Форум » Авторы Клуба » Поздно мы с тобой поняли... » Ответить

Поздно мы с тобой поняли...

Бэла: Продолжу мучить читателей героями сериала "Между нами, девочками". На этот раз решила дописать за авторами, которые испортили во втором сезоне всё, до чего дотянулись, да еще и развели всех трёх героинь с их кавалерами и бросили. Лена обнаруживает, что Левандовский женат. Ираида рассоривается с мужем полковником Рыбаковым. Олеся уходит от Никиты к Артему, но и от того сбегает. Героини встречаются в Тетюшеве и бросившись в объятия друг другу, застывают в горе-печали. Так заканчивается сериал. Находясь в злобных чувствах, я заточила перо и, сжав зубы, написала своё, раздала так сказать всем сестрам! И пусть никто не уйдет обиженным.

Ответов - 185, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 All

chandni: Хелга пишет: Вот, пока мужик на карнизе не повиснет, нет ему прощения. Представляете, сколько всего мы сами себе надумываем. Практически на пустом месте... Одна решила, что её крутой парень он же прожженный суперкризис-менеджер вдруг решил покончить счёты с жизнью, что ну никак не вяжется с его характером... Второй решил, что Илья мог заинтересовать Лену и стоит у него на пути... а она ему благоволит... И почему люди не летают словно птицы разговаривают по душам с любимым человеком?

Бэла: chandni пишет: Особенно когда у тебя руки не связаны! О, да! Это большое облегчение! chandni пишет: Они помирились! Это было неизбежно по законам жанра chandni пишет: Отмазался, молодец! ко всеобщему счастью!

Бэла: Хелга пишет: Вот, пока мужик на карнизе не повиснет, нет ему прощения. отличная сентенция! В этом все мы, девАчки! Хелга пишет: Люблю хэппи-энды! до этого, как водится, долгий путь


Бэла: chandni пишет: Представляете, сколько всего мы сами себе надумываем. Практически на пустом месте... повторюсь: в этом все мы, девАчки!!! chandni пишет: И почему люди не летают словно птицы патамушта у них не развиты подключичные мышцы (недавно услышала эту шутку от врача, и она меня все еще страшно веселит )

Бэла: Он нашарил у двери выключатель. Гостиничный номер озарился мягким рассеянным светом. - Ты поселился в этом номере? – Лена, сбросив туфли, медленно прошла в комнату. Евгений, подойдя к ней сзади, осторожно обнял: - Тебе не нравится? - Много воспоминаний, - уклончиво ответила она. - И у меня, - откликнулся он. – Мы не говорили с тобой о том моем …отъезде. Или лучше сказать – побеге. Я ведь здорово испугался тогда. - Чего же? - Того, что всё стало слишком серьезно и …неотвратимо, что ли. Я привык быть один. Привык ни о ком не заботиться, не думать, не …любить. Но не смог без тебя. Не смог жить, как прежде. - А сейчас ты не боишься? - Боюсь. Она слегка вздрогнула в его руках, и он поспешил объяснить: - Боюсь быть без тебя. Он помолчал, потом крепче сжал ее и притиснул к себе: - Так соскучился по тебе. Словами не передать. Думал, что совсем всё кончено. Едва не умер. Лена в кольце рук развернулась к нему лицом, прижалась всем телом: - Жень, прости меня. Я как увидела этот штамп в паспорте, в глазах потемнело. Себя не помнила в тот момент. Если бы ты дома был, или Клава не ушла отсыпаться после экспедиции… Хотя… Хорошо, что тебя тогда не было. Я бы такого тебе наговорила, что потом было бы не склеить. - Или наоборот: всё высказала и успокоилась бы. Мне так больно за тебя было, что ты там одна. – Он вдруг прислушался к странным незнакомым ощущениям. - О, а это что за…? - А это наш малыш. Толкается. Здоровается с тобой. - Слушай, какое чувство … необыкновенное. – он опустился на колени и прижался лицом к ее небольшому округлому животу. Потом невнятно пробормотал: - Ле-ен, я… я… - Жень, ты чего? Что с тобой? - Я… не знаю. Это всё так… - Ну, что ты, Женька? Какой ты трепетный папочка, оказывается. Он поднял к ней лицо со странно блестевшими в полумраке комнаты глазами: - Лен, ты никогда больше… не пропадай. Знаешь, я хочу засыпать с тобой и просыпаться с тобой. Я хочу растить нашу девочку с тобой. Я хочу приносить тебе завтрак в постель. Хочу прожить с тобой всю жизнь. Ты у меня одна, Лен, выходи за меня. - Знаешь, я тоже хочу с тобой быть. Очень. Всегда. Я поняла это, когда была вдалеке от тебя. А уж когда увидела тебя на этом балконе дурацком... Он с улыбкой поднялся с колен и взял ее лицо в ладони: - Ты всё время бог знает что обо мне думаешь. Помнишь, я в озеро прыгнул? Тоже бежала с криками «Женя, нет!» А после Лесиной свадьбы утром я за ромашками для тебя бегал. Ты вдруг решила, что я совсем уехал. Всё время подозреваешь меня в разных неблаговидных поступках! - Же-ень! - Ну, ладно, чего ты, я же шучу. - Никак не могу привыкнуть к твоим шуточкам. - Да я понял. – Он, прислушиваясь, поднял палец и второй рукой прижал ее к себе. - О, снова Машенька! - Машенька?! - Ну, толкается. - Значит, никакая не Машенька, а вовсе даже Лионель! - Что-о? - Хорошо, Криштиану! Ну что ты смотришь? Раз так пинается, значит, там футболист! - Лена, откуда такие познания в мировом футболе?! Хотя, боже мой, при чем здесь футбол? Ты мне не сказала. - Что не сказала? - Ну, ты за меня выйдешь, или мне надо просить твоей руки у Ираиды Степановны? - Конечно, надо! А мама, я думаю, еще помучает тебя хорошенечко! Он отпустил ее и, пошарив в кармане пиджака, достал телефон. Лена схватила его за руку: - Ты чего? Сейчас собираешься маме звонить? - Конечно! Вдруг ты утром передумаешь? - С ума сошел?! Я не передумаю! - Точно? – он с притворной подозрительностью уставился на неё. - Да точно, точно! Только не надо маме сейчас звонить. Время уже час ночи. - Да шучу я, шучу! - он затолкал телефон в карман и взял ее за плечи. – Хотя… А тебе долго надо готовиться? - Господи, к чему? – она встревоженно подняла брови. - Ну, платье, кольца, ресторан, цыгане, тройки с бубенцами. Всё это делается за один день. - Женька, какие цыгане... с бубенцами? – ошарашенно пролепетала Лена. - Так, сегодня у нас четверг. Значит, в субботу? - Что …в субботу? - Женимся, Лен. И всё, ты от меня никуда не убежишь! То есть вы. - Мы – да! – глубокомысленно кивнула смеющаяся Лена. – Мы не убежим, не дождешься. Только не надо в субботу. Во-первых, ты еще не развёлся. А во-вторых, я сегодня так устала, что мне надо неделю отлеживаться. - Леночка, - спохватился Женя. – Вот я балбес! Ты же на ногах целый день. Пойдем-ка спать, спящая красавица моя. Он все понимал про осторожность, про то, что она устала, и всё же невольно ждал, пока она выйдет из ванной, пока приведет себя в порядок, пока, сбросив халат, скользнет к нему под одеяло, пока устроится у него не сгибе локтя. Он сдерживал себя, как мог, чтобы отвлечься, пытался вспоминать какие-нибудь стихи. Получалось это у него из рук вон плохо оттого, что в серединке груди тяжело и сильно бахало, а в ушах шумело, а во рту пересохло. Лена же, словно не замечая его состояния, прижалась к нему, и провела ногой по его ноге снизу вверх и обратно, вызвав бурю эмоций и мурашек, промчавшихся по спине. Он всё ещё держался, а она, развернувшись к нему, закинула руки к нему на шею и потянулась губами к губам. Он целомудренно ответил на ее поцелуй, и она, отклонившись немного, нахмурилась: - Жень, что с тобой? - Лен, так нельзя, ты же устала. И ты …беременная. - Вот именно. Я беременная, - кивнув, хулиганским голосом ответила она. – И ты должен исполнять все мои прихоти. А сейчас главная моя прихоть – это ты, – последние слова она выдохнула ему прямо в ухо, и он, совершенно потеряв голову, стиснул ее в объятиях. И она охнула от его напора, а потом вздохнула и растворилась в нём, вздрагивая, когда он зацеловывал ее в самых неожиданных местах. Кожа ее словно бы приобрела какую-то фантастическую сверхчувствительность, и она таяла как масло на сковороде. А его так трясло, что даже зубы стучали. И он не мог оторваться от её пахнущих мятой губ, и голова кружилась от тонкого лавандового запаха ее духов. Он старался быть осторожным, но слишком уж скучал по ней все эти долгие дни после её отъезда. А она так отзывалась на каждое его движение, что он просто позабыл обо всем на свете, весь мир для него вдруг сжался в одну слепящую точку и выстрелил, причем в его голове, фейерверком разноцветных огней. У них будто образовалась общая кровь, и общее сердцебиение, они были теми самыми двумя половинками, созданными изначально единым целым, и чувствовали, дышали, откликались друг на друга одинаково. Их выбросило на берег в прохладу гостиничных простыней, и от пережитого взрыва они еще долго приходили в себя. А когда он открыл глаза, уже был белый день. Лена посапывала у него на плече, закинув руку поперек его груди таким привычным и милым жестом, что у него снова почему-то защипало глаза. Хотя где он и где сентиментальность? Но что поделать, так уж она на него действовала. И он даже беззвучно рассмеялся от радости и счастья, что наполняли сейчас его с макушки до ног. Она рядом. Значит, всё хорошо. Всё правильно. Всё так, как надо!

chandni: Бэла Как же хорошо, когда всё хорошо! И о чем думали сценаристы, сочиняя тот бред, из которого наша милая Бэлочка с таким мастерством выводит героев?! Спасибо тебе, автор, за такое нежное продолжение!

Бэла: chandni пишет: Спасибо тебе, автор, за такое нежное продолжение! спасибо на добром слове!!!

Бэла: Как он и опасался, Лена наутро посмотрела на него прохладным взглядом голубых своих очей и заявила, что со свадьбой торопиться не стоит и, наверное, надо все эти торжества отложить на потом. Он даже вздохнул обреченно, что вот опять все придется начинать сначала. А она просто, проснувшись утром, вновь увидела потолок этого злосчастного гостиничного номера и неожиданно вдруг ужасно расстроилась, вспомнив совсем другое утро, когда Женя сбежал от нее сначала на работу, а потом вообще в другую страну. И воспоминания вдруг нахлынули, и сердце защемило, а в горле образовался комок и во рту - горечь. И хотя она подозревала, что причина её такого мерзкого состояния – пресловутые гормоны, всё же ей и думать сегодня не хотелось о каких-то свадебных торжествах. От ее этих прохладных взглядов и заявлений Женя пришел в угрюмое расположение духа и с мрачным видом принялся умываться, бриться, одеваться. Лена осторожно посматривала на него, потом не выдержала и спросила: - Ты чего, Жень, сердишься на меня? - Нет, не сержусь, - проворчал тот. – Восторгаюсь. - Что-то не похоже. - Уж как умею. После этого они оба замолчали, словно и не было такого романтичного вчерашнего вечера и последовавшей за ним такой чудесной ночи. И Лена чувствовала невольно свою вину за то, что вспомнила ту давнюю историю. Женя же ничего не понимал, что могло случиться за время их не слишком-то долгого сна. Потому что всё, что было до сна, было просто восхитительным и правильным. Он решил, что подумает об этом позже, когда поймет, что случилось и что делать. На завтрак они отправились к молодоженам, где их накормили блинами, которые испекла Шура. Лена впервые увидела дочь Сан Саныча на вчерашней свадьбе, и та ей показалась мрачноватой девицей, с явным неодобрением посматривавшей на счастливого своего отца и не менее счастливую Ираиду. Но сегодня Шура была в своей стихии – у плиты – и накрыла прекрасный стол, и с Ираидой была вполне мила, а когда в комнату входил ее муж Игорёк, едва достававший ей до плеча, она и вовсе таяла, глядя на него нежным взором и подкладывая лучшие кусочки. Они уже заканчивали затянувшийся завтрак, как в дверях возникли Леся с Никитой, крепко держась за руки. Причем, даже усевшись за стол, рук не расцепили и под скатертью продолжали сплетать пальцы и лукаво переглядываться при этом, как школьники. Женя посматривал на всю эту идиллию и с удовлетворением наблюдал, как меняется лицо Лены, как она мягко улыбается, думая о чем-то, несомненно, приятном, и он очень надеялся, что может само всё образуется, и не надо будет опять в который раз изобретать подходы к несговорчивой своей возлюбленной. А Лена в кои-то веки была счастлива. И совсем не хотела думать о каких бы то ни было изменениях в своей судьбе. Она словно бы взяла маленький отпуск и наслаждалась текущим моментом, не заглядывая вперед. Шурочка с мужем неожиданно куда-то засобирались и исчезли. За столом остались только Рыбаковы-Ларины-Левандовские. Налив себе очередную чашечку кофе, Рада заявила: - Так, друзья мои. У нас через неделю с Сан Санычем круиз по Волге. Помнишь, Женечка, ты преподнес мне на день рождения билеты с открытой датой? Вот мы и решили съездить сейчас. У Сан Саныча как раз небольшой отпуск образовался. А вы когда надумали со свадьбой? Чтобы мы успели съездить. Ленка, - безапелляционно заявила она, - тянуть в твоем положении – просто преступление. - То есть? – нахмурилась Лена. - Я хочу, чтобы у меня был зять не утопленник со сломанными ногами, а здоровый и физически, и психически. То есть не нервничал понапрасну из-за твоих …друзей детства. Да и платье на тебя скоро не всякое налезет. - Мам! – возмутилась Лена, а Женя сидел, прикрывшись чашкой с чаем, плечи его тряслись от смеха. - Что – мам?! Значит, так. Мы все вместе едем в Москву. Мы с Сан Санычем отправляемся в круиз по Волге. Женя за неделю подготовит всё для церемонии. Леся с Никитой… - Ба, я не могу! – оторвалась от своего мужа Леся. – Я учусь! - На выходные сможешь? - Ну… да, - пожала та плечами. - Отлично! С Олей я договорюсь, они смогут с Сережей вырваться. Женечка, вы своих друзей тоже обзвоните. За неделю можно всё подготовить. Мы вернемся, и я, – она торжественно прижала руки к груди, - передам тебе свою возлюбленную дочь из рук в руки! Ну, как я придумала? - Мама, а можно я сама решу, когда мне выходить замуж? - Ты решишь! – язвительно хмыкнула Ираида. – Второй месяц решаешь, и всё на том же месте. Нет, Лен, я тебя породила, я тебя и …замуж выдам. Женечка, что вы молчите, вы согласны со мной? Женя принял серьёзный вид и утвердительно кивнул. - Ну, вот! Так что, Лена, ты в меньшинстве. - Мам, ну что же ты всё жизнь-то мою устраиваешь? - Потому что я - мать твоя, - строго сказала Ираида и тут же расплылась в счастливой улыбке. – И я так счастлива сейчас, что хочу, чтобы и все остальные были счастливы! Сан Саныч снова прижался к ее руке губами. Лена упрямо наклонила голову и проворчала: - Твой обожаемый Женечка еще вообще-то не развелся, чтобы жениться. - Это правда? Женя! - требовательно сказала Ираида. - Так точно, Ираида Степановна, - покаянно склонил голову Евгений. - А… чего ты ждешь? - Когда решение суда о разводе вступит в законную силу, - удрученно выговорил тот. - И сколько нам еще ждать? - Недели две. - Всё, мама? – иронично поинтересовалась Лена и встала. – Теперь ты оставишь меня в покое? - Нет! – тоже вскочила Рада. – Женя, вы должны что-нибудь придумать. Напряженный разговор прервал звонок в дверь. Это явились припозднившиеся Аркадий и Виолетта, чем-то невероятно взволнованные. Аркадий поправил скособоченные очки, взъерошил и без того вздыбленные волосы и дрожащим голосом объявил: - Друзья мои! 22-23 октября второй тур «Романсиады» в Москве, а 25-26 – третий! Я сегодня был в филармонии и своими глазами видел телеграмму! Саша, ты в составе делегации. И – самое главное! Радочка, ты тоже участвуешь! За столом все так и ахнули, а Аркадий заторопился: - От Зареченской филармонии снялся участник, а от области нужно определенное количество исполнителей. Поэтому председатель жюри настоял, чтобы выступила ты, Рада! Ты рада? Ираида некоторое время молчала, ошеломленная этой сногсшибательной новостью, потом, запинаясь, проговорила: - Я… я очень …! Простите, - с этими словами она выбежала из кухни. - Но это же чудо что за новость! …Мама так мечтала … Радочка так расстроилась тогда, - перебивая друг друга, зашумели все. Сан Саныч, откашлявшись, встал: - Друзья мои, предлагаю тост. Ираида Степановна! - зычно крикнул он, и через минуту в комнату вернулась Рада, аккуратно промокая кружевным платочком глаза. Сан Саныч восторженно улыбнулся: - Я восхищаюсь тобой, Радочка! Вы простите, Виолетта, но в конкурсе я буду болеть за мою жену! Ну, за искусство! Рада подняла бокал и отсалютовала Виолетте, которая с опаской поблескивала в ее сторону очками: - Виолетта! Я ведь прекрасно поняла, что вы – талант, и большой талант. В музыке я все-таки разбираюсь и неплохо. Но! – подняла она палец. - Мы будем сражаться с вами честно. Пощады не ждите! – и она одним махом выпила шампанское. Виолетта облегченно рассмеялась: - Ираида Степановна, да я только за, - и она, тоже подняв бокал, сказала, тряхнув копной волос. – Пусть победит сильнейший, - и немедленно выпила. Лена заканчивала мыть посуду, когда Женя подошел к ней сзади и, нежно сжав талию, проворковал в ухо: - Давай сбежим. Она вздрогнула и на секунду прижалась к нему спиной, потом чуть повернув голову тихо спросила: - У тебя есть план, мистер Фикс? Тот самодовольно хмыкнул: - Есть ли у меня план? У меня есть план. Три. - Что тереть? – лукаво переспросила она. - Да не три, а три – три плана. Лена отложила полотенце, осторожно выпуталась из передника и, взяв Женю за руку, пробралась следом за ним в прихожую, и оттуда – по лестнице вниз. На улице стояло бабье лето – теплое, душистое, с немного выцветшим осенним небом, с ярко горящими на солнце цветными платьями деревьев. - А мы куда? - Увидишь, - с заговорщической улыбкой ответил Женя, всё ещё крепко держа ее за руку и ведя за собой к машине. Они неспешно кружили по улочкам Тетюшева. Лена настороженно посматривала на него сбоку, но не говорила ни слова. Возле парка Евгений заглушил машину и, обойдя вокруг, открыл дверцу с ее стороны: - Выходи, Лен. Лена выбралась из прохладного нутра автомобиля и оглянулась: - Ты хочешь прогуляться? - Почти. Он вновь вцепился в ее руку и потащил за собой по дорожке. Она на полпути, наконец, взмолилась: - Жень, притормози, пожалуйста. Он вдруг спохватился и пошел медленнее, положив ее руку себе на сгиб локтя. Они подошли к старой знакомой ротонде, и он, развернувшись к ней, сказал со всей возможной серьезностью: - Лена. Так больше не может продолжаться. Я устал от этих качелей. И все устали, Лен. И, кажется, ты больше всех. Твоя мама абсолютно права. Мы, наконец, должны покончить с этой нашей неопределенностью. Здесь я когда-то первый раз поцеловал тебя, и вся моя жизнь переменилась. И на этом самом месте я окончательно и бесповоротно прошу тебя стать моей женой, стать мамой нашему ребенку. Быть со мной и в горе, и в радости. Я в свою очередь тоже готов делить с тобой все счастливые и не очень моменты жизни – твоей, моей, твоей семьи, моей семьи. С этой минуты не будет пути назад. Лена ошарашенно слушала его прочувствованную речь, и руки её, которые он держал в своих ладонях, мелко подрагивали. Он, наконец, выдохся и пристально смотрел на нее, ожидая ответа. Она судорожно вздохнула и тихо сказала: - Женя, конечно – да. Сто раз – да. Я тебя, правда, очень, …очень люблю. Он, порывшись в кармане, вытащил голубую коробочку с названием известной ювелирной фирмы на крышке. Открыв ее, достал из бархатного углубления изящный ободок с крупным голубоватым камнем в виде сердечка: - В прошлый раз я не смог сам надеть тебе на палец кольцо, и вон что вышло. Теперь я не хочу пускать это важное дело на самотёк. Дай мне руку, Лена. Не бойся, - попросил он, видя ее колебания. А она снова засомневалась, вспомнив, что произошло после того, как она надела кольцо, которое он оставил ей возле прекрасного гипоаллергенного букета цветов. Потом, вскинув голову, протянула ему руку, и он осторожно надел ей кольцо, которое село на палец, как будто всегда тут и было. Она смотрела, как весело играют на гранях бриллианта разноцветные искры, потом подняла на него глаза: - Где ты взял такую красоту? В нашем городе вряд ли продаётся Тиффани. - Я купил перед отъездом сюда. - Ты был уверен, что я …соглашусь? - Нет. - В смысле? - Я сомневался так, как ни в чем и никогда. Но небольшая надежда всё же была. Она улыбнулась: - Неуверенный в себе Левандовский – это что-то новенькое. - Тебе не нравится? - Кольцо или неуверенный ты? - Последнее. - Нравится. Ты мне нравишься любой. И ты это знаешь. И всё-таки, вдруг бы я не согласилась? - Ну, ты же согласилась? - Я была права, - засмеялась Лена. - В чём? - Неуверенный в себе Левандовский – это оксюморон!

chandni: Бэла Ух ты! Всем плюшки! Даже конкурс и тот в радость! И кольцо! Женя с нотками неуверенности - это так мило!

Хелга: Бэла Все конфликты разрешились, и народ счастлив и доволен, ура! Или еще ожидают неожиданности?

chandni: Может, Леся забеременеет, и родители Никиты помягчают? Очень хочется почитать продолжение.

Бэла: Они еще побродили на Аленушкиной горке, посмотрели на строительную площадку, в которую постепенно превращалась набережная. Площадку с ротондой и колоннадами строители не тронули и, скорее всего, не собирались. Значит, городскому архитектору удалось отстоять свой проект перед приезжим молодым и бойким, пытавшемся отряхнуть прах прежних поколений со своих ног. Странно, но ни строительная разруха, ни искореженный вид набережной не мешали им. Время словно окутало их в воздушный кокон прошлого. Каждый из них перенесся мыслями в их общее прошлое. Каждый вспоминал своё. Женя вспомнил, как переменилось всё после их поцелуя здесь, возле ротонды. Любовь выскочила тогда перед ним, прямо по Булгакову, как убийца с финским ножом, и застала врасплох, и вынудила на абсолютно несвойственные ему поступки, и заставила пройти невозможные для нормального человека испытания. Это была лавина, от которой не скроешься. Смешно было и думать, и пробовать как-то сопротивляться её стремительному натиску. Конечно же, он старался, да ещё как! Он не был бы Левандовским, если бы не попытался планировать, рассчитывать, руководить происходящим. Он даже сбежал куда подальше, чтобы радикально расправиться с этой внезапной и такой ненужной ему любовью. Любовь поднялась из дорожной пыли, куда он её швырнул, осторожненько встряхнулась, расправила крылышки и полетела за ним. И там, в Болгарии, достала пыточные щипцы и бестрепетно вонзила их в сердце, разрывая, мучая и с улыбкой наблюдая за его бесполезным сопротивлением. Он проиграл, причем, даже раньше, чем понял это. И сейчас он просто был благодарен и судьбе, и любви за всё, что с ним произошло. Лена же вспоминала всё, произошедшее с ними, не очень-то охотно, просто из боязни вспомнить что-то неприятное и снова огорчиться до невозможности. А с недавних пор, когда Левандовский вернулся, и у них что-то стало налаживаться, она и вовсе боялась заглядывать туда, за горизонт прошлого, боялась сломать хрупкое воздушное кружево чувств, которое поселилось в её душе с недавнего времени, которое укрыло её раны, хотя совсем недавно она была абсолютно уверена, что ничего хорошего в ее жизни в любовном плане больше не случится. Что она выбрала всё, отпущенное судьбой для неё. Повтора не будет. И сейчас она сознательно затолкала воспоминания в дальний уголок своей памяти и погрузилась в приятные ощущения настоящего дня. Телефон Левандовского вдруг напомнил о себе. - Жень, вы куда пропали? – Клава в трубке была напориста и недовольна. - Я жду от тебя указаний, какой план запускать, «Столица» или «Провинция». И там, и там я всё подготовила, а от тебя ни слуху, ни духу. Ты вообще с Леной, или у вас очередной виток непонимания? - Клав, у нас всё отлично, - расплылся в улыбке Евгений. Лена вскинула на него удивленные глаза. Он показал губами «Клава» и уже в трубку. – Она согласна. Я надел на палец кольцо. - Нифига себе новости! И чего молчите?! - Ну, можем мы побыть немного наедине без никого? - Не можете! – отрезала Клавдия. – Народ здесь поголовно упился, в смысле - валерьянкой, и закусил пустырником с мятой. А вы сбежали молчком и не подаете признаков жизни. А я не знаю, какой из проектов запускать. - Клава, давай всё завтра. - Жень, мне вообще-то в Москву надо срочно возвращаться. Буркин угрожает выброситься из окна, застрелиться и отравиться. Причем жаждет сделать это одновременно. - Ого! Радикально. Но насколько я знаю твоего Буркина, все свои переживания он успешно сублимирует в очередной «шедевр» про Маэстро. - Это да, но перед этим он вдоволь напьется моей крови, вампир несчастный. Короче, Левандовский, ты видишь, в каком я цейтноте? Поэтому давай как-то подключайся. Кольцо на пальце – вещь исключительно замечательная, но это не отменяет дальнейшего движения к алтарю. А ты, я смотрю, как-то расслабился и пребываешь в эйфории. - Клава, я понял тебя. Give me time. - Ладно, бери свой тайм. Но ненадолго. Он засунул телефон в карман куртки и поднял глаза на Лену, которая с мягкой улыбкой наблюдала за ним: - Нас, я так понимаю, потеряли? - Слышала всё? – притянул он ее к себе. - Клаву мудрено не услышать. - Не хочу никого видеть, - пробормотал он, обхватив Лену покрепче и целуя в висок. - И я, - тихим эхом откликнулась та и обняла его за талию. - Тогда поехали, - он, отклонившись, пристально посмотрел ей в глаза, и она, подняв брови, осведомилась: - Сюрприз? - Ну, как я могу без сюрпризов? Машина, повиляв по городу, в конце концов, вырвалась из каменных джунглей и устремилась по шоссе мимо одетых в золотистые платьица берез. Лена, ничего не спрашивая, с улыбкой посматривала на него сбоку. Он так значительно смотрелся за рулем. Он вообще здорово смотрелся за любым занятием: и в кабинете, когда подписывал бумаги или проводил совещание, и в бассейне, когда так здорово нырял, и в озере, куда он прыгнул, не раздумывая и даже не сняв одежду. И она, вспомнив всё, снова почувствовала, как сладко ноет сердце. Как же она его любит. Как не хочет потерять. Но как же трудно будет с ним рядом. Она ведь пробовала. Не вышло. И никаких гарантий, что все может получиться с ещё одной попытки. С чего бы вдруг получилось? Она невольно уже начала жалеть, что согласилась стать его женой. Просто вдруг испугалась – неоправданно, иррационально. Испугалась, что может потерять себя, пытаясь подладиться под его жизнь. Испугалась, что он может разлюбить ее, ведь она будет уже не она. Да еще эти воспоминания про историю с его первым браком. Он тогда женился из спортивного интереса: ведь ему отказали. А Левандовскому отказывать нельзя. Невозможно. Он всё равно добьется своего. А вдруг и с ней сейчас так же? Жестким усилием воли она затолкала эти болезненные мысли в дальний уголок сердца и запретила себе туда заглядывать. Машина, наконец, притормозила и свернула с шоссе на узкую дорогу, убегавшую между деревьями. Солнце пробивалось сквозь золотистую листву берез, в приоткрытые окна врывался влажный аромат осеннего леса, привядшей травы и даже грибов. Через некоторое время Левандовский, проехав вдоль высокого металлического забора шоколадного цвета, подрулил к воротам, затейливо украшенным коваными виноградными листьями. Из кармана куртки он выудил пульт. Ворота медленно стали открываться, и машина въехала на дорожку, засыпанную гравием. В конце дорожки виднелся двухэтажный особняк в стиле шале – из бруса, окрашенного в черный, с балконами, обнесенными массивными ограждениями из перекрещенных деревянных брусков, с огромными, в пол, окнами. Перед домом была выложена яркая разноцветная брусчатка, которая немного смягчала мрачную величавость дома. А с двух сторон от брусчатки были разбиты клумбы с осенними цветами: растрепанными георгинами, стройными гладиолусами с топорщившимися рупорами соцветий, яркими звездчатыми астрами c торчащими стрелами лепестков. За клумбами кое-где стояли пирамидки голубых ёлок, за ними высились мачты сосен, и всё это великолепие было устлано аккуратно подстриженным изумрудным газоном дивной красоты. Воздух был такой, что хотелось его резать ломтями и есть на завтрак, обед и ужин. Левандовский посматривал на Лену, на ее восторженный вид и довольно улыбался. - Жень, это что? - Я арендовал этот дом на время моего отпуска. И, уверяю тебя, здесь нет ни филиппинки, ни японки, ни гламурных соседей по московскому поселку. Кое-когда будет заходить Арина, она присматривает за этим домом. Ну, еще может зайти ее муж, Василий, он занимается по хозяйству. В остальное же время мы здесь будем вдвоем с тобой. Так что ты на меня насмотришься вдоволь. Я ещё тебе надоем. Лена молча развела руками. - И это всё, что ты можешь сказать? Душа моя, ты невероятно красноречива сегодня. - Но как… когда ты это всё…? - Нет ничего невозможного для человека с интеллектом. - Я надеюсь, зайцев принуждать к курению ты всё же не станешь? – прыснула Лена в ответ. - Ну, мы с тобой найдем занятие поинтересней, - он вновь притянул ее к себе, обхватив за талию. – Просто скажи, тебе нравится моя придумка? - Да, очень. Только… - Ну, конечно! Как же без условий, - закатил он глаза. - Просто мне нужно выйти на работу с понедельника, на четыре часа в день. Я договорилась с Геннадием Павловичем. - Не страшно. Я буду отвозить тебя и забирать после. - А чем ты будешь заниматься? - Не переживай за меня. Есть у меня кое-какие дела в вашем городе. - Секрет? - Н-ну, пока да! - Мне уже начинать бояться или повременить? - Тебе не нужно вообще бояться, пока ты со мной. Поверь мне. Лена пристально вгляделась в его глаза и без улыбки ответила: - Это трудно, Жень. Но я очень постараюсь.

Хелга: Бэла Елену опять мучают сомнения, а куда без них? Уютное сосновое местечко нашел Левандовский.

chandni: Бэла Какая у тебя Любовь, однако! Вот это образ! У него как пытка, а у нее - кружево... Бэла пишет: Кольцо на пальце – вещь исключительно замечательная ах, прямо воспоминания нахлынули Сколько всего ей приходится заталкивать в саааамый дальний уголок сознания... хочется верить, что призраки прошлого останутся в прошлом и со временем в нем и растворятся, без остатка... Как же трудно поверить человеку и в человека после всего, что он устроил, борясь с собой, с любовью и пытаясь понять себя...

Бэла: Хелга пишет: Уютное сосновое местечко нашел Левандовский. Любитель сУрпризов. А она да, вся в сомнениях и воспоминаниях.

Бэла: chandni пишет: Как же трудно поверить человеку и в человека после всего, что он устроил, борясь с собой, с любовью и пытаясь понять себя... в жизни, мне кажется, это совсем невозможная вещь. Но... есть ЛР

Бэла: Они съездили в город за вещами, потом снова вернулись в этот дом. Женя отогнал Лену от плиты и сам приготовил на гриле рыбу, успевая рассказывать ей какие-то забавные истории, потом споро нарезал овощи, сложил их горкой в стеклянный салатник, полил ароматным оливковым маслом, после чего накрыл на стол. Лена сидела возле кухонного стола и с потаенным изумлением наблюдала за активностью Жени. И хотя аппетита не было, она заставила себя съесть всё, что он положил ей на тарелку. Даже про вино подумал, которое ей нельзя: вместо вина купил гранатовый сок. У нее от всей этой заботы вдруг здорово защипало в носу, и она быстро прикрылась бокалом, прихлебывая густой темно-красный напиток, чтобы Женя не заметил этих сентиментальных неуместных сейчас, как ей казалось, слёз. А после ужина они сидели, привалившись друг к другу, на крыльце дома на уютном диванчике, завернувшись в безразмерный мохнатый плед. Суматошный длинный день подходил к концу. Небо на востоке наливалось густыми фиолетовыми чернилами грядущей ночи. - Лен, помнишь один наш разговор? Ты тогда сказала, что хочешь знать обо мне всё. Но и сама готова была рассказать мне о себе. - Конечно. - А я тогда ответил, что мне ничего не нужно знать о тебе, кроме того, что тебе со мной хорошо. - Я помню, Жень. - Так вот. Сейчас мне очень важно узнать о тебе и всё остальное: о детстве, о юности, о твоей жизни …до меня. Если, конечно, ты захочешь рассказать. Лена поерзала, уютно устраиваясь у него под рукой, которой он, обняв за плечи, прижимал ее к себе и, помолчав, начала: - У меня было очень хорошее детство, очень. Я ведь была папиной любимицей. Он так баловал меня, носился со мной, всюду брал с собой и таскал на плечах, когда я уставала. Помнишь, как у Пушкина? Не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил. Только вместо Летнего сада мы с ним ходили гулять на Аленушкину горку. Потом приохотил меня к чтению книг. Причем читать научил очень рано, лет с четырех. - Ты, наверное, была ужасно веселая и забавная, попрыгунья с косичками, - улыбнулся Женя. А Лена с притворной строгостью поправила: - Ничего подобного. Я была оч-чень серьезным ребенком. Лимит озорных весельчаков в нашей семье, видимо, был исчерпан моими родителями, вся серьёзность досталась мне. Когда стало понятно, что артистки из меня не выйдет: я ни петь не могла, ни танцевать, ни играть на музыкальных инструментах, да и как было всё это делать при отсутствии музыкального слуха, родители погрузились в растерянное изумление, граничившее с разочарованием. Но когда я в школе увлеклась математикой, причем так это… всерьёз, папа стал смотреть на меня с боязливым благоговением, а мама – с недоумением. Помню один забавный случай. Мама заглядывает через плечо в мои тетрадки и спрашивает: «Леночка, и что это за загогулина?» «Интеграл», - отвечаю я. Она в ужасе воздевает руки: «Как-как?! Интригал?! Да это же – просто недоделанный скрипичный ключ!" Тогда я ей показала значок криволинейного интеграла. Ты же знаешь, как он выглядит: как интеграл с кружком посередине. И мама восклицает: "Я знала! Ваши математики просто нагло присвоили себе наш музыкальный скрипичный ключ! Боже, ну в кого ты у нас пошла? Никаких гениев математики у нас в роду не было!» А вообще у нас был очень славный гостеприимный дом, - Лена мечтательно устремила взгляд на верхушки сосен. – После концертов все непременно шли к нам домой, накрывали стол всем, что было в холодильнике. Если случалось так, что в нем ничего не было, варили макароны-паутинку, целую огромную кастрюлю. Папа однажды был с концертом в каком-то районном центре и оттуда привёз целый бумажный мешок этой «паутинки». Помню, он стоял в углу и всё никак не кончался. А какие были разговоры за столом! Я всегда сидела тихонечко в углу и слушала, открыв рот, пока меня не прогоняли спать. Вот. Женя с легкой улыбкой слушал эти воспоминания и ощущал, как перехватывает горло от невероятного чувства нежности к этой его милой строгой «девочке». А Лена тоже примолкла, перенесясь в воспоминаниях туда, в такое далекое и вместе с тем близкое детство. - А что потом? После школы? – потормошил Женя свою рассказчицу, и Лена, пожав плечами, продолжила: - А потом… Я окончила школу и подала документы в строительный институт, потому что там надо было сдавать предметы, по которым у меня были «пятёрки»: математика, сочинение и физика. Учиться там мне неожиданно понравилось. У нас были очень интересные преподаватели, настоящие энтузиасты своего дела. Другие в провинции и не приживаются. Вот, пожалуй, и всё. - А …замужество? – осторожно поинтересовался Женя. – Если не хочешь, можешь не рассказывать. - Нет, почему? – она встряхнула волосами. – Леша приехал в наш город на практику в филармонию. Я училась на последнем курсе. И, конечно, потеряла голову. Он так красиво ухаживал, рассказывал такие фантастические истории. Это потом я поняла, что он врал всё время, но, - рассмеялась она, - делал это так шикарно, так творчески, что не влюбиться я не могла. Мы быстро расписались. Потом родилась Леся. Мой папа был им просто очарован. Строил на него кучу планов, собирался сделать его сначала своим заместителем, а потом и директором филармонии. Потом Лёша затеял проводить конкурс красоты и в один прекрасный день сбежал с одной из участниц. А мы остались. Я с Лесей, а папа с инфарктом. А пять лет назад папы не стало. – Лена помолчала, потом приглушенно продолжала. - Это было очень трудное время. Леся вступила в самый дерзкий подростковый возраст. Мама почти рассыпалась на куски из-за папиного ухода. А я… - А ты просто взвалила на себя все заботы и… - задумчиво проговорил Женя, а Лена, перебивая его, рассмеялась: - ...и из легконогой газели превратилась в тягловую лошадь и главу семьи. Жень, ну ты чего? Что-то ты как-то огорчился, что ли? Не надо! У меня всё замечательно. Я люблю своих инопланетянок, а они любят меня. И главное – нам всё по плечу. Так что, дорогой мой человек, отставить огорчения, как выражается Сан Саныч. - Лен, знаешь что? - проговорил он, высвободив руку из-под пледа и поглаживая ее волосы. – Я так тебя люблю. Уже кажется больше некуда, но с каждым днем всё больше и больше, – с этими словами он потянулся к ней губами, И Лена, улыбнувшись, ответила на его нежный завораживающий поцелуй.

Бэла: Оторвавшись от его губ и едва переводя дыхание, она с подозрением уставилась на него: - Ты это специально? - Чего? – не понял он. - Вот так …целуешься. - Ну, …вообще-то да, специально, - прищурился он насмешливо, а Лена ехидно уточнила: - Чтобы я ни о чем тебя спросить не смогла, да? - А-а, ты в этом смысле! – рассмеялся Женя. – Нет, душа моя, я целуюсь всегда только по одной причине: мне хочется с тобой всё это проделывать. Что не отменяет: спрашивай! - Всё-всё? Помедлив, он кивнул: - Всё, Лен. - Женька, да ты напрягся! – рассмеялась Лена. - Ничего подобного, - запротестовал он. - Так что, вперед, сорви покровы. Лена, подумав немного, посмотрела в его глаза и отрицательно мотнула головой: - Не хочу я никаких покровов срывать. Про твое детство мне немножко рассказала Клава. Про то, что ты на курсе был гением, рассказал Витя. Про твои выдающиеся способности в …межличностных отношениях рассказали все, кому не лень. Так что… - Лен, Лен, - поморщившись, перебил он, – я же говорил… - Женя, - остановила она его, - мы закрыли эту страничку. Я только хотела узнать о твоих родителях, какими они были. Об этом можешь рассказать только ты. - Мои родители? – задумался Женя, потом, вспоминая, заговорил. – Мои родители были удивительными людьми. Эдакий, невесть как уцелевший осколок старой московской интеллигенции. Отец был профессором в университете. Мама была, как она сама себя называла, учителем словесности. Отсюда моё такое серьезное увлечение поэзией. Пожалуй, главное, о чем я бы хотел сказать - они были как попугаи-неразлучники: всегда и во всём вместе и заодно. Если наказывали меня, - заслуженно, конечно, - я прекрасно понимал: не удастся у кого-то из них попросить защиты и соскочить с наказания. Они даже на исторический меня вместе уговаривали поступить. Уж очень хотелось им, чтобы я продолжил их преподавательскую династию. К моим успехам на экономическом они отнеслись несколько ...насторожено. Перестроечное время им пережить без потерь не удалось. Всё-таки они у меня каким-то чудесным образом остались идеалистами. И эти их идеалы …не монтировались с моралью нового времени. Все их переживания не прошли даром: мама всерьез заболела. Я тогда уже начал хорошо зарабатывать, поэтому делал для неё всё возможное: устраивал к самым хорошим врачам в московские больницы, возил на лечение в лучшие европейские клиники. Нашими с отцом совместными усилиями ей всё же удалось прожить достаточно долго. Но… Чудес не бывает. И два года назад мама …ушла. Просто не проснулась утром. Отец сразу сник и без видимых серьезных причин тоже быстро угас, не сумев смириться с одиночеством. И остались мы вдвоем с Клавой. Вот такими они были, мои замечательные родители, - Женя помолчал, потом задумчиво произнес. – Скорее всего, я, видя их такие трепетные отношения, долго и не мог создать семью, не считая того моего скоропалительного брака. Всё искал что-то, хотя бы отдаленно напоминающее такую близость. А потом в один прекрасный день понял, что эти отношения – нечто фантастическое, не существующее в реальной жизни, особенно в наше время. Поэтому и не поверил сразу в тебя, не поверил в возможность нашего с тобой будущего. Но, - он крепче прижал к себе притихшую Лену, - всё случилось, как случилось. И я благодарен судьбе, что у меня теперь ты, вот такая, какая есть. И может быть, - он пристально посмотрел ей в самую серединку сердца, - может быть, у нас с тобой получится то, чего не может быть... Утро постучало в окно, залило спальню мягким солнечным светом, защекотало лучами нос, в общем, сделало всё, чтобы не дать подольше поваляться в постели. Лена приоткрыла один глаз, потом второй: подушка рядом с ней была пуста. Она улыбнулась и лениво перевернулась на другой бок: «Опять умчался на пробежку, олимпиец». Сон как-то быстро ушел, хотя засиделись они вчера на крылечке допоздна, пока Женя не прогнал ее в теплое уютное нутро дома. Эта неделя выдалась такой суматошной и изматывающей, столько всего случилось, что Лена дала себе твердое обещание сегодня как следует выспаться. Но она неожиданно почувствовала себя настолько отдохнувшей, что, откинув одеяло, выбралась из постели и отправилась в ванную. Спустившись на первый этаж, она обнаружила на залитой осенним солнцем кухне Женю, который в наушниках хлопотал, подпевая и пританцовывая у плиты: жарил гренки. Она тихонько пристроилась у стола и, подперев ладошкой щеку, с улыбкой стала разглядывать Женю. А тот, сделав пируэт, развернулся и вздрогнул, увидев Лену, а потом расплылся в улыбке и стащил наушники: - Ну, и зачем ты встала, солнце моё? – подойдя к ней, прижался губами к прохладной щеке. – Я хотел тебе завтрак в постель принести. - Ты справляешься сам, без Раи? – иронично уточнила Лена. - Сейчас узнаем, - он метнулся к сковороде и спас начинавшие подгорать гренки. После чего выключил плиту и с изящным поклоном торжественно поставил тарелку в красных маках, полную румяных гренок, на стол. Лена притворно надула губы: - Ну, я так не играю! Где парфе, я вас спрашиваю? Где яйца пашот? Где эти, как их, бельгийские вафли? Где вот это вот всё? Женя нахмурился: - Ты хочешь вафли? - Женька, перестань быть таким серьезным, - она, поднявшись со стула, смеясь, обняла его. - Нет, Лен, если ты хочешь вафли, я сейчас… - Жень, я хочу гренки. И чай. И …тебя, - она, подняв лицо, чмокнула его в нос, и он немедленно расплылся в улыбке, крепче захватывая ее в кольцо рук. – Но сначала гренки!

chandni: Бэла Как же приятно читать про тёплые отношения в семье! Они оба выросли в любви и согласии... оба талантливы, но в экономике и не продолжили династии... Картинка с пританцовывающим Женей и гренками - это просто чудо как хорошо! Бэла пишет: в жизни, мне кажется, это совсем невозможная вещь мне кажется, и в жизни такое случается. Если оба хотят услышать и понять друг друга. А не только вывалить свои обиды, обвинить и показать, как ты сам прав...

Бэла: chandni пишет: Как же приятно читать про тёплые отношения в семье! я, кстати, заметила изменение в своем творчестве, спустя годы: мои герои стали более спокойными, стало нравиться писать счастье без виражей и пируэтов. Сваливания во фруктовый кефир вроде не происходит, но это на мой заинтересованный взгляд. chandni пишет: А не только вывалить свои обиды, обвинить и показать, как ты сам прав... ну да, такое развитие событий частенько в парах: каждый в своем окопе, пули летят, оскорбления, кто победитель? Неизвестно. Проигрывают оба.



полная версия страницы