Форум » Авторы Клуба » Фантазия на тему... » Ответить
Фантазия на тему...
Бэла: Эта работа была написана в период увлечения сериалом "Анна-детективъ". Герои носят те самые имена, но по сути являются порождением воспаленного воображения автора. Поэтому не рискнула тему отправить в "Фандом по произведениям...", ведь и произведение не классическое, и фанфик по сути не фанфик, а... "Фантазия на тему"
Бэла: - Анна Викторовна, Анна Викторовна! – запыхавшаяся Леночка, как всегда импульсивная и взбалмошная, влетела в кабинет, потрясая каким-то белым листком. - Случилось что-нибудь невероятно: мы заняли Москву? – иронично усмехнулась Анна, процитировав партайгеноссе Мюллера из «Семнадцати мгновений весны». - Скорее наоборот! – Леночка готова была лопнуть от рвущихся наружу новостей. – Москва атакует нас! – и она с размаху шлепнула листок об стол перед Анной. Та вздернула брови и перевела глаза с Леночки на листок и обратно. - Проверка! СРО! Московская комиссия! – Леночка страдальчески свела брови домиком и плюхнулась на стул перед столом Анны. - Всего-то? – слегка удивилась та и, пожав плечами, повернула к себе бумагу, оказавшуюся уведомлением на фирменном бланке курирующей их саморегулируемой организации «Объединенная ассоциация строителей». – Елена, у вас ведь всё всегда в порядке, ну, что вы так уж... - Да-а, - пожаловалась девушка, - так они и едут, чтобы удостовериться, что у нас все замечательно. Обязательно найдут какую-то закавыку. - Найдут – исправим! – ободряюще усмехнулась Анна. – Ну, что ты, ей-богу! Прорвемся. Кто там, в составе комиссии-то, узнала? - Вообще неизвестные, не были никогда, вот и бою-усь, - проныла Леночка. - Так! – строго сказала Анна. – Нос вытерли. В руки себя взяли. Пошли работать. И без нервов! Лена, я на тебя надеюсь! Та, словно только этого и ждала, резво подскочила со стула и, приложив к голове ладошку, отрапортовала с улыбкой до ушей: - Слушаюсь, Анна Викторовна! Проверки по их строительной деятельности были не редки. С чего это Леночка так взбаламутилась да еще и ее дернула, Анна не поняла, списав все это на весну, шебутной характер и Леночки, и всего их молодого тендерного отдела с вечными авралами, и общую нервозность отчетного периода, когда лишние заботы были вообще ни к чему. Отчетность, которую готовила бухгалтерия, подчиняла своему ритму чуть ли не все управление, и Анна Викторовна, начальник отдела договоров их немаленькой строительной организации, была не исключением. С главбухом Марией Тимофеевной у нее сложились весьма теплые отношения с легкой покровительственной ноткой: та считала своим долгом заботиться о молодой амбициозной девушке, которая пришла в их контору пять лет назад сразу после аспирантуры, была не замужем и всю себя с невероятным рвением отдавала работе. Мария Тимофеевна частенько критиковала Анну за то, что та, вместо того, чтобы тусоваться в клубах, ходить с молодыми людьми на свидания, в рестораны, в кино, в основном пропадала в библиотеках, занималась йогой, да еще львиную долю времени тратила на курсы рисования, объясняя это тем, что в детстве и юности заняться этим делом серьезно не было возможности. На курсах, конечно же, мужчин не было совершенно. Как, впрочем, и на йоге. Как, впрочем, и в библиотеках. Так что периодически Мария Тимофеевна устраивала Анне так называемые «материнские пятиминутки», которые выливались в легкие перепалки, хотя Анна все равно любила свою прекрасную главбухшу, даму в высшей степени элегантную, веселую, искренне заботящуюся о ней, Анне, и вполне заменяющую в некоторых вопросах матушку, которая с отцом проживала в другом городе и никак не могла повлиять на устройство личной жизни своей горячо любимой доченьки. Скайп в этих вопросах помогал мало: Анна всегда могла отшутиться в беседе о замужестве, а если разговор становился напряженным, то связь в любой момент могла якобы прерваться, и Анна с облегчением отключалась от беспокойной своей матушки. От Марии Тимофеевны так отключаться не получалось. Но та и не давила с неотвратимостью танка, только изредка сокрушаясь о растрачиваемой даром жизни Аннушки без спутника жизни. Анна же всегда ухитрялась отшутиться, что белый конь захромал где-то, и принц вынужден менять подковы, или погода задержала в пути. Мария Тимофеевна только сокрушенно пожимала плечами и качала головой: дескать, что с тобой поделаешь. В остальном же отношения у них были прекрасные: Мария Тимофеевна была дамой со вкусом, со связями, обожающей путешествия и свой загородный дом. Анна любила бывать у них с мужем в уютном кирпичном доме в загородном поселке и, в конце концов, тоже купила себе там же дом, небольшой, уютный, окрашенный в нежно-зеленые тона с шоколадного цвета крышей, с небольшим участком, на котором росли сосны, пара берез и кусты сирени. Муж Марии Тимофеевны, Виктор Иванович - бывший летчик, рано вышедший на пенсию, а теперь - заядлый рыбак и охотник, охотно помогал Анне ухаживать за домом, а когда надо было сделать что-то глобальное, присылал своего работника, Кузьму Трофимыча на подмогу. Кроме того, с удовольствием делился добычей к радости Марии Тимофеевны, которая, скрепя сердце, вынуждена была обрабатывать кучи рыбы, глухарей, перепелов, оленины, в промышленных масштабах заготавливаемые ее шумным весельчаком мужем. Дети у этой колоритной пары уже давно выросли и поразъехались кто куда, а Анна была признана своей, и они рьяно заботились о девушке. Она платила им тем же: пекла тортики, блинчики, приносила все это к чаю, дарила пейзажи, которые рисовала в больших количествах, помогала ухаживать за цветами в их саду, не забывая и о своем небольшом живописном садике, и вообще с удовольствием принимала их заботу. Леночка своим появлением просто вырвала Анну из рабочей текучки, и она, блаженно потянувшись, откатилась от компьютера и, легко вскочив, отправилась за кофе. На кухоньке никого не было, кофемашина, утробно проворчав, поднатужилась и соорудила крепчайший огненный напиток. Анна добавила сливки и, подойдя к окну, отхлебнула из своей изящной тонкостенной чашечки, привезенной для нее Марией Тимофеевной из Лондона этой зимой. Ее что-то беспокоило, какой-то холодок пробегал по затылку, заставлял передергивать плечами, но что это было, она никак не могла понять: что-то такое она должна была вспомнить, что-то такое... Нет! Анна тряхнула головой и отправилась к себе, держа в руке опустевшую кофейную чашку. Добраться до своего кабинета ей не дали. Дверь из коридора вдруг распахнулась, и высокий импозантный мужчина с едва тронутыми сединой бачками, стремительно вошел, нет, влетел в их отдел, кружка выпала из рук Анны и с печальным всхлипом развалилась на две части у ее ног. Но Анна этого словно бы и не заметила, с открытым ртом уставившись на незнакомца: она вспомнила!
chandni: Бэла Ура! Новый роман! Как я рада твоим Бэла пишет: "Фантазия на тему" ну или производственным романам, как я про себя их называю. Признаюсь, люблю почитать о "внутренней кухне" и взаимоотношениях людей, занимающихся делом. Бэла пишет: белый конь захромал где-то, и принц вынужден менять подковы, или погода задержала в пути. Какое начало! Героини яркие, милые, прямо нашли друг друга, а герой... ммм... ждем, ждем!
Бэла: chandni пишет: Признаюсь, люблю почитать о "внутренней кухне" и взаимоотношениях людей, занимающихся делом. Дык автор же акын. Что зрит, о том и бает! chandni пишет: Героини яркие, милые, прямо нашли друг друга, а герой... ммм... ждем, ждем! Ох, этот герой...
apropos: Бэла Не видела этот сериал, увы. Бэла пишет: Герои носят те самые имена, но по сути являются порождением воспаленного воображения автора А если изменить имена и - уже без привязки к сериалу - отправиться в свободное плавание?
Бэла: apropos пишет: А если изменить имена и - уже без привязки к сериалу - отправиться в свободное плавание? Всех?! Но вообще это будет нечестно, герои же не совсем мои Да и работа недлинная. Уж, что написалось выросло, то выросло.
apropos: Бэла пишет: герои же не совсем мои Не, я только спросила. Просто по себе знаю, как герои меняются по ходу повествования, даже если пытаешься их держать в заданных рамках. Так и норовят ускользнуть.
Бэла: Она стояла посреди празднично украшенной залы в длинном платье, и к ней приближался высокий темноволосый и светлоглазый мужчина в безупречно сидящем смокинге и улыбался ослепительно и радостно. Она попятилась, ощутив некую тревожность, но не успела: ее рука уже лежала в ладони незнакомца, а на талии покоилась другая его рука. Он держал ее крепко и увлекал за собой, ободряюще улыбаясь. Она против воли шагнула вперед, но, запутавшись в платье, неожиданно рухнула к ногам незнакомца. А в следующее мгновенье сильные руки подхватили ее, и вот она уже кружится в объятиях своего партнера, не доставая ногами до пола, словно она - снова маленькая девочка, и папа кружит ее, кружит, и дух захватывает, и голова уплывает куда-то. В этот момент все кончилось: она, вздрогнув, проснулась, открыла глаза, непонимающе огляделась, словно бы не узнавая свою комнату. Но, нет: вот же, вот – и зеркало, и шифоньер, и окно, подернутое ранним сумеречным светом, в обрамлении нежно-кофейных штор. Сердце колотилось как сумасшедшее. «Тихо, тихо, перестань», - успокаивающе шептала она своему трясущемуся в панике сердечку. И постепенно трепет прошел, уступив место утренней лености. До работы еще было время, она одевалась, красилась, пила кофе, а в голове крутился ее сон и никак не хотел отпускать от себя, тревожа, заставляя дрожать руки, ронять пояс от платья, заедать застежку сумочки. И вот сейчас этот самый незнакомец из ее сна стоит перед ней, а она таращится на него, не в силах пошевелиться, а на полу печальными островками валяются осколки ее прекрасной чашечки из английского фарфора. - Я... Простите мою неловкость, - незнакомец, покаянно вздыхая, уже склонялся собрать осколки, а она, судорожно вздохнув и пытаясь унять вновь заколотившееся сердце, жестом остановила его: - Не трудитесь, я сама. Ну, что вы, ничего страшного не случилось. - Да как же не случилось: я вас перепугал, да еще и оставил без чашки! Баритон незнакомца из ее сна был бархатным, обволакивающим, от него по плечам бежали мурашки, и покалывало в затылке. А сияющая улыбка просто валила с ног. Неимоверным усилием воли Анна собралась, вздернула подбородок и сдержанно улыбнулась: - Так, стоп! Мы прекращаем генеральную уборку и идем... варить кофе. Прошу, - и она жестом пригласила его следовать за собой. Ее собеседник усмехнулся: - Ну, уж нет, я должен... Он не договорил, как следом в дверь влетела на отличной скорости Леночка, с размаху едва не наступила на осколки чашки и застыла, с обалдевшим видом уставившись на них. - Анна Ви... кторовна, я... - Елена, как ты вовремя! Я здесь насорила немного, ты уж ... - Да, да, конечно! – торопливо заговорила Леночка, осторожно отступая назад. - Я только хотела представить: вот, это Яков Платонович, ну, из комиссии... - Елена, я, как видите, не совсем дошел до вашей... Анны Викторовны, правильно? – снова засиял ее незнакомец из сна. – И это вовсе не она... насорила, а я нанес непоправимый ущерб вашей организации. - Да уж, ошибки свои вы признавать умеете! – язвительно изогнула бровь Анна. Наваждение вдруг схлынуло, все оказалось невероятно прозаично. Проверяющий, значит? Ну, ладно. – Придется вам как-то корректировать свой акт проверки с учетом сегодняшнего происшествия. Но, - усмехнулась она, - кофе я вас все-таки напою. Надо же как-то скрасить такое неудачное начало нашего знакомства.
Бэла: apropos пишет: Так и норовят ускользнуть. это Абсолютная Правда!
Бэла: Анна швырнула на стол перчатки и раздраженно бухнула в кресло сумочку. Потом подошла к окну и, скрестив на груди руки, задумалась, глядя на птичий базар в садике под окнами ее офиса. Комиссия работает в их конторе всего ничего, но сталкиваться со Штольманом становилось все труднее. Он был неизменно учтив и улыбчив при встрече, даже по старомодному обычаю прикладывался к ее руке сухими горячими губами, чем повергал ее в дикое смущение, но Анна чувствовала бездну дистанции между ними, которую никакие улыбки и целования рук не могли сократить даже на миллиметр. Самое ужасное, что Анна с трудом, но признавалась себе: зацепил ее этот мужчина, и крепко, и деться от него не получится, пока он сам не уедет в свою Москву, а там – с глаз долой из сердца вон, как говорится. Хотя, обреченно думала Анна, вряд ли что-то в ее отношении к Якову изменится от его отъезда. Её отношения с мужчинами – это была отдельная песня. Слишком прямолинейна была Анна Викторовна: дуракам в лицо сообщала, что они – дураки, негодяям заявляла свое «фе» вполне определенно, не терпела подхалимажа и притворства, врать не умела, а молодые люди как-то понимали на уровне шестого чувства, что никаких легких интрижек с этой красивой, но непреклонной девицей быть не может, ну и не лезли в эти дебри, довольствуясь необременительным флиртом и ни к чему не обязывающими отношениями с другими, более мягкими и сговорчивыми девушками, с которыми потом и под венец отправлялись. Анна же только отмахивалась сначала от матушкиной тревоги за ее будущее, позже – от беспокойства Марии Тимофеевны. Себе же честно признавалась: ни с кем из тех молодых людей, которых она отвергла, ни за что не хотела бы связать свою судьбу. И вот – здрасьте, пожалуйста! Свалился на ее голову этот Штольман. Нет, конечно, то, что она обратила на него внимание, было обусловлено ее сном, ее чувствами, которые этот сон вызвал. Но это бы все рано или поздно прошло, забылось, как забылся и сон. А вот то, что стало с ней твориться дальше, никаким сном объяснено быть не могло. А он словно бы не замечал, что с ней происходит в его присутствии. Куда бы она ни шла в их конторе, неизменно натыкалась на Штольмана. Через день после их неудачного столкновения он притащил ей новую кофейную чашку, нисколько не уступавшую той, разбитой. Раз была принесена чашка, последовало и приглашение выпить кофе. За кофе они болтали о чем угодно, только не о работе, и Анна с веселым ужасом понимала, что готова все бросить и сидеть рядом с Яковом хоть целый день. В конце концов, именно он прервал их беседу, улыбнувшись и заметив, что он готов пить кофе до вечера, но его, видимо, могут уволить за такое пренебрежение своими обязанностями. Анна немедленно смутилась и, устыдившись, что ее могут заподозрить в излишнем внимании к ее визави, причем он сам и заподозрит, стремительно вскочила, заработав недоумевающий взгляд Штольмана, который задумчиво крутил в пальцах чашку, глядя ей вслед. Масла в огонь подлила и Леночка, как-то вечером зайдя с заговорщическим видом к Анне, и со смущенной улыбкой попросила разрешения поговорить. Анна, ни о чем не подозревая, кивнула и, свернув окно электронной почты на мониторе, приготовилась слушать. Знала бы она, что ей принесла в зубах легкомысленная Леночка! Та, уютно устроившись напротив нее, оперлась грудью о скрещенные на краю стола руки и, понизив голос, заявила: - Анна Викторовна, вы извините, конечно, но этот Яков Платоныч какой-то странный! Сердце хрястнуло о ребра, и в горле свернулся тугой комок. Значит, всё-то она себе напридумывала и сейчас наверняка услышит историю ухаживания столичного красавца за Леночкой. Пытаясь опередить откровения девушки, Анна торопливо заметила: - Что же странного, нормальный мужчина, ты ему понравилась, вот он и... - Я?! Бог с вами, я тут не при чем!!! - А... кто при чем? – Анна с преувеличенным вниманием аккуратно сложила разбросанные по столу бумаги в стопочку, потом воткнула ручки в стакан. - По-моему, он к... вам неровно дышит... Вот! – выдохнула Леночка и немедленно покраснела. - И что же тебя навело на такую дикую мысль? – сдвинув брови, поинтересовалась Анна. - Чего это – дикую? – обиделась Леночка. – Как мне в кавалеры его прочить, так он, значит, нормальный мужчина! Нет, нет, Анна Викторовна, я точно вам говорю: он вами здорово увлечен. - Елена, перестань, этого просто не может быть. - Да может, может!!! Ну, вот смотрите, - она загнула палец, - во-первых: он вам всегда целует руку при встрече. А больше-то никому! Во-вторых, он все время заговаривает со мной о вас, пытается узнать всякие вещи, ну, там, замужем ли вы... - Что-о? - Ну да, да! Я понимаю, я должна была послать его... - Пресечь, - машинально поправила Анна, остужая полыхающие щеки ладошками. - Да-да, пресечь. Но вы же знаете, он такой милый. Отказать ему просто нереально. - Ну, и что же ты ему еще выдала? – Анна покрутила головой, словно воротник блузки душил ее. - Выдала? Вы что, считаете, что он копает под нас и всё из-за проверки, что ли? – испуганно встрепенулась Леночка. - Все может быть, - задумчиво протянула Анна: в голове лихорадочно метались мысли, она не совсем даже понимала, что там ей еще говорит Леночка, а та, возмущенно морща носик, продолжала уличать и уличать Якова Платоныча: и про вкусы Анны Викторовны-то он узнавал, когда на 8 марта притащил вдруг ветку мимозы – ее любимого весеннего цветка; и про разбитую кружку спрашивал: где куплена, что за марка, а узнав, что подарок приехал из-за границы, где-то раздобыл даже более изысканную вещь; и в какой спортзал она ходит, и потом Анна наткнулась однажды в вестибюле спортцентра на Штольмана (он ее, правда, не заметил, пронесся мимо к мужским раздевалкам). Так что грехи Якова Платоныча вскрывались и вскрывались, рождая робкую надежду в душе Анны, что все не так, как кажется, что она все-таки здорово интересует этого улыбчивого красавца-мужчину, и что та дистанция меж ними существует лишь в ее воображении. «Так, закончили сеанс самокопания, и – за работу», - сама себе приказала Анна и, усевшись за стол, погрузилась в раскопки договоров, которыми административный отдел с утра завалил ее почту. День стремительно накручивался на веретено времени, и Анна, поведя одеревеневшими плечами, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.
Хелга: Бэла Герои нарисовались перед взором, особенно Штольман. Как долго им удастся шифроваться друг от друга?
Бэла: Хелга пишет: Как долго им удастся шифроваться друг от друга? недолго
Бэла: В дверь осторожно поскреблись, и Анна, не открывая глаз, пробормотала: - Леночка, что же тебя на работе-то держит? - А это не Леночка. Извините, - от звука этого голоса Анна едва не свалилась с кресла и открыла глаза. В дверях стоял Штольман и, склонив голову, с извиняющейся улыбкой наблюдал за ней. – Это я ломаю дверь. Что-то вы задержались сегодня, - помолчав, заметил он и, пройдя к креслу, тяжело опустился в него. Выглядел он как-то неважно, но Анна старалась его не разглядывать и с преувеличенной тщательностью наводила на столе порядок. Когда все бумаги заняли положенные им места, она все-таки подняла глаза на Штольмана. - Да, что-то я сегодня... – и не договорив, умолкла: Штольман сидел c закрытыми глазами, откинувшись в кресле, возле рта залегли тени, а на лбу выступила испарина. - Яков Платоныч, - негромко позвала Анна. Тот не отзывался. Тогда она, привстав с места, приблизилась к нему и осторожно дотронулась до лба, который просто полыхал огнем. Она не успела отнять руку, Яков накрыл своей ладонью ее пальцы, потом прижал их к губам, тоже горячим. - Да вы же...! - охнула Анна. – У вас жар, Яков. Что с вами? Постойте, подождите, я сейчас, - с этими словами она выдернула руку и, выхватив из сумочки носовой платок, намочила его водой из изящной леечки для полива цветов, потом осторожно свернула влажную ткань и приложила к горящему лбу бледного, как полотно, Якова, который криво улыбался, наблюдая за ее действиями. - Анна Викторовна, я что-то расклеился вдруг, вы уж простите, что я к вам... - Какое там «простите», что вы, я сейчас! - она порылась в сумочке, но безрезультатно - жаропонижающего там не было. – Может, «скорую»? - Анна Викторовна, не надо «скорую», я сейчас доберусь до гостиницы и отлежусь на выходных... - Обалдели, какая гостиница? – она беспомощно смотрела на него, потом, решившись, тряхнула головой. – Ну, вот что, поднимайтесь-ка, и едем! - Куда, позвольте узнать? - В хорошее место, - улыбнулась Анна, – там за вами будет отличный уход. - В реанимацию, что ли? – с трудом поднялся Яков. - Шуточки у вас! – упрекнула его Анна. Она усадила его в свою машину, - Яков, откинувшись на сиденье, кажется, снова отключился, - и нажала на газ. ************** Анна осторожно заехала в подземный гараж и нажала кнопку, заглушив мотор. Яков дремал на пассажирском сиденье, и она некоторое время смотрела на него сбоку, не решаясь разбудить. Он, по-видимому, почувствовал ее взгляд и повернулся к ней, щурясь со сна, потом с недоумением покрутил головой, не совсем понимая, где он: - Аня, я... кажется, заснул. А куда это вы меня завезли? - Ну, я же сказала: в хорошее место. Это вообще-то мой дом. - Это вообще-то гараж, насколько я могу судить, - через силу усмехнулся Штольман, вываливаясь из машины и оглядывая просторное, ярко освещенное помещение. Анна привычным движением, нажав на кнопку, опустила ворота, потом заперла автомобиль и, пройдя вглубь гаража, погремев ключами, распахнула дверь в дом: - Идемте, Яков! Или вы боитесь? – озорно блеснула в его сторону глазами. - Ну, боюсь или не боюсь, выхода отсюда для меня другого нет. Заперли на совесть, - криво усмехнулся он и, подойдя к ней, помолчав, хрипло произнес: - Мне кажется или между нами что-то происходит? Анна, смутившись, пожала плечами: - Да, происходит. Я в-вас... хочу... поставить на ноги. - Всё? – он стоял так близко и так пристально смотрел на нее. В животе рождались какие-то воздушные шарики, которые взлетали к самому горлу, и становилось трудно дышать. - Яков, у вас температура. - Да, температура, причем, кажется, не у меня одного. Помолчав, он добавил: - Чужая душа – потемки, Анна... Викторовна. Даже моя. Последние слова вдруг здорово разозлили ее. Да что он навыдумывал себе, да еще и вслух сказал то, в чем она боялась даже мысленно себе признаться. - Яков Платоныч, прежде всего, у вас не душа в потемках, а сознание помутилось. Идемте же, здесь прохладно, я не хочу свалиться рядом с вами от простуды. Эта ее гневная тирада вдруг моментально вернула их в прежнее состояние шутливой непринужденности, и Яков, смущенно почесав нос, прищелкнул каблуками, выразив готовность идти за ней хоть на край света. Спустя час, Яков был напоен сначала куриным бульоном, причем с удивлением заявил, что вкус у этого бульона тот самый, из детства. Потом настала очередь чая с брусникой, от которого Яков совсем осоловел, и Анна молниеносно переместила его на второй этаж и устроила в светлой уютной гостевой комнате на прохладных простынях, дала выпить какое-то лекарство и, поставив на тумбочку стакан воды, тихонько вышла, оставив дверь приоткрытой. Яков все порывался поблагодарить ее за заботы, но погрузился в сон, едва Анна отошла от него. Уже в своей постели Анна долго крутилась с боку на бок, ходила вниз выпить воды, проверить замки, но сон все не шел к ней. Она подходила на цыпочках к двери комнаты Якова, но там было тихо, и она не осмеливалась тревожить больного, рассудив, что если тому что-то понадобится, он уж как-нибудь сообщит ей. Потом, уже далеко за полночь, она все-таки забылась сном. И во сне к ней опять пришел Яков. Только он был не один. Снова она стояла в длинном платье посреди роскошной залы, и снова он шел по направлению к ней, но, обогнув ее, подошел к миниатюрной изящной брюнетке и увлек ту за собой в центр залы, закружив в вихре чувственного вальса. А Анна так и осталась стоять, обомлев. Чем все закончилось, она не успела увидеть, потому что резко, как от удара, проснулась и села в кровати, маясь от неприятного чувства обмана и ревности.
apropos: Бэла Ну да - больного мужика к себе домой выхаживать... Безошибочный ход. Оне сразу начинают таять от женской заботы.
Бэла: apropos пишет: Ну да - больного мужика к себе домой выхаживать... Безошибочный ход. именно!
Бэла: Быстро облачившись в длинное платье из мягкого темно-синего трикотажа, в котором так любила ходить дома, она выскользнула из комнаты и заглянула к Якову. Тот все еще спал, но выглядел гораздо лучше, чем вчера вечером. Анна постояла, рассматривая милое лицо, чуть дольше, чем следовало. Потом, пытаясь унять колотящееся сердечко, отправилась вниз: варить кофе для себя, заваривать чай для Штольмана, печь блинчики, - обычные утренние дела выходного дня, когда не надо никуда спешить. Яков все еще спал, хотя день несся на всех парах к полудню. Анна периодически поднималась к нему, заглядывала, но, самое большее, на что решилась – это поставила к его изголовью большую кружку с брусничным морсом. Он не проснулся, только пробормотал что-то во сне и повернулся на другой бок. Лицо его было все еще бледно, а губы запеклись, – видимо, температура никак не желала спадать. Анна покачала головой, но будить его не осмелилась, резонно рассудив, что сон – лучшее лекарство. За это такое длинное утро, прокручивая в голове сумбур мыслей, она машинально навела идеальный порядок на кухне, сварила себе третью чашку кофе, когда у парадной двери звякнул колокольчик. - Анна Викторовна, что это вы пропали куда-то? Я испекла та-акой пирог к чаю, а ты не зашла, - Мария Тимофеевна, облаченная в джинсы и «дачную куртку» как всегда с шумом ввалилась в прихожую. - Тише, бога ради, тише, - Анна притворила дверь из прихожей в дом. - Стопчик-стопчик, я что-то пропустила? – Мария Тимофеевна зависла, разглядывая мужские ботинки, красующиеся возле кушетки. – Ань, это то, что я думаю, или одно из двух? Она подняла глаза на смутившуюся Анну и с недоумением протянула: - Ну, и зачем тебе это всё нужно, красавица моя? - МарьТимофевна, это не то, что вы думаете... - Ну-ну, давай, удиви меня. Скажи, что московский гость случайно забрел за 40 километров от города и случайно разбросал свои роскошные мокасины посреди твоего коридора. - Нет. Я сама его привезла. - Ты его... что? Ань, я, конечно, мечтала, чтобы твоя личная жизнь стала чуть более разнообразной, чем обычно, но это совсем не значит, что надо бросаться под поезд московского ловеласа высшей пробы и строить воздушные замки. - Кто ловелас? - Яков Платоныч твой, кто же еще? Нет, я его, конечно же, понимаю: командировка, отсутствие привычного круга общения, ну и ты у нас – просто суперприз, но, Ань, ёлки-палки, за-чем? Он что, так понравился тебе? – уже тише спросила Мария Тимофеевна, пытливо заглядывая Анне в глаза. - Да, понравился, - с вызовом ответила та. – Но это не имеет отношения... - Ох, как же это я так упустила? Чертов годовой баланс! – в сердцах воскликнула Мария Тимофеевна и присела на кушетку, снизу вверх глядя с укоризной в глазах на понурившуюся Анну. - Ну, что вы такое напридумывали? У человека температура поднялась, я ему предложила помощь, что тут криминального? Мое к нему отношение вообще не имеет значения. - Да ладно? То есть если бы это был не он с температурой, а, к примеру, наш охранник Александр Сергеевич, то это его сорок пятый растоптанный валялся бы сейчас здесь? - Ну, при чем тут охранник? У охранника жена есть, и дом рядом, а Яков Платоныч валялся бы в гостиничном номере и загибался бы. - И пусть бы валялся. Ничего с такими не случается, не волнуйся, всегда выкарабкаются. - Да что он вам сделал-то, что вы так на него..? - Я просто знаю главбуха их СРО и, как только он появился и стал очаровывать дам в нашей конторе, я немедленно все о нем выяснила. Так вот, дорогая моя, у твоего Штольмана репутация человека без обязательств, ну, в... эммм... личностных отношениях. Во-первых, он не женат. - Ну, вот! – горячо воскликнула Анна. - Не спеши! – отрезала Мария Тимофеевна. – Во-вторых, у него какой-то перманентный роман с одной дамочкой из министерства, причем такой бурный, что всю Москву трясло, когда он бушевал вначале, потом они то сходились, то расходились, то какие-то разборки были, так как за ней ухаживал какой-то там высокопоставленный чиновник, или депутат, и он твоего Штольмана кошмарил так, что тот едва удержался на своей должности. Но самое интересное, что эта его дама сердца все еще играет за обе команды. Так что, дорогая моя, - хлопнула себя по коленке Мария Тимофеевна, - кой черт тебя понес на эти галеры? Пока не поздно, соскакивай, я тебя прошу. Иначе твое неискушенное сердечко в большой опасности. Анна слушала, ее опустив голову, потом вздернула подбородок и четко и раздельно произнесла: - Я внимательно вас выслушала, а теперь, Мария Тимофеевна, послушайте меня. Я привыкла верить тому, что вижу, а не тому, что кто говорит. Это первое. Второе. Да, мне нравится этот человек. Очень нравится. Ничего плохого до сей поры он мне не сделал. В отношениях с ним я буду придерживаться того принципа, что все люди – хорошие, а запутаться и ошибиться в жизни может любой. Поэтому, я вам благодарна, Мария Тимофеевна, что вы так обо мне заботитесь, но Штольмана оставьте мне, я сама разберусь. - Да, уж, ты разберешься, - недовольно проворчала та, уже сдаваясь. - И третье. Идемте, я вас напою чаем и накормлю блинами. - Ты еще и блины испекла? Ну, всё. Теперь его отсюда калачом не выманишь, - сокрушенно вздохнула Мария Тимофеевна. – Нет уж, я человек прямолинейный. Впрочем, как и ты. Еще скажу чего-нибудь не того. Так что ухаживай за своим Штольманом без меня, - с этими словами она, махнув рукой, вышла за дверь. Анна покачала головой и потерла лоб: она, конечно, храбрилась перед своей дуэньей, но вся эта информация про ее гостя просто ошеломляла. Эмоции переполняли ее. Она тут же припомнила, что он ей сказал вчера «моя душа – потемки», и в этом ей уже в свете того, что ей рассказала Мария Тимофеевна, виделось подтверждение всего, что она услышала сейчас. Анна сердито тряхнула головой и, резко открыв дверь, едва не сшибла спустившегося с лестницы Якова, тут же смутилась и отступила назад.
Хелга: Бэла Приболел, значит, ловелас... Яков Платоныч! Мария Тимофеевна, конечно, беспокоится о судьбе Анны, но уж слишком активно. Девушка взрослая, сама разберется, думаю.
Юлия: Бэла Синеокий брюнет во сне явился... Мужик продвинутый - заранее записался на подсознание... Все так тихо и мирно - даже информация Марии Тимофевны не нарушила покоя.... Чудится какой-то бац - притаился у обочины...
Бэла: Хелга Хелга пишет: Мария Тимофеевна, конечно, беспокоится о судьбе Анны, но уж слишком активно. Так писала всё-таки в парадигме оригинального сериала, где МарьТимофевна Оччень активно настроена была против ЯП. Герои конечно не совсем те, но действуют как те самые - оригинальные. Законы фанфикшна, куды ж без них?
Бэла: Юлия Юлия пишет: Чудится какой-то бац - притаился у обочины... *вздыхаючи* ну как без БАЦев...
Бэла: Анна сердито тряхнула головой и, резко открыв дверь, едва не сшибла спустившегося с лестницы Якова, тут же смутилась и отступила назад. - Вы... Как вы? - Жив, как видите, – криво усмехнулся Яков и потер ладонью щетину. Возле лестницы было темновато, и резче обозначились тени вокруг глаз, да еще эта щетина, делавшая его лицо изможденным. – У вас гости? - Соседка забежала. - Я ее знаю? – он смотрел на нее исподлобья. - Д-да. Это Мария Тимофеевна, наш главбух. Так, - вздохнула Анна, - вы все слышали. Но... Я прошу вас, не берите вы в голову, она просто очень эмоциональный человек с ... эммм... бурной фантазией и,... ну..., беспокоится за меня. - Значит, я вам нравлюсь? - Что? - Вы просто громко говорили, я невольно услышал. - Не берите в голову, - повторила она. - Просто я за вас заступилась. Он улыбнулся: - Вы это делали так… рьяно. - Просто я не люблю, когда на человека нападают за его спиной, а он не может защититься. - А вам не приходило в голову, что я не нуждаюсь в защите? – холодно спросил он. - И что ваша Мария Тимофеевна права, и я именно такой – циничная сволочь без обязательств. Анна стояла, застыв, ошеломленная его словами. Ей вдруг показалось, что он словно бы рассердился на нее за что-то. Может, за то, что она отказалась признать свою к нему симпатию Яков потер лицо ладонями и сказал: - Анна Викторовна, я вам признателен за приют, за заботу. Но мне, пожалуй, пора. Вы скажите, где тут у вас можно найти такси, и я поеду. Анна, словно очнувшись, сердито тряхнула головой: - Знаете, что? Никуда я вас не отпущу. Вы можете быть сколь угодно циничной сволочью, но сейчас вы еще и больная сволочь. И голодная. Поэтому, - она решительно взмахнула рукой, - немедленно к столу. А потом мы решим, что делать с вашей сволочной натурой. Яков в ответ на ее тираду только усмехнулся и, покачав головой, отправился за ней на кухню. Анна хлопотала у стола, наливая настоявшийся чай, подогревая блинчики, вытаскивая вазочки с вареньем и сгущенкой и чувствуя, как от его взгляда бегут и бегут мурашки по шее, по плечам. Ей хотелось и не хотелось прервать этот водопад ощущений. Потом он с аппетитом уплетал нежные полупрозрачные блинчики, запивая огненным чаем, а Анна смотрела на него чуть сбоку, стараясь делать это незаметно, и насмотреться не могла. Он был такой домашний, такой близкий с этой утренней щетиной и легкой бледностью, напоминавшей о вчерашнем недомогании, что сердце у нее опять куда-то улетало, она даже глаза прижмуривала, чтобы не совсем ослепнуть от его близости. Затем он опять как-то сник, от бодрости и следа не осталось, и она снова выпроводила его наверх, где он свалился в оздоравливающий сон. Анна же, набросив на себя теплую куртку, вышла в сад. Ей очень нужно было проветриться и подумать об утренних событиях. Но ее размышления были прерваны легким свистом: возле ворот появилась овчарка и, крутя хвостом, встала на задние лапы, передними уперевшись в калитку: - Барон, хороший мой! – Анна отодвинула засов, и Барон с достоинством вошел во двор, сунув мокрый нос ей в ладони. – Угощения просим? Сейчас-сейчас. - Ань, привет! – следом за овчаркой во двор вошел ее сосед, Иван Шумский. – Барон, наглец ты эдакий, я ж тебя кормил, чего ты клянчишь! Пес тут же с понурым видом отвернулся и уселся, свесив лобастую башку, всем своим обликом давая понять, как же несправедливы упреки хозяина. - Ну, ты смотри, он еще и обижается. - Перестань, что ты его угнетаешь, - смеясь, говорила Анна, доставая из кармана сушку. – Барон, смотри-ка, что я тебе приберегла. Барон нехотя повернулся, осторожно взял с ее ладони лакомство и старательно захрустел, косясь на хозяина. - Ну, ты и гусь, - захохотал Иван, потом, отсмеявшись, спросил. – Куда пропала, соседка? Всё дела одолевают? - Ох, одолевают, - кивнула, улыбаясь, Анна. Она ерошила шерсть на загривке собаки, а Барон, задрав голову, млел от ласки. Они еще немного поболтали, потом Иван с Бароном отправились на берег. - Может с нами? Прогуляемся, - позвал он Анну, но та отказалась, сославшись на дела. Хотя никаких дел у нее не было, кроме одного: подумать о том, что произошло вчера, а, самое главное, - сегодня, и как ей выбираться из всех этих сложностей, основная из которых сейчас спит на втором этаже и, наверняка, не подозревает о всех сомнениях, терзающих ее, словно зубная боль.
полная версия страницы