Форум » Авторы Клуба » Моя любовь - мой друг » Ответить
Моя любовь - мой друг
Ivetta: Название: Моя любовь - мой друг Автор: Ivetta Жанр: женская проза Комментарии: Действие происходит в Париже нашего времени - городе любви и греха, искусства и науки, революционеров и консерваторов. Неудивительно, что именно здесь, молодая художница Ева Мелиц, бунтарь, непонятый семьей и друзьями, встречает подающего надежды ученого Филиппа, закостенелого консерватора. Она стремится догнать время, похожее на "Танцующие часы" Дали, он - пишет диссертацию о применении нанотехнологий в медицине. Она мечтает посетить Испанию и Мертвое море, он - получить Нобелевскую премию. Она переживает кризис "тридцати", превращая свою жизнь в хаос, он - наслаждается своей зрелостью и твердо идет к намеченной цели. Она болезненно сюрреалистична, он - приторно прагматичен. Она живет воображением, он - разумом.
Ivetta: «Совершенно очевидно одно — то, что я ненавижу простоту во всех ее формах» Сальвадор Дали 1 Время похоже на красочный сон после галлюциногенов. Вы видите его острые стрелки, порхающие над головой, и выписывающие замысловатые узоры, разрезая воздух, и ничего не можете поделать. Время неуловимо и неумолимо. А вы лишь наблюдатель. Созерцатель. Немой зритель. Совершенно очевидно одно - повезет лишь тому, кто сможет найти тонкую грань, между сном и явью, между забвением и действительностью. Сможет приручить свое буйное сердце, укротить страстную натуру фантазии, овладеть ее свободой. Совершенно очевидно одно - мне никогда не суждено этого сделать. Меня зовут Ева, и я ненавижу простоту во всех ее формах. Мне непросто было взяться за ручку и написать то, что сейчас, очевидно, находится перед вашими глазами. Непросто, потому, что это слишком лично, непросто потому, что это слишком скучно, непросто потому, что это слишком очевидно, а значит слишком просто. Меня зовут Ева, и мой психотерапевт настоял на том, чтобы я это написала. По всей видимости, он будет первым, кто прочтет это. И, может быть, вынесет и на ваш суд. Я научилась смотреть на себя бесстрастными глазами, принимая недостатки и прощая достоинства. Я из обычной еврейской семьи, живущей на окраине Парижа. Мне двадцать пять с большим хвостиком, непогашенная ссуда в государственном банке на двадцать пять тысяч с очень большим хвостиком, я люблю своих родителей, сладкую вату, Сальвадора Дали, ненавижу парижское метро и своего шефа, и я свободна как Палестина. Как видите, говорю довольно сумбурно, мыслю, пожалуй, соответствующе. Немного о моей семье. Не то, чтобы это относилось к делу, просто хочется потрепаться, последнее время приходится вести диалог только с престарелой таксой и бутылкой «Шабли гранд крью» 2001 года по сто тридцать шесть евро за бутылку. К слову сказать, это десятая часть моей зарплаты. Вот такая дрянная у меня зарплата. Так вот, у меня четыре брата, три сестры и пятнадцать племянников. Мама моя мама достойна восхищения, потому как терпит шестерых несносных невесток и тупоголовых зятьев, успевая при этом отчитывать меня за сумасбродство. Папа держит мастерскую по пошиву модной одежды и отлично справляется с моими эскизами. Ах, да, забыла сказать, я художник. Звучит не как профессия, а как образ жизни, правда? Отчасти это так и есть. И это великое горе моих родителей. Потому как в семье два стоматолога, один нейрохирург, два адвоката, работник банка и кардиолог. В общем, умереть или сгнить в тюрьме не дадут. Папа очень любит болеть, точнее, он любит собирать консилиум из собственных детей, и все норовят дать свой совет, лезут в рот своими страшными инструментами и выписывают кучу лекарств. Но тут приходит мама, делает ромашковый чай и у него все проходит. Кстати, любовь к ромашковому чаю у меня от папы, собственно как и упрямый характер. Братья мои в маму, справедливые, дисциплинированные, усидчивые, целеустремленные и абсолютно правильные, за исключением Лео, это мой младший брат. Сестры в бабушку, домашние, хозяйственные, мягкие и пушистые, но при этом успешные до неприличия. Хотя нет, Лизу пушистой не назовешь, та еще стерва. А, если стерва, то в тетю Хелен. А та в свою очередь в двоюродного деда Моисея, а тот в свою очередь, ну неважно. Одним словом, когда все нормальные дети ходили в школу, зубрили правила арифметики и грамматики, резали лягушек и красили губы маминой помадой я сидела на крыше нашего маленького домика и скоблила на газетной бумаге пейзажи грязного города. Когда мой старший брат Авель защитил диплом нейрохирурга, папа позвал половину района на ужин и сшил Авелю костюм из индийского льна. Когда я сказала, что пойду учиться в художественную школу папе понадобился Зээв, он тогда как раз начал практиковать в кардиоцентре и сказал что напишет эссе о новой причине сердечно-сосудистых заболеваний. Да, еще он сказал, чтобы я на пушечный выстрел не подходила к воротам больницы и никому не говорила, что я его сестра. Не помогли даже доводы о Дега, Мане, Ренуаре и прочих достойных сынах. Мне следовало родиться педиатром, ведь мои плодовитые сестры так и стреляли детьми. Разобидевшись, а точнее, найдя идеальную причину, чтобы смыться из дома, я уехала на другую окраину города. У Парижа много окраин, но они все омерзительно одинаковые. Белый домик с маленьким садиком я сменила на скворечник пятиэтажного кирпичного дома, перебравшись ближе к центру. Квартира размером с нашу ванную комнату была непроходимой дырой, но зато стоила всего двести пятьдесят евро, не считая электричества. Через два квартала от дома была тату-мастерская, куда я устроилась работать. Видел бы отец, где я работаю, то понадобился бы уже не Зээв, а Авель, и ромашковым чаем бы точно дело не кончилось. Но мне нравилось. В качестве приятного воспоминания о бывших соратниках я ношу две татуировки, правда их приходится прятать, когда еду к родителям, и лучшую подругу. Ее, к счастью прятать некуда.
Ivetta: Да! Мне нравиться моя обшарпанная квартирка. Она похожа на голубятню с высокой винтовой лестницей, на которой с непривычки можно сломать шею. Зато ни одному вору не взбредет голову лезть на этот чердак. Кстати, единственные мои соседи парочка голубей, которые живут где-то между внешней перегородкой и моими стенами. На кухне у меня умещается плита и мойка. Правда, моему младшему брату удалось втиснуть между ними маленькую столешницу. Хороший плотник получился бы из этого дантиста. Странно, складывается впечатление, что парижане самые богатые люди в мире, для которых кухня это лишь место для электрического чайника. Ни в одном доме я еще не видела приличной, здоровенной кухни. Где все питаются? Неужели у «Максима» или в «Бристоле»? В общем, у меня кухня с пломбами и малюсенькая ванная. Ванная! Это я громко сказала. Даже сама испугалась, ха! Ванная!!! Так вот, моя ванная это пять квадратных метров счастья в виде рукомойника, унитаза и душевой кабинки, у которой даже нет стенок, поэтому пришлось сшить клеенчатые шторки. Зато теперь можно чистить зубы, сидя на унитазе и греть ноги в душевой ванночке. Пожалуй, это вам знать уже не обязательно. В целях экономии электричества, я отключаю горячую воду, поэтому приходится вставать в пять утра и включать бак для разогрева, а потом в семь ползти в ванную, чтобы померзнуть под теплыми струйками. Зато после такого душа горячий ромашковый чай может показаться самым восхитительным напитком на планете. К тому же, это уже переросло в добрую традицию и не дает мне проспать работу. Как видите, я оптимистка. Хотя моя сестра Эжен считает, что это называется идиотизмом и хронической неприспособленностью к жизни. Могу поспорить, она уже щелкает своими длинными ногтями диссертацию на эту тему. Зато я знаю, что, если попаду в участок, Эжен единственная, кто меня оттуда способна вытащить. Как это было не раз. Скоро будет три года, как я работаю в рекламной компании «Шульц и Перинг» помощником рекламного стилиста. Хотя выполняю всю его работу, пока тот греет свой зад на Мальдивах или в элитном пригороде Парижа. Я ненавижу свою работу, но мне уже давно обещают поднять зарплату. Да и находится она не далеко от дома, мне не нужно лезть в ужасное метро. Специально для этого я купила велосипед. Удобная штука, и на фитнес не надо тратиться. Как видите, я еще и экономная. Еще бы, если бы я не экономила на транспорте, то не смогла бы купить то рыжее платьице от Ив Сен-Лорана на прошлый корпоративный вечер. Мама говорит, что у меня совершенно неграмотная экономия, и что, наверное, меня подкинули какие-нибудь португальские цыгане, ведь я никак не соответствую фамилии Мелиц. Каждые вторые выходные месяца я езжу к родителям дабы опровергнуть эти злые слухи. Такое ощущение, что еду в налоговую инспекцию, лихорадочно собирая отчетность за прошедший период, но каждый раз попадаю на штрафные санкции. Для этого приходится спускаться в зловонное метро и делать три пересадки, после чего вбегать на пригородный поезд и пилить еще добрых двадцать минут. В тот февральский вечер, как вы уже догадались, я ехала поздравить своих родных с днем Святого Валентина и еще раз подписаться в своей несостоятельности. Мне нравится наблюдать за прохожими в этот день. Париж как-то преображается. Воистину, этот день можно считать днем города, города любви. Повсюду снуют парочки с большими надувными сердечками, в ресторанах забронированы все места, цветочники собирают урожай, какого не получишь за весь год. Очереди в ресторан составляют сплетенные руки с расплывшимися глупыми физиономиями. Витрины украшены сахарными херувимчиками и карамельными сердцами. Правда, погода была не на столько праздничной. Мокрый снег неуклюже ложился на асфальт и быстро перевоплощался в маленькие лужицы, которые хлюпали под ногами прохожих тысячей невидимых капелек. Впору бы пойти настоящему снегу, с пушистыми белыми хлопьями, похожими на рождественские гирлянды. Но погода отказывалась потакать влюбленным. Только не сегодня, как бы говорила она. Впрочем, мне было все равно. Пока все равно. На поезд в 15:00 я как всегда не успела, поэтому было целых полчаса часа до следующего. Рядом с вокзалом находится небольшой скверик. Высокие тополя, рассаженные аккуратной аллеей. Маленькие голубые ели вокруг затянутого инеем прудика. Зимой там очень красиво, и я регулярно опаздываю к 15:00 чтобы прогуляться. Специально для этого, мои карманы всегда полны пшена и хлебных крошек. Как там еще не завелись тараканы, я не знаю. Но это лакомство для голубей. Наверное, местные принимают меня за сумасшедшую, которая каждые выходные приходит в парк кормить голубей у непонятной, вонючей лужи, сидя на шершавой, когда-то зеленой лавочке. На этот раз я как обычно вышла к парку и побрела по запорошенной снегом аллее, как вдруг, кто-то схватил меня сзади и начал крутить, подбрасывая в воздух. Я настолько онемела от ужаса, что не могла даже молитвы вспомнить. Когда голова перестал кружиться, я взглянула на обидчика, который стоял, потупившись, и пробормотал только «Здравствуй». Я не нашла ничего более логичного чем со всего размаху шлепнуть его по голове сумкой. От удара он, кажется, очнулся, а я, потеряв равновесие, упала.
novichok: Признаться, выложено много за один раз. Начну потихоньку вникать...
Хелга: Ivetta Очень легко читается, увлеклась и не заметила, как пролетела всю главу! Интересные образы и очень насыщенная атмосфера! Это первые впечатления.
Ламель: Здорово ! Очень, очнь интересно. Жизненно и с юморо. Только не забасывайте. Про Париж - на ве 100%.
Ivetta: Большое спасибо Ламель, книга уже законченная) Если захочется посмотреть полностью, готова кинуть ссылку в личку) Надеюсь, не разочарует)
Marusia: А куда делось продолжение? Я сегодня не успела дочитать
Ламель: Ivetta , я жду ссылку . У вас чудесный роман. Начало прочитала не отрываясь. Хоть, и я очень люблю простоту и обыденность. Но ваша героиня мне близка и понятна.
Хелга: Ivetta Очень жду продолжения!
Ivetta: - Вы всегда падаете при виде мужчин? – спросил он, загадочно улыбаясь. - Не надейтесь, вы не до такой степени сногсшибательны – соврала я, отряхиваясь, поскольку он был восхитительно сногсшибателен. Он снова улыбнулся и подал мне руку. Было видно, что он смущен не меньше моего. - Простите, я просто обознался, вы так похожи на человека, которого я жду… - О, мне все это говорят – ухмыльнулась я, небрежно жестикулируя – вот вам совет, устройте ему такой же прием, и берегите голову. Удачи! Он хотел было, что-то сказать, но я резко развернулась и побежала в сторону вокзала. Сердце бешено колотилось. Мне хотелось как можно быстрее оказаться подальше от того места, где он стоял. Будто бы мой незнакомец источал смертельную опасность. Ребра так сдавили легкие, что дышать было невозможно. Было ощущение, что у меня приступ астмы и клаустрофобии одновременно. На платформе уже толпились люди, пытаясь пробраться поближе к выходу. Раздался гулкий звук поезда. Я невольно взглянула на шпалы, ровным узором развалившиеся на земле. Дыхание все никак не хотело прийти в нормальное состояние. Я жадно глотала ртом воздух. Оглядывалась, будто ожидая погони. Но за мной никто не гнался. Я почувствовала недовольные толчки в спину. Толпа пыталась пропихнуть меня внутрь. Я поддалась этой силе, все равно противостоять ей не было бы возможности, и вошла в вагон, не пытаясь укрыться от усиливающегося дождя. Руки все еще дрожали, выстукивая непонятный ритм. Успокоилась я только когда села в угол вагона и закрыла глаза. Тут предательски всплыло его улыбающееся лицо. Но я позволила себе увлечься фантазиями и вспомнить его до самых шнурков. Пыталась понять, что же меня так напугало. Итак. Высокий, смуглый красавец, с теплыми карими глазами, выглядывающими из-под густых бровей. Совсем не заносчивый, скорее даже нежный и немного стеснительный. Мягкая, но редкая щетина на сильном подбородке. Широкие, я бы даже сказала исполинские плечи и стальные руки, с мягкими ладонями. Но, самое потрясающее в его образе, конечно, глаза. Они были большими, но не широко распахнутыми, как у многих, а приспущенными, грустными. Это, скорее всего, от того, что у них были опущенные уголки. Даже когда он улыбался, они оставались печальными, будто жили своей непонятной жизнью. А если смотреть глубоко-глубоко, то кажется, что они кудрявые. Как могут быть кудрявыми глаза? Не знаю, но моя бабушка Фрида всегда мне говорила именно так. В них было много света, но он какой-то не яркий, приглушенный, как от свечи. И голос. Голос. Успокаивающий и, в то же время, будоражащий. Как приятно было его слышать от полных, наверняка вкусных, губ. Мне захотелось потянуться и поцеловать его. Я удивилась сама себе. Так легко запомнить все тонкости его лица. Казалось, мы не проговорили и минуты, а его образ уже намертво впечатался в мою голову. Интересно, кого он ждал. И как этот кто-то может быть похож на меня. Я ведь единственная и неповторимая, во всяком случае, так утверждает мой психотерапевт. Странно, так я впервые за всю свою жизнь ощутила зависть и злобу. Раньше мне не приходилось завидовать кому-то. Не то, чтобы я действительно была убеждена в своей исключительности, но относилась к себе довольно сносно. В любом случае, мне никогда не хотелось разменять свою судьбу на чью-либо. Ведь никогда не знаешь, что за кот в мешке тебя ожидает. А тут, я всем сердцем хотела, чтобы та, которую он ждет не пришла, или сломала ногу или отпилила ногти в парикмахерской, а ведь я его даже не знала толком. Может он какой-нибудь маньяк убийца или звезда американского телесериала, что в прочем одно и то же. Наверное, у меня была слишком выразительная мимика в этот момент, потому, что женщина, которая сидела напротив, встряхнула меня за плечи и обеспокоенно водила глазами. - Мадмуазель? С вами все в порядке? Мадмуазель? - Нет не всё, вызовите скорую или полицию, или и скорую и полицию, и пожарников – пролепетала я, словно во сне. - Кто вас обидел? – женщина была напугана. - Мне один «греческий» и бокал вишневого сока. И не стригите коротко, мне не идет. - Похоже, она не в себе. Ох уж мне эти португальцы – раздался скрипучий голос какого-то старика. - Наверное, она наркоманка. Бедняжка. - А может быть, она сбежала из психушки?
Ivetta: - Господи Иисусе, вдруг она опасна? Давайте свяжем ее – выдал кто-то конструктивное предложение. - Да вы что, сдурели, она же просто пьяна. До моего сознания дошло, что надо срочно открыть глаза, в противном случае на выходе из поезда меня будет ждать карета скорой помощи и отвезет прямиком к воротам «Святой Анны», где из меня сделают овощ как у Кена Кизи в книге «Пролетая над гнездом кукушки». Я стану похожа на Джека Николсона, напичканного антидепрессантами. Эта мысль заставила меня вскочить на ноги. Женщина все еще озабоченно стояла рядом. Я уверила ее, что все со мной в порядке и, укутавшись в шарф, пошла к выходу. При этом, не удержавшись, я сказала мужику в черном пуховике, что я не португалка, а еврейка, дыхнула на парня, который сказал, что я пьяна, показала всем вены и обольстительно улыбнувшись, вышла из вагона. Зачем я это сделала? Не знаю. Просто иначе это была бы не я. Люди часто совершают нелепые поступки, а я их совершаю регулярно. К счастью, была моя станция, и мне не пришлось долго стоять под испепеляющими взглядами. Я уверено шагнула на мокрую платформу и побрела в давно знакомом направлении. Перед самым домом я тряхнула головой, будто пытаясь последний раз избавиться от мучающих образов. Дом моих родителей похож на большой швейцарский пряник, с красной черепицей и веселыми маленькими окошками. Небольшая летняя веранда летом обвивается плющом и пахнет маминым печеньем. Соломенное кресло-качалка неизменно стоит под каштановым деревом. Каштан – запах моего детства. Мама всегда готовила нам из него сладости. Низкий аккуратный заборчик отделяет маленький клочок земли, принадлежащий дому и усеянный цветами, за которыми ухаживает отец. В его саду преобладают ирисы самых разнообразных оттенков. Небольшие кусты диких роз и нежные, беззащитные тюльпаны. Вот уже пять лет мы пытаемся уговорить родителей переехать ближе к городу, но это оказывается совершенно бесполезно. Со временем, мы и сами стали понимать, что здесь, на свежем воздухе им уютнее, чем в тесном Париже. - Эй, Ричи, открой дверь, это, наверное, Ева пришла – раздался голос папы за большой белой дверью. - Кто там? – услышала я голос моего любимого племянника. - Крокодил Данди – ответила я. - Пароль. - В Лувре мерзкая лазанья. - Неправильно, Ева. Пароль «корова на дереве» - обиженно прогундосил Ричард, открывая дверь. - А теперь «в Лувре мерзкая лазанья». - Ты опять отравилась? – улыбнулся малыш. - Да – пожала плечами. Ричард вскарабкался мне на руки и поцеловал в нос. Он самый младший из тех, кто научился уже ходить на горшок, но самый сообразительный и ласковый. - Эжен, твой сын заболел? – обратилась я к сестре. - Да, как видишь. В школе простудился – прокричала Эжен из кухни. - Ты уже подала на нее в суд? – серьезным тоном спросила я. - Очень смешно – обиделась Эжен, проходя мимо с большим блюдом – Хотя, это мысль. Эжен тридцать пять, и она отличный адвокат, хотя, ей бы в прокурорах цены не было. Она виртуоз своего дела, правда, со скверным характером. Не дай вам Бог перейти ей дорогу, засудит до смерти. Ее уже знают все владельцы дорогих ресторанов и автосалонов. Последнее ее достижение, огромный иск парковщику, который поставил машину не с того фасада. Будь ее воля, она бы могла подать иск на плохую погоду. И, разумеется, выиграла бы. Высокая стройная брюнетка, с вечно сосредоточенным лицом и очками в дорогой оправе. На работе она похожа на учительницу старших классов, строгую, серьезную и непоколебимую, готовую раскрутить любого на шпильках своих лаковых туфель, а когда дома надевает спортивный костюм и теплые пуховые тапочки, то от стервозного лица не остается и следа. Она сразу перевоплощается в заботливую жену и любящую мать. Это меня в ней и восхищает. Она точно знает с кем какой ей надо быть и делает это абсолютно искренне. Я сняла мокрое пальто и ботинки, пытаясь не наследить на безупречный молочный ковер. Похоже, я успела промокнуть, потому как дрожь внезапно пробежала по телу, заставив поежиться и потереть руки. - Похоже, моя младшая сестренка в хорошем настроении – Авель набросился на меня сзади и начал растрепывать волосы – Фу, и как всегда без зонта. Спутанные мокрые волосы словно отделились от головы вместе с кожей от его прикосновения. - Дурак – взвизгнула я – Больно же. Авель уже подталкивал меня в большую гостиную, в которой с моего детства мало что изменилось. Большие белые окна со светлыми кремовыми шторами. Белый диван в углу. Посреди комнаты большой деревянный стол, уже накрытый белоснежной скатертью. В углу у самого окна фортепиано. На стенах картины, скромные, но подобраны со вкусом. Некоторые даже мои. Те, которые понравились папе. Вдоль стены стоял старинный буфет, хранилище фамильного хрусталя и фарфора. Кроме того, именно там мама прятала от нас конфеты. Вторая полка снизу между обеденным сервизом и серебряными ложками в большом футляре из красного бархата. Я вспомнила его запах и невольно улыбнулась. - Ева, как тебе не стыдно! Какой пример подаешь детям – укоризненно воскликнула мама, выходя из кухни, а за ней гуськом семенила орава моих племянников. - Но мама, мне же больно. Авель ты забыл, сколько тебе лет? - Сорок – улыбнулся тот и снова начал трепать меня за волосы. Я начала чертыхаться и пыталась дотянуться до его здоровенной головы. - Дети! Никогда не делайте то – начала мама. - Что делает тётя Ева – хором закончили племянники и получили по конфетке от мамы.
Ivetta: Большое спасибо) Продолжение выкладываю небольшими частями) Надеюсь, понравится) С праздником всех
Chantal: Ivetta Спасибо, мне нравится начало! Жду продолжение
Леона: Ivetta интересно Вы пишете! Присоединяюсь на лавочку к ожидающим продолжения!
Яна: Ivetta Присоединяюсь на лавочку ожидания.
Ivetta: - Отлично. Я антипример для подражания. Спасибо – мама поцеловала меня. - Интересно, если бы меня не было, как бы вы своих детей воспитывали? – поежилась я. - На примере Лео – рассмеялся Авель. Лео, мой младший брат, дантист, я о нем уже упоминала. Он составляет мне компанию с самого детства. С того момента, как он научился ходить, я гордо передала ему эстафетную палочку самого маленького в семье и самого непутевого. Единственное, что его спасло, так это то, что он все же поступил на медицинский факультет и стал врачом в отличие от меня, хоть и зубным. Лео всегда казался мне самым красивым парнем на свете. Его ярко-зеленые глаза научились сводить с ума раньше, чем он научился ходить, а природное обаяние и способность уболтать любого, даже самого молчаливого человека, довершили образ вечно влюбленного повесы. - Кто-нибудь объяснит мне, почему в день Святого Валентина мы собираемся с семей – услышала я знакомый голос Лео – это ведь не Ханука. - Леви! – укоризненно сказала мама. Только родители называют его так. Иногда и я, чтобы позлить. - А с кем же еще, проводить день влюбленных, если не со своей семьей? – спросил Зээв, облокотившийся о подоконник. - Может быть – задумался Лео – я лишь предполагаю, но с длинноногой блондинкой с четвертым размером бюстгалтера, которая работает в соседнем отделении? - Леви! – на этот раз не выдержал отец. Он сидел в своем большом кресле, подперев голову правой рукой. Я подошла поцеловать его в лоб. Он сжал мою руку и поцеловал ладони, потерев их. Видимо, они действительно были уже ледышками. - Что? Это день влюбленных, а не день родителей. Ах, я забыл, тут же все женаты – не унимался Лео. - Нет идиот! Тут дети! – разозлился папа, хотя малышне не было никакого дела до нижнего белья ассистентки из соседнего отделения, поскольку они были увлечены уничтожением собранного когда-то нами домика для Барби. - Я разберусь с ним – сказал Зээв и отвел Лео в сторону, к роялю. Они стали что-то оживленно обсуждать и смеяться. Причем, судя по жестам Лео, он точно не описывал какого размера глаза у его пациентов, когда он включает свою машинку-убийцу. - Мама! Мама! Дядя Лео рассказывает папе про титьки! – радостно закричал Анри. Десять лет парню, весит больше меня и Лео вместе взятых, а мозгов меньше, чем какашек у Ричи в горшочке. Моя невестка Мазаль, жена Зээва, стерва редкостная и уж точно не упустит момент устроить моему брату показательную истерику. С того момента, когда она прибрала к рукам молодого и неопытного студента медицинского факультета, она не выпускает своих цепких когтей из его несчастной спины. А он в силу своей природной скромности и интеллигентности, ничего не может с этим поделать. Странно, что она носит имя, означающее не что иное, как «счастье». - В следующий раз, я вырву тебе зуб без анестезии – пригрозил ему Лео. От этого ребенок расплакался. Мазаль, бросив на всех презрительный взгляд, увела ребенка в комнату, и угомонить его удалось только лошадиной дозой шоколадного масла и пятью круассанами. - Так, ладно, все к столу! – раздался голос моей старшей сестры Клэр. Она похлопала в ладоши, словно тренер, собирающий плохо играющую команду, чтобы устроить взбучку. Клэр самая старшая из нас. Ей уже сорок два. Мне всегда казалось, что когда я достигну ее возраста, то стану дряхлой бабуленцией, но каждый раз, становясь старше, я понимала, что все еще молода, впрочем, как и она. Клэр гениальный стоматолог всех времен и народов. Ее рука коснулась десен практически всех звезд Франции, Германии и частично Англии. Помню, когда к ней приезжал мой любимый актер, я уговорила ее спрятать меня в подсобке и целых два часа наслаждалась разинутым ртом своего кумира. Правда, она не согласилась выгравировать мое имя на его пломбе, но мне было достаточно и увиденного. В какой-то момент, я даже сама пожалела, что не стала врачом. Ведь тогда, могла бы дотрагиваться до тел своих любимчиков. Первым делом, я бы вылечила Джорджа Клуни и Винсана Касселя, потом взялась бы за Бреда Пита и Хью Гранта. Ну и, разумеется, заключительный удар моей врачебной практики пришелся бы на Джуда Лоу. Но мы говорим о Клэр. А ей точно наплевать, в чьем теле копаться, лишь бы копаться. Как ей удалось построить головокружительную карьеру и родить четверых детей для меня остается тайной философского камня. При этом совсем недавно перед ней встала реальная угроза стать молодой бабушкой, благодаря старшей дочери Малке, которая унаследовала характер своей тетушки Лизы и стоит в моем хит-параде стерв на третьем месте. Я всегда относилась к Клэр с каким-то благоговением. Вот и сейчас, я послушно направилась на свое место, по правую руку от отца. Рядом неизменно сидел Лео. Он уже успел примоститься на свое место и ухватить какую-то булку. Для меня так же как для Лео удивительно, почему родители собирают нас обязательно в день Святого Валентина. Накрывается большой стол, мама готовит еды на целую пехоту и мы погружаемся в семейные дрязги. С другой стороны, это отличный способ посидеть вместе. В этот день братья знакомили родителей со своими избранницами, сестры приводили парней на смотрины, а я и Лео свои проблемы. Вся семья расселась по местам с папой во главе стола и мамой, которая всегда садилась напротив него. Она неслышно прошептала молитву. Я заметила это по ее губам. Так она делала всегда, когда мы собирались вместе. Она восторженно наблюдала за тем, как ее дети поглощают еду, сама даже не притрагиваясь, чтобы не пропустить ничего из этого прекрасного зрелища. Разговоры бродили где-то между больницей Авеля и судом Эжен, то и дело прерываясь нелепыми репликами Лео.
Ivetta: - Ева, когда ты познакомишь нас со своим парнем? – съязвила Лиза, прекрасно зная, что нет у меня никакого парня. Я вам уже о ней рассказывала. Я едва не подавилась куском курицы, который даже прожевать не успела. Лиза будто вывела меня из оцепенения. Ну вот, началось. Я нервно сглотнула и выпила стакан белого вина залпом, даже не обратив на это внимание. Что-то больно придавило мою ногу под столом. Я поняла, что это был Лео, предостерегающий меня о близости родителей. А значит, с вином надо было нажать на тормоза. - Когда ты выйдешь замуж в пятый раз дорогая – отплатила я ей через несколько секунд, которые показались мне почти вечностью. Лиза уже третий раз в браке, что является не самой большой радостью в нашей доброй семье, но, как говорит мама «она хотя бы пытается». Правда, третий брак сейчас благополучно находится на слушании у судьи и, скорее всего, сулит моей сестренке очередной парой тройкой миллионов. - В отличие от тебя, она, по крайней мере, была – изрекла Джина, жена Авеля. В четвертый раз беременная и похожая на бегемота, проглотившего бразильскую сборную по футболу. Она находится в моем списке на втором месте. Вот и сейчас, пропихивая в сына ложку с какой-то невкусной кашей, она не удержалась от скользкого замечания в мой адрес. - Ну, всему свое время, выйдет понемногу – заключила Клэр, поглядывая на меня из-под очков – сколько тебе исполнится? - Двадцать девять – ответила за меня Лиза - А как там Малка? Почему ее сегодня нет? - Она отмечает этот день со своим мальчиком – улыбнулась Клэр. Ох уж мне эта Малка. Доставит она еще проблем моей сестре. Хоть и красивая, зараза. - Вот так-так – Лиза скорчила в мою сторону физиономию. Лео хотел возмутиться, почему Малке можно пропускать этот день, а нам нет, но получил подзатыльник от Авеля. Да так звонко, что мама испуганно вскинула глаза. Лео скорчил искаженное болью лицо, шкодно улыбаясь мне. Авель невозмутимо принялся за еду, боясь взглянуть в мамины глаза, пылающие негодованием. Иногда, глядя на свою семью, я не верю, что сидят взрослые успешные люди, с профессиями, детьми, семьями, кредитными картами, визитницами в конце концов. Клэр, со своей клиникой; Авель, гений нейрохирургии; тридцати восьми летний Зээв, лучше которого никто не разбирается в человеческом сердце; Эжен, которой предложили работу в аппарате президента; Дорон, директор двух филиалов самых крупных парижских банков; даже Лиза, бездарный адвокат, похоронивший двух мужей-миллионеров - все они превращаются в этот день в детей с заплатками на локтях и растрепанными бантиками, на которых я всегда смотрела с восхищением. Толи от того, что мы собираемся в отчем доме, толи от того, что родители рядом. Вот и теперь, глядя на Авеля и Лео, я вспоминала праздники, которые мы проводили дома, когда приезжали двоюродные братья и сестры и мы переворачивали все с ног на голову. - Как же здорово находиться в кругу семьи – счастливо вздохнула я – а Дор приедет? Нет? А то, я смотрю, кого-то не хватает для полного счастья. Дорон старше меня на два года, но моложе Лизы на те же два. Иногда мне кажется, что родители использовали какую-то сложную математическую последовательность, когда рожали нас. Дорон с самого детства составлял Лизе компанию по издевательству надо мной. Однажды, они сказали, что я не родная дочь мамы и папы и что меня подобрали на городском вокзале. Помню, как собрала свой маленький походный чемоданчик и собралась уходить на поиски родных родителей. Мне было тогда столько же, сколько сейчас Ричарду. Клэр, как самая старшая, здорово всыпала им тогда. Если бы Дорон был женщиной, то я бы его точно включила в свой список. Единственное его достоинство, так это молодая жена Софи, с которой мы отлично поладили, несмотря на то, что она врач. - Они уехали на Бали – гордо сказала мама. - Здорово. Я бы тоже сейчас куда-нибудь уехала. Может во Флоренцию или Швецию. - Зависть плохое чувство Ева. Тебе надо сменить парикмахера – предложила Лиза – и, пожалуй, стилиста. - А тебе мужа и, пожалуй, мозги. Авель – обратилась я к брату – у тебя есть подходящий донор? Он сочувственно пожал плечами. Зээв незаметно хихикнул, но поспешил сделать серьезное лицо. - Дура – любовно прошипела Лиза. - Стерва – улыбнулась я. - Девочки, вы можете хотя бы полчаса сидеть рядом и не ссориться? – поинтересовался Зээв. - Она первая начала – хором ответили мы. - Дети – начала мама свое обращение к внукам. - Они знают, мама!!! – перебила ее я. Лео рассмеялся, за что получил от Авеля ложкой по голове. На этот раз, мама взглянула на него так, что Авель поперхнулся и закашлялся. От чего у Лео появилось победоносное выражение на лице. Воспользовавшись тем, что надо поменять тарелки, я вышла на кухню. - У вас нет сердца – услышала я за спиной голос Зээва – Каждый раз одно и то же. Он сел за фортепиано, на котором еще мы с Лео учились, и заиграл любимую композицию папы. Каждый раз, когда папа приходил домой уставший после работы, Зээва тащили за инструмент, не обращая внимания, спит он или бодрствует. Папа не шел спать, пока тот не сыграет ему девятый ноктюрн Шопена. У него были какие-то свои воспоминания, связанные с этим произведением, но он о них никогда не рассказывал.
мариета: Ivetta Только что прочитала все отрывки и меня все время преследовало чувство, что читаю что-то знакомое. То эсть, хочу сказать, что Ваш стиль мне ужасно напоминает какого-то автора, а вот кого - не могу вспомнить Конечно, это в самым хорошем смысле. Очень живые и интересные образы, очень эмоциональные сцены! Мне понравилось и я намерена расположиться на лавочке ожидающих
ole4ka: Прочитала выставленные главы за один раз. Очень понравилось. Присоединяюсь к ранее высказаным мнениям и с нетерпением жду продолжения.
Ivetta: Я захлопнула за собой дверь и снова вернулась мысленно в сквер, к своему незнакомцу. Уж он точно не позволил бы им посмеиваться надо мной. Лучше бы опоздать на поезд и отметить праздник в кафе «Соль» в гордом одиночестве. Напилась бы и приставала к бармену, может еще одну татуировку сделала или проколола язык. В любом случае обошлось бы меньшим позором. В такие моменты мне кажется, что Лиза и Дорон не обманывали меня тогда. Я стояла над раковиной, остервенело натирая посуду. Кажется, я уже стала перемывать ее во второй раз. Мои мысли прервал детский визг. - Марк, лови его! - Я все маме расскажу. - Лили, веревку давай и помаду. - Не могу, он меня царапает. - Тими, что ты рот раскрыл, ноги держи. - Мне рука Поля мешает. - Вы еще пожалеете об этом, сволочи. - Ха-ха, как забавно получилось. - Ненавижу вас. На кухню влетел комок племянников, которые возились с чем-то тяжелым. Я заметила, что что-то тяжелое был Дави. После Ричарда, это мой второй любимый племянник. Это меня разозлило. Я схватила Марка и Тима, этих великовозрастных бандитов, за шеи и сильно встряхнула. - Вы что тут делаете, а? - Мы просто играем. Я шериф, а Тими и Поль рейнджеры, а он не хочет быть индейцем. - Дави, ты правда не хочешь? – спросила я малыша. Он стоял с лицом измазанным помадой и соплями, и плакал от бессилия. - Плакса – съехидничала Лили. - Отлично – я обняла Дави и прошептала ему кое-что на ушко, от чего он улыбнулся и кивнул. Я продолжила – Дави согласен быть индейцем если вы двое будете баранами, ты Маркус будешь муравьедом, а ты Лили игуаной. - Но, так не честно – обиделись дети. - Не хотите играть? – злорадно прошипела я, грозя им помадой – Тогда убирайтесь! Ребята с шумом выскочили из кухни, сбив с ног входящего Лео. - Дави – обратилась я к ребенку – если ты не хочешь чего-то, но не можешь или боишься отказать, согласись, но предложи такую альтернативу, чтобы им пришлось отказаться от своих намерений настаивать. - Слишком сложный совет для шестилетнего ребенка – рассмеялся Лео. - Лиза сегодня в ударе – сказал он, обняв меня – как ты? - Отлично. - Все хорошо? – спросил он, внимательно глядя в глаза. - Да, хорошо. Блестяще! Он кивнул, и мы немного помолчали. Лео взял полотенце и стал протирать тарелки, которые я ему машинально подавала. Он не сводил с меня глаз. - Так как ты? - Паршиво – взвыла я. - Я так и думал. Он едва заметно улыбнулся и потрепал меня по плечу. Мы полезли в холодильник за папиным пивом, почти как в детстве. В детстве это когда нам было по четырнадцать. Точнее, мне было четырнадцать, а Лео десять. Мы спускались на кухню и, прихватив пару бутылок пива, прятались на крыше. Папа всегда думал, что это Зээв, ему тогда было уже двадцать три. А мы сидели у каминной трубы и мечтали о будущем. Лео хотел стать астронавтом, летать по орбите и фотографировать Землю. Он был уверен, что инопланетяне только его и ждут, даже писал им письма на инопланетном языке. Это были всего лишь каракули, но я верила, что он знает что-то особенное. Мы рисовали различные мировые катастрофы, а Лео придумывал как будет спасать планету. Я всегда мечтала стать художником, посетить дом Сальвадора Дали и жить на каком-нибудь острове, рисуя шедевры. Увы, все мои гениальные произведения оказались всего лишь рекламными проспектами. Но мы с Лео не теряли надежды и были уверены, что поймаем свою комету удачи за хвост рано или поздно. Лучше конечно рано. Вот и теперь, мы оказались на крыше нашего маленького дома, под падающими мокрыми снежинками. Свежий воздух приободрил меня и отпустил хандру. Лео сумел отвлечь своими дурацкими историями. Пожалуй, даже глупее моих. Вдоволь насмеявшись, мы спустились к родным. Гостиную окутал теплый свет от маленьких торшеров, стоящих по углам. Из-за приспущенных штор просвечивал лунный свет. Стол был устлан сладостями, Зээв все еще сидел у фортепиано, показывая своему младшему сыну аккорды, а дети носились по дому неугомонные и совсем не уставшие. Лео заметил, что, по всей видимости, они работают на аккумуляторах, а не на батарейках. Все как обычно закончилось мамиными пирогами и горячим крепким чаем, от которого у папы началась тахикардия. Что тоже было по плану, поскольку в этом году он еще не созывал консилиум. В родительской комнате собрались все семейные врачи, и общим собранием было принято решение дать ему сорок капель коньяка и заставить уснуть. Когда все разъехались, мама постелила постель в моей старой комнате вместе с трехлетней Мари, дочерью Дорона, которую предательски отказались брать на Бали, мотивировав это тем, что там могут быть различные эпидемии. Не слишком реалистичная отговорка для педиатра и банкира.
полная версия страницы