Форум » Хелга » Триктрак » Ответить
Триктрак
Хелга: Автор: Хелга Название: Триктрак
Бэла: Wega пишет: у нас подобное изобретение называлось "сдироскоп"! А у нас - "стеклофон", а процесс - "стеклофонить". Только чертили наши приятели из Политеха, а мы - экономисты - такими сложными сложностями не занимались И - "ой!"... Чего Ой-то? Мучиться ведь будем
Хелга: Marusia пишет: А в первых кусочках зацепило упоминание шоколадно-вафельного торта. Для меня это такой привет из детства Подписуюсь! И мне кажется сейчас, что того вкуса уже нет, как у тех ленинградских шоколадных тортов. Wega пишет: А у нас подобное изобретение называлось "сдироскоп"! Бэла пишет: А у нас - "стеклофон", а процесс - "стеклофонить". Собираем народно-студенческую лексику. Любопытно, у всех по-разному. Девочки, всем спасибо за отзывы, поддерживаете графоманку! Надеюсь, не затяну с продолжением.
мариета: Хелга Я тоже, как и Бэла , чертежами не морочила голову, однако все таки твои описания очень близки к сердцу, особенно в этой части: Хелга пишет: Не поговорила и не упала в грязь – произошло третье, худшее, ему было все равно. ... Асе всегда не везло – она вечно влюблялась безнадежно и безответно....И конечно же успешно срабатывал закон несовпадения желаемого и действительного – те, кто нравились ей, были недосягаемы, те, кому нравилась она, были ей неинтересны. Боже, действительно, будто ты про меня написала
Хелга: мариета пишет: будто ты про меня написала И про себя тоже.
Юлия: Хелга НУ мы тоже здесь качаемся, как тубусы, в ожидании: что дальше-то?! А у нас в общаге были окна двойные подходящего периметра - как раз лист ватмана укладывался. Снимаешь, раму с петель - и "стеклишь" чертеж. Красота! А потом, кому-то пришло в голову, стары двустворчатые рамы заменить трехстворчатыми. Щелей в них было неменьше, чем в старых, а чертежной пригодности никакой. УМные люди запаслись старыми рамами, но были они уже в дефиците. А помните появились рапидографы... Ой, извините, все так трепетно описано, что волна памяти несет и несет Хельга, браво!
Хелга: Юлия пишет: А помните появились рапидографы... Ох, не застала. Мы еще мучились с рейсфедерами. Это было убийственно.
Хелга: Асин «ох» нарушил любовную идиллию, что царила в комнате – двое в костюмах «в чем мать родила» шарахнулись друг от друга, загремел в панике задетый и упавший с тумбочки будильник-неудачник, жалобно звякнула кроватная пружина, и лишь четкий ритм Eruption, слетающий с катушек стоящего на столе магнитофона упрямо пытался собрать остатки сломанной гармонии, предлагая «оne way ticket to the blues». Пометавшись, Ася отвернулась к окну, ожидая, когда застигнутая врасплох парочка куда-нибудь скроет свою наготу. – Можно было хотя бы дверь закрыть… – пробормотала она, обращаясь к оконному стеклу, забрызганному каплями дождя. За спиной возились и перешептывались. Совершенно дурацкое положение, нужно было сразу уходить. Зачем она застряла в комнате? «Растерялась», – пояснила сама себе Ася. Возня наконец затихла. – Да ладно, Аська, кто ж знал, что тебя принесет! – подала голос виновница инцидента, Лариса, Лелина подруга. – Живу я здесь, между прочим! – сердито сообщила окну Ася и повернулась. Растрепанная Ларисина голова, вся в мелких кудряшках химической завивки, торчала из-под одеяла, в недрах которого скрывалось все остальное, в том числе и мужская половина порушенной идиллии, пожелавшая сохранить свое инкогнито. – У меня ноги промокли, молния на сапоге сломалась… Вернусь через полчаса, – сообщила Ася, залившись по уши краской, подняла с пола тубус, бросила его и сумку на тумбу в углу и вышла, чрезмерно аккуратно закрыв за собой дверь. В коридоре было пусто, на кухне истошно свистел чайник, требуя внимания. Ася отключила газ, свисток благодарно сдулся и затих, выпустив через носик последнюю струйку пара. Соседняя дружественная комната была закрыта, а в комнате напротив бренчали на гитаре – третьекурсница Ирка слушала не слишком верные, но душевные напевы Игоря Дагмарова – он недавно расстался с девушкой, с которой встречался пару лет. Ради Ирки, говорили злые и не очень языки. Посидев с ними минут пять, Ася ретировалась, прошлась по скрипучему полу коридора, постояла у разбитого окна, откуда тянуло острой влажной свежестью. Горькой холодной волной накрыла обида – из-за сломанной молнии и мокрых ног, из-за «всех подружек по парам, а я засиделась одна», из-за черных равнодушных глаз Лени и бездомной неприкаянности. За обидой последовали слезы – набухли соленой волной, поползли по щекам, пощипывая разгоряченное лицо. Ася шмыгнула носом, полезла в карман за платком, не нашла, прижала ладони к щекам, надеясь, что не потекла тушь. – Куришь? – раздалось за спиной. Резко обернулась, рядом на подоконнике устраивался Саша Веселов, высокий широкоплечий парень с пятого курса. – Нет, не курю, просто… воздухом дышу, – ответила она, отворачиваясь – слезы чуть подсохли, но не факт, что не оставили следов туши на лице. Пальцами провела под глазами. – Пойду, не буду мешать. – А ты мне не мешаешь, – сказал он, закуривая. – Хочешь? Мальборо, классные, у фарцы доставал. – А давай, – вдруг согласилась Ася, наполнившись духом «будь-что-будет», и осторожно вытащила сигарету из протянутой Сашей пачки. Она сильно рисковала опозориться, поскольку опыт курения у нее был невелик: в школе на выпускном, да пару раз в колхозе на картошке, с кашлем и тошнотой – с тех пор не пыталась даже на вечеринках. Неловко и неуклюже, но все-таки раскурила сигарету от тонкой струйки пламени Сашиной зажигалки, осторожно затянулась, выпустила дым, сдерживая уже подступающий кашель. Мимо промчалась, спускаясь с пятого этажа, компания хохочущих девчонок. Саша проводил их взглядом, прищурившись, глянул на Асю. – Что-то мы редко встречаемся, все дела, дела… – сказал, растягивая слова, будто ему было лень говорить. – А где же мы можем встречаться? – удивилась Ася и тут же поправилась, поздним зажиганием поймав двусмысленность вопроса. – То есть, почему мы должны встречаться? – Ну, где угодно, где пожелаешь… – ответил он. Ася уставилась на случайного своего собеседника, не веря своим ушам. Нарвалась, что называется. Этого еще не хватало! Только не этот… Она держала сигарету, не зная, что делать дальше, жалея о своем спонтанном согласии покурить. Взять и уйти было неловко, курить и поддерживать разговор направившийся не в то русло, совсем не хотелось. «Будь-что-будет» получалось неудачным, обострив ощущение неполноты собственной жизни. – А ты курить не умеешь… – усмехнулся Саша, не дождавшись ее ответа и добавив горечи в Асину чашку. – Ну да, не умею, а что? – с вызовом спросила она и решилась: – И вообще, мне идти надо. Спасибо. Пока. Извини. Она потушила сигарету, сунув ее в консервную банку с окурками, и пошла прочь. – Так ты не ответила, как насчет встретиться? – ударило ей в спину. – А ты хоть знаешь, как меня зовут? – спросила она, обернувшись. – Не вопрос. Ну так что? – Нет, спасибо, нет… – быстро сказала она и побежала, помчалась по коридору, вспомнив о расстегнутом сапоге. Лариса ждала ее в убранной комнате, застегнутая на все кнопки, суровая и одинокая, удачливый воздыхатель умчался в неизвестном направлении, трофеем оставив на столе магнитофон. – Куда ты запропастилась? У меня же и ключа нет от вашей комнаты, Лелька меня оставила, сама убежала и ключи унесла. – Я же еще и виновата! – буркнула Ася. – Ладно, не злись, это ты нам весь кайф поломала. – Ну извини, надо было табличку на дверь повесить: «Не ломайте кайф, убьёт!» – съязвила Ася. Лариса хмыкнула, ничуть не смутившись – смущение не состояло в списке ее характеристик, как, впрочем, и постоянство. – И даже не спросишь, с кем я была? – поинтересовалась она, подходя к двери. – Не-а, – мотнула головой Ася. Если это ее и интересовало, то на данный момент в последнюю очередь. Едва за Ларисой закрылась дверь, она скинула пальто, глотнула воды прямо из носика чайника, пытаясь разбавить горечь, оставшуюся во рту после сигареты, и занялась молнией, пытаясь освободить мокрую ногу из плена сапога. Когда вернулась Леля, Ася спала, свернувшись клубочком на кровати, на полу валялся сапог с поломанным замком, а боевой трофей – магнитофон «Комета» перематывал тонкую коричневую ленту пленки, с которой текло мелодичное «Cos for twenty-four years I've been living next door to Alice…».
apropos: Хелга Бедная Ася - на такое наткнуться. Сама по себе столь пикантная ситуация не очень-то приятна невольным свидетелям, да при том еще острее чувствуется собственное одиночество (и безответная - увы - любовь). Саше еще какой-то - наглец! Тонкая коричневая лента пленки катушечного магнитофона... Как давно - и недавно! - это было...
ДюймОлечка: Хелга Да уж, все вместе навалилось: и сапог, и "товарищи" под одеялом и нежданный ненужный воздыхатель... А ненужный ли?
мариета: Хелга очень...хм...пикантная ситуация Хелга пишет: И даже не спросишь, с кем я была? – поинтересовалась она, подходя к двери. А вот, интересно кто это был в недрах одеяла? Надеюсь - не Леня...
Хелга: apropos пишет: Сама по себе столь пикантная ситуация не очень-то приятна невольным свидетелям, да при том еще острее чувствуется собственное одиночество (и безответная - увы - любовь). Саше еще какой-то - наглец! ДюймОлечка пишет: Да уж, все вместе навалилось: и сапог, и "товарищи" под одеялом и нежданный ненужный воздыхатель... Пытаюсь как следует завалить героиню проблемами. мариета пишет: А вот, интересно кто это был в недрах одеяла? Надеюсь - не Леня... Кто-то был...
Wega: Хелга Ну, почему же ты такая жестокая?!! Бросила теперь уже нашу Асю в такой трудный момент её жизни: надежды на взаимность нет, колготки одни, в сапогах сломалась молния, в кармане три рубля на целых десять дней, отвратная погода и, к тому же, того и гляди потечёт нос!!! А нам так очень интересно: что же дальше??
Хелга: Wega пишет: Ну, почему же ты такая жестокая?!! Не жестокая, а трепетная, все сомневаюсь.
Хелга: Ася проснулась, падая со скалы, о подножие которой разбивались черные волны, разбивались и уползали, чтобы вновь вернуться и по-мазохистки добровольно удариться о ее каменную грудь. Причины падения Ася не знала – ей никогда не удавалось запоминать свои сны. Иногда она тщетно пыталась ухватить сновидение за хвост, вернуть его, но в данном случае этого совсем не хотелось: она облегченно вздохнула, обнаружив себя в своей комнате, уже погруженной в полумрак, лишь над Лелиной кроватью теплился круг света от маленькой бра. Подруга читала, носом уткнувшись в книгу. За облегчением пришла паника. Ася схватила часы, лежащие на столе. Без четверти семь! А спектакль в начинается в половине восьмого. Она вскочила, заметалась, закружила по комнате. – Аська, что, что случилось? – подала голос Леля, оторвавшись от книги. – Опаздываю! Почему ты меня не разбудила? Я ведь четыре часа продрыхла… – Куда опаздываешь? – В театр же, я тебе говорила, ты еще отказалась идти! – Ох, ну забыла я, – виновато протянула Леля, откладывая книгу. – Тебе куда ехать? – В Ленсовета. – Тем более, – умиротворенно протянула подруга. – Не вижу причин для паники. Успеешь. Причин паниковать на самом деле не было – одна станция метро и вот он, дворец – но на сапоге был окончательно сломан замок, и голова гудела после сна – не зря мудрая Асина бабушка никогда не давала ей спать в предвечерье, когда солнце клонится к закату. Ася умылась и застряла у зеркала, в простенке между шкафом и кухонной полкой, восстанавливая порушенный сном макияж и критически разглядывая себя. Коротко подстриженные волосы неопределенного цвета, который называют русым, мальчишеское лицо – когда Ася надевала куртку и брюки, ее иногда принимали за мальчика – прыщик на подбородке, упорно возвращающийся на свое место, не смотря на все ухищрения, румянец на щеках – не от здоровья, а от того, что болела голова. Ася потрогала лоб, с тоской подумав, что у нее, кажется, опять поднимается температура. Простыла, пока прыгала в мокром сапоге. Вздохнула, подправив подводку на левом глазу, заморгала от попавшей в глаз туши, едва сдержав слезу. Испорченный сапог так и не просох, но ни другой пары, ни времени найти что-то на вечер уже не было. Леля носила обувь на два размера больше. Ася надела сапог, села на стул и обратилась к подруге. – Зашивай! Леля стянула замок крупными стежками, пару раз попав иголкой в Асину ногу, и, когда работа и сборы были закончены, времени осталось ровно столько, чтобы добежать до метро и впритык приехать в ДК. Ася влетела в здание дворца культуры, и в фойе мелодично и настойчиво зазвенел звонок, созывая зрителей на свои места. Сдав пальто, она поправила влажные от спешки волосы и поднялась наверх, в бельэтаж, по пути купив у потрясающе питерской старушки-капельдинера программку. Едва она устроилась на своем месте, как сверкающая люстра под потолком начала меркнуть, погружая зал в темноту, тяжелые багровые полотнища занавеса медленно поползли вправо и влево, а на открывшейся взорам сцене софиты высветили декорацию, в которой и проходил весь спектакль – купе вагона, несущего персонажей навстречу судьбе и производственному конфликту. Московский актер играл совсем иного героя. Он был убедителен, он искренне терзался сомнениями и боролся за то, что считал верным, но пьеса приобрела другие нюансы, в ней не было той страсти, пропал тот ударяющий в сердце пульс, который заставлял биться пылкий Смолич. Так думала Ася, смотря на сцену и представляя там, в кругу прожектора, другого актера и злясь на себя оттого, что снова простыла, и что у нее поднялась температура. Было жарко и душно, пылали щеки, боль стучала в висках, пересохло во рту и очень хотелось есть. В антракте Ася отправилась в буфет, решив позволить себе, несчастной простуженной, чашку кофе, бутерброд и пирожное, а там будь что будет. Пока она спускалась со своего бельэтажа, в буфете уже выстроилась очередь желающих отведать театральных закусок – здесь всегда продавали свежайшие пирожные буше, манящие теплым шоколадным блеском, пышные эклеры и скромные, но не менее аппетитные песочные полоски в глазури, а в воздухе вечно витал кофейный аромат. Ася пристроилась в конец очереди, за немолодой парой, беседующей о достоинствах и недостатках МХаТа, он – в костюме в полоску, она – в длинном вечернем платье, ажурной плетеной шали, накинутой на плечи и туфлях на высоком каблуке – словно странные птицы среди разношерстной, по-будничному одетой публики. «Наверное все-таки жаль, что посещение театра перестало быть праздником, требующим соответствующего антуража, торжественного наряда, галстуков, каблуков и причесок», – подумала Ася, взглянув на свои сапоги. – С другой стороны хорошо для тех, у кого нет не только вечернего платья, но и приличных туфель. Добавив к списку недостатков свои непослушные волосы, которые сейчас наверняка представляли из себя что-то недостойное, пылающие жаром щеки и самодельный свитер, Ася совсем загрустила и чуть было не удрала на свое место в бельэтаже, но жажда и неожиданно быстро продвинувшаяся очередь, остановили этот самоуничижительный порыв. За ее спиной беседовали мужчина и женщина, обсуждая спектакль, у мужчины был приятный, и почему-то знакомый баритон. Асе очень хотелось обернуться и посмотреть на обладателя знакомого баритона – он не мог быть ни одним из ее знакомых, потому что рассуждал о театре с уверенностью знатока, а таковых в Асином окружении не имелось. Тем временем подошла ее очередь, и буфетчица поставила на стойку тарелку с бутербродом: тончайший, словно калька кусочек копченой колбасы на ломтике батона, пирожное буше на кружевной бумажной тарелочке и чашку невыносимо ароматно благоухающего кофе. У Аси даже закружилась голова. Расплатившись, она накинула на плечо ремешок сумки, одной рукой, словно жонглер, подхватила тарелки, а другой взялась за край блюдца. Увидела только что освободившийся столик, заспешила и, развернувшись, столкнулась с человеком, что стоял позади нее. Чашка качнулась, ложечка звякнула о блюдце, и горячий кофе выплеснулся прямо на брюки мужчины. – Ох, простите… – простонала жонглерша-неудачница, дождавшись, когда в чашке закончится шторм, и лишь после этого взглянув на пострадавшего – он был высок ростом, одет в шикарный бархатный пиджак баклажанного оттенка, и это был не кто иной, как Георгий Смолич. Вот почему голос показался Асе знакомым! Все это время Смолич стоял за ней в очереди, и ей и в голову не пришло, что это мог быть он, пришедший посмотреть спектакль своего коллеги. Для того, чтобы увидеть его, было необходимо вылить кофе на его брюки! – Осторожней, девушка! – возмутился Смолич, морщась, отряхивая брюки и глядя на Асю невозможно синими глазами, а она, тупо уставившись на него, пыталась вернуть себе способность говорить. – Простите меня, пожалуйста… – наконец промямлила она. – Какая вы неловкая! – с укором глядя на Асю в разговор вступила спутница Смолича, высокая красивая брюнетка. Та совсем смешалась, желая одного – исчезнуть, раствориться в пространстве, чтобы на нее не глазели со всех сторон, и, главное, чтоб на нее вот так не смотрел Смолич. Неужели он принял ее за идиотку-поклонницу, которая специально пролила на него кофе? – Давайте я… – начала было Ася и замолчала, совершенно не представляя, что можно предложить Смоличу. Постирать его брюки? Повернуть время вспять? Или попросить автограф? – Вы будете заказывать? – нетерпеливо поинтересовалась буфетчица, игриво улыбаясь Смоличу. – Какая девушка неловкая! Вероятно, у Аси был такой несчастный вид, что Смолич вдруг улыбнулся, нет, скорее, усмехнулся краешком рта, отчего ей стало совсем плохо. – Не переживайте, бывает… – сказал он, дотронувшись до ее руки, и повернулся к буфетчице: – Два кофе и… Что он заказывал, Ася уже не слушала, она поплелась к свободному столику и расставила на нем свои закуски, заманчивость которых катастрофически померкла. Пока она скучно жевала бутерброд, запивая остатками кофе, зазвенел звонок, оповещающий о конце антракта. Правда, тающее во рту буше несколько подняло ее упавший дух, и она даже обернулась, найдя глазами Смолича и его спутницу – они устроились за соседним столиком и негромко смеялись, возможно, обсуждая бестолковость нелепой девицы, а, возможно, уже и забыв о ней. Второй акт Ася смотрела невнимательно, думая о Смоличе и пролитом кофе, внутренне сжимаясь от злости на свою неуклюжесть и тщетно пытаясь убедить себя, что переживать не из-за чего: он, скорее всего, уже забыл о глупой девице. Голова разболелась еще сильней. Нарушив свой принцип никогда не покидать зрительного зала, пока не закончился спектакль, она ушла за пять минут до финала, не поаплодировав актерам, спустилась в еще полупустой гардероб, присоединившись к компании спешащих убежать до того, как опустится занавес. На улице в пылающее лицо ударил брызгами дождя холодный ветер, проспект светился огнями окон, в мокром асфальте размытыми пятнами отражались фонари. Ася нырнула в теплые недра метро, и вскоре вагон понес ее в сторону Горьковской, убаюкивая мерным покачиванием и стуком колес.
Кудрявая: Хелга Неожиданно... Со Смоличем:) А я то уж на пятикурсника поставила:)
Энн: Хелга вы волшебница Такие вкусные описания... полное отсутствие каких-либо штампов... характерные героини/герои - и главное правдоподобные... Читать вас одно удовольствие! Благодарный читатель ждет продолжения (обожаю современные истории о любви, полные смешных ситуаций и неожиданных стечений обстоятельств... хм... как-то кособоко выразилась, уж простите меня неловкую)
Wega: Хелга Спасибо тебе: так бы читала и читала... Но, увы!! Придётся ждать, когда ты, наконец, поймёшь, что написанное тобою трогает душу и волнует сердце из-за симпатии и сочувствия к твоей героине, пробуждает ностальгическую грусть, навеянную воспоминаниями о собственной студенческой жизни, когда ты перестанешь сомневаться в том, что высокохудожественная проза твоя абсолютно профессиональна и перестанешь терзаться в напрасных сомнениях! Пиши, пиши, пожалуйста, пиши!! А я буду с нетерпением ждать!
Axel: Хелга Спасибо! Действительно, твое произведение вызывает ностальгию по собственным студенческим годам. И даже с сапогами была подобная проблема. Правда, зашивать их на себе я тогда не додумалась.
apropos: Хелга Запоминающийся поход в театр в мокрых спогах со сломанной молнией, опрокинутым кофе и встречей с предметом юных грез. Из одной неловкой ситуации - в другую. И всегда кажется, что такое происходит - как назло - только с тобой. Хелга пишет: , внутренне сжимаясь от злости на свою неуклюжесть и тщетно пытаясь убедить себя, что переживать не из-за чего Какое знакомое состояние А Смолич не проявил себя галантным джентльменом.
Хелга: Спасибо читателям! Кудрявая пишет: Неожиданно... Со Смоличем:) А я то уж на пятикурсника поставила:) Ставки принимаются. Wega Про прозу сильно сказано, и не знаю, хорошо ли вызывать ностальгию. Что-то меня снесло в прошлое. А сомнения - на том и стою. Писала бы чаще, да реал не дает. Axel пишет: Действительно, твое произведение вызывает ностальгию по собственным студенческим годам. И даже с сапогами была подобная проблема. Правда, зашивать их на себе я тогда не додумалась. А я как-то зашивала, выхода не было. apropos пишет: А Смолич не проявил себя галантным джентльменом. Почему? А что он мог бы сделать? Вообще мог подумать, что дева нарочно пролила, чтобы привязаться, он же популярный.
полная версия страницы