Форум » Хелга » Триктрак » Ответить
Триктрак
Хелга: Автор: Хелга Название: Триктрак
apropos: Думаю, дело не столько в неопытности, сколько в совокупности именно что противоречивых чувств.
Хелга: apropos пишет: дело не столько в неопытности, сколько в совокупности именно что противоречивых чувств. Да, конечно, именно это пыталась выразить такой противоречивой фразой. В защиту свою вспомнила А. Вознесенского: Я знаю, чем скорее уедешь, Тем мы скорее вечно будем вместе. Как не хочу, чтоб уезжал ты Как я хочу, чтоб ты скорей уехал, Мне кажется, что я тебя теряю.
apropos: Хелга пишет: пыталась выразить такой противоречивой фразой Отлично выразила - ни убавить, ни прибавить, ни заменить. Чудесная фраза - и чудесные стихи!
Скрипач не нужен: ДюймОлечка пишет: А мы и сейчас еще не сильно ему доверяем Нет, не доверяем! Что-то он там, помнится, с Ларисой этакое делал ... загадочное
Хелга: Скрипач не нужен пишет: Нет, не доверяем! Что-то он там, помнится, с Ларисой этакое делал ... загадочное В общем-то правильно делаете, разве можно доверять мужчинам вообще и в частности?
Анита: Хелга пишет: В общем-то правильно делаете, разве можно доверять мужчинам вообще и в частности? Ну мы посмотрим, можно ли Лене доверять Время покажет
мариета: Хелга Прямо челюсть провисла от неожиданности - так выкрутила ситуацию! Впрочем, ты мастерица в этом. А Леня наш, оказывается, нежная душа - Асеньку в свою «святую святых» впустил Посмотрим что там будет...
Хелга: мариета пишет: А Леня наш, оказывается, нежная душа - Асеньку в свою «святую святых» впустил Посмотрим что там будет... Рада, что Леня вызывает такие противоречивые чувства. Спасибо!
Хелга: Сидячих мест было намного меньше, чем присутствующих, но поскольку слабая половина была представлена в концертном зале-бомбоубежище весьма немногочисленно, девушки устроились в первом ряду на изрядно потрепанных, но вполне устойчивых стульях. Пока Ася безуспешно пыталась высмотреть в толпе сбежавшего Лёню, на сцену вышел долговязый черноволосый парень, взял гитару и принялся мучить ее аккордами, настраивая звучание. Следом появился крепко сбитый блондин, оказавшийся кларнетистом. Их появление было встречено всеобщим ликованием, но когда черноволосый гитарист, Стриж, закончив разогрев инструмента, взял первые аккорды и почти шепотом произнес первую строфу песни, в подвале наступила тишина, словно некий волшебник произнес свое магическое «Алаказам!» Он запел неожиданно глубоким, чуть хрипловатым голосом. Пел соло, под аккомпанемент гитары и пронзительно страстного кларнета, пел много и долго, но Асе казалось, что время летело очень быстро. Песни были грустные и страстные, смешные и философские, стильные и матерщинные, был ли то рок, бардовская песня или баллады, гремучая смесь жизнелюбивой безнадеги средневековья, нескладной горечи конца двадцатого века, беспутной лирики Битлов и бесшабашности Роллингов, отзвуков отчаянного хрипа всенародно любимого, отверженного властями актера-поэта – гремучая смесь откровений, что родилась в котельных и подвалах, и была кем-то названа русским роком. Впрочем, Ася совсем не задавалась такими вопросами, а просто слушала, чем-то восхищаясь, что-то отвергая, от чего-то скучая, иногда забывала о музыке, думая о Лёне и о себе, затем забывала о себе и Лёне, захваченная энергией баллады или бешеной скачкой рока, и всем, что происходило вокруг, кипело, переливаясь восторгами, руганью, аплодисментами, топотом, подхватыванием любимых напевов. Она даже не заметила, как Леня подошел к ней, встал позади, наклонился, что-то шепча на ухо, Ася даже вздрогнула от неожиданности. – Что, что ты сказал? – Нравится? – повторил он, снова смущая ее своим взглядом. Она кивнула, прижав ладони к пылающим щекам. Возможно, он наблюдал за нею все это время со своего, невидимого ей места? Концерт затянулся далеко за полночь. Они вышли из красного дома, временного приюта музыкантов в начале третьего. Вера, прощаясь, по-мужски пожала Асе руку, а Леню чмокнула в щеку, словно близкого знакомого. Дождь прошел, и небо, начинающее осторожно светлеть, обещало, по крайней мере, пару часов не поливать промокший насквозь город. Толпа меломанов-полуночников быстро растеклась в разные стороны, и воцарилась тишина, которую нарушали лишь случайные звуки спящего города. – Спасибо, Лёня, это было здорово! – сказала Ася. – Устала? Так сошлось, что сегодня последний концерт, жаль было пропустить. – Нет, все хорошо. Но ты же мог мне объяснить. – Не мог, это долго и девушке не понять. – Отчего же? – обиделась она. – Вера, небось, понимает. – Вера? Брось, она – особый случай. – Значит, ты такого мнения о девушках: они все любят шампанское, и не понимают простых слов. И должны послушно бежать следом за… Она замолчала, слишком резкое слово чуть не слетело с языка, а она, возмущаясь Лёниными словами, так любила его, невозможно сильно любила и готова была идти с ним хоть, банально говоря, на край света. Но что у него с Верой? То же самое, что и с Лариской? И очень хотелось узнать, правда ли то, что сказала Вера – он никогда не приводил девушек на рок-концерты – но Ася не решилась. – Не думала, что ты такой любитель рока, да еще знаток таких мест, – она миролюбиво сменила тему. Лёня хмыкнул и начал рассказывать, что Стриж – его одноклассник, что они дружат уже сто лет, и что он сам пытался петь, но медведь наступил на ухо, да там и остался, что он пару раз попадал в милицию из-за таких концертов, и что у него есть множество записей, которые нигде больше не найти, и что наш рок когда-нибудь должен выйти из подполья, и что в Питере скоро ожидается открытый концерт «Машины времени». Ася слушала, пыталась что-то добавлять, в основном не очень успешно, а в голове неустанно крутился напев песни Стрижа. И тебя уведут, далеко, далеко, Эти мысли чужие и длинные ноги, И вернуться из дали совсем не легко, Ведь как лезвия бритвы нас режут дороги… Она не заметила, как пропела вслух, Леня подхватил, видимо, забыв о неловкости медведя, громко, на всю ночную улицу, их голоса эхом отдались в прозрачном воздухе. – Ты далеко живешь? – спросила Ася, когда, посмеявшись над своим дуэтом, они замолчали. – В Автово, с родичами, – ответил он. – С родителями? – переспросила она. – Ну да, сестра еще есть, младшая. Вот сейчас взять, решиться и пригласить его в общагу – эта неверная, сбивающая с ног, темная мысль вилась вокруг нее ночной ведьмой, рОковой темой, дрожью в теле. Но, на самом деле, где он проведет остаток ночи? Как доберется до Автово? Спросить или не спросить? Она решилась, когда они вышли на площадь-перекресток, где улица упиралась в Кировский проспект, и миновали угловое здание, темным силуэтом и тонким шпилем летящее в небеса. – Ты… как ты доберешься домой? – Не вопрос, переночую в общаге… у мужиков, – небрежно бросил он, как само собой разумеющееся. – А, ну да, на самом деле, – сказала Ася, в который раз мысленно отругав себя за глупость. – Туда бы еще попасть… – Ну вот и клёво! – Лёня подхватил ее под руку и опять потащил за собой. – Сейчас бы поесть и выпить! – Только не шампанского! – подхватывая его бесшабашность, воскликнула Ася. – От поесть я бы тоже не отказалась! Он вдруг остановился, резко, словно наткнулся на препятствие; обнял ее за плечи. – Асенька… Наклонился, и она, не ожидая и ожидая, оказалась в плену его губ и, если бы и хотела, то не смогла бы оттолкнуть его, потому что это был он и потому что так славно, так необычно, так волнующе никто никогда ее не целовал. Вероятно, это и называлось «умело, опытно», и не было сил и желания прерывать этот поцелуй. – Пойдем, пойдем, – сказал он, отпустив ее, снова подхватил и помчался по тротуару, а Ася почти бежала рядом с ним, как на край света. Входная дверь общежития, разумеется, была заперта. Оставалось уповать на то, что в эту ночь дежурит не мрачная Олеговна, но лояльная добродушная Петровна, она дружила с бессонницей, разгадывала по ночам кроссворды, читала романы и, ворча, отпирала двери загулявшим жильцам. Для незаконных поздних посетителей существовал нелегальный вход – пожарная лестница, по которой можно было проникнуть в общагу через окно мужского туалета на втором этаже. К счастью, на стук отреагировали – за дверью послышались тяжелый шаги, загремел засов и вахтерша Петровна, словно подарок небес, бормоча о безалаберных полуночниках, которых все же негоже оставлять на ночь на улице, впустила Асю. – И где ж ты бродишь по ночам? – спросила она. – Кавалера твоего не пущу, пусть не рвется. Вахтерша выглянула на улицу, осмотрела темный двор в поисках коварно затаившегося кавалера, захлопнула дверь. Ася поднялась по лестнице на второй этаж, осторожно, на носочках, пробралась по коридору, постояла, не решаясь войти, возле двери в мужской туалет, затем толкнула дверь, надеясь, что не наткнется на ночного посетителя, прошла через несвеже-благоухающую умывальную, каблук предательски стукнул по кафелю пола. Тяжелая рама окна со стыдливо выкрашенным белой краской стеклом поддалась не сразу, заскрипела, казалось, на всю предутренне спящую общагу. Она потянула на себя раму, распахнула ее, и Лёня, уже стоящий на пожарной лестнице, ловко подтянулся, ухватившись за подоконник, и спрыгнул на кафельный пол. – Я пошла, всё, спасибо тебе за вечер! – быстро прошептала Ася, когда они вышли в коридор, и ринулась прочь. Он догнал ее в пару прыжков. – Асенька… Снова поцеловал, уже не так нежно, как на проспекте, но отрываться от него ей еще более не хотелось. – Хорошо, иди… – вдруг сказал, отпуская. Она неловко отступила, улыбнулась ему, махнула рукой, пошла прочь, сначала медленно, затем быстрее, вперед и вперед, вверх по лестнице, по истертым давно не крашеным ступеням. В комнате было тихо и холодно, ветерок из незакрытой форточки надувал задернутую штору. Ася включила свет, присела на стул, сиротливо стоящий посреди комнаты. Туго натянутая струна восторга и страха, которая не отпускала ее весь вечер, ослабла, чуть отпустила. Она стянула сапоги, их подсохшая серая кожа покрылась белыми водяными разводами. Сходила на кухню, поставила чайник, умылась. Нашла в тумбочке крем для обуви, начистила сапоги и направилась было на кухню. Едва шагнула к дверям, как раздался негромкий, почти осторожный стук. Она замерла, стараясь поймать выпрыгнувшее наружу сердце, шагнула, отворила дверь. На пороге стоял Лёня. – Привет, вот и я, – заявил он, улыбаясь. – Примите на ночлег, парни то ли дрыхнут, то ли разбежались куда, а по всей общаге рыскать неудобняк. – Леня…ты что, как… – пробормотала она, отступая и пропуская его в комнату. – У вас же есть свободная койка, Асенька. – Есть… но… – Ого, а у вас даже две свободные! – констатировал он, кивнув в сторону неразобранной Лёлиной кровати. – Лена… дежурит сегодня, в детском саду… У меня там… чайник на кухне… Ася вылетела из комнаты, обогнув Леню, словно огнеопасное препятствие. Чайник весело надрывался, выпуская из носика струю пара. Отключив газ, она схватилась за ручку чайника, обожглась, ойкнула, прижимая мгновенно покрасневшие пальцы к губам. Пришлось вернуться в комнату за прихваткой. Леня уже снял пальто и принялся расшнуровывать ботинки. – Там тапочки есть… - бросила Ася, вновь убегая на кухню. Говорят, что в критических ситуациях мозг человека отбрасывает все лишнее, ненужное, начиная работать только на текущий момент. Возможно, ничего особо критического и не происходило, но Ася вдруг перестала думать, сосредоточившись на том, чтобы собрать ужин. Или завтрак. Она заварила чай, вытряхнув из пачки со слоном остатки заварки, в хлебнице нашла свежий батон, а между рамами окна – сверток с нарезанной до толщины бумажного листа докторской колбасой – удачно, что Леля сходила в магазин. Из кухонной тумбы достала банку засахаренного вишневого варенья. Как бы ей хотелось угостить Леню чем-то вкусным, но выбора, к сожалению, не было. – Отлично, есть страшно хочу! – заявил он, выставляя на стол бокалы для чая. Асю кольнула мысль о том, что он уже пил здесь чай с Лариской, а может и не только чай, а теперь так же легко переключился на нее. «Сама виновата», – упрекнула она себя, разливая кипяток по разнокалиберным бокалам. Подвинула Лёне самый красивый, объемный, расписанный розами. Он ел с аппетитом, смел бутерброды в один присест, выпил две кружки чаю, выглядел довольным и невыносимо красивым, свежим, словно и не провел бессонную ночь. «Чего нельзя сказать обо мне», – поедала себя Ася. Она налила вторую порцию чаю, жевала медленно, стараясь отдалить тот момент, когда нужно будет что-то решать. – Знаешь, Асенька, ты меня зацепила. Не помню, чтобы девушка меня приглашала в театр, я растерялся… – говорил Леня, глядя на нее в упор так, что она плавилась, растекаясь в безвольную влюбленную лужу, веря и не веря ему. Но как можно было не верить этим синим глазам? Как? – У тебя полно девушек… – пробормотала она. Леня махнул рукой, словно отметая всех существующих и предполагаемых девушек. – Ты про Ларису? Да, понимаю, но ты не бери это в голову… Зачем сейчас об этом? Здесь нет её и никого, кроме нас, нет. Он встал, подошел к ней, наклонился, и губы его коснулись ее шеи, жар, идущий от него обдал, словно открылась заслонка растопленной печки. – Леня… не нужно, не нужно… сейчас, – прошептала она, вдруг почему-то вспомнив, что опять потеряла зонтик – забыла где-то, в трамвае или в бомбоубежище?
Анита: Хелга Хелга пишет: глядя на нее в упор так, что она плавилась, растекаясь в безвольную влюбленную лужу Такие уж мы, женщины... так и плавимся под их ... хм..."синими" глазищами Хелга пишет: Не помню, чтобы девушка меня приглашала в театр, я растерялся… Бедненький, растерялся он шо-то не видно Хелга пишет: наклонился, и губы его коснулись ее шеи, жар, идущий от него обдал, словно открылась заслонка растопленной печки. Что ж будет дальше!? Мы уже приготовились в прошлый раз к самому худшему, но Хелга так неожиданно повернула сюжет... Ждем
Wega: Хелга Я в трудном положении: просто и не знаю, что выделить для цитирования! Потрясающе красиво и точно написано: ты в очередной раз демонстрируешь нам как замечательно умеешь находить и собирать слова!! Спасибо тебе!
мариета: Таю вместе с Асей!!! Хелга ... нет... ! Такой волшебный ночной кусочек, нежный как музыка. Только меня все время мучают сомнения... Как говорится - много хорошего не приводит к ничему хорошему...
ulan1408: Анита пишет: Что ж будет дальше!? Сварливым голосом - Известно, что будет дальше ... Но когда-нибудь надо начинать. Не век же в девках вековать. А Леня не самый плохой вариант.
bobby: Хелга Спасибо! Такой волнительно-романтический отрывок! ulan1408 пишет: Известно, что будет дальше ... Но когда-нибудь надо начинать. Не век же в девках вековать Согласна, только не с тем, что так уж все известно)) Зная нашего автора, сейчас может случиться все что угодно ( вспоминаю Нежного повара, когда в баньке в самый волнительный момент на героиню лягушка упала ) Так что ничего не известно Ася ведь сама и хочет, и боится. Хотя пора, пора уже...
Хелга: Дамы, спасибо огромное за отклики, за добрые слова и веру в аффторшу!
ДюймОлечка: Хелга Безумно романтично: безумно -потому что что там думать, целоваться надо, а романтично - потому что дождь ночью и поцелуи - это чудесно
Анита: ulan1408 пишет: А Леня не самый плохой вариант. Да, не самый плохой
Хелга: «Новый зонтик, почти японский, зачем только она взяла его с собой, Лелька жутко расстроится, а ночная ее смена заканчивается в семь утра, а уже… уже, зачем только я впустила Лёню в комнату, я же не знаю, как все будет, но разве оторваться от него, и все это слишком быстро, или все равно?» Плавая в этом лихорадочном месиве, Ася обнаружила, что халатик ее расстегнут, а его ладонь, чужая, горячая и, как ей показалось, огромная, скользнув по шее, двинулась дальше, весьма решительно, под ткань лифчика, прожигая до позвоночника. «Лифчик, лифчик!» – мысль о своем, более чем скромном белье пронзила ее ужасом – бюстгальтер был выстоян в очереди и любим, и она надела его потому, что его тонкие швы были незаметны из-под свитера, но после многочисленных стирок выглядел он более чем невзрачно, а кружево и вовсе не поддавалось починке. А дальше, что дальше – она боялась и думать. Превозмогая невыносимое желание прилипнуть к Лёне и позволить ему делать все, что он захочет, Ася рванулась на свободу. – Нет, Лёня, нет, подожди же, подожди… – Чего ждать-то… – прохрипел он, возвращая ее к себе. – Я не могу, не нужно, здесь… Нет, только не здесь и не сейчас, нет! – Асенька, ты что, обалдела? – шепнул он ей куда-то в волосы, стаскивая халатик с плеч. – Какое не могу? Все ты можешь… У тебя такие… – Не обалдела, нет, не обалдела, – уцепилась она за слово, как за спасительный круг. – Я не могу, понимаешь, не могу… – повторяла, как попугай, уже плохо понимая, что делает и что говорит – лишь бы он отпустил, оставил, освободил её от тягучего ожидания, ломающего все тело. Он убрал руки, отступил, отошел, она спиной чувствовала его негодование… разочарование, злость? Впрочем, чувство подтвердилось очень быстро: – Ну и какого… – сказал он, и всё это недовольное трио дружно прозвучало в его голосе. Ася лихорадочно застегивала халат, пальцы дрожали, пуговицы не попадали в петли. «Надо было раздеться, чтобы он не видел», – пролетела и растаяла отважная, но бесполезная мысль. Она бы не смогла вот так раздеться и сказать: «Леня, иди сюда». Она слушала, как он двигался за спиной, снимал пальто с вешалки, что-то ронял, шуршал, открывая пачку сигарет, резко рвал неподдающийся картон. Ася боялась обернуться, было стыдно, обидно и смешно. Сейчас он уйдет и все, все кончено, так толком и не начавшись. – Ася, – услышала она за спиной, и все-таки решила повернуться, тотчас попав под выстрел синевы его глаз – злой синевы, но он был невыносимо красив, а она была невзрачной трусихой в дурацком халатике и застиранном белье, испугавшейся расстаться со своим девичеством. – Я пошел, – он подцепил губами и вытащил из пачки сигарету. – Пока, Асенька, вечер был неплохим, – усмехнулся, скривившись. Дверь за ним закрылась, наступила тишина, звенящая у Аси в ушах, как звук зубодробительной машинки, а в комнату ужом вползал рассвет. Её разбудила Леля, вернувшаяся с дежурства с трофеями. – Вставай, засоня, будем завтракать, у меня тут котлеты, пюре, сгребла остатки от ужина. Да что это с тобой, ты вся опухла! Плакала? Что случилось? Что? – Я потеряла твой зонтик, – сказала Ася.
мариета: Вот так всегда: Пусти кота под диван, и он вскарабкается на диване... Подай нуждающемуся перст, пусти в комнате, накорми его, и он откусить тебе руку... Следовало ожидать такого развоя событий - один слишком целомудренный, другой слишком развратный разбалованный, чтобы провести совместо мирную и тихую ночь Хелга, а «почти японский» это как? Японская только ткань или только ручка? Или имитация японских зонтов?
Галина: Малюсенький ( ) , но совершенно замечательный тонко и тщательно выписанный кусочек. Множество мелких деталей подчёркивают сумятицу в душе и лихорадочность мыслей Аси, злость и разочарование Лёни. мариета пишет: Следовало ожидать такого развоя событий - один слишком целомудренный, другой слишком развратный разбалованный, чтобы провести совместо мирную и тихую ночь Я ждала приблизительно такого развития событий.
полная версия страницы