Форум » Авторы Клуба » Фантазия на тему... » Ответить

Фантазия на тему...

Бэла: Эта работа была написана в период увлечения сериалом "Анна-детективъ". Герои носят те самые имена, но по сути являются порождением воспаленного воображения автора. Поэтому не рискнула тему отправить в "Фандом по произведениям...", ведь и произведение не классическое, и фанфик по сути не фанфик, а... "Фантазия на тему"

Ответов - 103, стр: 1 2 3 4 5 6 All

Бэла: - Анна Викторовна, Анна Викторовна! – запыхавшаяся Леночка, как всегда импульсивная и взбалмошная, влетела в кабинет, потрясая каким-то белым листком. - Случилось что-нибудь невероятно: мы заняли Москву? – иронично усмехнулась Анна, процитировав партайгеноссе Мюллера из «Семнадцати мгновений весны». - Скорее наоборот! – Леночка готова была лопнуть от рвущихся наружу новостей. – Москва атакует нас! – и она с размаху шлепнула листок об стол перед Анной. Та вздернула брови и перевела глаза с Леночки на листок и обратно. - Проверка! СРО! Московская комиссия! – Леночка страдальчески свела брови домиком и плюхнулась на стул перед столом Анны. - Всего-то? – слегка удивилась та и, пожав плечами, повернула к себе бумагу, оказавшуюся уведомлением на фирменном бланке курирующей их саморегулируемой организации «Объединенная ассоциация строителей». – Елена, у вас ведь всё всегда в порядке, ну, что вы так уж... - Да-а, - пожаловалась девушка, - так они и едут, чтобы удостовериться, что у нас все замечательно. Обязательно найдут какую-то закавыку. - Найдут – исправим! – ободряюще усмехнулась Анна. – Ну, что ты, ей-богу! Прорвемся. Кто там, в составе комиссии-то, узнала? - Вообще неизвестные, не были никогда, вот и бою-усь, - проныла Леночка. - Так! – строго сказала Анна. – Нос вытерли. В руки себя взяли. Пошли работать. И без нервов! Лена, я на тебя надеюсь! Та, словно только этого и ждала, резво подскочила со стула и, приложив к голове ладошку, отрапортовала с улыбкой до ушей: - Слушаюсь, Анна Викторовна! Проверки по их строительной деятельности были не редки. С чего это Леночка так взбаламутилась да еще и ее дернула, Анна не поняла, списав все это на весну, шебутной характер и Леночки, и всего их молодого тендерного отдела с вечными авралами, и общую нервозность отчетного периода, когда лишние заботы были вообще ни к чему. Отчетность, которую готовила бухгалтерия, подчиняла своему ритму чуть ли не все управление, и Анна Викторовна, начальник отдела договоров их немаленькой строительной организации, была не исключением. С главбухом Марией Тимофеевной у нее сложились весьма теплые отношения с легкой покровительственной ноткой: та считала своим долгом заботиться о молодой амбициозной девушке, которая пришла в их контору пять лет назад сразу после аспирантуры, была не замужем и всю себя с невероятным рвением отдавала работе. Мария Тимофеевна частенько критиковала Анну за то, что та, вместо того, чтобы тусоваться в клубах, ходить с молодыми людьми на свидания, в рестораны, в кино, в основном пропадала в библиотеках, занималась йогой, да еще львиную долю времени тратила на курсы рисования, объясняя это тем, что в детстве и юности заняться этим делом серьезно не было возможности. На курсах, конечно же, мужчин не было совершенно. Как, впрочем, и на йоге. Как, впрочем, и в библиотеках. Так что периодически Мария Тимофеевна устраивала Анне так называемые «материнские пятиминутки», которые выливались в легкие перепалки, хотя Анна все равно любила свою прекрасную главбухшу, даму в высшей степени элегантную, веселую, искренне заботящуюся о ней, Анне, и вполне заменяющую в некоторых вопросах матушку, которая с отцом проживала в другом городе и никак не могла повлиять на устройство личной жизни своей горячо любимой доченьки. Скайп в этих вопросах помогал мало: Анна всегда могла отшутиться в беседе о замужестве, а если разговор становился напряженным, то связь в любой момент могла якобы прерваться, и Анна с облегчением отключалась от беспокойной своей матушки. От Марии Тимофеевны так отключаться не получалось. Но та и не давила с неотвратимостью танка, только изредка сокрушаясь о растрачиваемой даром жизни Аннушки без спутника жизни. Анна же всегда ухитрялась отшутиться, что белый конь захромал где-то, и принц вынужден менять подковы, или погода задержала в пути. Мария Тимофеевна только сокрушенно пожимала плечами и качала головой: дескать, что с тобой поделаешь. В остальном же отношения у них были прекрасные: Мария Тимофеевна была дамой со вкусом, со связями, обожающей путешествия и свой загородный дом. Анна любила бывать у них с мужем в уютном кирпичном доме в загородном поселке и, в конце концов, тоже купила себе там же дом, небольшой, уютный, окрашенный в нежно-зеленые тона с шоколадного цвета крышей, с небольшим участком, на котором росли сосны, пара берез и кусты сирени. Муж Марии Тимофеевны, Виктор Иванович - бывший летчик, рано вышедший на пенсию, а теперь - заядлый рыбак и охотник, охотно помогал Анне ухаживать за домом, а когда надо было сделать что-то глобальное, присылал своего работника, Кузьму Трофимыча на подмогу. Кроме того, с удовольствием делился добычей к радости Марии Тимофеевны, которая, скрепя сердце, вынуждена была обрабатывать кучи рыбы, глухарей, перепелов, оленины, в промышленных масштабах заготавливаемые ее шумным весельчаком мужем. Дети у этой колоритной пары уже давно выросли и поразъехались кто куда, а Анна была признана своей, и они рьяно заботились о девушке. Она платила им тем же: пекла тортики, блинчики, приносила все это к чаю, дарила пейзажи, которые рисовала в больших количествах, помогала ухаживать за цветами в их саду, не забывая и о своем небольшом живописном садике, и вообще с удовольствием принимала их заботу. Леночка своим появлением просто вырвала Анну из рабочей текучки, и она, блаженно потянувшись, откатилась от компьютера и, легко вскочив, отправилась за кофе. На кухоньке никого не было, кофемашина, утробно проворчав, поднатужилась и соорудила крепчайший огненный напиток. Анна добавила сливки и, подойдя к окну, отхлебнула из своей изящной тонкостенной чашечки, привезенной для нее Марией Тимофеевной из Лондона этой зимой. Ее что-то беспокоило, какой-то холодок пробегал по затылку, заставлял передергивать плечами, но что это было, она никак не могла понять: что-то такое она должна была вспомнить, что-то такое... Нет! Анна тряхнула головой и отправилась к себе, держа в руке опустевшую кофейную чашку. Добраться до своего кабинета ей не дали. Дверь из коридора вдруг распахнулась, и высокий импозантный мужчина с едва тронутыми сединой бачками, стремительно вошел, нет, влетел в их отдел, кружка выпала из рук Анны и с печальным всхлипом развалилась на две части у ее ног. Но Анна этого словно бы и не заметила, с открытым ртом уставившись на незнакомца: она вспомнила!

chandni: Бэла Ура! Новый роман! Как я рада твоим Бэла пишет: "Фантазия на тему" ну или производственным романам, как я про себя их называю. Признаюсь, люблю почитать о "внутренней кухне" и взаимоотношениях людей, занимающихся делом. Бэла пишет: белый конь захромал где-то, и принц вынужден менять подковы, или погода задержала в пути. Какое начало! Героини яркие, милые, прямо нашли друг друга, а герой... ммм... ждем, ждем!

Бэла: chandni пишет: Признаюсь, люблю почитать о "внутренней кухне" и взаимоотношениях людей, занимающихся делом. Дык автор же акын. Что зрит, о том и бает! chandni пишет: Героини яркие, милые, прямо нашли друг друга, а герой... ммм... ждем, ждем! Ох, этот герой...


apropos: Бэла Не видела этот сериал, увы. Бэла пишет: Герои носят те самые имена, но по сути являются порождением воспаленного воображения автора А если изменить имена и - уже без привязки к сериалу - отправиться в свободное плавание?

Бэла: apropos пишет: А если изменить имена и - уже без привязки к сериалу - отправиться в свободное плавание? Всех?! Но вообще это будет нечестно, герои же не совсем мои Да и работа недлинная. Уж, что написалось выросло, то выросло.

apropos: Бэла пишет: герои же не совсем мои Не, я только спросила. Просто по себе знаю, как герои меняются по ходу повествования, даже если пытаешься их держать в заданных рамках. Так и норовят ускользнуть.

Бэла: Она стояла посреди празднично украшенной залы в длинном платье, и к ней приближался высокий темноволосый и светлоглазый мужчина в безупречно сидящем смокинге и улыбался ослепительно и радостно. Она попятилась, ощутив некую тревожность, но не успела: ее рука уже лежала в ладони незнакомца, а на талии покоилась другая его рука. Он держал ее крепко и увлекал за собой, ободряюще улыбаясь. Она против воли шагнула вперед, но, запутавшись в платье, неожиданно рухнула к ногам незнакомца. А в следующее мгновенье сильные руки подхватили ее, и вот она уже кружится в объятиях своего партнера, не доставая ногами до пола, словно она - снова маленькая девочка, и папа кружит ее, кружит, и дух захватывает, и голова уплывает куда-то. В этот момент все кончилось: она, вздрогнув, проснулась, открыла глаза, непонимающе огляделась, словно бы не узнавая свою комнату. Но, нет: вот же, вот – и зеркало, и шифоньер, и окно, подернутое ранним сумеречным светом, в обрамлении нежно-кофейных штор. Сердце колотилось как сумасшедшее. «Тихо, тихо, перестань», - успокаивающе шептала она своему трясущемуся в панике сердечку. И постепенно трепет прошел, уступив место утренней лености. До работы еще было время, она одевалась, красилась, пила кофе, а в голове крутился ее сон и никак не хотел отпускать от себя, тревожа, заставляя дрожать руки, ронять пояс от платья, заедать застежку сумочки. И вот сейчас этот самый незнакомец из ее сна стоит перед ней, а она таращится на него, не в силах пошевелиться, а на полу печальными островками валяются осколки ее прекрасной чашечки из английского фарфора. - Я... Простите мою неловкость, - незнакомец, покаянно вздыхая, уже склонялся собрать осколки, а она, судорожно вздохнув и пытаясь унять вновь заколотившееся сердце, жестом остановила его: - Не трудитесь, я сама. Ну, что вы, ничего страшного не случилось. - Да как же не случилось: я вас перепугал, да еще и оставил без чашки! Баритон незнакомца из ее сна был бархатным, обволакивающим, от него по плечам бежали мурашки, и покалывало в затылке. А сияющая улыбка просто валила с ног. Неимоверным усилием воли Анна собралась, вздернула подбородок и сдержанно улыбнулась: - Так, стоп! Мы прекращаем генеральную уборку и идем... варить кофе. Прошу, - и она жестом пригласила его следовать за собой. Ее собеседник усмехнулся: - Ну, уж нет, я должен... Он не договорил, как следом в дверь влетела на отличной скорости Леночка, с размаху едва не наступила на осколки чашки и застыла, с обалдевшим видом уставившись на них. - Анна Ви... кторовна, я... - Елена, как ты вовремя! Я здесь насорила немного, ты уж ... - Да, да, конечно! – торопливо заговорила Леночка, осторожно отступая назад. - Я только хотела представить: вот, это Яков Платонович, ну, из комиссии... - Елена, я, как видите, не совсем дошел до вашей... Анны Викторовны, правильно? – снова засиял ее незнакомец из сна. – И это вовсе не она... насорила, а я нанес непоправимый ущерб вашей организации. - Да уж, ошибки свои вы признавать умеете! – язвительно изогнула бровь Анна. Наваждение вдруг схлынуло, все оказалось невероятно прозаично. Проверяющий, значит? Ну, ладно. – Придется вам как-то корректировать свой акт проверки с учетом сегодняшнего происшествия. Но, - усмехнулась она, - кофе я вас все-таки напою. Надо же как-то скрасить такое неудачное начало нашего знакомства.

Бэла: apropos пишет: Так и норовят ускользнуть. это Абсолютная Правда!

Бэла: Анна швырнула на стол перчатки и раздраженно бухнула в кресло сумочку. Потом подошла к окну и, скрестив на груди руки, задумалась, глядя на птичий базар в садике под окнами ее офиса. Комиссия работает в их конторе всего ничего, но сталкиваться со Штольманом становилось все труднее. Он был неизменно учтив и улыбчив при встрече, даже по старомодному обычаю прикладывался к ее руке сухими горячими губами, чем повергал ее в дикое смущение, но Анна чувствовала бездну дистанции между ними, которую никакие улыбки и целования рук не могли сократить даже на миллиметр. Самое ужасное, что Анна с трудом, но признавалась себе: зацепил ее этот мужчина, и крепко, и деться от него не получится, пока он сам не уедет в свою Москву, а там – с глаз долой из сердца вон, как говорится. Хотя, обреченно думала Анна, вряд ли что-то в ее отношении к Якову изменится от его отъезда. Её отношения с мужчинами – это была отдельная песня. Слишком прямолинейна была Анна Викторовна: дуракам в лицо сообщала, что они – дураки, негодяям заявляла свое «фе» вполне определенно, не терпела подхалимажа и притворства, врать не умела, а молодые люди как-то понимали на уровне шестого чувства, что никаких легких интрижек с этой красивой, но непреклонной девицей быть не может, ну и не лезли в эти дебри, довольствуясь необременительным флиртом и ни к чему не обязывающими отношениями с другими, более мягкими и сговорчивыми девушками, с которыми потом и под венец отправлялись. Анна же только отмахивалась сначала от матушкиной тревоги за ее будущее, позже – от беспокойства Марии Тимофеевны. Себе же честно признавалась: ни с кем из тех молодых людей, которых она отвергла, ни за что не хотела бы связать свою судьбу. И вот – здрасьте, пожалуйста! Свалился на ее голову этот Штольман. Нет, конечно, то, что она обратила на него внимание, было обусловлено ее сном, ее чувствами, которые этот сон вызвал. Но это бы все рано или поздно прошло, забылось, как забылся и сон. А вот то, что стало с ней твориться дальше, никаким сном объяснено быть не могло. А он словно бы не замечал, что с ней происходит в его присутствии. Куда бы она ни шла в их конторе, неизменно натыкалась на Штольмана. Через день после их неудачного столкновения он притащил ей новую кофейную чашку, нисколько не уступавшую той, разбитой. Раз была принесена чашка, последовало и приглашение выпить кофе. За кофе они болтали о чем угодно, только не о работе, и Анна с веселым ужасом понимала, что готова все бросить и сидеть рядом с Яковом хоть целый день. В конце концов, именно он прервал их беседу, улыбнувшись и заметив, что он готов пить кофе до вечера, но его, видимо, могут уволить за такое пренебрежение своими обязанностями. Анна немедленно смутилась и, устыдившись, что ее могут заподозрить в излишнем внимании к ее визави, причем он сам и заподозрит, стремительно вскочила, заработав недоумевающий взгляд Штольмана, который задумчиво крутил в пальцах чашку, глядя ей вслед. Масла в огонь подлила и Леночка, как-то вечером зайдя с заговорщическим видом к Анне, и со смущенной улыбкой попросила разрешения поговорить. Анна, ни о чем не подозревая, кивнула и, свернув окно электронной почты на мониторе, приготовилась слушать. Знала бы она, что ей принесла в зубах легкомысленная Леночка! Та, уютно устроившись напротив нее, оперлась грудью о скрещенные на краю стола руки и, понизив голос, заявила: - Анна Викторовна, вы извините, конечно, но этот Яков Платоныч какой-то странный! Сердце хрястнуло о ребра, и в горле свернулся тугой комок. Значит, всё-то она себе напридумывала и сейчас наверняка услышит историю ухаживания столичного красавца за Леночкой. Пытаясь опередить откровения девушки, Анна торопливо заметила: - Что же странного, нормальный мужчина, ты ему понравилась, вот он и... - Я?! Бог с вами, я тут не при чем!!! - А... кто при чем? – Анна с преувеличенным вниманием аккуратно сложила разбросанные по столу бумаги в стопочку, потом воткнула ручки в стакан. - По-моему, он к... вам неровно дышит... Вот! – выдохнула Леночка и немедленно покраснела. - И что же тебя навело на такую дикую мысль? – сдвинув брови, поинтересовалась Анна. - Чего это – дикую? – обиделась Леночка. – Как мне в кавалеры его прочить, так он, значит, нормальный мужчина! Нет, нет, Анна Викторовна, я точно вам говорю: он вами здорово увлечен. - Елена, перестань, этого просто не может быть. - Да может, может!!! Ну, вот смотрите, - она загнула палец, - во-первых: он вам всегда целует руку при встрече. А больше-то никому! Во-вторых, он все время заговаривает со мной о вас, пытается узнать всякие вещи, ну, там, замужем ли вы... - Что-о? - Ну да, да! Я понимаю, я должна была послать его... - Пресечь, - машинально поправила Анна, остужая полыхающие щеки ладошками. - Да-да, пресечь. Но вы же знаете, он такой милый. Отказать ему просто нереально. - Ну, и что же ты ему еще выдала? – Анна покрутила головой, словно воротник блузки душил ее. - Выдала? Вы что, считаете, что он копает под нас и всё из-за проверки, что ли? – испуганно встрепенулась Леночка. - Все может быть, - задумчиво протянула Анна: в голове лихорадочно метались мысли, она не совсем даже понимала, что там ей еще говорит Леночка, а та, возмущенно морща носик, продолжала уличать и уличать Якова Платоныча: и про вкусы Анны Викторовны-то он узнавал, когда на 8 марта притащил вдруг ветку мимозы – ее любимого весеннего цветка; и про разбитую кружку спрашивал: где куплена, что за марка, а узнав, что подарок приехал из-за границы, где-то раздобыл даже более изысканную вещь; и в какой спортзал она ходит, и потом Анна наткнулась однажды в вестибюле спортцентра на Штольмана (он ее, правда, не заметил, пронесся мимо к мужским раздевалкам). Так что грехи Якова Платоныча вскрывались и вскрывались, рождая робкую надежду в душе Анны, что все не так, как кажется, что она все-таки здорово интересует этого улыбчивого красавца-мужчину, и что та дистанция меж ними существует лишь в ее воображении. «Так, закончили сеанс самокопания, и – за работу», - сама себе приказала Анна и, усевшись за стол, погрузилась в раскопки договоров, которыми административный отдел с утра завалил ее почту. День стремительно накручивался на веретено времени, и Анна, поведя одеревеневшими плечами, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

Хелга: Бэла Герои нарисовались перед взором, особенно Штольман. Как долго им удастся шифроваться друг от друга?

Бэла: Хелга пишет: Как долго им удастся шифроваться друг от друга? недолго

Бэла: В дверь осторожно поскреблись, и Анна, не открывая глаз, пробормотала: - Леночка, что же тебя на работе-то держит? - А это не Леночка. Извините, - от звука этого голоса Анна едва не свалилась с кресла и открыла глаза. В дверях стоял Штольман и, склонив голову, с извиняющейся улыбкой наблюдал за ней. – Это я ломаю дверь. Что-то вы задержались сегодня, - помолчав, заметил он и, пройдя к креслу, тяжело опустился в него. Выглядел он как-то неважно, но Анна старалась его не разглядывать и с преувеличенной тщательностью наводила на столе порядок. Когда все бумаги заняли положенные им места, она все-таки подняла глаза на Штольмана. - Да, что-то я сегодня... – и не договорив, умолкла: Штольман сидел c закрытыми глазами, откинувшись в кресле, возле рта залегли тени, а на лбу выступила испарина. - Яков Платоныч, - негромко позвала Анна. Тот не отзывался. Тогда она, привстав с места, приблизилась к нему и осторожно дотронулась до лба, который просто полыхал огнем. Она не успела отнять руку, Яков накрыл своей ладонью ее пальцы, потом прижал их к губам, тоже горячим. - Да вы же...! - охнула Анна. – У вас жар, Яков. Что с вами? Постойте, подождите, я сейчас, - с этими словами она выдернула руку и, выхватив из сумочки носовой платок, намочила его водой из изящной леечки для полива цветов, потом осторожно свернула влажную ткань и приложила к горящему лбу бледного, как полотно, Якова, который криво улыбался, наблюдая за ее действиями. - Анна Викторовна, я что-то расклеился вдруг, вы уж простите, что я к вам... - Какое там «простите», что вы, я сейчас! - она порылась в сумочке, но безрезультатно - жаропонижающего там не было. – Может, «скорую»? - Анна Викторовна, не надо «скорую», я сейчас доберусь до гостиницы и отлежусь на выходных... - Обалдели, какая гостиница? – она беспомощно смотрела на него, потом, решившись, тряхнула головой. – Ну, вот что, поднимайтесь-ка, и едем! - Куда, позвольте узнать? - В хорошее место, - улыбнулась Анна, – там за вами будет отличный уход. - В реанимацию, что ли? – с трудом поднялся Яков. - Шуточки у вас! – упрекнула его Анна. Она усадила его в свою машину, - Яков, откинувшись на сиденье, кажется, снова отключился, - и нажала на газ. ************** Анна осторожно заехала в подземный гараж и нажала кнопку, заглушив мотор. Яков дремал на пассажирском сиденье, и она некоторое время смотрела на него сбоку, не решаясь разбудить. Он, по-видимому, почувствовал ее взгляд и повернулся к ней, щурясь со сна, потом с недоумением покрутил головой, не совсем понимая, где он: - Аня, я... кажется, заснул. А куда это вы меня завезли? - Ну, я же сказала: в хорошее место. Это вообще-то мой дом. - Это вообще-то гараж, насколько я могу судить, - через силу усмехнулся Штольман, вываливаясь из машины и оглядывая просторное, ярко освещенное помещение. Анна привычным движением, нажав на кнопку, опустила ворота, потом заперла автомобиль и, пройдя вглубь гаража, погремев ключами, распахнула дверь в дом: - Идемте, Яков! Или вы боитесь? – озорно блеснула в его сторону глазами. - Ну, боюсь или не боюсь, выхода отсюда для меня другого нет. Заперли на совесть, - криво усмехнулся он и, подойдя к ней, помолчав, хрипло произнес: - Мне кажется или между нами что-то происходит? Анна, смутившись, пожала плечами: - Да, происходит. Я в-вас... хочу... поставить на ноги. - Всё? – он стоял так близко и так пристально смотрел на нее. В животе рождались какие-то воздушные шарики, которые взлетали к самому горлу, и становилось трудно дышать. - Яков, у вас температура. - Да, температура, причем, кажется, не у меня одного. Помолчав, он добавил: - Чужая душа – потемки, Анна... Викторовна. Даже моя. Последние слова вдруг здорово разозлили ее. Да что он навыдумывал себе, да еще и вслух сказал то, в чем она боялась даже мысленно себе признаться. - Яков Платоныч, прежде всего, у вас не душа в потемках, а сознание помутилось. Идемте же, здесь прохладно, я не хочу свалиться рядом с вами от простуды. Эта ее гневная тирада вдруг моментально вернула их в прежнее состояние шутливой непринужденности, и Яков, смущенно почесав нос, прищелкнул каблуками, выразив готовность идти за ней хоть на край света. Спустя час, Яков был напоен сначала куриным бульоном, причем с удивлением заявил, что вкус у этого бульона тот самый, из детства. Потом настала очередь чая с брусникой, от которого Яков совсем осоловел, и Анна молниеносно переместила его на второй этаж и устроила в светлой уютной гостевой комнате на прохладных простынях, дала выпить какое-то лекарство и, поставив на тумбочку стакан воды, тихонько вышла, оставив дверь приоткрытой. Яков все порывался поблагодарить ее за заботы, но погрузился в сон, едва Анна отошла от него. Уже в своей постели Анна долго крутилась с боку на бок, ходила вниз выпить воды, проверить замки, но сон все не шел к ней. Она подходила на цыпочках к двери комнаты Якова, но там было тихо, и она не осмеливалась тревожить больного, рассудив, что если тому что-то понадобится, он уж как-нибудь сообщит ей. Потом, уже далеко за полночь, она все-таки забылась сном. И во сне к ней опять пришел Яков. Только он был не один. Снова она стояла в длинном платье посреди роскошной залы, и снова он шел по направлению к ней, но, обогнув ее, подошел к миниатюрной изящной брюнетке и увлек ту за собой в центр залы, закружив в вихре чувственного вальса. А Анна так и осталась стоять, обомлев. Чем все закончилось, она не успела увидеть, потому что резко, как от удара, проснулась и села в кровати, маясь от неприятного чувства обмана и ревности.

apropos: Бэла Ну да - больного мужика к себе домой выхаживать... Безошибочный ход. Оне сразу начинают таять от женской заботы.

Бэла: apropos пишет: Ну да - больного мужика к себе домой выхаживать... Безошибочный ход. именно!

Бэла: Быстро облачившись в длинное платье из мягкого темно-синего трикотажа, в котором так любила ходить дома, она выскользнула из комнаты и заглянула к Якову. Тот все еще спал, но выглядел гораздо лучше, чем вчера вечером. Анна постояла, рассматривая милое лицо, чуть дольше, чем следовало. Потом, пытаясь унять колотящееся сердечко, отправилась вниз: варить кофе для себя, заваривать чай для Штольмана, печь блинчики, - обычные утренние дела выходного дня, когда не надо никуда спешить. Яков все еще спал, хотя день несся на всех парах к полудню. Анна периодически поднималась к нему, заглядывала, но, самое большее, на что решилась – это поставила к его изголовью большую кружку с брусничным морсом. Он не проснулся, только пробормотал что-то во сне и повернулся на другой бок. Лицо его было все еще бледно, а губы запеклись, – видимо, температура никак не желала спадать. Анна покачала головой, но будить его не осмелилась, резонно рассудив, что сон – лучшее лекарство. За это такое длинное утро, прокручивая в голове сумбур мыслей, она машинально навела идеальный порядок на кухне, сварила себе третью чашку кофе, когда у парадной двери звякнул колокольчик. - Анна Викторовна, что это вы пропали куда-то? Я испекла та-акой пирог к чаю, а ты не зашла, - Мария Тимофеевна, облаченная в джинсы и «дачную куртку» как всегда с шумом ввалилась в прихожую. - Тише, бога ради, тише, - Анна притворила дверь из прихожей в дом. - Стопчик-стопчик, я что-то пропустила? – Мария Тимофеевна зависла, разглядывая мужские ботинки, красующиеся возле кушетки. – Ань, это то, что я думаю, или одно из двух? Она подняла глаза на смутившуюся Анну и с недоумением протянула: - Ну, и зачем тебе это всё нужно, красавица моя? - МарьТимофевна, это не то, что вы думаете... - Ну-ну, давай, удиви меня. Скажи, что московский гость случайно забрел за 40 километров от города и случайно разбросал свои роскошные мокасины посреди твоего коридора. - Нет. Я сама его привезла. - Ты его... что? Ань, я, конечно, мечтала, чтобы твоя личная жизнь стала чуть более разнообразной, чем обычно, но это совсем не значит, что надо бросаться под поезд московского ловеласа высшей пробы и строить воздушные замки. - Кто ловелас? - Яков Платоныч твой, кто же еще? Нет, я его, конечно же, понимаю: командировка, отсутствие привычного круга общения, ну и ты у нас – просто суперприз, но, Ань, ёлки-палки, за-чем? Он что, так понравился тебе? – уже тише спросила Мария Тимофеевна, пытливо заглядывая Анне в глаза. - Да, понравился, - с вызовом ответила та. – Но это не имеет отношения... - Ох, как же это я так упустила? Чертов годовой баланс! – в сердцах воскликнула Мария Тимофеевна и присела на кушетку, снизу вверх глядя с укоризной в глазах на понурившуюся Анну. - Ну, что вы такое напридумывали? У человека температура поднялась, я ему предложила помощь, что тут криминального? Мое к нему отношение вообще не имеет значения. - Да ладно? То есть если бы это был не он с температурой, а, к примеру, наш охранник Александр Сергеевич, то это его сорок пятый растоптанный валялся бы сейчас здесь? - Ну, при чем тут охранник? У охранника жена есть, и дом рядом, а Яков Платоныч валялся бы в гостиничном номере и загибался бы. - И пусть бы валялся. Ничего с такими не случается, не волнуйся, всегда выкарабкаются. - Да что он вам сделал-то, что вы так на него..? - Я просто знаю главбуха их СРО и, как только он появился и стал очаровывать дам в нашей конторе, я немедленно все о нем выяснила. Так вот, дорогая моя, у твоего Штольмана репутация человека без обязательств, ну, в... эммм... личностных отношениях. Во-первых, он не женат. - Ну, вот! – горячо воскликнула Анна. - Не спеши! – отрезала Мария Тимофеевна. – Во-вторых, у него какой-то перманентный роман с одной дамочкой из министерства, причем такой бурный, что всю Москву трясло, когда он бушевал вначале, потом они то сходились, то расходились, то какие-то разборки были, так как за ней ухаживал какой-то там высокопоставленный чиновник, или депутат, и он твоего Штольмана кошмарил так, что тот едва удержался на своей должности. Но самое интересное, что эта его дама сердца все еще играет за обе команды. Так что, дорогая моя, - хлопнула себя по коленке Мария Тимофеевна, - кой черт тебя понес на эти галеры? Пока не поздно, соскакивай, я тебя прошу. Иначе твое неискушенное сердечко в большой опасности. Анна слушала, ее опустив голову, потом вздернула подбородок и четко и раздельно произнесла: - Я внимательно вас выслушала, а теперь, Мария Тимофеевна, послушайте меня. Я привыкла верить тому, что вижу, а не тому, что кто говорит. Это первое. Второе. Да, мне нравится этот человек. Очень нравится. Ничего плохого до сей поры он мне не сделал. В отношениях с ним я буду придерживаться того принципа, что все люди – хорошие, а запутаться и ошибиться в жизни может любой. Поэтому, я вам благодарна, Мария Тимофеевна, что вы так обо мне заботитесь, но Штольмана оставьте мне, я сама разберусь. - Да, уж, ты разберешься, - недовольно проворчала та, уже сдаваясь. - И третье. Идемте, я вас напою чаем и накормлю блинами. - Ты еще и блины испекла? Ну, всё. Теперь его отсюда калачом не выманишь, - сокрушенно вздохнула Мария Тимофеевна. – Нет уж, я человек прямолинейный. Впрочем, как и ты. Еще скажу чего-нибудь не того. Так что ухаживай за своим Штольманом без меня, - с этими словами она, махнув рукой, вышла за дверь. Анна покачала головой и потерла лоб: она, конечно, храбрилась перед своей дуэньей, но вся эта информация про ее гостя просто ошеломляла. Эмоции переполняли ее. Она тут же припомнила, что он ей сказал вчера «моя душа – потемки», и в этом ей уже в свете того, что ей рассказала Мария Тимофеевна, виделось подтверждение всего, что она услышала сейчас. Анна сердито тряхнула головой и, резко открыв дверь, едва не сшибла спустившегося с лестницы Якова, тут же смутилась и отступила назад.

Хелга: Бэла Приболел, значит, ловелас... Яков Платоныч! Мария Тимофеевна, конечно, беспокоится о судьбе Анны, но уж слишком активно. Девушка взрослая, сама разберется, думаю.

Юлия: ‎Бэла ‎ Синеокий брюнет во сне явился... Мужик продвинутый - заранее записался на подсознание... ‎‎ ‎ ‎ ‎ Все так тихо и мирно - даже информация Марии Тимофевны не нарушила покоя.... Чудится какой-то ‎бац - притаился у обочины...‎

Бэла: Хелга Хелга пишет: Мария Тимофеевна, конечно, беспокоится о судьбе Анны, но уж слишком активно. Так писала всё-таки в парадигме оригинального сериала, где МарьТимофевна Оччень активно настроена была против ЯП. Герои конечно не совсем те, но действуют как те самые - оригинальные. Законы фанфикшна, куды ж без них?

Бэла: Юлия Юлия пишет: Чудится какой-то ‎бац - притаился у обочины...‎ *вздыхаючи* ну как без БАЦев...

Бэла: Анна сердито тряхнула головой и, резко открыв дверь, едва не сшибла спустившегося с лестницы Якова, тут же смутилась и отступила назад. - Вы... Как вы? - Жив, как видите, – криво усмехнулся Яков и потер ладонью щетину. Возле лестницы было темновато, и резче обозначились тени вокруг глаз, да еще эта щетина, делавшая его лицо изможденным. – У вас гости? - Соседка забежала. - Я ее знаю? – он смотрел на нее исподлобья. - Д-да. Это Мария Тимофеевна, наш главбух. Так, - вздохнула Анна, - вы все слышали. Но... Я прошу вас, не берите вы в голову, она просто очень эмоциональный человек с ... эммм... бурной фантазией и,... ну..., беспокоится за меня. - Значит, я вам нравлюсь? - Что? - Вы просто громко говорили, я невольно услышал. - Не берите в голову, - повторила она. - Просто я за вас заступилась. Он улыбнулся: - Вы это делали так… рьяно. - Просто я не люблю, когда на человека нападают за его спиной, а он не может защититься. - А вам не приходило в голову, что я не нуждаюсь в защите? – холодно спросил он. - И что ваша Мария Тимофеевна права, и я именно такой – циничная сволочь без обязательств. Анна стояла, застыв, ошеломленная его словами. Ей вдруг показалось, что он словно бы рассердился на нее за что-то. Может, за то, что она отказалась признать свою к нему симпатию Яков потер лицо ладонями и сказал: - Анна Викторовна, я вам признателен за приют, за заботу. Но мне, пожалуй, пора. Вы скажите, где тут у вас можно найти такси, и я поеду. Анна, словно очнувшись, сердито тряхнула головой: - Знаете, что? Никуда я вас не отпущу. Вы можете быть сколь угодно циничной сволочью, но сейчас вы еще и больная сволочь. И голодная. Поэтому, - она решительно взмахнула рукой, - немедленно к столу. А потом мы решим, что делать с вашей сволочной натурой. Яков в ответ на ее тираду только усмехнулся и, покачав головой, отправился за ней на кухню. Анна хлопотала у стола, наливая настоявшийся чай, подогревая блинчики, вытаскивая вазочки с вареньем и сгущенкой и чувствуя, как от его взгляда бегут и бегут мурашки по шее, по плечам. Ей хотелось и не хотелось прервать этот водопад ощущений. Потом он с аппетитом уплетал нежные полупрозрачные блинчики, запивая огненным чаем, а Анна смотрела на него чуть сбоку, стараясь делать это незаметно, и насмотреться не могла. Он был такой домашний, такой близкий с этой утренней щетиной и легкой бледностью, напоминавшей о вчерашнем недомогании, что сердце у нее опять куда-то улетало, она даже глаза прижмуривала, чтобы не совсем ослепнуть от его близости. Затем он опять как-то сник, от бодрости и следа не осталось, и она снова выпроводила его наверх, где он свалился в оздоравливающий сон. Анна же, набросив на себя теплую куртку, вышла в сад. Ей очень нужно было проветриться и подумать об утренних событиях. Но ее размышления были прерваны легким свистом: возле ворот появилась овчарка и, крутя хвостом, встала на задние лапы, передними уперевшись в калитку: - Барон, хороший мой! – Анна отодвинула засов, и Барон с достоинством вошел во двор, сунув мокрый нос ей в ладони. – Угощения просим? Сейчас-сейчас. - Ань, привет! – следом за овчаркой во двор вошел ее сосед, Иван Шумский. – Барон, наглец ты эдакий, я ж тебя кормил, чего ты клянчишь! Пес тут же с понурым видом отвернулся и уселся, свесив лобастую башку, всем своим обликом давая понять, как же несправедливы упреки хозяина. - Ну, ты смотри, он еще и обижается. - Перестань, что ты его угнетаешь, - смеясь, говорила Анна, доставая из кармана сушку. – Барон, смотри-ка, что я тебе приберегла. Барон нехотя повернулся, осторожно взял с ее ладони лакомство и старательно захрустел, косясь на хозяина. - Ну, ты и гусь, - захохотал Иван, потом, отсмеявшись, спросил. – Куда пропала, соседка? Всё дела одолевают? - Ох, одолевают, - кивнула, улыбаясь, Анна. Она ерошила шерсть на загривке собаки, а Барон, задрав голову, млел от ласки. Они еще немного поболтали, потом Иван с Бароном отправились на берег. - Может с нами? Прогуляемся, - позвал он Анну, но та отказалась, сославшись на дела. Хотя никаких дел у нее не было, кроме одного: подумать о том, что произошло вчера, а, самое главное, - сегодня, и как ей выбираться из всех этих сложностей, основная из которых сейчас спит на втором этаже и, наверняка, не подозревает о всех сомнениях, терзающих ее, словно зубная боль.

Хелга: Бэла пишет: Так писала всё-таки в парадигме оригинального сериала, где МарьТимофевна Оччень активно настроена была против ЯП. Герои конечно не совсем те, но действуют как те самые - оригинальные. Точно, Марья Тимофеевна, матушка оригинальной героини. Так-так, сосед с приученной собакой и головная боль, спящая на втором этаже...

Бэла: Хелга пишет: Марья Тимофеевна, матушка оригинальной героини. Она самая

Бэла: Все-таки к вечеру стараниями Анны, здорового сна, неимоверного количества выпитого брусничного морса, температуру удалось победить, и Яков выбрался-таки из своего убежища. Она захлопотала над ним, удобно устроив в кресле качалке, потом придвинула столик на колесах и поставила чашку с чаем. Яков, откинувшись на спинку кресла, внимательно наблюдал за ней – лицо его было непроницаемым. - Анна... Викторовна, я вам признателен за все, что вы для меня сделали, - он снова был тем нейтрально-благожелательным джентльменом, каким она привыкла его видеть на работе. – Но мне кажется, я вас здорово стесняю. Анна в ответ вздернула брови и красноречиво обвела взглядом немаленькую свою гостиную. - Я не о квадратных метрах, - улыбнулся Штольман. - Завтра могу отвезти вас в город. - Нет, зачем же? Я не хотел бы вас еще больше тревожить. Есть же такси. - Я думаю, - твердо ответила Анна, - не стоит вам мотаться в такси, не совсем вы оправились от болезни, да и к врачу все же показаться не мешает. Штольман выбрался из кресла-качалки и подошел к окну – огромному в пол, из которого открывался чудесный вид на реку и лес. - Знаете, Анна, у вас так славно здесь, и чувствую я себя совершенно здоровым, даже удивительно. Помолчав, он добавил, все ещё разглядывая пейзаж за окном: - Честно признаться, моя бы воля, я никуда бы отсюда не уезжал. - Вот и не уезжайте, - тихо произнесла Анна, незаметно подойдя к нему сзади и тоже глядя на реку через его плечо. Яков резко обернулся, а он, оказывается, так близко от нее, только руку протяни, – и вот он, рядом, смотрит своими то ли зелеными, то ли голубыми глазами на нее, и в глазах этих – сумрак. Ничего не разглядеть, ничего не понять. Она провела пальцами по его щеке – она весь день мечтала об этом. - Колючий? – он перехватил ее руку, прижал тонкие пальцы к губам и нежно поцеловал. - Да, – и непонятно, то ли она ответила, то ли согласилась с тем, что произошло потом. Он просто взял ее лицо в ладони и осторожно, готовый в любой момент остановиться, если она вдруг передумает, стал целовать ее губы. Совсем рядом она ощущала, как колотится его сердце, как вздрагивают ладони, как он вздыхает, обхватывая потом ее крепче за плечи и прижимая к себе. И это было очень хорошо, что он держал ее обеими руками. Коленки у нее так тряслись, что ноги могли в любой момент и отказать. И она вдруг испугалась непонятно чего, а, может, того, что готова была потерять контроль над собой окончательно и, увернувшись от его горячих губ, опустив голову, уткнулась в его плечо. Он, похоже, тоже был немного растерян, поскольку не спешил снова целовать ее, а только прижался подбородком к ее затылку и тихонько поглаживал ее плечи. Наверное, надо было что-то сказать, Анна подняла голову и наткнулась на внимательный, с оттенком легкого удивления взгляд Якова. - Аня, я... - Я накрою ужин... Они заговорили одновременно и одновременно сбились, потом он снова потянулся к ней губами, и она в ожидании прикрыла глаза. Но в этот момент грянул звонок его мобильника, и она, вздрогнув, отпрянула от него, на какие-то миллиметры, но - стала дальше. Яков тряхнул головой, снова притянул ее к себе, выдохнув в волосы «прости, я на минутку», потом нехотя разжал объятия и, стащив с каминной полки надрывающийся телефон, рявкнул в трубку: - Да! В трубке защебетали весенним гомоном, Яков бросил быстрый взгляд в сторону Анны, и она уловила этот взгляд, и его движение в сторону, и нахмуренные брови. Волшебство момента стремительно улетучивалось. - Что? Зачем? Минуту, - после этих слов он закрыл микрофон рукой и, извинившись, вышел. С лестницы глухо донеслось: - ... Что за фантазии, на солнце перегрелась? – и хлопнула дверь комнаты Якова. Анна постояла, разглядывая руки, которые уже почти не дрожали, потом потерла лоб, вспоминая: «Любая душа – потемки. Даже моя». От тянущей боли заломило грудную клетку. Вдруг стало трудно дышать, и она, потянув плед с дивана, завернулась в него и, дернув створку французского, в пол, окна, вышла на террасу. День почти угас, на противоположном берегу загорались огоньки, по вечерней глади воды тарахтела моторка, медленно преодолевая течение реки. Анна вдохнула прохладный воздух – в груди сразу отпустило. «Ну, ты - балда», - отругала она себя и тряхнула головой, освобождаясь от наваждения. Позади нее щелкнул замок, и голос Якова вывел ее из задумчивости: - Аня, ты здесь? А я тебя потерял. Она с показной живостью обернулась: - Да куда ж я могла деться, - и упрекнула. – Ну, что же вы, здесь холодно, а вы не здоровы, давайте-ка в дом. Он внимательно посмотрел на нее и с усмешкой спросил: - Мы снова на «вы»? - Мы и были на «вы», - Анна осторожно подтолкнула его к двери и сама зашла следом, повернув ручку створки. В гостиной она бросила плед на кресло и отправилась накрывать на стол. Яков за ее спиной похмыкал, покашлял и произнес: - Анна, я хочу, чтобы между нами не возникло недосказанности. У каждого из нас своя жизнь: была, есть и, я уверен, будет. Поэтому, - он, помолчал, подбирая слова, - если мне кто-то звонит из моей прошлой жизни, пусть вас это не шокирует. - Нет, Яков, меня шокировало вовсе не это. - Что же? - Я вообще-то девушка сдержанная, а тут настройки как-то слетели. – Она повернулась и, улыбнувшись, посмотрела прямо в глаза Якову. – Я не собиралась так на вас набрасываться. Это было под влиянием минуты. - То есть, - он вздернул бровь, - это, оказывается, вы набросились? А я-то корю себя, что руки распустил. Анна бросила на него взгляд через плечо: глаза его смеялись. - Ну, так, я не понял, что там с минутой, которая влияет: она так и закончится? А как же насчет «вы в ответе за тех…»? - О, я вас умоляю, - смеясь, Анна достала тарелки, - какое там приручение! Повела себя как девчонка, Вы простите, Яков, была не в себе. - Сейчас вернулась? Она легкомысленно дернула плечиком: - Не уверена. И давайте-ка прекратим прения и сядем уже за стол по-человечески, а то вы у меня не ели с самого завтрака. - Да я от вашего завтрака, если честно, еще не отошел. Ух, какие божественные блины! Я, честно говоря, так отвык, чтобы обо мне кто-то заботился. - Что так? – Анна поставила на стол тарелки с рыбой под овощами. - Живу один, знаете ли. Вот МарьТимофевна в курсе. Анна села напротив и как бы между прочим поинтересовалась: - А что же ваша прошлая жизнь, не заботилась о вас? Яков, вооружившись вилкой и ножом, заметил: - Моя прошлая жизнь вела светский образ жизни, простите за тавтологию. Ей было не до всех этих глупостей: забота о ближнем, блинчики и прочие забавы милых хозяюшек. - Ну, что ж, - заявила Анна, аккуратно поддевая кусочек рыбы вилкой, - придется вас помучить еще немного заботой, пока вы в моих руках. - Помучайте, мне этого очень хочется, - неожиданно серьезно заметил Яков, глядя на нее. - Ладно, вы ешьте-ешьте. И давайте-ка выйдем на воздух, вам полезно будет пройтись. - А кто меня только что выгнал с террасы? - Ну-у, вы же совсем раздетым выскочили. Не май месяц все-таки. Легкомысленный вы товарищ, как я погляжу. Яков заметил: - Вы первый человек в моем окружении, который назвал меня легкомысленным.

apropos: Бэла Бэла пишет: У каждого из нас своя жизнь: была, есть и, я уверен, будет. Мужики... Сразу ставит на место. С другой стороны - а чего она ждала?

Бэла: - А знаете, что? Анна стянула перчатки и, подняв вопросительно брови, в ожидании уставилась на Якова. - Кажется, этот ваш собаковод-любитель вами не на шутку увлечен. На прогулке по берегу к ним присоединился Шумский с Бароном. На взгляд Анны они вполне мило и светски поболтали втроем о том, о сем, поэтому замечание Якова её неприятно кольнуло. - Ну, а это вы с чего взяли? – с досадой спросила она. - Я видел, как он смотрел на меня, - усмехнулся Яков. - И как? - Как на соперника. Если бы не вы, он бы обязательно натравил бы на меня своего великолепного Барона, а тело сбросил в речку, - Яков откровенно смеялся. - Ну и фантазия у вас, - со вздохом ответила Анна, запирая дверь. - Все-таки я прав? - не отставал ее улыбающийся собеседник. - В чем? - У вас отношения? - Знаете что, Яков. Если бы у нас были отношения, вас бы тут не было. Я игрок на одном поле. Он смотрел на нее с еле заметной улыбкой, за которой много чего угадывалось, и ей вдруг показалось, что он ее сейчас поцелует. Ну, нет, она не закончит просто так этот разговор. Она, пройдя в комнату, даже села подальше от него. Ему ничего иного не оставалось, как устроится у камина. - А как же вы? - спросила она. - Я? - Ну, согласитесь, мы с вами играем в одни ворота. Вы знаете обо мне уже очень многое, а сами остаетесь в тени. Не пора ли рассекретиться и вам? Я ведь не знаю о вас ровным счетом ничего. Яков помолчал, потом нехотя сказал: - У меня со шкафами все в порядке: все скелеты разложены, занафталинены, вылезать не собираются. Что же касается игр на полях, если бы была какая-то история, меня бы здесь тоже не было. Я такой же игрок на одном поле. Хотя, - он усмехнулся, - вы ведь даже ни о чем меня не спросили, когда везли к себе. - Я об этом и не подумала тогда, - покаялась Анна. - Простите, я думала только о вашем … недомогании. И все же вы так и не рассказали о себе. У вас есть семья? - Вы о жене? Да, я был женат. Но потом выяснилось, что я не слишком богат, не слишком красив, не слишком импозантен, и еще куча «не слишком». Что есть богаче, красивее, остроумнее меня. Моя жена доходчиво мне это все озвучила и умчалась за своим новым мужем в Америку. Так что охоту играть в дружную семейку она у меня отбила напрочь. - А ваш роман с… Она скорее почувствовала, чем увидела, как он словно бы застегнулся на все пуговицы. - Анна, я же говорю: я, как и вы, игрок на одном поле. Может быть, эта недосказанность, может, еще какая-то неловкость в душе помешали ей быть чуть ближе к Якову в этот вечер. Он пару раз оказывался рядом, и если бы она дала хоть малейший повод к поцелую, всё бы и произошло. Но она старательно избегала приближаться к нему, причем сама не знала даже, что ее так удерживает на расстоянии от него. Так этот тихий славный вечер и завершился: он ушел к себе, она, прибравшись в кухне, отправилась к себе. ************** - Слушайте, а вам здорово идет водить машину, - Яков с улыбкой наблюдал за Анной. – Только вы становитесь совсем другая: далекая, отстраненная, что ли. - Ну, что вы,- рассмеялась она в ответ. - Вот теперь вы та, какая надо. - А строгая, значит, вам не нужна? - Ну, не то, что бы не нужна…, но от строгой я не знаю, чего ожидать. Похитили же вы меня в беспомощном состоянии, увезли на край света. - А вы… вам не понравилось? - улыбка сбежала с ее лица. - Наоборот. Я давно не чувствовал себя так хорошо. – Яков потянулся, насколько это позволяло кресло и пристегнутый ремень безопасности. – И за это я вам страшно признателен. Правда, есть нюансы. Анна покосилась на него с недоумением: - Что-то не так? - Ну, вы мне так и не позволили перейти с вами на «ты», – взгляд его нестерпимо жег щеку. - Не хотела ничего усложнять, - пробормотала Анна, с преувеличенным тщанием ведя машину по извилистой горной дороге. - Принимается, - вздохнул Яков и надолго замолчал, отвернувшись к окну. Анна тоже молчала. Только радиоволна плескалась внутри летящей к городу машины. Уже паркуясь возле гостиницы, Анна решилась, наконец: - Яков, если для вас это так важно, я… готова. Давайте будем на «ты». - Вы та-ак долго думали, - рассмеялся Яков. – Я уж испугался, что обидел вас чем-то. То есть, тебя. - А я решила, что это я вас…, э-мм…, тебя обидела. Она нажала кнопку зажигания и повернула к Якову порозовевшее от волнения лицо. Он подался к ней, осторожно взяв ее руку в ладони: - Да ты что? Аня, я … правда, так благодарен тебе за все: и за твое внимание, и за заботу, и, - он рассмеялся, - за блинчики. В жизни не ел ничего подобного! Анна тоже рассмеялась в ответ и снова зарделась от удовольствия. - Ну, теперь я просто обязан отплатить тебе тем же. - Блины испечешь? - Увы, это не ко мне. Но обещай, что позволишь сделать тебе какой-нибудь сюрприз, такой же волшебный. - Обещаю, - Анна кивнула, и Яков, потянувшись, прижался губами к ее щеке, потом соскользнул к ее смеющимся губам, и сердце ее рванулось в горло, стало трудно дышать. Поцелуй длился и длился – нежный, осторожный и одновременно обжигающий. Анна отклонилась, наконец, глядя в глаза Якова. Он смотрел на нее без улыбки, потом вздохнул: - Что-то не так? Анна улыбнулась: - Очень даже так. Я ведь напала на тебя, теперь твоя очередь. Яков даже рассмеялся облегченно: - Ты меня так всегда озадачиваешь своим долгим молчанием. Они вышли из машины, он взял ее руки в свои и с сожалением вздохнул: - Не хочется расставаться. Анна улыбнулась: - Мне тоже, но… - Но…? - Но мне пора, у меня дела в городе. - Важные? - Да. - Отложить никак? - Прости, не получится. - Прощаю. Но завтра… - Завтра будет завтра, - она, чуть помедлив, отняла руку. - До завтра? Яков не успел ничего ответить, как вдруг за их спинами послышалось: - Милый, ты заставляешь ждать себя! Оба они вздрогнули, резко обернувшись: к ним от крыльца гостиницы шла элегантная брюнетка в темных очках на пол-лица.

Хелга: Бэла Вот так всегда - едва что-то начнет складываться, брюнетка нарисуется!

chandni: Бэла А вот и бац. А все так хорошо начиналось... Приплыли. Хотя... Автор, с нетерпением ждем продолжения!

Бэла: Оба они вздрогнули, резко обернувшись: к ним от крыльца гостиницы шла элегантная брюнетка в темных очках на пол-лица. Подойдя, она сдернула очки и с размаху поцеловала Якова в губы. Тот не успел уклониться, и Анна, оторопев, наблюдала, как те самые губы, что только что так нежно и жарко касались ее, теперь были во власти жадного ярко накрашенного рта незнакомки. Та отступила и, наконец, перевела глаза на Анну: - Представь меня, милый Якоб. - Ты что здесь делаешь? - Понятно, придется самой. Я - Нина, - она энергично протянула руку Анне, та машинально ответила на рукопожатие. – Ну, что, идем, я тебя уже заждалась. - Иди, я догоню, - Яков спроваживал ее резко, даже грубо. Нина усмехнулась и, помахав кончиками пальцев, унизанных кольцами, развернувшись, ушла в сторону гостиницы. Анна, выбираясь из онемения, дернула головой и, задрав подбородок, хлопнула в ладоши: - Браво, Яков Платоныч. Сюрприз удался, прямо по высшему разряду. - Аня, я… - Хоботов, я оценила, - она уже разворачивалась, чтобы уйти. Он взял ее за руку выше локтя: - Аня… Анна Викторовна, все не так, как кажется. - Ну, это уж как водится, - сердито буркнула Анна. – Ладно, Яков Платонович. Желаю вам хорошего вечера, - помедлив, она продолжила, иронично вздернув брови, - и ночи. - Анна, ты говоришь пошлости. - А ты их делаешь, милый Якоб, - передразнила она Нину. После чего, тщательно контролируя себя, чтобы не побежать, она не спеша забралась в машину и, включив зажигание и уже не сдерживаясь, сорвалась с места, взвизгнув колесами. В зеркало заднего вида она видела Якова, стоявшего с понуро опущенной головой, глядящего исподлобья ей вслед. ***************** - Анна Викторовна, голуба мОя, вот документы на подпись, - Мария Тимофеевна была как всегда стремительна и напориста. - А копии договоров я забираю. И… Так, что с лицом? И с настроением? А-ань…, - позвала она, не дождавшись ответа. - А что с настроением? – Анна делано удивилась, продолжая набирать письмо контрагенту. – По-моему всё более чем… - Вот-вот. Более чем неудовлетворительно! – Мария Тимофеевна решительно уселась напротив Анны, приготовившись вытянуть из той все и даже больше. - Ну, давай, рассказывай, что у тебя с ним произошло? - С кем? С заказчиком? - Ну, какие, к бесам, заказчики, когда такая вселенская грусть на челе? Я про Штольмана, естественно! - А… С ним все отлично. Со мной не очень, - не стала скрывать Анна. – К нему приехала та девушка, о которой тебе говорила твоя приятельница… Ну, из министерства. Я привезла его вчера в гостиницу, а там его ждут. Она ждет. - Ань… - Так, Мария Тимофеевна, я все поняла, - повернувшись в кресле, строго сказала Анна, пресекая попытки ее собеседницы выразить сочувствие, - Я была не права. Вы правы. Все мужики сволочи, счастье в учебе и труде. - Чего-о? – ошарашенно уставилась на нее Мария Тимофеевна. - Ну, это у нас такая шутка была на курсе, - невесело усмехнулась Анна. Они помолчали. - Аннушка, я… - МарьТимофевна, пожалуйста! - Не буду. Пойдем сегодня в кафешку обедать? Игнатов давно приглашает. Игнатов был хозяином кафе на первом этаже их здания. - Ну, вас же приглашает, вот вы и идите, - улыбнулась Анна. - Да нет, у него там новое меню, предлагал испробовать и дать оценку. - Хорошо, пойдемте, иначе как же без вашей экспертной оценки он будет еду готовить, - рассмеялась Анна. Игнатов очень картинно ухаживал за Марией Тимофеевной, причем, как мужчина широкой души и веселого нрава, своими ухаживаниями окружал практически всех женщин в радиусе километра. В дверь в этот момент стукнули, и на пороге возник Штольман – серьезный, даже сердитый: - День добрый, можно? Мария Тимофеевна смеяться перестала, неторопливо поднялась и, смерив Якова с ног до головы холодным взглядом, вышла прочь, оставив их наедине. Анна с легкой улыбкой смотрела на Якова, который в противоположность ей был весьма мрачен. Молчание затягивалось. - Яков Платонович, я могу вам чем-то помочь? – утомившись молчать, спросила Анна. - Я пришел объясниться. Хотя терпеть этого не могу. - Значит, не объясняйтесь. Ведь если надо объяснять, то не надо объяснять. - Мы снова на «вы»? – холодно поинтересовался Яков. - А разве может быть как-то иначе? – все та же легкая улыбка кружилась на ее лице. Яков помолчал, играя желваками, потом со вздохом начал: - Нина – моя… подруга. Давняя. Пару месяцев как уже бывшая. Понять, что все кончено, она не желает. Возможно,… мой к вам интерес стал слишком явным, что информация об этом докатилась даже до Москвы. Она приехала спасать положение. Вот так обстоят дела. - Ах, бедный, бедный Яков, нет вам покоя от назойливых дам, - иронично протянула Анна, у которой скрутило внутренности от двусмысленности ситуации. – Одна похищает. Вторая приезжает. Яков молча смотрел на нее. - Можете не беспокоиться на мой счет. Я не стану участвовать в этом марафоне. Посчитав разговор законченным, хотя Яков все еще молчал, Анна развернулась к компьютеру и, не глядя на него, проговорила: - Если у вас все, то я, с вашего позволения, поработаю. У меня куча дел. - Подождет ваша куча. Яков обошел стол и развернул кресло вместе с Анной к себе: - Не надо так. - А как надо? - Верить мне. - Я попробовала. – Анна мягко улыбнулась, хотя больше всего на свете ей хотелось сейчас заплакать. От обиды, от его молчания, от его мрачности и жесткого тона. – У меня не вышло. Второй попытки не будет. Яков отступил на шаг и дернул плечом: - То есть ваше расположение если потеряно, то навсегда? Анна встала с кресла и сделала шаг к Якову. В его глазах мелькнула надежда, и он подался к ней. - Яков Платоныч, мне не нравится слово «навсегда». Давайте объявим друг другу нейтралитет. Я тоже не люблю все эти выяснения отношений. Не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным мне что-то объяснять. Мы взрослые люди. Вы мне сказали, что у каждого из нас своя жизнь. И чужая душа потемки, даже ваша, - Анна невесело рассмеялась. - Видите, как я выучила урок? - Анна, - поморщился он, - не напоминайте мне, что я тогда наговорил. У меня была температура. - Да вы правильно все сказали. Просто я не думала, что так быстро я…, что мне покажется, будто между нами… Я сама виновата. Да и вообще. Нам с вами еще работать вместе. Не нужно, чтобы эта размолвка заставила вас чувствовать себя не в своей тарелке. - Аня, вы простите меня за эти дурацкие слова и поступки. И вы ни в чем не виноваты, - Яков покрутил головой, словно ему жал воротничок рубашки. – А что касается работать вместе, то не получится. Анна нахмурилась: – То есть? - Я уезжаю. Через три дня. Моя работа здесь закончена. - Ах, вот оно что. А это, - она обвела рукой вокруг, - прощальная гастроль? Так, ладно, - она резко оборвала разговор, видя, что Яков что-то еще хочет сказать. – Всего вам доброго. И моя куча дел все еще ждет. Уже не обращая внимания на Якова, она развернулась к монитору и, дернув на себя клавиатуру, продолжила набирать письмо. Яков постоял еще немного за ее спиной, потом вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Анна, дождавшись щелчка двери, отодвинула от себя клавиатуру и, опустив лицо в ладони, горько вздохнула.

Бэла: Хелга пишет: едва что-то начнет складываться, брюнетка нарисуется Ну это уж как водится

Бэла: chandni пишет: А все так хорошо начиналось... куды ж мы без БАЦев

chandni: Бэла Все так тонко-тонко... Паутинка

Юлия: ‎Бэла ‎ Хелга пишет: ‎ ‎ едва что-то начнет складываться, брюнетка нарисуется! очень эффективный ‎движитель сюжета ‎ apropos пишет: ‎ ‎Сразу ставит на место Почему ставит на место?.. А мне кажется вполне разумной его ‎реакция на агентурные сведения Марьи Тимофевны ‎ apropos пишет: ‎ ‎С другой стороны - а чего она ждала? Совершенно не понятно, как взрослый человек ‎может оказаться свободным от отношений? ‎ Потому и реакция Анны показалась слегка инфантильной. Может быть, конечно, это поначалу, ‎сыграло ретивое. И впрямь ужас как неприятно зреть после нежных лобзаний предмет в чужих руках... Но ‎по зрелому размышлению было бы как-то глупо вестись на очевидную провокацию той самой брюнетки. ‎Ведь ясно были бы серьезные отношения, даже если бы и прилетела, не стала бы так демонстративно ‎впиваться в своего партнера... Обычно, нормальные люди ведут себя иначе.‎ Анне надо бы поразмыслить трезво и сопоставить факты... Повода для недоверия он ей не давал, ‎что так сразу-то... Хотя Анна, будучи молодой, но не ‎юной, пребывает всю свою сознательную жисть в полном отсутствии каких любо отношений, что наводит ‎на некоторые размышления… "Он сомнителен…‎" Но, может статься, это просто мои заморочки...‎

Хелга: Бэла Юлия пишет: Может быть, конечно, это поначалу, ‎сыграло ретивое. И впрямь ужас как неприятно зреть после нежных лобзаний предмет в чужих руках... Но ‎по зрелому размышлению было бы как-то глупо вестись на очевидную провокацию той самой брюнетки. Есть надежда, что ретивое. Трудно реабилитироваться привлекательному свободному мужчине в женских глазах.

Бэла: chandni пишет: Все так тонко-тонко... Паутинка

Бэла: Юлия пишет: очень эффективный ‎движитель сюжета таки да!!! Юлия пишет: А мне кажется вполне разумной его ‎реакция на агентурные сведения Марьи Тимофевны Ну да, самолюбив и горд, как и оригинальный персонаж. Юлия пишет: Повода для недоверия он ей не давал, ‎что так сразу-то... да вообще! Эти персонажи вечно ведут себя как чОрт знает что! Юлия пишет: Хотя Анна, будучи молодой, но не ‎юной, пребывает всю свою сознательную жисть в полном отсутствии каких любо отношений, что наводит ‎на некоторые размышления… Ну да. Не зрелая она в э т о м плене, конечно.

Бэла: Хелга пишет: Трудно реабилитироваться привлекательному свободному мужчине в женских глазах. Эта реабилитация должна произойти исключительно в голове девицы. Так думаю!

Бэла: Кофейник зашумел, зацокал, и когда щелканье достигло крещендо, успокоился и замер в ожидании. Анна налила в чашку огненную жидкость почти черного цвета, подошла к окну и задумчиво уставилась на нежно-зеленую весеннюю дымку, окутавшую лес. Май бушевал вовсю: уже отмели майские метели – короткие, буквально на час; уже отжарило солнце, тоже коротко, - пару дней, не больше, и, наконец, установилась ровная теплая погода, набирающая предлетнюю спелость. Она вспомнила, как месяц назад стояла у этого самого окна и таяла от нежного поцелуя Якова. Как давно это было. Словно в другой жизни. Яков уехал, а она словно бы замерзла в том времени, в тех воспоминаниях. И что-то никак не получалось ей избавиться от наваждения по имени Яков. А ведь она все для этого делала: и работала, как сумасшедшая, и ходила на вечеринки и в ночные клубы, и даже приняла решение встречаться с Иваном – по-настоящему встречаться, с далеко идущими намерениями. Но работа вечером заканчивалась, вечеринки не приносили удовольствия. С Иваном же не получилось ничего хорошего, поскольку все ее существо молчало, не откликаясь на него как на мужчину. Поцелуй же их, единственный, оставил только горькое недоумение: что она делает здесь с этим человеком, который дышит не так, пахнет не так, двигается не так, обнимает ее не так. А как, черт возьми, тебе надо, зло спрашивала она себя. Как тот, московский гость, сбежавший в свою Москву и забывший думать о тебе, как только его самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы. Да, со вздохом признавалась она себе: мне нужен он, или такой, как он. И никто другой. Да ничего же не было у вас, снова спорила она с собой, когда ты успела-то влюбиться? Да вот, успела, горько отвечала себе же и в который раз давала зарок прекратить все это и опять, спустя короткое время, понимала: ничего не кончилось, все продолжается в той же точке кипения, в которой их отношения прервались. Звонок у входной двери нежно булькнул, и она, поставив кружку в мойку, потащилась открывать. За дверью обнаружилась Мария Тимофеевна, которая все это время вела себя очень сдержанно, ни словом, ни взглядом не давая понять, что видит мучительные переживания Анны, и Анна за это была ей крайне признательна. - Ну, что, Анна Викторовна, гостей принимаете? - Да, Марьтимофевна, заходите! Кофейку? – спрашивала она, а сама уже доставала из шкафа чашечку с блюдцем. - С удовольствием! Так и знала, что кофе варишь. Аромат - на улице слышно, – Мария Тимофеевна усаживалась к столу и, обмахиваясь рукой, посетовала. – Ух и теплынь сегодня. Я там тебе рассаду цветов принесла, у меня осталась. Ты уж прикопай где-нибудь. - Прикопаю, - кивнула Анна, ставя чашку с кофе перед соседкой. Та с наслаждением пригубила ароматный напиток и даже глаза прикрыла, потом, встрепенувшись, воскликнула: - Да! У меня же для тебя новость! Забыла совсем на работе сказать. Шефу прислали приглашение на форум предпринимательства в Нижний. На три лица. Так что собирайся, дорогуша! Пока на работе затишье, прокатимся в славный город на Волге. А то мне твое настроение совсем не нравится. И выброси уже его из головы, - сердито продолжила она. – Ну, сколько можно? - Так, на эту тему я говорить не хочу, - нахмурилась Анна и, вскочив со стула, принялась яростно мыть кофейник под струей воды. - Вот и хорошо! Поехали. Развеемся! Очень вредно не ходить на балы, когда ты этого заслуживаешь, - рассмеялась Мария Тимофеевна. На пересадку в нижегородский самолет они опоздали. Встречный ветер был такой силы, что самолет летел на 40 минут дольше положенного. Улыбчивые феи Аэрофлота без звука перерегистрировали их на следующий рейс, который, правда, был только вечером, и у их троицы образовалась шестичасовая пауза. Шеф сразу открестился от них с Марией Тимофеевной, заявив, что здесь в Шереметьево работает его приятель, и у них будет теплая встреча на троих: они с приятелем и коньяк. Дамы переглянулись и, рассмеявшись, отправились на аэроэкспресс: Анна, чтобы погулять по Москве, а Мария Тимофеевна, чтобы навестить пожилую родственницу, с которой созвонилась тут же. Она пригласила Анну с собой, но та отговорилась тем, что мешать родственной встрече да еще и терять такой прекрасный день не хочет. Солнце светило как сумасшедшее, город сиял чистыми улицами и ярко-зеленой листвой, люди были улыбчивыми, наслаждаясь по-настоящему летним днем. Анна не спеша прогуливалась по Александровскому саду, любуясь расцветшими клумбами, потом пристроилась на скамеечке, подставив лицо солнышку и наслаждаясь теплом, весной, свободой. Она даже глаза прикрыла от удовольствия. В этот момент кто-то загородил солнце, и она вздрогнула от неожиданности, услышав такой до боли знакомый голос: - Анна, вы?! Она, открыв глаза, уставилась на Якова, который с ошеломленным видом стоял напротив нее, спиной к свету. - Яков… Из рук ее выпала сумочка, Яков бросился поднимать, и она одновременно с ним склонилась и довольно ощутимо стукнулась головой о его лоб. И это словно было сигналом к возврату легкости и веселья в их отношения, которыми они, эти отношения были окрашены в самом начале их знакомства. Они дружно рассмеялись, и Яков опустился на скамью рядом, беря ее руку в свои и, блестя глазами, спрашивал: - Анна, но откуда вы здесь? Давно? - Два часа как, - смеясь, отвечала Анна. – На самолете прилетела и опоздала на транзитный рейс. - Так пойдемте ко мне в гости! Когда он, этот ваш рейс? - Нет, ну, что вы? Зачем? Рейс у меня…, - отняв у него руку, Анна взглянула на часы, - через четыре часа. Так что мне совсем скоро пора будет ехать обратно в Шереметьево. Он забросал ее вопросами: куда она летит, почему рейс задержался, как ее дела. Анна, улыбаясь, отвечала на все его вопросы, а внутри тряслась как осиновый лист Он заявил, что отвезет ее в аэропорт сам. — В конце концов, я должен отплатить вам за гостеприимство. — Да ничего вы мне не должны, — смутившись, возразила она. — Вы меня просто ошеломили. — Я, знаете…, — он пристально вгляделся в ее глаза, — я так рад видеть вас, Аня. Я скучал. Правда. Анна молчала. Она боялась, что если откроет рот, то не удержится и все ему расскажет, как она скучала по нему во все эти дурацкие пустые бесконечные дни, как ей без него скверно, трудно. Как она рада видеть его, держать его за руку, смотреть в глаза. Поэтому она молчала, и только щеки алели как два фонарика. Яков ждал ее слов, она видела это… и молчала. Оживление Якова пошло на спад, он все еще держал ее за руку, но уже не сиял улыбкой, и Анна неловко убрала руку: — Мне пора. Я… пойду. — Анна… — Нет-нет, все в порядке, мне, правда, проще уехать на экспрессе. Пробки… — Аня… — До свидания, Яков Платоныч. Увидимся… Ну, ...когда-нибудь увидимся, — она уже убегала от него, бросая слова через плечо, а он остался сидеть на скамье, растерянный, недоумевающий. Сбежав по ступенькам в метро, она запрыгнула на эскалатор и прижала холодную ладонь к щеке: сердце все не успокаивалось, и пальцы дрожали. «Чего бежала-то? — спрашивал внутренний голос. — Куда бежала? Когда вы еще так вот встретитесь? Нет, судьба шанс дала, свела вас, и вот — позорное бегство». В вестибюле метро она присела на скамью: ноги не держали. Вдруг резко вскочила и бросилась к выходу, протискиваясь, огибая прохожих, которые казались ей невероятными тихоходами, выбежала на площадь и, бросившись к тому месту, где они пару минут назад расстались, резко затормозила: Яков все еще сидел на той скамейке. Вся его фигура выражала безмерную усталость, и у Анны резко защемило сердце. Она остановилась в двух шагах от него, не решаясь подойти. Он словно бы почувствовал затылком, что она смотрит на него и медленно обернулся через плечо. Тут же вскочил и, стремительно подойдя к ней, исподлобья уставился на нее: — Ну, Анна Викторовна, — он качнул головой, — умеете вы…, — он не договорил. А она опять ужасно смутилась. Вдруг над их головами от души жахнуло, и ливнем обрушились небеса, и оба они в один миг промокли Не говоря больше ни слова, он вцепился в ее руку и потащил за собой. Анна не сопротивлялась. Стремительно они домчались к стоянке машин, он открыл пассажирскую дверь, усадил Анну, потом, обежав машину, нырнул на водительское кресло и, повернувшись к ней, расхохотался: — Вот так попали! Потом, резко став серьезным, откашлялся и вновь взглянул ей в глаза: — Аня, мне надо сказать тебе. Я… В общем, так нельзя. Ты там, я здесь, мы… Надо решать всё. Нельзя так, ты понимаешь? Анна смотрела на него, как он говорит, как двигаются его губы, как он жестикулирует, потому что словами сказать у него получается из рук вон плохо. — Жизнь, как прежде, невозможна. Мы должны быть вместе, — выдохнул, наконец, Яков, справившись со своим непонятно откуда взявшимся косноязычием, и выжидательно замер, не сводя с нее глаз. — Но как же твоя прежняя…? — с болью в голосе спросила Анна. — Да нет никакой прежней! — досадливо поморщился Яков и вновь взял ее за руку. — Есть только… только ты. Всё. Ты ведь прекрасно это понимаешь. Иначе не вернулась бы… — Нет. — Что? — Я не поэтому вернулась, — тихо проговорила Анна, отводя глаза. — Почему же? — Не смогла уйти. Я… очень скучала всё это время, — она вновь подняла на него глаза. — Очень. Я просто заболела тобой. И мне … Она не договорила, как уже была в его объятиях — неловких из-за тесноты машины, но таких страстных, что голову кружило от восхитительных ощущений — тех самых, давних, когда он обнимал ее у окна ее гостиной. Сердце взмыло в самое горло и там лопнуло, залив всю ее душу чистым неподдельным невероятным счастьем. Дождь колотил по жестяной крыше машины, небеса неистовствовали, а они не слышали и не видели ничего. Ничего, кроме друг друга. КОНЕЦ

chandni: Бэла Как? Уже все? Конец? А я то уютно расположилась, сижу, наслаждаюсь. Даже села смотреть сериал, что сподвиг тебя написать такой замечательный рассказ? Повесть? А тут вдруг все Только успела полюбить героев, окунуться в мир их взаимоотношений... Вкусно получилось! И ужасно жаль с ними расставаться... *преданно заглядывая в глаза* а не хочешь продолжение написать?

Хелга: Бэла Душевная история получилась. Спасибо! Вот так бы решиться и вернуться... когда-то.

Бэла: chandni chandni пишет: а не хочешь продолжение написать? работа старая, ей года три. Да и чего продолжать? Уж Яков не упустит девушку, мущщина решительный chandni пишет: Даже села смотреть сериал, что сподвиг тебя написать такой замечательный рассказ В сериале надо смотреть в основном за игрой главных актеров, мистика - дело не десятое, а тридцатое. А вот это зарождение чувств и арка героини из неопытной юной девочки во взрослую умницу-красавицу - наблюдение за этим факторами в свое время крышу сдуло.

Бэла: Хелга пишет: Душевная история получилась. Спасибо! Дак и читателям тоже Хелга пишет: Вот так бы решиться и вернуться... когда-то. сослагательное наклонение меня никогда не мучит применительно к своей жизни. Но иногда - очень умозрительно - придет мысль о "что если бы...". Но как пришла, так и уходит: ничего не хочу в жизни поменять.

Бэла: Ну и вопрос: есть еще одна работа - новеллизация еще одного сериала. Могу выдать, если надо. Поскольку это новеллизация, то сериал смотреть ваапще необязательно

chandni: Бэла Бэла пишет: Уж Яков не упустит девушку, мущщина решительный И чего тогда он ждал? Почему сам не приехал? Бэла пишет: Ну и вопрос спрашиваешь?! Конечно надо! Всенепременнейше *усаживаясь на лавочке* ждем!

Юлия: Бэла Спасибо, душевно вышло

bobby: Бэла Очень понравилась твоя фантазия. Я читала фанфики по Анне, но не представляла этих героев в нашем времени. Получилось, действительно Юлия пишет: душевно вышло Бэла пишет: Могу выдать, если надо. Конечно выдать!

Хелга: Бэла пишет: есть еще одна работа - новеллизация еще одного сериала. Могу выдать, если надо. Поскольку это новеллизация, то сериал смотреть ваапще необязательно А что за сериал?

apropos: Бэла Да, очень славная история получилась. И неожиданно короткая.

Бэла: Хелга пишет: А что за сериал? Между нами, девочками

Бэла: apropos пишет: И неожиданно короткая Это ж после долгого перерыва всплески творческого зуда. Сознание возвращалось медленно и постепенно

Хелга: Бэла пишет: Между нами, девочками О, я его смотрела, забавный!

Бэла: Хелга пишет: О, я его смотрела, забавный! ну фсё, сами напросились!

chandni: Бэла пишет: Мой опус, мяХко говоря, имеет крайне отдаленное отношение к сериалу. А если хочется обсудить - да пжалста! Я посмотрела пока только 48 серий, но уже полностью с тобой согласна. Твоя история явно четче и определеннее. Мне кажется, тебя зацепили герои, харизматичные, необычные, по-своему яркие, но которые по воле сценариста все никак ни на что не решатся... главным образом он. Мне кажется, она очень быстро поняла, что пропала, и ей тоже непонятно, почему он медлит и не объясняется Вот и возник в твоей творческой душе такой плодотворный ход конем Бэла пишет: В сериале надо смотреть в основном за игрой главных актеров, мистика - дело не десятое, а тридцатое. А вот это зарождение чувств и арка героини из неопытной юной девочки во взрослую умницу-красавицу - наблюдение за этим факторами в свое время крышу сдуло. ну не скажи, благодаря мистике мы имеем некую борьбу взглядов. Ее оптимизм, общение с духами с целью помочь следствию, то есть ему, восстановить справедливость и широко открытые глаза - и его прагматизм и неверие. К тому же ему приходится постепенно смиряться с ее чудачествами ну или даром, и со временем он даже обращается к ней за помощью, ведь чаще всего она оказывается права. Зарождение чувств, стремление друг к другу... и при этом он то несется ее спасать, то бежит в постель к фрейлине... понятно, у него трудная жизнь и определенные потребности, а с ней все просто, они знают друг друга, симпатизируют... А тут дева, да еще со странностями и принципами. Да и родители ее к нему, мягко скажем, не благоволят. Только вот я не пойму, почему он так упорно молчит как рыба об лед? Вроде не женат. С Ниной расстался. Сватовство князя его явно тревожит, а когда Анна сгоряча сказала, что надо принять предложение князя - так вообще дело дошло до дуэли... и все равно ни слова, ни полслова... Что он ждет? Боится что родители откажут в руке? Не хочет связывать себя семьей, или там еще скелеты в шкафу понапиханы? Или это потому, что сериал длинный и они смогут объясниться только к 90 какой-нибудь серии, типа чтобы держать зрителя в напряжении? Вообще, интересно было бы заглянуть в мир Якова Платоновича. Так сказать история любви его глазами... Интересно, а по сценарию у них какая разница в возрасте? Просто иногда кажется, что лет 20 а то и 25. Он подустал. У него напряженная работа и свой ритм жизни. И ему иной раз не интересно наблюдать за ее " ужимками и прыжками", в данном случае за живостью и резвостью совсем юной барышни. Ну теперь она вроде подросла, ее склонность очевидна. И что мы ждем? Интересно, а почему у нее нет подруги. И танцы что-то никто не устраивает... Только спектакль собрал образованную часть общества города. А как же балы, приемы, четверги...

Бэла: chandni пишет: я не пойму, почему он так упорно молчит как рыба об лед? ну, думается, суть в следующем. Он кто вообще: небогатый, невысокого после опалы ранга, с собачьей работой (с). Она - девица из прекрасной семьи из Затонского бомонда, так сказать, молоденькая совсем, только вступающая на взрослый путь. Как в "Служебном романе": он никак не сможет украсить её жизнь. А товарищ благородный, не хочет ломать ей судьбу. Работа тоже не простая: постоянно на низком старте, что велят начальники в лице Варфоломеева, к примеру, туда и помчится: "на Камчатку, так на Камчатку - мне не привыкать". А девочка что должна, за ним тащиться в тьмутаракань? С Ниной видимо была нешуточная страсть когда-то, потом стало "всё сложно" (с). А здесь он побежал к ней в постель, когда понял, что его интерес к барышне Мироновой стал слишком явным, и им можно вполне манипулировать злобным силам в лице князя и Нины. Прямо резко он метнулся к Нине после разговора в кабаке. А когда узнал от неё, что Анна якобы решила принять предложение князя, и им с Нинон вроде можно не скрывать своих отношений, так сразу заявил: Между нами всё кончено! chandni пишет: Вообще, интересно было бы заглянуть в мир Якова Платоновича. Так сказать история любви его глазами... "уже всё украдено до нас" фанаты накатали фанфик "Яков. Воспоминания". Там в виде дневника описаны мысли-чувства Штольмана. Интересное чтиво. Лежит это всё дело на сайте "Перекресток миров" в разделе "Анна-детективъ". В период буйного моего увлечения этим сериалом я там с удовольствием читала и новеллизации, и продолжения, которые выстроены в логическую последовательную цепочку. Причем написано отличным литературным языком. chandni пишет: Интересно, а по сценарию у них какая разница в возрасте? Была информация, что ему на начало истории 39, а ей 19-20. Так что разница внушительная. Это еще один кирпич, положенный Штольманом в стену, разделяющую их. chandni пишет: Интересно, а почему у нее нет подруги. Ну она странноватая девочка, родители (в основном матушка, папенька шел у неё на поводу) все эти годы пытались её типа лечить, уверяли, что духов нет, это нездоровые фантазии. Друг у неё - это её дядя, с которым она откровенничать может обо всём. И он тоже ещё тот гусь! Прямо упорно пробуждает её интерес к Штольману, интригует, про сватовство князя аж бегом доложил Якову, про шахматы рассказал, что самоучитель подарил Анне, и она его прочла, так что в шахматах вполне разбирается. В общем, она - другая, и вот не сложилось с подругами. chandni пишет: Только спектакль собрал образованную часть общества города. А как же балы, приемы, четверги... Ну там периодически маман говорит, что там-то и там-то балы, постоянно таскает её к портнихе (пытается, во всяком случае), но Аннушка не стремится туда. Ей интереснее в полицейский участок бегать. А вообще (сугубое ИМХО!) авторы не ожидали, что сериал вызовет такой взрывной интерес, снимали как один проходных сериалов. Ну и по причине небольшого бюджета на первый сезон (снимали совместно с каналом ТВ3, он же был правообладателем до недавнего времени) опустили любые дорогостоящие сцены. Вот второй сезон, видно, побоХаче. Судя по фото со съемок, там и балы, и аукцион, и прочие мероприятия.

Бэла: *колупает носком землю* не виноватая я, оно само... это... написалосЯ... **************** Приходила она в себя трудно. Сердце колошматилось о ребра, руки дрожали, по спине гулял холодок. И счастье великое, что они сидели в машине. Если бы стояли, она непременно бы грохнулась наземь. Открыв глаза, она наткнулась на взгляд глаз Якова, почти черных из-за расширившихся зрачков. Он смотрел на нее, ей показалось, вечность. И вдруг заулыбался: - Аня, как же здорово, что ты прилетела. Он вновь потянулся и аккуратно собрал губами капельки дождя с ее щек. Она вдыхала его запах, и голова кружилась, и сердце никак не хотело успокаиваться. - Боже мой, который час? – спохватилась она. – Мне же надо… у меня самолет! - Ай-я-яй, самоле-от! – притворно-сочувственным тоном протянул Штольман, не выпуская ее из объятий: глаза его смеялись. - Яков Платоныч, я серьезно, - нахмурилась Анна. - А кто шутит-то? – левая бровь изогнулась всегдашним саркастичным изломом. Потом он с усмешкой заметил: - Неужели вы, Анна Викторовна, надеетесь вот сейчас как-то вырваться из моих объятий? Анна вздохнула, не в силах противиться сокрушающей уверенности своего визави. Потом склонила голову набок: – Ну, мне, правда, надо ехать. Мы можем встретиться… на обратном пути. В аэропорту. Яков Платонович категорично мотнул головой: - Нет, так не работает. Попробуйте еще. Анна пристально вгляделась в его глаза: - Не хотите ли вы сказать, что я… вообще никуда не должна уезжать? - Бинго! – с облегчением рассмеялся Яков, потом завладел ее руками. – Ань, я все понимаю про командировку, про самолет, но… Имеешь ли ты представление, хотя бы отдаленное, что со мной было без тебя? - Ты не звонил, - тихо сказала Анна, немного отодвигаясь от него. - Не звонил, - покаянно кивнул головой он, придвигаясь к ней. - Потому что, как это ни глупо звучит, у меня не было номера твоего телефона. - То есть… как? - Ну, когда я был у тебя в плену, просить телефон было как-то ни к чему. А потом, - он осторожно поправил выбившуюся прядку её волос, - потом ты не захотела иметь со мной никаких дел. - Об этом я как-то и не подумала, - протянула она. - Но если ты думаешь, что меня это остановило, ты очень ошибаешься! – прищурился Яков. - Да-а? – она склонила голову набок в ожидании занимательной истории. - Я позвонил Леночке. Вот её-то номер у меня был. Она разговаривала со мной как-то странно. Я даже решил, что она на меня из-за чего-то обижена: разговаривала так это… сквозь зубы и отвечала нехотя. Телефон твой давать категорически отказалась и заявила, что мне не стоит вмешиваться в твою личную жизнь, и что ты, кажется, выходишь замуж. - Что-о? – ошарашенно переспросила Анна. – Куда я… выхожу?! - Замуж, Анечка. За-муж. Но! – поднял он палец. – На этом я не остановился. Позвонил еще одному вашему товарищу, хмм, как его… Коробейникову. - А, Антоша. - Ну да. Так вот этот твой Антоша тоже поведал интересную историю, что про твои матримониальные планы он ничего не знает, но на последнем корпоративе ты была с молодым человеком. - Антон… Вот сплетник! – сердито фыркнула Анна. - Постой, это ещё не конец истории, - иронично улыбнулся Яков. – После того, как он мне описал твоего спутника, я понял что он и твой сосед Иван Шумский – одно и то же лицо. - Ну да, я была на корпоративе с Иваном. Просто… - она опустила глаза и тщательно принялась разглаживать невидимую складочку на безупречных брючках, - когда ты уехал, мне было… очень плохо, очень. Я решила встречаться с Иваном, думала, забуду тебя. Выкину из головы. - Получилось? – он спросил тихо, и она, расслышав напряжение в его голосе, подняла на него глаза: - Нет, конечно. - Ну, я примерно так и предполагал. Ты в тот вечер выразилась вполне определенно. Но всё-таки хотелось убедиться. И да, мне тоже было… непросто этот месяц. - Один месяц и десять дней, если быть точным, - тихо проговорила она. - Одиннадцать. - Что? - Одиннадцать дней. - Ты… тоже считал? – глаза её изумленно распахнулись. - Ну да, есть такой грех. Вот поэтому-то я выхлопотал себе командировку, точнее две. Так что на днях я вылетаю в ваш славный город. Она непроизвольно открыла рот и уставилась на него, ошеломленная его словами. Он же смотрел на неё с улыбкой, довольный произведенным эффектом, потом перевернув ее руку, прижался губами к ее ладошке. Потом решительно вскинул голову, будто приняв решение: - Аня, когда у тебя это мероприятие? Ну, в Нижнем. - Завтра в 11 утра. - Я отвезу тебя. К 11 ты будешь на месте. - Отвезешь? – ошарашенно переспросила Анна. - Ну да. Или ты сомневаешься в способности моего Туарега преодолеть 400 километров до Новгорода? - Н-нет, наверное. Только… А твоя работа как же? - За два дня с моей работой ничего не случится, я тебя уверяю. Ну, все? Вопрос решен? – оживленно блестя глазами, он отпустил ее руку и потянулся к кнопке зажигания. - Постой, Яков. Ты меня просто ошеломил, - неуверенно улыбнулась Анна. – Дай, я хотя бы позвоню Марии Тимофеевне. - Звони, - великодушно позволил он, выруливая со стоянки. Мария Тимофеевна ответила сразу же: - Анечка, ты уже в Шереметьево? Я выезжаю! - Я не в Шереметьево. Я… я приеду завтра, Мария Тимофеевна. Ответом ей было ошеломленное молчание. Потом ее собеседница настороженно поинтересовалась: - Аня, а что случилось? - МарьТимофеевна, здравствуйте, - громко сказал Яков. В трубке вновь повисло молчание. Потом Мария Тимофеевна спросила: - Аня, мне послышалось, или это был голос Якова Платоныча? Анна со вздохом подтвердила: - Нет, не послышалось. - Но, …Холмс, как?! - Мы случайно встретились в Александровском саду. - Случайно. - Да. - В Москве. - Ну, да! - Аня, мы сейчас о Москве говорим, или о провинциальной деревушке из трех улиц? Погоди, ты… - в голосе Марии Тимофеевны зазвучала подозрительность, - ты с ним договорилась встретиться, что ли? И мне ничего не сказала? - Да нет же! Мы действительно встретились совершенно случайно. - Аня! - Всё, Мария Тимофеевна! Я приеду завтра, - твердо заявила Анна. - На чем? - На машине. - Ах, вот так вот? – К своему удивлению Анна услышала в ее голосе веселые нотки. – Ну, передавай привет водителю. - Хорошо, передам,- растерянно протянула Анна и выключила телефон. Потом перевела взгляд на улыбающегося Якова. – Тебе привет. - Благодарю. У тебя замечательная главбухша, - с чувством ответил тот, лавируя в плотном потоке машин.

chandni: Бэла! Вот это я понимаю! ЧУдное продолжение! Как же здорово о них читать! Пиши дальше!

Хелга: Бэла Так то был не конец? Славно!

Бэла: chandni пишет: Пиши дальше! Дык пишу.

Бэла: Хелга пишет: Так то был не конец? Как оказалось - нет!

Бэла: Спустя полчаса машина Якова въехала в уютный закрытый двор высотки с затейливыми башенками на крыше. Дождь закончился так же быстро, как и начался, и выглянуло слепящее солнце, отражавшееся в мокрых лужах, каплях на автомобилях, на ветвях деревьев. Анна вылезла из машины и зажмурилась от удовольствия, вдыхая свежий после грозы воздух. Потом глаза открыла и наткнулась на восхищенный взгляд Якова. Он стоял, облокотившись на открытую переднюю дверцу, и откровенно любовался ею. Она немедленно смутилась, и ее вдруг ожгло понимание: они возле его дома. Они сейчас поднимутся наверх. И вряд ли Яков остановится на просто поцелуях. Ее буквально заколотило от дикого волнения. А Яков безмятежно улыбался. Улыбался, закрывая машину. Улыбался, заводя ее в подъезд. Улыбался, нажимая кнопку лифта. Когда они вышли из разъехавшихся дверей кабины на этаже, залитом чистым белым электрическим светом, отражавшимся от светло-бежевых стен, он уже не улыбался. И глаза его стали вновь почти черными. И ключи внезапно выпали из его рук возле массивной двери его квартиры. Он присел за ними и снизу вверх посмотрел на Анну, которая только силой воли держала себя в руках, сжав кулачки так, что ногти впились в кожу ладоней. А он вдруг позабыл про эти ключи и, стремительно выпрямившись, вновь обнял её так, что едва не задушил. Это немного привело её в чувство, и она даже пискнула от восторга. Он же немедленно ослабил хватку и со смущенной улыбкой поднял наконец-то злополучные ключи. - Вот… берлога моя холостяцкая, - неловко повел он рукой, заводя её в распахнутую дверь. - Ну что вы такое говорите, Яков Платоныч, - рассмеялась Анна, во все глаза разглядывая большой и светлый холл, украшенный картинами на стенах и цветами на изящных этажерках из темного металла. – У вас очень уютно и …стильно. - Я, честно говоря, в этом мало что понимаю, - его хрипловатый голос прозвучал прямо над её ухом, и она повернула голову. А он так близко, смотрит на неё потемневшими глазами, и мир вокруг затягивается туманом, и она теряет ощущение реальности. Реальность съеживается в одну единственную слепящую точку и взрывается фейерверком, когда он прижимается к её губам поцелуем, сначала осторожным, но потом всё более настойчивым и ненасытным… А после всего она лежала рядом с ним, не открывая глаз, и чувствовала всей кожей, как он смотрит на нее: у нее даже щека задымилась. Потом, не выдержав, посмотрела ему прямо в глаза: - Отлежала тебе руку? - Нет, - он, словно того и ждал, снова прижался к ее губам, и она едва не задохнулась от желания, которое опять захлестывало ее всю, и он, чувствуя это, уже наливался тем же желанием, словно заражаясь от нее и тянулся к ней и властно брал в плен. И снова они падали с невероятной высоты, и сердце замирало, и дух захватывало, и опять лежали рядом, пытаясь отдышаться, успокаиваясь постепенно. И вот странное ощущение: после всего не облегчение приходило, а жажда восхождения на новый виток спирали. И так по кругу по кругу. А он был неутомим и со всей дикой первобытной страстью вновь и вновь погружал её в невероятные глубины счастья и восторга, от которого дыхание замирало и горло сжималось, а сердце в груди словно кто-то трогал нежными холодноватыми ладонями. И всё же наступил момент полного их изнеможения, когда они напились, насытились друг другом полною мерой. И Яков задремал, тихонько дыша возле её виска, обхватив властно её рукой поперек груди. А она не могла уснуть, хотя окна в проеме занавесей наливались чернильными сумерками. Но слишком сильным было потрясение - не только физическое, но и душевное. Она много думала о них с Яковом, порой даже представляла, как у них это могло быть. Не могла не думать: свел ведь он её с ума, хотя было то у них всего ничего – несколько поцелуев. Но уж очень искрило меж ними, и голова отключалась, так уж он действовал на неё. Потому и с Шумским тогда ничего не вышло. Если ты знаешь, как оно бывает, разве ж сможешь удовольствоваться лишь жалким подобием настоящего. Вот и она не смогла. И сейчас пребывала в чистой неподдельной радости, что вот так все сложилось, что она вернулась тогда из метро. Что согласилась остаться. Что лежит сейчас и ощущает его рядом как невероятное, ни с чем несравнимое счастье. Открывать глаза она не спешила. Ей снился такой восхитительный сон, что, она, уже просыпаясь, цеплялась за него, старалась вновь погрузиться в его ослепляющий восторг. Он был рядом, он так её целовал, так смотрел на неё почти черными глазами, так… любил её. Ничего подобного с ней никогда прежде не было, не хотелось так вот отпускать эти видения, она с легким стоном повернулась на другой бок и… уперлась носом в твердое горячее плечо. Понимание, что все, увиденное ею было вовсе и не сном, стукнуло в солнечное сплетение и она, резко подняв голову, наткнулась на нежный и умиротворенный взгляд Якова. - Доброе утро, - хрипловато сказал тот и улыбнулся. – Выглядишь испуганной. - После чего потянулся к ней с поцелуем. - Доброе, - она ответила на поцелуй и качнула головой. – Я решила, что мне всё приснилось. А он уже притягивал её к себе, забирался губами за ушко и дышал прерывисто и с каким-то вибрирующим рыком, потом чуть отклонился: - Что-то не так? - Нет, всё хорошо, - улыбнулась она. – Просто я еще там во сне. Он пристально вгляделся в ее лицо, потом спросил: - Ты жалеешь? - Ну что ты, Яков, ну что ты, - она спрятала лицо у него на груди. Но он осторожно приподнял за подбородок и вновь всмотрелся в её глаза. Видимо то, что он там разглядел, вполне его удовлетворило, и он с улыбкой вновь прижал её к себе. Она слышала, как тяжело бахает его сердце, ощущала кожей, как подрагивают пальцы, которыми он легонько поглаживал её плечи. Потом буркнула, не глядя на него: - Я и не знала, что вы такой, Яков Платоныч. - Какой? - выдохнул он ей в макушку, и голос отдался в его груди резонансом. - Ненасытный, - она подняла к нему лицо и улыбнулась. – Неутомимый. Изобретательный. - Это, надеюсь, комплименты, а не претензии? - иронично изогнул он бровь. - А это уж как вам совесть позволит, - притворно надула она губы. - Просто я ужасно, невероятно, немыслимо соскучился по тебе, - он сказал это без улыбки, открыто глядя ей прямо в глаза. Она не могла отвести глаз, словно завороженная, потом вдруг спохватилась: - А который сейчас час? Яков нехотя выпустил её из объятий и потянулся за телефоном, потом нахмурился: - Ого… - ? - Шесть. - Что-о? – сон слетел с неё в один миг, а в следующее мгновенье она уже была в ванной. Собирались в ужасной спешке. Вернее это она бегала по комнате, сгребая вещи, роняя что-то, теряя и снова находя. Яков одевался вроде бы не спеша, но на пару минут её опередил. И когда она, наконец, была готова, приобнял её за плечи: - А, может,… не поедешь никуда? - Нет, что ты, Яков, я не могу. Нет, нет, не могу, нет. - Ну, я хотя бы попытался, - его глаза смеялись.

Хелга: Бэла Страстно так, жизнеутверждающе! Радостно за героев.

chandni: Бэла! как же здорово у тебя получается! Вихрь! Водопад! Сила, мощь и нежность...

Бэла: - Ты знаешь, а тебе тоже идет водить машину, - вернула она ему давний комплимент, украдкой поглядывая на него сбоку. Он бросил на неё короткий взгляд и вновь перевел глаза на дорогу: на губах играла едва заметная улыбка. Несмотря на то, что ехали они с какой-то невероятной скоростью, остановившись только пару раз, на форум она опоздала. Когда машина с шумом подъехала к Экспо-центру, на часах уже было четверть двенадцатого. Штольман ловко втиснул свой болид между двух сверкающих машин. Анна в этот момент лихорадочно набирала номер Марии Тимофеевны. Та ответила сразу же и успокоила Анну: всё, как всегда, задерживается. Так что пусть Аннушка спокойно поднимается в конференц-зал и не переживает: она не одна опаздывает. Анна, чуть успокоившись, стала подкрашивать губы, глядя в крошечное зеркальце на обратной стороне солнцезащитного козырька, свернув помаду, затолкала патрончик в сумку, после чего повернулась к Штольману: - Ну, вот. Как тебе? – и, вытянув трубочкой губы, чмокнула воздух. В следующую секунду она поняла, что делать так было, прямо скажем, опрометчиво, потому что губы её немедленно оказались во власти сухих и горячих губ Якова. - Сумасшедший, - тихо смеясь, прошептала она, отклоняясь от него. - Признаю, - без тени улыбки отвечал тот, не выпуская её из объятий. – Ты надолго здесь? - Думаю, до вечера, - пожала она плечами. - Отлично. Будете двигаться к финишу, набери меня, - с этими словами он выудил из кармана пиджака простой белый квадратик визитки и затолкал ей в сумочку. - Наберу, - растерянно повторила она и нахмурилась в недоумении. – Но я думала… Ты разве не поедешь в Москву? - Не-а, - легкомысленно мотнул тот головой. – Я тебе ещё не всё сказал, душа моя. - То есть… мы не расстаемся? – еще раз уточнила она, будто не поняла с первого раза. - А ты хочешь, чтобы мы расстались здесь и сейчас? – иронично изогнул он бровь. Она поджала губы и отрицательно мотнула головой. - Значит, встретимся на этом самом месте. Давай, а то все-таки опоздаешь, - он снова прижал её к груди и, замерев на несколько секунд, нехотя отпустил. - Ну, всё, бегу, - она потерлась носом о его колючую щеку, после чего выскользнула из машины в прохладу майского полудня. Она влетела в зал в последнюю минуту перед началом и быстро обведя взглядом зал увидела поднятую в призывном жесте руку: Мария Тимофеевна энергично махала ей. Анна проскользнула между рядами и, запыхавшись, почти упала в кресло рядом с ней. - У тебя помада размазана, - шепнула та ей на ухо. - Знаю. Дайте зеркальце, - шепотом же отвечала Анна, приглаживая ладонями волосы, собранные в простой хвост. - Анна Викторовна, умеете вы удивить, - перегнулся к ней директор. - Да, так получилось, - смущенно прошептала Анна. К её радости на сцену уже поднимались спикеры, шум в зале смолк: форум начался. Анна едва слышала, что происходит на сцене. Она вся была там, в их восхитительной чудесной ночи. Мария Тимофеевна косилась на нее, но ничего не спрашивала. Пока не спрашивала. Анна знала, допроса ей не миновать. Когда объявили кофе-брейк, Анна очнулась от грез и, поднявшись с кресла, уже хотела бежать, но побег не удался. - Стоять, - прозвучал за спиной негромкий голос Марии Тимофеевны. Анна замерла, потом нехотя повернулась и, помедлив, опустилась в кресло. Шеф уже убежал в другой конец ряда, так что их никто не мог подслушать. - Удивила. - МарьТимофевна… - Нет, боже упаси, я не осуждаю, ни в коем случае. Просто хочу понять, - она пытливо и с легким сочувствием смотрела на Анну. – Зачем ты вновь влезаешь в это всё, из чего потом придется тебя выскребать, когда он опять исчезнет? - Он не исчезнет, - наклонив голову, упрямо пробормотала Анна. - Это он тебе так сказал? – иронично уточнила Мария Тимофеевна. - Он. Но я и сама знаю. - Чистая ты моя душа, - со вздохом похлопала та её по руке, потом решительно поднялась. – Ладно. Идем кофе пить. Ты хотя бы позавтракала, или вместо завтрака…? - Позавтракала, - с улыбкой кивнула Анна, вставая с кресла. - Остановились на заправке, там кафетерий был. - О господи, он тебя отравить задумал, Яков твой? – со вздохом подтолкнула её в спину главбухша. – Пойдем, здесь есть дивный ресторанчик, я уже всё разузнала. После обеда Анне удалось отвлечься от нерабочих мыслей и включиться, наконец, в работу форума. Боевой настрой продержался до пяти, когда работа площадок была завершена, и народ потянулся к залу, где был накрыт фуршет. Анна, извинившись, распрощалась со своими коллегами и побежала к выходу, провожаемая взглядами – удивленным – шефа, и сожалеющим – Марии Тимофеевны. Внизу, в холле она порылась в сумочке и, найдя визитку Якова, едва попадая в цифры на экране и пару раз ошибившись, набрала его номер. Он ответил сразу же, видимо, ждал её звонка с трубкой в руке, и это обстоятельство заставило сердце снова заколотиться от восторга. - Ну, наконец-то. Я заждался тебя, душа моя! - Я буду через минуту. Едва попадая руками в рукава плаща, Анна выбежала на крыльцо и с размаху угодила в объятия Якова, который ждал её у самой двери. Она коротко ответила на поцелуй и, задыхаясь, пробормотала: - Постой, ты меня просто ошеломил. Ты что, так и простоял на крыльце всё это время? - Конечно! – он ответил ей абсолютно честным взглядом. - Шутишь? - Ещё чего! – притворно обиженным тоном фыркнул Яков. – Запомни, моя дорогая, всё, что касается тебя, для меня архисерьезно! Ну что, едем? Карета ждет. *************** Три дня пронеслись с невообразимой скоростью и слились в памяти Анны в один невероятно красочный и волшебный рисунок какого-то невиданного калейдоскопа. Днем она бежала на форум, вечером выходила из здания Экспо-центра и попадала прямиком в объятия Якова. Мария Тимофеевна оставила всякие попытки уговорить Анну не терять головы, натыкаясь всякий раз на её сияющие глаза с плещущимся внутри еле заметным сумасшествием от счастья. Даже их толстокожий и близорукий на эти вещи шеф следующим утром отвесил Анне неуклюжий комплимент, дескать, так уж расцвела она здесь, в Нижнем, что он отныне всегда будет её в командировки посылать. Яков же неуклонно сводил её с ума и любил так, что ей не хватало дыхания. Он не уехал в тот же день, а остался, сняв номер в неприметной гостиничке возле Кремля, и они, с трудом оторвавшись друг от друга, стояли порой у окна номера, любуясь древними стенами, красиво подсвеченными ночными фонарями. В последнюю ночь перед отъездом ей неожиданно приснился сон: Яков, непривычно коротко стриженный и похудевший, с резче обозначившимися морщинами, с темными кругами вокруг глаз. Он пристально и печально смотрел на неё, не пытаясь приблизиться. Когда же она попыталась подойти к нему, то ударилась грудью в металлическую решетку, выросшую меж ними из ниоткуда. Она охнула от боли в груди и резко села в кровати. - Аня, что? – Яков тоже подскочил, сонный и растрепанный. - Я… не знаю. Сон… какой-то. Плохой сон. Я видела нас… тебя. - Меня? Вот так здрасьте! И чем же плох этот сон? – он уже обхватывал её руками, нежно притягивал к себе, зарывался лицом в её пушистые волосы. - Погоди, - она отстранилась, вся еще в этом дурацком неприятном сне. – Мне отчего-то тревожно. - Ну что ты, счастье моё, - он поправил непослушную прядку. – Это всё игра воображения. Сон останется сном. - Как ты не прав, - качнула она головой. – Я ведь увидела тебя впервые именно во сне. Помнишь, как мы встретились, я тогда ещё чашку разбила. - Помню, конечно, - кивнул он. - Так вот, чашку я уронила потому, что вспомнила: я увидела тебя во сне. Прямо накануне нашей встречи. - И что же мы там с тобой делали в этом твоем сне? - проворковал он, скользя губами по её щеке к непослушным завиткам на шее. - Что - танцевали мы, - проворчала она, тщетно пытаясь уклониться от его вездесущих губ. - Ну что, сон твой не погрешил против истины, - он, отклонившись, с улыбкой рассматривал её. - Танцевать я люблю и умею. Только... - Что? - Ну мне кажется, что все гораздо проще. Я просто поразил тебя своим великолепием, признайся! Вот ты чашку и не удержала. Влюбилась в меня с первого взгляда, да и всё тут! - Ах, ты! – она вывернулась у него из рук и повалила на подушки. Все тревожные сновидения улетучились из её головы. Остался только он – такой близкий, такой родной, такой любимый.

Бэла: Хелга пишет: Радостно за героев. Сама их люблю ужжжасно!

Бэла: chandni пишет: Вихрь! Водопад! Сила, мощь и нежность... Перед испытаниями хотелось подсластить пилюлю. Куда мы без БАЦев...

chandni: Бэла! Какой волшебный кусочек! Но вот клетка... настораживает

Бэла: chandni пишет: Но вот клетка... настораживает *вздыхает* Всё в контексте оригинала, увы...

Бэла: Из Нижнего Анна улетала вечером, мягко отказавшись от повторного марш-броска на машине. Яков очень старался уговорить её ехать с ним в Москву, а там бы он посадил её в самолет, но Анна была непреклонна: она улетит со своими коллегами, так удобнее, да и транзит проще. Она была вся такая благоразумная, такая правильная, смотрела на него прохладными своими глазами, но всё это было всего лишь прикрытием. Она с веселым ужасом чувствовала, как прирастает к нему всей кожей с мясом, как теряет волю до полуобморочного состояния, стоит ему лишь провести ладонью по её руке от кисти до плеча. За всего лишь три дня он разрушил все ограждения и крепости, что она возвела до этой встречи с ним. Они совпали так, что это не могло явиться ей даже в самых безумных фантазиях. Они словно были когда-то близки, а теперь их души с восторгом узнавали друг друга. Ей надо было расстаться с ним сейчас, побыть от него вдалеке, прийти в себя, наконец, чтобы голова немного остыла. Иначе наворотить можно было всего, чего угодно в её-то полуобморочном состоянии, в котором она и пребывала с той судьбоносной встречи в Александровском саду всего лишь три дня назад. Он выслушал с еле заметной усмешкой её разумные правильные объяснения, почему ей надо лететь, а не ехать с ним. И из-за этой легкой, еле заметной улыбки, сквозившей скорее в его глазах, она вдруг почувствовала: он понял её так, будто прочел, как открытую книгу. Она тут же сжалась внутренне, не готовая к тому, чтобы кто-то вот так видел её насквозь. Его-то она не считывала, а в то, что разглядела за эти такие короткие и такие долгие три дня, боялась поверить. Да и что она видела? Мужчину, интересного, умного, красивого и – влюбленного в неё? Она, слава богу, не юная девица с фантазиями пубертатного периода. Ну не влюбляются так быстро такие мужчины. «И много ты их знала, – ехидничал внутренний голос, - мужчин таких?» От простоты этого вопроса она опять съеживалась в комочек. Но это внутри. Внешне она была спокойна, улыбчива, виду старалась не подать, как трясется внутри, и только надеялась, что он, поняв причины её бегства, всё-таки не до конца сообразит, что влипла она в эту их связь по макушку. Он проводил её в аэропорт, от дверей она его отправила восвояси, отговорившись, что терпеть не может долгих проводов. Мимолетная тень пробежала по его лицу, но он вновь расцвел своей чудной улыбкой и прижался горячими губами к её ладошке. За этим романтичным прощанием их застукала Мария Тимофеевна, которая с шефом как раз выбиралась из такси. Анна немедленно залилась краской и поспешила распрощаться с Яковом, который, шепнув «Я позвоню», развернулся, чтобы спуститься по лестнице и был перехвачен Марией Тимофеевной. - ЯкПлато-оныч! Вы не с нами? - Я бы с удовольствием, только машину брать в багаж отказались, - рассмеялся он, галантно раскланиваясь с Аннушкиной дуэньей. - Что же, приятно было повидаться. - Надеюсь, скоро увидимся. - Вы что, снова к нам собираетесь? - Да, думаю, через недельку прилечу, - он посмотрел на Анну. – У меня много дел в вашем городе. - Я вижу! – иронично вздохнула Мария Тимофеевна, потом заторопилась: от дверей им уже махал недовольный шеф, который, коротко поприветствовав Штольмана, взбежал на крыльцо. Анна и Яков обменялись короткими взглядами, и Анна вдруг стремительно сбежала со ступенек и обхватила его руками за шею и приникла, ощутив его во весь свой рост. Потом вывернулась из объятий и убежала, уже не оглядываясь, в здание аэровокзала. ****************** - ...Ань, а мы на выходных на катере собираемся прокатиться. Поднимемся по реке, а потом сплавимся вниз по течению. Поедешь с нами? Погода такая стоит, - Мария Тимофеевна, скрутив румяный блин, осторожно окунула его в крошечную розеточку с вареньем. - Не хочется, - Анна медленно помешивала ложечкой в чашке с чаем. Сахара в чашке не было, и крутила она ложкой скорее машинально. - А я говорю - поедешь! – сердито сказала её гостья. – Вредно не ездить на лодке, когда у тебя такое настроение! - МарьТимофевна, я просто что-то недомогаю, - поморщилась Анна. - Знаю я этот недуг. Называется Штольман! И не зыркай на меня! – сурово нахмурилась она. - Скажи, сколько это может продолжаться? Нет, Анна, в конце концов! - она, помолчав, осторожно продолжала. - Я не спрашивала тебя тогда. Он звонил тебе? - Нет, не звонил. - Ты ему звонила? - С тех пор нет, не звонила. - Ну, тогда же звонила, и что он? - Трубку не брал. Вернее, - поправилась она, продолжая мешать ложечкой, – абонент не абонент. - Гад какой, - сквозь зубы прошипела Мария Тимофеевна. – Так! Сотри к черту его номер и всё на этом, ясно тебе? - Не кричите на меня, я не ваш фельдфебель, - скучным голосом отвечала Анна. - Фельдфе-ебель, - ошарашенно протянула Мария Тимофеевна. – Ну, дела совсем плохи. Анька, не заставляй меня прибегать к мерам экстренной помощи! - Дайте угадаю. Намекаете на баню и водку, – оживления в голосе не прибавилось. - И ничего подобного! – притворно оскорбилась та. – Я намекаю на сауну и коллекционное вино. К Витеньке вчера старый знакомый заехал, журналист. Только что из командировки. Славное вино привез. Из самогО городу Парижу! Так что прекращай кукситься и идем к нам на ужин. Журналист этот, кстати, очень даже ничего. - Вы что, серьезно?!! - Тише-тише! Не бросайся на меня, как соседская Жужа. Вижу, оживать начинаешь! – удовлетворенно хмыкнула Мария Тимофеевна. – Наконец-то! Значит, без разговоров, чтобы к семи была у нас, как штык! Не заставляй ВикторИваныча связывать тебя и приводить силой. Он всё-таки человек в возрасте, таскать упирающихся молодых девиц ему вредно, еще понравится, не дай бог. Ты уж сама! Представив занимательную картину транспортировки её через две улицы пыхтящим Виктором Ивановичем, Анна против воли заулыбалась, потом со вздохом кивнула: - Хорошо, я приду. Только не надо меня сватать, пожалуйста. - Да ради бога! Пока сама не попросишь, ни за что не буду! – всплеснула руками Мария Тимофеевна и резво подскочила с места. Анна вышла её проводить, и у дверей та похлопала её по руке и, серьезно глядя на неё, сказала: - Приходи, Аннушка. До вечера. Анна кивнула в ответ: - Приду. Заперев дверь, она вернулась в гостиную, опустилась в кресло-качалку и задумалась.

chandni: Бэла Спасибо за продолжение! Что-то неладно в датском королевстве...

Бэла: chandni пишет: Что-то неладно в датском королевстве... даже не представляешь - насколько!

Бэла: С той знаменательной поездки в Нижний прошло уже больше месяца. Первую неделю Анна была даже рада, что Яков не звонит. Столько всяких мыслей было в голове, столько воспоминаний. Когда пошла вторая неделя, она немного забеспокоилась, но решила, что он не звонит, чтобы приехать сюрпризом. Прошло еще несколько дней, и она решила набрать его сама. Телефон оказался отключенным. Она послушала всё, что ей сказали на двух языках про аппарат абонента. Потом позвонила ещё раз и еще раз. А потом в голове из туманных обрывочных мыслей соткалась догадка: он не позвонит. Все разговоры про командировку, приезд, дела в городе – чушь полная. Он получил от неё всё, что хотел. Да, секс был феерический. На большее он не готов. Было больно. Нестерпимо больно. И ещё обидно: ведь она не требовала от него ничего. Это не она затаскивала его к себе в постель и умоляла потом приехать к ней. Она ни к чему его не принуждала, ни о чем его не просила, не тянула его за язык, чтобы услышать занимательнейшую историю, как он рыл землю, чтобы добыть её номер телефона. Хотя это были скорее всего, просто слова, она теперь это очень хорошо понимала: он рассказал, что достал номер её телефона и всё-таки не позвонил. Ни тогда. Ни сейчас. Он просто соврал, как всякий ловелас врёт, чтобы добиться интересующей его женщины. Наверное, чтобы или задавить боль, или глубже расковырять рану, она бросилась к компьютеру и набрала в поисковике «Штольман Яков Платонович». Вывалилась целая борода ссылок – имя оказалось довольно-таки распространенным. Первая вела на страничку какого-то дико популярного сериала, о котором она раньше и слыхом ни слыхивала и где так звали главного героя. Пройдя по следующей ссылке она нашла то, что искала: с экрана на неё взглянули потрясающе красивые глаза - его глаза. И всё бы ничего, но только совсем рядом с этим дорогим лицом, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, сияла во всем своем великолепии превосходства Нина Нежинская. В статье говорилось: «Известная светская львица Н. Нежинская отправилась с женихом на свою виллу в Испанию, где и пройдет столь долгожданная свадьба». Там были ещё какие-то фотографии, еще какие-то статьи. Была ссылка на инстаграмм Нины, и там снова – фотографии, фотографии, фотографии… Анна, помертвев, смотрела на эти буквы затейливого шрифта светских новостей, которые постепенно расплывались в нечитаемую черную полосу, на эту пестроту снимков. Ледяное оцепенение охватывало её с ног до кончиков пальцев, которые она не в силах была снять с клавиатуры: в груди выросла чугунная огромная тяжесть, задавив все чувства и оставив лишь одно: ощущение грязи и дикой боли. Она словно бы умерла на некоторое время, а когда ожила, оцепенение не прошло. В таком одеревенелом состоянии она провалялась с температурой целую неделю дома. Прибегала Мария Тимофеевна, ухаживала за ней как за дочерью, варила бульончики, пекла пирожки, и – ни о чем не спрашивала. Она знала, что значит и эта болезнь, и это заторможенное состояние своей молодой подруги, потому что увидела эту статью на невыключенном компьютере, когда забежала в тот день после работы узнать, почему Анна не подходит к телефону. Уже позже она рассказала, как боялась, что Анна погрузится в депрессию, и оттуда её крайне сложно будет вытащить. И даже созвонилась со своим бывшим одноклассником, который подвизался сейчас на ниве психиатрии, поговорила с ним, и тот согласился Анну посмотреть. Но, благо, такие меры не понадобились: Анна в одно прекрасное утро вдруг поднялась с постели, привела себя в порядок, и когда Мария Тимофеевна после работы заехала к ней, она развешивала выстиранные и выглаженные шторы, а дом сиял уютом и чистотой. Мария Тимофеевна немедля подключилась помочь, но Анна строго выпроводила её на кухню сделать чай. На столе стояла тарелочка со свежеиспеченными блинами, и Мария Тимофеевна со вздохом облегчения принялась доставать чашки. Потом когда они уже наслаждались ароматным напитком, Мария Тимофеевна, обманутая внешней безмятежностью Анны, бросила какую-то малозначащую фразу, вскользь упомянувшую их поездку в Нижний. Анна застыла с чашкой у рта, потом, опустив глаза, очень аккуратно и медленно поставила чашку на блюдце и положила ладони на стол. За столом воцарилась напряженная тишина, после чего Анна вдруг закашлялась, Мария Тимофеевна, подскочив к ней, осторожно похлопала её по лопаткам, та кивнула, вытерла слезы, набежавшие на глаза. Чаепитие продолжилось, но уже без затрагивания опасных тем. После этого эпизода, о котором они обе по негласной договоренности больше не вспоминали, жизнь покатилась своим чередом. Анна, возможно, стала чуть более замкнутой и строгой, прежняя веселость так к ней и не вернулась, на смену ироничности пришел сарказм, но с этим худо-бедно можно было продолжать жить. Она вдруг обнаружила, что уже прошел почти месяц лета, что она пропустила самое любимое свое время перехода весны в лето, когда деревья наряжаются в газовые зеленые платьица, когда птицы орут по утрам так оглушительно, что хочется подпевать им, когда закаты на реке такие волшебные, что хочется схватить мольберт и рисовать, рисовать, рисовать, пытаясь запечатлеть этот щедрый и такой мимолетный подарок природы. А она всё упустила, предаваясь дурацкой, никому не нужной меланхолии. О Штольмане она старалась не вспоминать, железной волей задвинув поглубже всё, с ним связанное. И если бы не Мария Тимофеевна, которую, как вот сегодня пробивало иногда на обличительные речи, имя Штольмана в её доме никогда бы не произносилось. Спасалась она работой и своим садом, который нашла к великому своему изумлению вполне ухоженным. От этого у неё даже сердце защемило, а к горлу подкатил комок: какие же славные люди её окружают, а она, как последняя эгоистка, упивается своими переживаниями, страдая по человеку, который совершенно этого не стоит, ведь как однажды сказал Виктор Иванович: Никто не стоит наших слез, а кто стоит, никогда не заставит нас их проливать.

chandni: Бэла Ох, какой грустный кусочек... Но что-то мне подсказывает, что не все так просто... и обстоятельства порой неожиданные и непреодолимые возникают... и жизнь такие кульбиты совершает, что и не придумаешь... И тут не знаешь, что надо делать... забить и постараться забыть или просто жить, или ждать,.. хотя тут фотки вроде как сами за себя говорят...

Бэла: chandni пишет: Ох, какой грустный кусочек... Но что-то мне подсказывает, что не все так просто... и обстоятельства порой неожиданные и непреодолимые возникают... Плохой кусок. Сама болею за Анну в этот период!

Бэла: Она решительно толкнула изящную кованную калитку, ведущую к дому Марии Тимофеевны. - Какие люди, Анюта! - с крыльца сбегал Виктор Иванович. - Ну какая ты молодец, что пришла! - Он сгреб её в свои медвежьи объятия, потом, обняв за плечи, потащил по дорожке к беседке, где уже накрывала стол Мария Тимофеевна. Та бросила быстрый взгляд на Анну. Должно быть, то, что она увидела, ей очень понравилось, потому что она расцвела улыбкой: - Пришла? Ну, тогда давай подключайся, скоро за стол сядем. Да, кстати , познакомься, - и она вытянула руку за спину Анны. Та обернулась: к ним подходил высокий темноволосый мужчина лет тридцати с лишним с зажатыми в руках букетами шампуров. Анна кивнула: - Здравствуйте, я Анна. - Анна? Наслышан, наслышан, очень приятно. - с этими словами он положил шампуры с мясом на большое блюдо в центре стола и, стянув защитные варежки-прихватки, протянул руку, Анна, кивнув, ответила на рукопожатие. - Я Андрей Скрябин, журналист и давний приятель Виктора Иваныча. Такой давний, что мы не виделись, сколько? - он повернулся к супругам. - Да лет шесть бродячил, непоседа! - рассмеялась Мария Тимофеевна. - Ну, ты скажешь тоже, Машенька - бродячил! - развел руками Виктор Иванович. - Да вы не защищайте меня! - махнул рукой Скрябин. - Не могу долго сидеть на одном месте. И носило меня, как осенний листок, я менял города, я менял адреса, - как-то так. - он с веселым любопытством посмотрел на Анну. - Ну, а вы? - Что я? - подняла брови Анна. - Ну, как к путешествиям относитесь? - Строго положительно! - утвердительно кивнула та. - Правда, мои путешествия несколько другого характера, насколько я поняла, чем ваши, ведь так? - Ну, да, в силу профессии обожаю экстрим и... - Андрей, Анна, - перебила их Мария Тимофеевна. - Шашлык стынет, давайте-ка за стол, а потом, Андрюша, мы тебе предоставим трибуну, идёт? - Не возражаю и даже приветствую! - поднял руки Скрябин. - Друзья мои, как же хорошо у вас здесь! Их посиделки за столом затянулись, но застолье не было утомительным. Андрей оказался интереснейшим рассказчиком, что в силу профессии не было чем-то необычным. Анна слушала его с легкой улыбкой и ощущала, как же давно ей не было так хорошо и покойно. Возможно, причиной тому было действительно вкусное французское вино, привезенное Скрябиным из самого городу Парижу, как выразилась Мария Тимофеевна. А, возможно, веселый интерес к ней столичного журналиста. Конечно, она была крайне далека от того, чтобы затеять с ним роман, пусть легкий и необременительный. Нет, о каких бы то ни было романах она даже думать не хотела, хватило ей её последнего романа по уши. Но ей было приятно внимание этого обаятельного человека, был интересен он сам, были занимательны его рассказы. А он был, видимо, в своей излюбленной роли души компании и просто в ударе от её внимания, с которым она слушала его истории. - ...А нынче весной мы отправились нашей компанией на Таймыр. Ну, я вам скажу, это была поездка! Добрались до стойбища оленеводов. Олени - удивительные существа. На ночь сами уходят в тундру, но ровно в 9 утра возвращаются к людям. Ночевали прямо в тундре. Северное сияние - как покрывало во всё небо - фантастическое зрелище. Правда, не обошлось и без опасных приключений, - Андрей бросил быстрый взгляд на Анну и продолжал. - БалОк, выделенный для нас, был только летний, с зимними какая-то накладка вышла. Так ко всему он еще и рассчитан был на пятерых, а нас-то шестеро. Нет, можно конечно было уехать в гостиницу, но! Кто бы отказался от такого экстрима? Ну вот и мы не смогли удержаться от соблазна! Правда, по итогу выяснилось, что печка прогорает за час, так что пятеро спали, а шестой поддерживал огонь, потом спустя час будил следующего, а сам шел спать. Но, - поднял он палец вверх, - это еще не конец приключениям. Один из наших операторов неловко привалился к печке и его роскошный и теплый пуховик просто-напросто прогорел! Он обвел ахнувших слушателей веселым взглядом: - И вот представьте, по всему балку порхает этот пух! Он просто везде: в глазах, во рту, в носу! Кроме того, часть пуха попадает на печку и - сами понимаете! За столом расхохотались все. Виктор Иванович, утирая глаза, качал головой: - Андрюха, ну ты неисправим! В какие только переделки ни попадал, а всё тебе мало! - Виктор Иваныч, ну это ж какие воспоминания, - отсмеявшись, попытался защититься тот и повернулся к Анне. - А вы что скажете? Тоже считаете этот экстрим пустой тратой времени? - С чего бы я давала вам оценку? - пожала она плечами. - Это ваша жизнь, и вы в полном праве распорядиться ею по своему усмотрению. - Ну, и на том спасибо, - он, привстав, уморительно раскланялся, чем вызвал новый взрыв смеха. Наконец пришла пора прощаться, солнце скатилось за реку, и сразу упала чернильная темнота, а на небе зажглись серебряные гвоздики звезд. Андрей вызвался проводить Анну, и та согласилась. Мария Тимофеевна обменялась с Виктором Ивановичем быстрыми понимающими взглядами. Они прошли улицей, потом свернули в темный переулок, и Андрей, вдруг перегородив ей дорогу, одним движением прижал её к себе и поцеловал. Анна не ответила на его поцелуй, и он, помедлив, отступился. Она холодно посмотрела на него, потом, подняв брови, заметила: - Вас, кажется, сильно впечатлил этот теплый летний вечер? Он смущенно почесал нос, потом засунул руки в карманы джинсов: - А ...что-то не так? Она склонила голову к плечу: - Я так понимаю, вы хотели сыграть в игру: вы привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего время терять. Я права? - Хмм... А почему вас это удивляет? - Нет, не удивляет, с недавних пор мужчины меня мало чем могут удивить. Просто давайте договоримся на будущее. Если вы хотите, чтобы мы с вами и дальше оставались друзьями, я не советую вам переходить в эту плоскость отношений. Я понятно выражаюсь? - Э-мм... Вполне. Анна, я..., я не хотел вас обидеть. - Я надеюсь, - иронично кивнула она и, повернувшись, медленно пошла к выходу из проулка на свою улочку, подсвеченную тусклыми фонарями. Скрябин догнал её чуть позже и, поравнявшись, смущенно ухмыльнулся: - Что же, Анна, признаюсь, в таком смятении я не был с очень юного возраста, когда нас с приятелем застукали на заднем дворе школы, где мы постигали секреты табакокурения. - Постойте, - удивилась она, - но вы кажется не курите. - Тот давний случай, как видите, оставил неизгладимые впечатления. Так что не беспокойтесь, я товарищ понятливый и из букв "н", "е" и "т" вполне способен сложить правильное слово. - Вот и замечательно, - без улыбки кивнула Анна. - Впрочем, мы уже пришли. Это мой дом. Спасибо, что проводили. - Спасибо, что не послали меня, - усмехнулся Андрей. - Надеюсь, мы сможем по-дружески прогуляться по вашим живописным окрестностям, например, завтра. Обещаю руки больше не распускать. Поверьте, со мной, наверное, сыграло злую шутку вино. Видимо, французы что-то такое туда подмешивают, наркотик что ли, - комично развел он руками. Анна в ответ рассмеялась: - Не выдумывайте себе оправданий. На меня же он не подействовал, этот ваш мифический наркотик, так что ваша версия ложная, - потом посмотрела на него прохладным взглядом. - Что касается прогулок, завтра будет завтра. Посмотрим. Спокойной ночи, - она отперла калитку и махнув на прощанье рукой пошла по дорожке к дому. Поднявшись на крыльцо она обернулась: Андрей все еще стоял у калитки и засунув руки в карманы джинсов смотрел ей вслед: выражения его глаз ей с крыльца было не видно. Она помедлила, потом решительно открыла дверь и захлопнула её за собой.

Хелга: Бэла Завернули вы, автор, жестко! Безысходно как-то, но должна же быть тайна! Очень понравилась фишка с сериалом.

chandni: Бэла А это что еще за фрукт нарисовался? Темнишь, автор? Лучше расскажи, как там наш любезный Яков Платоныч выпутывается из создавшихся ситуаций...

Бэла: Хелга пишет: Завернули вы, автор, жестко! дык не я! Я только последователь. Добрые авторы сериала любят поковырять железным прутом наших героев, как я могу от них отстать?

Бэла: chandni пишет: Темнишь, автор? загадки - наше фсё!

Бэла: Дни катились своим чередом. Анна с головой погрузилась в повседневные дела, а по вечерам с удовольствием занималась домом, садом, ходила рисовать в уединенное место к мысу. Иногда к ней присоединялся Скрябин, который задержался по приглашению своих друзей и остался у них погостить на некоторое время, используя эти дни как своеобразный отпуск. Виктор Иванович был просто счастлив заполучить себе такого прекрасного единомышленника и утаскивал его то на рыбалку, то в какие-то походы по окрестным живописным горам. Но иногда Скрябин отлынивал от этих хайкингов и фишингов и сбегал просто посидеть возле Анны. В эти их совместные пленеры, где Анна рисовала, он устраивался с неизменным планшетом, который все время носил с собой, и строчил в него короткие статейки для своей колонки в одном интернет-издании. Анна иногда заходила на сайт его газеты и с удовольствием читала эти его заметки о путешествиях: у него был лёгкий слог и образный язык. Что же касается их взаимоотношений, то здесь тоже всё как-то уладилось. Та их вечерняя размолвка была забыта, общение перетекло в разряд дружеского. Что уж он там себе думал, Анна не знала, да и особо не стремилась узнать. Ей было довольно того, что они могли вести себя друг с другом, как добрые друзья. На прогулках по берегу реки к ним иногда присоединялся Шумский, который в первые дни очень ревностно отнесся к появлению возле Анны нового интересного кавалера, но потом, видя, что серьезными отношениями здесь и не пахнет, проникся к Скрябину приятельскими чувствами, и они частенько проводили втроем теплые летние вечера или выбирались на прогулку на катере по близлежащим островам, где загорали, купались, вели всевозможные занимательные беседы. В городе ходили на концерты, фестивали, даже выбрались однажды по приглашению каких-то знакомых Ивана на представление в совсем новый театр на крыше, где надо было приходить, вооружившись теплыми пледами, термосами с чаем или чем погорячее и сидеть, поджав ноги, на туристических карематах. Из этой идеи, правда, ничего хорошего не вышло, потому что в самой середине спектакля тучи, кружившие весь вечер вокруг их города, вдруг собрались с силами и обрушили невероятной силы ливень на зрителей и актеров. Последние с визгами и писками ретировались с крыши, но все же успели промокнуть и набились потом в близлежащую кофейню где и завершили в полном составе из зрителей и актеров этот странный и забавный вечер. В общем жизнь текла своим чередом, и Анна была несказанно благодарна новому знакомству, двум своим приятелям, которые смогли, сами того не ведая, помочь ей обрести душевное равновесие. Воспоминания о Штольмане постепенно откатились в какой-то самый дальний угол её памяти, покрылись твердой коростой. Ворошить их она себе категорически запрещала, на злополучные сайты светских новостей больше не заходила ни разу, и вообще приняла твердое решение обнулить всю эту историю хотя бы в своей голове. Мария Тимофеевна была просто счастлива тем, что Анна и Андрей подружились и всеми силами старалась способствовать их сближению. Но она была настолько благоразумна, чтобы не подталкивать их друг другу. И Анна тоже была ей благодарно за это. ****************** - Анна! Она, вздрогнув, обернулась на этот едва узнаваемый голос и застыла: к ней приближался Яков, похудевший, осунувшийся, с глубокими тенями под глазами. Она стояла на месте, не решаясь подойти, а он смотрел на неё воспаленными глазами, в которых плескалось столько боли, что у неё перехватило дыхание. Он, моргнув, глянул на неё исподлобья и с трудом проговорил: - Ты… забыла меня. - Нет, не правда! Слова выскочили против воли, и она, спохватившись, замолчала. А он сокрушенно вздохнул: - Ты забыла меня. Только, … - он запнулся, потом тихо продолжил, - только всё не так. Я когда-нибудь тебе всё расскажу. - Зачем? Ты связан с другой. Между нами всё кончено. Зачем ты меня мучаешь? Он качнул головой: - Всё не так. Не так. Не так… Он отступал от неё все дальше и словно бы таял в воздухе. Анна резко села на кровати. Сердце колотилось как бешеное, на лбу выступила испарина. Она провела по волосам дрожащей рукой, потом откинула одеяло и на нетвердых ногах подошла к окну. Было раннее утро. Анна дернула створку окна, высунулась наружу, опершись грудью на скрещенные руки, и вдохнула влажный вкусный воздух. Прохлада немного освежила и успокоила её разгоряченную голову. Весь день она находилась под воздействием этого странного сна и была рассеянной и задумчивой. Даже Мария Тимофеевна заметила это, когда они отправились пить кофе у Игнатова, который нанял какого-то крутого баристу и безапелляционно велел им прийти попробовать напиток, который тот готовит. Они устроились на улице в тени широченного зонтика, Игнатов сам принес им по чашке свежесваренного кофе и, извинившись, убежал внутрь кафешки. - Ты какая-то сегодня, Аннушка… тихая. Что-то случилось? - Да так, - Анна тряхнула головой. – Глупости и пустяки. - И какие именно? - Сны. Сон, - поправилась она. – Видела сон. Дурацкий. Мария Тимофеевна отхлебнула кофе, скривилась и решительно отставила чашку: - Ну нет, я такое не пью: сплошная горечь. Так что за сон-то? Анна задумчиво тянула огненный черный напиток, потом, не глядя на свою собеседницу ответила: - Я сегодня видела во сне …Якова. - Шт…? Шт…? - Да, Штольмана, - кивнула она. - Что? - Он сказал, что всё не так. - Аня! - МарьТимофевна, - с досадой поморщилась Анна. – Не надо ничего говорить, я все уже себе сама сказала. Но я не могу запретить себе видеть сны. - Ань, может успокоительного попить на ночь? Я кстати не спрашивала тебя. Как твои отношения с Андреем? Он такой интересный молодой человек, и ты ему, кажется, очень нравишься. - Мы с Андреем просто друзья, - пожала плечами Анна. – Так же, как и с Иваном. Я вообще-то просила Вас меня не сватать. - Нет, кто сватает-то? – возмутилась Мария Тимофеевна. – Я что, уже и посплетничать о мальчиках с тобой не могу?! - Можете, конечно, - с иронией кивнула Анна и допила свой напиток. – Тем более что он вроде бы собирается уезжать. Отпуск кончается. - Да я знаю. Стала бы я вести с тобой эти беседы, живи он в нашем городе. А тут видишь, какой цейтнот! Анна удивленно посмотрела на притворно озабоченную свою подругу и, увидев смешинки в глазах той, рассмеялась в ответ. Отсмеявшись, Мария Тимофеевна решительно отодвинула чашку: - Нет, это не кофе! Это стрихнин какой-то. Игнатов точно решил нас отравить. Интересно, он сам-то это пил? Пойдем-ка отсюда, - и она, поднявшись, подхватила Анну под руку и решительно направилась к выходу. ******************* - Анна Викторовна, доброе утро! – обычно степенная Мария Тимофеевна ворвалась как вихрь в её кабинет. – Занята? - Ну вообще-то да, - подняла Анна голову от клавиатуры. - Завтра же подписание договора по «Южному Берегу», вот добиваю протокол разногласий. А …что-то случилось? - Нет, ничего не случилось, а что могло случиться? – Мария Тимофеевна нервно поправила стопку папок на углу стола, потом переставила местами парочку сувениров на книжном стеллаже. Анна смотрела на неё в ожидании. Наконец та оставила в покое безделушки и решительно уселась напротив неё: - Так, у меня к тебе деловое предложение: плюнуть на всю эту работу и слетать к морю. У моего приятеля есть маленькая, но очень уютная квартирка в Ялте. Погуляем по набережной, поедим барабульку, попьем вина. - Всё? – спросила Анна с легкой улыбкой. - А чего тебе ещё надо? Ялта – это всегда прекрасно! Что может быть лучше Ялты в августе? - Например, работа. - А у меня, например, квартальный отчет благополучно завершился, так что я с чистой совестью могу улететь. Ты же прекрасно поработаешь на удалёнке, если будет что-то срочное. - Мария Тимофеевна, у меня тендеры. - Один, - быстро перебила та. – Да и тот уже готов практически. Вон Леночка вернулась из отпуска, пусть работает. - Мария Тимофеевна! - Анна Викторовна! – рявкнула та. – Ты можешь хоть раз меня просто послушаться и взять отпуск? - Ну, - с опаской протянула та. – Наверное могу. А что случилось-то? - Ну, почему обязательно что-то должно было случиться? – всплеснула руками Мария Тимофеевна. – Я что, не могу просто съездить к морю? - А Виктор Петрович что, вам не может составить компанию? - Не может! У него же сом! - возмущению её не было предела. - Какое может быть море, когда – сом! Лягушек каких-то ловит. Ой, нет, я не могу уже про этих сомов слышать! Ты что, не можешь меня спасти от всей этой рыбной фермы? Я хочу ходить по променаду в красивых платьях, а не ковыряться во внутренностях рыбы! Анна, ты вообще друг или где? - Ну если сом, тогда конечно! - О! Другой разговор! Значит, вот, - она шлепнула перед Анной листок с напечатанным заявлением на отпуск. – Давай подписывай, я иду к шефу. - Погодите, а билеты? - Аня, ты забыла, кто мой муж? – возмутилась Мария Тимофеевна. – Наше дело выбрать день и час. Всё! - Хорошо, но такая срочность… И дела мне надо уладить. Может через неделю? - Аня, не может! Два дня! Всё, собирайся! – с этими словами Мария Тимофеевна забрала подписанное Анной заявление и, размахивая им, удалилась, решительно стуча каблучками. ******************* - Значит вот, Елена, это все документы по договору с «Южным Берегом», - Анна говорила быстро, передавая папки Леночке, которая с готовностью кивала с серьезным, даже строгим выражением лица. – Кроме того я отправила тебе на почту все варианты протоколов разногласий. Если что-то пойдет не так либо вопросы возникнут, пиши, звони. Теперь к тендеру. Надо отсканировать документы третьего варианта сметной документации и отправить на электронную площадку. Перед торгами обязательно проверь, всё ли дошло, открываются ли документы, нет ли проблем с электронно-цифровой подписью. - А доверенность? – встряла та. – Татьяна Сергеевна сегодня звонила, чтобы оригинал доверенности непременно был! - Хм, доверенность, - Анна задумалась на мгновение, потом решительно тряхнула головой. – Так, её я сама завезу в комиссию. - Анна Викторовна, вообще могу и я. Мне все равно ехать в региональное СРО, а оно в том же здании. Кстати, - понизила она голос, - говорят, там новое начальство. Прислали из Москвы. Мне Катюша из приемной звонила. Все на ушах стоят. - Да? И кто же? – машинально спросила Анна, засовывая папку с доверенностью в портфель. - Я не знаю, но могу узнать, - с готовностью подскочила Леночка. - Не стоит, - остановила её Анна. – С прежним начальством сработались, и это от нас никуда не денется. Ты вот что, сегодня занимайся тендером спокойно, чтобы ничего не забыть и не упустить, а мне все равно по дороге. В комиссию я заеду сама. Возможно, что-то еще выясню по торгам и позвоню тебе. Передав документы Леночке, Анна поднялась к Марии Тимофеевне на второй этаж. Та подписывала какие-то бумаги и одновременно наводила порядок на столе. - Ну вот, Мария Тимофеевна, я уже освободилась. Так что в среду можем вылетать. - Молодец! – похвалила та. – Вот что значит правильно тебя замотивировать. А то еще сто лет бы в отпуск собиралась. Анна уселась в кресло у окна и с легкой улыбкой спросила: - И всё-таки мне кажется, что вы что-то от меня скрываете. Может, расскажете: что за спешка с этой поездкой? Мария Тимофеевна обидчиво поджала губы: - Нет, что за подозрения! Я просто устала. Могу я устать? Могу? - Ой ли? Прямо так вот резко и неожиданно? - Да, именно так! Она поднялась с кресла, одним движением ловко задвинула папку в шкаф, потом затолкала ручки в тяжелый стакан черного мрамора и подбоченилась: - А вы думаете, нам, царям, легко? Да нам, сама знаешь, что надо за вредность давать! - Всё ясно. Откровенность сегодня - не ваше, - резюмировала Анна и поднялась. – В общем, дела здесь у меня закончены, сейчас заеду в комиссию, на Юбилейную и… - Зачем это? – встревожилась МТ. - Что зачем? - Что тебе делать на Юбилейной? - Ну… Доверенность отвезу. - Вот тебе больше заняться нечем! Оставь в приемной, а Владик, курьер наш, завтра поедет по контрагентам и твои бумаги завезет. - Да мне все равно по пути, - пожала плечами Анна. - И с Татьяной я договорилась, она меня ждет. Так что вечером увидимся. До свидания, - и она вышла, провожаемая недовольным взглядом МТ. ********************** Анна вылезла из машины и поежилась, подняв воротник пиджачка и туже замотав на шее легкий шарфик. Как-то погода сегодня совсем её подвела. Небо было низким серым. Не ровен час, дождь пойдет, а она как на грех зонт на работе забыла. Ну, ничего, успокоила она себя, придется в Крыму купить зонтик как сувенир, будет хорошая память. Она закрыла машину и взбежала на крыльцо высокого стильного здания, где располагалось несколько организаций, в том числе тендерная комиссия и Саморегулируемая региональная организация «Альянс Строителей». Анна забежала в тендерный отдел, оставила доверенность, поболтала со своей знакомой, потом отметила пропуск и пошла к лифту. Тот, как назло, мотался где-то по этажам, а до её восьмого никак не доезжал. В конце концов, ей надоело ждать, и она отправилась к боковой лестнице. Где-то в районе пятого этажа дверь на лестницу неожиданно распахнулась, и она застыла на месте: к ней навстречу вышел не кто иной, как Штольман Яков Платонович собственной персоной. Он поднял на неё глаза и остолбенел.

chandni: Бэла Ну и интриганка эта ваша Мария Тимофеевна! Одного подсовывает, от другого пытается увезти... Как сказал бы Женя, отцепи уж ты ее от своей юбки, дай самой разобраться! Ан нет, не утихомиривается начальница, так судьба все равно выворачивается и сталкивает тех, кого надо столкнуть...

Хелга: Бэла Вот только Анна успокоилась, жизнь боль-мень вошла в колею, так здрасте-пожалуйста - явился фрукт!

Бэла: Первым порывом, когда к ней вернулась способность двигаться, было развернуться и удрать по лестнице вверх. А он уже поднимался к ней, сияя своей белозубой улыбкой: - Анна! Какая неожиданность! Здравствуй! Если бы не эта улыбка, если бы на его лице была хотя бы тень смущения, она может быть отнеслась к их встрече по-другому. Но от этого безмятежного и радостного сияния у неё в груди шарахнул маленький атомный взрыв, и Анна еле сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину за все эти долгие дни, недели, месяцы боли, безнадёги, черноты. Сжав зубы, она выставила ладонь, останавливая его и, вздернув подбородок, ответила, вложив в голос всю возможную неприязнь: - Здравствуйте, ...Яков Платонович. Улыбка сползла с лица Якова, и он, замешкавшись, остановился, не дойдя до неё трех ступенек, потом с легкой растерянностью сказал: - Я так рад нашей встрече... - С чего бы это? – язвительно подняла она брови. Он в недоумении дернул головой: - Аня, да что с тобой? Я, кстати, звонил тебе. Только ты не отвечала… - А с чего бы мне с вами разговаривать? Он даже отступил вниз, ошеломленный её словами, потом решительно шагнул к ней через две ступеньки и взял её за руку: - Аня, я… так соскуч… Она, не дав договорить, выдернула пальцы из его руки и отступила назад: - Держите свои руки при себе. Потом, обогнув его, стала спускаться вниз, тщательно контролируя каждое движение. Он, помедлив, бросился за ней и перегородил ей дорогу, взяв за локоть. Она опустила глаза на его руку, потом взглянула на него с таким холодом, что пальцы, которыми он держал её, сами собой разжались. Она опять обошла его и, держась за перила, отправилась вниз. Всё в ней кипело, и она не выдержала: на площадке обернулась к нему, застывшему соляным столбом и хмуро глядящему ей вслед: - Кстати, передавайте привет Нине Нежинской и мое восхищение её талантами. Он недоуменно нахмурился и, помолчав, ответил: - Я бы с удовольствием исполнил вашу просьбу, хотя меня крайне удивляет, откуда такое отношение к Нежинской. Но вряд ли у меня получится сделать это в ближайшее время. Её нет в стране. - Вот как? А что же тогда здесь делаете вы? Он опять помолчал, потом пожал плечами: - У меня здесь работа. Я назначен руководить «Альянсом строителей». - А, так это вы и есть то большое начальство, которое все так ждали? – язвительно воскликнула Анна. - А как же семейная жизнь? Вы что же, разочаровались в ней? Что-то уж очень быстро! Он в замешательстве поднял брови: - Почему разочаровался?... Вообще, при чем тут... Анна, - он заговорил быстро и горячо, сбежав к ней по ступенькам, - постойте! Я... я не понимаю, что, черт возьми, происходит? Я приехал, как только смог, и готов все объяснить вам, если только вы меня выслушаете... - А если я не хочу? - резко перебила она. - Если мне не интересны ваши метания? - Но... в чем дело? Я не понимаю. - Да вы что, издеваетесь надо мной?! У вас что память, как у золотой рыбки? - она говорила зло, вцепившись в перила, даже косточки побелели на руке. - Зачем вы приехали?! - Анна... - Я не могу и не хочу говорить с вами, вы что, этого не понимаете?! Он постоял, глядя на неё исподлобья - на щеках ходуном ходили желваки - потом упрямо дернул головой и резко заговорил: - Ну, что же, ладно. Разговора у нас с вами не вышло. Я бы мог попытаться разгадать ваши загадки, которыми вы тут говорили со мной, но что-то всякое желание пропало. Видимо, женская логика неподвластна исследованию и пониманию. Разрешите откланяться? - Вы меня этим очень обяжете! Они развернулись и разошлись в разные стороны: она понеслась вниз по лестнице, он стал подниматься наверх. ********************************* В машине она нажала кнопку запуска двигателя, но продолжала сидеть, не в силах тронуться с места: руки так тряслись, что она и в кнопку-то с трудом попала пальцем. Голова просто кипела от эмоций, хлынувших на неё потоком из тех дальних уголков, где твердой корочкой коросты была запечатана вся их история со Штольманом. Рад встрече, надо же! Соскучился! Как, как можно быть таким циничным лгуном?! Злые слезы, наконец, хлынули из глаз, и она в полный голос разрыдалась. Она вспомнила сейчас все эти долгие дни, бессонные мучительные ночи, свою боль, с которой она думала, что уже справилась, но, оказывается, нет! Ничего подобного! И эта рана так болит, так болит, нестерпимо, невозможно болит! Ей, пожалуй, было бы намного легче, если бы он не выглядел таким непрошибаемо счастливым, и она с ужасом осознала: если он может выглядеть так безмятежно, уже, наверное, женившись на Нежинской, значит, и тогда, в мае, он мог так же притворяться, так же лгать, целуя её. Какое бесстыдство! Какая гадость, дрянь! Лучше бы она его совсем не видела! Никогда! Горло сдавило нестерпимой болью, она выцарапала из бардачка бутылку воды и, открутив трясущимися пальцами крышку, жадно припала к горлышку, обливаясь и захлебываясь, а потом долго надсадно кашляла. От воды ей ощутимо полегчало, и она уже ругала и стыдила себя за эти рыдания: как можно было настолько потерять контроль. Хорошо, хоть при нем не разревелась! Тут она, сжав зубы, сердито мотнула головой: ну, уж нет, такой радости она ему не доставит! Анна вытащила из сумки влажные салфетки, тщательно вытерла лицо, потом пригладила волосы, выдохнула и, переключив скорость, выехала со стоянки. Когда она проехала пост ГИБДД, зашелся её телефон, странно молчавший до сих пор. Она нажала на руле кнопку ответа, и по машине рассыпался радостный голос Марии Тимофеевны : - Аннушка, ты уже подъезжаешь? - Нет, я еще на выезде из города. - А что с голосом? Ань, ты что, простудилась? - Нет, я совершенно здорова. Я приеду и все вам расскажу. - Аня… - Всё, МарьТимофевна, я не могу сейчас говорить, - ответила она скороговоркой и быстро нажала на отбой разговора. Не хватало еще раз так стыдно и горько разрыдаться, близкие слезы уже подступили к горлу, и она сердито прикрикнула на себя: веди машину и успокойся! Не успела она переодеться, как в дом ворвалась донельзя взволнованная Мария Тимофеевна: - Аннушка, что?! Она увидела распухшие губы и заплаканные глаза девушки и ахнула: - Да что произошло-то, на тебе лица нет! Та махнула рукой, и слезы, как по команде снова безудержно полились потоком, она даже вытирать их не успевала. Мария Тимофеевна, быстро подойдя, прижала её к себе и стала утешать, как маленькую. Когда рыдания стихли, она потребовала ответа. - Дело в том, что …в общем, я сегодня завозила доверенность на Юбилейную. И там… лифт все не приходил, и я …пошла по лестнице вниз. И там… - Да что там-то? – нетерпеливо переспросила МТ. – Тебя обидел кто? - Из дверей пятого этажа, где наше СРО находится, вышел … - Да кто вышел-то?! Владимир Ильич Ленин? - Почти-и! Яков Платонович Штольма-ан, - прорыдала Анна уже в полный голос. Мария Тимофеевна уставилась на неё в ошеломлении, потом метнулась к кувшину, налила в стакан воды, сделала изрядный глоток, а после с силой впихнула Анне в руки. Анна, захлебываясь, выпила воду, подняла на неё глаза и замерла: - А для вас что, это не новость? В-вы знали? Так вот к чему эта спешка с отъездом! Мария Тимофеевна! Та страдальчески поморщилась: - Я узнала совершенно случайно. Мы сегодня созванивались с моей приятельницей, которая в министерстве работает. Ну, она и сказала, что у нас в городе новый руководитель СРО назначен. - Так ведь отпуск-то кончился бы рано или поздно! Я бы всё равно всё узнала! - воскликнула Анна, а Мария Тимофеевна сокрушенно вздохнула: - Я вообще-то собиралась перед возвращением всё тебе рассказать и не так резко, как вы встретились. Что он сказал-то? Анна, судорожно всхлипнув, выложила всё, с каждой минутой ощущая, как из неё словно бы улетучивается давешняя тяжесть и боль. Она сейчас снова проживала эту их такую неожиданную встречу и в голове всплывала вся сцена. Она вдруг вспомнила, что он был, как и в её том тревожном сне, похудевший, с резче обозначившимися морщинами. И еще он выглядел словно бы уставшим, когда она бросала ему в лицо обидные слова, от которых он даже дернулся, как от боли. Тут же Анна разозлилась на себя: не хватает его еще жалеть! Пусть жена его жалеет! Мария Тимофеевна слушала её рассказ с сочувствующей миной, похлопывая её по руке, а когда Анна снова начинала всхлипывать, совала ей стакан с водой. - Вот, значит, как, - протянула она, выслушав её и напряженно думая о чем-то своем. - Вот так, - Анна вытерла ладошками глаза. - В отпуск-то что теперь, не едем? - Да какой отпуск? – махнула Анна, а Мария Тимофеевна вскинулась: - Нет уж, поедем! Нельзя тебе здесь оставаться! А кстати, он что, и вправду звонил тебе в эти месяцы, я что-то не поняла? - Я не знаю. Я его номер в черный список тогда еще занесла. - А, ну да, в таком случае мог и звонить. Мария Тимофеевна на мгновенье задумалась, потом встряхнулась: - Ну вот что, давай приводи себя в порядок, и идем ужинать. Закатим роскошный пир! Витенька сегодня в городе останется, приехали его эти ...ловцы сомов. Так что мы с тобой посидим, выпьем вина, или чего покрепче. Давай, моя хорошая! - Я не хочу, - попыталась увильнуть Анна, но от Марии Тимофеевны было не так-то просто отделаться. Та едва не насильно заставила её отправиться в ванную и смыть следы слез. Потом подождала, пока Анна сменит мокрую от слез кофточку, и потащила к выходу.

chandni: Бэла Все-таки главная проблема людей - неумение слушать и слышать... и упоение собственным страданием... и нежелание вылезти из защитной брони, даже если есть шанс, что ты неправ и ситуация, возможно, иная, чем тебе представляется, а то и ты сам себе надумал... оттого и столько разводов и несложившихся отношений... Причем этим грешат как совсем юные, так и казалось бы умудренные жизненным опытом...

Бэла: За вечерним ужином Мария Тимофеевна всё-таки уговорила Анну слетать хотя бы на недельку к морю. Та была так деморализована и обессилена предшествовавшими событиями и слезами, что сдалась без боя. Решено было назавтра собираться, а на следующий день уже вылетать. После ужина Анна осталась ночевать в доме Марии Тимофеевны. Та просто её не отпустила страдать в одиночестве в четырех стенах. И Анна была несказанно благодарна за это. Он появился едва ли не сразу, как только она добралась до подушки. Был он тих, печален, смотрел на неё с укоризной и твердил неизменное: «Всё не так!» Она отворачивалась, убегала от него по каким-то длинным лестницам и темным коридорам, но раз за разом попадала в какую-то просторную светлую комнату, где натыкалась на него, и он вновь приближался к ней и твердил «Всё не так». И проснулась она утром с изматывающей головной болью, благо на работу идти не было нужды: отпуск начался. Она провалялась всё утро в кровати, Мария Тимофеевна её не беспокоила. Когда же солнце просунуло в щель между шторами нахальный луч, Анна нехотя сползла с постели и отправилась вниз завтракать. Мария Тимофеевна, невероятно бодрая и свежая, не смотря на вчерашние экзерсисы с вином, встретила её с улыбкой и усадила за стол, чтобы напоить крепчайшим чаем. Пока они завтракали, вернулся Виктор Иванович, возбужденный предстоящей ловлей сома. Мария Тимофеевна быстро озадачила его заказом билетов на завтрашний рейс в Симферополь. Анна же, поблагодарив за приют и моральную поддержку, отправилась домой, чтобы собрать чемодан. Отпускная неделя на море пролетела словно один день. С каждым новым днем Анна ощущала, что к ней возвращаются жизненные силы, и она уже почти спокойно может думать о Штольмане без подступающих слез. Словно море смыло все проблемы, вымыло всю тяжесть из души, оздоровило её. Они много бродили по окрестностям, ходили на пляж и валялись там в приятном безделье, попивая легкое белое вино, или качаясь на волнах. Забирались в какие-то зеленые закоулки города, заходили в маленькие кафешки и большие рестораны. Утром отправлялись на рынок и уходили оттуда с полными корзинками покупок, напробовавшись всевозможных вкусностей, которыми их щедро угощали местные дон жуаны. Но все хорошее когда-нибудь кончается, и пришел наконец последний день их отдыха. Они сидели на широком балкончике с видом на море. На стремительно темнеющем небе кое-где зажигались одинокие пока звезды. Море на горизонте сливалось с небом и казалось, что оно перетекает в небесный свод. На набережной уже загорались светлячки фонарей, по воде медленно плыли украшенные разноцветными огоньками прогулочные теплоходы, возвращаясь к пристани, где им степенно подмигивал старый маяк. - Нет, Аннушка, что ни говори, а здорово, что мы прилетели сюда, - Мария Тимофеевна отсалютовала бокалом с вином. - Что скажешь? Анна затолкала виноградину в рот и с довольным видом хмыкнула: - И вы еще спрашиваете? Как представлю, что могла отказаться, - она раскинула руки,- от всего этого! Я чувствую себя… живой! И мне правда так хорошо! Всё плохое смыло море! Я …я счастлива! - Значит, ты вылечилась от …Штольмании? – Мария Тимофеевна внимательно посмотрела на неё поверх бокала. - Можете не осторожничать, я абсолютно выздоровела, - беззаботно кивнула Анна и протянула свой бокал, чтобы чокнуться. – И вообще жизнь прекрасна! Поду-умаешь, Штольман! Что на нем, свет клином что ли сошелся. Чем Андрей Скрябин плох? Вот возьму и выйду за него замуж! Буду ездить за ним по белу свету, брошу свою работу к черту, пусть вон Яков Платонович трудится за всех. Ему семью кормить надо. - Так что же, ты его совсем разлюбила? – Мария Тимофеевна бросила испытующий взгляд на Анну. Та помолчала, потом вздохнула: - Я излечилась от тоски по нему. Я, наверное, просто смирилась с несовершенством мира. И чувствую себя сейчас спокойной и умиротворенной. Этого пока достаточно. Мария Тимофеевна посмотрела на часы и встрепенулась: - Ну если так, значит, ты спокойно отнесешься к тому что я тебе скажу. Анна поставила недопитый бокал на столик и встревоженно спросила: - А… что-то случилось? - Да ничего не случилось! Просто мне не давала покоя та ваша встреча с …с Яковом Платонычем. Скажи, у тебя не создалось впечатление, что он понятия не имеет, о чем ты ему говоришь? Я имею в виду: жена, свадьба и всё вот это. Анна нахмурилась: - Он действительно выглядел так, будто впервые обо всем слышит! Но это всё было притворством. Он просто врал, - она произносила эти слова со спокойной обреченностью. - Врал, глядя мне прямо в глаза. И почему вас это так удивляет? Вы же сами говорили, что он ловелас высшей пробы! - Ну, мало ли какие глупости я говорила, - махнула та рукой. - Я, может, просто хотела тебя защитить от дикой природы. Но, Аннушка, - она склонилась к ней ближе. - А если всё, действительно, не так? - Мария Тимофеевна, вот что вы начинаете, - с досадой сказала Анна. – Не надо это ворошить, я же видела и фотографии в интернете, и статьи в светской хронике. Это всё с его стороны было притворством и ложью. А я терпеть не могу, когда лгут, вы же знаете. - Вот видишь, а ты говоришь выздоровела, - вздохнула та, потом прищурилась: в глазах загорелся огонек азарта. - В общем, смотреть мне на твои метания было тяжело. Так что я на свой страх и риск… - Что? – Анна настороженно выпрямилась в кресле. – Что вы еще задумали? - Я поняла кто нам может помочь, кто знает всю светскую тусовку Москвы и… В общем, я попросила Андрея Скрябина выяснить по своим журналистским каналам, что же всё-таки там произошло. - Что-о?! - Анна! - Мария Тимофеевна опять наклонилась к ней, пристально глядя в глаза. – Это лучший выход. Сил нет смотреть на тебя такую. А знать всегда лучше, чем не знать. - Нет, это уже переходит всякие границы! - Анна, вскочив, попыталась уйти, но Мария Тимофеевна, поднявшись, взяла её за руки: - Ну, выслушать-то ты можешь? - Да я знать ничего не хочу о нем, как вы не понимаете! - Ах, не хочешь? А придется! - перед ней была та строгая главбухша, от которой робели не только коллеги и их директор, но и налоговые инспекторы и прочие проверяющие персонажи. - Поза страуса с головой в песке ужасно не сексуальна. - Мария Тимофеевна, ну, что вы говорите? - обреченно вздохнула Анна, опускаясь в кресло. - Я говорю, что мы с Андреем назначили сеанс... - Спиритический? - Почти! Видеосвязи, - она опять посмотрела на часы. - Так ,пойдем-ка, он сейчас будет звонить. Она поднялась и, взяв Анну за руку, потащила за собой в комнату, где стоял компьютер. - Сейчас-то мы и узнаем, что там за тайны Мадридского двора и жена, про которую твой Штольман, похоже, не имеет ни малейшего понятия. Мария Тимофеевна усадила Анну на стул, пристроилась рядом и открыла скайп. После чего нажала на вызов. На экране немедленно возник ухмыляющийся Скрябин: - Здрасьте, дамы! Как вы загорели, посвежели. Постойте, я только темные очки достану, а то смотреть больно: так вы сияете! - Андрей Петрович! Прекращай балаган и приступай к докладу! – одернула его Мария Тимофеевна, и он поднял руки: - Всё, умолкаю. То есть, наоборот. Анна перевела взгляд с одного на другую и с досадой спросила: - Вы что, серьезно! Да я слышать ничего не хочу! - И очень зря, Анна Викторовна! – лениво усмехнулся Скрябин. - Там такой детектив, круче любой Агаты Кристи с Конан Дойлем. - Нет уж, дорогая, - Мария Тимофеевна, нахмурившись, даже пристукнула по столу ладонью, - давай этот нарыв вскроем наконец-то. Ну, сколько можно? Анна без сил откинулась на спинку стула: из неё словно бы вышел весь воздух: - Чего вы от меня хотите? - Я хочу, чтобы ты выслушала Андрея. - Ну, допустим! Андрей я тебя слушаю, - обреченно сказала Анна - Андрюша, давай, начинай. - Итак, - состроил тот зловещую мину, - история леденящая кровь! Слушайте и не говорите, что вы… - Андрей Петрович, - поморщилась Анна. - Ого, ну если Андрей Петрович, тогда по-серьезному. В общем, история там такая. Ваш Штольман, видимо, перешел дорогу одной влиятельной даме, с которой у него по слухам был когда-то бурный роман. Но роман сошел на нет, они расстались, но дама таки затаила. От любви до ненависти шаг бывает очень коротким, и она этот шаг сделала. Дама эта, назовем её Н., подставила нашего героя под жесткие разборки с антикоррупционным комитетом. Ему предъявили обвинение в посредничестве при получении взятки в особо крупном размере, причем доказательства казались совершенно неоспоримыми, и… - И?! - И законопатили в кутузку, ну в смысле в СИЗО, - развел Андрей руками. - Причем условия содержания были какими-то страшно строгими, высокие покровители этой дамы потрудились на славу. Так что как ни бились его адвокаты, сделать ничего не могли: каждого нашли, за что взять и посоветовали не рвать все подробности на британский флаг. Короче ваш Штольман сидел, можно сказать, в одиночке почти три месяца без всякой связи с внешним миром. Анна ошеломленно слышала это все, раскрыв рот, потом помотала головой: - Но …это не может быть правдой! Какое СИЗО? Что ты говоришь? Он же в это самое время за границей был, с Нежинской! Я своими глазами видела в интернете фотографии про их поездку в Испанию! Андрей скептически фыркнул: - Хм, а это, глубокоуважаемая Анна Викторовна, вторая часть Марлезонского балета. Видимо, увлечение ЯковПлатоныча Вашими бездонными глазами было настолько сильным, что сия мстительная дама на этом не успокоилась и продолжила плести свои сети, чтобы уж окончательно напакостить и своему бывшему возлюбленному, и его новой даме сердца. А уж забить поисковики ссылками, которые будут отражаться на первых страничках, это ж как два пальца, хм, пардон май френч, уж в этом можете мне поверить. Нужно просто иметь некоторое количество денег, кстати, совсем не астрономическое. - Да как она могла знать, что я буду искать информацию о нем?! - вспылила Анна, и Андрей закатил глаза в ответ: - В наш век всеобщей компьютеризации? Анна Викторовна, ну что ж вы такого скромного мнения об её умственных и иных способностях? Что может быть страшнее оскорбленной в лучших чувствах женщины? Та, которая может замутить интригу с подставой вчерашнего друга сердечного под монастырь антикоррупционного комитета, вполне способна просчитать на пару шагов вперед. И её предположения же сбылись, так? Анна опустила голову: - Так. - А ты давно эту информацию видела в интернете? - Ну… тогда и видела. Больше не ходила туда. - Просто я тоже полез в интернет и… - И? - И ничего там не нашел. Все первые странички забиты каким-то новомодным и сверхпопулярным сериалом, там главного героя так зовут. - Да, я тоже видела эти ссылки на сериал, они были самыми первыми в поисковике, а вот дальше… - А вот дальше, дорогая Анна Викторовна ничего нет. - Да как нет! – вспылила Анна. – Мне что, всё это привиделось?! - Не волнуйся так, - успокаивающе кивнул тот, - не привиделось. Оплата закончилась, и ссылки улетели. Но! - Что? - Кэш браузера помнит все. Нашел я твои ссылки. - И что там с ними? - Ну, то, что я и говорил: ссылки эти закольцованы, то есть, опубликована ложная информация, и ссылки просто ведут друг на друга по кругу. А фотографии… Уж простите, Анна Викторовна, но все фото либо старые, либо отфотошоплены по самое не могу. И сделано так, на коленке и только для одного потребителя, который, увидев всё это богатство, разбираться дальше не будет, а закроет интернет и больше туда ни ногой. - И как же его выпустили? - спросила Мария Тимофеевна, бросив короткий сочувственный взгляд на Анну, которая сидела, оцепенев и напряженно сплетя пальцы в замок. Андрей пожал плечами: - Ничто не вечно под луной. Комитет свою работу сделал на совесть и выяснил все неаппетитные подробности этой аферы. Покровители мстительной дамы слетели со своих должностей, а сама дама вынуждена была слинять заграницу. Хотя ей вроде бы и предъявить было нечего, но она предпочла не рисковать встретиться с разъяренным Штольманом. Он же получил несколько предложений по работе и ...выбрал руководить "Альянсом строителей" в вашем городе. Наверное, рассчитывал на радикальные изменения в личной жизни, - последние слова Андрей произнес медленно, внимательно глядя на Анну. Та, выслушав всю историю, медленно опустила лицо в открытые ладони, потом подняла голову и пробормотала: - Господи боже мой, что же я наделала...

chandni: Бэла О как! Вот это поворот! И в стиле сериала, и реалии все до боли знакомые! Автору

Бэла: chandni ха, любимое выражение моей дочери: вот это поворот!

Бэла: Они проговорили со Скрябиным еще с полчаса. Он в своей обычной ёрнической манере пытался привести Анну в чувство, уверяя, что мужчинам бывает полезен холодный душ. И если Штольман такой прекрасный и сильный человек, как они ему жужжат уже битый час, то как-нибудь да переживет Аннушкину вивисекцию, не развалится. А иначе не такой уж он прекрасный человек. Анна же была настолько оглушена полученной информацией, что сидела молча, изредка вставляя реплики, шутку Скрябина не поддержала, а от слова "вивисекция" совсем приуныла. Мария Тимофеевна поглядывала на неё с сочувствием, но утешать не спешила: прекрасно знала, если уж Анна сама не примет решение, сдвинуть её с места будет крайне сложно. Анна же прокручивала в голове, что она там наговорила Якову, рисовала себе картины - одна другой ужаснее. Человеку и так досталось сверх меры, так он еще, полный радужных надежд, приехал сюда работать, чтобы быть ближе к ней, а она при первой же встрече разметала эти надежды в пыль. При этих мыслях она вскакивала, делала пару нервных кругов по комнате, потом вновь садилась к монитору. Андрей, видя такое её состояние и чтобы как-то её взбодрить, вдоволь постебался над собой: дескать, когда намеревался за ней поухаживать, понятия не имел, что там так сложно и настолько безнадежно, за что рассыпался в шутливых смешных извинениях. Мария Тимофеевна смеялась чуть более преувеличенно над его шутками, Анна же только в ответ машинально растягивала губы в резиновую улыбку. Наконец, Андрей спохватился, что ему уже пора бежать, пожелал Анне стойкости духа, и на этом сеанс видеосвязи завершился. Мария Тимофеевна позвала Анну пройтись перед сном, чтобы немного проветрить голову. Анна в том же заторможенном состоянии покорно согласилась, и они отправились к близкой от их дома набережной. Народу на променаде была уйма, горели яркие фонарики в кованом обрамлении, где-то пели уличные артисты, собрав вокруг себя плотный круг зевак; где-то танцоры брейк-данса показывали феерические кульбиты; где-то звучала волшебная музыка прошлых лет, и кружились пожилые пары, нежно держа друг друга в объятиях и за давностью лет не утратив навыков, полученных когда-то. Анна медленно двигалась в толпе, слушая Марию Тимофеевну, которая, к её счастью, ни словом не возвращалась к их вечернему разговору с Андреем, а просто болтала о чем угодно. И постепенно Анна приходила в себя, отвлекаясь от ужасной информации, которая каталась тяжелым свинцовым шаром в её голове. Они останавливались то возле одного круга зрителей, то возле другого, у маленького вагончика покупали мороженое, у другого – лимонад с прицепленным на край стакана кружком лимона и зелеными лепестками мяты. Потом уселись на еще теплых, нагретых дневным солнцем ступеньках и стали смотреть на набегавшие волны. Море было спокойно в этот вечер, и его шелест постепенно успокаивал взбаламученную душу Анны. Она сама начала разговор со своей спутницей. - Знаете, что самое неприятное в этой истории? Ведь я своими глазами видела, что с ним что-то не то. Я видела, что он не врет, он, правда, не понимал, о чем я ему говорю. А я… я, вместо того, чтобы попытаться с ним объясниться, сама вынесла приговор и даже не дала обвиняемому последнее слово. Выходит, я совсем, …абсолютно не доверяю ему. Если в такой момент предпочла говорить, а не слушать. Знаете, какое сейчас у меня в душе главное чувство? Чувство ужасной неловкости, даже, наверное, стыда за свою несдержанность. А ведь я говорила вам, что люблю этого человека. Какая-то любовь у меня получается... не очень-то настоящая. - Ну, ты, Аннушка, что-то совсем себя винишь! – с досадой качнула головой Мария Тимофеевна. – Тебе, вообще-то, тоже досталось. И я не думаю, что кто-то в твоей ситуации повел бы себя благоразумно, спокойно, сдержанно. По-моему, твое неравнодушие, такая боль в ответ на его предполагаемую измену и подтверждает, что сердечко твое очень сильно задето. Иначе ты бы просто сказала ему «Чао, бамбино, сорри», да и пошла себе. Так что прекращай себя винить. Вот завтра прилетим домой, позвонишь своему Штольману… - Нет, не буду звонить – категорично заявила Анна.- Лучше я ему в глаза всё скажу. А то он чего доброго бросит трубку. А если я приду к нему, он уж точно не избежит разговора. - Ну да, наверное, так будет лучше, - согласно кивнула Мария Тимофеевна. – И давай-ка уже пойдем спать. Завтра трудный день, а ты сегодня вряд ли уснешь. Но у меня предложение! Анна подняла бровь, невольно скопировав любимую гримасу Штольмана. Мария Тимофеевна усмехнулась заговорщически и подняла палец: - Прекрасный восхитительный массандровский белый портвейн красного камня! После пары рюмок ты уснешь просто как убитая. - Уж лучше, как ребенок! – подняла руки Анна. - Принято! ****************** Анна влетела в свой кабинет, швырнула сумочку, поворошила кучу бумаг, которыми был завален её стол, потом набрала на внутреннем телефоне номер тендерного отдела: - Алло, Елена? - Слушаю, Анна Викторовна? - А принеси мне документы по допускам СРО. - Последним? - Ну да! Хочу съездить на Юбилейную, познакомиться с новым руководителем нашего прекрасного «Альянса строителей». - Ой, Анна Викторовна, да зачем же ездить! Вы его и так хорошо знаете, этого руководителя! Это же Штольман Яков Платонович! Помните, он к нам весной приезжал? - Да помню я! - отмахнулась Анна. - Но поприветствовать его в новом качестве явно не мешает. - Ой, как вы правы. А я не сообразила. - Не страшно! Вот для этого и существуют начальники договорных отделов. Так что по документам? Принесешь? - Бегу, Анна Викторовна! **************** Анна вошла в просторную приемную в строгих, бежево-серых тонах. Секретарши на месте не было. Но дверь в кабинет руководителя была приоткрыта: оттуда слышались голоса – женский и до боли знакомый мужской. Она решительно потянула на себя дверь и шагнула вперед. Он сидел за столом и давал распоряжения стоявшей рядом секретарше – миловидной тоненькой брюнетке. - …В общем, Полина, это нужно отправить срочно. По поводу допусков…, - он поднял голову и запнулся на полуслове, увидев Анну, замершую у дверей. Секретарша обернулась к ней, нахмурилась и строго сказала: - Девушка, подождите, пожалуйста в приемной. Яков Платонович занят. - Не нужно, Полина, - остановил он и кивнул. - Ты пока свободна. Подготовь документы к сегодняшнему совещанию. Полина цокая каблучками продефилировала мимо Анны и прикрыла за собой дверь. Штольман поднялся, не сводя с неё глаз, застегнул пуговицу на пиджаке и спросил: - Анна Викторовна, чему обязан? Анна сделала ещё шаг, но остановилась из-за холодного спокойствия, с которым он смотрел на неё. - Яков… Платонович, я хотела поговорить. - Опять? – левая бровь саркастично изогнулась. – Нет, я понимаю, что вы весьма скромного мнения о моих умственных способностях, но даже при моей памяти – как там? – как у золотой рыбки, - я помню, что мы с вами весьма …живо поговорили неделю назад. Или у вас ещё какие-то претензии накопились за это время? Яков говорил с таким убийственным сарказмом, что Анна просто потеряла дар речи. Он засунул руки в карманы брюк и сделал шаг к ней: - В прошлый раз вы были гораздо красноречивее. Или вы забыли зачем пришли? Так у кого из нас короткая память? Она вдруг разозлилась на себя из-за этого одеревенения и, тряхнув головой, заговорила: - Я пришла, чтобы попросить у тебя… у вас прощения за то, что наговорила тогда. Я же ничего не знала. Я думала ты …вы женаты - Я? Женат!? Что за дикие фантазии? - Ты... Вы не звонили, исчезли на …три месяца. Я узнала, что вы улетели с Нежинской в Испанию. Он нахмурился: - Вы сейчас серьезно? Кто вам это сказал? - Никто – мотнула головой Анна. – В Интернете прочитала. - Ну да, где ж я могу пропадать три месяца, - с досадой пробормотал он, - только с Нежинской и развлекаться. Анна Викторовна, вы себя-то хоть слышите? Что вы вообще несёте! – желваки на его щеках исполняли замысловатый танец. А сам он смотрел на неё исподлобья, сжав зубы. – Я не был в Испании. Я находился под следствием. Занятие, конечно, так себе. Но когда я смог, я позвонил вам. Трубку взять вы не захотели. Обзванивать ваших знакомых я почел неприемлемым. Зачем вмешивать в наши отношения посторонних людей? – он откашлялся и продолжил. - Затем я уладил свои дела и приехал сюда, чтобы попытаться вновь …как-то …наладить наши отношения. Но, видимо, было слишком поздно. Оказывается, вы здесь прекрасно проводили время. У вас появились такие... интересные новые знакомства. А те наши три дня… Так, ладно. Что сейчас говорить об этом? Верно говорят: не надо очаровываться, чтобы потом не разочаровываться. Он подождал, не скажет ли она что-нибудь, потом саркастически усмехнулся: - С вами так интересно разговаривать, но, к сожалению, я должен прервать свой монолог. У меня, видите ли, работа, которую я сам выбрал в надежде быть с ближе к вам. Кажется, это была плохая идея. Но работу никто не отменял. Полина! - гаркнул он. Анна вздрогнула. Дверь немедленно приоткрылась. Похоже, Полина стояла прямо за дверью и, скорее всего всё слышала. - Проводите Анну Викторовну. Ну, уж нет! Этот номер у тебя не пройдет! Мне слишком трудно дался сегодняшний визит сюда, и без объяснений я не уйду! Анна метнула на девушку такой взгляд, что та быстренько ретировалась, захлопнув за собой дверь. Потом она подошла ближе к Якову и медленно заговорила: - Я пришла сказать тебе, что я узнала только два дня назад о твоих злоключениях. А эти три месяца я с трудом привыкала жить без тебя. Вставать по утрам. Ходить, дышать – вдох-выдох, вдох-выдох. Это очень трудно – начинать жить заново. Когда знаешь, что человек, которого ты полюбила, - негодяй. Что он развлекся с тобой, а сам улетел с невестой заграницу. Что всё светлое и чистое оказалось только ширмой. Маской. Обманом. – слезы застилали глаза, но Анна продолжала твердо и решительно. - Я думала, это он, тот, о ком мечтают женщины – настоящий прекрасный принц. Я ошиблась. Мне было больно, очень. И вдруг ты появляешься передо мной, такой… такой улыбающийся, такой сияющий, такой радостный. Я …я растерялась, потеряла над собой контроль и в горячке наговорила тебе… ну, то, что наговорила. А сегодня я пришла попросить у тебя прощения. Я была не права. Я, наверное, заслужила все эти обидные слова, которые ты сказал мне сейчас. Я думала всё исправить. У меня не вышло. Что ж, так тоже бывает. Не держите зла, Яков Платонович. Прощайте. Она развернулась и стремительно выбежала из кабинета, едва не сбив с ног подслушивающую под дверью Полину.

chandni: Бэла как же все непросто зато хотя бы высказали всё друг другу...

Бэла: chandni пишет: зато хотя бы высказали всё друг другу... Ну да, с разговорами и объяснениями у них всегда было непросто!

Бэла: - Анна? – Мария Тимофеевна заглянула в кабинет, где Анна сидела за столом, задумчиво глядя в окно. – Ты ездила к нему? Та перевела на неё взгляд и кивнула. - И как? Вы объяснились? Анна пожала плечами: - Можно и так сказать. Я всё ему рассказала. Она поднялась и подошла к окну, скрестив на груди руки. Мария Тимофеевна нетерпеливо спросила: - И что дальше? - А дальше – тишина, - бросила через плечо Анна. – Пока я ездила в отпуск, Яков, пребывая, видимо, в недоумении после моих …показательных выступлений, стал выяснять, чем занималась ваша покорная слуга, пока он парился на нарах. - Фу, Аннушка, что за жаргон? - поморщилась Мария Тимофеевна. - А что не так с жаргоном? Я называю вещи своими именами, - Анна отошла от окна и опустилась в кресло за рабочим столом. Мария Тимофеевна села напротив: - Ну и что он такого выяснил? Анна подняла брови и с досадой ответила: - Ну, что он может выяснить? Только то, что его возлюбленная крутила романы с двумя верными оруженосцами, один из которых - давний воздыхатель, а второй – вполне себе новый. - А оруженосцы, я полагаю, - Шумский и Скрябин? - А то кто же? - Интересно, и кто это ему наговорил всю эту пургу? – возмущенно фыркнула Мария Тимофеевна. - Да какая теперь разница? – усмехнулась Анна. - Штольман совершенно уверился в моей ветрености, о чем мне и доложил с пролетарской прямотой! Еще хорошо, что не выдворил из кабинета. - Что-о? - Ну, а как вы, Мария Тимофеевна, хотели? Явилась блудница без стыда и совести, с порога заявила, что это он - подлый изменник. Какой принц на белом коне выдержит такое надругательство над чувствами? Вот и он …не стал это терпеть, а прямо так и рубанул шашкой: дескать, мадам, позвольте вам выйти вон. Ну или как-то так. Мария Тимофеевна помолчала, потом с легкой улыбкой заметила: - Вся эта история конечно малоприятна, но есть и кое-что позитивное. - Хмм, вы можете в этом найти положительную сторону? – невесело изумилась Анна. - По крайней мере, ты можешь шутить, значит не всё потеряно. - Да какие уж тут шутки, - отмахнулась Анна. Потом придвинула к себе бумаги. – Ладно, это всё лирика. Устала я что-то от этих качелей: Ванька дома - Маньки нет. Манька дома – Ваньки нет. Не хочу никаких больше продолжений, выяснений, объяснений. Как же спокойно было без Якова. И откуда он свалился на мою голову? – и она опустила лицо в ладони уже привычным жестом отчаяния. Мария Тимофеевна вздохнула и предложила: - Может кофейку? - У Игнатова? - Да ну его с его баристой! Пойдем на нашу старую добрую кухню. Там какие-то плюшки сегодня принесли. Пойдем, а? На кухне в этот час никого не было, и они могли спокойно посидеть за чашечкой кофе. - А и вправду! – Мария Тимофеевна добавила в кофе сливки. – Зачем он тебе нужен? Без него спокойно. А он – мужчина видный. Еще встретит свою женщину. У нас хоть и не Москва, но красивых и интересных женщин полным-полно! Не думаю, что у него будет в них недостаток... - Знаете что, Мария Тимофеевна? – вскинулась Анна - глаза её метали молнии. - Знаю, - та с усмешкой звякнула ложечкой о блюдце. – Вижу, что тебе совершенно нет дела до Штольмана. Прямо как цыгану до лошади, - и она с наслаждением откусила от круассана. Анна опустила глаза, воинственность её тут же исчезла, и задумчиво помешала в чашке: - Я и представить не могу, что он с кем-то …встречается. Всё переворачивается. Уговариваю себя, уговариваю… - Да, влипла ты матушка, - сочувственно вздохнула та. – Ну, не огорчайся. Всё как-нибудь уладится. Анна вздохнула, потом отхлебнула кофе: - А вот это вряд ли. Мы столько друг другу наговорили при всего лишь двух встречах, что вряд ли захотим еще раз увидеться.

Бэла: Мария Тимофеевна, которая стояла у окна, прихлебывая из чашечки, вдруг издала горлом неопределенный звук и резко обернулась: - Так, Анна Викторовна, что-то я с вами заболталась. У меня работы вообще-то вагон после отпуска, а вы меня тут отвлекаете своим кофе! - Я?! - оторопела Анна.- Да вы же сами... - Так, прения прекращаем и идем по своим рабочим местам! Мария Тимофеевна ополоснула чашку, поставила на сушилку и поторопила: - Анна Викторовна, не задерживайтесь! Та пожала плечами, поднялась и, прихватив недопитый кофе отправилась к себе. Не успела она зайти в кабинет, как к ней ворвалась Леночка: - Ой, Анна Викторовна! Хорошо, что вы здесь! Вот, шеф просил срочно подписать, и я поеду в наш филиал, на Крайнюю! - Давай, - Анна отставила чашку - с кофе как-то сегодня не задалось - и, придвинув к себе документы, стала их подписывать. В этот момент тихо стукнула открываемая дверь, и одновременно ахнула Леночка. Анна подняла глаза и обомлела: в дверях стоял не кто иной, как Яков Платонович Штольман. Тишина стояла такая, что казалось, она вот-вот лопнет, как натянутая струна. Леночка икнула и пролепетала: - Ой, Яков П-платонович! Здравствуйте! Я - Елена... Вы меня помните? Яков Платонович машинально кивнул, не отводя глаз от Анны, потом с трудом оторвался от её созерцания и усмехнулся: - Вас забудешь... - Яков Платоныч, вы простите..., - заторопилась Леночка, краснея едва ли не до слез. - Я тогда... я наговорила тогда такой... ерунды! - Да это я уже понял. Кстати, у вас есть замечательная возможность реабилитироваться, - Штольман снова перевел взгляд на Анну. - Да! Всё, что угодно! - подпрыгнула та. - У меня очень важный разговор с Анной ...Викторовной. Сделайте так, чтобы нам не мешали! - О, конечно! Я ...да! - Леночка бросилась к выходу и захлопнула за собой жалобно всхлипнувшую дверь. Яков шагнул к поднявшейся из кресла Анне: - Мы как-то с вами... В этот момент в дверь поскреблись, и Леночка пропищала в приоткрывшуюся щель: - Анна Викторовна, я документы забыла. Она бочком просочилась мимо Якова, схватила со стола подписанные бумаги и, еще раз рассыпавшись в извинениях, выбежала из кабинета, похоже, на этот раз окончательно. Появление Леночки их немного отрезвило. Анна подняла брови и светским тоном поинтересовалась: - А вы к нам ...по работе? На лице у Якова отразилась замысловатая смесь из веселья и досады, и он ответил, привычно изогнув бровь: - Как вы могли такое подумать? По работе я бы вызвал вас к себе в офис. Анна кивнула: - Д-да, так наверное было бы удобнее... Яков дернул головой и вновь сделал шаг к ней: - Конечно удобнее. По крайней мере ко мне в кабинет никто не вламывается неожиданно. Сердце в груди уже давно скакало как ненормальное, но Анна как-то ухитрялась держать себя в руках и не делала ни единого движения к нему навстречу, а продолжала вести эту шутливую перепалку: - У вас тоже небезопасно в этом плане. Вот я как раз и вломилась к вам на днях. Яков сделал еще шаг и оказавшись в опасной близости от неё, пророкотал своим удивительным баритоном: - О вас я и не говорил. Вы можете вламываться ко мне, когда вам заблагорассудится. После этого Анна сделала движение к нему и через секунду, со стоном обхватив его обеими руками, нырнула в восхитительный, яростный обжигающий поцелуй, от которого она, как ей показалось, на мгновение даже сознание потеряла. Они оторвались друг от друга с трудом, вернее Анна, боясь, что задохнется, прервала их поцелуй, чуть отклонилась и посмотрела в его такие близкие глаза, в которых плавало легкое безумие. Яков сглотнул, потом хрипло поинтересовался: - А... у тебя еще много здесь дел? - Дел? - не поняла она. - Ну... работы. - Работы..., - как эхо, повторила она, потом спохватилась. - а, да, работа, - и рассмеявшись, махнула рукой. - Ну, ты же видишь, какие у меня тут помощники непрошеные. Сделают все и нужное и ненужное. - Да, Леночка, - вздохнул Яков Платонович. - Ты на неё не сердись, - мягко улыбнулась Анна. - Она это не со зла. Она вообще очень добрый человек. - Конечно. Так по-доброму воткнула нож и провернула еще, спровадив тебя замуж, - бровь вновь изогнулась. Потом он спохватился. - Постой, ты ушла от ответа. Так что с твоей работой? Мы можем сбежать отсюда сейчас? - Это конечно ужасно - сбегать с работы, с притворной строгостью покачала она головой, потом, понизив голос, сказала. - Но, я думаю, мы - можем. Яков окинул её лицо взглядом, потом, отпустив её, поправил воротник рубашки и галстук. Анна в свою очередь пригладила растрепавшиеся волосы. Они обменялись заговорщическими взглядами и расхохотались. Потом придали приличествующее выражение лицам и вышли из кабинета. - Ты живешь здесь? - Анна подняла глаза на изящное здание в стиле 19 века с башенками, портиками и колоннами, во дворе которого Яков остановил машину. - Пока здесь. Квартиры у меня еще нет, но это дело времени. А, - он пристально взглянул на неё, - что-то не так? - Нет, что ты. С тобой, как оказалось - все так, - она провела рукой по его плечу, стряхивая невидимую пылинку. - Без тебя - не так... - Аня, - он подался к ней. Она прижала палец к губам: - Не здесь. В его глазах отразилась короткая борьба с собой, потом он запер машину и крепко взяв её за руку стремительно отправился к лестнице, ведущей к входу в гостиницу. Оказавшись в холле он, коротко кивнув девушкам на ресепшене, стремительно направился к лифтам. Анна следовала за ним. Войдя в открывшиеся двери лифта, Яков нажал кнопку, и не успели двери закрыться, Анна оказалась в его объятиях. Когда лифт остановился, они кое-как оторвались друг от друга и, тяжело дыша, стремительно понеслись по коридору. Возле своего номера Яков дрожащей рукой прижал к замку магнитную карту, причем замок сработал не сразу, и, ворвавшись внутрь, снова притянул Анну к себе прямо у дверей. Все, что произошло дальше, было опять каким-то несусветным сумасшествием, отбросившим их в те их восхитительные три дня в Нижнем.

chandni: Бэла Ну вот и чудненько! Сложили 2 и 2 Отличная история получается!!!

Хелга: Бэла Договорились, ура! Все та же история развития отношений - узнать и понять друг друга, для этого нужно время и испытания, которых, конечно, хочется, избежать.

Бэла: И всё-таки наступил момент их переполнения друг другом, когда установилось хрупкое и, одновременно, очень устойчивое равновесие. Анна лежала, удобно прижавшись к боку Якова, и вдыхала такой знакомый, такой родной его запах, от которого немного кружилась голова, и в голове плавали ленивые мысли. Потом она встрепенулась и приподнявшись на локте, глядя на его расслабленное лицо с легкой улыбкой на губах, спросила: - Яша, а ты ведь мне до сих пор ничего не рассказал. - Все что я не рассказал, я тебе только что показал, - он пружинисто перевернулся, и она оказалась под ним, нежно и крепко прижатая к подушкам его поджарым тренированным телом. - Это-то я поняла как раз, здесь у меня никаких вопросов не осталось. А вот что касается твоего прошлого, - она ловко вывернулась из его объятий и, толкнув его, перекатилась и оказалась сверху. - Прошлое твое темно и таинственно. Улыбка немного увяла, и он, поморщившись, ответил: - Мне просто не очень хочется вспоминать эти три месяца. Анна прижала пальцы к губам и быстро заговорила: - Прости, милый, я... я не должна была. Всё мое дурацкое любопытство... - Да ладно, что ты, - усмехнулся Яков. - Я не хочу вспоминать время нашей разлуки, только и всего. Но если тебе и вправду интересно, я расскажу. Только ничего там такого... захватывающего нет. Ну, в смысле, всё было не так, как описывают в детективных романах и снимают в кино. Анна села, поджав ноги, завернувшись в одеяло. Яков помолчал, потом провел ладонями по лицу, словно протёр увеличительное стекло, наведенное на прошлое. - Мы расстались тогда с тобой на ступеньках аэровокзала. Я подъехал к шлагбауму, ведущему к выезду, там меня и остановили. Очень вежливые молодые люди с неопределенными лицами очень вежливо попросили выйти из машины и препроводили в другую машину. Там мне предъявили обвинение в содействии при получении взятки в особо крупных размерах... - А... особо крупный это...? - Ну... так скажем - шесть нулей, - усмехнулся он и продолжил. - Сказали, ими только что была зафиксирована попытка побега. Мы ведь тогда с тобой очень быстро уехали из Москвы. Слежка за мной, оказывается, была уже некоторое время. В Новгороде я особенно не светился. Но в аэропорт приехал, чтобы тебя проводить, там меня и срисовали. Как же хорошо, что ты решила лететь самолетом, а не поехала со мной. - Да нет же! - Анна тряхнула головой так, что волосы подлетели. - Если бы я с тобой поехала, я бы знала, что ты не просто так пропал! - Ну что бы ты знала? Что меня куда-то увели какие-то люди? Было бы легче разве? - Легче! - Не думаю, - он мягко улыбнулся и потрепал её по руке. - А дальше? - поторопила она, и он вновь стал серьезным: - После задержания меня отвезли в Москву, а там избрали мерой пресечения заключение под стражу. В камере следственного изолятора я был один. Довольно долгое время никаких допросов даже не было. Видимо пациент должен был созреть как следует. Он говорил всё это спокойным голосом, за которым угадывалось вибрирующее напряжение. Она слушала, затаив дыхание и наполняясь постепенно болью,от которой ломило затылок: - Как ты там вообще пережил этот ужас? - Аннушка, что ты выдумываешь: не такой уж там и ужас. Я знал, что предъявить мне нечего. - Но мне говорили, что даже адвокатам дали по рукам, чтобы они не могли ничего сделать. - Дело было немного не так. Адвокаты мои не могли посещать меня. И я был лишен возможности на встрече с ними передать какие-то сообщения, ну или позвонить. Но работу свою они делали даже и без визитов ко мне. - Но это же инквизиция какая-то! - всплеснула руками Анна, от чего одеяло, в которое она куталась, свалилось, и Яков шумно втянул воздух, уставившись на её обнажившуюся грудь тяжелым взглядом. Она ойкнула и покраснела, натянув одеяло повыше. Яков качнул головой, потянул её к себе и серьезно и крепко поцеловал. Потом перевел дыхание и продолжил своим непередаваемым баритоном: - А пережил я эту всю икебану только потому, что вспоминал наши три дня, волшебные и удивительные, короткие и длинные. И не было никаких сомнений, что всё уладится. Ну, у нас же не Америка и не Гуантанамо, чтобы людей годами держать без суда и следствия. Я просто ждал, понимая, какие там процессы идут. Если бы не понимал, то было бы ...немного тяжелее. А так... Терпимо. - Он помрачнел. - Одно только терзало меня. То, что я не могу ничего сообщить тебе. Я и представить не мог, что ты так болезненно это воспримешь. - А как я, по-твоему, должна была это воспринять? - Ну ...просто ждать и верить. Постой, ты ...ты чего? Анечка, ну что ты, душа моя! - Это всё из-за меня! Это я виновата, - голос её дрожал от волнения. - Да с чего ты взяла? - в изумлении переспросил он. - Я влезла в ваши отношения с Ниной. Ну, то есть, наверное, она так решила, что я вмешалась, и из-за этого у вас с ней всё разладилось. Яков в ответ расхохотался: - Анечка, ну что ты такое говоришь! Нина здесь никакая не главная героиня, в этой махинации. Её банально использовали. У неё неплохие связи, да и с фантазией всё в порядке: плести интриги она всегда умела. Уж слишком я был неудобным на своей должности многим ...персонам. Анна недоверчиво уставилась на него, а Яков продолжал: - Ты ведь по своей работе должна знать, что допуски на определенные виды деятельности получить крайне сложно. Должен быть соблюден целый ряд условий: и штат работников определенных профессий с дипломами, причем настоящими, зарегистрированными в банке данных по профессиям, и материальная база: машины, механизмы, строительная техника. Да и репутация - тоже не последний фактор. Но иногда очень нужно дать допуск фирме-однодневке, со штатом в три человека, в которой из основных средств - только ноутбук и мобильный телефон. Я такие вещи жестко пресекал, взяток не брал. Вот меня и устранили. так что ты сама видишь: Нина здесь - номер шестнадцатый. Ну или тридцать второй. Анна потрясла головой: - Не знаю, какой там у Нины был номер, но соорудила она каверзу такую, что я ...я поверила. Я увидела все эти её фотографии с тобой, все эти статьи про вашу ...свадьбу на Канарах. Я тогда ...заболела. Всерьез. Я говорила тебе. Яков молча с болью в глаза смотрел на неё. А она, вновь переживая те давние эмоции, машинально рисовала на его груди кружочки и звездочки. Яков в конце концов перехватил её руку и притянул к себе, зацеловывая дрожащие губы. Он баюкал её в объятиях, пока она не стала мягче воска в его руках. Потом упрекнул: - Вот видишь, не стоило ворошить эту историю. - Нет, стоило! - упрямо качнула она головой. - Мы не смогли бы двигаться дальше, не выяснив всё. - Ну, теперь твоя душенька довольна? Или золотая рыбка с короткой памятью должна исполнить ещё какое-нибудь твое желание.? - Яков! Не напоминай! - воскликнула она, закрывая ладонями лицо. - Не напомина-ай, - передразнил он. - Я стою в полном недоумении, а моя прекрасная леди мечет глазами молнии и выкатывает обвинение в прогрессирующем склерозе. Память говорит у вас, гражданин, как у золотой рыбки! - Да?! - Анна вывернулась из его объятий и в возмущении снова села на постели. - А что я должна была сказать, когда ты стоишь напротив меня и сияешь улыбкой, весь такой безмятежный и... господи, такой красивый! И ни слова не говоришь, что ты же-нат! - Ну, всё, всё, - он со смехом повалил её в подушки, потом спросил, внимательно глядя в её смеющиеся глаза. - Да, кстати, как же ты узнала правду? - Помог тот самый - новый знакомый. - А-а, как там его - Скрутин? - Скрябин! И пожалуйста не делай вид, что ты его не знаешь. - Ну, теперь знаю, и хорошо, что он мне не попался в тот момент, когда он вертелся возле тебя, не то я бы его так скрутил, разложил бы на атомы, вот было бы не отскрести Скрябина твоего! - Да вы тиран, Яков Платоныч, - кокетливо прищурилась Анна, а он страшно задвигал бровями: - У-у, я такой тиран тиранский, ты меня еще не знаешь! - Значит, самое время познакомиться? Но у меня тоже есть к тебе вопрос! А кто ТЕБЕ рассказал обо мне все эти бредни? Яков смущенно почесал нос: - Ну... Я был не оригинален и дал задание своей секретарше. - Полине?! Той самой - "Девушка, выйдите вон, Яков Платонович занят"? - Ага, той самой. - А почему надо было у кого-то узнавать обо мне? - возмутилась Анна. - Я и сама бы рассказала. - Да уж, ты рассказала... Уж так рассказала, что я неделю в себя прийти не мог, - он, рассмеявшись, вытянулся рядом с ней. А она посмотрела на него голубыми своими очами и нежно протянула: - Как же хорошо, что между нами больше нет тайн. Ведь нет? Он покачал головой и склонился с поцелуем к её губам. ************* Анна вдруг встрепенулась и вывернулась из его объятий: - Бог мой, мне же надо позвонить! А то ты меня унес, как Черномор Людмилу. - Хмм, ну твой кабинет вряд ли похож на опочивальню, а у меня ни малого роста, ни бороды. Нет, не тяну я на этого чародея. - Хорошо, хорошо, но позвонить нужно. Она потянулась за телефоном и набрала номер: - Алло, Мария Тимофеевна? - А, пропажа объявилась! Ну, что там у вас, помирились? - А откуда вы... - Ну, а с чего бы мне тебя прогонять в кабинет из кухни? Я просто увидела из окна, как твой обожаемый Штольман подлетел на своем болиде к офису и решительно направился к дверям расставлять все точки над ё. Ну, а мне просто не хотелось, чтобы это происходило на глазах у нашего доблестного коллектива. - Так вы всё знали? - Догадалась. - А меня никто не хватился? - Да кто тебя хватится в пятницу? Начальство после обеда отправилось в администрацию на какое-то совещание, Народ бродит по коридорам осоловелый и уже почти готовый к выходным. Кругом царит нерабочее настроение. Трудится как всегда одна бухгалтерия и твое подразделение. Но они и без тебя хорошо управляются. В общем наслаждайся наступившим чуть пораньше уикендом. А в субботу жду вас у нас на обед. - Мария Тимофеевна, - со вздохом ответила Анна, - я ничего не обещаю. - Неверный ответ, - заявила та. - Попробуй ещё. - Мы постараемся. - Вот так-то лучше! - и с этими словами та отключилась.

chandni: Бэла Ну вот все и выяснилось! Ура-ура!

Бэла: Она, отложив телефон, вернулась в постель. Яков притянул её к себе и, легко поцеловав, спросил: - Ну что, ты свободна как ветер? Та кивнула. - И что такое это «мы постараемся? - Нас завтра приглашают на обед. - Мария Тимофеевна, я полагаю? – в голосе его крылся какой-то подтекст, Анна только понять не могла – какой, и просто молча кивнула. - Ну и как ты, готова? - А… к чему? - Ты ж понимаешь, что значит это приглашение. - Яков, ты говоришь загадками. Он откинулся на подушки и закинул руки за голову: - Да уж какие загадки. Тебя, то есть нас, вообще-то, только что пригласили на смотрины. - Что ты вообразил себе? - распахнула она глаза. – Просто обед. - Нет уж, драгоценная моя Анна Викторовна! Теперь-то ты от меня не отвертишься, - он подался к ней и стиснул руками так, что она охнула от неожиданности. – Ну что, ты готова? - В горе и в радости? – она смотрела на него во все глаза, губы дрожали от еле сдерживаемого смеха. - Анна Викторовна, я прошу вас, будьте же серьезнее, - пророкотал он своим волшебным баритоном. И от звуков его голоса в ней вдруг случились какие-то волшебные движения в области сердца. Что-то там такое стукнуло, затрепыхалось, и горло сдавило от растерянности и испуга от того, что с ними сейчас происходит нечто важное и необратимое. Лицо её загорелось тяжелым румянцем, а Яков смотрел на неё с нежностью, кажется, как обычно, понимая её больше, чем она сама себя понимала. Она отвела глаза и уткнулась в его твердое горячее плечо, чтобы хоть немного собрать в кучу то, что трепыхалось и сладко ныло внутри. А он где-то над ухом тихо позвал: - Анечка, ну ты чего? Всё будет хорошо, слышишь? Ты просто верь мне. Я никогда, слышишь, никогда не причиню тебе боли. Я же так… так люблю тебя, счастье моё. Она подняла на него глаза. Он так близко смотрел на неё своими удивительными голубыми глазами, и в них светилась такая невероятная любовь, что ей на мгновение даже неловко стало, будто она подсмотрела какой-то большой секрет. Чтобы скрыть свою растерянность, она вдруг затормошила его, опрокинула вновь в подушки. Он в первый момент помедлил, словно всё ещё находился под влиянием обуревавших его сильных чувств, потом, тряхнув головой, включился в её игру, в итоге Анна сама оказалась прижатой к подушкам и, едва отдышавшись, заявила: - Нет, нам с тобой просто жизненно необходимо отсюда выбираться. - Это еще зачем? - с недоумением поднял он брови. - Затем, что я ужасно голодна! Если мы не съедим что-нибудь в ближайшие полчаса, то я просто тихо скончаюсь в твоей безразмерной кровати. - Ну нет, на это я пойти не могу! – рассмеялся Яков. - Да и МарьТимофевна не поймет, если я заявлюсь к ней без тебя. Так что хватит лежать, нужно разыскать, где нам с тобой поесть. Так что, нас ждут самые роскошные рестораны города. Надеюсь, ты мне их покажешь, душа моя! **************** Анна вышла на крылечко и даже зажмурилась от счастья. Разгоравшееся утро обещало, что день будет ясным и теплым. Они приехали вчера уже довольно поздно. Яков выгнал её из-за руля, сам уселся с важным видом, заявив, что страшно соскучился по вождению, поскольку здесь у него служебный автомобиль, да и ездить особенно некуда было. Когда они, оставив машину в гараже, поднялись в дом, он огляделся с затаенной радостью и тут же поделился с ней: - Как же я рад снова оказаться здесь. У тебя замечательный дом, и я даже скучал по нему. Причем там, - он мотнул головой куда-то в сторону, - я страшно ругал себя, что …мы не…, - он нежно притянул её к себе и зарылся лицом в копну её волос. Анна же фыркнула в ответ: - Ну, я тогда вряд ли бы сама тебя отпустила. И никакая Нина Аркадьевна не помешала бы. Я бы просто отлупила её там, у гостиницы и дело с концом. - Ты ж моя амазонка! - Да, я такая! - гордо задрала она нос. - Ты меня еще не знаешь. Я тоже могу быть тираном тиранским. Так что ты, дорогой мой Яков, подумай лучше сто раз, прежде чем тут строить какие-то планы, - она отступила на шаг и воинственно подбоченилась. А он, рассмеявшись, снова схватил её в охапку и закружил по комнате. Потом глянул в её глаза и проговорил: - Я уже подумал. Сто раз. Тысячу раз. Решение моё неизменно. Все эти воспоминания вихрем пронеслись в её голове, и она, разулыбавшись, спрыгнула по ступенькам с крыльца и отправилась нарезать цветов, чтобы украсить ими стол к завтраку. - Анна! Она обернулась и, поставив на лавку корзинку со свежесрезанными цветами, с улыбкой подошла к калитке: - Иван! Как же я вам рада! Барон, красавец мой, - она склонилась к вбежавшему на территорию псу и привычно потрепала того за ухом, потом, ахнув, склонилась ниже: - Барон, а что это у тебя? - она осторожно коснулась рваной раны на ухе собаки. - Да вот! - с досадой вздохнул Шумский. - Представляешь, подрался из-за дамы! - Вот как? Да ты у нас дамский угодник, Бароша! Рана не опасна? - Да нет, уже заживает. - Надеюсь, он победил в этой дуэли? - подняла Анна смеющиеся глаза. - Увы, нет! Эта ветреная красотка умчалась с соперником - каким-то уличным бродягой. - Вот глупое создание! - всплеснула руками Анна. - Как можно было предпочесть нашему прекрасному Барону неизвестно кого? - Женщины не всегда способны оценить преданных мужчин, - одними губами усмехнулся Иван - глаза его оставались серьезными. Улыбка сбежала с губ Анны и она виновато взглянула на него. Потом с сочувствием сказала: - Ты прости меня, Иван. - Да за что же? - За всё. За это такое ...странное лето. За то, что подавала ложные надежды. Но, - она положила пальцы на его локоть, - я очень была больна тогда. Душой. И почти не сознавала, что делаю. Он накрыл её пальцы своей ладонью и заговорил тихо и горячо: - Анна, я ...я всё понимаю, но ...Я просто хочу, чтобы ты знала. Я для тебя сделаю всё, что угодно. Больной - приду. Если что-то случится - пойму. Я могу ждать тебя сколько угодно... - Иван, - перебила Анна. - Я так тебе благодарна за эти слова. Но, - она опустила глаза, потом вскинула голову - взгляд её был тверд. - Я так его люблю! - Да кого?! Он же пропал, исчез! Даже весточки о себе не подал. Он просто не достоин тебя…! - Подожди, - качнула головой Анна. – Ты так не прав! Ты же ничего не знаешь. Он не пропал, он... - Да, я вижу, - с горечью перебил Иван, глядя куда-то поверх её плеча. Анна обернулась, проследив за его взглядом: возле дверей, ёжась от утренней прохлады, стоял Яков в наброшенной на плечи толстовке и внимательно наблюдал за ними. Анна аккуратно высвободила пальцы из руки Ивана. - Здравствуйте, Иван. Рад снова вас видеть, - с этими словами Яков подошел к ним. - А я не рад! – выдвинул тот подбородок вперед. – Совсем не рад! - Иван! – предостерегающе сказала Анна. Он продолжил, словно не слышал её - глаза его горели мрачным огнем: - Вы исчезли на три месяца! Вы не могли не знать, как она страдает. Вы просто поиграли её чувствами, а теперь явились и считаете, я должен быть этому рад? - Иван! – снова воскликнула Анна. - А я не обязан отчитываться перед вами! – вздернул подбородок Яков. – Если я не давал о себе знать, на то были веские причины…Что же до наших отношений с Анной, вас это не касается. - Яков! - Не касается, конечно. Это же вас не пускали к ней, потому что она была больна. Это же вы ходили за ней, вернее за её бледной тенью по пятам, боясь, чтобы с ней ничего не случилось. Это же вы вытаскивали её из депрессии три месяца! - Иван! - Ну, зато вы с этим справились за двоих! На правах старого друга несомненно! Они стояли, сверля друг друга взглядами, а Анна, тщетно пытаясь остановить их дуэль, в конце концов встала меж ними и выставила ладони, разводя их в разные стороны: - Всё! Перестаньте! Оба! Хватит уже! Яков, вздрогнув, отступил на шаг, лицо его заметно смягчилось. Иван же, продолжая хмуриться, стоял, сжав руки в кулаки. Барон глухо заворчал, и Анна прикрикнула на него: - Барон, фу! – потом, вздернув подбородок, обратилась к Ивану. – Ты ничего, совсем ничего не знаешь и обвиняешь! А ты! – развернулась она к Якову. – Неужели трудно сказать правду? - С чего вдруг?! – сузив глаза, отрезал тот. Иван, остывая, тряхнул головой: - Ладно. Я ухожу. Об одном прошу: не дай снова запудрить себе мозги. После этого он, свистнув собаке, вышел за калитку. - Ну, почему надо было ссориться? – в полном расстройстве воскликнула Анна. - Я ни с кем не ссорился! Просто мои дела - это мои дела, и его они не касаются, – категорично отрезал Яков. – Я не собираюсь давать отчет о своей жизни всем подряд. - Он – не все подряд! - вскинулась Анна. - Он - мой друг. Очень близкий. И он мне очень помог здесь, когда тебя не было рядом. Яков помолчал, потом подошел ближе: - Аня, прости меня. Ты права. Пожалуй, не стоило на него так… бросаться. Просто, - он потер лицо ладонями, - наверное, здесь всё в кучу смешалось. Он так стоял тут и смотрел на тебя… Ещё и ручку так это пожимал! - Что? Ты что, ревновал? – ахнула Анна. – Яков! - Ну… ревновал! – сконфуженно кивнул тот. – Я же живой человек, а тут такой гренадер, все время вертится возле тебя! - Знаешь что, вот большей глупости я ещё не слыхала! – возмутилась она. – Если уж на то пошло, у меня был миллион возможностей с ним закрутить роман. - Ты же говорила, что пыталась. - А дальше, ты не слышал, что я сказала? Что у нас ничего не вышло! И в моем доме не он, а ты! И я тебя очень прошу с ним помириться! Я не шучу. Яков помолчал, потом криво усмехнулся: - Я постараюсь. - Да уж ты постарайся! И идем завтракать. А то моду взяли: без завтрака затевать дуэли и военные действия! Ну, что за мальчишество! Она схватила корзинку и решительно направилась в дом. Якову ничего не оставалось, как идти её догонять. Что он и сделал.

Бэла: В доме она разобрала цветы, налила в вазу воды и поставила всю эту красоту на середину обеденного стола. Яков молча стоял, привалившись к подоконнику, и вид у него, когда Анна мельком бросила в его сторону взгляд, был напряженный и одновременно сконфуженный. Но она не собиралась делать ему никаких поблажек. Что это в конце концов за показательные выступления! Домострой какой-то, честное слово. Он же взрослый человек, и вот так бросаться на людей. А взрослый человек, вдруг откашлявшись, спросил: - Это было вправду так тяжело? Она резко развернулась к нему: - Ну, а ты как думаешь? Два дорогих мне человека стоят и рычат друг на… - Я не об этом. Он подошел ближе, взял её за плечи пристально вгляделся в её лицо: - Я про то, что ты здесь… так страдала. Ведь Иван сказал правду? Она смотрела на него, и что-то в её глазах было такое, что он притянул её к себе, сжав крепко в объятиях. - Аня, - голос его звучал хрипло, - счастье моё, я и не думал, что всё было настолько плохо. Эти его слова, в общем-то простые, но звучавшие с таким состраданием, вдруг всколыхнули в душе глубоко запрятанную боль, которая, как ей казалось, уже давно должна была утихнуть, но – нет. Всё там было живо, несмотря на то, что он вернулся. Вот же, стоит рядом, уткнувшись куда-то в её волосы и так её обнимает, что любая боль должна бы пройти бесследно, но только не эта. Она поняла, что разрыдается сейчас, и высвободилась из его рук со словами: - Ну всё, всё, не будем об этом. Всё же позади, и… не стоит к этому возвращаться. - Как скажешь, - быстро согласился он. Анна торопливо стала накрывать на стол, чтобы утихомирить эту саднящую рану, которую Яков разбередил, сам того не желая. Он же опустился на стул и, поставив локти на стол, оперся подбородком на сцепленные в замок руки. Она чувствовала его взгляд и продолжала ставить чашки, нарезать хлеб, сыр, доставала варенье, сметану. Когда она разлила чай и устроилась напротив него, Яков, наконец, прервал затянувшееся молчание: - Анечка, ты уж прости меня за эту… эскападу с Иваном. Я, честно говоря, сам не ожидал от себя. Просто будто планка упала и так… свечкой вверх, - он показал рукой – как. Потом отставил чашку и положил ладонь на её руку. – Глупо было ревновать. - Да уж, выступил на все деньги, как говорит одна моя знакомая, - качнула укоризненно головой Анна. От тепла его руки все давешние монстры вдруг попрятались куда-то, стало ей легко и покойно, а Яков же напротив как-то весь подобрался, губы поджал и нахмурился, на что-то, очевидно, решаясь. Он выпрямился на стуле и снова откашлялся. Анна подперла щеку ладошкой и уставилась на него в ожидании. - Я понял, что дело в следующем. Я никак не смогу привыкнуть, что рядом с тобой находятся всякие …мужчины. Она подняла брови и с иронией заметила: - Еще и женщины. И старики, и дети. У нас тут многолюдно вообще, на планете Земля. Он ошарашенно посмотрел на неё, потом перевел взгляд на её руку, пристально разглядывая тонкие пальцы с аккуратным маникюром, после зачем-то перевернул ладонь и провел большим пальцем по её серединке. Анна зажала в кулачок его палец, и он вновь поднял на неё глаза. - Я хотел сказать: я должен быть уверен, что эти мужчины… что они – посторонние. Совсем, - и замер, выжидательно глядя на неё. Анна силилась понять глубокий смысл высказанного, потому что всё это он сказал таким торжественным тоном, будто это было невесть какое открытие. Понять это было сложно, и она вздохнула: - Я всегда полагала, что вы, Яков Платонович – весьма незаурядный человек. Но чтобы настолько? - Ч-что? - Яков, я ни слова не поняла, из того что ты мне сказал, - пояснила она. Он дернул головой в недоумении, потом встал, потянул её вверх, и она поднялась следом за ним, а он заговорил, сбиваясь на каждом слове, но с тою же торжественностью: - Ну… ты же вчера сказала мне: и в горе, и в радости. И я вдруг подумал... решил, что... Я… могу рассчиты… надеяться, что… Ты понимаешь? - Не очень, - осторожно качнула она головой, боясь спугнуть то невероятное, что происходило на её глазах. Кажется, железный Штольман, аналитик, прекрасный оратор и вроде бы даже дамский угодник, в совершенно несвойственной ему сбивчивой и путанной манере пытался сделать ей предложение. В другое время она великодушно помогла бы ему, да что там - сама бы всё сказала, предложила и вприпрыжку помчалась под венец, но тут какой-то чёртик дёргал её за веревочку и нашёптывал: пусть сам справляется. Сколько можно, в конце концов? Тогда, весной это ведь она сама притащила его в свой дом. Это она сама, наплевав на свои планы осталась с ним в Москве. И вообще все делает сама. Но здесь - нет уж, Яков Платонович! Эта часть пути - исключительно в вашей компетенции, и она, Анна Викторовна, даже шагу не сделает по ней. Яков же катастрофически буксовал на этом пути и по ощущениям собирался уже свернуть все объяснения, потому что он просто опять потянулся к ней с поцелуями, а чем их поцелуи заканчивались, Анна знала превосходно. Поэтому она уперлась ладошкой в грудь, останавливая его порыв. Там, в груди, под футболкой бахало и трепыхалось, и руки его, крепко державшие её, совершали нервный и трепетный танец. Глаза же его из-за расширившихся зрачков становились цвета грозовой тучи перед штормом. Пауза затягивалась, и она с легким вздохом капитулировала: - Ты хотел сказать... - Ты самое дорогое, что у меня... Он заговорил с ней одновременно, опять прервался, потом, коротко выдохнув, проговорил низким до хрипоты голосом: - Пойдешь за меня замуж? Напряжение, стягивавшее плечи железными ободами, вдруг отпустило её: он всё-таки смог это выговорить! И она облегченно рассмеялась, откинувшись в его объятиях. Он же с недоумением смотрел на неё и помедлив спросил: - А... что смешного? - Видел бы ты себя со стороны: просто Цицерон. Яков Платоныч, откуда такое дивное красноречие? Вы себя не пробовали, случайно, в ораторском искусстве? Он нахмурился и переспросил: - Я не понял. Ты мне отказываешь? Она с улыбкой провела по его щеке кончиками пальцев: - Нет. - Нет? Она терпеливо, как маленькому, пояснила: - Нет - это да! - Да - отказываешь? Анна завела глаза и со вздохом сожаления ответила: - Яков Платонович, откуда столько неуверенности? Или вы не видите, что я уже давным-давно вся ваша? Или вам надо всё объяснять словами? Он вдруг преобразился - посветлел лицом, а из глаз брызнуло солнце. Потом смущенно рассмеялся: - М-да, я, кажется, совершенно разучился делать предложение любимой женщине. - Ну, что ты, мне даже понравилось! - кивнула с улыбкой Анна. - По крайней мере это было очень... оригинально, не как у всех. Он пытливым взглядом посмотрел на неё, потом требовательно спросил: - А это хорошо или плохо, что не как у всех? - Конечно, хорошо, что ты! - А... откуда ты знаешь, как у всех? - Яков с подозрением прищурился. - Оттуда! Кино смотрю! Книжки читаю. Он выпустил Анну из объятий и смущенно взъерошил пятерней волосы: - Ты на меня отчего-то так всегда действуешь, мысли путаются, слова прилипают к языку. Даже совестно, ей-богу. Анна подошла ближе, легко огладила его по плечам ладошками и тихо сказала: - Это ничего. Я могу тебя и без всяких слов понять. - потом отступила и смешно наморщила нос. - Но знаешь ли, со словами гораздо – гораздо!- лучше.

chandni: Бэла Просто чудесно получилось! и так трогательно

Бэла: Перед нею был длинный темноватый коридор с множеством дверей по обеим сторонам. Анна шла осторожно, боясь запнуться обо что-нибудь в сумраке. Где-то впереди замаячила тонкая полоска света возле самого пола, и она рванулась туда и, толкнув изо всех сил распахнула тяжелую, с трудом поддавшуюся, дверь. Комната, куда она попала, была большой, до краев наполненной светом, льющимся из громадных окон. У одного окна спиной к ней стоял мужчина. Он обернулся на звук открывшейся двери и оказался Яковом. Но это было не главное. Главным было то, что на руках он держал ребенка – маленькую девочку с кудрявыми волосами и огромными синими глазами. Она при виде Анны улыбнулась и, протянув к ней руки, отчетливо произнесла: «Мам-ма». Что-то словно бы толкнуло её, и она проснулась. Яков властно держал её, обхватив двумя руками. Лицо его во сне разгладилось, а легкая щетина, как ни странно, делала его моложе. За окном сквозь прорезь шоколадных штор еле брезжил рассвет. Она потихоньку выбралась из кровати и вышла из спальни, притворив за собой дверь. Внизу стянула с кресла плед и выскользнула на балкон, укутавшись в кокон шерстяной ткани. Утро было теплым, словно вновь вернулось лето, и ночная прохлада уползла в сумрачные овраги. Анна вдыхала вкусный утренний воздух, пропитанный ароматами осеннего леса, сада, реки. Вокруг стояла тишина, не нарушаемая ни внезапным шорохом неспящей птицы, ни легким стуком упавшей сосновой шишки. Где-то, едва угадываемая отсюда, несла свои воды быстрая река, что-то шепча безостановочно: то ли жалуясь, то ли делясь с прибрежными кустами самым сокровенным. Улыбка тронула её губы. Она вспомнила всё, что было за этот месяц, после не похожего ни на что предложения этого мужчины, который спит сейчас наверху, в их постели. Независимый Штольман не слишком-то смирился с тем, что ему приходится жить у Анны. Но она резонно спросила, чем это её дом хуже гостиничного номера, даже и самого что ни на есть люкса. Ответить Якову было нечем, и она с легкой улыбкой заявила, что дискуссию на этом прекращает. Ему же не оставалось ничего иного, как собрав свои вещи, переехать к ней за город. Он постоянно что-то делал: косил траву, подновлял хозяйственные постройки, обрезАл живую изгородь с тыльной стороны участка. Причем видно было, что всё это для него в новинку, и осваивает он все эти хозяйственные дела прямо на её глазах, но очень быстро учится, и выходит у него всё красиво и ладно. Она иногда отвлекалась от своих цветников и просто стояла, прислонившись к сосне, и наблюдала, как он орудует секатором, или сражается с газонокосилкой, или мастерит что-то из камней, а потом это что-то неожиданно превращается в красивую альпийскую горку. Она даже поинтересовалась, не было ли у него загородного дома в Москве, на что он отрицательно мотнул головой и заявил, что в интернете можно найти всё. Надо только внимательно читать. Виктор Иванович, поначалу отнесшийся к Штольману довольно прохладно, поскольку был в курсе, из-за кого именно Анна так горевала летом, постепенно проникался к нему уважением и приязнью, особенно после того, как Яков обставил его в сухую в шахматах, а потом и в покере. К сожалению, рыбалкой тот не проникся совершенно, иначе Виктор Иванович полюбил бы его безо всяких усилий со своей стороны. Мария же Тимофеевна относилась к Якову с легкой иронией, старательно пряча некоторую настороженность. Тот все эти её легкие уколы сносил с доброжелательным терпением. Анна же была просто счастлива, что худо-бедно, но её друзья всё-таки приняли Якова в свой круг и постепенно стали относиться к нему как к своему. Иван наконец-то тоже примирился с присутствием Якова в жизни Анны. Особенно после того, как она под строжайшим секретом рассказала ему в общих чертах историю исчезновения того. Яков даже несколько опешил, когда Иван вдруг при встрече не сбежал как обычно с мрачным видом, а подошел первым и протянул руку для приветствия, а Барон подошел и даже позволил потрепать себя за ухом. Яков, конечно, пытался выяснить у Анны, не знает ли она причину такой метаморфозы её верного Санчо Пансы, но та только посмотрела на него честными глазами и развела руками: дескать, глупо рвать столь давние дружеские отношения из-за какой-то надуманной обиды. Ивану давно ясно, что Яков здесь всерьез и надолго. Неожиданно для себя Яков поспособствовал налаживанию личной жизни у Ивана. Как-то за город примчалась Полина со срочными документами на подпись и у дома Анны наткнулась на Шумского. Тот как обычно прогуливался с Бароном и с удовольствием вызвался помочь симпатичной девушке разыскать её начальника. Начальник нашелся быстро. Документы были подписаны, но Полина не слишком спешила уехать. А однажды Анна увидела их утром, прогуливавшихся по берегу, тесно прижавшись друг к другу. Случались и мрачные дни в их таком безмятежном существовании. Яков, возможно, не отдавал себе отчета, что та история с его обвинением, хоть и закончилась полным оправданием, всё же здорово ударила по его самолюбию. Пару раз он летал в Москву, возвращаясь оттуда всегда застегнутым на все пуговицы. Анна же ни о чем его не спрашивала, видела, как он тяжело переживает эти поездки. Но проходил день, другой, Яков погружался в работу, в какие-то домашние дела и постепенно приходил в норму. Потом он, конечно же, делился с ней, что его так выбивало из колеи: дело с подкупом было всё еще в разгаре, и вскрывались такие неприглядные подробности о вчерашних вроде бы друзьях-приятелях, которые на деле оказывались первостатейными подлецами. Осознавать это было крайне неприятно, поэтому он и приезжал таким вздернутым. Она в такие дни старалась быть с ним особенно нежной, и он постепенно отогревался душой, приходя в себя. И сейчас, стоя на балконе, кутаясь в плед, она думала обо всем, перебирала в голове странные, смешные, трогательные моменты их совместной жизни. И тут вдруг произошла удивительная вещь. С реки стал наползать белый плотный туман. Он приближался неумолимо, погружая все окружающие предметы в непроницаемое молочное марево. На удивление туман этот не был сырым и холодным, как она ожидала, уже собравшись уйти в дом. Нет, он был на удивление теплым и нежно укутал её, словно обнял. Ей показалось, что она задремала. Потому что где-то в её голове вдруг родился голос: «Он твой, навсегда. Он будет оберегать и защищать тебя. И вашего малыша». «Какого малыша? - не разжимая губ, спросила Анна. Туман вдруг стал сгущаться, поднялся над ней к верхушкам деревьев и там превратился в белое пятнышко, которое стало спускаться к ней и опустилось на перила балкона белым пушистым перышком. Анна, вздрогнув, очнулась и, выпростав руку из пледа, осторожно взяла это перо, провела задумчиво по губам, потом подняла глаза к небу. Там горела в голубом предутреннем небе одинокая звездочка, подмигивая и переливаясь, словно говорила: у тебя всё будет хорошо. И даже лучше! Стукнула за спиной открывающаяся дверь, и заспанный Яков возник в проеме: - Аня, куда ж ты сбежала? Просыпаюсь, а тебя нет! Она обернулась к нему и ахнула: - Что ж ты, раздетый! Простудишься! – после чего, подойдя, распахнула свой плед и накинула ему на плечи, обнимая. Он обхватил её крепко, прижал вплотную к себе и выдохнул своим вибрирующим баритоном куда-то возле её уха: - Идем со мной, душа моя, там столько вкусного. - Идем, - эхом откликнулась она, наливаясь желанием от его волнующей близости. Через мгновение балкон опустел. Только одинокое перышко лежало на перилах, где его оставила Анна. *************** - Ну, и зачем было так мучить этих людей? - Мне кажется, без страданий они бы не оценили своего счастья. - Ох, что за глупости. Молодость-молодость. Всё-то нужно усложнять. - Ну, без страданий не было бы такой красивой истории. - То есть всё ради красивой истории… Учиться тебе ещё и учиться. - А… этот экзамен? - Принят. Но с испытаниями для людей как-то надо поаккуратней. Они - создания хрупкие. На то мы и нужны, чтобы защищать их, а не мучить. - А …кто будет их дальше курировать? - Охранять? - Ну… да. Там же история продолжается. Ребеночек ещё будет, столько с ним забот. - Что же. Можно похлопотать у Него. Возможно, Он и разрешит тебе продолжать эту тему, уже как докторскую диссертацию. - Ч-чего? - Так, забыли. Это всего лишь воспоминания о прошлой жизни. Конечно же, речь о Миссии. Что? Так не хочется с ними расставаться? - Совсем не хочется! - Как же я тебя понимаю… Тоже очень люблю собирать паззлы, находить и сводить две половинки, разъединенные и потерянные когда-то, воедино. Ведь любовь в высшем смысле никогда не перестает. Она позволяет этим потерянным половинкам светить сквозь пространство и время. Только люди лишены возможности видеть этот свет и находить друг друга, не ошибаясь. - Но это же почти невозможно: не видя, находить друг друга. - Вот для этого и существуем мы: хранить этих слепцов, направлять их, беречь. Чтобы род человеческий никогда не переставал. Для того и дана любовь. Которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине: все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. - Сколько пафоса… - Что? Не слышу! - Нет, ничего, погода хорошая. Денек будет славный. КОНЕЦ!

chandni: Бэла Вот это да! Какой потрясающий конец! Вернее не конец, а только начало!!!

Бэла: chandni Спасибо!

Хелга: Бэла Очень душевная и эмоциональная история получилась!

Простой человек: Прочитала Вашу историю, очень понравилось. Хорошо, что Анна и Яков вместе, а то в сериале невозможно дождаться хоть какой-то их встречи и объяснения.

chandni: Бэла С удовольствием перечитала твою чудесную историю! Спасибо тебе, ты так умеешь передать оттенки чувств! Даже когда стиснута рамками чужого сюжета... Пиши, твори, очень жду твои новые работы! А пока наслаждаюсь написанным.



полная версия страницы