не так забавно. Траум умел ценить красоту, а поступки молодых людей были красивы. Пусть они и привели их к гибели, но насмехаться над ними он не станет. Они были достойны уважения. Пусть уйдут с миром. Он с удовольствием отметил, что они были вознаграждены за свою решимость еще здесь в его владениях. Несмотря на его возражения Реву – тот все равно ничего не понял бы, возьмись он объяснять, и перевернул бы все с ног на голову, – Траум любил, когда Провидение вовлекало силы его царства в процесс воздаяния. – Траум, я знаю, ты слышишь меня… Маленькая фея смотрела на него, даже не на него, а куда-то внутрь него, он чувствовал этот взгляд, словно занозу. Но вот взор ее затуманился, она впала в забытье. Еще несколько мгновений, она тоже пересечет границу и исчезнет из его жизни навсегда… Это было непроизвольное движение. Он едва шевельнул пальцами. Девица лежала прямо перед ним в своем укрытии и судорожно ловила воздух ртом, словно выкинутая на берег рыба. А фей и мальчишки в его царстве уже не было. *** Тишина становилась все более плотной, тени сгущались, и наконец темнота поглотила последние призрачные всполохи света. Рассеянные болью частицы опустились на дно, собравшись в тяжелый темный сгусток. Он не чувствовал телесной боли, он вовсе не чувствовал собственного тела. Тела уже и не было. Его самого уже не было. Горка праха, даже не горка, а едва заметная темная точка, нечаянное касание пера, не решившегося ничего написать. Вот и все, что осталось от него, от его жизни, от его стремлений – он так и не успел и не сумел ничего совершить. Только эхо сознания конца витало над сгустком его праха, стремительно падающего в пустоту. И тогда появилось ее лицо. Теперь она точно смотрела на него, он видел ее глаза – они были ярко-синего цвета. Удивительно: меньше мгновения назад он был уверен, что падает в небытие. Но теперь вокруг него все пришло в движение и закружилось, а он остановился. Вернее, остановились они вдвоем – маленький пятачок покоя внутри огромного смерча. Она была с ним. Одно прикосновение – и темная точка его существа начала распускаться, словно бутон. Какое богатство чувств, какая глубина познания! Он видел каждый изгиб ее души, он понимал каждый нюанс ее мыслей, каждый уголок ее сердца был открыт ему. Откровение – восхитительное, потрясающее, ни с чем несравнимое доверие! Он знал, что не заслужил этого, но был преисполнен ликующей благодарности Провидению за то, что его путь не оказался напрасным, и он получил больше, чем когда-либо мог помыслить. Видимо, долг был покрыт его смертью, он явственно ощущал ее приближение, ее холод – словно сквозняк ворвался в их крошечное убежище. Еще мгновение они были вместе, но прорвавшаяся сквозь тишину буря закружила, разорвала и растащила их. Темнота, кровавый всполох боли, бурление воды, грохот, крики, слабый мерцающий свет и нарастающий, раздирающий сознание, звон. Шаул почувствовал сильный удар в грудь, закашлялся и выплюнул воду. – Живой! – услышал он хриплый радостный крик. Он медленно открыл глаза. В сумрачном свете едва различимо маячило лицо матроса. – Слава небесам! Шаул! – словно из глубокого колодца прозвучал голос Тео. – Ну, менеер! Вы родились в рубашке! Это ж надо! Выкинуло из моря прямо на палубу! В жизни не видывал ничего подобного! Шаул мало что понимал, но внутри него словно разжалась какая-то пружина, он вскочил на ноги и ринулся вперед, но удержаться на ногах оказалось гораздо труднее. – Ты что?! – подскочил к нему Тео, подхватив его под руки. – У тебя же голова разбита! И неизвестно что еще! – Ну коль так резво вскочил, кажись, все остальное цело, – покачал головой матрос, оглядывая Шаула с ног до головы. И тогда его словно плащом накрыла боль. Казалось, все тело было изранено и избито – все ломило, жгло, саднило. Голова кружилась, а к горлу подкатывали приступы дурноты. – Мне надо лечь, – едва ворочая непослушным языком, пробормотал Шаул. С помощью Тео и услужливого матроса – он никак не мог вспомнить, как зовут его – Шаул добрался до своей койки. – Надо переодеть его, – сказал матрос. – Спасибо, – тихо простонал Шаул. – Что? – крикнул матрос, не расслышав в шуме бури слова юноши. – Спасибо, – напрягая все силы, прохрипел он. – Спасибо говорите святому Христофору, – матрос многозначительно глянул на потолок. На Шаула навалилась беспредельная усталость и слабость, он повалился на койку почти без чувств и, словно тряпичная кукла, принимал заботы моряка. А тот еще долго суетился вокруг него, промывая и перевязывая раны, растирая ступни. "Мандус по прозвищу Баклан", – вспомнил Шаул имя доброго матроса. Все смешалось в воспаленном и измученном сознании: боль, саднившее все тело, дикая качка, грохот волн, вой ветра, скрежет сражающейся с бурей "Доротеи" и острый запах можжевеловой настойки.
Хелга: Юлия Селина теперь не даст Трауму покоя. Траум - прекрасен. Тапочки: Юлия пишет: Владыка снов давно привык самодисциплине и умел распознавать подобные тревожные симптомы сразу, как только они появлялись. привык к Юлия пишет: боль, саднившее все тело, дикая качка, грохот волн, вой ветра, скрежет сражающейся с бурей "Доротеи" и острый запах можжевеловой настойки. Саднящая боль во всем теле?
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая! Тапки уже на ногах Хелга пишет: Селина теперь не даст Трауму покоя. Какой уж покой в царстве снов-то?
Хелга: Юлия пишет: Какой уж покой в царстве снов-то? Ох, действительно.
Юлия: *** Ранние сумерки погасили холодный свет короткого дня. В комнате стало совсем темно, и теплый отсвет горящего в камине огня чуть преобразил бледное измученное лицо Селины. Агата поправила одеяло, которым была укрыта сестра. Их спасение было чудесным, но возвращение домой оказалось слишком быстрым. Такое стремительное перемещение между мирами требует слишком много сил. Даже крепкая Агата едва держалась на ногах. А хрупкая Селина никак не могла прийти в себя. Сейчас она спала. Но спала так тихо, что Агата опасливо прислушивалась к едва уловимому дыханию сестры, с болью всматриваясь в ее посеревшее лицо. Она корила себя за то, что подвергла Селину такой опасности. Та слишком слаба, и Агата должна была позаботиться о сестре. Но что она могла сделать в царстве Траума? Агата поднялась и тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. Сжав ладонями виски – голова раскалывалась, – она прошла мимо двери в свою комнату и спустилась в гостиную. Отдохнет позже. Надо узнать, что случилось с Элизой и Шаулом. Конечно, Агата надеялась, что те спаслись так же внезапно, как и они с Селиной. Но доказательств тому не было. Отправляться за ними в царство снов, сейчас было слишком рискованно, да и не под силу. Оставалось одно – посмотреть в зеркало. Упрямому стеклу, злокозненно скрывающему Шаула, царство снов было недоступно, но замок оно покажет – никуда не денется. Агата опустилась в кресло напротив зеркала и, сделав круговое движение кистью, приказала ему показать замок. Она прошлась по улицам, заглянула в конюшню и направилась во дворец. Ничего не изменилось – люди и животные, вздыхая и похрапывая, спокойно спали. Башни замка, королевский дворец, неказистые домики у крепостной стены стояли, как и сотню лет назад. Агата успокоено вздохнула: Элиза жива. А значит, жив и Шаул. Они были вместе, когда Агата последний раз видела их. Она не верила и не хотела верить, что тот пал жертвой их ошибок. Не стоило Провидению и начинать, если при первом же серьезном испытании Его избранник пошел на дно. – Провидение милосердно, – упрямо пробормотала она. – Нас спас Траум, – услышала она тихий голос сестры за спиной. – С чего ты взяла?! – запальчиво возразила Агата, резко развернувшись к Селине. Она и сама понимала, что это произошло не без участия владыки снов, но твердые нотки в голосе сестры, которые не смягчила даже его слабость, зацепили ее. Она готова была ринуться в спор, и только болезненный вид сестры остановил ее решимость. – Я его видела, – проговорила Селина так, словно это доказывало ее правоту, и качнулась, схватившись за спинку кресла. – Вот он, наверное, посмеялся, видя нашу беспомощность, – невесело усмехнулась Агата, решив отложить возражения. – Нет, – серьезно ответила Селина. – Я позвала его, и он откликнулся. Я попросила спасти их, и он исполнил мою просьбу. – Я, я, я, – передразнила сестру Агата. – Ты действительно полагаешь, что великий Траум пляшет под твою дудку? Селина скривилась и бессильно опустилась в кресло. – Не передергивай, – сердито попросила она. – Я просто пересказала, как все произошло. Он на самом деле отозвался и спас всех нас. – Я не знаю, что тебе сказать, Селина, – проговорила Агата после небольшой паузы, она по-прежнему была уверена в угрозе, исходящей от владыки снов. – Конечно, я благодарна тому, кто нас спас, кто бы он ни был. Но это не значит, что мы можем доверять Трауму. – Нам ничего больше не остается! – убежденно возразила сестра. – У него Элиза, да и все мы, хотим того или нет, оказываемся в его царстве. – Если Шаул найдет принца, Элиза благополучно выберется оттуда, – неохотно проговорила Агата, понимая слабость своего аргумента. – Стоит ли так обманываться? Мы обе прекрасно знаем, что даже принц не гарантирует спасение Элизе. Нам нужна помощь Траума. Селина была права: все их предприятие по спасению Элизы висело на волоске, и когда он оборвется – лишь вопрос времени. – И что же ты предлагаешь?! – настороженно поинтересовалась Агата. – Встретиться с Траумом, – просто ответила сестра. – Ты с ума сошла! Этого она и боялась. Она была уверена, что одержимость Селины идеей сотрудничества с Траумом – плод его влияния на нее. И ее раздражала наивность сестры, с которой та, словно мотылек на свечу, летела в объятия могущественного и неведомого духа. – Да ты хоть понимаешь, что это значит, встретиться с Траумом?! – налетела она на сестру, стремясь любым способом выбить из ее головы эту опасную и зловредную идею. – Это означает, отдать себя в полную его власть! – Ох, Агата! Не кричи так! – болезненно поморщилась Селина. – Ты напрасно силишься представить его нашим врагом, не имея ни одного доказательства этому! – А ты вбила себе в голову, что он наш лучший друг! И где же доказательства его душевной дружбы?! – гремела Агата, не в силах осадить раздражение. – Он спас нас, – упрямо возразила сестра. – А зачем он это сделал, ты знаешь?! – не сдавалась Агата. – Действительно, Агата, зачем?! – Селина подалась вперед. – Мы были в его полной власти, и он мог распорядиться нашими жизнями, как угодно. Чтобы покончить с нами, ему и делать-то ничего не надо было. Но вместо этого, он зачем-то спасает нас. И спасает не только от власти Тода, но и от собственной. – Не знаю, Селина, – как-то разом сникнув, устало проговорила Агата. – Он мог просто выполнять волю Провидения… – У меня на посылках Траум, а у тебя – само Провидение, – усмехнулась Селина. Ее бледное встревоженное лицо озарилось мягкой улыбкой, и Агата невольно улыбнулась в ответ. – Почему ты не хочешь поверить в его добрые намерения? – сестра нежно дотронулась до ее руки. – Потому что ты слишком легко в них поверила, – проворчала Агата, поднимаясь с кресла.
Юлия: *** В ушах еще слышался шум моря, на губах чувствовался горьковатый привкус морской соли, а грудь разрывалась от переполнявших ее чувств. Элиза снова была в своем убежище. Но сейчас и здесь все было иначе. В какие-то несколько секунд после того, как она решилась отправиться на поиски Шаула, ее жизнь обрела иное измерение. Она чувствовала внутри себя блистание феерического огня, ее сердце переполняла радость и упоительное чувство свободы. Да, да! Несмотря на то, что она все еще в своей темнице, она была уверена, что ее освобождение – лишь вопрос времени. Она уже стоит на пороге, и свет, яркий солнечный свет заливает ослепительным сиянием все вокруг. Подумать только: Селина чуть не помешала ей! Конечно, крестная просто хотела защитить ее. Но от чего?! Что ей было терять?! Любой бы на ее месте предпочел риск бесконечному пребыванию во тьме. Агате не пришлось уговаривать Элизу. Исправить собственную ошибку, или погибнуть – но не оставаться навеки в пустоте. Впервые она увидела посланника крестных. И словно пелена спала с ее сердца, будто в ярком свете открылась ей вся очевидность необычайной красоты появившегося перед ней человека. Значительного, благородного, мощный дух которого был призван преображать и творить – весь мир был подвластен ему. Она смотрела в его глаза и погружалась в удивительный богатый мир его сердца. Она держала его за руку – и, словно по желобу вода, их мысли и чувства, их существа перетекали от одного к другому. Ничего не стояло в тот момент между ними, даже их собственные тела. Они были едины – все друг в друге было открыто им. Всё ее прежние сомнения и брезгливые страхи – все слетело пустой шелухой. Как удивительно и восхитительно войти – вот так открыто, с полным правом – в распахнутый им чертог своего сердца и так же безоговорочно довериться ему, без всяких оговорок, без ложного стыда и страха. Божественно! – Шаул, – улыбаясь, произнесла его имя принцесса. *** Траум наблюдал за благостными рассуждениями подопечной фей, от которых та расплывалась и таяла, медленно дрейфуя в долину иллюзий. "Люди всегда бросаются из одной крайности в другую", – ворчливо подумал он. Надо было возвращаться во дворец. Прогулок на сегодня было достаточно. – Вы спасли их?! – выбежал ему на встречу Рев, как только Траум появился на пороге дворца. – Как это было прекрасно! Само Провидение вдохновило вас! А как грациозно! Ни одного лишнего движения! Невероятно! Изумительно! – вытаращив глаза, восторженно тараторил помощник. После нескольких дней обиженного молчания он вдруг разразился многословной тирадой. – Рев, уйми свой пыл, – резко остановил его Траум, он вдруг снова почувствовал апатию и усталость. – Оставь меня. – Ваше сердце, владыка! Ваше сердце живое и милующее! – не унимался проклятый кликуша. Траум захлопнул перед его носом пространство. Он отгородился от всего. Теперь никто не потревожит его, какие бы не были у них на то причины. Владыка опустился в кресло и прикрыл глаза. Ему надо побыть одному. То, что произошло сегодня, не должно было произойти. Он поддался чувствам. Рев не заметил его промаха, но сам-то он прекрасно знал, что не только вмешался вопреки своим собственным намерениям, но и переборщил с силой. Почему чувство к маленькой фее возымело такую власть над ним? И когда это произошло? Удивление, интерес, даже желание – он не мог не догадываться о них. Но страх?! Был в его молодости период, когда, путешествуя, он позволял себе с человеческой страстью увлекаться женщинами, феями, эльфийскими девами, музами. Он испытал богатую палитру чувств: от лазоревого перламутра нежности до пурпура ненависти. Страха он не испытывал никогда. Он – владыка снов, иллюзий и страхов. И ничего иного быть не должно. В противном случае, страх, усиленный мощью властителя, в мгновение ока превратится во всесильное чудовище. И тогда неуправляемый, всепоглощающий дикий ужас ворвется в мир и, овладев, в одночасье уничтожит его. Задачей властителя царства снов и иллюзий было не допустить этого. Но он отринул волю Провидения, и в тот же миг его пронзил страх. А за ним посыпались ошибки, которые дорого обойдутся. Отправляя этот развеселый квартет из собственных владений, он задел тонкую ткань границ. Конечно, он был уверен, что справится и исправит ошибку, грозящую смертью его собственному миру. Но вероятно, это слишком ослабит его, а значит, возложит на его подданных тяжкое бремя. Из-за души мальчишки, которую уже коснулась смерть, он стал должником братца Тода – невеселая перспектива, тот не преминет воспользоваться этим. Чем это аукнется, он уже догадывался. Но ему было неведомо, какую цену заплатит мир снов и его обитатели за то, что его владыка нарушил волю Провидения. Ошибки властителя слишком дорого обходятся. Достаточно сдвинуть камень на вершине, чтобы подножье оглохло от обвала. Он вызвал в памяти слабый абрис тонкого профиля маленькой феи. Что в ней было особенного, чем она смогла заставить его изменить собственной воле? Он внимательнее всматривался в черты феи, все более выпукло проступающие в его памяти. Что ж в этой фее? Мягкие губы, аккуратный чуть вздернутый носик, нежный овал лица – черты мелковаты. Мила, но не красавица. Фигурка слишком хрупка. Одно слово – "маленькая фея". А то, что внутри, ему было давно известно: чувствительная, увлекающаяся, капризная, необязательная... – Меня зовут Селина, – маленькая фея из своего мира смотрела на него, в уголках губ притаилась улыбка, а глаза были полны сочувствия и нежности. Второй раз за день он дал маху! Он даже не заметил, как сам впустил ее в свое убежище. – Тебе не место здесь! – грубо отрезал он и захлопнул пространство. Дело не в ней. Он сам – причина всего происшедшего. Теперь он знал, что за зверь вцепился в него. Одиночество. Но он уже одолевал его. Одолеет и сейчас.
Хелга: Юлия Смута во всех сердцах. Получаются такие кружева из нитей чувств всех героев, если можно так выразиться. А страх, да, это самое дурное, что есть на свете, страх порождает все прочие горести. А уж если владыка царства снов ощутил страх - пиши-пропало. И чуть пинеток. Юлия пишет: Отправляться за ними в царство снов, сейчас было слишком рискованно, да и не под силу. Лишняя зпт после "снов". Юлия пишет: налетела она на сестру, стремясь любым способом выбить из ее головы эту опасную и зловредную идею. – Это означает, отдать себя в полную его власть! Лишняя зпт после "означает". Юлия пишет: Но вместо этого, он зачем-то спасает нас. Лишняя зпт. Юлия пишет: И словно пелена спала с ее сердца, будто в ярком свете открылась ей вся очевидность необычайной красоты появившегося перед ней человека. Что-то смущает в этой фразе, субъективно, конечно. Может, слово "очевидность" не совсем нужно? Юлия пишет: Надо было возвращаться во дворец. Прогулок на сегодня было достаточно. Наверное, второе "было" можно убрать. Юлия пишет: Теперь никто не потревожит его, какие бы не были у них на то причины. С не и ни у меня проблемы, но тут, кажется, "какие бы ни были". Юлия пишет: Из-за души мальчишки, которую уже коснулась смерть, он стал должником братца Тода которой коснулась?
Юлия: Хелга Спасибо, дорогая, за тапки. Хелга пишет: страх, да, это самое дурное, что есть на свете, страх порождает все прочие горести. Уж не знаю, как у них, у духов, но с людьми страх творит ужасные вещи. И человек практически беззащитен перед ним. Хелга пишет: А уж если владыка царства снов ощутил страх - пиши-пропало. Дадим ему шанс?
Юлия: *** Громовые раскаты сливались с грохотом обрушивающихся волн. Корабль скрипел и трещал, словно грецкий орех в тисках щипцов. Но Шуал не испытывал прежнего страха. То ли из-за огромной шишки на затылке, увенчанной рваной раной, то ли из-за путешествий по границам загробного царства, чувство страха у него притупилось. Словно сама возможность гибели отодвинулась на второй план. Конечно, он понимал, что опасность существует, рев бури и отчаянный скрип и треск "Доротеи" не давали забыть об этом, но мысли его были заняты другим. Как получилось, что в свой предсмертный час он встретился с принцессой? Это был непостижимый мистический момент – он видел ее душу, в этом он был уверен. Душа принцессы в точности соответствовала ее телесной оболочке, и все же она была совсем иной. В отсутствии всех покровов она являла не столько внешние черты, сколько чувства, мысли, движения сердца, усилия воли. И в прошлом, и в настоящем, и даже отчасти в будущем – все открыто и все постигаемо. Ничего подобного он никогда не переживал. Он был распахнут, так же как и она. Он знал это сердцем еще там. Но сейчас и умом понимал, что произошедшее с ними, чему и названия невозможно было придумать, по природе своей может быть только взаимным. Он до сих пор испытывал вдохновенное, волнующее чувство беспредельного познания – узнавания открывшейся перед ним души и всего мироздания. Все, что им открылось в несколько мгновений, превышало все знания мира – казалось, всей жизни не хватит осмыслить и облечь это в слова. Но слова уже зрели в нем, он чувствовал их пульсацию и мощь рождающихся емких фраз, еще немного и они сольются в единый образ, в единую систему. Этот огонь ярко горел в его сердце и согревал его изнутри. И все это было связано с ней, с Элизой, распахнувшей свою душу щедро и бесстрашно. Доверившись сама, она приняла и его без всяких оговорок и условий. И только так, в их обоюдном доверии, в их единстве, открылась беспредельная глубина познания бытия. Теперь он не боялся и не стыдился своих внезапных провалов в ее воспоминания. С удовольствием перебирая в памяти все, что он "увидел" о ней, Шаул испытывал радостное чувство общности с Элизой. Воспоминания стали их общими, словно они вместе пережили все это. Как будто их связывала с самых первых дней жизни многолетняя, преданная и крепкая дружба. Точно они были неразлучны всю свою жизнь. Это было так прекрасно и радостно, что Шаул заулыбался. Конечно, у него и раньше были доверительные близкие отношения. Когда-то он был очень близок с матерью, доверяя ей все свои детские тайны. Но с годами это изменилось. Между родителями и детьми не может быть полной откровенности друг с другом, вырастая, ты начинаешь щадить их чувства и понимаешь, что далеко не всегда имеешь права поднимать полог, скрывающий отдельные страницы их жизни. Наша откровенность имеет границы – эти границы устанавливают любовь и уважение. Были у Шаула и близкие друзья: малыш Абе, и братья Клас и Вибе, толстяк Хидде, косоглазая Нан и, конечно, маленькая Элька. И хотя поначалу их объединяла ненависть к банде Лудо, от которой все немало натерпелись, потом они сдружились по-настоящему. Шаул улыбнулся детским воспоминаниям. Малыш Адо, как и Шаул, бредил историями о рыцарях. Они проглатывали рыцарские романы, и потом без устали дни напролет придумывали свои собственные подвиги. И все вместе около старой мельницы, которая была в их воображении старинным рыцарским замком, разыгрывали их, представляя себя отважными рыцарями. Мальчишки по переменно были то благородными воинами, то коваными злодеями, напористая Нан, несмотря на свое косоглазие, – прекрасной дамой, а услужливая Элька – ее верной подругой. Славные были времена. Они и сейчас были дружны, и им нечего было скрывать друг от друга. Но есть вещи, которые просто не получается рассказать, да их и словами-то выразить почти невозможно. Совсем иначе было с Элизой. Они, словно растворились, наполнившись, как губки, друг другом. Шаул снова заулыбался, вспоминая их удивительную встречу. – Ты похож на фарфорового болвана с бессмысленным взглядом и блаженной улыбкой на устах. Язвительное замечание Бруно выбило Шаула из его приятного забвения. – А я и забыл о тебе, – уныло пробурчал он в ответ. Сразу почувствовалась тяжесть и боль в голове, в предплечии и бедре. Вспомнив, что все тело его в синяках и ссадинах, Шаул поморщился. – Ну вот, так-то лучше, – безжалостно резюмировал Бруно, – а то я уж решил, что ты совсем лишился разума. Так с чего это ты решил сигануть в пучину морскую, благородный спаситель принцесс? – Отстань, Бруно, – попытался отделаться Шаул от въедливого кота. – У меня голова просто раскалывается. – Оставь, Шаул, не кисейная барышня, потерпишь, – строго без ехидства отчитал его Бруно. – Нам надо безотлагательно разобраться, что с тобой случилось. – Да, чтобы не случилось, все уже произошло, – недовольно пробубнил Шаул, и отвернулся. Напористость кота вызвала у него раздражение и стойкое нежелание говорить о том, что его волновало. – Шаул, – тон Бруно смягчился. – Давай на чистоту. Ни ты, ни я не испытываем восторга от вынужденного пребывания вместе. Но и у тебя и у меня есть задачи, которые мы обязались выполнить. Ты должен найти принца, а я помочь тебе в этом. Но если ты не будешь со мной откровенен, я ничем не смогу тебе помочь. – Когда мне понадобиться твоя помощь, я тебе сообщу, – упирался Шаул. – Не будь ребенком! – взвился Бруно. – Ты прекрасно понимаешь, что с тобой происходят необычные и опасные вещи! – Чем ты можешь мне помочь? – не поворачиваясь, пожал плечами Шаул. – Умение трезво мыслить вкупе с обширными знаниями во всевозможных областях помогут всегда, – высокомерно заявил кот. – Ты просто хвастун! Что ты можешь знать о том месте, где сейчас находиться принцесса?! – запальчиво воскликнул Шаул, но его голос потонул в страшном шуме. "Доротея", подпрыгнув на очередной волне, бухнулась носом вниз. Раздавшегося дикий скрежет перекрыл шум шторма. Шаул был уверен, что корабль наткнулся носом на скалы, и сейчас в каюту хлынет ледяная вода. Но "Доротея" снова взмыла вверх, и Шаула отбросила к стенке. – Ну, это довольно просто: принцесса находится на самой дальней границе царства снов, – услышал он в ослабевшем грохоте надменный голос Бруно. – А как же мы тогда встретились с ней? – не унимался Шаул, ему не терпелось посадить кота в лужу. – Тебя смыло волной, ты захлебнулся и… – Но я не умер, а оказался в царстве снов! – нетерпеливо перебил его Шаул. – А разве ты не был там до того как это произошло? – голос Бруно звучал напряженно, поставив переднее лапы ему на грудь, он буквально впился в Шаула взглядом. – Я… – начал было Шаул и осекся, с ним действительно приключился тогда этот сон наяву. – Так что с тобой произошло перед тем, как тебя смыло? – морда Бруно была у самого носа Шаула. – Отстань, – отпихнул он кота, поморщившись от боли. – Я видел принцессу девочкой, она брела в темноте по полю. – Так я и знал. Ты не мог сам прыгнуть в воду! – воскликнул Бруно удовлетворенно. – Почему это я должен был прыгать?! – Потому, что ты ходил весь день как в воду опущенный, извини за скверный каламбур, – ощерился Бруно. – И к тому же именно так это все и выглядело: ты поднялся в бурю на палубу, и тебе только что и оставалось – дождаться волны. – Буря только начиналась, у меня и в голове не было ждать волну, которая меня смоет. Я собирался уже спуститься вниз, но на меня нашло… Я не помню, как оказался в воде. – А что помнишь? – Было очень больно, потом темно, а потом я увидел Элизу… – Шаула было уже не остановить, он не мог удержать своих чувств, и они обрушились нескончаемым потоком на его собеседника. Во время рассказа Шаула, Бруно беспрерывно недовольно хмыкал и презрительно причмокивал, время от времени делая едкие замечания. Но это никоим образом не могло задеть Шаула и умерить восторг пережитого. – Я надеюсь, что это вскоре пройдет, – вдруг холодно резюмировал Бруно, когда юноша сделал небольшую паузу. – Что пройдет? – не понял он. – Пройдет эта эйфория и иллюзия близости, на которую ты не имеешь права, с человеком, которого ты едва знаешь! – прорычал Бруно. – Я знаю ее! – запальчиво воскликнул Шаул. – Я видел ее! Я прикасался к ее душе! Я знаю каждый уголок ее сердца! – Дорогой мой Шаул, – медленно, с нажимом проговорил Бруно, для убедительности снова встав лапами на его грудь. – Случилось то, что случилось. Почему это произошло, мы не знаем. Слишком сложны материи снов и воспоминаний. Феи слишком рисковали, пытаясь спасти свою крестницу от гибели. Я говорил это тогда и уверен в этом сейчас, что риск был неоправдан. И дело не в жизни девушки! Просто феи не могут признать свое поражение, да еще и от колдуньи. Но я не об этом, – встрепенулся он и, понизив тон, продолжил: – Что сделано, то сделано. И обратно время не повернуть. Ты имел глупость ввязаться в эту историю, и потому не мог остаться непричастным к метаморфозам сознания. Но боюсь, что план фей не изменился, как не изменилась и твоя миссия – принцессу должен разбудить принц. А ты только посланник. Шаул молчал. Это было жестоко! – Слезь с меня! – грубо отпихнул он кота, срывая на нем свою злость. – Это ничего не меняет! – ожесточенно крикнул он. – Ни с кем! Ни с кем она не будет так близка, как со мной! Слова сами срывались с губ. Еще минуту назад он не посмел бы и подумать об этом. Но сейчас, когда его так грубо, так безжалостно свергли с заоблачных высот, куда вознесло его пережитое, он не мог удержаться и со злостью выкрикивал слова, как будто мог наказать этим кого-то, кроме самого себя. После гневной вспышки, он вдруг почувствовал апатию и слабость, физическая боль, усиленная душевной мукой, запульсировала по всему телу, вытесняя мысли из головы. – Посмотри на это с другой стороны, – примирительно проговорил Бруно после долгого молчания. – Ты остался жив, значит Провидение на твоей стороне. Это, поверь, не маловажно. А полученный опыт поможет тебе найти принцессе подходящего принца.
apropos: Юлия А-а, он спас их! Даже не сомневалась! Одним движением пальцев. Вот это мужчина! И влюблен-с. Юлия пишет: с людьми страх творит ужасные вещи Самый большой порок - трусость. (с) Уверена, Траум справится. Ему все под силу. Из тапочков:Но Шуал не испытывал прежнего страха. Шаул. То ли из-за огромной шишки на затылке, увенчанной рваной раной А вот здесь надо бы уточнить как-то у специалистов. Насколько я знаю - шишка - это внутренняя гематома, если рана рваная, то кровь выходит, следовательно, шишка не образуется. Т.е. одно исключает другое. Они проглатывали рыцарские романы, и потом без устали дни напролет придумывали свои собственные подвиги. Лишняя запятая, как мне кажется: Они проглатывали и (..) придумывали. – Шаул, – тон Бруно смягчился. – Давай на чистоту. Вместе, не?
Хелга: Юлия Повторюсь, но очень волнует. Потрясающая вещь все-таки - взаимопроникновение душ. С одной стороны - то, к чему так или иначе стремятся любящие и любимые, с другой - опасная вещь, когда другой человек становится твоей частью и невозможно расстаться и разорвать эту связь без страшной боли. Спорные пинетки. Юлия пишет: Мальчишки по переменно были то благородными воинами, то коваными злодеями, Попеременно? Юлия пишет: Но "Доротея" снова взмыла вверх, и Шаула отбросила к стенке. Отбросило? Юлия пишет: – А разве ты не был там до того как это произошло? – голос Бруно звучал напряженно, поставив переднее лапы ему на грудь, он буквально впился в Шаула взглядом. А разве ты не был там до того, как это произошло? Юлия пишет: Слишком сложны материи снов и воспоминаний. Феи слишком рисковали, пытаясь спасти свою крестницу от гибели. Два "слишком". Юлия пишет: Это, поверь, не маловажно. А полученный опыт поможет тебе найти принцессе подходящего принца. Немаловажно? найти для принцессы?
Юлия: apropos apropos пишет: И влюблен-с. Да как же можно?! Да ни в одном глазу. Просто рука дернулась... apropos пишет: Уверена, Траум справится А в какую сторону эта "справа" его занесет? apropos пишет: Насколько я знаю - шишка - это внутренняя гематома, если рана рваная, то кровь выходит, следовательно, шишка не образуется. Т.е. одно исключает другое. Наверное, ты права, как-то я не подумала... Спасибо. Для пущего трагизма рану оставлю, а шишку уберу. Хелга Хелга пишет: опасная вещь, когда другой человек становится твоей частью и невозможно расстаться и разорвать эту связь без страшной боли У всего есть цена... И у любви она очень высока. Спасибо, дорогие, за тапки, за чтение, за добрые слова и поддержку.
Юлия: *** – Да что случилось?! – испуганно воскликнула Селина. Предчувствие беды стиснуло сердце. Сегодня Агата одна отправилась проведать крестницу. Селина, все еще чувствуя недомогание, боялась стать ей помехой в царстве снов. И надо же было такому случиться, кода ее не было с сестрой! Агата лежала неподвижно, но под закрытыми веками было заметно быстрое движение глаз, губы плотно сжимались, а ноздри, напротив, нервно раздувались, словно сестра была в гневе или ужасе. Должно было произойти что-то очень опасное, если эмоции так ясно выразились на лице глубоко спящей феи. – Возвращайся, Агата, – прошептала Селина и, взяв сестру за руку, почувствовала, что теряет самообладание. Мучительные минуты тянулись долго, а Агата все не возвращалась. Наконец, она открыла глаза и невидящим взглядом уставилась перед собой. – Агата, – позвала ее Селина, но та не откликнулась. Селина в ужасе склонилась к сестре: лицо той было уже абсолютно спокойно. Но это спокойствие было еще хуже, прежних переживаний. Значит, Агата покинула царство снов, но не вернулась домой. Сознание Агаты застряло где-то на середине пути, между мирами. Трудно придумать более страшную кончину. А освобождающее заклинание требует большого мастерства. Хватит ли его у легкомысленной феи?! Холодеющими от ужаса ладонями Селина обхватила лицо сестры и, напряженно вглядываясь в невидящие глаза, зашептала слова заклинания. Это заклинание – только крюк, которым можно зацепить и вытянуть заплутавшееся между мирами сознание. Но действовать невидимым крюком, пытаясь поймать невидимое сознание – задача для настоящих мастеров. Селина прошептала заклинание один раз, второй, третий. Сознание сестры не возвращалось: она была слишком слабой феей. Но Селина не отступала, пытаясь еще и еще раз. Наконец почувствовав, что зацепила, она потянула, не спеша – как бы не сорвалось! – но и медлить нельзя. – Вернись! Агата, вернись! – приказала Селина, стараясь совладать с голосом. Неужели не получилось, а у нее совсем не осталось сил на еще одну попытку! Пот и слезы затуманили взгляд и, упав на щеки сестры, медленно покатились к ее вискам, теряясь в густых темных волосах Агаты. – Все нормально, Селина, – услышала она тихий голос. – Я здесь. Агата смотрела на нее ясным, но бесконечно печальным взглядом. – Что случилось? – Селина отняла руки от лица сестры и устало присела на край кровати. – Я все испортила, – голос Агаты прозвучал бесстрастно, и из-за того еще более безнадежно. – Расскажи мне все по порядку, – Селина, стараясь говорить спокойно, нежно гладила руку сестры, ощущая бесконечное отчаяние, поглотившее бедняжку. – Она влюбилась в мальчика, и теперь принц не сможет освободить ее, – глухо ответила Агата. – Влюбилась в Шаула Ворта?! – сердце Селины упало. – Но почему?.. – Я должна была это предвидеть, отправляя Элизу спасать его! – отчаянно воскликнула Агата. – Это я виновата. Дура! Последняя дура! Она замолчала, но Селина чувствовала, какая боль разрывает сердце сестры, как рождающиеся в ее голове обвинения, словно разъедающая соль, сыплются на растравленную сердечную рану. – Она наказана за мою гордыню, – безжалостно проговорила после долгой паузы Агата. – Все погибнут из-за меня! – Мы допустили ошибку, Агата, но пока никто не погиб, – мягко возразила сестре Селина. – И ты лучше меня знаешь, что отчаиваться нельзя. В конце концов, несмотря на все наши знания и магические способности, мы лишь участвуем в едином плане Провидения. Участвуем в нем и своей силой и своими слабостями. – Нет! – Агата рывком поднялась с кровати. – Мы можем не только участвовать, мы можем противиться ему и восставать! И когда наша гордыня берет вверх, когда мы своей надменной душонкой полагаем себя способными составить свой план спасения, минуя Провидение, тогда мы расплачиваемся за это! И не только мы. Замолчав, Агата остановилась посреди комнаты, руки бессильно упали вдоль тела. – Но мы не противились Провидению, – возразила Селина. – Наша задача бороться со злом. И мы должны были противостоять злому колдовству Кольфинны. Мы сделали то, что смогли. Может быть, мы сделали это плохо, или неправильно, но мы не противились Провидению! – Мы должны были признать свое поражение! Кольфинна оказалась сильнее нас. Девочка бы погибла и уже сотню лет покоилась в блаженных обителях. – Но мы не имеем права отступать перед злом, чтобы не случилось, – перебила ее Селина. – Мы рискуем сделать что-нибудь неверно, но мы должны что-то сделать. – Смириться! – прогремела Агата. – Нет, Агата. Смириться можно перед Провидением, но не перед злом. – А кто решает: перед чем мы смирились?! Как ты узнаешь, кому ты противостоишь – злу или Провидению?! – наступала на нее Агата. – По плодам… Мы узнаем о дереве по плодам. – А ты знаешь, каковы плоды нашего с тобой дерева?! Плоды его горче и ядовитее плодов Кольфинны. Ни Элиза, ни ее родители, ни те, кто были с ними, – никто не сможет обрести блаженство спасения. Тела их будут погребены, а души навсегда канут в междумирье! Это было ужасно. Страшнее участи нет. Человек, не обладающий магией, может по злобе или глупой случайности убить другого, но он ничего не сможет сделать с его душой. С живою душою, смерть – это только начало нового пути. Но колдуньи и феи с их магией могут погубить душу. Тогда смерть будет действительно означать конец жизни, конец бытия. И тот, кто сделал это, поплатиться еще хуже, чем погубленный им. – Я не верю, – тихо произнесла Селина. – Это еще не конец…
Хелга: Юлия Юлия пишет: Смириться можно перед Провидением, но не перед злом. И не смириться перед злом это ведь тоже деталь Провидения? Задумалась, что же правильней - отдаться на волю Провидения или пытаться идти своим путем? Часто то, что мы считаем правильным, приносит печали, и наоборот. Проблема выбора - одна из самых сложных. Пинеточки... Юлия пишет: Это заклинание – только крюк, которым можно зацепить и вытянуть заплутавшееся между мирами сознание. заплутавшее? Юлия пишет: – Я все испортила, – голос Агаты прозвучал бесстрастно, и из-за того еще более безнадежно Лишняя зпт. Юлия пишет: Может быть, мы сделали это плохо, или неправильно, но мы не противились Провидению! Лишняя зпт. Юлия пишет: – Но мы не имеем права отступать перед злом, чтобы не случилось, – перебила ее Селина. – Мы рискуем сделать что-нибудь неверно, но мы должны что-то сделать. что бы ни случилось? И как вариант, чтобы уменьшить количество "что" - Мы рискуем ошибиться.
Юлия: Хелга Хелга пишет: Часто то, что мы считаем правильным, приносит печали, и наоборот. И что самое ужасное - совсем не всегда является таковым ( в смысле - правильным)... Все упирается в критерий. Да где ж его взять, когда видишь один из миллиарда пазлов. Спасибо за тапки, все собрала и утащила.
Юлия: *** Буря стихла, но волнение усилило боковую качку, и "Доротея", как подвыпившая баба на ярмарке, неуклюже заваливалась с одного бока на другой, рискуя растерять часть рангоута. Под пьяный танец "Доротеи" Шаул скользил по койке, упираясь то ногами в изножье, то головой в стенку узенькой каюты. Тео появился лишь на минуту, рассказал, что под утро сильный северо-западный ветер разорвал нижние шкаторины двух марселей и грота. Буря серьезно потрепала "Доротею". Были поломаны блинда-стеньга брушпита, повреждены марс и реи грот-мачты, а также гафели и гики. Команда сбилась с ног, латая судно и откачивая из трюма воду. Шаулу казалось, что он слышит натужный скрип шпиля, ось которого вращали несколько матросов, налегая грудью на вымбовки. – Как только Тео может желать себе подобной жизни? – проворчал Шаул, в очередной раз ткнувшись в стену. Тяжелая, муторная работа, скверная пища, вечная сырость, холод, вонь, да к этому еще риск уйти на дно вместе с кораблем, или самому по себе. Шаул помнил, как в шторм вспышки молний освещали марсовых матросов, которые, словно бестелесные духи, носились в высоте под крики капитана, тонущие в раскатах грома. Не сорваться вниз, бегая по мокрым выбленкам, когда бешеный ветер рвет паруса и ломает реи – представлялось Шаулу невозможным. В другое время он бы восхитился мастерством и смелостью моряков, но сейчас он был не в духе, и все ему виделось в мрачном безнадежном свете. После разговора с Бруно Шаул замкнулся. Никакие разглагольствования кота о том, что у каждого есть свое призвание и соответствующее ему место в истории, и места эти у них с принцессой разные, не поколебали уверенности юноши в своей правоте. И всё же все его мечты и притязания начисто разбивались одним непреложным фактом: его поцелуй не может спасти принцессу. А значит, он должен искать для нее принца. У него хватило благоразумия не настаивать на своем, признав очевидность доводов Бруно: случайность произошедшей встречи не давала Шаулу никаких прав на принцессу, а была лишь одним из последствий его сложной миссии. Шаул проводил дни, лежа на койке. Он мог это позволить себе, не выслушивая постоянное ворчание Бруно и удивленные возгласы Тео, ссылаясь на свое недомогание и головокружение. Но на самом деле телесная боль отступала, а ее место занимала тоска и равнодушие ко всему на свете. Теперь благородная миссия уже не вдохновляла его. Поначалу он страстно желал возвращения снов, в которых видел Элизу. Но сны перестали посещать его, и нетерпение сменилось досадой. – Надо же быть таким наивным дураком?! Воспоминания, пропади они пропадом! – Прекрати изводить себя, как истеричная девица! – резко отчитал его Бруно. "Вот только тебя не хватало! Провались ты вместе с этими снами,"– мстительно подумал Шаул. – Ты не имел на это права, – мягче продолжил Бруно, – но человек не может управлять своими чувствами во сне. Даже мудрец, или воин, умеющие противостоять самым сильным чувствам наяву, во сне оказываются в их власти. Не стоит казнить себя. Чувства не исчезают сами по себе, они переживаются. И ты переживешь свое со временем. И если обретешь достаточно мудрости, сможешь быть благодарным за него. – Скажи еще, что встреча, да пусть случайное столкновение – как хочешь! – двух душ – это обыденное событие, которое переживает каждый смертный! – мудрствования Бруно, вызывали у Шаула яростное желание протестовать. – Не скажу, – тихо согласился Бруно. – Но это ничего не меняет. – Ненавижу всю эту твою премудрость, – злобно проворчал Шаул и поднялся с койки. Тяжеловесная правота Бруно душила его. Ему необходим был свежий воздух. Шаул поднялся на бак и оказался в густом тумане. Корабль был словно закутан в вату. Сквозь молочную пелену едва виднелся бушприт, а салинги и марсы мачт так совсем запутались в белесых космах. Движения судна не было заметно. Колокольный звон, предупреждающий другие корабли, тут же глох в тумане. В клочковатой белизне деловито сновали матросы, подгоняемые криками команд и свистом боцманской трубки. Стук молотков, скрип нового рангоута, гул натягиваемого такелажа, плеск волн и колокольный звон – все звуки в тумане смешивались и искажались, наполняя пространство глухим таинственным стоном. Туман все плотнее окутывал корабль. Убрав руку с фальшборта, Шаул тут же очутился в белом ватном коконе. Он уже не видел ни матросов, ни корабельной оснастки. Доносившийся до него странный глухой звук, казалось, не мог пробиться, натыкаясь на таинственную стену. Им овладело жуткое ощущение скрывающейся за пеленой тумана пустоты. Он протянул руку, и кисть исчезла в туманном сумраке. Он повернулся, но там, где только что был планширь фальшборта, сквозь голубоватую дымку зияла мрачная пустота. Протянув вперед руку, он сделал шаг, другой, но перед ним ничего не было. Такого просто не могло быть: на корабле невозможно шагу ступить, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Как бы не заморочил его туман, он должен был или упереться в брашпиль или наткнуться на стаксель-шкот, да в конце концов – споткнуться об утку! Но ничего ни под ногами, ни впереди не было. Шаул ускорил шаг, пошел быстрее, еще быстрее, затем перешел на бег, но ничего вокруг не менялось. Он попробовал сменить направление, но лишь выбился из сил. Шаул остановился, переводя дыхание. Все тот же синеватый свет вокруг и непроглядная тьма за светлым кругом. – Быть того не может! – воскликнул Шаул, но не услышал звука собственного голоса. Он только сейчас заметил, что вокруг него стоит мертвая тишина. Ни одного звука не доносилось до него – ни голосов, ни скрипа такелажа, ни плеска воды, ни звона обязательного в тумане колокола – ничего. – Но это невозможно! – и снова тишина. Шаул топнул ногой, но звука не было. Не было даже ощущения, что ступня наткнулась на что-то твердое. Он пустился на корточки, чтобы дотронуться до пола. Но и пола не было: рука свободно прошла рядом с ногами. – Если я не на корабле, – проговорил Шаул, пытаясь рассуждать логически, – значит, я снова провалился в очередной сон наяву. Но что это? Кому могло привидеться такое? Неужели это и есть убежище Элизы где-то на задворках царства снов? – Как можно было отправить ее сюда?! – ужаснулся Шаул, представив граничащее с безумием отчаяние запертого в пустоте человека. Где же она? Шаул до рези в глазах, всматривался в окружающую его тьму, но напрасно. Пустота снова стала действовать ему на нервы. Здесь не было ничего: ни тепла, ни холода, ни сырости, ни суши, ни высоты, ни ширины – только пустая ватная тишина и душный сумрак. Самая ужасная темница, промозглый каменный мешок в подвале древнего замка давал своему пленнику хоть что-то. Пусть это холод каменных стен, или сырость прогнившего воздуха, или изводящий звук капающей воды – ну хоть что-нибудь, что бы почувствовать, что ты еще жив! Здесь не было ничего! – Элиза! – в отчаянии воскликнул Шаул. – Элиза, – прошептал он и ему вдруг почудилось легкое движение впереди. – Элиза! – он сделал шаг, наткнулся на что-то и упал. Он снова был на корабле. Промозглый туман, острый запах сырого дерева, плеск воды и громкий скрежет такелажа. Бом! – разнеслось над морем гудение корабельного колокола. *** – Живу в печали и тоске, И пенье птиц, и розы мне Зимы жестокой не милее. Не будет счастья мне в любви, Коль счастья нет в любви далекой, – тихо напевала Элиза, чтобы справиться с неуемной тоской. Но со своей целью старая баллада не справлялась: слезы то и дело набегали на глаза, застилая взгляд, и мучительная истома разрывала сердце. Разговор с крестной дался Элизе нелегко. Да что уж там?! Она была в отчаянии. И надо же было услышать все это от Агаты. Селина была бы к ней добрее. – Ты влюбилась в мальчишку и даже не отдаешь себе в этом отчета?! – гремела грозная фея, словно Элиза была виновата перед ней. Принцесса вздохнула. Она и не собиралась влюбляться в Шаула. Ей это и в голову не могло прийти. Но все произошло само собой. Она и сейчас еще с удивлением прислушивается к собственным чувствам, не в силах поверить, что переживает. Принцесса и простой горожанин! Кому может прийти такое на ум?! "Но ведь он необыкновенный, совершенно необыкновенный, он единственный на всем свете", – упрямо отозвалось в груди болью. – Если ты хочешь спастись, твое сердце должно быть свободно для принца! – настырно втолковывала ей Агата. "О чем она?! Какой принц! Никто мне больше не нужен!" – Шаул, Шаул, Шаул, – шептала Элиза и звук его имени ласкал и приносил утешение. – Шаул, – как заклинание повторяла она его имя, и отчаяние отступало. "Как, где он сейчас? О, нет! Достаточно прошлого раза". Подумать только: если бы она его не погубила, то и не полюбила бы! – Неужели это действительно просто ошибка? – вздохнула Элиза. Нет, она не верила Агате. Фея просто одержима своим планом. Но существует ли другой путь спасения для нее? Эти ужасные сомнения разрывали ей сердце. Она должна сама разобраться, что с ними произошло – случайность или судьба? О, ей бы только хоть одним глазком взглянуть на него, или хотя бы услышать его голос, и она бы знала наверняка. Элиза обвела взглядом свою темницу – все та же пустота вокруг нее, темнота и сводящее с ума безмолвие. Ей просто необходимо услышать его голос! Но нельзя и думать об этом: никогда она не причинит ему зла. – Элиза! – качнулась синева. – Не может быть, - оторопело пролепетала принцесса. – Элиза, – эхом отозвался в груди любимый голос. – Его нет здесь, – прошептала она и увидела Шаула. Он шел ей навстречу. Теплая волна залила грудь и мягко качнула сердце. – Шаул… – Элиза! – воскликнул юноша и исчез. Она рванулась к нему, но напрасно. Никого не было. Глухая тишина снова заткнула уши. – Пустота! Пустота! – закричала Элиза, не слыша собственного голоса. – Я схожу с ума!
apropos: Юлия Жуть просто берет от этих их перемещений в параллельных пространствах. Читается влет. Кстати говоря, а чего это оне так упорствуют с принцем? Принц может быть просто фигурой речи, а у Провидения свой взгляд и свое представление об Избраннике, отличающее от общепринятого. Так что... И определенно, все происходящее - не случайность. Тапки чет порастеряла по дороге, но вот явная опечатка: И надо же было такому случиться, когда ее ее не было с сестрой! "г" пропущено. С живою душою, смерть – это только начало нового пути. Запятая, похоже, лишняя. Он протянул руку, и кисть исчезла в туманном сумраке. (...) Протянув вперед руку, Повторяется - протянул руку. Может, во втором случае - выставив руки - или как еще?